Чернобог

Вечер развернул углами
дум бессонных эрмитаж,
словно в мыльной теледраме
слез выдавливая блажь.
Сердце одиноко стынет,
и не в «ящике» – во мне.
В человеческой пустыне
как на каменной луне.

Задыхается от стона,
извивается «звезда».
Супер-запада Мадонна
белозуба и пуста.
То сквозь слезы улыбаясь,
то лукаво пряча взгляд,
чувством публики играя,
слов вымучивает ряд,
источая сладострастный яд обид,
слово лишь – и вот уж ненависть горит.

Виртуальною тропою
в место, где мой враг стоит
память алою дырою
в мертво-белый лес стремит.
И плывёт над головою алый диск,
и струною сердце ноет – жухлый лист.

Тяжко духу: тянет тело,
от земли не оторвать.
Надо, как бы не хотелось,
надо, надо вспоминать:
где поступок ты посеял,
где привычку приобрел,
что с характером ты сделал,
что к такой судьбе привёл.
Отчего ж так пламенеет боль обид,
и закат багровой горечью горит!

Звон ассоциаций ближе,
в страхе стынет чуткий нерв.
Разливает пену-жижу
кем-то брошенный карьер.
А над самой головою алый диск,
а над пепельной травою жжёный лист.

Я вступаю в Черный город,
в дум невыдуманный ад.
К месту главного позора
душу я привёл назад.
И уже над головою протрубил
цельбоносною трубою Рафаил.

Здесь в сплетеньях виадуков
бьётся ворона лишь крик,
здесь тоску багровой муки
сплел паук – мой ум-двойник.
И подбрасывает в пламя боль обид
и выплёскивает ненависть в зенит.

Вон, за первым поворотом,
ухмыляясь, он стоит
идолом-мордоворотом:
мышцы, челюсть – как гранит.
Не робеет зачинатель гневных ссор.
Ну-ка, выведи такого на позор?!

Вывожу. Шипит лукавый,
извивается как змей.
Крест творю рукою правой
и слабеет ум-злодей.
Тут, набравшись силы-воли
в Небо я кричу, когда
сотворил я беззаконье
и… - растаял без следа
мной владевший безраздельно
самоумья чёрный бог,
и впервые с умиленьем
в сердце хлынул слёз поток.
И с земли впервые чистым я восстал,
и к Пречистой Девы образу припал.