Митрополиту Филиппу Колычеву

О чём, отец, задумались с тревогою,
Ведь в келье монастырской тишина.
Вы молитесь пред дальнею дорогою,
Пред Вечностью. Она для всех одна.

История растерзана «малютами»
С благословенья хищных, властных рук.
А времена тогда бывают смутными,
Когда на сердце – боль душевных мук.

А неба синь порой багрово-красная.
А вороны – не стая лебедей.
Но «верую!» всегда сильней, чем «властвую!»,
А потому, наверное, больней.

И Соловецкий воздух, он особенный,
Как Ваша предрассветная свеча.
Он обостряет в сердце чувство Родины
И дразнит ненасытность палача.

А неба синь порой бывает серая.
И дождь слезами бьётся в нашу дверь.
Но исступлённо искреннее «верую!»
Нам не даётся в жизни без потерь.

Иконостасы, купола и паперти
В огне пожарищ. Слышен стук подков.
Но скорбная улыбка Божьей Матери
Вас молит о прощении врагов.

А неба синь от гроз и бурь лиловая.
Ваш голос слышу, будто наяву:
«О Господи! Печаль моя не новая.
Но ты во мне, а, значит, я живу».

Ваш смертный час открыли Вам заранее.
Что чувствовали Вы, святой отец?
Ведь жизнь для Вас – не чьё-то подаяние.
И впору Вам терновый стал венец.

А неба синь раскинулась неистово.
В ней – яркий купол Спаса на Крови.
У Бога нет ни проклятых, ни избранных.
Их просто не бывает у Любви.