Тайна волшебной картины

По рассказу "Вторая жизнь для Малышки"

Логлайн
Упрямая кукла отправляется в опасное путешествие по таинственной картине в надежде вернуть свою любимую хозяйку.
(вероятно, частично или полностью мультипликация)

1
Поздний вечер. В слабо освещённой уличным фонарём комнате беспорядочно разбросаны вещи. В центре ─ журнальный столик, на котором тихонько похрапывает запылённый Высокий Графин, на подоконнике расположилось Глиняное Блюдо с половинкой печенья, у стены ─ сервант. Его стеклянные дверцы распахнуты, на верхней полке расставлены полукругом маленькие рюмки, на центральной стоит Пивная Кружка с серебряным ободком, нижнюю занимает толстая Хрустальная Ваза. Рядом с сервантом видна картонная коробка без крышки со старыми игрушками, сваленными как попало, в том числе туда втиснута сломанная кукольная кроватка. На ней лежит тряпичная кукла, накрытая красочным лоскутным одеяльцем. На противоположной стене, почти сливаясь со старыми засаленными обоями, висит картина с изображением тусклых серых и коричневых горных хребтов, за которыми выступают яркие лазурные вершины. У подножия одной из мрачных гор застыл одинокий Нарисованный Альпинист.
Кукла потягивается, сбрасывает одеяло и садится. При этом кроватка скрипит и наклоняется. Высокий Графин вздрагивает, но снова засыпает. Кукла очень красивая, у неё большие миндалевидные глаза с длинными густыми ресницами, но смотрит она уныло, оглядывает комнату и задерживает взгляд на картине. В какой-то миг лазурные вершины вдруг освещаются светом фонаря, который покачивается за окном. Заметив, что кукла села, Нарисованный Альпинист принимается нарочито быстро размахивать ледорубом, а затем оборачивается и обращается к поглощённой созерцанием таинственной картины соседке:
— Доброй ночи, красотка! Умаялись хозяева, спят, можно и нам побеседовать, не правда ли?
— Ох и долго они сегодня разбирались! — вместо ответа угрюмо говорит кукла. — Я уж думала, придётся до утра пролежать неподвижно.
— А вы, Катенька, могли бы и раньше встать, — раздаётся надменный скрипучий голос Хрустальной Вазы. — Люди ничего не замечают, когда бранятся. И что за народ нынче пошёл! То ли дело в былые времена. Помню, как вокруг меня хлопотали знаменитые виноделы…
— Да все уже знают, какая вы были «красивая и неповторимая»! — кукла довольно похоже передразнивает надрывное скрежетание Вазы. — И что вас для королевских подвалов готовили, и на руках носили, и боготворили, и всё прочее…
В разговор, покашливая, вступает вновь разбуженный Высокий Графин, голос у него сердитый и сипловатый (видимо, от пыли):
— Сами хороши! Ругаетесь не хуже хозяев.
— Правильно, не надо ссориться, — поигрывая половинкой печенья, томно произносит Глиняное Блюдо. — У нас и так до рассвета мало времени осталось. Давайте-ка, лучше о чём-нибудь интересном поговорим.
— Ох, о чём же? Всё обговорено, разве что… — кукла с надеждой поворачивается к Пивной Кружке: — Вы самая из нас осведомлённая, новости всякие узнаёте…
— Уж эти приближённые к высшим сферам особы! — насмешливо фыркает Хрустальная Ваза. — Кто только сегодня не попадает в фавориты!
— Не мешайте! — отмахивается от неё кукла. — У меня вопрос есть. Когда маленькая хозяйка заболела, сюда разные люди приходили. И как-то, помните, страшная старуха заявилась? Карты раскладывала, шептала чего-то, о второй жизни говорила. Тогда смешно было, но теперь я часто думаю и не могу понять, неужели такое возможно?
Беседа неожиданно прерывается. Большой пушистый хозяйский кот неслышно заходит в комнату, вскакивает на подоконник, хватает зубами половинку печенья, но не ест, а бросает в картонную коробку с игрушками, куда и сам тут же спрыгивает и ходит по игрушечной мебели. Она хрустит, трескаясь под его массивными лапами. Кукольная кроватка переворачивается на бок и ломается окончательно, а кот обнюхивает выпавшую из неё куклу, выпрыгивает из коробки, трётся об угол серванта и медленно уходит.

