Пандемия

«ПАНДЕМИЯ: AGNUS DEI»



1. Пандемия (греч. πανδημία — весь народ) — эпидемия, характеризующаяся распространением инфекционного заболевания на территорию всей страны, территорию сопредельных государств, а иногда и многих стран мира (например, холера, грипп).

2. Исследователи из института Густава Русси под руководством Тиерри Хайдманна воссоздали вирус возрастом несколько миллионов лет, остатки которого разбросаны по геному современного человека. Хайдманн сказал, что восстановленный ретровирус примерно в тысячу раз менее опасен, чем ВИЧ. Кроме того, биолог обратил внимание на тот факт, что возрождённый вирус не может случайно выйти из-под контроля: он так "спроектирован" его коллегами, что может воспроизвести себя всего один раз. Как могло проявляться воздействие этого вируса на наших предков, учёные не уточняют. Джон Коффин из университета Тафтс, прокомментировавший это исследование и посчитавший его крайне интересным, заметил: "Не исключено, что этот вирус вдруг может стать патогенным, но я думаю, что это практически невероятно".

3. «Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем…»
Псалтирь



































Глава I.
Извлечение одного.

I.
Вокруг, сколько хватало взгляда, простирались бесконечные вытянутые утесы, пересеченные руслами давно пересохших рек, все еще прочерчивающих отроги плато Колорадо. Иссохшая почва меняла окраску – от желтой на холмах до красной как индейская кожа на территории Юты, но одно оставалось неизменным – адская жара, иссушающая кожу, да постоянный сильный ветер, свободно гулявший меж дюн и древних скал, тянущихся на тысячи миль.
Сухая степь, охватывающая территорию нескольких штатов – пыльное безмолвие, посреди которого на холмах торчали кактусы, колючие кустики юкки и ларреи.

Старые, как мир, остатки гор, постоянно разрушаемые эрозией, безмолвно стояли здесь двести миллионов лет, над ними раскинулся голубой шатер неба, лишенный даже облачка, и повсюду царила песчаная пыль. Зейну казалось, что она набилась в легкие, и он не избавится от нее никогда, несмотря на бандану, которой он закрывал рот и нос. Бесполезно, для пыли, постоянно гоняемой по пустоши горячим ветром, не было преград. Другие участники экспедиции работали без платков; он почти физически ощущал спиной шепот за его спиной. Чистюля из Смитсоновского института, как его прозвали еще в бытность студентом; археолог параноидально чувствовал, что остальные каким-то чудом прознали о его кличке. Нет, никто бы не позволил себе даже завуалированный намек, и все-таки, он что-то чувствовал во взглядах других, ловил затаенные насмешки в уголках их ртов и глаз. Или ему лишь казалось, что они знают его старое прозвище? Ему чудилось, что они замолкали, когда он приближался, подавляя смешки – археолог считал, что смеются над ним, над его фанатической увлеченностью раскопками, которые заменяли ему личную жизнь.

Возможно, всему виной была аризонская жара, вызывавшая у археолога ломоту в висках и постоянное нервное раздражение. Зейн все чаще срывался на окружающих, потом сожалел, извинялся, лишь для того, чтобы вновь выместить зло. Он молил Бога о том, чтобы успеть закончить работу к началу настоящей жары. Стоял март, но он уже успел обгореть, облезть и загореть до черноты; аризонский загар глубоко и надолго въедался в кожу, иссушал ее.

С вымученным стоном Зейн сорвал бандану, под которой начал задыхаться, и подошел к краю песчаного карьера. Раскаленный воздух струился пред глазами и размывал изображение на расстоянии. Господи, что здесь будет в июле? Проклятый парниковый эффект! По крайней мере, влажность была очень низкая, но даже с учетом данного обстоятельства раскопки по сути представляли собой затянувшееся самоубийство, казнь под открытым небом, тянувшуюся месяцами.

Шестеро человек возились в известняковом котловане, представлявшем громадный интерес для экспедиции. Именно здесь, под толстым пластом слежавшегося слоя песчаника, который за миллионы лет с помощью кремния и карбонатов приобрел гранитную крепость, Зейн мечтал увидеть подлинные сокровища, дожидавшиеся его еще с мезозоя. На северных предгорьях плато Колорадо, на территории Юты, ему в прошлом счастливилось обнаруживать неплохо сохранившиеся экземпляры зауроподов, но многочисленные археологические экспедиции прошлого уже успели снять богатый урожай с красного песчаника. Ему удалось собрать два скелета взрослых апатозавров целиком, именно они и принесли ему достаточную сумму для продолжения работы, сделали возможной новую экспедицию. Было ясно, что действительно редкие образцы динозавров могут быть обнаружены лишь там, где не ступала нога археолога, и он наконец-то нашел одно из таких мест.

Почти идеальная ситуация- слой спрессованной породы, которую не брала бурильная установка, прочно спрятала от любопытных глаз все окаменелости этих громадных животных, накапливавшихся в почве миллионами лет, пока, наконец, с концом мезозойской эры не наступил конец господства динозавров на Земле. Без сомнения, здесь должны были быть экземпляры редко встречающихся цераподов и дромеозавров, необычайно высоко котирующихся на рынке. Два-три таких скелета могла обеспечить ему достойную старость, однако, сперва нужно было до них добраться. При мысли о таящихся под пластами известняка богатствах у него снова начали зудеть ладони и выступил пот.

Погрузившись в мысли, археолог даже не заметил, как к нему подошел невысокий кучерявый парень в коротких джинсовых шортах, руководивший командой взрывников в карьере. За плечом у него болталась холщовая сумка с детонаторами; взрывчатка, хранившаяся во второй сумке, была установлена, и он обмахивался сложенным пустым мешком наподобие веера. Как бишь его звали? Симмонс? У археолога была слабая память на фамилии, впрочем, лица он запоминал почти фотографически точно.
-Все, можно взрывать, - произнес взрывник надтреснутым из-за жары голосом. – Последний заряд заложен, осталось только отойти на безопасное расстояние.
-Мощности зарядов хватит? – снова спросил Зейн, хотя прекрасно знал ответ.
-Не сомневайтесь, док. – ухмыльнулся разбитной парень, перекатывая жвачку. -Аммонит заложен с запасом. Разнесет даже скалы. От пласта песчаника не останется даже крупных обломков, гарантирую.
-Отлично. –он бросил взгляд на поднимающихся наверх из котлована археологов его группы и членов команды взрывников, прибывших из Финикса.
Всего было заложено порядка полусотни патронов со взрывчаткой. Именно такое количество, согласно расчетам взрывника, было необходимо для гарантированного достижения цели.

Зейн глядел лишь на гладкую известняковую поверхность, сглаженную и отшлифованную ветром, с заложенными в шурфы взрывчаткой, и не заметил трех индейцев навахо на караковых лошадях, маячивших на холме в миле от карьера. Индейцы появлялись в окрестностях лагеря с самого начала археологических работ в карьере, но ни разу не приближались и не предпринимали попыток установить с учеными контакт. Они просто наблюдали за происходившим на расстоянии.

Наконец, люди отошли на безопасное расстояние, укрывшись в узкой балке, и грохнуло несколько коротких серий взрывов. Земля задрожала, затряслась, как в припадке, по ней пробежала пыльная поземка. Через пять минут пыль осела, археолог подбежал к краю котлована и жадно заглянул вниз. Гладкий цельный пласт породы превратился в нагромождение мелких обломков, беспорядочно загромождающих дно карьера, кроме того, стенки котлована так же частично обрушились, открывая доступ к глубинной породе.

-Отличная работа, - сухо кивнул Зейн подошедшему взрывнику, по-прежнему предпочитая избегать называть его по имени, которое давно вылетело из головы.
-Работа выполнена, док. Здесь нам больше делать нечего.
-Возможно, понадобится так же обрушить одну из стенок карьера. – Зейн кивнул на дальнюю отвесную стену котлована. – В этом случае, через неделю я снова свяжусь с вами.
-Заметано. – Симмонс кивнул и отправился собирать вещи.

Вся вторая половина дня и следующий день целиком ушли на разгребание обломков породы и расчистку песчаного дна карьера. Зейн не любил эту часть работы. Куда приятнее работать с кисточкой, когда перед тобой постепенно вырисовывается окаменелость в куске почвы, а ты гадаешь, какая именно кость, извлеченная из древнего пласта земной тверди, предстала твоему взору, какому подвиду ящеров она принадлежит. Восторг и азарт ученого с лихвой компенсировал все тяготы, предшествовавшие началу работы с окаменелостями. В такие минуты он был счастлив. Все остальное – нудная преподавательская работа в институте, обивание порогов исследовательских фондов с целью получения грантов на проведение экспедиций, было лишь монотонной прелюдией самого главного – раскопок. Уильям Зейн презирал скептиков, считавших, что открыты все виды существовавших динозавров. Он не выносил дилетантства. Не открыли, значит, копали не там, или недостаточно глубоко, только и всего! Он был свято уверен, что именно в этом карьере обнаружит неизвестный науке вид ящеров, а, возможно, и не один. Кто знает, сколько всего интересного скрывалось под слоем спрессованной породы!


Смертельно уставший от таскания обломков породы на дикой жаре Зейн мирно подремывал у костра возле трейлера. Жара начисто отбивала у него аппетит, поэтому археолог ограничивался пивом на ужин. Впрочем, он легко обошелся бы и своей излюбленной книгой Хала Хеллмана, посвященной противостоянию Марша и Коупа, зачитанной им до дыр. Археолог не любил брать в экспедиции лишний груз, однако, эту книгу неизменно брал с собой, считая томик своим талисманом. Кроме него, в состав экспедиции входило еще три человека- Сэм Новатны, археолог и преподаватель в Смитсоновском институте, Келли Ривз, молодая аспирантка Зейна, писавшая кандидатскую по редким видам динозавров, и Роберт Фаско, бывший студент Новатны, отчисленный за неуспеваемость, однако, к археологии парень вроде бы проявлял искренний интерес и добровольно вызвался на роль мальчика «принеси-подай». Зейна считался лишь с авторитетом Новатны, которому, как и главе экспедиции, было под пятьдесят, и почти всю жизнь они провели на раскопках, сделав первые шаги в археологии еще в детстве, будучи взятыми отцами в экспедиции. Потомственная археология, никакой личной жизни, лишь преподавательская работа в университетах и, когда появлялись средства, раскопки, составлявшие смысл существования ученых.

Неожиданный гость появился в лагере незадолго до полуночи, когда археологи собирались укладываться спать. Старый шаман, облаченный в легкую кожаную парку, с плетеными косичками и лицом, похожим на печеное яблоко, внезапно выступил из стрекочущей жаркой кромешно черной пустоши в круг света у костра. Он сходу принялся что-то возбужденно объяснять археологу на атабаскском, экзальтированно взмахивая руками, что-то напористо лопоча, мечась вокруг задремавшего было Зейна, повергнув того в состояние шока. Ученый, которому уже осточертели неугомонные индейцы, постоянно сновавшие вокруг лагеря с самого начала раскопок, гаркнул было на индейца. Тот словно не заметил, продолжая свой экзальтированный монолог. Начальник экспедиции начал было подумывать о том, как ловчее спровадить назойливого старика, как тут на шум из палатки вышли остальные люди. Шаман, завидев вышедших, кинулся к Роберту и принялся что-то ему втолковывать.

Язык навахо разобрать они были не в состоянии, совершенно не понимал его и бывший студент, среди предков которого были индейцы. На английском старик не говорил, хотя Зейну показалось, что шаман все же понимает смысл произносимых археологами фраз и вопросов. Экспансивный старик, смешно воздевая к небесам иссохшие руки, говорил целых полчаса, захлебываясь, подгоняя самого себя, словно бы куда-то спешил. Высказав все, что он посчитал нужным, шаман с достоинством удалился в темноту, к своему пегому коньку, вскочил в седло и ускакал прочь. Его слова ученые записали на диктофон. Чуть позже сбивчивую захлебывающуюся речь старика оцифровали, прогнали через программу-переводчик, и выяснили смысл сказанного шаманом.

-Он сказал, что мы пришли на священное место, на котором копать, да и просто находиться, запрещено, - прочитал, запинаясь, переведенный текст Новатны, вглядываясь в экран ноутбука. – Некая древняя разумная цивилизация оставила в этих землях артефакт для испытания людей. Горе постигнет человечество, если покой древнего сосуда будет потревожен. Кара падет на головы людей, если они не устрашатся кары и вскроют святое чрево этого сосуда… Общий смысл таков…

Зейн ухмыльнулся в бороду, протирая запотевшие очки. Ох уж эти первобытные суеверия! Похоже, пока человечество живет, они будут неистребимы…
-Египетские гробницы, если не ошибаюсь, тоже были запечатаны страшными проклятьями. – сказал он равнодушно. - Это все суеверия. Завтра приступаем к работе; пора заниматься раскопками, мы и так потратили несколько дней впустую, копая в дюнах. Здесь нас ждут действительно потрясающие открытия!

Наутро четверка с энтузиазмом принялась за работу, позабыв о визите полоумного шамана. Всем не терпелось добраться, наконец, до мезозойского пласта почвы. Перед обедом случилось странное: углубившись фута на полтора в рыхлый песчаник, Зейн неожиданно наткнулся на твердь. Его лопата стукнула о что-то твердое, раздался приглушенный звук. Сначала Зейн решил было, что наткнулся на новый пласт спрессованного песчаника, но звук, выбиваемый из твердой поверхности, определенно был металлическим.

Археолог торопливо опустился на колени, разгреб руками землю и остолбенел: перед его глазами предстала ровная матовая металлическая поверхность. Вот уж чего он никак не ожидал увидеть в карьере, так это металлическую конструкцию. Остолбеневший археолог несколько минут разглядывал маленькую очищенную от песка площадку, затрудняясь определить происхождение металла – он ни разу в жизни не видел подобного материала. Отирая потный лоб, профессор отошел ярдов на десять и принялся копать в другом месте, однако минут через двадцать вновь наткнулся на ту же странную металлическую поверхность бурого цвета, причем на этот раз площадка была не горизонтальной и ровной, а плавно уходила вниз. Зейна снова остановился, чертыхнулся, достал из кармана перочинный нож и ковырнул поверхность, соскабливая верхний слой. Ему удалось лишь оставить еле заметную царапину на поверхности, и только.

Археолог поднялся на ноги, и выбрался из ямы. Жаркое аризонское солнце, поднявшееся в зенит, беспощадно заливало котлован жаром, прожигая легкую белую ткань одежды насквозь. Остальные трое усердно работали лопатой и киркой, словно заправские фермеры.
-Эй, Сэм. Поди-ка сюда. – окликнул Зейн коллегу. Тот встал, с неудовольствием услышав легкий хруст коленных суставов, отряхнул пыль с наколенников, и торопливо подошел к археологу.
-Ты видел когда-нибудь что-то подобное?
Новатны присел , поцарапал скребком пыльную поверхность и скептически хмыкнул.
-Корпус машины, возможно? Значит, этот пласт совсем не древний?
-Невозможно, и ты сам это знаешь! Этой породе миллионы лет, и хотел бы я знать, какого черта здесь делает эта железка! – раздраженно воскликнул профессор, с досадой топнув по ней ногой.
-По крайней мере, если мы наткнулись на нечто непонятное, то должны хотя бы узнать, что это такое. – рассудительно сказал профессор Новатны, разглядывая матовый металл.
-Ой! Какая прелесть! – воскликнула подошедшая аспирантка Зейна, привлеченная возгласами археологов. Она смешно округлила глаза под круглыми очечками с тонкой металлической оправой.
– Это что? Правительственный бункер?

Зейна гневно глянул на нее, в секунду оценил легкомысленные штанишки-шортики мисс Ривз, осветленные волосы, убранные в хвостик – не дать не взять, любопытная школьница, паршивенькие слабые очки на минус один, и фыркнул, все более раздражаясь.
-Да, это бункер, которому сто миллионов лет.
Ривз еще более округлила глаза, но через мгновение до нее дошло, что это шутка, и она громко расхохоталась.
-Конечно же, нет, глупость какая. Но что же это такое?
-Раскопаем и выясним. – прекратил диспут Зейн и извлечение одного началось.

В этот день четверка археологов лишь очертила границы новой раскопки – они установили , что металлическая поверхность, уходящая в глубину породы, имеет примерные размеры сорок футов в длину на сорок в ширину; от верхнего полюса поверхность металла расходилась в стороны, постепенно опускаясь вниз, это была некая объемная фигура. Землекопные работы растянулись на неделю, хотя песчаная почва была достаточно податливая, однако, слишком уж крупным был этот странный объект, а работа на жаре быстро выматывала .

На что же мы наткнулись, в самом деле, обескуражено размышлял археолог по мере того, как предмет постепенно освобождался от песка. К вечеру было вынуто несколько кубических футов земли; верхушка непонятной металлической конструкции куполом красовалась над землей.
Зейна прервал работу, поднялся из котлована наверх, чтобы сделать первые снимки с расстояния, и только теперь, на расстоянии, по границам раскопа, обнесенного вешками и тросами, примерно оценил внушительные габариты объекта. Подумать только, огромный предмет, невозмутимо покоящийся в песчаном карьере, пролежавший здесь невообразимое количество лет, причем, даже на солнце его чуть шероховатая поверхность нисколько не нагревалась, оставаясь по прежнему прохладной. Чудеса!

Внезапно до слуха археолога донесся отдаленный конский топот. Он бросил взгляд на дюны слева и менее чем в миле заметил приближающихся всадников, скачущих во весь опор. Он приглушенно выматерился. Навахо начинали бесить ученого. Терпение его истощалось; Зейн понял, что наступила пора во что б то ни стало отогнать подальше этих диких аборигенов; вряд ли они решили покуситься на его находку, однако, вполне могли помешать ходу работ, так что он решил разобраться с ними прямо сейчас. Зейн заглянул в трейлер, на минуту с удовольствием окунувшись в полутемную кондиционированную прохладу, захватил карабин и вышел на палящее солнце.

Четверка всадников на пегих взмыленных конях уже подъехала к лагерю. Среди всадников был и давешний шаман в своей немыслимой парке, остальные трое были молодыми индейцами, причем один из них был одет в кожаный костюм.
Похоже, аборигены начинают наконец приобщаться к цивилизации, ухмыльнулся археолог, почесывая отросшую густую бороду.

Смуглый парень в костюме , сразу произведший впечатление наиболее образованного члена группы, спешился, подошел к Зейну и произнес на ломаном английском.
-Мы еще раз просим вас прекратить работы в священном месте. Вы должны понять, что покой древнего сосуда... – он боязливо покосился на карьер, но тотчас торопливо отдернул взгляд, словно боялся обжечься... – запрещено нарушать. Большая беда будет, если он попадет в руки плохих людей. Они могут распечатать древнее зло, которое таится внутри и ждет своего часа и своего человека, чтобы открыться…
-Катитесь-ка вы куда подальше, краснокожие, - оборвал его речь Зейн и недвусмысленно взял карабин наперевес.
Парень глянул на оружие и чуть отпрянул назад. Однако, старый шаман нисколько не смутился при виде огнестрельного оружия у белого человека. Он спешился, торопливо просеменил к Зейну и почти уткнувшись в дуло ружья, снова принялся что-то горячечно ему объяснять, вздевая татуированные руки.
Археологу осточертел этот галдеж вокруг его лагеря. Недолго думая, он поднял ружье вверх и выстрелил. От грохота выстрела, гулко разнесшегося между утесами, кони вздрогнули, один из них встал на дыбы. Индейцы попятились.
-Пожалуйста, уберите оружие. Мы не хотим кровопролития! – воскликнул молодой индеец, держась на почтительном расстоянии. У конных индейцев был отстраненный вид, словно они плохо понимали происходящее; по крайней мере, они не собирались вмешиваться в конфликт.
- Если не уберетесь отсюда немедленно, кровь точно прольется. – пообещал профессор. -Еще раз появитесь здесь и помешаете моей работе, буду стрелять на поражение. Растолкуй это как следует своим приятелям.
-Сэр, вы должны понять.. – забормотал тот все более теряясь.
-Убирайтесь отсюда! – заорал Зейн, окончательно потерявший контроль над собой. От громового звука его голоса кони, было успокоившиеся, вновь крупно вздрогнули.
Парень повернулся к своим и что-то коротко сказал. Затем неожиданно ловко взобрался на лошадь и четверка ускакала прочь, вздымая облака пыли.

-Проклятые аборигены, - цедил профессор, стиснув карабин так, что пальцы побелели. Он не отрывал взгляда от удаляющихся в клубах пыли всадников. Похоже, ему и вправду захотелось замочить парочку этих ублюдков. Что это с ним? Неужели нервы и вправду так расшатались? Всё проклятая жара, будь она неладна! Определенно, виновата жара, твердил он себе, пытаясь успокоиться.

-Что они хотели, профессор? – раздался за спиной Зейна голос подошедшего на звук выстрела Фаско. Археолог обернулся – остальные уже взобрались на гребень карьера и спешили вслед за парнем.
-Все то же самое. Талдычат о том, что эту штуку нельзя трогать, она должна лежать в земле.
-Может, стоит к ним прислушаться? – осторожно бросил пробный камешек Роберт.
-Об этом не может быть и речи. Теперь я точно никуда не уйду из карьера. – А вы что здесь забыли? - он громко прикрикнул на остальных. – Возвращайтесь к работе, здесь не на что любоваться!
Зейн еще раз взглянул вслед навахо, подождал некоторое время, желая убедиться что они не вернутся, и принялся спускаться на дно котлована.


Лишь к вечеру седьмого дня четверо человек почти полностью освободили от почвы объект, который теперь возвышался над песком на высоту двух с половиной ярдов; лишь нижняя часть сферы все еще покоилась в земле. Геометрически это был правильный эллипсоид; никаких следов сварки, швов, намеков на какие-либо стыки или отверстия, предмет был цельнолитой.

Если это был космический корабль, то как он вообще мог летать? Ни дюз, ни иллюминаторов, ни намеков на двери, вообще ничего. Зейн плохо представлял себе, как должен выглядеть инопланетный корабль, но меньше всего он ожидал увидеть его таким вот. Объект выглядел как странное чудовище, лишенное глаз, и вызывал смутную тревогу.

Работа была почти закончена. Зейн, ловя вопросительные взгляды коллег, и сам подумывал, что будет делать со своей находкой. Весить она могла все сто тысяч тонн, а может, намного больше, особенно, если металл был действительно иноземного происхождения. О перевозке сфероида и речи не могло идти. В любом случае, способов попытаться вскрыть находку у него было немного, но сдаваться он не собирался.

-Вот что, Роберт. –подозвал он следующим утром своего бывшего студента. – Садись в наш «Форд» и гони в Феникс. Прямо сейчас. Мне нужен газовый резак и баллон ацетилена. Хочу проверить, полая эта штука или нет.
-Вы действительно собираетесь его вскрыть, сэр? – в голосе молодого человека явно слышалась тревога.
-Ты правильно меня понял. Просто привези мне чертов аппарат. Надеюсь, я понятно выражаюсь? Ты ведь работал раньше с газовой резкой? Справишься?
-Думаю, да. Это не так сложно, как может показаться. – молодой человек , чуть ссутулившись, прошаркал к серебристому минивэну, вздымая подошвами пыль. Через минуту он завел мотор и Форд медленно тронулся в сторону автотрассы.
Зейн смутно опасался, что газовый резак не поможет, но с ним была связана последняя надежда ученого. Во что бы то не стало, нужно было открыть секрет эллипсоида, проникнуть внутрь. Находка занимала все мысли ученого, далеко оттеснив на задний план первоначальную цель экспедиции – окаменелости динозавров.

-Жаль, что у нас нет с собой переносной рентгеновской установки. Было бы чертовски интересно просветить эту штуку насквозь.- проговорил Новатны сквозь ледяной «Будвайзер». Они вдвоем сидели в приятной прохладе трейлера и обсуждали положение дел. – Что ты намереваешься дальше делать, если резак не поможет?
Зейн и сам жалел, что не имел под рукой ровным счетом никаких инструментов для исследования этой штуки, но откуда же он мог знать, что ему понадобится рентген?
-Не знаю. Буду продолжать пытаться вскрыть эту штуку.
-Аммонит? – флегматично изрек Новатны, искоса глядя на друга.
-Нет, он здесь не поможет. Знаешь, у меня такое чувство, что эта штука и в самом деле чего-то ждет. Причем, ждет бесконечно долго и терпеливо. – археолог тоскливо уставился на высокий мохнатый столб опунции, заглядывающий в окно трейлера. -Черт, я знаю, что это метафизика, и тем не менее…
-Чего же она ждет? Пока ты скажешь «сезам, откройся»?
-Не знаю, Сэм. Могу только сказать, что сфера меня здорово беспокоит. Тревожно как-то рядом с ней, она внушает мне подсознательное беспокойство, словно эта штука радиоактивна. Знаешь, специфическая подсознательная реакция организма на радиоактивность. Однако, мы ее проверили счетчиком, как ты помнишь, все параметры оказались в норме. Я думаю, что объект не принадлежит ни военным, ни кому-либо еще. Никому в здравом уме не понадобится отливать громадную металлическую сферу размером сорок на сорок футов. Это нерационально, это просто… безумие…
-Значит, все-таки, зеленые человечки? – уточнил Новатны, сквозь черную бороду которого уже проглядывала скептическая усмешка.

Уильям Зейн вспыхнул, однако, ничего не сказал. Он всецело надеялся на ацетиленовый резак, как только может надеяться утопающий на то, что ему внезапно подвернется в бушующем море предмет, способный удержать его на волнах. Он боялся этой бурой громадины, он опасался того, что с ним будет, если он не сможет подступиться к ней; признать поражение он не мог, равно как и оставить сферу здесь, в раскаленных песках Аризоны. Зейн не хотел признаваться даже себе, что на самом деле невозмутимая куча металла внушает ему дикий страх и сводит с ума. Было в ней что-то непостижимое, сверлящее мозг острым сверлом паники.

После обеда вернулся Роберт, и сразу же приступил к работе, подгоняемый Зейном, все время находившемся в нетерпеливом раздражении. Через три часа окончательно выяснилось, что предчувствия не обманули археолога – резак оказался абсолютно бесполезен. Молодой человек не смог не только взрезать обшивку эллипсоида, но и даже нагреть металл до сколько-нибудь значимой температуры.
Злобно кляня сферу, Зейн пнул ногой неподатливый объект , обругал всех членов экспедиции и в нерешительности встал перед громадиной, упрямо скрестив руки на груди. Вечернее солнце наклонилось к горизонту и светило ему в лицо, накалившийся песок продолжал нагреваться; всю ночь он будет охлаждаться, отдавая тепло обратно в атмосферу, и прохлады не будет даже ночью. Однако, Зейн уже не замечал дискомфорта. Все его внимание было обращено к сфере.
Когда стемнело, он принес себе шезлонг, уселся в него и вновь уставился на металлическую громадину, буравя ее пристальным взглядом. Рассвет он встретил в шезлонге, и просидел неподвижно в нем под лучами палящего солнца весь следующий день. Возможно, он и вставал с шезлонга, только остальные этого не заметили.
-Он становится одержимым, - шепнул остальным Роберт, кивая на сидящего в сумерках на дне котлована профессора. – Эта экспедиция обречена на провал. Он сойдет с ума, потому что не сможет проникнуть внутрь.
-Ты тоже думаешь, что эта штука не с Земли?- поддел его Новатны, относившийся скептически ко всему происходившему.
-Да откройте наконец глаза, профессор! – воскликнул Фаско. – Ничего подобного на Земле никогда никто не конструировал! Технологии намного превосходят земные! Нам что-то нужно делать. Либо пусть военные увезут ее с собой, либо нужно забрать отсюда профессора, пусть даже нам придется его связать. Он точно сойдет с ума, если останется здесь. Клянусь, я не оставлю его в таком состоянии. Думаю, нужно уезжать, и я заберу с собой его, даже если мне придется спеленать профессора по рукам и ногам веревками!
-Да, старина Уилл определенно повернулся на своем булыжнике. В этом ты прав. – задумчиво протянул Новатны, присматриваясь к одинокой сидящей фигурке на дне карьера.

-Будь ты проклят !- внезапно заревел отчаявшийся Зейн. На востоке уже брезжил рассвет, он вновь просидел всю ночь в шезлонге, так ничего и не надумав. Неразрешимая загадка сферы, сводившая его с ума, оставалась все столь же далекой от разрешения, это бесило и сводило с ума. Он со всей злобы пнул бурый металл и, отшвырнув шезлонг, принялся карабкаться наверх. Он провел час где-то вдалеке от лагеря, гневно пиная камешки, кустики юкки и крушил попадавшиеся под горячую руку опунции, не замечая заноз.
Едва рассвело, как он вновь неподвижно сидел в шезлонге, не сводя взгляда с гладкой цельной поверхности сферы. Кожа на его руках, открытая солнцу, успела покрыться волдырями, но Зейн похоже, не замечал ничего. Остальные археологи пытались добиться от него хотя бы указаний относительно того, чем им заниматься, но профессор либо отмалчивался, либо отделывался односложными фразами. Для него уже не существовало ничего, кроме загадочного эллипсоида. Коллеги лишь качали головами, рассматривая археолога, но не трогали его, надеясь, что он придет в себя, но изнурительные бдения на жаре, похоже, не вразумляли ученого.

Следующей ночью, когда наконец уснул и Зейн, сломленный несколькосуточным дежурством у загадочной громадины у сферы, едва различимой тенью в ночи проскользнул на дно карьера молодой индеец племени навахо. Несмотря на то, что его лошадь ступала бесшумно, обутая в тряпичную материю, из предосторожности он спешился за милю от лагеря и весь остальной путь проделал пешком. Табу, наложенное шаманом навахо, держало остальных соплеменников на расстоянии; в котлован было запрещено спускаться под страхом смерти, однако, непреодолимый зов древнего артефакта оказался слишком силен. Рискуя жизнью, молодой индеец покинул ночью племя, решившись на самый безумный и отчаянный поступок в своей жизни, имевший фатальные последствия.

Было тихо, стрекотали цикады, певшие аллилуйя чистому звездному небу, жаркий ветер гулял по ночной степи. Индеец спустился в карьер, подошел к сфере, благоговейно постоял в отдалении и, наконец, приблизился вплотную. Осторожно коснулся шершавого прохладного металла пальцами. Да, такую махину действительно могли создать только Древние, кем бы они не были. Интересно, что же все-таки находится внутри?

Он что-то прошептал так тихо, что и сам не расслышал запретное слово, сорвавшееся с его губ. Слово, бывшее столь древним и тайным, что никто из ныне живущих не мог знать его; оно родилось у теплого древнего моря, омывавшего южную Лавразию; старое, как сам мир, необъяснимым образом возникшее в его голове несколько дней тому назад, оно слетело с его уст, подхваченное легким ветерком и растаяло в ночной тиши. Индеец содрогнулся – таинственное слово было произнесено, и он был проклят, ибо с уст человеческих слово не должно было слетать никогда, но он презрел древний закон, и назад пути не было.
Он нарушил вселенский закон, но все еще был жив и невредим; молнии не поразили его в этот миг. Возможно, заклятия, карающие сломавшего древнюю печать, уже потеряли свою силу за миллионы лет и более не могли принести вреда?

Внезапно, справа раздался тихий шорох. Индеец навахо вздрогнул, двинулся вправо, и через несколько футов разглядел появившееся прямоугольное отверстие на поверхности объекта. Внутри объекта нельзя было ничего разглядеть – кромешная тьма провала колыхалась перед его взором. Увы, с собой у индейца не было ни фонаря, ни спичек, а разглядеть что либо внутри сферы он не смог, как ни напрягал зрение.
Вот оно, свершилось, чрево сосуда открылось предо мной, подумал индеец отстраненно, не испытывая особого восторга. Молодой человек нагнулся и вошел внутрь сквозь кромешно-черный провал. Отверстие мгновенно затянулось, словно его и не было.

Он пробыл внутри всего лишь минут десять, не более того. Затем парень вышел, направился к форду, припаркованному возле трейлера, мельком взглянул на торчащие из замка зажигания ключи, спокойно, с ленцой, завел мотор и уехал.

Первым обнаружил исчезновение минивена не Зейн, который хоть и проснулся раньше всех, но, похоже, ничего замечал, кроме эллипсоида, а профессор Новатны. С изумлением он поглядел на пустое место возле трейлера, нагнулся, рассмотрел как следует масляное пятно на песчаной земле, однако, ответа на вопрос о том, где машина, так и не получил. Таинственное исчезновение машины, окончательно лишило спокойствия и молодых археологов, и почтенного профессора.

-Ситуация вышла из-под контроля, Зейн. Уж не знаю, кому она понадобилась; возможно, «Форд» угнал кто-то из навахо, решив таким образом вынудить нас прекратить раскопки. Без машины мы здесь долго не продержимся. Воды и продовольствия хватит на пять дней, до ближайшего города миль сто пятьдесят. Нужно позвонить в Финикс. – втолковывал он коллеге, апатично сидевшему в шезлонге возле сферы. Новатны произнес это, доставая мобильник, и сам испугался, увидев, как изменилось лицо археолога. Кровь отлила, сделав загорелое лицо мертвенно-бледным.
-Не смей! Я здесь все еще главный! Никто никуда звонить не будет. Хотите, чтобы они лишили меня моей находки?
-Да на черта тебе сдалась эта металлическая болванка? – прорвало, наконец, благодушного преподавателя из Гарварда. - На что она тебе? Какой от нее прок? Попасть внутрь ты не сможешь, так и будешь сидеть возле него, пока не умрешь здесь от голода и жажды?
Вместо ответа Зейна встал, отобрал мобильники у Новатны и у подошедших молодых ученых. Ошарашенные Келли и Роберт даже не попытались сопротивляться.
-Вы хотите, чтоб мы умерли здесь с вами? – пролепетала Ривз, тараща глаза на археолога.
-Черт с вами. Отправляйтесь в Финикс пешком, если хотите. – отрезал Зейн.
-По такой жаре? – ужаснулся Роберт. – Мы вообще не дойдем никуда пешком , и вы это прекрасно знаете. Верните нам телефоны.
Он решительно протянул руку, но археолог бросил их на землю и с остервенением растоптал.
-Что вы делаете, профессор! – вопрос вырвался из горла Келли вместе со слезами. Она глядела на растерзанные телефоны и внезапно отчетливо поняла, что старый добрый профессор Зейна, дотошный и фанатично преданный своему делу ученый, исчез, а вместо него на арену вышел незнакомый безумец, фанатик, свихнувшийся от многочасового бдения у сферы, которой только что не поклонялся, как божеству.
-Старый болван! – проскрежетал Новатны, сверля коллегу ненавидящим взглядом. – Идиот полоумный!
-Лично я с места не тронусь, пока не попаду внутрь этой штуки. Я должен разгадать ее секрет. - проговорил археолог. Ему было плевать на коллег. Все его мысли были обращены к эллипсоиду. И кстати, он чувствовал, что уйти отсюда ему уже не суждено.
-Профессор, опомнитесь! Мы же губите нас всех! – отчаянно выкрикнул Фаско.
Келли стояла чуть поодаль и рыдала навзрыд, по-детски закрывшись руками.
-Пусть сидит в своем шезлонге. Отойдем отсюда, ребята. – изрек наконец Новатны, увлекая молодых людей за собой, подальше от сферы. - Ребята, все не так плохо, не стоит вешать нос. Сегодня рано утром я сделал звонок в местное отделение ФБР и рассказал им о нашей находке. Как только обнаружилось, что машина исчезла, я решил форсировать события. Как оказалось, очень вовремя. Так что, думаю, уже сегодня мы будем спасены.
-Это правда? Вы действительно им позвонили? – Келли отняла руки от зареванного опухшего лица.
-Клянусь священными мощами церапода! – неловко пошутил он, приобняв зареванную аспирантку.


Роберт сидел в тени трейлера, и , задумчиво обратившись внутрь себя, глотал одну бутылку ледяного пива за другой; ему извлеченный из земной тверди махина внушала не меньшую тревогу, чем самому Зейну, однако, в отличие от Зейна, он хотел только одного – убраться, наконец, из раскаленной пустыни, поскольку экспедиция явно зашла в тупик; Келли не могла сидеть на месте; она упорно наматывала круги вокруг трейлера. Лениво наблюдавшему за ней Новатны казалось, что он видит корову, привязанную за цепь к колышку и объедающую траву на окружности, ограниченной длиной цепи. Его отец на ранчо в Монтане привязывал коров к кольям, чтобы они не переломали ноги в оврагах. В конце концов в глазах у него зарябило, он подошел к девушке и хорошенько встряхнул, взяв за плечи.
-Успокойся, слышишь меня? Голова уже кругом идет от твоей беготни.
-Я не могу, просто не могу. – вымученно выдохнула девушка. - Я даже думать не могу об этом булыжнике. – она опасливо покосилась в сторону котлована. – Только вспомню об этой штуке, и колотит всю!
-Скоро прибудет подкрепление. Нужно еще немного подождать. Осталось не так много. Сначала они сфотографируют объект со спутника, убедятся, что это не липа, и вышлют помощь. Осталось ждать совсем недолго…

После трех часов, когда песок накалился до максимальной температуры и воздух заструился сплошными восходящими потоками, фантомно размывая предметы на удалении, далеко на юге раздался легкий стрекот. Келли, все еще всхлипывая, вытирая опухшие от слез глаза, обернулась на шум.
-Это они? Правда, это люди из Финикса? – она пристально всматривалась из-под ладони сквозь дрожащий струящийся воздух вдаль. - Господи! Наконец-то! Я просто не могу здесь больше оставаться!
Новатны поднес к глазам свой бинокль. Два «Ирокеза» и санитарная вертушка. все правильно; если существует угроза биологического заражения, правительство сто раз отмерит, прежде чем отрезать. Часто медлительность и основательность бюрократической машины себя оправдывает.
-Да, это федералы. Явились- не запылились! – сказал Роберт, одолживший бинокль у профессора.
-Аллилуйя! Еще не много, и я бы здесь с ума сошла! – Келли запрыгала на месте, как девочка у пони, купленного ей в подарок на день рожденья.

Не в силах более сдерживаться, она помчалась по песчаным дюнам навстречу вертолету. Молодой человек устремился вслед за девушкой, и Новатны , тяжело переваливаясь на ходу, поправляя объемистое пивное брюхо, семенил следом.


Зейн, погруженный в раздумья, далеко не сразу расслышал шум приближающихся винтокрылых машин.
Наконец, выбравшийся из кататонической задумчивости и уловивший шум, археолог смертельно побледнел и стремглав кинулся наверх, к трейлеру. В нескольких сотнях ярдов вперед две серо-стальные стрекозы уже кружили низко над землей, выбирая ровное место для приземления. Они действительно напоминали собой этих насекомых – стрекозы любят кружиться над кончиком ветки, в выступающей над водой – то приблизятся к ней, то отскочат подальше, никак не решаясь , наконец, приземлиться; военные пташки вели себя точно так же, кружась над холмами и утесами неподалеку от лагеря. Следом за ними подлетал к месту раскопок санитарный вертолет. Три фигурки археологов в сотне ярдов торопливо шли в сторону вертолетов.

Зейн не колебался ни секунды. Его предали. Кто-то из них все же успел позвонить; возможно, это был сопляк, бывший студентишка, он ведь сразу в штаны наложил, как только увидел сферу, но это уже не имело значения. Он забежал в трейлер и схватил карабин. Выбежал с ним наружу, встал на одно колено, положил на него руку с ружьем, уткнув вторую в бедро, как стрелок времен гражданской войны, и тщательно прицелился по убегающим коллегам. Хлопок, еще хлопок – археолог любил попрактиковаться в тире, и стрелять по движущимся мишеням умел мастерски. Девичья фигурка упала на дюне, Роберт словно бы споткнулся, и неловко завалился набок, Новатны обернулся – лицо его было перекошено страхом и ненавистью. Вертолеты были совсем близко, но он уже понял, что не успевает. Пуля достала его между лопаток, когда до садящихся «Ирокезов» оставалось ярдов сто. Из машин торопливо посыпались фигурки в темно-серых комбинезонах и противогазах, рассыпались в цепь, однако, приближаться не спешили. Профессор сунул карабин дулом в рот и нажал на спуск, проделав все с завидным спокойствием и уверенностью.

Помимо четырех трупов, легкой кавалерии достался и главный приз – буро-матовый, слегка шероховатый эллипсоид размером сорок на сорок футов. Вокруг объекта сразу же было выставлено армейское оцепление, натянут пленочный купол. Изучение небесного гостя началось. Люди не подозревали, что джинн уже вырвался на свободу, и они опоздали.

Издалека, с вершины одной из дюн, за происходящим наблюдали несколько конных индейцев. Старый шаман что-то тихо шептал и сокрушенно качал головой, но один человек не в силах был преодолеть предначертанное сверху.

II.


Антон конвульсивно дернулся во сне и рывком проснулся. Немного полежал с открытыми глазами, прислушиваясь к тяжело бухавшему сердцу. Он откинул одеяло, прошлепал босиком по паркетному прохладному полу, и, подойдя к тяжелым бордовым шторам, распахнул их. Яркое июньское солнце мощным потоком ворвалось в комнату, сразу же преобразив и высветив все предметы в комнате. По письменному столу и углам комнаты запрыгали солнечные зайчики.
Несмотря на ранний час и выходной день, двор жил своей размеренной мирной жизнью – две бабки-пенсионерки неторопливо направлялись к подъезду, что-то оживленно обсуждая на ходу. Малыш старательно объезжал песочницу на трехколесном велосипеде, длинноволосый парень ПТУшник, Колян, из шестнадцатой квартиры, стоял возле разбитой лавочки у подъезда с бутылкой пива, прислонясь к березе. Судя по неподвижности позы, количество алкоголя в его крови явно приблизилось к опасному пределу. Обычно он начинал пьянствовать с коллегами по учебному заведению еще вечером, и так расходился, что останавливался зачастую лишь утром, или когда кончалась выпивка.

Две бабки дошли до юного выпивохи, и начали что-то выговаривать ему, причем одна из них тормошила парня за плечо. Сквозь приоткрытое окно был слышен весь разговор, однако, о смысле происходившего вполне можно было составить представление и по жестам – ПТУшник вяло и почти неосмысленно махал перед собой рукой с бутылкой пива, пытаясь отогнать назойливых пенсионерок. Пиво выплеснулось из бутылки, окропив бабулек. Последовал взрыв негодования с их стороны. Одна из них, Лидия Васильевна, в сердцах ударила Коляна своей сумочкой по голове. Тот забурчал что-то, продолжая отмахиваться. Знакомая картина…

Антон отвернулся от окна, подошел к зеркальной двери шкафа-купе и пристально всмотрелся в отражение. Казалось, что разглядывая свою подростковую физиономию, он хотел найти причину мучившего кошмара. Взъерошил еще больше светлые блондинистые волосы, оттянул нижние веки на глазах, критически осмотрел подглазное пространство, открыл рот и заглянул себе в горло. Пытливо осмотрел в зеркале еще нескладную, худую, полудетскую фигурку. Тело как тело. Только легкие тени упрямо залегли под глазами- следствие того, что он опять до глубокой ночи играл в «линейку» по сети с друзьями из соседнего дома. А так- ничего необычного. Никаких видимых причин и поводов для постоянного повторения мрачного сна. Антон особо не увлекался фантастической литературой, не был фанатом ужастиков и считал себя вполне здоровым и серьезным человеком, и тем не менее, с ним происходило что-то непонятное.

Он вздохнул, припоминая детали увиденного во сне. У него была странная уверенность в том, что это картинка из будущего, он отчего-то знал, что это произойдет. Антон не смог бы объяснить, почему так в этом уверен, но ни секунды не сомневался. Словно бы ему в руки попал документальный фильм из будущего, запечатлевший колоссальную трагедию, которой предстояло случиться.

Подросток видел себя во сне стоящим ночью посреди огромного бескрайнего поля. Цивилизация была далеко – ни огней городов или деревень, ни шума самолетов, ни лая собак, вообще ничего, кроме легкого летнего ветерка, слабо колышущего мягкую невысокую траву. Он молча стоял, и ждал чего-то. Ощущение тревоги начинало расти , обрастая, как снежный ком, уверенностью – сейчас произойдет нечто неотвратимое, страшное. Земля начала чуть дрожать, словно начиналось землетрясение. Антон опустился на колени, приложил ухо к земле и какое-то время прислушивался к рождавшемуся в ее недрах странному гулу. Что-то пробуждалось, раскачивалось глубоко в недрах, пытаясь выбраться наружу. Внезапно гул стал оглушающим, почти непереносимым, и из пор земли хлынула на поверхность странная аспидная густая масса, затапливавшая землю. Антон не помня себя от ужаса, бросился бежать, куда глаза глядят по трясущейся почве, а сзади широкой лавиной текла за ним черная масса, грозя настигнуть, затопить. Он чувствовал горячее дыхание этой странной черной массы за спиной, понимал, что она настигает его, и тут.. внезапно земля кончилась, начался резкий обрыв, круто уходящий вниз, во тьму. Антон , не думая, прыгнул вперед, оттолкнувшись от края и полетел вниз. И пока он летел, перед его взором внизу увеличивался в размерах опустевшие вымерший город – безжизненный, опустошенный какой-то чудовищной катастрофой… Он камнем падал вниз, на безжизненную землю.
А потом внезапно пропадал звук, словно бы закладывало уши. Безмолвие было наиболее пугающим моментом во всем его кошмаре… Так бывает, когда смотришь телевизор с выключенным звуком - сначала уши отдыхают от шума, потом тишина начинает угнетать, давить…
Пустой, вымерший город стремительно увеличивался внизу, рос в размерах, и уже можно было отчетливо разглядеть, что городские улицы затоплены все той же густой черной массой, заполонившей весь мир. Антон летел ей навстречу, и боялся не того, что разобьется, а того, что останется жив после падения и успеет почувствовать, как эта масса затечет внутрь его сквозь уши, рот , нос, заполнив изнутри все его существо. Именно это и наполняло его беспредельным, смертельным ужасом. Каждый раз после этого кошмара он просыпался в поту, и лежал, стараясь унять бешено колотившееся сердце. Даже если он просыпался глубокой ночью, вновь уснуть после такого жуткого сна уже не удавалось. Тогда подросток просто лежал в кровати, смотрел на бегающие по потолку тени от уличных огней и веток кленов, постукивавших окно, и был безумно рад от осознания того, что это лишь сон…
Антон настолько четко увидел картину опустевшего мира, что мог бы нарисовать апокалипсическую картину гибели цивилизации по памяти, тем более, что видел этот кошмар уже десяток раз. Вот только рисовал он плохо и получал по рисованию то тройки, то двойки. Плохо ему давалось изобразительное искусство.

Какое-то время подросток еще покривлялся перед зеркалом, строя рожицы собственному отражению, а потом из кухни сквозь закрытую дверь его комнаты донеслись громкие звуки. Антон отвлекся от мрачных воспоминаний и прислушался. Да, мама с папой уже готовили завтрак, включили телевизор, значит, мама вот-вот постучит к нему в дверь, как обычно, будя на завтрак. Он только сейчас различил дразнящие запахи яичницы и кофе, пробившие, наконец, дорогу к его обонянию. Настроение сразу улучшилось. Подросток натянул футболку и треники и проследовал на кухню. В конце концов, это лишь сон, и чем скорее он забудется, тем лучше!

Отец как всегда читал газету. Мама в розовом халатике суетилась у плиты. Яичница с помидорами, которую Антон просто обожал, шкворчала и шипела на плите на большой сковороде.
-Доброе утро, соня! - мама весело обернулась к Антону. -Я уже собиралась тебя будить! Время одиннадцатый час, а ты все спишь!
-Доброе утро,мам,пап! - Антон плюхнулся на свое место за столом.
Отец оторвался от биржевой газеты, недовольно оглядел худенькую фигурку сына, хмыкнул.
-Опять вы в свой компьютер резались до утра? Когда вы уже наиграетесь!
Сын сделал обиженно-возмущенное лицо.
-Ну пап, мы же только до часу, я же помню, что дольше мне нельзя!
-Не до часу, а до двенадцати! – строго одернул отец.
Но и это было неправдой. Антон играл в наушниках до трех ночи, но признаваться в этом страшно не хотелось. Впрочем, отец, кажется, понял, что сын ему только соврал.
Он отгородился ото всех газетой. Антон пожал плечами, щелкнул пультом телевизора, включив первый телеканал, прибавил громкости. Как раз шли ежечасовые новости.
-Сережа, газету убирай! – мама расставляла тарелки.- Давай хоть раз поедим без нее!
Отец пошевелил газетой. Помедлил немного, затем сложил ее вчетверо и отложил в сторону. Недовольно посмотрел на жену; с утра он был явно не в духе.
- Вторую неделю подряд падение индексов идет! - проворчал он недовольно. На Токийской бирже котировки рухнули, и у нас следом, как водится! Черт те что! Ох уж мне эти кризисы! Паникеры узкоглазые!
-Мне это совершенно неинтересно! – заметила его жена, раскладывая аппетитную скворчащую яичницу по тарелкам.
-А должно бы! У нас в паевых фондах сбережения лежат! Между прочим, сумма приличная… Ничего, уйдет кризис и всё устаканится. Эти биржевые крысы все время дурака валяют. Похоже, им платят деньги за то, что бы они сеяли панику! – ворчал отец, присматриваясь к телевизионной картинке.
И вновь в новостях говорили про грипп. Антон еще прибавил громкость, внимательно слушая диктора.
-«Первый случай заболеваемости гриппом Файнберга зарегистрирован в Испании. Напомню, что пока что все случаи отмечались в Северной и Южной Америках, в частности, в США уже зарегистрировано свыше 260 случаев заболевания этим недугом, из них 78 с летальным исходом, в Мексике зафиксировано 166 случаев, и в Канаде около ста. Ученые до сих пор спорят о происхождении вируса – действительно ли он передался человеку от приматов, либо имеет место мутация одного из человеческих штаммов опасного заболевания. Ученые всего мира бьются над созданием вакцины против новой напасти… »
-Ни на что эти медики не годны, деньги только зазря получают! Чего доброго, пандемия начнется, выкосит народ по обе стороны Атлантики! Дармоеды! То свиной грипп, то коровий, то теперь грипп приматов выдумали. Черт-те что творится! – с раздражением проговорил отец, отрываясь от яичницы.
Его сын вздохнул с облегчением. Ну конечно, все объясняется просто. Он услышал или прочитал про вспышку новой формы гриппа, распространяющейся по миру, вот и причина его кошмара! Но конечно, беспокоиться не о чем –медицина сейчас может все, скоро найдут вакцину, и все устаканится.
Антон принялся весело уплетать остывающую яичницу, отбрасывая дурные воспоминания. Он даже не задумался о явном несовпадении фактов – кошмар мучил его на протяжении нескольких месяцев, а о новой форме гриппа стало известно совсем недавно…
Диктор продолжал что-то говорить, но мама, не любившая плохих новостей, щелкнула пультом – на девятом канале как раз начиналась кулинарная программа…



III.
Люди боялись ядерного Армагеддона до паранойи, до увеличенных надпочечников. Афганский синдром, срабатывающий при ключевых словах. Да, факторов риска было немало - великое множество опасностей, подстерегающих человечество каждый день. Нагнетание ядерной истерии стало общим местом, однако, у человечества хватило здравого смысла не развязать третью мировую войну. Ядерную. В реальности конец света был совсем иным.

Древний вирус, дремавший глубоко под землей миллионы лет, вырвался на свободе по воле случая, и ситуация мгновенно вышла из-под контроля. Источник инфекции вовремя не был распознан, драгоценное время ушло попусту. Чума Файнберга, как назвали невидимого убийцу по имени американского ученого, выявившего возбудитель, за несколько месяцев распространилась по всей планете. Летом 2040 года началась планетарная пандемия, унесшая жизни более 95% населения Земли. Вирус за несколько недель облетел всю землю, передаваясь от человека к человеку воздушно-капельным путем, и напыщенное, самоуверенное человечество с ужасом обнаружило, что ему по сути нечего противопоставить невидимому пришельцу.
Скрытая, латентная форма развития болезни составляла от нескольких недель до нескольких месяцев, в зависимости от особенностей человеческого организма. Именно поэтому любые меры по предотвращению распространения эпидемии оказались заведомо тщетными. Как было установлено позже, вирус за считанные недели по цепочке передался населению большей части территории США, Канады и Мексики. Вирулентность этой бомбы с часовым механизмом, оказалась необычайно высокой.
К тому времени, когда стало известно, что необычная летняя вспышка гриппа вовсе не связана с обычным распространенным на Земле заболеванием, пусть и пришедшим, как ошибочно считали, от приматов, а вызвана неизвестным науке возбудителем, вырвавшегося на свободу из странного металлического сфероида, случайно обнаруженного американскими археологами на плато Колорадо, было уже слишком поздно. Карантин очагов эпидемии не дал властям США ровным счетом ничего. Зверь вырвался на свободу, и закат человечества внезапно оказался совсем близок.
Признаки течения заболевания были стандартными – резкое повышение температуры, озноб, лихорадка, боль в мышцах, последующее воспаление мозгового вещества. Сильные головные боли, частые галлюцинации, потери сознания. Всякое лечение вируса оказалось неэффективным. Невзирая на усилия врачей, большинство больных впадали в кому через несколько недель и умирали.
Немногим счастливчикам повезло- их иммунитет сумел уничтожить космический вирус. Таких людей было менее одного процента жителей Земли. Некоторые инфицированные жили месяцами, а то и годами, пока не погибали от самых различных причин- каннибализм, голод, некроз мозгового вещества, отказ различных органов и другие тяжелые последствия болезни. Вследствие необратимых изменений мозговой деятельности, носители вируса быстро превращались в зомби, сохранивших моторные функции и примитивные инстинкты, однако настоящий человеческий разум погас в них навсегда.
Инфицированные представляли основную угрозу для немногих переживших пандемию, здоровых людей, вынужденных искать спасение в резервациях, подземных коммуникациях, отдаленных от материков островах, на глубоководной биостанции «Калипсо» в Тихом океане, орбитальной станции «Циолковский» и других изолированных местах. Там, где можно было не опасаться нападений инфицированных.
Силы человечества таяли с каждым днем. К марту 2041 года на Земле остались считанные миллионы незаразившихся людей - точной оценки, безусловно, дать никто не мог. Голод, болезни, стычки с инфицированными, вооруженные столкновения, мародерство, бандитизм, чума, холера и многое другое стремительно сокращало количество здоровых людей.
Все живое давно смирилось с самонадеянным заявлением человека, что он царь природы. Однако, внезапно человечеству был брошен вызов существами, различимыми лишь в микроскоп. На боксерский ринг в супер-легком весе вышел никому доселе не известный спортсмен. Щуплый, легонький, в желтых спортивных трусах. Никто не ставил на аутсайдера, никто не мог помыслить, что он одержит верх. Оказалось, что бой не будет упорным и затяжным. Победа с нокаутом была завоевана невзрачным заморышем уже в первом раунде.
Война была проиграна, но горстка людей все еще продолжала сражаться за свое будущее; однако, человечество было обречено – после пандемии женщин и детей практически не осталось…

Глава II.
Васильевская Стрелка.

Лет двенадцать назад на Университетской набережной построили три закругленных элитных шестнадцати этажных здания, образующих вместе полный круг, обнесенных высоченной чугунной решеткой, с шикарным фонтаном во внутреннем дворике. К тому времени здания Южного пакгауза и Кунсткамеры снесли, перенеся богатейшую коллекцию образцов Музея в специально отстроенное здание на Гостином Дворе. Велись споры касательно того, что же построить на пустующей территории.
Вышло так, что на этом месте были отстроены одноподъездные дома для партийных бонз. Облицованы они были ультрамодным экологичным розовым кирпичом, имели зимний сад, бассейн, парковку, салон красоты и многое другое. Конечно, питерцы массово выступали с акциями протеста еще на стадии закладки фундамента. Многим было жаль неповторимого, сказочного, окутанного дымкой, вида на Стрелку Васильевского острова, теперь окончательно изуродованного еще и этими тремя закольцованными башнями, сразу же получившими меткое ироническое название «Три поросенка» из-за цвета облицовки. Но политическая воля оказалась сильнее желаний простых жителей города, и построенный за год с небольшим комплекс прочно занял свое место в ландшафте острова.

С одной стороны окна южной башни, в которой и обосновался Штаб, выходили на Неву, так что те высокопоставленные счастливцы, что поселились в квартирах с видом на реку, могли каждое утро, поднявшись с постели, лицезреть желтый шпиль Адмиралтейства, сверкавший в дымке под лучами утреннего солнца. Говорят, зрелище было волшебное.
Питерцы долго и упорно жаловались в различные инстанции, с неприязнью взирая на невозмутимо покуривавших на балкончиках городских шишек, стояли с плакатами подле «Трех поросят», на Биржевой площади, однако все усилия были тщетны.
Когда разразилась катастрофа, в цокольном этаже восточной башни разместилась чрезвычайная комиссия по борьбе с распространением вируса. Когда эпидемия превратилась в пандемию, комиссия, состоявшая из питерских врачей-эпидемиологов, как-то распалась сама собой. Один не пришел, другой, третий… В конце концов, заседать стало некому. Не дожидаясь худшего, жильцов эвакуировали. Сначала комплекс пустовал, а подъезды были оцеплены милицией, призванной не допустить разграбления пустовавших квартир. Говорят, милиционеры теряли сознание прямо на посту. Трудно исправно нести службу, стоя целыми днями на ногах, когда температура перевалила за сорок.

Какое-то время «Три поросенка» стояли как безмолвные, обратившиеся в камень богатыри великаны, молча взирая на безумие, творившееся на улицах острова. А потом на Васильевке появился Комбат с ротой солдат, направленный на остров с заданием эвакуировать незараженных людей. Был и негласный приказ – уничтожать всех инфицированных, поскольку довольно быстро стало ясно, что вылечить их все равно не удастся. Сразу же выяснилось, что эвакуировать с острова было уже практически некого, и отряд, сразу перешедший к зачистке, вынужден был занять оборонительные позиции, учитывая подавляющее численное превосходство противника. Солдаты пришли, чтобы эвакуировать здоровых, а вынуждены были защищать свои жизни. Немногие незаразившиеся люди, не ушедшие с острова, примкнули к бойцам Комбата. Ни одного человека с острова так и не было эвакуировано – Комбат пришел слишком поздно.
Шатуны, как сразу же прозвали инфицированных, проявляли агрессию не только по отношению к здоровым людям, но нередко и к своим же товарищам по несчастью, неся угрозу всему живому, с чем сталкивались. Конечно, были и заторможенные шатуны, почти безобидные, постоянно впадающие в ступор или колотившиеся головой о стены, пока не отбивали себе последние мозги; они не представляли угрозы для окружающих, но таких было меньшинство.

Сначала рота Комбата занимала позиции в высотке возле Смоленского кладбища, оказавшись на осадном положении – шатуны окружили здание, люди забаррикадировались, отчаянно отстреливаясь из окон. Инфицированные разрывали людей на части голыми руками, проявляя недюжинную силу, так что подпускать озверевших зомби на близкую дистанцию было непростительной оплошностью. Сначала солдаты пытались строить баррикады из фур, поваленных на бок, однако, инфицированные перебирались через них с легкостью. Стало ясно, что для того, чтобы остановить это безумие, барьеры нужны основательнее.
Лишь когда подошла помощь из Кронштадта, солдаты Комбата вышли из высотки, начав отступление к Стрелке. Это были упорные, кровопролитные бои. Практически вся рота Комбата погибла в ходе этих недолгих, но ожесточенных схваток.
С помощью кронштадтцев и кое-какой исправной строительной техники был за два дня воздвигнут прочный периметр безопасности – монолитная пенобетонная стена на Съездовской и Первой линиях, прочно защитившая немногих уцелевших людей на Васильевском острове от безумных полчищ шатунов. Пока рабочие и солдаты наспех сооружали защитную стену, остатки роты Комбата прикрывали ведущееся строительство. Наконец, возведение укрепления было закончено, оставшиеся в живых люди перебрались на Стрелку и вздохнули с облегчением. Так и возникла Васильевская База.

Солдаты обустраивались в южной Башне без церемоний. Всем было ясно, что прежнюю жизнь уже не вернуть. Возвращаться или отступать было уже некуда, так что ни один солдат не ушел с острова. Питерский военный штаб был расформирован, в городе царствовали анархия и мор, толпы обезумевших инфицированных, потерявших разум, шатались по улицам.
Комбат и его люди приняли единогласное решение остаться на острове. Нужно было выживать самим, и башню сразу же превратили в настоящую крепость. На всякий случай, подъездные двери укрепили, забаррикадировали первый этаж, накрепко заколотили окна, сделав высотку действительно неприступной. Хотели приспособить для своих нужд и двух оставшихся близнецов, но после сильного пожара, случившегося вскоре после отселения партийных бонз, проживать в этих зданиях оказалось невозможно.
Великолепные Дворцовый, Биржевой, Благовещенский и Тучков мосты взорвали, чтобы не допустить миграции на Стрелку новых полчищ инфицированных, хотя зимний лед продемонстрировал тщетность этого предприятия; когда-то гордость города и украшение, теперь они стояли частично разрушенные, напоминая знаменитый мост в Авиньоне – теперь такие мосты можно было увидеть повсюду…
Шло время, и население Стрелки неуклонно сокращалось. Кто-то погибал во время вылазок за продовольствием и оружием, некоторые теряли рассудок; бывало, что закаленные бойцы выбрасывались из окон или сознательно отправлялись на разведку в Питер без оружия, на верную смерть. Всякое случалось. Однако, принял Комбат и немногочисленное пополнение из числа людей, приплывших на Стрелку по воде, услышав про Базу.

Закопченные северная и восточная башни постепенно рушились, и в конце концов были подорваны направленным взрывом. Взрывчатки у Комбата оставалось предостаточно, а ветшающие перекрытия зданий угрожали жизни бойцов, частенько забегавших в высотки спокойно покурить травку вдали от бдительного глаза командира, не поощрявшего наркотики, да и вообще, любые вредные привычки на Базе, делая исключение лишь для обычного курева. В карты играли, но на интерес, выпивали, но в меру. Комбат следил за порядком и дисциплиной, казалось, круглосуточно. Это был волевой жесткий человек, прошедший несколько горячих точек, и слушались его все, признавая бесспорным лидером.
Казалось, прошли десятилетия. Так долго тянется время здесь, на обезлюдевшем (если не считать до сих пор шатавшихся где-то там, за стеной периметра, инфицированных) Васильевском острове, опустошенном мором. Люди все еще жили, обменивались радиосообщениями с немногими теплящимися еще очагами цивилизации, особенно тесно контактировали с гарнизоном Петропавловской крепости, помогая друг другу выжить, и конечно, пытались узнать, что же творится в остальном мире. Где еще есть живые люди.

Гарнизон Заячьего острова держал свой скот – в основном, коз и свиней, выращивали овощи в теплицах, помогали васильевцам продовольствием, а те привозили на остров лекарства, оружие и одежду, добытые в вылазках в город. Достаточно было посмотреть на Комбата, крепкого черноволосого мужика, превратившегося за несколько лет жизни на Стрелке в седого старика, чтобы понять, что это была за жизнь….
Петропавловцы предлагали Комбату объединиться , перебраться на Заячий остров и жить вместе, благо места хватало, но тот каждый раз отказывался. Комбату казалось, что на Стрелке жить безопаснее – слишком уж близко к Заячьему острову подступали набережные города – лишь тонкая полоска безопасной воды отделяла остров от вымершего города.

Много страшных рассказов и баек ходило про пустой мертвый Питер, раскинувшийся на многие километры вокруг Васильевского острова, и про то, что творилось в обезлюдевших, жутких землях севера. Дурные были слухи, страшные. Конечно, рассказчики иной раз откровенно врали, что-то сочиняли и сами – петропавловцы были отменными рассказчиками, собиравшими все сплетни и слухи.

Васильевцы часто приплывали к ним на моторке просто посидеть вместе за одним столом, пообщаться, и , конечно, послушать удивительные рассказы петропавловцев. Многому не верили, качали головами – действительно, рассказчики иногда перегибали палку, но все же, оторваться от повествований закаленных суровой жизнью солдат, было невозможно. Конечно, истории про волков-оборотней и призраков умерших , бродящих по ночам по вымершим питерским улицам, не могли быть правдой, как и россказни про других дьявольских созданий, якобы населяющих опустевшие северные земли. Днем об этом помнили, посмеивались над услышанным, а ночью, когда дикий утробный вой оглашал безлюдные окрестности, становилось не по себе. Это был душераздирающий протяжный вой, не волчий. Хотя и волки часто попадались в Питере, но люди прекрасно различали обычный их рев, и этот.. страшный, дикий, запредельный…

Ночные патрульные Стрелки с опаской поворачивали головы на вой, доносившийся откуда-то из отдаленных мертвых кварталов, втягивали головы в плечи, подымали вороты курток и ускоряли шаг, хотя и находились в безопасности. Выбирались люди на разведку только днем, и только на БРДМ, бронированной и хорошо вооруженной машине, чувствуя себя уверенно только под прикрытием боевой брони. К ночи разведчики обязаны были вернуться - это железное правило соблюдалось неукоснительно. База потеряла нескольких человек, не вернувшихся из далеких экспедиций, так что рисковать, забираясь далеко от Базы, позволяли себе лишь Комбат с Барином, опытные и повидавшее многое бойцы.
Они пару раз принуждены были ночевать в пустых домах в городе или его окрестностях. О том, что они увидели там, предпочитали не распространяться. После этих походов оба еще больше замкнулись в себе. Что-то у них там случилось как-то раз нехорошее, страшное, о чем они никому не рассказывали, как не пытались остальные выпытать подробности.

За последние полгода на Базе появился лишь один новичок - Антон Левченко, приплывший сюда с одного из островов Финского залива. Сейчас на Базе жило всего лишь двадцать три человека, и ни одной женщины или ребенка среди них. Их организмы практически не имели иммунитета к заболеванию, и если они подхватывали вирус, то летальность была практически стопроцентная. Увы, в новом мире практически невозможно было встретить ребенка или женщину – лишь очень немногие пережили пандемию. Поэтому и воспринимали женщин буквально как богинь , так они были ценны для остатков человеческой расы. Им поклонялись, носили на руках, оберегали от любых невзгод, и все же, женщин становилось все меньше и меньше…


В комнате находилось лишь три человека, хотя обычно радиорубка была полна. Павлушка, Антон и Барин сидели за длинным столом, накрытым потертой, во многих местах прожженной и испещренной следами от окурков клеенкой; ждали известий с Заячьего Острова. Остальные уже высыпали на Стрелку, к колоннам. Встречать беженцев.
Именно здесь, в радиоузле, на четвертом этаже южной башни, находился штаб и сердце Васильевской Базы. Этажи выше четвертого пустовали, да и жильцов в здании было всего ничего; на втором этаже располагалась обширное казарменное помещение, карцер и несколько одиночек, на третьем – склады, оборудование, припасы. А с балконов пятого этажа открывался неплохой вид на Адмиралтейство и окрестности. Неплохая тактическая позиция для обороны. Длинный дугообразный балкон давал большой угол обзора. Иногда здесь посиживали снайперы, контролировавшие набережную напротив, а на деле просто отстреливавшие шатунов, постоянно бродивших по Адмиралтейке. Занимались они этим скорее для развлечения, нежели ради необходимости.
На втором этаже были оборудованы специальные выдвижные лестницы для спуска на улицу. Первый этаж был забаррикадирован наглухо, во избежание прорывов линии обороны. Конечно, с бетонной стеной периметра можно было не опасаться внезапных нападений, но предусмотрительный Комбат приказал не разбирать баррикады.

Курили все, включая и лидера Базы; дымили даже те, кто раньше пытался вести здоровый образ жизни и не переносил табачного дыма. Теперь сигарета помогала снять стресс. Это было как лекарство – вредная привычка, которую невозможно было побороть. Закурил даже Антон, считавший, что никогда не будет травить свой организм. Все, кто остался жив, курили по-черному. Намеренно травили себя, пытаясь такими образом оправдаться перед мертвыми. Мы скоро, мы уже догоняем вас.
В рубку заглянул Щербак, рябой моргающий парень лет двадцати пяти, вечно небритый и сутуловатый, пошарил растерянными выпуклыми глазами, ища кого-то, и с грохотом захлопнул дверь.

Уже два дня бушевал ураган, по-питерски свирепый и беспощадный. В последние годы, казалось, ураганы пробрели еще большую разрушительную силу – налетали внезапно, бушевали день-два и резко распадались. Во время ненастья некоторые дома, особенно, выгоревшие, заваливались, как карточные домики. Именно ураган и стал причиной катастрофы на Заячьем Острове…

Попискивала радиостанция, без умолку подававшая сигналы в молчавший эфир. Впрочем, в воющей, пытающейся высадить оконные стекла стихии, ее писк был едва слышен. Буря неистово ревела за окном, раздувая гигантские невидимые меха, косой ливень хлестал в высокие арочные окна, словно наносил стеклу бесчисленные пощечины, пытаясь вызвать укрывшихся внутри людей на битву, ветер бился в двойные стекла, дрожавшие под его напором. Ружейная пальба, доносившаяся со стороны Петропавловки, была слышна даже сквозь разыгравшийся природный ад. Люди молчали, прислушиваясь к приглушенной канонаде.
Павлушка, щуплый белобрысый паренек семнадцати лет, в здоровенных накладных наушниках, хмуря лоб, старательно прислушивался к эфиру и щелкал тумблерами, переключая диапазоны. Антон любил монотонный звук работающей электроники, поэтому каждый день заходил в радиорубку. Просто, чтобы послушать звуки аппаратуры. Они успокаивали, в них был что-то уютное, домашнее, заменявшее Антону его домашний большой аквариум с рыбками, и отчасти- утерянный дом.

Дверь снова отворилась. По привычке пригибаясь, вошел Комбат. Здоровенный, кряжистый мужик , уже немолодой. За глаза звали его, как правило, не Михаилом Степановичем, а именно Комбатом. Он был самым возрастным человеком здесь, и авторитетом пользовался вполне заслуженно.
-Ну что, Павел, какие там новости? И Новинск что? Не проснулся? – с надеждой в голосе спросил Комбат, подходя к радисту.
Тот обернулся и виновато-смущенно, чисто по-детски, улыбнулся, снимая наушники.
-Новинск молчит, Михаил Степанович. Полная тишина. Вообще ничего. На прошлой неделе позывные "Дейчландрадио" перестали ловиться, да еще Пражскую «Свободу» больше не могу поймать. А на Петропавловке все плохо. Уже спускают катер на воду. Держатся из последних сил. Там соотношение десять к одному. Отступили в Собор, заняли в нем круговую оборону. Забаррикадировались, завалили окна. Если сдадут Петропавловский, то все, конец… Больше отступать некуда. Если только к нам, вплавь… Если смогут к воде пробиться…
Павлушка замолк, нерешительно теребя в руках авторучку.
Комбат длинно витиевато выматерился.
-Так. Петр, давай тоже спускайся к колоннам. Встречай катер, принимай людей. Разместишь всех на четвертом этаже, здесь места на батальон хватит.
Барин, правая рука Комбата, мужик лет сорока пяти, плотный, кряжистый и вальяжный, с седым ежиком и узкой прорезью глаз, выдававшей азиатские корни, угрюмо кивнул, тяжело поднялся с места и, отдуваясь, вышел в коридор.
Комбат вздохнул, оправляя внезапно ставший тесным воротник камуфляжа, и подсел за стол к Антону. Тот только сейчас заметил, какой все-таки он старый, лидер Базы, Комбат. В свете тусклой вольфрамовой лампочки, изливавшей из-под потолка скудные сорок ватт, набрякшее лицо Комбата, все его резко выступавшие на усталом лице борозды-морщины, седая трехдневная щетина, с головой выдавали возраст. Комбату вполне можно было дать все шестьдесят, хотя было ему лишь пятьдесят один.
-Может, просто с электростанцией у них что-нибудь случилось? Ток перестала вырабатывать, ведь такое вполне могло случиться? – с надеждой спросил Антон, чтобы прервать тягостное молчание.
Комбат тяжело повернулся к нему всем корпусом.
-Если б в этом было дело… Хотел бы я знать, что там сейчас происходит...

Падение Москвы, случившееся несколько лет тому назад, стало самым чувствительным ударом для Васильевской Базы. Это означало, что караванов с юга, везших в лагерь все самое необходимое – чистую воду, продукты, медикаменты и боеприпасы, больше не будет. Из-за суровых ураганов на Новгородщине все трассы, включая и федеральную Санкт-Петербург – Москва, были завалены буреломом, дорожное сообщение функционировало лишь на коротких участках дорог. Самое необходимое в Питер привозилось на транспортных легких самолетах, вроде «Атлантика». После взрыва Курчатовского реактора стало ясно, что отныне придется рассчитывать лишь на свои силы.
Новинск не имел важного стратегического значения для базы Комбата, просто было тяжело видеть, как гаснут один за другим последние оплоты цивилизации, словно кто-то невидимый тушит огромные факелы, пылающие в полной темноте.
Антон прокашлялся, чувствуя всегдашнюю робость в присутствии главного человека Базы.
-Что же с Петропавловкой? Как же так получилось, что они… - он умолк, не решаясь закончить фразу.
-Как, как… -Комбат снова начал злиться.- Ясное дело, как… Ураган проклятый, вот что. Там воды всего ничего, между островом и набережной. Обычно часовые патрулировали северную сторону крепости снаружи, да в последние дни слегло несколько человек. То ли простуда, то ли понос с золотухой. Ослабили охрану, в общем. Расслабились , вот и получили результат. Ветер вчера ночью был такой бешеный, что сдувал воду в проливе аж к парапетам. Дикий ветер. А выше по течению баржа стоит на приколе, груженая лесом. Сто лет стоит там, не до нее уж было, когда эпидемия началась. Цепи от ветра, видать не выдержали, лопнули, бревна в воду начали падать, ну и набились между островом и набережной. Настоящая переправа образовалась. Шатуны, ясен хрен, сразу почесали на остров со стороны Музея Артиллерии, даже ног не замочив. А дело ж ночью было, часа в три, пока часовые опомнились, считай, они уж по всему острову рассыпались. Ну началась рукопашная, кто в исподнем одном, кто с ножом или штыком. Спали ж все…

В общем, бойня началась страшная. К утру атаку отбили, потеряв семь человек. А днем ураган еще сильнее разошелся. Бревна так и не успели полностью разобрать. Воду снова стало сдувать к Кронверкской, ветер сбивал с ног людей. И тут вторая волна зомби пошла, она была куда многочисленнее первой. Петропавловцы заняли оборону вокруг собора, да разве ж шатунов удержишь баррикадами! Да и возводили их наспех. Кровати клали, шкафы... Курам на смех… Гиблое дело! Шатуны хоть тупые, но берут числом. Давят, сволочи, сотнями лезут под пули, ничего не боятся… Откуда их столько взялось, ума не приложу… Вот уже катер спустили. Значит, дела совсем плохи. Спасают женщин и детей, пока еще можно спасти кого-то... Все теперь отступили в Собор. А в нем, кстати, армейский склад, тонна взрывчатки, боеприпасы для ПЗРК, если это все ухнет… Мало и нам не покажется…

Павлуша испуганно слушал и таращил на него серо-голубые глаза. Парнишка, которому было не суждено было получить хоть какое-то образование. Казалось невероятным, что державшийся так долго гарнизон Петропавловской крепости, считавшейся неприступным, потерпел жестокое поражение. И все из-за чего? Из-за порвавшихся тросов на барже?
Антон чувствовал, как нервная дрожь пробегает по спине. Слишком близко, в каких-то сотнях метров люди ожесточенно сражались , погибали, отстаивая последнюю пядь земли, и отступать им было действительно некуда. Прикрывали отступление беженцев, защищали Собор, но сколько еще продлится бой?
-Что будем делать, Михаил Степанович?- спросил Павел, слегка заикаясь от волнения. Волнение пятнами проступило на его мальчишеском лице.
Комбат задумчиво барабанил пальцами по столешнице.
-Выживших надо принимать. Гарнизону мы уже не поможем. Что у нас? Автоматы, пистолеты? Тут тяжелое вооружение нужно, чтоб прорвать осаду вокруг Собора, да только нет у нас ничего, все на Петропавловке осталось… Думал, нам оно не нужно… Места у нас хватит, разместим хоть полк, пустых квартир девать некуда. Накормим, обогреем. А там видно будет…
Наконец, он поднялся из-за стола, отрывисто бросил на ходу.
-Павел, остаешься у радиостанции. Слушай эфир. Вдруг они что-то еще передадут. Я на берег. Антон, идешь?
Левченко вскочил, с готовностью кивая. Он все еще немного робел, когда Комбат обращался к нему. За пару недель, проведенных на острове, он не до конца освоился с окружающей обстановкой и все время робел и терялся, чувствуя себя бесполезным и ненужным на Стрелке. Конечно, об этом с ним никто не говорил, лишней его пара рук не была. Пути назад для Антона уже не было. Сделав вынужденный шаг, решившись на бегство, он понимал, что на остров уже не вернется…

Оба быстро спустились по выдвижным лестницам на улицу. И грузовой, и служебный лифты в башне давно уже не работали – провалились на дно лифтовой шахты. Налаживать их работу не стали – много возни, мало смысла. Люди поднимались по лестницам пешком. В середине двадцать первого века снова пришлось пользоваться старыми дизельными генераторами, других источников тока не было. Горючего было мало, его экономили; освещались лестницы и коридоры башни по минимуму, только чтобы можно было ориентироваться в полупотемках.

Все еще тянулся летний долгий вечер, но из-за урагана было темно, как ночью. Бешеный ветер ревел и сбивал с ног, ледяная вода заливала набережную, накатываясь большими пенящимися волнами и откатывалась, шурша и громыхая камешками, назад, лишь для того, чтобы обрушиться снова. Неву штормило третий день подряд. Опухшие черные тучи простреливало тонкими ослепительными нитями молний.
И все таки, чувствовалось, что ураган начинает стихать. Волны на реке были уже не такими высокими, однако, путешествие по Неве на катере все еще было рискованным мероприятием. Беженцы с Заячьего острова на него решились. А вот Васильевцы в свое время – нет. И теперь каждый жалел об упущенном зря времени. Не помогли, и вот теперь - конец крепости…
Маяки Ростральных колонн простреливали желтыми лучами туманную мокрую мглу - их решили не отключать. По давнишней традиции они все еще излучали холодный безжизненный свет, перемигиваясь с мощными прожекторами Петропавловской крепости, словно обмениваясь сообщениями. Это был осколок канувшей в Лету цивилизации, с которым было больно и тяжело расставаться. Со стороны Петропавловки доносились ставшие здесь очень громкими и отчетливыми хлопки винтовок, автоматный треск. Что-то в двух-трех местах полыхало на Заячьем острове, несмотря на сильнейший ливень.

На лужайке Стрелки уже стояли два прожектора, шарившие лучами по бушующей реке. Закутанные в плотные брезентовки, с поднятыми капюшонами, люди суетились, орали во весь голос, пытаясь перекричать ураган, но слышно их было лишь за несколько шагов. Дальше неистовый ветер подхватывал слова и уносил их прочь, в бушующий кипящий котел стихии.
Всегда ярко освещенная прожекторами Стрелка была единственным островком яркого света посреди погруженного во мрак огромного города. Она казалась Антону отколовшейся льдиной, на которой спасшиеся дрейфуют посреди безбрежного океана.

Антон, подбежав вслед за Комбатом к самой кромке набережной, не замечая, что одет не лучшим образом, уставился в темноту, на бурлящую реку; и тут его обдало высокой разгневанной волной. Комбат, матерясь, отступил, хотя был одет в цельный брезентовый костюм, защищавший и от холода, и от влаги, оставлявший открытым лишь лицо. Антон был в летнем камуфляжном обмундировании, полученном на базе. Он мгновенно вымок, в легких ботинках начало хлюпать.
-Куда лезешь, отойди нахрен отсюда! – заорал подбежавший Хмельницкий, оттаскивая его за руку от воды, как ребенка. Антон, не отводя глаз от клокочущей пенящейся воды, отступал, послушно идя задом наперед за Хмельницким. Вода была живой. Она бурлила, притягивала и гипнотизировала. От нее невозможно было отвести глаз. Пучина манила…
Хмельницкий отвел его подальше и снова побежал к прожекторам.
-Есть! Вижу! Два кабельтова! Их сносит к Дворцовой! - орал кто-то в мегафон, стоя сразу за яркими лучами, прорезавшими водный ад.

Антон и сам уже видел старенький катер, которого стихия бесцеремонно швыряла из стороны в сторону на волнах. Темные укутанные в плащи фигурки людей стояли по обоим бортам, вцепившись в поручни, размахивая руками или просто вглядываясь в приближавшуюся твердь. Одна из женщин вела катер. Кто-то держал зонт, кто-то закрывался от ветра и ливня картонками или руками. Впрочем, все эти действия были абсолютно тщетны. Ветер вырвал зонт из рук одной из женщин и с бешеной скоростью унес его на реку. Из-под курток выглядывали дети. Катер проплывал южнее того места, где когда-то было красивое лазерное шоу над водой. Теперь эти металлоконструкции казались руинами древнего затопленного города.
Борта катера низко покачивались над водой, нагрузка была сильная, но и расстояние нужно было преодолеть небольшое. На катере находились только женщины и дети, ни одного мужчины – для них «эвакуация» была запретным словом. Но как же мало было беженцев... Лишь десяток человек. Все, кто спешно эвакуировался с Петропавловки. Мужчины все еще сражались насмерть, не желая сдаваться.

К Комбату кто-то подбежал, пригибаясь под струями дождя и залпами ветра. Высоченный, наверное, Барин. Оба они отчаянно махали руками стоявшим на катере, хотя это было совершенно излишне. Что-то они кричали женщинам, но расслышать слов Антон не мог.
Наконец, катер неловко приткнулся к пристани, покачнулся и внезапно начал заваливаться на бок. Теперь к нему бежали все, кто был на Стрелке. С катера раздавался истошный визг. Орали все, и никто никого не слышал. Кое-как катер выровняли, начали на руках принимать детей, потом начали спрыгивать женщины. Антон с жалостью вглядывался в беженцев. Измученные женщины с дробовиками, ревущие дети, баулы с самым необходимым. Эвакуация…
Две женщины, вымокшие до нитки, с растрепанными слипшимися от влаги прядями волос, с тюками, в мокрых джинсовках, за ними девушка в одном летнем платье… Какое там девушка! Девчонка лет двенадцати, только долговязая, прижимавшая к груди большую куклу. Господи, совсем еще ребенок!
Наконец, катер опустел. Людей повели к южной башне. Антон уцепил за ручонку одинокого мальчика, лет семи-восьми, в замшевой курточке, перепуганного, промокшего и дрожащего от холода. Ребенок вскинул голову, глянул на Антона затравленно и, вдруг, вырвавшись, стремглав помчался в сторону Биржи.
-Лови его, куда побег, малой! – заорал кто-то.
Антон кинулся за ребенком, поскальзываясь на заливаемой водой набережной.
Запыхавшись , он догнал мальчонку у самых дверей Биржи . Тот забился под ржавевший наверху автоприцеп и дрожал от страха и холода. Антон, встав на колени, выудил ребенка из-под машины. Пацан отчаянно сопротивлялся и цеплялся за кузов руками.
-Нееет! Нееет! Отпустите! Не хочу!
У него была истерика. Неудивительно, после всего, что пришлось пережить.
-Ну, ну. Теперь все будет хорошо, что ты… - бормотал Антон, смущенно гладя вырывающегося ребенка по мокрой голове со спутанными темными прядями. Он не знал, что с ним делать. Тот отбивался, закрывался от него руками и щипался. Потом резко вывернулся, попытался ударить Антона кулачком в лицо. Тот увернулся. Ребенок выскользнул и побежал назад, к своим. Кто-то его там в темноте и ливне подхватил на руки. Антон медленно поднялся с колен и пошел назад по тротуару, превратившемуся в бурный ручей – асфальта видно не было, он ушел под воду.
Всего беженцев оказалось девять человек – пять женщин и четверо детей- три девочки и мальчик, которого и подобрал Антон. Группа измученных людей в сопровождении Барина и Титова, взваливших на себя баулы, направилась к южной башне. Антон взглянул на нее неприязненно – мокрый темно-розовый осколок торчал посредине Базы, испещренный темными дырками, словно больной зуб.

Тут на Заячьем Острове что-то гулко грохнуло. Раз, другой, потом оглушительные взрывы посыпались, как горох из стручка. Протяжная серия ударов. Остров ярко осветился оранжевым зловещим светом. Земля дрожала, тряслась, как в припадке. Все замерли, потрясенно уставившись на гибнувший остров. Внезапно великолепный шпиль Петропавловского Собора качнулся, треснув, и с грохотом медленно свалился вниз. Удар был такой силы, что показалось, будто началось землетрясение . Потом раздалась еще серия взрывов, следовавших один за другим. Рвалась взрывчатка в Соборе. Под конец грохнул самый мощный взрыв. Он был такой силы, что от ударной волны все попадали на землю. Дети и женщины отчаянно визжали, причитали. Зазвенели вылетевшие стекла в зданиях Стрелки. Антону, повалившемуся на спину, показалось, что внезапно все вокруг сошло с ума. Это было полное ощущение царившего вокруг безумия. В ушах у него звенело, все плыло перед глазами, заливаемыми ливнем; он вымок до нитки, но уже не замечал этого. Орали мужчины, кричали женщины, дети. Все слилось в один мокрый визжащий клубок боли, страха и шока.

