Колюня

1, сны

Железнодорожный путь. Сумерки. Колюня — неопределенного возраста старик — насвистывает что-то — и потихоньку идет по шпалам, старательно наступая на каждую...
Остановился, выудил из кармана хлебные крошки, половину в рот, половину — назад, в карман. Пожевал задумчиво, постоял немного... и дальше...
Нарастающий гул. Приближается невидимый эшелон.
Колюня дергается — сбежать под насыпь, но — двигается вперед...
Гул все ближе...
Голос Елены Николаевны:
— Нет, ну, вы представляете, гости из Германии... старички. Ковыляют себе... тихо мирно, а мой-то... Колюня-то... речь услыхал немецкую... И чего он к ним привязался?
Колюня дергается, выхватывает из кармана... яблоко.
Голос Елены Николаевны:
— Фрицы, — кричит, — и яблоко свое... Да! Именно! Швырнул! Старички врассыпную: думали — граната.
Колюня стискивает яблоко и бросается навстречу приближающемуся гулу.
Все быстрее, быстрее... и — темнота.

2

Елена Николаевна, дочь Колюни, миловидная женщина лет сорока, разговаривает в прихожей по телефону.
— Да, если бы не вы… Я только вещи собрать успела... съезжаем ведь, а тут — звонок: милиция. И в подробностях. Я не поверила: Колюня и в отделении? Потом — вам позвонила.

3

Колюня похрапывает на раскладушке. В комнате беспорядок: Колюня готовится к переезду.
Голос Елены Николаевны:
— Да, у тебя... А что — Колюня? Не маленький...
Колюня просыпается...

4

Елена Николаевна касается трубки губами… целует. Пугается и уже другим голосом:
— И вообще, я полночи маялась, валерьянку глотала, а Колюня — то о рельсах, то еще о чем... А теперь — храпит. Все с него, как с гуся... Одно слово — Колюня.
Колюня стоит в дверях, внимательно слушает Елену Николаевну. Потом — улыбается и потихоньку закрывает дверь. Снова раздается легкое похрапывание, мешающееся с короткими гудками.

На двери появляется титр — «Колюня».

5

Елена Николаевна в переднике, надетом поверх выходного платья, собирается посолить кипящую воду, вместо этого бросает в воду гречневую крупу. Пакет с дыркою, крупа просыпается на пол. Елена Николаевна прислушивается — не звонит ли телефон? — рассматривает свои покрасневшие руки, досадливо морщится, выходит в коридор.

6

Появляется Колюня. Включает радиоприемник. Замечает крупу, хмурится... и собирает ее, ползая по полу на коленях, — одну за другою, маленькие коричневые крупинки, — потом — катает их на ладони, улыбается.

7

Входит Елена Николаевна. Она смазывает руки кремом. Обращает внимание на Колюню с гречкою:
— Папа, ну, что же вы? По таким пустякам...
Колюня, улыбаясь, поднимается с пола.

8

Елена Николаевна, перемешивая кашу, держит ложку кончиками пальцев.
— Ох, Колюня...
Каша брызгает, обжигает пальцы. Елена Николаевна морщится и уже с досадою:
— Ох, Колюня...

9

Елена Николаевна открывает банку тушенки. Она срывает зло на безобидной жестянке, терзая ее открывалкою.
— Немецкая! Вот — качество! Свинина! Качество на этикетке, и в банке — качество. Qualitat.
Колюня стискивает крупинки, играет желваками.
Елена Николаевна вываливает тушенку на сковороду, вначале — половину, потом, подумав, — и остальное. С Колюнею она разговаривает, даже не оборачиваясь. Так же, почти не оборачиваясь, — чтобы не встретиться с Колюнею взглядом, — ставит на стол перед Колюнею пустую банку.

10

Колюня ссыпает гречку в банку, гремит ею, хмыкает удовлетворительно. Рассматривает жирную немецкую свинью с этикетки.
— На ферму меня определили — за свиньями ухаживать. Они их... — Судорожно переглатывает. — Яблоками. Я таких и в детстве не видывал, а они — свиньям... Потянулся я... потихоньку... А мне на ломаном: большевик, мол, а яблоки у свиней ворует. Толкнули еще...
Пытается соскоблить нарисованную свинью.
— Барахтаюсь в жиже этой, а яблоко рядом... плавает...
Вдруг — улыбается... и произносит, чеканя:
— Качество, значит? Ничего, у нас тоже — ка-чес-тво, с разлетом, значит, — осколков.
По радио передают «Прощание славянки».
Елена Николаевна резко оборачивается, видит улыбку Колюни... и — разводит руками: ох, Колюня.

11

Елена Николаевна выходит из квартиры. Возвращается. На ней все тот же передник. Она снимает его, но в кухню зайти не решается, оставляет передник на дверной ручке:
— Колюня, завтрак на плите… — Голос немного сбивается, выдает. — Ну, все, я пошла.
Смотрится в зеркало: примета все-таки. Подмигивает себе: красивая, мол. Уходит.