2
Как только мохнатый хвост кота скрывается за дверью, кукла облегчённо вздыхает.
— Фуу! Какой противный! — шепчет она, стряхивая с лица крошки печенья. — Не нравится мне это животное.
— А по-моему, очень милый котик, — злорадно усмехается Хрустальная Ваза. — Впрочем, у вас с ним, Катюша, взаимная неприязнь, ему тоже куклы не нравятся. Нюхал, нюхал, бедненький, бесполезно! Повезло, несъедобная вы. Сломал кроватку, ах-ах! Где ж вам теперь спать? Хотя зачем? Всё равно не умеете, как и Графин, только притворяетесь, а полежать можно и на полу.
Высокий Графин сердито сопит, но не произносит ни слова.
— Зря вредничаете, — говорит кукла, не глядя на Вазу. — Везувий куда-то уходил тогда… в тот день. И вернулся, когда уж всё кончилось. Наверняка он тут замешан.
— Замешан-замешан! — захлёбываясь от негодования, поддерживает куклу Глиняное Блюдо. — У него и морда-то бандитская! Смотрите-ка, печенье ему понадобилось!
— Глупости! — хмуро возражает Высокий Графин. — Верите во всякую чепуху. Уходил, уходил! Понимать надо, коты такие вещи чувствуют. Потому и уходил.
— Чувствуют, значит, знают, — не унимается кукла. — А что они знают? А то и знают, где жизни раздают. Только как Везувия расспросишь?
— Да зачем же у него спрашивать? — вновь вмешивается Хрустальная Ваза. — Спросите лучше у меня. Со мной как раз подобное случилось. Сначала я была Красивой Бутылью. С очень древним и дорогим вином, между прочим! Когда меня открывал племянник хозяина — никудышный, надо сказать, мальчишка, — он разбил моё изящное горлышко. Ему, конечно, нагоняй устроили, и поделом…
— Ближе к делу, пожалуйста! — вставляет Катя. — Про разбитую бутылку сто раз слышали.
— Ох, какая нынче молодёжь нетерпеливая! Я же не просто так болтаю, а объясняю, какое у меня стекло особенное, с бриллиантовой огранкой, для великосветских приёмов деланное. Хозяева пожалели драгоценные осколки выбрасывать, отдали в мастерскую. Там их склеили, отшлифовали и позолотили. С тех пор называюсь Хрустальной Вазой и живу второй жизнью.
— Ах, как же! — разочарованно вздыхает кукла. — Всего-то образ поменяли, я сама его не раз меняла, Малышка любила превращать меня в разных дам. То балериной сделает, то невестой нарядит. А как-то сшила мне широкую юбку и усадила на чайник, но всё это было не второй и не третьей, а одной и той же жизнью!
— Однако позвольте! — восклицает Нарисованный Альпинист. — Когда один очень достойный гость нашего дома подрисовал мне усы, я почувствовал себя настоящим человеком!
Катя захлопала в ладоши от возмущения:
— Браво! И что с того? Если бы вас стёрли или сожгли и пепел развеяли, а потом вы возродились бы, как птица Феникс, только тогда…
— Какой ужас, голубушка! — возмущённо скрипит Хрустальная Ваза. — Как можно возродиться, ежели в пепел? И слушать-то вас неприятно! В порядочных обществах так неприлично не выражаются.
— Простите… Но как объяснить?
Кукла снова обращается к Пивной Кружке:
— Уж вы-то понимаете, о чём речь. Я ведь у вас у первой спрашивала, да Везувий помешал. Нас тут всех забросили, не нужны мы теперь. С вами с одной хозяин советуется.
