"Серая тетрадь"

Сергей Минин

Серая тетрадь

Время


Буднее утро в питомнике многоэтажном.
Стонут перила, у лифта натянуты нервы.
Шарканье, скрип, голоса, чьи-то насморк и кашель.
-Завтрак готов?
- Как спалось?
- Где ж ты шляешься, стерва?
Звон телефонов, часов, подзатыльников, чашек.
Строй унитазных бачков, раскладушек и кранов.
Скрежет засовов, цепей, челюстей и подтяжек.
Залпы дверей. Потрошенье газет и карманов.
За пылесосами бритвы выгнулись в стаи.
Гимн. Гороскоп. Президент. Криминал. С миру титры.
Мусоропровод зевнул и лязгнул зубами.
Ветер закинул в подъезд сигаретные фильтры.
Спешка, возня, суета.
- Нынче холод собачий!
Топот.
- Здорово, сосед!
Притязанья. Заданья.
- Купишь на ужин картошки…
- Будь трезвым, иначе…

Время.
Залезть бы в маршрутку.
- Пока! - на прощанье.
Хохот. Сквозняк. Гаснут спички. Забылись перчатки.
- Эх, вашу мать! Возвращаться – примета плохая.
Всё: постепенно стихает. На чьей-то площадке
Плачет котёнок.
Спят дети. Старухи вздыхают.


Всё жду

Всё жду.
Как в десять – беглого щенка.
Невесту и супругу в двадцать.
Как в тридцать на проверке в ИТК
Пятёрку, чтоб не дай бог, потеряться.
Всё жду.
Как в пять к столу с работы мать,
В пятнадцать одноклассницу в подъезде.
Малышку на ладони в двадцать пять,
Как в тридцать пять себя на чьём-то месте.
Как все, кого я ждал, лет через пять
Всплеснут руками:
- «Если бы мы знали!»
Когда заметят вдруг, что их не ждали
Сегодня там, где обещали ждать.

********

Вспышка кварца! Птица объектива!
Мы друг к другу бросились бежать,
Не успели, и, приметой живы,
Мы не стали плёнку проявлять.
Мы тогда, наверное, считали,
Что дорога вместе – без конца.
Мы тогда с тобой ещё не знали,
Что разлука выслала гонца.
Нам тогда беспечность слова «будет»
Замещала праздность мига «есть».
И не ждали мы, что нас рассудят
Чьи-то ложь, предательство и месть.
И не знали мы, стремясь на кручи,
Падая в сугробы с облаков,
Что за расстояньем стонут тучи,
Что лавины сдвинулись снегов.
Но в альбомах наших судеб, верю,-
- Память, - не распутанная нить,-
Случай отпечатался в потерю,
Чтобы все нюансы проявить.
- Помнишь:
В двери втиснулась разлука.
И, ладонью влажной поманив,
Бросила к ногам, слепая сука,
Ей одной доступный негатив.

Май, 1984

********

Далека ты от мысли, что я тебя стою.
От признанья в кокетстве, весомости в теле…
Представляешь, что было бы, если б такою,
Как придумал я, ты оказалась на деле?
Ты в мои не попала бы стихотворенья.
Ты не знала б о том, что такая -такая!
Я уже отрезвел от твоих превращений.
Ты уже перепутала роли, играя.
Ты уже забываешь вернуться на имя.
Замолчу я - тогда, может, буду услышан.
Если нет - всё исправлю руками своими.
Кроме неба, которым мы, разные, дышим.

Двор моего детства

Воскресный день. Пронзительно и нежно,
Как дети, в руки просятся фиалки.
В окошке под Прокофьева Малежик
С утра тоскует по провинциалке.
Разбуженные галками соседи
Навстречу солнцу щурятся с балконов.
От почтальона на велосипеде
Во двор ворвался дух одеколона.
Стучат кастрюли, крышки примеряя.
За молоком отважились подружки.

В какой – то из квартир, не прекращая,
Ругаются. В другой, - налиты кружки.

Когда успели только на верёвках
Штаны к штанам повиснуть в это время?
Друг – другу кто-то хвалится обновкой.
Вот кто-то воду выключил в системе.

