Захотите Россию увидеть – не надо в Москву.
Разве только взглянуть на столичные будни вокзалов.
Для Руси я своя… я с её языком совладала
И на этом честно'м языке до бессмертья живу.
А страна моя там, где мужик прикормил голубей.
На ладонях его умещается карта России.
Там израненный голубь, напившийся морем бессилья…
Там и реки, и горы, и шрамы, и крест на себе.
И серебряный крестик при нём, как рука, как нога
И как всё, без чего он сегодня не может, не сможет…
Как душа, что под аспидно-чёрной неряшливой кожей -
Чтоб отмыться, с крещения песни поёт облакам.
Посмотрите ещё на глаза, на судьбу, на постель…
На расстёгнутый ворот его помутневшей рубахи…
На тревогу в лице, на тоску и на детские страхи…
И на этот его натощак заливаемый хмель.
Посмотрите на землю, застрявшую в горле комком…
Он и сам для неё то кузнец, то никчёмный нахлебник.
Отрезвеет и с рук, что похожи на всклоченный требник,
Голубиное счастье отдаст зачерствевшим куском.
Он отдаст всё, что есть… всё, что пить – у него не проси.
Кабы было, то не был бы крест так надёжно поставлен.
Он не справился с общеземельной бутылочной травлей,
Стали русскою кухней теперь анальгин и карсил.
Так что кремль – не страна… И мосты - это только мосты.
Хорошо б изнутри обойти третьяковские стены…
Увидать, как пропитые души бывают бесценны…
Как по-русски на вечность глядят, ослепляя, холсты.