Замок

Замок спал… И дело было не в ночном времени суток или погоде. Он просто спал. После возвращения своего хозяина Замок будто погрузился в спокойный и размеренный сон. Без сновидений. Сейчас он пустовал. В нем уже давно не водилась челядь, кроме старого Слуги, который в нынешнем замковом запустении служил и поваром, и экономом, и дворецким, и ключником. Рыцарь – хозяин Замка, жил очень скромно в самом меленьком и теплом его крыле. Почему Замок не ветшал, знал только Бог.
Вечерело. Никто даже не думал выглядывать в окно. Что в них толку-то, в окнах?! Но если бы кто-то посмотрел – сильно бы удивился. Серое, мрачнющее небо навалилось на Замковую твердь всей своей необъятной тушей. Тучи густились так низко, что запускали свои рыхлые щупальца во все Замковые щели.
А ведь еще полчаса назад заходящее солнце было особенно ласково, и птицы на все голоса не переставали радоваться теплым майским сумеркам.
Всего лишь полчаса назад… Рыцарю еще не было холодно.
А сейчас?!... От холода не спасали ни толстые пледы, ни звериные шкуры. В этом могильном холоде нельзя было винить сырые каменные стены Замка, Рыцарь уже знал это слишком хорошо. Раньше он не мерз никогда. Раньше он спал на снегу, просто завернувшись в свой подбитый мехом плащ. Раньше…
Раньше в его жизни не было Миры. А сейчас она есть. И есть могильный холод, который не согреть никаким огнем. «Мира. – прошептал Рыцарь, пробуя слово на вкус. – Моя Мира» Или не его… Наверное, это было совсем не важно. Главное, что она была. Есть…
Как и все удивительное, Мира появилась в его жизни случайно. Только сейчас, когда она покинула его, (он все же надеялся временно), Рыцарь понял, как глубоко он утонул в этой женщине. Хотя женщине ли? Или это был какой-то осколок небытия, случайно закатившийся в этот мир. Этого Рыцарь тоже не знал. Ее появление было подобно дуновению прохладного ветра в знойную погоду. Но этот ветерок был предвестником смерча.
Рыцарь помнил вечер ее появления. Трудно представить, что можно забыть событие, полностью переменившее твою жизнь. И потому Рыцарь не мог забыть. Это произошло почти год назад. Она сиротой скреблась во входную дверь его Замка. И если бы старый слепой пес не услышал ее, Мира, наверняка, ушла бы проч. Но псина, чье настоящее имя никто уже не помнил, неизвестно чем учуял ее присутствие, и, поскуливая, поплелся к двери.
Из глаз гостьи на Рыцаря смотрели два колодца пустоты. Но где-то там, на самом дне этой раздвоившейся бездны теплилось что-то, что притягивало и пугало одновременно.
- У вас есть огонь? – спросила она. – Я всего лишь хочу немного погреться…
И Рыцарь проводил ее к камину.
- Я только посижу немного и пойду. – Так сказала она.
И осталась навсегда!
Знала ли сама Мира, что она останется навсегда? Вряд ли! Рыцарь в этом не сомневался. Он был уверен, что в тот момент она не думала ни о чем. Вообще.
Она осталась. Просто осталась.
Сначала на день. Потом на неделю. А потом...
А потом Рыцарь стал радоваться утрам, потому что Мира просыпалась в новый день вместе с ним. Рыцарь благословлял воздух в Замковых залах и коридорах, потому что Мира вдыхала его. Ему казалось, что и солнечный свет, и пение птиц и даже мышиная возня – все приветствует его Миру.
Замок принял ее. Он тянулся к ней, как измученный жаждой путник тянется к тоненькому студеному ручейку. Каким-то невероятным чудом Мира умела понимать Замок. Понимать так, как его не понимал даже его хозяин. Рыцарь всегда знал, что его Замок живой. Замок вздыхал каминными трубами, зорко глядел окнами и пугал несокрушимыми стенами. Но только с появлением в нем Миры Замок стал улыбаться. Как ребенок. Во сне. И эта, только эта, улыбка по-настоящему согревала редких обитателей Замка.
Когда-то Рыцарь был женат. Это было очень давно, в дни ярко-зеленой молодости, когда он еще не был Рыцарем, а был просто молодым ландграфом, хозяином фамильного замка и еще многих прилегающих земель… У него осталось не много воспоминаний о том времени. Он помнил, что его жена очень сильно хотела понравиться Замку. Но Замок просто не замечал ее, а когда их отношения с Рыцарем совсем разладились, Замок невзлюбил ее активно. Он путал двери и лестницы, прятал вещи и пугал ее по ночам. Так, со временем, Рыцарь был поставлен перед выбором: или жена или Замок. Он выбрал Замок. Потому что жизнь без жены не сильно-то и отличалась от жизни с ней. А вот жизни без Замка Рыцарь просто не представлял.
