день опускался золотом...

День опускался… золотом - в стакан…
В черемуху, бесспорно, – благозвучней.
Зубами разгрызает мальчуган
то, что на ветке раньше было грушей.

Калитка скрипнула в раздолье, а село
затихло к вечеру. Собаки лижут цепи.
К беспечности собак подходишь так легко,
как могут это сделать человеки.

Карп в воздух бросил в чешуе пальто,
замечен был по блесткам на излёте…
Я вырос в городе, гдё вырастает всё…
за исключением – свободы или плоти.

И этот карп, и этот мальчуган
часть от идиллии, где стая диких уток
крылом на взлёте резала капкан.
Его в хлеву для них соорудили.

Хвостом болтает карп в костюме золотом.
Ну чем тебе – не золотая рыбка ?
Погонщик щёлкал за гумном кнутом,
сгонял коров к постою от распутка.

Прохожий в джинсах, вид - не городской,
достал айфон, и СМС-ки строчит.
А я стоял на площади столбом,
дождём, несбывшимся прогнозом о погоде.

А что же делать ? Пыль не прибивать.
Для этого я точно не пригоден.
Быт или не бЫть ? Что ёще желать?
Кораллы с рыбой… Я же не во флоте.

Опять корыто, Пушкин - не дурак,
когда описывал - из моря злую рыбку.
Дед – не виновен, что его «чердак»,
не докумекав – совершал ошибку.

Ищите женщину, в деревне – это зло:
с утра на поле… Черт бы с ней - с картошкой.
Мой дождь не выпавший, не выпавший – в ничто.
Я ел в обед - салями и окрошку.

Довольно сплетен, заворчал Трезор,
ему кусать знакомцев неохота.
И распускался над гумном узор,
и звёзды падали, как под обстрел пехота.

Калитка скрипнула, смещая купола
церквушки древней, что твоя старушка.
И расправляла паруса – луна,
и жизнь внизу казалась ей игрушкой.

Послесловие  :

У поля проса… спит в стогу луна.
К плетям забора клонится рябина.
Лягушек хор галдит, что сатана.
А соловей пел чище серафима.

Сорвался пёс, любовь свою нашел.
Пытались девки искупаться нагишом.
Камыш шумел, карп нудно что-то ел.

А я на звёзды, безмятежные, смотрел.


Отредактировано 14.12.17