Гуслярства. О любви и о весне

Пыль столбом стоит — дождей не отмечено
Две седьмицы, а расти обязательно.
Комары уже настойчивей к вечеру,
К обнажённой части тела касательно,

Потому, когда имеешь посадницу,
Истреби вампиров — первое правило,
А какой там ритм с обкусанной задницей —
Только лишней злости в мире прибавило,

Если ты на них весь акт откликаешься,
Матерясь сквозь зубы крестовоздвиженно.
Вот те май — уже не любишь, а маешься,
Извиняясь перед марфой обиженной.

Потому, опять: убей отвлекателя,
Прежде чем, упырь, соперник, спаситель ли,
Чтобы стать из просто там обаятеля
До умелого, как чёрт, обольстителя.

А весна уже во все прегрешения,
Тут бы дождичка ещё двухчасового,
Чтобы раньше не завяли свершения
Ренессанса лика материкового.

И поёт в каких-то клёнах малиновка,
И сопит вокруг любимая женщина,
Благодать почти под рюмку рябиновки,
Даже тех же комарих не замечено.

Затвердив урок насчёт пролетающих,
Я исправлюсь завтра или ко вторнику
К гармоничной красоте обитающих,
Допустимых самок к ложу затворника.

Надорвись, гармонь, в душе, пойте вороны,
Тут бы в пляс стрижом молочною россошью.
Лепестки летят, черёмухи сорваны
И плывут хрущи над всей этой роскошью.

* * *
Разговляйся, род Перунов, всесвятская
Поминальная неделя господняя,
Да досадуй, голь калужская, вятская,
Что под богом тем жилось повольготнее.

Ничего здесь на записано начисто,
Всё распутица-судьба, тягомотина.
На припёках зеленеет окладисто,
А потом и вся кромешняя Родина.
5.12.1996