В прокуренной харчевне гуслей стон,
Седой гусляр пел о ЛЮБВИ и ЧЕСТИ.
Но струн его звучащий обертон,
Подвыпившей толпе не интересен.
Шатающийся воин подошёл,
В дешёвых и помятых в битве латах.
И молвил старику, твой слог смешон,
Ты спой балладу старому солдату.
Про то, как смелый сказочный герой,
Рубит дракона, побеждая в схватке.
Кусками плоть,- течёт, дымится кровь,
Ведь мы солдаты, на жестокость падки.
Кровавую потеху нам воспой,
Ведь наша жизнь коварна и опасна.
Играем каждый день своей судьбой,
Жизнью в боях, рискуя ежечасно.
И бросив серебро на стол пустой,
Воин походкою нетрезвой удалился.
Гусляр сказал ему в ответ, постой,
И разговор меж ними приключился.
А сам дракона, в жизни видел ты?
Нет,- расскажу я случай без утайки.
И может быть «кровавые мечты»,
Рассеются под впечатленьем байки.
Я возвращался с дальней стороны,
И перед самым горным перевалом.
Примкнул к обозу, шедшему с войны,
Ведь в одиночку, в горы, не пристало.
Шумел, галдел обоз как балаган,
Вино рекой, и распри то и дело.
Добыча уходила за стакан,
И наживались шинкари умело.
Я ехал средь толпы один совсем,
И сочинял,… взор грустный вперив в небо.
Ненужных избежать хотел проблем,
И тут средь облаков увидел небыль.
Драконы в вальсе, в небо воспаря,
Кружили хоровод любовной страсти.
Прекраснее картин не видел я,
Они же позабыли о напастях.
Кружили будто пара лебедей,
В лазоревой недоступны сини.
Они, конечно, видели людей,
Но позабыли начисто о сыне.
Народ глазел, судача как всегда,
Вот бы содрать с них чешую и зубы.
Но высоко, и не достать, беда,
И тут «вниманье» протрубили трубы.
На каменном уступе среди скал,
Стоял детеныш, хлопая глазами.
Проснувшись, из гнезда он убежал,
И жалобно пищал, взывая к маме.
Как свора гончих увидавших дичь,
На скалы поползли легионеры.
Старался каждый первенства достичь,
Алчность, рождала, жадности химеры.
Казалось всё, ещё один рывок,
И участь незавидная решится.
Но вдруг дракон, на выступ спрыгнуть смог,
Чтобы за чадо бедное вступиться.
Закрыть собою тело малыша,
Его подруга верная спешила.
Он заслонил их, и огнём дыша,
В смертельный бой вступил за своих милых.
Кидал каменья, и людей пугал,
Не ведая, что злоба в нас безмерна.
Но лучники взошли на перевал,
И дело обстояло очень скверно.
Взлетели стрелы, как осиный рой,
И кровью обагрились раны тела.
То было избиение не бой,
И вскоре вниз громада полетела.
Пьянила кровь жестокие сердца,
Её сбирали в котелки и шлемы.
Кровавой драме не было конца,
Царила алчность, в этом вся проблема.
Я отошёл не в силах стон сдержать,
Ну почему он не взлетел бедняга.
Но не смогли оставшихся сыскать,
И не напрасна, знать, была отвага.
На изумрудной зелени травы,
Рубиновые капли догорали.
Ну что же люди натворили вы,
Шептал я в исступленье и печали.
Меж тем всё длился тот кровавый пир,
Я удалился прочь, глотая слёзы.
Жестокость, злоба, вечный наш кумир,
Алым закатом красила берёзы.
Гусляр затих, залпом допил вино,
А тишина до двери проводила.
В прокуренной таверне за окном,
Сердца рассказом видно зацепило.
В глазах погас «кровавый» интерес,
И все на миг, стали чуть- чуть добрее.
Ушёл гусляр с сумой наперевес,
А вот слова, звучат и души греют.