МЫТАРСТВА АБДУЛКЕРИМА

Мытарства Абдулкерима
Глава девятая повести «ПЕРЕКРЁСТКИ»

Так же как когда-то, во все концы мира, дороги шли через Рим – так в описываемые события, дороги на западный фронт шли из Украин, и Малороссии через Львов. В то время он назывался на австрийский лад – Лемберг. И уже в самом Львове Абдулкерим мог определиться куда держать путь, чтоб найти тринадцатый полк Донской казачьей дивизии, где по намёткам и должен служить и сражаться хорунжий – Петро.
Абдулкерим знал, что снаскоку это сделать невозможно – нужно присмотреться и принюхаться к штабным офицерам служившим в самом Львове. А здесь пойди разберись где свои, где чужие, хотя русская армия вошла уже во Львов. – Нужно искать проворного и прозорливого еврея, по ихнему – «жида», который всё знает, а если пока не знает, то за деньги до всего докопается. Докопается даже до того, что и чёрту не под силу. Но такого «жида» ещё нужно найти. – Для этого нужно первым долгом определиться с жильём. – На улицах Львова бивуак не поставишь! – Во всяком случае в одиночку!
Такие узкие улицы с такими огромными домами с двух сторон Абдулкерим видел впервые. Его четыре лошади и собака рядом не помещались, приходилось продвигаться цугом. Встречные прохожие прижимались к домам, чтоб пропустить этот странный поезд. Нужно принимать непривычные, но срочные меры. Перестраиваться. По обе стороны улицы вплотную, ютились лавочки и мастерские. Возле одной мастерской, где пространства было чуть больше с вывеской «Чоботарня», и стояла у двери крохотная лавочка, Абдулкерим спешился и зашёл внутрь. Мастерская представляла собой крохотную комнатку, почти всю занятую сапожным верстаком с разнообразным сапожным инструментом и кучей колодок, что за ними еле проглядывался сам мастер, с седыми, давно не стриженными пейсами. Хозяин подслеповатыми глазами посмотрел на вошедшего, стараясь узнать в нём застаревшего должника. Когда убедился, что новый клиент ему ничего не должен, улыбнулся и сказал: –
– Что такой ясновельможный пан ищет на этой окраине, а не обращается к знаменитым шевцям в центре?
– Да я хотел попросить кусок дратвы, чтоб укрепить ремень, что удерживает стремя, а то может оборваться …
– Ой, кажется, не за тем ясновельможный пан зашёл ко мне. А коли так, то давай я посмотрю – не отбивай хлеб … Ты, я думаю, лучше машешь шашкой, чем орудуешь позорным шилом.
– Ну ещё есть один немаловажный вопрос. Найти на несколько дней жильё, пока я справлюсь с делами.
– Я тебя и в себя бы оставил. Деревянная лавка и рядно, чтоб застелить её есть, но куда твой табун деть?
Ты его сдал бы на мыло … знакомый жид со своей живодёрней есть возле Лычаковского кладбища. – Хочешь отправлю гонца. Он так потом шкуры выделает – славные чоботы получатся … я тебе и стачаю. А кравець, тоже жид, мой корыш, через дорогу – тебе такую кацавейку скроит, что все панянки, и не только мисця Львова – попадают! ...
– Нет спасибо. Ты мне сослужил уже хорошую службу. Вот тебе австрийский шиллинг. –
Чоботарь при виде денег улыбнулся, но, скривив такую жалкую и кислую улыбку ... помедлил и ответил: –
– Благодарствую. Возьму другим разом. Ты ко мне ещё обратишься, как мне подсказывает Талмуд – тогда уже – гамузом. – Тут же сел за верстак и взял в руки какую-то обувную рвань, как будто здесь кроме него никого нет.
– Талмуд – это что – как наша Библия … и тоже про Иисуса Христа? – Побеспокоил его Абдулкерим. – Хозяин бросил рваный ботинок под верстак, что-то прошептал и, подумав, ответил. –
– Да уж покруче будет! И наш Моисей не чета вашему Христу! – Там слишком тёмно ...