Но с Мирой все было иначе.
- У вас прекрасный Замок, Рыцарь. – как-то сказала она. – Очень чуткий. И очень теплый. При этом она осторожно прикоснулась к холодной каменной стене. Рыцарь мог бы поклясться, что Замок льнул к ее рукам как недоласканый котенок.
- Не оставляйте его, Рыцарь. – поспросила Мира. – Замок уже пережил одну разлуку с вами. Вторую он не переживет.
И улыбнулась. Мира совершенно фантастически улыбалась порой. Со стороны могло показаться, что она улыбается чему-то известному только ей одной, словно мать смотрит на спящего ребенка сквозь приоткрытую дверь. Ее взгляд практически всегда был обращен как бы внутрь себя. Мире нравилось называть это самопогруженностью. После некоторых раздумий Рыцарь решил, что в самопогруженности пребывают все в его Замке, и сам Замок в том числе.
Странные у них были отношения.
Они часами могли сидеть молча. Какие картины при этом каждый из них видел в каминном пламени - оставалось загадкой. Рыцарь никогда не пытался разговорить Миру. Ее молчанием он наслаждался так же, как изысканными блюдами, которых уже давно не подавали в Замке. Временами с Мирой случалось говорливое настроение, и она болтала без умолку, громко и заразительно смеялась, проказничая, как расшалившийся ребенок. В эти редкие мгновенья она охотно отвечала на вопросы, но смысл большинства ответов был для Рыцаря туманен и не понятен. В таких случаях девушка говорила, что Рыцарь просто не осознал или недоосмыслил вопрос. Поэтому ему непонятен ответ. До вопросов, которые задаешь, еще нужно созреть, любила говорить она, и начинала рассказывать очередную историю, больше похожую на волшебную сказку. Или, что нередко бывало, начинала теоретизировать над своими же тезисами.
- Разве вы не знаете, Рыцарь, - спросила однажды Мира. – Что человеческая голова слишком примитивное устройство, что б там могли зародиться вопросы?! Ведь вопросы – это предтечи ответов. Это стороны одной медали, и рождаются они на самом деле одновременно. А потом кто-то или что-то, в нужный момент, вкладывает их в человеческие головы…
После подобных сентенций Рыцарь всегда выглядел немного оглушенным:
- Ты хочешь сказать, что вопрос и ответ – суть одно и тоже?
- Ну да. – она неуловимо повела плечами. – Именно так. Вопрос по сути есть ответ. А ответ по сути есть вопрос. Если ты сам не доходишь до какого-нибудь ответа, стоит просто потянуть за вопрос! Как за нить, которая сможет распутать весь клубок.
- Для того, что б задавать вопросы нужно особенное вдохновение, Рыцарь. Разве вы не замечали?! – спросила она. И колодцы ее глаз наполнились таким запредельным сиянием, что Рыцарь напрочь забыл, о чем хотел еще поговорить.
Ее нельзя было назвать загадочной. Миру вообще невозможно было назвать. Охарактеризовать или описать. Рыцарь постигал ее как тайное письмо, и когда, наконец, ему казалось, разгадка близка, Мира совершала или говорила что-то такое, что полностью перечеркивало все предыдущее впечатление о ней. При этом она сама не изменялась совершенно. Что бы она ни сказала или не сделала – все было невероятно естественно и органично. Рыцарь приглашал в Замок множество художников, но ни один из них так и не смог написать ее портрет. Рыцарь злился. Мира смеялась. Рано или поздно художники впадали в какое-то странное восторженное состояние: они ходили абсолютно счастливыми, но переставали рисовать. Совсем. Им давали денег и увозили подальше от Замка.
По редким слухам, иногда долетавшим до Замка, талант возвращался к ним, но смысл их картин для людей часто оставался скрыт или мало понятен. Тем не менее, они пользовались успехом, а значит, совесть Рыцаря оставалась спокойной.
В конце концов, Рыцарь перестал биться над загадкой Миры. Он перестал пытаться ее понять. Просто принял. Как облака, цепляющиеся за Замковые шпили. Как ветер, такой разный зимой и летом. Как веру, которая не требует доказательств…
Рыцарь перестал задавать вопросы. Он научился радоваться. Просто так. Каждому дню.

