Трипитх "В Софийском соборе Царского Села"

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Монолог монархиста.

В Софийский, к божьему царю,
пришёл с причастием.
Припав к иконе, говорю:
- Ну здравствуй, ясный мой!
Тебя забыл я в суете..
Прости мя, грешного!
Покаюсь нонче на кресте
я без поспешности.
Отдал оскаленной Руси
ты жизнь бесценную.
Иже еси на небеси
благословенному.
Страдалец вечный..
ты прими во утешение:
не осуждаем ты людьми
за прегрешения.
Я по судьбе твоей скорблю
всем сердцем искренним,
и до сих пор тебя люблю
любовью выспренной.
Глумились люди над тобой,
«Кровавым» кликали,
гнобили, с совестью рябой,
и пальцем тыкали
в тебя, владыку всей Руси,
с душою чистою..
Убили, чтобы жизнь вкусить,
бля, с коммунистами,
что Русь распяли как смогли,
и жрали полову,
да под созвездием Петли
стреляли в головы.
Им Бог судья, а ты – монарх
Руси непроданной,
и на твоих похоронах
скорбила Родина.
Я за помин зажгу свечу
тебе, Великому.
В саду церковном помолчу
в тени под липами.
Не умирюсь, на крест взглянув
над колоколенкой..
и палачей тех прокляну,
убивших Коленьку.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Монолог перекрасившегося в богомольца коммуниста.

Да, перегнули, признаю,
с семьёй Романовых.
Они уже давно в раю
а мы – обмануты.
Зачем их было убивать? –
спросить уж не с кого:
ЧК всегда могла скрывать
улики веские.
Царь не мешал большевикам
в кровавой мельнице.
Да кто им вдарить по рукам
тогда б осмелился?
Был коммунистом много лет
и верил Партии,
но вот однажды свой билет
порвал на паперти.
Ведь столько лет я жизнь сверял
с вождём Ульяновым,
а он российского царя
с семьёю в яму, блин!
Вся жизнь впустую протекла:
я атеистом был;
неблаговидные дела
вершил неистово.
И хоть был грешен Николай
перед Россиею,
я не оправдываю зла
и кровь насилия.
Нет, вовсе я не монархист,
а только праведный
простой крестьянин от сохи
в стране неправильной,
где жгут царей исподтишка
извёсткой бочечной,
а после косточки в мешках
хоронят с почестью.
И об пол истово стучат
лбы толоконные,
сменив портреты Ильича,
(нет, всё же просто палача)
на гвоздь с иконкою.


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Монолог истинно верующего гражданина.

Под грустным взглядом образов
священник с проседью
с души снимает, как фрезой,
следы коррозии.
И глас его живым ручьём
струится в благости,
а мозг настроен на приём,
библейской сладости.
Здесь дух ушедших цезарей
витает в воздухе,
и златоустый иерей
бубнит без роздыху.
Все осеняют много раз
себя знамением,
а я смотрю в иконостас
с большим сомнением.
Там Николашка, святый лик
с глазами праздными..
Когда-то - царь большой земли,
убитый красными.
Он здесь венчался со своей
фройляйн из Гессена,
и здесь Распутин-корифей
якшался с бесами.
Чумная рать придворных шлюх
просвирки кушала,
даря блаженным по рублю
в великодушии.
Поклоны бил весь царский двор,
в молитвах Господу,
Но если б был живым собор,
то сгинул со стыду.
Пока крестились вразнобой
в ливреях франтики,
на фронте шли в последний бой
за них солдатики.
И плачем горьких панихид
терзались матери,
а русский царь в тот миг стихи
читал на паперти.
Благословлял митрополит
дела гуманные
Царь свЯтым стал.. И церковь чтит
семью Романовых.
Чернеет главами собор
в четыре стороны.
Монарха помнят до сих пор
седые вороны,
что нагло на головы срут
с времён империи,
и засоряют всё вокруг
своими перьями.

18 июля 2008 года, в день девяностолетия расстрела царской семьи
Романовых в Екатеринбурге.