– Это как?! – Возмутился Абдулкерим …
– А ты зайди в нашу синагогу и спроси о зачатии Христа … Там тебе скажут, что не Мариам зачала его от Бога, а некая Стада от морского пирата, а та при зачатии укусила его за палец. Вот по этому пальцу и узнали грешника на Страшном Суде и отправили его в кипящие экспременты. В других синагогах скажут другое. Читай Талмуд. У меня он есть. Вот когда ещё прийдешь за помощью, поселишься у меня и прочитаешь. – Абдулкерим хотел съязвить, но воздержался ...
– Ну прощай … там будет видно … – сказал Абдулкерим
– Будет - будет –
Абдулкерим вышел и закрыл за собой дверь. Он понял, что с таким табуном лошадей, ему одному здесь ничего не светит и решил обратно отправиться к Грыцьку, оставить у него три лошади и собаку. Тем более, что до его селения – день пути.
Грыцько обрадовался –
– Что передумал? – спросил он, волнуясь.
– Нет не передумал … Сначала выполню свою миссию, Богом на меня возложенную, а там будет видно. –
Рассказал ему первые впечатления от пригорода Львова и со странной встречей от львовского еврея.
– А ты знаешь, от евреев тебе никуда не деться! Их в городе Львове живёт процентов тридцать пять, если не больше. И ты не смотри, что он сапожник. Если нужно встретиться с генералом, хоть австрийским, хоть с русским, а хоть и с польским – они тебе такую встречу и организуют. Там у них своя «Грибная мицелия»!
Абдулкерим погостил у Грыцька ещё два дня. Половили рыбу, поохотились на зайца, хоть и не сезон был. Попили домашней наливки и пива. Дочери Грыцька видно не было. И Грыцько спросил –
– Чего не спрашиваешь где невеста – твоя будущая жена?
Абдулкерим чуть покраснел – не то от возмущения, не то от радости. Расшифровывать не стал. Решил помолчать.
– Отмалчиваешься? – Ладно переживём. А дочь я сегодня отправил в соседнее село к моей близкой родственнице. Пусть пообщаются. Хоть ты и не говоришь о своей миссии, ну да ладно, время военное – всё может быть. Но если хочешь я поеду с тобой … С будущим тестем тебе всё таки надежней …
– Нет! – Ты сам сказал, что время военное. Ты сослужишь службу если я у тебя оставлю лошадей на какое-то время и часть казны русскими золотыми рублями, но в присутствии крючкотворца от юриспруденции и с бумагой, так как и то и другое – казённое, принадлежит Войску Донскому, и карается законами военного времени. –
Абдулкерим схитрил – и то, и другое было его личной собственностью. Но так надежней.
Грыцько пригласил нотариуса и Абдулкерим на следующий день без лошадей и большей части золотых монет, но с бумагой отправился вновь во Львов и поселился у знакомого уже жида. Тот принял его как старого друга. Его жилище, что было на втором этаже его же мастерской – довольно таки просторное, и с интерьерами оформленными хорошим вкусом того времени. Адулкерим посмотрел и подумал: «Не то что наша сакля ...»! Хотя его сакля была в предместье Нальчика и считалась саклей зажиточной.
Лавка и рядно, предложенное Сенькой, (так звали хозяина), оказалось мягким, оббитым дорогим бархатом, диваном, а рядном – оказалась тонкая перинка, с верблюжьим одеялом, в цветастом, с большими розами, пододеяльником. На такой постели Абдулкериму спать ещё не приходилось.
– Адочка, у нас сегодня дорогой гость … прямо из России. Найди хоть что повечерять, а потом нас ждут серьёзные дела …
– Ой, какая радость, какая радость! – Запричитала Адочка – Прямо из России! То-то мне и сон такой снился, помнишь я тебе рассказала.
– Нет, Адочка, тот твой сон был к другому событию … разве я тебя не посвящал?
– Не посвящал! Клянусь святым Давидом и звездой его – не посвящал. Ну если нельзя перед ясновельможным паном, то ладно. – Но у нас же перед дорогими гостями нет никаких секретов! – И обратясь к Абдулкериму – забывает иногда открыть мне свою душу, а перед сном это так важно, чтоб наступил хороший день. –
Адочке можно было дать на вскидку и пятьдесят и тридцать лет. Наверно скорее пятьдесят! – Её окружали четверо ухоженных детей примерно от семи до двенадцати лет и еще вынырнула хорошенькая евреечка лет двадцати и что-то шепнула, явно матери, чуть поклонясь Абдулкериму.