12

Колюня пересчитывает пенсию. Не забывает Колюню государство! Вон какую пачку принесли.
Пенсия у Колюни — знатная...
Напротив Колюни сидит почтальон Ниночка, совсем еще молоденькая и необычайно милая.
— Одна, две...
Бумажки — не новые, но Колюне именно это и нравится в них.
— Шахтерские, горняцкие... Всех помнят.
Ниночка смотрит на Колюнины руки, улыбается. Руки у Колюни — тоже рабочие — сильные, умелые.
— Три, четыре...
Ниночка вздыхает...
— Съезжаете... да? Вон и вещи собрали.
— Семь, восемь... Съезжаем, милая.
— Не увидимся больше...
— Отчего же не увидимся? — Колюня подмигивает Ниночке. — Я вот возьму и стану на почту ходить — за пенсией. Заявление напишу, и приду.
И по новой:
— Одна, две...

13

Колюня провожает Ниночку, машет ей рукою.
— Ей-богу, вот напишу... и приду.
Во дворе сантехники отчаянно «забивают козла» на «общем столе». Колюня кивает Сергеичу, а заодно и остальным. Сантехники кивают в ответ.
Колюня садится на краешек скамейки, поближе к Сергеичу, смотрит на костяшки, на Сергеича, достает из кармана яблоко, подбрасывает его машинально...
Яблоко ловит уже Сергеич: Колюня словно уходит в себя, замыкается. Сергеич смотрит на Колюню, вгрызается в яблоко. Смачно жует. Колюня смотрит на Сергеича, кивает: ничего, мол, жуй.
Во дворе цветут многочисленные одуванчики. Сергеич, жуя, кивает сантехникам на Колюню, на одуванчики. Сантехники улыбаются: Колюня и сам, как одуванчик, — седой, растрепанный.

14

Колюня достает из внутреннего кармана, того, что у сердца, записку… прочитывает, шевеля губами, засовывает в карман. Из того же кармана достает взрыватель, вертит его так же, как вертел яблоко.
На двор наползает тень. Облака все плывут и плывут.
— Ох...
Сергеич давится яблоком: Колюня вздыхает?
— Ох...
Колюня сует взрыватель в карман, резко поднимается — и стремительно уходит, сшибая по дороге пушистые головки одуванчиков. Хлопает дверью подъезда.
— Рыба! — кричит Сергеич, выбрасывает недоеденное яблоко и, не прощаясь, уходит вслед за Колюнею.
Во дворе опять солнечно. И тихо. Только щелкают костяшки домино.

15

Колюня возится на кухне, гремит посудою, насвистывает нечто.
— Съезжаете...
Сергеич даже не спрашивает — утверждает. А сам — то в зеркало глянет, то в ванную сунется... краны откроет, закроет.
— А ведь грузчик-то... а? Ну, снесет он холодильник, снесет... Но как снесет? Куда снесет?
Колюня и посудою не гремит, и свистеть перестал.
— Ты чего, Колюня?
— Так, ничего...
Опять гремит.
Антресоли-то у Колюни… высоковаты. Подпрыгивает Сергеич... Видит пачки газет, перемотанные бечевкою. Еще подпрыгивает. Оглядывается, тянет руку, ощупывает…
Колюня появляется за спиною Сергеича, кашляет... Сергеич дергается.
— Макулатура же... Все антресоли завалены. Рублей на двести, а?
— Это, Сергеич... понимаешь? А... — Колюня машет рукою. — Иди, готово уже.
Сергеич облегченно вздыхает, идет на кухню.
Колюня подходит к антресолям, поднимается на цыпочки, быстро-быстро сует руку чуть дальше, за газеты, замирает... оглядывается… поправляет газеты. Идет за Сергеичем.

16

— Ох, Колюня...
Сергеич в восторге: огурцы соленые на столе, хлеб ржаной, водка... С чего бы это?
Колюня — сияет...
Налили — хлопнули...
— Ты, Колюня, мальчишкою-то и фрица небось видал...
Хлопнули...
— Хороша, зараза...
Колюня хрупает огурцом, Колюня счастлив. И от счастья своего выглядит — совсем пацаном.
Сергеич придвигается поближе, доверчиво улыбается.
— Эх, Колюня, повезло же нам родиться с тобою, опосля уж мая того — победного... а?
Колюня кивает...

