Пёс

1



Весенний лес наполнился звонкими голосами перелётных птиц, вернувшихся в родные края. Занятые обустройством новых гнёзд, они кружили в поиске пёрышек, веточек, корешков и не замечали опасности, поджидающей их у основания деревьев. Там, внизу, в поиске пропитания рыскал старый лис, оголодавший холодной зимой. Его исхудалое тело из последних сил волочилось на ослабевших лапах, но под всклокоченной и поседевшей шерстью меж рёбер всё ещё билось сердце хищника, способного в любую секунду броситься на жертву.
Зверь, осторожно передвигая лапами по серому ковру прошлогодних листьев, медленно подбирался к копошившейся во мху сойке. Лису удалось незаметно подкрасться на расстояние прыжка. Его тело напряглось и изготовилось к атаке. Но треск сухой ветки, скрытой под листьями, спугнул птичку. Она чудом успела выпорхнуть из лап неминуемой смерти. Хищник обречённо проводил её опустошенным взглядом и, повесив низко голову, поплёлся дальше.
В чаще леса измученного голодом зверя застал случайный ветер-озорник разбежавшийся на ровной поверхности жирного чернозёма и принесший на своих невидимых крылах аромат жареного поросёнка. Воспоминания тут же овладели лисом, подменив голодную действительность обрывками его сытой молодости.
«Там луговая трава тянулась к солнцу, вспыхнувшему за линией горизонта. Там крепкие клыки лисёнка вонзились в мякоть жаренного на костре поросёнка. Там судьба одарила его милостью. Но люди, эти бегущие к нему создания, хотели лишить его счастья. Они тяжёлым камнем опрокинули лисёнка на землю. Они громко кричали, когда раненный ими зверёк, взвыв от боли, выпустил из пасти добычу. Они желали скорее схватить наглого вора, забить насмерть палками и содрать с него кожу. Страх овладел животным, но лисёнок нашёл в себе силы бороться за право жить. Он поднялся на лапы, подобрал выпавшее мясо и, хромая, поскакал в сторону леса, подальше от людей, подальше от их поселений, подальше от смерти».
В себя старый лис пришел уже на опушке леса, куда взобрался, ведомый запахом мяса. Тяжёлое дыхание и кашель помешали сосредоточиться и внимательно оглядеться. Лис опёрся на гладкий ствол молодой берёзки и устало выдохнул. Через короткое время самочувствие животного нормализовалось, и он, сделав несколько неуверенных шагов вперёд, остановился у края обрыва. В предвкушении аппетитного обеда зверь стал быстро принюхиваться к воздуху, отыскивая потерянный аромат, источаемый жареным поросёнком. Но его заставил сморщиться и в ужасе оглядеться неприятный запах человеческой кожи. Словно пелена спала с глаз лиса, когда перед ним из глубины плотного тумана высвободились тысячи и десятки тысяч вооружённых воинов. Ржанье лошадей, лязги сабель и голоса людей громом ударили в сознание животного, не ожидавшего встретиться с человеком в этой безлюдной местности. «Этого не может быть! — негодовал лис. — Этого не может быть! Ведь ещё вчера это место пустовало, а сегодня оно кишит людьми! Зачем они здесь?»
Одновременно с раздавшимся позади него хлопком залаяли собаки. Лис обернулся на звук и в ту же секунду ощутил своей шерстью лёгкое прикосновение ветерка, сопровождаемое ужасающим звуком. Что-то — не переставая, начало свистеть возле него и обдувать ветром. Это лучники, заметив дикого зверя, объявили на него охоту, решив при этом выяснить, кто из них метче, кто первым попадет в живую мишень с расстояния семидесяти шагов. Точнее всех оказался сын сотника . Его красная стрела, вонзившаяся металлическим наконечником в ствол дерева, задребезжала. Порванное ею ухо лиса наполнилось болью, и боль заставила зверя бежать.
Двадцать тысяч лисьих хвостов он скакал без оглядки. Кажущиеся крики преследователей и страх смерти всё гнали и гнали напуганного зверя вперёд. До тех пор, пока силы не покинули животное на противоположной стороне леса, где, спрятавшись в кустах жимолости, он, повалившись на землю, замер. Острая боль в сердце вызвала тошноту и головокружение, а накопившаяся усталость опустила свинцовые веки.
Очнувшись в сумерках, лис почувствовал себя многим лучше. Не обратив внимания на слабость в теле и лёгкое пошатывание, он продолжил поиски пропитания, потому как иного способа выжить не предоставлялось. Удача всё же улыбнулась ему. Всего в нескольких метрах у основания старого вяза, за ветками виднелись уши серого зайца. Лис осторожно продвинулся чуточку вперёд, заняв место лучшей обзорности и непроизвольно прищелкнув языком, чуть было в голос не воскликнул: «Ах, какой толстенький! Ах, какой аппетитненький! Только бы не спугнуть его! Только бы не упустить!»
Хищник бросился на жертву и, уже почти схватив её, промахнулся. Молодой заяц оказался многим проворнее старого лиса, потому сумел в последнюю секунду отскочить в сторону. Ударившись о темно-бурый ствол вяза, лис зарычал от злости на самого себя и тут же пустился в погоню. Миновав одно дерево, другое и третье, он всё ещё не отставал от зайца, но за четвертым потерял его из виду.
Разочарованию лиса не было предела, но он не отступил и продолжил преследовать зайца по оставленному им запаху на земле и в воздухе. «Потерял косого, — упрекал себя лис. — Упустил! Эх, не те уже годы за зайцами гоняться! И лапы уже не те!» Он отнял от земли глаза, чтобы осмотреться, и, к ужасу своему, носом к носу наткнулся на собаку. Лис замер, словно не живой и, не дыша, опасливо смотрел в коричневые глаза незнакомца, в которых пытался угадать свою будущность. «Неужели люди выследили меня! — пестрели мысли в его сознании. — Неужели окружили! Неужели поймают и убьют!»