Кукле никто не возражает, лишь Хрустальная Ваза недовольно хмыкает, но и она не произносит ни слова. Пивная Кружка радостно сверкает глянцевыми гранями:
— Ну уж советуется… — говорит она нараспев. — Просто доверяет. Самое сокровенное доверяет, вот. И он мне всё объяснил. Например, что я просто кусок стекла, у меня никакой души нет, а у него, у человека, есть, вот…
С верхней полки серванта раздаётся мелодичный звон — маленькие рюмочки дружно хихикают.
— Не смейтесь, — с обидой в голосе говорит Пивная Кружка. — Не может у нас, у вещей, настоящей другой жизни быть. А у человека может. И не две, а целых… Сколько же их там? А, вот, вспомнила, девять! Или двенадцать… Или больше… Хозяин сам точно не знает. В общем, сколько-то. Потому что у него, у человека, душа есть, которая из тела в тело переходить умеет. Хозяин мне по секрету сообщил. Он всегда со мной делится всякими тайнами, вот…
Высокий Графин снова возмущённо сопит.
— Ну-ну, — подбадривает Пивную Кружку Катя. — О чём он ещё говорил?
— А вот о чём. Стоишь, мол, ты здесь, глупая стекляшка, и не знаешь, что я третий раз живу, вот.
— Ну и молодёжь пошла безалаберная! — не выдерживает Ваза. — Сами себя не уважают. Если б меня глупой стекляшкой обозвали, я бы больше и слушать не стала.
— Не перебивайте! — чуть не кричит кукла. — Продолжайте, пожалуйста, прошу!
— И хозяин открыл мне страшную тайну, — торжественно произносит Пивная Кружка: — В первой жизни он был жабой, во второй собакой. Сейчас вот человеком родился. В следующий раз, ему гадалка предсказала, будет персидской царевной, потом императором. А дальше пока неизвестно, куда душа перейдёт, тем он и станет, вот...
— Фи, жабой, собакой… Что за жизнь у них, одно несчастье! — не удерживается от реплики Ваза.
— Опять вы прерываете! Интересно ведь узнать.
— Зачем, милочка? Вы не человек, и души у вас нет и быть не может. В крайнем случае, с чайника на кофейник пересядете, и все дела.
— Да откуда вам знать! И Малышка со мной играла, и кот без конца обнюхивает. Потому что несъедобная, говорите? Неправда! Потому что я на человека похожа! А вдруг в меня какая-нибудь душа захочет переселиться?
Катя снова оборачивается к Пивной Кружке:
— Может ведь такое произойти?
Та отвечает сбивчиво:
— Может… Душа перейдёт в ваше тело, а вы… то есть ваша… то есть, если бы у вас была душа, вы могли бы обменяться с кем-нибудь, но ваше тело должно годиться… то есть подходить… то есть… Как же он говорил?.. А, вспомнила! У кого души нет, значит, его тело для неё не подходит, вот!
Пивная Кружка радостно кружится, сверкая серебряным ободком, на что тут же реагирует Хрустальная Ваза:
— Не разбейтесь, любезная! Я и то не позволяю себе эдаких вольностей, а Вас, случись чего, не в мастерскую понесут, а на помойку.
В перепалку вмешивается Высокий Графин:
— Послушайте меня, старика. Ничего хорошего в том нет. Не нужна нам вторая жизнь. И душа никому из нас не нужна. Бредни хозяйские обсуждаете!
Кукла отмахивается от Графина и говорит, мечтательно закатывая глаза:
— Ой, да ладно. Вечно вы со своими нравоучениями! Чем плохо душу иметь? О, если бы у меня душа вдруг появилась! Я бы по-настоящему жить начала. Ведь днями напролёт на стену гляжу, скучаю. А когда хозяева ругаются, ещё грустней становится. Только Малышка меня понимала, все мои желания предугадывала, но как уложила в кровать три года назад, так и лежу. Эх, если бы маленькая хозяйка вернулась…

3
Некоторое время все молчат. На заднем плане, на картине лазурное свечение то усиливается, то затухает, но этого никто не замечает. Кукла Катя задумчиво качает головой, а затем, словно очнувшись, тихо произносит:
— Душа хозяина переселялась из тела в тело, значит, и Малышка так же могла. Почему бы и нет? Она такой выдумщицей была! Решила стать принцессой и стала. Или волшебницей. Только… вдруг там, где раздают жизни, о желаниях и знать не хотят? А если и правда Везувий замешан? Нет, не просто так уходил он в тот день, не просто так…
— Не просто так, — подтверждает Глиняное Блюдо.
