Вчера полюбил привидение,
сегодня – воздушную тень.
Предвижу ещё продолжение,
когда мне подарится день.
Сказал и философ, и стряпчий,
что разницы нет никакой
меж смыслом, когда он горячий,
и смысла холодной рукой.
2.
О радостей печаль и всех печалей радость,
чем оплатить счета за знания глубин,
и как измерить то, что впереди осталось
или ушло навек в цветение маслин?
И каменщика труд, и труд чернорабочих
ведут и не ведут, но странствуют легко
среди больших миров и небольших, и прочих,
где дышится ещё легко и глубоко.
3.
Под медленный слог антиномий
не тщусь, остаюсь и лечусь
присутствием старых гармоний,
отсутствием «чёрных марусь».
Нашёл в каждом веке по грошу,
их блеск мне и счастье принёс,
и век золотой. Он хороший,
и в веке я том – водовоз.
4.
Так действенно, так царственно, так нежно
разбужен лес, который и не спал,
и ветры в нём гуляют безмятежно
и очень далеко от Чёрных скал,
а на границе и живут, и тают
голубизна и умбра, и желток,
и вовремя оливы расцветают
твоей рукой посаженные в срок.
5.
Обетованная земля
из отгороженного стана,
моя ты или не моя –
скажи не поздно и не рано.
А то не надо!.. Не моя,
поскольку счастлив я навеки
с той, что во мне, как якоря
в неоплетённом человеке.
6.
Есть тени, которые жнут урожаи пшениц
успешней, чем эти, во многом успешные лица.
Хотя и распластаны, но не упавшие ниц,
они, не живые, способны всегда повториться
в размашистых громах и главных течениях нот,
в открытой тоске и в закрытых весельях веселий,
в невидимой глазу, но только сердцам, Турандот
и в пышных валторнах, и в звуках журчащих свирелей.
7.
Во мне вода, которую покинул,
и урожаи загоревших лиц, –
пирожник их заметно передвинул
на площади других во всём столиц.
Я здесь балую и хотел иначе,
но мим мне объясняет, что нельзя
заполучить одну два раза сдачу
и выходить с двустволкой на ферзя.
8.
Часто в осень иду, часто в лето, а часто никак,
часто внутрь окончаний шести даровых падежей,
где видны эти знаки и самый единственный знак,
тот, который остался от красной дороги моей.
Эту память двойную я в будущность сам перенёс,
подрезая и корни, и ветви огромной сосны,
чтобы молнии жизни не били нещадно вразнос
от весны до заставы сквозь осень и вновь до весны.