И ВСЕ ЖЕ ... КУРС В ПЕКЛО

И всё же ... курс в пекло
Глава двенадцатая повести «ПЕРЕКРЁСТКИ»

Абдулкерим, прижатый к своей постеле огромным псом тихонько свистнул. Жеребец стал на дыбы, передними ногами сбросил одного из охотников за чужим с его лошади, подскочил к постели, где лежал Абдулкерим и лягнул подкованным копытом задней ноги собаку. Она взвыла и поражённая до полусмерти покатилась кубарем. Абдулкериму хватило двух секунд, чтоб выхватить наган, привстать и вогнать пулю в паршивого пса! – Пёс заскулил и замолчал. Кто-то из ловцов крикнул –
– Не стреляй, мы уходим! – и уже за забором тот же голос прокричал – не усыпила, курва! – Другой голос, более писклявый крикнул –
– Не уезжай, мы к тебе с миром! – «Ничего себе мир!» – подумал Абдулкерим. Он встал. Сон пропал немедленно. Нужно обдумать, осмотреться вокруг и принять решение. Вывод был один – одеть узду, прыгнуть в седло и поминай как звали. Но где уздечка?! – Нет её!
В проёме открытой двери, на пороге стояла хозяйка с распущенными волосами. Красная Луна висящая над самым горизонтом скупыми лучами омыла её волосы и окрасила их ореол цветом слабо раскалённого металла. Зато белки её глаз от той же Луны окрасились в откровенный пурпур. Добавьте только что пережитое впечатление от пса и похитителей и вас тоже проберёт дрожь. Но Абдулкерим подавил её, и вымученным, но ровным голосом обратился к ней. В руках он ещё держал наган.
– Ты соучастница?
– Да! – сказала она твёрдым голосом, – но не в том, что сейчас произошло! Это самодеятельность дурных людей … Ты с наганом … Ты хочешь убить меня?.. Тогда вместе с сыном … он без меня не выживет … Ну, давай, вояка … стреляй! – Или ты может выслушаешь меня?! – Из за её длинной юбки, скрывающей ноги до пяток, выглядывала головка испуганного ребёнка. Она чуть смягчила сомнение Абдулкерима и он медленными движениями вернул оружие в кобуру, тем не менее, оглядываясь по сторонам … Потом сказал твёрдым голосом –
– Говори … я слушаю …
– Господин офицер, вы в чужой для вас стране, хоть и оккупированной вашими войсками … но они не зашли в наше село – значит оно пока не оккупировано. Лично я вас не звала в наши края. Дальше … вы в моём доме. Я, тем более, не звала вас к себе – вы зашли и остались в моём доме по своей воле. И так-как здесь нет ваших войск, то не в качестве оккупанта, а в качестве гостя.
– Шибко грамотная!.. И что дальше?
– А дальше то, что я услышала шум и выскочила, чтоб выгнать похитителей, но вы это сделали на тридцать секунд раньше. Горе-похитители завтра будут наказаны. Сейчас спокойно ложитесь спать. Я буду до утра охранять ваш сон. А утром к вам прийдет делегация нашего села с дарами и просьбой. Я её озвучивать не буду. Мне запретили. Но просьба очень мирная и … прибыльная. И я в этой просьбе тоже заинтересованная, потому, что вы, как бы мой гость и я получу мзду.
– Почему я тебе должен верить?
– Да ни почему! – Я сказала то, что должна была сказать. А какое вы примете решение, господин офицер – то воля ваша. Вот уздечка вашего коня, я её убрала, чтоб ею не воспользовались. Берите и … ворота открыты … пойдём сынок. – Она положила уздечку у порога, обняла сына рукой и вместе с ним скрылась в тёмном провале сеней.
Абдулкерим остался в каком-то анабиозе. Его сознание кричало: «Не медля – на коня! И беги быстрее!», а душа и сердце почему то были спокойны. Жеребец подбирал с постели Абдулкерима сено и вяло жевал его, потом лёг и закрыл глаза. Казалось его не беспокоила никакая тревога. Абдулкерим сел рядом, облокотясь на жеребца, чтобы минут пять обдумать создавшееся положение, и принять окончательное решение, и ... он уснул.