Пошатываясь, он кое-как поднялся на ноги. Бойцы поднимали женщин и детей, уводя их в башню. Женщины вырывались, бежали обратно на лужайку. Антон вглядывался в их плачущие лица, перекошенные от боли и страдания лица, и внезапно ему показалось, что еще немного, и у него самого начнется нервный срыв. Он почувствовал чуть щекочущее ощущение внутри и ему показалось, что так и сходят с ума…
– Собор рухнул! Последний рубеж, твою мать... Толи сами взорвали, чтоб шатунов побольше положить. А может… - Комбат разглядывал полыхающий Заячий остров. Он принялся материться вполголоса, наворачивая трехэтажные заковыристые выражения, глядя на дрожащее марево пожаров. Матерился так, как умел только он, с душой, азартно, с видимым удовольствием, метко и точно.
Гарнизона на Заячьем Острове больше не было. Антон, стоя рядом, смотрел то на Комбата, то на полыхающий Заячий Остров, стараясь запомнить его хотя бы таким…
Караульные всю ночь до рассвета водили растерянными лучами прожекторов по волнам Невы, выискивая случайных пловцов, спасавшихся вплавь. Но больше никого не было. Клокочущая, бурлящая Нева несла смертельную опасность любому пловцу…

Несмотря на поздний час, штаб был набит людьми. Все ждали, по-прежнему слушали молчавший радиоэфир, надеясь на какое-то чудо, но его так и не случилось. Переодевшиеся в сухое солдаты сидели за длинным столом, цедили дрянной трофейный чай, дымили папиросами, стараясь не встречаться глазами друг с другом. Почти не говорили.
Щурясь от плавающих сизых полос табачного дыма, евшего глаза и затемнявшего болезненный желтушный свет вольфрамовых лампочек, Антон держал в руках горячую кружку и обводил взглядом всех собравшихся в радиоузле. Дым ел глаза, горько першило в горле, но окон не открывали – косой ливень хлестал прямо в ставни. Туберкулезный свет медленно стекал с потолка вниз, мягко обволакивая плечи и головы людей, капал вниз, на стол, на руки, неодолимо сочился на пол, вызывая фантомные угловатые тени. Словно стая призраков собралась глубокой ночью на острове смерти…
На стене, выкрашенной в убогий салатовый цвет, все еще висел портрет в рамке последнего российского Президента. Никто не знал наверняка, жив ли он или нет. Это был лишь символ, признак некоей стабильности. Человек глядел на собравшихся в комнате с ощутимым укором в чуть прищуренных глазах. Не помогли петропавловцам, бойцы называется… Я б вас всех под военный трибунал, трусы…

Гарнизон на Заячьем острове категорически отвергал предложения о помощи от васильевцев, однако теперь от этого легче не было .
Подробности сражения рассказали эвакуированные женщины. Сначала петропавловцы передали сообщение, что шатунов перебралось по бревнам на остров всего несколько десятков, их быстро перебили. Затем немедля принялись разбирать затор между островом и Кронверкской набережной, и именно в этот момент огромная волна инфицированных хлынула на людей. Буквально из ниоткуда, никто не успел заметить, откуда именно они взялись. Начали отстреливаться, но понесли первые потери; бойцы видели, как их товарищей с нечеловеческой силой и жестокостью рвут голыми руками обезумевшие шатуны, и ничем не могли помочь. Начали отступать к Собору, где и укрепились.
На Васильевскую Стрелку ребята передавали лишь оптимистичные сообщения – дескать, держим ситуацию под контролем, помощь не нужна, справимся. Безумие храбрых. Не хотели лишних жертв. Безусловно, Комбата с Барином это не остановило бы. Однако, они вернулись на остров лишь сегодня вечером - совершали вылазку на север, и прибыли всего за час до начала эвакуации с Заячьего Острова. Без них высылать помощь гарнизону не решились, и теперь бойцов мучил стыд. Несмотря на радиосообщения, нужно было помочь людям, или хотя бы постараться эвакуировать побольше людей с Петропавловки, послать к ним свой катер…
Петропавловская крепость выказала беспримерный героизм. Восемнадцать бойцов против бесчисленных полчищ шатунов… Мертвяки, которых можно было остановить лишь разнеся голову на части, зачастую их не останавливали даже прицельные попадания из крупнокалиберных пулеметов.
Женщин и детей решили эвакуировать через южные ворота, выходившие на Неву и Дворцовую набережную – восемь мужчин прикрывали отход беженцев к катеру – отчаянное предприятие, чуть не стоившее жизни все его участникам, но задуманное все-таки удалось осуществить . После того, как беженцы отчалили на катере, все защитники острова отступили в Собор, перестав защищать южную оконечность острова.
Двери и окна заколотили досками, однако, шатуны пробили дубовые толстые доски голыми руками и хлынули через образовавшиеся бреши внутрь Собора. Мертвяки взяли количеством; беспощадной ордой они смели защитников. Радиостанция гарнизона замолчала, едва успев передать сообщение о прорыве обороны. Больше вестей от петропавловцев не поступало.
Васильевцы так и не решились оказать огневую поддержку петропавловцам, и теперь , мучимые совестью, не решались смотреть друг другу в глаза…

Практически все обитатели Базы сидели за длинным столом штабной комнаты.
С края притулился молчаливый, суровый Комбат, казалось, с головой ушедший в себя. Рядом с ним сидел Барин; житель Васильевки, он был раньше начальником штаба гражданской обороны острова. Помогал в начале пандемии эвакуировать здоровых людей с острова. Доносил до населения сведения о заболевании, о том, какие профилактические меры нужно предпринимать, чтобы не заразиться. Бесполезная и бессмысленная работа. Этим он занимался уже в сентябре, хотя кем-то было доказано, что вирус облетел весь земной шар всего лишь месяца за три, и к середине лета заразились практически все люди на планете. Барин беспрерывно курил сигарету за сигаретой, щурил и без того узкие монголоидные глаза и стряхивал пепел в задумчивости мимо пепельницы.
Павлуша Афанасьев, успевший до эпидемии пойти в школу, но не получивший даже начального образования. Учился потом самостоятельно, по книжкам, которые ему посчастливилось достать. Вечно робкий, забитый, пугающийся всего, смертельно боящийся ужасов, подстерегающий людей за пределами Васильевской Стрелки.
Хмельницкий, бывший десантник. Кажется, старый друг Барина, тоже коренной васильевец.
Титов, бывший сержант. Когда-то работал ликвидатором последствий пандемии, как называли это официальные лица. Работа у его полка была несложная, но приятного в ней не было ничего. Солдаты ходили по квартирам – пытались пресечь мародерство, запирали открытые двери квартир, или взламывали, если требовалось выключить открытые краны и перекрыть воду, чтобы не затопило квартиры ниже этажом. Стреляли кошек и собак, опасаясь, что они переносят вирус, первое время даже начали вывозить особо ценные вещи для передачи жильцам. Тогда еще надеялись, что ситуацию удастся взять под контроль и вернуться к прежней устроенной жизни.
Горячев, мрачный рослый детина баскетбольного роста с вечно красными воспаленными от недосыпа глазами.
Остапенко, нескладный белобрысый парень лет восемнадцати, с оттопыренными ушами и впалой грудной клеткой; он напоминал чем-то пиджак, повешенный на вешалку и с приделанной головой чучела. В прошлой жизни жил на проспекте Луначарского. Кто-то у него из родственников жил на Васильевке, вот и решил к ним перебраться. Однако, Остапенко попал на остров слишком поздно, никого из родни уже не застал живыми, и примкнул к солдатам Базы.
Гамов, разбитной коренастый мужик средних лет, обожающий нецензурные анекдоты, еще один «комбатовец». Настоящий бонвиван.
Братья-близнецы Савельевы, с рождения заикающиеся, и потому мало говорившие. Всю жизнь жили на Васильевке. Забаррикадировались, когда стало опасно выходить на улицу; на их счастье, мимо проходили солдаты, увидели махавших из окна братьев, подобрали…
Штерн и Борисов, друзья детства, служили вместе, но не под начальством Комбата, а подчинялись раньше командованию Кронштадтского штаба, которого уже и в помине не было.
Русинов с Индустриального проспекта, пухленький лысеющий блондин неопределенного возраста. Раньше работал в ФСБ аналитиком, приплыл на остров на весельной лодке, заслышав, что на Стрелке существует военная база, принимающая выживших.
Шаповалов, коренной житель Стрелки; до пандемии у него было несколько детей. Большая семья, которой он в одночасье лишился.
Прохоров, плюгавый мужичонка со ртом, полным золотых коронок, которые любил демонстрировать собеседникам. Нелегкая занесла его сюда с Кронштадта.
Нечипоренко, страдающий язвой мужик предпенсионного возраста, из гражданских.
Платонов, мужик с иссеченным мелкими шрамами от осколков гранаты лицом, продолжавший носить капитанские звезды на куртке – словно бы продолжал служить в российской армии.
Данишевич, патологоанатом, работал на Васильевке в морге, теперь был единственным медиком Васильевской базы.
Михайлов, пожилой механик , коренной житель острова. Отлично разбирался в моторах, чинил движки автомобилей чуть ли не с закрытыми глазами.
Димка Васильев, еще один житель Васильевского острова, потерявший всех родственников и чудом переживший пандемию.
Сергей Щербак, живший раньше на Выборгской стороне, местный собиратель слухов и сплетен- ходячая энциклопедия мифов и легенд. Он обожал слушать петропавловцев, старательно впитывал в себя всё, что ему рассказывали на Заячьем острове. Ничего не записывал, предпочитая держать услышанное в памяти.
Все они были призраками, по странному капризу природы не ушедшие вслед за всеми на тот свет. Задержавшиеся на какое-то время на бренной земле…

Кто-то водрузил на стол бутыль самогона. Случай был исключительный, и пойло было выставлено с молчаливого одобрения Комбата. Достали граненые стаканы, разлили на всех.
Комбат встал, хмурясь и оглядывая исподлобья собравшихся.
-Мужики... Сегодня произошла трагедия… Защитники гарнизона держались до последнего. Никто не струсил. Ценой своих жизней они защитили женщин и детей, а сами остались на острове. Они бились до последнего патрона, до последнего вздоха. Пусть этот пример послужит нам уроком того, как нужно сражаться. Все случилось внезапно. Какая-то дурацкая баржа, перевозившая лес… Петропавловцы решили, что у них хватит сил отразить внезапный удар шатунов. К сожалению, они оказались неправы. События приняли трагический поворот. Никто не ожидал, что этой нечисти прорвется на остров так много.. В общем, ребята были героями. Светлая им память. Не хочу обсуждать то, что мы могли бы сделать для них. Теперь уже поздно об этом думать. Ладно… Давайте выпьем за них.

Все с шумом поднялись, хмуро глядя на стол, покрытый линялой желтой клеенкой и, не чокаясь, осушили стаканы до дна. Выпил и Антон. Огонь обжег глотку и потек раскаленной рекой вниз по пищеводу. Он задохнулся, разинул рот. Самогон он пил в первый раз, но это был такой случай, когда отказаться было невозможно. Чтоб заглушить огонь, он схватил с тарелки соленый помидор и запихнул его в рот. Кислый сок потек по подбородку вместе со слезами. Остальные выпили свои порции с таким невозмутимым видом, словно проделывали это каждый день.
На главном складе, в здании Биржи, стояли четыре бочки спирта, оставшиеся здесь еще с начала пандемии, и говорили, что три из них уже пустые. Впрочем, никто не напивался до потери облика. Таких Комбат сразу сажал в карцер на неделю. Поэтому пили, но в меру. Воздерживался лишь Павлушка, слабый, болезненный, часто простужающийся подросток. Его здоровье старались беречь. Закаляться Павлуше было бесполезно, крепче его организм от этого не становился, только болел еще чаще. Васильевцы втайне надеялись, что встретит когда-нибудь Павел девушку, и будут у них дети, чем больше, тем лучше. Думали так, хоть и понимали, насколько такая мечта неосуществима.
Мужики сели, угрюмо захрустели нехитрой закуской, упорно продолжая разглядывать клеенку. Кто-то развернул на промасленной газете кулек с салом - еще один осколок минувшей эпохи. Свиней в Питере не водилось уже несколько лет, но вот поди ж ты, сало... С прожилками, с чесноком… Явно с Заячьего Острова сало, больше неоткуда. Лишь там было налаженное хозяйство.
Выпивать по второй при Комбате не решались, разговор не клеился. Гамов с Горячевым поглядывали на бутыль поблескивавшими глазами, но наливать по новой не решались.
В комнату вбежал раскрасневшийся от возбуждения Макаров, белобрысый неприятный парень лет тридцати. Он считался хорошим бойцом, несмотря на излишнюю тягу к слабому полу. Впрочем, стоило ли его в этом сурово порицать? Макаров хвастал, что до эпидемии был бабником, имел многостраничное резюме любовных побед и заливаясь соловьем, травил похотливые байки. Врал, наверное. Поди теперь проверь…
-Мужики! Только что был у новеньких! Такие аппетитные дамочки! Шикарно! Соочь! – тянул он нараспев гласные, похотливо чмокая губами, оглядывая остальных.
Все молча уставились на него. Успел уже, кобелина…
Макаров сел за стол, схватил с подноса кружку дымящегося чая, с шумом втянул темную жидкость и удовлетворенно причмокнул.
-Женщины появились! Теперь у нас жизнь настоящая начнется!
И только договорив, Макаров вдруг заметил сидящего с края стола Комбата и осекся.
Комбат глядел на него с раздражением.
-Хватит, Макаров! Предупреждаю, что любого, кто позволит себе неподобающее обращение с женщинами с Петропавловки, будет иметь дело со мной. Выгоню взашей со Стрелки. Это всем ясно?
Собрание хмурилось, разглядывая опустевшие алюминиевые кружки. Ссориться с Комбатом никто не хотел, приказ главного все приняли как само собой разумеющееся. Вообще-то, говорить при Комбате о женщинах было тоже самое, что обсуждать при священнике аспекты различных поз Камасутры.
-У меня там кореш был, на Петропавловке, Серега. Хороший был парень, душевный. Часто с ним за жизнь выпивали, - внезапно протянул Остапенко, прерывая тягостное молчание.
-А у меня детей было шестеро до эпидемии, понимаешь? Шестеро! Что мне твой Серега! – прикрикнул Шаповалов.
Да, все знали про Шаповалова. В его роду все мужчины славились плодовитостью. Вот и у него было две двойни, и еще две приемных девочки из интерната. Ни одного мальчика. Он все надеялся , что жена родит хоть одного наследника, да видать, не судьба было. Хотел было усыновить пацана, да никак не решался, хотел завести родного… Все дети умерли почти одновременно, в течении месяца. Чуть позже потерял Шаповалов и жену. Хотел застрелиться, да пуля лишь чиркнула по черепу, и остался он в живых. Он принял это как знамение.

Спиртное будоражило кровь, стало жарко. Антон снял камуфляжную куртку.
-Скажите, Петр Николаевич, вы всю жизнь живете на Васильевке? – спросил с робостью Антон Барина.
Тот взглянул на него, нахмурившись. Смотрел так, словно бы пытался вспомнить, кто он такой. Потом, видимо, припомнил. Складки на лбу разгладились.
-Я с рождения на острове, местный. Я же в гражданской обороне состоял раньше. Когда все началось, срочно собрали дружину, чтобы следить за порядком на улицах. Раздали нам оружие, газовое, а что от него толку? Пальнешь в кого-нибудь, еще и сам нанюхаешься… Курам на смех. Ну сначала-то, осенью, думали, что обойдется, найдут вакцину. А мы поначалу по улицам ходили в комендантский час, помогали эвакуировать больных в Центральный Госпиталь. А потом началось тут… - Он одним глотком осушил кружку и со стуком отставил от себя. – Шатуны первые появились. И на острове бродили, но, в основном, по мостам к нам шли и шли толпами из Питера! Мы вскрыли арсенал в подвалах Академии Наук. Чего там только они не хранили! Динамита одного восемь ящиков стояло, семена всякие. Ну мы мосты-то и забаррикадировали первым делом. Сразу же кто-то предложил взорвать все мосты, да жалко их было. К тому же, без одобрения мэрии, не решались. Тянули и тянули. Два раза баррикады на мостах разбирали с той стороны. Люди думали, на острове у нас безопасно, хотели отсидеться на Васильевке. А мы сами уже в зданиях баррикадировались, отстреливались. Сразу поняли, что мертвяки воды боятся и самое главное- это отрезать им подходы к острову. Тонут они сразу, если в воду попадут. Мы думали, что если мосты обрушить, то все в порядке будет. Вместе с Михаилом Степановичем, он кивнул на Комбата, зачистили большую часть Васильевки. Думали, отбились. Да это только началом было… Шатуны из метро полезли. И с ними еще какая-то дрянь оттуда появилась, после того, как газ туда пустили… То ли собаки, то ли волки… Откуда они там взялись, ума не приложу. Шерсть слезла, все туловище сплошная язва гнойная, глаза красные, и кидаются как бешеные… От собак-то вирус наши бойцы и подхватили. Много солдат умерло от вируса. Ну и с метро решили тоже кончать. Васильевскую с Приморской тогда и взорвали. Обрушили вестибюли, чтобы, значит… пресечь… Чтоб никто уже оттуда выбраться не смог. А мосты берегли до последнего… все не решались их взорвать, да только деваться было некуда…
-Не было там волков, Петр! Откуда? – вставил Комбат. – Домашние псины были. Собаки очень тяжело болезнь переносят, на куски разваливаются, а все ходят , ковыляют.
-Во-во, домашние… Ну, метро завалили, думали, что все успокоится у нас. Хрен вам! – он театрально выставил огромный кукиш на всеобщее обозрение. – Кто-то заметил, что на Смоленском кладбище могила вырыта. На новом участке, где начали хоронить перед самой эпидемией. Ну, сначала в очевидное не поверили, думали, кто-то свежие могилы раскапывает, каннибалы же были, голод… А потом я сам увидел, как один из под земли выбирается. Раскапывает себя, значит… Нежилец этот… Возможно, живым впопыхах похоронили, не знаю уж… Ну и в конце концов, осели мы на Стрелке. Подогнали технику, поставили бетонные блоки и с тех пор так тут в башне и живем. Отгородились от остального острова. А что там сейчас творится, кто его знает.. Прохожу иной раз мимо периметра, а из-за бетонки вой, стоны, иногда как плачет кто-то... Или словно рвут кого на части… Мороз по коже... Не знаю, что там творится, и знать не хочу… Шатуны вообще-то прыткие , черти.. Надо было сразу с мостами кончать, да ведь красота такая.. Строили на века, а вот как получилось… Да... много чего тут было, брат, не расскажешь всего!
-В метро SR распылили, вот что. – авторитетно заявил Титов, крепыш с коротким ежиком, пронизанным выше левого виска седой полосой. Говорил, что поседел, когда ходил по квартирам, еще будучи ликвидатором. – У нас много его на складах хранилось. Накопляли стратегические запасы на случай третьей мировой, вот и нашли применение. У нас сначала сделают, потом разбираться начнут. Люди ведь не только в квартирах от пандемии прятались, несколько тысяч в тоннели спустилось. Закрыли гермозатворы, отгородились, и сразу же на Чернышевской эпидемия вспыхнула, потом на других станциях. Вирус не могло остановить ничто, тем более, простые двери и укрепления. Одному мудрозадому генералу померещилось после донесений об эпидемии в подземке, что в тоннелях здоровых людей не осталось вообще, вот и решил он для верности газок туда запустить через вентиляционные шахты, шатунов потравить. Конечно, в здравом уме такой приказ никто бы не отдал, да у него уже температура была, бредил; вскорости, говорят, помер служивый. И ведь нашлись же люди, которые выполнили приказ! Тоже, видать, крыша уже съехала. Безумие всех охватило – и немногих здоровых, и тем более, инфицированных. Всеобщее помешательство, паранойя, повальная слежка всех за каждым…

Распылили в тоннелях метро, а там такое после газа в тоннелях развелось! От газа живность не погибла, ни люди, ни крысы. Только мутировать начали. Кто там из здоровых все еще хоронился внизу, черт те во что превратился из-за газа. Страшные последствия он вызвал, а концентрация в подземке была бешеная! Говорят, много здоровых людей в метро погубили. Солдаты стояли у входов в метро и расстреливали тех, кто выходил оттуда наружу, впрочем, таких было совсем немного. Люди в оцеплении просто стояли и слушали вопли, доносившиеся сквозь гермозатворы и из вентиляционных шахт. Дикие были вопли, многие бойцы не выдерживали, бросали оружие, спасались бегством. Через неделю оцепление у станций просто перестало существовать.
Один мой друг застрелился прямо в оцеплении. Не выдержал…
Такой уж у них был приказ – никого из метро не выпускать. Глупейший приказ – больные были повсюду, не только же в метро! Тем не менее, пока еще существовал питерский штаб, отдавались распоряжения, про которые как правило, сразу же забывали и отдавшие приказание, и те, кто его принимал. Вот так-то…
-Господи, когда ж это кончится? – заскулил Остапенко. – Стреляли ж их, огнем жгли, авиабомбами сыпали, нет же, прут все и прут. Откуда ж берется их столько! А ну как к нам на Стрелку полезут!
-Прекрати, Остапенко. Не сунутся они к нам. Нева глубокая вокруг Васильевского, плавать они пока не научились, бетонка крепкая. – повысил голос Барин.
-Я слышал, со всех окрестностей они в Питер лезут. Как медом им тут намазано. Все дрянь сюда сползается, к жилью поближе,- басил с другого конца стола Штерн, высокий, плечистый мужичина лет сорока.
Барин глянул на него задумчиво. Помолчал, потом процедил задумчиво.
-Странно это. Очень странно. Говорят, в других местах такого нет, как у нас. Ну, что стекаются они сюда в таком количестве. Действительно, впечатление такое, что в нашем районе есть что-то такое, что их привлекает…
-Мясо их привлекает, вот что!- выпалил Шаповалов.
Антон глянул на него. Истерик, еле держится, чтобы не сорваться. Тяжело ему. До сих пор, говорят, дети ему снятся. Такое пережить и с ума не сойти- это не каждому дано…
-Не скажи. Вот в окрестностях Бахаревки вообще шатунов нет. – отрезал Барин.
-Так лес там, не бродят они по лесам! И потом, кто на РЛС сунется? Там же излучение, волны. это для шатунов смерть верная. Мозги вытекают от волн. Человеку здоровому терпимо, хотя стрелки у всех на полшестого, а шатунам, я слышал, кранты сразу. Держатся на отдалении от РЛС. И правильно делают. Вот где действительно безопасно! - сказал Платонов.
-Безопасно только на «Циолковском», - произнес угрюмый Димка Васильев, парень двадцати четырех лет отроду, с самого начала сдружившийся с Антоном. Его фамилия, как нельзя более подходившая жителю острова, была гордостью семьи Димки. Его предки жили на острове с самого начала его заселения в первой половине восемнадцатого века. Он не был разговорчивым, предпочитал тянуть жидкий помойный чай кружку за кружкой, но тут уж не утерпел. - Отрубится электричество на вашей Бахаревке и сметут ее в два счета, как Петропавловку…
-Жрать им просто нужно. Обмен веществ поддерживать. А в городе и магазины еще остались склады. И люди, конечно. Это их и приманивает. – гнул свое Шаповалов.
-Знаю, слышал уже. - откликнулся Антон.
-Да ничего ты не знаешь, пацан. Откуда тебе знать? Жил все это время на своем острове, как у Христа за пазухой, горя не знал, пока мы тут дерьмо за вами убирали, островными. Чистюли значит, переждать хотели, пока все кончится. А вот хрен вам! – сунул Шаповалов волосатую дулю под нос Антону.
-Отстань от парня, Шаповалов. Тоже мне, нашел виноватого… - вступился за него Гамов.
-Пусть знает, куда попал. Сам сюда приплыл, никто его насильно не тащил!
-Да не слушай ты его, Тоха. Слышь, ты вот про Аврору знаешь уже? – перебил его Щербак, оживленно блестя глазами после самогона. Впрочем, глаза горели почти у всех. Невзирая на насупившегося и погруженного в свои мысли Комбата, самогонка потихоньку вновь пошла булькать в стаканах. Сначала наливали украдкой, затем, поняв, что Комбат не возражает, бутыль вновь водрузили на середину стола.
-Это крейсер что ли у вас был древний? – поддел его Антон, прекрасно знавший про Аврору. Его заставили выпить второй стакан первача и он чувствовал себя все более развязно. Как и почти все остальные. – Антиквариат?
-Не такой уж и древний, раз своим ходом уплыл в эпидемию. - Щербак сделал вид, что обиделся.- Боевой крейсер, вполне мог вести боевые действия…
-Брешет он все, дрейфом корабль унесло в море... – вставил Барин сквозь табачный дым своей самокрутки.
Щербак распалился.
-Вполне мог и сам плыть, только топлива не было. Ты ж записки читал, Петр!
-Какие такие записки? – Антона уже повело. Язык стал заплетаться, он осоловел. Наваливала усталость после долгого утомительного дня – сначала дежурство на кухне рано утром, затем происшествие на Заячьем острове. Сейчас бы завалиться на койку и выспаться как следует…Однако, Щербак, сидевший рядом, не давал ему расслабиться.
-Бутылку ведь нашли! – орал он ему на ухо.
-Щербак, толком ему расскажи, ничего ж не поймет! – донесся до Антона голос Димки.
Постоянно перебиваемый и дополняемый остальными, он рассказал Антону знаменитую историю.

Незадолго до мора, легендарный крейсер капитально отремонтировали и отбуксировали на Кронштадт. Причин тому было несколько. Официально городское начальство заявило, что на Петроградской набережной идет капитальный ремонт. Истинная причина была совсем другая – крупные иностранные бизнесмены, ведущие активный бизнес в Северной Пальмире, и отстроившие на набережной несколько шикарных офисных высоток, выразили недовольство тем, что их ультрасовременные небоскребы соседствуют со старой революционной лоханью, дремлющей на вечном приколе на набережной. Не желая мешать иностранному капиталу оздоровлять российскую экономику, без шума и пыли, тихой летней ночью знаменитую «Аврору», один из символов города, отбуксировали от греха подальше. То есть, на Кронштадт. Поток туристов, желающих непременно осмотреть старого ветерана, с непременно доплатой за экскурсию в машинное отделение, уменьшился, но что с того?
В конце концов, нет худа без добра. Именно в Петровском доке крейсеру, которого собирались втихую разобрать и переплавить, несмотря на его значение для Питера, была дана новая жизнь. Нижняя часть корпуса была вновь полностью заменена, старую зенитку с носовой части сняли, заменив новым орудием, вполне боеспособным, как тогда считали. Заменили оборудование в машинной части. Словом, «Аврора», спустя много лет после последнего сражения, был снова готов к морским битвам.

Катастрофа случилась в начале ноября, еще до наступления Черной зимы. Это было пограничное время. Никто уже никому не подчинялся, власть была чисто номинальной. Однако, многие еще тешили себя иллюзиями, что очень скоро найдут вакцину, или что можно уплыть, убежать, скрыться от прокатывавшегося широкой волной по планете ужаса.
Девять кадетов мореходки, упившись до невменяемости, решили отметить ноябрьские праздники на крейсере. Подстрекаемые старшиной Улухбаевым, единственным человеком из шайки, не являвшимся кадетом, а служившим в сухопутных войсках, и, кстати, осужденным условно за злостное хулиганство с нанесением телесных повреждений, молодчики оглушили и связали караульного на причале и ворвались на корабль. Заперев пленника в трюме, они продолжили пьянство на борту крейсера.
В трюме лежал ящик с двумя 76миллиметровыми снарядами, условно считавшимися холостыми. Кадеты вскрыли ящик и зарядили одним из снарядов зенитку. Они посчитали, что будет очень символично ударить из пушки по зданию Кронштадтского Арсенала, продемонстрировав этим крушение мира и всех надежд человечества.
Как и следовало ожидать, замысел в полной мере им осуществить не удалось. При выстреле снаряд взорвался в канале орудия и пушку разнесло взрывом. Пострадала и палуба. Один кадет был убит на месте, еще одного ранило. Хуже всего было то, что при взрыве корабль сильно качнуло и швартовы лопнули. Корабль оторвался от пирса и, увлекаемый течением, устремился в Финский залив. Вода еще не начала покрываться льдом, но приближение зимы уже чувствовалось, температура воздуха была градуса три-четыре. Зимой из-за льдов «Аврора» просто застряла бы во льдах Финского залива, тем более, что морозы зимой стояли суровые, но дело было еще осенью, и все вышло совсем по-другому.

Кадеты ударились в панику. Запустить двигатели они не смогли- часть оборудования на корабле была лишь декорацией. В действительности, ни стрелять толком, ни плавать, крейсер не мог, но это выяснили на практике лишь пьяные кадеты мореходки. На «Авроре» вспыхнула драка. Кадеты пытались выяснить, в чьей именно голове возникла идиотская затея потащиться на крейсер. Пока они выясняли отношения, корабль унесло довольно далеко от суши, и когда хмель выветрился окончательно, восемь выживших человек, не считая несчастного караульного, с ужасом и отчаянием осознали, в какое тяжелое положение они попали. Шлюпок на «Авроре» не было. В активе имелось лишь три ящика спиртного и продовольствие, которое они пронесли на борт. Больше ничего. Все утро кадеты сидели в машинном отделении и обсуждали сложившуюся ситуацию. К полудню они пришли к очевидному выводу – запустить котлы они не смогут, поэтому придется безвольно дрейфовать, полагаясь на волю течения и слепого случая.
Безусловно, их обнаружили бы довольно быстро и спасли, скорее всего, в течение первых же суток, но только не в ту зиму. В обстановке жуткой паники и хаоса никому не было дела до кучки жалких кадетов и старого ветерана-корабля. В Финском заливе пропойцам не встретилось не одно судно, они уже не ходили.

Казалось невероятным, но судно не приткнулось даже к Датским берегам. Крейсер встал было на мель в проливе Большой Бельт, но вскоре течение вновь понесло его дальше. Через несколько дней дрейфа «Аврору» вынесло в открытое море, и суша осталась позади. К этому времени все спиртное было выпито, продукты кончились, и кадеты начинали жалеть, что, предавшись внезапно наступившему припадку сумасшествия, они выкинули за борт несчастного караульного. Конечно, куда разумнее было бы употребить его по назначению, отсрочив тем самым свою голодную смерть.
Миновав Данию, «Аврора» благополучно проплыла мимо Британии, и тут ее подхватил левый рукав Гольфстрима, направляющийся к западной Африке. Судно начало стремительно перемещаться в южные широты; атмосфера мрачного отчаяния и безумия, царившая на корабле, усиливалась с каждым днем. К тому моменту, когда крейсер был подхвачен теплым потоком, господ кадетов осталось лишь семеро. Раненый сильно ослабел и был принесен в жертву ради спасения остальных. Было ясно, что русская рулетка не за горами.
Днем они лежали на палубе или бесцельно слонялись взад-вперед, а ночью их охватывало, судя по записям, найденным в бутылке, массовое помешательство. Все они видели в темноте фосфоресцирующую тушу чудовищных размеров, неотступно плывущую за крейсером на протяжении многих дней. Возможно, это был лишь гигантский кальмар, однако на расшатанную психику членов экипажа мистическое ночное свечение морского существа подействовало самым разрушительным образом. Один из кадетов , вспомнив незабвенного Кракена, начал уверять, что это он и есть. Каждую ночь безумец простаивал на коленях на корме часами, молясь загадочному жителю океанских глубин. Он действительно уверовал в то, что это подводное божество, и стал его преданным адептом.

Другому казалось, что корабль преследует призрак съеденного ими раненного товарища. О караульном уже не вспоминали. Кадету удалось заразить и остальных своей манией. Несчастные уверили себя, что наказанием за каннибальство будет смерть в лице разъяренного морского хищника, неотступно следовавшего за дрейфовавшим судном. Тем не менее, кто-то из них ночью прирезал одного из товарищей. Голод пересилил суеверный страх, и смерть от недоедания вновь была отсрочена.

Позже, когда корабль дрейфовал мимо мыса Рока, один из кадетов, подписавшийся фамилией Брониславский, бросил в океан бутылку с запиской, описывающей все произошедшее с экипажем. Мистическим образом бутылка доплыла до Кронштадта и ее прибило к берегу почти в том же месте, откуда отплыл в ноябрьскую ночь знаменитый крейсер. Это было действительно знамением свыше. К тому времени, когда кадет закончил запись и бросил бутылку в море, их оставалось лишь трое. Остальные или были принесены в жертву, или бросились в море ночью, прямо в объятья фосфоресцирующего чудовища. Куда уплыла «Аврора», осталось неизвестным. Возможно, все еще бороздит океан, а может статься, затонула, или прибилась к африканским берегам, или же, пройдя мыс Доброй Надежды, ушла в Индийский океан. Кто знает….
-В Бермуды ее унесло, чего там гадать.- высказался Титов, едва выговаривая заплетающимся языком.
-Или в с-с-с-саргассово море, а там в-в-в-водоросли ее зацепили, да так и стоит там. Т-т-т-т-теперь уж не денется никуда…- вставил один из заик Савельевых.
-А может, вознеслась прямо на небо, - пискнул невпопад долговязый как жердь Нечипоренко и умолк, покраснев.
Антону явственно почудился призрак старого корабля, безмолвный, безжизненный, все еще бороздящий мировой океан, покинутый и зловещий, как «Летучий Голландец». И лишь киты удивляются безлюдному металлическому созданию, держащему курс в никуда. Для «Авроры», несмотря на название корабля, рассвет уже никогда не наступит, и крейсер все так же будет плыть куда-то, увлекаемый течениями, объятый сомнениями и мраком хаоса. Какая горькая ирония…
-Хороший был корабль, стоять бы ему да стоять. – протянул Русинов, аналитик из ФСБ, поправляя очки в тоненькой металлической интеллигентной оправе. - Такой красавец был… Еще бы немного, и Финский залив льдом бы затянуло , не уплыли б никуда. Льды ежели встанут, то тут уж никуда не денешься…
-Ох , да; со льдом беда. Каждую зиму кошмар с ним. – протянул жалостливо Осипенко.
-Разве у вас Нева полностью замерзает? - спросил Антон.
-А как же… Каждую зиму морозы, чай, не Италия у нас. В декабре, как зима установится, образуется сплошной лед, по которому шатуны и перебираются между островами. Мигрируют. Сущая напасть со льдом этим! Мы и из пушки калориферной его плавим, и взрывчаткой колем, и брансбойтами подаем горячую воду. А он снова нарастает, проклятый. Хоть и тонкий, зимы уж не такие, как раньше, но все равно, нарастет, собака… Так что, зимой у нас тут не соскучишься… Правда, прошлой зимой теплая была зима – мертвяки постоянно пытались к нам перебраться, да лед тонкий был, проваливались постоянно под воду и камнем вниз шли, даже не барахтались…. - протянул Осипенко, горестно тряся головой. Перхоть сыпалась из его всклокоченных волос прямо в чай, но он не замечал этого, продолжая по-бараньи трястись.
-Да, парень. Зря ты на Стрелку к нам приплыл. Глупо, очень глупо. Плыви обратно, пока можешь. – заметил кто-то справа.
-Не могу я обратно. Нет мне туда пути.- пробормотал Антон еле слышно.
-Случилось у тебя там что? Конфликт что ли какой вышел? – расспрашивал Макаров.
-Да отстаньте от парня. Не хочет он рассказывать. Чего пристали? – сердито вступился Димка.
-Любопытно ведь. Чай, не каждый день к нам новые люди попадают…
Антон уже не отвечал. Им овладело пьяное безразличие и равнодушие ко всему. Глаза начали слипаться. Гамов снова начал разливать самогон. Кажется, это была вторая бутыль. Становилось все шумнее.
-Так, пьянку прекратить! Достаточно вам на сегодня, - прорезался сквозь говор и клубы дыма голос Комбата. Он встал, забрал с собой бутыль и вышел. Сразу за ним поднялся и Барин.
Как только начальство вышло из радиоузла, народ недовольно загалдел.
-Блин, жалко ему что ли? Каждый раз кайф обламывает…
-Траву, и ту запрещают курить. Это ж не наркотик, баловство одно! «Беломор» уже поперек горла стоит!
-Сами небось раздавят все, что осталось…
Народ говорил все громче и громче. Антону все же налили снова, однако он оттолкнул стакан. Было более чем достаточно.

Макаров рассказывал Гамову с Горячевым что-то из своих прошлых любовных похождений. Оба, поблескивая масляно глазками, внимательно слушали его, вставлял изредка ядреные комментарии. Димка, ушедший на диванчик, что-то наигрывал на гитаре, мурлыча себе под нос. Данишевич добродушно щурился, слушая, казалось, одновременно сразу всех. Шаповалов с Борисовым и Штерном продолжали оживленно спорить. Антон слышал лишь отдельные слова. Что-то снова Шаповалов кричал про детей, плакал пьяными слезами, но смысла было не разобрать. Остальные курили и играли в карты в переводного. О Заячьем острове уже не упоминали. Каждый мучил и разжигал произошедшее внутри себя, молча.

Внезапно все стихло. В радиорубку вбежала девочка, одна из эвакуированных. Лет восьми-девяти, в легком летнем платьице с вышитыми бутонами роз, с накинутой на него поверх джинсовой курточкой. В руках она держала вверх ногами тряпичную куклу. С непосредственным любопытством, не проявляя стеснения, она принялась разглядывать людей.

Шум сразу стих. Все уставились на девочку. Она казалась сверхъестественным существом, чем-то из старого, позабытого мира, сильно контрастируя с безумием и, отчаянием, наполнявшим комнату и так нелепа была в своем платьице в накуренной тесной радиорубке, в которой из-за табачного тумана было плохо видно сидевших напротив людей, что показалась распаленным нетрезвым мужикам галлюцинацией.

Почти сразу вслед за девочкой в упавшую, как занавес, тишину комнаты, вошла женщина, видимо, ее мать. Миловидная блондинка средних лет. Впрочем, красавицами теперь считались все женщины без исключения. Заплаканные глаза, потеки туши, джинсовый костюм. Она мельком взглянула на собрание, нахмурилась, видимо, из-за табачного дыма и алкоголя, и, ухватив девочку за руку, вышла с ней из радиоузла.
-Пойдем, Светочка. Видишь, дяди курят сидят. Давай лучше книжку с тобой почитаем…
Дверь за ними захлопнулась. Народ не сразу, но отошел от внезапного потрясения. Начали переговариваться.
-В карантин бы их надо… Заболеют у нас… Чего Комбат думает?
-Какой у нас карантин? Откуда? Тут не «Циолковский»…
-На Петропавловке-то они не заболели. Может, иммунитет у них?
-Дай-то Бог… Хоть этих бы детей сохранить…
Все замолчали. Разговор больше не клеился. Да и время было позднее. Народ мал помалу потянулся в казарму.

Антон огляделся – Димки видно не было. Когда и куда он вышел, Антон не заметил. Антон поднялся и вышел в пустой коридор. Напротив тянулись вправо и влево дверные проемы с высаженными дверьми – все напоминало о том, что База располагалась в жилом доме. Шикарные элитные квартиры пустовали, или же были забиты немудреным скарбом. Постоял, огляделся и, махнув рукой, на ватных ногах спустился на второй этаж, в казарму.
В просторной казарме, погруженной в полумрак, Антон добрался до свой койки, забрался на второй ярус и повалился на спину, бездумно разглядывая пыльный потолок казармы, обтянутый паутиной.
В помещении стоял густой застоявшийся запах пота, сапог, табака и слабо отдавало хлоркой, которую добавляли в воду при мытье полов. Сигаретный перегар был повсюду. Вентиляция не справлялась с дымом, глубоко въевшимся в стены Базы.
Протопали сапоги- кто еще зашел в казарму. Затрещали пружины койки. В дальнем углу кто-то оживленно бубнил. Гамов, наверное. Любит он на ночь анекдоты травить. Как с гуся вода, лениво думал Антон сквозь овладевавшее им оцепенение. Сегодня погиб гарнизон на Петропавловке, но ему, похоже, хоть бы хны... Откуда берутся такие равнодушные к чужому горю? Раздался приглушенный взрыв смеха. Ну да, все правильно, Гамов на пару с Горячевым опять травил свои пошлые байки. Антон не переносил Гамова за пошлый казарменный юмор, но приходилось мириться с его соседством.

Снова затопали. На этот раз сразу несколько человек. Раздался зычный голос Барина.
-Все, народ. Отбой. Подъем как обычно. Караульные - сегодня ночью в четыре часа смена.
Кто-то заворчал, жалуясь на ливень и ветер.
-Разговорчики! - Барин прикрикнул на жалующихся.- Комбат сказал – дежурство на Стрелке будет продолжаться до утра. Начиная с полудня, патрульные будут как всегда обходить весь периметр. Борисов, Горячев- по расписанию вы на ночном дежурстве.
Приглушенные охи-вздохи продолжались. Очевидно, это стонали ночные караульные, предвкушавшие наблюдение на лужайке за Невой. Да, им придется несладко… Зряшный труд, больше с Петропавловки уже никто не приплывет, там нет никого, кроме мертвецов…
Пришел Димка, наскоро разделся и расстелил постель внизу, под Антоном. Очевидно, он решил, что Антон уже уснул, поскольку не стал его беспокоить.
Несмотря на выпитое, многие долго не засыпали. То ли мало выпили, то ли слишком уж разбередили старые душевные раны разговорами. Долгое время на жестких койках ворочались и крякали бойцы, скрипя разбитыми пружинами. Кашляли, словно туберкулезные, хотя больных в лагере не было; Комбат внимательно следил за здоровьем людей.

А потом вдруг мощно, как трактор, захрапел Барин. Он даже храпел важно, не зря его так прозвали. Барина растолкали; он проснулся, поперхнувшись храпом, но через несколько минут снова принялся жалобно посапывать, словно бы проявляя недовольство, затем все увереннее, набирая силу и мощь, смело заявляя о своих правах. И вновь не сдерживаемый, могучий мужицкий храп принялся раздирать ему глотку. Храп был бичом Базы, помимо редких вспышек педикулеза и несвежих портянок.
-Да заткните ему пасть, наконец! – раздался громкий свистящий шепот. Кто-то встал, начал возиться у койки Барина. Тот снова проснулся, сдавленно заматерился. Босые ступни прошлепали обратно к своей койке. Натружено заскрипели пружины. Барин повернулся на бок и принялся долго и протяжно вздыхать. Тяжелое, свистящее, дыхание разносилось по всей казарме. Казалось, у Барина начинается астма.

Антон начал засыпать, но тут, как назло, громко топая сапогами, вошел Осипенко, дневальный, явившийся будить ночных караульных. Подойдя к койке Борисова, он начал его энергично тормошить. Тот упорно не хотел просыпаться. В темноте слышалось рассерженное бормотание Осипенко и мычание из-под одеяла.
-Так, Борисов! Отставить скулеж! Горячев, где ты там? – раздался вдруг в темноте четкий спокойный голос Комбата. Он, как всегда, все видел и все слышал. Вообще-то Комбат ночевал не в казарме, а в своей комнате на третьем этаже, была у него такая привилегия.
Не то чтобы он брезговал бойцами, нет. Были у него две собаки – одна больная сахарным диабетом старая немецкая овчарка, которой он обеспечивал индивидуальный уход и не хотел оставлять одну. В казарме ей места не было, и решил он поселиться в одной из пустующих комнат. Только ради своей старой собаки. Гамов поговаривал, что собаку тот любит куда больше бойцов и даже выделяет ей отдельную кровать в одной из комнат. Была у Комбата и еще одна овчарка, колли, тоже немолодая. Обеих он подобрал уже на Васильевке и очень привязался к питомцам.
Были ли правдивы утверждения Гамова, Антон не знал. В конце концов, он признавал право Комбата на собственную жилплощадь. Лично Антон давно привык ночевать в общей палате, так что вполне мирился с обществом остальных. Больше всего его поражала сверхъестественная способность Комбата неожиданно и бесшумно появляться там, где его не ждали. Было что-то в Комбате нечеловеческое. Странное...
Нытье прекратилось. Долговязый худой как дистрофик Борисов что-то сонно бормоча, встал, начал натягивать штаны. Завозился Горячев. Сменные ушли на караул, подталкиваемые Осипенко. Снова все затихло. Успокоились разбуженные бойцы. Пружины затихли. В темноте и тишине Антон и впал не то чтобы в сон, но в какую-то дремотную одеревенелость, как бывало у него при особенно сильной усталости. Не то спишь, не то дремлешь, не то бредишь. Лежишь, потея. Жарко, словно у тебя повышенная температура.

Внезапно почудилось Левченко, будто сознание его отделилось от тела, и он увидел самого себя со стороны, стоящим возле бетонной стены периметра и сторожко прислушивающимся к звукам с той стороны, приложив к холодной шероховатой поверхности ухо. И в какой-то момент он понял, что с той стороны что-то, в свою очередь, тоже прислушивается, обратившись в слух, замерев в неподвижной позе. И было это ощущение столь явственным, что чувствовалось буквально кожей.
Раздался странный тихий шорох, будто мелкая морская волна накатила на прибрежную гальку. Звук все усиливался, рос, его невозможно стало переносить, и он кинулся бежать назад, в башню. Черная каучуковая волна, поднявшись вровень с бетонкой, уже переливалась через нее, затопляя мостовые. Странная масса, так часто преследовавшая его в жутких снах, ползла вперед, укрывая черным тяжелым одеялом всё, что встречалось ей на пути. Сминала коробки домов, затопляла асфальт, поднимаясь все выше, вливаясь через выдавленные стекла в окна высотки. Гасли прожекторы на стенах, лампы в коридорах, и некому было поднять тревогу; все спали. Оставляя позади лишь чернильный хаос, масса текла вперед, заполняя собой все пустоты, наползая на тела спящих солдат, подчиняя все своей неумолимой воле. В какой-то момент Антон понял, что бежать некуда. И жаркая черная волна накрыла его с головой. Дышать стало нечем; он почувствовал, как расплавленная аспидная масса заливает его, и в самый последний момент, перед наступлением неизбежной развязки, он очнулся.

Полежал какое-то время на спине, успокаиваясь. Тихо, как мантру, шептал в рассветных сумерках Антон сокровенные слова, от которых приходит к нему спокойствие и чувствует он в себе силы жить дальше.
«Я – капля воды, путешествующая по Вселенной. Во мне отражается всё, что меня окружает, но я ничего не принимаю в себя, оставаясь такой же прозрачной, чистой и отстраненной…»

В проходе, бросая слабый отсвет в казарму, горит дежурная лампочка; светает, но очень слабо, неуверенно. Вой ветра прорывается сквозь толстые стеклопакеты. Стихия все еще бушует, понемногу ослабевая. Где-то там, в коридоре, переминается с ноги на ногу дневальный Осипенко, ему нельзя спать. Ночное одинокое стояние на тумбочке изнуряет. Заняться нечем, а спать нельзя ни в коем случае. Комбат любит проверять ночью посты. Наказание за сон на посту может быть довольно суровым - внеочередной наряд на материк. Но это не самое страшное. За действительно серьезные проступки полагается изгнание с Базы. Человек уходит с острова, и уже нет ему дороги назад. Были и такие случаи, как рассказывали Антону. Кто знает, что случилось с изгнанными? Вряд ли они живы. Может, прибились к какой-нибудь банде; отморозков в окрестностях хватает даже сейчас. Хотя, на Базе говорят, что кое-где в Питере люди живут в своих домах, как прежде. Самоубийцы…

Глава III
Полынь

-Взвод, подъем!
Нет противнее команды на свете; ее ненавидят все, кому доводилось служить в армии.
Антон резко открыл глаза. Паутинный угол на потолке при свете хмурого утра был четко различим. Паутина колыхалась от слабого дуновения сквозняка. Но как ни всматривался Антон в сплетение пыльных нитей, самого паука он никогда не замечал…

Устав Базы, конечно, не столь суров, как в настоящей армии. Время , отведенное на одевание , никем не засекается. Строиться в проходе навытяжку так же необязательно. Тем не менее, каждый знает, что если он замешкается, останется спать в кровати или как либо еще выкажет свое неудовольствие и несогласие с заведенными порядками, будет иметь дело с Комбатом. На этом обычно неповиновение прекращается. Если ты болен- отправляйся в лазарет. Вообще-то там два блока, мужской и женский, но женский до сих пор пустовал. Хотя, теперь…

Казарма, обустроенная на месте шикарной четырехкомнатной квартиры, так и не смогла приобрести стопроцентный военный антураж. Стены и перекрытия комнат были разрушены, образовав одно большое помещение. Сквозь аскетичность военного уклада необоримо проглядывало былое великолепие. Тюремные нары с шерстяными одеялами, диковато смотрящиеся на фоне немыслимо дорогих итальянских тканевых обоев на стенах, которые решили не трогать. Кухонные алюминиевые кастрюли и миски с овсянкой, загромождающие итальянскую варочную панель, на которой некогда домохозяйками готовились замысловатые деликатесы с позабытыми названиями. Все еще работающее джакузи и постоянно засоренный сортир.
На южной стене казармы диковато смотрелся прямоугольник двери, ведущей на длинный закругленный пенал балкона. Смежные санузлы двух квартир объединены в один большой, с душевыми и умывальниками. Проточная вода прямо из Невы закачивалась мощным насосом в емкости, установленные в подвале, там вода очищалась химикалиями и подавалась наверх, попутно подогреваясь бойлером.

Кухню и небольшую столовую отгородили стеной из гипсокартона от остальной части казармы. Обычно там дежурил Павлушка. В его семнадцать лет он мало что знал и умел и прекрасно это осознавал. Стрелок из него был никудышный, разведчик еще худший. Он боялся кошмарного мира, от которого был отделен безопасной полосой воды. Покойный дядя научил его обращаться с радиостанцией, поскольку когда-то связистом. Но Павлушка еще и кашеварил, причем иногда вполне сносно.

Мужики вяло натянули майки, топая по коридору в санузел. Мыться, бриться. Гамов, конечно, выпил больше остальных, и сверкал небритой опухшей физиономией. Да и остальные выглядели ненамного лучше.
На сегодня Комбат поставил Антона с Димкой в обход периметра с полудня. В казарме снова остался дневалить Осипенко, всю неделю жаловавшийся на мозоли на ногах. Комбат не разрешил ему одевать кроссовки, поэтому он мучился, ходя в армейских сапогах. Сегодня Остапенко будет намывать полы.

Левченко, сонно зевая во весь рот, прошлепал по коридору в санузел. Как всегда, Димка подкрался к нему сзади и указательными пальцами ткнул между ребер справа и слева. Антон дернулся, окончательно просыпаясь.
-Тебе не надоело еще? – отмахнулся Антон.
-Тоха, чего грустный такой?
-Напряженность в мире угнетает. –огрызнулся Левченко.
Димка заржал.
-Ничего, в караул сходим, как рукой снимет. Четыре часа, и гуляй, чувак!

Рост у Антона хороший. Каждый раз ему приходилось низко нагибаться над раковиной, чтобы рассмотреть в небольшое зеркало над умывальником свою физиономию. Лицо, все еще сохранившее, как ему казалось, юношескую свежесть. Соломенные всклокоченные вихры. Маленький шрам над правой бровью – ударился о лед на катке еще в детстве. Серые глаза, как всегда, таращатся немного растерянно и удивленно. Редкие веснушки кое –где… Выскакивают каждую весну… Упрямо сжатая тонкая полоска рта… Ямочка на подбородке.. У отца вообще подбородок был разделен почти что пополам . Он говорил сыну, что ямка передается через поколение. Вот у моих внуков такая же будет, как у меня, а у тебя, Антошка, вообще не будет.. Однако, появилась и у него и с годами стала заметной, вдалась в подбородок, однако, бриться особо не мешала. Да и зарастал Антон щетиной медленно, участками, как некоторые блондины. Антону вдруг захотелось по старой детской привычке оттянуть нижние веки, чтобы заглянуть под них, но все же, он удержался. Критически оглядев свою заспанную физиономию, Антон решил, что сегодня можно не бриться.

Несмотря на то, что была и горячая вода, кто-то с красноречивым уханьем и кряканьем плескался в душе. Кажется, Русинов. Местный морж, закаленный. Антон знал, что мало кто отваживался принимать ледяной душ. Таких людей на Стрелке было лишь четверо- Комбат, Барин, Русинов и сам Антон, получивший за время островной жизни хорошую северную закалку, пригодившуюся впоследствии.

На кухне в белом длинном поварском колпаке, выглядевшем на нем крайне нелепо, кашеварил Павлушка. Он зачерпывал овсянку поварешкой, плюхал в миски и подавал подходившим солдатам. Паренек стоял красный как рак. Это и было понятно - женщины смущали его, он не знал, как себя с ними вести. За свою короткую жизнь он не успел выработать для себя практический опыт поведения с противоположным полом и смотрел на беженок, смущаясь, но с явным любопытством, как на диковинных существ.
Наконец, к его кастрюлям подошли женщины с детьми. Очередь позади них возбужденно зашушукалась, солдаты принялись усиленно подмигивать друг другу, толкать локтями друг друга, отпускать сальные шуточки, не отрывая взглядов от женщин. Те тоже не знали, куда деваться от смущения, как и Павлуша. Нежданно-негаданно они стали центром всеобщего внимания.
-Красивые… - со вздохом протянул Димка, заглядевшись на их худенькие фигурки.
-Да, симпатичные, - подтвердил Антон. - И грустные очень…
-Еще бы. Вчера мужей поубивало.. Конечно тоскуют. Как бы с собой чего-нибудь не сделали…
Три женщины были средних лет, одна помоложе, лет двадцать. Еще одна подросток и остальные дети.

Визг в столовой- явление вообще непривычное. Детей не Базе никогда не было.
Вчерашний мальчик носился по столовой, сжимая бумажный самолетик в руке. Он представлял себя летчиком. Остальные беженцы сидели за столиками, медленно поедали овсянку, сваренную на воде, не отрывая глаза от тарелок, чувствуя на себе взгляды всех окружающих.
Антон смотрел на мальчика, отодвинув тарелку со стынувшей кашей, и вспоминал себя таким же пацаном. Он тоже когда-то мечтал быть летчиком. Правда, к начальной школе это увлечение прошло. Позже хотел стать военным, как и отец, потом загорелся строить дома. Да много кем хотел быть. В третьем классе, когда началось изучение иностранных языков, захотел выучиться на переводчика. Иностранные языки давались ему без труда, посещал даже факультатив по испанскому - думал поступать на факультет иностранных языков, да только не вышло…

После завтрака приятели спустились в оружейную, небольшую комнату с кодовым замком возле казармы. Все патрульные должны быть вооружены, хотя Стрелка и считается местом безопасным, но устав есть устав, с Комбатом не поспоришь.
Барин, возившийся с какой-то античной двустволкой, выдал друзьям два карабина ДТ, два рожка к ним и две рации ближнего действия. Стандартный боекомплект караульных. Выход на связь каждые пятнадцать минут, обход периметра быстрым шагом.

Антон с Димкой, подняв вороты камуфляжных курток, вышли на Университетскую набережную. Ветер был сильный, но ливень закончился, оставив после себя лишь морось. Неву еще штормило, но набережные уже не заливало. Свинцовые тучи, обложившие небо, еле-еле ползли к северо-западу, низко нависнув над мрачным серым городом.
Холод стоял такой, что, несмотря на конец июня, без теплых курток в караул не выходили. Сидеть с простудой в лазарете не хотел никто. Слишком уж там было уныло и одиноко. Начальник медчасти, Данишевич, патологоанатом по основной профессии, фигура слишком уж интровертная, чтобы находить удовольствие в общении с ним. Все они люди хоть отчасти странные и нелюдимые, и Данишевич не был исключением.

Периметр теперь небольшой – с запада он ограничивался Съездовской и Первой линиями, с севера-набережной Макарова начиная от разрушенного моста. Раньше ограждения стояли на Восьмой и Девятой Линиях, за метро Василеостровская, но не удержали периметр. После особенно неистовой атаки шатунов с запада, пришлось отступить, неся большие потери. Теперь все, что осталось от цивилизации на Васильевском острове это небольшой огороженный трехметровой стеной кусок суши, удивительно напоминающий по форме женскую грудь. Тоже своеобразная издевка – женщины в новом мире не прижились…

Антон по привычке сразу развил быстрый шаг, выйдя на мостовую. Димка остановил напарника, ухватив за рукав куртки.
-Стой, Тоха! Куда разогнался? Спешить некуда… Обожди. Курить охота… - добавил он, доставая сигаретную пачку.
Васильев чиркнул негаснущей на ветру трофейной зажигалкой, закурил, и парни продолжили обход периметра. Шли неспеша, оглядывая пустые щербатые дома, искоса кидая взгляды на Адмиралтейский комплекс. На набережной все еще оставались неразобранные пулеметные гнезда. Теперь в них не было смысла, но на всякий случай, позиции для стрельбы оставили.
-Закуришь? – спросил Димка, затягиваясь и привычно щурясь от сигаретного дыма. Вокруг его глаз, несмотря на молодой возраст, уже залегла различимая сетка морщинок.
-Обойдусь. Порти себе легкие в одиночку. – мотнул Антон головой после некоторого колебания.
-Ну и правильно… Между прочим, ты видал когда-нибудь такие карабины, как у нас? И не увидишь. Экспериментальная модель. Комбат говорит, разработали перед самым мором. Дизайн и калибр передрали с бельгийского аналога. Те у себя такие же автоматы применяли, когда штурмовали здание Европейского Парламента в тридцать первом году. Если помнишь, тогда евродепутатов в заложники взяли. Только о том, что террористов разрывными пулями расстреливали, в прессе ничего не упоминали. А «ДТ» это наша разработка на основе их оружия, и тоже под натовский патрон 5,56. Видимо, у нас посчитали, что 7,62 это уже чересчур. Хорошая штурмовая винтовка, штык-нож в комплекте. Дальность действительного огня пятьсот метров. Вообще-то, разрывные пули запрещены, однако, военные решили иметь под рукой такую винтовку на особый случай. Но у нас в спецвойска она так и не попала. Говорят, только охрана президента такие начала носить. А Комбату разрешили для проведения спецоперации на острове. И не только ему, кстати. Вещь! – он любовно похлопал по стволу автомата. - Вот только не хотелось бы сейчас наткнуться на кого-то, вооруженного такой же убойной штукой. По крайней мере, лучше, если он будет на нашей стороне. Одна пуля шатуну в голову, и нет проблемы. А если в туловище попадешь, хрен его остановишь! Прут, как черти. Дыру проделаешь, да все равно прет на тебя, как танк. Нет, им только в голову бить. И лучше не промахиваться! Ишь, бегают, твари… - едко процедил Димка сквозь зубы, кивнув на мертвяков по ту сторону реки.

Антон пригляделся. Две голые по пояс фигурки бесцельно носились по пустой набережной туда-сюда, словно занимались пробежками.
-Спортсмены! – Димка коротко хохотнул. – А попробуй, подойди без оружия. На британский флаг порвут голыми руками! Мы, конечно, численность их все время снижаем своими силами, всех не перестреляешь. Патронов, опять же, не так много. Да и не опасны они нам. Пусть бегают. Авось, сами издохнут.
-А если вдруг Нева обмелеет?
-Если бы да кабы… Не должна бы, глубина-то приличная. Если мелеть начнет, будем думать. Откуда они прут только, сволочи… Лезут и лезут.. Уж думали, выкосили всех в городе, а тут они на Петропавловку полезли… Слышал, Комбат собирается отряд на Заячий выслать? Территорию нужно зачистить, и погибших забрать... Если вообще найдут тела, в чем я сомневаюсь. Но выполнить долг нужно - сражались-то действительно как герои, правильно все сказал вчера Комбат…
-Похоронят в море?
Димка покосился на друга .
-Это тебе, брат, не Монте-Кристо. Книжек начитался, что ли? В морг привезут, места там много.
-Все-таки, когда-нибудь вакцину изобретут, как ты думаешь? Медицина же все может!
-Наш-то Данишевич, только и знает, что целыми днями в лаборатории сидеть. Вообще, он одним из первых начал изучать шатунов. И было это именно здесь, в Академии наук. Говорят, именно тогда он и начал заикаться. Так его впечатлили эти мертвяки. Странный он, хотя дело знает. Если что, может лекарство прописать. Только обращаться к нему не спешат, разве только совсем припрет. Тоже небось лекарство в лаборатории делает от чумы. Хавкин местный …
-Медицина… - Димка зло швырнул окурок себе под ноги. - Врачей уже не осталось. Кто тебе вакцину сделает? Многие пытались, и в Гамалеевском институте, и в Пастеровском, да толку-то… Вирус неизвестный, неземного происхождения, глубоко внедряется в геном, так и не смогли они эту проблему решить. Один процент людей выжил, остальные уже в лучшем мире. На Петропавловке две тысячи человек было! Две тысячи! А вчера сколько там человек воевало?! Горстка! Кто от болезней обычных умер, кто погиб во время вылазок в город, но большинство умерли от вируса. Никуда от него не денешься, косит всех. Но вот женщин и детей не любит особенно. Если лет шестнадцать хотя бы стукнуло, считай повезло. Взрослых вирус не так легко берет. А дети…

Димка вздохнул и замолчал. Антон посмотрел на него. Дима был коренным питерцем, всю жизнь прожил в городе и любил его беззаветно даже теперь, хотя Питер мало напоминал прежнего статного величественного красавца. Когда стало совсем туго, многие его знакомые ушли в Ржевский лесопарк. Большинство потом подалось в область, за КАД, осознав, что в лесопарке от шатунов не спрячешься, и затерялось в деревнях. Дима не смог уйти из городской черты. Сначала он забаррикадировал подъездную дверь, отказавшись уходить с острова. Как и Антон, он потерял и мать, и отца. Диме повезло - его подобрал Комбат. Впрочем, сам он говорил, что неизвестно, что хуже- умереть от вируса или продолжать жить в новом, страшном мире. Осознавать, что человечество практически полностью вымерло, понимать, что надежды, по сути, уже нет…
Многие не выдерживали осознания мрачной действительности вокруг и сводили счеты с жизнью. Одного из самоубийц Димка вынул из петли. Он жил этажом ниже Васильева. Совершенно случайно Димка, вынужденный ходить по квартирам в поисках продуктов, наткнулся в прихожей на человека, повисшего в петле, и только что оттолкнувшего табуретку. Он знал мужчину лишь шапочно, здороваясь при случае, и даже не помнил фамилии. Кинувшись на кухню за ножом, Димка срезал веревку и освободил немолодого мужчину из петли. К сожалению, спасти его не удалось. Он ушел в мир иной вслед за женой и двумя детьми, не смог жить один. Таких примеров было огромное количество. А Васильев остался жить и каждый день спрашивал себя, сделал ли он правильный выбор. Впрочем, принять другое решение было никогда не поздно…

Внезапно зашумел мотор катера. Сзади, со стороны печально знаменитого Заячьего Острова пронесся, поднимая высокую волну, раскрашенный флуоресцентными красками, яркий катер. Стоявшие на его борту два человека в растаманских рубахах и тюбетейках, приветственно замахали руками. Димка приветственно махнул в ответ.
-Это еще кто такие? – Антон с недоумением проводил глазами размалеванный катер.
-Растаманы. Живут на Ладоге, на острове Коневец, там у них община. Траву растят и продают в Кронштадт, тамошним дезертирам. Они им траву, а те взамен оружие. Говорят, даже с Новгородом торгуют; оружие всем им нужно.
-На Кронштадте действительно войск не осталось?
-Были, да всплыли. – зло бросил Димка. - Теперь там дезертиры, воры и прочая шушера. Сбилась шайка-лейка, живут как-то. Всё в тартарары летит! Вот Москва, опять же: ушли все из нее. У них же реактор Курчатовский грохнул; западная часть города вообще опустела. Какое-то время люди жили там в восточных районах, потом город совсем опустел. Жить невмоготу стало. Теперь это мертвый город, одни мертвяки и бродят. А что у моря творится, я и сам не знаю. Давно мы с побережьем не связывались. Не знаю, что там…
Помолчали. Катер давно унесся прочь, прорезая разноцветной стрелой пенную Неву, а в воздухе еще улавливался слабый запах керосина.
-Ну а если все-таки придется уйти с Васильевки? Куда ты подашься? – спросил Антон.
Димка хмуро посмотрел на него, доставая на ходу вторую сигарету.
-Типун тебе на язык! Никуда я уходить не собираюсь. Я в Питере до последнего буду. Есть еще на Бахаревке гарнизон. Но это далеко на юге, в лесах. Туда тоже можно податься. А где еще люди есть, теперь уже не знаю... Ну, Кронштадт и Коневец уже не в счет…

Они дошли до поворота направо. Прямо по курсу возвышалась величественная стена, наспех сложенная из пенно- и шлакоблоков, тянувшаяся монолитом на север. Ни ветер, ни дождь, ни снег пока не нанесли ей существенного ущерба. Времени прошло еще слишком мало, не тот срок.
Постояли перед бетонкой, прислушиваясь. За стеной было тихо, с другой стороны не доносилось ни звука. Антон не без внутреннего содрогания разглядывал ограждение, пытаясь представить, от чего люди отгораживались бетонным сооружением высотой в три с половиной метра. Впрочем, кое-что он уже видел…
Внезапно с той стороны им навстречу рванулся порыв восточного ветра. Вновь Антону почудилось, что пахнуло на него сладковатым трупным запахом из-за стены, словно разлагался свежий мертвец, и еще чем-то тошнотворным потянуло, гнилостным, непередаваемо отвратительным, с примесью какого-то химического запаха. Помимо воли, воображение его тянулось туда, за шероховатую преграду, разделявшую оба мира. Побродить по улицам Васильевского острова, посмотреть, во что он превратился, проникнуть сквозь вентиляционные шахты в метро, глянуть , что за существа обитают там теперь...
Ожила Димкина рация.
-Седьмой, седьмой! Почему не выходите на связь? – послышался искаженный голос Барина.
-Первый, первый! - Димка нехотя ответил.- Я седьмой. Все нормально. Нечего докладывать.
-Седьмой, отвечайте по уставу! – Барин начал злиться.
-Первый! За время несения караула нарушений периметра и других происшествий не выявлено!
-Васильев, я тебе сколько раз говорил, по уставу надо отвечать! Ты где находишься?
-Есть отвечать по уставу, первый! - Димка покраснел от раздражения. -Конец связи. Через пятнадцать минут выходи на связь сам! – буркнул Барин и отключился.
-Натурально, армия! Кому он нужен, устав этот! – бросил досадливо Димка. – Ладно, топаем дальше.
Они зашагали по Съездовской линии, поднимаясь вверх. Бетонка все тянулась и тянулась слева. Димка поглядывал на Антона.
-Что вас в город-то потянуло? Жили себе на острове, сорок километров до берега. Тишь да благодать! Сидишь на земле, картошку растишь со свеклой, чего еще надо? Или острых ощущений захотелось?
-Мы думали, времени достаточно прошло, эпидемия закончилась. - Потупился смущенно Антон. Он и сам чувствовал, насколько глупо это прозвучало, однако об истинной причине побега не решался рассказать Васильеву. –Думали, можно возвращаться на большую землю. Питер решили посмотреть заодно…
-Фермеры-дуралеи! - Димка сплюнул в сердцах.- Это кончится, когда все мы тут вымрем. Как динозавры! Вот и посмотрели! Это ж надо! На Невской Губе причалить! Как там вас мертвяки живьем не съели! Удивительно! Никуда с острова сниматься нельзя было!
-Ладно, проехали… - буркнул Левченко.
-Надо было головой думать, а не ж… Ладно, что уж теперь. Назад ты не поплывешь. Комбат горючки не даст. Ты вот чем думал? Двадцать два года, а все как ребенок...
Димка был ненамного старше, но мог себе позволить такое замечание. Он был опытным бойцом, закаленным суровой жизнью на Стрелке.
-Или в самом деле, произошло у тебя там что-то на острове, отчего ты решил сбежать?

Антон решил переменить тему.
-Вы сами взрывали дома по ту сторону? – он кивнул на бетонку.
-Ну а кто еще? Мы стену поставили на Съездовской, решили, что все, защита полная. Так шатуны стали перебираться с верхних этажей домов. Прыгали сверху на стену, и с нее прямо сюда соскакивали, внутрь периметра! Мы и решили себя обезопасить.
Да чего тут только не было! Когда стену соорудили, оказалось, что не всех здоровых эвакуировали. Были там еще люди, мимо которых мы прошли, не заметив; по всем квартирам пройти было невозможно. Так они потом стену снаружи долбили. Можешь себе представить? Нашли где-то «КВМ», или «Витязя», уж не знаю что именно, и принялись тараном стену ломать! Вот это дело было! Тогда у нас еще не ходили всю ночь патрули, на вахте стоял один паренек, тоже из местных, как и я. Жил раньше на Шевченко. Не хотел его в отряд Комбат брать. Как только увидел его локтевые сгибы, сразу перекосило всего. Говорит, шел бы ты парень, куда подальше. Но парень просил его слезно, говорил, что с наркотой завяжет раз и навсегда, поверил ему старшой, взял на Базу. Да только он колоться продолжал и на Стрелке. И той ночью здорово вмазался. Глюки у него пошли конкретные, когда он заметил, что кто-то таранит стену с другой стороны. Не долго думая, он кинул пару гранат через стену. Потом говорил, что был уверен, будто с той стороны бетонки ломились мертвяки, хотел их остановить… В общем, взрывы услышали, конечно, прибежали, да уж поздно было. Таранить перестали. Парня в карцер посадили, у него ломка началась, буйный сделался, и на следующий день по приказанию Комбата посадили его на катер и высадили на Адмиралтейской стороне. С тех пор периметр постоянно обходят двое караульных. Толщина периметра полметра, между прочим. Вон то место.
Димка кивнул вперед и левее. Как раз в том месте, где шел перпендикулярно бетонке Средний проспект, виднелась небольшая выпуклость в стене, словно взрывом ее вспучило изнутри.
-Почти проломили! – с невольным восхищением протянул Васильев. - Мощная техника у них была!
-А если это действительно мертвяки были? – брякнул Левченко.
-Сплюнь лучше. Слава Богу, они еще не научились техникой управлять. Надеюсь, и не научатся никогда. Иначе, совсем нам туго будет… Слушай, Тоха! Ты человека вообще убивал? Хоть раз в жизни?
Антон поколебался мгновение, раздумывая, ответить правду Димке, или соврать. Потом понял, что тот все равно почувствует ложь.
-Нет, не ни разу не приходилось.
-Я так и думал. Как ты вообще до сих пор живой, не пойму никак… - Димка качал головой в недоумении. -Вообще-то это хорошо, что ты такой вот… неиспорченный. Я тоже был «зеленым» когда-то. Только знаешь, однажды придет момент, когда ты вынужден будешь убить, чтобы выжить. Или ты, или тебя. Другого не дано. И я очень надеюсь, что ты не будешь колебаться и тратить драгоценное время на сомнения, не дрогнешь и защитишь свою жизнь, а может, и жизнь кого-то рядом с тобой. Когда-нибудь наступит такой момент, поверь мне.

Наконец, их смена в карауле закончилась, они поднялись по лестницам наверх, прошли мимо приоткрытой двери одной из квартир, занимаемых беженцами. Из-за двери доносился мужской голос, на чем-то настаивавший. Антон узнал голос Макарова.
-Ну что ты как девочка, ей богу! Ну давай! Чего ты ломаешься-то?
Женский голос отвечал что-то приглушенно. Слов было не разобрать.
-Из-за баб теперь передерутся, кобели, - прокомментировал Дима. – Кстати, ты слышал? Сегодня или завтра на «Циолковского» их всех заберут. Там у них карантин, и вообще все условия. Давно бы их туда надо было эвакуировать, да петропавловцы уперлись рогом. Не отпустим, дескать, да и сами жены не хотели мужей бросать. А теперь уж полюбому их наверх заберут, на станцию. Может, и к лучшему это…
Барин уже ждал в оружейной, поглядывая на часы. Едва приятели зашли в комнату, он накинулся на Дмитрия.
-Допрыгаешься, Васильев! Нарядов вне очереди давно не получал?
-Ладно вам, дядь Петь…
-Так. Оружие и рации сдайте.
Оба протянули боекомплекты. Барин что-то черкнул в ведомости. Поставил оружие в стойку. Вздохнул с укором.
-Эх, Васильев, Васильев! Не будь ты мой земляк… Комбат только что заходил. Дуйте оба к нему в радиоузел. Срочно. – прибавил он со значением.
-Есть, дядь Петь! – козырнул Димка, полушутливо вытягиваясь по стойке «смирно».
-Попадешь ты когда-нибудь в пекло, Васильев, - пообещал Барин. – Непутевый ты, шебутной. Дисциплины маловато… Свободны.
Переглядываясь, Димка с Антоном поднялись в радиоузел. Если Комбат вызывал обоих, это значило одно из двух – или выговор за плохое несение службы, либо… И это «либо» Димке совершенно не нравилось. Разглядывая веснушчатую наивную физиономию друга, Васильев немного позавидовал его наивности.

В радиоузле сидели Павлушка у радиоприемника и Комбат. Пили чай, что-то оживленно обсуждая. Едва Антон с Димой вошли, разговор резко оборвался. Комбат тяжело полоснул взглядом из-под набрякших бровей и кивнул на скамью у стола.
-Садитесь.
Они осторожно присели. Васильев пытливо изучал насупленное лицо Комбата. Разведка? Если да, то куда?

Комбат достал из внутреннего кармана куртки сложенную вчетверо потрепанную карту.
Павлушка подошел ближе, с любопытством рассматривая ее. Он нависал за плечом Михаила Степановича, шумно сопя заложенным носом. Тот недовольно поднял глаза вверх.
-Сядь, Павел. Не люблю, когда за спиной стоят.
-Трофейная? – полюбопытствовал Антон.
-Ага. Шаповалов из разведки принес. Копался в домах на севере, в Выборгском районе, и среди прочего наткнулся на это. Черт его туда дернул залезть… Но карта интересная. Старая, военная.
Сегодня утром с «Циолковского» прислали радиосообщение. Вы знаете, что на Бахаревской РЛС существует контур управления недавно запущенным в эксплуатацию спутником разведки. Он ведет непрерывное наблюдение за всеми городами северного полушария, отслеживает там передвижения людей... и нелюдей тоже. Изучает, где еще остались поселения неинфицированных. В общем, спутник засек перемещения людей в квадрате В-16, вот здесь. – он ткнул пальцем в карту. Скорее всего, в этом квадрате расположена еще одна база наподобие нашей. Небольшие группы людей замечены на Софийской площади и прилегающих улицах. Цель и смысл их действий остается загадкой. На площади находится здание Института Эпидемиологии, кстати, что само по себе любопытно. В общем, черт знает, как это понимать…
Очень возможно, - Комбат сделал ударение на слове «возможно», - что это медики, работавшие раньше в институте и пережившие пандемию. К сожалению, эту точку выявили только сейчас, много времени упущено, но сейчас нужно узнать, что это за люди. Установить с ними контакт. Не думаю, что они представляют угрозу для нас. Тем не менее, осторожность никогда не бывает лишней.
В-общем, так. Ставлю боевую задачу. Васильев - он кивнул Диме, и ты, Левченко, он мельком взглянул на Антона, - отправитесь завтра в семь ноль-ноль на БРДМ в означенный квадрат. Машина на ходу, уже починили. Даже пулемет поставили. Доберетесь до площади, войдете в здание, произведете стандартную разведку. Установите контакт с выжившими. Шатунов на юге, вроде, мало. Должны добраться без особых проблем. Не рисковать понапрасну, под пули не лезть, с шатунами без необходимости не связываться. Оцените обстановку, Петр Николаевич выдаст вам рации, боекомплект и паек на всякий случай. Доложите обстановку с места, когда доберетесь. Все ясно?
Парни с готовностью кивнули.
-Ну и хорошо, раз понятно. Только я тебя прошу, Дмитрий, - Комбат подбавил проникновенности в голос. – Без самодеятельности. По-быстрому проведите разведку, выясните ситуацию и сразу назад. БРДМ, конечно, хорошо защищен, плюс пулемет, но ты сам понимаешь… Пара часов в одну сторону, столько же в другую, и там сколько-то провозиться… Поскольку я тебя знаю, говорю еще раз – не задерживайтесь там. Назначаю тебя старшим группы. Отвечаешь за операцию. Дело важное и очень нужное. Не подкачайте... Да, водителем даю вам Щербака. – Димка чуть заметно скривился при упоминании его фамилии. - Он парень грамотный, в пекло не полезет. Так что... давайте, ребята.
Димка снова щеголевато, неуловимо дерзко козырнул.
-Балда! - Комбат глянул недовольно. - Честь отдают, только если головной убор надет. Сколько ж тебя еще учить надо, Васильев? Все, свободны.

Ребята вышли, направились по коридору в казарму.
-Ну, чего думаешь, Антоха? Комбат решил тебе боевое крещение устроить. Две недели, пора тебе обвыкаться здесь!
-А что это за институт такой?
-Сам толком не знаю. Слышал только, что на Софийке стоит новый, суперсовременный медицинский комплекс. Вот еще одни дармоеды: сидели, изучали чего-то в институте своем, а смыслу ноль? Ничего, завтра разведаем, что там к чему…
Антона так взбудоражило полученное задание, что в этот день он больше не мог ни о чем другом думать. Он ходил за другом по пятам и изводил его пытливыми расспросами, на которые тот большей частью не отвечал – дескать, сам все увидишь.

После обеда большая часть солдат потопала знакомиться с беженками. Друзья пошли в казарму. Как ни слал Димка друга вместе с остальными, тот так и не пошел. Шутливые увещевания Димки насчет того, что Антон рискует умереть девственником, не возымели должного эффекта. Антон смущался, но упорно не шел.
Пользуясь установившейся тишиной в казарме, Димка открыл какую-то потрепанную старую книжку и завалился на нижнюю койку. Он, как всегда, лежал и читал, подсвечивая себе фонарем. Освещение на Базе было везде дерьмовое, читать без подсветки было невозможно. Антону лежать не хотелось. Что-то было болезненное в постоянном валянии на койке, впрочем, занятий у бойцов на базе было мало. Наряды, караулы, курилка в радиоузле да сидение в казарме. Теперь, конечно, ненадолго появились женщины. Антон хорошо помнил, что творилось из-за женщин на его острове. Мужчины устраивали поножовщину, жестокие, до смерти, рукопашные бои. Теперь и здесь начнется тоже самое. Видимо, и Димка не горел желанием участвовать в неизбежном дележе женщин, раз предпочел остаться в казарме, с книжкой.
-Что ты читаешь? – Антон с любопытством свесился вниз с верхнего яруса. Он впервые видел Васильева с книгой. Он читал, подсвечивая себе фонарем – в тусклом освещении казармы читать можно было только с дополнительной подсветкой.
-«Откровение Иоанна Богослова». – важно ответил Димка, не поднимая глаз от книжки.
Левченко показалось, что он ослышался.
-Не думал, что тебя на религию потянуло!
-Очень интересная книга. Я ее нашел в Академии Наук. Скуки ради начал читать, и вот никак до конца не дойду. Выходит, что Иоанн был пророком, как и Нострадамус. Много чего увидел и предсказал… Второе пришествие Христа, Страшный Суд, конец света…И упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику... Имя сей звезде полынь. Прямо так и говорится! Тут уж я понял, что книга толковая.
-Это я знаю. Только считается, что звезда Полынь это взрыв чернобыльского реактора в прошлом веке. – уверенно сказал Антон.
-Ну, это были цветочки по сравнению с тем, что сейчас творится. Имеется в виду окончательный конец света, который успешно наступил. Вот только как он мог это предугадать две тысячи лет тому назад?
-Такое описание можно применить к сотне событий прошлого, почему ты думаешь, что именно…
-Интересно, когда же будет второе пришествие? – задумчиво проговорил Димка. - Вроде Судный день уже был, дальше ведь некуда? Самое время ему появиться. Родился ли он вообще? Что это за человек?..

На метафизические темы Антону спорить не хотелось. Он слез с койки, поднялся на пятый этаж по лестнице, вошел в огромную пустую залу. Это был нежилой этаж – стены голые, закопченные старым жаром. Выбитые окна, сломанные двери. Когда-то и здесь жили бойцы Комбата – в первое время все заняли понравившиеся пустующие квартиры и обосновались в них, с удовольствием вживаясь в роскошный быт партийных шишек. Однако из-за неисправной проводки в первую же зиму здесь вспыхнул сильнейший пожар. Он бушевал сутки, перекинулся и на верхние этажи, протянув огненные щупальца по кабель-каналам наверх, пожирая все, что могло гореть. Возможно, все случилось из-за неисправного обогревателя, или же, причиной был простой бычок. Пламя затушили, но несколько этажей стали непригодны для проживания. Люди перебрались вниз, а на пятом этаже, объединив смежные балконы в один широкий, устроили снайперскую точку. Необходимости в этом не было, но Штерн любил здесь сидеть со своей оптической винтовкой. Отстреливать шатунов было его хобби. Именно это было основной причиной раздора между ним и Комбатом, не одобрявшего увлечение такого рода. Для Комбата стрельба без необходимости была занятием постыдным, негуманным и признаком моральной деградации. В конце концов, Штерн был хорошим снайпером, незаменимым во время вылазок. Комбат иногда брал его с собой, говорили даже, что Штерн спас жизнь Комбату меткой стрельбой, поэтому тот и закрывал глаза на это хобби.

Вот и сейчас снайпер, закрепив винтовку на перилах и удобно усевшись на раскладном стульчике, изучал Адмиралтейку в оптический прицел. Он столь внимательно разглядывал набережную, что заметил Антона лишь когда тот подошел вплотную. Штерн вздрогнул, зыркнул недовольно на парня.
-Черт! Напугал! Чего ходишь так тихо?
-Призраков распугиваю. – продерзил Левченко, которого по непонятной причине с самого утра разбирало зло.
-Это ты, брат, рано на охоту вышел. После полуночи здесь много духов шатается на верхних этажах. Был у нас паренек, вроде тебя, все бродил ночами наверху , призраков умерших видел, якобы. Контакт пытался установить. А потом хабах и вывалился из окна. То ли случайно, то ли нарочно руки на себя наложил, поди теперь разбери. Так что ты запомни, парень – чем пристальнее вглядываешься в бездну, тем внимательнее она смотрит на тебя… Сначала шутки ради себя тешишь, и не заметишь, как пучина засосет. Чего доброго, и в самом деле начнешь духов видеть. Ты уверен, что выдержишь такое? Завязывай с этим, тут и так чертовщины хватает. Кстати, хочешь из снайперки пальнуть? Я сегодня добрый.
-Нет, спасибо. Шатунов валить это ваше дело. – буркнул Антон исподлобья.
-Зря не хочешь, для тренировки полезно. У стрелка, если он постоянно не тренируется, навык пропадает. Дело известное. Если хочешь оставаться на месте, нужно быстро идти вперед. А тут на другой стороне Невы- бесплатный тир каждый день. Или желаешь в воду зайти, да не вымокнуть? Шалишь, брат!
Заметив движение по ту сторону Невы, он быстро прильнул к окуляру.
-Вооон, бежит сволота… Шустрый какой, падла..
Он плавно нажал спуск. Винтовка с тихим шипением выплюнула пулю. Латунная гильза , звеня, упала на пол балкона.
-Еще один! – с удовлетворением произнес Штерн. – Готов, голубчик. Шестьсот двадцать третий. Сквозное в голову, чистая работа!
-Вы что, счет им ведете?
-Само собой. Любой снайпер зарубки делает. Я лично в уме запоминаю.
-Они вам во сне не снятся? – с едва заметной издевкой спросил Антон.
-Шел бы ты знаешь куда! Чего там снится! - Штерн снова оторвался от окуляра. - Это ж не люди! У них души уже нет. Я ж по людям не стреляю!
-А если вдруг обнаружится, что душа у них еще имеется, перестанете по ним палить?
-Душа? У этих зомби? Ты, парень, книг паршивых начитался. Так если рассуждать, вообще надо ложиться и помирать. Потому что с такой философией или с ума сойдешь, или сам себе пулю пустишь в висок. Если каждый раз перед тем, как курок спускать, об этом думать…
Он умолк, достал из кармана мятую пачку сигарет.
-Закуришь?
-Давайте. – помедлил Левченко.
Оба закурили. Антон не удержался, закашлялся. Штерн с любопытством разглядывал Антона.
-Чудные вы, островные. Девственники какие-то моральные. Курить, смотрю, не умеешь даже толком, разговорчики бестолковые травишь, как пацифист последний… Девушка-то у тебя была вообще или не успел?
Антон чуть покраснел, отводя глаза. Не любил он таких расспросов…
-Я вот успел в свое время нагуляться.. Мне ж тридцать шесть уже. Считай, свое отгулял. Тебе познакомиться надо с барышнями; есть там одна, Катя. Ну, теперь считай, без мужа. Познакомься с ней. А то так и не попробуешь это дело… Может, и успеешь. Заберут их скоро на «Циолковского», и кончится наша малина… Не увидим мы больше здесь женщин в Питере...
-Да слышал я, что их скоро увезут… А в этих все-таки не стреляйте без нужды. Вдруг у них и впрямь душа есть, и потом они к вам являться начнут ночами…
-Слушай, гуманист хренов! – взбеленился Штерн. - Иди-ка ты со своей придурошной философией к ядрене фене! Греби обратно на свой остров, и мозги людям не парь!
Антон вспыхнул, но ничего не ответил, и вышел из пустой залы. Штерн, видя что собеседник потерял к нему интерес, мгновенно отвлекся и вновь прильнул к оптическому прицелу, сощурившись…

После обеда Комбат отрядил шесть человек на Заячий остров, зачистить территорию: возглавил отряд он сам. У васильевцев было два огнемета, составивших костяк огневой мощи отряда. Остров, лежавший в руинах, к заходу солнца успешно зачистили, не понеся потерь в личном составе, вот только не смогли обнаружить ни одного павшего воина; от людей не осталось даже фрагментов тел. Что ж, этого и следовало ожидать. Ребята возвратились усталые, ощетинившиеся злобой. В глаза женщинам смотреть не решались, с ними поговорил лично Комбат.
Несмотря на распоряжение старшого, Гамов снова притащил бутыль спирта. Его развели, превратив в водку, и вместе с Горячевым они надрались до поросячьего визга. Дойдя до кондиции, они отправились в квартиры беженок - женщины занимали две просторных четырехкомнатных квартиры, с удобством разместившись в них вместе с детьми.
Неразлучная парочка повалила на кровать одну из женщин и попыталась ее изнасиловать. Антон не вникал в подробности, знал только, что оба незамедлительно отправились в карцер, причем расквашенные физиономии обоих указывали, что либо подрались они из-за женщин, и подрались как следует, на совесть, либо отделали их сами беженки. Впрочем, поделом…

[Отбой был в десять вечера, как всегда. И вновь Антону не спалось. И не только из-за предстоящей ему завтра экспедиции. Просто в последнее время он отчего-то спал все меньше и меньше. Иногда два-три часа, и этого вполне хватало. Сон пришел в тот момент, когда он решил, что уже не уснет и придется ворочаться всю ночь. И снова это был жуткий кошмарный сон.
Он увидел, что бетонный периметр Базы был прорван, и неисчислимые орды шатунов ворвались на ее территорию. И была это такая непреодолимая сила, что никакими усилиями эту реку инфицированных люди не могли остановить. Шатуны ворвались в Башню и завязалась рукопашная прямо в казарме. Оружия у мертвяков, конечно, не было. Они просто рвали людей на части голыми руками. Люди, отстреливаясь, поднимались все выше, пока не оказались на крыше Башни. Люки заперли ломами и скучились возле них. Крышки люков дрожали от колотивших в них снизу разъяренных тел. Было ясно, что долго крышки не продержатся. Антон отошел к самому краю, глянул вниз с высоты шестнадцати этажного дома. Голова резко закружилась. Внизу колыхалось целое море инфицированных, словно собравшихся на митинг; все вокруг башни было ими заполнено. Сзади раздался треск вырванной с мясом из петель крышки люка. Он не стал оборачиваться. Люди синхронно ударили из автоматов по шатунам. Антон не стал дожидаться неизбежного... И шагнул вниз, с крыши. Навстречу смерти, навстречу колыхавшемуся внизу морю больных истощенных оборванцев… Он проснулся во время затяжного полета, так и не достигнув земли…]



Глава IV
Разведка боем

-Эй, сони ленивые! Подъем! Шесть утра! – Хмельницкий по обыкновению, громко басил.
–Хмельницкий, хватить орать, ладно? – буркнул Димка. Он уже встал и одевался.
Антон глянул с верхнего яруса вниз. Общий подъем был в семь утра, все остальные еще спали.
-Что ж я могу поделать, если дикция у меня такая! – гудел громким шепотом Хмельницкий.
-Тогда вообще заткнись! – прошипел Димка.
-Давайте, парни. - Хмельницкий чуть сбавил тон. -Щербак уже давно встал.
-Не спится же ему… Маньяк… - Димка чертыхнулся.
Убедившись, что Антон проснулся, Хмельницкий протопал на тумбочку Кто-то заворочался в постели, разбуженный его громким басом.
Антон отчаянно зевал, разевая рот как кашалот.
-Чего ради он поднял нас так рано?
-Обычное дело. Разведка выезжает на место ни свет, ни заря. Комбат говорит- раньше начнешь, раньше кончишь. Все таки, путь неблизкий… Как настроение? Волнуешься?
Антон неопределенно пожал плечами.
-Есть немного…
-Правильно. – кивнул Васильев. - Мандраж перед выездом всегда есть. Это нормально. Посмотришь на город, ты же хотел достопримечательности увидеть!
Димка коротко хохотнул, накладывая себе половником овсяную кашу, не дожидаясь, пока подойдет кашевар, нарезавший что-то на разделочной доске.
-Блин, Павел! Картошки бы сварил. Достали уже твои каши. То сечка, то перловка, то овсянка. Нормального чего-нибудь мы от тебя дождемся?
-Каши очень полезны для кишечника. – ответил тот важно, с достоинством поправляя съехавший на бок колпак.
-Я скоро взвою как собака Баскервилей. Чтоб завтра картошки нажарил, усек? С мясом, самое главное! Тушенку открывай, хватит жлобиться!

Димка сел за столик, присоединившись к Антону, с отвращением зачерпнул ложку овсянки и сунул в рот, нехотя принявшись жевать. Посмотрел на Антона, с энтузиазмом уплетавшего кашу.
-Сразу видно, ты новенький. Кормили бы тебя каждый день на протяжении нескольких лет этой кашей, ты б на нее смотреть не мог. Я вот колбасу с собой взял. Хоть нормальной еды поедим в обед. Нашли мы тут один мясокомбинат, так там в морозилке килограммов сто колбасы хранилось.
-Неужели не испортилась?
-Представь себе, нет! Вернее, не всё испортилось. Они туда консерванты добавляли, чтобы срок годности увеличить. Большую часть пришлось выбросить, но было и кое-что съедобное. Это тебе не печенье из пайка, брат! Представь себе- колбаса, которая пролежала черт знает сколько времени при комнатной температуре и хоть бы хны! Без мясного тут тяжело… На Петропавловке скот был, нам тоже мясо привозили. Теперь и не знаю, откуда мясо будем брать нормальное…
Наскоро позавтракали, собрали свои вещи. Каждый взял с собой рюкзак с необходимым. Заспанный Барин выдал напарникам рации, боекомплекты, пайки и подробную карту Питера.
-Удачи, ребята. Левченко, во всем беспрекословно слушайся Васильева. Он опытный боец, так что держись его. Васильев, ты за главного. Если не будешь постоянно на связь выходить, на губу сядешь, учти. Мне твое разгильдяйство уже поперек горла встало!
-Понял, понял…- отмахнулся Димка. - Все будет в порядке.
-Почему Щербак был у меня полчаса назад? Почему тебя каждый раз надо ждать? И ты, Левченко…
-Дядь Петь! Все понятно…
-Ох, Васильев, Васильев…

Приятели спустилась на улицу, прошли по Университетской набережной к парому.
Летающий паром был построен еще лет двадцать назад для транспортировки через Неву наиболее тяжелых грузов, не предназначенных для транспортировки по мостам. Возвышался он огромной металлической буквой П между частично обрушенными Благовещенским и Дворцовым мостами, упираясь в проспект Декабристов. Деньги в строительство парома были вложены колоссальные, но использовался он редко, что вызвало бурю обвинений в коррупции и близорукости заказчиков строительства. Так или иначе, паром был построен, и сносить его, конечно, никто не собирался. Теперь , после пандемии, он стал единственным, хотя и не очень удобным, средством транспортной связи с Адмиралтейским островом. Других путей сообщения у «стрелочников» с другими острова не было, если не считать двух катеров, включая и тот, на котором приплыл Антон.
Щербак уже закатил БРДМ, окрашенный в зеленоватый пятнистый цвет, на грузовую платформу, и протирал тряпкой ветровое стекло машины, и без того идеально чистое.
Михайлов, пожилой механик, нетерпеливо переминался возле платформы. Завидев Левченко с Васильевым, он заволновался.
-Давайте, хлопцы! Сколько вас ждать!
И убежал в аппаратную.
-Опаздываете, голубки… - Щербак глянул на парочку мельком.
-Да пошел ты… – проворчал Димка, открывая дверцу БРДМ.
Он сел рядом с водителем на переднее сиденье. Антон примостился сзади, у пулеметной турели.
Раздалось гудение, лязгнула лебедка, платформа ожила и начала движение над рекой. Всего несколько минут, и платформа мягко стукнула о причал между Английской и Адмиралтейской набережными. Недолгая переправа через реку кончилась. БРДМ, тихо шурша покрышками, съехал с платформы, которая через минуту начала плавное движение обратно в сторону Васильевки.

