Сказ про Явана Говяду-30

Предыдущая часть в:
http://www.neizvestniy-geniy.ru/cat/literature/skazki/1751926.html?author


                                        СКАЗ ПРО ЯВАНА ГОВЯДУ

             Глава 30. О том как Сильван с Ваней первое задание выполняли.


   На следующее утро, когда Ваня с компанией уже ото сна встали и чаи в общей зале гоняли, тут как тут и Ужавл заявился, не запылился.
   Поздоровался он с Яваном вежливо, а с прочими небрежно, а потом рожу спесивую скорчил и голоском противным застрочил:
   – Слушайте все!.. По велению его величества Чёрного Царя, всего Воролада могучего владыки и Пекла нашего вседержавного государя, надлежит вам, Яван Говяда, сыну Коровы Небесной и соискателю руки своей невесты, княжны Борьяны прекрасной, незамедлительно за выполнение первого задания приниматься! Вы, Яван Говяда, обязаны: где бы там оно ни было, в Пекельном городе али в его окрестностях, в домах-теремах али на ровной местности спрятавшуюся от вас невесту любым путём найти и вечером до темноты к его величеству её привести! А ежели вы сиё задание пустяшное не исполните, то тогда вот чего: звания жениха вы в тот же час лишаетесь и куда хотите, туда и отправляйтесь, ибо вам тут более никто не будет рад!
   Обвёл пройдоха Ужавл собравшихся довольным взглядом, прехитро усмехнулся, вкруг плеча повернулся да и был, гад, таков.
   А Яван-то и призадумался...
   И так и эдак он прикидывал, и на авось даже рассчитывал, и головою всяко думал, да так ничего путного и не придумал. В прятки-то играть не штука – да уж больно площадка для игры велика, как тут найдёшь эту харахору Борьянку, тряхани ты её лихоманка!
   Посмотрел Яван на притихших своих товарищей, а они головы вниз повесили, выглядят не шибко весело, плечами виновато пожимают, а чего подсказать, не знают.
   Один только Сильван гора-горой восседает и невозмутимо на Явана поглядает.
   – А чего скисли-то? – вопрошает лешак окружающих его товарищей. – В чём, не пойму, проблема?
   Ванька аж чуть со стула не упал.
   – Да ты чё, Сильван, – в возмущение он впал, – в самом деле что ли болван? Где ж Борьяну-ту в этом городу найдёшь-то? Да тут и за год поди всего не обойдёшь-то! Прямо хоть с горя стреляйся, али хоть сейчас домой отправляйся!..
   – Ну, год не год, – преспокойно Сильван отвечает, – а часика этак... за два до того места, где спряталась твоя, Вань, невеста, довести берусь. За стенами городскими она схоронилася, в чащобище лесной притаилася, ну да меня-то ей не обмануть. Айда, братка, в путь!
   Обрадовался зело Ванёк, на ножки споро – скок, живо собрался, да и на выход подался.
   И громила, вестимо, с ним.
   Вот вышли они из чертячьей гостювальни и двинули себе по главной улице прямоходом, куда Сильваново чутьё их вело.
   Народу праздного на тротуарах было маловато, так – одиночки какие-то куда-то спешили, и всё. Было чуток рановато, да и праздник, видимо, миновал, и будни повседневные начались, вот зеваки и перевелись.
   И чем они тут, мозгует Ваня, в своих домах-то громадных занимаются? Непонятно. Ну да Ванюхе-то, по большому счёту, на этих чертей дюже занятых плевать, потому как у него одна таперича в уме задача: как задание царёво выполнять...
   С час они так до границы города добиралися: где пешочком пройдутся, а где и на лентах самоходных проедут. Небыстро, в общем-то, шли да ехали, дороги не зная, но всё ж таки вышли следопыты нашенские на какую-то захудалую городскую окраину. Глядят они озадаченно, а далее-то вроде нетути ходу – тупик впереди, и никакого проходу. Одна защитная стена была видна, и парочка биторванов возле неё как будто в карауле ошивалася.