С атаки первой заняли мальчишки
Траншею, что никак не докопают.
Вот девочки капронового мишку
От всех невзгод зелёнкой угощают.

У гаража беседуют с ногами
Автовладельца «знающие» парни.
Они уже с билетами, с цветами,
Их ждут уже и нервничают пары.

Выходят из подъездов, как на стачку,
Уставшие вчерашние мужчины.
У каждого, конечно, есть заначка.
У всех у них, похоже, нет причины.

Старушки в спину, будто на заставе,
Из – под слезинок выстрелят вдогонку,
И долго будут в ушко нитку править,
И толковать о чём-то потихоньку.

Всё видит дед,- до пояса газета,-
И шаркает ногами под скамейкой:
- Мы не такими были. Мы, – так это,
Тащили в дом всю лишнюю копейку...

Мой милый двор: с мечтой из подворотни,
Судьба к судьбе, с весельем и нуждою,-
Знаком ты мне и памятен.
Сегодня
Я так же твой, хоть нет меня с тобою.
Твоих акаций грусть до боли свята,
Как все, кто жил, и кто ещё пребудет…

Дай, Господи, вернуться мне когда-то
К тебе из мостового перепутья.

Жаль, это волшебство

Жаль,- это волшебство.
И неуловима ты.
Жаль, мои мечты, твои черты
В утро сотрёт восток.
Ты моя грусть, ночь.
Ты моя песнь.
Ты моя жизнь, но
Дольше, чем смерть.
Я не гонюсь, нет,
За тишиной.
Я не ищу бед:
Ты забрала их с собой.

Я не прошу тебя:
Мир, тобою созданный,
Мне нельзя понять,
Нельзя обнять,
Не ранясь звёздами.
И не зову я:
- Остановись!
Стаею снов мне
Руки твои.
Будь, как всегда, но
Не оглянись.
Просто кивни мне
И уходи, растворись.

Жаль,- это колдовство.
Жаль, не вечно таинство.
Жаль. Растает сон,
Уйдёт в песок,
Исчезнет запросто.
И не найдёшь, нет,
Даже следа.
Перевернёшь свет:
То но не та.
Вот почему ты
Так дорога
Мне, как огню дым:
- Неповторимы. Ни как.

Я для того и придумал
Песню тебе и тебя в ней,
Чтобы звенящие струны
Не оборвались молчаньем,
Которое
Станет между нами
Стеной.
Той стеной, что
Навсегда.
31.10.90

жена

Дымом пустынных аллей
Осень с небом прощается.
Машет ветвями
Бесстыжая голая синь.
Горькая правда рябин:
Прикоснись, как однажды, губами
К сорванным гроздьям ночей.
Может, хоть чуточку станешь
Ты ближе, а может, - и вовсе честней,
И твоё имя вернётся дыханьем моим.

- Жена?
Ты её станешь потом.
Когда
Придёшь последней из женщин.
И я тогда, -
Я не обмолвлюсь о том, как ты
Разлукой звалась моей,
И было, за что.

Плещется белая шаль
Вслед твоим расставаниям.
Разве узнаешь тебя
За открытками душ?
Но не спеши отрицать,
Что дождинки некстати бывают,
Да и щеками, к тому ж.
Может, сегодня ты станешь
Понятней и ближе мне лишь потому,
Что я такой никогда тебя прежде не знал.

Жена?
- Себя ты сможешь понять,
Когда
Сорвутся первые листья.
Когда ко мне
С осенним ветром вернёт тебя
Не жадность огня,
А дрожь погасшего дня.

********

Закричу по заснеженным яблоням
Из-за краешка синего – синего.
Захочу, - и неслышимым стану я,
Чтобы снова забыться Россиею.
Заболею я родиной заново.
Разольюсь родниками и росами.
А седого и малого самого
Назову по - старинному Россами.
Расплещу лебединые отмели
И русаличьи омуты с ивами,
Чтоб из сказки всей правды не отняли
Силы тёмные, нелюдимые.
Расскажу я не притчи, не небыли,
А былину словами дремучими.
Отворю терема, чтобы ведали
Кто живёт за кручинами жгучими.
Загрущу, коль ни удаль, ни волюшка
Не гуляют по гуслям рябиновым.
Отпущу на все стороны горюшко
Вековать за лесами, долинами.
Милой матушке брошу косынкою
Весь лоскут из любви моей ситцевой.
Красну девицу белой кувшинкою
Заманю, обласкаю сторицею.
А по тёплым колосьям ладонями
Проведу, как по локонам дочери.
И лишь после с крылатыми конями
Тронусь в путь от жилья за обочину.