— Что же делать? Наверняка все хорошие тела заняты, а на плохое она ни за что не согласится. А пусть бы в моё переселилась, Малышке оно нравилось. Ой, души нет! Не получится… Как же тогда?
Нарисованный Альпинист вежливо покашливает и предлагает:
— Могу сообщить некоторую информацию, если позволите. Кажется, в тех дальних синих горах в глубокой пещере маг живёт. Наверное, он знает как. Самому мне не приходилось его видеть, но слышал однажды. Художник, когда картину рисовал, спрашивал: «Чего молчишь, Молчаливый Маг? Не хитри, старый плут, там ты, там, в лазурной дымке притаился!»
— Никаких магов не бывает! — хмуро сипит Высокий Графин.
— Даже если они и бывают, — встревает Хрустальная Ваза, — как можно на плоском холсте так спрятаться, чтоб совсем не видно было? Во мне можно, я полая, а в картине никак.
Катя говорит с усмешкой:
— Да ладно вам, знатоки! На то он и маг, чтоб уметь исчезать, и, если пожелает, где угодно спрячется. Художнику лучше знать, сам рисовал! Уважаемый Альпинист, не слушайте их, пожалуйста, расскажите поподробнее. В какой конкретно пещере и всё прочее, что помните.
— Э… ничего конкретного, к сожалению. Разве что некое важное дополнение. Художник утверждал, будто бы горы там неприступные и попасть в ту пещеру можно один раз в жизни, если повезёт. А кто с первого раза их не преодолеет и назад вернётся, даже ненадолго, Молчаливого Мага уж не найдёт, как ни будет пытаться.
— Неужели вы его не видели? Ну хоть разочек, хоть на чуть-чуть он показывался?
— Никогда.
— Жаль. Зато точно маг. Настоящие маги не станут без нужды показываться. Они всегда в каких-нибудь недосягаемых местах скрываются, чтобы им не мешали магическими делами заниматься. Надо непременно ту пещеру найти.
— Только я в синие горы не полезу, увольте, — предупреждает Нарисованный Альпинист. — Кому нужно, тот пусть и лезет, а у меня своя задача, на пик серой сопки забраться.
Хрустальная Ваза опять не удерживается от язвительной реплики:
— Да вы, дорогуша, туда сколько лет карабкаетесь, и ни с места не сдвинулись! Смотрю я и поражаюсь, какая у вас участь убогая. То ли дело у меня…
Кукла прерывает сварливую соседку:
— Ох, умоляю, без продолжения! Ну кто-нибудь, пожалуйста, вспомните всё, что знаете о магах. Все-все подробности, какие только слышали. Как с ними беседуют, где они живут, куда ходят, что любят. Я тут подумала и решила разыскать Молчаливого Мага. Спрошу у него, как Малышке вторую жизнь получить.
Ваза хохочет, так громко и надрывисто, что стеклянные дверцы серванта дребезжат от хрипов её склеенного горлышка:
— Ох-хо-хо! А что толку, голуба? Он же мол-ча-ли-вый, то есть, не говорит совсем. Как же вы его расспрашивать будете?
Катя спокойно отвечает без тени обиды в голосе:
— Чем ехидничать, лучше подскажите, как Молчаливого Мага разговорить. Может, ему подарок принести? Я бы свою ленточку отдала. Самую красивую, золотистую. Она красивая, правда?
Кукла оглядывает участников ночной беседы, но Высокий Графин демонстративно храпит, Пивная Кружка вежливо кивает и опускает глаза, а Глиняное Блюдо тупо смотрит в потолок. Только Хрустальная Ваза пытается советовать, увы, безрезультатно, так как очень быстро переходит на любимую тему:
— Не обольщайтесь, дорогая, не ведитесь на сомнительные сведения. Художники частенько фантазируют, уж поверьте моему опыту. Когда меня украшали золотыми завитками, чего не наговорили! И во дворец невообразимое произведение искусства определят, и на всемирную выставку пошлют, и в музей под непробиваемое стекло поставят, чтобы все видели, какая я неповторимо прекрасная и...
