Царевич Моу услышал Гунсунь Луна сожаленья:
- «Я изучаю с юности царей путь легендарных,
И вывел истины и лжи законы утвержденья.
Я понял поведенье послушных и своенравных.
Объединяя тождество и разницу в ученье,
Смог отделить я от «белизны» «твёрдость» в пониманье,
И утомился, постигая сотен школ воззренья,
Усвоив тысячи способов на других влиянья.
Исчерпал мастерство ораторов и красноречья,
Пришёл я к высшей проницательности в достиженье.
Но вот я удивился, услышав Чжуанцзы речи,
Они не ясны мне, вызывают в сердце сомненья.
Не знаю, в чём отстал я, в красноречье или знаньях,
Рта не открою до тех пор, пока я не узнаю,
В чём кроется секрет его, где – корень пониманья?
Скажите мне, царевич, что же я не понимаю»?
На столик со вздохом царевич Моу облокотился,
Задумался и помолчал, мыслям своим внимая,
И, устремив свой взор в окно, не небеса воззрился,
И говорить стал, в устах улыбку едва скрывая:
- «Как-то Лягушка Черепаху в гости пригласила,
Она Черепаху в гости зазвать давно желала,
Её жильё дном обмелевшего колодца было,
А Черепаха же в Восточном море обитала.
- «Зайди ко мне, посмотришь, как я жизнью наслаждаюсь, -
Она сказала, - как звёзды со дна обозреваю,
И как, по стенам прыгая, наверх я поднимаюсь,
На выбоинах всех, где кирпич выпал, отдыхаю.
Зайду я в воду, а вода подмышками струится,
До подбородка, в иле я по голень погружаюсь,
Со мной не смогут даже головастики сравниться,
Я с наслажденье целой лужей там распоряжаюсь».
Лягушка гостье в колодце радушье оказала,
Та ногу подняла, колено сразу же завязло,
Топчась в грязи, пятясь назад, о море рассказала,
Лягушку сказанное Черепахой испугало.
- «Оно так велико, что его дали не измерить,
А глубина - что якорь стометровый не достанет,
Его параметры сумеет вряд ли кто промерить,
Хоть сто лет засухи, ниже вод уровень не станет.
Наличествует в нём разнообразье вод движенья,
И сколько бы в него вливалось или выливалось,
Оно б, не меняясь, всегда таким же оставалось.
Вот в нём-то жизнь наша есть истинное наслажденье».
Лягушке не уподобляешься ли ты со знаньем,
В своём стремленье повсюду казаться острословом,
Не в состоянье речь его понять своим сознаньем,
В которой суть представлена в тончайшем свете новом.
Достаточны ли твои знанья для его познанья?
Посильно ль в его ученье твоё проникновенье?
Комар не сможет снести гору, имея желанье,
Паук не перегонит реку, имея стремленье.
Чжуанцзы без севера и юга, к небесам взмывая,
Способен странствовать в пространстве всём необозримом,
Своей душою в эфир изначальный проникая,
Он, погружаясь, живёт в Хаосе неизмеримом.
Желая одолеть его ученье, ты трепещешь,
И жаждешь знаньем отточить своё же красноречье,
Ты смотришь в трубочку на знанья, хотя знаньем блещешь,
Как шилом целишься ты в землю, произнося речи.
Не слышал, как гимнасты проходили подготовку
Из Шоулина в Хандане, и только утомились,
В своём искусстве утратили прежнюю сноровку,
Домой ползком же, все потратив силы, возвратились.
Ученье если Чжуанцзы сейчас ты не оставишь,
То прежнее своё искусство всё умом забудешь,
А, потеряв же ремесло, никем уже не станешь,
И в жизни из стороны в сторону метаться будешь».
Гунсунь стремительно, услышав это, удалился,
И не пытался больше исправлять мировоззренье,
В своём ученье мелком он спокойно утвердился,
Поняв, в колодце море может сделать наводненье.
(философские стихи из авторского сайта vlasov2046.ucoz.ru)