Маяк надежды

Свет негасимый и тревожный
встаёт над городом могучим.
Ликует праведник, безбожник
дрожит. Над городом дремучим
свет негасимый и усталый,
гнетущий пристальностью ласки,
меняет ценности местами,
срывая маски.

Над дробью блещет знаменатель,
скитаний сонных мукам кратный.
Сбит с толку ярый математик,
что с плоскости стёрт путь обратный,
что светом платиново-белым
овеяна бездушность формул.
И лишь написанное мелом
влюблёнными послужит кормом

душе растрёпанного парня,
с букетом ждущего свиданья,
чтеца стихов высокопарных
о парадоксах мирозданья.
Восторженною, недопетой
свет матовый нисходит песней,
и в сердцевинах роз букета
влюбляются тычинки в пестик.

Свет величавый и неспешный
плывёт за девушкой с цветами.
И рад святой, и терпит грешник,
блаженный отворяет ставни.
Краснеют призрачные окна,
встречая свет непримиримый,
как будто факелы промокли
вторженца при паденье Рима.

Свет негасимый и тревожный
смывает пыльные ступеньки
в пролётах лестниц осторожно
и обесценивает деньги,
дабы слепцы опять прозрели,
дабы ослеп проныра-зрячий,
чьи достиженья скоро время
в забвенье спрячет.

Воркуют голуби, целуясь,
предвидя ясными сердцами
средь площадей, проспектов, улиц
свет отрицанья отрицаний.
В потоке дел кипящий город
свет настигает сизо-синий,
немых зовёт, не внемля ору,
и будет с ними.

Разя теплом октябрь промокший,
вдувая жизнь в рельефный мрамор,
свет негасимый и тревожный
к апофеозу гонит драмы.
Ключи подобраны к затворам,
и оживают изваянья,
беседуя о вечном хором
с дворовой пьянью.

Будто от дыма, рой пчелиный
на произвол бросает улей.
Перерезает пуповину
свет, восходящий в небо пулей,
живущих век новорождённых,
их извлекая из утробы
неведенья – в предупреждённых
мир пёстрый и спокойный, чтобы

узнал скиталец светло-русый,
стремящийся настичь автобус,
что испещряют света узы
голубоватый школьный глобус,
что тот навеки обездолен,
отпет тщеты колоколами,
кто мир не держит на ладони,
заворожённый зеркалами.

Встаёт над городом звенящим
свет негасимый и могучий,
былое вместе с настоящим
сгребая в тлеющие кучи.
И под дымок костров осенних
вдруг устремится горожанин
под мироточащие сени
прощающихся скверов ржавых.

И наступает передышка,
и дождь сечёт фасады зданий,
и заблудившийся мальчишка,
бутыль нашаривший устами,
найдет в хрусталиках прохожих,
бегущих от дождя в подъезды,
свет негасимый и тревожный –
маяк надежды.