О произведениях В.Набокова, написанных по-русски

О ПРОИЗВЕДЕНИЯХ В.В.НАБОКОВА, НАПИСАННЫХ ПО-РУССКИ

Критическая литература о творчестве В.В.Набокова поражает категоричной полярностью – от восхищённой апологетики до полного их неприятия. Я отношу себя к группе читателей, довольно холодно воспринимающих русскоязычные произведения Набокова, да и его творчество в целом.
По-видимому, проще раздавать эпитеты и титулы, нежели их обосновывать. Попробую объяснить свою позицию. Как известно, величие автора определяется тем, что нового он внёс в этические воззрения и эстетические представления. Литератор бывает востребован, если в своём творчестве предвосхитил тенденции и представления, дремавшие в общественном сознании, ярко и глубоко отразил проблемы и потребности своей эпохи, представил новое постижение исторических событий или проницательно осветил тенденции развития человеческого общества. Подобное представление о востребованности писателя озвучил лауреат Нобелевской премии Гюнтер Грасс в Москве на 67-м Конгрессе Пен-клуба в 2000 году.
Среди современных Набокову писателей навскидку можно назвать Томаса и Генриха Маннов, Цвейга, Ремарка, Брехта, Эптона и Синклера Люисов, Хемингуэя, Фолкнера, Селинджера, Маркеса, Оруэлла, Грина, Хейли, Горького, А.Толстого, Шолохова, Симонова, Булгакова, Платонова… По их произведениям читатели будущих веков смогут вникнуть в жизнь наших современников, понять движущие силы и духовность нашего времени. Что дало читателю в этом плане творчество Набокова?
Читая Набокова, приходишь к мысли, что многие персонажи его произведений живут как бы вне времени. В равной мере они могли бы существовать до Первой Мировой войны, в период между войн или после Второй Мировой войны. Современник двух мировых войн, проживающий в Германии тридцатых годов прошлого века, любящий муж еврейки (это подчёркивают его биографы) и очевидец первых этапов грядущего Холокоста, как отразил он дух эпохи? В своём творчестве Набоков по существу проигнорировал узловые моменты этого времени, вяло и запоздало откликнувшись на Холокост небольшим рассказом „Образчик разговора, 1945“ и парой эпизодов в романе „Пнин“. Вряд ли можно в качестве отражения современности всерьёз принять повесть „Подвиг“, где рефлексии главного персонажа по поводу своего бездействия в Гражданскую войну толкают его на бессмысленный и губительный поступок – нелегальный переход границы СССР. Вот практически и всё.
Не случайно в 1938 году Набоков писал своему американскому литературному агенту А.Джоннели, что никогда не будет сочинять произведения, отображающие современные проблемы общества. Да и не мог он писать об этом, ибо постоянно занятый самим собой в упор не видел этих проблем. Так в романе „Дар“ главный персонаж – русский эмигрант – говорит, что жизнь в эмиграции была, представьте себе, „не лишённой приятности“. Да, Набоков смог уйти от нищеты и безысходности существования эмигрантского сообщества, а до остальных не было ему дела. Не случайно в этом полуавтобиографическом романе Набоков устами своего героя находит в себе „странную замороженность отзывчивости“. Эгоцентрическую отрешённость и эмоциональную холодность Набокова отмечали Бунин, Шаховская, Шифф, И.Толстой, Лимонов. Где уж тут до сопереживания катастрофическим событиям современности, напрямую не касавшимся Набокова.
Набоков – человек с поразительной нравственной позицией, с непостижимой для него самого направленностью политических пристрастий, принципов и взглядов. Девятнадцатилетним юношей он покидает охваченную Гражданской войной Россию, неоднократно заявляя о ненависти к большевистскому режиму, установившемуся в якобы горячо любимой им pодине. Как относиться к его уверениям, если он – член семьи высокопоставленных представителей класса, уничтожаемого большевиками, разносторонний спортсмен (тренированный боксёр и фехтовальщик, отличный наездник, стрелок и пловец) не оказался в рядах Белой Армии, имея личные примеры своего отца и двоюродного брата, учавствовавших и погибших в бескомпромиссной борьбе? Можно ли это расценивать как высокомерную брезгливость аристократа (не замарать бы рук!) или скорее увидеть в этом проявление банальной трусости?