********

Закурю. Глубоко затянусь
Ароматом южного дыма.
Помолчу. И умчусь, окунусь
Весь, до
Пятки, в мой
Край родимый.

Там, в заветных местах, живёт
Сказка детства у ног Эльбруса,
И манит навестить, и зовёт
Ощутить первозданность вкуса.
В чистоту погрузиться озёр.
Как когда-то давно, услышать
Голос матери. И в упор
Разглядеть звездопад над крышей.
Там, в высокой упав траве,
Землю честно обнять, открыто.
Там, до одури в голове
Мчаться в даль сквозь кусты самшита.
И, смеясь, по камням взмывать
Через сотни рек и речушек.
О любви не мечтать,- кричать,
Вторить эху пещер – старушек.
Там, в полёте узнав мотив,
Что от горцев впервые слышал,
Вдруг понять, как, зерном прожив,
Урожаем полынным выжил.
Вниз глядеть с крутизны облаков,
Помнить мысли, - чисты, высоки,
И воспеть этот край без слов,-
Не для песен иные строки.
Я открою глаза. В руке
Догорел огонёк, мигая.
Вижу: в Волге летят,
В реке
Тени всей журавлиной стаи.

********

Запрети мне тебя вспоминать,
Нелюдимая, странная Родина,-
И я выроню лист, словно выпущу птицу из рук.
Обреки моё сердце не знать,
Как была ты не в радости рождена,-
И я выплесну тушь, будто кровь,
Без сомненья и вдруг.
Отверни без ответов к стене,
Затяни мои плечи покорностью,-
И неволя моя в твой союз нерушимый войдёт.
Отбери мои совесть и гнев,
Отлучи от свободы и гордости,-
И громаду твою я приму за величье твоё.
Обездоль мою боль по тебе.
Оградись неприступностью, нищая,-
И не ветер, а стон переполнят мои паруса.
Запрети разобраться в судьбе.
Упраздни наказание высшее:
- Жизнь отдать за тебя,
Чтоб открыть после смерти глаза.

********

- Как ты живёшь, воронежский мужик?
В чём теплится великое искусство?
В углу твоём не стало краше «пусто»?
Всё ставишь к бюстам свечи и коржи?
Не весел что, кузнец венцу подковы,
Кудесник лицемерья в бересте?
Всё ждёшь, каким к тебе вернётся слово,
В Рублёвском вознесённое персте?
- Всё также ты лучинно - терпелив?
- Терзаешь вьюге душу под жалейку,
Рубахой с петухами окрылив
Приученные плечи к телогрейке?
Доволен ли брусчаткой орденов?
Спокоен нерушимостью окраин?
Гордишься ли землёй, шипящей в кране
О худшей доле лучших из сынов?
Зачем тебе, пожизненный стратег
Дворовых войн, соседские бурьяны?
- На твой плетень насрал тот из коллег,
Кто знает цену истинную пьяну.
- Чем дорожишь, ревнивец красоты,
Домашний тать, кормилец околотка?
За что тебя: при жизни - во кресты,
Но в чистой на погост косоворотке?