   Увидали стражники Явана с Сильваном, меж собою переглянулись и во фрунт пред ними вытянулись.
   – Чего изволите, господин Яван? – оба в один голос рявкнули.
   А Яваха им: так, мол, и так, корефаны биторваны – желаю, дескать, из города вон выйти, вдоль да по местности малость хочу пройти.
   – О, ничего нету проще, богатырь Яван! – заявляют биторваны, ухмыляясь, и один из них кнопочку некую на стене нажимает.
   В тот же миг – только вжик – и в стене проход возник. А за ним слобода лядащая зримо замаячила. Вышли путешественники наши дюжие наружу и без промедления тронулись в том направлении, куда лешачье чутьё их вело.
   А вело оно их за село.
   Ну, конечное дело, толпища здешних убогих чертей и гурьбища чертячьих детей их до самой пустыни сопровождала, и вся энта орава, на известном вестимо отдалении держась, свистела, улюлюкала и дико орала.
   А вскоре и сама пустыня началась. Черти далее их преследовать не стали и помаленечку все поотстали, а Яван с Сильваном по песку да по безкустью ломанулися вдаль без устали.
   – Верно хоть идём-то? – Ваня лешего донимает.
   А тот его успокаивает: мол, не боись, Говяда – идём как надо.
   Шли-шли, шли-шли... Далёконько уж ушли. Наконец, спускаются они в некую преогромную такую ложбину или в межгорную вроде как долину, а тама, куда ни глянь, такущая чащобища дремучая скучилась, что ни в сказке сказать, ни пером описать, ни топориком вдобавок повырубить...
   Вот же ещё странный лесок, заметил про себя Ванёк – он те и низок и высок, замшелые стволы растут дюже тут густо, а в кронах-то совсем пусто: ни одного листика нигде нету, одни корявые сучья меж собою сплелись, да лианы канатовидные везде завились. А валежнику-то гниловатого, коряг всяческих бревноватых – уй! – прямо не протолкнуться! Да ко всему вдобавок на валунище можно было то там, то тут натолкнуться.
   Короче, нету путного пути – ни проехать, да ни пройти!
   А ведь надо всё ж идти, потому как по лешачьему уверению, вне всякого сомнения, Борьяна схоронилася где-то здеся, в этом самом чёртовом лесе.    Сильван постоянно о том утверждал, покуда в чащобе безмолвной плутал.
   Вот, говорит он, вроде что-то такое чуется с той вон сторонушки...
   Попёрли они туда – ага, дудки! Видно, чего-то Сильван напутал.
   Потоптался он недоумённо, а потом Явана за локоток берёт и в другую сторону его ведёт. Пошли. Прут сквозь трещобу как будто шибко. Через полчаса приходят – тьфу ты! – опять ошибка.
   Ходили они там, ходили, бродили-бродили, плутали-плутали, и под конец так приустали, что еле уж лезли, а Борьянки-то – нет как нет. Ну нигде стервозы хитрой не видать, растакую её в гриву мать!
   Наконец, порешили они дух чуток перевести, а то ноги уж нейдут, будто на них путы – а недалече ведь и вечер, только хвалиться пока им нечем. Возле большущего дерева на камень замшелый бродяги наши присели, к стволу корявому спинами привалились да не на шутку и призадумались.   Мысли-то невесёлые их прямо гложут: что тут делать? – ума не приложут.
   И тут вдруг Сильван к Явану голову поворачивает, глазёнки в удивлении выпучивает и шепчет еле слышно:
   – Тс-с-с!.. Тут она, Ванюха! Шевеление ейное чует моё ухо...
   И на ноги проворно подхватывается. А затем на сук ближайший прыг и к макушке по ветвям – шмыг-шмыг-шмыг!
   А наверху что-то вроде дупла чернелося. Сильван до дупла долез, руку вовнутрь засунул аж до плеча до самого, да и принялся там неспеша нашаривать.   Шукал он тама шукал, шурудил-шурудил, и наконец чего-то вроде ухватил. От боли, правда, вскрикнул да от гнева рыкнул, зато выволок из дупла... не сову и не орла, а... прехорошенькую такую белочку златохвостую!
