ЛЮБОВЬ И ГОЛУБИ

Я с детства всей душой стремился небо,
Мне там, казалось, чище и светлей.
Я на чердак влезал с кусочком хлеба,
Крошил его для сизых голубей.

Они в ответ так нежно ворковали,
Нас подкупала дружбы чистота.
На руки, плечи, голову слетали
И смело пили воду изо рта.

Я так любил весь этот сизый мир,
Который в сердце мне стучал крылами,
Я настежь душу всю для них открыл
И чувствовал взаимность между нами.

Летели птицей школьные года.
Десятиклассники – совсем иное «племя».
Ты в класс вошла впервые наш тогда,
Когда любить уже настало время.

Любовь к тебе, ворвалась, словно ветер.
Лишь только – ты! Я обо всём забыл.
Ты заслонила всё на этом свете,
Лишь, голубей как прежде я кормил.

Горела осень в золотом огне,
Как был прекрасен миг тот увяданья,
Когда на крыльях счастья, как во сне,
К тебе «летел» на первое свиданье.

От милых глаз ненастный день светлей.
Нам грезились безоблачные дали,
Я говорил тебе про сизых голубей,
Которые из рук моих клевали.

Пришла зима и выпал первый снег.
Как красотой мы зимней восхищались.
Я помню твой весёлый, звонкий смех…,
И как в любви впервые мы признались.

А как же голуби? О них я не забыл.
Да, тут зима сурова к всякой птице,
Я сизарей как прежде с рук кормил,
Не забывая счастьем поделиться.

И вот настал последний зимний день.
Что ж, без конца не может быть начала.
И вот весны, уже не робкой, тень
В окно капелью звонкой постучала.

А я так ждал, когда настанет вечер,
И в парк бежал, где просыпался клён,
Где о любви шептал весенний ветер.
Я так безумно был в тебя влюблён.

Звенел апрель и музыка звучала,
И я восторженно о чём-то говорил,
Но ты в ответ задумчиво молчала
И я не сразу перемену уловил.

Казалось, счастье было близко.
И грезился любви цветущий май,
Но ты ушла, так тихо – по английски.
И даже не сказав банальное – прощай.

А я, как парус одинокий в море,
Искал покинутый любви своей причал.
Но не нашёл и утонул я в горе,
Когда с другим тебя я повстречал.

Ну а со мной ты встречи избегала,
А неизвестность для души всегда больней.
И только боль немного отпускала,
Когда кормил как прежде голубей.

Я бился в классе, как в неволе птица,
Летит записка голубем – «Я жду!
Пойми меня, нам нужно объясниться»
В ответ короткая – «Ну, так и быть, приду».

И ты пришла, мне сделав одолженье,
Взглянув в глаза, как будто невзначай,
Произнесла с холодным выраженьем:
– «Хотел знать правду? Что же получай.

Всё кончено, – любовь к тебе остыла.
Возврата к прежнему не будет никогда.
Я всей душой другого полюбила
И думаю: что это навсегда.

А ты, прошу, забудь меня скорей,
Меня не существует больше на планете.
Я не люблю тебя, тем паче голубей,
Ты умер для меня на этом свете»…

Я умер! Острым лезвием слова.
Хлестнули бритвой оболочку тела.
С тобой согласен, в этом ты права,
Зачем мне жить? Когда душа сгорела.

Высотный дом – стрелою в облака,
Несутся мысли – необузданные кони.
И вот уже в пролёте чердака
Полгорода, почти как на ладони.

В глаза ударил больно яркий свет,
Вспорхнула в небо голубей тревожно стая
Я как во сне ступил на парапет,
От высоты всем сердцем замирая.

Зловеще пропасть распахнула пасть.
Старуха смерть уже глядит сурово.
Ко мне питая необузданную страсть,
Она сожрать уже была готова.

Последний вдох и пропасть бездны ждёт,
И ветер в спину будто бы толкает,
Зовёт меня в последний с ним полёт,
Туда, где боль как снег весной растает.

В последний миг, отдаться своеволью,
Погасло солнце, как во тьме фонарь.
От пропасти, с небес, со всей любовью,
В лицо ударил грудью мне сизарь.

И я упал на крышу с парапета
Закрыв лицо руками поскорей,
Сквозь пальцы видел я в полоске света
Спускавшихся на крышу голубей.

И так тревожно ворковала эта стая,
Как будто упрекала меня в том,
Что рядом в муках, кровью истекая,
Лежал сизарь с поломанным крылом.

Я рядом сел, за смерть себя ругая,
Прокручивая жизни плёнку вновь…
В тот день мне доказала птичья стая,
Что значит настоящая любовь.

* * *