Росой сверкали Ангелов улыбки.
Их смех звучал сродни губной гармошке.
Из-под закрытой навсегда калитки
Ползли неторопливые улитки;
На листьях отцветающей картошки
Сверкали их простывшие дорожки.
От завтрака оставшиеся крошки
Куда-то уносили муравьи.
И, пропадая в дебрях муравы,
То здесь, то там мелькали многоножки;
Торчали хоботки, виднелись рожки;
В стручках гремели зрелые горошки;
Росли на мальвах розовые брошки;
Таинственные мельтешили бошки;
Звенели и нектар сосали мошки…
У каждого имаго свой надел
И свой удел, и жизненный предел;
Здесь только ты казался не удел;
На склоне виноградника гудел
И ползал, как пчела, трудяга – трактор;
Все это твой фиксировал Х-фактор,
Что терпеливо ждет своей поры,
Способный видеть некие миры,
Легко творить и подбирать созвучия
Летучие, кусачие, ползучие…
К любому имени от солнца до блохи;
Во все и вся вносить свои штрихи;
Ходить в низы и уважать верхи,
Мариновать и жарить лопухи;
И в микроскоп, рассматривая мхи,
Уйдя от суеты и чепухи,
Упиться музыкой, что льет из-под стрехи
Какой-нибудь неведомый птенец;
Услышать стук невидимых сердец;
Скопировать с березовой коры
Какие-то незнаемые руны.
Затронуть чьи-то чувственные струны,
Что терпеливо ждут своей поры…
Но снова налетели комары
Они бодались... И тогда рефрактор
Ты применяешь вместо микроскопа
И, слыша аромат гелиотропа,
Душа твоя, кричит, как птеродактиль,
И молит всепрощенья за грехи.
… И сам ты знаешь – никакой редактор
Не в силах изуродовать стихи.
10.10.12