Примечание аfтора

Выходя на балкон в каком-нибудь маленьком городке,
обозначенном точкой на карте Европы, вдыхаешь тишь
узкой улочки, окон гостиницы, встроенной в тупике,
достаешь сигарету из пачки, закуриваешь и молчишь.
В этом сжатом пространстве собраны: фонари, кофейни,
местные жители, сочная зелень, звучащая из цоколя арфа.
Поднимаешь ворот, поскольку осень, идешь за вечерней
газетой, смешиваясь с населением за счет ботинок и шарфа.
Ты один на один с перспективой в зауженной геометрии
удлиняющихся кварталов, лестниц. В квадрате площади
останавливается время, ибо время в безветрии
не способно на ход, как парусник, как конка без лошади.

Выходя, тормозишь сентябрь, соответственно, взглядом и
авторучкой, понимая, что с этой отметки начинается суть
каждой вещи, способной, как дождь, запоминать шаги,
потому что ни листья, ни стук каблука не дают заснуть.
За щелчком фотовспышки следует тишина, в которой
выделяется скрип дверей и вскрывается осень.
Снаружи гудит звонкий клаксон таксомотора
с белозубым индусом внутри, чья коричневость дёсен
привлекает внимание. Хлопаешь книгой об стол,
начинаешь бояться ежевечерней схватки пальцев
с недописанной строчкой. И, запахнув подол,
пальто, ты выходишь, глотая холод, чтобы сдаться

осени. В сумерках двигаться можно. Они – лишь газ,
сетью рыбацкой упавшей на мостовые. Твоя беда
в том, что ты видишь больше, чем видит глаз,
собственно дальше, чем могут уйти поезда.
После абсурда, скуки вечерней комы твоя кровать
этого провинциального вылизанного полоумия
подскажет достать сигарету из пачки, закуривая, молчать,
всматриваться в потолок, ни о чем не думая.