ОТЧЕГО СТАЛО СУМЕРЕЧНО?

Получив в подарок от друга «Obras completas»,том (Tomo 1/ Verso), изданный в 1986 году в Мадриде издательством «Агилар», на странице 754 я обнаружил незнакомую мне лирическую пейзажную зарисовку , название которой меня несколько удивило и озадачило – DELIRIO. Изучая слово, я решил раскрыть DICCIONARIO ESPANOL-RUSSO (ИСПАНСКО-РУССКИЙ СЛОВАРЬ) – и узнал, что заглавие стихотворения переводится как БРЕДНИ, ВЗДОР, БЕЗУМИЕ, БРЕД, а если заглянуть в «Словарь синонимов», то это абсурд, ахинея, нелепость, несуразность, глупость, пустяки, ерунда, чепуха, чушь, дичь, дребедень, белиберда, несуразица, галиматья, ересь, ерундистика, чепуховина. Короче, бессмыслица, сапоги всмятку. Название показалось мне странным, так как ничего из перечисленного к содержанию стихотворения не подходило. Придуманные слова «Каприз», «Причуда», «Воображение»,«Творческая фантазия» тоже не отражали сути миниатюры. Преподаватели испанского язык называли эти стихи бреднями. Вникая постепенно в пейзажный текст оригинала, мне представлялась клиническая больница скорой помощи, больничная палата, в которой умирает больной, у которого, как говорится, еле-еле душа в теле, где едва слышна бессвязная речь находящегося в бессознательном состоянии обречённого на смерть человека. Именно с этих позиций я и работал над переводом, не забывая о точной рифмовке, которой пронизана вся миниатюра. Выполнив перевод, я тут же отослал его известному переводчику Анатолию Михайловичу Гелескулу вместе с филологическим разбором этого стихотворения и предожением перевести его на русский язык силами поэтов-переводчиков, о которых спрашивал: о переводчице Гарсиа Лорки с финской фамилией Наталии Юрьевне Ванханен, которая впоследствии была награждена орденом Габриэлы Мистраль, о Борисе Владимировиче Дубине (р.31.12.1946),
сотруднике библиотеке имени Ленина, преподавателе института еврейских культур, впослкдствии кавалере Ордена заслуг (Франция, 2008), Елене Леонидовне Кассирове(р. 10.04.1954), авторе книги "Кофе на Голгофе" (2001), Юрие Николаевиче Стефанове(1939 – 2002), известном прежде всего как переводчике с французского (Бодлер, Верхарн, Вийон, Рембо, Жерар де Нерваль) Юрие Михайловиче Денисове (р. 1936), члене Союза писателей Москвы, нефтеразведочном геологе, тоже переводчике в основном французской поэзии, но все они меня интересовали как переводчики сихов Федерико.

ПЕЙЗАЖ В БРЕДУ
Delirio

Растворяется день в агонии,
застывает равнина в безмолвии.

Золотистые щурки трелями
разливаются. В даль смотрели мы.

Протянув к горизонту линии,
бродят призраки белые, синие...

У пейзажа на дальней излуке
распростёрты воздушные руки.

1986, Одесса.

Вскоре пришёл ответ, но не от А.М. Гелескула, а от его жены Натальи Родионовны Малиновской:

«Дорогой Анатолий Иванович! Очень рада за Вас – прекрасная статья! Надеюсь, от неё будет и польза. Толя сейчас в отъезде, – вернётся, напишет Вам. Как Ваша жизнь? Когда мы виделись, было трудно, потому и спрашиваю – с надеждой, что стало легче и лучше. Хочу сообщить Вам, что в издательстве «Радуга» в 1987 году выйдет билингва «Испанская народная поэзия» (Cancionero popular espaNol) – очень важная книга для Лорки, там тексты канте хондо и чего только нет! С нотами. На книжку можно подписаться в соответствующих магазинах или послать заказ в издательство. Если Вы знаете людей, которым это интересно (а наверняка знаете), пожалуйста, сообщите им. Книжка замечательная – ручаюсь. Отвечу на Ваши вопросы: Наташа Ванханен (моя сначала, а потом Толина ученица) – теперь уже профессионал, умница и очень хороший человек; Боря Дубин (мы вместе учились) – работает как социолог, печатается («В мире книг») по этой специальности и не бросает её, как ни уговаривали. Друг дома. Лена Кассирова (тоже моя ученица, но много моложе Наташи) – поэтесса, авангардистка, существо вдохновенное. Понимающее, доброжелательное и работящее.
Ю.Стефанов – человек в Лорке случайный. Как попал, не знаю. Он и Денисов – это, в двухтомнике, конечно, не серьёзно. А есть ли у Вас «Избранное» Лорки издательства «Просвещение»?
От всей души желаю Вам всего самого доброго! Н.МАЛИНОВСКАЯ.
5.11.1986.»