Катя холодно прерывает очередной хвалебный поток:
— Не надейтесь, не передумаю. Уж если я что-то решила, обязательно выполню!

4
Маленькая тряпичная кукла быстро взбирается по серым и коричневым склонам к вершинам мрачных хребтов, и перед ней открывается чудесное зрелище: лазурные горы, здесь более яркие и красочные, озарённые сказочным светом невидимого свечения. Далеко внизу Нарисованный Альпинист наблюдает за Катей и грустно вздыхает. Теперь хорошо видно, что страховочная обвязка перепутана, и несчастный скалолаз подвешен на петле, а потому не может сдвинуться с места при всём желании.
Как только кукла ступает на сверкающий камень, лазурные ступени оживают, уползают из-под ног, пытаясь сбросить дерзкую странницу вниз, но Катя упрямо ползёт вверх. Её встречают коварные преграды: меловые сопки осыпают белой пылью, она еле выдёргивает ногу из болота, заполненного клеем и, сделав неловкое движение, оступается, но успевает обхватить руками ствол силиконового дерева, которое сгибается. Кукла повисает на нём, и в тот же миг резкий порыв ветра вырывает из ослабевших пальцев золотистую ленточку и уносит в неизвестном направлении.
Ступив на следующую каменную ступень, Катя утирает выступившие слёзы и видит перед собой снежные шапки на обледенелых склонах. Начинается буран, и колючие снежинки бьют несчастную по лицу. То и дело проваливаясь в снег, насквозь промокшая упрямица с трудом взбирается всё выше по красочным уступам. Праздничное платье, надетое в дорогу, изодрано в клочья, и острые каменные зубцы безжалостно рвут нежное батистовое тельце.
Вдруг маленькая странница слышит глухой гул и замечает, что из самой высокой вершины тянется к небу тоненькая струйка чёрного дыма. Кукла быстро обсыхает, снежные шапки стремительно тают, а яркие ступени начинают дрожать всё сильней и сильней. Обхватив руками скользкий камень, Катя еле удерживается на нём, а кто-то невидимый стучит и стучит, и чудовищные толчки всё больше раскачивают сияющие пики. Дым застилает глаза, а на голову гроздьями сыпятся колкие камешки. Чёрная струйка быстро растёт, ширится и превращается в огромного многоголового дракона. Он свистит, изрыгает столб огня, и кроваво-красная огненная река течёт по горным хребтам. Громко рыча, она растекается на множество пылающих потоков, которые заливают лазурные склоны, огибая только очень большие каменные глыбы. На одну из них успевает забраться Катя. Вокруг неё полыхает пламя. Чёрный дракон расправляет перепончатые крылья и летит навстречу перепуганной кукле, неся перед собой облако пепла.
— Нет, только не это! — восклицает несчастная. — Если моё лицо обгорит, я разонравлюсь Малышке. Лучше разорви меня на кусочки!
Дракон останавливается, паря в воздухе, и громко хохочет, хлопая себя крыльями по бокам и брызгаясь слюной. Вдоволь нахохотавшись, он скрывается в лазурных горах, теперь таких же неприглядных, как мрачные серо-коричневые. Гул прекращается, горы больше не трясутся.
Кукла смотрит вслед страшному чудовищу, недоумённо пожимает плечами и вновь идёт вперёд по горной дорожке. По пути попадаются обмелевшие огненные ручейки, и Катя легко перешагивает через них, но неожиданно перед ней простирается пропасть.

5
Приблизившись к краю глубокой узкой расщелины, Катя останавливается и заглядывает вниз. На дне пропасти струятся остатки кроваво-красной реки, а из невидимого, спрятанного в дыму и пепле источника льются бархатистые блики лазурного сияния.