А чего стоят его многократные жалобы на бедность и тут же упоминание о тайком вывезенных из Петрограда бриллиантах, позволивших ему с братом оплатить проживание и курс обучения в Кембридже? Заметим, что сведения о материальной помощи Набоковым своей матери, живущей в Праге на скудную пенсию чехословацких властей, нигде не фигурируют, хотя заработки Набокова порой позволяли ему комфортно отдыхать с женой в Пиренеях и с любовницей Ириной Гвардиани на атлантическом побережье Франции. Когда же умирающая в нищете Гвардиани обратилась к преуспевающему в послевоенные годы Набокову с просьбой о помощи, то он уклонился от встречи, ограничившись посылкой мизерной суммы денег. А ведь некогда ради неё был готов бросить жену с малолетним сыном. Не может быть великим душеведом писатель с ограниченной широтой души. Именно поэтому он был не в состоянии оценить подвиг и духовное величие Чернышевского, написав о нём ернические станицы („Дар“, гл.IV).
Психология значительной части персонажей Набокова страдает выраженной однобокостью. Через многие его произведения красной нитью проходит сексопатология в наиболее гнусном варианте – педофилии. По сути, Набоков является первооткрывателем этой темы в современной мировой художественной литературе. Для иллюстрации назову наиболее известные его произведения: „Камера обскура“, „Волшебник“, „Лолита“, „Ада“, „Лаура“. Найдутся „продвинутые“ мыслители, которые скажут – ничего страшного: в Европе веками выдавали несовершеннолетних девочек замуж, а в мусульманских странах это практикуется до сих пор, Вспомнят Ромео и Джульетту. Но при этом они вряд ли захотят увидеть свою несовершеннолетнюю дочь объектом сексуальных взаимоотношений. Напомню, что у А.С.Пушкина двадцатишестилетний Евгений Онегин мягко отклоняет признания тринадцатилетней Татьяны: в просвещённом обществе уже в двадцатых годах XIX века интимные отношения с девочкой-подростком считались безнравственными и невозможными (см. в интернете: Е.Черных. „Правда о Татьяне“).
Небезынтересно отметить, что пятидесятых годах прошлого века Франция первой подхватила и приняла „Лолиту“ – наиболее одиозное произведение Набокова с этой тематикой. Похоже, идеологам Четвёртой республики нужно было любыми средствами увести общественное мнение страны от неприятных воспоминаний. Десять лет назад Франция спасовала перед натиском войск гитлеровской Германии, причём значительная часть её населения сотрудничала с оккупантами. В послевоенной Франции были широко растиражированы одиозные статьи о творчестве Набокова, причём наибольших похвал заслужила именно „Лолита“. В общественное мнение Франции была вброшена остро пахнущая отвлекающая приманка. Возможно, широкая популяризация творчества Набокова в России неслучайно началась в восьмидесятые-девяностые годы прошлого века, когда без разбора шельмуя явь социалистического периода, новоявленные идеологи, широко эксплуатируя понятия свободы нравов и морального плюрализма, на новый лад формировали ментальность подрастающего поколения.
Постоянно декларируемая Набоковым любовь к России обусловлена не его духовной близостью к русскому народу, тревогой за его судьбу, за будущее Родины. Да и не знал он народа. Читавшие написанный по событиям личного характера роман Набокова „Машенька“ наверняка обратили внимание на откровенное дистанцирование барчука от селян. И незамеченная им Великая Отечественная война – неопровержимое доказательство его чужедальности от России. Говоря о любви к Родине, Набоков любил себя, свое привилегированное положение члена одной из богатейших аристократических семей и связанные с этим неограниченные перспективы. Он ненавидел большевиков за утрату этих привилегий, возможностей и перспектив. Его антибольшевизм носил не идеологический, а явно меркантильный характер, и потому не может вызывать сочувствия. Русский народ был всегда чужд и неинтересен Набокову. А его тонкие описания северорусской природы говорят скорее об отточенной памяти и наблюдательности учёного, нежели о трепетной любви к России. Действительно, Набоков даёт столь же лиричные описания пейзажей Северной Америки, Швейцарии и Франции.