2





Пёс красивого жёлто-чёрного окраса с благодарностью посмотрел в лицо человеку, принесшему ему на ужин полное судно вкусной похлебки и заботливо расстегнувшему ошейник. Каждый вечер Шарика, (Так звали собаку) отпускали погулять. Каждый вечер сущность животного жаждала поскорее оказаться на воле. Каждый вечер пёс быстро опустошал судно и, не задерживаясь, прямиком направлялся к тайному лазу под частоколом .
Как только лапы пса коснулись прошлогодней травы, высохшей на лугу, он тут же ощутил ими бодрящую прохладу росы. Шарик повалился на спину и принялся блаженно чесаться и покряхтывать. Вдоволь нанежившись, пёс отряхнулся и поскакал к реке, протекающей вблизи дома. А после, увлёкшись незнакомыми запахами, очутился в лесу, где и столкнулся носом к носу с лисом.
Два ярких огня, светящихся в полутьме, приказали сердцу Шарика сжаться от ужаса. Время остановилось для него и закостенело. «Дикие звери заманили меня в лес, — говорил ему внутренний голос. — Они собираются меня убить! Но зачем им это? Зачем им убивать меня? Неужели я умру? Неужели сегодня я умру!»
Старый лис, не знавший по отношению к себе ничего, кроме злобы, и предположить не мог того, что под шерстью собаки скрывается доброе сердце. Что он — зверь, вселяющий столько страха, не жестокий охотник, но любознательная и открытая натура. Лис не знал этого и потому не смел пошевелиться. Шарик же любил жизнь. Он так сильно дорожил ею, что, испугавшись потерять, замер.
Тени ожили и медленно поползли вслед восходящей полной луны по корявым веткам деревьев. Похолодало. Две тонкие струйки воздуха, выдыхаемого лисом через ноздри, соединились с тонкими струйками пса в едином облаке пара. Страх связал непримиримые сердца врагов общей артерией.
Шарик, словно растворившись в глазах лиса, познал тяжёлую долю дикого животного. Он испытал всё: безысходное одиночество сиротского детства, прошедшего без матери лисы, пропавшей без вести на четвертом месяце его жизни, голод, доводящий до полного истощения сил и появления галлюцинаций, свирепые январские морозы, обжигающие лёгкие, и, наконец, ненависть, проявленную к лису человеком.
Псу ещё не доводилось пускать в душу свою бремя стольких страданий. Он не вдыхал ещё так глубоко тяжёлый запах крови и не видел столько смерти, отпечатанной на лицах воинов, ставших лагерем на противоположной стороне леса. Шарик взвизгнул, когда понял, что армия вооруженных людей грозит смертью жителям его деревни и огнем их домам. Он подогнул передние лапы и быстро попятился назад. Лис не смог понять этой озабоченности пса человеком, пусть даже и тем, кто кормит его щами. И потому зверь устало опустил голову, махнул хвостом и скрылся в темноте.
Тем временем жители деревни успели отойти ко сну. Охладели в избах потухшие лучины, умолкли петухи и лениво стали позёвывать на дворах собаки. Даже они понимали всю важность начавшейся весенней пахоты и потому не позволяли себе попусту гавкать.