Город безмолвствовал. Желто-серые опустевшие коробки домов скорбно мокли под затяжным питерским дождем – низко нависшие пепельные небеса оплакивали умирающее человечество. Однако, город не походил на гигантского поверженного великана, или на безжизненные древние руины. Нет, правильнее было бы назвать его одной огромной ловушкой, раскинувшей манок на многие километры и поджидающей жертвы. Здесь все же была жизнь, установившая для всех живых существ новые, звериные законы. Охотник или зверь – две категории, на которые делились животные, обитавшие в городском заповеднике…

Здесь, в городе, Дима был в своей стихии. Он знал каждую улицу в центре Питера и сразу взял командование в свои руки.
-Так, Серега! Давай дуй по Декабристам, потом не пересекая реку, свернешь на набережную Мойки и дальше по Фонарному езжай. По Вознесенскому не проедем, там стены двух домов обвалились на мостовую, лучше объехать. После Грибоедова снова поедешь по Вознесенскому, потом на Московский свернешь. Вроде там нормальная трасса.
Щербак глянул на него недовольно, но ничего не сказал. Васильев лучше знал дорогу, часто бывал в разведке.
Машина двигалась небыстро , объезжая кучи мусора и ржавые остовы автомашин, которыми в изобилии были завалены мостовые. То и дело колеса хрустели, раздавливая очередной скелет. Люди, животные- трупы лежали на каждом шагу…

Антон содрогнулся, разглядывая Исаакиевский Собор в левое обзорное окно. На площади Декабристов перед по-прежнему величественным, но каким-то уж очень серым и мрачным зданием, возвышались несколько рядов виселиц с болтающимися в них мумиями. У входа на в Собор на ступенях лежало множество дочиста обглоданных желтоватых скелетов. Антон отвернулся. Его замутило от этого зрелища.

Он помнил Питер совсем другим. Много лет назад, еще в детстве, он был в Питере. Гулял именно здесь, по красивой ухоженной площади перед Исаакиевским Собором. Он мало что запомнил. Помнил, что поднимались с папой и мамой высоко-высоко на Исаакий, на саму колоннаду, откуда открывался потрясающий вид на зеленую площадь. Помнил солнце, лето, было жарко, но временами внезапно налетал холодный ветер; кстати, приезжие одевались теплее, чем местные. Конечно, были толпы гуляющих туристов – немцев, итальянцев, французов, шумно жующих жвачку и громко перекликивающихся на непонятных языках. Отец сказал Антону, что для иностранцев билет в Собор стоит в пять раз больше, чем для русских. Антона это так сильно удивило, что факт врезался в память и всплыл именно сейчас. Сейчас эти праздничные воспоминания казались нарезкой кадров из фильма-сказки. Слишком уж отличалась действительность от детских обрывочных воспоминаний…
-Мародеров вздергивали, - объяснил Димка, взявший на себя роль гида. – Кто-то начал вешать больных, так и появились здесь первые виселицы, но инфицированных все-таки чаще сжигали или закапывали. А вот грабителей было очень много, и не всех стреляли. Часто люди решали все по методу Линча.
БРДМ пронесся мимо храма, распугивая скакавшие по мостовой стаи ворон. С гнусавым карканьем птицы взметнулись в воздух почти из-под самых колес машины. Водитель чертыхнулся.
-Дави их, Щербак. Ни хрена от ворон хорошего нет и не будет. Падаль только жрут…
-Сказочная здесь красота была раньше… - Антон не мог оторваться от Исаакия, жадно запоминая каждую деталь того, что видел.
Димка кивнул, не оборачиваясь.
-Там и сейчас красиво, хотя многое растащили или разломали. В эпидемию с балкона люди бросались. Хотели возвышенно погибнуть, так чтобы город видел. Много людей спрыгнуло. Очень много. Тем, кто сначала забирался на самый верх, везло меньше , чем остальным. Они сначала о фронтон ударялись при падении, и только потом… - он осекся. – Был я внутри не так давно - мало там интересного осталось. Только здание заброшенное, и кучи трупов повсюду. Тут целая война была. Говорят, месяц люди Собор отбивали от шатунов. Засели там внутри, забаррикадировали входы и жили с семьями. Да не удержали здание. Слишком много их было. Последние защитники как раз и забрались на колоннаду. Вели бой до последнего патрона, живыми не захотели им в руки даться… Ну и тоже спрыгнули с фронтона в конце концов, как и многие другие до них… Вот так-то, Тоха… На Почтамтскую не надо, Щербак. Прямо давай, у реки направо завернешь.
Щербак и сам видел, что Васильев прав. Впереди, там, где раньше находилось здание Почтамта, виднелась большая воронка, от близлежащих домов остались одни обломки, торчащие из земли, как осколки костей.
--Авиабомба, - пояснил хмуро Дима. – Когда каша заварилась, армия оцепила Адмиралтейку, решили сбросить бомбы, чтобы шатунов уничтожить. Их тут очень много было. Ну вот и кинули. Почтамт разнесли к чертям. Толку-то…
-Хорошо, не ядерную бомбу кинули, - сочувственно пробормотал ошарашенный Антон, мельком зацепив взглядом большую воронку.
-Хотели вроде, да в последний момент передумали, видать. Иначе б нас тут не было...

Они свернули на набережную Мойки, запруженную затонувшими баржами и речными трамвайчиками, частично возвышавшимися над водой, как ржавые металлические айсберги, покрытые потрескавшейся и облезающей краской. Что-то черное , расплывшееся, как нефтяное пятно, извивалось и шевелилось под водой возле трамвайчика, постоянно находясь в движении, меняя очертания и форму краев. Присмотревшись, Антон успел различить в этом пятне гигантского спрута, выпустившего щупальца наверх, на полузатопленное суденышко. Склизкие холодные щупальца что-то ощупывали на поверхности, прикасались множеством сосочков, и непрерывно шевелились, подрагивая. Что-то он искал ими наверху, а может, пытался распробовать металл на вкус.

Левченко, засмотревшись на спрута, не сразу заметил стаю шатунов, выскочивших из подворотни. Щербак точным выверенным движением бросил машину влево. С этой стороны тоже выскочило несколько шатунов , один из них резко бросился прямо под машину. О кузов что-то стукнуло, заскрежетало. Полуобнаженное тело в струпьях подбросило в воздух, оно ударилось о крышу БРДМ и отлетело в сторону. Антон впервые увидел шатунов так близко. Они стояли, бродили, быстро перемещались по набережной стайками и поодиночке. Голые до торса, или в истлевших лохмотьях, покрытые язвами, струпьями, нарывами, с обезумевшим или выхолощенным, пустыми взглядами, все они выглядели одинаково. Некоторые стояли апатично, в стороне, совершенно не замечая бронемашину, кто-то бился головой о стены домов, но некоторые явно заметили машину и пытались окружить ее с нескольких сторон, издавая нечленораздельные. Ими двигал примитивный инстинкт охотника, увидевшего добычу. Именно эти, буйные инфицированные, и были опасны. Но сколько же их тут возле Исаакия... Целые толпы… Откуда столько?
- Вперед, Щербак! Дави их к дьяволу! – Димка орал, вцепившись руками в торпеду. Напрасное предупреждение - объехать собравшуюся толпу мертвяков было невозможно- они заполнили всю мостовую, словно телами преграждая путь машине.
Сергей вцепился руками в баранку и поддал газу. Машина на полном ходу врезалась в кучу шатунов. Истощенные тела подбрасывало, руки и ноги, едва державшиеся в суставах, с треском отрывались и отлетали в корпус, стекла покрылись красной слизью. Сукровица брызнула на ветровое стекло. Отрываемые конечности барабанили по стеклу и капоту. Автоматически включились дворники и омыв стекол.
-Твою то мать! – шипел Щербак, выворачивая баранку вцепившимися в нее намертво побелевшими пальцами. Димка впился ненавидящими глазами в шатунов, пожирая их взглядом.
-Давай, давай! Напролом! Машину отмоешь потом! – подхлестывал он Щербака, хотя тот и без того летел по мостовой быстрее, чем следовало бы.
-Может, пулеметом снять? – предложил водитель.
-Чего зазря патроны тратить? Так проедем! Труха, они все гнилые изнутри… Скорость не сбавляй!
Щербак таранил корпусом машины жалких обезумевших охотников, встававших толпами, преграждая своими грязными изъязвленными телами проезд . Он выжимал километров пятьдесят в час.
При повороте на Фонарный переулок машину занесло, она приподнялась на правых колесах. Щербак круто завернул в переулок и понесся вперед, совершенно не собираясь замедлять скорость. Димка выдохнул. Антон глянул на задний обзорный монитор. Пусто. БРДМ несся слишком быстро, погони быть не могло.
Перед выездом на Садовую их обстреляли. Из-за невысокой баррикады, закрывавшей всю проезжую часть, и представлявшей собой кучу наваленных кое-как шкафов, раскладушек и ящиков, раздалось несколько винтовочных хлопков. Пули забарабанили по броне.
-Что ж вы своих то мочите, гады! – заорал Димка, подпрыгивая в бешенстве на сиденье. – Щербак, в объезд давай, живо!
-Да у них же обычные винтовки… - неуверенно протянул Антон, не понявший, почему он повернули.
-Автоматическое оружие броне не страшно, но у них может быть и гранатомет. – проскрежетал Щербак.
БРДМ помчался в обход, через набережную Фонтанки. Вслед донеслось несколько слабых хлопков и все стихло.
-Кретины, просто кретины! По своим же лупят! – не мог успокоиться Димка.
Он долго не мог придти в себя, хотя Садовая осталась далеко в стороне, и все бормотал проклятья в адрес безымянных стрелков.
-Откуда же они взялись? – спросил Антон, никак не ожидавший встретить здесь людей.
-А кто их разберет! Вообще-то здесь спокойно, никого уж не осталось. В квартирах, видать, до сих пор отсиживаются. Раздобыли оружие и палят во все, что движется, придурки.
-Но ведь прошло столько лет… -покосился недоверчиво Антон. - Неужели люди до сих пор живут в домах?
-Как видишь. - Димка скрипнул зубами. - Неизвестно, как они здесь выживают, но ведь живут как-то. На грани безумия и голодной смерти. Одиночки. Остатки военных отрядов, может быть, или спятившие городские жители.
Димка вновь вышел на связь с базой и кратко доложил об инциденте. Бронемашина продолжала путь на юг города.

На Московском проспекте, как только они миновали триумфальную арку площади Московских ворот, бронемашина наскочила левым колесом на мину. Под днищем сильно громыхнуло, массивную машину приподняло ударной волной, затем она вновь грохнулась на землю, накренившись на левый борт. Пассажиры, придя в себя, полезли наружу.
От увиденного Щербак с Димкой заматерились во весь голос – левое переднее колесо, изуродованное взрывом, отлетело на несколько метров. Машина накренилась над небольшой воронкой. Водитель заглянул под днище.
-Трансмиссия полетела, твою же мать!
-Это что, мина? – тупо спросил еще не отошедший от потрясения Антон.
-Ага. – процедил зло Димка. - Противотанковая. Мощная, сука…
Он перешел на левую часть дороги, что-то разглядывая на полотне. Присвистнул.
-Идите сюда.
Асфальтовое покрытие сняли на протяжении нескольких метров, заложили мину, а возможно, сразу несколько, затем куски асфальта вновь уложили на дорогу, постаравшись подогнать их поближе друг к другу, чтобы зазоров не было видно.
-Охотники за техникой. Такие ловушки раньше часто ставили . Срабатывают только от большого веса. Человеку можно гулять по минам спокойно. Но стоит наехать даже малогабаритной легковушкой, и все, каюк.
Водитель беспокойно оглядывал соседние дома.
-Если это засада, то, возможно, они все еще здесь… - протянул он опасливо.
-Да нет, ловушку устраивали давным-давно, этих людей здесь давно нет… И как ты не заметил, Щербак? В задницу глаза засунул?
-Да не видно ж было, Дима…
-Все, каюк машине. Теперь Комбат с меня три шкуры спустит… - Димка безнадежно сплюнул на асфальт.
-Ну, Щербак. Что будем делать? – задал Васильев риторический вопрос, хотя и так все было ясно.
-Машина теперь не на ходу. –пожал плечами скисший водитель. -Починить здесь мы ее не сможем. Теперь только эвакуатор вызывать надо с Базы, буксировать машину на Стрелку. Михайлов починит, но это возни сколько…
Димка достал рацию, попытался связаться с базой. Ругнулся сдавлено. Из рации слышался треск помех, сквозь который вроде бы пробивался чей-то неразборчивый голос, и больше ничего.
- Рация отрубилась! Барахло старое. Сколько раз говорил, чтоб Барин нормальные достал! Эти только в радиусе двух-трех километров работают, не больше. У вас пашут?
Антон со Щербаком попробовали связаться с Базой, с тем же успехом.
-Здорово! Просто отлично! Делать нечего. Хватайте рюкзаки, братцы; дальше пойдем пешком. – Димка матерился и щедро усеивал слюной на асфальт.
-Сколько нам осталось? – спросил Антон.
Димка сверился с картой, оглядываясь на громадную Арку позади машины.
-Несколько километров на юг и потом на восток. Далековато. Но надо идти.
-Ты что, спятил ? Идти по улице, без защиты? Лучше остаться и ждать эвакуатор! – опешил ошеломленный Щербак. Вне БРДМ он сразу потерял уверенность в своих силах.
-Трусишь, Щербак? Тягач пришлют дня через два, к тому же для начала нужно связаться с нашими, поставить в известность о случившемся, сообщить, где следует искать машину. Будешь тут сидеть все это время? Ну сиди, а мы пойдем дальше.
-Просто места тут нехорошие. Много странного творится… - переминался с ноги на ногу явно сдрейфивший водитель. Его тянуло назад, под прикрытие мощной брони, но сидеть там в одиночестве ему не улыбалось. Впереди была ночь, и Щербак хорошо знал, что может не пережить ее в поврежденной машине…
Димка усмехнулся, иронически разглядывая побледневшую физиономию Щербака.
-А тут все места нехорошие. Покажи мне хоть одно нормальное. Я там и поселюсь. Ладно, диспут закончен. Берем вещи и двигаем. Задание остается в силе. Комбат ,конечно, на месяц засадит меня на губу за машину, но если и задание вдобавок не выполним, вот тогда он точно голову мне оторвет... Да и вам на орехи достанется, братцы кролики… Ладно, идем тихо, шума не подымаем. Говорить вполголоса. Увидите шатуна – стреляйте сразу в голову. Это гарантия уничтожения. Особенно ты это помни, Антон. Стрелять в торс или в конечность- тратить патроны попусту. Если большая стая - забегаем в подъезд, занимаем оборону. Не в первой, прорвемся. На окраинах их мало уже. Основная масса в центре Питера обитает. Тут-то поспокойнее…
-Может и так, да только все равно это полное самоубийство… - Щербак беспокойно оглядывался, видимо съежившись, ссутулившись от предчувствия.
-Хватит, Щербак. Сопли подбери, что ты как баба ноешь. – одернул его Димка, полезший в машину за вещами.
Антону надоело препирательство.
-Мы идем. Хочешь – оставайся.
Он залез в машину вслед за Васильевым, забрал свой рюкзак, карабин, и вылез, демонстрируя готовность отправиться в путь. Щербак, ворча, полез на водительское место.
-Ключи от танка не забудь, водила, и двери запри. - пренебрежительно бросил Дима, обернувшись к нему. Тот что-то тихо проворчал в ответ.

Левченко обернулся назад, рассматривая двенадцати-колонные громадные ворота, возвышавшиеся над разоренной площадью. Сооружение было закопченным, колонны начали разрушаться, трескаться. Впечатление усиливалось картиной полуразрушенных разваливающихся зданий, окружающих площадь – подобную картину Антон видел только на старинных черно-белых фотографиях, изображавших здание немецкого рейхстага после капитуляции фашисткой армии. Наверху колоннада, между остатками полуразрушенных скульптур воинов-победителей, торчал крупнокалиберный пулемет, обложенный мешками с песком, невесть как туда попавший. Похоже, здесь кипела настоящая битва – по периметру площади виднелись остатки фортификационных укреплений, горелая бронетехника. Закопченные, но по-прежнему величественные и гордые Триумфальные ворота, воздвигнутые в честь победы русских в одной из древних войн прошлого, производили сильное впечатление. Колоннада притягивала взгляд, что-то в ней было гипнотическое.

-Что брат, воротами любуешься? – Щербак подошел к нему сзади, закуривая на ходу. – Есть на что посмотреть. Ты , наверное, не знаешь, что до мора в Питере существовала секта мистиков, объявивших себя учениками великого графа Калиостро. Была у них штаб-квартира где-то неподалеку отсюда. Власти о них знали, но не запрещали, вреда от сектантов не было никакого. Изучали фолианты визионеров, пытались духов вызывать и тому подобное. Граф Калиостро был легендарной личностью, мистиком и чародеем, причем многое из того, что он проделывал, до сих пор не могут объяснить. Как, например, загадку его путешествий по Европе. В один день очевидцы могли видеть его в Петербурге на приеме императрицы, на следующий день свидетели, заслуживающие доверия, видели его уже в Москве, Барселоне или Париже. Заметь, что во всех этих городах есть триумфальные Арки- Ворота! В восемнадцатом веке считали, что граф знается с дьяволом, это первое, что люди говорили в тех случаях, когда не могли рационально объяснить факты. Местные фанатики где-то раскопали старые талмуды тех времен, в которых утверждалось, что арки и ворота способны дать человеку неограниченную власть над временем и пространством, нужно лишь знать, как это сделать. Ворота, как и пирамиды, так же аккумулируют специфическую энергию, совершенно не исследованную современными учеными. Причем, о возможностях этих порталов зачастую не догадывались даже их строители, а вот некоторые мистики прошлого умели перемещаться в пространстве с их помощью. К их числу, очевидно, относился и Калиостро. Я слышал, что в Западной Европе, в частных собраниях библиофилов, можно найти раритетные манускрипты, описывающие , как управлять энергией ворот. Эх, добраться бы до них! – вздохнул он мечтательно.
-Это действительно пулемет на фронтоне? Как же он туда попал? – спросил его удивленный Левченко.
- Я слышал, что какой-то парень в разгар пандемии забрался наверх с помощью строительного крана, засел там и несколько дней прицельный огонь по всем, кто попадал в зону обстрела – по шатунам, здоровым людям, вообще, уничтожал все, что движется. Очевидно, у него закончился скрытый период болезни и он начал сходить с ума. – сказал подошедший Васильев. – В конце концов, сюда подошли ребята из 6й дивизии, прикрывавшей Питер, и расстреляли его из РПГ. -Ладно, нечего нам здесь делать. Пошли, братцы кролики.

Троица двинулась на юг. Левченко еще долго оглядывался назад, рассматривая Московские ворота, пытаясь понять, действительно ли они могли служить порталом древним мистикам…

Широченный Московский проспект производил ужасающее впечатление. Мостовая была завалена барахлом- матрацы, кровати и раскладушки, разбитые телевизоры, мониторы, детские игрушки, ржавые машины, стоявшие на боку, даже поставленные напопа, разодранные книги, засохшие фекалии… Неподалеку валялся выброшенный из окна платяной шкаф. Но больше всего было ржавеющих машин. Горы металлолома возвышались кое-где вровень с третьим этажом. Питерские пробки никуда не делись, автомобили до сих пор запружали трассы города. И конечно, иссохшие мумии людей и животных - они лежали на каждом шагу.
Огромные граффити были намалеваны прямо на стенах домов – наскальной живописи в Питере было великое множество – трудно было встретить дом, лишенный надписей или картин. В основном, рисовали фигурки людей – грустных, плачущих, задумчивых, идущих в никуда группами, даже заглядывающих в окна, и ни одного смеющегося лица. Некоторые оставляли о себе посмертную память на стенах родного дома – короткие фразы, надолго пережившие авторов - имя, в какой жил квартире, когда увезли в госпиталь, или ушел сам из дома…
Природа брала свое- освободившись, наконец, от гнета человека, она отвоевывала назад территорию, захваченную людьми. Сквозь трещины в асфальте повсюду пробивалась трава и одуванчики; тротуары между домами зарастали кустарником, становясь непроходимыми; кое-где в разломах стен домов проглядывали небольшие деревца. Городские дворы превращались в неухоженные парки, а парковые аллеи - в перелески. Еще десять – пятнадцать лет, и будет казаться, что Питер – это город в глухом лесу.
Разведчики медленно шли, стараясь ступать как можно тише, оглядывали опустелые дома. Из окон, словно внутренности из распоротого живота, свисало драное постельное белье, одежда, тряпье, веревки. Окна, пустые и бездонные, манили своим таинственным молчанием и сумраком внутри. Особенно притягивали окна с выбитыми стеклами. За ними открывалась бездонная пропасть, дразнящая своей притягательной колдовской силой… Подъездные двери хлопали под порывами ветра, словно дома показывали черные гниющие языки.
Тусклое июньское солнце то показывалось меж тяжелых туч, то вновь пряталось за ними, словно играя в прятки само с собой. Питерская погода в последние годы отчего-то окончательно испортилась. Зимы стали какие-то затяжные, безнадежно-тоскливые, а лето было хмурое, дождливое. Природа несла свой траур…

Щербак, беспрестанно оглядываясь назад и на окна домов, трусил позади остальных, затем тяга к общению как и ожидалось, взяла в нем верх, и он догнал остальных.
-Мужики, я слышал, за Уралом колония наших живет. Тысяч пятьдесят человек, где-то в горах. Правда али брешут люди?
-Брешут. Вирус везде людей выкосил поголовно. Вот на орбите, там вполне возможно, что тысяч десять живет. И в Новинске, и еще в паре мест. Насчет лунной базы не знаю, что там сейчас творится, а узнать очень бы хотелось. Жив ли там еще кто-нибудь, интересно? За Уралом больше таких больших поселений не существует. – авторитетно заявил всезнающий Димка.
-Еще от знакомого парня с Петропавловки недавно слышал, что по нашим северным землям Ховала бродит. Давно его не было. Это уже примета такая- раз Ховала объявился, значит, мор по земле идет. – добавил Щербак, поправляя на ходу карабин на плече.
-Что еще за Ховала? – спросил Антон, полуобернувшись. Что-то знакомое почудилось ему в этом чудном имени...
-Существо такое. Вокруг головы двенадцать глаз, словно бы на обруче невидимом. Идет по земле, пламя испускает. Везде от его поступи пожары начинаются. Глаза его все время прикрыты, потому что если откроет он разом все глаза и глянет вокруг, скалы задрожат и в пыль рассыпятся разом, а свет от него идет такой, что даже в ночи ярко-ярко все вокруг освещает.
Антон кивнул. Теперь он вспомнил.
-Да, слышали мы на острове такое. Люди говорили, бродит по лесам не то дух, не то колдун злой, сжигает все вокруг. А кто-то говорит, что пламя он только ночью извергает, а днем глаза источают мрак. И куда эти темные лучи падут, сразу невидимым все становится. Только не видел его никто…
Левченко оживился. Его и самого захватывали рассказы о демонических силах и волшебных существах. Хотелось ему верить, что эти силы существуют, и не только злые, враждебные человеку, но и заступники.
-Сказки это все. Нашел чему верить! – хмыкнул Дима.
Щербак обиделся, начал горячиться и настаивать. Мифология была его коньком, и просто так позиции он никогда не сдавал.
-Да не знаешь ты ничего, Дима! Ховала реален. Эту тварь даже шатуны боятся. Он же взглядом убивает, на расстоянии. Кладет без разбору и людей, и шатунов, и отморозков, что в лесах засели. Всех, кого встретит. Кого убивает, кого сжигает. Целые кварталы в городах палит.
-На Петропавловке много чего брешут.. Брехали… - мрачно поправился Димка. – Это уже народный фольклор пошел у них там. Сказки Нового Времени.
-Вовсе это не сказки! – снова запетушился Щербак. – Парень один говорил, что сам видел…
-Как же он живой остался, если видел? Ховала бы его спалил сразу. – встрял Антон.
-Да ну вас, в самом деле. Не дай Бог, сами встретитесь с ним в лесу, попомните мое слово. Вслух о нем говорить нельзя, примета плохая. Ховала даже мысли слышит…
Щербак вздрогнул, боязливо умолк, вдруг разительно напомнив Антону суеверную старушку, трусовато оглянулся по сторонам. По обе стороны тянулся пустынный, выхолощенный проспект, заваленный мусором, гниющими и ржавеющими останками.
Антон внезапно ощутил странное гнетущее впечатление. Словно бы кто-то пристально рассматривал его на расстоянии, уставившись в затылок тяжелым взглядом. Оценивал силы, прикидывает, как ловчее напасть…
Внезапно он увидел в одном из окон котенка, сидящего на подоконнике. Вздрогнул, присмотрелся. Нет, обознался- это была статуэтка кошки. Одинокая, забытая всеми, грустная скульптурка из папье-маше или пластика.
Внезапно из подворотни справа налетел резкий ледяной ветер, заставивший всех поежиться. Казалось, холод пробрал троицу до костей. Так же неожиданно как появился, ветер стих.
-Встречник! Чур меня! – бубнил Щербак, мелко, истово, крестясь.
Дима бросил на него уничтожающий взгляд, но ничего сказал.
-Что за Встречник? – спросил вполголоса любопытный Антон.
-Дух такой. Да вихрь вот этот… Это дух, который гонится за душой преступника.. На пути вихря лучше не попадаться, заденет – погибнуть можешь. Сгинуть, как и не было. И душа пропала.
Щербак снова оглянулся назад, боязливо разглядывая пустую широкую улицу.
-Ну пошло-поехало. - Дима в сердцах сплюнул.- Щербак, тебе бы сказки для детей писать. С тобой в разведку ходить дело пропащее. Водитель ты еще ничего, но пугливый и суеверный слишком…
Щербак посмотрел на него как-то остеклено, деревянным взглядом.
-А ты ничего не замечаешь? Вокруг не одного шатуна. Куда ж они все делись? Гиблое место, говорю тебе!
-Да перебили всех, сколько ж можно… Они не размножаются ведь! – крикнул в сердцах Димка.
-Я тоже что-то чувствую. – внезапно произнес Антон. Ему и вправду было не по себе.
-И ты, Брут? Потянуло вас всех на бесовщину!
-Ты еще скажи, что они не эволюционируют! - заорал Щербак. -Мертвяки на нас охоту устроили у Исаакия, если ты не заметил! Точно говорю, умнее твари становятся. Сначала тупо ходили по улицам, ничего вокруг не замечая, мозги спеклись, одни моторные функции остались. Потом кидаться на людей начали, теперь вот начали скоординировано действовать, некоторые опасность научились замечать, скоро они … - горячился водитель, непроизвольно повышая голос.
-Ладно, хватит. Не хочу об этом слушать.
-Ты сам знаешь, что я прав…
-Кстати, Щербак! – переменил тему Васильев. - Мне тут рассказали кое-что, как раз по твоей части. Про раскопки в Мексике. Там, где майя раньше жили. Представляешь, нашли под землей систему пещер и дорогу, ведущую к подземному озеру. Пещеры это, я так понял, являются испытанием для смертного, желающего обрести жизнь после смерти, а озера – врата в потусторонний мир. И самое удивительное, знаешь что?
-Ну, ну! Не тяни! -Водитель обратился в слух, не решаясь перебить Димку, хоть и ощущая непроизвольно недоверие.
-На стене одной из пещеры археологи нашли удивительную надпись. На табличке было написано «Метрополитен имени В.И. Ленина» и одноколейка прямо в пещере была проложена. Можешь себе представить, Щербак? Коммунизм у них был, по ходу дела, и сгинула цивилизация от однопартийной системы, коррупции и бюрократии на местах! Каково, а?
Димка довольно захохотал. Щербак сплюнул в сердцах.
-Да ну тебя! Зря смеешься!
-Не представляю, как можно вообще в эти сказки верить! Щербак, ты взрослый человек! Тебе самому не смешно?
-Ничего ты не понимаешь, Дима. У меня бабушка ведьмой была. Я точно знаю, что это не сказки. Все куда серьезней, чем ты думаешь.
-Ну конечно, Щербак! Тебя на Базе за посмешище держат! Ты об этом хоть догадываешься? Ты бы при себе свои россказни держал бы, честное слово!
Медленно продвигаясь, отряд приблизился к повороту на Благодатную улицу. Пока что все было спокойно, но ощущение тревоги не проходило. У всех троих нутро заполоняло тревожное чувство, ощущение затаившейся впереди неведомой опасности.
И тут…

Дима резко остановился.
-Стоп. Что-то вижу! – он кивнул на заросли кустов на нечетной стороне улицы. Там что-то стремительно промелькнуло в зеленой листве и пропало.
-Пошли, ну его к Богу в рай. – тихо заныл Щербак, смертельно побледнев .
-Нет. Не хочу, чтобы потом нам в тыл зашли. Стойте здесь, я посмотрю.
Димка осторожно приблизился к разросшимся кустам между двумя соседними домами с облезлыми табличками «145» и «147». Антон и Щербак, несмотря на указание, двинулись за ним. Внезапно из кустов выскочил серый шерстяной шарик и бросился назад, в сторону Электросилы.
Димка с облегчением опустил автомат. Спутники присматривались к удирающему зверю.
-Фу-ты ну ты. Щенок. Здоровый вроде… Надо же… Я думал, здоровых их уже не осталось. – воскликнул Щербак.
-А это не щенок. – ответил Димка, оборачиваясь к нему. - Это волчонок. Из леса прибежал. Расплодились без человека они так, что в город полезли. Говорят, собак больных или бешеных едят, и хоть бы хны.
-Ну дела… - Щербак снова застонал. Тоскливо, трусливо. -В машине надо было оставаться! Сдался нам этот институт! В машине хоть безопасно!
-Да заткнись уже!- прикрикнул Димка. – Топаем дальше.
Отряд свернул с широкого Московского проспекта на Благодатную улицу. Ржавых автомобильных остовов стало еще больше, кое-где приходилось взбираться на машины, чтобы продвинуться дальше. Начало слегка моросить; погода решила окончательно испортиться. Все трое натянули капюшоны.
Внезапно, труп, мирно лежавший на подоконнике в окне первого этажа дома по четной стороне, пошевелился. Как манекен, он начал неловко загребать ногами, взмахивать руками, словно цепляясь за воздух, приподнимаясь на колени. Его тело было сплошь покрыто темными пятнами-с расстояния не было понятно, то ли это были язвы, то ли остатки одежды.
Дима шедший впереди, вскинул вверх руку.
-Стойте!
Ожившее существо, в лохмотьях, покрытое язвами и гнойниками, все еще отдаленно напоминавшее человека, село на корточках на подоконнике, уставилось тоскливо на проходящих мимо людей и тоскливо завыло. По-волчьи, одиноко и обреченно, как воют на луну дикие животные.
-Мертвяк! Уходим, быстро. Сейчас могут появиться другие! – шепнул остальным Дима.
Они зашагали быстрее, постоянно оглядываясь, с карабинами наперевес, но уйти далеко не удалось. Из Яковлевского переулка навстречу разведчикам выскочило три шатуна, все в лохмотьях, босые, грязные. За ними показалось еще несколько. Нелепо взмахивая руками, словно собирались плыть, они кинулись к отряду, учуяв добычу. Стало ясно, что без боя уйти не удастся.
Пока Антон испуганно таращился на них, Димка с Щербаком уже стреляли. Антон вскинул карабин, нерешительно переводя дулом с одного на другого.
-Стреляй, Антон! Сними того, что сзади! – Димка крикнул ему, указывая кивком головы на ожившего в проеме окна. Тот уже приближался, неуклюже труся к обороняющемуся отряду.
Антон нажал на курок. Карабин щелкнул.
-С предохранителя сними! – крикнул Димка, полуобернувшись на звук.
Антон чертыхнулся, торопливо дернул предохранитель и дал короткую очередь. Карабин сильно дернулся в его руках, выплевывая свинец. Сильная отдача была слабым местом карабина, Антон едва не выронил оружие. Лишь одна пуля зацепила инфицированного, выхватив кусок плоти из бока, остальные ушли в молоко. Темная, почти черная кровь, брызнула всплесками. Шатун неловко пошатнулся, замедлил скорость, оглядел пулевое отверстие пустым взглядом и продолжил продвигаться трусцой. Двое шатунов во главе отряда уже упали, пораженные в голову навылет разрывными пулями. Еще одному Дима попал в шею. Кровь забила темным фонтаном. Он рухнул на колени и завалился на бок, судорожно загребая конечностями. Голова отвалилась набок – пуля перебила ему хребет. Из переулка выскочило еще несколько зомби.
Димка громко матерился, прицеливаясь по новым мишеням.
Шатун, спрыгнувший с подоконника, все еще приближался. Антон снова нажал курок. Еще одна короткая очередь. Одна из пуль впились в голову шатуна, угодив в глаз. Кровь вперемешку с мозговым веществом брызнула во все стороны. Голову существа откинуло назад. Шатун сделал еще один шаг и повалился на колени, заливая все вокруг кровью, затем упал на бок. Он еще дергался, но без сомнения, агонизировал. Антон опустил карабин, уставившись на тело в нескольких метрах от себя. Итак, он убил человека, впервые в жизни… Вопрос в том, был ли это человек?
-Поставь на одиночные, дуро. Магазин опустошишь! – крикнул ему Щербак, стоявший рядом.
Несколько шатунов еще приближались к ним, но их становилось все меньше. Еще одному разрывная пуля угодила в лоб, он упал, отшвырнутый назад по инерции.

Из-за кузова синей бмвушки, перегораживающей проезжую часть, выскочило еще трое шатунов. Расстояние до них было не более двадцати метров, теперь можно было стрелять и без оптики. Антон переставил рычажок но одиночные и начал стрелять, но пули либо пролетали мимо, либо попадали в торс, не причиняя зомби существенного ущерба. Последнего на расстоянии пяти метров добил Димка. Подстреленный шатун , раненный в голову, все еще полз к своей добыче, цепляясь руками за асфальт, подтягивая тело, весь объятый судорогами, дергая развороченной головой, но тем не менее, он все еще продвигался вперед. Лишенное человеческого выражения, лицо было залито кровью и обезображено, уцелевшие зубы дробью стучали друг о друга. Невнятное хрипение вылетало из горла. Димка , не целясь, выстрелил ему в голову во второй раз. Он откинулся в сторону и затих, все еще чуть заметно подрагивая.
-Все, отбегался. Живучая тварь, однако. – мрачно процедил Димка разглядывая поверженного противника. – Больше никого. Одиннадцать штук, один к одному.
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихими ударами капель дождевой воды о кузова машин. Начался холодный летний дождь. Судя по сгустившимся тучам, он обещал быть затяжным.
-С крещением тебя, Тоха. – бросил Щербак. – Что чувствуешь?
Антон медленно поднял на него взгляд, оторвавшись от трупа убитого им шатуна.
-Я разнес ему голову. Что я могу чувствовать?
Тут Антона вывернуло наизнанку. Потом еще раз. Мучительно, до спазмов.
-Это бывает, привыкнешь. Скажи спасибо, что их не тридцать было. Не справились бы сразу со всеми. Впрочем, всегда можно отступить в ближайший дом. – сказал Димка, кинув на него взгляд. – Всех поначалу выворачивает, ничего.
Наконец, впереди показалась эстакада, возвышающаяся над железнодорожными путями, которая соединяла улицу Салова и Благодатную. Внизу, под мостом, на путях стояло огромное количество разномастных железнодорожных составов. Пассажирские, товарные , цистерны, платформы, ремонтные составы. Все это немыслимое скопище техники бессмысленно ржавело и гнило под пасмурным питерским небом.
- Самое гиблое место начинается, - забормотал Щербак, когда отряд шагал по мосту над тянущимися на многие километры составами. – Эта ветка отходит от Витебского вокзала. Жуткие здесь вещи творятся. Да еще кладбища эти…
-Опять ты за свое, Щербак? – протянул Димка.
-Что же здесь такого гиблого? – спросил Антон, хотя уже был наслышан от людей с Васильевской Стрелки.
Васильев оглянулся на них, скептически хмыкнул.
-Развешивай уши, Тоха. Сейчас он тебе на них понавешает макаронных изделий!
Щербак глянул на него мельком, но решил не реагировать.
-Обходчики здесь водятся, так мы их называем. Никто не знает точно, что это за твари, только люди здесь пропадают. Много уж случаев было, шли люди через мост, вот как мы сейчас, и исчезали бесследно. Правда, все случаи ночью происходили. Здесь и днем-то ходить небезопасно, а ночью вообще чертовщина творится… Некоторые видели здесь свет на путях, словно кто с фонарем ходит, как обходчики. Свет в поездах, между составами свечение непонятное…
-Бомжи, может, какие? – спросил Антон.
-Кто ж тут жить сможет? Здесь шатунов видел сколько? Они-то фонарями светить не могут. Нет, тут странное что-то происходит; мертвый район, бесовское место... В общем, не дай Бог ночью с этими обходчиками столкнуться...
-Тоха, ты его все-таки поменьше слушай. – посоветовал Димка.
-Ну а кто здесь по-твоему ночью ходит, Дима? – накинулся на него вконец обозленный Щербак. - Здесь ночью, говорят, такие твари на улицы выползают из подвалов... Мерзкое место… Никакой человек ночью ходить здесь не станет. Только эти.. обходчики.. По вагонам ходят, по путям, и светят себе.. Души мертвых собирают… И живых тоже ловят…
-Может, спасательный отряд… - брякнул Антон.
-Не ночью же! И не до сих пор…
Тем не менее, даже скептически настроенный Димка определенно начал что-то ощущать. Улица Салова вела мимо двух кладбищ, примыкавших к дороге. Место здесь было действительно плохое, пользовавшейся дурной славой. Люди пропадали на самом деле, и Васильев это прекрасно знал.
Когда перешли по мосту почти пересохшую Волковку, более походившую на большой ручей, чем на полноценную реку , замолчали все трое.

Слева тянулось широкое, заросшее лесом магометанское кладбище, а по другую сторону дороги впереди начиналось обычное, православное. Кладбища были давно заброшены. По сути, на месте погостов давно вырос настоящий лес, в котором проглядывали меж ветвей памятники и покосившиеся кресты. Мрачное, плохое место. Васильеву часто приходилось слышать о нечисти, поселившейся на кладбищах. О вампирах и странных животных, не походивших ни на одно, знакомее человеку. Эти твари, как говорят, были куда быстрее и опаснее шатунов, но появлялись лишь ночью. Однако, распространяться сейчас о них он не стал.
Можно было бы пройти к Софийской площади и другим путем, через Белградскую и Куна, но этот путь был только в теории. Белградская улица вообще превратилась в сплошную баррикаду, закрывавшую жилой район от железнодорожных путей. Видать, и в самом деле, было от чего им обороняться…

Так что, единственной нормальной дорогой была именно улица Салова, ведущая к Софийской улице и , соответственно, к одноименной площади, являвшейся целью путешествия.
К тротуарам теснились, прижимались вплотную, как бомж к костру в бочке, кладбищенские линялые ограды. В холодном влажном воздухе разливалось какие-то едва слышимое, тонкое гудение, словно где-то работал трансформатор. Звук имел низкую частоту, на пределе человеческого восприятия и неприятно давил на уши.
Димка упорно делал вид, что ничего не замечает. Антон оглядывался по сторонам, пытаясь определить, откуда идет этот жуткий звук. Слух подсказывал ему, что он доносится со стороны магометанского кладбища, но не хотелось и думать, что там издает такой звук… Манящий, притягивающий к себе. Призывный. Внезапно Антону захотелось на него откликнуться, завыть в ответ, но еще больше тянуло идти на него. Антон сбавил шаг. Голова внезапно налилась чугунной тяжестью, зазвенело в ушах, в висках зачастили молоточки, потемнело в глазах, словно задернули шторы, стало трудно дышать, будто бы воздух загустел.

Взгляд его был неотрывно прикован к мечети в полукилометре отсюда, проглядывавшей сквозь чащу леса. Что-то там находилось внутри… Живое…
-Морок давит. С дороги сводит, глаза отводит от пути истинного пути – бормотал Щербак, идущий последним. Антон глянул на него. Лицо водителя было белым, как мел, губы тряслись.
-Крыша поехала? – рявкнул Димка, останавливаясь. Остановились и Антон со Щербаком.
-Если морок пошел, значит, пропали мы. До цели не дойдем, и назад не вернемся!
-Щербак! Или ты заткнешься наконец, или я тебя здесь пристрелю!
-Гиблое место, плохое. Даже шатунов здесь нет! Все стороной обходят. Морок здесь! Тянет к себе, призывает… Погибель зовет!
Щербак продолжал стенать, бормоча все тише, пока слов его нельзя было разобрать. Внезапно он уронил карабин и, опустив голову, побрел к оградам магометанского кладбища.
Димка догнал его, схватил за рукав.
-Очнись! Давай, приди в себя! Щербак!
-Навь воздушная, морок пустынный… Поет. Манит…
-Щербак, ты меня слышишь?!
Водитель медленно перевел на него одурманенный взгляд. Димка отмашисто, со всей силы надавал ему оплеух.
Щербак вздрогнул, глянул более осмысленно.
-Автомат свой подбери. Осталось недолго! Пошли, Серега! – почти просил его Васильев.
Пожалуй, впервые Антон услышал, как Димка назвал водителя по имени. Васильев вообще привык называть всех по фамилиям, исключение делал только для тех, кто был сильно старше его по возрасту, и для Антона.
Щербак стоял, тупо разглядывая лежавший на асфальте «ДТ». Димка поднял автомат, сунул ему в руки.
-Ты-то как? – Димка подошел к Антону, глянул в глаза. Тот трудом улыбнулся.
-Уходить надо отсюда. Нехорошее место... – выдавил Левченко. Что-то сдавливало ему грудь, было трудно дышать, он хватал холодный воздух ртом, и не мог им надышаться вволю.
-Согласен. Убираемся.
Антон с Щербаком пошли первыми. Сзади их подгонял Димка окриками и тычками в спину. А после того, как кладбища остались позади, гудение растаяло во влажном воздухе, словно его и не было. Потянулись горелые кварталы – выгоревшие полуобрушившиеся коробки домов еще высились по обе стороны дороги. Видимо, пожар здесь бушевал жуткий – выгорело несколько сотен домов. Если Ховала существует, он явно здесь прошел, подумал с дрожью Левченко, разглядывавший старые пепелища.

Перед Софийской улицей прямо посередине проезжей части путь преградила очередная широкая воронка от авиабомбы, наполовину заполненная мутной дождевой водой. Обходили ее, подойдя вплотную к руинам горелых домов. Чуть подальше виднелись еще две воронки поменьше.
-Кого бомбили? Зачем? – бормотал Димка, с укоризной качая головой. – Глупцы…

Дождь стих, осталась лишь слабая морось, когда они наконец вышли на широкую пустынную Софийскую площадь, заваленную мусором. Однако, это было лишь затишьем перед настоящем ливнем – диким, неукротимым, саморазрушительным. Клубящаяся чернота уже обступала горизонт со всех сторон, вытягивая длинные щупальца из-за крыш домов, протягивая их вверх, душа посеревшие небеса немилосердными объятиями. Лишь прямо над головами людей все еще оставалась пепельно-белесая плешь обложных облаков, а матовый антрацит урагана обступал его со всех сторон, оставив зенит напоследок. Потемнело – преждевременно спускались затяжные чернильные сумерки.
Ливанет, и еще как, поежился Левченко. Похоже, буря тянула до того момента, когда все небо не станет охваченным библейской тьмой – медлила, чтобы еще свирепее обрушить гнев на грешную твердь…

По периметру площадь была обнесена колючей проволокой и противотанковыми ежами. Однако, в нескольких местах в проволоке виднелись широкие, двухметровой ширины проходы. Два горелых «Черных орла» преграждали подступы к Институту. У одного башня вообще отсутствовала, второй танк стоял более или менее целехонький, хоть и был столь же закопченный. Гусеницы были перебиты, но длинное дуло, дерзко вздернутое к хмурым небесам, все еще безмолвно грозило кому-то неведомому.
Дима огляделся, закурил, поглядывая на небо.
-Пришли, похоже. Вот и наш институт.
Он махнул рукой в сторону шестнадцатиэтажного здания-параллепипеда из железобетона, стали и темно-зеленого стекла, уткнувшегося в хмурое небо ромбовидным наконечником. Перед зданием стоял бронзовый памятник ученому. Возвышаясь на внушительной высоты постаменте, он сжимал в одной руке пробирку, а в другой - открытую книгу. Впрочем, трехметровый человек не смотрел ни на то, ни другое. Окаменевший взгляд его был устремлен куда-то ввысь, выше крыш домов. Ход времени слабо отражался на памятнике; в былые времена его тщательно чистили и ухаживали за бронзой. Перед памятником когда-то был разбит круглый газон, теперь от него осталось лишь темное блюдце земли, обнесенное поребриком.
Подошли поближе. На постаменте латунными буквами что-то было выбито. Антон с любопытством прочитал вслух.
- «Заболотный Даниил Кириллович (1866-1929 гг.). Выдающийся микробиолог и эпидемиолог. От благодарных потомков…»
-Был такой ученый, - кивнул Дима. – Много чего изучал, в том числе и возбудителя чумы.
-Сначала Хавкину хотели монумент поставить, - встрял маячивший за спинами Щербак. Внешне он уже вполне пришел в себя, порозовел от быстрой ходьбы. – Комиссия уже утвердила архитектурный макет, потом кто-то наверху решительно возразил. Дескать, он же еврей! Что у нас, своих, русских ученых нет, что ли? Вот и поставили Заболотному памятник. Он хоть не семит. В Москве вообще Институт Гамалеи работал. Что с ним сталось, интересно? Хавкину мужиков лечить от холеры не давали. Только потому, что он еврей. Не любите вы их, русские. А ведь Гамалея что-то тоже не очень по-русски звучит, а ? – он глумливо осклабился. – Сыны Израилевы лучше вас. Вы это знаете и потому их не любите.
-Иди к черту, Щербак. Ты же сам русский, между прочим.- осадил его Васильев.
-По отцу украинец. Так что, фифти-фифти…
На потрескавшийся асфальт упали первые крупные капли начинающегося ливня. Первый такт был сыгран, началась увертюра хаоса. Путники ускорили шаг, подходя к цели путешествия.

Над пуленепробиваемыми стеклянными дверьми у входа висела широкая вывеска из белого
мрамора с прожилками с выбитыми на ней все теми же латунными буквами словами «Центр эпидемиологии и вирусологии имени Д.К. Заболотного». Осторожно, ступая как можно тише, отряд вошел через вертушку в просторный вестибюль.
Антон ожидал увидеть картину полного запустения, однако, было похоже, что здесь действительно жили люди, либо в самом здании, либо где-то поблизости: холл был чистый, пол вымыт, никакого мусора. Горело аварийное освещение.
-Комбат был прав. Тут действительно есть люди. Но кто они? Медики? – протянул Щербак, рассматривая пустой вестибюль.
-Скоро узнаем, надеюсь. – откликнулся Димка.
Они подошли к указателям возле рецепции и принялись изучать надписи.
-«Отдел вирусологии», «Отдел биологических исследований»...
Димка ткнул наудачу в указатель.
-Пятый этаж. Пошли, поищем лестницу. Может, кто-нибудь есть наверху.
Здание дрогнуло, когда на землю обрушились водопады воды – начался ад. Внезапно налетел и резко ударил наотмашь ветер, застонали стекла вестибюля, выдерживая двойной прессинг водной и воздушной стихий.
-Смывает грехи наши дождь. - вдруг произнес Щербак. Его голос был отчетливо слышен в пустом холле, несмотря на шум стихии.
А ведь он фанатик, отчетливо и ясно осознал Антон . Сдвинут на мифах и религии. Безумен, как и все…
Щербак возбудился, глаза его алчно горели, как всегда при вылазке на потенциально интересный объект. Инстинкт охотника-добывателя в нем был силен необычайно. Вечно он что-нибудь приносил с собой из разведки. То рюкзак рваных книг, то мешок с картами. И всегда это была какая-то дрянь, сплошной хлам.

Поднялись по лестнице наверх. На пятом этаже по обе стороны от коридора тянулись бесконечные кабинеты с жалюзи. Здесь работали научные сотрудники различных рангов. Впрочем, ничего особенно интересного. Щербак незаметно свернул в один из боковых коридоров, ведущий к архиву. Как всегда, его тянуло к уцелевшим документам.
Друг друга они увидели почти одновременно. Димка с Антоном вышли в круглый мраморный зал с работавшим когда-то водопадом, падавшим вертикально по стене. Красивое должно было быть зрелище. « Отдел биологических исследований», гласил указатель, указывающий на дверь, ведущую в северное крыло этажа. Из нее и появился человек.
Димка мгновенно вскинул карабин, чужак, чуть замешкавшись, вскинул свой. Секундой позже запоздало поднял свой и Антон. Какое-то время обе стороны изучали друг друга. На чужаке был шлем с воздушными фильтрами. Одет он был в защитный тонкий нанокостюм черного матового цвета. Облегающий, маневренный экзоскелет. Черная коробочка на поясе, короткоствольный автомат в руках.
-Кто вы такие? – просипел чужак через свои фильтры.
-Народные дружинники, - глухо отозвался Дима. – Ты- то сам кто такой?
-Не имеет значения. Проваливайте отсюда!
-Вы живете в институте? Или рядом с ним? – Васильев словно бы не слышал.
-Убирайтесь, вы не можете здесь находиться. Это частный объект.
-Институт государственный. Он такой же ваш, как и наш. – вставил Антон.
-У меня нет времени спорить с вами. Уходите. Сейчас же. – коротко кидал отрывистые фразы пришелец.
Васильев продолжал стоять все в той же напряженной позе, изучая противника. Ни на йоту не изменился в лице и не повел глазами, даже когда уловил боковым зрением, как из двери позади чужака, справа от рецепции пятого этажа, бесшумно отворилась дверь и в холл вошел Щербак. К счастью, рифленая подошва его ботинок ступала по кафелю мягко и не издавая звуков. Он не увидел из коридора чужака, равно как и Антона, но сразу же заметил Димку с карабином наизготовку и насторожился. Сергей не был хорошим солдатом, однако, ситуацию отработал лучше, чем можно было от него ожидать.
Осторожно, чуть сгибая ноги в коленях, подкрался к чужаку и приставил свой «ДТ» к его затылку, единственному действительно уязвимому месту.
-Пушку на пол. Автомат стоит на стрельбе очередью.
Чужак окаменел. Казалось, он оглох.
Щербак, выругавшись, ткнул его карабином.
-Оглох, парень? Пушку на пол. Шлем снимай.
Нехотя, не спуская глаз с Димки, в котором он, видимо, почувствовал лидера, чужак положил на бежевый кафель пола оружие и начал выпрямляться.
-Ногой толкни мне автомат. – голос Димки все так же был напряжен как струна. Он бы выстрелил не раздумывая.
Чужак еще более неохотно толкнул его в сторону пришельцев и снял шлем.

Это был молодой мужчина лет тридцати с небольшим, среднего роста, плечистый, явно славянской внешности. Русые волосы, примявшиеся под шлемом, стальные серые глаза, сжатый тонкий штрих рта. Выражение лица высокомерное, властное. И брезгливо скривленный рот. Дима подскочил к чужаку, извлек из кармана наручники, наличие которых было полной неожиданностью для Антона, защелкнул их на запястьях парня, сведя руки за спиной. Тот дернулся в сторону, отшатнувшись от Димы, словно считал его заразным.
-Спокойно, парень. Мы тебя не тронем. Пока.
-Вы не инфицированы? – он нахмурился, брезгливо искривил разрез рта.
-Ты вконец сдурел? Мы похожи на зомби, как ты думаешь?
Тот замолчал, внимательно изучая лица троих разведчиков. Потом, видимо, что-то для себя заключил , черты лица разгладились.
-Имя.- приступил к допросу Димка.
-Дарий.
-Псевдоним, что ли? Кто такой, откуда, зачем и почему. Выкладывай.
-Проект «Лазарус», отряд «Гамма».
-Мне это ни о чем не говорит. Где остальные из твоего отряда?
-В здании я один.
-Кто вы такие?
-Ученые. Эпидемиологи. Мы работали в этом здании… Когда-то… Живем на подземной базе, она находится прямо под зданием института.
-В канализации что ли обитаете? – хмыкнул Васильев.
-Нет, это подземный комплекс, построенный под зданием на случай ядерной войны.
-Сколько вас там?
-Тридцать два человека. Все ученые, работали раньше в Институте.
-Чем вы занимаетесь в своем комплексе?
-Научные исследования, поиск вакцины. Ничего для вас интересного.
-И вы тоже? – хмыкнул Дима. - Ну, и как успехи? Сделали вакцину-то?
-Мы работаем над этим… - чужак дерзко вздернул подбородок, умудряясь глядеть на Васильева свысока, хотя и был ниже его сантиметров на шесть-семь.
-Пустозвоны.. - Димка сплюнул в сердцах. - Все вы одно и тоже брешете. На «Циолковском » тоже работают.. Да толку-то…
-Ладно. Как там тебя? Дарий? Веди нас к своим.- подал голос Щербак. Похоже, он решил проявить себя.
-Нет, Щербак. К ним мы не сунемся. Нас мало, неизвестно, чего от этих крыс подземных ожидать. Возьмем его с собой в качестве языка.
-Вы не знаете, с кем связались, дурни. - Чужак злобно ощерился. -Лучше бы вам свалить туда, откуда пришли. Мы вас не трогали…
Димка смерил его презрительным взглядом.
-Ну, значит, мы вас тронем. Пойдешь с нами на Базу. Там ты все выложишь.
-А ты не пошел бы ты на…
Димка, не обратив внимание на ругательство, снял с его пояса коробочку, оказавшейся рацией.
-Хорошая у тебя игрушка. Как работает?
-Она закодирована на мой голос. В правилах безопасности. Вы не сможете связаться с нашей базой, если процедура идентификации голоса не пройдет успешно.
-А помочь нам ты, надо полагать, не стремишься?
-Могу только послать тебя еще раз…
Щербак нетерпеливо затоптался, как ретивый конь.
-Димка, хватит с ним трепаться. Он ничего не выложит.
Васильев выпрямился, повернулся к нему.
-Слушай, Щербак. Можно связаться с нашими с помощью этой рации? Как думаешь?
Щербак подошел, взял в руки рацию пришельца. Покрутил, пробежался по клавишам.
-Хммм… Здесь действительно голосовая защита. Впрочем, можно сбросить настройки и заново пройти процедуру идентификации голоса. Если это сделаю я или ты, система запомнит первый услышанный голос. Без проблем. Нужно лишь сбросить перемычки, заложить в память новый голос и настроиться на нашу частоту.
-Давай, настраивай. Уже вечер. Комбат рвет и мечет, наверное.
Щербак несколько минут поколдовал с настройками.
-Готово.
-А связаться с их Базой мы сможем?
-Извини, Дима. - Щербак виновато пожал плечами. - Я уже сбросил настройки. Частоту можно узнать только у этого,- он кивнул в сторону пленного.
Димка отошел в сторону, вышел на связь со Стрелкой. Что-то буркнул в рацию. Еще раз. Потом заговорил громче, уже раздраженно. Антон заметил, что чужак начал прислушиваться к разговору, но Васильев предусмотрительно отошел подальше, чтобы тот не услышал. Наконец, он вернулся. Лицо у него было раздосадованное.
-В общем так, братцы кролики. Я говорил с Комбатом, доложил про обстановку. Как он услышал про БРДМ, так кипятком мочиться стал. Я думал, рация перегорит, как он орал… Ну тут уж ничего поделаешь. Уже стемнело, к тому же, идет ливень, так что катер на Обуховскую оборону он пришлет только завтра утром. В восемь утра мы должны быть на пристани выше Володарского моста. Это недалеко отсюда.

Щербак и Антон опешили.
-Как завтра утром?
-Ничего не попишешь. В такую погоду мы никуда не уйдем... Ничего, переночуем где-нибудь поблизости. Жилплощадей здесь навалом, выбирай любую хату. Завтра утром отправимся на базу, в компании вот этого субъекта, конечно, - Димка кивнул на злобно уставившегося на него чужака. - Щербак, отойдем пошептаться. Антон, не спускай с него глаз.
Они отошли в коридор, закурили. Чужак проводил ушедших взглядом. Цепко, внимательно всмотрелся в Антона, впитывая каждую деталь. Затем спросил.
-Откуда вы пришли?
Антон поколебался, не зная, говорить или нет. Затем решил, что хуже не будет.
-Мы со Стрелки. Васильевский остров.
Тот присвистнул.
-Далеко ж вы забрались, ребята. И чего вы здесь забыли?
-Вернемся на базу, узнаешь…
-Ну-ну. – Чужак мрачно цедил слова, криво усмехаясь. В его взгляде не было страха. Лишь чистая злоба. Нет, он не боялся. Он лишь ждал удобного момента, чтобы нанести ответный удар…
Левченко отвел взгляд – выдерживать почти физическое давление серо-стальных глаз было слишком тяжело. Волевой человек, расколоть такого, наверное, и Комбату будет трудновато, подумал Антон.

Димка вернулся, подошел к Дарию, отщелкнул наручники и застегнул их снова: один браслет надел на запястье чужака, другой – на своё, приковав пленника к себе.
-Теперь никуда не денешься, - констатировал Димка. – Двигаем отсюда. Заночуем где-нибудь подальше отсюда.

Они приблизились к вертушке на входе, и остановились в нерешительности – на улице кипело адское варево, состоявшее из струй воды и ветра. Выходить смертельно не хотелось, однако, Димка, командир отряда, уже давно принял решение, и менять его не собирался.
-Вы делаете ошибку. – заорал чужак. - Ночью выходить на улицу это безумие!.
-Топай, топай.- подбодрил Димка, дергая скованной рукой.
-Я серьезно. Ночью на улицу выходят лишь самоубийцы. Эти твари... мы называем их охотниками. Они не выносят дневного света. Появляются только ночью, из подвалов, расщелин в земле. Отовсюду, где они дремлют ночью. Прошу вас, надо вернуться.
-Ты оглох? Я же сказал, что мы не останемся в здании института на ночь. Твои друзья будут рады увидеть тебя снова, не сомневаюсь. Наверняка тебя уже хватились, так? Пока что отложим трогательный момент встречи.
-Дима, он прав.- встрял Щербак. - Ночью идти по улице это уже слишком...
Васильев и сам не собирался передвигаться в темноте. Он лишь выбирал подходящий для ночлега дом. Натянув капюшоны, разведчики выскочили на улицу и побежали, как ошпаренные, наискось пересекая Софийскую площадь. Они забежали в подъезд одной из девятиэтажек на улице Белы Куна, рядом с площадью.

Фонари высвечивали облезлые заплесневевшие стены; разведчики стояли, прислушались к давящей, кромешной тишине подъезда. Воняло смрадом разложения, ощутимо несло сыростью.
-Дверь заблокировать надо бы. – подал голос Щербак.
-Сам знаю. Валите эту дуру, -скомандовал Димка. Совместными усилиями Антон и Сергей завалили на бок высокий металлический шкаф, из полуоткрытой дверцы которого торчала лапша сетевого оборудования, надежно заблокировав подъездную дверь.
-Ну вот, теперь можно не опасаться внезапного нападения с тыла. Пошли искать место для ночлега.

Подсвечивая себе фонарями, троица поднялась на третий этаж. Между первым и вторым этажами на площадке валялись горелые почтовые ящики, ступеньки были усыпаны мусором, пеплом; тут и там попадались мелкие скелеты животных - в основном, кошек. У лифтовых дверей второго этажа была нарисована черным фломастером девочка, нажимающая на кнопку вызова лифта. Странный рисунок. Очень человеческий, и в то же время жуткий. Девочка с косичками и в летнем платьице застыла в очень узнаваемой позе, поднявшись на одной ноге, еле дотягиваясь до кнопки. Взобравшись на площадку третьего этажа, Димка махнул свободной рукой в сторону холла.
-Идем, здесь посмотрим.
Отряд вышел в длинный коридор с тянущимися справа и слева дверьми. Одна из них была тоскливо приоткрыта. Перед дверью все еще лежал заскорузлый резиновый коврик, словно бы внутри все еще кто-то жил.
Четверо людей осторожно вошли внутрь квартиры. Здесь было тихо и темно, как в склепе; пусто, как и следовало ожидать. Лишь потревоженная сухая пыль стояла столбом, переливаясь в лучах света.
Широкая просторная прихожая, оклеенная бежевыми обоями, пальто, куртки на вешалках. Ничего необычного. Щербак рассеянно шарил по стене, пытаясь нащупать выключатель.
-Щербак, ты сдурел? Электричества нет уже много лет… – цыкнул громким шепотом Димка.
Тот отдернул руку как ошпаренный.
-Хреновый из тебя разведчик. - протянул Димка, качая головой.
-Ничего себе. Кто же это сделал? – воскликнул Антон, в изумлении шаря лучом фонаря по стенам. Обои в прихожей были изодраны с самого низа до уровня человеческой груди. Было такое ощущение, что стены обдирали ногтями, словно в приступе безумия.
-Хозяева умом тронулись, вот и все. На кошку или собаку не похоже, следы от ногтей не такие мелкие, как у животного. Повидал я уже такие квартирки! Чего только люди не вытворяли, когда сходили с ума… Это еще что… - хмыкнул Димка.

В эмалированной ванной, не потерявшей еще сверкающей белизны, лежала иссохшая мумия, полуприкрытая душевой занавеской. Руки трупа были сложены на груди, под голову был подложен кусок пемзы. Странное зрелище – ванная вместо гроба.
- Хоронить его не захотели. Или он последний остался… Решил никуда не уходить из родного дома… - прошептал Щербак.
Они молча смотрели на мумию. Дарий с отсутствующим видом скользил взглядом по сторонам, явно скучая. Тихо вышли, прикрыв за собой дверь ванной.
На застекленном балконе еще виднелись остатки кострища, обложенного кирпичами. Рядом валялся закопченный котелок.
-Картошку варили на костре. – сказал Димка, поворошив носком ботинка золу. -Прямо на балконе. Выходить боялись, вот и готовили еду здесь. Ломали мебель, стулья, и жгли. Заодно и согревались.
Всего в квартире было три комнаты – большая, с балконом, и две маленьких, последняя из которых, самая дальняя, являлась детской. В углу комнаты стояла подростковая кровать. На ней лежала еще одна мумия, судя по размерам, ребенок начального школьного возраста. На полу валялись ученические тетрадки, карандаши и кукла с выколотыми глазами и изрезанным животом. Зеркала во всех комнатах были разбиты. Осколки вперемешку с хламом усеивали пол. Еще один признак безумия – разбитые зеркала. Инфицированные не выносили собственного отражения в зеркалах и били их не задумываясь.

На ночь решили остановиться в большой комнате. Желания и сил искать менее мрачное жилище для ночлега не оставалось. Многие квартиры представляли собой такой же мрачный склеп.
-Хорошая квартира, - одобрил Щербак, оглядываясь. - Не разграбили, не выжгли. Обои только немного отсырели, да паркет вспучило местами. А так- подремонтируй, и живи не хочу… Во многих квартирах жить уже нельзя, даже если стеклопакеты закрыты плотно. А уж где форточка открыта, это все. Пиши пропало. Все внутри отсырело, нежилое помещение…
Васильев приковал чужака наручниками к отопительной батарее.
-Переночуешь здесь, приятель, - Димка дернул цепочку, удостоверяясь в ее прочности.

Только скинув рюкзаки на диван, они как следует осмотрелись в комнате. Обои в тех местах, где не были ободраны ногтями, были мелко исписаны шариковой ручкой. Кто-то вел записки прямо на стенах, нимало этим не беспокоясь. Разведчики направили лучи фонарей на стену возле секретера, вчитываясь в удивительные записки безумца. Строчки дневника были неровными, все время в конце сползали вниз, наезжали друг на друга. В некоторых местах, похоже, человек просто возил ручкой по обоям, вырисовывая бессмысленные каракули. Был и крупный рисунок, изображающий перевернутую пентаграмму, в которую была вписана голова козла; похоже, рисунок был сделан кровью. На одной из стен висел выцветший бордовый ковер, изъеденный молью. Восточная привычка вешать на стенах ковры в русских людях была неискоренима.
Щербак с урчанием подскочил вплотную к обоям и начал пристально вчитываться в строчки, подсвечивая себе фонарем.
-М-да, зрелище то еще... – бормотал он, всматриваясь в записки. - Рисуночек опять же. Голова Бафомета, как свидетельство прогрессирующего безумия.
-До чего же надо было дойти, чтобы начать писать на стенах… - тянул ошеломленно Антон. – А это что?
Левченко подошел к письменном столу. На нем валялись многочисленные мумифицированные тараканьи трупики, частично расчлененные, частично целые. Было впечатление, что кто-то мучил их живыми, отрывая лапы или головы.
-Известно дело, - бросил Димка взгляд на стол. – Обычное занятие психа. Ловить и припаривать тараканов или мышей, крыс. Большинство их просто съедали, но некоторые, как видишь, опыты устраивали. Интересно им было узнать, почему же тараканов вирус не берет. Вот и копались в их кишках… Тараканы вообще живучие твари. Радиация их не берет, вирус тоже.. Вот они-то все переживут… Истинные цари природы…

Вскоре Димка потерял всякий интерес к квартире и завалился на разложенный двуспальный диван.
-Черт с ним со всем. Жрать хочу. - он шарил в рюкзаке, доставая припасы.
Чужак зашевелился, уставился на еду, но Дима и не подумал предложить ему что-либо из продуктов. Вместо этого он отрезал швейцарским ножом кусок колбасы, той самой, что он нашел несколько месяцев назад на мясокомбинате, и принялся жевать, поглядывая на напарников, изучавших надписи на стене.
-Потрясающе, просто удивительно! – бормотал Щербак, шаря лучом по стенам. – Сначала он писал стоя – первые записи на уровне глаз взрослого человека. Затем писал, стоя на коленях – строчки идут сверху вниз, причем внизу слова написаны так же отчетливо и уверенно. Человек писал в удобной позе. Явно не нагнувшись к полу, а именно встав на колени. Ну а потом… потом он взобрался на шкаф и писал сбоку от шкафа, параллельно ему. Смотрите сами!
Щербак перевел луч фонаря на блок записей вверху, возле торца шкафа. Действительно, человек писал явно лежа или сидя наверху шкафа, только из такого положения он писать строчки перпендикулярно основному массиву записей. В конце массива записей строчки снова поехали вниз, буквы постепенно укрупнялись, а потом перешли в закругленную прямую – словно линия на кардиографе после остановки сердца.

-Псих чокнутый! – промычал Димка сквозь колбасу, поглядывая на обои.
-Помешательство это непременный атрибут болезни Файнберга. – бормотал Щербак, читая строчки. - Воспаление мозгового вещества неизменно приводит к психическому расстройству.
-Что он пишет? – спросил Левченко.
- Сейчас-сейчас… Занятные записи... Хмм.. – Щербак водил фонарем-. Вот, слушайте!
«11 декабря. Когда я подошел утром к кровати Лизаньки, она все еще спала. Я тронул ее лобик – он был ледяным. Не знаю, как сказать об этом Марине. Боюсь подкосить ее окончательно. Я хотел согреть ее теплом своих рук. Сумасшедший, я знаю, что это бесполезно.. Как согреть того, чье тело уже тронуто смертным холодом?
18 декабря. Я был вынужден сказать Марине, что нашей дочери больше нет. Кажется, она даже не поняла меня. Она сидела в кресле и смотрела куда-то мимо меня; казалось, не слышала меня вообще. Я понял, что теряю ее. Она здесь лишь телесно, разум ее далеко. У нее сильный жар. Я даю ей аспирин большими дозами. Кормлю насильно. Она потеряла интерес ко всему. Исхудала так, что остались только кожа да кости. Сильная слабость, бред. Не знаю, что мне делать. Врачей уже нет. Каждый сам за себя.
27 декабря. Каннибалы на улицах. Некоторые подбирают трупы, увозят их к себе домой. Они еще стыдятся делать это публично, да… Сильный мороз. Я в пальто. Солнечный обогреватель еле работает. Холод адский. Марина в постели. Я укрыл ее всем теплым, что было в доме. Она периодически теряет сознание. Не узнает меня. Иногда в бреду заговаривается, но я ее не понимаю.
31 декабря. Марины больше нет. Я не решаюсь более выходить из квартиры. Я оставил Марину в ванной и прикрыл дверь. Наверное, надо было ее похоронить во дворе, но, боюсь, ее сразу же выкопают… К тому же, не уверен, что у меня хватит сил выкопать могилу в мерзлой земле… Кончился страшный год. Следующий будет еще страшнее. Я не переживу его. Это понятно.
Февраль? Не помню. Я разбил и выбросил с балкона телевизор. Не могу его смотреть. Не в силах переносить то, что он смотрит на меня оттуда. Это страшное существо. Оно забрало Лизоньку, Марину и хочет забрать на ту сторону и меня. Три дня он говорит со мной. Он просит, чтобы я его нарисовал. Я не могу отказать демону. Он сильнее меня. Он читает мои мысли и упивается моим страхом…
-Прошу заметить - это он написал в феврале месяце, хотя известно, что электричество отключили в этом районе еще до Нового Года! Многие выбрасывали на улицу телевизоры и компьютеры. Они сводили их с ума, доводили до безумия. Хотя это было не причиной, а лишь проявлением сумасшествия. Потому-то на улицах стоит столько кроватей и матрасов- ощущение того, что стены давят, надвигаются на людей, было непереносимым. Некоторые спали прямо на улице, несмотря на холодное время года. Укрывались одеялами и спали при минусовой температуре на проезжей части. Засыпали, чтобы больше не проснуться…
Щербак высветил фонарем строчки на противоположной стене, к которой был приставлен раскладной диван.
-А это он писал, сидя на диване. Он вообще с него перестал сходить. Не знаю, чем он питался все это время…
«Уже тепло. Дни длинные. Весна… Дожил до тепла…
Долго не писал. Была жуткая причина. Я давно не могу больше спать по ночам. Мешает этот жуткий звук. Сначала я проснулся ночью в пустой квартире и не понял, что это. Потом я кинул случайно взгляд на паркет и все понял. Из него растут волосы. Они шевелятся. Мерзкие твари. Там образовался газончик, как на голове, если постричься ежиком. Они растут быстро, уже утром я заметил их, хотя могу поклясться, что вечером их не было. Через несколько дней их кончики достигнут края дивана и заберутся на мое ложе. Я не могу достать еду из кладовки. Буду голодать. Чертовы волосы. Они мешают мне думать, мешают писать, они слышат мои мысли, я знаю. Откуда они взялись…
Днем я обдумал предстоящую операцию. Все это может подействовать, если только я буду действовать решительно. Я уверен в себе. Операция продумана до малейших деталей. С дивана я заберусь на письменный стол. Там они меня точно не достанут. Тараканы будут рады моему соседству. Со стола я перепрыгну на подоконник. Он не очень широкий, поэтому надо точно рассчитать свои силы. Если я грохнусь и упаду на волосы, то уже не поднимусь с этого мерзкого ложа. Они шевелятся, ждут, чтобы вцепиться в меня и порвать на клочки. Но сначала они высосут кровь до последней капли. это хоботки, да. Теперь я понял это. Они читают мои мысли. Это отвратительно. Но мне кажется, что под потолком они не смогут меня достать. На подоконнике стоит бутыль с водой для полива цветов. Меня мучит жажда и вода придется как раз кстати. А третий этап самый сложный. С узкого подоконника запрыгнуть на секретер. Он стоит торцом. Ближняя ко мне секция заставлена книгами. Главное – уцепившись за полки, не опрокинуть стенку на себя. Я могу упасть на пол, придавленный шкафом. Меня опрокинет на волосы, и это будет конец. Поэтому придется очень постараться и рассчитать силы. Пока еще я чувствую себя хорошо, поэтому проделать все нужно будет сегодня. Я не знаю, что буду делать на шкафу, если мне удастся запрыгнуть на стенку.
-Последние строчки он написал уже лежа на секретере…
Ура! Я наверху. Ловкость рук и никакого мошенства. Благодаря тщательно разработанному плану и концентрации усилий, все прошло на твердую пятерку. Здесь, наверху, неудобно, от верха шкафа до потолка сантиметров тридцать. Не посидишь, зато лежу себе, отдыхаю. Волосы больше не беспокоят. Я смотрю на колышущийся ковер далеко внизу. Они не смогут меня достать. Я в полной безопасности. Вопрос голода стоит все острее. Как я раньше не подумал о продуктах? Воду я уже выпил. Как же мне добыть себе пропитание? Впрочем, окно открыто, и я думаю, что голуби или воробьи рано или поздно залетят в мою обитель. Но как мне их изловить?»
-Хочу заметить, что все окна в доме закрыты, - снова прервался Щербак. – Кто их закрыл? Хозяин или некто, побывавший в квартире уже после его смерти?
«Мерзкие твари окружают мою квартиру. Скребутся в дверь. Копошатся в моей голове. Кажется, я умираю. Почему я не удивлен? Вскрыл вену. Не могу напиться. Почему так?
Скоро они вломятся ко мне. Замок, это такая дрянь… Они одолеют меня, если набросятся все вместе. Гадкие волосы… Они почти доросли до верха шкафа. Там, внизу, целый лес. Они шипят и колышутся. Ждут меня. Обещают покой и блаженство. Знаю, они высосут из меня кровь и остатки разума. Это убийцы. Их там целый лес.
Финита ля комедия. Господа! Мат и шах. Наверное, твари за дверью учуяли запах крови… Я залил весь шкаф. Как ни старался, но потерял много крови впустую. Я очень ослаб. Сейчас я голый. Нечем перетянуть раны. Жажда. Сейчас они откроют дверь и опляя…
-Записки обрываются. Скорее всего, в этот момент он потерял сознание от кровопотери, голода и жажды.
-На шкафу пусто. Возможно, кто-то действительно ворвался в квартиру… - заметил Антон.
-Да, я заметил. Наверное, он вышел через входную дверь и больше не возвращался домой. Когда мы вошли, входная дверь была приоткрыта. Очень часто больные вообще выходили через окно или прыгая с балконных перил, не понимая, что делают, не в состоянии отличить окно от двери.
Внезапно с улицы, перекрывая шум бури, донесся душераздирающий пронзительный вой. Хорошо знакомый всем, кто жил на Стрелке – люди слышали его часто, и вздрогнули разом все.
-Черт бы вас побрал! – заскрежетал зубами чужак. – Вырубите весь свет! К черту фонари!

Ночная улица уже не была пуста. Что-то на проезжей части шевелилось, передвигалось в темноте, не обращая внимания на проливной дождь. Антон вгляделся пристальнее. В темноте видно было плохо, но в любом случае, это не были человеческие существа. Твари передвигались на четвереньках в потоках воды, словно обезьяны. Покрытые шерстью, они перемещались скачками по мостовой, неторопливо, словно разведывая местность. Антон насчитал восемь тварей. В районе Стрелки таких существ ни разу не видели. Внезапно они накинулись на что-то мелкое , принялись рвать его на части.
Левченко стоял у окна и смотрел на безумие, творящееся на мостовой и шептал еле слышно, как молитву, не обращая внимания на остальных, дышавших ему в затылок, разглядывавших странных человеко-обезьян на темной улице…
«Я – капля воды, путешествующая по Вселенной. Во мне отражается всё, что меня окружает, но я ничего не принимаю в себя, оставаясь такой же прозрачной, чистой и отстраненной. Я – капля воды… »
-Шторы задерните, идиоты! – рычал Дарий. - Чего пялитесь на них! Хотите, чтобы они вас заметили, что ли?
Антон опомнился, рывком задернул плотные бордовые шторы. Они были в чем-то испачканы. То ли экскременты, то ли остатки еды. Лишь теперь можно было снова включать свет.
-Что это за существа? Вы ведь их постоянно видите? – Димка ткнул лучом фонаря в лицо пленнику.
-Да кто их разберет! Пару лет назад выползли из канализации. Вроде бы изначально они появились именно в метро. Травили там людей газом, вот и наплодилось там мутантов от химии... Потом на поверхность стали вылезать, но только ночью. Глаза у них слабые, но свет и тьму могут различить, поэтому фонари лучше не включать в квартире с незадернутыми шторами. Обоняние слабое, а вот эмоции жертвы способны чувствовать, страх приманивает их лучше всего.
-Слышал я о таких экспериментах, - проворчал Щербак.- В Питере были секретные лаборатории, в том числе и на Стрелке, в подвалах Академии. Баловались с геномом животных, и теперь все на улицу выползло…
-Не встревай, Щербак! - оборвал его коротко Димка. -Рассказывай о вашем подземном городе!
-Это большой комплекс. Его начали строить задолго до пандемии. Сначала там находились только лаборатории, потом начали строить полноценный город с замкнутым циклом обеспечения. Есть тоннель, ведущий к метро, но с самого же начал мы его прочно перекрыли. Не дай бог впустить к себе такую вот дрянь… Все необходимое для жизни у нас есть. Гидропонные оранжереи, системы очистки воздуха и воды.. Раньше строили многочисленные убежища на случай ядерной войны, которые, кстати, по большей части пришли в негодность, потому что не поддерживались в рабочем состоянии. Но наш комплекс был военный, постоянно ремонтировался и обслуживался. Правда, военным он так и не пригодился. Все местные военные, выжившие в пандемию, были эвакуированы на «Циолковского». В комплексе поселились мы...
-Да уж, не пропадать же добру! Гидропонные оранжереи, говоришь? Хорошо устроились. – хмыкнул Димка.
-Не жалуемся…

Щербак и Левченко разложили на письменном столе еду – хлеб, консервы, печенье, воду, колбасу. Поели. Антон протянул пленнику открытую банку консервов. К его удивлению, тот отказался.
- Хочешь морить себя голодом, дело твое… - пожал плечами Антон.
Разговор не клеился, все слишком устали. Часов в одиннадцать вечера отряд начал устраиваться на ночлег. Васильев и Левченко легли на диване, Щербак устроился на раскладушке, обнаруженной в чулане. Чужака решили оставить на ночь прикованным к батарее. В шкафу было сложенное стопкой постельное белье, но никто не решился им воспользоваться.
Потушили фонари, стало темно и тихо. Стеклопакеты почти не пропускали вой ветра и стоны чудовищных тварей, доносившиеся с улицы. Левченко не спалось. У батареи возился чужак, пытавшийся устроиться поудобнее на полу, Щербак беспокойно ворочался на раскладушке. Дима лежал молча, на боку, повернувшись к стене; возможно, уже уснул. Он умел быстро засыпать в любой обстановке. Антон же лежал, уставившись в потолок. Он безумно вымотался за сегодняшний удивительный день, но как это часто бывает, организм никак не мог отойти от стресса, успокоиться, сон не шел.
Внезапно Щербак подал голос.
-Эй, мужики! А ведь над нами в квартире кто-то есть! Слышите?
Остальные замерли, напряглись, прислушиваясь. Да, Щербак был прав. В квартире наверху кто-то был. Этот кто-то то бегал перебежками, чуть слышно топая, то снова замирал. После небольшого перерыва снова раздался звук шагов. Но на этот раз не бег- шаги были неспешные, неторопливые, чуть слышные, словно бы человек шел в задумчивости.
-Вот тебе и пустой дом! Выбрали место! – проворчал Щербак, скрипя пружинами раскладушки.
-Кто это, Дима? Шатун?- спросил Антон.
-Почем я знаю? Наверное…
-Проверить бы надо. - Антон сел на диване.
-Может, черт с ним?- сразу же струсил Щербак.
-Вот еще! Не хочу, чтобы ночью к нам шатуны полезли! Придется сходить и проверить. – сказал Васильев.
-Лежите. Сдался он вам... - недовольно подал голос от батареи чужак. - Спите. Здесь, в квартире, безопасно. Дверь заперли, что вам еще надо?
-Надо подняться наверх и посмотреть, кто это.- ответил Димка.
Щербак застонал в темноте. Он понял, что отсидеться в квартире не удастся.
- Ну ты и размазня, Щербак, - бросил Димка, ворочаясь в темноте. Он встал, зажег фонарь, осветил лица людей, снова прислушался к звукам , доносившимся сверху. Раздалась целая серия торопливых шажков. Может, ребенок? Откуда? Топот начинал действовать на нервы.
Димка окончательно решился.
-Я иду наверх. Черт знает, что это такое. Если шатун - пристрелю. Щербак, остаешься здесь, с пленным. Квартиру запри, как мы уйдем.
Похоже, того задело публичное называние его размазней.
-Нет, я тоже с вами. Если что, тыл прикрою.
-Ты и задницу свою не прикроешь, Щербак! Ладно, пошли.
-Этого оставляем одного? - кивнул Антон на Дария.
Димка снова полоснул чужака лучом по лицу. Тот отвел глаза, когда свет ударил по ним, прикрывшись свободной рукой.
-Никуда не денется. Батарея крепкая. Да и не сунется он сейчас на улицу. Порвут его там в момент.
Они вышли гуськом из квартиры, притворив дверь. Все три луча прорезали тьму подъезда, выхватывая из мрака чуть стоптанные в середине ступеньки и деревянные изрезанные перила. Сторожко ступая, троица поднялась этажом выше. Входная дверь квартиры, находившейся прямо над их временным пристанищем, внешне ничем не была примечательна. Прежде чем ломиться в дверь, ее внимательно осмотрели, собираясь с духом.

Круглая черная кнопка звонка на деревянной подложке, коричневый дерматин с банальным узором из гвоздей с широкими шляпками в виде ромба. Дерматин в нескольких местах был вспорот ножом и набивка клочьями торчала наружу. Нижний дверной замок был залеплен жвачкой, в широкую прорезь верхнего тоже что-то было напихано. Дверной глазок отсутствовал, по крайней мере, центр двери, в котором ему полагалось находиться, был заклеен куском дерматина, к тому же не подходящим по цвету тону остальной части обивочного материала. В верхней части двери была когда-то прибита табличка с номером, теперь от нее оставалось лишь темное пятно. Судя по номерам остальных трех квартир на лестничной клетке, номер у нее был «55». Правее двери на выкрашенный в больничный светло-зеленый цвет стене чем-то острым нацарапали мужской половой орган. Больше ничего снаружи примечательного не было.
Щербак снова свалял дурака , что было в его стиле. Машинально протянул руку к кнопке звонка и в рассеянности быстро нажал. Кнопка была мертва, как и следовало ожидать.
-Ты вконец сдурел, что ли? – шикнул Антон.
Он отдернул руку, словно одумавшись. Дима поправил карабин на плече, осторожно попробовал дверь рукой. Дверь чуть приоткрылась и остановилась - было заперто лишь на цепочку. Прислушались. За дверью раздался отчетливый топот ног. Скорее всего, ноги были обуты в тапочки.
-Эй, там! Откройте дверь!
Тишина несколько секунд. Потом снова топот. Легкие шаги.
Димка просунул ствол карабина в щель между стеной и дверью и принялся орудовать карабином, как рычагом. Он запыхтел от усилия. Наконец, тонкая никелевая цепочка лопнула, не выдержав. Дверь свободно отворилась, и все трое ворвались в темную прихожую.

Воняло затхлостью, сухой пылью , протухшей едой и немытым человеческим телом. Антон испуганно шарахнулся в сторону – его задело что-то мягкое, пушистое. Он полоснул лучом фонаря, высветив верхнюю одежду, висевшую на вешалке в прихожей. Лучи фонарей выхватили из когтей мрака прихожую с зеркалом, висевшую одежду, мертвый электрический счетчик, и две запертые выбеленные в белый цвет двери, ведущие направо - вероятно, на кухню и в одну из комнат. Строго справа виднелась дверь санузла. Впереди был проход в большую комнату. Что-то высокое в мышиного цвета одежде метнулось в полоске света вперед, в комнату, и скрылось там.
-Туда! – командовал Дима, хотя нужды в этом не было. Все вместе, мешая друг другу и толкаясь в узком коридоре прихожей, уже топали вперед.
Это была большая комната. Застекленный сервант с книжной секцией, хрусталем, какими-то цветными старыми фотографиями в рамках, безделушки… Справа виднелась балконная дверь, диван у стены. Одна из двух оконных рам была заколочена фанерой. Вторая стыдливо прикрывалась плотной тяжелой шторой. А за спинкой мягкого дивана тускло-коричнево цвета что-то копошилось.
-Вылазь! Живо!
Снова копошение, шорох. Какой-то неясный звук, словно диван чуть сдвинули с места.
Димка обошел слева диван и осторожно, выставив вперед карабин, заглянул за диван. Там, между балконной дверью, шторой и спинкой дивана, съежившись в комок, тряслось насмерть перепуганной человеческое существо. Крупная дрожь сотрясала выставленную вверх узкую тощую спину в выцветшем халате, голову существо прикрывало дистрофичными иссохшими руками. Рукава халата спадали с рук, обнажая тонкие сморщенные плети. Это был старик, от которого остро воняло потом.
Дима присвистнул, разглядывая человека.
-Эй, отец! Не бойся, мы не причиним тебе вреда! Ты кто?
Голова зашевелилась. Боязливо повернулась вверх, прищурено лизнув взглядом из-под пенсе пришельцев. И снова отдернулась.
-Говорю же, вылезай! Мы сюда только ночевать пришли.
-Давай уйдем. Он же насмерть перепуган! –предложил Антон.
Оба отошли на пару шагов, остановившись рядом со Щербаком.
-Не больной? – вопросительно шепнул тот, словно боясь громким голосом напугать старика еще больше.
-Вроде нет. Боится только.