Русский язык Набокова изобилует лексическими ошибками и оговорками, свидетельствующими о том, что русская речь не была для него языком, впитанным с молоком матери. В автобиографической повести „Другие берега“ Набоков написал, что русскому языку его стали обучать в шестилетнем возрасте, когда он уже свободно говорил и умел писать по-английски и по-французски. Эти два языка были обиходными в семье Набоковых, а русский употреблялся спорадически, в основном для общения с прислугой. Обучение в Тенешёвском училище в Петербурге и курс русской филологии в Кембридже во многом способствовали овладению русским языком, но полностью устранить проблему не смогли. Об этом свидетельствуют многочисленные лексические ляпы в прозаических и в поэтических текстах, а также в текстах сценариев, написанных Набоковым на русском языке. Не знал Набоков родного языка так, как обязан его знать и чувствовать русский писатель и сознавал это, характеризуя свой русский язык как „замороженную клубнику“. Это позволило критику В.Левину поставить под сомнение право Набокова считаться русским литератором.
Замечу: Набоков не просто не знал русский язык в должной для русскоязычного писателя мере, он не понимал его. Чтобы не утомлять слушателей, приведу здесь тоько два доказательных примера такого непонимания. Так, в „Защите Лужина“ Набоков написал, что в коридоре „велосипед стоял на голове“. В русском языке есть два близких по звучанию, но совершенно различных по смыслу идиома: „перевернуть с ног на голову“ (об алогичном высказывании, о ложном утверждении, об извращении фактов) и „поставить вверх ногами“ (т.е. неправильно установить некий предмет, перевернуть его вниз верхней частью). Набоков делает ошибку, извинительную разве что иностранцу. Другой пример: в „Лолите“ главный персонаж романа замыслил утопить в озере свою жену, чтобы получить неограниченную возможность общаться с падчерицей. Набоков употребил выражение „затаптывать под воду“, путая слова „затоптать“ и „затопить“ (по смыслу лучше „утопить“, ибо „затопить“ cкорее относиться к плавающему неодушевленному предмету, например, к лодке). Слово „затоптать“ в описываемой им ситуации явно неуместно, поскольку оба персонажа плавали на глубоком участке озера, а не стояли на отмели.
Анализ русской лексики Набокова представлен мною в статье „Размышления о В.В.Набокове“ (московский журнал „Братина“, август 2011). Здесь же приведу крохотную толику его лексических промахов: „не играло никакого значения“, „продавец сластён“ (сладостей, сластей), „смуглый шёпот“ (смутный, едва слышный шёпот), „заштепсилили ёлочку“ (зажгли гирлянды лампочек), „любил привычку“, „мячик для мелкой лупни“ (для настольного тенниса), „нос облегчает приёмом зажима и стряха“, „спокойным играм…предпочитали потные“, „неверные глаза“ (о взгляде неуверенного в себе человека), „несколько кофейниц“ (любительниц кофе – кофеманок), „подразумно знал“ (подспудно), „eё нервило“ (нервировало), „сыздетства“ (сызмальства). Лексические ошибки, густо рассыпанные в набоковских текстах, коренным образом отличаются от неологизмов, изобилующих в произведениях, например, Солженицына или Астафьева. Те-то родились и выросли в атмосфере русской речи и их экзерсисы с языком имели поисковую направленность.
В заключение скажу, что в моём понимании Набоков никоим образом не укладывается в представления о великом русском литераторе, открывшем миру новые грани русской духовности, показавшем драматизм русской истории, величие и трагедию современной России. Вместе с тем разносторонний и эрудированный писатель Владимир Владимирович Набоков является видным литератором русского зарубежья. Его творчество и выраженные в нём эстетические и нравственные позиции ещё долгое время будут предметом обсуждения и споров среди читателей и критиков литературы.