   – Вот она, Ваня, твоя заноза! – заорал леший на весь лес. – Ишь, прощелыга, куда залезла! В белку, видишь ли, превратилася и в дуплецо забилася, да не просто так себе устроилась, а гнёздышко из одурень-травы соорудила – вот её телесные излучения сия трава и экранировала. Только врё-о-ошь – меня не обманёшь!.. У-уй, ты ещё кусаться тут будешь?!..
   Кубарем великим леший с дерева вниз скатился, крепко добычу за хвостик держа, и на землю спрыгнул тяжко. И хотел уже было пленницу острозубую об стволину с размаху шибануть, потому что тяпнула она его знатно, но Яваха верзиле мохнатому расправу над белкою чинить не дал: живо зверушку у него отобрал, весело ей подмигнул, по носику слегка щёлкнул, в мордочку цокающую дунул и... в торбу её быстро засунул.
   – Надо нам поспешать, Сильван! – поторопил лешака Яван. – Позамешкались мы с этими поисками, а уж скоро и срок...
   Пришлось им совершить до города истинный марш-бросок. Так вперёд оне понеслися – и откуда только силы взялись!
   Вскорости подбегают они к тому самому месту, где должон был быть проход им оставлен – а его-то и нема! Сплошная вокруг виднелась стена, и никакая лазейка нигде не была видна.
   А уж смеркаться-то начало. В царские палаты до темноты ведь попасть им было надо, а то проиграл наш Говяда. Уговор-то дороже денег – уйдёт тогда Ваня отселя пустенек.
   – Ну, это мы ещё поглядим! – Ванька себя тут взъярил.
   Да, подойдя, ка-а-к шарахнет по стенке палицей! И такой гул да гром от удара сего пошёл, что в ближайших лачугах стёкла из окошек повылетали, а за ними и черти кто куда заскакали.
   Враз наверху нечто вроде бойницы отворилося, и в том отверстии взбешённая чертячья морда появилася.
   – А ну прочь пошли, босяки! – не своим голосом биторван из дыры взвизгнул. – Кому говорю – отойдь! Не велено никого пущать! Давай, давай!..
   У Явахи аж глаза округлились от негодования.
   – Это как так ещё не велено, басурман ты рогатый?! – прегневно он вскричал. – Не ты ли сам нас поутру выпускал, а?!.. Что молчишь? А ну-ка, гад, отворяй ворота живо, а то до тех пор по стене молотить буду, покуда её не сокрушу и весь ваш поганый город не порушу! Ну!..
   Только чёрт полосатый не уступает – знай своё, паразит, гнёт; затрясся он весь от злости, а потом наклонился – и какую-то палку пустотелую наружу суёт.
   Да вдобавок ещё и орёт на всю округу:
   – Вот попробуй только, разбойник, сунуться! Я те так пальну, что на твоём месте даже пепла не останется!.. Пошли вон! Кому говорю! Порожняком пущать вас не приказано. Где Борьяна-княжна? Нашли?.. Вот живёхонько отседа и ушли!
  «Ах, вот оно что!» – смекает тут Яван. Ну, думает, я и болван! Развязал он тесёмку на сумке, руку внутрь быстро засунул да за хвост наружу белку, сердито цокающую, и выволок.
   Потряс Яваха златошерстую красавицу на весу, и говорит как ни в чём ни бывало:
  – А это ты видал?! А ну открывай ворота, нахал! И ежели огнём в нас по дурости пальнёшь, то тогда и её сожжёшь, а за такую службу пожарную тебя царь-государь не пожалует – душеломка тебе светит пожалуй, это уж как пить дать... Отворяй, говорю, тать!
   У служивого сторожа от Явановых слов аж рожу всю перекорёжило. Моментально он свою трубу огнемётную уволок, подобие улыбочки на гнусной своей личине скроил, и ворота незамедлительно настежь отворил.
   А затем вниз он шустро спускается и пред Яваном подобострастно преклоняется.
