Сон, который живёт на крыше

На стеклянную крышу мерно падали капли дождя, выстукивая им одним понятную мелодию, а из глубины зала, там, где пыхтела чайником и улыбалась свежими пирожными кухня, доносились головокружительные запахи корицы, ванили и шоколада.
Она написала это кафе около года назад. Ей было тогда ужасно одиноко и тоскливо, и больше всего на свете хотелось тепла и высоты – вот и получилось, что крохотный, очень уютный зал на десять столиков угнездился на последнем этаже кирпичной девятиэтажки. Дом стоял почти на краю обрыва, резко уходившего вниз к речному берегу, из его окон была видна чуть ли не половина городских крыш. Вдоль стен по всему залу тянулись полки и стеллажи, и на них, если приглядеться, можно было обнаружить всё, что угодно – книги, музыкальные инструменты, чётки, амулеты, карты, вазы с цветами и без, свечи, чьи-то заметки в блокнотах, зарисовки, колокольчики и даже просто мысли, уютно устроившиеся в расписанных подсвечниках…Столики тоже гнездились у стен, а ровно посередине зала было разгорожено небольшое пространство, с которого, если поднять голову, смеялось небо: то ли часть крыши, заменённая на стекло, то ли просто необыкновенно большое мансардное окно – просто слишком хорошо, чтобы задаваться дурацкими вопросами…
Лесса улыбнулась, отхлебнула своего любимого чая с васильками и шиповником и невольно вспомнила, как однажды совершенно случайно увидела на фонарном столбе объявление – зелёные буквы на бежевом листе: новое кафе «Сон, который живёт на крыше» приглашает посетителей. Она тогда удивлённо сорвала бумажку с адресом, сама не зная, зачем, просто из-за названия, наверно, и совершенно не собиралась посещать таинственное заведение. Но как-то, совершенно не зная, куда деваться, в отчаянии искала что-то в карманах и почти сразу наткнулась на бежевую полоску – улица, дом, этаж. Девятый. Это было именно то, что нужно – кафе на верхотуре, место, где можно оторваться от земли и от неуёмных глупостей, забредающих в лохматую голову.... Девушка узнала его с порога – это было то самое кафе из её сказки, точь-в-точь, как будто кто-то методично сверялся с текстом, расставляя книги на полках и раскладывая по столикам блокнотики, в которые посетители могли записывать странные истории, приходящие им в голову на этой крыше, а потом уносить их с собой или же оставлять на стеллажах, пополняя коллекцию.
Когда она рассказывала об этом, мало кто удерживался от снисходительной улыбки – мол, что за ерунду говоришь: написала кафе! Просто кто-то прочитал твою сказку и подумал, что идея и правда неплохая – таких же чокнутых, как ты, в городе немало, так что заведение наверняка будет пользоваться спросом. Ещё и на рекламе сэкономили – кафе из сказки, ещё бы! А ты, глупая, думаешь: написала. Все вы, писатели-сказочники, такие – мните, будто вокруг вас вращается мироздание…Услышав это в первый раз, Лесса только поморщилась, во второй – удивилась, в пятый – расстроилась, а после десятого и вовсе зареклась кому-то рассказывать о том, как сбываются её сказки. Тем более что сбывались они и правда странно: то, чего хотелось больше всего на свете, вот сейчас, сию же секунду, могло придти через месяц или год, а чаще всего не приходило вовсе, или приходило, но изменившись почти до неузнаваемости. Бывало, она встречала на улицах людей, похожих на тех, что ей снятся, а потом появляются на бумаге чернильно-буквенными портретами задорно-обыденных чудес, или находила на подоконнике свечи, которых вечером совершенно точно не было – они пахли апельсинами и всегда чуточку дымили снежно-белым…И всё бы хорошо, только вот порой она начинала верить им, людям, отрицающим чудеса и сказки. Ей говорили, что она попусту тратит время, что глупо это – марать бумагу и думать, что от этого хоть что-нибудь изменится, что лучше пойти в детский дом и помочь там, чем умеешь. Она и пошла, и помогла, чем умела – играла с детьми, вязала им одежду...и рассказывала сказки. А дети слушали внимательно, тихонечко прислонившись друг к другу, и понимали что-то своё – она подозревала, что это «своё» было куда вернее, чем всё, что она могла придумать за всю свою образованную, взрослую жизнь – а потом воспитательницы возмущённо показывали Лессе портреты добрых драконов, сцены спасения оных от капризных принцесс и ещё много-много всего, говоря, что, мол, нечего морочить детям головы всякими глупостями – это неправильно, жестоко и совершенно непедагогично, в конце концов. Только вот не была она педагогом – она была сказочником и ничего не могла бы с этим поделать, даже если бы хотела, хотя в графу «профессия» это простое слово почему-то упорно вписываться не желало.