1989

Мой дед не дожил


Мой дед не дожил: ранен был
В Малоземельной эпопее.
В ногах осколки он носил.
В руках детей. Внучат на шее.
Носил бутылки в гастроном,
Назад, бывало, нёс бутылку.
Носил анкеты в исполком
И шляпу модно на затылке.
Носил в редакцию стихи,
Что возвращали, к сожаленью.
Вносил поправки и штрихи
На чертежи градостроенья.
Просил ремонта в ЖКО.
У дочерей гостил всё чаще.
Возился с дачей не с его
И чай украдкой пил послаще.
Деревья и цветы растил.
Был суеверен и безбожен.
В воспоминаньях грустен был.
В сужденьях тих и осторожен.
Беззлобно и беззвучно жил,
Любя вождей, храня портреты,
И в этой вере приютил
В себе ровесников приметы.
Он брёл по жизни из войны
Всё тем же рядовым, мы знали.
Всё также трубкой со стены,
Как пистолетом, целил Сталин.
Дед знал соседей имена,
Врагами ставших для народа.
Его сутулилась спина
Партийной линии по ходу.
Когда же монументов сталь
В безбрежном канула затоне
Он долго взвешивал медаль
На холодеющей ладони.
И тряс ресницами в платок,
И мысль гасла в синем взоре,
И к горлу подступал глоток
Из алой крови в чёрном море.
И ныл металл, не заржавев,
Как в тех, кто утонул с понтоном,
В нём почему-то уцелев,
Единственном из батальона.
Он плакал, маршалу вторя,
Не помня роль его в пучине
и в том, что делал это зря,
Считал контузию причиной.
Он верил свято в правоту
Политрука и ветерана.
И жал колени к животу,
И соль Керчи шипела в ранах.
Мой дед не знал, что он служил
Последним в списках батальона.
В ногах с осколками прожил.
Не под салют был похоронен.

монеты

Нет, я не стану кричать, пожалуй.
Молить не стану, хоть в горле сухо:
Ведь слов и слёз, и больших, и малых
Тебе не дано будет знать в разлуке.
Ты в снах моих, где над звёздной падью,
Мечтою глаз освещая дали,
Мы мчимся вновь по безбрежной глади,-
- Судьба к судьбе и печаль к печали.

Тебе не позволит твоя гордыня
Взлететь над местью, забыв о крыльях,
И вряд ли дрогнет твоя твердыня
От шторма чувств и их бессилья.
Ты не поймёшь, от чего в рассветах,
Земной покой потеряв, отважно
Пытаться будешь достать монету
С мостка, на котором была однажды.

Ты не заметишь, когда ресницы
Отвергнут молнии, в дождь беснуясь,
Когда откроешь мои страницы:
Окно в весенние тайны улиц.
Ты не поверишь себе когда-то,
Познав величье души в прощенье,
Когда захочешь простить меня ты
Словами, взглядом, прикосновеньем.

Ты не забудешь назад дороги
Длиною в вечность, ценой в утрату,
Где растоптали чужие ноги
Цветы на ней и мой след когда-то.
Ты не дойдёшь до меня, я знаю.
Сожжённый мост берегов не свяжет.
Смотри: это наши со дна сверкают
Монеты, что бросили мы однажды.

********

Мы когда -то, конечно, заглянем друг другу в глаза.
И тогда нам, конечно, никто не решится перечить.
Будет трудно тогда удержать на цепи голоса.
И тогда мы поймём, что уже опоздали на встречу.
Мы когда – то, конечно, сойдёмся на чём – то одном,
И собой обозначим дотошное зеркало мнений.
Но не скрасит нас ретушь улыбок, но есть ещё то,
Что не сможем себе подобрать мы тогда сожалений.
Мы когда – то, конечно, махнём на причины всего,
Потому, что теперь нам не врать будет времени мало.
И бесценную ночь мы начнём и закончим с тобой
Тем, что славный таксист нас подбросит за трёшку к вокзалу.

********

Нас развело, как стрелки на часах.
Когда ещё сойдёмся – неизвестно.
Устали свечи. И закат погас.
И думать о бессмертии – не честно.
А думать о бесстрашии – не час,
Коль время встало, пасынок мгновенья.
Что привнесло случившееся в нас?
Что нам готовит в завтра погруженье?

Свинцовым сном подкралась пустота,
Повисла, как безликая картина.
Не дрогнет мрак. Не скрипнет высота,
Расчерченная нитью паутины.
И странно мне: - неужто я живу?
Иль втиснут в рамку выцветшую кем-то?
Мне ль осужденья липкую канву
Удел беречь, как орденскую ленту?
Лишь утро, если выпадет из рук
Перо моё, - окрасит неуместно
Подсвечники, где воску было тесно,
И стрелки, завершившие свой круг.

