Моему другу посвящается

Моему другу посвящается

Я сидел у костра и смотрел на огонь,
А вокруг тишина, темнота, ни души.
Я достал пистолет, покрутил, зарядил,
Но услышал вдруг голос: «Постой, не спеши».

Обернулся, увидел: стоит человек.
Я не знаю, когда он успел подойти.
Он не стар, но под тяжестью с сомкнутых век
Видно мили дорог, что успел он пройти.

«Не откажешь в приюте скитальцу дорог?» -
Голос тих и спокоен, как шорох травы.
Он пришел налегке, лишь помятый «комок»
Цвета выцветшей старой осенней листвы.

Я молчал, не найдя подходящий ответ,
Он стоял в темноте, со смирением ждал.
Я кивнул, отодвинулся, кинул: «Привет».
Он присел у огня, но общаться не стал.

Я все также держал у виска пистолет.
Он смотрел сквозь огонь мне прямо в глаза.
Я заметил на шее его амулет,
Что-то очень знакомое, как небеса.

Он заметил мой взгляд и сказал: «Не дури,
Убери пистолет, где он раньше лежал,
Следы пота с ладоней скорее сотри
И признай, ты ведь смерти себе не желал».

Посмотрев на него и убрав пистолет,
Я спросил его: «Кто ты, не прошенный гость,
Что за странный на шее твоей амулет,
И куда держишь ты свой извилистый путь?»

«Я всего лишь бродяга, скиталец дорог,
И иду я туда, куда сердце ведет.
Привело меня ночью на этот порог
Чувство, света со тьмою тут битва идет».

Я молчал и бездумно смотрел на костер.
Он чуть-чуть помолчал, не сводя с меня глаз.
Вдруг виски как от ноющей боли потер
И продолжил свой скромный унылый рассказ:

«Знаю, думаешь поздно, что все ты решил,
Что уже поздно назад отступать,
Но послушай же исповедь старой души,
Что б поверить, что можно сначала начать».

Я взглянул на него, выдал грубый смешок:
«Да почем тебе знать, что случилось со мной?!
Ты ж всего лишь бродяга, скиталец дорог!
Это целая пропасть, меж мной и тобой!»

Ни обиды, ни боли на смуглом лице.
Лишь печаль и усталость в прозрачных глазах.
Он напомнил Иисуса в терновом венце
Устремленного к жизни на небесах.

Я потупил глаза и сказал: «Извини,
Я не вправе так резко с тобой говорить.
Что хотел мне сказать, я прошу, расскажи,
Но пойми, я не в силах себя изменить».

Он кивнул, посмотрел на огонь и вздохнул:
«Значит видел на шее моей амулет?
Знать не зря сюда ветер скитаний подул.
Значит вновь мне послали от смерти привет.

Этот знак не дано видеть людям живым.
Его видят лишь те, кто шагнул за порог.
Кто для Бога решил навсегда стать чужим.
Кто споткнулся как я, как скиталец дорог».

Он подкинул дрова, что б огонь не угас,
Оглянулся вокруг, посмотрел в темноту.
Я заметил как свет его искренних глаз
Постепенно меняется на пустоту.

«Я когда-то давно был похож на тебя.
Я был юн и беспечен, и жил одним днем.
У меня был и дом и друзья и родня,
И мечтал я в то время лишь об одном.

Я мечтал, что б продлились навечно те дни,
Эта нега безделья, забота вокруг.
Но предательство друга, бесстрастность родни
Разомкнули доселе устойчивый круг.

Друг предал. Результат – дом ушел с молотка.
Смерть отца и в наследие куча долгов.
Я устал, и к веревке тянулась рука.
Я хотел разрубить цепь тяжелых оков.

Я уехал за город, к лесной тишине.
Выбрал нужное место, сучек и пенек.
Сделал петлю, приладил на вышине.
Но уйти без раздумий я все же не смог.

Я стоял, не решаясь шагнуть в никуда,
Но подошва скользнула в ненужный момент.
Сразу жить захотелось как никогда,
Но успел лишь заметить как гасится свет.

Я очнулся от боли, от кашля внадрыв.
Думал вот он какой, ужасающий ад.
Но, нащупав у шеи веревки разрыв,
Осознал, что меня развернули назад».

Он прервал свой рассказ, посмотрел в вышину,
Улыбнулся так горько, что скулы свело.
Я молчал, не решаясь прервать тишину,
Но в глазах его вновь становилось светло.

«Я увидел монаха, стоял он спиной.
Черный плащ с капюшоном и пояс-канат.
Он услышал мой стон, поравнялся со мной
И ударил наотмашь туда и назад.

От обиды и боли я молча моргал.
Он с презрением фыркнул, отвернулся опять,
Хрипло кашлянул, глянул и тихо сказал:
«Говорить буду я, так что тихо, молчать».

Я молчал, ну а он говорил, говорил…
Говорил так жестоко и строго со мной,
Что в итоге я понял, как я согрешил,
Что теперь путь по жизни мне светит иной».

Он опять замолчал, я смотрел на него.
Он зажмурился, скинул слезинку вины.
Я боялся сейчас только лишь одного,
Что уйдет не закончив рассказа души.

Он открыл вновь глаза, посмотрел на меня,
Улыбнулся опять, но тепло и светло.
И, в костер снова свежие ветки кладя,
Говорил дальше просто, от сердца, легко:

«И теперь я бродяга, скиталец дорог.
Нет ни крова ни пищи, одна пустота.
К прежней жизни вернуться я просто не мог,
Ведь я умер для счастья и жизни тогда.

Значит, видел вот это? – достал амулет –
Что ж, похоже, не зря сюда чувство вело…
Будешь жить? Дай правдивый ответ,
Что желание жизни твое не ушло.

Что вернешься домой, что б бороться и жить,
Наслаждаться любовью, теплом и добром.
Что б повсюду лишь доброе дело творить,
Что б без страха предстать перед высшим судом.

Ну а я поспешу, засиделся с тобой.
Хорошо и тепло у костра твоего,
Но пора уходить, продолжается бой.
Враг не дремлет, хозяин конца моего».

Быстро встал, отряхнулся, шагнул от костра.
«Подожди! – крикнул я, - задержись хоть на миг.
Объясни, что за враг и хозяин конца?
Почему продолжаешь мучительный бег?»

Он вздохнул, снова сел, посмотрел на огонь,
Улыбнулся, но снова печальны глаза.
«Ты был прав, это пропасть меж мной и тобой.
Для тебя еще есть тропинка назад.

Мне же путь к небесам был навеки закрыт.
Я успел удавиться, и грех совершен.
Я теперь лишь страданью и муке открыт,
Ну а путь лишь в аду будет мой завершен.

Не жалей понапрасну, заслужен мой рок.
Добровольно в скитанья ушел я тогда.
Смысл жизни мой в том, чтоб успеть на порог
Бедолаги, что тоже от жизни устал.

Вот и все, а теперь мне пора уходить.
Слышу, ветер скитаний опять в путь зовет.
Мне позволено Богу хоть так послужить
Прежде чем в вечность муки меня унесет».

Он поднялся и резко шагнул в темноту.
Я вскочил вслед за ним, но уже никого.
И напрасно я звал и смотрел в темноту,
Но в душе моей вновь поселилось добро.