– Ага для шаббата всё готово, можно пройти в столовую, а по пути под раковиной ополоснуть руки –
сказала Адочка. Сегодня пятница. Начинается шаббат и он продлится до вечера субботнего дня. Никаких дел праведные евреи в это время не делают. Так что будем отдыхать. –
На столе лежала традиционная хала – еврейский хлеб, куриные котлеты, творог, много зелени и объёмный графин вина. Все уселись за стол –
восемь человек.
– Помолимся каждый про себя тихо – воздадим хвалу Господу Богу, нашему предводителю Моисею, спасшему евреев … и пророку Давиду. Пища вся кашерная, а за вино я ручаюсь оно изготовилось в еврейской общине, – сказал хозяин – и начнём свою трапезу с творога и зелени. –
Адочка Абдулкериму объяснила –
– Если начать с куриных котлет, то между котлетами и творогом должно пройти шесть часов, а если начать с творога, то до котлет доберёмся через час. За этот час поговорим о наших семьях, вспомним о тех, кого нет с нами, может и песни споём, а Сонечка нам сыграет на скрипке. –
Сонечка – очень красивая жидовочка чуть привстала и поклонилась. Чувствовалось, что Абдулкерим не первый гость в их семье.
Абдулкерим думал: «Неужели те грязные шкуратки, что теребит в руках престарелый еврей, дают ему такой достаток в доме?». Бедный еврей как будто услышал его вопрос и сказал.
– Моя чоботарня, конечно, дает мне доход для хорошего воспитания моих деток, поженить их и выдать замуж. Но только потому, что моя чоботарня является ещё одной из ячеек общего еврейского кагала и связана с другими ячейками города Львова, и, даже, может быть, Берлина и той же вашей Москвой. И Кагал не допустит, чтоб обладатель связующей ячейки терпел материальные бедности и неурядицы. Кагал, по мере возможности, перераспределит давление материальными ценностями так, чтоб они были более-менее справедливыми. А теперь ни слова о проблемах! Отдыхаем до вечера субботы и набираемся сил!
Между приемами пищи и всякими тостами красавица Соня играла на скрипке, своей музыкой и красотой наполняла сердца и души отдыхающих самой дорогой валютой мира – здоровьем и хорошим настроением. Мелюзгу в девять часов вечера отправили в постель. Остались в четырёх, рассказывали анекдоты, небылицы, пели песни до самого ура, потом отправились спать.
Семён привёл преимущество нерабочего субботнего дня. Когда за неделю все устанут и дождутся воскресного отдыха – еврей будет отдохнувший. С новыми силами еврею легче будет уговаривать, внушать и перетягивать на свою сторону уставшего. – Выгода воскресного дня! Только нужно уметь им воспользоваться!
В воскресенье Семён одел костюм, хромовые сапоги начищенные до блеска, Ада – платье с хорошо выверенным декольте – для Сони хватило её красоты и юности, чтоб на платье никто не обращал внимания; и такой компанией, прихватив с собой хорунжего Абдулкерима, при всём его параде, отправились во Львовский оперный театр. Там будут решать многие житейские вопросы.
Конечно билеты никто не покупал. В гардеробе работала гардеробщицей, ещё во цвете прекрасных лет тётя Эдна. Она тут же сбегала в кассу к такой же по возрасту тете Саре, та выдал контрамарки в партер с указанными хорошими местами. – Вопрос входа был решён. Потом зашли в театральный буфет. Там работали официантками две очень юные жидовочки – Кармит и Кейла. Их юность во весь голос спорила с их красотой! – Посмотришь и пожалеешь, что уже женат! В большой львовской квартире родителей Кармит, был временно расквартирован бригадный генерал Войска Донского Василий Щукин. Ещё довольно молодой мужчина способный влюбляться, поэтому он посматривал с возжеланием на подругу Кармит – Кейлу. До амурных дел не доходило, но Кейла это чувствовала и при встрече с ним расцветала как майская роза, а он, казалось, готов был выполнить любую её просьбу. Просьба на данный момент состояла в том, чтоб помочь Абдулкериму.
Две хитрые девушки сделали так, чтоб усадить за два сдвинутых стола семейство Семёна с Абдулькеримом и генералом Щукиным. Они щебетали обе райскими птичками, а им помогала щебетать ещё третья жидовочка Соня, не уступающая ни в красоте, ни в щебетании. Мужчина Щукин был взят в плен, потому, что, на вид очень нежные и ласковые, а на самом деле очень жесткие, и всё пробивающие глаза девушек обещали райские кущи! До них нужно было только дойти! А дорога, ясное дело – выполнение самых мизерных и незначительных просьб.
