О философии верлибра в 5-ти частях, ч. 5

5.

Кстати, а не заглянуть ли нам хотя бы мельком в метаметафорические откровения Константина Кедрова? Поищем… Хотелось бы что-нибудь свеженькое, не длинное и, конечно, верлибровое… Вот – почитаем, с должным пиететом принимая авторскую орфографию и пунктуацию:


1.
Формула Бога

Квадратный корень из нуля

время пытается
заболтать вечность
мелочами жизни,
но вечность ничего не слышит,
ведь она по задумке Бога -
глухонемая...

2.
Формула Души

Душа это я на Линии мировых событий
13 миллиардов световых лет/ на срок моей жизни = срок моей жизни/ на 13 миллиардов световых лет

Физики и космолони! Я прав. Или требуется усложнения? Поправки принимаются с благодарностью. Теорему Пуанкаре-Перельмана не предлагать-уже доказана и принята во внимание

Судьба это лимис-
Линия мировых событий
Минковского и Эйнштейна
Как циркач по канату
Я иду по линии мировых событий
Без страховки и без батута
Скакоша играя веселыми ногами

Вечность это не выдумка
Это проствремя Минковского и Эйнштейна

3.
140 лет Мейерхольду

Шостакович сидел со мною рядом в четвертом ряду
Я сидел рядом с ним
Это было в каком-то году
И Кручёных был рядом
Он что-то ему говорил
Шостакович чесался и нервно без дыма курил
Тюбетейка Кручёных сбивалась немножечко вбок
Шостакович был нервен, трагичен и очень глубок
Шостакович шептал:
— Очень рад. Очень рад. Очень рад
А на сцене творился из нот крученыховский ад
Шостакович спросил:
— Это вы вышли к себе через-навстречу-от?
Я ответил:
— Конечно
Он довольно промолвил:
— Ну вот...
Я сказал: Мейерхольд!!-
Шостакович сказал:Мейерхольд!!-
Две литавры в оркестре ударили в зал: Мейерхольд!-
И туба забубнила: Да-да Мейерхольд-Мейерхольд!-
И фагот прорыдал: Мейерхольд,Мейерхольд, Мейерхольд!
И орган простонал: Мейерхольд
Или я прошептал: Мейерхольд!
Шостакович склонил свою голову чуточку вбок
А со сцены катился к нам из музыки нервный клубок
Эта встреча я знаю продолжается где-нибудь там
Где звучит и сегодня вселенский межзвездный-там-там
Где они с Мейерхольдом творят
Несгораемый театр
Театр творят
театр творят
театр творят
Им врата отворят
Сто дверей распахнет
Мейерхольд
и шепнет:
— Ну и ну!
И вся музыка мира сольется в одну тишину
Мейерхольд-Шостакович
А там над оркестром витал
Мейерхольд-Шостакович— солнцелунных тарелок литавр

2014 г.

Это – длинновато. Ну да ладно!.. А вообще-то, во всём этом что-то есть, как бы сказал образованный читатель. По всему видно, что не зря корейцы дали Константину Александровичу литературную премию Манхе, буддийского монаха-подвижника-поэта, который «понёс людям знание». Спасибо и автору «Квадратного корня из нуля»: доставил удовольствие, задел струны сердешные. Я бы и дальше продолжил более серьезное знакомство с творчеством Константина Кедрова, но это не моя задача, я не литературный критик, да и тема моей статьи совершенно иная. Приведу в заключение ещё лишь одну цитату из его интервью, где поэт-философ указывает на вполне актуальную проблему:
«Другое дело, я бы открыл ворота для современного искусства, для авангарда. Сегодня на дворе ХХI век. Распахните же наконец окна для футуризма, для имажинизма, пора отрешиться от косности, от разделения, что правильно, что не правильно. НИКТО НЕ ЗНАЕТ, КАКОЙ ДОЛЖНА БЫТЬ ПОЭЗИЯ. ХОЧЕТ ЧЕЛОВЕК ПИСАТЬ БЕЗ РИФМЫ, ПУСТЬ ПИШЕТ». (Как тут не согласиться! - особенно с мыслью, заключённой в последнем предложении вышенапечатанной цитаты).