Человек понемногу приходил в себя. Он все еще прятался за диваном, но, уже оправившись от первого испуга, жадно разглядывал визитеров, высунув из-за спинки голову. Насколько можно судить в полумраке, ему было не меньше шестидесяти. Одет человек был в халат и пижамные штаны. Полы халата разошлись в стороны, обнажая тощее желтое туловище, поросшее седыми волосами на груди. На голове человека торчал взъерошенный пук седой шевелюры – все, что осталось от растительности на черепе. Нервически стиснутый рот, округлившиеся и несколько навыкате глаза под древним пенсне, дрожащие пальцы, теребившие и щипавшие спинку дивана.
-Мы здесь только на одну ночь, отец. С рассветом уйдем, - сообщил Дима, усаживаясь на обнаруженную табуретку. Антон и Щербак тоже сели – на деревянный журнальный столик.
-Вв-ы… ввв-ыы… - голос старца дрожал, он заикался, он протянул высушенную правую лапку к пришельцам, но боязливо отдернул.
-Мы с Васильевского острова. Там живут люди. Выжившие. Кто вы такой?
-Да-да-да… Я.. ссся-дду.- он заикался, шаря рукой позади себя, нащупывая сиденье дивана. Оторвать взгляд от людей он не мог. Наконец, он сел, продолжая испуганно таращиться из-под круглых очечков на пришельцев.
-Как вас зовут? – Дима прислонил со стуком автомат к серванту, очевидно решив, что старика нечего опасаться. От звука старик подпрыгнул на диване.
-Да успокойтесь вы, наконец! Вам нечего опасаться! – досадливо воскликнул Антон.
-Да, да. Конечно. Извините меня.. Это так .. внезапно... Я думал… – голос у старика наконец прорезался. Он все время трогал свое пенсне, словно желая убедиться, что оно на месте.
Старик подвинулся на диване, словно освобождая место кому-то невидимому. В его взгляде страх видимо сменял место подозрительности.
-…Я Павел Матвеевич Краснопольский. Филолог. Преподаватель в Университета Герцена... Бывший… - поправился он, словно бы университет еще мог принимать студентов.
-Филолог? Давно я тут вашу братию не встречал… Забавно… - усмехнулся Щербак, присматриваясь к старику.
-Простите.. Простите.. я уж думал, вы … по мою душу пришли… – перешел он на шепот. - Ох, да что я сижу.. Извините меня... - Старик поднялся, запахнул наконец хлястиком халат и принялся шарить на подвесной полке, то и дело оглядываясь на нежданных гостей. Потом достал оттуда свечи в канделябре, вынул спички из кармана халата и зажег пять свечей, полностью задернув штору. Стало немного ярче. Неверный огонек свечей колебался, отбрасывая длинные тени на лицо старика, отчего оно вдруг стало напоминать лунный кратер, косо освещенный Солнцем. Призрачные тени метались по потолку и стенам, словно мелкие бесы.
-Давно тут живете?- спросил Щербак.
-Всю жизнь, молодой человек. Жил, живу и помру здесь. Никуда я не пойду, да и некуда уходить...
-Слушайте, как же вы тут выжить сумели? Ведь семь лет прошло! – воскликнул Левченко, в голове которого никак не укладывалась мысль о том, что кто-то еще может жить в своей квартире.
-Да вот так и живу… - старик тронул пенсне. - Консервы были у нас, соленья всякие.. Валентина Игоревна.. Жена моя .. Царствие ей Небесное.. Закрывать консервы очень уж любила.. Я ей говорил – ботулизм разводишь, не надо. Голод сейчас, что ли? В магазинах продуктов валом… Смеялся.. А потом эпидемия началась, вот банки ее и пригодились..
-Значит, и она от вируса умерла? – осведомился Антон, сочувственно глядевший на старика.
Старик кивнул с горечью.
-От него, паразита иноземного… Скончалась моя ненаглядная, в самом начале чумы. Как вирус этот всех подряд косить начал. Сначала-то надеялись, что грипп обычный, да только это другое было… Почти сразу же ушла из дома. Ночью. Боялась, уговаривать начну остаться. Не хотела меня заражать. Вот и живу один, мыкаюсь. Котик был, Тимофей, да тоже давно помер … Жили с ним вдвоем, душа в душу… Песни петь любил… А больше никого не осталось во всем доме. Один я…
-А как же вы зимой здесь не замерзли? Морозы ведь, а отопление не работает? – спросил Антон.
-Эх вы, островитяне! - Димка взглянул на него насмешливо.- У всех ведь радиаторы на солнечных батареях стоят. Днем на свету накапливают солнечную энергию, концентрируя ее и выделяя в окружающую среду внутри комнаты. Обычное дело…
-Да, незаменимая вещь! – кивнул старик.- Если б не они, не выжить мне тут в первую же зиму, когда мор начался.. У меня три штуки таких.. Поставлю в разных комнатах, обогревают неплохо. Градусов пятнадцать температура, жить можно…
-И что, все это время вы одни консервы едите?
-Почему же? В магазин бегаю, через дорогу. Тут недалеко. Притаюсь в подъезде у двери, там планка выломана, обзор хороший. Как увижу, что улица пустая в обе стороны, выбегаю. Бегом, бегом. Схвачу крупу или сахар в магазине, и назад. Консервов там много, да испортились уж все... Соль, спички есть; каши варю на керосинке, тем и живу… Ничего, жив пока..
-Не страшно вам тут одному? – допытывался Антон.
-Да уж, веселого мало. Страх Божий под окном. Даже когда электричество еще работало, я уже его не включал. Хоть и четвертый этаж, а все равно жутко. Сижу в темноте, и окна не открываю ночью. Твари эти, что ночью вылазят, если заметят добычу, так на стену лезут, лишь бы до жертвы дотянуться, да только удержаться не могут, соскальзывают... Я уж видел такое… Собака бродячая как-то раз забежала в одну из квартир дома напротив, так они всю ночь пытались туда залезть, а там третий этаж… Боюсь, скоро появятся такие, что смогут лазать по стенам… Тогда, значит, и каюк мне придет… Главное, я думаю, запах свой не дать им учуять. Иначе, пиши пропало. Тогда уж не убежишь от них, не скроешься… Сейчас лето , можно читать, писать. Библиотека вон, шестьсот томов, все перечитал! А когда не читаю, наблюдаю за ними… Какой ужас! Я слышал, конечно, что вирус вызывает мутации, да и сам штамм все время изменяется, но чтобы так... Жуткие твари! И главное, днем они все по подвалам сидят, света бояться смертельно, а ночью выползают… Из-за них я и сон-то потерял; сплю по два часа. Как тут уснешь, когда вой такой стоит… Пару часов если подремлю, и то хорошо. Днем отсыпаюсь. А ночью или читаю летом, или за ними наблюдаю… Было бы ружье, пострелял всю мерзость эту! Тошно уже смотреть! Напалмом тут надо, напалмом! Залить все здешние подвалы и канализацию и сжечь дотла! Страшное время настало. В Бога-то я раньше не верил, но как тут не уверуешь… Судный день настал, и продлится он вечность…
-Слушайте, а Ховалу вы видели? – Щербак, конечно, не преминул встрять со своими сказками.
Старик, улыбаясь извиняющей улыбкой, поправил очки и переспросил.
-Кого, простите?
-Не обращайте внимания. – отрезал Дима, раздраженно косясь на Щербака.
-М-да.. А ведь, молодые люди, разум-то у них просыпается… Вот гляжу я на них, у мертвяков-то этих, и вожаки свои есть, и командиры. Охотничьи инстинкты есть, преследуют добычу как люди. Пускай по уровню развития они на уровне первобытных охотников, но тем не менее…
-Да нет у них разума, нет! Вытек весь! От вируса температура до сорока трех градусов может доходить! От мозгов просто ничего не остается! – заорал, не выдержав, Димка. – Слышите, вы! Ничего!
-Я с вами не спорю, молодой человек. Просто говорю, что видел. Раньше они вообще все в трансе каком-то ходили, что ли. А сейчас уже организованно двигаются. Конечно, не все. Некоторые как ходили словно во сне и головой о стены бились, так и бьются до сих пор, пока от головы ничего не останется. Валятся на землю и издыхают. Но большинство ведет себя не так! Совсем не так! Говорить не говорят, но чувствую, команды какие-то друг другу как-то отдают. Не то ультразвуком, не то телепатически…
Антон понимал, что бывший преподаватель прав. Эволюция была налицо, и только Дима продолжал упорствовать, отрицая очевидное. Он сидел на жесткой поверхности столика, слушал старика, и ощущение нереальности происходящего, все больше и больше заполняло его душу. В какой-то момент он на мгновение взглянул на происходящее со стороны и ужаснулся увиденной картине. Глухой ненастной ночью три человека в заброшенном доме слушают жуткие рассказы полусумасшедшего старика, а за окнами воет и шевелится сонм невиданных тварей...
Внезапно Павел Матвеевич очнулся, словно бы что-то вспомнив, вскочив с дивана, полез в антресольную секцию комода. Достал оттуда нечто булькнувшее, при ближайшем рассмотрении оказавшееся бутылкой водки. В другой руке старец держал стаканы.
-Будете? Хорошая водка, «Магнат»; берегу , почитай, с начала эпидемии. За знакомство, так сказать?
Троица вежливо отказалась. Старик налил себе в высокий стакан водки, залпом выпил, как простую воду. Налил еще, выпил половину, даже не поморщившись.
-Даешь, отец! - Дима удовлетворенно цыкнул зубом.
«Отец» глянул на него, утирая рот рукавом. Глаза его масляно заблестели. Водка сразу оказала на него свое действие.
-Не тужите, папаша! Столько лет прожили, глядишь, продержитесь, пока вакцину не найдут! Должны же когда-нибудь изобрести! – ободряюще поддержал его Димка.
-Вакцину! – возвысил голос старик. Казалось, он совсем освоился, к тому же заметно начал пьянеть от водки. – Что вы говорите, молодые люди! Конечно, молодости свойственно ошибаться. Когда-нибудь вы поймете… Человечество безнадежно проиграло это войну! Крах! Коллапс! И они еще на что-то надеются! Нет, господа, все кончено. Назад возврата нет. Пройдет время, пускай не один год, вымрут последние из нас, сдохнут последние из этих, шатунов и прочей нечисти, и что же останется в конечном итоге? Да-с, бактерия. Вот настоящий венец эволюции! Истинно победившая сторона в эволюционном споре! Великий, самонадеянный человек, считавший себя венцом природы, сходу сдал войну бактерии! Противник, которого можно разглядеть только под микроскопом! Тысячная миллиметра, кто бы мог подумать! Люди! Ничтожные создания! Боялись Апофиза, шарахались от ядерных боеголовок, и пали в конце концов от мельчайших палочек! Вот оно, истинное лицо человечества! Паразиты на лице Земли! Теперь с этим покончено. Планета очистится от миазмов млекопитающих. Довольно они издевались над природой! И тогда на сцену выйдет во всем ее величии истинная королева природы – Бактерия! Yersinia pestis! Но довольно о падших, я увлекся! De mortuis aut bene aut nihil! (О мертвых или хорошо, или ничего).
Старик все больше распалялся. В запальчивости он вскочил с дивана, снова забегал по углу комнаты возле балкона, то воздевая руки к потолку, то обращаясь к уцелевшему оконному стеклу. Казалось, про собеседников он уже позабыл.
- Нам не дано узнать, что будет на Земле через миллион лет, во что эволюционируют бактерии, развиваясь в благоприятной среде, без помех! Чем они станут? Быть может, это будет перспективная ветвь развития жизни! Как знать! А люди не более чем эксперимент. Неудавшийся! А знаете ли вы, что вылечить заболевшего в принципе невозможно? Я давно это понял, еще когда все думали, что это обычный грипп! Да, вирус можно убрать из организма. Вырвать, как кусок мяса. Да только избавишься от него- придется попрощаться с иммунной системой. Только так. Вирус Файнберга очень умен. Древний организм, удивительный! Попадая в организм, он сразу же пытается перестроить его себя, и если это ему удастся, человек не сможет жить в том случае, если вирус будет удален из организма! Он пускает корни глубоко в геном и все жизненно важные системы человека! Да! Пытались ведь убить вирус, даже сумели вывести его из организма, и только тогда понимали, что победа-то пиррова! Защиты у организма не остается вообще! Любой насморк становится смертелен! Убивает быстрее СПИДА!
Такой напор ошеломил даже видавшего виды Димку.
-Но послушай, отец! Откуда тебе могут быть известны такие детали! И вообще, мы умирать еще не собираемся!
Филолог презрительно отмахнулся иссохшей ручонкой.
-А! Глас из подземелья! Spiro, spero! (пока живу - надеюсь) Самонадеянность, достойная глупца! Не ведаете своего ничтожества! Презренные! Quod erat demonstrandum! (Что и требовалось доказать).
Он метался по своей маленькой жизненной территории и бушевал. На лбу его выступил крупный пот, тело начала сотрясать крупная дрожь. С ним происходило что-то непонятное. Антон приглядывался к взбудораженному старику. Его дрожь, возбуждение и крупная испарина наводили на мысль, что он нездоров. Припадок сумасшествия?
-Прочь эволюцию! Прочь многоклеточных! Природой уже было создано совершенное и законченное творение! В муках тщитесь и корчитесь! Propter invidiam ! (Из зависти) Глупцы! Miserabile dictu! (Достойно сожаления)- бушевал он, горланя во все горло, позабыв о мерах осторожности и о тварях на улице.
-Но послушайте, Павел Матвеевич! В конце концов.. – начал было растерянный Антон, но старик , перекрывая его голос, страшно заорал на него на весь мертвый дом, во всю мощь слабых дистрофичных легких.
-Favete linguis!!! (Придержите языки)
Он рычал, плевался латинским изречениями, крутился на месте, как собака, пытающаяся ухватить свой хвост; на губах выступила слюна. В какой-то момент он действительно стал напоминать бешеную собаку. Внезапно старик остановился, повернулся спиной к оторопелым слушателям и замер у окна, уставившись на штору. Тело его била настолько крупная дрожь, что ее заметили все трое пришельцев даже в потемках комнаты, освещаемой несколькими свечами. И тут он обернулся…
В лице уже было ничего человеческого. Звериное, перекошенное дикой яростью лицо уставилось на визитеров. Старческая физиономия, преображенная невероятным безумным гневом, и неожиданность ситуации привела их в оцепенение. Налитые кровью глаза вылезали из обрит, почти соприкасаясь со стеклами дрянного пенсне.
Издав животный рев, он внезапно и стремительно кинулся, словно коршун, на Щербака. Одним прыжком, сжавшись в клубок, старец набросился на него и вонзился отросшими грязными ногтями в шею. Все случилось в одно мгновение. Брызнувшая фонтаном артериальная кровь привела Васильева в чувство. Вскинув «ДТ», он полоснул по спине старика короткой очередью. Потом дал еще одну. Разрывные пули вонзились в тощее тело, разрывая его. Старик умер почти мгновенно, еще до того, как свалился на пол.
Щербак лежал на полу, судорожно цепляясь за шею, пытаясь пережать хлеставшую из порванных артерий кровь. Толку было мало- кровь струйками просачивалась сквозь пальцы и текла на его куртку, на столик, на пол, а с кровью из него уходила и жизнь…
-Проклятье! - кинулся к нему Димка. -Щербак! А, черт! Дай мне посмотреть!
Тот, не в силах вымолвить ни слова, уставился на него побелевшим лицом, которое заливал беспредельный ужас. Он сучил и перебирал ногами, словно пытался встать. Выпученные глаза вылезли на лоб. В них плескалась предсмертная паника и отчаяние. Он перескакивал взглядом с Димки на Антона, раскрыл рот, но сказать ничего не мог. Изо рта текла струйка крови.
Димка решительно взялся за его окровавленные пальцы.
-Щербак дай я посмотрю! Говорю же, дай взгляну!
Димка разжал его пальцы, оторвав от шеи и увидев раны, только присвистнул. Кинул обалделый взгляд на Антона, который сидел на столике, не в силах отодвинуться от раненного. Левченко был в шоке.
-Ничего, ничего, потерпи. Сейчас, я схожу вниз за бинтами. Только руки держи здесь… Не отрывай, слышишь? Все будет хорошо, Щербак! Я сейчас вернусь. Потерпи…
Димка встал.
-Антон, пошли со мной. Быстро!
Вдвоем они вышли в темный подъезд, остановились на площадке.
-Как он? – сипло выдавил из себя Антон.
-И ты еще спрашиваешь? Ты раны его видел вообще?
-Нет... Я не разглядел.. Все кровью залито было…
-А я посмотрел. Я тебе так скажу, что осталось ему всего несколько минут. Этот старый хрен… Не знаю уж, чего он так взбесился… В общем, сонную артерию он ему порвал. И яремную вену, похоже, также. Хлещет из Щербака, как из борова… Бинтовать бесполезно. Через пять минут он святому Петру будет свои сказки рассказывать. Если рай существует, конечно…
-Но мы должны что-то сделать! – воскликнул Антон отчаянной фистулой. -Он же истекает кровью…
-Антон, поверь мне. Такие ранения смертельны. Разбирайся ты хоть немного в анатомии, ты бы это понял. В общем, ты иди вниз, к Дарию, а я вернусь наверх. Мы должны думать о себе, а ему уже не поможешь…
Антон тяжело передвигая одеревеневшими ногами, спустился в квартиру. Пленник у батареи хмуро глянул на него.
-Пристрелили мертвяка? Где ваш третий? Что там у вас случилось?
-Старик там жил наверху. Странный какой-то. Философом был, преподавал что-то в Герценском. Сначала мирно беседовали по душам, водкой все угощал; мирный такой старик… А потом вдруг взбесился. Набросился на Щербака, шею ему разодрал… Старика хлопнули, а Щербак… Там лежит.. Дима говорит, что он не выкарабкается.- к горлу подступали слезы, душили, сжимали его. Левченко почти плакал от досады и потрясения.
-Внезапно взбесился, говоришь?
-Да, ни с того не и с сего.. Кинулся на него, как зверь и в шею вцепился когтями своими. Ну Димка его и полоснул…
Дарий хмыкнул. Разговор ему наскучил, он умолк.

Васильев вернулся через несколько минут. Антон глянул на него вопросительно. Димка шел, опустив голову. Вся его крутка была залита кровью. Антону почудилось, что от него исходил какой-то новый, странный запах, чуть металлический, резкий. Запах смерти? Может, так она и пахнет?
-Все. Только что скончался…
Оба помолчали. Что тут можно было сказать? Смерть была явлением непоправимым…
Димка кинул задумчивый взгляд на языка. Быстро, пружинистыми шагами подошел к Дарию и вновь полоснул ему лучом фонаря по глазам.
-В общем, так. Дарий, или как тебя на самом деле. Мы только что потеряли своего товарища из-за этого чертового сумасшедшего старика, настроение у меня хуже некуда. Почему у меня такое чувство, что знаешь куда больше, чем говоришь? Задницей чувствую, ты не просто недоговариваешь, а даже не начал говорить. Что на самом деле происходит в вашем комплексе?
Чужак уставился на него. Заносчивое и высокомерное выражение вновь появилось на его лице.
-Да, ты прав. У меня есть важная информация, но я буду говорить только с вашим начальником. И уж точно не с вами… - он презрительно скривил рот, брезгливо выплюнув слово «вами».
-Какие мы важные персоны! - Димка усмехнулся. -Значит, нам с Антоном знать не полагается?
-Это слишком важная информация.
- Ну с ним ты поговоришь, я обещаю. Можешь даже не сомневаться. И ему ты выложишь все.
-Ему - да. Тебе –нет.
Димка резко перестал улыбаться. Он снял карабин с плеча и подошел к чужаку вплотную.
-Слушай ты, важная персона! Как насчет того, чтобы прямо сейчас выложить все, что знаешь? Или как вариант, я выбью тебе прикладом все зубы? Вижу, ты их отбеливаешь? Следишь за ними, ухаживаешь, да? Молодец… Умница… А вот сейчас я их выбью. Все тридцать два. Как тебе такой расклад?
Чужак глянул на него с презрением.
-Попробуй. Я все равно тебе не скажу ровным счетом ничего. Кроме того, что ты уже услышал. Впрочем, это малозначащие сведения.
Антон решил вмешаться.
-Дима, оставь его в покое. Завтра его допросят на базе!
-Не лезь. Я хочу поговорить с ним прямо сейчас. Итак. Какого черта здесь вообще происходит? Ты ведь можешь мне кое-что рассказать, правда?
-Я знаю тебя всего несколько часов, но уже устал тебя посылать куда подальше…
Димка отрывисто захохотал, запрокинув голову. Отсмеявшись, он точным выверенным ударом рубанул чужака прикладом в рот. Тот застонал, запрокинулся набок, выплюнул вместе с кровью на пол обломки зубов.
-Ах ты сволочь…
-Ну как, понравилось? Продолжить? Или начнешь говорить?
-Дима!
Васильев с перекошенным от бешенства лицом обернулся к Антону. Рявкнул на него.
-Я кому сказал – не лезь не в свое дело!
-Послушай…
-Выйди нахрен отсюда!
-Я никуда не уйду. И ты больше его не будешь бить. С ним разберутся завтра.
Димка постоял с налитыми кровью глазами. Потом внезапно обмяк, отшвырнул оружие на диван, подальше от узника, и тремя широкими шагами стремительно выскочил в темный коридор.
-Идите вы все к дьяволу! – бросил он на ходу.
Антон взглянул на чужака, сидевшего у батареи. Тот, кинув взгляд на Антона, ожег его такой лютой ненавистью, что он отвел глаза.
-Придурок чертов… Все вы дикари… И вы за это заплатите... все до одного – бормотал он, все еще сплевывая куски эмали.

Димка вернулся через полчаса. Пропахший куревом. Костяшки правой руки были ободраны.
-Надо было на чем-то отыграться, - буркнул он, увидев, что Антон заметил кровь. По стене долбил. Ладно, к черту все.
Он устало повалился на диван.
-Господи… когда это все кончится… Хотелось бы узнать.. Когда…
Антон сел с другого края дивана и посмотрел на него с жалостью.
-Фонарь свой выключи. Батарейки скоро сядут… - произнес Димка, продолжая изучать натяжной потолок.
Антон повиновался. Комната погрузилась во мрак.
-Щербак, Щербак… Почему ты? Почему не я? Почему не я…

Наконец, на улице все стихло. Похоже, твари угомонились –приближался рассвет, время охоты закончилось. Димка, казалось, уснул. Чужак возле батареи перестал возиться. Наверное, задремал и он. И только Антон не спалось. Сначала он ворочался с боку на бок, надеясь вызвать этим утомление и уснуть, но кажется, лишь еще больше растревожил себя. Перед глазами стоял окровавленный агонизирующий комок плоти, еще недавно был Щербаком, суеверным и чудаковатым парнем, собирателем сказок и мифов нового времени, но все-таки это был обычный человек. А то, что истекало кровью на полу рядом со стариком с простреленной головой… Это было что-то другое. Пугающее, чуждое, за гранью представлений о добре и зле. Уже понявшее, что умирает. С глазами, наполненными смертельным ужасом предвидения…
Через полчаса он окончательно понял, что уже не уснет. В последнее время Антон спал очень мало, хоть и видел зачастую удивительные сны. Не то, чтобы он чувствовал себя разбитым после почти бессонной ночи. Нет, было какое-то другое ощущение. Он часто пребывал в созерцательном, несколько заторможенном состоянии, наблюдая за окружавшим со стороны, отстраненно и холодно. Так и сейчас он лежал оцепенело, уставившись в пыльный потолок, выдавший лучшие времена. Понемногу начинало светать. До условленной встречи на набережной еще несколько часов, неплохо бы немного поспать…
И только лишь Антона начало клонить в дремоту, внезапно что-то его разбудило. Он лежал неподвижно, на спине, прислушиваясь к своим ощущениям, пытаясь понять, что же его насторожило. И тут он услышал. Это было легкое царапание в дверь. Так, словно бы собака или кошка скреблись в дверь, требуя, чтобы их впустили. Звук был очень тихий, различимый лишь в полной тишине, но это не было слуховой галлюцинацией. Кто-то или что-то скреблось в дверь, желая попасть внутрь.
Сердце гулко, тяжело забухало. Антон осторожно встал, стараясь никого не разбудить. Димка, похоже, спал как убитый. Антон мельком взглянул на чужака – в сумерках его уже хорошо было видно. Дарий сидел, прислонившись к батарее и не шевелился, глаза были закрыты.
Антон тихонько подошел к входной двери и прислушался. Хотя он старался идти бесшумно, похоже, его шаги услышали. Непрерывное поскребывание прервалось, как только парень подошел к двери. Раздался шорох по полу на лестничной клетке... Шорох лап или ног? Антон не мог разобрать. Волосы на его голове начали шевелиться от ужаса. Сердце бухало как паровой молот, ладони вспотели. Ему неудержимо захотелось открыть дверной замок и посмотреть, что за существо пытается проникнуть в квартиру. Конечно, разум говорил, что это сумасшествие, но что-то заставляло его взяться за задвижку. Вспотевшие пальцы медлили, и тем не менее, действуя сами по себе, словно бы отдельно от тела, начали миллиметр за миллиметром отодвигать запор…
-Антон, отойди от двери. – отчетливо раздался из комнаты голос Димки. Антон вздрогнул, сбрасывая с себя наваждение. Нет, конечно, это безумие. Что на него нашло?
Левченко виновато вернулся в комнату. Димка лежал на спине и смотрел на него.
-Ложись спать. Не обращай внимания.
-Но что это такое?
-Не знаю и знать не хочу. Постарайся заснуть наконец.
Какое-то время Антон, лежа на раскладушке, еще пытался прислушиваться к шуму за дверью, но там, кажется, все стихло, существо ушло, словно осознав, что его не впустят.
А потом Антон провалился в глубокий сон без сновидений.

До условленного времени встречи на пристани на Обуховской набережной оставалось два часа. Достаточно, чтобы добраться до набережной. Путь к Неве легкий и относительно безопасный - все время вперед, по Цимбалина и Дудко, не заплутаешь. Они успевали с запасом.
Дождь с проливного перешел на моросящий – небеса снова выдохлись, чернильные щупальца втянулись в осьминога, скрывшегося за горизонтом, и привычное серое небо вновь открылось взорам. Было настолько холодно, что казалось, вот-вот пойдет снег. Шли быстро, согреваясь ходьбой. Чужака вели впереди, не упуская из виду. Говорить было не о чем. Произошедшее ночью сильно подействовало на всех, включая и Дария. Он замкнулся в себе, не проронил за все утро ни слова. Антону показалось, что он принял какое-то важное для себя решение, определился в чем-то...

Щербака, облаченного в мешковину, которую Димка разыскал в квартире старика, несли Антон с Димкой на самодельных носилках. Через каждые пять минут они останавливались передохнуть. Ставили носилки на землю, утирали испарину, молча и понуро глядя на скорбный груз, прощаясь со Щербаком навсегда.
На Димке не было лица. Он был командиром отряда, и отлично знал, что ждет его по возвращении. Потерял одного человека, плюс поврежден БРДМ. Да, языка они взяли, но это было слабым утешением. Похоже, операция провалилось.

Вышли они к пристани незадолго до восьми. Катера еще не было. Впрочем, посмотреть здесь было на что. Комфортабельный причал, отгороженный сеткой от набережной и собственно, города, незадолго до эпидемии был отремонтирован, бетонное покрытие подлатали. На причале все еще стоял, приткнувшись к понтону, роскошный пятипалубный лайнер «Александр Невский», бывший когда-то гордостью Северного Пароходства .

Мощной белой стеной он возвышался выше крыш домов, видный за много километров. Восемь дизелей, четыре мощные турбины, корты, прогулочные палубы, солярии, два бассейна, казино и многое другое, предназначавшееся прежде всего для иностранных туристов. Питерцам прогулка по Неве, Ладоге и Онеге на таком теплоходе была не по карману. Метровые буквы надписи уже частично отвалились, а может, были оторваны от борта мародерами, теплоход сильно осел и накренился в другую сторону от понтона, ватерлиния ушла под воду. «Александр Невский» медленно погружался на дно Невы; в трюме была течь. Дальше, пришвартовавшись прямо к пристани, стояло еще несколько теплоходов поменьше; на середине течения Невы виднелся ржавеющий нос баржи, задранный кверху. Когда пришла чума, людей начали эвакуировать на теплоходах из центра города за его черту, в санатории и деревни, но позже стала понятна бессмысленность этих маневров. В спешке брошенные корабли, стояли на причале и ржавели. Грустно и больно было смотреть на этих красавцев, кинутых в ненасытную глотку всеразрушающего времени.
Осторожно поставили тяжелые носилки на землю. Димка, угрюмо поглядывая то на часы, то на чужака, презрительно кривившего губы, ходил кругами вокруг них. Антон стоял у воды, прислушиваясь к доносящимся с реки звукам.
Наконец, ровно в восемь часов, он услышал тихий, но нараставший с каждой секундой шум дизельного мотора. Несомненно, это был катер, шедший за ними.
Через несколько минут моторная лодка, в которой находились Хмельницкий и Остапенко, уже причаливала у пристани рядом с «Александром Невским». Остапенко, разинув рот и запрокинув голову, с изумлением разглядывал роскошный лайнер, почти не потерявший своего былого лоска. Он видел его далеко не впервые, но каждый раз заново изумлялся величию и красоте речного исполина.
Хмельницкий энергично спрыгнул на причал и подошел к троим ожидавшим на причале людям.
-Здорово, парни! Ну, как сами? Где Щербак? И это что еще за фрукт с вами?
Только после этого его взгляд упал на стоявшие не земле носилки и он осекся. Недоуменно взглянул на Васильева. Тот кратко рассказал о случившемся.
Хмельницкий и подошедший Остапенко, молчали, опустив голову в знак скорби по погибшему товарищу.
-Земля ему пусть будет пухом… Серега, Серега… Как же ты его не сберег, Васильев? Ну теперь, готовься. Комбат с утра злой, как черт… Жди грозы…
Димка ничего не ответил. Он и сам прекрасно все знал.
Антон с Васильевым усадили на скамью Дария, уселись сами, на корме поместили носилки, и катер, вспенивая воду, развернулся и полетел к Васильевской стрелке. Разведка боем закончилась.


Приплыв на Стрелку, и передав тело Щербака на руки Данишевичу, а пленного – на попечение Барина, Васильев с Левченко сразу же прошли к Комбату в радиоузел.
Не глядя на Комбата, можно было понять, что он сильно не в духе. В комнате сгустилось электричество, казалось, воздух искрил. Тучи давно собрались, погромыхивало, и ливень вот-вот грозил обрушиться на головы обоих разведчиков.
Васильев, вытянувшись по стойке смирно, кратко доложил о случившемся. Комбат стоял у окна, разглядывая улицу и заложив руки за спину. Это была его излюбленная поза. Когда Димка дошел до момента гибели Щербака, тот удивленно повернулся, словно не веря в то, что слышал. Брови его гневно и в то же время изумленно собрались домиком на лбу. Только сейчас, повернувшись лицом к вошедшим ребятам, он увидел, что их лишь двое. Вид у Комбата вдруг стал неуловимо комический, хотя это было явное недоразумение. Комбат вообще крайне редко проявлял глубоко похороненное чувство юмора.
-Васильев! Я не ослышался? Щербак погиб?
Дима поник, как сдувшийся шар, уставившись в пол.
-Так точно, Михаил Степанович... Просто мы не ожидали нападения…
-Как это не ожидали, Васильев! - Комбат подскочил от гневного изумления. -Ты же командир отряда! Ты что, на курорт поехал? Как это понять - не ожидали нападения!
-Товарищ полковник! - Антон, на свою беду, решил вступиться за товарища. -Можно я объясню…
Комбат взвился еще сильнее.
-Можно Машку за ляжку, Левченко! Вы где находитесь, я вас спрашиваю? – бушевал Комбат, тряся воздетыми волосатыми кулаками. – Мать вашу! Машину угробили, так еще оказывается, товарища потеряли! Не ожидали они! Да ты смеешься надо мной, Васильев! Хорош командир отряда! Нечего сказать! Лучше б я Хмельницкого послал или Гамова! Больше проку было. И машина… Это ж БРДМ, а не хрен собачий! Как мы теперь без нее, Васильев! Голову б тебе оторвать!
-Михаил Степанович… Я…
-Головка от патефона!
Тут он принялся осыпать незадачливый разведчиков трехэтажным матом в своей излюбленной манере. Антон, чьи уши пылали от досады и стыда, хотел провалиться сквозь землю. Васильеву было еще тяжелее.
Еще добрых десять минут он поливал обоих разведчиков заковыристым матом. Наконец, старшой умолк и тяжело вздохнул. Жадно закурил, отойдя к окну, привычно окутываясь табачным смогом; хоть и бросал много раз, а только все равно продолжал курить. Все, он выдохся. Самое страшное осталось позади.
-Наломал ты дров, Васильев, не ожидал от тебя.. Знал я ,что ты не подарок… Но чтобы так… Ладно, вышли оба. Я хочу побеседовать с вашим пленным. Как его там…
-Назвался Дарием…
-Ага. Приведите сюда. Васильев, ждешь в коридоре. Мы с тобой после побеседуем. Левченко, свободен.
Вышли из радиоузла ссутулившиеся и понурые, как побитые псы, побрели к Барину за пленным.
Отвели его в радиоузел и оставили с Комбатом. Уселись на деревянных стульях в коридоре, принялись ждать. За все это время ни Васильев, ни Левченко, не произнесли ни слова. Они просто ждали решения своей участи.

Дверь в радиоузле была тяжелая, металлическая, со звукоизоляцией. Несколько раз именно здесь проводились допросы сомнительных личностей, попадавших в поле зрения руководства Базы, так что о происходившем в комнате оставалось только догадываться.
Через какое-то время взмыленный потный тяжело дышавший Комбат, засучивший рукава толстовки, выглянул из комнаты.
-Сидите, голуби? Зайдите-ка, оба. Только сперва Титова позовите, пусть заберет этого … в изолятор…

Они вошли. На стуле посередине комнаты сидел Дарий. Похоже, Комбат поговорил с ним на славу. Нет, на лице новых повреждений не было заметно, но судя по тому, как тот сидел, неловко подогнув правую руку, словно ушибив ее, да и вообще, как-то скрючившись, скособочившись, было ясно, что Комбат к нему приложился основательно. Дарий сидел, опустив голову и не поднял ее когда вошли Дима с Антоном. Следом за ними вошел и Титов.
-Так, Титов. Уведи-ка этого в одиночку. Потом вернешься, подождешь у двери. Васильева в карцер потом посадишь. Посидит, ума наберется… А я пока с ними поговорю. – распорядился Комбат.

Титов, легонько подталкивая ковылявшего Дария в спину, ушел. Ничего от былой заносчивости в том уже не было. Лишь подавленность и видимое ощущение переносимых физических страданий.
-Садитесь, кивнул Комбат на скамью.
Они сели – Антон неуверенно, Димка тяжело, вымученно.
-Значит, так. Васильев, ты с сегодняшнего вечера садишься на две недели на губу. Думаю, это понятно. А теперь о деле. Побеседовали мы с вашим пленным очень презанятно. Сначала девочку из себя строил, потом… хм… разговорились. Все выложил, как на духу. Эти медики, что под Институтом живут, полные психи. Военщиной там не пахнет. Это обычные ученые крысы, правда, с основательно съехавшими от сидения под землей, крышами. Они вообразили, что на них собираются нападать. Параноики. Уж не знаю, чего это им взбрело в голову, а только они считают, что для выживания им необходимо уничтожить выживших людей в городе. Ни много ни мало. Только тогда они смогут почувствовать себя в безопасности. В общем, тронулись головой.
Как вы знаете, за КАДом есть Новообуховский аэродром. Так вот, есть у них там пара кукурузников, на которых они несколько раз распыляли отравляющий газ над разными районами Питера. Не то SR, не то еще какую химическую дрянь, которая в подземном бункере от военных осталась. В убежище есть пара пилотов-любителей, вот они и гоняют на самолетах. У них там штук сорок небольших авиабомб, начиненных шариками с газом. Убойная вещь, кстати. Военным бункер не пригодился, а медики вот живут уже который год и успешно сходят с ума. В холодильниках на пятом этаже хранятся штаммы сибирской язвы, чумы, холеры, и вирус Файнберга, конечно. все еще копаются в микробах, изучают… Оборудование нужно обслуживать, вот и приглядывают за холодильными установками. Дарий как раз возвращался с пятого этажа, и наткнулся на вас. А старик этот, внезапно спятивший… Над Обухово они как раз несколько дней тому назад распылили газ, знали, подонки, что там еще горстка людей живет... Колония каких-то битников, жили в палатках на крыше одной из высоток… Выращивали там овощи, на землю вообще не спускались, как уж они там выживали зимой, не знаю… В общем, медики подземные решили проверить, насколько газ эффективен… Не меняйся в лице, Васильев. К моменту вашего появления газ гарантированно рассеялся, не волнуйся. Он не настолько стабилен, чтобы опасная концентрация сохранялась в воздухе почти неделю… Старик, живший по соседству с битниками, видать окна открыл проветрить, досталась и ему приличная доза. Газ нервнопаралитический, больной обычно впадает в кому, ведущую к летальному исходу, однако перед этим, помимо прочих симптомов, свидетельствующих об обширном поражении нервной системы, человек страдает вдобавок и галлюцинациями. Остается лишь догадываться, кем вы ему померещились, когда вошли. Или чем... К сожалению, прежде чем впасть в кому, он в припадке набросился на Щербака. Так что, Васильев, тут ты не виноват, однако, за БРДМ карцер тебе все-таки обеспечен…
-Есть, Михаил Степанович! – вскочил на ноги Димка.
-А как же! Отсидишь как миленький! Насчет БРДМ – займемся им позже, тягач не на ходу… Да садись ты, садись! Чего скачешь… Это не все. Крысы подземные уже давным-давно знают о нашей Базе и в числе прочего, планируют распылить свою нервнопаралитическую дрянь над Стрелкой… Они считают и нас своими врагами, хотя мы не подозревали об их существовании до последнего момента. Не успокоятся, пока всех людей не потравят. Словом, хочешь, не хочешь, а остановить их придется. Не ровен час, действительно устроят налет, от них всего можно ожидать. Только мы опередим их, нанесем удар первыми. От этого крысиного гнезда ничего не останется. Сопротивление нам оказать они не смогут, ни вооружения нормального у них нет, ни бойцов обученных... Вот такие пироги, господа разведчики… - подытожил Комбат.
-Вы уверены, что там действительно нет серьезного ополчения? У этого Дария костюмчик очень продвинутый, и винтовка экспериментальная…– спросил Димка.
Комбат задумчиво посмотрел на свои руки.
-Нет, я уверен, что он не лгал. Я сделал ему очень... очень больно… Любой выложит всю правду. И он не исключение. Пленный понял, что может остаться инвалидом на всю жизнь, именно это его и сломало, я увидел страх в его глазах… Нет, - покачал седой головой Комбат, - он сказал правду. Дарий уверяет, что работает начальником службы безопасности комплекса, он единственный человек, умеющий хорошо обращаться с оружием. И вы его сумели застать врасплох, когда он не ожидал вторжения в пределы института. Он действительно должен быть неплохим бойцом. Его нанокостюм и винтовка говорят о многом, это серьезная экипировка. Вообще-то, он выглядит слишком молодо для опытного бойца со стажем, реального опыта ведения боевых действий у него, вероятно, нет. Думаю, что взяв его в плен, мы лишили этих крыс лучшего бойца. Мы их не уничтожим. Пусть сидят у нас в подвале Академии Наук, места хватит всем. Вреда они уже никому не причинят. Хватит и того, что они сделали… Пожалуй, это все, что вам нужно знать…
Титов! – гаркнул Комбат резко. Антон вздрогнул. Титов, затопав, шумно распахнул дверь. Он слегка запыхался после прогулки с пленным до одиночки и обратно.
-Васильева в карцер. Левченко, можешь уже идти.

Сопровождаемые пыхтевшим сзади круглолицым крепышом Титовым, оба парня добрались до карцера, расположенном в левом крыле второго этажа. Карцер располагался в самом конце коридора – там не было квартир, просто конец коридора отгородили дверью и получилась маленькая, размером два на полтора метра, глухая камера без окон. Дверь его была глухой металлической, с маленьким смотровым окошком. Внутри – помимо биотуалета, раскладушка, занимавшая почти все свободное пространство. Тусклая лампочка на проводе, и больше ничего. Здесь узник находился действительно в полной изоляции. Паек заключенному выдавался урезанный, иногда это был лишь хлеб с водой. Довольно сурово, но и попадали в карцер за действительно серьезные провинности.
-Вот так, значит, Михал Степаныч с тобой обошелся.. Суров мужик.. – сетовал Титов, шагавший сзади Васильева и Левченко. – Пленного, значит, в одиночку со всеми удобствами, а тебя в карцер… Сурово… - зацокал он языком…
-Есть за что… - процедил Димка, не оборачиваясь.
Титов покачал головой, гулко ступая по коридорам башни.
-Оплошал ты парень, еще как подвел всех..
-Ладно, хватит. Распричитался! – оборвал его зло Димка.
У металлической двери карцера они попрощались. Титов , переминаясь с ноги на ногу, ждал в сторонке. Димка протянул руку Левченко.
- В общем, полмесяца мы не увидимся, Тоха. Держись молодцом. Самое главное- не вызывайся добровольцем, не высовывайся, особенно, когда Комбат начнет набирать людей для исследования подземки. Не обижайся, но война вообще не для тебя… Не подставляйся понапрасну под пули, береги себя. Не рвись в бой, повоевать всегда успеешь…
-Не буду, - пообещал Антон, не подозревая, что судьба его, как и всех остальных васильевцев, уже была предрешена.
-Вот и молодец, -похлопал его Димка по плечу. – Держись, Тоха! Эй, Титов! Где ты там? Отворяй темницу…

Сразу же после ужина Комбат собрал в радиоузле всех бойцов. Все были в курсе произошедшего, так что ничего нового не услышали. Как всегда насупленный и хмурый, Комбат окинул взглядом бойцов, отбарабанил по клеенке что-то одному ему известное, и перешел к делу.
- Задача простая. Проникнуть в бункер под зданием института . С нами пойдет Дарий, без него мы туда проникнуть, похоже, не сможем. Боекомплект стандартный, но огонь без необходимости не открывать. Если они действительно мирные медики, как утверждает язык, то возьмем их в плен без затруднений и доставим на Базу. А там уже разберемся, что с ними дальше делать…
Со мной пойдет девять человек, усиленный отряд. Макаров, Штерн, Шаповалов, Борисов, Савельевы – оба, Горячев, Прохоров, и Левченко. Ты, Петр, он кивнул Барину, остаешься за старшего. Васильев на гауптвахте. Подъем как обычно. На двух катерах доберемся до Обуховской набережной, оттуда пойдем пешком, там недалеко. Петр, рации ни к черту. Выдай нормальные, экранированные. Связь с Базой должна быть обязательно. Если нет вопросов... разойтись!

Левченко вернулся в казарму, глянул на пустую заправленную койку Васильева. Две недели они не увидятся… На тумбочке у кровати лежала книга, обернутая в газету. Антон взял ее в руки, раскрыл в начале. Так и есть, та самая. «Откровение Иоанна Богослова». Он забрался с ней наверх и читал до отбоя, пока дневальный не отнял у него насильно фонарь.

Однако, ночью он вновь не уснул. Мысленно Антон постоянно возвращался в ту маленькую квартирку на Белы Куна, пропитанную кровью, запахом пота, страхом и, как ему казалось, облегчением умирающего. Вспоминал Антон и свою прошлую жизнь - светлое пятно детства и отрочества, оставшееся где-то далеко позади. Мосты были сожжены давным-давно, и лишь в мыслях он мог возвращаться назад, в прошлое, в жизнь до пандемии. Никаких фотокарточек, даже дневниковых записей у него не сохранилось. Лишь мозг, загадочный орган, о работе которого ученые по-прежнему почти ничего не знали, хранил в себе разрозненные частицы воспоминаний, которые были так дороги Антону; это была его единственная ценность. Он любил бережно разбирать воспоминания, переживать их заново, трепетал ад наиболее сокровенными, дорожил, как может ретивый коллекционер дорожить своим собиранием образцов, посвятив ему всю жизнь.
Воспоминания – вот единственная вещь, скрашивавшая жизнь выживших…


Глава V
Начало

I.
Антон часто вспоминал прошлое. Словно красный катафот ярко мазнет отблеском по сетчатке , оставив на ней отпечаток, так и увиденное человеком остается в его памяти, тускнея со временем. Однако, некоторые воспоминания врезаются в память так сильно, что вымываются дольше и неохотнее других. Машина прошлого умчалась по встречной давным –давно, а он все стоял на разделительной полосе, и полагал, что все еще может различить в кромешной темноте красные огоньки…

Это начиналось почти как трагикомедия. Сначала весь мир потешался над незадачливыми американцами. Вечно у них что-нибудь приключится за океаном. Мало им было кризисов и политических склок, теперь вот новая напасть. Летом 2040 года разразилась катастрофа, слух о которой мигом облетел весь мир, несмотря на отчаянные попытки американских властей замолчать инцидент, поначалу не придав ему должного значения.
На территории кампуса Принстонского Университета была зафиксирована странная летняя вспышка гриппа. Попытки местных врачей-эпидемиологов справиться с заболеванием оказались неэффективными. Трое человек умерли в течение недели, появились случае заболевания среди других жителей кампуса. Городок в штате Нью-Джерси, прославившийся университетом и сериалом про циничного лекаря, причем неизвестно, чем больше, был оцеплен национальной гвардией во избежание распространения инфекции, в зону карантина были созваны отборные американские эпидемиологи со всей страны.
По заявлению властей, вирус не представляет угрозы населению, он передался человеку от приматов, которые болели им с незапамятных времен, однако, дабы перестраховаться, приняты повышенные меры безопасности. Особо подчеркивалось, что, введенный в кампусе с населением три с половиной тысячи человек, карантин это не более чем формальная предосторожность. Работников карантинной службы снимать не разрешалось, однако кто-то из праздных зевак, шатающихся перед кампусом, все же заснял на мобильник вертолет медицинской службы и людей в белых биокостюмах. Эти кадры мгновенно попали во всемирную паутину, поскольку человек отправил их в Интернет прямо с телефона, не отходя от оцепления, и стали легендарными, равно как и физиономии американских резервистов, отнимающих камеры у журналистов, мобильники у зевак, бьющих прикладами гражданских, пытавшихся подобраться слишком близко, а то и проникнуть за ограждение, или патрульных, сажавших в участок всех, кто задерживался рядом с оцепленной зоной дольше положенного. Подозрение и агрессию вызывали любые действия населения, все настойчивее пытавшегося выяснить – что же на самом деле происходит в университетском городке. Кстати, тот легендарный мобильник был изъят военными и карта памяти была уничтожена, но сделали это слишком поздно видео уже стремительно распространялось по международным серверам.

Демонстрации джерсийцев, пытавшихся отстаивать свое право на доступ к информации и выяснить, чем обусловлена такая секретность вокруг вспышки обычного вируса гриппа, подавлялись дубинками и слезоточивым газом. Федеральные телеканалы взахлеб осуждали противоправные действия властей в Принстоне. Газеты пестрели заголовками, интернет-крикуны надрывались , обличая власть предержащих республиканцев, затянувших гайки перед самыми президентскими выборами.

Когда начали перекрывать федеральные автотрассы, закрывать аэродромы штата и вводить карантин в соседних с Принстоном городах, рев возмущения противоправными действиями властей начал стихать, стали появляться недоуменные голоса. Было ясно, что эпидемия далеко вышел за пределы одного кампуса, а действия национальной гвардии были лишь попыткой сдержать лавину руками. Непонятная инфекция, принятая изначально за грипп, распространялась по всему северо-востоку США; стало известно о тщательно скрываемых случаях заболеваемости на юго-западе страны, в Аризоне, Неваде, и в Канаде, ставшей к тому времени де-факто огромным вассалом Америки. Люди осознали, что случилось нечто совсем скверное. Сетевые форумы пестрели догадками и предположениями, врачей атаковали расспросами, власти уверяли, что держат ситуацию под контролем.

Новостные репортажи CNN в прямом эфире транслировали во всех странах мира. Особенно смаковали их жители Восточной Европы и Азии – Ирака, Ирана, Афганистана и Объединенной Югославии. Весь арабский мир ликовал. Наконец-то Аллах покрал неверных! Небесное оружие, спустившись с небес, приступило к полному уничтожению Америки! Хвала Аллаху! Смерть нечестивым!
Целыми сутками все мировые новостные агентства показывали видео нарезку, все более походившую на сводки из района боевых действий. Президент объявил военное положение на территории всей страны в июле. К тому времени ситуация стала катастрофической. Число заболевших увеличивалось, подобно снежному кому, не успевали изолировать все новые очаги инфекции.

Северо-восток США - многокилометровые пробки на границе штатов – люди безуспешно пытаются выехать из Трентона в Филадельфию, обстрел рыбацких лодок в Пойтн-Плейзант, пытавшихся морем уйти на север и юг, детей, спавших на лавках ожидания в аэропорте Ньюарка, повсеместные очереди за чистой водой и супом , закрытый на карантин Атлантик-Сити с его погасшими вывесками и транспарантами, некогда призывно заманивавших азартных туристов-простаков, оцепленный Финикс, в котором ввели комендантский час, Лас-Вегас, превратившийся в лазарет, многомиллиардные убытки игорного бизнеса, спад экономики, продовольственные карточки и ограничения свободы слова, жестокие подавления недовольства населения дубинками и слезоточивым газом. Первый случай стрельбы по мирной демонстрации в Принстоне. Официальное заявление о том, что выстрелы были случайными и были спровоцированы самим митинговавшими…

К сожалению, это было лишь первой каплей. Как оказалось позже, блокада кампуса не имела никакого смысла. Еще до введения карантина в Принстоне в различных уголках страны начали выявляться люди со схожей симптоматикой. Сразу же выявили возбудителя, информацию о вирусе засекретили, упоминать о нем было запрещено, но разве шило в мешке утаишь! В мире, где несколько десятилетий правил Интернет, секретов быть не могло.
Пока федеральное правительство решало, что же делать с нежданной напастью, больных людей становилось все больше. Карантин пришлось вводить в городах Пенсильвании, Аризоны, Невады, Огайо, Висконсина, Делавэра и других штатов.
В конце июня в прессе разразилась настоящая буря. Начали говорить об эпидемии , вызванной неизвестным возбудителем. Официальные лица вынуждены были сделать заявление. Да, есть проблемы, но мы их решаем, для паники нет повода. Это всего лишь новый штамм гриппа приматов, нет поводов для паники.
Однако, властям не верили. Слишком уж много накопилось схожих случаев заболевания по всей стране. Если это грипп, почему не помогают обычные лекарства? Почему течение болезни сопровождается галлюцинациями и сумасшествием? Почему латентный период оказался столь большим? Почему такая высокая вирулентность? Правда ли, что возбудитель оказался неизвестен медицине?

Лишь в июле последовали официальные рекомендации, касательно средств профилактики и защиты от гриппа. Покой, избегать курения, алкоголя, пить жаропонижающие. Особенно помогает тампадеин, новое широко разрекламированное средства борьбы со всеми серотипами гриппа. Нужно же было сказать хоть что-то!
Федеральное правительство США, с опозданием установившее истинный источник инфекции, скрыло от населения тот факт, что виновником ситуации стал объект, обнаруженный археологами на плато Колорадо; ни крупицы информации об этом так и не просочилось в СМИ, однако слухи о том, что возбудитель давно известен, и что у приматов к нему выработан иммунитет, поддерживались и укреплялись. Впрочем, нужно отметить, что и сами власти узнали об истинном источнике инфекции лишь в августе, а до того времени версий о происхождении возбудителя выдвигалось множество, и все они были далеки от истины. Когда же ученые поняли, наконец, что инфекция попала на землю вместе с космическим телом, было слишком поздно.

Впрочем, людям открыто говорить правду было не нужно, все и так было ясно. Первым обрушился фондовый рынок США, принудительно закрытый в понедельник 29 июня вследствие половинного падения биржевых индексов. В июле биржа была открыта вновь, и вновь, после нескольких часов обвального падения, торги снова были прекращены. Как оказалось, навсегда.
В июле многочисленные признаки заболевания стали выявляться в странах Европы, Мексике, Канаде, Африке. Вирулентность была слишком высокой, чтобы можно было надеяться на то, что очаги заболеваемости можно было изолировать.

Во многих странах начали поголовную проверку населения на наличие возбудителя, развивающегося, как оказалось позже, бессимптомно неделями, и даже месяцами, инициировалась бессмысленная поголовная вакцинация в Америке и Европе, но количество больных увеличивалось с арифметической прогрессией, позже переросшей в геометрическую. Воздушно-капельным путем вирус мгновенно передавался от человека к человеку. Началась настоящая паника…

В августе правительство США во главе с президентом сложило свои полномочия. Власть ушла, наступила анархия. Следить за общественным порядком на местах пытались было местные шерифы; старались призывать резервистов для усиления полицейских органов, однако, наступавший хаос уже ничто не могло остановить. Заболевали целыми населенными пунктами, становилось некому блюсти порядок в стране. То же начинало происходить и за океаном, в Европе, Африке и Азии...
В августе вирус добрался и до Австралии, несмотря на то, что федеральный парламент объявил о строгой самоизоляции. Материк не принимал суда и самолеты, строжайше пресекая все попытки остального мира наладить контакт с государством. И все же, начали заболевать и жители южного континента. Поговаривали, что виной была больная рыба, выловленная у Барьерного Рифа – действительно, первые заболевшие проживали в пригородах Кэрнса. Город был немедленно посажен на карантин, войска оцепили его, но вирус просачивался вглубь страны как песчинки между пальцами… Ничто не могло его остановить…



II.
Американская катастрофа поначалу воспринималось лишь как очередной фильм ужастиков. Да, эпидемическая вспышка , правда, летом, что нетипично, ну что такого? Вакцины от гриппа существуют давным-давно, медицина может все, чего же бояться? Мы за океаном, далеко это все. На другом краю земли…
Поделом им, сами себя сглазили, ворчал отец Антона, типичная жертва телевизора, раздраженно щелкавшая пультом. На черта они вечно беду кликают на свою голову? Вечно у них в фильмах цунами, пришельцы, вулканы, монстры... Господи, как они вообще там живут? Накаркали, сглазили сами себя! Теперь эпидемия какая-то… Черт-те что…
Мать традиционно самоустранялась от участия в дискуссиях. У нее были куда более насущные и реальные заботы в поликлинике. Забот больше всего добавляли школьники, возвращавшиеся из летних лагерей. У кого педикулез, что вообще было дикостью в двадцать первом веке, однако еще встречалось, у кого-то аллергия, у кого-то острое пищевое отравление…
Она рассказывала, что в этом году появился новый необычный штамм, может дать сильные осложнения. Уговаривала Антона сделать прививку, не дожидаясь осени. Он беззаботно отмахивался. Я гриппом ни разу не болел, мам! Какой грипп? Вирусы меня боятся. Так оно и было.

Весь мир был слишком занят, чтобы обращать должное внимание на грипп. Иран все-таки стал полноценной ядерной державой. США начали ввод войск в страну; мир вновь оказался на грани третьей мировой войны. Именно этот вооруженный конфликт занимал людей по всему миру больше всего, пока не появился первый умерший от странной разновидности гриппа во Франции. Смертей становилось все больше и больше, зараза расползалась во все стороны. Пастеровский институт категорически отверг всеобщее заблуждение населения о том, что это вирус гриппа приматов. Сразу же выяснилось, что Франция имеет дело с тем же заболеванием, что и Америка, хоть и с мутировавшим штаммом. Неизвестная болезнь видоизменялась, путешествуя по миру, что делало борьбу с ней еще более затруднительным и безнадежным делом. Вирус Файнберга коренным образом перестраивал геном и иммунную систему человека под себя.

Поначалу информацию тщательно скрывали, за разглашение медицинских данных полагалось длительное тюремное заключение. Появились случаи заболевания за Уралом, в Японии и Австралии. Тогда-то ученые по всему миру и забили настоящую тревогу. Вирусная инфекция, занесенная на Землю, распространялась стремительно и смертоносно, как чума в средние века, превосходя ее в тяжести и непредсказуемости последствий.

Антон навечно запомнил зиму того года. Самую смертоносную и тяжелую изо всех, что пережил подросток. Снег выпал в его городе уже в сентябре. Морозы ударили в октябре, а постоянный снежный покров появился в конце месяца, что было необычно рано. Кто-то суеверно посчитал такую раннюю и суровую зиму дурным предзнаменованием.
Страх все больше и больше овладевал людьми, превращаясь в паранойю, в слепую панику. В очереди в кассу в супермаркете до смерти забили старика, кашлянувшего несколько раз. Потом оказалось, что пенсионер был обычным курильщиком с длительным стажем курения. Вируса у него не было, но кто мог знать наверняка? После короткого разбирательства с охраной магазина, всех принимавших участие в избиении отпустили на все четыре стороны. Заболевшие люди в общественном транспорте были опаснее террористов.
По федеральному телеканалу крутили ролик про студента, сошедшего с ума в вагоне московского метро – он набросился на пожилого дядьку с портфелем, ехавшего на работу, и задушил его шарфом на глазах у остальных пассажиров, не предпринявших никакой попытки защитить мужчину и унять хулигана. Кажется, его тоже спустя непродолжительное время отпустили.
Занятия в школе отменили еще в сентябре, предварительно сделав всем детям прививки от гриппа. Обычного. Учебный год закончился, едва начавшись.

Антон безвылазно сидел дома, дико скучая. Он заметил, что родители многих его одноклассников держат детей дома, опасаясь их контактов с другими детьми, да и просто не желая выпускать их на улицу, где они могли заразиться этим страшным заболеванием. Точно так же и мать Антона запретила ему общаться со сверстниками и гулять. Это было страшным наказанием. Антон обладал слишком сильной иммунной системой, чтобы вирус мог подчинить ее себе, но кто же тогда мог знать? Его мать пыталась уберечь самое ценное, что у нее было – собственное дитя…
Интернет работал очень плохо, а скоро вообще отрубился. От мировой пучины стали отвалиться большие сегменты, вообще, любая связь стала работать все хуже и хуже.
Появились лжепророки и ясновидящие. Антон видел и священников в грязных рясах, вздымающих руки к равнодушным небесам, и просто городских сумасшедших, несших всякий вздор на площади. Все они вещали о наступившем страшном суде и вопрошали у серой толпы, готовы ли жители города предстать пред беспристрастным оком божьим. Сначала таких сторонились, потом начали забрасывать камнями.

Подросток запомнил одного из них – он стоял возле мэрии в грязном демисезонном пальто на подкладке, подставив чемоданчик на подмерзающую землю, и призывал прохожих покаяться. Кто-то попал ему камнем в голову. Человек упал на колени, зажав голову руками, а кровь все сочилась между пальцев. Антон застыл в нерешительности, не зная, что предпринять – человек его пугал, но ему нужна была медицинская помощь… Однако, через пару минут к нему подошел военный патруль из трех человек. Подхватив под руки, они увели мужчину в подворотню. Раздался громкий хлопок, оставленный прохожими без внимания, и все кончилось. Говорили, что существует распоряжение мэра расстреливать мародеров и смутьянов без суда и следствия…

На городской площади день и ночь горела гекатомба, выбрасывавшая клубы черного дыма в морозное небо. Пепел разлетался по всему городу. В огромном кострище сжигали трупы инфицированных. Умерших или впавших в кому сваливали в одну кучу, обливали бензином и поджигали. Власти спохватились сразу же, на площади выставили милицейский кордон, затушили пожар. Считалось, что сжигание трупов еще больше разносило вирус по городу. Однако, когда власти больше не стало, никто не мешал людям продолжать сжигать больных в адском чадящем пламени. Как-то ночью гекатомбу вновь зажгли. Вонь паленого мяса разносилась на многие километры вокруг. Больные люди задыхались, падали прямо на площади, как подкошенные, чтобы больше не встать. Сначала их кидали в постоянно тлеющий огонь, потом и кидать-то стало некому. Та зима была еще страшнее чем зима столетней давности, в блокадном Ленинграде.

Перед ноябрьскими праздниками наконец-то было объявлено военное положение. После захода солнца появляться на улице означало смерть; военные патрули рассекали на БТР по городу и создавали иллюзию порядка. Власть все видит, все контролирует. Сначала расстреливали без предупреждения мародеров и каннибалов; затем стали стрелять во всех, кого видели во время комендантского часа. Днем по улицам ездили санитарные машины. Мегафоны надрывались искаженными голосами, призывали идти в больницу при наличии первичных симптомов заболевания. Голос начинал перечислять симптомы, потом заходился в диком кашле, захлебывался в приступе.

Жители плотнее затыкали окна, забивали синтетическими уплотнителями каждую щелку. все поголовно ходили в марлевых повязках, не снимая их даже на ночь. Вспомнили и начали широко использовать позабытый поролон, затыкали им оконные щели, затем поверх оклеивали серпянкой, клали мокрые тряпки перед порогом, слепо веря в кем-то пущенный слух, будто бы это поглощает вирус. Как наивно... Не помогали и пластиковые окна – они все равно пропускали воздух, а с ним и невидимую смерть. Но людям нужно было во что-то верить. Самое страшное - когда нет надежды…

Хомо эмориенс отчаянно боролись за выживание; но часы, отсчитывавшие последние минуты биологического вида, неумолимо тикали. Большинство предпочитало умирать дома, не веря врачам, говорящим, что они помогут. Как они могли помочь, вливая обычный физраствор?
Главврач бодро рапортовал о том, что пробная партия вакцины вот-вот появится в аптеках; уже проводятся испытания на животных. Но официально вакцина так и не появилась. Аспирин нельзя было достать ни за какие деньги ; появились слухи, что болезнь якобы можно вылечить только лишь одним витамином С, если принимать его в лошадиных дозах. Тотчас все городские запасы аскорутина были подобраны подчистую. Люди даже открыто спекулировали витаминами, пока не поняли, что деньги уже ни к чему. По кое-где еще работавшим кабельным телесетям, врачи круглыми сутками рассказывали, как правильно носить повязку, какие меры предосторожности принимать, предупреждали, что лечиться только витамином С или тампадеином бесполезно, но властям уже не верили и не смотрели телевизор.
Пока работало центральное телевидение, день и ночь крутились картинки из различных стран земного шара- голод и мор в Германии - едят собак, лошадей. Каннибализм в Мексике. Расстрелы мародеров во Франции, Японии, Канаде, Австрии…
Горящий Белый дом в Вашингтоне- говорили, что его по неосторожности спалили бомжи, разведшие множество костров в здании, спасаясь от необычно сильных морозов…
Толпы беженцев, спасающихся бегством от смертельного вируса – они бежали в пустыни, на отдаленные от берегов острова, даже в Антарктиду. Кто-то верил, что сильные морозы являются надежным барьером на пути вируса, дескать, в северных странах с холодным климатом инфекция распространяется медленнее – первая же зима доказала несостоятельность довода.

К Новому Году пандемия приняла катастрофический характер. Официально от вируса умерло более ста шестидесяти миллионов человек по всему миру, хотя все понимали, что цифры смехотворно занижены. Многие перестали выходить из дома; транспорт перестал работать в конце осени. Офисы и предприятия закрылись, люди сидели дома и питались наспех сделанными запасами. Купить крупы или консервы стало невозможно, спекулировали вообще всем, чем только возможно, процветал бартер. Предпочитали есть домашние цветы , кошек, собак, попугаев, лишь бы не выходить на улицу. Пытались выращивать в кадках помидоры. И как логичное следствие недоедания – повальный каннибализм.
Многие в припадках безумия выкидывали из окон мебель, кровати и телевизоры. Кто-то не мог смотреть фальшиво-успокаивающие новости, кто-то просто сходил с ума. Замерзали пытавшиеся спать на улицах. Некоторые верили, что постоянное нахождение на морозе убивает вирус, однако, это приносило лишь обморожения – вирус был стойкий и был куда страшнее брюшного тифа.

Соседям на лестничной клетке ломали дверь напившиеся до горячки отморозки; пока из квартиры раздавались дикие вопли, Антон с отцом сидели и сжимали в руках кухонные ножи. Это был бы их первый и возможно, последний бой, но драться не пришлось. Сквозь дверь пальнули по браткам из двустволки – те мгновенно ретировались. Кто-то истошно голосил на крыше, раздирая душу предсмертным безумными воплями.
-За что нам это? В чем мы виноваты?
В декабре появились первые шатуны, но некому было их остановить. Немногие не заразившиеся люди наспех баррикадировали двери и окна, запирались в подвалах; там их шатуны находили еще быстрее.

Как семья Антона не умерла с голода? Нет, они не опустились до каннибализма. Они питались тем, что находили в квартирах, хозяева которых умерли. Поначалу отец опасался, что продукты заражены, однако, выбора не было. Говорили, что вирус заражает все, что угодно, в том числе и продукты питания, даже обычную воду. Наверняка никто ничего не знал. Однако, что-то надо было есть. Искали крупу, консервы и питались ими; так и прожили всю Черную зиму.
Можно представить, каким тяжелейшим потрясением для мальчика была пандемия. Левченко рос робким, стеснительным подростком, полностью попавшим под влияние матери – отец был слишком занят на военной службе, чтобы уделять сыну должное внимание, вот и получился перекос в сторону инфантильности. Лишь уход в мир грез и фантазий спасал его психику от разрушения. У Антона было крайне развитое воображение, помогавшее выживать в новом безумном мире...

К началу весны Антон остался один. Мать в декабрьский вьюжный вечер накануне Нового Года просто не вернулась домой. Она стойко продолжала ходить на работу в поликлинику, хотя вокруг все болели. Раздраженный мужской голос позвонил домой Антону, представился невразумительно, сказав, что работает в Минздраве и что мать Антона увезли в столичную больницу на обследование. Потом он бросил трубку и Антон так никогда не узнал, что стало с мамой. В московских больницах либо вообще не отвечали, либо не давали никакой информации. Телефоны надрывались кашлем, словно у врачей была последняя стадия туберкулеза; парень так и не узнал, в какую именно больницу отвезли мать. Он не успел сказать, как сильно ее любит...

Отец, превратившийся в домашнего отшельника, заболел, и страдал очень долго, до весны. Он не говорил этого вслух, но в глазах, искаженных болью и чудовищными страданиями, читался вопрос. Почему я, за что? Антон, которого болезнь, похоже, боялась, ухаживал за отцом так долго, как смог. Когда отец понял, что болен, он хотел тотчас уйти из дома, чтобы не заражать сына, но Антон уговорил его остаться, сказав, что у болезни долгий латентный период, и если он мог заразиться , то это давным давно произошло. А потом отец исчез. Антон решил, что предчувствуя конец, из последних сил он все-таки ушел из дома. Чтобы сын не видел его последних минут.

Антон выбежал на улицу.Он надеялся найти своего отца, вернуть домой. Стояло прекрасное весеннее мартовское утро ; весна выдалась ранняя и теплая. Солнце вовсю сверкало в лужах, капель барабанила в водостоках и под окнами на асфальте. Синее чистое небо простиралось на весь мир, но птиц не было . Вообще. Да и немногим уцелевшим людям было не до весны…
На улице он неожиданно наткнулся на большой военный патруль, проводивший эвакуацию на острова. Как оказалось, это было последний патруль, и почти никого военные не подобрали на улицах – попросту некого было эвакуировать. И все-таки, нашлись ребята из медицинской службы, решившие пройти по городу еще раз. Антон видел патрули довольно часто, но поначалу его семья вообще не выходила из дома, боясь контактов с другими людьми, потом заболела мать и отец, и стало поздно куда-то идти. И вот, еще один патруль, и больше солдат уже не было. Тех, кто казался здоровым, тщательно проверяли в мобильной экспресс-лаборатории на колесах, надевали зеленую повязку, означавшую, что человек здоров, и отправляли на городскую пристань. Островов в Финском заливе было много, хватило бы места для эвакуации, скажем, всего Питера, да не нашлось столько выживших…
Тех, чья кровь вызывала подозрения, помещали в карантин, надев желтую повязку. Красную повязку не одевали, болезнь и так бросалась в глаза – неестественная манера держать себя, заторможенность или чрезмерная возбужденность, неадекватность поведения и прочие признаки…
Антону повезло – он был абсолютно здоров, так что через два дня попал на остров вместе с другими эвакуированными. Люди прибывали на остров в течение месяца, небольшими партиями. Свозили изо всех окрестных городов, в том числе и из Питера.

Остров был большой , больше пятнадцати километров с северо-востока на юго-запад, большей частью заросший сосняком. Первые колонисты вырубили часть леса, настроили домиков из соснового сруба, начали вести мирную фермерскую жизнь.
Эвакуированных селили и на другие острова Финского залива. Антон слышал, что на Балтике существуют многочисленные поселения, но никогда там не был.
Поначалу связь с другими островами не поддерживали; боялись, что где-нибудь вспыхнет эпидемия, опасались заразиться и вообще не плавали на лодках к соседям. Потом стало все равно…

На острове жило четыреста человек. Сначала люди ютились в утепленных палатках, все-таки первые поселенцы попали на остров еще в январе, затем, с наступлением настоящего тепла, соорудили деревянные бараки. В них жили целыми семьями, хотя с самого начала существовали и чисто мужские бараки. В одном из них располагалась школа, ведь поначалу на острове было больше тридцати детей школьного возраста – от семи до семнадцати лет. Дети, лишившиеся родителей, жили и обучались в нем вместе с воспитателями. И дом, и учебное заведение, находились в одном корпусе, только в разных крыльях барака. Спальня воспитанников соединялась с классами узким коридором, в закутке возле спальни воспитанников спал воспитатель, он же учитель начальных и средних классов, Александр Владимирович Ковалев. Он работал раньше в средних и старших классах преподавателем истории. Много знал и любил свой предмет, был кандидатом исторических наук.

Антон учился в старших классах, когда попал на остров. Учитель настоял на том, чтобы воспитанник закончил обучение по программе средней школы. Антон не видел в этом особого смысла, но, тем не менее, согласился. Теперь он был лишен музыки, без которой раньше не мог обходиться. Когда-то Антон не представлял себе мир, в котором не будет музыки. Но на острове не было даже электричества. Только лишь натуральное хозяйство - жили тем, что удавалось вырастить, выловить, собрать в лесах.
Скуки ради Антон начал сочинять фантастический роман, в котором главный герой спасал мир от космической чумы. Он писал свою повесть страницу за страницей в тонких ученических тетрадях, за неимением компьютера. Однажды его тетради обнаружили и осмеяли. Заводила и лидер островной шпаны, Вадим Дорошенко, учившийся в одном классе с Антоном, вырвал у него из рук одну из тетрадей и начал читать что-то из середины. Антон, густо покраснев, кинулся за тетрадью, которую хулиган и его дружки, начали перекидывать друг другу, не давая Антону ее ухватить . В конце концов, он получил рукопись обратно- помятую, грязную, затоптанную ногами. Сначала Антон хотел переписать истерзанную тетрадь заново, потом махнул рукой на роман. Семь тетрадей, содержавших в себе первые главы фантастической саги, он сохранил, но дописывать не стал. Слишком уж детским показался ему собственный роман.

У Антона был лишь один настоящий друг, Сережа Захаров. Во многом они были похожи друг на друга характерами, мыслями и привычками. История Сережи была столь же драматична, как и друга. Родители Сережи, как и две его малолетние сестры, Вика и Катя, умерли, подобно многим другим, в Черную Зиму. Парень почувствовал, что не в силах оставаться в душном зараженном городе, где стены ощутимо давали на него. Ничто больше не удерживало его в городе, и он ушел в лес.

Это было в апреле, в самый разгар весны. Деревья еще стояли голые, но уже начинали подергиваться реденькой зеленой сетью. Снега в лесу было еще порядочно, но с каждым днем он стремительно таял под теплыми лучами весеннего солнца. В отряде кроме Сережи, было еще восемь человек. На всех – один карабин «Сайга» с полсотней патронов к нему, один «Иж» и набор ножей. Ильназ, татарчонок лет тринадцати, чумазый и плохо говоривший по-русски, тащил на себе все матрацы, свернутые в рулоны. Он изо всех сил старался быть полезным; отбиться, отстать или быть изгнанным для него означало смерть. Парень отчаянно хотел жить, показывал всем, что здоров, силен и может нести на себе хоть КамАЗ. К сожалению, как и многим другим, ему не повезло.

Отряд блуждал по лесам второй месяц, опасаясь входить в населенные пункты. Ночевали в палатках на грязных матрасах, пекли украденную из погребов картошку. Потом набрели на брошенный охотничий домик, жили там несколько дней, пока внезапно ночью шатуны не окружили их временное пристанище. Вероятно, жилье было совсем неподалеку, и ходившие по развалинам поселка мертвяки учуяли добычу. Отряд выставил часового, но тот заснул прямо на посту и стал первой жертвой бродячих шатунов. Именно его отчаянные предсмертные крики и разбудили остальных. Уходили с боем, отчаянно отстреливаясь. Ильназ поскользнулся на пригорке в грязи, не удержался, полетел кубарем вниз, к первому ряду неспешно идущих, задумчивых шатунов, походивших на неторопливо прогуливающихся по лесу грибников. Скатился вниз прямо со всеми матрасами…
Отряд отступал два дня, почти не останавливаясь на отдых – шатуны давно отстали, но взбудораженные мыслью о том, что все еще являются объектом преследования, не останавливались.

Наконец, люди вышли к воде. Рядом располагалась большая деревня, в спешке эвакуировавшаяся на остров в тридцати пяти километрах от берега. Пристань, окруженная десятком солдат, мобильный медицинский пункт с неизменным экспресс-анализом на вирус, три больших катера, раскачивающихся на волнах под ногами перебирающихся на них с тюками пассажиров. Сережка вместе с остальными, перебрался на катер. Когда деревня опустела, солдаты сожгли дома. Так и попал Сережка на остров, где и прожил несколько лет.

Через два года женщин на острове почти не осталось, и значимость их для общины еще более возросла. Несмотря на все меры предосторожности, вирус все-таки проник на остров. Кто-то утверждал, что виной всему были выловленные в заливе сомы. Дескать, со стороны Питера, от берега, пришел косяк больной рыбы. Так или иначе, начался на острове мор. Любое лечение было абсолютно неэффективным. Выжило лишь сорок два человека. Остальные люди либо скончались, либо заболели и были отвезены на далекий Остров Смерти. Так его стали называть колонисты. Он был дальше от берега, чем все остальные острова, заселенные эвакуированными. Именно на него свозились с других островов заболевшие, или те, чье здоровье просто вызывало подозрения. Попадали туда иногда и абсолютно здоровые люди. В том числе и по собственной воле, просто не желавшие расставаться с близкими людьми, которым выпал жребий отправиться на Остров.
В колонии Антона был дед Хованцев. Все еще крепкий старик с окладистой бородой. Ничего и никого не боявшийся. Он говорил, что организм у него настолько крепкий, что никакая инфекция его не боится. Действительно, он пережил эпидемию. Именно Хованцев отвозил на лодке больных на Остров скорби. Некоторые уходили с ним добровольно, кого-то приходилось связывать и увозить насильно.
Высадив обреченного на проклятом острове, дед Хованцев возвращался обратно. Правда, со временем ему приходилось проявлять все больше мер предосторожности- слишком много на Острове стало ходячих больных . Потеряв разум, они бродили по нему толпами, набрасывались пару раз и на деда. Пытались залезть в лодку и уплыть. Поэтому со временем он стал высаживать своих обреченных пассажиров на отмели, немного не доплывая до берега. Многие тонули сразу же, на метровой глубине - инфицированные боялись воды, как огня, хотя некоторым удавалось и выбраться из воды, которая словно парализовывала, утягивая камнем на дно. Однако выбора у деда не было – ради своей же безопасности он высаживал всех на мели - причаливать в нескольких метрах от берега было абсолютно безопасно…
Смелый был дед, говорил, что и стычки с инфицированными у него были, поэтому-то он и не расставался со своей двустволкой. Впрочем, на рассказы он был скуп, хоть и мог рассказать многое.

Один раз он отвез на Остров и мужа, и жену. Женщина заболела, а муж не захотел с ней расставаться. Пришлось Хованцеву везти их обоих. Он никого не отговаривал из здоровых. Он уважал чужой выбор, но и остаться никому из заболевших не позволял.
Многие островные мужики захаживали к Наде, шатенке лет двадцати шести, которая хоть и жила на острове с мужем, однако, не отказывала никому. Ее прозвали «давалкой», поначалу некоторые брезговали, однако выхода не было. Привлекательными на острове считали абсолютно всех женщин, в том числе и несовершеннолетних девчонок. В прежней жизни на Надю не обращали внимания: склонная к полноте, щербатая, да еще и рыжая…
Вадим, муж Нади, взял ее замуж чисто из практического расчета - он знал, что ее не уведут. Готовила Надя прекрасно, и это его вполне устроило.
Вадим попробовал было восстановить свои единоличные права на жену, что оказалось смертельной ошибкой. Вадим решил охранять супругу всю ночь и стал караулить с ружьем у крыльца Надиных ухажеров. Они явились незадолго до полуночи. Их было человек пять или шесть. Вадим приказал им убираться вон. Этого ему не простили. Следующим вечером его подкараулили парни за стеной барака, где он жил. Через неделю Вадим умер, проклиная жену, обидчиков и чертов вирус . До последнего вздоха он стонал от боли – на нем не осталось ни единого живого места…

В конце концов, Надя осталась единственной женщиной на острове. С начала эвакуации прошел лишь год. С ней обращались как с королевой, носили на руках, выстроили для нее роскошные двухэтажные сосновые хоромы, но идиллия длилась недолго. Вскоре не стало и Нади - вирус сломил и ее организм, и тогда началась содомия. Сначала парни уединялись тайно, уходили в лес, однако потом всякий стыд и комплексы были отброшены. Не обращали внимания на то, что многие из них успели подцепить венерические заболевания. Не обошли вниманием и скотину, в спешке захваченную с большой земли – клали коров, коз, даже кошек. Началось сумасшествие, полная моральная деградация. Без женщин мужчины лишились самого смысла своего существования, стимула к жизни, даже просто желания следить за собой. Некоторые ходили по острову голые. Поджигали бараки, забивали ногами свиней до смерти, топились, вешались, устраивали постоянные пьяные драки и кулачные бои, желая выплеснуть клокотавшую внутри энергию. Природа требовала свое, и от отчаяния сходили с ума.
Был в колонии один мужик, бородач, он и летом и зимой ходил в одной и той же полотняной рубахе навыпуск, босиком. С пеной у рта он доказывал, что эпидемия сойдет на нет к началу пятого года и можно будет вернуться домой. Антону не терпелось на Большую Землю. Наверное, его речи и зародили в Антоне стремление вернуться домой, хотя вначале это желание было столь смутным, что он и сам не отдавал себе в нем отчета.
Для Антона конец детства наступил через два года проживания на острове. Стоял погожий июнь, конец его обучения по школьной программе. На носу были экзамены, и сдать их требовательному Александру Владимировичу было ох как непросто.
Несколько воспитанников старших классов, печально знаменитых постоянными хулиганскими выходками, набросились на него в темноте и накинули на голову одеяло. Поначалу ничего не соображавший ото сна Антон яростно вырывался, но бузотеры были сильнее. Его положили на живот. Двое прижимали руки, двое ноги, а один торопливо начал стаскивать с него трусы. Только в этот миг задыхавшийся под одеялом Антон с ужасом понял, что его не просто хотят поколотить, что он счел бы за счастье. Щуплый, плохо развитый физически, он и не пытался дать серьезный отпор обидчикам. Его торопливо поставили на четвереньки, и когда он внутренне напрягся, приготовившись к самому страшному, в спальне загорелся свет. Чутко спавший учитель вбежал в спальню и застал воспитанников за непотребным занятием.
Несмотря на интеллигентность и уже немолодые года, он был в хорошей физической форме. Воспитанники, часто колотившие не только друг друга, но и взрослых, всегда обходили его стороной, памятуя о том, что Ковалев много лет занимался в школе самбо. Впрочем, даже это знание было излишне. Силу и крепкую стать было заметно в учителе издалека. Такие люди не выделяются в толпе и заметны лишь тем, кто собирается напасть, выбирает жертву послабее. Учитель лишь в эту ночь дал волю своим спортивным навыкам.
С той ночи он стал жить отдельно от воспитанников, в маленьком бараке на окраине, у воды, который сам построил. Антона с Сережкой он забрал с собой.
-Они сломают вас, мальчики. Вам нельзя жить со всеми, говорил учитель, гладя их по коротко стриженным головам.

Они стали жить вместе с учителем, в маленьком домике на отшибе, который пустовал некоторое время- семья из четырех человек, жившая в нем прежде, умерла. Учитель объяснил, что вирус для них уже не опасен – те, кто пережил островную эпидемию, не заболеют.
После сдачи экзаменов, Антон замкнулся в себе еще больше, с головой уйдя в книжки и учебники. В то лето он прочитал едва ли не больше, чем за всю свою жизнь. Учитель всегда повторял Антону, что важно тренировать не только тело, но и разум. Так и познакомился Антон с античными философами и перечитал почти все лучшее из русской классической литературы. К моменту побега, он фактически получил полноценное высшее образование, занимаясь самостоятельно. Причем, образование качественно отличившееся от стандартного институтского.
Жили Антон с Сережей и учителем душа в душу. Закалялись, бегали по снегу. Купались в любую погоду. Ковалев был всю жизнь моржом, и постепенно приучил к закалке и ребят.
-Тренируйте свой организм. Ему нужен постоянный уход. Запустишь его, сломается, начнет болеть. А если есть закалка, то никакая хворь не пристанет. И действительно, они больше никогда и ни чем не болели, даже простудой.

Антон еще больше вытянулся за жизнь на острове, рост его достиг ста восьмидесяти шести сантиметров, однако он был слишком худ, чтобы считаться плотным. Голодная Черная Зима оставила свой след в его организме. Как-то недоедание повлияло на организм, так что Антон не набирал не одного килограмма, даже живя на вольготных хлебах вместе с учителем. Они частенько охотились на лосей, пока те еще водились на острове.
А в последнее лето, в начале июня, вскоре после того, как Антону стукнуло двадцать два года, учителя убили. Говорили, что ему выстрелили в голову, когда он совершал неизменный утренний заплыв. По счастливой случайности, в то злополучное утро Антон не плавал с ним - у него был наряд на кухне. С раннего утра Антон сидел на кухне, чистя картошку и готовя завтрак для всей общины. А после завтрака узнал, что Александр Владимирович пропал. Учитель всегда делал большие заплывы на дальнюю дистанцию. Все об этом знали.

Тело учителя вынесло на берег лишь спустя три дня. Распухшее, посиневшее, обезображенное – Антон едва узнал в нем своего воспитателя-самбиста. Колонисты сошлись на том, что кто-то выстрелил ему в голову из снайперки, пока тот плыл. Неизвестно, кто и зачем это сделал. Явных врагов у учителя не было, просто кому-то из мужиков понадобилось выместить на ком-то свою накопившуюся безумную злобу. Для такого выстрела нужно было быть метким стрелком, и Антон сразу выделил двух-трех кандидатов, в том числе и Дорошенко, стрелявшем довольно хорошо, однако доподлинно узнать, кто же убил наставника, ему было не суждено.
Учитель погиб, и Антон понял, что без защитника его и Сережкина дальнейшая жизнь на острове превратится в ад. Он постоянно ловил на себе красноречивые взгляды других парней и знал, что вдвоем с другом против всех они не выстоят. Он не колебался - нужно было уплывать с острова. Вот только куда? Антон колебался между Питером и другими островами Финского залива. В конце концов, он решил уплыть на катере в Питер. Посвятив в свой план тайну Сережку, он решил бежать, не откладывая.

Город был неподалеку, подробная карта имелась, друзья решили, что доберутся до Питера и обоснуются там. Об обстановке в городе они особо не задумывались. Думали, что за истекшее время обстановка там нормализовалась, болезнь взяли под контроль. И хотя учитель говорил, что делать на Большой земле нечего, ибо царит там мор и запустение, Антон в душе сомневался. Ему казалось, что не все так уж плохо. Ведь не может быть, чтобы на материке все умерли, и болезнь не смогли победить. И ночью они отплыли.
Миновав Кронштадт, приятели пристали на Невской Губе, там ,где широкий причал двузубой вилкой вдается в залив на западе Васильевского острова. Сережа, мнивший себя командиром их маленького отряда, вышел на пирс, наказав Антону оставаться на всякий случай в катере и не глушить мотор. Именно это и спасло Левченко жизнь. Сережа вышел на пирс, даже не захватив двустволку. Глупое, преступное легкомыслие…
На причал выскочила целая толпа шатунов со стороны Морской набережной. Все случилось внезапно и быстро. Сережа, поняв, что это инфицированные, бросился бежать к катеру, но, к сожалению, не успел. Не добежав метров тридцати до катера, Сергей споткнулся и упал. Подняться ему не было суждено- обезумевшая толпа уже навалилась на него сзади. Сережка закричал из последних сил:
-Уплывай отсюда, Антон! Быстрее!
Антона захлестнул ужас; он ясно увидел, что помочь другу уже ничем не сможет; мимо набросившихся на Сережу шатунов пробегали новые инфицированные, устремившиеся к катеру. Антон дал задний ход. Катер, взревев, рывком отплыл на десяток метров от причала.
Он со страхом разглядывал обезумевших, рычавших оборванцев. Только теперь он осознал, что ситуация только ухудшилась. И если за столько лет не справились с инфекцией, значит, не одолеют уже никогда…

На остров возвращаться он не хотел - там его ждал сущий ад. И он решился плыть дальше, к Ладоге. Кто-то при нем говорил, что на озере тоже живут люди. Антон поплыл по Неве, намереваясь пересечь ее без остановки. Неизвестно, чем бы кончилось это безрассудное путешествие Антона, если бы его не заметили патрульные на Стрелке: это были Хмельницкий и Борисов. Осторожно приблизившись к берегу, Антон убедился, что эти люди не вызывают опасений. Они вели себя вполне адекватно и Антон понял, что они здоровы. Так и попал Антон на Стрелку. Конечно, его сразу же отвели к Комбату, и был у них разговор по душам тет-а-тет. Тот разрешил Антону остаться на Стрелке с тем условием, что он будет выполнять все, что потребуется. Наряды, караулы, патрулирование периметра, кухня, в перспективе – вылазка в город. Антон был счастлив. О большем он и мечтать не мог.
Снова у него была крыша над головой, и он мог спасть спокойно, не опасаясь изнасилования. Все-таки, на Стрелке была достаточно жесткая дисциплина, Комбат контролировал бойцов и его слушались. Конечно, настанет момент, когда Комбат слишком состарится, чтобы продолжать держать молодых под контролем, но пока что его слушались беспрекословно…






Глава VI
Новая Спарта.

Времени любоваться гигантским красавцем «Александр Невский» не было; выстроившись гуськом, боевая группа направилась в сторону Софийской площади. Вперед шел Комбат с Дарием, который держал на перевязи забинтованную руку, замыкающими шли Шаповалов и Борисов. Антон передвигался в центре, под защитой опытных бойцов Васильевки. Пожалуй, не хуже, чем охрана президента, подумал Антон, глядя на ребят.

Небеса, по обыкновению затянутые серым саваном, надежно прятали от людей солнце; ледяной ветер то и дело обдавал влажным дыханием.
Дошли до Софийки без приключений; пересекли пустынную площадь, на которой паслись два безразличных к людям шатуна. Необходимости в стрельбе по них не было, и десант, тихо, не поднимая шума, прошел мимо них ко входу в институт. Люди вошли в здание и спустились на цокольный этаж. Именно здесь, если верить Дарию, был единственный проход к подземному убежищу медиков. Открыв дверь-сетку, преграждавшую путь, он уверенно шел дальше , петляя по плохо освещенным бетонным коридорам, уходя по ним дальше и дальше. Слева мелькнул аппендикс, ведущий в котельную. Дарий открыл пластиковой картой запертую дверь с электронным замком, спустились по лестнице на пролет ниже. В длинном коридоре было практически темно, лишь метрах в двадцати впереди часто-часто, как конъюнктивитный больной, помаргивала лампа дневного света. Бойцы включили подствольные фонари, кто-то заворчал , что так и не обзавелись до сих пор нормальными приборами ночного зрения. Комбат сердито цыкнул на жалобщика.

Свернув на повороте налево, группа вошла вслед за Дарием, набравшим код на замке второй запертой двери, в небольшое лифтовое помещение. Двухмачтовый грузовой подъемник с желтыми зарешеченными стенками стоял в ожидании грузов. На информационном табло возле клети на толстой металлической ноге виднелась надпись «Грузоподъемность платформы 5000 кг».
-Пришли. Платформа опустит нас в подземное убежище. Раньше здесь работал обычный лифт, затем его заменили на грузовой подъемник. Комплекс находится на уровне залегания метро – метров двадцать, - глухо сообщил Дарий, полуобернувшись к остальным.
-Хорошо, спускаемся. Не забывай, на тебе пластит. Если приведешь в засаду, уничтожу тебя первым. – глухо сказал Комбат, показав ему детонатор, зажатый в руке. Перед выходом он закрепил на Дарии «пояс шахида» - мощный, но узконаправленный заряд пластиковой взрывчатки – гарантированная смерть пленнику.
-Вы уже это говорили. - Дарий криво ухмыльнулся, глянув на детонатор.- Нет нужды в угрозах. Вы сами увидите, что мы мирные ученые. Скорее, мы должны вас опасаться.
Дарий поднял решетку, люди зашли на платформу. Он нажал на цифровом табло несколько клавиш. Решетка закрылась, платформа медленно тронулась вниз, издавая ровный негромкий гул. Освещение, вмонтированное прямо в пол подъемника, вспыхнуло по периметру ровным белым светом. Антон глядел как металлические стены шахты уходят вверх -они опускались в земное чрево. Подъемник скользил вниз по металлическим прокатным профилям, где-то наверху над клетью поскрипывала лебедка, опускавшая подъемник на тросах. На какой-то миг он испытал прилив клаустрофобии.

Еще через несколько метров стены шахты внезапно ушли вверх. Платформа все так же ровно шла вниз, а вокруг простиралась кромешная тьма и пустота. Лучи фонарей выхватывали из мрака стены большого круглого зала; внизу были видны какие-то тюки, коробки, сваленные в штабеля. Помещение выглядело как грузовой отсек. Платформа с мягким толчком остановилась , достигнув пола. Дарий открыл двери.
-Группа, приготовиться! – раздался в наушниках сиплый напряженный голос Комбата.
Десять бойцов, вышедшие из подъемника, водили карабинами с подствольными фонарями по сторонам и вверх, осматриваясь. Дарий отошел чуть в сторону, чтобы дать им возможность оглядеться.
-Эй, Дарий! – гулко позвал в тишине Комбат. Как показалось Антону, он все-таки почувствовал неладное. – Где ты там, черт тебя раздери?
Но его уже не было рядом. Он растворился в темноте.
Уже слыша, как сверху с чуть заметным шорохом заструились на тонких тросах штурмовики, Комбат все- таки успел нажать на кнопку детонатора, но взрыва бомбы он так и не услышал. Фонари, взметнувшись вверх, высветили стремительно спускавшихся сверху штурмовиков. Они были в черных нано-комбинезонах, практически неразличимые в темноте, если не считать мельтешивших красных указок лазерных прицелов.

-Огонь! – крикнул Комбат, но его слова уже не были слышны в грянувшем залпе автоматов. Стреляли все. Сверху ответили чуть слышными хлопками. Пули, выбивая искры из нанокостюмов, отскакивали как горох. Когда они мягко приземлились на пол ангара, все цели уже были поражены. Десять человек группы Комбата, в том числе и он сам, лежали парализованные. В полном сознании, но пошевелиться никто не мог. Антон, вскинувший карабин, так и не успел выстрелить – пчела ужалила его в шею раньше, чем он успел нажать на курок. Парализатор мгновенно оказал свое действие- все тело онемело, Антон повалился, как сноп. Штурмовики стреляли в единственное уязвимое место, не защищенное бронежилетом или шлемом – в шею. Они одержали молниеносную победу, не потеряв ни одного человека.

Вот и все, конец, отвоевались, заметалось в голове Антона острое сожаление. Комбат, Комбат! Промахнулся ты, недооценил противника! Старый стал, потерял свой нюх! Поверил пленному! Как же все глупо получилось…

Неловко лежа на боку, поджимая онемевшую руку с оружием под себя, он рассматривал темные , по-кошачьи грациозные фигуры штурмовиков. В его подчинении остались лишь глаза и веки. Остального тела Антон вообще не ощущал. Отчаянно вращая глазными яблоками, он кидал взгляды на повалившихся на пол бойцов Стрелки, беспомощных, не в состоянии издать ни звука.
-Свет! – раздался голос одного из четверых охотников. Все они были в масках, примерно одного телосложения и роста, так что различить их было нелегко.
Сейчас же вспухло электрическое море огней под потолком грузового отсека. Парализованные и ослепленные, бойцы лежали, моргая. Внезапно появился Дарий, словно черт, выскочивший из табакерки. На его торжествующем лице была намалеванная широкая улыбка победителя. Он оглядел беспомощных людей и кивнул штурмовикам.
-Можете идти. Этими займутся наши периеки.
Воины молча кивнули и удалились. Где-то справа открылись двери – похоже, пневматические. Дарий, не прекращая улыбаться во весь рот, неторопливо обошел лежащих на полу людей и саркастически провозгласил на весь зал, вызвав заметное эхо.
-Что ж, господа! Вот вы и попали в наш город, Новую Спарту. Надеюсь, вам тут понравится. Со мной вы уже знакомы: я наварх Дарий. Кстати, царь Идоменей и эфор Автоликон решили лично познакомиться с отважными безумцами, дерзнувшими посягнуть на жизнь и благополучие жителей нашей общины; вот и они…

Дверь слева отворилась. Два грузных человека неторопливо прошаркали ногами по полу, приближаясь к поверженным бойцам. Антон, лежа на боку, не сразу увидел их. Зато хорошо видел Дария, в почтении опустившемся на одно колено, едва завидев идущих людей .
-Молодец, Дарий, хорошая работа. Твои ребята сработали безупречно. – раздался скрипучий старческий голос. Дарий почтительно склонил голову к поясу.
-Кстати, -продолжал вещать тот же противный голос, - ты заставил нас поволноваться. Впрочем, думаю, ты намеренно сдался в плен, дабы заманить врагов в расставленные сети?
-Точно так, о великий! – голос Дария в одно мгновение стал откровенно подхалимским.
-Я так и думал. Это в твоем стиле. Дать понять противнику, что он контролирует ситуацию…
Шаркающие старцы подошли к Дарию. Теперь Антон, скосив глаза, смог их рассмотреть. Это были два почтенного возраста человека с длинными окладистыми седыми бородами до пупа, облаченные в переливчатые серые плащи с белыми подкладками. Один из них держал в руке золотой короткий посох , напоминающий царский скипетр. Его мантия была расшита золотыми кривыми линиями, которые, как присмотревшись, понял Антон, изображали змей, обвивавших чашу. На рукаве пришельца виднелись красиво вышитые золотые кресты в лавровом венке. Второй, чуть пониже ростом, был в точно таком же плаще, но без крестов на рукаве. Видимо, в местной табели о рангах он стоял ниже.
-Ты будешь вознагражден, Дарий. – подал задыхающийся астматический голос второй старец. Теперь ступай.
Дарий низко поклонился, неловко отставив больную руку, и спешно ретировался.

