и вспенили дружно взмахами, Посейдона грудь окропив кровью
героев Эллады, потомков дельфийского сына Афины
уснувших навечно бесславно в горах черногрудых Коринфа,
снискавших одно лишь забвенье в веках вопреки предсказаниям
Ванги.
Гомер.
недолго плавился кручиной
среди постылых городов,
Берлин, Венеция, Афины..
помойка вкусов и мозгов.
блуждая маетным скитальцем
в закатной неге бытия,
я съел случайного китайца,
что снял на камеру меня,
и понял — жизнь полна загадок,
суров естественный отбор,
на животе не будет складок,
когда по жизни — стриптизёр.
сиротам все пути открыты,
и на луну, и в Халхин-Гол,
пока не вылетишь с орбиты
таким же сирым, как пришёл,
я сел на плотик тростниковый,
назвал «Голландцем» и погрёб,
знакомый холод, ледниковый
не отпуская, душу скрёб.
в дороге старые привычки
вновь вовлекли в водоворот, -
отнял у Конюхова спички
и потопил испанский флот.
но Федор, пусть и не во фраке, -
чиста славянская душа, -
поплыл и хмуро выдрал факел,
во тьме оставив США.
мой плот оброс толпой ракушек,
как досинопский галеон,
когда Биг-Бен послал кукушек
спасти от краха Альбион.
так было в мире гармонично
во времена ушедших эр,
носился Цезарь истеричный
по незатоптанности сфер,
жаль, что не дожил до Синатры, -
он не вершил бы самосуд,
а изогнал из Клеопатры,
ей завладевшую, Алсу.
плели Сократы и Сенеки
узор диагнозов людских,
и были люди в каждом веке,
и честно правил психом — псих..
жрецы с вакханками дружили,
теперь же каждый — за себя,
и я грустил, смакуя мили,
в уединении скорбя.
но вот — догрёб, корёжа рифы..
как тридцать три богатыря
сошел на берег...и шерифы
провозгласили короля.
я был послом вселенской кары
для королевства старых баб,
легко забывшего драккары
и звон уздечки на зубах.