Проснулся из за того, что кто-то теребил его за рукав. Косые лучи Солнца скользили по его лицу и по всему окружению, щедро раздавая мирное и приятное тепло. Над ним невинным ангелом наклонилась головка мальчика хозяйки и он что-то непонятное лепетал. Жеребец спокойно стоял рядом. Абдулкерим только сейчас увидел у ворот колодезь и на его срубе стояло ведро с водой. Он подошёл, взял ведро и вылил его себе на голову, чтоб быстрее прийти в себя. Когда он поднял голову, с которой еще текли ручьи воды, то удивлённо увидел рядом хозяйку дома с полотенцем. Она протягивала ему вышитый украинский рушнык и приятная улыбка застыла на её красивом лице.
– Выспались, господин офицер? – Не то шутя, не то издеваясь, спросила она. – Ему ничего не оставалось делать, как тоже улыбнуться, взять полотенце и вытереть голову. – Когда закончите свой утренний ритуал, прошу в дом завтракать. Вашего коня я уже напоила, а отхожее место, простите, у нас просто за домом, между кустами бузины. –
Абдулкерим не удивился – в его родном ауле тоже так. Он был удивлён другому. – После такой тревоги он мирно выспался в чужой ему стране, между чужими людьми, и ещё его звала чужая женщина позавтракать просто так, не требуя никакой мзды. – Человеколюбие? – видимо оно было, но не на первом месте.
Мзда все же была. Просто он её пока не видел.
Позавтракали жаренной яичницей на сливочном масле с тёмными, грубого помола, ржаными блинами и запили молоком. Женщина, до его пробуждения, успела подоить корову, выгнать её на пастбище, намолоть на ручных жерновах муки, испечь блины, пожарить яичницу и вынести ему к колодцу полотенце. «Чёрт побери! – как под копирку женщины нашего аула! Такая же доля!» – подумал Абдулкерим … и как-то ему стало тепло – будто он между своими. Душа расслабилась.
После завтрака мальчик выбежал на улицу, а они – мужчина и женщина сидели и молчали. И странно, молчание им было не в тягость, а в какое то умиротворение. И странно, что они оба молодые, сидя на против друг друга, симпатизируя друг другу не стремились к близости. Каждый думал о своём и им приятно было думать вместе, на разные, самые противоположные темы. Она думала, что вот придёт зима и нужно снаружи утеплить жилую часть избы соломой – а где её взять? Он думал быстрее добраться до Луцка, а там с военными российскими частями – в самое пекло на поиски Петра. Сам Петро и нафиг ему не нужен, но он знает где живёт женщина, та единственная, ему предназначенная. В какое то мгновение он вообразил, что она вот перед ним, и даже поднял глаза, и даже придумал сходство … Но, нет!
В дом вбежал мальчик и что-то сообщил матери. Она поднялась и сказала –
– Господин офицер, к вам гости! Выйдем на улицу. –
Абдулкерим удивился, насторожился, но ничего не сказал.
На улице, у ворот дома стояла запряженная двумя белыми лошадьми бричка. На заднем сиденье сидели три мужчины в летах, и видно было, что они одели свои лучшие рубашки и штаны. Все в шляпах. На козлах ёрзал уже знакомый нам пастух, встретивший Абдулкерима у водопоя и пристроивший его на ночлег. «Шельмец!» – подумал Абдулкерим.
Сзади брички стояла двуколка запряжённая белой кобылой и на ней сидел молодой ухарь, одевший шляпу набекрень!
При появлении Абдулкерима все сошли с брички и двуколки. Сняли шляпы и слегка молча поклонились. Абдулкерим ответил поклоном, таким же сдержанным. Возница достал из брички табуретку и поставил во дворе. Ухарь со своей двуколке выудил большой поднос, гружённый до верху и поставил его на табуретку. Бросился в глаза огромный свиной окорок и ещё какие-то гастрономические мелочи, вроде колец колбаски и другое. Абдулкерим не переставал удивляться! – То хотели убить, то почести неизвестно за что.
Один из пожилых, но на вид самый молодой из них и крепкий, чуть вышел вперёд, откашлялся и начал говорить.
