Имя зверя. Шестьсот шестьдесят шесть

ИМЯ ЗВЕРЯ. ШЕСТЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТЬ.

Разнообразие моей жизни сродни числу монет в кармане - их десять.
И каждый малый золотник дороже мне халявных, обезличенных
Бумажных ассигнаций. И если себестоимость души изъять, да взвесить -
Она окажется тождественной апофеозу нищеты в кармане, за вычетом
Пожизненной кредитной карты и трафарета лобного клейма,
Ведь тот, кто с совестью в ладах, то у того бабла нема…

Пускай мой псевдоним – анфас монеты брошенной в орле и решке
Андрей Рублев, а профиль медного ребра прозвали Феофаном Греком,
Сей антиквар - иконостас сдавать в ломбард я не спешу, помешкаю,
Чтоб в этой ретроградности раздумья остаться неизменно человеком,
А не подобием язычника или иной безбожной твари,
Но и не с тем, чтобы застыть в средневековом антикваре….

Конечно, можно быть и дельным человеком, и думать о размерах талии,
И штукатурить макияжем лицо европейско-восточной породы…..
Но если уж стало и Галлу комфортнее в тоге, и даже в сандалиях,
Тогда дворовый мордобой уместнее Великого крестового похода,
И предпочтительней жлобство помазаннику Божию,
И горланить не молитву, но попсу расхожую….

Когда из классики повыдраны «Избранные места», не удивляет, что в финале
Искусно сочиненного миракля трагедию развяжет не воскрешение Христа,
Но воскрешенье дьявола! Христа и прежде - то не сильно принимали,
Поэтому и рукопись теперь не святостью, соблазнами телесными пестра
Где в завершении - постскриптум тридцати рублей и многоточие Иуды,
Где Библия, там Толкиен, где Пабло, там Неруда….

Пожалуй, и скучно и грустно в стране, где блеф, да разброд гениталий,
Где смерть сторожит не с косой - в декольте, присутствие женского рода
Сподобилось смерти. Где « Мертвые души» остались приплодом Италии,
Где лишь за кордоном возможно писать « Христово явленье народу»,
И это ли не последние дни заблудшего града Помпеи,
Афинский вечер Диониса и целомудренной Психеи?

Пора, мой друг, пора сбирать манатки и валить с постылого двора,
Щебенку сгребать в пустые карманы, себя утешая надеждою
Того, что прореха в груди человечества не просто сквозная дыра,
И что человек не набор потрохов, прикрытый красивой одеждою,
Что все – таки в нем воцарилась душа-
Трехмерная скульптура, а не чертеж карандаша…



Над вымыслом слезами обольюсь, коль доказательна слезливость,
Перед распутьем (не распутством) не стану думать, но двину напрямик,
Покуда там, где страх и смерть, там непременно Божья милость
Не нарисует, так срисует правдоподобный – нет - мироточивый лик,
Как если бы Христос есть отражение Отца,
А не пахан, сулящий манну от золоченого тельца…..

Попросишь взаймы – тебе плюнут в ладонь и вынут последние «мани»,
Теперь не крещенный – клейменный в фаворе( такой парафраз геноцида)!
У каждого выбор! Кто совестью чист – живет взаперти, не в обмане,
Но совесть… А совесть? Сживают, сжигают, как ранее жгли пестициды,
Теперь же каждый средь толпы означен «Единицей»,
Где и лицо не рыло, но и толпа не лица….

Пойди – различи, где солнце восходит в дощатом кромешном заборе!
Худому - лафа,- он может и в щель! Пролезет - тогда и вода по колено!
Тогда и жизнь прожить - раз плюнуть! Перешагнуть границы поля,
Что б разглядеть уста пресъезницы в кривой ухмылке Гуимплена,
И ницшеанскую религию не в философии убийцы,
И страуса признать приматом, но уж никак не птицей…

Когда альтернативы нет, тогда подделка, как поделка не криклива,
Такая сволочь человек, что привыкает, к сожалению, и к пресному,
Где в симметричном только благо, в ассиметричном только криво,
Где сатанинское число друган знаменью крестному,
Достаточно носить в кармане три козырных шестерки,
Чтоб разменять халупу и пообжиться на Майорке….

Разнообразие моей жизни сродни числу незастланных кроватей – их пять,
И в каждой из пяти есть память о моей нерасторопной жизни:
Скамейка, раскладушка, вокзальная сидушка, матрац, диван-кровать….
И на какой-то из пяти придется мне справлять свое присутствие на тризне,
Но, если уж кладбище и погост с гостиницей похожи,
То и могила подойдет под балдахиновое ложе…

И раз уж у столичного престижа нет ни центра, ни окраин, ни углов,
Тогда несложно перенесть развалины избушки, ее куриную треногу.
« Спасибо»,- скажет иноверец, не знающий значенья и природы слов,
Кому не модно говорить: « Спаси Господь», « Спасибо Богу»….
Затерта память о Христе! Для большинства – не сильная потеря….
Во веки и веков. Аминь. Постскриптум – Имя Зверя….

2013