Старцы подошли к лежащим на полу, принявшись с неприкрытым любопытством ученых, рассматривающих под лупой неизвестный науке вид бабочки, изучать добычу. Хриплое дыхание нарушало тишину амфитеатра; слезящиеся глаза, скрытые за толстыми линзами очков, шарили по телам, почти физически их ощупывая. Старцы склонились над людьми, внимательно их осматривая . На руки они натянули перчатки из латекса, но не притрагивались к пленникам даже ими. Видимо, из брезгливости, или удовлетворились наружным осмотром. Наконец, они поднялись, видимо довольные.
-Хороший материал! – удовлетворенно изрек первый старец с крестами на рукаве. – как раз то, что нужно!
-Прекрасно! – воскликнул астматик.
-Пусть сделают анализы и распределят их по камерам. – величественно изрек тот, кого Дарий назвал царем. Второй чуть поклонился ему.
Идоменей помедлил еще немного, с особенным любопытством уставившись на Антона, видимо, он его заинтересовал.
-Замечательно! Леонид будет доволен! – молвил он наконец, обращаясь, скорее, к самому себе.
Величаво, неспешно шаркая башмаками, они удалились обратно, через ту же дверь, в которую вошли в ангар.
Несколько минут десять человек лежали тихо, не в силах не то, что пошевелиться, но даже издать какой-либо звук. Антон встретился глазами с Шаповаловым - Левченко мог заглянуть в лицо лишь ему. Глаза, до краев наполненные отчаянием, по-собачьи тоскливо уставились на парня. Они умоляли, просили пощадить, искали помощи. И не могли найти ободрения и поддержки - взгляд Антона выражал то же самое.
Затем раздался шорох: из правой двери вышел десяток просто одетых людей в штанах и рубахах навыпуск, и за ноги, как бараньи туши, демонстрируя хорошую физическую форму, они поволокли пленников в соседнее длинное помещение, показавшееся Антону чем-то вроде распределителя. Антон мало что видел, его тащили лицом вверх. Он различал лишь бетонный серый потолок, мелькавшие прямоугольные лампы дневного света, металлические прочные двери с зарешеченными окошками – что-то вроде камер-одиночек. В конце длинного коридора его оставили на полу, просто уронив ноги. Он все еще не мог повернуть голову и увидеть, где остальные товарищи; тело по-прежнему его е слушалось.

Внезапно сверху на него наплыло все то же лицо Дария со все той же глупой ухмылкой.
-Ну как, отошел немного, герой? Жить будешь. Пока. В отличие от остальных, тебе чертовски повезло. Скажи мне спасибо - я уговорил не трогать тебя сразу. Ты слишком молод, поживешь еще немного. Везучий ты, Антон. Жаль, что ты пришел без своего друга, Дмитрия. Мне бы хотелось бы повидаться с ним. Впрочем, думаю, мы с ним еще встретимся…
И он расплылся в широкой, до ушей, улыбке психопата, изувера…

Дарий направился дальше по коридору. Бросил на ходу кому-то, видимо, людям, тащившим солдат Комбата за ноги.
-Так, этих на второй уровень, в шестую и пятую камеры. Того, молодого, вместе с главным – в философскую камеру.
Антон постарался напрячь мускулы, привести в чувство хотя бы связки гортани и мышцы рта, издать хоть малейший звук, но вновь не смог этого сделать…
-Я знаю, что кажусь тебе чудовищем, Антон. – вновь послышался голос Дария, наплывая откуда-то извне его поля зрения. - Не будем это сейчас обсуждать… Ты не ученый, не медик. Тебе не понять, на что готов пойти ученый ради достижения своих целей. Ради блага науки и прогресса люди делали и не такое. Впрочем, мне все равно, что ты обо мне думаешь.

И снова кто-то ухватил Антона за ноги и поволок дальше, в следующий коридор. В этот момент он уже был уверен, что следом за ним волокут еще кого-то – в его поле зрения помимо потолка все время попадал лохматый, с сальными волосами до плеч человек, явно тащивший тяжелую ношу.
Затем их обоих швырнули, как мешки с картофелем, на грузовую платформу, и они опустились еще ниже. Здесь был просторный полутемный зал нижнего уровня, куда объемней грузового отсека. Справа тянулся ряд камер с толстенными прутьями решеток, слева была пустота; Антон лишь позже разглядел, что же там было. Итак, Левченко попал в тюрьму - почти не освещенную лампами, вонючую, сырую подземную ловушку для имевших несчастье угодить в нее глупцов.
Антона грубо бросили на пол узкой недлинной камеры размерами два на три метра. Лишь глиняный потолок и стены, и жуткий смрад от гниющих остатков еды и, возможно, от людей, погибающих заживо в этой мерзкой темнице. Второго бросили на пол рядом. То ли специально, то ли просто так получилось, но Антона положили на бок , спиной ко второму человеку, так что он не мог разглядеть сокамерника.

Через несколько минут вошел еще кто-то, громко лязгнув решеткой – это были медики. Быстро, не протирая руку спиртом, они взяли у обоих узников кровь в шприц, и удалились, не говоря на слова. Потом вновь вошли все те же люди, названные Дарием периэками, сняли с пленников верхнюю одежду и унесли с собой. Антона во время процедуры повернули на спину. Скосив глаза влево, он ухитрился разглядеть, кто лежал рядом. Это был Комбат. Антон так и не узнал, заметил ли он, кто лежит рядом...

И вновь через несколько минут лязгнула решетка. Снова появился Дарий. Садист продолжал упиваться своим триумфом. Он уселся на корточки между Антоном и Комбатом, наклонился над командиром Базы и громко зашептал ему на ухо, распаляясь все больше и больше.
-Ну, что скажешь, старый дурак? Ловко я тебя провел, а ? Не отворачивайся, все равно не получится. Действие парализатора длится несколько часов, так что извини, встать и уйти ты не сможешь. – Дарий довольно хихикнул. - Я знаю, что ты хочешь мне сказать. Это видно по твоей старой глупой роже. Лучше молчи, так ты выглядишь умнее. Должен сознаться, что я провел тебя с этими кукурузниками. Ничего такого нет и в помине, равно как и газа. Но надо же было что-то придумать, чтобы заставить тебя придти и угодить в расставленный капкан. Я выдал первое, что пришло в голову- самолеты, распыляющие газ. Звучит неплохо, но у нас нет ни одного, не другого. Да нам это и не нужно.
Мы давно следим за вашей Базой, но расправу с вами оставили напоследок, на сладкое. Однако, вы ускорили ход событий, заявившись к нам сами. Что ж, раз вы так нетерпеливы, займемся нашей общей проблемой прямо сейчас. Не возражаешь, дурень?
Я давно хотел с тобой познакомиться, Комбат, и раз уж так случилось, что твои люди сами пришли к нам в Кристалл, я позволил этим олухам взять меня в плен. Мне нужно было заставить тебя придти во главе твоих людей к нам, в Новую Спарту. Жаль, пришли не все, но я думаю, мы решим этот вопрос. Я заставлю тебя вызвать по рации подкрепление. Пусть приходят все, кто там еще остался на вашем острове, будь уверен, всех разместим в номерах, подобных этому!
Кстати, не беспокойся за мою руку. Через неделю она будет как новенькая. Наши медики творят настоящие чудеса. Боль ничто, я терпел и не такое. Ты знаешь, что такое настоящая боль, глупец? Спартанцы знают об этом многое. Один из наших братьев, вскоре после того, как мы спустились под землю , добровольно кастрировал себя, когда осознал, что женщины исчезли с лица земли. Посчитал, что таким образом устранит проблему полового влечения. К тому же, это был знак скорби и траура. Он оскопил себя без обезболивающих, чудом не умер от потери крови, но не издал ни звука. Боль, которую ты мне причинил, это ничто по сравнению с его мучениями. Мы заперли его в медицинском блоке в одном из изоляторов. Можешь ли ты вообще представить себе, через какие муки ада прошел этот человек добровольно?

Дарий перескочил через тело Комбата, уселся с другой стороны, не обращая внимания на Антона и снова принялся нашептывать. Антон смотрел, скосив глаза, на голого Комбата, лежащего рядом на спине и безучастно смотревшего в потолок. Внезапно, Левченко заметил слезу, выкатившуюся из его правого глаза. Это была единственная реакция, остававшаяся еще подвластной ему… Теперь он точно должен был увидеть, кто лежит рядом с ним. Но он не пытался посмотреть на Антона. Возможно, из-за чувства стыда?
-Мы действительно работаем над вакциной, и уже давно. Но занимаемся не только этой проблемой. В том числе, изучаем проблему геронтологии. Сколько мне лет, по-твоему ? Тридцать? Мне сорок шесть. Не веришь? Да, мы здорово продвинулись в этой области.
Вы не обратили внимание на то, что я говорил. Проект «Лазарь». Ты вообще читал Новый Завет? Христос занимался воскрешением из мертвых. Этим же занимаемся и мы. Пытаемся, по крайней мере. И знаешь, уже есть результаты, но проблема в том, что не хватает биологического материала. Конечно, зомби мы ловим, колем сыворотки, но здоровые люди нам нужны еще больше. Ты будешь смеяться, но здоровых людей в округе уже не осталось. В том числе и благодаря нам… А материал для опытов нужен по-прежнему. Ничего, подождем остальных. Твои друзья были хорошими, храбрыми солдатами, теперь они послужат науке. Кого-то мы умертвим с помощью старого доброго «техасского коктейля» и попробуем оживить . На других опробуем противочумную сыворотку.

Кстати, о том безумном старике, который убил одного из ваших. Я понятия не имею, кто это. Очевидно, он совершенно спятил за время мора. Подумал, что ваши люди, вторгшиеся в его квартиру – карательный отряд, зачищающий город от больных. Когда-то давно такие ходили по улицам, да на многое их не хватило. Ну и живуч был этот старый козел! Протянуть столько лет в мертвом городе! Это ж надо! Впрочем, я решил использовать его в своих личных целях. Что я там плел? Выдавал его за одну из жертв распыленного нервнопаралитического газа? В это мог поверить только такой дуралей, как ты. Я был убедителен, заставляя тебя стать избавителем немногих выживших от обезумевших подземных медиков… - он снова хихикнул . - И в то же время ты должен был поверить, что серьезного вооруженного сопротивления под землей твой отряд не встретит. Как видишь, все прошло по маслу…

Почему мы вас, наземников, так ненавидим? Вы прошлое этой планеты. Генетический мусор, черви, цепляющиеся за жалкие никчемные жизни. Вы недостойны жить в новом мире. Вы воняете, от вас исходит смрад, для нас что вы, что эти больные зомби – разницы никакой. Мы же - элита, лучшее, что есть в новом мире. И когда мы сделаем вакцину от мора, мы уподобимся богам. Кстати, бессмертие для нас вполне реальная перспектива. Будем жить веками, наблюдая, как вы дохнете, словно мухи. Когда-нибудь земля очистится от копошащегося мусора, который вы все из себя представляете, и мы будем править вечно и безраздельно! Новая Спарта! Да, вот колыбель высшего человека! Вот то место, где будет открытие бессмертие!

Кстати, знаешь, что? Я думаю, что заберу тебя в медицинский бокс прямо сейчас. Мне не терпится вызвать твоих дружков сюда, пусть придут за тобой. Вы ведь, наверное, такие благородные, там у себя на Стрелке – один за всех, и все за одного? Жду не дождусь, когда же появятся остальные! Кстати, знаешь, почему не сработала твоя бомба? В грузовом отсеке стоит хорошая глушилка на случай появления незваных гостей с электронным оружием. Знаешь, от военных в бункере осталось много полезных игрушек, и эта из их числа. При активировании, глушилка создает нуль-экран, подавляющий работу любых электронных устройств, в том числе, глушит радиосигналы. Я не ученый, мне физика элементарных частиц не интересна, как и тебе, думаю. Так что грузить подробностями работы устройства тебя не буду. В общем, толку от твоего детонатора уже не было; им ты мог воспользоваться лишь в шахте, а потом было уже поздно. Наверху возле платформы стоят закамуфлированные камеры – пишется и видео, и звук. Ты сам показал моим ребятам свой детонатор. Спасибо, что предупредил, старый ты дурак. Знаешь, мы куда умнее, чем ты мог себе вообразить. И сейчас ты в этом убедишься.

С этими словами Дарий решительно и без особых усилий взвалил Комбата себе на плечо и вынес из камеры, захлопнув за собой дверь. Он удалился, присвистывая на ходу.

Антон остался один. К этому времени он уже начинал что-то чувствовать. Ему казалось, что после того, как тело парализовало, что-то случилось с органами чувств; звуки доходили до него приглушенно, словно через вату. Однако, со временем слух начал приходить в норму. Узник начинал шевелить головой и пальцами рук и ног; через какое-то время, показавшееся бесконечностью, он смог сесть и оглядеться вокруг. В одном углу он разглядел в потемках дыру в полу, заменявшую унитаз, даже не забранную решеткой, в другом - куча грязного тряпья. Справа у стены стояли двухъярусные нары с грязными матрасами и одеялами, сам вид которых навевал неприятные мысли о копошащихся там насекомых. В камере не было даже ламп – свет сюда попадал от подвешенных под потолком зала мощных ламп дневного света.

Он встал, сделал несколько неуверенных шагов по камере на ватных ногах, оглядел арену в центре зала. В дальнем ее конце виднелись высокая решетчатая дверь, точь в точь как на гладиаторской арене в древности. Судя по высоте и ширине решетки, сквозь нее спокойно мог пройти и слон. Вдоль стен были расставлены стулья, рядами уходившие вверх, под потолок. Вообще, выглядел зал как древнегреческий амфитеатр. Неужели тут и вправду устраивают гладиаторские бои? Днем актеры разыгрывают спектакли, а вечером животные убивают людей?

Приглушенные голоса раздавались с той стороны, откуда Антона притащили в камеру. Он прислушался. Что-то там определенно происходило, однако, как Левченко не прислушивался, слов он не смог разобрать.

Антон робко, прокашлявшись, позвал хриплым голосом.
-Эй! Есть тут кто-нибудь? Кто-нибудь меня слышит?
Тишина в ответ. У него создалось впечатление, что комплекс был куда больше, чем описал изначально Дарий. Практически все сказанное им оказалось ложью; попались в западню, как последние кретины!
Он с досадой врезал ногой по решетке. По ней пробежала легкая дрожь. Он вновь позвал.
-Кто-нибудь! Отзовитесь!
И тут случилось неожиданное.
-Хватит орать, пацан! Зря надрываешься. – услышал он из угла, где лежала куча тряпья, чей-то голос. Оказывается, Антон был не один в камере.

Тряпье зашевелилось, неторопливо исторгая из своего чрева человека. В полумраке можно было разглядеть, что у человека густая растрепанная борода, он лыс, однако, имел жалкие остатки растительности за ушами, истощен, неопределенного возраста, и одет в комбинезон из какого-то грубого материала, навроде мешковины. Приглядевшись получше, Антон понял, что это и есть длинный мешок, в котором вырезали дырки для рук и головы. Человек подпоясывался тонкой веревкой, выдернутой, видимо, из него же. В руках он держал такой мешок же для Антона, грубые сандалии и холщовые штаны с завязками.
-Возьми, одень. Понимаю, это отвратительная одежда…. Если можно ее вообще так назвать, но лучшего здесь нет и не будет.
Антон медлил, ошарашено разглядывая незнакомца и тряпье, который тот протягивал ему.
-Да одевай же, чего ждешь? Я поначалу тоже брезгал. Гордым здесь приходится хуже всего. Не будешь есть то, что дают – умрешь с голоду. Будешь ходить без одежды – начнутся кожные болезни, вши, чесотка, экземы. Мыться здесь негде, да тебе и незачем. Тебе повезло, я могу дать тебе штаны и обувь. У других твоих товарищей этого не будет.
-Вы кто? – пораженный Антон, наконец, совладал с даром речи.
-Дмитрий Иванович Соломенцев. Бывший профессор медицинских наук, когда-то в Кристалле, - он кивнул наверх. - работал в отделе микробиологии. Потом жил в Акрополе. Последний год сижу здесь, в тюрьме.
Антон содрогнулся. Ему было тяжело и невыносимо душно после пары часов пребывания здесь. Он уже почти физически ощущал кожный зуд. Но год... Если, конечно, человек не врет.
-Как называется это место?
-Наверху Акрополь, жилище спартанцев, а здесь – Клоака, тюрьма нижнего уровня. Все, кто здесь находится, смертники. Вопрос лишь в том, когда для каждого узника прозвучит персональный колокол.
Антон стыдливо отвернулся от незнакомца, встав к нему спиной и натягивая мешковину. Она колола голое тело и выглядела кошмарно, однако по крайней мере, тело ткань прикрывала. Затем одел грубые штаны и сандалии.

Узник, разглядывая Антона, саркастически ухмыльнулся.
-Чистенький, обветренный, хоть и не загорелый... Сразу видно с поверхности. Не то что мы, черви земляные… Разрешите узнать ваше имя, молодой человек? – Он изогнулся в светском полупоклоне, выглядевшем в подземной камере более чем нелепо.
-Антон…
-Ну что ж, Антон. Поздравить тебя с прибытием я не могу. Тогда позволь посочувствовать от всей души!
Человек не нравился Антону. Было что-то ненатуральное в его кривляньях и ухмылках, неприятное, неестественное, натужное.
-Значит, вы медик? Почему же вы здесь? Все медики там, наверху…
Соломенцев криво усмехнулся.
-Да, когда-то я в совет старейшин, был уважаемым человеком… Однако, времена меняются. И вот я здесь. Ты же видел спартанцев? Все там выглядят на пятнадцать-двадцать лет моложе своего возраста. Девяностолетние старцы кажутся только что вышедшими на пенсию мужчинами. Идоменею, нашему всему, девяносто два года, великому эфору Автоликону – девяносто восемь. Не похоже, правда? Сбрить им бороды, и кажутся бодрыми стариками, недавно вышедшими на пенсию. В Институте последние два этажа занимались геронтологическими исследованиями по линии Министерства Внутренних Дел. Секретные исследования и разработки, финансируемые непосредственно с самого верха. У всех наверху отличная генетика – хорошее наследственность плюс кое-какие изменения в геноме. И вот результат. А я, увы, не могу похвастаться своими генами. Отец спился, мать была шизофреничкой. Я лысый, и щербатый к тому же... – он оскалил рот, чтобы Антон убедился в истинности своих слов. Человек явно скромничал, у него уже не было уже половины зубов. - В один момент выяснилось, что мне нет места среди элиты и благодаря генетике, и благодаря некоторым расхождениям по основным позициям с правящей элитой. И я оказался здесь. В Древней Спарте больных и хилых младенцев кидали с обрыва, хотя я читал, что это было редким исключением, а не правилом. Хилые становились илотами или периеками и обслуживали спартанцев. Здесь, в Новой Спарте, людей второго сорта с посредственной генетикой зачастую помещают в тюрьму, держат впроголодь, только чтобы они не умерли с голоду. Впрочем, они и не успевают. Гораздо раньше их уводят в лаборатории Акрополя. Наука требует жертв, знаешь ли... Боюсь, с тобой и твоими.. хм.. уважаемыми коллегами… - еще один саркастический полупоклон. – поступят так же…
-Но вы же сидите здесь год! – ужаснулся Антон.
-Верно, молодой человек. - Соломенцев кивнул.- Меня, как бывшего медика, щадят. У ареопага есть извращенное понятие о милосердии… Да… Я работал до пандемии с ними бок о бок, поэтому они никак не решат, что же со мной делать… Убивать жаль, все же бывший сотрудник Кристалла, на опыты пустить бывшего коллегу не позволяет профессиональная этика, с другой стороны, переводить на меня еду и содержать за казенный счет, это, знаешь ли, тоже стоит каких-то денег и вызывает вопрос о целесообразности содержания меня здесь… Да-с, я здесь долгожитель. Никто не задерживается в тюрьме больше двух месяцев. Кроме меня…

Антон решил не доверяться этому человеку; скорее всего, он был банальной подсадной уткой. Пленник решил выведать у него о Новой Спарте как можно больше, не открывая ничего о себе и товарищах.
-Что, были и другие, кроме нас?
-Молодой человек, через эти казематы прошли сотни, если не тысячи людей! Причем, первые из них сидели в этой тюрьме, дожидаясь своей участи, еще до пандемии. Различные генетические опыты ставили в институте и раньше. Первичная стадия- опробирование препаратов на животных – мышах, кроликах. Вторая стадия – тестирование на человеке.
Антон уставился на него ошарашено, пытаясь понять, врет странный собеседник или нет. К определенному выводу он не смог придти. А тот говорил и говорил, набредя на любимую тему. Видно было, что он может распространяться о бывшей работе бесконечно.
-Что, не веришь? А ведь это истинная правда. Думаешь, пандемия испортила человеческую природу? Нет-с, нет зверя страшнее человека, как говорил Тагор. Это всегда было так. Так это и останется. Мне нечего скрывать. И я не держу зла на своих коллег. Я понимаю, чем они руководствовались, заточив меня сюда.
-И за все это время вы ни разу не пытались… - Антон помедлил, колеблясь… - убежать отсюда?
-Ха! Побег! Если бы я захотел, я бы смог убежать уже сто раз. Но этого-то как раз мне и не хочется делать… В Новой Спарте мой дом. Куда мне бежать?

Антон присел на нижней койке, исподтишка обводя взглядом стены и потолок, пытаясь выяснить, установлены ли в камере жучки или скрытые камеры. Наверняка кто-то наверху слушал, а скорее всего, и наблюдал этот разговор.
Бывший ученый с легкостью ловил и правильно истолковывал взгляды, кидаемые собеседником вокруг.
-Не беспокойся. Здесь нет жучков, можешь поверить на слово. Я помогал проектировать эти казематы, не предполагая, что со временем окажусь в одной из камер. Жучки здесь ни к чему. Если что-то нужно узнать, помогает сыворотка правды, в лабораториях Акрополя умеют развязывать язык, но ценных узников здесь почти не бывает. В-основном людей отлавливают на улицах, вернее, или в домах, где они прячутся, забившись в свою нору. Так вот, сударь!
А я все еще жду, когда меня позовут обратно. И если меня призовут, я немедля вернусь и займусь медициной. Я знаю, когда-нибудь Лидеры поймут, что я еще могу принести пользу Спарте!
-Сомневаюсь, что это когда-нибудь произойдет…
Соломенцев, усевшийся было рядом с Антоном на нижней койке, вскочил.
-Мальчишка! Что ты можешь знать! Такими учеными, как я, не разбрасываются! Нет-нет, я еще дождусь своего часа! – Последние слова сумасшедший почти выкрикнул, горделиво выкатив колесом грудь в мешковине и воздев руки к потолку. Антон глядел на него и отчетливо осознавал, что более нелепой картины в жизни еще не видел. Теперь бывший медик действительно выглядел помешанным.

Затем Соломенцев энергично взобрался на верхний ярус нар. Набивной матрас низко прогнулся под тяжестью тела; из него посыпалась мелкая труха на кровать внизу. Антон поколебался и лег на нижней койке. Что ж, похоже ему придется привыкать к новому жилищу…
-Слушай, Антон! Расскажи о себе. Мне безумно тоскливо здесь. Не пренебрегай роскошью человеческого общения! Тебе осталось недолго, что толку играть в молчанку?
Антон лежал молча, изучая трухлявый матрас верхней койки.
Бывший ученый усмехнулся.
-Что, молчишь? Понимаю и не осуждаю. Это естественно – решить, что я сексот. Но все проще – я с самого начала заточения здесь прошу тюремщиков поселить меня в камере с кем-нибудь, не терплю одиночества. Изредка мою просьбу удовлетворяют и подселяют нового квартиранта. Но это лишь из-за общения, ничего более. Здесь невыносимо скучно, знаешь ли…
Внезапно слева послышался шум. Что-то скрипело, словно двигаясь на колесиках. Наконец, показался один из давешних периэков, кативший перед собой на тележке большой бидон. Крышка была приоткрыта из-за черпака.
Дмитрий Иванович энергично соскочил вниз.
-Ого, а вот и ужин! Да сегодня говяжий суп! – бывший ученый говорил с таким видимым удовольствием, излучал такой оптимизм, что казалось, ему совершенно не причиняет неудобств его заключение.

Он подбежал к двери, схватил миску, протянутую через прорезь внизу, у пола, забрался с ней наверх и принялся громко, с аппетитом хлебать варево. Антон прислушался к звукам его трапезы, и подошел к своей порции, взял в руки миску и внимательно осмотрел похлебку. Варево было крайне неаппетитное. Да, бульон был горячим, но на этом его достоинства заканчивались. В темной, отвратительно пахнущей жидкости плавали ошметки гнилого мяса и какие-то волокна, напоминающие о капусте. Правда, намек был довольно туманным. Кроме того, на дне как коралловый риф, покоился кусок чего-то пористого, коричневатого, напоминающего свеклу, но явно таковой не являющейся. Антон взял ложку в рот. Бульон был отвратителен, кроме того, его сильно пересолили. Видимо, нарочно. Антон сплюнул жидкость на пол. Затем вылил варево в дыру в полу, являвшуюся туалетом.
-Зря, зря. Через день так припечет, что и этому рад будешь! Все сначала гордые, но это только лишь вопрос голода! – подал голос Соломенцев, давно закончивший трапезу и теперь с энтузиазмом облизывающий ложку. При одном взгляде на него Антона начало подташнивать.
- Меню здесь нет. Впрочем, как и настоящего мяса. Но в этом супе определенно есть витамины. Нельзя отказываться от горячего питания!
-Вы называете это питанием? Господи, вам самому не смешно? Лежите на вонючих нарах, глубоко под землей, вместе с крысами, и разглагольствуете о питании!
-Поживи тут с мое, Антон, будешь смотреть на вещи с чисто практической точки зрения!

Антон замолчал. Только сейчас его накрыло полным пониманием произошедшего. Группа Комбата вскоре, видимо, будет уничтожена. Иллюзии строить на этот счет он не собирался. Что там говорил Дарий? Что вскоре за первым отрядом придет второй, и его постигнет та же участь! Конечно же, они придут. Барин не усидит на Стрелке, и весь гарнизон Васильевки попадется в ловушку. Элементарно простую, но действующую безотказно! Он, Левченко Антон, знает о расставленной сети, но не в силах предупредить ребят!
-Скажите, где остальные ребята? Куда их отвели?
Соломенцев безразлично пожал плечами.
-Некоторых, очевидно, сразу отвели в лаборатории. Остальных распределили по камерам. Кстати, камеры есть и наверху, в Акрополе. Мне кажется, долго тянуть с ними не будут. Тебя поместили в Клоаку. Значит, поживешь еще здесь несколько дней. Я слышал, о чем говорил Дарий с твоим… коллегой . Потом я уснул, не дождавшись, пока ты придешь в себя. Говорить с парализованным не очень интересно. Получается монолог о самом себе!
Соломенцев хихикнул.

Антон постоял у решетки, махнул рукой и снова лег, пытаясь не обращать внимание на явственно проснувшееся чувство голода. Он застонал, ворочаясь на соломенном матрасе. Ощущение того, что нельзя что либо изменить, просто сводило с ума.
Как глупо! Боже, сделай так, чтобы Барин с остальными не пришли на выручку! Спаси хотя бы их!
Антон попытался вспомнить хоть какие-то молитвы, но тщетно. Молиться его не учили, и он не мог вспомнить абсолютно ничего. Так и лежал, пиная кулаками грязную вонючую подстилку, а глаза застилали злые бессильные слезы.
Понемногу Антон начал успокаиваться. Нашло обычное оцепенение, заменявшее ему дремоту в последнее время.

Внезапно глухой удар гонга огласил окрестности Клоаки. Антон мгновенно очнулся, дернувшись всем телом, почувствовав жгучий укол адреналина.
- Что это?
Матрас на верхней койке активно зашевелился.
-Обычное дело. Вечерняя криптия. Это бывает раз-два в неделю. Сейчас сам увидишь. Я же говорил, здесь все как в Спарте. В древности особо прыткие и ловкие спартанцы организовывали рейды по местным селам, избивая илотов – крепостных, которые все время восставали. Здесь, в Клоаке, постоянно находится кто-нибудь, не согласный с положением дел. Поэтому приходится его избивать до полусмерти. Раньше все камеры были заняты, и наказание носило еще и устрашающий характер. Но сейчас, возможно, в Клоаке только мы с тобой. Криптия не ради нас. Просто зрелище слишком отвратительно для аристократов Акрополя, поэтому наказания проводятся только здесь, в нижнем зале. Впрочем, там на потолке установлены камеры, изображение транслируется и на изоляторы Акрополя, оборудованные мониторами… К тому же, в камерах есть еще и динамики. У нас любят показательные казни, а как же! Да-с, бедняге не позавидуешь! Сейчас все начнется! – В нетерпении медик спрыгнул с нар, подскочил к решетке и уставился на арену, энергично скребя правую щеку, утонувшую в густой пучине щетины.

Вспыхнул верхний свет, ярко высветив зал. Двое рослых спартанцев, одетых в серые униформы, , выволокли за ноги в световое пятно посередине зала раздетого до пояса человека. Антону он был незнаком.
-Этот здесь месяц, - гнусаво прокомментировал сзади ученый. – Возомнил себя Спартаком. Решил других взбаламутить. Тут такие безобразия пресекаются строго. Остальных его соратников в лаборатории увели, только он и остался… Надо же, смутьян еще живой! Впрочем, вряд ли он может адекватно оценивать происходящее… Он уже был в лаборатории, где его наверняка основательно обработали. Однако, наказуемый должен испытывать боль, это правда, иначе, какое же это наказание! Да-с…
Человека привязали за руки к подобию колоды, вынесли розги в высоком ведре.
Соломенцев откровенно смаковал процесс.
-Хорошие розги, вымоченные в рассоле. То, что надо!
Антон обернулся на него. У фанатика горели глаза. Предвкушение его заводило всё больше.
Вышел какой-то сморщенный низенький человечек в скромном плаще и со свитком в руках. Остановился возле наказуемого, стоявшего на коленях.
-За разжигание бунтарских настроений в тюрьме нижнего города, несоблюдение внутреннего распорядка и неподчинение официальной власти, - акустика в зале была отличной, к тому же, в камере Антона внезапно ожил скрытый динамик, транслировавший речь. Антон вздрогнул, оглядывая стены, но динамика не заметил. – заключенный номер 34740 приговаривается к ста ударам розгами и месяцу одиночного изолятора. Приговор одобрен эфором Автоликоном…
Антон содрогнулся. Тридцать четыре тысячи человек, прошедших через тюрьму! Возможно ли это?

-Жестоко, жестоко. – заохал Соломенцев. - Но справедливо. Изобьют до полусмерти, затем в карцер. Будет сидеть там голый целый месяц. А температурка в карцере ненамного выше нуля, да-с. Если и выйдет из одиночки, охота бунтовать у него пропадет навсегда…

Палачи, хакая, неспешно, широко замахивались розгами, попеременно поря несчастного. Прутья, свистя в воздухе, оставляли на его теле длинные мокрые полосы. Человек, зачитывавший обвинение, ушел из светового пятна в темноту и отсчитывал оттуда количество ударов.
Периодически они останавливались, макали розги в воду и продолжали. Когда появилась кровь, наказуемый застонал. Соль начинала жечь раны и страдания его усиливались.
-Прекрати, звери! – внезапно закричал кто-то визжащим фальцетом далеко слева. Антон узнал голос Борисова.
-Девятнадцать! Двадцать! Двадцать один!
В дальней левой камере колотили по решетке, издававшей звон. Эффекта это не имело ровным счетом никакого. Казнь продолжалась.
Спина несчастного превратилась в сплошную кровавую раной, но он все еще держался. После пятьдесят четвертого удара он завалился на бок у колоды. Палач слева прервался, поставил его на ноги и порка продолжилась. Вскоре он упал снова, но несчастного уже не поднимали, пороли лежачего, покрывая кровавыми полосами подставленные ударам бок и ноги.
Антон лежал на койке лицом вниз, зажав руками уши, но усиленный динамиком, лишенный эмоций голос продолжал монотонно считать удары. На заднем плане были слышны хаканья, свистящие удары розгами и стоны несчастного.
-Семьдесят два! Семьдесят три! Семьдесят четыре!
После сотого удара все кончилось, верхний свет приглушили. Показательное наказание закончилось.
-В мясо избили, в мясо… - смаковал ученый, подпрыгивавший от возбуждения у решетки . – Да, с розгами они обращаются мастерски…
-Господи, да вы же человек! – вспыхнул Антон. - Как вы можете это одобрять? Вам не совестно?
-Понятие совесть осталось где-то там, в прошлой жизни . – равнодушно ответил сокамерник. - В Новой Спарте существуют лишь чисто практические интересы, прикладные знания. Совесть, знаешь ли, мешает выжить! Что, думаешь, меня не наказывали? Дважды-с. Десять ударов и двадцать. За нарушение дисциплины. Руки не сложил за спиной, когда в уборную ходил. Приказ не расслышал, задумался. Да-с… Ты это поймешь с годами… Ты так молод, Антон. Сколько тебе? Двадцать один, двадцать три?
-Двадцать два.
-Чудный возраст! Если бы у меня был сын, ему было бы столько же! Да вот сгоряча уговорил жену сделать аборт, так и не обзавелся наследниками!.. Впрочем, пустое…
-Но почему вы не боретесь за свои права? Жить в таких условиях, это же ниже человеческого достоинства!
Соломенцев горько усмехнулся.
-Юноша, ты столь наивен… Во первых, бунтовать здесь чревато: к тому же, я считаю, что мое заключение это проверка на лояльность. Я хочу показать, что все еще поддерживаю ареопаг. Да, скоро они поймут, что я заслуживаю большего и падут мои оковы! Я верю в это!
Соломенцев внезапно замолчал и, сопя, полез к себе наверх . Видимо, воспоминания о сыне что-то затронули в его очерствелой душе…

Антон почти не спал, хотя поздно вечером практически весь свет отключили и тьма наступила почти кромешная. Где-то под куполом Арены горело несколько ламп, но света они давали меньше, чем Луна в безоблачную ночь.
Он ворочался, слушал храп на верхней койке. Антон так и не уснул в эту ночь. С Борисовым, конечно, было бы неплохо наладить контакт. Но как? Его камера была слишком далеко, у прохода к техническому блоку и грузовой платформе. Чтобы с ним переговариваться, нужно было кричать во весь голос. Между тем мимо камер вальяжно прохаживались надзиратели – до полуночи те самые, что проводили показательную казнь. Ночью их заменили двое других. Когда перед отбоем Антон попробовал было выяснить, кто еще находится в камерах нижнего яруса, попытался докричаться до Борисова, к его камере почти сразу же подошел рослый детина и молча показал ему плеть, свернутую в петлю. Громко разговаривать в Клоаке запрещалось. Переговариваться с другими узниками и тем более.

Глубокой ночью он различил в тишине какой-то смутно различимый говор- люди негромко переговаривались, кто именно, он вновь не понял, говорили слишком тихо. Антон встал и подошел к решетке, прислушиваясь. Тут он услышал в темноте шорох, и мимо камеры мелькнула знакомая тень: надзиратели патрулировали тюрьму круглосуточно. Тень прошмыгнула в сторону камеры Борисова. Говор резко прекратился; затем – лязг двери, жужжание электрошокера, вскрик и снова тишина.

Утром наступило, как только включили весь верхний свет. Начинался новый день; для узников он не предвещал ничего хорошего. Проснулся, подпрыгивая на койке, Соломенцев. От его напористых движений труха из матраса вновь посыпалась вниз. Антон встал и подошел к прутьям решетки. Периэк катил к камере давешний чан на колесиках; наступило время завтрака.
На завтрак здесь подавали какую-то отвратительную кашу, навроде сечки, сваренной на воде. Вкус каши был не лучше вчерашней баланды, но Антон заставил себя проглотить несколько ложек, прислушиваясь к отчаянно протестовавшему против такой еды желудку. Настроение было паршивое. А вот экс-профессор веселился.
-Веселее, молодой человек! Ты все еще жив! Чем не повод для радости!
Антон хмуро глянул на него, увлеченно работавшего ложкой и с шумом втягивавшего в себя прогорклую кашу, но отвечать не стал.

Зато после завтрака был неожиданный сюрприз – узников поодиночке под конвоем отвели в уборную, где помимо нескольких грязных писсуаров стояли умывальники; в кранах текла тонкой струйкой ледяная вода. В дальнем углу была душевая кабинка. Неожиданное открытие!
По пути в уборную Антон миновал ряд камер, две из которых были заняты – ближе к концу коридора в одной из них находились Борисов и Штерн, что-то приглушенно обсуждавших между собой, в другой лежал на верхней койке лицом к стене Горячев. Оба вскинули головы на проходящего мимо Левченко, хотели что-то сказать, да осеклись при виде надзирателя. Избитые, осунувшиеся, оба в нелепых мешках с прорезями. Горячев даже не отреагировал на проходящих мимо людей.

Антон умылся, немного взбодрившись. Отчаянно хотелось поговорить с ребятами, но при надзирателе это было невозможно. Идя обратно, он снова кинул взгляд в их камеру, и сердце тревожно сжалось – в камере был лишь один Борисов. Он снова исподтишка взглянул на Антона, и не решился что-либо сказать ему. Всё и так было ясно. В соседней камере все так же лежал на верхней койке Горячев.

- Если вакцину будут на них тестировать, - сообщил сосед Антона по камере. – то им еще повезло, ведь с теми, на ком пробуют новые образцы, обращаются чуть лучше, чем с остальными. Берегут. Они нужны в хорошей форме, ведь им предстоит вынести очень многое…
Антон вздрогнул. Похоже, это предстояло и ему.

Соломенцев, на которого после еды снизошло хорошее настроение, решил показать Антону свой монументальный труд. Он залез в кучу тряпья и вытащил оттуда две большие пухлые тетради, большей частью исписанные карандашом.
-Вот, видишь, - провозгласил он гордо. – Мои труды. В виде исключения мне высочайше дозволено заниматься ученой работой… Но это не медицина… - он зашелестел записями. – Смотри! – он ткнул одну тетрадь Антону под нос. Страницы были убористо исписаны неразборчивыми каракулями.
-Что это такое? Мемуары?
-Нет-с! Конституция Новой Спарты! Подробный, титанический труд! Здесь же, в начале, административный кодекс, в первой тетради уголовный, а так же даны мои рекомендации относительно ужесточения режима… В Новой Спарте слишком мягкие наказания, надобно пересмотреть! Как ты видел вчера, народ пытается бунтовать! О, если бы мне дали возможность, я бы все исправил! – Он упивался своими мечтами так, словно бы надеялся в скором времени выйти на свободу.
-Вы надеетесь, что это кто-нибудь прочитает, там? – Антон кивнул наверх.
-Не сомневаюсь! Когда-нибудь я попаду под амнистию! Думаю, это дело решенное! И тогда… тогда я докажу, что полезен Спарте! Я еще вернусь в строй! Увидишь!
-Боюсь, что вряд ли я это увижу…
-Как ? Ах, да. Ты прав, Антон. Тебе этого не увидеть… Мда-с...
Антон пристально всмотрелся в записи, однако, многого разобрать не сумел, хоть написано было явно на кириллице. Бросались в глаза нелепые штампы «необходимо проработать вопрос о дальнейшем ужесточении режима», «довожу до сведения высокоуважаемой комиссии факты нарушения», «надлежит неустанно бороться и неукоснительно соблюдать» и прочее канцеляризмы.
Соломенцев проворно выдернул тетради из рук Антона, и тщательно спрятал сокровище в тряпье.
-Не хочу, чтобы это у меня изъяли. Наверху в курсе, дозволено самим Автоликоном, но тюремщики… Могут не разобраться. Конфисковать. Ведь в моем труде есть определенные вольности… А здесь всё, абсолютно все записи!

Штерна, Борисова и Горячева один-два раза в день уводили наверх. Решетки их камер открывались несколько раз на дню. Каждый раз, проходя в уборную мимо их камеры, Левченко замечал, что выглядят ребята все хуже и хуже. Землистые лица, одурманенный взгляд. С трудом они могли кивнуть Левченко, проходившему мимо. Наладить с ними контакт не представлялось возможным, надзиратели бдили за пленника слишком хорошо. Уборная полагалась заключенным не чаще двух раз в день- утром и вечером, причем вечерний поход в уборную предоставлялся лишь по просьбе заключенного. Считалось, что мыться дважды в день узникам не обязательно. Антон выпрашивал себе два посещения уборной в день, чтобы почаще видеть своих друзей, проходя мимо.

Лишь на второй день Левченко, наконец, осенило и он сделал то, что должен был предпринять еще в первый же вечер – обыскать уборную в поисках записки. Вполне возможно, что ребята оставили ему там послание, а он, дурак, не сообразил сразу обшарить все помещение! Левченко бросило в жар. Вечером он тщательно обыскал небольшую комнату, и внезапно похолодел – пальцы его нащупали под раковиной клочок ткани. С бьющимся, как заяц в капкане, сердцем, Антон присел на корточки и заглянул под умывальник. Так и есть, клочок грубой мешковины, засунутый под металлическую раковину. Он торопливо расправил клочок, боязливо озираясь на входную верь уборной, ожидая стука – охранники обычно оставались снаружи, развлекаясь дежурными разговорами; все равно ведь сбежать из уборной было нельзя...
Темными кривыми буквами на ткани было выведено: «Левченко, что с остальными ? Где Комбат?». Похоже, писали кровью. Антон обернулся, ища, чем бы наколоть палец, хоть места на мешковине не оставалось, равно как и времени. Десять минут, отведенные ему на посещение уборной, истекли. Надзиратель появился на пороге. Антон успел судорожно запихнуть клочок мешковины за пазуху и вышел в коридор. Как долго пролежал под раковиной этот клочок? Может, целые сутки?

Вечером, напрягая зрение и прячась от Соломенцева, которому он по-прежнему не доверял ни на йоту, Антон оторвал кусок грубой материи от штанины и наколов гвоздем палец, написал послание. Буквы выходили толстые, и слов на материи уместилось до обидного мало. «Мы подопытные. Тесты препаратов. К. наверху». На утро он отнес послание в уборную и спрятал под раковину. Вечером записка исчезла, и больше посланий не было…
В тот же день, вскоре после отбоя, случилось еще одно событие. Антон, уже лежавший на койке, внезапно услышал пение, раздававшееся со стороны камер, в которых сидели трое его товарищей. Странно и дико звучали слова этой старинной песни, которую он ни разу в жизни не слышал, но как ободряюще она зазвучала!

Трое избитых, ослабевших людей выводили все громче и громче строки революционной песни, которую уже, казалось бы, никто не помнил; они пели, и голоса их крепли. Сначала песню затянул один из ребят, кажется, Борисов, затем строчки подхватили остальные.
Вставай, проклятьем заклейменный
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущённый
И в смертный бой вести готов.

Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем!

Слова знаменитой песни гулко раздавались под темными мрачными сводами арены, и понял вдруг Антон, что не могли они больше молчаливо сносить заточение, и не было песни правильнее и более подходящей моменту, более сплачивающей терпящих унижение людей.

Подбежавший к решетке Левченко вслушивался в песню и хотел петь с остальными, но, увы, не знал слов и ему оставалось лишь слушать. Люди пропели лишь две строфы, пока надзиратели не ворвались в камеры и принялись избивать пленников. Штерн, до которого они добрались чуть позже, одиноким, отчаянным баритоном начал выводить припев, но в этот момент охранники ворвались и в его камеру и песня окончательно захлебнулась.
-Интернационал и до них пели, хе-хе. – раздал полный сарказма голос с верхнего яруса. – Древняя песня, а вот поди ты, слова все знают. Ничего, пусть поют, пока могут.

В этот момент Левченко возненавидел сокамерника всей душой; удержавшись от слов, вертевшихся на языке, он бросился на свою койку и отчаянно зарыдал как ребенок, не сдерживаясь. Не плакал он с детства, и проявил бы характер и на этот раз, но ему хотелось заглушить доносившиеся из дальних камер звуки, где надзиратели, откормленные наглые детины, возомнившие себя спартанцами, избивали троих беззащитных людей.

Время в заточении тянулось медленно еще и из-за того, что Антон принужден был слушать бесконечные монологи сокамерника о Новой Спарте. В основном, бывший ученый рассказывал о порядках в Новой Спарте. Он действительно восхищался подземным комплексом, гордился, что принимал участие в его разработке и искренне считал, что его заточение в камере есть ни что иное, как испытание на лояльность, и вскоре его непременно выпустят.
Царь и эфор, выбранные на свои должности пожизненно, некогда были соответственно, директором института эпидемиологии и его заместителем.
Дарий являлся навархом Новой Спарты, или полководцем, главным надо всеми остальными воинами. На его плечах лежала охрана и безопасность комплекса, а так же ответственность за пополнение лабораторного комплекса биологическим материалом для исследований.

Жили спартанцы в Акрополе, сверхсовременном комплексе, оставленным медикам военным. Последние либо погибли во время пандемии, либо были эвакуированы на «Циолковский». Директору института так же было предложено покинуть землю и перебраться на орбитальную станцию, однако он отклонил предложение, предпочтя остаться.
Здесь было все, что нужно для комфортного существования - замкнутый биологический комплекс, производящий все, что было необходимо людям – чистую воду, воздух, овощи, фрукты. В лекарствах недостатка не было – наверху стоял медицинский институт. Электроснабжение обеспечивалось небольшим, но достаточно мощным ядерным реактором, удовлетворявшим все нужды Новой Спарты.

Царь и его подручный эфор, с помощью кучки охранников, среди которых был и Дарий, захватили власть в комплексе сразу же после того, как последний военный покинул комплекс. Нужно было как-то организовать и упорядочить жизнь в комплексе.
Ими было предложено название Новая Спарта и, соответственно, провозглашены жесткие условия существования для всех сотрудников, напоминавшие суровые обычаи, царившие в древней Спарте. Зачем это было сделано? Автоликон и Идоменей, носившие некогда обычные русские фамилии, о которых многие уже забыли, решили, что жесткая дисциплина и суровая централизация не только помогут сохранить им власть и управление комплексом, в котором жило изначально четыреста человек, но и вышколить своих подчиненных, бывших медиков, укрепить в них внутренний стержень, который поможет выжить в условиях изменившегося мира.
Сотрудники бывшего Института эпидемиологии, что выжили и пожелали перебраться под землю, проходили многочисленные тесты и испытания, призванные рассортировать их на группы – сильные, крепкие молодые люди составляли военный костяк. Немногие высокопоставленные сотрудники института составили судебную власть комплекса, Круг Эфора , лояльный к директорату. Дарий встал со временем во главе военного отряда комплекса, получив гордый титул наварха, существовал и совет старейшин при Царе, Герусия, в состав которой входил некогда и Соломенцев; те, кто по своим физическим и наследственным параметрам не мог войти в состав элиты, автоматически причислялись к сонму периэков, слуг, которые и выполняли всю черновую работу в Новой Спарте.

Женщин здесь не было, однако спартанцы полагали, что они Новой Спарте и не нужны. Все жители принимали специально разработанный учеными препарат, снимавший всякое сексуальное влечение куда эффективнее, чем бром, выдававшийся некогда солдатам Российской армии с теми же целями. После несчастного случая с ученым-медиком, оскопившим себя, лекарство стало обязательным к применению.

Все бойцы комплекса должны были не только отрабатывать ежедневно положенное количество часов на боевых тренажерах в спортивном зале, но и тренироваться на местности – дневная охота на шатунов в качестве тренинга боевых навыков.
К тому же, штурмовой батальон должен был отлавливать здоровых людей и доставлять их в комплекс для тестирования образцов лекарственных средств. Тех, кто выражал недовольство, сначала изгоняли на поверхность, затем стали использовать в качестве подопытного материала. Проявлявших лояльность к порядкам и правилам Новой Спарты бойцов, со временем причисляли к регулярным военным формированиям комплекса.
Солдаты должны были пройти единственное, но суровое испытание – провести целую ночь на поверхности, будучи привязанными к столбу за длинную цепь, крепившуюся кандалами к ногам, чтобы испытуемый не имел возможности бежать. Именно такое испытание придумали царь с эфором, прослышавших про хищников, человеко-обезьян, появившихся в городе и охотившихся на все, что можно было пожрать, в том числе и нелюдей.

В срочном порядке всех бойцов заставили пройти это испытание. Было известно, что у этих тварей зрение в темноте плохое, то же относилось и к шатунам; считалось, что они прежде всего ориентируются больше на эмоции, переживаемые жертвой. Невероятно, но эти твари чувствовали страх и инстинктивно определяли источник нахождения жертвы. Таким образом, испытание было в основном именно на силу воли – неподвижный человек, одетый в плотный комбинезон, представлял собой трудно распознаваемую цель. Считалось, что простоять всю ночь неподвижно, вполне безопасно.
Именно нервы и подводили большинство бойцов. Рано или поздно они начинали взывать к помощи – их прекрасно слышали в Институте, ведь все испытуемые имели полудуплексные микрофоны , могли лишь передавать голосовые сообщения. Как только человек поддавался панике, его начинали рвать на части острыми когтями эти чудовищные обезьяны, либо нападали шатуны, сумевшие выявить в темноте цель. Не всегда люди спасали испытуемого вовремя. Что ж, так отсеивались слабые…
Высший совет Новой Спарты позже с удовольствием отсматривал сделанную видеозапись и решал, достоин ли человек входить в состав военного батальона комплекса. Проявил ли он должную выдержку и мужество в испытании.

Дарий был единственным человеком, прошедшим испытание до самого конца – он простоял на Софийской площади, прикованный цепью к столбу, до рассвета, спокойно дождавшись, когда за ним придут. Оценив его выдержку, царь с эфором приняли решение сделать его полководцем. Так и возвысился Дарий над остальными. Соломенцев и сам побаивался этого человека: считал его бездушным роботом, имевшего с человеком лишь внешнюю схожесть; в самом деле, Дарий был беззаветно предан людям, управлявшим комплексом и блестяще проводил любые военные операции . Конечно, пленение группы Комбата стала еще одной из его многочисленных побед. Он был хитер, подл и по-собачьи предан хозяевам. Ему прочили блестящее будущее.
Если эфор или царь когда-нибудь скончаются, все сходились во мнении, что лучшей замены, чем Дарий, не найти. Однако, благодаря многочисленным препаратам и процедурам, омолаживающим организм и продляющих жизнь, считалось, что Идоменей и Автоликон проживут не один век. Практически все органы у них был заменены; переливания крови, даже трансплантация красного костного мозга были здесь обычным делом. Делали и сыворотку из стволовых клеток человеческих эмбрионов и плаценты, пока эти биоматериалы еще можно было достать. Потом ученые научились синтезировать собственные препараты. Да, обитатели Новой Спарты считали себя равными богам и ненавидели немногих выживших простых людей, боровшихся за свое выживание наверху…

Как ни странно, именно благодаря Дарию, Антона пока не трогали. Почему он благоволил к юному пленнику, сказать было трудно. Соломенцев выдвинул гипотезу о том, что Дарий приберегает его лично для себя в качестве сексуального раба. Сексуальные контакты в Новой Спарте был официально запрещены, но поговаривали, что для Дария было сделано исключение ввиду его выдающихся заслуг перед ареопагом. Так же поговаривали, что он убивает наскучивших ему любовников, переставших угождать хозяину, или имевших слишком длинный язык. Возможно, Антону была действительно уготовлена участь сексуального илота. Или дело было в чем-то другом? Наверняка мог сказать лишь Дарий. Вряд ли он пожалел Антона лишь ввиду его молодости; так или иначе, его пока не трогали.
Когда утром Левченко прошел мимо камер друзей, он едва их узнал. Надзиратели избили всех троих так, что узнать их было практически невозможно. Не лица, а сплошные кровоподтеки. И ему показалось, что ребята смотрели на него с осуждением – отчего, дескать, тебя-то не трогают? Чем ты лучше нас?

Все утро третьего дня Соломенцев строчил что-то карандашом в своих тетрадях, что-то шептал, бормотал. А после обеда, столь же скверного, как и предыдущие трапезы, он внезапно сказал то, что Антон начинал уже подсознательно ждать от него, считая провокатором.
-Не хочешь ли выбраться отсюда? Ну, сбежать? – внезапно спросил он негромко, свесившись сверху.
Антон пристально посмотрел на него. Такая откровенная провокация? Он и впрямь считает его за дурака…
-Чего вы добиваетесь? Хотите, чтобы меня поймали при попытке к бегству?
-Узнаю юношеский темперамент! Гормоны бурлят, никому не верим! Однако, Антон! Я от чистого сердца предлагаю тебе подумать над побегом. Ты слишком молод, ты мне напомнил моего сына.. который так и не появился на свет.. Я все думаю, каким бы он мог быть… Ничего не могу с собой поделать.. Право же, тебе нужно хоть немного мне доверять! Просто есть возможность сбежать отсюда… Ты должен хотеть жить… Тебе нужно бежать… Здесь нет ни единого шанса выжить. Они убьют тебя медленно, Антон. Я могу дать тебе шанс... – горячо шептал он, вращая белками глаз.
Антон смотрел на него и не знал, что сказать. Слишком откровенно он говорил… Как реагировать???
-Что ты теряешь, молодой глупец? – воскликнул он в недоумении, и прибавил тихо, заметив, что мимо к камере приближается патрулировавший надзиратель. – Тебе терять нечего, подумай.
Когда охранник, молча зыркнув в камеру на пленников, прошествовал мимо, фанатик добавил тем же лихорадочным шепотом. –Ты и сам уже видел в уборной душевую кабину. Там, на полу, решетка, куда стекает вода. Решетка это путь в канализационную систему города. Если развинтить болты на решетке, можно сбежать. Я знаю точно, я ведь помогал проектировать Новую Спарту. У заключенных отбирают все вещи, даже зубные щетки. Боятся, что они смастерят себе оружие. А у меня есть отвертка, она хорошо спрятана. Вообще-то, такие вещи иметь в камере запрещено даже мне, но я ее зарыл в землю, и охрана даже не догадывается, каким богатством я располагаю! Если решишься, я дам ее тебе. У тебя будет около десяти минут, столько времени ты сможешь пробыть в уборной, потом охранник войдет. Когда они заметят, что ты ушел в канализацию – мгновенно вышлют за тобой людей с собаками. Шанс уйти невелик, но он есть. Сейчас у тебя нет и его. Подумай…
Антон огорошено смотрел на него, не зная, что и думать.
Соломенцев заговорщически мигнул ему и продолжил как ни в чем ни бывало работу над Конституцией Новой Спарты.

Антон знал, что по крайней мере, часть слов Соломенцева соответствует истине. Сточная решетка на полу душевой , конечно, была, но ее прочно удерживали шесть больших болтов с шестигранной головкой , которые, действительно, без нужного инструмента открутить было нечем. Десять минут - срок непродолжительный. После отбоя уборная, очевидно, проверялась, и если откручивать болты постепенно, это неизбежно обнаружится. Вот только зачем этому странному ортодоксу было нужно толкать Антона на побег?
Однако он чувствовал, что его время неумолимо приближается и вздрагивал при каждом приближении охранников к его камере. У Антона возникла странная уверенность, что за ним придут именно в эту, третью, ночь. Так и пролежал он без сна, прислушиваясь ко всем доносившемся шорохам и шагам молчаливых охранников. Под утро он твердо решил для себя, что попробует бежать. Выхода не было. Если Соломенцев не выдаст его, то шанс действительно был, и стоило им воспользоваться.

На следующий день Антон сказал сокамернику, что надумал бежать, и замер, ожидая его реакции. К счастью, тот не позвал охрану, лишь кивнул одобряюще.
-Хорошо, Антон. Это правильно. Сейчас набросаю по памяти план коммуникаций. Тянуть дальше опасно…
-Уходи прямо сейчас, когда пойдешь в уборную- сказал Соломенцев вечером того же дня. Не тяни. Вот это – схема канализации под нами, смотри, - он протянул Антону клочок бумаги с нарисованной карандашом схемой. – Здесь проходит отводящая труба под нашим зданием, она ведет к главному канализационному коллектору – его трудно не узнать, это огромная труба, в которую сливают все сточные воды. Сейчас, правда, стоков совсем мало, город мертвый, сборные трубы пересохли, но не суть.
Ты сразу узнаешь главный коллектор, он широкий, как тоннель в метрополитене. Смотри, вот здесь начинается сеть очистных сооружений, сейчас , безусловно, ею уже никто не пользуется. Эти трубы собирают сточные воды от домов, они второстепенные, узкие, но постепенно расширяются по мере приближения к главному коллектору. Санитарная и ливневая канализации идут раздельно, не смешиваясь.

После того, как выберешься отсюда через душ, будет нужно пробраться в отводящую магистраль вот сюда. – Соломенцев водил пальцем по бумажке с чертежом, следя, чтобы Антон внимательно слушал. - А это сток. Сюда стекается талая и дождевая вода, которая не нуждается в очистке, поскольку не предназначена для питья. Труба носит название сток №192, вода сливается здесь прямиком в Неву. Обуховская набережная находится рядом. Проплывешь полкилометра по течению и попадешь на набережную. Там должны быть катера или лодки. Найдешь, на чем добраться до Васильевки. В общем, все довольно просто. Придется бежать как можно быстрее – за тобой будет охота, не сомневайся. Спартанцы хорошо знают подземную сеть канализации, и уйти будет очень непросто… Все понял?
Антон неуверенно кивнул, все еще рассматривая чертеж. Бывший ученый сунул в руку Антона клочок бумаги.
-Спрячь в сандалию. Этот рисунок ни в коем случае у тебя не должны найти.
Потом, осторожно оглядываясь, сунул ему отвертку для шестигранников с деревянной грубо обточенной ручкой. Добавил:
– Помни, у тебя десять минут, пока охранник у входа в уборную не хватится. Поспеши…
Антон кивнул ему, пряча под мешковину нехитрый инструмент.
-Спасибо вам.
-Удачи… - прошептал Соломенцев, запустив пальцы в густую бороду. – И еще одно. Зажигалка. она тебе там пригодится.
Показалось ли Антону, что голос прожженного циника дрогнул?

Антон шел в уборную, попросившись перед самым отбоем. У крайней камеры, желая проститься, бросил взгляд налево. Левченко дрогнул – обе камеры были пусты. На очереди был он сам…
Пленник зашел в уборную, тюремщик остался снаружи. Жгучее чувство стыда нахлынуло на парня с еще большей силой; девять его товарищей, видимо, все еще оставались в боксах наверху, ожидая своей участи. По сути, приговор для всех был смертельным, и это ощущение было невыносимо. Антон никого не мог взять с собой, и чувствовал себя предателем. Он прислонился к стене, постоял, прощаясь с остальными, физически ощущая, как убегают драгоценные секунды. Затем зашел в душевую кабинку, захлопнув дверцу и, опустившись на колени, принялся отворачивать винты на решетке на полу. Они откручивались быстро и легко, инструмент бывшего медика не подвел. Антон отложил решетку в сторону, и, инстинктивно поглубже вдохнув, нырнул в канализационной сток.

Здесь, в городской канализации, было безраздельное царство крыс, вольготно чувствующих себя в темноте и вони. Было довольно сухо; Антон опасался , что идти придется по пояс в воде , однако он увидел лишь небольшой ручеек, бегущий по дну сточной трубы. Антон вытащил бумажку со схемами коммуникаций и взглянул на нее, чиркнув зажигалкой в полной темноте. Хотя он успел выучить схему наизусть, но странным образом клочок бумаги в кулаке придавал ему уверенность и сил. Он прополз на четвереньках метров пять до поворота – высота отводящей трубы здесь была сантиметров восемьдесят, завернул за угол и увидел решетку, преграждавшую проход. Она держалась на честном слове, укреплять ее не было необходимости; Антон просто выбил ее ударом ботинка и проник в следующее тускло освещенное помещение. Здесь было жарковато и сыро; Антон вдруг решил, что реакторная располагалась где-то у него над головой. Пройдя техническое помещение, Левченко выбрался в главную канализационную магистраль Питера.
Основной канализационный коллектор действительно напоминал размерами тоннель метро. По стенам тянулись клубки проводов, горело тусклое техническое освещение и хлюпала вода под ногами. Вода сочилась в главном коллекторе отовсюду – давала о себе знать рыхлая водянистая кембрийская глина. Коммуникации во многих местах явно требовали ремонта , укрепления несущих конструкций, но этим заниматься было уже некому. Он старался сворачивать нужных местах, чиркая кремнием зажигалки, чтобы прочесть номера тоннелей на поворотах, но через несколько минут понял, что уперся в тупик – путь преграждала сетчатая дверь, запертая на замок. Он похолодел. На бумажке Соломенцева здесь не было никакой преграды. Он присмотрелся к надписи на стенке тоннеля – «коллектор № 42». Какой к черту 42? На бумаге вообще такого не было.
Антон остановился, вновь разглядывая рисунок ученого. Безопасные десять минут уже явно прошли. Охранник уже должен был заметить исчезновение пленника. Звуки сверху, из подземного города сюда не проникали, но Антон знал, что нужно спешить. Охотники, возможно, уже взяли след...
Сердце забилось как заяц. Ловушка. Итак, он его предал, но зачем? Надеется, что его пригласят поучаствовать в травле мелкой дичи? Своего рода развлечение для спартанской элиты? Ноги стали ватными от этой предательской мысли.
Антон прислушивался. Кроме шума текущей или падающей воды он не слышал больше ничего, но времени прошло уже столько, что не было никакой надежды на то, что его побег еще не обнаружен. Охота должна была начаться…

Он вернулся к последней развилке, торопливо выбил огонь из зажигалки и снова прочитал номера тоннелей. Кажется, надо было сворачивать направо, но он не был уверен. Чертеж был сделан кое-как… Антон двинулся направо, и тут он услышал шум. Где-то позади явственно раздавались приглушенные звуки сапог. Это были люди. Раздался собачий лай – все так, как и говорил Соломенцев – они шли за ним с собаками. Впрочем, люди были куда опаснее любых животных.
Паника обуяла Антона. Он кинулся в боковой коридор, уже совсем неуверенный, что двигается в нужном направлении. Кажется, его заметили. Он слышал позади возбужденный шум голосов, усиливающийся эхом, расслышал что-то вроде «Здесь!» «Есть след!» На влажной стене тоннеля мелькнул отблеск фонаря. Лай овчарок, взявших след, вновь донесся до него, только теперь они были куда ближе. Антон бросился бежать со всех ног, уже не обращая внимания на идентификационные надписи на стенах. Паника обуяла все его существо. Адреналиновая волна захлестнула сознание, и он понесся стрелой, куда-то заворачивая, поскальзываясь в сточной воде. Он не замечал вони почти пересохших канализационных вод, не слышал окриков позади, вообще ничего не осознавал.

Шаги и приглушенные голоса раздавались все отчетливее. Лучи фонарей замелькали позади как болотные огни. Они настигали. Собаки захлебывались возбужденным азартным лаем.
Скорей, скорей! Направо снова был тупик – стена с кирпичной кладкой, впереди был вертикальный сток со скобками на стенке, ведущими наверх, к решетке на мостовой. Сюда стекали дождевые воды. Налево вела сужающаяся труба. Ведомый интуицией, он кинулся туда.
-Стоять! Кому сказал, стоять! – сзади пальнули. Грохот в тоннеле показался оглушительным. Пуля чиркнула по стене в тридцати сантиметрах позади Антона. Он шарахнулся в сторону, пригибая голову.
-Все сюда! Он здесь! – заорали сзади.
Снова выстрел. Пуля свистнула еще ближе. Стрелок явно пристреливался. Затем он спустил собаку. Та, не сдерживаемая более хозяином, устремилась вперед, догоняя беглеца.
Грянул третий выстрел. Начинался плавный поворот тоннеля, пуля врезалась в стену, немного не достав беглеца из-за изгиба стены. Похоже, что его спасло только это. Спереди пахнуло свежим воздухом; здесь уже явственно ощущался сквозняк. Выход был совсем рядом, собака была все ближе и ближе, он уже слышал ее хриплое дыхание за спиной и мчался как стрела – вперед, к свободе…
Справа мелькнула желтая грязная надпись «Сток №192». Наконец-то!
Впереди зияло круглое темное отверстие, ведущее наружу. Тонкий вонючий ручеек убегал по чуть наклонной трубе вперед, выливаясь в Неву. Антон оттолкнулся от края трубы и прыгнул в Неву, вдохнув поглубже.

Вода обожгла его ледяным холодом; сердце, казалось, пропустило такт. Он набрал воздуха и нырнул. Когда-то Антон хорошо плавал, правда уже давно не практиковался.
Он нырнул, проверяя свои силы, поплыл под водой направо, к Обуховской набережной. Катер, на котором они приплыли, еще должен быть на месте. Если только случайные мародеры не увели его.
Пули начали вспарывать воду справа и слева от него – охотники палили в воду наугад, стоя на краю стока. Овчарки надрывалась лаем, эхом отдававшимся в коллекторах и далеко разносившимся ад водной гладью ночной реки. Вплавь никто его не догонял – костюмы охотников были слишком тяжелы для плавания, Антон это знал. Хороших пловцов в Спарте не водилось - это было ненужное умение для спартанцев, поэтому никто так и не решился плыть за ним. Вынырнул парень метрах в пятнадцати правее стока, набрал воздуха, снова нырнул.
Во второй раз он вынырнул уже далеко от стока; стрельба стихла, позади была полная тишина – ни голосов, ни лая собак.

Это было понятно- охотники двинулись к выходу на поверхность. Выйдя через один из вертикальных стоков, они продолжат преследование. Спартанцы не были бы самими собой, если б так быстро сдались. Да, ночью в городе было слишком опасно, но поймать беглеца было для них делом принципа. В любом случае, у него еще было в запасе время.

Антону повезло – причал был пустынен. И самое главное – катер Базы все еще покачивался на причале. Дрожа от холода, беглец вскарабкался на него. Мешковина намокла и неприятно липла к телу. От плаванья Антон разогрелся, но стоя на катере, почувствовал, что снова начинает замерзать под промозглым питерским ветром.

Антон приложил палец к панели зажигания; Комбат занес в компьютер его отпечатки пальцев на всякий пожарный, словно предвидя, что может случиться. Глухо заурчал заведшийся с первого же раза мотор; он активизировал в GPS-навигаторе программу возвращения на базу. Катер дрогнул и начал выруливать на середину реки, пеня воду. Антон бросил взгляд через плечо на набережную. Никого не было. Автопилот вывел катер на середину Невы и взял курс на Стрелку.

Слева уже тянулась колоссальная махина «Александра Невского», закрывая собой катер. Если группа захвата уже добралась до набережной, из-за лайнера охотники не увидят цель. Мельком взглянув на лайнер, Антон похолодел еще больше – на третьей палубе в нескольких каютах горел неяркий свет; кто-то обитал на гигантском судне. Огни в каютах выглядели зловеще и дико посреди погруженного в кромешную тьму города. Опасаясь наскочить на мель, Антон включил прожектор на носу катера; едва лишь он миновал лайнер, с набережной по нему открыли огонь. Рефлектор потух, подбитый метким выстрелом. Однако, расстояние уже было довольно значительное, и вскоре стрельба утихла. Преследовать его на катере, охотники не решились.

Антон мчался по темной Неве против течения, с каждой секундой приближаясь к Васильевской Стрелке. Что, если он застанет Базу покинутой или разрушенной? Эта мысль сжала сердце. На ветру он никак не мог согреться; зубы остервенело стучали друг о друга, но ледяной холод проник, казалось, в самое нутро Антона; он превращался в комок льда.
Сразу после Большой Охты он сбавил скорость. Здесь Нева поворачивала на запад, открывая перспективу на Васильевский Остров. Опасаясь не увидеть огней на острове, Антон сжался в тревожном предчувствии.
Повернув, Антон сразу же увидел маяки Ростральных колонн; сразу за ними горели мощные огни на крышах южной башни и Биржи и навесные прожекторы на стенах – территория Базы была как всегда, хорошо освещена. Подплывая к Зимней Канавке, он различил на набережной Стрелки две фигуры. Это были ночные патрульные, Хмельницкий и Русинов.
Катер четко отработал парковку к причалу, автопилот не подвел. Мотор заглох, дрожащий замерзший Антон неловко выбрался из катера, побрел к лужайке, а люди уже бежали к нему со всех ног...

Он стоял в нескольких шагах от бетонной стены, внимательно прислушиваясь к доносившимся из-за нее звукам. Крупный, бугрящийся мышцами, невозмутимый. Щурился слезящимися глазами на пробивавшийся из-за высокой преграды свет прожекторов, освещавших кусочек суши по ту сторону. Инстинкт охотника долгое время звал его вперед, призывал преодолеть барьер, и он вдруг что-то ощутил. Кажется, он догадался, что следует делать. Не понял, а скорее, вспомнил. Он бросил взгляд на свиту, почтительно остановившуюся на отдалении. Он не любил, когда ему мешали. Охотник передал своим целую гамму чувств – жажда крови, азарт, возбуждение, досаду, озарение, даже восторг... Ухватив, наконец, то, что ему не давалось, он спокойно удалился. Теперь это будет просто…




Глава VII
Крах Стрелки.

Вслед за слизистой рта спирт обжег горло и потек расплавленной рекой вниз по пищеводу. Из глаз брызнули слезы. Барин раздраженно глянул на него.
-Говорю же, сразу глотай. Чего во рту держишь! – рявкнул он в сердцах.
Антона отвели в радиоузел, укутали с головой в шерстяные одеяла и налили полный стакан спирта. В комнате как всегда, собрались все, кроме Димки, все так же сидевшего на губе и женщин с детьми, эвакуированных на «Циолковского» накануне.

Как узнал Антон, если бы не Комбат, предупредивший оставшихся людей о засаде, вполне возможно, что Антон вообще не застал бы никого на Стрелке. Поздним вечером того же дня, когда группа отправилась на задание, тот связался с Барином по рации. Ему показался неестественным голос командира – слова давались Комбату с трудом, он едва ворочал языком. Он вкратце рассказал о положении дел. Группа столкнулась с вооруженным подкреплением, требуется военная помощь. И отправился бы Барин с людьми на выручку, да только насторожило его всего одно слово – Комбат назвал его в разговоре не Петром Николаевичем, как обращался обычно , а именно Барином. Это был условный код, означавший, что группа попала в плен, и идти на выручку ни в коем случае не следовало. Комбат давно условился с ним, что клички в эфире означают, что дело плохо. Внезапно разговор оборвался на полуслове. Возможно, те, кто слушал разговор Комбата с Базой, догадался о том, что тот пытается предупредить своих. Больше никаких известий о судьбе ушедших на юг Барин не имел.

Он понял, что соваться в Кристалл – безумие и решил связаться с Бахаревкой по радиосвязи и вызвать помощь. Майор Шалый, командир Бахаревского гарнизона, давно говорил, что располагает вертушкой и в случае чего, может прислать группу десанта. Это была отличная идея, вертушка могла одолеть несколько сотен километров часа за полтора-два и быстро доставить штурмовой отряд прямо к институту, вот только и здесь Барина постигла неудача.
Шалый ответил, что вертушкой более не располагает. Он говорил туманно и уклончиво, но суть была ясна – выслать группу на выручку Комбату он не в состоянии. На РЛС оставались лишь тягачи и вездеходы, так что помощи Комбату ждать было неоткуда.
Эти несколько дней Барин с остальными не находили себе места, мечась по крошечному участку безопасной суши, отвоеванной у хаоса, но все же, он принял правильное решение- оставаться на Стрелке. Вернувшийся Антон лишь подкрепил своим рассказом правильность такого решения. Если бы вторая группа была послана вслед за первой, не вернулся бы никто. Теперь эти безумцы были наготове, ждали гостей…

Рассказ Антона произвел эффект разорвавшейся бомбы. Люди наперебой расспрашивали Антона обо всех подробностях случившегося в подземном комплексе. Когда же картина стала ясна, все понурились. Барин хмуро курил, окутываясь пленой табачного смога.
-Что же нам делать, Петр Николаевич? – испуганно прошептал Павлушка. Антон бросил на него взгляд. Испуганный ребенок, не дать не взять.
Барин глубоко затянулся.
-Я уже сказал, Павел. Вторую группу я не могу организовать. Никто не пойдет туда на верную смерть. Площадь – идеальное место для засады. Пустое, отлично простреливаемое пространство, крыши и квартиры соседних домов это хорошие снайперские позиции. Нас просто положат там или возьмут в плен. Я туда не сунусь, и не пущу никого. Это всем ясно?
-Но надо же что-то делать, Петр! – заголосил очнувшийся Гамов. – Ребята же нас ждут, мы должны что-то предпринять! Будем сидеть , сложа руки?
-Спартанцы только и ждут, что мы сунемся к ним в логово. Своих не выручим, и сами погибнем. Нет, этого нельзя делать.
-Значит, просто продолжать жить, как ни в чем не бывало? – спросил Антон сквозь свои одеяла. Спирт уже пробрал его, вызвав приятную истому и ощущение тепла. Пережитое казалось ночным кошмаром, не имевшим места в действительности.
-Антон, ты лучше всех должен понимать, что мы не вернемся оттуда. Ты выбрался оттуда лишь чудом. Хватит жертв. Я не знаю, что мы можем предпринять. Бахаревцы даже на вездеходах не смогут добраться до Питера – говорят, по Новгородщине можно только пешком идти, бездорожье сплошное. И когда они здесь будут, если вообще дойдут до нас? Через неделю? Нет, если бы у них была боевая вертушка, тогда другое дело. Хотя какое там другое, их могут запросто сбить на подлете, черт их знает, этих маньяков, какое у них вообще имеется вооружение!
Внезапно заговорили сразу все, находившиеся в рубке. У Антона зазвенело в ушах. Люди галдели, пока Барин не крикнул, перекрывая поднявшуюся суматоху и панику.
-Молчать!
Все умолкли и уставились на него.
-Будет так, как я сказал. Никто никуда не уйдет с острова. Это мой приказ. В первый раз это было неосторожностью, во второй раз будет уже глупостью. Отменяются все вылазки в город. Помимо круглосуточного патрулирования периметра, будут организованы посты для наблюдения за бетонкой. Неплохо бы организовать постоянное патрулирование Васильевки на катере, но горючки у нас мало, это роскошь непозволительная. На этом всё.

База по инерции продолжала жить. Люди отправлялись в дежурства и патрулирование периметра, охраняя крошечный кусок своей территории, хлопотали по хозяйству, чистили оружие, вели визуальную разведку. Про пленных старались не говорить, да и взглядами встречаться старались реже. Обозначившаяся неловкость и стыдливость между людьми обозначалась все явственнее; появилась еще одна запретная тема, тяготившая каждого. Возможно, Антон первым почувствовал, что сплоченному сообществу солдат приходит конец. Гибель отряда Комбата внесла разлом в крепкое боевое братство. То же чувствовали и остальные, но никто и подумать не мог, что конец Васильевской Базы наступит так скоро и страшно.

Некоторые начали поговаривать об уходе со Стрелки – теперь следовало в любой момент ожидать вторжения. Назревал неизбежный разговор с Барином – что делать, уходить или оставаться на острове? Контролировать все водное пространство вокруг Васильевского острова со Стрелки было невозможно, так что территория Базы внезапно перестала быть по-настоящему безопасной. Да и была ли она таковой? Антон сомневался в этом все больше.
Барин отмалчивался, стал замкнутым и ушел в себя. Похоже, он перестал быть командиром, и просто не знал, что предпринять.

Димку выпустили из карцера досрочно, в виду чрезвычайных обстоятельств. От караульного он сразу же узнал о том, что Комбат с группой попал в ловушку и сутки бесновался в карцере, отбивая руки о стены. Когда же он вышел из одиночки, то подобно Барину, замкнулся, стал угрюмой тенью самого себя.
Время шло, и нужно было принимать решение. Гамов, Титов и Остапенко предложили Левченко примкнуть к их группе и уплыть на катере на Кронштадт; Антон заколебался. Поговорил с Васильевым, рассказав ему о заговорщиках.
-Сваливай, я тебя здесь не удерживаю. Только я сам с Васильевки никуда не уйду. Я буду здесь до самого конца, - буркнул Димка и угрюмо отошел.
Однако, осуществить задуманное троица не успела…

Антону приснился сон про огненный шар, с немыслимой скоростью вонзающийся в мерзлую землю . Взрыв, яркая вспышка, озаряющая лес на многие километры вокруг, сейсмоволны, пробежавшие по телу Земли, как крупная дрожь. Космический странник, врезавшийся в твердь с такой силой, будто хотел расколоть ее пополам. И снова у него появилась странная уверенность в том, что это видение из будущего. Что ж, небольшие метеоры постоянно попадают в атмосферу земли. Когда-нибудь упадет и камень покрупнее. Вопрос лишь, когда, и каковы будут последствия…

В начале третьего ночи казарму огласил надрывный тоскливый вой сирены. Под потолком вспыхнула красным заревом сигнальная лампа. Боевая тревога! При Антоне ее не врубали на Базе ни разу. Антон, мгновенно проснувшись, подскочил от внезапного рева в постели; он слышал сирену в первый раз в жизни. Внезапно все преобразилось. Разбуженные сонные люди вскакивали с коек, бегали в исподнем, орали друг на друга, пытаясь выяснить в чем дело.
-Взвод! Подъем! Боевая тревога! – истошно голосил дневальный Русинов, хотя все и так уже были на ногах.
Антон судорожно одевался, никак не попадая ногами в штанины. В голове все смешалось, он никак не мог отойти от сна, качало от недосыпа, он ничего не понимал. Что же случилось?

Мелькал сжимавший карабин Барин. Он кратко, громовым голосом, перекрывая общий гвалт и неразбериху, отдавал приказания.
-Быстро! Занять круговую оборону! Гамов, Нечипоренко! На балкон, живо! Остальные к окнам! Распределиться! Половина здесь, остальные – к окнам с другой стороны! Они рвутся вовнутрь!
Царила суматоха. Все бестолково суетились, толком ничего не понимая. Наконец догадались выключить сирену.

Антон мельком глянул в широкое окно казармы и обомлел – внизу, подсвечиваемая мощным прожектором с балкона пятого этажа, колыхалась огромная толпа шатунов, обтекавшая башню со всех сторон. Это не могло быть правдой, но ему приходилось верить глазам. Но как, как это могло случиться? Все, как в одном из его страшных и вещих снов...
-Давай, Антон! Живо к окну! – крикнул Барин, бросая ему карабин.

Полуодетые бойцы, прильнувшие к окнам , вели прицельный огонь по колыхавшейся внизу толпе зомби, штурмовавшей заколоченные окна первого этажа. Они бились с неистовой силой в доски; Те трещали, но все еще держали оборону.
Под боком у Антона скулил Павлушка, которому тоже сунули автомат, но он не делал ни малейшей попытки вести огонь. Он просто сидел на полу, забившись в угол, и истерически выл, зажимая уши руками, ничего не соображая от панического ужаса.

Мало-помалу картина произошедшего стала ясна. Дежурные на посту у бетонки – Гамов и Титов собирались сменяться, ждали сменный караул, и тут с верха бетонки посыпались шатуны – десятки, сотни – неимоверное количество. Судя по всему, они взобрались на стену по лестницам, или просто карабкались друг на друга, пока, наконец, не дотянулись до верха.
Караульные, мгновенно позабыв про два крупнокалиберных «Корда», которыми был оборудован пост наблюдения за периметром, пустились во всю прыть назад к башне, обезумев от паники. Едва успели подняться по лестницам на второй этаж и поднять за собой выдвижные лестницы, как башню полностью окружили со всех сторон.

Да, радиостанция была исправна из строя, но толку от нее было мало. Гарнизон на РЛС не мог оперативно придти на помощь васильевцам. Барин вновь связался с Бахаревкой, изложил ситуацию, но, как и рассчитывал, встретил лишь устное сочувствие. Павлушка сразу же ударился в панику; больше на него рассчитывать не приходилось. Хоть и был он никаким бойцом, но в данной ситуации важна была каждая пара рук. Его хлестали по щекам, что-то заставили выпить, но он ничего не соображал. Павлуша мог успокоиться только в случае устранения опасной ситуации, но угроза никуда не уходила. Она колыхалась безобразным волнующимся морем под окнами, дико выла, колотилась в запертые окна, и, что хуже всего, они карабкались друг на друга, поднимаясь выше. Люди стреляли без перерыва, снимая верхних прицельными выстрелами в голову, но на место павших шатунов мгновенно взбирались следующие, следующие…
Вся Стрелка была запружена остро воняющей гниющей массой тел, бывших когда-то людьми. Теперь эти существа не замечали ничего – ни пуль, градом сыпавшихся на них сверху, ни поверженных товарищей, сваливавшихся им сверху не на головы. Они чуяли добычу и рвались к ней.

Доски первого этажа трещали и стонали. Барин с Димкой побежали вниз на первый этаж, чтобы еще прочнее укрепить двери и окна, но становилось ясно – скоро шатуны так или иначе ворвутся внутрь и горе защитникам! Неуправляемая лавина понесется вверх по лестницам, разрушая и уничтожая все встречающееся на пути. Слишком уж несопоставимы были силы с обеих сторон…

Антон, долго водя мушкой, выбирал в прицел головы и тщательно нацелившись, спускал крючок. Карабин щелкал одиночными выстрелами, но далеко не все из них попадали в цель. Он сердился на свою неловкость, до крови кусая губы и ловил мишени снова и снова, нажимая на курок. Карабин резко дергался в его неумелых руках от отдачи, но все-таки, десятка полтора мертвяков, карабкающихся на спины другим, он успел положить.

Остальные, прильнув к окнам, стреляли меткими одиночными выстрелами – берегли патроны. Мелькнул Русинов, зажимавший в руках несколько бутылок с зажигательной смесью. Он был спец по коктейлям Молотова, делал их мастерски. Размахнувшись , он кинул один вниз, на бушующее море мертвяков. Огонь ярко, с треском вспыхнул, растекаясь по плечам и головам инфицированных, раздался дикий вой. Русинов кинул еще две бутылки. На миг на улице стало светло как днем. Верхние ряды зомби отпрянули, но когда бомбы закончились, неуправляемая масса вновь нахлынула на башню. Шатуны принялись карабкаться друг на друга, не обращая внимания на сыпавшийся из окон второго этажа град пуль. Бесконечные волны накатывали на здание, и высота их была все выше и выше. Кто-то привалился к окну рядом – это был Хмельницкий, приволокший огромную охапку пулеметных лент с масляно поблескивавшими желтыми патронами. Он торопливо заправил ленту в «Корд» и поставил на подоконник.
-Получайте, твари! – пулемет загрохотал, отплевывая патроны, как семечки, передавая вибрацию на оконный проем, словно работал отбойный молоток.
Волна тел, подкатившая почти к самым окнам, провалилась вниз, прогибаясь под мощным напором пулемета . Атака захлебнулась, казалось, шатуны пришли в замешательство, но лишь на некоторое время. Через несколько минут «Корд» умолк; патронов к нему больше не было.
-Жрите, песьи дети! - разъяренный Хмельницкий кинул пустую патронную коробку в бушующее людское море внизу.

Шатуны снова принялись карабкаться друг на друга, поднимаясь все выше.
Левченко ощутил жгучий приступ паники. Очень скоро верхние неминуемо дотянутся до окон; зомби слишком много, чтобы дюжина человек смогла сдержать неистовый напор неуправляемой толпы; и что тогда?
-Антон, пошли со мной! Эй, Левченко! Очнись! – кто-то тряс Антона за плечо.
Тот недоуменно отвалился от окна и обернулся. Это был Русинов с огнеметом руках. Рядом с ним трясся в паническом приступе Павлушка, размазывавший по щекам слезы. – Пошли со мной, живо!

Втроем они спустились вниз, на первый этаж, миновав забаррикадированные окна и двери. В спешке люди продолжали заваливать их всем, что попадалось под руку – диванами, шкафами с инструментами, арматурой. Втроем спустились вниз, в подвальное помещение.

Русинов, проверяя свой огнемет, на ходу торопливо выстреливал фразами.
-В общем так, Левченко. Слушай меня очень внимательно. Думаю, ты понял, что оборону здесь мы не удержим. Скоро мертвяки доберутся до окон второго этажа и начнется рукопашная, это неизбежно. Мы вынуждены будем подниматься наверх. Между шестым и седьмым этажом сейчас начнут строить укрепления, чтобы отсечь шатунов. Металлическими щитами заблокируют проход по лестницам. Мы окажемся в осаде. Не знаю, сколько мы продержимся наверху. Возможно, несколько дней, не знаю. В любом случае, теперь это дело для нас, солдат. А не для вас, с Павлушкой. - Он кинул взгляд на плакавшего Павла.
-Вы что, хотите нас убрать с острова? - до Антона начал доходить смысл сказанного.
-Да, Антон. Это решение Барина и обсуждению не подлежит. Неопытных детей, уж извини за слово, мы будет эвакуировать, пока еще есть такая возможность. Вы – наша надежда, по сути, вы с Павлом еще дети. Мы должны сохранять и беречь наше будущее, а не кидать его в эту бессмысленную мясорубку. Вряд ли мы выберемся из этой передряги, но по крайней мере, будем знать, что вы спаслись... Самое главное – вы должны убраться отсюда подальше. Жить. Не обижайся, но вы неважные стрелки, особенно Павлуха. Отправляйтесь на катере прямо сейчас и я очень надеюсь, что вам повезет.

Антон кинул взгляд назад, к лестнице, ведущей в холл первого этажа. Он не успел попрощаться с Димкой; все произошло слишком внезапно! Проклятье!
-Как же все-таки они перебрались к нам?
Пухлый подбородок Русинова дернулся.
-Черт их разберет… Друг на другу карабкались, или лестницы приставили, чего доброго… Хотя, это полная чушь… Теперь не важно… Говорил я Комбату сто раз – надо ток пустить по проволоке по верху периметра – достаточно мощный, чтобы вызвать паралич сердца, так он отмахивался только – ерунда. Тупые животные, в жизнь не переберутся. Вот тебе и животные…
-Погодите, а как же Кронштадт. Может, быстрее попросить помощи у них?
-Да ты смеешься, Левченко! Кронштадт уже давно не представляет собой того серьезного гарнизона, каким был еще несколько лет назад. Теперь там ютится кучка пьянствующих дезертиров. Эти нам ничем не помогут, Антон! Бахаревка лишилась вертушки. Черт их разберет, что у них там случилось! В общем, как всегда, рассчитывать придется лишь на самих себя. Не в первой, Антон. Доберетесь до Бахаревки, там вам помогут. Приютят. Самое сложное- добраться до РЛС…
-Где же находится ваша Бахаревка?

Они подошли к подземному тоннелю, соединявшего все три башни и здание Биржи подземным ходом. Мелькнуло боковое ответвление, ведущее к подземному бомбоубежищу, отстроенному специально для партийных бонз, которым так и не воспользовались. Русинов отпер дверь, ведущую в тоннель, включил дежурный свет, одновременно доставая из кармана карту.
-Смотри внимательно, Левченко. Это – Новгород и Ильмень. В тридцати километрах юго-восточнее озера в стороне от федеральной трассы находится Загоризонтная Бахаревская РЛС, станция раннего обнаружения. Самый сильный и мощный форпост наших сил на всем севере.
Карта прыгала на ходу в руках Русинова , Антон не видел толком впотьмах, куда тот указывает. Изображение мельтешило, населенные пункты, выделенные жирным шрифтом, Нева – все сливалось в сплошное размазанное пятно.
-Я понимаю, это почти самоубийство, но вы должны туда добраться. Вот, держи письмо. Барин набросал записку командиру РЛС, Шалому. Держи паек, хватит на неделю. Сейчас на катере доплывете до Шлиссельбурга, это у самого входа в Ладогу. В открытое озеро не заходи, потеряешься еще, не ровен час. Ты видел катера растаманов? Они возят с острова Коневец, где у них лагерь, на Кронштадт, траву. Они дезертирам траву, а те им оружие и прочие дела. Растаманы не самые надежные люди, но у нас с ними мир, они должны тебе помочь. Останови катер у Орешка, увидишь на мысе крепость. Стой на приколе и жди; растаманы почти каждый день проходят по Неве. Попросишь их подбросить вас до лагеря археологов, это севернее Новгорода, они часто наведываются туда, тоже возят им свою отраву. Ну а дальше – смотри сам. Пешком идти по лесам можно только с хорошим сопровождением. Леса там ,и правда, жуткие, но выхода нет. На Бахаревскую станцию попасть реально, но тут нужна осторожность. Никому не доверяй, у тебя не будет друзей за пределами Стрелки. Но растаманы, по крайней мере, вменяемые люди, они должны тебе помочь. Когда-то они и на нашу Базу привозили траву, пока Комбат не застукал парней в курилке и не пресек это дело. Шалый нам уже не поможет, но по крайней мере, вы будете там в безопасности…
-Здесь ведь есть бомбоубежище! Можно запереться там…
-И что дальше? – огрызнулся Русинов. - Будем жить как крысы, взаперти? Продукты и еда скоро кончатся, а мертвяки никуда не денутся. Сколько их здесь? Боюсь, патронов у нас попросту не хватит… Я тоже упомянул о бомбоубежище, но Барин и слышать не захотел. И я его понимаю, это не выход. Возможно, будет больше шансов выжить, если пойдем наверх и закрепимся там.