– Господин офицер, старшина нашего села Сварычи, гражданин Подоляк, приветствует вас на нашей земле. Он не смог приехать лично из-за срочных дел в Станиславове. Но мы уверены, что он будет иметь удовольствие с вами встретиться. Мы надеемся! Поэтому сейчас приветствует вас наша скромная делегация. – И мужчина перечислил всех по имени и фамилии. Каждый из перечисленных снимал шляпу и кланялся. Он продолжал говорить. – Мы осведомлены о ночном инциденте. Мы осуждаем его и все его участники будут наказаны! Если господин офицер пожелает присутствовать при наказании, чтоб получить удовлетворение – скажите, и мы вас позовём. А сейчас примите наши скромные дары. –
Конечно Абдулкерим был в недоумении. Но раз уж состоялся такой спектакль, то нужно до конца играть свою роль. И он сказал –
– Что касается наказаний, то я не настаиваю. И больше того – я просил бы их не наказывать. Их наказал всевышний тем, что они не получили желаемого. На мой взгляд – этого достаточно.
Что касается обильных даров с вашей стороны, то я знаю – даром дары не даются, хоть и дарами называются. Просто так – не велит Бог! Для вашего села я ничего не сделал, чтоб получить мзду! А если так, то ваши дары являются ничем иным как авансом за какие-то благие проявления с моей стороны. – Я правильно вас понимаю?
– Господин офицер, вы как в воду смотрели … и понимаете нас очень правильно.
– Тогда я слушаю вас.
– Господин офицер, господин офицер! Серьёзные дела на ходу не обговариваются. Для серьёзных дел нужно время созревания. Сейчас мы во дворе, по разрешению хозяйки, организуем стол. А мы захватили и раскладной стол и раскладные табуретки. Есть пиво львовского пивзавода, хозяйка заварит каву, тогда и обговорим наши дела насущные. Ведь не просто так вы, господин офицер, заехали в наше, мы уже думали, Богом забытое селение. Ан, нет! – Бог думал о нас, поэтому и направил ваши стопы на наши тропинки. –
Абдулкерима постепенно посещало сдержанное любопытство. В чём же здесь главные козыри? Но он заметил, что и сам не торопит события. Они для него интересные оказались в своём развитии.
Уже съели пол окорока, два внушительных кольца колбасы, хозяйка два раза заваривала каву. Поговорили о урожае, о лесном хозяйстве, о речном сплаве древесины, чуть-чуть коснулись войны, будь она неладная!
И заговорили о том, что землю обрабатывать надо, но не вручную же, а с помощью лошадиной тяги! А у них лошадёнки … ну совсем извелись! – Не породистые, маломощные … а у господина офицера жеребец кабардинец! Вот мы и решили просить вас, господин офицер, чтоб ваш породистый жеребец покрыл наших кобыл. Особь двадцать … ну хоть пятнадцать! За каждую кобылу заплатим золотом, потому, что оно этого стоит! –
Абдулкерим ожидал чего угодно, но не этого! – Просьба – как гром из ясного неба! И он неожиданно расхохотался!
– А вы не смейтесь, господин офицер! Может у вашего жеребца это последний шанс посеять своё семя на благодатную почву! Только Бог знает выживет ли он на этой проклятой войне, где выворачивают внутренности и людям и бедным, ни в чём не винным, лошадям! Мы вас очень просим дать согласие! Мы не насилуем вас! – Мы по доброму! – Абдулкерим молчал. Он думал. Две взаимоисключающие силы боролись в его душе. С одной стороны он был возмущён таким предложением, с другой стороны, и это его злило – они были правы! Он шёл под пули сам, и под пули подставлял своего жеребца, а здесь было предложение продлить его род, если что … Продлять род – веление Бога, а война – веление Дьявола! Но ведь он и сам существо дьявольской породы, коль принял дьявольский устав – бесправное правило войны! – Но это он! – А в чём, спрашивается, виноват верный ему жеребец, что он его тащит в сущий Ад?! И душа его сильно заныла … И так сильно – в первый раз!
Конечно, он ехал на поиск Петра, чтоб узнать адрес своего счастья. Но он казак и давал присягу, значит придётся принять участие и в военных действиях … А там кто знает – как карта ляжет?
И Абдулкерим дал согласие. Нужно было только обговорить детали. Все захлопали в ладоши. Главное было согласие – а как и что порешают по приезду старосты. Можно и подождать, потому что, кто то пошутил – «нет никакой разницы, если снаряд выпустит кишки на две, или три недели позже». Это было печальной правдой и никто даже не улыбнулся такой шутке.
