Из меня теперь слова не вырвешь,
Не вытянешь, удилищем вопроса –
До вчерашнего дня их тысячи тысяч
Отпускал ордою раскосой.
Пустой бессмыслицы тоннами
Мозг мой был переполнен.
Самых важных теперь, единицы,
Прижимаю к сердцу десницей.
До вчера, от обиды плакал.
Ныне плачу оттого, что обидел.
Коготь дум весь мозг исцарапал.
Рот тревог всю грудину мне выел.
Сегодня кадавром
К табачному заду
Ртом онемелым прирос.
И вновь ощетинен
Еж пепельный, жирный,
Окурками папирос.
Сегодня сижу, весь жалкий, не резвый.
От кровати к сортиру старцем влачусь.
С рождения я на тридцать три сердца разрезан.
Каждым болею. Каждым стучусь.
Собрал воедино – для тебя, для одной,
И тридцать три маленьких боли
Стали единой –
Невыносимо большой.
Милая, лат стальных боле нет на мне.
И все что цвело – стало убого.
Очи мои – траур небес в ноябре.
В теле душа – как в холодном остроге.
Но нет! Не пойду живот циррозом надуть,
И похоть свою приговорю к высшей мере –
Не надо вина мне и водки на дух,
Не парчовых цариц, не копеечных девок.
Не примет ни что во мне такого плацебо –
Пусть раны мои для тебя кровоточат.
Знаю, что должен за грамм панацеи
Быть одиночества ядрами я раскурочен.
Милая, знай – великодушный титан я.
Я сам огонь, и сам Прометей.
Возьму сам себя – боями битое знамя,
И пойду через тьму, любимец плетей.
Пусть будет укор цепями скулить –
Не страшна мне упрека стервятничья суть.
Я приду поцелуем твои стопы омыть,
И изодранным сердцем на коленях уснуть.