Шарик во всю силу мчался напрямки. Он на скаку перепрыгивал широкие канавы и высокие муравейники, пробирался сквозь колючие кусты шиповника и заросли прошлогодней крапивы, оббегал дикие яблони и взбирался на холмы. Достигнув бревенчатой стены дома, пёс остановился под волоковым окошком и начал громко лаять. Но из пасти, к его разочарованию, вместо звонкого гавканья вырывались какие-то омерзительно-шипящие звуки. «Что случилось с голосом моим? — спросил Шарик самого себя. — Куда он девался?»
От волнения у пса пересохло в горле. Он сбегал к деревянной бадье, полной колодезной водой и, утолив жажду, вернулся к дому.
— Ши. — глухо упал на землю тяжёлый звук.
— Ши. — следом упал другой.
Шарик зарычал на самого себя от досады, процарапал когтями землю и, наполнив лёгкие воздухом, сумел выдавить из груди вой. Протяжный набат громом разразился по всей деревне. И проснулись тогда собаки, и зазвенели они тяжёлыми цепями, и залаяли разными голосами.
Очнувшись на дубовой лавке, покрытой старой рогожей , молодая женщина, затаив дыхание, прислушалась к кромешной темноте в избе. Как вдруг не сон и за стеной раздался страшный вой. От испуга тело женщины покрылось крупными мурашками.
— Ярослав, — сказала она быстро, шепотом. — Ярослав, проснись! На дворе Шарик воет. Пойди, посмотри, может случилось чего!
Тяжёлые удары сердца эхом отозвались в сознании Ярослава. Его бросило в пот, и все чувства разом обострились. Он не уловил запаха дыма, как бы глубоко в лёгкие не вдыхал клубы спёртого воздуха, не увидел открытого огня, сколько бы не вглядывался во тьму, напрягая заспанные глаза, и не услышал человеческих голосов, задержав дыхание. Но только вой, протяжный вой Шарика сообщал ему об опасности.
В небе повисала жёлтая луна. Её белый свет мягко спадал с края соломенных крыш хозяйственных построек и тихонько расплывался по всей поверхности остывшей земли. Воздух пропитался свежестью и запахом навоза. Шарик, прижавшись к ноге Ярослава, принялся гавкать ещё громче, указывая мордой в сторону леса.
— Тише, — сказал Ярослав своему любимцу. — Тише! Там ведь нет никого! Лишь ветер!
Пёс зарычал на своего хозяина, отскочил в сторону, изогнул спину и издал протяжный вой такой силы, что душа Ярослава задрожала. А на порог дома выскочила его жена. На её красивом лице, освещённом светом, заблестели капли слёз. Женщина поняла, что их безмятежная жизнь с мужем закончилась. Поверх черной полосы леса вдали виднелось яркое зарево сотен и сотен костров.
- Оти цаха хуман бэй нахдык, ти сонзос байба. – спросил один воин другого.
- Ки сонзос байба. – ответит второй.
- Тимэйс тинде тоган байтак! – сказал первый.
- Би зөвеша байтак. – согласился второй.
- Маргас өгли бет оек эргун тайтанд яви байтак, бус ахич олум ямир нузаг сүйт бойк долна! – воскликнул первый.
- Зи, бет нин сирен тарши цэнгайт комапит ажус хийка байтан биглови дуйпны имчейг хуроабан зимэшаатүй байба! – радостно сказал второй. Оба воина рассмеялись.
Осиротело небо без яркой луны, тяжело скатившейся за линию горизонта, а земля, лишившись света, погрузилась в темноту и дрёму. Сквозь слабый шум ночного ветерка слышался только шепот голосов, скрипы телег, недовольное мычанье рогатого скота и тихий детский плач. Серая масса людей и животных, извиваясь у края вспаханного чернозёма, словно река, бесследно утекала подальше от родного дома.

Черно в уме ведь брошен дом.
На юг идем мы, к речке дон.