Быстро я привык к тому, что я подонок.
Кто ж еще? Такой кличкою прозвали
с детства привиденья. Чем обосновали
право на диагноз? Взрослые они.
Всё трясли цепями, ухали, скакали.
Полные макаки… Мне же грустно было.
Прятался за ригой, а на сеновале
прикопал я книгу сказок и баллад.
Я туда залазил, чтоб читать и думать.
Между тем макаки мир переменяли
по своим подобиям, по своим желаньям,
жухнул он, желтел,
будто лист табачный под палящим солнцем.
Я ж читал и думал, читал и много думал.
Но однажды утром повели с другими
за село меня.
Плакали они, просили, умоляли.
Зачем? Не понимаю. Подонками они
себя, подозреваю, как видно, не считали.
Мне же, примирившемуся с именем позорным,
терять то было нечего.
И с честным любопытством
я принял раскоряченный, словно водомерка,
сказочный, по-своему таинственный, глубокий,
тайну обещающий добрый пулемет…