И просыпаешься где-то
меж Киото и славным Манхеттеном
и чуешь себя фонтаном
из тех погибших когда-то
в царствование Екатерины
которой по счёту не помню
но где-то в первом десятке
И просыпаешься где-то
между мостом и снегом
и чуешь в себе проёмы
ведущие тёмной дорогой
сквозь действенные экивоки
в мир европейского времени
эпохи лихих гастролей
И просыпаешься где-то
меж поисков нового света
и чуешь листок газетный
с приторной желтизною
к завтраку – и летят
снега куски рафинадные
в чёрный как кофе вечер
тёпленький дождичек кроет коряво
крыши арбузных дворцов их дырявые
ширятся головы планами смелыми –
слить половинки в единое целое
вширь креативу свою развернуть
время с пространством собою замкнуть
станут дрожащие твари персонами
станут лесами стены дворцовые
к небу взметнувшись и расцветя
станут стропилами струи дождя
спит и на сухость уже не надеется
в полуарбузных объёмах медведица
но лишь шагни – и на шаг ближе (вах!)
к шпилю блистающему во-в лесах.
Штрих третий. Акваремельный.
Во дворах, где до июля
снеги в неге пребывают
и собою прикрывают
падшие без дела пули,
переломанные в мае
догорают в топках стулья
и своим уделом угли
с тихим треском принимают.
Как весенний рой из улья,
в раже сажа вылетает,
свет собою заполняя
в необузданном разгуле,
и, с размаху налетая
на накрученные букли,
падшие без дела пули
смело к делу призывают.
Только псы уже уснули
и коты не громко лают,
и не знают, и не знают,
должен кто-то ли кому ли,
и совсем не принимают
к тем делам призыв огульный.
Топка гаснет – и в июле
снеги в неге пребывают.
К ноябрю ли, декабрю ли –
лето плети распластает.
Штрих четвёртый. Прозоизовидческий.
Когда в лирическом жару сгинут эпоса реперы, никто не придумает, как смыть талой водою следы прошлых осеней.
Просто - старая почва пропитается новою влагой.
И просто – структура станет ценной сама по себе.
Штрих пятый. Банально-шлягерный.
И камень с твердыни стронуть,
И выйдет всё по-другому,
И будешь дорогой гороховой
Плыть ко крылатому дому.
Будешь колёсами медными
Дорогой сдобренной солью
Плыть к дому за Грибоедовым,
Где ныне зверям раздолье.