Анатолий Гелескул, возвративший домой, так ничего и не написал, но я следил за его переводческими работами. И однажды заметил, что «Делирий» Ф.Г.Лорки в его переводе под названием «СУМЕРКИ» опубликован в журнале «Иностранная литература» (1998, №6). Несмотря на то, что название меня смутило, я всё же узнал стихотворение, может быть, не только потому, что переводил его на русский язык, а скорее потому, что увлекался пернатыми в лирике Лорки. Сумерки – это полутьма, наступающая после захода солнца.
Слово «сумерки» встречается у многих писателей, таких, как Гоголь («Сумерки уже совсем омрачили небо») или Короленко («Солнце давно спряталось за горами и лесами, над Ветлугой опускались сумерки, синие, тёплые, тихие»). У Лорки же, который был неплохо знаком с медициной, здесь не просто время между заходом солнца и наступлением ночи, хотя сумерки бывают и предрассветные, а - ДЕЛИРИЙ – бред со зрительными галлюцинациями, который наблюдается при алкоголизме или некоторых психических заболеваниях. Но приведём поэтический перевод Анатолия Гелескула.

СУМЕРКИ

Поздний час.
Тишина степная.

Козодои летят,
стеная.

Бредят дали,
грустит округа.

Мир распахнут,
как руки друга.

Показав оригинал и перевод, не указывая, чей он, одному из московских специалистов испанского языка и литературы, я попросил прокомментировать это стихотворение. Из-за скромности автор рецензии не счёл нужным указывать свою фамилию и учёную степень, но вот что ответил: «Этот перевод несуразный, просто из рук вон. Потому что если козодои (а почему выбор пал на козодоев?) летят, стеная, значит, им как-то не по себе. Может, козы, которых они доили, грибочков поганеньких покушали? Напились козодои молочка и застенали. В таком стенающе-делириозном состоянии трудно воспринимать мир распахнутым, как руки друга. И между грустью округи и распахнутой доброжелательностью мира есть какая-то нестыковочка. В самых первых двух строках не удалось растворить вечер ни в чём. По всей вероятности, испанские вечера не растворяются в мутных российских продуктах возгонки. В названии к этому переводу было бы оправданным выбрать титул «Белая горячка».
- А вы знаете, чей перевод критикуете? - спросил я.
- Хотите сказать, что это ваш перевод? А мне - по барабану, пусть даже вы хоть академик.
Я ведь мнение своё выражаю, не взирая на лица.
- Нет, это перевод не мой, а Анатолия Михайловича Гелескула.
- Как?! Обалдеть можно! Ну что же вы об этом раньше мне не сказали, не предупредили? Что ж, пусть даже Гелескул немного напартачил, кто из нас не ошибается? Ведь люди - не ангелы! Разве я никогда не допускаю ляпов? Допускаю, и похлеще. Но не нужно говорить об этом, потому что разговор такой смахивает на сплетничанье бездельника. Моя рецензия, где козо-дои доят коз, объевшихся мухоморами, - это хуже всякого бреда. Это маразм, а не рецензия. Это шутка. Я могу и про себя что-нибудь брякнуть, и про президента вякнуть, но это не значит.... ничего это не значит. Козодой у него образовался, потому что он щурку и щура свёл в одно существо - ночное и хищное, вот оно у него и стенает перед ужином, а до ужина ещё далеко. Тут все призраки шарахаются белые да синие, никак не успокоятся.
Мне не нравится, что мой шёпот вы пускаете в громкоговоритель. Это, знаете, похоже на что? Это как пускать ответы человека, думающего, что он беседует наедине с кем-то, по громкой связи. Был такой фильм старый, где Гурченко молодая поёт "Пять минут". Вылетело из башки название. Там в рубке молодой человек говорит о своих чувствах девушке, а начальник их слышит, потому что микрофон не выключен. И когда ребята спохватились, он: "Почему прекратили передачу Шекспира?" Так вот: я умоляю вас не начинать передачу Шекспира. То, что я вам сообщил про коз и поганки, я бы никогда и ни при какой погоде не говорил бы Гелескулу, НИ ПРИ ЕГО ЖИЗНИ, НИ ПОСЛЕ ЕГО СМЕРТИ. Ибо это чушь - то, что я сказал. Потому что это просто неприлично - так отзываться о козодоях, никогда на самом деле коз не доивших. Но между нами, людьми с хорошим чувством юмора, можно. Вот такая моя позиция.