Они прошли тоннель до двери, ведущей в помещение Биржи. Открыли массивный стальной затвор, вошли в большой темный зал, погруженного во тьму.
Снаружи доносился рев безумной толпы шатунов, стрельба. Там был ад. Русинов похлопал парней по плечам. Улыбнулся ободряюще.
-Ну все, ребята. Выходим. Эти твари боятся огня, я буду их держать на расстоянии, пока вы не отчалите. Антон, держи Павлуху за руку, не ровен час, вырвется еще. Вернусь обратно тем же тоннелем. Удачи, и позаботься о Павлушке…

Свет маяков тускло пробивался сквозь высокие окна, освещая большое помещение, заставленное коробками, ящиками, тюками, бочками - в здании Биржи располагался основной склад Базы.
-Но как же вы здесь… - упрямо остановился Антон посреди зала. – все равно, что мы вас предали, бежали, как трусы!
-Не думай об этом, Левченко! Просто держи в голове цель и сосредоточься на ней. Помнишь, сколько держались защитники Бреста? Несколько месяцев! Если нам повезет, укрепления между этажами шатуны вообще не пробьют. Там стальные листы, это не хрен собачий. Не суйся на катере Коневец, слишком далеко плыть, можешь заблудиться. В навигатор мы не закладывали трассу. Конечно, ты можешь запрограммировать его и доплыть, но я думаю, на Бахаревке тебе будет безопасней, чем на Коневце. Не доверяю я этим растаманам, если уж говорить начистоту. Самое главное- держитесь на воде, это безопасная территория, на ней ничего с вами не случится… Ну все, пошли.

Решившись, Русинов отпер засов на дверях Биржи, отворил дверь и они вышли из здания. Стоявшие в десятке метров шатуны забеспокоились, зашевелились. Они прыгнули было к людям, но тут же отпрянули – Русинов врубил огнемет. Он водил вправо-влево струей пламени, держа шатунов на почтительном расстоянии, шарахавшихся от яркого пламени. Огнеметчик, Антон и Павлушка, по-прежнему находившийся в полуобморочном состоянии, которого пришлось поддерживать, чтобы не упал, медленно продвигались вперед, к катерам на лужайке, покачивавшимся на пристани , а огромная толпа нелюдей двигалась за ними, образовывая пустое кольцо вокруг бушующего пламени огнемета.

Антон, судорожно вцепившийся в карабин и водивший дулом по рядам окружавших их тварей, поддерживал Павлушку и старался не отставать от Русинова, готовясь открыть стрельбу в любом момент. Он вновь и вновь повторял про себя молитву.
«Я – капля воды, путешествующая по Вселенной. Во мне отражается всё, что меня окружает, но я ничего не принимаю в себя, оставаясь такой же прозрачной, чистой и отстраненной…»

Наконец они дошли до катера. Антон забрался в него, усадил на сиденье Павлушку, похоже, не понимавшего, что происходит, и завел мотор, коснувшись пальцем панели зажигания. Он хотел было пожать руку Русинову, но он стоял спиной, и руки были заняты руки огнеметом, распускавшим вокруг огненный цветок.
-Чего ждешь, Левченко? Отчаливайте! – Русинов сердито обернулся через плечо.
Антон отвязал трос, завел мотор и задрожавший всем корпусом катер взял курс на восток. То и дело он оглядывался назад через плечо. Освещенный пламенем, Русинов медленно пятился назад, к Бирже, водя из стороны в сторону огнеметом. Шатуны двигались вслед за ним, как загипнотизированные, уставившись на огонь, но не решаясь приблизиться. Внезапно что-то произошло и пламя погасло. Кажется, Русинов оступился, палец сместился с гашетки. Огонь через мгновение снова вспыхнул, но было уже поздно. Кто-то прыгнул ему на спину сзади. Русинов вновь снял палец с гашетки, пламя окончательно потухло. Толпа кинулась на него в темноте. Раздался крик боли, сразу же заглушенный тысячекратным воем обезумевшей толпы, заполучившей добычу.
Антон отвернулся; слезы застилали глаза. Пути назад не было. Под доносившуюся сзади автоматную пальбу и вой мертвяков он плыл к Ладоге , не подозревая, что видит Питер в последний раз в жизни…

Шум пальбы остался далеко позади, мягко угаснув в тиши ночи, Антон плыл и плыл по бесконечной ленте Невы. Краны Октябрьской набережной остались позади, «Александр Невский», все так же накренившийся в сторону, молча попрощался с ним, наконец, катер миновал старый мост КАД. Павел крупно дрожал, по щекам все еще текли слезы – он был в шоке.


Глава VIII
На юг

Антон очнулся от муторного забытья. Его продирала жуткая дрожь; от некомфортной ночевки на сиденьи катера тело ныло. Над Невой стелился сырой утренний туман. Тучи разошлись впервые за много дней, теплые лучи солнца уже кинули отблески на воду. Утро было свежее, чистое, ничто здесь не напоминало о кошмаре ночи.
Он потянулся, треща суставами, встал и осмотрелся. Справа тянулись развалины Шлиссельбурга, впереди на острове виднелись конические крепостные башенки Орешка, древней крепости, сначала бывшей владением Новгорода, затем перешедшей к шведам и позже отвоеванной Петром I. Как и приказывал Русинов, Антон остановился именно в этом месте, у крепости, перед выходом на Ладогу, казавшуюся отсюда морем. Тихая, спокойная гладь, ни малейшего признака жизни. Оставалось только ждать.

Павлушка в своем подростковом сером пыльнике крепко спал на сиденье, беспокойно подергиваясь во сне, приглушенно вскрикивая. Яблоки глаз бегали под закрытыми веками. Бедняга, досталось же ему…
Глянув на часы, Антон достал из рюкзака ветчину, галеты, запил их водой из фляжки. Умылся, зачерпнув пригоршнями воду из Невы. Снова уселся на скамейку и принялся ждать. Солнце взбиралось все выше и выше, бедняга спал, а ожидание мучило Антона все сильнее. Сколько же им придется здесь прождать?

Несколько раз он порывался отправиться на север, к Коневцу, но вспоминая указания Русинова, удерживался от этого шага. Снова садился на скамью. Вставал, ходил взад-вперед по катеру, считая шаги, снова садился и ждал. Антон начал терять надежду.
Наконец, со стороны Питера послышалось знакомое гудение мотора. Антон, задремавший было на лавке, поднялся и глянул на воду. Издалека приближался катер. Павел проснулся, потянулся и испуганно вытаращился на Антона.
-Оооох… - молвил он, удивленно озираясь вокруг. - Значит, это не был сон?
-Боюсь тебя разочаровать, но это правда. Дела на Стрелке, наверное, совсем плохи. Нас решили выставить вон. Пожалели…
-Куда же нам теперь деваться? - Павлушка таращился на него.
-Русинов говорил про Бахаревку. Туда и подадимся…
-Бахаревка? Но это же очень далеко… - он умолк, очевидно, вконец подавленный.
-Ничего, Павлуха. Назад пути уже нет. Будем живы, не помрем! – попытался ободрить его Антон, похлопал его по плечу, но тот еще больше втянул голову в плечи, испуганно кидая исподтишка взгляд на приближающийся катер.
-Кто это, Антон?
-Растаманы. Как раз их мы и ждем. Они нам помогут…
Размалеванный катер приблизился, замедляя ход. В нем сидели два молодых парня. Антон узнал их – они все время мотались мимо Стрелки на своем катере в Кронштадт и обратно.
-Эй, парни! Не с Васильевки будете? – крикнул, привставая, высокий черноволосый парень с дредами и в куртке с разноцветными полосами, сидевший за рулем. - Что у вас там случилось-то? Каюк, что ли, Базе? Стрельба дай боже стоит…
-Мертвяки каким-то образом перебрались через бетонку и окружили башню. Нас эвакуировали, а остальные все еще там, в здании…
Парни ошеломленно переглянулись.
-Офигеть! А вы- то сами куда сейчас?
-Хотим попасть на Бахаревку. Можете помочь? Вы ведь ездите на материк?
-Значит, РЛС? М-да, однако… - промычал второй парень, почесывая взъерошенную шевелюру. – Даете, мужики…
-Вы сможете помочь? – еще раз спросил Антон.
Парень с дредами глянул на Антона оценивающе. Подумал секунду.
-Ладно, поможем. Чай, все мы люди. Собирался я в лагерь завтра, да впрочем, какая разница. Сегодня, завтра. Один хрен... Зовут тебя как?
-Антон.
-Меня Дэн. А это Макс. В общем, познакомились. – он ловко перескочил со своего катера на Антонов и порывисто сунул ему шершавую ладонь. Павлуша отпрянул от него в сторону, видимо, решив, что тот представляет для него опасность. – А этот твой приятель?
-Его зовут Павел. Ему здорово досталось вчера.
Дэн понимающе кивнул, внимательно посмотрев на перепуганного Павлушку
-Привет, Павло!
Дэн, улыбнувшись, протянул ему руку, но Павлушка отшатнулся еще дальше.
Парень с дредами шепнул Антону на ухо тихо, стараясь, чтобы Павлушка не услышал.
-Странный он у тебя какой-то. Я понимаю, у вас там пальба вовсю идет, и правильно, что вы его с острова эвакуировали, не место ему было вообще на вашей Базе... Но он в себе? У него такой вид, словно…
-Просто он перепуган до смерти.
-Ну, тебе лучше знать. – пожал парень плечами.
-Слушай, Дэн. До Бахаревки вообще добраться можно?
-Конечно, только путь неблизкий и трудный. Несколько дней пути. Быстрее никак не получится; это и далеко и опасно. Ты вроде свой парень, а вот как твой Павел такую дальнюю дорогу перенесет, не знаю. Пройти Черный Лес дано не каждому. Не знаю, сможешь ли ты, а вот у твоего друга явно кишка тонка, без обид.
Антон взглянул на Павлушку. Тот растерянно переводил взгляд с Макса на Дэна и снова на Антона.
-Сам видишь, напуган парень дальше некуда. Куда ты его тащишь с собой? Макс отправится на катере на Коневец, и заберет его с собой ...
-Я обещал за ним следить. – упрямо сказал Левченко.
-Поверь, там ему будет лучше, чем на Бахаревке. А главное – слишком долгий и опасный путь через леса… Нет, тебя я доброшу до лагеря археологов, а ему лучше на наш остров отправиться… Обещаю, ничего там с ним не случится. Мы люди мирные, никого не обижаем, чего ты опасаешься?
-Леса действительно представляют такую опасность?
-Уж поверь мне, место страшное. – невесело ухмыльнулся Дэн. – Проклятые леса, по доброй воле никто туда не суется, я, например, дальше лагеря археологов не езжу. Попадешь в лес, можешь не вернуться, колдовское место, темное. Сколько народа там сгинуло или разум потеряло, не счесть. Врагу не посоветую туда соваться.

Антон медлил, не в силах решиться. Если путь на РЛС так опасен, то может и вправду, Павла лучше оставить у растаманов? Сам он твердо решил, что доберется до Бахаревки, к тому же, он недолюбливал субкультурщиков, но наверное, Павлу там действительно будет лучше. Безопаснее…
Дэн усмехнулся, разглядывая хмурившегося Антона.
-Ну, чего думаешь? Говорю же, мы его не обидим. Оставайся и ты с нами, места хватит. У нас на Коневце красота вообще! Рыбу ловим, траву сушим, песни поем у костра.. Романтика!
-Нет, хватит с меня островной жизни. – отрезал Левченко. - Я жил на одном таком и больше не хочу. На самом деле, была одна веская причина, по которой он решил добраться до Бахаревки: все-таки, его отец был отставным военным, и подсознательно Антон продолжал искать у людей в форме защиты и покровительства. Но только ли это толкало его вперед, лишало спокойствия?
-Как знаешь, брат. –пожал плечами Дэн. - Ладно, время идет, решайся, приятель.
-Хорошо. Пусть твой друг заберет с собой Павла, а я отправляюсь на Бахаревку. Желательно, прямо сейчас.
-Не вопрос. Тут у меня тачка на пристани стоит. Езжу на ней туда и обратно, к археологам; это по пути на РЛС. Раньше они в своем лагере раскопками занимались, а сейчас забросили это дело. На тачке два-три часа , и я там. Топливо, конечно, не так просто добыть, но и это решаемо. Жить-то надо! Мы им траву, они нам патроны, одежду, лекарства, еду…

Антон торопливо попрощался с Павлушкой. К его удивлению, тот быстро понял суть происходящего и согласился уехать на Коневец. Он понял, что Антон уже все решил и подчинился.
-Что ж, если ты считаешь, что так лучше… Будь по-твоему…
У Антона слезы наворачивались на глаза. Он боролся с ними и ничего не мог с собой поделать.
-Все будет хорошо, Павлушка! Я как смогу, навещу тебя! Но я для себя решил, что хватит с меня островов. Путь слишком долгий и опасный, я боюсь за тебя…
Конечно, Антон лгал, обещая Павлушке, что тот его еще увидит, и оба это понимали.
Павлушка неловко сунул ему потную ладонь, постоял еще немного, не зная, что сказать, и полез в катер растаманов. Больше Антон его не видел.

Они вышли на небольшой обнесенной сеткой пристани, расположенной рядом с развалинами старинной крепости, Дэн привязал катер Антона к чалу, захватил с собой большой баул. Поднялись по ступенькам наверх, к стоявшему на импровизированной стоянке темно-синему джипу с противотуманными фарами на крыше, длинному и внушительному, как крейсер . Дэн пискнул сигнализацией, снимая блокировку.
-Красота машинка, а? Нашел я ее здесь неподалеку. Не машина, а зверь. Жалко стало, что пропадает, вот и езжу на ней. Электрику наладил, а больше проблем с ней не было никаких. У археологов механик есть, Семен, чинит по знакомству, если что забарахлит.

Уселись в машину, Антон ощутил давно забытое ощущение комфорта. Кожаный салон, слабый запах какого-то одеколона. Да, много лет он не ездил на машине; забыл уже, каково это.
-Что, давно не катался, брат? – усмехнулся Дэн. – Представляю… Ладно, поехали. Сделаю доброе дело. Подброшу тебя, куда смогу….
Завел мотор, выруливая на дорожное полотно.
-Хороша тачка, а? Тойота Лойалти, полный привод, шикарная вещь!
Он поколдовал кнопками на торпеде. Ожила аудиодека, в салоне негромко поплыла симфоническая музыка.
-Надеюсь, ты не против Баха? Расслабляет… Здесь есть спутниковый интернет и телевидение, правда, теперь ими не воспользуешься, квадрофоническая аудиосистема, продвинутый GPS, карты всей Европы, хитрый климат-контроль, автоматическая парковка, автопилот, автоматическое уклонение от препятствий – система берет на себя управление, если возникает риск столкновения с преградой, контроль тормозов и скорости, бар, ну и запуск зажигания от отпечатка пальца, это само собой. Есть даже система восстановления поврежденного покрытия. Если появится трещина или скол – есть специальная жидкость, заделывающая изъяны – правда, мало ее осталось. Нанотехнологии, а как же! Разве что не летает машина… Разрабатывали ведь и такие, но стоили они столько, что серийное производство так не запустили… Старый хозяин не очень берег машину. По пьяни, наверное, любил кататься. Отключал главный компьютер и отрывался на полную катушку, наверное. Многим не нравилось, что компьютер ограничивает водителя и контролирует все параметры.
-Здорово! Денег, наверное, кучу стоила? – спросил Антон.
-Да уж немало. Ты прикинь, гибридный двигатель! Может работать на любом топливе, даже на водороде. Бензин хороший спустя столько лет достать стало трудно, в основном, разложился уже, да и к чему? Теперь на нем никто не ездит, только воду заливают, и на водороде катаются! Экология, понимааашь, и с топливо проблем никогда не будет! Тачек повсюду немеряно. Можно и в хорошем состоянии найти. Аккумулятор, конечно, разряженный у всех, а в остальном - полный порядок! Часто и ключи уже вставлены. Завел мотор и поехал, куда пожелаешь! Да и без ключей можно! Даже если электронная блокировка стоит, снять можно при желании. Так что, чувствую себя хозяином мира! Классных тачек море, и все мои!

Антон осматривался, ерзал, трогал приятную, дорогую коричневую кожу салона. Да, это был сухопутный лайнер, а не просто машина. И музыка… Впервые за столько лет он слушал не двухаккордовые песни у костра под гитару, которую никто не умел толком настроить, а скрипичную музыку, записанную на диск… Блаженство!
Антон прикрыл глаза, впитывая мягкие льющиеся звуки всем телом.

-Слушай, дело такое. Лагерь археологов, куда я езжу, недалеко от Чудово. Не Бахаревка, но полпути, считай, проедем, даже больше. После лагеря дороги вообще нет, не проедешь там. Только пешком через лес. В лагере найдешь проводника. Есть у них там один следопыт, ходит на Бахаревку. Вот с ним и пойдешь.
-Спасибо тебе! – кивнул Антон.
-Не за что, мы ж люди. – кивнул Дэн. - Друг друга держимся, чтобы выжить. Ты мне , я тебе. Так и живем…
-Долго нам ехать?
-Несколько часов. Впрочем, как пойдет. Трассы здесь, сам понимаешь, пустынные, пробок не бывает. – он хохотнул. – Только разгоняться слишком не стоит. Не ровен час, зверя лесного сшибешь, или на шипы налетишь колесами. И если у тебя нет запаски, то дела твои, скажу прямо, не очень. Можно простоять несколько дней, ожидая, пока какой-нибудь фермер не проедет мимо. Как-то раз я разогнался в тумане на моей красавице, ну и лося сбил случайно. Задавил насмерть, конечно, но этот гад успел мне радиатор пробить рогами. Ты представляешь? Движок закипел, конечно. Хорошо, что до лагеря рукой было подать, доехал кое-как. А иначе, стоять бы мне тут, ждать у моря погоды. Или тачку искать исправную… Кто тут ездит? Местные отморозки гоняют по пьяни - засели в лесу, с ума сходят, придурки. Ну и фермеры изредка ездят, не все еще перемерли – отвозят мясо или овощи на юг, в Новгород или Новинск. Жить-то надо! В основном, бартер – баш на баш, деньги здесь не водятся, только в Новинске. Вот шпана и взимает с них плату за проезд…

Лесная дорога шла раздолбанная, ухабистая. Асфальт зарастал травой, трескался, обочины зарастали кустарником. Лес неумолимо наступал на остатки цивилизации.
Амортизаторы смягчали тряску, но все таки, она заметно чувствовалась. Дэн снизил скорость.
-Ничего, сейчас на М-10 выедем, там прямая хорошая трасса до Чудова. Это уже Новгородщина. Свернем у Чудова на проселочную дорогу, и там уже недолго. По федеральной трассе еще можно ездить, но когда-нибудь и она в негодность придет…

Слева на обочине прямо возле дорожного полотна стояли громадные колья, зарытые в землю. На них было насажено человек пять-шесть. Плоть почти была съедена паразитами – кости были прикрыты лишь полинялыми лохмотьями одежды. Один скелет был детский.
-Фермеров на кол посадили, - процедил Дэн сквозь зубы. – Отказались платить за проезд, вот и результат. Показательная казнь, чтобы все видели... Отморозки местные!
Он крепко сжал баранку руками так , что костяшки побелели.
Сразу после Тосно, как только они выехали на федералку, обнаружилось, что трасса была перегорожена. Клубы колючей проволоки застилали дорогу, оставлял только узкий проезд посредине, заставленный козлами. Дальше заграждения виднелся бревенчатый домик.
-А вот и блокпост. Тут придется остановиться.

Дэн плавно притормозил у заграждения и просигналил. Потом еще раз. Два быкообразных бугая, наглые, уверенные качки с обрезами, неторопясь вышли наружу, присматриваясь к машине. Однако, приближаться не спешили.
-Сиди, Антон. Сейчас я все улажу.
Дэн захватил небольшой пакет с заднего сиденья и заблаговременно нацепив почтительную улыбку, выбрался из машины, направившись к ним.
Антону, сидевшему в машине с открытым окном, хорошо был слышен их разговор.
-Привет! А где Рыжий? – спросил Дэн, приблизившись.
-Теперь вместо него я. Рыжий неудачно оступился утром в понедельник. – ответил один из бугаев, бородатый верзила с серьгой в ухе.
-Бывает. – равнодушно пожал плечами Дэн. – Мне нужно проехать.
-Брат, какие проблемы? Ты же островной, так ведь? Два пакета и езжай себе дальше!
-С какой стати? На прошлой неделе проезд стоил только один пакет!
-Брат, тебя никто не заставляет ехать по этой трассе.
-Ты знаешь не хуже меня, что проехать можно только здесь!
Бородачу явно надоело препирательство. Он кивнул сопровождавшему его головорезу. Тот подошел поближе, откровенно демонстрируя свой АКМ.
-Плати или проваливай обратно в свой нарко-притон.
-Черт с вами, пусть два. – Дэн раздраженно вернулся к машине, взял еще один пакет и сунул в руки бородачу оба.
Бородач потискал пакеты, удовлетворенно расплылся в ухмылке и одобрительно кивнул сопровождавшему. Они подошли к козлам и разнесли их в стороны, дорога освободилась.

Дэн запрыгнул на водительское место и раздраженно хлопнул дверцей.
-Вот ублюдки!
-Банда?
-Да, лесная шпана . Называют себя «Кабанами» ; просто куча тупых отморозков. Контролируют проезд по федералке. Это их дорога. Закрыли проезд на юг и как видишь, взимают плату за проезд. Оружием, травой, одеждой, всем, что имеет еще какую-то ценность. Я всегда плачу им травой, но раньше проезд стоил дешевле! У них появился новый вожак, решивший, что может обдирать немногих проезжающих еще беззастенчивее. Черт бы их всех побрал! – он в сердцах ударил кулаком по баранке. Машина медленно проехала между клубов проволоки и направилась дальше по федеральной дороге. Верзилы, потерявшие интерес к машине, что-то мирно обсуждали между собой, стоя у бревенчатого домика.

-В Москве, значит, никто уже не живет? И что случилось с Новинском, слышал ты что-нибудь про них? - спросил Антон.
-Какое там! – махнул рукой водитель. - Ты слышал, наверное, что у них реактор рванул на Октябрьском поле? После мора, говорят, еще много народа жило в столице, благодаря реактору жизнь там держалась, караваны отправляли с гуманитарной помощью на север и в другие города, в Рязань, например. Помогали другим, пока могли. А как накрылся реактор, так западная часть Москвы вообще обезлюдела. Уж не знаю, что там случилось, да только грохнуло здорово у них. Радиация там высокая теперь. В восточной части города люди еще жили какое-то время –в Сокольниках, Измайлово, но потом перед зимой ушли и они. Без реактора жизни и там никакой не стало… Многие лучевку схватили; кто сразу умер, кто спустя какое-то время. В Новинске вообще людей пускать перестали в город, как начали к ним облученные приходить. В нем-то и посейчас много народу живут, вроде как, не бедствуют. Да только глушилку в Новинске красные включили – была у них одна радиостанция, да и та замолчала. Дескать, вражий голос транслировала и все такое…
Так вот в чем дело! Значит, город теперь стал анклавом, опустил железный занавес!
-И как там люди живут?
Дэн поскреб в затылке пятерней.
-С ума сходят, вот как. Много я слышал о том, какие у них порядки. В одном из районов красные к власти пришли, теперь у них основное влияние в городе. Солнечная электростанция у коммунистов, ток вырабатывает на весь город, так что все от них зависят. Тусовщиков много в Новинске – ну, богема, наркоманы, шулеры; казино хорошее работает до сих пор. Но и шпаны много. Ночью на лицу без оружия не выйдешь… На центральном острове вообще какая-то военная диктатура. Вроде как у генерала местного крыша поехала, устроил у себя концентрационный лагерь; в общем, безумие полное…
-А шатунов здесь много? – продолжал расспрашивать Антон.
- Какой там! Их здесь днем с огнем не сыщешь! Что им в лесах-то делать? Им мясо нужно, без него они дохнут или друг друга пожирать начинают, и опять таки, дохнут в конце концов. В лесу поймать себе зверя они не в состоянии, скорее уж сами становятся добычей кабанов или медведей. Поэтому и жмутся к жилью человека. Где человек, там и пища. В городах их полно, везде шатаются, где крупное поселение людей. А в лесах им делать нечего, здесь другая живность встречается. Кабаны, обычные, не эти отморозки, еще почище шатунов будут. Каждый второй бешеный. От лис заразились, наверное… кстати, подъезжаем к съезду. Вон дорога к лагерю!

Дэн плавно повернул направо, машину устремилась по проселочной пыльной дороге ,петлявшей меж деревьев. Проехать по кочкам и ухабам можно было только на джипе.
-Вот и лагерь! Быстро сегодня добрались! – кивнул Дэн через несколько минут на проглянувший на повороте из-за деревьев лагерь, обнесенный сеткой.
Строго говоря, защита была двойная – металлическая сетка под напряжением, по периметру, подключенная к источнику постоянного тока и видневшийся за ней деревянный забор, пребывавший в плачевном состоянии – доски торчали так и сяк, накренившись, часть их просто отсутствовала, словом, ограда выглядела как рот больного цингой. Безусловно, основной, и по сути, единственной защитой, было именно сетчатое ограждение.

Дэн дал длинный гудок и вылез из машины, захватив несколько пакетов. Дверь видневшегося за многострадальным забором вагончика отворилась, вышел немолодой мужик в телогрейке с меланхолическим выражением лица и направился к решетке.
-А вот и Семен. Наркуша старый. – прокомментировал его появление Дэн.
Семен подошел к решетке, и принялся подозрительно разглядывать визитеров.
-Открывай, Семен! Не узнаешь, что ли? – крикнул молодой растаман.
-Сначала траву сюда кидай.
Дэн размахнулся и перекинул через решетку пакет. Семен неожиданно ловко поймал его на лету, и принялся ощупывать, сминая в заскорузлых грубых клешнях. Он кивнул и пошел обратно в вагончик, выключив ток. Потом вернулся к двери и отворил ее. Подозрительность хоть и поубавилась, но все еще плескалась в его бездонных полуосмысленных глазах. Нетерпеливое выражение явственно проступило на его лице.

Вышел еще один человек, чем-то смахивающий на ученого интеллигента. Возможно, когда-то он действительно был археологом, но времена те давно минули.
Он не менее подозрительно, чем Семен, глянул на приезжих, но взгляд его тотчас изменился, лицо разгладилось, сквозь бороду глянула добродушная улыбка.
-Какие люди! Дэн, друг мой! Сердечно рад!
Они обнялись как старые друзья, соскучившиеся после долгой разлуки. Потом человек перевел взгляд на Антона.
-Что это за юноша с тобой?
-Это Антон. Свой человек, идет на Бахаревку. Найдете ему проводника?
-Вот даже так? Ну, здравствуй, Антон. Я Захар, бывший археолог. Нынче – философствующий аскет. Он крепко пожал Антонову руку. - А проводник… Есть у нас один, Сашка… правда, он в лесу сейчас.. Но завтра утром мы его ожидаем…
-Здрасьте…
-Во-первых, у нас только на ты. Не надо этих вы. Звучит глупо. Позволь узнать, чего тебя на РЛС-то потянуло? Турист- экстремал?
-Нет, я не турист. Но мне действительно нужно туда попасть.
-Решил в рекруты податься что ли? Ладно, не буду пытать. Надо так надо.
-Дорога дальше в плохом состоянии?
Захар переглянулся с Дэном.
-Ты ему ничего не говорил, друг мой? Вопрос этого юноши выдает в нем полного профана…
-Он с Васильевки. Жил там последнее время, а до этого – где-то на острове в Финском заливе. Я ему вкратце обрисовал ситуацию…
-Все ясно. Дорога, Антон, давно погребена под буреломом. Бич Севера это ураганы. Как буря пройдет, считай, еще гектаров десять леса повалит . Дорога завалена так, что пройти на Бахаревку можно только пешком, и только с проводником.
-А если без проводника?
-Ты и в самом деле ничего не знаешь... Соваться в Черный Лес без проводника - верная гибель. Алекс отличный проводник, но даже с ним это всегда определенный риск. А без него соваться в лес глупо и неразумно. Покончить с жизнью можно и куда более простым способом. - глаза Захара затуманились, он припоминал что-то неприятное. - Словом, наш проводник вернется только завтра, после обеда. Сейчас он на охоте. Отчаянный мужик, ходит один, не боится. Заговоренный какой-то. Без него тебе в лес соваться нельзя, не дойдешь, сгинешь без следа… Ладно, прошу в палаты... – он приглашающе махнул в сторону вагончика. – Кстати, Антон. Проводник потребует с тебя плату. Думаю, у тебя найдется, чем расплатится с ним, - взгляд Захара скользнул по карабину.
-Деньги?
-Чудной ты, Антон. Кому эти бумажки нужны? У меня мешок целый в вагоне стоит. Военные как-то подарили, тоже на Бахаревку шли. Макулатуру я не собираю, просто ностальгия у меня. Вот и решил эти картинки себе оставить на память о минувшей эпохе. Так что у нас тут везде бартерные экономические отношения. Правда, в Новинске и пригородах деньги какие-то ходят в обращении, да стоят они меньше бумаги, на которой напечатаны…

Вошли в вагончик.
-Вот и мое скромное жилище! – провозгласил Захар с порога, открывая дверь.
Внутри было тесновато, но уютно. Типичная походная атмосфера: складной столик у окна, заваленный бумагами, большой кованый сундук под столом , две кровати в противоположных концах вагона, санузел, холодильник, плитка, и фотографии, которыми были оклеены стены трейлера. Старые, некоторые уже пожелтели и выцвели. Лица счастливых, смеющихся людей, или просто нейтрально выглядящих, но не сломленных горем. Это были фотографии из прошлого…
Вагончик был хорошо утеплен изнутри, так что даже без отопления в нем было очень тепло, даже душно. Воняло носками, какими-то лекарствами и неистребимым, въевшимися в стены запахом еды, приготовляемой на плитке.
-Как видишь, Антон, все, что нужно для жизни есть, - сказал Захар, обводя рукой скромные хоромы. – Не бог весть что, но жить вполне можно… А надоест, так уехать можно…
-Да куда ты отсюда уедешь, Захар! – пробурчал Семен, топчась на ступеньках. Он уже скрутил козью ножку и специфический запах пополз в трейлер.
-Семен, не кури в помещении. Сколько раз я тебе говорил! Не люблю...
Семен что-то буркнул и вышел во двор.
-Ладно, присаживайтесь. Чай сейчас поставлю.
Он включил плитку, громыхнул чайником. Из холодильника на стол перекочевала закуска.
Наскоро выпив чай с бутербродами, Дэн встал, отодвинул стул.
-Ладно, Захар. Спасибо за чай, но я поеду.
-Вечереет уже… Переждал бы до утра...
-Волка ноги кормят. Ничего, проеду. В первой , что ли…
-Остался бы, переночевал, в самом деле…
-Спасибо, дядя Захар, но лучше поеду... Пока, Антон! Удачи тебе.
Они пожали руки друг другу.
-Спасибо, что подбросил, Дэн. Позаботьтесь о Павле, ладно? Он хороший парень, только боится всего…
-Обещаю, с ним все будет в порядке. Бывай, Тоха…
Захар засуетился, вскочил, вышел во двор вместе с гостем.
Послышался шум отъезжавшей машины. Через минуту Захар вернулся.
-Уехал, шебутной… Куда его тянет на ночь глядя… Хороший он парень, только беспутный какой-то… Гоняет так, что страшно становится… Как-то ездил я с ним один раз... Всю жизнь прошедшую вспомнил…

За окном уже темнело, ночь мягко окутывала маленький лагерь своим темным саваном.
Антон пил ароматный травяной чай, глотая мясные бутерброды и расспрашивал Захара о его житье-бытье.
-Вы тут с Семеном с самого мора живете?
-Какой там! Здесь раскопки ведутся лет двадцать пять, почитай! Мы, конечно, не всё это время здесь работаем, но довелось нам вдоволь лопатой поработать еще до эпидемии! Места ведь тут, на новгородщине, примечательные. Когда-то раскопки в области велись в десятках мест. Мы изучали пласт культуры 16-17 веков, а копнув глубже, нашли еще более древние артефакты , относящиеся еще ко временам активной шведской экспансии. Например, мы откопали уникальную берестяную грамоту, считавшуюся утерянной, в которой велся рассказ о походе на крепость Ландскрона.
Однако, государство приостановило финансирование раскопок еще до пандемии, а уж как гром грянул, так и вовсе про нас забыли. Многие археологи ушли в Новгород или Питер, а группа оставшихся энтузиастов все еще продолжала раскопки старого пласта вокруг кремля, и нашли мы там еще массу всего интересного! Только народу в лагере оставалось все меньше. Несчастные случаи, полуголодное существование, полная глушь – не выдерживали даже мои коллеги отъявленные аскеты. В конце концов, остались только мы втроем – я, Семен и Александр, наш охотник и проводник. Если б не он, давно бы мы с голоду ноги протянули.
-И часто он людей по лесу проводит на Бахаревку?
-Да почитай, с год уж никого не сопровождал ни на РЛС, ни на Новгород. Вообще ни одного незнакомого лица в последнее время. Только мы и Дэн, приезжает вон на джипе своем… хм… навестить! Говорят, в Новгороде холера была, вымер город… Ох, не дай бог дожить до времен, когда умрет последний человек… А ведь к тому идет… Женщин нет, кому род людской продолжать? У нас в лагере когда-то сто пятьдесят человек работало, а сейчас осталось лишь трое…

Захар задумчиво уставился в окошко на черную ночь.
-Был у нас в лагере парень, Лешка. Царствие ему небесное. В философию ударился. Прочитал о Диогене и объявил себя его последователем, надо ж было чем-то мозги занять. Я тоже не прочь пофилософствовать на досуге, тут больше нечего делать - только воздавать оды каннабису да старый мыслителей почитывать… Так вот, у него совсем мозги повело на этой почве. Как-то раз он взял и в укурке пошел ночью в лес с фонарем. Потом он говорил, что ушел в лес искать человека. Ну помнишь, Диоген все со свечой ходил, тоже искал в толпе своего гомо сапиенса. Вздорный старец был, даже и спорить не буду. Мизантроп этакий. Но в чем он все-таки был прав. Жаль, до наших дней он не дожил. Вот уж порадовался бы старикан….
Ну и покусали Лешку в лесу. Александр сразу же на поиски отправился, насилу нашел, и то лишь по свету фонаря, валявшегося на земле. Покусал его кто-то в лесу, неизвестно что это вообще было. Волк не волк, лиса не лиса, и уж точно не медведь. Какая-то новая тварь, судя по отметинам зубов. Сашка опытный охотник, но такое существо он никогда не встречал. Кое-как Лешка оправился, только буйный стал, ночами не спал, только днем, и то по чуть-чуть . Нас сторониться стал еще больше, потом смастерил себе будку наподобие конуры, забрался туда и стал жить. Нас уже к себе не подпускал. Еду ему ставили на расстоянии, на тех кто подходил к нему близко, орать благим матом. В общем, совсем помешался. Мы уж думали, не бешенство ли у него. Или в оборотня начал превращаться, не знали, что и думать. Надо было что-то с ним делать. Однажды я принес ему еду, смотрю, а он без сознания лежит в грязи у своей будки. Подхожу ближе – он себе вены порезал на обеих руках. Мастерски эдак, продольно, как римляне делали в древности, чтобы шансов себе не оставить. Кровь быстро вытекла, древние знали, как надо из жизни уходить. Не то что фрустрированные подростки, бритвой елозят по ладошкам… Нет, Лешка определенно решил покончить со всем, а не просто обратить на себя внимание. Так и остались мы втроем… Привязались мы к Лешке, тяжело стало без него. Юморной был парень, пока умом не повредился.
Захар задумчиво теребил свою козлиную бородку, припоминая что-то.

Люди, вы трудитесь тщетно в своей ненасытной корысти,
Вновь и вновь заводя ссоры, и брань, и войну.
Узкий предел положен всему, что дарится природой.
Но бесконечны пути праздных суждений людских.
Кто ты, орел, восседящий на этой гробнице, и что ты
Пламенный взор устремил к звездным чертогам богов.
(фраза, начертанная на гробнице Платона)

-Тут, рядом, курган, - он махнул куда-то рукой за ограждение лагеря. – Недалеко идти-то… Уникальные вещи попадались! – он со значением подмигнул Антону. – Новгородская земля всегда была плодородна в плане археологических находок – берестяные грамоты, артефакты, остатки древних городов и так далее. На холме в старину здесь город стоял. Маленькая крепость с детинцем, крепостными стенами. Незадолго до прекращения раскопок археологи нашли там очень любопытные документы, относящие ко временам Смутного времени, начало семнадцатого века. Берестяные свитки уже вышли из употребления, поскольку повсеместно стали писать на бумаге . Часть из них сразу была отвезена в Москву, что-то там даже засекретили. Но кое-что мы успели прочесть.

Шли первые годы семнадцатого столетия, шляхты и немцы воевали с Россией, ослабленной политическим кризисом. Все хотели, пользуясь ее слабостью, отщипнуть себе кусок земель, да побольше. Городок был стратегически расположен очень удачно, да еще на холме, понятное дело, что взять его приступом оккупанты старались много раз, да безуспешно. И вот в январе, в сильнейший мороз, в самый разгар Смуты, вышел к крепостным стенам кремля из леса глубокий старик- отшельник. Белоснежные волосы струились до пояса, но одет он был легко. Путник постучал в двери, но ему не открыли. Боялись, что старик привел с собой шляхту. Этакий троянский конь, так сказать. Как раз перед этим кремль был атакован отрядом шляхов, к тому же, по новгородщине шли слухи, что Тушинский вор идет с большим войском на Новгород. Словом, старика не пустили. Тогда он сел прямо на снег перед стенами и стал спокойно ждать, когда его впустят, могучий был отшельник. Смотрели на него со стен люди день, два, три. Потом окончательно убедились, что старик пришел один, и впустили его в город. Странное дело, старец после такого долгого сидения на морозе даже не простудился.

Захар снова задумался, припоминая подробности прочитанного документа. Подлил себе и Антону еще немного настоянного на ягодах чая. Антон терпеливо ждал продолжения.
-Впустили этого старца, построил он себе у стен шалашик и стал в нем жить. Чем питался – вообще неизвестно. Снегом, наверное. И начал он пророчествовать. Поначалу в скриптории все его предсказания старательно записывались, пока те не перешли границу здравого смысла. Много чего предсказал этот Нострадамус новгородский. Вещал, что шведы полностью разорят Новгород, говорил, что Федор Годунов не случайно отравился, а был убит, а ведь надо представить, как это тогда прозвучало! Предрекал еще многие годы смуты русской земле, воцарение поляка на русском престоле и приход на царство новой династии, конец которой будет горек и трагичен. В общем, изложил ошеломленному люду историю России на несколько веков вперед. А самое интересное среди прочих его предсказаний гласило, что в далеком будущем падет на землю мор великий с неба и принесет гибель всему роду людскому. Править будет Великий Князь Михаил, при нем-то бедствие и произойдет. Михаил, зело к страданию людскому глухой, ничего не сделает, чтобы избавить народ от страданий. Поднимется он в небеса и оттуда будет равнодушно взирать на мор и гибель. Вот откуда он это знал, хотелось бы понять!
-Постойте, какой князь Михаил? Вы имеете в виду...
-Да, последнего президента. Вроде бы он еще формально правит, насколько я знаю. В Смуту решили, что придет чума, Михаил умрет и станет архангелом. Но сейчас это предсказание трактуется совсем по-другому. Не секрет, что после начала пандемии президент перенес свой штаб на станцию «Циолковский», где и живет до сих пор вместе с генералитетом, своим аппаратом и прочими важными персонами. Кружатся по земной орбите большой дружной семьей. Все сходится.
-И что, горожане всему этому верили?
-Многие колебались, не зная, кем послан отшельник – богом или дьяволом. Ну а члены, так сказать, горсовета, сомнений не ведали. Вскоре собрались отцы города на вече, и порешили предать повешению смутьяна, чтоб успокоить народ. Выслали они без лишнего шума отряд стрельцов к шалашику, глядь, а старца уже и след простыл. Кремль обыскали, нигде его нет. Врата не открывались, никого не выпускали. Видать, упорхнул, как птица. А может, и не было никакого отшельника!
-Массовая галлюцинация, что ли? - хмыкнул Антон.
-Кто же теперь знает? Может, действительно не было старца, а явился городу морок. Как увидели отцы, что отшельник исчез, объявили его бесом, предсказания его- дьявольской смутой, призванной смутить людские умы. Приказали предать все записи огню, да только не горели они в пламени-то… Тогда окончательно весь город убедился, что старик был дьявольского роду-племени. Бумаги глубоко закопали, да и позабыли о них. Не до того было. Вскоре шведы вслед за Новгородом разорили и разрушили этот кремль. Вместе с городом, забвению в памяти людской был предан и странный старик-отшельник. И только в наше время благодаря раскопкам узнали, что был такой вот пророк на новгородщине… Только если еврей из семьи нотариуса много вздора насочинял в катренах, тот старик сказал чистую правду, и ничего кроме нее…
Помолчали, допивая ароматный чай. Затем вышли во двор, к костру, разведенному Семеном. Уселись на топчаны. Антон сидел, задумчиво глядя на языки пламени, облизывавшие потрескивающие поленья. Захар тоже молчал. Семен, одетый в телогрейку, куривший косяк, похоже, вообще ничего не замечал, войдя в наркотическую кататонию. Он оцепенело смотрел на огонь, но казалось, его широко расширенные зрачки видят что-то совсем другое…

Тишину прервал треск электрического разряда. Чья-то тяжелая туша ударилась о сетку металлического ограждения, сетка дрогнула, зазвенела, раздался треск, заискрило. Послышался истошный предсмертный визг, и все стихло.
Захар с Антоном вскочили на ноги.
-Что это было? – воскликнул Антон.
Захар достал мощный фонарь.
-Сейчас узнаем.
Он миновал деревянный заборчик и, подсвечивая себе фонарем, подошел к наружной решетке, накаленной напряжением.
-Так и есть, кабан. Видимо, бешеный, - прокомментировал Захар, высветив здоровенную темную тушу, валяющуюся возле решетки. – Что-то много их развелось в последнее время.
-Здоровенный, однако. Килограмм двести. – заметил Антон.
-И такой же тупой. От бешенства уже ничего не соображал, поэтому и на решетку набросился. Бешеных хлебом не корми, а дай что-нибудь башкой чумной протаранить...
Вернулись к костру, растолкали Семена, рассказав о случившемся.
-Завтра крюком оттащу в лес, подальше. Нечего ему тут валяться, заразу разносить. – вяло пробормотал Семен.
Посидели еще немного, глядя на потрескивающие дрова, на чистое звездное небо.
После полуночи Захар поднялся с топчана.
-Ладно, объявляю отбой. Семен, остаешься дежурить. В шесть часов разбуди меня, и косяки свои мне отдай.
-Захар, ну чего ты? Я же чтоб не уснуть только… - завозмущался Семен.
-Давай-давай, живо. Опять уснешь ведь. Ты мне тут бодрствующий нужен, понимаешь? Ясно тебе?
Семен обиженно умолк, вытащил из кармана кучу самокруток и протянул Захару.
-Так-то лучше. Сиди, костер поддерживай и не забывай генератор проверять.
-Понял, понял, не в первой… - пробурчал Семен, подкидывая поленья в костер.
Захар с Антоном прошли в археологический вагончик, разобрали постели. Антон с наслаждением залез под чуть хрустящее накрахмаленное одеяло. Чистая постель, какое блаженство! Через минуту он уже крепко спал.

И приснился Антону странный, необычный сон. Он летел на воздушном шаре высоко-высоко над землей. Внизу мягким искрящимся покрывалом стался белесый покров облаков, а шар с красной оболочкой, отбрасывая гигантскую тень на пуховое покрывало под собой, мчался куда-то с дикой скоростью. Во сне Антон точно знал, куда направляется. Он не был один в гондоле. Рядом с ним суетился карлик в цветастом халате - проверял балласт, возился с клеткой с мышами и проверял давление газа в оболочке. Антон сел на пол гондолы, наблюдая, как карлик управляется с приборами воздушного шара.
-Не спи, парень! Красоту пропустишь! Вот она, горная столица! Уже скоро прибудем! Не проспи появление царицы! – возопил карлик, увидев, что его спутник проснулся.
Антон встал и посмотрел в подзорную трубу.
Далеко впереди на отрогах горной цепи стоял, сверкая на солнце, как огромный алмаз, небольшой городок. В трубу были хорошо видны башенки со спиральными лестницами, крепостные стены и домики, теснившиеся на кручах тесно друг к другу.
-Что это за город? Куда мы летим?
Карлик насупился, поправляя колдовской колпак.
-Будто сам будто не знаешь, куда! Ты ж у нас искатель, а не я! Спаситель человечества, искатель лекарства! Я только за компанию с тобой увязался… Ты искал этот город, и ты его нашел. Он перед тобой… Долог был путь твой сюда… Там есть то, что ты ищешь, но нужно ли тебе это? Хочешь ли ты обрести свой Грааль? Слишком уж чудны твои желания…
Антон уставился на карлика.
-Кто ты такой?
-Ах, кто я такой? Балбес ты! Возился с ним, возился..Мышей кормил.. Балласт сбрасывал.. Пламя вон поддерживал, а он, значит, так! Ну так ладно!
С этими словами карлик внезапно прыгнул на край сетки, и прежде чем Антон пытался его остановить, резким движением открыл вентиль горелки. Пламя устремилось мощным несдерживаемым потомок в оболочку.
-Осторожнее! Ты...
Язык огня задел ткань шара, оболочка вспыхнула с одного края.
Карлик удовлетворенно потер ручонки, глянув на горевшую оболочку, и... прыгнул вниз, на подушку облаков под ними.
Антон резко убавил пламя, но было поздно. Красная ткань шара уже пылала; вся правая сторона шара была объята пламенем, газ стремительно покидал оболочку, и она, сплющиваясь, вытягивалась и делалась все тоньше.
Город впереди рос и приближался, но шар терял скорость и высоту. Облака снизу приближались, наконец он нырнул в их влажные объятия. Все вокруг погрузилось в густой туман.
Внизу показалась земля, порезанная на разноцветные квадраты. Тонкой коричневой полоской вилась дорога. Слева блеснули озерца. Шар летел к земле неумолимо и быстро, падая прямо на поросшие кустарником холмы, надвигавшиеся с бешеной скоростью на него. И перед самым столкновением с землей Антон проснулся.

Было уже утро. Он кинул взгляд на пустую постель Захара. Прислушавшись, Антон расслышал его крики со двора.
-Вставай, укурок чертов! Живо, на ноги! Ты спал, а генератор остановился! Вставай, свинья! А, черт!
Антон похолодел. Он осознал, что из сарая не было слышно привычного тарахтения дизельного генератора. Значит, нет напряжения на защитной решетке…
В чем был, Антон выскочил на ступеньки вагончика.
Семен, одурело сидевший у погасшего костра, вяло отмахивался от наскакивавшего на него Захара.
Наконец, Захар раздраженно махнул рукой на Семена и побежал в сарай запускать генератор.
-Очумел совсем! Забыл ночью генератор заправить! – бросил он на ходу Антону вместо приветствия.
Антон, ежась от утреннего холодка, вышел во двор. Семен глянул на него апатично и вновь ушел в себя. Было сыро, небо вновь затянуло тучами. Как долго не работал генератор?
Антон пошел к сетке, намереваясь закрыть приоткрытую дверцу. И тут, окончательно проснувшись, Левченко заметил лисицу. Рыжая, с бурыми подпалинами, она тихонько пробралась на территорию лагеря сквозь открытую дверь и теперь , ничуть не боясь, разглядывала Антона. А тот смотрел на лисицу оторопело, ибо ясно видел, что лисица бешеная. Она заметно подволакивала заднюю правую ногу, смотрела как-то дико, наклонив голову набок, из разинутой пасти капала на землю слюна.
Антон замер, опасаясь, что сделай он неосторожное движение, и она бросится на него. Карабин висел на крюке в вагончике, а на ловкость рук и быстроту рефлексов Антон не особенно полагался. Лиса смотрела на него внимательно, словно ждала от него чего-то. Потом тихонько зарычала, пригнулась. Антон понял, что сейчас она бросится на него, но не мог отвести от нее взгляда, не мог пошевелиться. Им овладела полная заторможенность. И тут лисицу подстрелили. Коротко чиркнула пуля из-за ограждения, лисицу подбросило вверх. На землю она свалилась уже мертвая. Пуля попала ей прямиком в левый глаз.
Антон поднял глаза. За сеткой стоял высоченный гигант, одетый в коричневую замшевую охотничью куртку, с дымящейся снайперкой в руке. Русые вьющиеся волосы до плеч, аккуратная бородка-испаньолка, внимательный прищур. Трудно было сказать, сколько же ему лет… Можно было дать охотнику и тридцать, и сорок лет… Человек нес огромный кусок туши какого-то животного. Антон сразу же понял, кем был этот силач. Да, только там и мог выглядеть местный охотник и проводник, которого он ждал… Настоящий Нимрод, подумал парень с невольным восхищением.

Он мельком взглянул на Антона из-под кустистых бровей и все еще держа карабин в руке, направился в лагерь.
- Чего столбом стоял? Ждал, когда она на тебя кинется, что ли? Почему ограждение не под током? Что у вас творится?
Антон покраснел и не нашелся, что ответить.
Человек перевел с него взгляд на мертвую лисицу.
-Не подходи к ней, она заразна. – приказал охотник.
За спиной Антона снова послышалось знакомое тарахтенье. Генератор заработал. Захар торопливо семеня, уже спешил к незнакомцу.
-Сашка! Я думал, ты к обеду вернешься.
-Сегодня хорошая добыча, вернулся раньше. И вижу, вовремя!
Захар начал оправдываться с виноватым видом.
-Да на Семена сдуру понадеялся, а он возьми и опять усни… У него знаешь сколько заначек по карманам? В ботинки себе сунул, что ли? Беда с ним…
-Вижу уже… Ты откуда взялся, парень?
-Я Антон. А вы и есть местный проводник? – спросил Антон, хоть и знал ответ.
-Так и есть. Только я предпочитаю, чтобы меня называли Алексом! – сказал он, кинул красноречивый взгляд на Захара. Тот слегка смутился.
-Я иду на Бахаревку. Можете меня провести туда?
-Ну-ну… Можно и туда сходить, коли нужно очень…
Цепкие серые глаза внимательно приглядывались к Антону.
-Откуда ты пришел?
-С Васильевского острова, из Питера…
-Далеко ж ты забрался… Что ж, проведу тебя на Бахаревку. Это моя работа. Отдашь мне свой автомат, идет?
-Хорошо. Только поскорее…
-Ишь, шустрый какой! По бурелому быстрее, чем за три дня, не дойдешь. Это тебе не по шоссе на машине ехать, завалено все… Ладно, тогда слушай сюда. Идти будем быстро, ночью спать нельзя. Отсыпаться будешь утром, после восхода солнца. От меня не отставай, держись ближе. Заблудишься или отстанешь – пеняй на себя. Понял? Выходим через час, тянуть нечего.
-Понял… А почему нельзя спать ночью?
-Объясню потом. Ты ж не на увеселительную прогулку собрался. Идти будем по Волховскому лесу, так же известному, как Черный, там все может случиться. Сейчас утро, к заходу солнца можем сделать километров двадцать пять. Не расскажешь, что тебе на РЛС нужно?
Антона начинал раздражать откровенный интерес к его делам.
-За что я люблю археологов, так это за то, что они в чужие дела нос не суют. – буркнул он.
Проводник усмехнулся.
-О’кей. это твое дело. Не обижайся. Жизнь тут скучная, новые люди появляются очень редко. Ничего странного, что гости у нас вызывают повышенный интерес… Тут тоска полная; в пору волком выть…
И не обращая больше внимания на полураздетого Антона, он прошел в сарай, легко неся на плече добычу.






Глава IX
Черный лес

Солнце уже вошло в зенит, когда они тронулись в путь. Алекс взял с собой одну лишь зачехленную охотничью винтовку и большой рюкзак. На поясе болталась, звонкая, фляга.
-Ну что, готов? – он глянул на Антона оценивающе. Тот с готовностью кивнул.
-Карабин свой зачехли. Лес не любит, когда не него оружие наставляют.
Антон удивленно поднял брови, но спорить не стал. Алексу было виднее.
-И не входи в лес с нечистыми помыслами. Не держи зла ни на кого. Больше шансов будет уцелеть… Лес не любит злых людей и старается от них избавиться.
Захар выбежал из вагончика. Начал горячо трясти руку Левченко.
-Счастливого пути. Прощай, Антон. Впрочем, может и свидимся еще..
Он крепко пожал руку Антона, похлопал по плечу.
-До свидания! Спасибо за все…
-Не за что, мне было приятно с тобой побеседовать… Ну , с богом…

Выйдя за ограждение вокруг лагеря, Алекс сразу вышел на заросшую травой, приметную лишь ему тропинку и взял быстрый темп. Антон и сам любил пешие прогулки, но тут ему пришлось поднапрячься.
-Пойдем быстро. Путь неблизкий, не отставай. Ждать не люблю. До ночи нужно сделать хотя бы километров двадцать. – объяснял Алекс на ходу.
Лес шуршал листьями, шевелился, скрипел деревьями, стонал и вздыхал. Казалось, изучал попавших в него людей, как иммунная система присматривается к попавшему в организм возбудителю, определяя, каков будет ее ответ вторгшемуся чужаку. Лес был живой, вот только птиц здесь не было. Вообще.

Лес был смешанный, заболоченный – меж лиственных и хвойных деревьев то и дело мелькали подернутые ряской топи. Проводник Антона мастерски обходил неприметные болотца, буреломы, выводя путника на неприметные тропинки и просеки. Кое-где виднелись покосившиеся столбы линии электропередачи, иногда сквозь наваленные в ураган деревья виднелись проселочные грунтовые дороги и заросшая кустарником двухпутная железнодорожная колея. Дважды встретились заброшенные маленькие деревни, производившие гнетущее впечатление. Покинутые даже животными, покосившиеся дома, опасно накренившийся как Пизанская башня, колодезный журавль. Все невыразимо тоскливое, одинокое…
Раздался громкий хруст в лесной чаще. Антон испуганно схватился за карабин, вглядываясь в кустарник.
-Пока ты со мной, животные тебя не тронут. Главное, не отставай. Оружием не тряси, оно тебе не нужно…– среагировал Алекс.
Антон недоверчиво посмотрел на него.
-У вас что, договор с животными?
Тот ухмыльнулся.
-Что-то вроде этого. Я не трогаю их, они не трогают меня…

Антон, шагая позади, недоверчиво изучал широченную спину проводника, ища насмешку в словах своего гида, но тот говорил серьезно. Кто же он такой на самом деле, этот Алекс? Только ли охотник и проводник? Внезапно Антон почувствовал, как в его душу начало закрадываться сомнение, подтачивавшее его, как червь яблоко. А не лучше ли было вместе с Павлом и растаманами отправиться на Коневец? Жили бы там в общине, держась друг друга? Стоило ли идти черт знает куда по бурелому, продираясь сквозь Черный лес, навстречу Бахаревке? Однако, с Алексом заговорить он не решался. Отмахали они уже много. Повернуть сейчас значило расписаться в собственной слабости. Алекс точно посчитает его слабаком, тютей.
А впереди... Что ж, возможно, военная база как раз то, что ему нужно. Безопасное защищенное место, вот там он и останется. Чего еще? Да, солдат из него фиговый, но больше ему деваться, похоже, некуда. Военные олицетворяли собой надежную опору, на которую можно было положиться, как он мог довериться своему отцу в старое время. Все будет хорошо, когда он доберется до РЛС… Именно это заставляло Антона молча продираться за ним по лесной чаще ветки, завалы деревьев и топи...

Часа через три Алекс неожиданно остановился как вкопанный. Антон, не успевший затормозить, налетел на него сзади. От удара тот даже не шелохнулся.
-Что случилось?
-Люди. Трое человек. Где-то недалеко. Километра два с лишним на юго-восток. Заблудились. Вооружены все трое. Аура у них нехорошая, не нравится мне. Но все-таки, помочь надо.
-Вы что, все это чувствуете? –изумился Антон.
-Пошли к ним. Посмотрим, кто такие.

Через полчаса быстрой ходьбы по густому лесу Левченко с проводником вышли на большую поляну и увидели заблудившихся. Людей было действительно трое – все с большими рюкзаками, в охотничьих жилетах-безрукавках, с ножами и флягами за поясом, с охотничьими карабинами, они устало полулежали, подложив под себя вещи.
Реакция у них была отменной – едва тихо захрустели ветки под ногой Левченко (Алекс шел бесшумно), как люди встревожились. Вскочили на ноги, сразу же увидев гостей. Через мгновение они держали путников под прицелами ружей. Антону не понравились их физиономии – небритые, наглые, самоувереннее, не оставлявшие сомнений в роде их занятий.
-Вы еще кто такие? Куда идете? – спросил один из них, державшийся увереннее и нахальнее остальных.
-На Бахаревку идем. Просто путники. – ответил Алекс, спокойно рассматривавший наставленное на него ружье.
-Какого черта вам там понадобилось?
-Не ваше дело. – проявил себя Левченко.
Главный кивнул одному из спутников, коренастому блондину.
-Рома, оружие у них забери. От греха подальше.
Тот подошел, отобрал винтовки у путников.
-Как тебя зовут? – спросил вожак следопыта.
-Я проводник. Алекс.
-Леса, значит, знаешь? – заинтересованно приглядывался к нему главный.
-Конечно. – все так же спокойно отвечал богатырь.
-Слушай, проводник. Нам в Новгород надо попасть. Заплутали в лесу этом чертовом, вроде шли по компасу и карте, да заблудились вконец. Никак не можем на тропу выйти. Заплатим хорошо, если возьмешься нам довести. Бартером.
-Похоже, у меня нет выбора… - пожал плечами Алекс.
-Правильно понимаешь. Мне нравятся люди, которые ловят на лету. – оскалился вожак.
-Разве в Новгороде есть люди? – встрял Антон.
-Мало, но есть. Не твое дело.
Алекс пожал мощными плечами.
-Хорошо. Мы все равно идем на юг. Это по пути. А в качестве оплаты я беру оружие.
-Вот и договорились… - все трое расслабились, опустили вниз винтовки. Переглянулись с облегчением.
-Ну, чего ждешь? Потопали.
-Ружья свои уберите. Никто на вас не нападет. Лесу не нравятся проявления открытой агрессии.
Троица расхохоталась во все горло.
-Ты нас не уважаешь? Держишь за полных кретинов? Может, еще скажешь, тебе оружие сдать? - подал голос один из них, чернявый невысокий брюнет с открыто плескавшимся в серых глазах презрением и плохо скрываемой злобой.
-Мне ваши винтовки не нужны. Но послушайтесь совета, уберите их.
-Заканчивай трепаться, проводник! – зло прикрикнул главный, начавший терять терпение. – Время идет, а мы все еще здесь! Шагай...
-Хотя бы, как вас звать-величать?
Главный окинул его презрительным взглядом.
-Меньше знаешь, крепче спишь, охотник. Твое дело- довести на до города, и большего тебе знать необязательно. Впрочем, можешь звать меня Митяем.

Алекс равнодушно повернулся к ним спиной и заложив пальцы за лямки рюкзака, отправился в чащу леса. Троица отмороозков, не пожелавших представиться, зашагала в хвосте группы.
Антон насмотрелся на таких подонков предостаточно. Были они и на его острове. С одинаковым безразличием они убивали и животных, и людей, не делая никаких различий…
Троица явно нервничала, все время озираясь назад. У Левченко сложилось стойкое впечатление, что они удирают от кого-то. Он обернулся, разглядывая их туристические рюкзаки – похоже, набиты были под завязку и весили немало.

С их слов выходило, что плутали они по лесу уже два дня. Сначала шли по компасу, однако быстро обнаружили, что ходят кругами. На следующий день компас вообще взбесился, стрелка стала вращаться , будто сумасшедшая. Они пошли на юг, оставляя зарубки на деревьях, а когда стали натыкаться на свои отметины, поняли, что заблудились окончательно. В конце концов, они сделали привал на поляне, где их и обнаружили Алекс с Левченко и стали решать, что же делать. Все трое сошлись во мнении, что попали в какую-то странную западню, рационального объяснения которой дать были не в состоянии…

К сумеркам путники сделали километров двадцать по глухому дремучему лесу. Ночевка было одновременно и первым за весь день привалом. Антон повалился на землю, прислонившись к поросшему мхом большому бревну. Только теперь он почувствовал, как вымотался за этот день…
Плотная шевелящаяся мрачная громада ночного леса окружала поляну со всех сторон, но страха Антон в присутствии Алекса не чувствовал. С ним действительно было спокойно.
Охотник выбрал для стоянки большую поляну метров двадцать в периметре. Развел костер, достал нехитрую снедь. Антон тоже развязал рюкзак, наскоро перекусили.
Троица держалась особняком. Они развели свой собственный костер, надули палатку, сели у костра так, чтобы держать Антона с Алексом в поле зрения. Смотрели на спутников настороженно, все время поглядывали по сторонам; нервничали они здорово.
-Не нравятся они мне, Антон. – сказал Алекс, наблюдая за троицей. - И самое главное, не нравится мне то, что у них в рюкзаках. Точно не могу пока определить, что там, но думаю, и им, и нам грозят неприятности из-за того, что они несут…
-Может, попросту оторваться от них?
-И оставить на погибель? Возможно, они и не заслуживают этого, но придется позаботиться о них. Черные души в лесу не выживают. А у меня есть свой кодекс, одно из правил которого гласит – не оставляй заблудившихся без помощи. Есть шанс, что кто-то из них образумится, когда начнут происходить… странные вещи…
-О чем вы?
-Сам увидишь. Лес не любит, когда с ним непочтительно обращаются… Ты видел их реакцию, когда я предложил убрать оружие… Они сделали что-то нехорошее, спектр ауры темный… И эти рюкзаки… Там что-то очень ценное для них. И смертельно опасное… Ладно, хватит о них. Палатку сейчас надувать не будем. Отоспишься днем. Ночью в лесу спать нельзя. Будем у костра сидеть, поддерживать огонь и развлекать друг друга разговорами.
-Так все-таки, почему здесь нельзя спать ночью? – снова спросил Левченко.
-Ты вообще слышал что-нибудь о Волховском Лесе?
-Нет, я же не здешний…
- Леса здесь на Новгородщине глухие, колдовские. Опасно здесь днем, а после захода солнца опаснее вдвойне. По поверьям, именно здесь, в лесу и обитал в старину некий Волхв, волшебник. Волхвы бывают не только добрые, но и злые. Трудно сказать, чего в нем было больше – светлого или темного начала. Он изучал природу, травы, много лет жил в чаще леса одиноко, а потом внезапно вышел к людям. Здесь неподалеку был на кургане кремль…
Эту историю Антон уже слышал.
-Тот самый местный Нострадамус?
Алекс кивнул.
-Захар тебе рассказал про него? Что ж, мой рассказ будет короче. Я поведаю тебе о том, чего он не знает. Предчувствовав то, что на вече постановили его убить, старик исчез из города, прокляв его. Говорили, что именно благодаря этому проклятью город был захвачен и разорен шведами – словно бы на войско кремля напала вдруг странная напасть – стрелы и пики валились из рук, и шведы , не без труда, конечно, но захватили город и сожгли дотла, разграбив все ценное. Уж очень они осерчали на стойких защитников. А Волхва этого видели еще не раз в окрестных деревнях. И каждый раз это было дурным предзнаменованием – то заболеет кто-нибудь, то скотина падет.. В конце концов, лес этот прозвали Черным, и ходить в него без надобности не старались. Говорили, что служит Волхв непосредственно Мокоши, владевшей этим лесом… Было такое божество женского рода. А через некоторое время пропал Волхв. Люди забыли про свои страхи и стали вновь безбоязненно охотиться в лесу, собирать ягоды, грибы, колоть дрова. Но после начала мора снова началась чертовщина в этом лесу. Я сам из Новгорода, и не слышал о волхве, пока не познакомился с Захаром. Поначалу я считал старые предания вымыслом, и даже , посмеиваясь, рассказывал о Волхве туристам на Ильменьской рыбалке, пока сам не увидел…
-Этого самого волхва?
-Не думаю, что это был именно он, в конце концов, прошло несколько веков… Я видел старика в белом одеянии, с посохом... Он водил меня как раз здесь, по лесам, больше недели. С тех пор я обзавелся вот этим амулетом… - Алекс вынул из-под рубахи маленький круглый позолоченный амулетик в форме сердца, повертел в пальцах. – С ним я хожу спокойно. Эгрегор у него очень сильный, много тварей держит на расстоянии. Даже комары близко не подлетают! Ты не заметил? Кровопийц здесь полно, но ни один тебя не укусил. Это из-за моего оберега… В общем, скажу тебе так, что неспокойно стало в Черном лесу после мора. Люди стали пропадать здесь. И самое страшное – стали изменяться те, кто останавливался здесь на ночевку.
-Оборотнями что ли, становились? – протянул Антон, подвигаясь поближе к потрескивающему сучьями костру.
-Говорят, что именно здесь, в окрестностях, нечисть во главе с Волхвом до сих пор бродит по здешним лесам. Словно почувствовали, что люди для них больше угрозы не представляют, бояться некого, вот и осмелели. Так что, если заснешь, можешь уже не проснуться. Или проснешься совсем другим... Одержимым… Или память свою теряешь, или становишься бесноватым.. И это не сказки, Антон. Я сам знаю про такие случае достоверно. И обратного пути для такого человека уже нет. Так что, ночью здесь в глухом лесу спать никак нельзя. Все время нужно нести вахту, смотреть в оба и огонь поддерживать. К жилью эти духи не приближаются, в лагере нашем спокойно все, а вот в глухом лесу встречаются частенько. Идти до Новгорода или Бахаревки долго, и путь возможен лишь пеший, за день дойти невозможно, так что неминуемо остановишься на ночлег. Но это не смертельно. Главное – не спать ночью и поддерживать огонь. Если костер затухнет, осмелеют эти твари, подберутся поближе, начнут сознание высасывать из путников. А этого допустить никак нельзя. Амулет-то у меня есть, да не от всего он сможет защитить. Спать можно и днем. При свете дня вроде со спящими здесь плохого не случалось еще, если только кабан бешеный вдруг выскочит к палаткам, и только…

Есть еще поверье, что живет здесь Черный Дровосек. Злой дух, гуляющий ночью по лесу с огромным аргуном и разделывает им все, что попадется под руку – деревья, звери, люди.. Несколько раз я встречал в лесу странное. То кабан попадется, порубленный огромный ломтями, то дерево искромсанное, раз даже человека видел, которого вот так же ломтями нарезали… Жуткое зрелище… Судя по отметинам, это должны были сделать каким-то очень большим рубящим орудием. Скажем, если бы это был человек, то чтобы управляться с таким топором, в нем должно было бы быть не меньше двух с половиной метров роста… Сказка, конечно, но все-таки, что-то определенно есть в лесу нехорошее, злое…

Антону припомнились рассказы Щербака о Ховале. Вот бы его сюда, он уж всласть наговорился бы с Алексом… При воспоминании о Щербаке Антон нахмурился. Та сцена в пустом доме неподалеку от Кристалла вновь и вновь ставала в его сознании так, словно это случилось только что…
-Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу, утратив правый путь во тьме долины.. – задумчиво продекламировал Антон, вспомнив любимые строчки Данте.
-Каков он был, о, как произнесу, тот дикий лес, дремучий и грозящий, чей давний ужас в памяти несу!- Неожиданно продолжил следопыт.
-Точно. – улыбнулся Левченко. - Не думал, что вы тоже читали…
Алекс не ответил, зачарованно рассматривая завитки огня. В его зрачках плясали отблески пламени; почудилось вдруг что-то колдовское в фигуре проводника, в его осанке, и этом дьявольском танце отраженного огня…
-А на РЛС Бахаревской тоже опасно ночью? – прервал Антон затянувшееся молчание.
-Бахаревцам, брат, факелы вообще не к чему. У них же РЛС Загоризонтная стоит. Она их от всего защищает.
-Это как?
-О «Русском дятле» что-нибудь слышал?
Антон отрицательно качнул головой.
-Был такой проект, правда, уже давным-давно закрытый. Высоченная ста пятидесяти метровая махина, длиной почти в километр, видно ее издалека. Станция раннего обнаружения запускаемых баллистических ракет, как из Европы, так и из США или Азии. За день пути ее увидишь. Высоко над лесом стоит, хорошо видно. Когда-то была такая же РЛС возле Чернобыля, да закрыли ее по понятным причинам. Было построено и еще несколько по стране. Когда станция работает, в эфире слышен характерный стук, словно дятел стучит. Вот поэтому американцы и назвали станцию возле Чернобыля «Русским дятлом».
Американцы говорили, что обнаружение запусков баллистических ракет было лишь прикрытием. Якобы, «Русский дятел» это мощное психотронное оружие, испускающее волны, накладывающиеся на естественные импульсы человеческого мозга, и делающие из него зомби. Так же, ЦРУ утверждало, что испускаемый мощный сигнал РЛС способен дистанционно подрывать боеприпасы на территории Америки. «Русский дятел» это самый мощный источник электромагнитной радиации в мире. И он целенаправленно облучает мирное население Штатов… Да еще и озоновый слой РЛС разрушает, якобы. Чушь, конечно, полная. По крайней мере, касательно зомби и дистанционного подрыва боекомплекта. Но вот шатунов и прочее зверье они отпугивают, это правда. Так что, РЛС все еще работает и бахаревцы под хорошей защитой. Живут, не жалуются ни на что, вроде…
Алекс не сводил глаз с пламени.
-Люблю на огонь смотреть... – произнес он. - Всю ночь иногда смотрю. Гипнотизирует он. Мало есть вещей, на которые бесконечно можно смотреть. На воду. И на огонь. И все, пожалуй. Так вот и Лешка любил смотреть…
-Я слышал о нем. Вроде он объявил себя последователем Диогена?
-Представляю, чего тебе Захар наговорил. Дескать, сумасшедший был Лешка и все такое?
Антон неопределенно пожал плечами.
-Захар не понимал его, не мог объяснить, зачем он это все делает. Зачем в лес пошел с фонарем и потом в конуре жил….

Есть старая быль о человеке с фонарем. Может, ты ее слыхал. Была раньше психиатрическая лечебница в пражских Богницах, там содержался один странный пациент-шизофреник. Лечили его долго и безуспешно. Однако, был больной тихий, пребывал в кататоническом ступоре, так что проблем с ним не было. В одну прекрасную ночь санитар заметил через окошко бокса, что пациент исчез. Просто ушел куда-то, несмотря на медперсонал и решетки. Его не смогли найти нигде на территории лечебницы. Не объявился он и у своих родственников, проживавших в Праге. Однако, утром он появился вновь в своем изоляторе, и никто, в том числе и он сам, не мог внятно объяснить, где он был, и как смог выбраться из помещения.
История повторилась через неделю. Потом через пять дней. Затем – еще чаще. Каждую ночь он вставал с постели после полуночи, уходил в неизвестном направлении, и возвращался до рассвета. Главврач поручил одному из санитаров следить за ним. Выяснить, как он пробирается через решетки и закрытые двери. Но и это не принесло результатов. Санитар не смог подловить момент ухода пациента. Просто в какой-то момент обнаруживалось, что постель больного пуста, и его нигде нет. А утром тот внезапно вновь оказывался на месте. Невероятно, но точно подловить момент возвращения пациента никто не мог. Ни санитары, ни даже установленная в боксе камера видеонаблюдения.

Тут следует отметить, что видеокамера работала в палате странно – часто шли помехи изображения, сбои записи, хотя аппаратура была исправна. Замена камеры не помогла.
Высказалось множество версий происходящего. Были даже совсем уж экстравагантные версии.
Один заезжий писатель-философ, наведавшийся к больному, объявил, что на самом деле в часе не шестьдесят минут, равно как и в минуте не шестьдесят секунд, а на несколько больше. Только лишнее время скрыто от внимания обычного человека, и никто не знает, что же происходит в этот промежуток времени, которого никто не замечает. Точно так же следует понимать, что существуют дополнительные измерения, не ощущаемые обычным человеком. Их, по крайней мере, шесть, учитывая привычные нам. Больной исчезает именно в эти удивительные лишние минуты и уходит в дополнительные измерения, поэтому процесс его исчезновения невозможно увидеть.

Самого шизофреника допрашивать было бесполезно. Он молчал, как обычно, и на контакт с лечащим персоналом не шел. Удивительное дело, правда? Тут бы самое время объяснить происходящее происками дьявола, а возможно, и божьим промыслом, ведь мотивация больного не была ясна, но главврач был человеком сугубо практическим, и в такую чепуху не верил. Он попросту приказал запереть больного в одиночный бокс, полагая, что кто-то из больных, или тем хуже, персонала, помогает ему выбраться из камеры. Но и это не помогло. Санитар, открывавший каждый час его бокс, обнаруживал, что человека нет; мистика, да и только. Из одиночки сбежать считалось невозможным.

Разгадка этого таинственного случая выходила далеко за пределы чисто практического мировоззрения врачей, поэтому они долгое время не могли понять, в чем дело. Конечно, начались репрессии среди лечащего персонала. Нескольких не вполне благонадежных санитаров уволили. Главврач лично стал наведываться в одиночку к шизофренику; со временем у него вошло в привычку неожиданно появляться ночами в корпусе и наводить там шухер. Шила в мешке не утаишь, в других лечебницах уже прознали про странный случай в Богницах.
Любопытствующие студенты-практиканты и психиатры валом повалили в клинику. Пришлось отменить политику «открытых дверей» в лечебнице, а ведь она была знаменита своими фестивалями на открытом воздухе. Психушка стала действительно закрытым учреждением, каковым, вроде бы, ей и полагалось по статусу. Только ничего это не изменило. Словно бы насмехаясь над врачами, человек продолжал пропадать почти каждую ночь. Потом его стали привязывать к кушетке ремнями, одевали в смирительную рубашку, но без толку. После исчезновения шизофреника обнаруживали рубашку валяющейся на полу, ремни были развязаны. И так продолжалось несколько недель…

Алекс замолчал, принявшись ворошить длинной сучковатой палкой поленья в костре. В ночное небо вырвался сноп искр. Алекс подбросил два полешка в пламя, снова поправил горевшие дрова и замолчал, углубившись в свои мысли.
Антон знал, что все рассказчики грешны этим. Сначала заинтригуют слушателя, потом начнут таинственно молчать. Додумывай сам, дескать…
Алекс молчал, явно ожидая реакции Антона.
-Кем он оказался? – спросил наконец Антон, не выдержав. - Иллюзионистом? Магом навроде Копперфильда?
-Отнюдь. Никаких иллюзий и прочего мошенничества. Помощник главврача предложил провести небольшой эксперимент. Подсадить в бокс к больному своего знакомого, который должен был притворяться больным и следить за шизофреником. И в первую же ночь слежка дала свои плоды. Однако, рассказанное подсадной уткой было так странно и невероятно, что ему просто не поверили. Потом пришлось, конечно.
-Ну, и что увидел шпион? – нетерпеливо спросил Антон, видя, что Алекс опять замолчал и начинает впадать в задумчивость.
-О, его история была похожа на сон. Врачи решили, что он просто уснул и видел … да, очень правдоподобный, яркий, но все же именно сон. После двух часов ночи, как говорил этот очевидец, внезапно что-то начало происходить в том углу, где лежал, связанный ремнями и одетый в смирительную рубашку больной. Сначала он услышал странный шорох в полной темноте . Шпион решил, что у него просто начали шалить нервы, возбужденные мрачной неуютной обстановкой, в которой он очутился первый раз в жизни. Но нет, ему поневоле приходилось верить происходящему.

Итак, сначала он услышал шорох, затем скрежет, словно что-то корябало ногтями по стене. Специфический такой звук. Затем он увидел сияние, медленно разгоравшееся в самом углу бокса. Это был довольно яркий, белый свет, как от галогеновой лампы. В этом свете по стене поползли тени длинных узловатых ветвей, словно бы стена стала экраном, на который проецировалась картинка волшебного фонаря. В пятне света ползли длинные ветви, словно лоза плюща. Наблюдатель окаменел, сидя на своей кушетке. Он не знал, что делать. Просто впал в некую оцепенелость. Внезапно он услышал характерный звук лопающихся ремней. Больной сел на кровати, стряхнул рубашку и шагнул к пятну света в углу.

А там уже творилось что-то совсем непонятное. Участок стены явственно вибрировал и дрожал, на нем постепенно появлялось то-то размытое, нечеткое, бежали словно бы круги по воде, расходящиеся во все стороны. Даже по полу, как он успел заметить. Потом появилось овальное, в рост человека, отверстие на стене, и шизофреник молча шагнул туда. То ли лунатически, то ли отдавая себе отчет в своих действиях. Этого понять было невозможно. Отверстие тотчас же сомкнулось и свет мгновенно пропал.

Ранним утром повторилась та же история. По стене поползли длинные извивающиеся ветви в пятне света, появилось отверстие, и человек спокойно вышел из отверстия. Затем он лег на кушетку и спокойно лежал на ней, пока санитары не вошли в семь утра. Подсадная утка не спал всю ночь. От напряжения он чуть не поседел, поскольку не знал, что думать. Его рассказу врачи не поверили, упирая среди прочих, и на то обстоятельство, что никакого шума и тем более , света, не было никем замечено. Все решили, что человек просто уснул и видел странный сон. Тем не менее, на следующую ночь его крайне настойчиво попросили поприсутствовать в камере снова. Главврач даже заплатил деньги, поскольку тот отказывался наотрез. Человеку были нужны деньги, он согласился. Но только еще один раз.

На вторую ночь человек решил набраться смелости и подобраться к отверстию поближе. Изучить его как следует. Дождался момента, когда на стене появилось пятно света и подошел к нему вплотную. Шизофреник поднялся с кровати, подошел к отверстию и случилось неожиданное. Этот больной заговорил, чего с ним не случалось очень давно. На какую-то минуту лицо его сделалось осмысленным, нормальным, в глазах засветился разум и понимание происходящего. Пойдем со мной, предложил странный человек как ни в чем ни бывало. Шпиону не оставалось ничего иного, как молча кивнуть. Тогда пациент взял его за руку и они вошли в дрожавшее, переливавшееся отверстие на стене.
Они очутились перед высокой чугунной решеткой, преграждавшей вход в какой-то огромный сад, обнесенный высоченной кирпичной стеной гораздо выше человеческого роста. Место это не было знакомо соседу шизофреника, и он осматривался с удивлением, все время спрашивая себя, сон ли это, или необычная явь. Щипал себя за руку. Это не сон, ответил человек, словно прочитав его мысли. Иди за мной и ничего не бойся. Я покажу тебе, что внутри. И они вошли в темный сад.
Света вообще не было. Наш наблюдатель пристально всматривался в темноту, но многого он не видел. Запущенный, заросший высокими деревьями сад, погруженный во тьму. Света от Луны падало совсем немного, его хватало лишь для того, чтобы видеть очертания предметов. Больной держал его за руку, он шел небыстро, но довольно уверенно по протоптанной тропинке. Видно было, что он хорошо знал, куда идет. Какое-то время они молча шли вперед, а казачок осматривался и старался понять, куда его завел шизофреник. И в какой-то момент он ясно осознал, что в саду они далеко не одни. Сад определенно был живой. Что-то шевелилось в его густых зарослях, на расстоянии от путников. Что-то там пряталось, за широкими кронами буков, сосен, вязов, дубов…
В саду росли самые разные деревья в причудливом сочетании, словно это был Ботанический сад, собравший деревья и растения изо всех уголков Земли. Шпион всматривался в неясные, полускрытые деревьями движения, наблюдал за темными силуэтами, и в сердце его просыпалась тревога, звеневшая предчувствием все сильней и сильней. Это было что-то нехорошее, дурное. Он определенно чувствовал эманации зла, хоть и не мог явственно разглядеть ничего конкретного. Все, что он мог ощутить – то, что осторожного движения вокруг становилось все больше. Что-то возилось в кроне деревьев, звуки приближались со всех сторон. Их что-то окружало. Слышалось тихое шипение. Ничего не бойся, ты со мной, проговорил шизофреник, еще крепче сжимая руку протеже.
В тот момент, когда тот готов был сломя голову помчаться обратно, к выходу из сада, шизофреник неожиданно остановился, снял с ветки керосинку и включил ее. Свет лампы разгорался очень медленно, словно в замедленном темпе, и пока свет не стал настолько ярким и ослепительным, что человеку пришлось зажмурить глаза, он разглядел существ, окружающих путников. Это не были люди - демоны окружали людей со всех сторон. И змеи - там было множество клубившихся змей и других ползучих гадов. Но именно демоны были отвратительнее всех других. Некоторые походили на панов или сатиров, другие были с ветвистыми рогами, припадающие к земле или идущие прямо, одетые в капюшон зловещие фигуры, адские создания с крыльями, ползущие в траве, или свисающие из листвы сверху.
Однако, когда лампа вспыхнула в полную мощь, все они не выдержал ослепительного света, бросились врассыпную. Больной долго держал лампу над головой, освещая большой участок сада, в котором более никого не было. Он сказал после этого только одну фразу. Свет побеждает тьму, вера в Бога побеждает неверие. И затем они вернулись. Потрясенный, казачок не знал, что думать. До утра он лежал и дрожал в нервном возбуждении. А шизофреник снова впал в обычную кататонию.
Врачи не знали, что делать дальше с пациентом. Эксперимент прекратили за явной бесперспективностью. Но пациент сам разрешил все их сомнения и колебания. На следующую ночь он просто исчез и не вернулся; следов пациента найти так и не удалось. Официальная версия гласила, что он сбежал при помощи медперсонала, хотя все знали, что это не так. А игравший роль подсадной утки и сам пропал через какое-то время; исчез так же, как и шизофреник. Однако, он оставил в своей квартире дневник, из которого следствие узнало, что и у него были галлюцинации того же рода, что у больного из клики в Богницах. Словно сумасшествие могло быть заразно! В какой-то момент, видимо, он решил, что полностью готов, и остался навечно в том саду сторожем, зажигающим лампу и разгоняющим тьму и демонов прочь. А сад тот был, по его словам, бескрайний. Как вся наша планета. Собственно, это и был наш мир, только совсем в ином представлении.
-Но какой в этом смысл? Что все это значило?
-Всегда были люди с особо тонкой душевной организацией. Чувствующие и воспринимающие природу бытия куда чувствительнее, чем остальные. Как правило, это были божественные люди, или психически больные. Впрочем, бывали и исключения. Человек, бывший подсадной уткой, после приключившегося с ним, уверовал в Бога, стал изучать Святое Писание, разбираться что к чему. Видимо, Бог призывает людей, которых считает достойными этого, бороться со злом в мире. Если человек морально готов, он просто начинает замечать в один момент то, чего не видел раньше. Так и появляются свет, ветви в его ярком пятне, и наконец, сад. Те, у кого душевная организация стала слишком тонкой, чтобы существовать в привычном мире, пусть даже в виде больного в психиатрической клинике, остается навсегда в саду. Эти люди бродят во тьме, и зажигают лампы, когда чувствуют, что момент настал. И чем сильнее они верят в Бога, тем ярче свет. Вспыхнет такой яркий свет, разгоняющий зло и безумие мира, и глядишь, где-нибудь прекратится война. Убийца опустит руку с ружьем, или выживет тяжело больной ребенок. Все, что угодно. И не надо воспринимать эту притчу буквально.

Наверное, такой свет можно зажечь внутри себя. И идти, светясь изнутри этим светом и верой. Таким был Диоген. Еще один Agnus Dei, божий агнец. Истинно верующим и неравнодушным, а не безумным стариком, ищущим человека в толпе людей. Он пытался воззвать к лучшей стороне человеческого сознания, заставить взглянуть на себя со стороны, задуматься, изменить свою жизнь… Каждый , кто впервые увидит сад, более не может оставаться прежним человеком. С каждым днем он чувствует и ощущает все вокруг гораздо проникновеннее и тоньше, чем раньше. Увидев сад, нельзя более жить по-прежнему. Начинаешь остро чувствовать чужие страдания и боль. Наверное, пациент что-то такое почувствовал в своем соседе, раз позвал его за собой. Думаю, случайный человек не смог бы пройти по этому каналу. Лешка, думаю, тоже что-то ощущал. И пытался обратить наше внимание на нас же самих. Да только мы его не поняли…
-А вы, Алекс… Вы видели этот сад?
Алекс хотел было что-то сказать, но в этот момент хрустнула ветка у него за спиной, в лесной чаще. Алекс мгновенно напрягся, обернулся, всматриваясь в темноту между деревьями. Он сделал стойку охотничьей собаки. Потом медленно расслабился.
-Ложная тревога. Ничего там нет…

Больше к разговору о саде они не возвращались. Антона начало клонить в сон. Внимательно наблюдавший за ним Алекс не давал ему уснуть, продолжая отвлекать его разговором. Они снова начали обсуждать что-то отвлеченное, как вдруг снова в лесу хрустнула ветка. Громко, отчетливо. И еще раз.
Алекс вновь мгновенно отреагировал, подтягивая к себе снайперку.
-Нет, это мне не нравится. Антон, сиди здесь. Я пойду, посмотрю что к чему. Никуда не отходи от костра и не в коем случае не засыпай. Ходи вокруг него кругами, отжимайся, приседай, только не спи. Это очень важно.
Антон кивнул. Алекс прошел ко второй платке. Похоже, там укладывались спать. Один из троицы, которого Митяй назвал Романом, сидел у костра – похоже, они намеревались вести дежурство у огня посменно. И присматривать за проводником.
Охотник откинул полог и что-то сказал. Послышался неразборчивый голос.
Алекс вернулся к костру.
-Как я и ожидал, они послали меня куда подальше, когда я их предупредил о том, что спать здесь нельзя. Роют себе могилу собственными руками… Ладно, я быстро…
Надевая на ходу ПНВ, Алекс бесшумно растворился в темноте.
Глядя, как высокая статная фигура проводника исчезает во мраке между деревьями, Антон ощутил как кольнуло в сердце подозрение. А что, если он и есть Черный Дровосек? Топора правда у него нет, но ведь он сам сказал, что буквально легенды не стоит понимать. Возможно, это он сам и бродит по лесам, кроша в капусту все, что попадается ему под руку в припадках ярости? Пелена безумия вполне может овладевать им лишь в определенные моменты – скажем, в полнолуние, ночью. А когда приступ закончится, выходит снова к лагерю археологов как ни в чем ни бывало, и никто его не может заподозрить?

Антону стало жутко. Несмотря на куртку, он ощутил как его начинает бить дрожь. Ему показалось, что июльская ночь адски холодна… Он вскочил на ноги, не в силах более сидеть. Часовой у второго костра глянул на него сонно, облокотившись на ружье и клюя носом…
Ночной лес жил, дышал. Древесная листва колыхалась и шевелилась под дуновениями ветра. Лес был огромными легкими неведомого гигантского существа, а листья казались его альвеолами. И он, Антон. Микроскопический шарик кислорода, молекула, попавшие в эти легкие, которые его совершенно не замечают… Невозможно было отделаться от такого сравнения.