   – Лопни мои глаза! – вопит зело гнусаво. – Да как же это я княжну Борьяну сразу-то не признал! Отчего это я, дубовая башка, не догадался, что ваш уловец, господин Яван, в сумочке вашей обретался! Ай-яй-яй! Ай-яй-яй! Бей-колоти меня, богатырь, наказывай, только его величеству про мою промашку не сказывай!
   – Да на фиг ты мне нужен! – буркнул Ванька угрюмо, согбенного чёрта с дороги отпихивая. – Уйди прочь, прохвост, и впредь будь умнее – глядишь, и душа будет целее!
   Вышли Яван с Сильваном в город, намереваясь первую попавшуюся самоходку захватить и её владельца вежливо попросить, дабы до замка царского их с ветерком домчал, а тут глядь – ёж твою маковку! – проныра Ужавл откуда-то нарисовался.   Видать, он поблизости где-то ошивался.
   Увидал ушлый чёрт Явана спешащего, заулыбался эдак слащаво, а потом картинно нахмурился и стражников начал хаять почём зря. Ах-ах-ах, заявляет, какие эти биторваны конченные грубияны: напились, сволочи пьяны и не пущают самого Явана! Их-де непременно надо будет призвать к ответу, а то никакого с ними сладу нету. Он, мол, Ужавл, пытался их было урезонить как-то, да ничего у него с того не вышло, кулак им всем в дышло, потому что они ему вишь ли не подчиняются, вот над добрыми людями и изгаляются...
   Яван, сию брехню пихая себе в уши, лишь усмехнулся сначала, а потом и говорит, прикалываясь: верю, мол, тебе, Ужавл, потому что глаза у тебя дюже честные, так что любые упрёки в твой адрес тут неуместны.
   – Давай-ка, – торопит его, – погнали быстрее, а то совсем уж почти стало темно, и царь заждался поди нас давно.
   А самоходка Ужавлова невдалеке оттуда притулилась. Вот они втроём в неё заскочили, водила вопилку какую-то громогласную включил, и аппарат сей волшебный на пределе своей прыти к замку царскому заколесил.
   Практически мигом туда домчалися! Уж совсем почти смеркалось – пара какая минут до ночи всего осталась.
   Яваха, не мешкая, котомку в охапку схватил и по коридорам роскошным знакомым сломя голову припустил. Через минуту с небольшим к дверям в палату тронную он подлетает, а тама сановник прежний стоит, двери собою городит и Явана вовнутрь не пускает. Ну да Ванюхе некогда с ним было валандаться – считай, последние мгновения до срока уже истекали: пихнул он чёрта к лешему от себя, а сам двери широко отворяет и без доклада в залу вступает.
   Заходит туда, глядь – а там, акромя царя рогатого, при полном параде на троне восседающего, ещё целая шобла вельможных чертей собралася. Справа, значит, Управор на низком кресле мрачнее тучи посиживал, слева Двавл лисою хитрою на Ваню глядел (который тут же заприметил, что глазик левый у князюшки был подбитый), а впереди ещё с десяток чертей в две шеренги стоя вытянулись, от царя до Вани как бы проход образуя, и ни слова при том не сказуя.
  – Успел-таки, – процедил царь неласково. – Да ты, Говяда, я вижу хват – тебе сам чёрт не брат!
   – Так точно, ваше величие! – гаркнул Яваха не тихо, но соблюдая правила приличия. – Первое ваше задание мною сполнено: дочку вашу, княжну Борьяну, мы словили и в наилучшем виде сюда доставили. Получите!..
   И выволакивает из торбы белочку златохвостую. На весу её чуток подержал, всей компании нечестной трофей свой показал и, перед тем как зверушку пустить, в мордашку её поцеловал.
   А она, шельма презлая, зубёшками за носяру Ванькину – хвать! Сердито весьма верескнула, из рук евоных на пол скользнула – и ну на месте вертеться волчком. Да эдак-то шустро и быстро, что и не углядишь-то...