17

Выпили... Еще.
Сергеич подмигивает Колюне.
— Значит, о холодильнике я...
За окнами грохочет товарняк...
Пьянея, Колюня начинает раскачиваться… и говорит, говорит, он обращается не к Сергеичу — к себе, и даже не говорит — причитает:
— Отсырел он... Вещь хрупкая, — взрыватель. Отсырел и — ни в какую. Я ж его и так, и этак... Фрицы гогочут! Но то — взрыватель... вещь... а я — я-то человек.
— Куда снесет...
Сергеич, не слушая, примеривается к холодильнику и замечает на нем — пожелтевшую фотографию в рамке. На ней — бравый офицер с белыми волосами. Одуванчик. Колюня. Сергеич вертит головою. Сверяется... Точно — Колюня. Сергеич икает.
— Может, и в человеке каждом... взрыватель имеется. Сработает взрыватель — и человек... сработает.
Сергеич икает, уже не переставая.
— Только отладить бы его, взрыватель этот... а? Выкрутить его и — отладить... — Колюня поскуливает. — Совесть — вот взрыватель человеческий. Совесть у меня отсырела...
Сергеич смотрит на взрыватель, на раскачивающегося, скулящего Колюню. Отодвигается от него.
— Совесть, Санька, совесть.
— Сергеич я...
Сергеич бочком, бочком — и вылетает из кухни. Хлопает входная дверь.
— Рыба.
Это на улице закончили очередную партию «извечные» доминошники.

18

Трезвонит телефон. Колюня плетется в прихожую, снимает трубку.
— Да. Да. Сергеич. Да, немного...
Колюня дышит в ладонь, принюхивается.
— Немного, говорю... Да, Сергеич...
Смотрит на антресоли... и даже подпрыгивает, проверяя, все ли на месте.
— Да, получил. Да. Пересчитал. Да.
Отодвигает трубку. Чеканные нотки Елены Николаевны звучат и так.
— Да. Да. Да... На масле поджарил... Да, подсолнечное... Масло...
Достает из кармана взрыватель... рассматривает его, стискивает в кулаке... и — взрывается:
— В масло ее, чтобы не очень... Заржавеет она, — и все, никаким взрывателем ее... Взры-ва-те-лем, говорю.
Колюня говорит шепотом, он разговаривает не с дочерью — с собою. Потом — прячет взрыватель, бросает трубку и, обращаясь к отражению, выдыхает:
— Все, Санька, все...

19

Из-под раскладушки достает Колюня старенький чемоданчик, седой от пыли, открывает его. Вот он — китель Колюни. С наградами.
Колюня надевает китель и — подбирается как-то, тоньше становится, увереннее. Аккуратно снимает награды — чтобы не бряцали — и прячет в чемоданчик. Задвигает чемоданчик под раскладушку. Не протирая.
Выходит в коридор, подходит к зеркалу.
— Товарищ... — с погонами сверяется — в отражении, — ...лейтенант, разрешите выполнять?
И — молодцевато щелкает каблуками.
Теперь — антресоли.
Примеривается Колюня... Не достать! Приносит табурет, взбирается на него, отодвигает газеты и достает — нечто, завернутое в мешковину. Садится на табурет, разворачивает... Вот она! Противотанковая граната... в масле машинном, как новенькая.
Колюня гладит гранату, взвешивает... крякает уважительно: сила, — и вкручивает взрыватель.
Потом — оставляет на зеркале записку, подмигивает своему отражению — надо же, какой! — и выходит из квартиры.

20

В квартиру буквально влетает Елена Николаевна. Влетает и... осторожно, еле сдерживаясь, закрывает дверь.
— Колю-уня...
Прислушивается.
— Я на такси, Колюня... мне его отпускать? А? Колюня...
Смотрит в зеркало. Торопливо вытирает смазанную поцелуями помаду. Поправляет платье. Замечает, что колготки «поползли», закрывается плащом.
— Колю-уня...
Видит в углу зеркала записку, достает ее... пачкается, нюхает записку, морщится, разворачивает, читает — вначале про себя, потом — вслух.
— Доченька, все я никак взрыватель...
Останавливается, читает сначала:
— Доченька, все я никак взрыватель тот из рук не выпущу, все я его кручу. Ведь подвел он меня, доченька. Но я уж его вкручу, не имею права такого — не вкрутить. Прощай. Твой папа. Лейтенант Скворцов. — Помолчала. И еще раз. — Твой папа...
Грохнуло за окном... И снова.
Елена Николаевна с плачем бросается в комнату Колюни, спотыкается... распахивает, обрывая, шторы, — уже захлебываясь рыданьями, открывает окно... и видит, как расцветают над городом огни праздничного салюта.

21, сны

Рассветные сумерки. Тупик железнодорожный. На путевом упоре сидит Колюня — потный, растрепанный и счастливый. Весь он перепачкан жирною сажею, но его это нимало не смущает. Он лопает яблоко и болтает ногами.
Доел. Даже огрызка не оставил.
Еще посидел...
Вынимает из кармана внутреннего... взрыватель, — нюхает его, тискает и... зашвыривает подальше.
Потом — улыбается, спрыгивает с упора — и...
Голос Елены Николаевны:
— Утро какое, а... папа...
Колюня оборачивается, смотрит в камеру, вытирает сажу с лица.
Голос Елены Николаевны:
— Счастливый... Помолодел даже. И седины поубавилось.
Колюня смотрит в камеру, улыбается широко. Впервые так широко.
Голос Елены Николаевны:
— Эх, папка... папка...
Колюня смеется, отворачивается и быстрым шагом идет в сторону просыпающегося города.

Иллюстрация О. Б., Симферополь