Рыцарь помнил пасмурный день, перетекший в еще более пасмурный вечер, когда Мира сказала, что иногда, самую чуточку, она скучает за своим домом, своим Замком. И еще одна странная улыбка притаилась в уголках ее губ. Такой улыбки Рыцарь еще не видел:
- Когда-то у меня тоже был дом. – сказала она тогда. – Тоже был Замок. И в нем всегда было тепло.
Ради такой улыбки Рыцарь готов был голодать:
- И что случилось с твоим Замком? – как можно спокойнее поинтересовался он. – Где находится твой дом? Он очень далеко отсюда?
На самом деле Рыцаря давно съедало любопытство, кем все же является его гостья, и откуда она пришла, но на эту тему Мира не говорила никогда.
Мира выглядела озадаченной. Как ребенок, которого попросили объяснить устройство грозы.
- Где? – переспросила она. – Его нет, Рыцарь. Уже давно его нет…
- Иначе бы я не сидела сейчас с вами! – добавила она после минутной паузы.
Это был просто еще один странный диалог, которыми было наполнено их существование.
- А где он был? Ведь Замок можно отстроить заново.
- Заново можно отстроить стены. Можно построить новый замок. – она плотнее закуталась в шаль и придвинулась к огню. – Но это будет другой замок. Он будет не мой! - при этом ее глаза затопило такой болью, что у Рыцаря остановилось сердце.
- Мертвецы не воскресают, Рыцарь. – как-то отстраненно произнесла она. - Точнее можно воскресить тело, но вернуть ему душу под силу только сказочным волшебникам. Или богам. А и те и другие уже давно растворились в скорбях земных.
Глядя на Миру на фоне огня, Рыцарь впервые подумал, что она не так уж и молода.
В подтверждение этих мыслей Мира произнесла:
- Я давно уже не ребенок, Рыцарь. Очень очень давно не ребенок. Я видела много волшебства, мой Рыцарь. Но даже самое сильное волшебство, к сожалению, не живет вечно.
Рыцарь смотрел на свою любимую почти с ужасом. То, что она произнесла – было зеркальным отражением его собственных мыслей, но все они испарились после появления Миры в жизни Рыцаря. Так может думать согбенный тяжелыми жизненными тяготами старец, а не чрезвычайно хорошенькая молодая дама.
- А как же любовь? – едва слышно спросил Рыцарь. Тихий голос не смог спрятать от ушей Миры вопль отчаянья.
- Любовь? – эхом отозвалась она. – Любовь, мой милый Рыцарь, самое быстротечное волшебство из всех быстротечностей бытия.
Ее усмешка была горькой. Ее глаза были переполнены болью. В ее словах был яд.
- Любовь как мед. – истекала ядом Мира. – Но очень не многие понимают, что для его создания нужно очень тяжело трудиться. Первые хмельные чаши выпиваются легко и с упоением. А потом… Либо похмелье либо усталость…
- Разве у вас, Рыцарь, было иначе? – спросила она. И мертвое спокойствие ее голоса резало слух Рыцаря.
- Нет. – прошептал он. – У меня не было иначе!
- У меня есть иначе! – почти закричал он. – Сейчас.
То, что так давно копилось у него в сердце, наконец-то, хлынуло потоком торопливых слов:
- Я никогда не ведал любви. Я верил, что где-то она конечно есть. Но для меня любовь была всего лишь словом, за которым скрывалось что угодно от вспыхнувшего молодецкой удалью настроения до хмельной похоти. Наверное, это потому, что я никого никогда не любил. До того самого дня, когда в мой Замок не постучала промокшая и продрогшая до костей девушка с безумными глазами. Она и есть любовь! Моя! Возможно, она закончится вместе с моей жизнью, но то, что я люблю – уже ничто не изменит.
- То, что ты любишь, уже ничего не изменит. – на грани слышимости произнесла Мира.
Но Рыцарь говорил. Каждое его слово жгло огнем. Было понятно, что Рыцарь сам терзается от этого. В своем яростном порыве Рыцарь не замечал, что Мира плачет. Слезы катились по ее бледным щекам оставляя мокрые следы. Ее взгляд кровоточил слезами, но беснующаяся в ней боль не отступала.
Мира даже не пыталась унять буйство стихии в глазах. Рыцарь гладил ее мокрые щеки и целовал уставшие от боли глаза.
- Мира, - шептал он. – Моя любовь не безымянна, ее зовут Мира. Слышишь? Ты – любовь! Моя любовь!

