«Дом "блаженных", 8»

­­В общежитье 8 – оголтелый гомон, снова новоселье.
В общем-то, здесь мирно, кучно, дружелюбно – суть просты законы.
По весенней стуже – грубо, неумело в кель* заносят мебель:
второпях и прытко.
«Чем богаты? – Разным». Славный к сплетням дóвод!

Солнце золотисто – в заоконной клетке, спорам не внимая,
светит монотонно сквозь тугие ставни: город в хилом блике.
«Улыбайся миру: комом – блинный полдень! Не глумись, встречай же
"заводного зайца", – по стеклу колотит озорнó и лихо».

Этажом чуть выше – "проживалец" некто – странный хлопец, мрачный.
Денно-нощно чинит, брешет молоточком, неуёмно сверлит.
И ворчит сквозь зубы от тоски бессильной, с недосыпа, прачка
на злосчастном – первом, слыша, как несносно жгут "оркестром" дрели.

На втором – беззубый, старичок горбатый. Свят преклонный возраст!
Светлый лик приветлив, несмотря на скорби, в прошлом – демон фронта.
В расписаньях точен, "марафон" – до ГУМа, после – к другу, в хоспис:
там вам порасскажут, как друзья-танкисты били злого чёрта!

В веке спором – трудно, вовсе не раздолье в ветхой коммуналке.
Отчего ж не в сносе? Важно ль? Кто – о чём, но… слухи, тóлки, дрязги.
Век живут соседи, хоть, видать, полвека – сплюнуть бы украдкой.
Ну, а, впрочем, ладно – "бренное" привычно да к новью́ не вязко!

Есть в домах старинных древние устои "стременнóй" огранки:
проходная, кухня, хлипенькие двери – вдоль, рядком – обувка.
Комната левее – спит со смены сторож; "штаб" напротив – склянки,
баночки, жестянки: химик Вовка штатно в холл выносит втулки.

И давно привыкли, присмирев к житéйству, "дружные соседи".
Писк мышиных "клáдов", тараканья кухня – мира не разрушат.
А в ночах безлунных, в вой надры́вный вéтра, звёздные медведи
чутко спят, тревожно – охраняют Землю верно и послушно!

Общежитье 8: жизнь – смесь архаизма с темпом одиночеств.
Всё ж, кому-то – планы! "Пóручни"-кредиты, чада с хворью "свинки".
Тише всех – на пятом: бродит бледный призрак, бродит полуночник.
Фронтовик не выдаст гадам языкастым, непутёвым – Зинку!

Молчалива, скрытна, с виду – лет под сорок, в облике обычна.
От бесед уклонна*: хоть рычи, хоть крикни – не одарит словом.
Может, и понятно – в каждом есть заботы, в каждом кладь привычек.
«Партиз-з-занша, Зинка!» – ляпнул грубо Вовка, – «Бить таких, хоть кóлом…»

С неких лет седая, но лицо – спокойно, ни следа морщин и…
некому ж поведать, что в молчанье тяжком вековечный холод.
Ни в лучах весенних, ни в осенних путчах, ни в злорадстве зим бы –
не узрéть, не слышать подлый треск пощёчин. Годам нужен повод?

Был секрет у Зины, тайный и былинный – груз, валун путейный*.
(Старое оконце, уголок мансардный, стол да раскладушка).
Подмигнёт устало, ранним утром ясным – улыбнётся.
– Мне ли?
А в окне промёрзшем леденцовой вязью – расцветают груши.

– Как живёшь, родная?
– Вот, годков уж десять – жизнь не топка мёдом.
А вчера накрыло ливнем мостовую, встал состав трамвайный.
– Опоздала?
– Милый, век спешу – без толку, опоздала, Фёдор!
На стекле прозрачном (окнам час не писан): «Не грусти, родная!»

Жизнь – дурная пуля: гадов лупит мимо, дорогих – прицельно!
Прорыдала Зинка, молча, тише мыши. Чтоб ни снам, ни духам…
До чего же глупо, до чего же страшно, до чего ж бесцельно
"интегралит" время, в нас играя вольно – без чутья и слуха?..

Гаркнул клин, – к прилёту! Обознаться сложно. Знать, весна, не осень!
По-спартански зябко, акапельно-дурно.
– Зин, пойди, оденься!
Спит смиренный город, спит в сакральных думах общежитье 8.

– Фёдор, Фёдор, где ты? Погоди!
– Не бойся. Да куда ж я денусь?..


* "блаженных" – страдальцев (пер. см.)
* кель (изм.) – келья
* см. уклончива
* см. путевой

© Кайгородова Светлана
/ iiijiii В Конце Тоннеля. 2023 /