********

Не нужда, поверь, с порога кланяться.
Не беда, пойми, и не обет.
Я ведь не терял тебя, красавица:
Просто не дошёл ещё к тебе.
Не найти следов, что мной оставлены,-
Замело снегами без следа.
Занесло, накрыло белым саваном
Ниоткуда путь мой в никуда.
По моей судьбе позёмка вьюжится,
Пеленает окон полыньи.
Я забыл уже, когда из лужицы
Раз последний свой отметил лик.
Я уже попутал счёт бесстрашию,
Потерял во времени приют,
Я у тени собственной расспрашивал,
- Кто она, и как её зовут?
Я промёрз в себя от одиночества
И ищу глазами, как клюкой,
Расстоянье от и до пророчества:
- Кем бы стал, и кто я есть такой?
Горизонт свалился, неприкаянный,
За земную кромку, по всему…
На каком кругу к тебе, отчаянный,
Я сойду - уже и не пойму.
Если и дойду когда - то странником,
Странным, как юродивый в миру,
Ты не знай, что выжил я изгнанником,
Ты не верь, что снова я умру.
В день, в котором вытопчут подснежники,
Обломают вербную канву,
В мой побег вплети, - прощеньем грешнику, -
Ты любовь свою, как тетиву.

********

Опять мечтами, и опять с тобой,
Моя, никем особо – то не званная,
Мне позапрошлой данная весной
И ей же разлучённая, жеманная.
Опять ты дразнишь близостью своей,
Зовёшь на край, достигшему, – спасательный.
Но вот беда: канат туда длинней,
Чем видится с партера любознательным.
Опять стоишь на шатком пятачке,
У темноты украденная лазером.
А мне идти без жердочки в руке
По под ногами стонущей фантазии.
Опять, в который раз, в какой сезон
Мне укрощать зевак недоумение:
- Что проку, мол, и риску этот сон
Хранить в себе и ждать ему свершения?
- Опять, мол, не дойдёшь последний шаг,
Оступишься у самого пути конца,
И снова, снова жить и не дышать,
И падать, и карабкаться, и каяться.
И верить, что теперь-то, в этот раз
Смертельный номер кончится везением,
И ты шепнёшь спасённому во спас,
И мир очнётся после потрясения.
И вспыхнет свет. И выдохнет оркестр.
И вздрогну, обернувшись опрометчиво…

А знаешь: ведь отсюда и окрест -
Не дальше рук, протянутых навстречу.
Декабрь, 1984

********

Ореховую рощу в сентябре
Напомнил март, как сделал одолженье.
Роняю след и вязнет воображенье:
- А, может быть, она приснилась мне?
И дикий бег по вымокшему пляжу?
И хохотом напуганный мосток?
И мы на нём, и губы мои вяжет
Твоих зубов вселенский холодок?
И мятных щёк бессовестная правда,
И пальцев вседозволенная дрожь,
И никому не ведомое завтра,
И завтра непростительная ложь?
И снег, сложивший крылья по крупице?
И ёжусь, рад доступности огня…
Была ли ты, листнувшая страницу
В начало отлюбившего меня?
Февраль, 1983

Осень

Проклятая. Длинная. Серая. Скучная осень.
Глаза выедают дожди, и дожди, и дожди.
Гниющее жерло разлуки подачки приносит.
Садится в ногах и сквозь зубы грозит: - Подожди…
Грозит:
- Подожди,- превратится в труху твой домишко.
Дороги сожрёт непролазная липкая грязь.
Погаснет свеча. И машина увязнет по крышу.
Любимая женщина станет продажной, змея.
Грозит:
- Подожди, - захлебнёшься бензиновым смрадом.
Цементная жижа застынет в твоих волосах.
Твой город проснётся безликим удушливым адом.
Поднимутся чёрные травы в голодных лесах.
Смеясь, рвёт когтями души замороженной струпья.
Торжественность склепов в пустые вливает зрачки.
Прогнившие кости подпорок безумию рубит.
И веру швыряет к задворкам промозглой ночи.
Грозит:
- Подожди,- воя лисом за нивою лысой.
Завистливым глазом горящее сверлит окно:
Там наших детей приглашают на трапезу крысы.
Но пыльно уму, тленно телу, и нам – всё равно.
Проснёмся во тьме,- захрустят худосочные руки.
Стряхнём с себя сон. Наважденье. Похмелье. Угар.
Разлука уйдёт. Но останется эхо разлуки:
На складках души. В одеялах, примятых в ногах.
1983, октябрь