В этот же вечер Мира ушла. Оставив Рыцаря наедине с его любовью, вложив в такой сладкий поцелуй горькое «Не жди».
Исчезла…
В одночасье растворилась в закатных сумерках, шепнув на прощанье Замку «Люблю».
И Замок залихорадило. Его сон враз сделался тревожным и вязким. Его теплота, уют и сладкая праздность утопились в закатных сумерках Ее ухода. Замок любил. Взаимно. Впервые.

Рыцаря же выворачивало холодом и рвало чужим ядом. Со всех углов Замка тьма смотрела на него Ее непроницаемыми глазами. Мира не оставила по себе ничего, даже запаха. Только «Не жди». И эти два слова разъедали Рыцаря сильнее кислоты. Страшное послевкусие намертво стерло память о единственном поцелуе.
Но Рыцарь продолжал надеяться. Надежда не согревала его. Хотя все же заставляла вяло цепляться за знакомое размеренное существование. Наперекор всему, и, прежде всего, голосу своего рассудка, он засыпал и просыпался с единственным словом «Жду».
Каждый день и каждую ночь, перекрикивая тихое «Не жди» рвущей сердце болью, Рыцарь ждал. Ждал, питаясь совершенно иррациональной верой в «Люблю» адресованное Замку. Мира прожила в Замке почти год. Рыцарь не верил, что его чувство к Ней имело для девушки хоть какое-то значение. Но Замок… Рыцарь знал совершенно точно, что его Замок для Миры стал дорог. По-настоящему. Как дом…
Рыцарь не верил, что Мира вернется к нему. Он надеялся, что Она вернется к Замку. Вернется домой…
И Замок продолжал спать. Вздыхая холодом и тревожно вздрагивая. Но жил. Замок баюкал прощальное «Люблю», кутаясь в призрачное, невесомое «Жду».

Впервые Рыцарь и его Замок жили одним и тем же.
Шло время, и Рыцарь, научившись оттеснять боль от разлуки с любимой куда-то вглубь себя, обрел покой. Он привык к боли и смирился с холодом. Вечерами, когда в полутонах надвигающейся ночи, Замок повторял так и не истершееся «Люблю», Рыцарь бывал даже счастлив. Он снова представлял бездонные глаза Миры, ее ломаные, как будто незаконченные жесты, ее хрупкое тело, льнущее к огню. Мира тоже мерзла. Постоянно. И этот вечный холод роднил Рыцаря с Нею. За неимением большего, Рыцарь наслаждался даже этой призрачной связью.

Шло время. Замок берег своего Рыцаря от иной жизни, отводя от своих стен случайных путников, настойчивых попрошаек и шалящих разбойников. Казалось, даже смерть обходит Замок стороной. Наверное, поэтому за прошедшие годы ни Замок ни Рыцарь особенно не изменились: только заросли дикого плюща и винограда вокруг замковых башен стали напоминать непролазные джунгли, а нестриженые смоляные кудри, покрывающие голову Рыцаря сейчас были снежно белыми. Рыцарь не утратил ни выправки, ни силы. Наблюдая себя в зеркале, он не вспоминал о былой широте плеч и узкой талии. Все это осталось при нем. Просто его и без того не самые плавные черты сделались еще резче и жестче. А глаза необычного темно-серого цвета как-то выцвели, напоминая выбеленное затяжным дождем небо. Словно за свою любовь, веру, надежду, боль и вызывающе вечное «Жду» Рыцарь расплачивался красками своей души.

В Замке всегда жарко пылали все камины. Так любила Мира. Так хотел Рыцарь. Так нравилось Замку.
Рыцарь, кутаясь в подбитую волчьим мехом куртку, пытался отогреться возле камина в любимой гостиной. У его ног, еще ближе подобравшись к огню, дремал пес. Тот самый, древний пес, учуявший когда-то Миру и проживший дольше, чем иные люди. Он был все так же слеп и удручающе стар. Но видимо проклятие или благословение Замка коснулось и его. Брошенное Замку «Люблю» на самом деле было адресовано всем его обитателям. Смерть не пришла за ними в Замок.

Замок берег покой своих обитателей. Изливающиеся с неба тонны воды оставляли Рыцаря равнодушным. Пес беспокойно ворочался у его ног, норовя попасть хвостом то под сапог Рыцарю, то в камин. «Как тогда…» - мелькнула предательская мысль.
В этот момент Пес, устав ворочаться, побрел вон. Не надеясь ни на что, Рыцарь последовал за ним, и только, миновав темную и холодную галерею, почувствовал: «Дождался».
- У вас есть огонь? – спросила Мира. – Я всего лишь хочу немного погреться…
Она не изменилась за эти годы. Из Ее глаз на Рыцаря все так же смотрели два колодца пустоты. Но там, на самом дне этой раздвоившейся бездны теплилась радость.
И Рыцарь как много лет назад проводил ее к камину.
- Если ты не возражаешь, я больше не уйду. – сказала она. – Я здесь дома.

И осталась навсегда!

Замок счастливо вздохнул и перевернулся на другой бок. Замку снились сладкие сны.