Пушкин и мы

Здравствуйте, Александр Сергеевич, уважаемый классик,
Солнце русской поэзии и поэтический хулиган!
Если не возражаете, я подле Вас тут часик
Посижу на площади имени Вашего, где фонтан.
Где стоите Вы в виде скульптуры у нашей культуры на страже.
Сторожить же особенно нечего. С культуркой негусто…
Но зато, какие вокруг наблюдаются персонажи
И какие их обуревают чувства!

Вот две юные барышни, не иначе, Татьяна и Ольга,
Обсуждают с пристрастием и в сигаретном дыму,
Кто из них и когда, кому и за сколько…
Не знаю, как Вы, но я предмета их не пойму.
Вот Евгений (похоже, Онегин – такой же лишний),
В толстовке и джинсах, кроссовках на босу ногу,
Сидит с айпадом, ест из кулёчка вишни
И пишет в Твиттере (видать, обращение к Богу).

Пришли пугачевцы, достали флаги, бороды развернули.
А вот и Емеля – самый из них брадатый.
Примкнули домохозяйки – эти стучат в кастрюли.
Чего-то скандируют. Отъявленные демократы!
Старуха подъехала на корыте. Новом. Только крыло помято.
С белыми лентами. Мило, действительно, мило!
На лице макияж, очки, губная помада.
И чего она тут забыла?

Митингующий малый с осанкой Царя Салтана
Клянется публично и лично в любви к Отчизне.
В сторонке маячат гости из Дагестана.
А может, не гости, а хозяева жизни?
Балда с Попом проходили мимо, но тормознули.
Стоят меж прочих, мусолят пивные банки.
Поп выглядит обалдело. Балда опупело. А гули!
Это уже не культура. Ее останки.

Тут и Дядька Морской объявился, суров и страшен,
За ним триста тридцать три «космонавта» - выходят из подворотни,
Аки из волн морских, и прессуют всю эту кашу.
А каша бурлит и пенится, не желая быть кроткой.
И меня прессуют с моим народом (хоть это греет!).
Видно, белой панамки моей им претит свеченье.
Ничему Вы не удивляетесь, дорогой Александр Сергеич.
Ну, пока, уважаемый классик! И - с Днем рожденья!