Он вспомнил сцену из детства. Антон первый раз приехал в деревню , к бабушке. Побегать по утренней холодной росе, рвал дикую малину на опушке леса, купался в речке, ловил головастиков… Обычные радости мальчишки семи лет…
И через несколько дней он заблудился в лесу. Антон слишком увлекся обрыванием кустов малины. Ягоды были крупные, сочные, налившиеся ароматным соком… он рвал с ветки бордовые плоды, и шел дальше, вглубь леса – мальчонку манили видневшиеся вдали кусты малинника. Ветки, усыпанные лакомством, провисали под тяжестью плодов. Удержаться было невозможно. Маленький Антон шел все дальше и дальше, совершенно не думая о том, как найдет дорогу назад. Наконец он наелся, вытер испачканные соком руки о футболку, огляделся, и только в этот момент понял, что не знает, в какой стороне деревня.
Он хорошо запомнил захлестнувший его ужас. Шевелящиеся лиственные стены окружали его со всех сторон, казалось, они надвигались, не оставляя ему места. И он побежал. Не разбирая дороги, ломился сквозь кусты, ломая ветки, отчаянно ревел и голосил. Наконец, мальчик выдохся, и присел отдохнуть на траву. Так бы он и провел всю ночь, как вдруг произошло странное.
Из леса на поляну вышла женщина в белом длинном платье. Он помнил, что у нее были светло-русые волосы и добрый, лучистый взгляд. Черт лица он не запомнил.
-Пойдем, Антошка. - она протянула ему руку.
И мальчик смело, без колебаний ухватился ручонкой за ее теплую ладонь. Вместе они пошли сквозь лес.
Антон помнил ощущение покоя и уюта, охватившее его. Он понял, что теперь все будет хорошо, что тетя доведет его до деревни. Еще ему показалось, что от женщины исходило слабое сияние. Конечно, это было лишь иллюзией – светлое платье на ярком солнце вполне могло ввести его в заблуждение.
Наконец, женщина довела его до опушки, указала на видневшиеся за пшеничным полем бревенчатые избы.
-Иди, Антошка. Теперь не заблудишься. И поцеловала его в лоб.
Был уже вечер, Антона начали искать. Досталось ему, конечно, по первое число. Отец сгоряча всыпал ему ремня – в первый и последний раз. Антон плакал – не от боли, а от радости, что вернулся домой. Он рассказал о женщине, но родители сочли это выдумкой. Никакой женщины в лесу быть не могло, приметы не подошли никому.
Но Антон знал, что сказал чистую правду. Многое из детских воспоминаний стерлось в его памяти со временем, но образ русой женщины с лучистыми голубями глазами, в белом платье, сохраненный в его памяти, продолжал жить в душе…

Снова послышался легкий треск. Впрочем, Антон не был до конца уверен, что треск не был плодом его воображения. Что-то там было в лесу. Рассказ о саде демонов ярко вспыхнули в воображении Антона. С какой целью Алекс рассказывал ему эту притчу? Хотел запугать еще больше?
Позади раздался чуть слышный звук. Антон обернулся на звук. Алекс, вышедший в круг света у костра, позади Антона, снимая ночник.
-Свои, парень. Все в порядке. В общем, дела неважные. Аура этого места темная, и оставаться здесь опасно. Я не смог точно разглядеть, что это было. Но силуэт у твари огромный, выше человеческого роста. Не слишком-то я верю во все эти дурацкие россказни о Дровосеке, но в любом случае, открытое столкновение с этим существом, чем бы они не было, хорошего для нас не принесет. До утра придется оставаться на этом месте и разжечь огонь как можно сильнее. Яркое пламя будет держать на расстоянии все зверье. Ночные создания не выносят яркого света, надеюсь, и это тоже. А как рассветет, уходим отсюда. Боюсь, днем тебе не суждено будет поспать. До темноты надо полюбому попасть на Ильмень. Там куча моторок, найдем, на чем отплыть. Заскочим в Новгород, затем сплавимся в южную часть озера, и снова пойдем пешком. Да там уже совсем недалече, дойдем быстро. В радиусе двадцати километров от РЛС ничего существеннее бешеной лисы нам угрожать уже не должно. Я надеюсь на это. «Русский дятел» отпугивает всю нечисть; удивительно, но факт.
До утра они не только не смыкали глаз, но сидели в напряжении, сжимая в руках оружие. Всю ночь в лесу вокруг привала слышался треск, но Антон так и не сумел никого разглядеть. Алекс хмурился и постоянно доставал свой амулет, вертел в пальцах. Говорил, что это помогает отгонять нечистую силу. Дежурные у второго костра постоянно сменялись. На рассвете у костра, поддерживая огонь, сидел главный, которого звали Митяй. Он все время крутил головой по сторонам.
-Все, подъем. Пора двигаться. Спать хочешь? Держи. – Алекс протянул ему несколько круглых крупных таблеток. - Это стимуляторы. Прими две сейчас, потом каждые четыре часа по одной. Отоспишься на озере, будем идти без привалов.
В надувной палатке послышалось шевеление – люди просыпались. Вскоре раздался недоуменный возглас. Главарь, недоуменно глянувший на палатку, полез вовнутрь. Голоса усиливались. Антон с интересом прислушивался. Что-то у них явно было не в порядке.
Через минуту Митяй вылез наружу и направился к ним.
-Слышь, охотник! – он держался вызывающе нагло, но в глазах его явно читалась тревога. – Что-то не так. Наш парень.. Вовка.. Какой-то он странный… Взглянул бы ты на него, что ли…
Алекс кинулся в палатку, следом за ним Антон.
Черноволосый, которого Митяй назвал Вовкой, лежал в спальном мешке, неподвижно уставившись на потолок, ни на что не реагируя.
Роман, бестолково суетился вокруг него, все время тормошил и тряс за плечо, но тот никак не реагировал.
-Вовка, братан! Слышь! Что с тобой?
Изо рта лежащего человека вытекла струйка слюны, побежавшая по небритой щеке вниз, на подушку.
Блондин беспомощно оглянулся на вошедших.
-Не пойму, что с ним такое…
Алекс опустился на колени возле лежащего, осмотрел его, прикасаясь быстрыми легкими движениями к векам, вискам, пульсу.
-Я кому сказал, что ночью здесь спать нельзя?
-Что с ним ? – быстро спросил Митяй, тревожно поглядывая то на Алекса, то на брюнета, пускавшего слюну.
-Сколько он проспал?
-Несколько часов. Его смена была в середине ночи… - неуверенно ответил Роман, - после моей…
-Похоже на лярву. Видел я такое пару раз…
-Что еще за лярва?
-Злой дух. Странствует по лесам ночью, насылая на людей безумие или потерю памяти..
-Слушай, мужик! Хватит чушь нести. Что с ним? – Митяй начал терять терпение.
-Я уже сказал, что. Во время сна лярва высосала из него сознание. Если он не придет в себя в ближайшие день-два, то останется таким навсегда…
-Так. вы двое, - Митяй обратился к Антону и Алексу. – смастерите носилки. Будем его нести поочередно. В Новгороде, возможно, удастся найти врача, а не шарлатана. Поставим его на ноги, никуда не денется…
Митяй и сам не верил в то, что говорил.
Нарубили толстых веток, смастерили нехитрые носилки, на которые и уложили больного. Двинулись дальше. Носилки несли то Митяй с Романом, то Антон с Алексом. Ноша была тяжелая, часто приходилось останавливаться, чтобы отдохнуть. Пот с Антона тек ручьями. Больной сильно замедлял продвижение отряда. Но еще больше тяжелой ноши изнуряла невесть откуда взявшаяся удушливая жара. Дышать сухим горячим воздухом стало трудно.

Во время обеденного привала, Антон, устало привалившийся к рюкзаку, вдруг заметил в небе громадного грифа. С удивлением он уставился на неторопливо парящего высоко в небе пернатого хищника.
-Я увидел ее еще часа три назад. – заметил Алекс. - Наблюдает за нами, не приближается, но и из виду не упускает. Терпеливая птица. Часами может следить за жертвой.
-Да она просто чудовищна огромна! – вырвалось у Антона, рассматривавшего грифа из-под ладони.
-Метра три размах крыльев. Просто гигант. Здесь такие редко, но встречаются.
-Значит, его час пробил? – Антон кивнул на носилки с больным.
-Возможно. Хотя не исключаю, что гриф охотится вовсе не за ним…
Алекс вновь подошел к спутникам.
-Вам нужно убрать оружие и избавиться от рюкзаков.
-Да пошел ты… Ты проводник, вот и веди нас дальше. С оружием мы сами разберемся! - заорал Митяй в бешенстве.
И они шли дальше. Антон часто задирал голову. Гриф по-прежнему не отставал от группы людей, держась высоко в небесах.
В начале четвертого случилось то, чего Алекс ожидал весь день- гриф наконец снизился, решив атаковать. Его громадная тень бросила тень на траву. Тут его заметили и Митяй с Романом. Они разинули рот, разглядывая гиганта. Казалось, на них нашел столбняк, как и на Антона. Алекс ждал. Наконец, птица спикировала на Романа и уцепив его громадными когтями, легко взмыла с ним ввысь.
Надо отдать должное Митяю – он быстро пришел в себя, сорвал винтовку и принялся палить в птицу.
-Успокойся, ты этим ничего добьешься. – подскочил к нему Алекс. – Тот глянул бешено и продолжил палить, пока не опустошил магазин. Ставшая крошечной на большом расстоянии, птица летела высоко в небе куда-то на восток.
-Вот сука. – пробормотал Митяй, бешено озираясь, словно бы ища ракетную установку. – Тварь поганая… Пошли, надо ее догнать!
-Мы никогда не догоним грифа. У него скорость километров пятьдесят. Его можно догнать только на машине, -веско ответил Алекс.
Митяй кинулся в лес, круша все , что попадалось под руку. В своем невменяемой безумии он был действительно страшен. Впрочем, вскоре он вернулся. Успокоившийся, угрюмый.
-Я предупреждал тебя. С оружием в лес нельзя заходить…
Митяй взглянул на носилки с больным.
-Пошли дальше. Планы не меняются… Носилки несите вы вдвоем…
Антон проглотил еще одну таблетку, придавшую бодрости и сил, и подхватил носилки. Алекс, казалось, вообще не знал, что такое усталость. Он выглядел монолитом, получеловеком-полубогом.
Митяй шел сзади, держа винтовку наперевес. Он сильно потел и нервничал всё больше. Теперь он постоянно был настороже, все время глядел на небо, но гриф больше не показывался.
Жара удушливым покрывалом обволакивала тела путников, Антон, несший с Алексом носилки, выбивался из сил. Таблетки помогали идти, но с каждым часом ходьба давалась со все большим трудом.
Наконец, он обессилено уронил носилки. Упал на колени, обливаясь потом. Раскаленный воздух дрожал и струился восходящими потоками от земли, оглушительно стрекотали кузнечики, голова кружилась, в ушах стоял какой-то легкий, словно бы стеклянный звон.
-Ты чего кореша бросил, пацан? Охренел совсем? Не картошку несешь! – завопил подбежавший Митяй. – Быстро поднял.
Левченко приподнялся; ноги были словно ватные.
-Живо взял носилки, тля! Я кому сказал!
-Полегче с парнем. Видишь, жара его достала! – Алекс и сам взмок. Он снял крутку, оставшись в одной рубахе. Под мышками и на спине были видны мокрые полосы. Атлету доставалось , но Антону было куда тяжелее. Внезапно спустившаяся жара выматывала.
Потный Митяй злобно ощерился, наставил винтовку на них.
-Парень, взял носилки и потопал, в темпе.

Солнце садилось за деревьям, когда случилось еще одно происшествие. Митяй, чуть сошедший с тропы, угодил в трясину сразу обеими ногами. С удивлением глянул вниз, на чавкающее болото, решительно обхватившее его ноги стальными клешнями. Потом окликнул идущих впереди Алекса с Антоном.
-Эй, вы! Я застрял ! Помогите мне!
Алекс развернулся к нему.
-Я кому я сказал- не сходи с тропы! Бросай винтовку, будем тебя вытягивать…
Митяй, погрузившийся в топь по колено, кинул ему винтовку прикладом вперед.

Алекс уцепился за ствол и могучим руками принялся вытягивать того из болота. Вены на его шее надулись, бицепсы ожили, надулись, как огромные шары. Антон с восхищением смотрел на руки атлета.
Наконец, он вытащил бандита на сухое место. Тот, измазанный по пояс в вонючей грязной жиже, обессилено повалился на землю, отдуваясь. Алекс выглядел так, словно вовсе не совершал никаких физических усилий.
-Я уж думал, ты меня бросишь, - проговорил наконец Митяй, отдышавшись.
-У меня правило. – усмехнулся Алекс. - Я не оставляю людей, попавших в беду…
-Спасибо…
Может, ты все таки скажешь, что вы забыли в этом лесу?
-Это не имеет значения. Просто приведи меня в Новгород, и я отблагодарю. Остальное не важно..
-Ну, как знаешь.
Поскольку уже смеркалось, решили заночевать на этом же месте. Надули палатку, осторожно уложили больного, который по-прежнему не обращал ни на что внимания, апатично уставившись в потолок. До спасительной глади Ильменя оставалось еще километров двадцать.
Сели у костра. Теперь Митяй жался к остальным, теснился к огню вплотную так, что лицо его раскраснелось от жара. Опаленное пламенем, оно было бы даже привлекательным, если бы не постоянное озлобленное выражение.
-Ладно, пойду проверю, как он там… - Митяй поднялся, прошел в палатку. И сразу же раздался злобно-удивленный крик.
-Опять двадцать пять! – воскликнул Алекс, рывком поднимаясь на ноги.
Лицо больного приняло синюшный оттенок, глаза были выпучены. Все тело было опутано ползучим плющом, невесть откуда здесь взявшимся. Тонкие зеленые нити с пятиконечными заостренными листочками устилали весь пол в палатке. Антон обратил внимание, что нити крепко обвились вокруг шеи человека, врезавшись в кожу.
-Удушье. – глухо сказал Алекс. – Его задушил обыкновенный плющ…
-Да откуда он здесь взялся, гори оно все огнем! Что это за чертовщина такая ? – орал взбешенный Митяй.
-Я же предупреждал тебя. Кто с мечом войдет в этот лес, от меча и погибнет. Лес не злой, просто справедливый…
-Да пошел ты со своим лесом! – заорал он, выбежав из палатки.
Алекс последовал за ним, опасаясь что тот сгоряча кинется в лес. Но нет, тот сел у огня , уставившись на пламя. Затем достал флягу, отвинтил, сделал несколько глотков.
-Вовка, Вовка.. как же так..
И тут снова раздался треск веток. Митяй замер.
-Что еще за дрянь? – он выставил вперед винтовку.
-Похоже, опять нас догнала эта тварь… Значит, все это время она шла по следу.. – пробормотал задумчиво Алекс, пристально уставившись в чернильную тьме между деревьями. – Главное- не отходить от огня, она боится света….
Митяй крупно задрожал. Видимо тряслись его руки, сжимавшие винтовку, которая вибрировала вместе с ним.
-Твою мать! Что ж это такое?.. За что.. – мычал он, раскачиваясь.
Снова в темноте раздался хруст веток- еще ближе. Что-то невидимое, скрытое покрывалом ночи, подкрадывалось к лагерю.
-Ну погоди у меня, сука! – истерически выкрикнул Митяй, и прежде чем Алекс успел его остановить, кинулся с оружием наперевес в кустарник.
-Стой, дурень! Куда ты! Винтовку брось, она тебе все равно не поможет! – прокричал ему вслед Алекс, но тот уже ничего слышал.
Внезапно раздался душераздирающий крик. Расстояние до него было метров двести, не больше. Затем Митяй крикнул еще раз, слабее и все смокло.
-Вот, кажется, и все, - сказал Алекс, побледневший как полотно. Напряжение все-таки достало и его.
-Оно придет за нами?
-Нет, если ты не будешь отходить от огня. Не волнуйся, слышишь! – к Алексу вновь вернулась его энергия и уверенность в себе. – Оставайся на месте и все будет в порядке.
Антон бросил взгляд на два рюкзака – все, что осталось от заблудившейся в лесу троицы. Они открыли их – оба были битком набиты мелкими вещами – цепочками, браслетами, перстнями и прочей бижутерией и ювелиркой.
-Скорее всего, воровской общак грабанули и в лес подались. – сказал Алекс. – Вор у вора всегда крал, и будет красть. Ты и сам встречал отморозков, когда ехал в наш лагерь на джипе… Ворья в лесах и посейчас полно, правда, не в Черном лесу. Грабанули они дружков, и решили пройти через лес к Новгороду. Да, преследовать их не стали, лес пользуется слишком дурной славой. Но и сами не дошли до города…
- Все, что произошло, случилось только по вине этих безделушек?
-Похоже на то…
До утра они не смыкали глаз, прильнув к костру так, что едва не тлели волосы, и напряженно всматриваясь и вслушиваясь в звуки леса. Едва начало светать, как они продолжили свой путь.
Тело в платке так и осталось там лежать. Ни времени, ни сил на похороны не оставалось…

Приближение большой воды уже явственно ощущалось: почва стала болотистая, вязкая, все чаще и чаще стали встречаться небольшие болотца, затянутые ряской. И хотя бурелома стало меньше, однако путники тратили много времени на обход топких мест. Тем не менее, с каждым часом они все ближе и ближе подходили к Ильменю. Озеро, а значит, безопасная территория, на которой можно отдохнуть, выспаться, даже порыбачить при желании. Оазис среди полного опасностей лесного безбрежья . Но до него еще нужно было дойти.
Антон, державшийся только на таблетках, шагал, втянувшись, не ощущая ни сонливости, ни бодрости. Он уже не разглядывал спину Алекса, а просто бездумно смотрел себе под ноги. Однообразный одуряющий бесконечный марш по болотистым тропинкам. Натертые ноги начали беспокоить, но Алекс объявил, что отдыха не будет. А значит, о ноющих ногах нужно забыть. И Антон шел, стиснув зубы, повторяя про себя в тысячный раз одно и то же:
«Я – капля воды, путешествующая по Вселенной. Во мне отражается всё, что меня окружает, но я ничего не принимаю в себя, оставаясь такой же прозрачной, чистой и отстраненной…»

Алекс беспокоился. Время от времени он останавливался, внимательно, чутко оглядывался вокруг, прислушиваясь к лесным звукам, теребя талисман. Постояв несколько минут, он продолжал движение. Теперь и Антон был уверен, что за ними кто-то следует. Это было ясно без слов. Все чаще и чаще оба путника слышали шум и треск сучьев позади себя, но никого видно не было.
-Идет за ними по пятам, скотина… - цедил досадливо Алекс.
Что бы это ни было, отставать оно не намеревалось.

Они почти не разговаривали. Проводник был погружен в себя и свои ощущения, что не мешало ему уверенно лавировать между топких мест , безошибочным чутьем выбирая правильный путь, хотя ни тропинки, ни каких-либо заметных вех Антон чаще всего не примечал. Впрочем, что он мог заметить, вышагивая, опустив голову и считая шаги. Доходя до тысячи, он принимался считать с нуля. Однако, сейчас даже это развлечение приелось и утомляло.

Внезапно, под ногами замелькала заросшая травой, но заметная тропинка, кое-где выложенная камнями.
-Старый Новгородский тракт , - объяснил Алекс, полуобернувшись к нему на ходу. – Сейчас заброшен, но в старые времена активно использовался. Новгород обойдем стороной. Безопаснее будет пройти мимо…
-Далеко еще до Ильменя?
-Около десяти километров.
Антон глянул на часы. Семь вечера. Ноги уже почти не сгибались. Он шагал последние часы словно автомат на коротких ходулях. Куртка и кисти были исцарапаны, в волосы набился репей и лиственная мелочь. Ноги гудели. На правой ступне созревал здоровенный волдырь. Он принял сразу две таблетки, но сознание так и не прояснилось.
-Терпи, казак. Скоро уже дойдем, на озере отдохнешь. – подбадривал Алекс.

Левченко уже не помнил, как они добрались до Ильменя. Он смутно припоминал, как они залезли в моторку и отчалили от берега. Огромное, бескрайнее озеро показалось ему морем. Как, впрочем, и Ладога. Легендарный Ильмень было озером-легендой, о нем слагали сказания, были, оно было частью знаменитого пути из варяг в греки, здесь играл на гуслях мифический Садко, однако изнуренного долгим путешествием Антона это уже не интересовало.
-К утру доплывем до юго-восточной окраины озера, а там уже и рукой подать до цели. – сказал Алекс, управляя моторным катером. Антон одурело смотрел на пенившуюся за катером воду. Внезапно, отплыв на несколько кабельтовых от берега, Алекс остановил катер, заглушил мотор. Снова прислушался. Антон дурело глянул на него.
-Вон она, тварь! До сих пор идет за нами! Смотри, Антон!
Антон присмотрелся.
Что-то высокое ходило между деревьев со стороны маленькой пристани. Слабо слышался треск. Деревья шевелились, словно их подвигали в сторону. Что-то черное мелькнуло между деревьями и снова скрылось.
-Господи... Что это?
Алекс не ответил. Все его внимание было приковано к тому, что двигалось в лесу возле озера. Достал бинокль и прильнул к окулярам.
-Уходит в лес.. Не дает себя рассмотреть как следует, падла.. Как бы за нами не увязалось на тот берег… Только бы не это… - пробормотал он.
Затем снова запустил мотор. Лодка, ревя мотором, быстро направилась на юг по спокойной глади древнего озера.
-Спи, казак. Теперь все самое страшное позади.
Антон благодарно кивнул. Усталость наваливалась непреодолимым тяжелым покрывалом. Сил не оставалось. Он кивнул на дно лодки рюкзак, повалился на него и мгновенно уснул.
Проснулся он лишь с рассветом. Алекс сидел с удилищем на краю катера и рыбачил. Они все еще стояли на озере, но впереди слева виднелся заросший камышом болотистый берег.
-Доброе утро! - приветствовал его рыбак. – Однако, спишь ты крепко! Пушкой не разбудить! Двенадцать часов проспал! Ничего удивительного…
-Доброе... мы еще на озере?
-Ага. Но берег рядом, несколько километров. Приглядись, вон РЛС стоит! – он указал на горизонт.
Антон приподнялся, присмотрелся. Действительно, вдалеке над лесом виднелось какое-то высоченное сооружение.
-Держи бинокль.
С двенадцатикратным увеличением стену РЛС было видно отчетливо. Длинное металлическое сооружение высоко возвышалась над лесом. Решетка издалека напоминала гигантские футбольные ворота, а лес был газоном на поле. Каковы должны были быть великаны, гонявшие мяч по такому полю, трудно было представить. От размеров конструкции у него захватило дух.
-Красота, правда?
-Ага! Здорово! Никогда такого не видел!
-Деньги вбухали в постройку колоссальные, а теперь только и толку от станции, что комаров да зверье бешеное отгонять… Тут уж не заблудишься. Ориентир отличный. Иди прямо на махину эту, выйдешь аккурат к их гарнизону. – К берегу пристанем, и пешком за день дойдем.

Через час они причалили. Алекс первым делом , выйдя на берег, огляделся и прислушался. Однако, вокруг озера все было тихо и спокойно. Что бы не шло вслед за путешественниками, оно явно отстало. Лишь девственная спокойная природа вокруг, и полное ощущение , что они попали в доисторическое время, когда человек еще не вышел на арену природы, громко заявив о своих правах на трон царя всего живого. Это чувство не могла развеять даже громадина Загоризонтной РЛС, возвышавшаяся подобно окаменелому скелету динозавра.
Здесь же, на берегу, изжарили на костре несколько судаков и окуней, пойманных Алексом.
В двенадцать часов они отправились в последний переход, и к ужину дошли до Бахаревского гарнизона. Антон стоял, задрав голову, рассматривая вблизи громадную конструкцию, сплошь состоявшую из металлических мачт и закрепленных на них фазированных антенн и решеток. С близкого расстояния это походило на ощетинившееся колючей проволокой гигантское окостеневшее чудовище.
В нескольких сотнях метров от стен гарнизона они остановились.
-Все, пришли. Подойдешь к воротам, тебя встретят. Думаю, ты знаешь, что им сказать. А мне пора в обратный путь.
Антон протянул ему карабин.
-Спасибо. Вам не страшно возвращаться назад в одиночестве? То существо...
Алекс похлопал его по плечу.
-Не бойся, пацан. Ко мне ни одна тварь не приближается. Боятся. Аура у меня сильная, я же сказал. Со мной все будет нормально. Ты, главное, береги себя. И ,кстати, возьми талисман. – он протянул ему свой оберег. - С ним тебе здесь будет полегче.
-Нет, я не могу. Как же вы будете без него?
-Бери, тебе говорят. Обойдусь. Чувствую, тебе он куда нужнее…
И Алекс, насильно вложивший в ладонь Антона сердечко на цепочке, круто развернувшись, скрылся в лесу.
Антон постоял, посмотрел ему вслед, и побрел к КПП.

Как он и ожидал ,утопавшая в лесной глуши воинская часть напоминала крепость на осадном положении. Высокие бетонные стены с наваленными поверх мешками, пулеметы на турелях, даже противотанковые ежи у стен и колючая проволока поверх стен. По углам квадратного периметра возвышались караульные вышки.
-Стоять! – внезапно загрохотал чей-то низкий бас, искаженный мегафоном. Левченко уловил шевеление на дозорной вышке слева от ворот. – Руки поднял, живо!
Антон повиновался, постоял несколько секунд с поднятыми руками, всей кожей ощущая, как его пристально рассматривают, возможно, и в прорезь прицела.
Вскоре засов зашевелился, ворота разъехались в стороны, показались два коротко, почти наголо, стриженных парня в камуфляже. Один остался у ворот, второй , помоложе, с сержантскими нашивками и десантным «калашом» за плечами, подбежал к Левченко.
-Руки можешь опустить. - пробасил он миролюбиво, приблизившись. – Команды выполняешь, значит, здоровый… Что нужно?
-У меня письмо от Звонарева, с Васильевской Базы. – Антон достал конверт из рюкзака.
-С Васильевки, говоришь? – коротко стриженный парень одним глазом, по-птичьи, присматривался к нему. – Документы предъяви.
Он внимательно изучил паспорт, поданный Антоном, удовлетворился, и приглашающе махнул рукой .
-Пошли на КПП, потолкуем, раз такое дело.





Глава X
Бахаревка.

Майор Шалый, громко сопя сквозь заложенные ноздри и обнажая полоски желтых прокуренных зубов, задумчиво изучал сидящего перед ним Антона. Начальник Бахаревской станции был немолод – лет пятьдесят пять, не меньше. Лысина уже полностью завоевавшая макушку, теперь спускалась ниже, надвигаясь на лоб. Маленькие свинячьи глазки беспокойно бегали по Антону, щупая его невидимыми ручками. Обрюзгшее лицо спускалось складками на темно-синий мундир космических войск как застывшая окаменевшая лава после извержения вулкана. Пухлые губы над двойным подбородком чмокали и шлепали друг от друга. Мундир, едва натянутый на объемистое пивное брюхо, трещал и грозил лопнуть либо на спине, либо на животе.

Наконец, очевидно, придя к каким-то выводам после прочитанного и услышанного от Антона, он тяжело, скорбно вздохнул и откинулся назад в высоком кожаном кресле. Оно жалобно заскрипело, принимая на спинку груз начальственной туши. Да, креслу приходилось несладко…
Левченко провели на КПП, где офицеры караула долго и нудно расспрашивали о цели визита на закрытый военный объект, вновь потребовав документы, нудно сличали фотографию в паспорте с оригиналом, а так же заставили устно изложить биографию, и только после этого начальник КПП, коротышка-капитан, снисходительно вскрыл конверт и принялся читать. Письмо написанное в спешке Барином, чудесным образом сделало офицеров предупредительными и обходительными, как дорогие шлюхи. Похоже, Барина здесь знали, да и Комбата, без сомнения, тоже.

В сопровождении молоденького лейтенанта с КПП, Антон попал в подземный комплекс управления спутником. Они прошли мимо стеклянных обзорных окон Бахаревского ЦУПа, не останавливаясь; лейтенант увлекал Антона вперед, еще глубже под землю. В одном из отдаленных рукавов подземного центра располагался небольшой, но на удивление уютный кабинет начальника радиолокационной станции, майора Владимира Аркадьевича Шалого.
Антон всю дорогу на Бахаревку гадал, как же мог выглядеть этот человек. И ошибся . Он был неприлично толст. Центнера полтора веса, толстые щеки с темно-красными жилками и короткая заплывшая салом шея, производили впечатление полной апатичности, что было иллюзией. Майор Шалый не зря занимал свой пост. Хочешь жить – умей вертеться, а вертеться он умел, занимая свой ответственный пост уже девять лет подряд.
Наконец, Шалый закончил ощупывать Антона заплывшими острыми глазками.
-Что ж, Антон. – просипел он в нос, вздыхая. – Скажу тебе честно – помочь ребятам со Стрелки мы не могли ничем. Извини, но это так. Да, у нас гарнизон, двести пятьдесят душ, но толку… сам знаешь, пока сюда шел – техника никакая не пройдет, пешкодралом неделю топать, да и не пойдут ребята через Черный Лес, отказываются шаг ступить наружу… Молва о нем плохая у нас идет…
-Я шел три дня, - тихо ответил Антон, изучая лицо Шалого. – И я прошел через Черный лес вдвоем с проводником.
Шалый раздраженно отодвинул в сторону ворохи бумаги. Часть рулонов посыпалась со стола на пол. Майор, не замечая этого, водрузил локти на стол, при этом рукава темно-синего мундира, явно стиранного много раз, поползли к локтям, обнажая волосатые ручищи.
-Что ж я, сам должен был пойти, раз люди у меня в Лес ни ногой? Не знаешь ты, что тут творится, а туда же... обвинять…
-А вертушка? Комбат говорил, что…
-Была, была вертушка. Да нет уж давно ее... Месяц тому назад наша «Черная Акула» разбилась недалеко от РЛС при невыясненных обстоятельствах, проводя разведку местности. А без нее мы как без рук. И не надо меня обвинять в бездействии. – закончил он, постепенно успокаиваясь. Зыкнул еще раз на Левченко одним глазом, раздраженно, и снова засопел, но уже тише.
-Связи с нашими у вас уже нет?
-Какое там.. - раздраженно фыркнул Шалый. -Последний сеанс был через шесть часов после того, как они вас с другим парнем эвакуировали с Васильевки. Передали, что шатуны заняли несколько первых этажей Башни, ломят наверх и бойцы оставляют радиоузел, продвигаясь наверх и укрепляясь на верхних этажах. Щиты они там в пролетах поставили какие-то, не знаю; в общем, после этого связи с ними не было.
-Есть же орбитальники! – не сдавался Антон, начинавший горячиться. – У них же любая техника и вооружение, все что угодно!
-А кто они, твои васильевцы? Поправь меня, если я ошибусь, только они простые смертные, как ты или я. Кто будет их спасать? Генералы? Личная охрана президента? Медики и техники? Бюрократы под ружье встанут? Да, военных на станции много, а количество генералов на квадратный метр вообще бьет все рекорды! – он усмехнулся, от чего по пористому лицу прошла рябь жировых складок. - Все, что у них есть это два-три легких транспортника! И поверь мне, генералы не горят желанием покидать безопасную станцию и лететь черти куда на выручку твоим друзьям, а уж об остальных «циолковцах» и говорить нечего! Нет, солдаты, умеющие и могущие воевать, находятся только здесь, на РЛС. Когда-то мы держали постоянное сообщение с Питером и Новинском, до того, как дороги завалило. Сейчас бронетехники у нас практически не осталось. И, что самое главное- мои люди отказываются покидать пределы гарнизона.
-И что, вы так и будете сидеть тут и ничего не делать? Вашим орбитальникам, похоже наплевать на всех, кто внизу?
Майор предостерегающе выставил на него указательный палец.
-Придержи язык, пацан. Не тебе их судить. На орбите сосредоточена вся власть. Там лучшие из лучших.
-Но для чего же вся эта мощь и сила «Циолковского» и Бахаревки, если они не могут придти на помощь тем, кто нуждается в этом? Какой от них толк? – надрывно воскликнул Антон, в отчаянии понявший, что толку от разговора быть не могло в принципе.
-Закончим спор, Антон. Просто пойми, что теперь каждый сам за себя. Прими это как факт. У орбитальников совсем другие интересы. И хватит здесь орать. Кстати, где второй парень?
-На Коневце остался.
Шалый поморщился, словно надкусив лимон.
-Я надеюсь, там ему будет хорошо и спокойно…

Антон умолк. В подземном кабинете тихо тикали в наступившей тишине кварцевые настольные часы в виде льва, поднявшегося на задние лапы. Спокойный, мирный звук. Не верилось, что где-то сражаются за жизнь и погибают люди. Живы ли они еще?
Шалый сопел и прикладывал с места на место бумаги. Наконец, он решил, что настало время выпроводить гостя.
-Антон, извини, у меня дел по горло. Сейчас выйдешь, в приемной тебя будет ждать лейтенант Бышковец, он тебя привел сюда, он же покажет РЛС, и устроит в офицерский корпус. У нас имеется двухэтажный корпус для офицеров неподалеку от солдатской казармы, поселишься там. Петр Николаевич попросил позаботиться о тебе. Я знал Петра, то есть знаю, конечно… - осекся толстяк. - И просьбу его уважу. А сейчас – извини. Дела…
Короткая аудиенция у начальника Бахаревки кончилась. Шалый подождал, пока Левченко покинет кабинет и нажал кнопку селектора внутренней связи.
-Сергей, соедини меня с Центром… - подождал минуту, пока спутник установит связь. – Дмитрий Владимирович? – в голосе Шалого прорезались заискивающие нотки. – Майор Шалый беспокоит. Не потревожил? Докладываю, что только что прибыл в расположение нашего гарнизона новобранец. Двадцать два года, зовут Антон Левченко. Прибыл с Васильевской Стрелки.. Да-да, пешком… Был у него проводник какой-то, вместе пришли… Нет, проводник сразу же ушел обратно.. Хорошо, Дмитрий Владимирович… Слушаюсь…. Так точно…

Загоризонтная радиолокационная станция «Бахаревка» была подобна древнему окаменелому великану, утопшему в болотах и лесах. Встал он незыблемой преградой на пути неведомых злых сил, да так и замер на века в лесной глуши. Никому не нужный, всеми забытый, но гордый и могучий богатырь.

Это был закрытый режимный объект. На станции находились два жилых корпуса – казарма для солдат и небольшой корпус со всеми удобствами для господ офицеров. Был и технический корпус, предназначенный для управления и обслуживания собственно, радарной системой, но сейчас там находилось лишь несколько человек – толку от радиолокации теперь было немного. В западной части гарнизона располагалась небольшая площадка для горизонтального приземления флаеров с «Циолковского». Транспортные каплевидные пташки орбитальников садились и взлетали строго вертикально, что экономило немало места. В полукилометре от РЛС располагался даже небольшой аэродром, неиспользовавшийся последние несколько лет – летать было не на чем.
И, конечно, недавно сданный в эксплуатацию подземный комплекс для обслуживания спутника связи. Раньше в подземном комплексе располагалось оборудование для управления РЛС, но теперь силами ученых «Циолковского» в бункере был оборудован контур управления спутником Вместе с этим, батальон космических войск (сразу после эвакуации руководства страны на орбиту, РЛС была отдана в ведение космических войск, от которых осталось всего ничего – станция, несколько транспортных кораблей и спутник ) занимался поиском и поддерживанием связи со всеми пережившими пандемию людьми.

Шатунов в окрестностях станции действительно не наблюдалось – электромагнитные излучение РЛС было настроено на специально подобранную частоту, не воспринимаемую обычным человеком, но смертельно опасную для мертвяков.

Столь же сплоченная, и дружная, как и Васильевская База, общность служивых людей сразу приняла Антона в свои ряды. Левченко не мог пожаловаться на нерадушие и негостеприимность бахаревцев, но , предоставленный самому себе, освобожденный от каких бы то ни было обязанностей, он слонялся по ухоженной территории РЛС, разглядывая давно им не виданные постриженные газончики, пестрые клумбы и дорожки из гравия, и не находил себе места.
Его тянуло назад. На Стрелку, на которой он прожил совсем недолго, но успел привыкнуть к людям, почти сроднился с ними. Теперь, добровольно попав в новый военный лагерь он принялся терзаться сомнениями в правильности своего выбора. Стоило ли ему сюда добираться? Не лучше было бы уплыть на Коневец с Павлом ? Или настоять, вопреки решению Барина, и остаться на Стрелке? Пусть это была бы верная гибель, но он бы принял ее достойно.. И Комбат... что с ним и остальными? Люди погибали, и никто не мог придти им на помощь. Шалый уверял, что рад бы помочь, да не в силах. Орбитальники вообще не замечали что творится на земле… От бессилия и досады слезы на вворачивались на глаза.

Левченко делил маленькую комнатку в офицерском корпусе с совсем еще молоденьким лейтенантом, Мишей Бышковцем, который в день приезда перед отбоем показывал Антону территорию Бахаревской РЛС, красиво подсвеченную прожекторами.
Он был сыном полка, взятым на воспитание кем-то из офицеров еще в начале эпидемии. Миша, ровесник Антона, уже успел стать офицером. Он прошел краткий курс в офицерском училище на «Циолковском» и с гордостью демонстрировал Антону новенький мундир, который носил лишь месяц-другой.
В первую ночь они не спали – успевшие сдружиться, ребята рассказывали друг другу о себе, о своих родителях. Задремав на рассвете, Антон вдруг услышал странный звук. Проснулся в потемках, внимательно прислушался.
Балконная дверь была приоткрыта. Легкий ветерок чуть колебал марлевую антимоскитную занавеску. Юный лейтенант стоял на балконе, и тихо плакал. Его история была столь же трагична, как и семьи Антона. И , к сожалению, очень типична. Теперь, отчетливо припомнив все детали этой страшной трагедии , он тихо плакал на балконе общежития, а Антон лежал и слушал, не решаясь прервать эти слезы горя…

После недели полного безделья Антон решил все-таки преодолеть свою боязнь высоты и подняться на смотровую площадку загоризонтной РЛС. Она была расположена на высоте всего лишь тридцати метров, но даже от такой высоты уже захватывало дух. Однако ощетинившиеся мачты РЛС, усеянные радиолокационными приборами, подымались гораздо выше этой второй по счету площадки. Вообще-то, возле комплекса работали два лифта, поднимавшие людей на любую из девяти площадок, располагавшихся на каждой мачте, следовавших одна над другой на расстоянии пятнадцати метров, но Антон предпочитал подниматься пешком, по витой лестнице: он не доверял лифтам.
Выше второй площадки он подниматься не решил – слишком высоко. Запыхавшись, он стоял, облокотившись на перила площадки и затягивался сигаретой. Вспомнил, что хотел было завязать, но решил, что эта сигарета будет последней. Он обещал себе не в первый раз, и вновь не хватило сил отказаться от приобретенной привычки.
С мостка, расположенного высоко над кронами деревьев, открывался головокружительный вид на окрестности. Вокруг на много километров простирался девственный нетронутый смешанный лес, зеленый волосяной покров Земли; ничего, кроме зеленого колышущегося покрывала. Ни дымки на горизонте, ни трубы или башни. Доисторическое время, снова подумалось Антону. Так и казалось, что над кронами деревьев вот-вот покажется маленькая голова мастодонта на вытянутой шее…

Снизу раздался шум поднимающегося на механической тяге лифта. Он остановился на второй площадке, двери открылись. Антон обернулся. Майор Шалый, задыхаясь и пыхтя, семенил к нему по мачте.
Наконец, толстяк поравнялся с Антоном. Тяжело дыша, он кивнул Антону и тоже закурил, сунув пальцами-колбасками казавшуюся крошечной в них сигаретку в пухлые губы. Отдышка у него была такая, словно майор бегом взбежал по винтовой лестнице, а не поднялся на лифте. Задумчиво, щурясь и чмокая дымившейся папиросой, он принялся рассматривать бескрайний лесной простор перед собой.
-Тяжело стало подыматься на такую высоту.. Когда-то ведь бегал, да только тяжело совсем стало. Знаю сам, что полезно для здоровья, скоро снова начну…
Антон , глядя на толстую шею Шалого, подумал, что курение и подъемы пешком вполне способны когда-нибудь прикончить майора. Маленький сосуд лопнет в мозгу или в шее, и кровь начнет неумолимо заливать мозг, внутричерепное давление будет расти и расти, пока не…
Маленький инцидент, способный свалить с ног слона.
Впрочем, сидячий образ жизни его тоже не оздоровлял. Трудно было сказать, что больше навредит Шалому – оздоровительный бег или постоянное сидение в кабинете под землей по шестнадцать часов в сутки.

Антон с трудом оторвался от апоплексичного командира РЛС. Смотреть на ожирение немолодого человека было неприятно.
-Курить вам надо бросить, Владимир Аркадьевич…
Шалый громко и недовольно запыхтел . У него плохо работала носоглотка. Заложенный нос, неприятность какая, подумал Антон без сожаления.
-Озолотил бы того, кто отучит от пакости этой.. Да только выше воли моей… Теперь уж не брошу никогда…
Помолчали, разглядывая спокойный лес.
-Красота у нас, правда, Антон ? Нравится?
-Да, спокойно так. Тихо…
-Не чувствуешь что-нибудь странное? Непривычное...
-А должен? - Антон недоуменно глянул на Шалого. О чем это он?
Шалый обреченно запыхтел.
-Манит, курва, зовет оттуда. – он мотнул головой куда-то в сторону леса. Что не знаю, но точно манит что-то. Узнать бы, что и откуда… Ночью особенно чувствуется. Поживешь здесь с недельку хотя бы, сам почувствуешь…
-Какой еще зов? – Антон внимательно оглядел в профиль обрюзгшее лицо Шалого. Приехали, что называется…
-Да видишь ли, есть одна вещь странная, которая покоя мне не дает. Люди у нас пропадают, Антоша. Дело странное, непонятное…

Левченко с особенной ясностью внезапно осознал, что злой рок, преследовавший его до сих пор и, казалось, притягивавший к нему несчастья, никуда не делся. Невозможно было избегнуть его на острове в Финском заливе, нельзя было отсидеться за бетонной стеной на Стрелке, и вот теперь, попав на хорошо защищенную РЛС, где наконец надеялся найти покой и тишину, снова почувствовал всю ту же неодолимую силу, распростершую над ним карающую длань. Чувство опасности вновь всколыхнулось в нем с прежней силой. Снова все то же самое…
А Шалый говорил в нос, не замечая смятения Антона.
- До недавних пор все спокойно было. А вот два месяца назад начали люди пропадать. Примерно тогда же я и манок этот в первый раз ощутил. Вышел перед отбоем перекурить, и чувствую, зовет меня кто-то. Не словами, а мысленно. Сердцем, словно бы тянет к себе. Тоскливо, призывно… Есть там что-то, Антон. И не только я один чувствую. Многие ощущают. Особенно те, кто.. ну, по женщине истосковался. А тут все такие. Три года баб у нас вообще не видели, как не истосковаться… А за лесом, понимаешь, есть нечто, что тоску нашу по женщине улавливает и зовет. Не нравится мне это, ох как не нравится.
-Но что же это такое может быть?
-Не знаю, Антон. Уж не человек зовет, это точно. Нормальный человек сам пришел бы на РЛС. Приходили ведь, были случаи. Одичали, оголодали отшельники-бродяги, и выходят сами к жилью. Тоска здесь такая, что даже волки к человеку выходят. И даже не бешеные, вполне нормальные. Просто тоску чувствуют. Одиночество никто не может слишком долго переносить. Человеку нужен друг, товарищ. И зверю тоже. Каждую ночь они соберутся стаей и воют. Дико, аж душу вынимают. По человеку плачут, значит. Волк не домашняя псина, а все одно тоскует. Хотя, теперь уже не поймешь, где волк, где собака, они ж в леса давно ушли, скрестились с волками, бродит невесть что по лесам… Нет, это что-то совсем другое…

Первым пропал младшим сержант Антипов, щуплый болезненный парень двадцати трех лет, носивший очки на минус шесть и страдавший дислексией. Он ушел ночью, никто не заметил его отсутствия до утреннего подъема. Идти ему, как и остальным , было некуда. Кто дал ему выйти за пределы гарнизона, так и не осталось выясненным. Тщательные поиски в прилегающем лесном массиве не дали ровным счетом ничего. Поиск велся с участием трех немецких овчарок, много лет служивших гарнизону верой и правдой. Однако, хоть они и взяли сразу же уверенный след, но через несколько километров к северо-западу от гарнизона начали вести себя странно – скулили, кружились на одном месте, садились на землю и отказывались идти дальше. Единственное, в полутора километрах от РЛС нашли в зарослях кустарника его очки. Больше ничего. Был Антипов тихим, спокойным, уравновешенным, и ничего подобного от него командование базы не ожидало.
Этот случай был лишь отдельным звеном в странной цепи происшествий.

Через несколько дней пропал ефрейтор Савельев, имевший две благодарности от начальства за примерное несение службы. Он нес караул на одной из дозорных площадок на периметре. Савельев просто спрыгнул вниз с трехметровой высоты, прямо на кусты возле стены городка, поднялся и ушел лес глубокой ночью. Его отсутствие обнаружили довольно быстро. Шалый оперативно организовал погоню за беглецом; его обнаружили с помощью ПНВ идущем в том же направлении, что и ранее Антипов. Однако, след ефрейтора быстро потеряли. Догнать его не удалось.
Еще через день третий человек попал в список без вести пропавших. С тех пор люди уходили постоянно – раз в несколько дней. Казарму запирали и брали под охрану, запрещали покидать часть, но люди продолжали исчезать.
Рядовой Климчук отпросился ночью в туалет, распахнул раму и спрыгнул с подоконника второго этажа. И так же пропал без вести. Дневальному , мимо которого он проходил, Климчук показался каким-то заторможенным. Он двигался по коридору словно лунатик. Дневальный посчитал его просто сонным и не стал останавливать, ведь тот просто направлялся в туалет.
Шалому, несмотря на все предпринимаемые усилия, усиления караулов и личное патрулирование территории в темное время суток, не удавалось остановить череду странных исчезновений. В конце концов, майор был вызван на станцию «Циолковский» на ковер у начальства.
По возвращении оттуда он был сам не свой. Полковой врач зафиксировал у Владимира Аркадьевича гипертонический криз, и на несколько уложил в стационар.
Шалый понял, что скоро его отстранят от управления РЛС, но поделать ничего не мог. Он потерял сон, обходил ночами все закоулки лично, но толку не было. За малейшую провинность любой солдат рисковал попасть на губу, дисциплина воцарилась просто драконовская, майора во гневе начали опасаться, ходили по струнке все, от рядовых до замначальника станции, но несмотря ни на какие суровые меры, люди продолжали исчезать в глухом лесу и найти их не удавалось.
Солдаты отказывались выходить за территорию гарнизона, леса вокруг части стали считаться погибельными. Поэтому добровольцев, готовый идти сквозь леса и бурелом к Питеру, не оказалось. Слишком далеко, слишком опасно, даже на вездеходах.
Соваться в леса не хотелось никому. И так уже слишком многие ощущали этот манящий тягучий зов. Те, кто посильнее духом, крепился, понимая, что зов гибелен, те, кто послабее, уходили, чтобы не вернуться. Кто-то распустил слух, будто это глас Вальхаллы. Люди, не выжившие из ума, понимали, что это какая-то необъяснимая ловушка, западня, из которой нет спасения…

Орбитальники гарнизону помочь не могли, да и не хотели. Как всегда у них были дела государственной важности. В дремучем лесу следы одного единственного человека найти было очень сложно. Десятком больше, десятком меньше.. – с высоты тридцати пяти тысяч километров разницы никакой.
Оставалось лишь превратить радиолокационную станцию в анклав, ждать, когда ситуация сама по себе разрулится…
Да и случай с потерпевшим аварию вертолетом «Черная акула» Шалый относил к этой же серии исчезновений. Неофициально он поручил пилоту вертушки осмотреть леса в радиусе пятидесяти километров: вдруг он что-нибудь заметит с воздуха. Шалый и сам не мог для себя сформулировать, что же он хотел обнаружить, но все же…
Он не знал, как связано падение вертушки и эти исчезновения солдат, но нутром осознавал, что это звенья одной цепи.

Закончив странный рассказ, Шалый отточенным тычком пальцев выстрелил с площадки окурком, проследив за траекторией его падения вниз. Затем повернулся к Антону.
-Кстати, я поднялся не только , чтобы рассказать тебе о том, что здесь творится. Сегодня мне позвонили. Оттуда – он многозначительно воздел толстый перст в небеса. - После обеда мы с тобой отправляемся на «Циолковского». Там с тобой очень хотят поговорить.
-Вот уж не думал, что они мной заинтересуются. – обомлел Антон.
-Им виднее, кем и чем заниматься… Наверное, хотят с тобой поговорить насчет всей этой заварушки в Питере… В пятнадцать ноль-ноль ждем флаер на посадочной площадке. Орбитальники пунктуальны, время соблюдают идеально точно. Так что, лучше не опаздывать…

Глава XI
К звездам

Ровно в пятнадцать ноль-ноль небольшой каплевидный серебристый транспортный корабль-прототип, рассчитанный на шесть человек и двух пилотов, приземлился на круглой посадочной площадке Бахаревского гарнизона. Как известно, в тридцатых годах на орбите Земли начала работу первая ступень многоцелевого международного орбитального завода «Одиссей», рассчитанного на сборку крупных космических кораблей ,различных модулей, выращивания кристаллов, в том числе и оборудования для строящейся лунной базы.
К сожалению, завод так и не заработал в полную мощность. Ни один крупномасштабный замысел осуществлен не был. Сборка больших кораблей для межзвездных перелетов, остановилась в самом начале, новый орбитальный телескоп «Галлей», детище международного научного сообщества, не увидел свет. Пандемия перечеркнула все амбициозные проекты человека.

Впрочем, кое-что ученые все-таки успели разработать. В числе немногих экспериментальных разработок увидел свет и прототип транспортника, работающего на водородном топливе.
Космическая станция «Циолковский» представляла из себя огромный металлический тор, обращавшийся на высоте 35 тысяч километров над экватором; станция была пристанищем десяти тысяч человек. Изначально она предназначалась для космических исследований с геостационарной орбиты, однако после начала пандемии было решено эвакуировать на станцию все высшее руководство страны.

Первым указом президента России на борту станции стало распоряжение о присвоении «Циолковскому» статуса главного штаба по борьбе с распространением вируса на территории России. Когда стало ясно, что так быстро с этой чумой справиться не удастся, президент издал указ о введении на всей территории страны чрезвычайного положения. Оно действовало до сих пор, и официально отменено не было. С борта «Циолковского» президент в последний раз вышел в эфир федеральных телеканалов. Спутники до сих пор бороздили космическое пространство возле Земли, но телесети уже не функционировали, обращаться было не к кому.
На станции располагался Генштаб, аппарат президента, и научно-исследовательский комплекс, в котором по-прежнему жили ученые, занимавшиеся исследовательской работой. Из-за нехватки места, поначалу планировали их отселить со станции, однако люди, осознавшие, что им угрожает в случае возвращения на Землю, сумели убедить лично президента в необходимости продолжения своих исследований, поэтому они остались на «Циолковском». Считалось, что они исследуют природу вируса, вырабатывают способы борьбы с неизлечимой болезнью.
Жилого места здесь и в самом деле было не хватало. В каютах жили подчас по шесть- восемь человек, однако выбора не было, никто не жаловался. Недовольных с радостью отправляли на землю на борту очередного флаера, привозившего на станцию все необходимое. Наоборот, попасть сюда на ПМЖ считалось недостижимой мечтой большинства людей, оставшихся на поверхности. Летающий бублик стал олицетворением рая, попасть в который некоторые смогли и при жизни, а теперь пользовались всеми благами, предоставляемых им святилищем.
Во входном шлюзе был оборудован санпропускник, сканировавший всех прибывающих на станцию на наличие любого рода инфекций и вирусов. Вход для больных или вызывающих подозрение был закрыт, да и для здоровых людей из числа простых смертных тоже. «Циолковский» чисто физически не мог принимать новых беженцев. Только элита и группа ученых, более никого.

Говорили, что по большому блату (деньги уже ничего не решали) кое-кому удалось попасть на станцию, когда свободных мест уже не оставалось. В любом случае, все решали связи и целеустремленность. Можно себе представить, какая была конкуренция среди желающих эвакуироваться на станцию.

Существовали закрытые списки с фамилиями людей, утвержденных к переселению на «Циолковского». И если список утвержденных лиц составлял пять тысяч человек, больше станция не могла вместить, то список рекомендованных к эвакуации составлял, говорили, тысяч пятьдесят человек. В этих списках были только самые нужные и важные для государства люди – медики, ученые, генералитет, высокопоставленные чиновники, и те, кто на этапе формирования списков сумел попасть туда за огромные деньги. Первые несколько мест в списке утвержденных, безусловно, были зарезервированы для семьи президента.
Даже всеми правдами и неправдами попав в список рекомендованных, человек знал, что шансы его невелики. Появлялись они лишь у предприимчивых, пробивавшихся в список утвержденцев. И тут уже не брезговали никакими средствами. Кто-то из счастливчиков, уже сидевших на чемоданах, внезапно пропадал в последний момент. Вариантов было множество - люди взрывались в машине, погибали от взрыва газа, пожара из-за неисправных отопительных устройств, или становились добычей безымянного киллера. Место выбывшего недолго оставалось вакантным. Его занимал тот, кто был в списке ниже на одно место. Таким образом, очередь понемногу продвигалась. В какой-то момент список утвержденных лиц вдруг стал считаться черным – слишком уж рисковали те, кто в нем находился, погибнуть от несчастного случая.

В разгар пандемии много слухов ходило о станции, один другого нелепее и неправдоподобнее. Официально народу не сообщалось ничего, но все были в курсе, что готовится эвакуация элиты страны. Пока в народе работало «сарафанное радио», люди обсуждали меж собой очередные перипетии, связанные со списками.

Даже в подъезде Антона судачили бабки, встречаясь на лестничных клетках. По старой, укоренившейся десятилетиями привычке они проверяли почту в ящиках. Сами знали, что газет нет и не будет, но ходили тем не менее исправно. Размять суставы, поговорить с товарками.
-Наш-то, Афанасий Дмитриевич, мэр, застрелился вчера на даче.
-Говорят, он тоже в списке утвержденных был на эвакуацию…
-Точно, точно был, бабоньки. Как есть говорю. Мне в собесе говорила одна женщина, она точно знает! Деньги ему большие предлагали, чтобы фамилию свою он оттуда убрал, да куда там! Уперся, и ни в какую. Вот вишь, по-хорошему не захотел, так убили человека…
Долго охали бабки, скорбно качая седенькими головами и расходились по квартирам.
Сразу после Нового года была срочно проведена эвакуация. Больше ждать было нельзя. Для тех, кто остался внизу, станция так и осталась пределом мечтаний. Это был миф о загробной жизни, райское место. Однако, для тех, кто жил на ней, это была лишь отсрочка. Выживание в условиях нехватки жизненного места, недостатка витаминов, чистого свежего воздуха. Первую, нижнюю палубу, занимали техники и обслуживающий персонал, а так же самые незначительные персоны из мира бюрократии. Второй, средний ярус, занимали военные, аппарат президента и высокопоставленные чинуши. На третьей, верхней палубе, размещались лаборатории, там же жили ученые и медики, а в западной части палубы находились изоляторы, в которых и проживали немногочисленные женщины с детьми.

Стерильные условия, в которых их содержали, стремясь не допустить к хрупким организмам вирус, губил их. Отсутствие микробов еще более ослабляло человеческий организм. Хилые, бледные, малокровные, женщины с детьми действительно выглядели больными в сверкающих, безукоризненно чистых палатах. Кварцевание и другие медицинские процедуры мало помогали. Людям была нужна естественная среда обитания, свежий воздух, а не изолированные боксы. Количество проживающих на станции женщин было строго засекречено. Говорили, что жена и дети президента находятся именно там, в изоляторе.
Прибыв на станцию, Антон и Шалый прошли стандартную дезинфекцию и сканирование во входном шлюзе. Несколько минут компьютер анализировал пришельцев на предмет наличия возбудителей, идентифицировал личность по результатам био-скана. Пробы на чуму Файнберга брались непосредственно из жировых выделений из ладони, положенной на опознавательный прямоугольник.

Наконец, система закончила анализ, обоих обдало белесым дезинфицирующим газом, массивная шлюзовая дверь поднялась верх, их взорам предстал восточный коридор нижней палубы «Циолковского».
Шалый бывал здесь частенько, поэтому он сразу же уверенно направился в штаб на вторую палубу. Антон осматривался на ходу, широко открыв глаза. Все здесь было поражало его воображение. Он ожидал увидеть толпы военных, одетых в парадную форму, караульных на каждом посту и медиков, снующих туда сюда по коридорам, но ничего такого там не было. Конечно, попадались солдаты и люди в форме, однако большинство людей были одеты в гражданское- комбинезоны, рабочие халаты, и просто свитера, рубашки, костюмы. Здесь был их дом, и одевались они соответственно. Единственное, что оправдало его ожидания – караульные в красивой темно-синей форме космических войск с красивыми золотыми шевронами на рукавах и эмблемой на рукаве – земля в окружении серебристых спиральных колец и перекрещенными мечами в нижней части. Они стояли повсюду – на станции было много помещений с ограниченным доступом.
Интерьер станции был выполнен из легкого белого пластика – никакого листового железа, давившего на психику и утяжелявшего станцию – только легкие светлые материалы, придававшие станции праздничный вид.
Антону бросилось в глаза, что среди снующих по коридорам людей почти не было молодежи – в основном, здесь жили люди среднего и старшего возраста. Он встретил всего несколько молодых людей, которым явно не было тридцати – они с деловитым видом шли по коридорам, зажав папки под мышками, или читая на ходу бумаги. Очевидно, это были дети важных персон на станции.
Миновав приемную, в которой у двери кабинета генерал-полковника Ковалева восседал важный усатый майор-референт в форме, оба наконец попали в его кабинет. Именно Ковалев заведовал службой безопасности на станции, а так же курировал работу наземной станции РЛС.
Небольшой кабинет генерала был обставлен просто, но со вкусом – этажерка в углу, небольшой стеклянный шкаф для бумаг и массивный письменный стол на подиуме, за которым и восседал генерал, возвышаясь над посетителями.

Был он уже пенсионного возраста, но следил за собой, был в отличной физической форме, так что выглядел куда моложе своих шестидесяти. Энергичный подтянутый мужчина с короткой седой военной стрижкой, он являл собой разительный контраст по сравнению с рыхлым увальнем Шалым.
-Здоров, майор! – энергично поприветствовал он коллегу, вставая и крепко пожимая тому руку.
-Здравия желаю, Дмитрий Владимирович! - Шалый чуть поморщился от волевого рукопожатия генерала.
Ковалев обратил внимание на Антона, прищурился, цепко оглядывая парня.
-Значит, ты и есть Антон Левченко? Ну будем знакомы. – генерал протянул руку и ему. Рукопожатие генерала было стальным. Антон и сам едва сдержался от гримасы боли.
-Садись, Антон. И давай, рассказывай все о себе. Как попал на Стрелку, как там жил, о группе Комбата расскажи, и обо всем остальном.
-С подробностями или кратко? – вздохнул Левченко.
-Время есть. Давай в деталях…
Через полчаса беседа, больше напоминавшая Антону допрос, была закончена. Генерал внимательно слушал, в паузах сыпал уточняющими вопросами, в деталях расспрашивал обо всех обстоятельствах плена группы Комбата и взрыве бетонки. Отчего-то у Антона возникло чувство, что генерал уже прекрасно знал все, что он ему рассказывает. Тем не менее, Левченко продолжал, пока не дошел в рассказе до момента прибытия на Бахаревку.
Спросил Антон начальника, пользуясь случаем , и о положении дел на Стрелке.
-По нашим сведениям, полученных с помощью спутникового наблюдения, людей там, - генерал подчеркнул это слово, - не осталось вовсе. К сожалению, башню команда Комбата не удержала. Боюсь, что все они на данный момент мертвы. Так же остается открытым и вопрос о том, как шатуны перебрались через бетонку. Семь лет она обеспечивала безопасность Базы, и вот, случилось что-то непонятное…
Генерал совершенно не выглядел опечаленным , когда говорил это. Казалось, его больше занимал золотистый карандаш, которым он постукивал о костяшки пальцев.
Итак, многозвездный генерал подтвердил опасения Левченко. Никто не выжил… Что ж, он ждал этих слов…

Наконец, генерал удовлетворился, исчерпав запас вопросов, и начальственным жестом отпустил Антона. Тот вышел в коридор, подошел к длинному обзорному окну, открывающему великолепный вид с орбиты на Землю с высоты тридцати пяти тысяч километров. Антон позабыл обо всем, разглядывая планету из космоса… Да, когда-то многие готовы были заплатить громадные деньги, лишь бы получить квартиру с таким вот видом.
Майор и генерал остались вдвоем.
-Ну что, майор? Какие соображения по поводу этого парня? Ты сам ему доверяешь?
-Дмитрий Владимирович, его рассказ звучит достаточно правдоподобно, к тому же Петр Николаевич сам связывался с нами, предупредил, что появятся двое ребят…
-Двое, майор! Двое! А не один!
-Ну, я предполагаю, что..
Генерал вздохнул, с высоты своего места оглядывая жирную бесформенную тушу в мундире, сидящую в кресле напротив.
-Вот потому-то ты до сих пор майор, что только предполагаешь, когда нужно знать наверняка! В расположении твоей части появляется незнакомый человек, якобы, проживший некоторое время на Стрелке. И ты поселил его вместе с остальными, даже не потрудившись установить наблюдение и прослушку…
Жировые складки на побагровевшем лице Шалого пришли в движение.
-Но я же…
-Володя, я ничего не утверждаю. Вполне возможно, парень чист, и абсолютно все рассказанное им – правда. Но ты же можешь оценить ситуацию – сначала гибнет гарнизон на Заячьем Острове, затем попадает в плен группа Комбата, потом были прорваны защитные укрепления, остатки васильевского ополчения были окружены, все люди в башне погибли, это можно утверждать со стопроцентной точностью. И только этот парень чудесным образом вышел изо всех перипетий живым и здоровым. Прошел через Черный лес, пусть и с проводником, хотя твои парни, здоровые обстрелянные мужики с боевым опытом, и шагу в леса ступить бояться… Сказки их напугали, видите ли…
Шалый багровел все больше. Вскинул было опущенную голову, хотел что-то сказать, но из задушенного горла вырвался лишь писк. Ковалев усмехнулся.
-Что, майор? Распустил ты своих людей… Хуже баб стали.. И что это за история с исчезновения людей? Что у тебя вообще происходит в гарнизоне?
-Дмитрий Владимирович, я лично работаю над этим делом... - наконец овладел даром речи майор.
-Работаешь, говоришь? Ну давай, работай… Скажу только, что если ты не выяснишь причину исчезновения твоих ребят, то начальником РЛС тебе больше не быть. Есть у меня другие кандидатуры на твою должность. И помоложе, и поперспективнее. Засиделся ты в своем кресле, майор.
На Шалого нельзя было смотреть без сострадания. Он только что не плакал от отчаяния и досады.
-Землю буду грызть, Дмитрий Владимирович! Сам в лес пойду, найду ребят!
-Давай, майор. Сроку тебе даю две недели. Не выяснишь в чем дело, пойдешь сортиры драить в своем гарнизоне прапорщиком!
-Так точно.. – выдавил заплетающимся языком несчастный майор.
Вот, смотри. – генерал небрежно швырнул на стол пачку цветных спутниковых фотографий. –Из чистого любопытства я распорядился вчера сфотографировать со спутника лагерь археологов с инфракрасным фильтром. Что ты видишь?
Шалый с усилием нагнулся к столу, взял фотографии. Рассмотреть детали было трудно, но все-таки…
Генерал усмехнулся, увидев обескураженную физиономию майора.
-Как видишь, лагерь археологов разорен , периметр разрушен, дома сожжены, один пепел остался. Поселения там больше нет. Температура пепелища выше температуры окружающей среды, пожар был совсем недавно… Удивительное дело.. Этот парень несет разрушение всему, с чем соприкасается. Карма, видать , плохая…
-Но как же это так, Дмитрий Владимирович... Как это понимать?
-Не знаю, майор. Может, это лишь совпадение. А может, тут что-то другое. Я пока не разобрался, что к чему. Знаю лишь одно- нужно установить за ним наблюдение. Он кажется мне крайне любопытной фигурой, чтобы не сказать подозрительной…
-Так точно, товарищ генерал! Я лично прослежу..
-Нет уж, майор, - усмехнулся Ковалев. – наблюдением займусь я. Сейчас отведешь своего Левченко на верхнюю палубу в лабораторию. У него возьмут кое-какие анализы. После этого можете быть свободны. Флаер отвезет вас обратно. На этом все. И не забывай – твое кресло неустойчиво. Смотри, не упади с него, майор…

Все еще свекольно-багровый, Шалый выскочил из кабинета как ошпаренный. Лишь через десять минут, когда они поднялись на верхнюю палубу, вспотевший и отчаявшийся Шалый немного пришел в себя.
В медицинском корпусе, залитом люминесцентным светом, царила приятная прохлада и деловитая атмосфера – мерцали многочисленные мониторы, легко шумели кондиционеры. Десяток человек в безукоризненно белых халатах сновали между столами с пробирками, бумагами и компьютерами.
Какой-то небольшой щуплый человечек в очечках с тонкой металлической оправой, которому Шалый кивнул, войдя в зал, подбежал к вошедшим и цепко ухватил Антона за руку.
-Левченко, если не ошибаюсь?
Тот кивнул, пытаясь высвободиться.
-Очень рад познакомиться! Меня можете звать Игорем Геннадиевичем. Я старший лаборант на «Циолковском». Надеюсь, вам у нас нравится, молодой человек?
Антон неопределенно пожал плечами.
– Пройдемте к моему столу. - Человек особенно, по-змеиному улыбнулся.- Сейчас возьмем кое-какие анализы, если не возражаете.

Он проворно усадил Антона на стул, закатал ему рубаху и протерев ваткой сгиб локтя, вонзил острие шприца, наполняя его кровью. Майор тем временем подошел к другому столу и добродушно обменивался рукопожатиями с медиками. Похоже, он знал тут всех и вся.
-Тээээкс… Вот и кровушка… - человечек улыбнулся тонкими губами, плотоядно, как вампир, разглядывая пробирку в свете настольной лампы. – А теперь, молодой человек, позвольте сделаем маааленькую прививочку…
Он извлек из холодильника ампулу у с прозрачной жидкостью, ловко, как фокусник, перекинул ее из руки в руку, словно бы жонглируя, отколол кончик и наполнил жидкостью шприц.
-Это еще что такое? – недоверчиво покосился Антон на наполненный шприц в руке медика.
-Прививочка, молодой человек. Чтобы больше ничем не болеть.
-Я и так здоров. - Антон убрал руку.
Человечек сделал вид, что слегка опечален.
-Антон, я бы на твоем месте сказал спасибо за то, что тебе бесплатно хотят сделать прививку. Это же так называемая универсальная сыворотка – вакцина против чумы, холеры, гепатита B,C, D, СПИДа и других возбудителей. Кроме, увы, вируса Файнберга, но мы и над этим работаем! Согласен, звучит фантастично, но так и есть. Эта чудо-прививка – наша гордость! – добавил он с гордостью. – на станции все сотрудники привиты.
Антон нехотя вернул руку. Немедленно игла вонзилась в вену, ледяное лекарство потекло внутрь. Он вздрогнул.
-Ну, вот и все, - сказал человечек мгновение спустя. – Поздравляю , теперь ты привит.
Майор, беседовавший с каким-то сухопарым ученым в сером халате, жестом подозвал Антона.
-Слушай, парень. Тебе определенно стоит посмотреть кое на что, пойдем с нами. Это мой знакомый, научник из технического корпуса, - он кивнул в сторону собеседника. - Они кое что обнаружили интересное.
-Пойдемте, это и в самом деле любопытно. - Сухопарый одарил Антона легким кивком.
Майор с Антоном последовали за ним. Сначала они стремительно прошли медицинский корпус, затем по длинному коридору с обзорными панорамными окнами, попали в технический корпус. Разница с медицинском центром была разительна.

После сверкающих стерильностью, залитыми белыми светом помещений технический зал, погруженный в полумрак, был похож на чистилище. Везде полумрак, столы завалены железяками, кто-то паяет платы, кто-то через лупу рассматривает микросхемы справа ослепительно пыхнула дуговая сварка. Жужжат шершнями манипуляторы, идет сборка конструкций. Работа кипела…

Ученый подошел к одному из столов, заваленному микросхемами и включил свой монитор.
-Вот, взгляните на это. – он щелкнул клавишей. На экране появилась видео, записанное спутником. Комплекс промышленных зданий, стоящих на берегу залива или моря.
Антон пригляделся. Камера крупно наехала на здания, отчетливо стали видны технические корпуса, вентиляционные трубы и множество нелюдей вокруг них. Их были там тысячи... Огромные толпы бесцельно шатающихся туда-сюда мертвяков. Некоторые из них рвали на части своих же товарищей. Антон отвернулся, сдерживая рвотный позыв.
-Это же… ЛАЭС-4, правильно? - Шалый озадаченно скреб пятерней затылок.
-Атомка и все ее четыре очереди, снабжавшие некогда весь Ленинградскую область. - кивнул сухопарый.
-Почему же их там так много? – спросил Антон.
-Это и есть самое интересное. Дело в том, что мы с помощью спутника определили места наибольшего скопления инфицированных, или шатунов, как вы их называете. Больше всего их там, где есть источники повышенной радиации. Чем-то она их привлекает. Одним из радиоактивных источников является заброшенный комплекс ЛАЭС на берегу Финского залива.
-Но подожди, Степан, - возразил майор. – ведь все топливо выгрузили из реакторов при эвакуации? Там же не должно оставаться ничего, что вызывает повышенный фон?
-К сожалению, все топливо выгрузить не успели. В втором блоке в реакторном отсеке все еще остается порядка ста килограммов ядерного топлива в стержнях, ТВЭЛах – в основном, уран. Данные со спутника это подтверждают. Там установлен модернизированный РБМК, верхняя крышка биологической защиты сдвинута. Топливные стержни просто торчат в недрах реактора. Радиационный фон до рентгена в час, видимо, есть поврежденные стержни. Именно этот энергоблок и привлекает сюда шатунов со всей округи.
-Но почему они не гибнут от радиации, если там такой высокий фон?
Сухопарый пожал плечами.
-Этого мы не знаем. Похоже, вирус преподнесет нам немало сюрпризов. Однако, какие-то мутации в их организмах несомненно происходят. Какие, это предстоит выяснить. Зафиксированы скопления зомби и в некоторых других районах. В том числе и в районе Васильевского острова.
-Как… разве и там есть радиация? – вздрогнул Антон.
-Повышенные поля существуют и там. Мы исследовали ваш район со спутника. Оказывается, между Васильевским и Заячьим островами на дне Невы покоится ядерная бомба.
Шалый с Антоном ошарашено уставились на него. Степан усмехнулся, глядя на их вытянутые лица.
-Вы и не знали? Окружной военный штаб Ленинградского округа не просто планировал уничтожить инфицированных с помощью ядерного или химического оружия. Разрабатывались различные планы по уничтожению инфицированных. Как вы знаете, обычные авиабомбы сбрасывали на районы с эвакуированным населением, впрочем, особого эффекта эти операции не принесли – все равно, что палить из пулемета по комарам. Ядерная боеголовка действительно была сброшена, подрыв планировалось осуществить на высоте ста пятидесяти метров. Взрыв гарантированно накрыл бы полгорода. Однако, бомба упала в воду и не сдетонировала. Теперь уже неизвестно, что было тому причиной- неисправность бомбы, или кто-то в окружном штабе в последний момент изменил планы, устрашившись грядущих последствий. Она до сих пор лежит на дне реки, вызывая небольшой, но заметный фон, который и привлекал в ваш район шатунов. Неудачное место выбрали вы для своей базы. В какой-то мере, ее конец был предопределен с самого начала…
Антон никак не мог придти в себя.
-Значит, все это время мы жили рядом с бомбой?
-Именно так. – кивнул ученый. - Впрочем, насколько я понял, ты прожил на Стрелке всего несколько недель, фон не мог нанести вреда твоему здоровью, он несильно повышен в вашем районе. Слава богу, что эта боеголовка была единственной, иначе Питера уже не существовало бы в принципе…
-Давно надо эти гнезда подавить, - процедил Шалый. – Раз известно местоположение противника, чего ждать? Разбомбить скопления противника, выжечь напалмом, и дело с концом. Есть же у вас авиация, какая-никакая? Можно подвесить бомбы, и разнести все к чертовой матери.
-Читаете наши мысли, Владимир Аркадьевич! Именно такие планы у нашего командования и существуют. В конце концов, применим бактериологическое, либо химическое оружие...
-Но вы же не можете просто так уничтожить всех инфицированных! – воскликнул Антон. - Сначала надо изучить, какое действие оказывает радиация на организмы больных, а потом уничтожать их!
Ученый отмахнулся от Левченко.
-Приказ командования. Раз не можем вылечить, значит, следует уничтожить всех шатунов, ведь они представляют угрозу для здоровых людей. Да разве всех передавишь? Проще дамбу Гувера возвести голыми руками, чем выследить и уничтожить их всех до одного. Толку в этом, правда, нет, они и сами вымрут рано или поздно… Это будет демонстрационный акт, показуха. Уничтожат десяток тысяч инфицированных и бодро отчитаются перед президентом – так и так, боевая задача выполнена, угроза безопасности для здоровых людей существенно снизилась. Видимость, не более.
-Но неужели вы оставили надежду вылечить их? Вы же работаете над вакциной…
-Вакцину невозможно разработать. - презрительно хмыкнул майор.
-Пожалуй, вы правы. –поддакнул ученый. -Наши медики склоняются к тому же мнению. Мы нисколько не продвинулись в этом плане. Ряд ученых считает, что создать эффективную вакцину против этой чумы невозможно. И со временем, число сторонников этой гипотезы лишь увеличивается…
-Это же люди…- выдал Антон свой последний аргумент, хоть и сам знал, что это не довод.
-Были людьми!- оборвал его Шалый. – Были!
-Антон, в самом деле, лучше тебе перестать о них думать, как о людях. Эти существа не способны мыслить. У них нет разума, и они не могут называться homo sapiens. Это homo emoriens, вымирающий вид.
-Мы тоже скоро вымрем!- вырвалось у Левченко.
-Ну, мы по крайней мере, не сдаемся. На «Циолковском» живут несколько сотен женщин и детей. Пока они живы, жива и надежда…
-Неужели никак нельзя вылечить всех, кто заражен и еще не умер?
-Эффективного лекарства не существует. Правда, есть одна любопытная теория. Как известно, есть два типа…хм… человеческих существ на этой планете. Те, кто заразился и стал инфицированным, и те, чьи организмы уничтожили вирус. Ты, я, и все остальные на станции – все мы здоровые люди. Но есть предположение, что существует и третий вид человеческих существ. Это носители вируса. Они не заболели, но и не избавились от вируса, носят его в себе, бессимптомно. Не думаю, что существует хоть один такой человек на планете, ведь за все эти годы ученые так и не нашли ни одного носителя вируса. Но если бы обнаружили… О, это было бы поистине чудом! С помощью сыворотки из его крови мы бы могли создать действительно эффективную вакцину! Но, увы…
-И такие люди, если они существуют... Они сами знают, что носят в себе вирус?
Ученый помедлил несколько секунд, шевеля в воздухе тонкими длинными пальцами.
-Безусловно. Трудно не догадываться, что с тобой что-то не так, если люди вокруг тебя умирают десятками, сотнями, тысячами! Вирус крайне заразен, человек не мог не заразить воздушно-капельным путем всё свое окружение. Возможно, даже целый город! Да, именно так! Вирулентность слишком большая! Нет, мы бы знали о таком человеке! Но до сих пор мы не нашли даже косвенных фактов, подтверждающих эту гипотезу. Поэтому считается, что это нонсенс…
-Я найду такого человека. – неожиданно для самого себя вырвалось у Антона. Он покраснел.
-Юность! Тщетные надежды! - Степан добродушно рассмеялся.- Пойми, что это лишь теория, и таких людей, по всей видимости, нет в природе. Ученые время от времени любят развлекать себя подобными теориями. Поточить о какую-нибудь проблему острие разума. Но это лишь выдумка, не существует носителей вируса.
-Такие люди должны быть! – Антон упрямился.
Ученый потрепал его по плечу.
-Не стоить тратить время попусту. Лучше делом займись.
-Нам пора, Антон. - Шалый скучающе глянул на часы.

Всю дорогу обратно, лежа в удобном пассажирском ложементе транспортника у иллюминатора, Антон раздумывал над словами Степана. К моменту возвращения на базу, он твердо решил отправиться на поиски. Искать всю жизнь, если потребуется, но найти такого человека, чтобы вылечить тех, кого еще можно из числа инфицированных. Чтобы женщины и дети могли жить на Земле, свободно, а не чахнуть в стерильных боксах на «Циолковском», «Калипсо» и других замкнутых станциях. У него было какое-то необъяснимое чувство, что ему повезет. Теплое, греющие ощущение внутри, вроде интуиции, нашептывающей, что все будет хорошо. Возможно, в этом и было его предназначение. Его истинная миссия. Не путь воина, но путь странника. И Антон решил вступить на него….

Глава XII
Наваждение

Несколько ночей подряд Антон видел один и тот же странный сон в те короткие летние часы, когда удавалось заснуть. Яркий, отчетливый, запоминающийся, повторяющийся раз за разом.
Ему грезилось, что он бредет по лесу ранним утром и точно знает, что где-то впереди его ждет неописуемой, сказочной красоты девушка. Ее образ так отпечатался в его сознании, что он мог бы нарисовать ее , сидящую на берегу лесного заброшенного пруда –длинные вьющиеся черные как смоль волосы, бледное лицо. Она задумчиво зачерпывала пригоршней воду, словно проверяя, не слишком ли она холодна. Потом вставала, сбрасывала короткое желтое летнее платье и медленно входила в воду, по которой стлался легкий туман. Девушка оборачивалась назад, словно бы ждала, когда появится Антон. Ее полновесные тяжелые груди идеальной формы легко колыхались в такт движениям. Изгиб спины, крепкие бедра – все в ней манило и притягивало взгляд. Он шел к ней сквозь густой лес, ломая сучья, цеплявшиеся за одежду, и никак не мог дойти до озера. Ветки царапали лицо, лес становился все гуще и гуще, и как бы он ни старался, в результате дело кончалось одним и тем же. Каждый раз он просыпался с ощущением, что почти нашел загадочную красавицу, ему осталось пройти лишь несколько десятков метров до заповедного места, но лес вставал неодолимой преградой на его пути.
Он просыпался в поту, долго лежал, не в силах избавиться от ощущения того, как страстно и неутолимо желал он во сне эту девушку. В первый раз нахлынувшее на него жгучее желание было столь велико, что он, повернувшись со стоном на бок, вцепился зубами в уголок подушки, что есть сил стиснув ее зубами. Так он поступал еще в раннем детстве, вымещая на подушке досаду и раздражение. Полежав так несколько минут, Левченко немного успокоился, стало легче. Ему было нестерпимо жаль самого себя, всех остальных одиноких, глубоко несчастных мужиков, прячущих глубоко невысказанную душевную муку и боль одиночества…

Однако, желание не уходило. Оно оставалось и после пробуждения. Либидо, так глубоко загнанное им глубоко вовнутрь и не имевшее выхода, вновь вспыхнуло и ожило в его сознании.
Левченко никому не рассказывал о своем повторяющемся сне. Во первых, это был лишь сон, во вторых, просто не испытывал делиться с кем-то столь личными переживаниями.
Удовлетворить сексуальный голод парень все равно не мог. К содомии он испытывал отвращение. Антон держал глаза открытыми и видел, что творится вокруг. Неудовлетворенные, агрессивные мужики вокруг – они либо предавались рукоблудию или содомии и скотоложству, либо просто постоянно напивались и дрались, зачастую смертным боем. Даже здесь, на Бахаревке, вспыхивали подчас жестокие групповые потасовки и офицерам приходилось утихомиривать драки с помощью брандспойтов и мощных струй ледяной воды.
Нет, он предпочитал переживать внутри и никому не говорил. Вообще, о женщинах предпочитали говорить вслух как можно меньше, и он принимал и разделял это общее правило. К чему плакаться, что тебе нужна женщина, если все равно их не осталось?

Через пару дней после первого сна, обнаженная девушка вновь привиделась ему. Но только теперь сон немного изменился – девушка снова обернулась, посмотрела назад, словно ожидая его, а потом произнесла «Антон!». И еще раз.
Жгучее желание обдало горячей волной, затуманило сознание, он застонал. Действуя как сомнамбула, парень открыл глаз и поднялся с постели, не просыпаясь. Мишка посапывал во сне и как всегда, что-то бормотал. Свет полной луны заливал комнату. Антон точно знал, как найти эту девушку. Желание усилилось до непереносимого уровня. Левченко вышел на балкон, ощущая свежий ночной летний ветерок, затем, перелез через перила и спрыгнул вниз, на газон. Он направился к росшему возле гарнизонной стены старому раскидистому дубу, росшему здесь уже лет двести, поэтому его так и не решились спиливать. Антон взобрался на него и, проползя по широченной ветке к стене, соскочил на нее, легко спрыгнув вниз уже с другой стороны. Он не подозревал, что именно так и выбирались наружу другие пропавшие солдаты гарнизона. Иного способа покинуть охраняемую и патрулируемую часть не было. Все они пребывали в лунатическом затмении и не отдавали себе отчета в своих действиях. Сумеречное сознание контролировало их поступки, толкая на погибель.

Он ринулся в чернильно темную чащу и побрел в одному лишь ему ведомом направлении. Уже совсем рассвело, когда Антон добрался до лесной деревушки – десяток покосившихся гниющих домов по обе стороны заросшей травой тропинки. Впереди виднелась деревянная часовня. Влечение толкало его вовнутрь часовни. Внезапно он очнулся. Трудно сказать, каким подсознательным усилием воли Антон сумел сбросить оковы лунатического сна, однако это ему все-таки удалось.
Левченко растерянно огляделся, не понимая, как учился в лесной деревне. Поежился от утреннего холода, обводя взглядом покосившиеся срубы изб. Он понял, что в первые в жизни впал в лунатическое состояние. Как попасть обратно в воинскую часть, он не имел понятия. Через несколько минут слева из зарослей высокой травы вышли двое стариков с посохами с серебристыми набалдашниками и в белых полотняных рубахах навыпуск. Они неспеша направились к Антону наперерез. Он мельком глянул на них и внезапно сердце кольнуло острой болью предчувствия; еще раз всмотрелся в них более осмысленно и закричал от ужаса – у них не было ртов. Странные люди неспеша вышагивая в траве, приближались к нему. Антон бросился направо, в сторону леса. Из-за избушек с правой стороны показались еще несколько безротых стариков. Они все были похожи друг на друга как две капли воды – близнецы, по странному капризу природы имевшие необъяснимый физический недостаток. Ему почему-то показалось, что они были чем-то слегка удивлены. Старики показались впереди и сзади беглеца – они медленно надвигались. Десятки стариков, похожих друг на друга как две капли воды, медленно обступали со всех сторон. Антон замер, не зная, что предпринять.

Наконец, один из них поднял свой посох и направил его на Антона. На набалдашнике вспыхнуло яркое ослепительное пламя, словно кто-то поджег магний. Тот мгновенно почувствовал резкую головную боль, в черепной коробке словно бы раздался взрыв . Все завертелось перед глазами, сыпануло искрами, поплыло влево , и он грохнулся на пыльную проселочную дорогу.

Кажется, его куда-то тащили. Он лишь периодически всплывал из пучины бессознательности, отдаленно, словно через вату, воспринимая происходящее. Наконец, его бросили на земляной пол в сарае. Он смутно помнил солнечные лучи, косо пробивавшиеся между досок. Кажется, кто-то вошел в сарай, тронул за плечо, перевернул – он все еще воспринимал окружающее в полубессознательном состоянии. Вязкая пучина крепко держала его разум, не давая вырваться, так что до него долетали лишь разрозненные обрывки информации из реального мира. Снаружи все время ходили какие-то люди, раздавался негромкий говор. Послышался резкий крик. Потом он снова потерял сознание.

Очнулся Левченко уже голый, лежа на жертвеннике в деревянной часовне. Крепкие веревки прочно удерживали его руки и ноги на местах, глубоко врезавшись в кожу, вокруг алтаря со всех сторон шевелились уже знакомые ему уродливые старики с посохами. Кадила распространяли терпкий запах. Один из стариков стоял над ним, читая вслух толстенную книгу в кожаном переплете на непонятном языке; Антон, как ни силился, не понимал ни слова. Он чуть пошевелился, наклонил голову вправо, желая рассмотреть окружавшие предметы. По-прежнему он чувствовал себя так, словно был сделан из ваты. Все тело обмякло, и хоть он уже пребывал в сознании, его воля была подавлена чужой, гораздо более сильной. Умудрившись изогнуть голову, Антон увидел у алтаря на возвышении странную скульптуру, вырезанную из камня. Языческая фигурка женщины в человеческий рост с распущенными волосами, огромной грудью, полностью обнаженная, сидящая на низком троне. Руки ее были подняты над головой и сплелись вместе.

Затем старик, читавший книгу, остановился, взял из позолоченного ведерка кисть, что-то нарисовал на груди Антона. Один из стариков-близнецов поднес ему на подносе какой-то предмет. Старик взял обоюдоострый кинжал, поднял его высоко над головой, занес над беспомощно лежавшим Антоном, что-то бормоча. Сталь кинжала сверкнула в лучах солнца, падавшего отвесно через окна в верхней части часовни. Даже в этот момент Антон не почувствовал опасности, не предпринял ничего, чтобы защитить себя или попробовать освободиться. Перед глазами его стояла та же картина – купающая девушка. Он не осознавал более ничего, кроме желания обладать ею, остальное казалось совершенно неважным, нереальным….

Грохот выстрела огласил деревянные своды часовни. Разрывная пуля вонзилась в руку, державшую кинжал над юношей и раздробила ее. С криком боли жрец выронил кинжал. Остальные пришли в смятение, кинулись к алтарю, сбились там в кучку, испуганно разглядывая группу десантников в темно-синих мундирах космических войск. Это были хваленые элитные штурмовики с «Циолковского».
-На колени! Быстро! – прозвучала команда.
Старцы испуганно таращились на вошедших . Похоже, до них не доходило. Штурмовики подбежали к ним, заламывая руки , и ставя на колени.
-Данилин, парня освободи, - раздался чей-то командный голос. Антона, все еще находящегося в забытьи, отвязали от стола. Голоса людей доносились до него словно через одеяло.
-Павлюченко, Астахов! Обыскать все помещения и двор. Остальные, возможно, все еще здесь.
-Что с парнем?
-Похоже, накачали наркотиками… Он без сознания. ..
-Колосовский, Мищук. На носилки его и к флаеру. Укройте только чем-нибудь.
-Что с этими?
-Всех на Бахаревку. Там разберемся.
Через несколько минут все было кончено. Очередная вспышка сознания – он уже в транспортнике, на носилках. Склонившиеся над ним лица десантников в шлемах. Потом все поплыло, он снова отключился…


Очнулся Антон в стерильной сверкающей одиночной палате Бахаревского лазарета. Сильная слабость накатывала волнами. Он наклонил голову в сторону – окно было приоткрыто . На улице шумели деревья, был яркий и солнечный летний день. На столике у кровати стояла ваза с полевыми цветами. Аромат был слабый, но ощущался. Стоял кардиомонитор, капельница.
Вскоре дверь открылась, вошел врач. Антон узнал его. Майор медицинской службы Седой, человек предпенсионного возраста, грузный, солидный, кажется, имел докторскую степень.
-Да, заставил ты нас поволноваться, Антон. – весело провозгласил он на всю палату. – Как себя чувствуешь?
-Что со мной? – разлепил Антон спекшийся рот.
-Теперь уже все в порядке. Слабость от наркотиков, которые они тебе ввели, чтобы подавить сознание. Ничего страшного. Через пару дней будешь как новенький.
-Кто… кто они такие?
-Я сам толком не в курсе. Капитан Федосов тебе все объяснит. Это он со своими людьми тебя освободил… Сейчас сделаем тебе укольчик, будешь как новенький!

Антон быстро поправлялся, слабость прошла почти сразу. За пару дней, что он провел в палате, его навестил почти весь состав части. Первыми, конечно, прибыли Шалый и Мишка, его сосед по комнате. Невольно , Левченко положил конец странной истории с исчезновениями людей и непонятным зовом, сводящим людей с ума; каждый считал долгом пожать ему руку.
Все разъяснил капитан Федосов, навестивший Антона перед его выпиской. Именно он возглавлял отряд штурмовиков, освободивших парня.
-Пока ты в лазарете в себя приходил, мы тут уже побеседовали с этими деятелями. Выяснили много чего интересного. Все они называют себя жрецами храма Мокоши, это та самая часовня, в которой они тебя чуть не принесли в жертву. Всего их восемь человек. Эти жрецы только с виду крутые, а стоит по-мужски поговорить, чуть нажать, становятся разговорчивее баб. Сначала грозить нам пытались, проклинали, чуму насылали на нас, гром небесный и гнев богов, язычники, как никак, да потом поняли, что к чему и угомонились. Расплакались даже . Тьфу! – плечистый капитан в сердцах сплюнул. – В общем, дело такое. В этой деревне издавна жили одни знахари да вещуны. Как эпидемия началась, умерли у них в деревне все женщины и молодые. Остались одни старики. А род-то свой надо продолжать! Ну и увели к себе нескольких женщин из окрестных деревень, пока еще могли их найти. Знали, что за ними никто не придет – боялись окрестные жители этих колдунов… Но как ни старались стариканы, да только завести потомство от этих женщин им не удалось. Видать, возраст уже не фертильный! Тогда они пошли другим путем.
Главный жрец ихний, Демьян, прознал, что где-то на берегу Ильменя стоит древняя статуя Мокоши, древней богине языческих славян. В числе прочего, она была повелительницей плодородия. Отрядили экспедицию во главе с самим Демьяном, вернулись только через месяц. Принесли с собой эту статую. А она тяжеленная, каменная. Ты, возможно, видел ее в часовне. Это она и есть, Мокошь. Тащили ее на носилках всю дорогу, измучились. Но уж очень им хотелось толк получить от богини. Установили они статую в своем храме, Демьян провел обряды, и через месяц после этого, как он утверждает, удивительным образом статуя стала притягивать к себе людей. Манить зовом, значит. Ты и сам , похоже, его почувствовал. Не знаю, как это работает. Наши ученые изучают статую на месте. Говорят, что-то там интересное открыли. Метафизика, - скривился орбитальник, поправляя сползающий медхалатик. -Как бы то ни было а факт остается фактом – что-то в деревне притягивало людей, парализуя их волю – безвольно шли на смерть.
-Но почему восемь? Я видел их гораздо больше.. К тому же, у них не было рта…
-Гипноз. Их было восемь человек, это точно установлено. И рты у них были на месте. Демьян умеет внушать людям образы, гипнотизер отменный. Не удивлюсь, если зов это дело его собственных рук. Интересный товарищ…. В твоей крови нашли следы сильнодействующего наркотика, подавляющего волю и одновременно вызывающего галлюцинации. Не знаю, как и когда они тебе его впрыснули, но факт есть факт. Так что, действительность была вовсе не такой чудовищной, как тебе могло показаться; демонов и монстров там не было. Только кучка жалких выживших из ума стариков, помешавшихся на идее продолжения своего погибающего рода.
Демьян объявил, что Мокошь требует человеческих жертв – молодых мужчин, и чтобы умилостивить богиню, нужно постоянно приносить на алтарь людей. Солдаты безропотно приходили, смиренные, аки агнцы, видать, гипноз был крайне сильным; людей приносили в жертву, но женщины по-прежнему не могли забеременеть, жрецы зароптали – дескать, смотри, сколько людей мы уже умертвили, а понести они все так же не могут... Подонки … - процедил военный. – В общем, Демьян их давил авторитетом и говорил, что жертв мало, надо еще больше.
Предварительно, пленников помещали в сарай. Им нужно было время, чтобы подготовить в храме все необходимое к жертвоприношению. это же у них обряд целый. Благовония, заклинания, и прочая чушь… Словом, ты провел в сарае несколько часов в беспамятстве, как и другие до тебя. Тебя быстро хватились – твой сосед по комнате, Мишка, быстро поднял тревогу. Скажешь ему спасибо, когда увидишь. В общем, наш генерал, Дмитрий Владимирович, дал Шалому четкую инструкцию – докладывать ему о твоих передвижениях. Подозревал он тебя, видишь ли..
-Да в чем же? – воскликнул Антон .
-Ну, был ты у него на подозрении… Теперь тебе можно это сказать. Словом, еле –еле , но успели тебя спасти. Еще бы несколько минут… - он умолк, задумавшись.
-Но как же вы меня нашли? Вы же не смогли найти следов тех, кто ушел в лес до меня.
-Правильно, Антон. Вижу, ты мыслишь здраво. Ты помнишь прививку от всех болезней, которую тебе вкололи у нас на станции?
Антон кивнул, все еще не понимая.
-И о нанотехнологиях, я уверен, ты тоже слышал. В вакцине содержались не только чудо-прививка, хотя и она тоже. В прививке содержались нано-роботы. Это микроскопические устройства диаметром всего несколько микронов, передающие радиосигнал принимающему устройству. Мощные передатчики, прямо тебе скажу. Так что, на «Циолковском» всегда знали, в каком месте ты находишься. Такое вот слежение с орбиты за тобой…
-Так я все это время был у вас на поводке?
-Не волнуйся, никакого вреда твоему здоровью нано-жучки причинить не могут. К том уже, я думаю, теперь в них нет надобности. Думаю, в следующий твой визит на станцию тебе их деактивируют мощным электромагнитным импульсом. Затем нано-роботы естественным путем выйдут из организма. Не волнуйся. В конце концов, именно эти невидимые устройства спасли тебе жизнь, признай. Иначе, мы бы и тебя не обнаружили…
-Ну.. спасибо..
-Да, я думаю, тебе действительно следует нас поблагодарить! – кивнул капитан.
-А что будет с женщинами?
-Будут жить у нас на «Циолковском», в женском отделении. Они здоровы, и кстати, могут иметь детей, что удивительно после всего, что им пришлось пережить.
-А что эти жрецы… как вы с ним поступите?
-Не волнуйся, Антон. Больше они никому не причинят вреда. Ладно, мне пора. Выздоравливай, герой.
-Что у них были за посохи? Они действительно владеют магией?
По лицу Федосова пробежала едва уловимая тень, впрочем Антон ее не заметил.
-Ты галлюцинировал. Выбрось все из головы.
Капитан рывком встал, намереваясь уйти, но на полдороге к двери вдруг остановился, что-то вспомнив.
-Есть только одна странность во всем этом деле…
-Какая же?
-Эта деревня находится от нас на удалении восьмидесяти километров. И совершенно непонятно, как по дремучему лесу ты смог одолеть такое расстояние за несколько предрассветных часов. Ты явно шел пешком, никаким средством передвижения воспользоваться не мог. Может, ты помнишь что-нибудь?
-Не представляю, как такое возможно… - отрицательно покачал головой Антон.
-Что ж, ладно, отдыхай. Не буду тебя больше тревожить.
Шло время, и странное приключение, вспоминавшееся всего лишь как реалистичный сон, все больше вымывалось из его памяти. Вскоре, осталось лишь смутное воспоминание о пережитом, неясные обрывки образов.
После этой странной истории Антон твердо решил уходить из Бахаревки. Ему было не место среди военных, к тому же желание найти мифического носителя вируса только крепло в нем с каждым днем.