- Вы уверенны, что он обязательно умрёт раньше вас?

- Пардон! Я осмеливаюсь прогнозировать чего никогда не будет после его смерти. А что, он никогда не умрет? Он родился в 34 году. Есть же какие-то уму растяжимые мафусаиловы пределы. Никто из письменных переводчиков больше 99 лет не жил. Потому что головой они все время вниз. Сосуды, несущие кровь в мозг, перегибаются, как пережатые ножки цветов, и голова вянет. Кроме того, все, кто переводил Лорку, умирали тяжело. Он же поэт мистический. И с того света страшно мстит (мистит) за то, что его пчелоедов превращают в козодоев, туберозы в жасмины, в результате чего ангельски чистые доблестные и обидчивые бандиты-цыгане оборачиваются какими-то презренными, мухами засиженными полуторомями землекопами. А почему нельзя говорить о смерти? Все умрем. Вы только и делаете что переливаете эту смерть, только лоркианскую, из одного водоема в другой. Писать о ней в стихах можно, а сказать чего я никогда не буду делать после чьей-то смерти нельзя? МНЕ почти всё можно. Я приравниваюсь к трехлетним младенцам.
Про Гелескула я хотел сказать только, что мне не желательно было бы, чтобы он увидел своими глазами эту мою галиматью про грибное отравление козодоев и нерастворимость вечеров. Но даже если я буду уверен, что сам он моей галиматьи никогда не увидит, я её про него всё равно не напишу. Вот смысл. Я что, непонятно выражаюсь? Неужели?
Он возраста моего папы. В обычной вялотекущей жизни родители умирают раньше детей. И нечего здесь лицемерствовать. Он в любом случае после моей смерти точно ничего обо мне не напишет. Так что вариантов нет.
Вот смотрите: ну везде у Лорки смерть, ну просто неприлично и по мне так тошнотворно... Я его за смерть эту, кстати, не люблю. Только в Неверной жене смерти нет. Зато там оголтелый секс без границ. Вот и получил свой финал. А? Или нет? Или как? И Маяковский тоже  : "И в пролёт не брошусь, и не выпью яда, и курок над виском не смогу нажать... и - смог!"

В заключении хочется привести испанский подлинник и дословный перевод,чтобы все читатели имели возможность высказать своё мнение об этом стихотворении. А может быть, кто-то решится попробовать себя на попроище художественного перевода и попытется сделать свой собственный перевод?

DELIRIO

Disuelta la tarde
y en silencio el campo.

Los abejarucos
vuelan suspirando.

Los fondos deliran
azules y blancos.

El paisaje tiene
abiertos sus brazos.

БРЕД (Подстрочный перевод)

Растворился день,
и в тишине (молчании) осталось поле.

Пчелоеды-щурки
летят, вздыхая.

Дали бредят
синие и белые.

У пейзажа
раскрыты (распахнуты) его руки.

Дерзайте! Ждём ваших писем.
Анатолий ЯНИ (Одесса)


© Copyright: Анатолий Яни, 2011
Свидетельство о публикации №21109081190