Над Россией дождь

От Казани до Рязани хлещет дождь.
Да такой, что ни проедешь, ни пройдёшь.
Над затопленной землёю седина.
Над Россией гробовая тишина.
Спят усталые деревни под водой,
От часовни к колокольне – упокой.
Перевёрнутые крышами с небес
Входят избы, словно рыбы, в донный лес.

Спят священные старушки на печах,
В чёрных шалях на не бабьих на плечах.
А собаки не пускают пузыри.
А лучина отсырела, - не горит.
Улыбается лукаво мужичок:
Возле сердца пол-бутылки, - первачок.
Земляника, будто пламенем, дрожит
Над крестами да над ветками ракит.

Босоногая ватага не шумит:
Кто не выжил, кто не дожил, кто сидит.
По берёзовым полянам хоровод
Водит омут и подружек в танец ждёт.
Полиняли все цвета до одного
В серых каплях, серых струях серых вод.
Нет ни дыма,- может, серый, потому.
Нет ни звука, - может, больше ни к чему.

Я вагонное окно согрею лбом.
Побегут дорожки чистые на нём.
Так, по капле, я отдам своё тепло,
Что текло во мне, что всё-таки текло.
От Казани до Рязани хлещет дождь,
Да такой, что ни проедешь, ни пройдёшь.
Я хочу к тебе, Россия, нету сил.
Мне нельзя до остановки. Я просил.

Подвенечная Русь

Бирюзовая синь далёкая
Запрокинула ввысь глаза.
Прядь хмельных вересковых локонов
В родниковых дрожит слезах.
Окуная в разливы чистые
Полотенца дорог края,
Остужает ладони листьями
Подвенечная Русь моя.

Предрассветною тонкой дымкою
Разметался ветвей наряд.
По лугам дорогой косынкою
Земляники костры горят.
А серёжки дороже золота,
А роса хрусталю под стать…
Да венком не насытишь омута,
Хоть гадать тебе, хоть не гадать.

Красной девицей недоступною
Ночи долгие напролёт
Ждёт желанного, неподкупного,
Ждёт любимого, ждёт и ждёт.
Как придёт он, простой и ласковый,
Чтоб невесту расколдовать,
Не жалея росинки маковой
Целовать её, целовать.

Белогрудая, русокосая,
Високосная, как печаль,
Песней девичьей над покосами
Грусть бездонную величай.

Всё же там, за чужой околицей,
Где дрожит облаков клубок,
Мчится суженый с белой конницей
В ослеплённый зарёй восток.

********

Подмерзает к полудню стекавшая в рань акварель.
Не ускорить шаги: - хоть беги, хоть скользи.
Середина Руси. Середина зимы. Колыбель.
Деревянный покой кузовов да осин.
Заколдованный в тишь, удит избы вдоль берега дым.
Пятипалый пожар из окон - за мосток.
- Где-то люди?
Да вот: - будто зёрна, роняют следы
Из-под шуб, - круг себя. С рукавов - на восток.

То-то выбран веками Рождественский ход
За чудесной водой, за сосной, на поклон.

