В прядях облачных небопокосов
Поднимается к сердцу слеза:
Загустели рубинами росы,
Незабудок хмельных бирюза,
Словно солнца зрачок из призмы,
Вглубь растет – поцелуй и вздох.
И слетают трёхмерий ризы
Если ДА изрекает Бог.
От учёных сбежав суеверий,
Зимостойкость стиха сохранив,
Мы находим друзей по вере
В нехожанах лесной родни.
Кем услышатся их протесты?
К небу ветви воздеты рук
И кричат их немые жесты
Механизмов расслышав стук.
По весне слезой промерцает
Сок берёзовый гласом льда,
Огнекрылость вдохнуть желая,
Как святая небес вода,
Переливчатой тайной света,
В безупречность души – засол,
Расплескаться обильным летом
Как листва, как стиха глагол
Дней измучен пульсацией,
истлеваешь на
линии тонкой,
Костяною рукою завёрнут в
мерцающих искр парафраз.
Обречённый частями себя собирать
и идти к горизонту,
Не бери в путь с собой ты пылающих яростью глаз.
Неизбежность, аккордно, с безмолвием снега
слезу утишает
В переборах минорных на
рельсовых струнах дорог.
Ввысь не плоскость нас тянет, а то,
что за краем бывает
В исчезающей дымке,
в оправе с собой примиряющих строк.
Посмотри - рыбы машут едва на струе плавниками,
Малахольно доверившись
силе незримой любви.
Расскажи им, чем кончились тропы
глубинных твоих исканий,
Можешь также орла расспросить, что
недвижно в зените парит.
Это что ж за язык телеграммный у них,
без тире, и без точек,
Проводящий в пучинах и возносящий сердца их в зенит!?
Постояльцем словесных дум стих растёт из наитий,
Музыкальной небылью, в россыпях рифм и нот,
Кровью спетый венозной, в артериях снов открытий,
Прерывая цепочку рассудочных дел длиннот.
Разбивая лучи на чириканье, гул и свисты,
Растворив сталь иронии в желчи утрат и в слезах,
Наливается он вещим звоном и символьной силой лучистой,
Бытие по фракталам кипящей листвы разбросав.
Мир сшивая из лоскутков, явь - из плоти и чувств миллиметров,
Из незрячей бездушности - геометрией уст и шагов,
Узел огненных слов плавит тропос дугою электро,
В пальцах леса рекою курясь, синей дымкой змеясь облаков.
Крон шуршаньем вскипев, в догонялки с ветрами играя,
Ливнем звуков, волной омывая асфальтово-смоговый данж,
В злаках бед и злосчастий к хлебам нас Любвь прививает,
Строя вечности личной неповторимо-чудесный этаж.
Тьма мерцала вкрапленьем событий
в глазах безучастных
И надмирных систем неуют всем сулил недород.
Рвал пернатое сердце и бисер метал на всемирное счастье,
Мерил общую боль неотмоленной мерой народ…
Дух дерзаний иссяк, зло куражится цинком лучистым.
Тормозам отказав в гонке беличьей смарт-дураков.
Зиждет снег музыкальный бездонно, небесно и
чисто,
Даль насыщена золотом кос голубых облаков.
Сводит счёты обыденность за неотмирность явлений
Обреченностью жить в безпробудно постылом вчера,
На рожки калаша хлеб пророчеств, на байты разменен,
На четыре разломлен квадрата мир коптером Ра.
Кровь пространства и времени медными чашами льют.
Свет не в силах держать, снежной тьмы врачеваньем исколот,
Гримирую белилами слов безобразий мазут.
Скрип незримого реза стеклянен и адресно точен,
Одичавшие яблони свечи гасили шесть раз.
Дождь простуженный вальсы прощальные глухо рокочет
Грузом двести врываясь в затёртость привычную фраз.