Перо — вороний клюв — чернильница...
Клюет, и стукает, и вытирает влево-вправо
сталь ненасытная, тускнеющая кость
себя саму, и кто хозяин им? Ответ глумливый: клякса
на белизне бумаги, хриплый
раскатный хохот с бюста. И кто первый
закончит дело? Тот готический,
быть может, что надгробья расшатать
сейчас стремится, унеся и птицу
и недописанное, расплескав чернильницу
с пером, в нее вороньим клювом воткнутым?
Что ж было сказано такого, и теперь,
и ранее, такого, от чего кровь цепенеет
и покрывает изморозь речь, разум, волю,
желания, в конце концов?.. А Newermore
приходит в действие, как будто двигатель,
откопанный на месте гибели
когда-то гордого, самонадеянного судна…
Он не рычит, харкая ржавчиной —
он жесток и бескомпромисен.
Показывает прошлое и будущим
не брезгует. Колонны и знамена,
окопы, взрывы и землетрясенья,
дым черный, красный, белый, разные
стальные спины в море, в океане,
грибы, руины, лагеря, больницы,
стремительнее, пуще, жгуче — это
лишь оттого, что вдруг однажды клюв
с пером расслышали друг дружку
и несколько поэм отбили в такт?