И вот она в очередной раз, устав от тоски и холода, сидела за дальним столиком в написанном ею же кафе, пила травяной чай и задумчиво выводила в блокноте строчку за строчкой, совершенно позабыв, что «толку от вас, писателей, ну никакого – только и умеете, что ерунду выдумывать и головы морочить» и даже про «бесполезную вашу жизнь». Иногда она страшно уставала верить сама в себя, думала, что и правда глупости всё это и пользы от неё ни на грош…А ведь, чтобы чудеса сбывались, очень нужно, чтобы в них кто-нибудь верил, да и сказочникам тоже – очень-очень нужно, чтобы в них верили, иначе однажды утром они просто растворятся в густом тумане и исчезнут насовсем, оставив после себя того же человека, с теми же волосами, тем же голосом и той же походкой, только глаза его перестанут отражать ясное небо даже в самые хмурые дни, а из карманов и рюкзаков исчезнут бесконечные блокноты и огрызки карандашей, и цветные мелки и даже – о ужас! – мыльные пузыри…И ровно когда Лесса, думая обо всём этом, была готова не по-сказочному, а совершенно по-настоящему расплакаться, её за плечо трогала очередная история, в которой чудеса мешались с бумажными салфетками и вязальными крючками, а земляничные бантики обязательно снились к солнечному утру…И она увлечённо покрывала листы блокнота косыми строчками, а потом переписывала сказку в тетрадку, которую всегда носила с собой, а блокнот возвращала на ближайшую полку, чтобы в следующий раз в порыве вдохновения схватить другой, а может тот же самый, и поселить в этом удивительном месте ещё одну волшебную историю. Просто так правильно, вот и всё.
Лесса как раз поставила последнюю точку в сегодняшней сказке и хотела было позвать улыбчивую официантку, чтобы попросить ещё чайничек и вооон то пирожное, которое уже второй час так заманчиво смотрит на неё с витрины…Заливисто рассмеялся дверной колокольчик, пропуская в зал гулкие шаги и их обладателя – человека в коричневой фетровой шляпе и радужном шарфе. На его плече звенел нашитыми бубенчиками потрёпанный рюкзак, а на левой штанине старых джинсов было вышито солнце…
- Можно прочитать? – он отодвинул соседний с Лесой стул и уверенно потянулся за блокнотом.
Сказочница невозмутимо кивнула. В этом кафе не было нужды знать человека, чтобы делиться с ним всем на свете – неправильные люди сюда просто не приходили, таково уж было свойство бежевых клочков бумаги, только в особенных случаях появляющихся на фонарных столбах…
Официантка принесла заказанный чайник и две чашки. Мужчина, не отрываясь от блокнота, левой рукой разлил чай, и ни одной капли золотистого отвара не упало мимо. Ещё полчаса назад хмурое небо очистилось и теперь дразнилось солнечными лучами с потолка и из окон; зале было пусто, и его весь заполнили ещё влажные после дождя крыши, и умытые городские фонари, и детский смех из соседнего двора, и непередаваемо нежный вкус ванильного мороженного в летний полдень…
Девушка с недоумением смотрела на встрёпанного мужчину, сидящего напротив – он давно прочитал её сказку и теперь, закрыв глаза, с наслаждением пил чай из белой чашки, а вокруг него летали разноцветные бабочки. Допив, он поставил чашку на стол, внимательно посмотрел на Лессу и улыбнулся:
- То, что ты сомневаешься – правильно: ни в коем случае нельзя считать себя всесильным. Это позволено только богам, да и то не всем, впрочем, даже те, кому позволено, не всегда хорошо кончают, ведь забыться – это так просто, а потерять себя в забытьи – и того легче. Всё правильно. Кроме одного – когда ты чертишь дугу на мокром песке, ты думаешь, что следующая волна смоёт её бесследно. А это более чем не так.
Она хотела было ответить, сама толком не зная, что, хотела попросить совета…Ей так давно нужно было поговорить хоть с кем-нибудь, кто не назовёт её фантазёркой и кому не надо объяснять, зачем на одежду пришивают колокольчики…Но ветер распахнул ближайшую к девушке оконную створку, больно ударив Лессу по лбу, она на миг зажмурилась, а когда открыла глаза, в зале было пусто. Только бабочка, уснувшая на краешке второй чашки, не давала подумать, что всё это ей просто примерещилось…

Прошло много дней, и Лесса успела позабыть про странную встречу в кафе. Она смотрела яркие сны, сбегала с пар и писала стихи на асфальте – всё было, как обычно. Только вот…Только она стала замечать странные вещи – солнце как будто ярче светило по утрам, прохожие чаще улыбались ей вслед, и ещё – в кафе на её имя стали приходить письма. Обыкновенные бумажные письма от незнакомых людей, в которых ей рассказывали, как сбываются её сказки…Удивительно…они откуда-то знали о сказочнице, они не смеялись – они…они просто верили в неё, все эти чудесные люди, и от их веры ей становилось радужно и светло, и так легко леталось на этих вот бумажных крыльях, исписанных косыми строчками…Она улыбалась этим людям, миру, городу и самой себе, а чей-то родной голос тихонько нашёптывал в левое ухо: «Когда ты чертишь дугу на мокром прибрежном песке, ты думаешь, что следующая волна смоёт её бесследно. А это более чем не так…Она просто спрячет её, чтобы потом, когда придёт время, ты увидела сразу весь рисунок…» И всё наконец-то было правильно.