Детворе отливаются горки. Прощается год.
Намывается кот. Оживает стекло.
Языки не из ножен врезаются в щучьи бока.
Забывается боль: во хмелю не горда.
Отворяются двери: - входи, коли поступь легка.
Угощайся:
- Когда б не сейчас, то когда?
Колядуй, веселись. Раз бывают такие снега.
Что сокрыли они, то оплачет свирель.
Это позже оттает забор. А пока
Созывай в хоровод:
- В мире древней земли колыбель.
Декабрь, 1985

Поздний экспресс

Я однажды вернусь
В неизбежное завтра.
Обниму свою грусть
В неподдельном азарте.
Обессиленный дым
От костра до рассвета
Станет знаком беды
Високосного лета.
Я когда-то примчусь
На пустые вокзалы.
Опостылевший груз
Брошу в ноги, на шпалы,
И по ним в горизонт,
Что отсюда – без края,
Разолью перезвон,
Полустанки листая,
Словно чей-то архив
Для чужого конспекта.
Словно больше не жив я,
А значусь в проспектах.
Свою стоимость я
Оценю в перспективе,
Не оглядываясь
На пустые призывы.
И мой поздний экспресс
Станет строчками биться,
Многоликим и без
Не давая забыться.
Не давая забыть
Всё, что мной не допето,
Что не смог долюбить
В вихре этого света.
Им напомню всерьёз
То, к чему я стремился,
Что другим не донёс,
Сам чего не добился.
Что найти не успел
Ни стрелы, ни царевны,
Что взойти не сумел
На отвесные стены.
Что не смел изменить
Своей праведной вере,
А измену простить
И оплакать потери.
Что растратил, что мог,
Что смеялся до крови,
Что ни царь и ни Бог
Не явились в обнове.
Что безлюден перрон
На ближайшем разъезде,
Что закрыт перегон
От мечты до надежды.
Что ответственен груз.
Что, очнувшись внезапно,
Я однажды вернусь
В неизбежное завтра.

********

Прогорклая радость последней затяжки,
Старательно сдержанной,
Глотком без эмоций продлит отрешенье
От луж остановки.
Носком по окурку, перчатка с отмашкой:
- …Темно уж, пора домой…
Прости мне, любимая, это решенье,
Пойми, как уловку.

Пригоршнями листья швырнёт и качнётся
Ветвистая вольница.
Фонарь одноглазый лизнёт переулок
С дороги к фасаду.
С балконов по трубам, как кошка, пройдётся
Слепая бессонница.
Простуженный ветер обнимет сутулый
Киоск из засады.
За пазуху струйка продрогшего неба,
Незваная, скатится,
Распахнутый плащ и нескладные двери
Трамвая закружат.

Как в зеркале, лужи
В окне задрожат,
Остановку отмерив,
К конечной моей, одиночество где бы
Со мной и расплатится.
Март, 1988

********

Свалилась осень вымокшим колодцем
Незвано, с отлетевшим журавлём
На край двора, подпёртого плетнём
Из невода дождя, в котором бьётся
За горьким дымом ближнего болотца
Вечерний окунь алым плавником.
Течёт сентябрь вчерашним откровеньем
Взошедших рос, вернуть назад спеша
Земле, что от разливов ни на шаг,
И девочке с окном на отраженье
Всё, что впитать способно воображенье,
Всё, чем воздаст, насытившись, душа.
…Промчалась ветка вишни у порога,
Чуть не свалив счастливицу клюку
В тепле прихожей. Мордой к сквозняку
Улёгся верный пёс, откинув ноги
К печи, что дышит щепке - недотроге
Слова огнём потрескавшихся губ.
Поджав колени, плечики под шалью,
Глазами в путь, как нитка за клубком,
Грустит девчонка жёлтым мотыльком
О чём-то недолюбленном за далью
Раскисших гнёзд опушек повивальных,
В горчичных стеблях, сломленных тайком.

********

Стирала женщина бельё.
Пелёнки, простыни…

Поэтам разве до неё?
- Сюжеты постные.
Неразделённая любовь –
Вот нива хлебная!
Плети, язык, из носа кровь,
Слова целебные.
Подросток, верь: ты не умрёшь
Без сопричастности.
Отвергнут коль – друзей найдёшь.
В поэте, в частности.
Поэт – он знает, что поёт,
Раз холост к древности,
Не потому, что много пьёт,
А так,- из верности.
То, что об множественность губ
Протёр он лысину,
То не в расчет. Он - однолюб:
С собой, с единственным.
Ему всё время не везёт
Под регистрацию:
То Пашу Сашей назовёт,-
Ассоциации.
Но жизнь, хоть треплет, но ведёт,
Не время каяться.
Любовь придёт, любовь уйдёт,
Нужда останется.
Никем не понят, не согрет
До пепеления
Шлёт всем подряд душевный бред
С уведомлением.
И плачут девочки, тихи
От неизбежности.
И мучат мальчики стихи,
Сопя от нежности.
И им до срока невдомёк,
Как слёзы чистые
Кому – то каплят в кошелёк
Крутыми числами.
Чужие чувства не беда
Для вымогателя:
Иметь везде, иметь всегда,
Иметь читателя!
Терзает, ложью напоя
Сомненья вечные:
Где есть любовь, где есть семья,-
Соваться нечего.
Там счастье сложится своё
И беды – поровну.