Внезапно из-за соседнего хребта выглядывает огромная усатая морда с горящими глазами. Зверь, похожий на саблезубого тигра, злобно рычит, и раскрытая клыкастая пасть нависает над маленькой странницей. Кукла узнаёт усача:
— Везувий, ты?
Кот приседает, но молчит, только скалится и цокает зубами.
— Я несъедобная, — напоминает ему кукла. — Пропусти меня. Пожалуйста!
Кот выгибает спину и шипит:
— Никто не смеет елозить по хозяйским картинам!
И острые клыки вновь тянутся к бедной кукле.
— Прекрати сейчас же! Я знаю, ты лишил Малышку жизни!
Везувий отскакивает в сторону, но сразу возвращается.
— Может… и я… — сладостно, но неуверенно мяукает он. — Нечего было за хвост дергать.
— Неправда! Маленькая хозяйка никогда так не поступала!
— Положим, и нет, но пока девчонки не было, хозяева меня любили, а когда она появилась, даже замечать перестали. Бросят корм в миску и всё. Ни почесать, ни приласкать, сколько ни мурлычь. Скверно жилось!
— И что, добился хорошего? Разве теперь тебе лучше? Они без конца ругаются, и никто им не нужен.
— Пусть, но тебя я не пущу туда, куда ты идёшь. Лучше от того не будет, а хуже может.
С этими словами кот прыгает на Катю. Она прячется за лазурным выступом, но скользит истёртыми ногами и чуть не падает. Везувий же с лёгкостью скачет по скользким камням. Какое-то время они бегают вокруг круглого синего валуна то в одну, то в другую сторону.
— Да перестань же, перестань! — запыхаясь, повторяет кукла.
Везувию, похоже, тоже надоедает пустое занятие:
— Хорошо, так и быть, — соглашается он, — иди себе, если хочешь. Начхать мне на тебя и на твою затею, потому что не добьёшься ты ничего.
— Ты добился, значит, и у меня получится.
— У тебя не получится.
— Почему?
Везувий, не ответив, зачем-то принимается точить свои и без того острые когти, да так усердно, что из синего камня сыплются искры. Сверкая и шипя, они падают в пропасть. И Катя понимает:
— И у тебя не получилось…
Кот свирепеет и злобно сверлит глазами маленькую тряпичную куклу:
— Сообразила, да? Жаль, что ты несъедобная! Правильно, пытался я это сделать, очень хотел, но не смог. Мне действительно кое-что известно, о чём не догадывается твоя смазливая головёнка, набитая ватными шариками. Но моих знаний и сил не хватило. И всё равно, как надо, вышло, хоть и не моя тут заслуга, но ты о том никому не расскажешь, потому что сейчас я брошу тебя в огненную реку!
Разъярённый Везувий снова и снова кидается в атаку. Ему удаётся ухватить добычу зубами, и он поднимает её над расщелиной, на дне которой, остервенело урча, течёт огненная река. Глазами, полными ужаса, Катя молча смотрит в зияющий красный ад и вдруг замечает в отвесной стене ущелья окошко, из которого струится лазурное сияние. И слышит тихое, лёгкое, как дуновение ветерка, волшебное «Кыш».
Везувий тоже слышит волшебное слово, дрожит, роняет куклу и исчезает за горными уступами. Катя летит в бездну, но не быстро, а медленно, потому что истерзанная, с торчащими во все стороны клочьями ваты, стала лёгкой, как пушинка, и ветер подхватывает её, качает и бережно несёт вниз. Из окошка в скале высовывается чья-то рука и ловит куклу. И она улыбается.

6
— Ленточка… — шепчет маленькая странница, едва ступив на каменный пол пещеры, скупо освещённой по-прежнему невидимым лазурным светильником.
Она смотрит в большое старинное зеркало, возле которого оказывается, и в приглушённом свете таинственного свечения видит, какое у неё некрасивое, ободранное и обгоревшее тело. Жалкие обрывки бывшего платья свисают по бокам, волосы стоят торчком, ноги и руки исцарапаны.Ужас! Кукла плачет навзрыд.
— Держи свою ленточку и не реви! — старик в цветастом атласном халате протягивает гостье утерянное украшение.
