Гроза смотрит в окно. Ищет взглядом меня.
Это лестно мне, но... Ни к чему эта хня.
Закрываю балкон. Лезу с ноутом в шкаф.
Из иконок-окон каплет тысяча кафк:
«Бородатый певиц», «Днепр, повёрнутый вспять»,
«Крымненаш» и Годо вновь приходится ждать…
Одевая камзол на абсурда парад,
Ионеску так зол, Чаушеску так рад.
Не смывай за собой - все замоет гроза.
Кровью мокнет подбой. Заливает глаза.
Желчью всходит коммент. Брызжет пурпур-репост.
Пепел «дружеских» лент. Ядовитый погост.
«Нету добрых вестей! - я воюю в шкафу, -
но писал ведь Матфей! Дайте слова врачу!
Марк, омой мой виссон! Петр, сотри пошлый грим!
Иоанн, начерпай и верблюдам моим!..»
Прекращаю «майнкампф». Восклицаю: «майн Гот!»
И встаю в полный рост из кисельных болот.
Покидаю свой пост. Выхожу на балкон.
А со мной – Иисус. Без попсы. Вне икон.
Неба грозный ямщик, не гони ты дождей.
Мне бы обе щеки обжечь плетью твоей!
Мне б вплести в нее слезы. Воткать свою грязь.
Мне бы горе въелозить в жемчужную вязь!
…Среди всех новостей одна добрая есть:
И из мертвых костей можно вылезть. И сесть
На Скале, свесив ноги в яичный закат,
Где начало дороги, ведущей назад.
Там, гонимые жаждой ребенка к груди,
Вновь сойдутся однажды все наши пути…
…Чайник бьет на газу свой сердитый сапог.
Я смотрю на грозу. А в меня смотрит Бог.