Староста был малословным. Этот семидесятилетний поджарый мужчина, с гладко выбритым лицом, в белых штанах и до блеска начищенных сапогах, давал больше предпочтения не словам а делу. Он же и назначил цену – три золотые кроны за одну покрытую кобылу. Это были большие деньги так как лесоруб получал в день одну крону. Абдулкерим не возражал.
Выбрали безлесистую поляну примерно один на один километр пересечённой местности. Вокруг синели прикарпатские леса. Солнце то появлялось, то пряталось за ультрамариновые тучки, поэтому сама поляна то погружалась в тёмно-зелёный изумруд, то переливалась бархатом, цвета охристо белесого крона. Когда Абдулкерим приехал со старостой на место, там уже паслись и резвились десяток молодых кобыл. Жеребца Абдулкерим расседлал и тихонько свистнул. Конь понял, что он свободен, трубно заржал и направился к табуну, но проскакал мимо. Кобылы подняли головы, глянули на чужака и как ни в чём не бывало начали щипать траву. Жеребец отбежал метров двести и тоже начал пощипывать траву. Но минут через десять одна из кобыл призывно заржала, галопом поскакала к жеребцу, коснулась к нему мордой и пронеслась мимо. Жеребец сорвался за ней и началась погоня …
– Вот скажи, есаул – заговорил староста, оторвав свой взгляд от лошадей – что такое рабство в широком смысле этого слова? Но уйдём от заезженного понятия, что все мы рабы Божьи. – Ты носишь большой офицерский чин. Следующий твоё звание – уже полковник. Так скажи, ты свободен человек, или всё таки раб? – Абдулкерим задумался, посмотрел на проплывающую тучку, как будто в ней хотел найти истину и минуты через три ответил –
– Свободных людей не бывает … все находятся в очень жёсткой зависимости … если хотите называйте это рабством … рабством обстоятельств! Я давал присягу Великому Терскому Войску … и … конечно я сам себя отдал в рабство, но оно жёсткое только в военное время. В мирное – я снял эполеты и я … условно вольный.
– А тебе, есаул, не кажется странным явлением эта война?
– В каком смысле?
– А в таком – Если 28 июня 1914 года в Сараево какой-то сумасшедший убил экцгерцога Франца Фердинанда, пусть и наследника Австро Венгерского престола, то найдите того сумасшедшего и хоть на куски его режьте! – Он виноват, пусть и по научению других! – Так нет же! Нужно поднять народы многих стран, чтоб убить холопов этих стран, которые даже во сне не видели экцгерцога и не знают, что это такое! Ну и что в сухом остатке? – Все те кто затеял эту бойню, как жили, так будут жить припеваючи! Страны – как были, так и останутся странами ... но ... зато вороны на полях сражений будут выклёвывать глаза невинным … и именно – рабам!
Плюнул бы ты, есаул, на всё это, остался бы у нас с хорошей женщиной и выращивал бы хлеб! – Занятие, куда благородней и чище твоей воны.
– Не могу, староста, есть личный долг у меня … дай разобраться самому с моей жизнью. Тогда, если останусь живой, я так и сделаю … может приду к тебе …
– Воля твоя … Тогда у меня есть ещё одно предложение.
– Я слушаю …
– Если ты не жалеешь своей жизни – то это твоё право! – Пожалей жеребца!.. Не губи его! Пусть сеет плоды свои!
А вернёшься живой, заберёшь его как лучшего друга. Я тебе дам для пушечного мяса хорошего коня под седло и другого – вьючного, для вещей фронтовых … И … ещё оговоренных тридцать золотых крон … думай …
Долго думал Абдулкерим. Сорвал травинку и стал жевать её … выплюнул ... сорвал вторую ... покрутил в пальцах и тяжело выдавил из себя.
– Ладно, староста ... наверно ты прав ... Наверно прав ты!Тяжело мне, но так и быть. Отдай деньги женщине меня приютившей, но сделай так, чтоб до отъезда я не видел ни её, ни жеребца …
– Я и предвидел … что ты в добром здравии ! Сегодня переночуешь у меня … а завтра – лови удачу!!
Абдулкерим переночевал у старосты, а утром чуть свет, с двумя лошадьми, но в своём родном седле направился в сторону Луцка …

Конец двенадцатой главы.