…Сушила женщина бельё.
Поэты – голову.

********

Ты не спеши забыть меня сейчас,
Ты подожди совсем уже немного.
К тебе уже отвьюжила дорога,
Чуть – чуть ещё, и сможем докричать.
Ты потерпи. Какой по счёту год
Могла ты ждать. А этот – не осилишь?
Друг друга ни о чём мы не просили,
А вышло, посмотри, наоборот.
Ты не проси совета у подруг:
На зависть разве выменяешь сердце?
Ты доброте единственной доверься,
Ей поделись,- затворнице в миру.
Переведи шаги ты по слогам
Из откровений Цне двух ненормальных
На набережной, выплывшей к ногам.
Тот день перепиши, когда в зеркальных
Хрустящих лужах блёсны фонарей
Удили каблуки. Когда за руки
Тянули свечи верящих людей
К церквушке, утопившейся в испуге.
Ты не желай вернуть себе сполна
Те одеянья стаявшего снега:
Он их сносил за три минувших века.
Их не вернёт четвёртая весна.
И не кори судьбу за воровство.
Когда б не та венчальная пропажа,
Мы б так и не почувствовали даже
Насколько в нас пронзительно родство.
12.09.88


Серая тетрадь

- Нарисуй мне гром! –
Попросила девочка,-
С голубым дождём
На тетради в клеточку.
Чтобы зори алые
Жили в реке летом,
А ромашки с травами
Пахли дождём этим.

Серая тетрадь лежит на окне.
Только бы не знать тебе, как и мне,
Как случилось так, что зори у рек,
Окунулись вдруг в холодный снег.

-Нарисуй мне гром! –
Попросила девочка,-
С проливным дождём,
На тетради в клеточку.
Чтобы мечтой звенел
Воздух в лесу густом,
Чтоб пастушок запел
Вдруг на рисунке том.
Серая тетрадь. Желтеют листы.
Серая тетрадь. Проходят мечты.
Там, где пел рожок, закат догорел.
Утром будет иней на коре.

-Нарисуй мне гром! –
Попросила девочка,-
С проливным дождём
На тетради в клеточку.
Чтобы тропинкою
Шли мы вдвоём с тобой.
Чтобы мечту свою
Пили живой водой.

Серая тетрадь, поведай о том,
Как вернуть в тебя
Придуманный гром?
Где искать зарю, где дождь, где цветы?
Как открыть тетрадь,
Где всюду – ты?
Янв. 1988


Я прощался с летом

У черты запретной
Я прощался с летом
Между дел тепло его крадя.
Нёс незваный ветер
Песней недопетой
Проливную истину дождя.
От даров раздолья
До снопов застолья
Зёрна перемелют жернова.
Я прощался с волей,
Подбирая снова
Выстраданные по ней слова.
Я прощался с летом
По-над кромкой света,
Я просил оставить мне глоток.
Но расстроил ветер
Нервы мои в плети,
И с небес в тональность хлынул ток.
Заглушали струи
Переборы в струнах,
Но мотива заданной канвой
Без сумы и судей
Я кричал о судьбах
Без сопровожденья, под конвой.
Я лады на грифе,
Как ракушки рифов,
Пальцами, не вёслами крошил.
И не стоят мифы,
Что давно не жив я:
Я прощался с летом - значит, жил.
Я прощался с летом.
Я оставил следом,
Что не смыть ни ливням, ни слезе
Песню недопетой,
Веру - без ответа,
Жизнь – на запретной полосе.
1988, осень