   И вдруг Яван с удивлением зрит, что на месте белки золотохвостой девка пышноволосая юлою юлит! Вся как есть была она голая или, лучше сказать, обнажённая и по виду совершенносложённая: до того телом ладная да складная, что у Явахи даже челюсть от неожиданности отвисла и чёрт те что пришло ему вдруг на мысли.
   Борьяна то ж была – кто ж ещё-то!
   Ваня и без того её любил горячо, а тут от лицезрения ейного роскошного тела вся кажись кровушка в нём вскипела. Быстро он в сторону отворотился, чтобы невестушку свою зря не смущать, и даже ладонью ещё для верности прикрылся, а та наконец вертеться волчком перестала, дико сердитою на лицо стала, взвизгнула точно сирена, ногою во гневе топнула, волосами распущенными тряхнула, глазищами огненно сверкнула и... быстроногою серною прочь улепетнула.
   – Ну что ж... молодец... хвалю, – без всякой радости в голосе Черняк тут из себя изрыгнул и ледяным взором в Явана вперился.
   А тот в ответ ему улыбнулся, суровости царской словно не замечая, да и говорит:
   – За похвалу, конечно, благодарствую, ваше величество, только это... позвольте мне уйти, а то я притомился в пути. Легче, наверное, было бы иголку в стоге сена найти, чем сыскать вашу любимую дочку. Ох, и ловка она на всякие заморочки!
   Чёрный Царь одними губами лишь усмехнулся, а Управор страшный взгляд на Ваню метнул и глаза бешено сузил.
   Один только Двавл вполне по-человечески на него глядел и ни струнить, ни пугать его как видно не хотел. Он даже Ване головою по-дружески кивнул и лицо ему по-свойски улыбнул. Остальные же присутствовавшие вельможи, повернув свои невозмутимые рожи, со скрытым любопытством в глазах расейского богатыря изучали и, как видно, силы его секрет понять чаяли.
   – Ну что же, ступай, Яван, – молвил пекельный владыка повелительно, – отдыхай пока, развлекайся и молодецких сил набирайся, бо они тебе вскоре понадобятся – не за горами и второе моё задание.
   Ну, наш витязь собранию чертячьему слегонца поклонился, спиною к ним оборотился да и пошёл себе прочь, потому как лицезреть этот сходняк было ему уже невмочь. Свора то была воров али пауков ядовитых куча! Подалее от таких держаться будет всего лучше.
   Вышел Яван во двор, в Ужавлову самоходку уселся устало и большой палец дожидавшемуся его Сильвану показал: всё, мол, путём, братан – всё как надо! Потом велел он шестёрке этому Ужавлу подаваться в гостювальню, ибо мечтал Яван втайне о своей опочивальне.
   Ночка была уже темным-темна. Город огнями разноцветными приукрасился, а прохожих и проезжих на улицах почти не встречалось, поэтому самоходка беспрепятственно до ихней резиденции домчалась.   Поднялись Яван с Сильваном к себе, а в апартаментах никто и не спит – все соратнички в нетерпении маются и ушедших зело дожидаются.
   То-то радости им было, когда Яваха об успешном завершении предприятия ватаге своей доложил: все ура закричали и Явана принялися качать.
Сильвана, правда, не подняли.
   А тот один из всех не ликует: рожу чуток в улыбке помял – и вся-то радость.
   Подождал он терпеливо, покуда братия малость поугомонится и с такими словами к Явану обратился:
   – Эх, брат Ваня, брат Ваня – радоваться нам ещё рано! Скажу я тебе по дружбе – службишка то была, не служба. Ты маленечко погоди – служба у нас будет впереди.
   И как-то после сих Сильвановых слов бурное веселье всё на нет и сошло. Нагнал-таки хмыреватый лешак на дружинников весёлых заботу и шумно победе их радоваться поотбил у них охоту.
    Присутствующие чего ответить ему не нашлись да помаленечку все спать и разошлись.




Продолжение в:
http://www.neizvestniy-geniy.ru/cat/literature/skazki/1783170.html?author