Если на плацу и вообще в любом другом месте нужно было соблюдать строгую субординацию, то в оперном театре Мельпомена равняла все чины. Как же! – Здесь совсем другая категория людей, понимающих и ценящих театральное искусство! – Вся спесь, всё ханжество там, за дверью театра! – Здесь же, переступив порог храма искусств – ты совсем другой человек! Ты взял с собой в театр только самые лучшие человеческие качества и они поравняли всех!
Поэтому и хорунжий Абдулкерим, и генерал Щукин, сидя за одним столом чувствовали себя равными театралами! Раз они в театре, то степень любви к искусству у них равная, и как следствие люди они равны как люди! И генерал Щукин и хорунжий Абдулкерим наслаждались малыми глотками французского коньяка и вели равную беседу о делах военных … да и гражданских. Красавица Соня умела поддержать их беседу. Генерал Щукин иногда поглядывал на декольте Ады, но тут же переводил взгляд на её дочь! Сеня млел от радости, что декольте его жены, всё таки, ещё привлекательное и тут же прикидывал какую выгоду из этого декольте можно извлечь! Но, Боже упаси, не пуская козла в огород жрать его капусту!
Генерал Щукин написал записку полковнику Яровому Войска Донского и в ней просил уделить внимание и поучаствовать в просьбе его друга, хорунжего Абдулкерима! – Три юные феи – Кармит, Кейла и Соня сделали друзьями, до этого воскресенья незнакомых, далеко не равных по рангу мужчин! – Да хранит Господь Бог их души!
В оперном ставили ещё совсем не объезженную оперу Стравинского «Соловей». Впервые её поставили в Париже 26 Мая 1914 года в рамках Дягилевской антрепризы. А сейчас её ставили во Львове по случаю приезда на фронт Николая Второго. Но Государь прибыл во Львов на автомашине только в апреле 1915 года, посещая Броды. Поэтому почти целый год атмосфера во Львовском оперном царила праздничная.
Его посещали знатные панянки. Вследствие так много было самых откровенных декольте и открытых плеч, хотя иногда температура не соответствовала таким ритуалам. Очень много театр посещало русских офицеров высокого и среднего ранга. – Театр собирал весь цвет общества и необязательно любителей оперы, или балета! – Нет! – Это была смотровая площадка высоких мод того времени, самых изощрённых красавиц и их кавалеров. Однако эта площадка служила в основном хоть и зажиточному, но среднему классу. Богатые львовяне слушали оперы, если они их слушали, в Милане, или в Вене! Хоть и не слушали, но там присутствовали! – Там и заключали сделки … даже брачные.
Львовские же евреи, как удачливые рыбаки, выуживали здесь все секреты текущего времени, чтоб потом их применить в жизни и выдавить, отсепарировать, и извлечь из них самый выгодный гешефт! Он мог быть не сиюминутным, а отложенным на месяцы, даже на годы, но безусловно приумноженным и обязательным. – Евреи умницы! – Пусть там дурное мужичьё, на их собственный взгляд, копается в крови и в дерьме, попеременно рвут глотки и кричат: «Мы победили!» и гниют в болотах их безжизненные тела. Пусть! – Земля нуждается в удобрениях! Выросший чертополох им скажет спасибо! Не может одурманенное мужичьё по разным сторонам баррикад спросить друг друга: «Слышь, комрат, а за что я должен убивать тебя! За что мой штык должен обагриться твоей кровью? Я, что хочу забрать твою усадьбу? – Не нужна мне она!». Но не может комарат ответить: «Нет у меня никакой усадьбы, у меня маленькая хатка, где растут полуголодные дети! Но мне сказали, мне внушили, что мой штык должен пробить твою грудь, чтоб увидеть цвет твоей крови, и лишь потом вонючим трупом гнить в чужих мне землях! – Вот такой срез жизни!
Генерал Щукин, как будто кто-то нашептал ему такие мысли задумчиво сказал –
– Я рад, что мой личный палаш не обагрился чье-то кровью ...
Абдулкериму нужно было ехать в город Стрий. Там был расположен полк полковника Ярового, в котором предположительно и должен служить хорунжий Петро.