Я палачей простил, а подлость нет и нет.

Это неистребимо
Я щурюсь на закат оранжево-зеленый.
Чернеет в контражуре деревьев силуэт.
На час вперед часы, к зиме готовясь новой,
Страна перевела и выпал первый снег.

Я представляю лес. В хрустальном блеске кроны.
На пустыре болота лосиный, четкий след,
А к озеру канава стрелой сквозь буреломы.
Сюда по доброй воле не ходит человек.

Канавы, что морщины, калечат землю скромно.
Каналы - это да, но сотни, тыщу лет.
Копали их отцы надрывно, подневольно…
Их братские могилы ушли во мхи под снег.

Нельзя того забыть и жить себе спокойно,
Ведь где отца могила и до сих пор секрет.
Пойду назавтра в храм. Сыновий долг исполню.
Я палачей простил, а подлость нет и нет.

Она еще средь нас живет с затеей новой.
Она демократично исполнит пируэт -
Самодовольный лик упитанно-багровый
И вечное перо, и злой прищур во след