Вновь как бы неожиданно коснувшись столь принципиальной для верлибристов «проблемы» рифмовки, мне вспомнились стихи выдающегося поэта – Леонида Николаевича Мартынова (1905-1980). Он причислял себя к «футуристам невольным», живущим в то историческое время, когда «каркасом» для сердец становились… «звёзды остроугольные». Перефразируя это сравнение, я сказал бы с полной убеждённостью, что «каркасом» мартыновских стихов стал верлибр, черты которого обнаруживаются, если не во всех, то в подавляющем большинстве его поэтических строф. Но одновременно с этим родством и ни в коей мере его не стесняясь, Мартынов никогда не расставался с рифмой. Вот его нежно-ироническое стихотворение, оно так и называется – «Мир рифм»:

Рифм изобилие
Осточертело мне.
Ну, хорошо, я сделаю усилие
И напишу я белые стихи!

И кажется, что я блуждаю вне
Мне опостылевшего мира рифм,
Но и на белоснежной целине
Рифм костяки мерцают при луне:

«О, сделай милость, смело воскресив
Любовь и кровь, чтоб не зачах в очах
Огонь погонь во сне и по весне,
Чтоб вновь сердца пылали без конца!»

1974 г.

Когда я встречаю безапелляционную или, того хуже, наукообразную аллилуйю верлибру, мне приходит на память история о т.н. «философском камне». Этот «жизненный эликсир», «пятый элемент» - средство превращения обычных металлов в золото пытались изобрести средневековые алхимики. Однако все их попытки в итоге оказывались безуспешными: олово оставалось оловом, свинец – свинцом, медь – медью и т.д.
Примерно так же ведут себя некоторые нынешние теоретики верлибра, пытающиеся представить форму «свободного стиха» в качестве «философского камня» поэзии, то есть средства, с помощью которого можно превратить традиционное стихосложение, отнесённое «авангардом» к разряду потускневших от времени «металлов», в живой, золотой фонд обновлённого стихотворчества.
Эти благие намерения, увы, тщетны, ибо в какой бы наряд стихотворец ни рядил содержание своего опуса, его «новомодные» строфы не станут «золотом» и останутся на уровне обычных, поржавевших «металлов», если они не соответствуют высоким требованиям традиционной поэтики, то есть если они, эти претенциозно явленные верлибры, просто-напросто созданы обычной бездарностью.

Завершая свои слишком затянувшиеся рассуждения о «философии» верлибра и дабы отвлечь тебя, Читатель, от возможно негативных мыслей, поднять твоё настроение, я искренне рекомендую обратиться ещё к двум стихотворениям Леонида Мартынова; я ношу их в своём сердце со студенческих лет (о, это незабвенное время молодости!).

КАМИН

И в Коломенском осень…
Подобны бесплодным колосьям
Завитушки барокко, стремясь перейти в рококо.
Мы на них поглядим, ни о чём объясненья не спросим.
Экспонат невредим, уцелеть удалось им.
Это так одиноко, и так это всё далеко.
Этих злаков не косим.

Упасло тебя небо,
И пильщик к тебе не суров,
Золочёное древо
В руках неживых мастеров,
Где на сучьях качаются, немо и жалобно плача,
Женогрудые птицы из рухнувших в бездну миров…
Вот ещё отстрелявшая пушка,
Вот маленький домик Петров,
Походящий на чью-то не очень роскошную дачу…
Ну, и что же ещё?
Лик святого суров:
Тень Рублёва
И Врубель в придачу.
Ибо
Врубелем сделан вот этот камин.
Это – частный заказ. Для врача…
Что касается дат и имён – вы узнаете их у всезнаек,
А сюжет – богатырь. Величайшая мощь силача.

…Нет врача.
И сейчас между тусклых керамик и всяких музейных мозаик
Пасть камина пылает без дров, словно кровь и огонь горяча.
…Нет врача. Нет больного. Осталась лишь правда живая.
Разве этот камин обязательно надо топить?
О, рванись, дребезжа, запотелое тело трамвая!
Много див ты хранишь, подмосковная даль снеговая.
На черту горизонта, конечно, нельзя наступить!

1947 г.


ЛЮБОВЬ

Ты жива,
Ты жива!
Не сожгли тебя пламя и лава,
Не засыпало пеплом, а только задело едва.
Ты жива,
Как трава,
Увядать не имевшая права.
Будешь ты и в снегах
Зелена, и поздней Покрова.

И ещё над могилой моей
Ты взойдёшь, как посмертная слава.
И не будет меня –
Ты останешься вечно жива.
Говори не слова,
А в ответ лишь кивай величаво –
Улыбнись и кивни,
Чтоб замолкла пустая молва.

Ты жива,
Ты права,
Ты отрада моя и отрава.
Каждый час на земле –
Это час твоего торжества!

1946 г.

Илл.: Леонид Мартынов (автор фото - ?).