— Я… её… вам… — всхлипывая, еле выговаривает она, с удивлением глядя на высокого и грубоватого, совсем «не волшебного» старца. — Чтобы… вы… заговорили…
Хозяин пещерной каморки, в которую так неожиданно попала Катя, и впрямь выглядит странно. У него морщинистое лицо без бороды, а одет он в самый обычный домашний халат, смотрит угрюмо из-под сдвинутых бровей и какими-то неуловимыми чёрточками напоминает одновременно и смешливого дракона, и злобного Везувия.
— Но вы не молчаливый, — несмело продолжает Катя, — значит, ленточка вам не нужна… Даже золотистая… — А что нужно? Я достану, обязательно! И принесу. Вы только скажите что.
Молчаливый Маг на глазах преображается, его взгляд теплеет, он садится в кресло, сажает Катю на своё колено и говорит ласковым голосом:
— Если бы ты не была куклой, я подумал бы, что у тебя есть душа. А может быть, она у тебя и есть…
— У игрушек не бывает…
— Верно, — соглашается подобревший старец. — Наверное, не бывает. Так принято считать, но никто не знает наверняка.
— Даже вы? — удивляется кукла и тут же радостно смеётся: — Значит, Малышке подойдёт моё тело?
— Скажи мне, Катя, после всего, что с тобой приключилось в горах, ты так просто, не требуя ничего взамен, согласилась бы отдать свою жизнь Малышке и уйти в небытие?
— Конечно! — кукла отвечает, не задумавшись ни на минуту. — Ведь ей нужнее. А мне… Мне всё равно без неё делать нечего. Давайте же, меняйте нас скорей!
— Да кто ж тебе сказал, что такое возможно?
— Ну как же! Человек живёт девять раз. Или больше… Мой хозяин говорил, и страшная старуха с картами, а ещё… Пивная Кружка, но… она от хозяина узнала. Везувий? Нет, он о другом. А больше вроде и никто…
— Вот видишь? Есть ли, нет, может душа из тела в тело переходить или не дано ей такого умения, неведомо сие нам.
— И я зря к вам шла?
Молчаливый Маг улыбается:
— Почему зря? Ты пришла, я заговорил. Благодаря тебе, да. Теперь нам обоим известно больше, чем раньше. И мы вместе подумаем, могу ли я тебе помочь.
— И что же такого особенного стало нам известно? По-моему, наоборот, всё ещё больше запуталось!
Горный житель хитро усмехается:
— В самом деле, простых путей нам не дали… Зато их много, глядишь, и отыщем нужный. А для начала подремонтируем тебя. Платье новое справим, это уже никуда не годится. Ничего, задержишься у меня, никто не заметит, не до того им нынче. Долго ты бродила, пора и отдохнуть…
Старик берёт иголку с ниткой и принимается зашивать тряпичную куклу.

Эпилог
Катя спрыгивает с картины на пол и сразу видит, что в комнате всё изменилось. На стенах новые обои, вещи аккуратно разложены по местам, дверцы серванта плотно закрыты. Пивная кружка выглядывает из-под батареи, Глиняное Блюдо с горой конфет и печенья стоит на журнальном столике, рядом красуется Хрустальная Ваза, заполненная каким-то напитком.
— Что случилось? — спрашивает кукла у Пивной Кружки. — У вас тут такой порядок!
— Если б я знала! Хозяин меня совсем забросил.
— Да ребёнок у них родился, только-то и всего. Тоже мне, событие!
Хрустальная Ваза произносит слова небрежно, но вся так и раздувается от гордости.
— А Графин где?
— Верзила переехал в ванную. Нашли кому доверить отвары трав для купания сына! Дивлюсь я на современный народ! То ли дело раньше, когда меня носили на руках…
— Сын?! Мальчик… Значит, не будет играть в куклы… Да и ладно, главное, что душа Малышки переселилась!
— Так я и говорю, безалаберной молодёжи лишь бы во что-нибудь играть, не ценят нынче истинную красоту…
Катя, не дослушав, забирается в свою отремонтированную кроватку, накрывается одеяльцем и счастливо улыбается.