На следующее утро после выписки он зашел к Шалому и выложил карты на стол. Майор, как всегда, засопел и закряхтел, узнав о решении Антона.
-В конце концов, ты оказал мне большую услугу – невольно решил это дело с исчезновениями людей. И хотя мы обнаружили лишь погребенные останки солдат, я все равно тебе благодарен. Если ты твердо надумал отправляться на поиски, то могу тебе помочь. Отправляйся в Новинск. Там все еще живет много людей, кто-то, возможно, что-то слышал. Поспрашивай там. Если бы я искал нужного человека, то отправился бы туда первым делом.
Новинск поначалу принимал много эмигрантов, туда стекались люди отовсюду, так что, вполне возможно, что там ты найдешь нужную информацию. В Москве, сам понимаешь, делать тебе нечего. А сейчас давай посмотрим, как тебе туда проще и быстрее добраться.. – с натужным кряхтением он нагнулся, доставая карту из нижнего ящика своего стола. Разгладил на столе сложенную вчетверо листок бумаги. – Вот, смотри. Здесь на юг от нашей части идет военная бетонка до М-9. Дорога в нормальном состоянии, думаю, проехать на машине можно и сейчас. Время от времени мы ее расчищаем от поваленных деревьев, на всякий случай. Ну а доберешься до М-9, так там вообще прямая хорошая дорога до Новинска идет. В городе отыщешь Демичева. Он проходил срочную службу на РЛС, и я знаю, что он все еще живет в городе. Я слышал, он теперь с коммунистами тамошними живет в общине. Передавай ему привет. Он поможет.
-Обязательно, - кивнул Антон.
-И еще – пешком туда идти по лесам опасно и долго. Проводника тебе я дать не смогу, у меня каждый солдат на счету, ты идешь в Новинск на свой страх и риск. В нашем гараже возле казармы есть один мотоцикл на ходу – «Сатурн». Не бог весть что, но лучшего предложить тебе не смогу. Ты меня выручил, а я выручаю тебя. Доберешься до Новинска быстро. И вот тебе еще – майор протянул Антону наручные часы. – это мой тебе подарок.
-Обычные электронные часы? – спросил Антон, вертя вещицу в руках.
-Это коммуникатор, с набором телефонного номера через спутник. В памяти уже хранится мой личный номер. Словом, если тебе потребуется моя помощь, и если ты будешь находиться в северном полушарии, набирай мой номер. Постараюсь помочь в пределах моих возможностей.
-Спасибо за все.
Майор остановил поднявшегося Антона.
-Еще раз хочу сказать тебе спасибо. Как ты знаешь, мы сейчас следим за тобой с помощью нано-передатчиков в твоей крови. Поверь, это только для твоего же блага. Знай, что я всегда постараюсь придти тебе на помощь быстро, как только смогу…

Вечером, после ужина, Антон рассказал Мишке, что собирается уходить с РЛС. Они стояли на балкончике, курили, любуясь золотившим кроны деревьев оранжевым солнечным диском.
-Жалко, что ты уходишь. Я думал, ты у нас задержишься…
-Не мое это. У меня свой путь и своя цель, нужно идти дальше.
Мишка тряхнул отросшим чубом. Ему одному разрешалось не носить короткую стрижку.
- Знаешь, что мне вспомнилось, когда с тобой случилась эта заварушка? Лет пять назад, в первое мое лето на Бахаревке, случилась у нас странная история. Появилась странная трава на территории части и вокруг нее. У травы был чудной красноватый оттенок. Никто такого никогда не видел. Траву косили вечером, а к утру она вырастала вновь. Образцы даже на орбиту доставляли. Там их исследовали, но ничего определенного по поводу пигментации так и не сказали. Дескать, состав почвы влияет... Да только брехня это.
-Мне о таком не рассказывали. – ответил Антон.
-Неудивительно. Об этой истории предпочитают не вспоминать. Давно тут уже странные вещи творятся. И началось все с красной травы. Вскоре после того, как начала эта дрянь у нас расти, случился первый инцидент. Дежурил у нас один парень в карауле. Смирный, тихий, никаких взысканий. Пришел сменный караул, а он возьми и расстрелял их из табельного. И сам тут же застрелился. Все произошло почти мгновенно. Потом застрелился начальник радиолокационной станции ближнего обнаружения. Взял и пустил себе пулю в лоб ни с того ни с сего. Началось у людей странное помешательство. Стали видеть странные образы, разговаривать с давно умершими людьми. В общем, нехорошие вещи начались. Я думаю, это все лес, он живой. И трава из леса пришла… А через месяц майор приказал полить раствором серной кислоты все газоны и землю вокруг части, везде, где трава росла. Знаешь, подействовало, красная трава больше не вырастала. И обычная два года не росла на такой земле, пока дерн выжженный не сняли лопатами, захоронив его в лесу. Потом положили новый дерн, и снова трава начала пробиваться, самая обычная, зеленая. Я думаю, закрывать надо РЛС и топать отсюда куда подальше. Потому что выживает нас природа. Мешать мы ей стали. Не хочет она нас видеть больше. Вот и насылает одну беду за другой. Не нравится ей, чем мы тут занимаемся. Вообще, странное тут место. Кстати, очень часто НЛО здесь замечаем. Кружили у нас и раньше, а теперь появляются еще чаще. То поодиночке летают, то целыми гроздьями. Уж не знаю, чем их так наша станция притягивает. Как-то раз , еще до пандемии, один из наших летчиков погнался за огнями, хотел поближе рассмотреть, что это такое. Без вести пропал. Никаких следов его обнаружено не было. Еще одна загадка…
-Может, вам стоит сложить оружие? Не любит лес вооруженных людей. Вот и пытается дать вам понять, что насилию больше не место.
-Может быть, не знаю…
-Поехали со мной вместе в Новинск.
-Нет, не могу. Здесь моя семья, мне дали крышу над головой, сделали из меня человека, образование получил, и ты предлагаешь мне уйти? – Мишка покачал головой. - Нет, я здесь буду до самого конца, каким бы он ни был. Кажется мне, что не так уж и долго осталось его ждать… Знаешь, в одном ты точно прав- если есть цель, нужно бороться за нее, если считаешь, что прав, отстаивай свою точку зрения до конца. Если считаешь, что можешь найти то, что ищешь – ищи, сколько бы на это сил и времени не ушло. А если сам не веришь в свою правоту, лучше не начинать вообще…

На следующий же день утром Антон собрался в путь. С Мишкиной помощью он выкатил мотоцикл из гаража и заправил. Да, майор не обманул, мотоцикл был исправен. Когда-то Антон катался на стареньком отцовском «Иже», этот отличался несильно.
-В самом деле, оставался бы ты с нами! До Новинска путь неблизкий, а ты поедешь один! Это же огромный риск!
Левченко улыбнулся, мысленно потрогав амулет. Он носил его на цепочке, не снимая. Удивительное дело- в последнее время Антон начал чувствовать связь с амулетом. Тот придавал хозяину душевную бодрость, уверенность в своих силах; казалось, даже согревал. Определенно, амулет был живой, и сила от него исходила светлая, чистая. Как знать, может, именно благодаря ему Антону удалось уцелеть в деревне? Правда, старики сняли с него амулет, но позже десантники нашли талисман и вернули Антону.
-Ничего, пробьемся. У меня хорошее ощущение. Все будет в порядке.
-По крайней мере, лошадка у тебя неплохая. Стандартный двухтактовый двигатель, двухцилиндровый, высокий руль, гидропневматическая вилка, расход бензина пять литров на сотку, - торопливо объяснял Мишка приятелю, примерявшему шлем. – конечно, на всю дорогу полного бака не хватит, дам тебе запасную канистру. В общем, хороший мотоцикл. Береги его. А главное, береги себя. И это возьми. – Миша протянул ему «Стечкина».
-Спасибо тебе.
-Кстати, ты слышал новость? Недавно спутник обнаружил здесь неподалеку брошенную авиабазу. На ней несколько истребителей Су, пара вертолетов и кое-что еще. Похоже, теперь у нас снова появились крылья! – с гордостью сказал Мишка.
Антон задумчиво посмотрел на него. Большим мальчикам – взрослые игрушки. Нет, похоже военные так ничего и не поймут.
Пришел момент прощания. Антон ненавидел его, поэтому и попросил держать в тайне его решение покинуть РЛС, иначе провожать его вышел бы весь гарнизон.
После торопливого прощания, ворота, наконец, отворились и Антон вырулил за пределы Бахаревской базы. Он знал, что Мишка и другие ребята с КПП провожают его, столпившись у ворот, и обернулся, кивнув им на прощание. К счастью, благодаря шлему, они не могли заметить выступившие на его глазах слезы. Он знал, что уже не вернется; цель звала его вперед, и задерживаться он не мог…

Глава XIII
Чистилище


Бетонка была в сносном состоянии, однако ехать по ней было затруднительно – поваленные деревья на каждом шагу, козлы и заграждения, оставленные здесь невесть кем, строительная техника, брошенная и одиноко ржавеющая на трассе – все то же дикое запустение, царившее повсюду. Двести километров он преодолел часов за девять; разогнаться не было возможности из-за помех движению. Адская дорога, но иного пути не было. Единственное, что радовало – полное отсутствие какого бы то ни было зверья. Похоже, талисман действовал, держа их на расстоянии.
До федеральной трассы он добрался лишь в сумерках. Широкая пустынная асфальтовая лента с разделителем тянулась в обе стороны, окруженная густым лесом. Кое-где – гниющие остовы машин, белеющие скелеты. И гнетущая, звенящая тишина.
На другой стороне дороги стояла заправочная станция – древние ржавые заправочные стойки и само здание заправки с выбитыми стеклами. Над трассой все еще покачивался ослепший светофор.
Антон медленно пересек дорогу через разрыв на пешеходном переходе и подъехал в к заправочной станции. Само здание было двухэтажным - на первом этаже касса и кафетерий, на втором - подсобные помещения и скромное жилище владельца заправки. Почему-то Левченко показалось, что в сгущающейся темноте, бесшумно затапливающей заправку, кто-то притаился, терпеливо поджидая его. Сереющие сумерки чего-то ждали; внезапно ему стало трудно дышать, он расстегнул ворот. Липкие потемки текли за воротник, он внезапно начал задыхаться. Сердце заколотилось как обезумевший счетчик Гейгера у взорванного реактора. Он остановился, пережидая, пока пройдет внезапный приступ паники. Затем очень медленно, присматриваясь к мертвому зданию, подъехал ближе. Чувство, что внутри его кто-то ждет внутри, стало еще сильнее, однако ехать дальше ночью хотелось еще меньше. Антон расстегнул застежку на кобуре, положил на нее руку и прислушался.

Парень припарковал мотоцикл у здания, тяжело слез с сиденья, чувствуя, как ноет все тело, измученное встрясками и ухабами, и привязал мотоцикл к поручню цепью. Особого смысла в этом не было, и все-таки, лишиться по беспечности такого хорошего средства передвижения ему не хотелось. До цели путешествия оставалось километров пятьдесят, идти пешком не хотелось. Конечно, всегда можно было найти исправную тачку, но Антон был на вы с автомобильной техникой, знал, что если в замке зажигания не будет ключей, или аккумулятор разряжен, то сделать ничего с машиной не сможет.
Он тяжело поднялся по лестнице, заваленной хрустящим мусором, наверх, спеша осмотреть с фонарем все углы и комнаты заправки, убедиться, что здание пусто, пока еще тьма окончательно не наступила. Наверху обнаружил некое подобие дивана и завалился, не раздеваясь…
Проснулся он поздно. Яркое солнце заливало маленькую комнату на втором этаже. Только проснувшись и обведя заспанным взором свое временное пристанище, Антон увидел хозяина заправки - дочиста обглоданный скелет, сидевший в углу комнаты, за дверью. В руках он все еще сжимал автоматическую винтовку. И вновь у Антона тоскливо засосало под ложечкой – он точно помнил, что накануне внимательно осмотрел комнату, но скелета, которого трудно было не увидеть, он не заметил. От мысли, что кто-то еще был в темноте в здании заправки, тихо бродил по зданию, возможно, рассматривал Антона, пока он спал, решал, как с ним поступить, парня начала колотить крупная дрожь. Ощущение того, что он здесь не один, накрыло его, как штормовая волна, Левченко снова начал задыхаться. Не сразу, с трудом он справился с дыханием.
Даже не умывшись из колонки возле заправки, Левченко торопливо, все время оглядываясь по сторонам, отвязал мотоцикл, заправил его остатками бензина и тронулся в путь. Ему не терпелось добраться до мира живых.

Теперь он ехал по неплохо сохранившейся федеральной трассе М-9, более известной, как «Балтия», идущей из Москвы в Латвию и дальше в Европу. Похоже, незадолго до пандемии дорогу на совесть отремонтировали, покрытие выглядело вполне сносно, и он сразу же увеличил скорость до восьмидесяти километров. Антон не собирался останавливаться вообще, пока не доедет до мира живых, и все же, один раз мотоциклист затормозил.
Километров через десять путник остановился на перекрестке. Слева, у поворота на грунтовку, стоял необычный высокий обелиск – гранитная серая стела, устремившая треугольный шпиль высоко в небо. У подножия стрелы была изваяна группа людей в человеческий рост. Они стояли, взявшись за руки, охваченные высокими языками пламени, словно сгорали на костре. Спешившись и подойдя поближе к постаменту, Антон прочитал выбитые на памятнике бронзовую надпись «Жертвам эпидемии от живых».
На гранитной площадке, между стрелой и каменными людьми, шедшими в похоронной процессии, виднелись засохшие гвоздики.

Антон постоял у цветов , сняв шлем. Затем всмотрелся в застывшие каменные лица людей, застывших в вечной муке.
Через минуту он уже садился на сиденье. Одержимость идеей найти мифического носителя вируса лишь усилилась от увиденной сцены. Найду, во чтобы то ни стало, пробормотал он, трогаясь с места и оборачиваясь на скульптурную группу. Обязательно найду, обещаю вам это. И он верил в то, что сможет.
Антон летел вперед, впившись взглядом в бесконечную серую ленту. Мотоцикл пожирал километр за километром, и расстояние между ним и Новинском стремительно сокращалось…

Сквозь поредевшие деревца уже явственно проглядывали двойные стены города – знаменитые Внешний и Внутренний Периметры. Первая стена, низкая, сложенная из известкового камня, с шапкой колючей проволоки поверху, была на расстоянии от второй, внутренней, бетонным монолитом возвышавшейся над первой. Длинное веретено дирижабля серой тушей висело в небе над городом на высоте пары километров.
Резко повернув вправо на вильнувшей дороге, Антон отвлекся от серого полотна шоссе, желая получше разглядеть величественные стены. Именно поэтому он с сильным запозданием заметил шиповку, разложенную поперек асфальтового полотна. Кто-то заботливо перекрыл подступы к городу. Шипастая ленточная змея покрывала и дорогу, и обе обочины. Времени на разворот у него уже не оставалось, как и на полноценное торможение. Впрочем, Антон все-таки начал тормозить, одновременно инстинктивно крутанув рулевую вилку вправо, и это все, что он успел сделать. Колеса проехались по шипам, засвистел выпускаемый из шин воздух, и мотоцикл повело. Продолжая уклоняться вправо, мотоцикл уже заваливался на бок. Антон вылетел с сиденья и по инерции пролетел десяток метров вперед. Крепко, с хрустом он ударился об асфальт головой, защищенной шлемом. И наступила темнота.


Первое, что Антон увидел, очнувшись- тусклый свет желтой лампочки на потолке просторной избы-сруба. Перед глазами плавал туман, разноцветные пятна, до головы было невозможно дотронуться, к тому же слабость была такой, что он не мог пошевелиться. В какой-то момент ему вдруг показалось, что рук и ног вообще нет.
Он скосил глаза в сторону и разглядел сквозь туман боли, в котором он плавал, молодого парня, сидящего у окна за грубым деревянным столом. Кажется, окно было вместо стекла затянуто полиэтиленом. Парень что-то писал. Попробовав повернуть в его сторону и голову, Антон застонал от пронзившей ее боли. Молодой человек заметил, что Антон пришел в себя, бросил ручку и подошел к кровати.
Парню был лет двадцать с небольшим, не больше. Веснушки, курносый нос и черные волосы ежиком. Чем-то он был похож на самого Антона.
-Ну что, очнулся, лихач? – весело спросил он у больного, подойдя к лежаку.
-Пить.. – прохрипел Антон. Кажется, во рту была Сахара.
-Сейчас, сейчас… - парень отошел и вернулся с флягой. Холодная чистая вода потекла в его рот, проливаясь мимо. Антон поперхнулся, закашлялся.. Выступили слезы.
-Ну-ну, не торопись. Напьешься еще… - рассудительно проговорил парень, убирая флягу.
-Где.. где я … - сипел Антон, скосив глаза и осматривая скудный интерьер палатки.
-Там, куда ты и хотел попасть. В пригороде Новинска.
-Какое…число?
-Эк тебя припекло! Двадцать восьмое июля, конечно! Ты головой здорово ударился. Лежи спокойно. Тебе нельзя вставать и даже садиться. Хорошо хоть, шлем одел, иначе не знаю,что бы с тобой было! И вообще, повезло тебе, что до города не доехал.. В рубашке, видать , родился…
Двадцать шестое! Значит, он пробыл в беспамятстве четыре дня! Не так уж и много.
Антон почувствовал облегчение.
-Повезло?.. Как мне.. как.. попасть в Новинск? – выговорил он хрипло.
-Ээээ, куда тебя черт несет! Значит, в саму столицу ехал? Да тебе неделю лежать надо, не вставать! А что у тебя – дело там какое?
-Отстань от человека. Пусть отдыхает. Чего пристал? – раздался скрипучий старческий голос откуда-то из соседней комнаты, образованной раздвижной ширмой-перегородкой. Там кто-то шевелился.
-Бабуль, он очнулся! – воскликнул парень.
-Слышу уже, Илюшенька. Сейчас подойду…
В комнате послышалось движение. Кто-то подошел к кровати, Антон уловил дразнящий аромат куриного бульона. Над больным нависло сморщенное старушечье лицо. С виду ей было не меньше восьмидесяти. Волосы старухи были закрыты плотным темным платком.
-Илюша, ты бы ему бульону сразу дал, чего ты простой водой то его поил?
-Да под рукой фляга была… - оправдывался парень, очевидно приходившийся ей внуком.
-Пей, родимый. Пей… Силы тебе нужны… - Бабка с внуком приподняли его, напоили из чашки бульоном. Он отпил несколько глотков и устало повалился на подушку.
Через несколько минут он снова забылся, и, очевидно, проспал долго. Проснувшись, Антон увидел, что на улице стоит чернильная ночь. На столе тепло горела керосинка.
За столом сидели Илья с бабкой, что-то вязавшей. Больной заворочался, оба синхронно повернули к нему голову.
-Как себя чувствуешь? Лучше? Как голова? – спросил Илья.
-Ничего.. – Антону и самому хотелось верить в то, что он говорил.
-Ну да, ничего.. Зеленый весь..- проскрипела старуха, бросившая вязанье. Она подошла к постели больного, пощупала голову.
-Сейчас лекарство одно принесу… На травках… Поможет сразу. – изрекла она, закончив осмотр и прошаркала за ширму.
Илья уже с любопытством оглядывал Антона, стоя у его кровати.
-Бабка тебя все это время выхаживает. Говорит, здорово ты стукнулся. Она же у меня знахарка, всех местных больных лечит, и тебя на ноги поставит! Она у меня знаешь какая! Вот! – он продемонстрировал вытянутый большой палец.
После горького питья, принесенного старухой, Антон действительно чувствовал себя лучше. Боль, взрывавшаяся спорадическими вспышками под черепной коробкой, утихла, но слабость еще была сильная. Он с трудом присел на кровати и пощупал голову. Лоб пересекала горизонтальная упругая повязка.
-Ничего, не переживай. Заживет до… хм.. свадьбы… Ложись… - сказал Илья.
Парень и сам почувствовал нелепость своей фразы. Теперь это звучало издевательством.
-Как ты понял, меня зовут Ильей, а мою бабушку Ираидой Георгиевной. Еще с нами отец мой живет, Петр Николаевич, только его сейчас нет… Он у нас главный кормилец. Часовых дел мастер, золотые руки. Весь пригород к нему обращается. Чинит все с закрытыми глазами! Если б не он, туго б нам пришлось.… А тебя-то как зовут?
-Антон..
-Ну вот и познакомились, значит. Тоха... Красивое имя. Вступающий в бой, значит?
Антон слабо улыбнулся.
-Да, что-то вроде этого…

Мало-помалу Антон поправлялся. Он вставал, ходил по комнате, выходил во двор. Оказалось, что все это время он лежал в большой комнате соснового бревенчатого жилища. Кухонька располагалась в закутке у выхода, прочие удобства находились во дворе. Многие жили в городском пригороде именно в таких быстро возводимых, уютных жилищах из соснового бруса. Оказалось, что это был самый простой и удобный способ сооружения постоянного жилища. Некоторые предпочитали трейлеры, вагончики.
За ширмой находилась вторая комната, маленькая. В ней стояла двуспальная кровать, раскладушка и маленькое трюмо. Именно здесь и жили Илья с бабкой и отцом, пока Антон занимал большую комнату.
Ираиде Георгиевне было уже за восемьдесят. Для Антона видеть женщину в мужском мире было извечным потрясением. Оказалось, что в Пригороде она была последней женщиной…
Бабка отшучивалась, когда ее спрашивали о здоровье. Говорила, что зажилась на этом свете, да грехи в рай не пускают. Она была потомственной колдуньей; кое-какие способности передались и внуку, хотя со временем он попросил бабку перекрыть ему канал связи с космосом. Слишком уж пугающими стали его видения, предчувствия. Он ясно осознал, что может видеть других людей насквозь – все их болезни, чувства, различать ауры и читать прошлое, настоящее и будущее.
Бабка выполнила его просьбу, и Илья снова стал обычным парнем, ничем не отличающимся от остальных . А Ираида Георгиевна все еще колдовала. Правда, в Пригороде ее недолюбливали, суеверно считали, что она знается с нечистым. После эпидемии вообще многие люди стали крайне набожными. Бабку все это не тревожило. Если к ней обращались, она лечила хвори, гадала и предсказывала судьбу, правда и врала иногда, но денег никогда не брала. Внук упорно считал, что благодаря своему дару она сумела избавиться от болезней и хворей, и жизнь себе обеспечила долгую и лишенную болезней. В самом деле, страшнее напасти чем обыкновенный жировик, для старухи не существовало…
Через день Антон уже знал все, что полагается знать туристу, прибывшему в Новинск для осмотра достопримечательностей.
Перво-наперво, Левченко узнал, что лишь благодаря случайности остался в живых, не доехав до крепостных стен километра. Не знал он, да и Шалый не мог знать, что совсем недавно на Внешнем Периметре Новинска решили выставить пулеметы, дабы обезопасить город от шатунов. Хоть и знать не могли новинцы, как погибла Стрелка, да слухом земля полнится. Интендант города принял решение – выставить по всему периметру внешней стены автоматические турели. Распечатали арсеналы , и за неделю техники- оружейники закончили монтаж. Всего было установлено порядка трехсот пулеметов – все, что обнаружилось на армейских складах Новинска. Пулеметы намертво вмонтировали в стены, дабы местная шпана не позарилась на оружие, но никто на них не покушался – все хорошо понимали значение вооружения для укрывшихся внутри стен людей. Возле всех дверей Внешнего Периметра поставили будки охраны, хорошо оборудованные и охраняемые посты управления турелями. Новинск ощетинился сотнями стволов, став походить на осажденный город, и приближаться к нему было смертельно опасно. И хоть чаще чем шатунов, турели расстреливали кабанов и волков, однако, дело это было важное и нужное, и сыграли пулеметы впоследствии важную роль в судьбе Новинска…
Левченко попросту был бы расстрелян из пулеметов на подъезде к Внешнему Периметру, оружие не делало различий между движущимися целями, но провидение позаботилось об этом, раскинув шиповку на трассе в паре километров от города. Словно, действительно, вела его за руку женщина-судьба, оберегая от непоправимого…
Он пролежал на дороге несколько часов, пока тело случайно не заметили с дирижабля. Информацию передали вниз, караульные Внутреннего периметра побежали в пригород, отключили западный сегмент обороны, несколько человек выбежало на трассу и подобрали Антона. Было крупным везением то, что за эти часы возле Новинска не появились ни шатуны, ни бешеное зверье – беспомощный Антон не смог бы себя защитить..

Илья жил с семьей в Пригороде, между двумя крепостными стенами. Здесь обитало около тридцати тысяч жителей, считавших себя последним оплотом цивилизации. Народ здесь был пестрый и разномастный -в основном, бедняки, ворье, шарлатаны, пьяницы, фермеры, немногие уцелевшие артисты и просто странные и подозрительные личности. Работяг было больше всего. Жители Новинска очень часто нанимали бригады рабочих для своих нужд – горожане, считавшие себя элитой, брезговали черной работой - в этом плане изменилось мало что. Для большинства пестрого сброда, обитавшего между стенами, получение гражданства было заказано. Некоторые и не хотели там очутиться, предпочитая вольную жизнь на просторе.
Жили здесь на грани выживания. Кормились в основном за счет своих жалких огородиков. Фермеры все еще привозили продукты на рынок, но мало у кого были деньги, или что-то на обмен, чтобы покупать привозную еду. Зимой было тяжелее всего. На улицах нельзя было встретить ни единого животного, даже грызуна. Люди ставили ловушки даже на полевок в окрестных полях. Тех, кому счастливилось получить работу в городе, считали счастливчиками, завидовали черной завистью…

Новинск стал анклавом еще в самом начале эпидемии. Долгое время городское начальство отказывалось признавать тот факт, что в стране началась пандемия. Когда, наконец, очевидное было признано, закрывать город и переводить его на военное положение, было несколько поздновато. Конечно, все въезды в Новинск были перекрыты еще Черной зимой, в городе был введен комендантский час, главврач рапортовал, что Институт Гамалеи с успехом разрабатывает вакцину, и скоро ситуация будет урегулирована, но… Пандемия косила людей, и особого смысла в изоляции города не было вообще.
После вспышки заболеваемости в Новинске, городская власть прекратила свое существование, воцарилась анархия. Мародеры и мелкие преступные группировки пытались взять в свои и руки контроль над районами города, но вирус косил всех без разбору, не разбирая, где праведник, где грешник. В результате во всем городе осталось тысяч десять человек – для города-миллионника это было ничто. Когда кончился мор, выжившие стали выбираться из безопасных убежищ, из своих квартир, сбиваться в группы, тесниться друг к другу, сплачиваться чтобы выжить. Больных расстреливали без предупреждения, достаточно было лишь одного подозрения.
И сразу же возникли стены – все отгораживались ото всех, стремясь во что бы то ни стало не только обезопасить себя от соседей, но и установить в своей общине собственные порядки, на которые никто не претендовал.

Город был географически поделен на северную, южную и центральную части, представлявшую собой вытянутый с востока на запад остров. Широкая река Похра обтекала остров с двух сторон, естественно разделяя город на три крупных массива.
Первая организованная коммуна возникла в южной части города. Это были ученые. Новинск слыл наукоградом, основой его существования был экспериментальный лабораторный комплекс «Омега», который в старые времена курировался лично министром МВД. Все разработки ученых были засекречены. Комплекс был режимным, закрытым учреждением.
Люди здесь до сих пор жили неплохо, ядерный реактор комплекса вырабатывал достаточно энергии для нужд общины. Даже преступные группировки обходили стороной общину ученых – поживиться у них было нечем. Жили они аскетически , в нескольких зданиях вокруг «Омеги». Были в южной части города и собственная обсерватория, гордость города, его изюминка. Ультрасовременный телескоп работал и посейчас.

Исторический центр, остров, на котором и зародилось городское поселение в двенадцатом веке, облюбовали нео-чучхисты. Да, были здесь и такие. Генерал лейтенант Дегтярев, бывший комендант Новинского Кремля, обиженный властью, отказавшей ему в эвакуации на заветную станцию «Циолковский», был брошен на произвол судьбы. При старой власти был он жестким , волевым но харизматичным хозяйственником, был крайне популярен среди штата Кремля. И хотя городскому меру регулярно докладывалось о фактах злоупотребления генералом своими полномочиями, избавляться от харизматичного хозяйственника он не спешил. Тянул, обдумывая, как лучше с ним поступить. Очень кстати началась эпидемия. В обстановке строгой секретности, глубокой ночью семью мера Наукограда вывезли на орбиту. Впрочем, долго Дегтярев не горевал. Несколько сот человек, обслуживавших прежде аппарат городской власти, все еще оставались в его распоряжении. Опираясь на немногих оставшихся военных, он провозгласил в стенах кремля колонию нео-чучхистов, взявших курс на адаптацию идей марксизма-ленинизма для нужд отдельно взятого городского района. Трудно сказать, чем руководствовался генерал, устанавливая именно такой режим. Дегтярев превратил остров в крепость, вооружив до зубов своих соратников. По сути, кремль превратился в концентрационный лагерь, про который ходили по всему городу страшные слухи. Расстрелы, избиения унижения всех, кто попадал на его территорию или имел глупость не уплыть с острова, когда еще была возможность для этого. Генерал стал вождем своего изолированного участка суши. По видимому, лишь так он мог удовлетворить свои далеко идущие амбиции.
Остров приготовился к войне и длительной осаде. У Дегтярева была навязчивая параноидальная идея о том, что его лагерь окружен со всех сторон врагами. Конечно же, никому не нужен был Дегтярев с его хунтой, засевший в Кремле и выставивший часовых с карабинами на дозорных вышках. Приближаться к острову боялись, ибо знали, что генерал опасен и непредсказуем, как неуправляемая боеголовка.
Говорили, что у него есть несколько ракет «земля- воздух» малой дальности. Так это или нет, а только проверять этот слух на собственной шкуре никто не хотел. Да и не летали самолеты уже давным-давно.

В южной же части города располагались и многочисленные вотчины бывших городских бизнесменов, переживших пандемию и оставшихся в городе. Им изначально никто не мешал захватывать большие куски поймы Пехры, обноситься неприступными заборами, строить дворцы и замки, заводить штат прислуги, даже охотиться в небольших лесах.
После пандемии эти мелкие царьки проявили свой помещичий нрав в полной мере. Они принялись объявлять междоусобные войны развлечения ради, объединяться против одного из феодалов, или вместе травить зайцев или лис в Новинском Бору. Пошла у них повальная мода на костюмированные спектакли и балы с фейерверками, многие и сами щеголяли в костюмах средневековой знати, и заставляли одевать их и обслугу. Устраивались даже настоящие рыцарские турниры, когда нанятые кузнецы выковали доспехи, мечи и копья для турниров. Словом, заболели они рыцарскими временами всерьез и надолго. Именно эти князьки чаще всего и вербовали наемных рабочих из пригорода. Зачастую, обращались они с наемными строителями как со скотиной; избивали, натравливали гончих, если нападала охота пустить на луг вместо зверя человека, или просто отплачивали едой за работу. Управы на новоявленных помещиков не было. Однако, бедняки были рады и поденной работе. Многие в пригороде умирали от голода – работать на барина значило жить, пускай впроголодь, спать со свиньями в сарае, но все-таки, существовать.
Этим царькам жилось вольготнее всего. Многие сохранили часть своего старого штата прислуги. Мор, выкосивший многих вокруг, как ни странно, оставил жизнь порядочному числу богачей. Возможно, из-за того, что условия жизни у них были до эпидемии комфортные, обеспеченные, вот и справились их выхолены организмы с заразой. Говорили, что на свои деньги они купили вместе с индульгенцией, отменное здоровье, опровергая догмат о том, что здоровье не купишь.
Теперь они жили припеваючи. Повально ударившись в нео-средневековье, они ,казалось, забыли о том, что произошло не так давно. Воспоминания о страшной трагедии мало их заботили. Они были живы, катались как сыр в масле, и лишь это имело значение.

В западной части северного города росла и развивалась самая многочисленная и крепкая из общин – коммунистическая. Именно здесь вождь и основатель новой коммунистической партии «Красный Оплот» и порешил положить начало своей общине. Многие приходили сюда из других городских районов, поначалу, люди попадали сюда из пригородов, или других городов- несмотря на жесткую политическую систему- по сути, здесь царил сталинский режим, условия жизни здесь были вполне сносные, работала даже небольшая солнечная наземная электростанция , поэтому община росла и укреплялась на зависть остальным. Шпионов расстреливали, ленивых и вороватых выгоняли прочь, за стены, лишая права вернуться в город. Остальные приживались.
Нет, не то ,чтобы срабатывала извечная ностальгия народа по советской власти – просто община давала стабильность людям. Здесь можно было трудиться в мастерских, и получать местный эквивалент денег – кредитки. Были здесь и продуктовые рынки, и даже кое-какие развлечения. Правда, и репрессивная система была организована ничуть не хуже, чем при Сталине – но многим такой суровый порядок пришелся по душе – после тяжелых лет анархии и бесправия суровая дисциплина и закон казались пределом мечтаний.

Именно коммунисты, объявившие в один прекрасный момент местную радиостанцию вражеским рупором, запустили глушилку, напрочь забивавшую помехами любой радиосигнал. Коммунистам средства массовой информации были не нужны- руководству партии было достаточно устной пропаганды и листовок. Всерьез заболевшие паранойей, вслед за колонией Дегтярева, коммунистические власти перекрыли последнюю реальную связь с внешним миром, опустив над городом железный занавес. С коммунистами предпочитали мириться, не враждовать, ибо община у них была крепкая, сплоченная, многочисленная, поэтому против введения глушилки никто не возражал. Все восприняли это как неизбежное. К тому же, именно красная коммуна снабжала электричеством все остальные района города, кроме общины ученых, что ставило всех остальных в зависимое положение.
Пару лет назад запустили красные над Новинском дирижабль, заявив во всеуслышание о своих амбициях. Дирижабль выполнял функцию огромного ока, наблюдающим за всем, что происходило и в самом городе, и в его окрестностях. Говорили, что команда судна дежурит посменно, так что наблюдение в бинокли за окрестностями ведется круглосуточно и неустанно. На его оболочке была вышита огромная красная звезда, расставлявшая все по местам. Веретено воздухоплавающего корабля было видно и в любой точке города, и далеко за его пределами. Так коммунисты давали понять, кто главный в городе…

На востоке северной части Новинска процветали мелкие, но многочисленные воровские малины и притоны. Именно оттуда ворье и отморозки совершали вылазки, грабя и терроризируя окрестных мирных обитателей, пользуясь их незащищенностью. Тащили, разворовывали все, что еще было можно. Большая часть города стояла пустой, никем не охраняемой, и добра в квартирах, офисах и государственных учреждениях хватало. Продукты, техника, оружие, одежда, лекарства - хапали все, что только могли. Со временем набегов на пригороды шайки совершали все меньше – объявилась в Междустенье своя братва, поделившая районы пригорода на сферы влияния, и натолкнувшись несколько раз на вооруженный отпор, отморозки стали выползать из своего района все реже. Гидра кусала хвост сама себе, пожирая свое тело. В одиночку с шайками справиться никто не мог, даже коммунистическая община, члены которой по большей части были мирными обывателями, объединиться и раздавить воровское притоны никак не могли, так и процветал до сих пор воровской район Новинска.
Под боком у коммунистов нашла пристанище секта фанатиков «Мученики шестого дня». Вырвавшие друг другу языки и обрившие головы, они жили в одном из многоквартирных домов, скорбя по вымиравшему человечеству. Молились, жили, как отшельники-аскеты, и никому не мешали. «Красный оплот» не возражал против религии, поскольку она не затрагивала интересы партии.

Между районом воров и общиной коммунистов процветал богемный Второй район. Здесь все еще работало большое городское казино, превратившееся по сути в бордель и нарко-притон. Все возможные развлечения были доступны посетителям и обитателям района. Коммунистическое руководство гневно обличало это гнездо разврата и пороков, однако, на деле никак не боролось с позорным явлением, поскольку и само было заинтересовано в его существовании.

Через день Антон, не удержавшись , вышел на улицу, подышать воздухом, посмотреть на обитателей пригородов, несмотря на то, что бабка не разрешала ему подниматься с постели.
Ветер гонял сухую траву и пылевые вихри по пыльным утоптанным тропинкам между домов, принося из-за стен пьянящий запах полевых цветов.
Трое ребятишек без энтузиазма гоняли полуспущенный мяч. Кто-то копался на жалких грядках за оградой на соседнем участке – пожилой мужчина, наклонившись, старательно окучивал землю вокруг полузасохших вялых кустиков картофеля. Старик сидел у соседнего дома-сруба на лавке. Лицо было коричневатое, сам он был опухший, болезненного вида. Антон понял, что это не загар - здесь умирали с голоду, и поделать с этим было нечего.
Когда Левченко рассказал ему о цели своих поисков, парень надолго задумался, потом покачал головой.
-Нет, о таком человеке я ничего слышал..Разве такое возможно?
-Я верю в это. Хочу найти хотя бы одного человека который носит в себе это вирус. Он может стать спасением для всех остальных.
-Нет, прости. Тут я тебе не помощник. У бабки еще можно спросить, она обо всем знает, что в пригородах творится… А вообще, в Новинске тебе бы надо людей порасспрашивать…
-Расскажи мне, как туда попасть, - попросил Антон. - Я и так потерял уже много времени, пока отлеживался у тебя.
-Что ж, попасть туда можно, но вот только дело это непростое. Конечно, если любой житель Новинска вызывает тебя личным Приглашением, то тебя пропустят. Две недели сможешь там жить по гостевой визе… Гражданство… Ну, его уже давно никому не дают, забудь. А самое верное- если тебя проведет туда Батяня.
-Это еще кто такой?
Илья оглянулся, убедившись, что их никто не слышит, он продолжил.
-Проявляй побольше уважения. Батяня управляет западным пригородом. Он обложил всех работяг данью, но и выступает главным судьей – разбирает тяжбы по справедливости, защищает людей от отморозков, даже дает некоторым работу. И кстати, по своим делам часто бывает в Городе. У него есть постоянный пропуск в Новинск, и он имеет особое право проводить с собой одного человека. На КПП не спрашивают, зачем Батяня или его спутник идут в Город, хотя, все равно обыщут. Оружие туда проносить нельзя. Словом, если и можно попасть за внутреннюю стену, так только в качестве его напарника. Есть и восточный вход , но его контролирует тамошнее ворье . С ними связываться нельзя. Они с тебя и деньги возьмут, и в город не проведут. Череп проломят, и в Баковском лесу закопают. Были такие случаи.
-И сколько же мне будет стоить его согласие провести меня с собой? Автомат? Или придется отдать еще и мотоцикл придачу?
Илья невесело рассмеялся.
-Ничего ты не понимаешь, Тоха! Мотоцикл… Что вообще можно дать человеку, у которого все есть? Батяня здесь главный, контролирует здесь торговлю, люди отстегивают ему дань со своим заработков, у него есть ферма, на которой пашут батраки, и устроиться на нее крайне сложно… Поверь мне, у него есть все…
-Как же мне быть? –опешил Антон.
-Это самое интересное. Человек, который идет в Новинск, должен ему понравиться, чтобы Батяня согласился провести его с собой. Он не требует денег или оружия. Когда-то брал, но тогда Батяня только набирал могущество, прибирал к рукам наш поселок… Потом ему стало скучно, и стал он развлекаться. Сначала все в кабаке силой мерялся. Сажал желающих пройти в город напротив на лавке и ставил условие- кто меня перепьет, того возьму с собой. Слово его железное, что сказал, то сделал. Вот только переплюнуть его почти невозможно, в чем бы то ни было. Месяца два он в трактире тягался. Лишь один человек смог его перепить. Остальные не выдерживали. Пьет как конь, и ни в одном глазу. Некоторых вообще откачать потом не удавалось, замертво падали, а Батяня встанет из-за лавки, огурцом закусить, и на улицу как ни в чем ни бывало.
Потом водку на армрестлинг заменил, как пить надоело. И тут ему тоже равных не оказалось. Руки люди себе ломали, и уходили ни с чем. Когда приелось, бокс у него начался. Мужики шатер выстроили открытый, дело в сентябре было, при хорошей погоде. Вот что у него не отнять – умеет эффекты создать. Весь поселок сходился посмотреть, как он людей калечит. Солдаты даже с внутренней Стены смотрят, ставки делают, на камеры снимают… Убил он многих, даже больше, чем покалечил. Ударит- челюсть вырвет, или грудную клетку проломит.. Мощен он, и с возрастом только сильнее становится. На мечах махаться любил, да трудно у нас настоящие клинки-то выковать.
Есть кузнец, да только Батяне так и не смог дамасский клинок выковать, как тот просил. Мечи и палаши, правда, делает неплохие…
Но тебе крупно повезло. Устал Батяня сам участие в соревнованиях принимать. Скучно ему со слабаками силами меряться. Теперь он устраивает состязания между самими претендентами попасть за Стену, таких всегда хватает. Как раз завтра будет новый поединок.
На прошлой неделе было четверо желающих. Им надо было на нити над углями пройти. Знаешь, как в цирке раньше ходили акробаты.. Вот и у нас так же… Пошли, и все четверо свалились вниз, на угли. Ожоги, конечно, сильные поучили. Правда, один не пострадал. Йог, наверное. Подошел к Батяне, одежду снял. Смотри, говорит, ни пятнышка. Словно и не падал на горячее. Мать хотел повидать. А она в психушке сидит в Новинске, у таких права нет в Город кого-либо приглашать. На колени вставал, плакал… Но Батяня есть Батяня. Если условие конкурса нарушил, без разговоров выметайся, будешь настаивать – только себе навредишь. А этот йог не уходит, на коленях ползает, Батяню умоляет. Ну сломали ему несколько ребер и руку, чтобы в следующий раз короля из себя не выводил, да и выкинули вон, из Пригорода, он нездешний был.
Людей своих Батяня бережет, не выставляет их померяться силой с ходоками. Хотя, всякое бывает. Иногда король изъявляет желание силу и храбрость своей команды проверить. Раз он устроил конкурс с окунанием ходоков в воду. Ну знаешь, кто дольше под водой продержится. Сначала им всем полминуты давали, затем минуту, полторы и так далее. Остались только один из ходоков и Лешка Щербатый, тот еще нехристь. У Батяни он рэкетом заведовал. Ясное дело, ходоку уступить Лешка не может, это ж значит, авторитет свой подорвать в глазах шефа… Ну а легкие –то у него хреновые, курил много. А время уже две минуты пошло. Две с половиной. В общем, захлебнулся Лешка. Не смогли откачать. А ходок выиграл и провел его Батяня в город, даже не спрашивая, по каким делам тот в столицу направляется. Батяня слово держит. А еще один случай был…
-Хватит, Илья. Я думаю, что услышал более чем достаточно.
-Извини, ты прав. –Илья чуть смутился. - Я не хотел тебя запугать. Просто ты должен знать, что тебя ждет…
Кстати, у него даже жена была, пока не умерла от вируса. Батяня потом чуть с ума не сошел. Крушил все и ломал неделю, пристрелил кого-то из свиты... Шуму много было, и горя тоже. Потом он в знак траура налысо голову себе обрил и татуировку сделал в виде обнаженной женщины на предплечье. Бабку мою упрашивал исцелить жену, пока она болела... Да не может она. Говорит , болезнь эта богом ниспослана человеку в знак испытания, и только он и может помочь.. В общем, Батяня так на нее разорался, что чуть не пришиб кулачищем.. Страшный он, хуже зверя, если разорется. Еле успокоили. Бабку мою с тех пор видеть не может.
Я это к тому говорю, что представь себе, какой властью и силой должен Батяня обладать, чтобы несколько лет жену при себе удерживать! Она же красавица была, весь Пригород по ней с ума сходил, даже комиссар один из общины коммунистов захаживал к нам на красу Батянину глянуть. Но и завидовали ему страшно. Один раз ребята с Баковки, это южный пригород, решили увести ее силой. Девять пуль из калаша в Батяню засадили, думали, умер хозяин, да не тут-то было. Оклемался, и явился с бригадой в Баковку. Положил всю братву тамошнюю, и посейчас там хозяина своего нет, боятся, что Батяня снова к ним заглянет по старой памяти.
Мощный мужик Батяня, семижильный. Кто говорит, что он заговорен, кто брешет, что и не человек он вовсе. Сколько уж раз стреляли в него, ножом пыряли, голову проламывали, да все без толку. Кислотой как-то в молодости окатили. С тех пор шрам у него на щеке. И кисти правой здорово досталось; плеснули так «удачно». Батяня перчатки носит на обеих руках. Чтобы шрам скрыть. То есть шрамы на одной руке, но перчатки на обоих, чтобы симметрия была…
Илья задумался, горестно вздыхая.
-Словом, я так понял, что дело мое табак? – спросил Антон, переваривая услышанное.
-Не скажи. Попытаться ты должен, кто знает, может тебе и посчастливится. Проиграть не позорно, а вот струсить и не испытать себя- вот это куда хуже.
-Хорошо. Где мне его найти?
-Если решился, то я заброшу удочку одному из его ребят... Тебя отведут к Батяне, он лично с тобой поговорит. Впрочем, это лишь формальность…
-Хорошо. Только не тяни с этим. – кивнул Антон.
Илья пристально посмотрел на друга, только-только снявшего повязку.
-Ты себя как чувствуешь вообще?
-Нормально. Все в порядке. Правда, я в норме…

За ним пришли в тот же день, часов в шесть вечера.
У входа в палатку послышался шум. Полог откинулся, внутрь просунулась чья-то мерзкая заросшая щетиной харя, поводила по собравшимся внутри людям округлыми глазками и остановила взгляд на Антоне.
-Это ты, шоль, ходок в столицу?
-Да, мне нужно попасть в Новинск.
-Ясный перец. Ну пошли, ходок. Батяня видеть тебя желает. Давай живо, он ждать не любит.
Выйдя из палатки, Антон направился вслед за оглядывавшимся на него посланцем. Пахан жил в двухэтажном особняке на центральной площади – чуть ли не последнем уцелевшем цивильном здании во всем пригороде. Главный жил со всеми удобствами.
Перед входом два головореза обыскали Антона, забрали Стечкина, и легким тычком в спину направили внутрь.
-Будь почтительнее с Батяней. Он любит вежливых, - плюнул в спину напутствие провожатый, по-шакальи хихикнув.
В просторном холле было темно, если не считать замеревшего у входа в неподвижной позе охранника, казавшегося предметом интерьера. Кабинет Батяни был слева от широкой прихожей. Войдя в библиотеку, Антон остановился пред письменным столом, за которым и восседал местный лидер.
Да, впечатление он производил. Огромный и мощный как медведь, с крутыми покатыми плечами, в черной косухе с заклепками, наголо бритый, с подступавшими к горлу татуировками, словно бы душившими его, руки в черных перчатках, лицо иссечено шрамами, на правой щеке и шее следы от химического ожога.
Он читал толстую потрепанную книгу в кожаном переплете. Едва Антон вошел, как Батяня захлопнул ее, проложив страницу закладкой и отложил в сторону. Название книги Левченко рассмотреть не удалось.
Выражение лица Батяни было пустым, отрешенным, но черные бездонные глаза жили, казалось, отдельно от лица. Антону показалось, что этот цепкий, всепроникающий взгляд крепко ухватил его за горло.
-Значит, ты Антон Левченко? – перешел он к делу.
Сесть не было предложено. На единственном в комнате стуле сидел сам Батяня. Антон молча кивнул.
-Хорошо. У меня к тебе будет всего несколько вопросов. Давай договоримся сразу. Ты отвечаешь мне только правду. Если я почувствую ложь, разговор на этом закончится и второго шанса у тебя не будет. Это понятно?
Антон снова кивнул.
-Ты не очень разговорчив.. это мне по душе. Итак, расскажи о себе все. Кто ты, откуда. Мне нужно знать, что ты собой представляешь.
Антон, запинаясь, сбивчиво рассказал ем все как есть – о жизни во время пандемии, об острове, о Стрелке и последующих событиях. Ничего не утаивая – ему показалось, что собеседник шестым чувством уловит малейшую фальшь.
Батяня выслушал его с отсутствующим видом, почесывая за ухом, посматривая в окно, как учитель, без интереса слушающий доклад посредственного ученика. По его лицу нельзя было понять, какое впечатление произвел на него рассказ ходока.
- Банальная история, каких тысячи... Ну хорошо. Будет считать, что мы договорились. Испытание начинается сегодня в одиннадцать вечера. Будет достаточно темно для красивого зрелища. Всего ходоков будет трое, считая тебя. Как видишь, шансы у тебя неплохие. К восходу солнца должен остаться лишь один человек, он и победит, иначе, на этой неделе я пойду в город один. Если проиграешь, больше в испытаниях участвовать ты не сможешь. Желающих обычно слишком много, чтобы я мог давать одним и тем же людям новые попытки. Это ясно?
Антон кивнул.
-Славно. Приходи сегодня на площадь к одиннадцати часам. И не опаздывай.
-Я буду там.
Антон было направился к выходу. Жестом руки Батяня остановил его.
-Ты ведь не думаешь, что это будет слишком легко, а? Придется тебе как следует постараться, чтобы выиграть… Это я тебе обещаю.
Затем открыл книгу и углубился в чтение. Более ничего для не существовало.

-Ну как? Что он сказал? – кинулся к нему Илья.
-Нормально. Рассказал ему, кто я, откуда… Сегодня в одиннадцать вечера будет испытание, всего лишь три человека, возможно, мне повезет.
-Это в его духе. – кивнул Илья. - Он любит стравливать участников друг с другом. Уж не знаю, что тебе посоветовать, ведь неизвестно, что это будет… В любом случае, тебе понадобится все твое присутствие духа и мужество.
Когда начало темнеть, они вышли на главную площадь поселка.
Приготовления к вечернему шоу здесь велись полным ходом. Голый квадратный пятак утоптанной земли с тремя выкопанными ямами по одной линии был огорожен по периметру воткнутыми в землю факелами. Что-то длинное, укрытое брезентом, лежало в центре площадки, возбуждая всеобщее любопытство. Батяня умел нагнетать интригу. Лишь его подручные знали, какое испытание предстоит ходокам, однако расспрашивать их было бесполезно.
Несколько охранников из свиты Батяни занимались тем, что отгоняли от площадки любопытных мальчишек, пытавшихся подобраться поближе и рассмотреть, что лежит под брезентом.
Время неумолимо приближалось к одиннадцати. Появились двое других ходоков- два коротко стриженых крепких парня в кожаных куртках. Они были похожи друг на друга, как братья.
-Я Роланд, а это Матвей. – представился один из них. - Значит, ты тоже идешь?
-Да, мне тоже нужно попасть в город.
-Что-то хлипкий ты слишком. – хмыкнул второй парень. - Дистрофик, что ли? Слабый. Тебе не выстоять, что бы то не было.
-Увидим. –отрезал Левченко.
Парни еще раз окатили его презрительными взглядами, словно помоями из ведра, и смешались с собиравшейся толпой, которую составляли преимущественно бедняги, городская рвань.
Ровно в одиннадцать вечера, неожиданно и с оглушающим грохотом грянули большие барабаны. Антон вздрогнул, ища глазами невидимых барабанщиков.
-Это запись, ее всегда крутят перед началом - указал Костя рукой на черные колонки слева от импровизированной сцены. –Тебе пора! Буду за тебя болеть!
Антон не успел попрощаться. Его и двоих других ходоков, бесцеремонно ухватив за руки, вели к огороженной площадке охранники. Завели за ограждение, сбросили брезент и тут заполненная людом городская площадь наконец узрела, что Батяня приготовил на этот раз. Это были три длинных толстых бревна длиной пару метров.

Подручные Батяни поставили бревна горизонтально в выкопанные ямы, закрепили их, помогли забраться на них всем троим. Ходоки, хмуро поглядывая друг на друга, стояли на двухметровой высоте на площадке диаметром сантиметров пятнадцать. Можно было даже стоять обеими ногами. Что дальше? Антон разыскал в толпе Илью, тот оживленно делал ему какие-то знаки руками.
Неожиданно появился Батяня. Он вошел на освещенную факелами площадку - для него сделали небольшой помост, чтобы всем было видно пахана.

Лидера встретили криками , аплодисментами, свистом и выкриками. Толпа приветствовала кумира. Батяня поднял вверх руку, сжав пальцы, затянутые в кожу, и шум толпы разом стих.
-Итак, как обычно по понедельникам, начинается очередное соревнование! – снова шум толпы. - Для участников, которых всего лишь трое, приготовлено несложное испытание. Выстоять на одной правой ноге на этих бревнах. Левая должна быть постоянно приподнята…
Толпа восторженно заревела. Впрочем, так люди реагировали на любую реплику вождя.
-Да, только и всего. Менять ногу нельзя, разводить руки в стороны запрещается. Тот, кто коснется левой ногой бревна, считается проигравшим. Упавший вниз человек выбывает из соревнования. Ровно в шесть утра соревнование заканчивается. Если к тому времени, как ударит гонг, останется двое или больше участников, будет считаться, что выигравшего нет. Пусть игроки решат сами, кто из них больше заслуживает победы. Итак, соревнование начинается! Гонг!
Ожила фонограмма - раздался гулкий удар гонга. Толпа восторженно ревела.

Почти одновременно все трое подняли левые ноги градусов на тридцать от земли и принялись балансировать на правой, опорной. Двое охранников подошли еще ближе и внимательно уставились на троих участников, отслеживая колебания поднятых ног.
Это казалось легким испытанием только в первые минуты. Антон стоял на правой ноге и рассматривал огромную толпу, стараясь не глядеть на ухмыляющиеся физиономии охранников, шумно чавкающих жвачкой, как жеребцы, и перекидывающихся издевательскими репликами.
Они распяли Христа, а теперь распинают нас, подумал он, вглядываясь в лица людей внизу. Два плута и один рыцарь Круглого стола в поисках Чаши Грааля. А в роли Пилата – Батяня...
Все тело словно одеревенело, налилось внутренним напряжением, усиливавшимся с каждой минутой.
У Матвея с самого начала что-то шло не так. Антону плохо было видно, ведь он стоял на бревне с другого края. Прогнувшись в поясе назад, он разглядел, что у Матвея сводит опорную ногу. Он мял ее и массировал обеими руками, согнув поднятую ногу в колене и нелепо задирая ее повыше. Карикатурная обезьянья поза…
-Мужик! Спрыгивай к нам, мы тебя разомнем! – раздался наглый женский окрик из толпы. Народ довольно заржал.
-Убирайтесь к черту! – заорал на них Матвей, продолжая растирать ногу.

Роланд стоял посредине с каменным лицом, уставившись куда-то вперед. Он казался часовым у вечного огня, поднявшим ногу, чтобы сделать шаг, поскольку пришла смена, да так и застыл. Казалось, он может так стоять неделю.
Сколько времени прошло? Час? Полтора? Ильи больше не было видно.
-Эй, сколько времени? – хрипло окликнул Антон одного из охранников.
-Тебе еще долго стоять, парень.- нехотя откликнулся тот, с перекатывая жвачку из одного угла рта в другой.
-Два часа ночи, - услышал Антон чей-то голос из толпы. Он снова пригляделся к освещенным факелами лицам, внезапно заметил Илью, приведшего с собой бабку. На душе стало теплее. Словно кто-то вливал новые силы в его уставшую правую ногу.
Два часа. Осталось еще четыре. Он выстоит, это не так долго.
-Эй, мужики! Канкан спляшите! Чего так стоять! – прокричали караульные сзади, с обзорной площадки внутренней стены.
Толпа встретила замечание дружным смехом. Антон не улыбнулся даже внутренне. Ему было все тяжелее и тяжелее.
А через двадцать минут претендентов осталось лишь двое. Правая нога все-таки повела Матвея.
Парень дрогнул, не удержал равновесие и свалился вниз. На лету он взмахнул руками, словно стараясь зацепиться за верхушку бревна и залезть снова, но не достал, и плюхнулся на землю, издав приглушенный крик отчаяния и боли.
Подошедший охранник увел прихрамывающего Матвея прочь от ристалища. Двое застывших истуканов по прежнему возвышались над толпой. Народу прибыло еще больше. Казалось, на площади собрался весь пригород. Вся площадь была заполнена зеваками.

-Не спи, лопух! Выше ногу, выше! – заорал кто-то в толпе. В живот Антону больно ударил небольшой камень.
Антон вздрогнул. Покачнулся и пришел в себя. Кажется, он начал дремать , стоя на одной ноге. Поднятая нога, чуть согнутая в колене, непроизвольно опустилась почти до бревна. Антон испугался. Он почти проиграл - до деревяшки ноге оставалось сантиметров десять, не больше…
Толпа одобрительно загудела.
-Сваливай, слабак! Все равно я сильнее! – послышался громкий шепот обозленного Роланда.
Антон глянул на него. Глаза того, загоревшиеся было торжеством, вновь наполнились злобой и упорной решимостью.
-Давай, опускай ногу! Ты устал! А я могу простоять так вечность!
Антон читал, что у индейцев такое испытание длилось по нескольку дней. Молодых парней в племени проверяли так на выносливость, мужество и умение сконцентрироваться. Тоже происходило и здесь, однако, была большая разница. Сильные и тренированные индейцы хорошо знали что их ждет. Они готовились и упражнялись в выносливости, чтобы встретить суровое испытание в наилучшей форме. Поэтому они могли стоять в такой позе по нескольку дней, в отличие от измученных Роланда и Левченко.
За несколько часов, проведенных на бревне стоя на одной ноге, оба сильно ослабли и пошатывались от усталости. Антон изредка отрывал взгляд от ноги и осматривал толпу, вглядываясь в лица, но не видел Матвея. Впрочем, Антону было на него плевать. Он сконцентрировался на своей ноге. Гипнотизировал ее взглядом, приказывая не опускаться. Вскидывал чуть выше, на что режущей болью отзывались усталые мышцы пресса, но вскоре она под неизменной силой тяжести снова потихоньку начинала опускаться вниз. Борьба с самим собой тянулась всю ночь.
Впрочем, Роланду было не легче. Он так закусил нижнюю губу, что по подбородку стекала тоненькая струйка крови. Что ж, ему тоже было тяжело, но он все еще держался, и Антон продолжал стоять. Правда, Батяня не захотел чересчур затягивать испытание, ограничив время восходом солнца. Во сколько начинает светлеть в августе?
На востоке, за крепостной стеной, уже разгорался рассвет. Восход обещал быть солнечным, туч над городом почти не было. Еще час, и все кончится подумал Антон, из последних сил поднимая ногу повыше. Мышцы живота болели тянущей внутренней болью. Нога весила тонну. В какой-то момент от ботинка до земли снова осталось менее десяти сантиметров. Это видел и Роланд, не спускавший с Антона глаз, и двое охранников, но никто и не подумал его предупреждать. Всем, в том числе и публике, хотелось, чтобы испытание скорее закончилось. Антон, чуть слышно застонав, закусил губу и приподнял ногу чуть выше. Роланд слышно скрипнул зубами.
-Держись, Антон! – раздался голос Ильи в толпе. Антон не увидел его, но голос друга придал сил. Он приподнял ногу повыше.
-До шести осталось десять минут. Вы собираетесь заканчивать? Если в шесть оба будете стоять, победителя не будет. Так сказал Батяня! – изрек один из охранников, подошедший поближе к столбам.
Антон кинул взгляд на соперника. Тот по-прежнему не сводил с него глаз. И опускать левую ногу не собирался. И что же делать?
Ситуацию разрешил сам Роланд. За несколько минут до шести он решился на отчаянный шаг. Незаметно подобравшись, он сжался и кинулся на Антона, намереваясь сбить его с бревна вниз. Однако, ловкости ему не хватило. Он лишь задел руками Антона, полоснул по его правой руки и рухнул вниз. Антон закачался, балансируя в неудобной позе, но все-таки смогу держать равновесие.
Он победил! Выдержал! Облегчение накатило на Левченко. Поднятая нога упала вниз, как камень в воду.
Как черт из табакерки, выскочил на арену Батяня.
-Итак, сегодня победил номер третий! Он получает гостевую визу и отправляется сегодня со мной в город! – торжественно провозгласил он во всю мощь атлетических легких.
Толпа устало улюлюкала и хлопала победителю. Ей было все равно, кто победил. Народ начал расходиться. Шоу закончилось.
-Ну как, идти можешь? Ноги слушаются? – равнодушно спросил Батяня у Антона, спустившегося вниз по лестнице.
-Нормально. – Антон выдавил кривую улыбку.
-Пока отдыхай. В шесть вечера походи к воротам. Пойдем в город.

Попрощаться с Антоном вышли Илья и бабка. Отца Ильи он видел лишь пару раз – тот все время или отсутствовал, или приходил домой поздно ночью, и уходил с рассветом – он работал часовщиком на выезде у клиента…
Илья, смущаясь, переминался с ноги на ногу, явно не знал, что сказать на прощание. Наконец, неловко обнял его, похлопал по спине.
-Давай, береги себя в Городе. Там каждый за себя. Не доверяй другим, надейся только на себя.
-Хорошо. Постараюсь…
Бабка подошла к нему, взяла за руки.
-Давно тебе хотела сказать, милый. Много у тебя тяжести на сердце. В тебе все время борются зло и добро, и оба этих начала в тебе очень сильны ; в будущем одно из них неизбежно возьмет верх. Нелегкая у тебя судьба, и долго предстоит скитаться, прежде чем ты обретешь покой душевный. Крест, который ты несешь, сказывается на окружающих. Будет и тебе, и беда от него, да только никуда не денешься от судьбы. Береги себя, береги окружающих. Много у тебя было бед и неприятностей – карма у тебя такая, что ты притягиваешь дурное. Я ведь многое могу увидеть.. И ты, похоже, тоже, - она прищурилась на Антона… - Да и у тебя имеется, только не развиваешь ты его… Впереди у тебя будут беды и долгие скитания. Но и друзей ты в будущем тоже обретешь. Постарайся, чтобы из-за тебя они не попали в беду. Крепись, мой мальчик.
-Вы говорите так, словно мы прощаемся навсегда… Я вернусь к вам через неделю, самое больше через две…
Затем она перекрестила Антона.
-Спасибо.. Спасибо вам за все. Скоро увидимся! Я же ненадолго в город... – Он хотел еще что-то сказать, замялся, вытащил кобуру со Стечкиным и протянул Илье. – Вот, держи. Сразу отдам тебе. Ведь вы меня выхаживали, и все такое…
-И слышать не хочу! Чепуха – вспыхнул Илья, наотрез отказавшись.
-Бери, пригодится. На продукты выменяешь…
-Нет, тебе оно самому еще понадобится. Ты, главное, возвращайся поскорее, ладно? – Илья пристально глядел на Левченко, не отрывая взгляда. Ты ведь вернешься?
-Конечно, я только туда и обратно, мигом!

Он помахал им на прощание и направился к западным воротам. Обернулся - две маленькие фигурки все так же стояли у входа в палатку и глядели ему вслед. Отчего-то вновь сдавило сердце – толи от непонятной глухой тоски, то ли от предчувствия новой надвигающейся беды. А может, это было запоздалое сожаление о том, что хотел рассказать Антон Илье, да так и не решился. В конце концов, это был лишь очередной сон, только и всего…

Глава XIV
Новинск

Батяня уверенно, по-хозяйски, загромыхал кулачищем по массивной железной двери пропускного пункта. Вскоре за ней послышались шаги, кто-то заразительно чихнул, открылось смотровое окошко. В нем маячили чьи-то опухшие воспаленные глаза с красными прожилками.
-Открывай, в город иду. –снизошел до него Батяня.
-Пропуск двухнедельный? Гостевая виза?
Батяня с готовностью замахал бумажками перед окошком.
-Гостевая, все как обычно. Открывай давай.

Дверь со скрипом приоткрылась. Часовой, рослый детина в черной кожанке и фуражке с красной звездой, с короткоствольным «Бекасом» за плечом, просунул в образовавшуюся щель свою заостренную небритую морду, уподобившись лисе, с любопытством заглядывающей в курятник. Провел беглый фейс-контроль, удовлетворился увиденным, и распахнул дверь. Они вошли на КПП.
-Прошу документы, гостевые визы. – сухо прогудел часовой, принявшийся усиленно тереть воспаленные глаза кулачищем.

Батяня сунул документы, Антон - свои. Тот, насупясь и чуть шевеля губами, пролистал паспорта, глянул визы. Затем вытащил какой-то сканер с цифровым дисплеем и приложил к запястью Батяни, где красовались полоски штрихкода. Раздался тонкий писк. Через секунду часовой отнял прибор и глянул на окошко.
-Обязательная процедура, - объяснил Батяня. – Всем гостям года полагается иметь идентификационный штрих-код . Сейчас и тебе сделают. Много времени это не займет. Считай, что это временная татуировка, она будет сканироваться при входе в город и выходе из него. Здесь с этим строго.
Часово приложил прибор к правому запястью Антона.
-Я быстренько, парень- пробормотал он.
Что-то вспыхнуло на нижней стороне сканера, полоска света прошлась взад и вперед по запястью. Антон почувствовал жжение, длившееся лишь пару секунд. Когда часовой отнял сканер, на запястье Антона уже красовались такие же полоски различной толщины, как и у Батяни.
-Подпортили тебе малька шкуру, да? – ухмыльнулся пахан. -Так уж заведено, брат. Ничего, потом это сведешь, если захочешь. Она и сама сходит, только очень медленно…
-Все в порядке, проходите на таможню. – махнул часовой в сторону таможенного домика, и снова запустил руку в глаза.

Антон, шагавший первым, не заметил, как что-то небольшое проворно перекочевало из рук Батяни в свободную клешню часового, с волчьей жадностью поглотившую взятку.
Под таможенный пункт был оборудован двухэтажный домик, сложенный из соснового бруса. Над входом развевались два стяга - красный флаг коммунистической общины города, и зеленый с желтыми звездами в углу – флаг таможни. В приемной сидели двое- за письменным столом офицер в чине капитана в зеленой форме и писарь за столиком у окна, слева от него. Оба что-то увлеченно строчили в толстых журналах .
При звуке шагов офицер поднял голову. Увидев Батяню, расплылся в дружеской улыбке.
-Аааа, Петр Михалыч! Снова к нам? Надолго? – оба пожали друг другу руки. Антон с удивлением узнал, что у пахана есть вполне человеческие имя и отчество.
-На этот раз на недельку, Максим.
-Это хорошо… Ну-с, пожалте паспорта, и визы, - капитан принялся сверлить острым буравчиком серых глаз Антона. Оба протянули документы, но в ксиву Батяни тот даже не заглянул. Наоборот, ухватившись за бумаги Антона, принялся изучать их со всем возможным тщанием.
-Тэээк… -тянул зеленосуконный. - Левченко Антон Дмитриевич… Уроженец Приморска, дата рождения – 7 апреля 2025 года, холост. Что же это тебя в Новинск-то занесло, друг любезный?
Батяня ответил за него.
-Он со мной, помогать в мастерских будет.
Капитан вздохнул, скорчил скорбное лицо и принялся вписывать что-то авторучкой в обтрепанный толстенный журнал.
-Завязывал бы ты с этим, Петр. – бросил он, не отрываясь от писанины. - Мне уже поперек горла твой бизнес встал!
Ну, ты же знаешь- я в долгу не останусь. – ухмыльнулся Батяня. - Порядки знаю…

Наконец капитан закончил писать, отдал документы, и произнес без энтузиазма заученную речь.
-Добро пожаловать в коммунистическую общину Новинска. Мы выступаем за социальную справедливость и равные возможности для всех наших членов. Запрещается разжигание межнациональной розни, унижение человеческого достоинства, употребление наркотических средств и несоблюдение внутреннего распорядка коммуны – гостям запрещено появление на улице с полуночи до шести утра. Не забывайте о том, что гостевая виза выдана вам сроком на две недели. Это максимальный срок. Просрочка визы является наказуемым деянием, предусмотренным уголовным кодексом Коммунистической Партии Новинска. Надеемся, что вам у нас понравится.
Произнеся официальную тираду, офицер снова уткнулся в свои бумаги.
-Антон, подожди меня на улице, - заговорщически шепнул Батяня.

Антон вышел на крыльцо, с наслаждением вдыхая свежий летний ветерок. Оранжевое солнце уже склонялось к высоченной крепостной стене, но было еще светло.
Через минуту Батяня вышел из здания таможни.
-Все, парень. Теперь наши пути расходятся. Мне параллельно, чем ты тут будешь заниматься- главное, не просрочь визу, или тебя ждут проблемы. Здесь регистрация- дело важное. Кстати, ищи своего Демичева в клубе на углу Декабристов и Засулич. Там у них кабак, и твой парень первый завсегдатай.
С этими словами он с силой хлопнул Антона по плечу, выбив пыль из куртки, и зашагал с рюкзаком за плечами по одной из радиальных улиц.
Антон подошел к указательному щиту на перекрестке, прочитал надписи на замызганном указателе «Лучевой Проспект», «Улица Декабристов» и свернул налево.

В пролетарском клубе «Роза Люксембург» на углу улицы Декабристов и проезда Веры Засулич было темно, прохладно и уютно. Раньше здесь был ресторан мелкого пошиба, в нем гуляли чиновники средней руки, отмечали дни рождения и свадьбы. В старые времена клуб назывался безобидно, то ли «Вулкан», то ли «Кратер», впрочем, об этом уже никто толком не помнил. В выходные и поздно вечером публики здесь было битком.
Антон вошел и огляделся. Слева в конце зала виднелась ярко освещенная сцена с подиумом, на стенах висели длинные зеркала в дубовых рамках, на полу ворсовый ковер. В навесной панели на потолке были прорезаны отверстия в виде пятиугольных звездочек. Свет ламп красиво падал и рассеивался в зале сквозь эти прорези. Почти все пространство кроме танцпола у сцены было заставлено круглыми столиками со скатертями. Где-то справа в глубине зала возился бармен, смешивая напитки. Его стойка была подсвечена неоновой гирляндой. В красноватом свечении он походил на опереточного дьявола.
За концертным пианино на сцене, боком к входу, сидела дородная дама средних лет с кокетливым бордовым беретом, сдвинутом на бок, в обязательной кожанке и с дымящей папиросой во рту. Справа на портупее виднелась кожаная кобура. Она играла вальс с большим воодушевлением, сильно ударяя по клавишам обеими руками, раскачиваясь на стуле, словно одурманенная. Позади пианистки пританцовывал под музыку совершенно пьяненький работяга в тельняшке, выдавая неловкие пассажи. Он перебрал лишку и мнил себя балериной.
В мелодичных медленных пассажах, экспансивно выдаваемых дамой с папиросой, Левченко почудилось что-то смутно знакомое, слышанное в детстве.
Он оглядел пустой темный зал. Холеный официант с блокнотиком сразу же подскочил к посетителю.
-Желаете столик, товарищ? Вы один или с другом?
-Мне Демичева… Сказали, он здесь…
Официант, потерявший интерес к Антону, махнул рукой в сторону углового столика возле сцены.
-Товарищ Демичев вон там сидит, проходите…

Антон прошел к столику, за которым сидел лицом к сцене в одиночестве курчавый брюнет лет сорока, катая в ладонях бокал. Он сел напротив него.
-Здравствуйте. Вам привет от Шалого.
Мужчина оторвал задумчивый взгляд от бокала, поднял глаза на Антона. Ответил не сразу, постепенно фокусируясь на собеседнике, неторопливо всплывая из пучины размышлений на поверхность.
-Знал я такого. Ты что, прямиком с Бахаревки?
-Именно. У меня к вам дело.
Мужчина, словно не слыша его, оставил бокал в сторону и тоскливо устремил взгляд на пианистку.
-Люблю слушать, как Ниночка играет… Штраус, Сказки Венского Леса.. Слушал бы всю жизнь…
-Мне сказали, что..
Демичев оборвал Антона на полуслове.
-Если есть дело, то лучше обсудить его не здесь, а у меня дома. Сейчас допью и пойдем.
Он залпом осушил бокал, вытащил смятую купюру, подложил ее под ножку бокала, и слегка покачиваясь, встал.
-Пошли, парень.
Судя по люфту его походки, бокал был явно не первым.
Пьянчужка на сцене разошелся – он выделывал коленца, носясь по всей сцене. Пианистка, не прекращая играть, зыркала на него пренебрежительно, перекидывая папиросу из одного в другой угол рта. Внезапно она заиграла гораздо более динамичную вещь, сменив модерато на аллегро. Танцор несколько секунд добросовестно пытался выделывать ногами фигуры в быстром темпе, но скоро запутался и с грохотом упал на сцене.
-Василий, иди домой, право слово. – лениво изрекла пианистка сквозь папиросу.

Они вышли на улицу, и направились дальше по широкой и пустынной улице Декабристов.
-У меня три комнаты, квартира досталась хорошая, - рассказывал на ходу Демичев, -ремонт сделали, все на средства общины. Хоромы, а не квартира! Живу один, сам понимаешь… А то есть тут некоторые товарищи..Живут вместе… Вообще-то, у нас это не приветствуется, но запретить мы не можем. Напряжение как-то снимать надо, никуда не денешься. Только ничем хорошим это не кончается…

Через пять минут они были на месте. Это была кирпичная шестнадцатиэтажка, один из общинных домов. На шестом этаже здесь обитал и Демичев, занимавшийся, как успел выяснить по пути Антон, крайне важной и блатной работой. Был он краснодеревщиком, а попросту, столяром. Делал и ремонтировал любую мебель, и ценили его чуть не на вес золота.

Поднялись наверх пешком – лифт не работал, зато в квартире было электричество, и горячая вода – роскошь по меркам нового времени.
-Сейчас, найду пожрать. Как видишь, я по дереву работаю. Так что, не голодаю, работа всегда есть. Найдется, что выпить и закусить . – захлопотал Демичев, когда они оказались у него на кухне.
Он выудил из шкафчика над мойкой початую бутылку с коричневатой жидкостью и помахал в воздухе.
-Будешь?
-Чаю, если можно… - покачал головой Антон.
-Зря, хорошая вещь. «Виски Джонни Уокер». Вещь теперь редкая, такое только у начальства есть. И у меня, я ж краснодеревщик, привилегированная особа! Без куска хлеба никогда не останусь, брат!

Он зажег электрическую плитку, поставил чайник. Разбил яйца на сковороду, вытащил закуску, принялся нарезать бутерброды.
-Я понимаю, тебе мяса надо есть побольше, но вот уж что-то есть, то есть..Мяса настоящего мало у нас..Фермеры, конечно, привозят в город, да скоро, наверное, совсем поставлять перестанут, на подножный корм перейдем…
Демичев сделал бутерброды, налил чай в граненый стакан и пододвинул Антону.
-Ешь. А потом расскажешь мне, как сюда попал, и что в городе забыл…

Пока Антон насыщался, Демичев рассеянно вертел бутылку виски, да так и не наливал.
Косясь одним глазом на колбасу и сыр на тарелке, другим Антон разглядывал кухню нового знакомого. Была она небольшая, но очень уютная. Всегда есть разительное отличие между жилищем, в котором постоянно кто-то живет, и пустующей квартирой, пусть даже в ней расставят все нужные предметы по своим местам. У Демичева не кухне было очень тепло и уютно, как когда-то было у Антона дома. Часы-ходики с кукушкой, висевшие над обеденным сосновым столом, стены, оклеенные бежевыми дорогущими обоями, баночки с приправами, специями. И хотя на улице еще не стемнело, Демичев включил верхний свет, добавивший уюта и комфорта.
Антон сразу вспомнил о своем навеки утерянном доме и затосковал. Нигде он не чувствовал себя так комфортно, только дома. И здесь, в квартире бармена, в Новинске.
Демичев сразу заметил ,что парень перестал жевать.
-Не вкусно?
-Да нет, наелся просто.
-Тогда рассказывай, кто ты и откуда. Новых людей в городе мало, да и ко мне никто не наведывается. Как ты попал в Новинск? Через Батяню?
-Да. Он меня провел.
-Сволочь недобитая. - скрежетнул зубами Демичев. - Давно пора его шлепнуть. Предлагали Фарину устроить рейд по пригородам, вычистить всю эту уголовщину, да куда там… Якобы, считается, что они охраняют наши ворота от братвы из других районов... Просто сила у него большая, несколько сотен человек, почитай, в его шайке. А с такой оравой одной нашей общине никак не справиться. Объединяться надо с другими в городе, да никак верхи не договорятся. Все какие-то противоречия находят. Есть бойцы и в пригородах, и во Втором секторе, да только каждый сам за себя, за общее дело никто не хочет постоять, вот и бардак творится, произвол! Провели бы хоть рейд по восточному району, жить бы легче людям стало! Кстати, как он тебя провел?
Антон вкратце рассказал. Демичев нахмурился. Налил виски в стакан, опрокинул, захрустел печеньем.
-Подонок. Сколько его знаю, всегда издевался над людьми. Мразь...
-Да ничего, я же справился…
-Антон, помяни мое слово, когда-нибудь он расплатится за все, что сделал. Пусть не сейчас, но сколько веревке не виться, а все ж таки, управа будет. Охрана у него серьезная, опытные ребята, многие хорошо владеют оружием, но ничего, ничего. Объединимся и сообща раздавим эту гниду…
Он прервался, не закончив фразу.
-Значит, вы служили на Бахаревке?
-Да уж, забросили меня зеленым призывником на РЛС, от звонка до звонка там и отбарабанил. Служба как служба, ничего особенного. Деды нас все стращали, что электромагнитный фон там такой высокий, что импотентом становишься, как вернешься. Да брешут все. Отслужил я, вернулся- проблем по этой части не было. Может, организм просто крепкий такой. А вообще, я коренной новинец. Я попал сюда в Первый Район еще в самом начале эпидемии. Жил-то я раньше в южной части, за рекой. Услышал я, что здесь коммуна образовалась. Стеной обнеслись, а как же! Вход только по визам, мышь не проскочит. Сейчас здесь три тысячи человек, огромная цифра! Раньше в город свободно пускали всех беженцев. Ну только счетчиком Гейгера проверяли- чтоб, значит, из Москвы радиацию сюда не заносили. Да поди , всех проверь! Многие просачивались сквозь заграждения и так. Тогда стену еще строили, сплошные бреши были, недоделки. Думали, можно от всего мира отгородиться, все проблемы решить! Да где там… В общем, махнул я к ним в коммуну. Думал, тут порядок.. Куда там! Маразм коммунистический!
-Почему же вы не уйдете?
Демичев глянул тоскливо. Плеснул себе еще виски.
-Куда уходить, Антон? Здесь хоть какая-то жизнь налаженная… По-человечески только коммунисты и живут. Сам видишь- электричество, водопровод. Правда, только утром и вечером, но все равно! Рабочие места в мастерских. Люди работают, не сидят без дела! Дисциплина военная, тут уж говорить не чего. Сталинщина. А куда деваться? Управлять общиной сложно. Народ разношерстный. Поди, проверь, что у кого в голове! Да, конечно, перегибают палку. Чуть что- в тюрьму. Опоздал на работу, рассказав анекдот про вождя, бутерброд украл в буфете - в тюрьму. Но если играть по правилам, то жить здесь можно. Коммунисты, конечно, с большими тараканами в голове, но пока что я иного выхода для себя не вижу.
-И порядки как при Сталине? – хмыкнул Левченко, допивая чай.
-Теперь да. Затянул наш Фарин гайки, но так было здесь не всегда. В общем, многое они правильно говорят. От каждого по возможности, каждому по труду, все общее, все на равных правах.. Ну да, проходили уже. Все равны, но некоторые равнее других. Сначала свобода слова и мыслеизъявления здесь была. Листовку даже печатали поначалу – «Голос рабочего» для людей из мастерских. Радиостанция работала !
А потом они вдруг глушилку включили в префектуре. Чтобы ни один вражий голос в город не проник. Поступила, значит, информация в политуправление, что радиостанция наша принимает вражеский сигнал из Москвы. Якобы, чуждая по духу волна, и враждебная по содержанию. Пытались, дескать, подорвать веру народа в вождя, опорочить, сломить дух общины… Так вот руководство это решительно пресекло. Радиостанцию закрыли рано утром, а на следующий день типографию опечатали. Чтоб ни у кого в голове сомнение по поводу правильности нашего пути не возникло. И понял я, Антон, что коммунисты в принципе больные на всю голову. Сколько бы они не говорили о своей обновленности ,а вижу, что все та же у них разруха в головах.. Снова те же ошибки. Ничему не учатся.
-А кто такой Фарин?
-Дак это и наш вождь... Ты ешь, не стесняйся! Чего смотришь? Насмотришься еще на меня.. Худющий какой.. Тебе же есть надо. Питаться усиленно. Вот и налегай… Внешне Фарин на Ленина сильно похож. Но старый уже, лет семьдесят ему. Наверное, Ленин так бы и выглядел, если бы дожил до старости.. Лысый фанатик... Кстати, не поверишь, Антон! До мора он и работал Лениным в Москве!
Был такой Театр двойников, антрепризный, так там человек сорок двойников известных людей работали, заколачивали бешеные деньги. Ставили политические спектакли, гастролировали. Текучка была большая, все время кто-то уходил, кто-то приходил. Брали туда всех, главное, чтобы походи были на оригиналов. Гитлер даже был, но говорят, даже спустя столько времени непопулярен был, освистывали все время. Муссолини проездом антрепризу давал, не поняла публика. Не наше...
А потом кончилась лафа. Выгнали нашего Фарина из театра, он же завхозом там был. Начал директор замечать, что реквизит пропадает, ну и турнули без разговоров.
Он потом то на Арбате халтурил, то на Красной площади. Да везде ведь отстегивать надо было. Конкуренты его здорово не любили, везде свои Ильичи уже были. А как же, популярная личность, так еще и столетие со дня смерти вождя подоспело, вообще ажиотаж дикий в стране начался! Просто культ личности какой-то.. Сталина даже оттеснили. 24й был годом Ленина, и все, что было связано с ним, пользовались большим успехом. Труды вождя пролетариата снова стали изучаться в школах и институтах. Сувениры везде продавались с его изображением. Футболки, матрешки, плакаты… Вновь пошел он в массы, помешательство какое-то было… Словом, Фарин наш, вместо того, чтобы деньги загребать на волне популярности Ульянова-Ленина, неожиданно потерпел полный крах. Начали его конкуренты поколачивать. Один раз в больницу попал, сильно его отделали по пьяной лавочке. Два ребра сломали, челюсть, по почкам прошлись, глаз левый повредили.. Говорят, ногами долго били, когда упал уже.. Думал, лежачего не будут, да куда там... Избили Ильичи конкурента.

Вышел Фарин из больницы, и понял, что завязать придется. А похож ведь был до крайности! Ну, переехал в Новинск, решил начать все заново, завязать с Ильичом. Парик купил, усы висячие отрастил, очки стал носить… Устроился на непыльную работенку редактором-корректором в издательстве. Потом книжку свою написал, «Триумф красной доктрины». Я читал - бред дикий, скажу тебе по секрету. А потом, незадолго до мора, партию свою коммунистическую организовал, решил за старое взяться. Тогда же конфуз с пенсиями случился. Фарин-то наш уже прикидывал в деревню уехать, жить себе спокойно на склоне лет подле какой-нибудь бабенки, до женщин вождь был охоч... Пенсия у него хорошая выходила, оформили ему стаж задним числом, якобы с 14 лет работал, а потом государство взяло, да и урезало пенсию. Цена на нефть опять упала ниже плинтуса. И снова пришлось вождю на работу устраиваться. А кем? Зрение слабое, редактором в издательстве не поработаешь. Ильичом? Фактура уже не та, молодых конкурентов девать было некуда. Он и создал свою партию, «Красный Оплот». Сначала их штаб-квартира была в клубе, затем уже в префектуру перебрались, когда власти не стало.
-Кому же он нужен был? – Антон недоумевал.
-Что ты, он такие митинги собирал, ты б его послушал! Соловьем заливался с трибуны… Пенсионеры очень его любили слушать. Партийные взносы принимал хорошие, на это и жил. Книжки писал, под диктовку записывали. Ну а потом мор случился, тут уж он был как рыба в воде, Мессией себя возомнил. И ведь самое печальное, верят ему. Старый, но идут за ним люди, хотят во что-то верить.. А Фарин дает надежду. Дескать, наша рабочая коммуна выстоит и переживет любую пандемию. Станет только крепче. Ага.
Умеет Фарин за собой народ увлекать, этого у него не отнять. Заберется иногда на подиум на площади Согласия, выбросит вперед руку, как Ильич и начнет умы пленять многочасовыми речами. Слушаю иногда, бред сумасшедшего, а народ в рот ему смотрит! Я понимаю, почему Гитлер был так популярен в свое время. Сумасшествие вообще вещь заразительная, брат! Харизматичный очень. Говорят, раньше с открытым ртом его слушали, женщины лечь под него были готовы, а мужики калаши взять и в огонь и воду за него…
Кстати, у нас ведь женщин всего пять, и они… как бы сказать… общие… Не очень этично, зато никакого недовольства… Все в порядке. Особенно Ниночка, пианистка, успехом пользуется. Ну, ты видел ее в клубе. Ох, баба-огонь! Такие штуки знает..
Демичев крякнул, раскрасневшись от выпитого.
-Пробовал Фарин сначала полиандрию запретить, да такое волнение поднялось, что он всерьез начал опасаться за свое здоровье... Да что мы все о коммунистах, надоело уже. О себе расскажи. Кто таков, откуда пришел, что здесь ищешь…

Антон вкратце описал ему цель своих поисков. Демичев откинулся назад и расхохотался от души. Казалось, люстра покачнулась, звеня стекляшками. Антон начал привыкать к подобной реакции.
-Ну ты, брат, из Питера сюда только за этим пригнал?
Он снова зашелся в смехе. Потом утер глаза и посмотрел на Антона серьезно.
-Наслышан я про чудачества всякие, но ты всех превзошел. Без обид, пацан, но таких людей не существует.
-А я верю, что найду такого человека, чувствую. – начал пунцоветь Антон.
-Дай-то Бог, как говорится, да только я б не стал на это жизнь свою класть. Глупо. Хотя, скуки ради... Будь я помоложе, может тоже отправился бы искать какую-нибудь Чашу Грааля, или меч Короля Артура. Только чудес не бывает. Давно бы нашли такого человека и в лабораторию изолированную заперли бы, да что-то не нашли не одного. А теперь уж и тем более…
Помолчали, разглядывая клеенку.
-А женаты вы были ? Раньше? – спросил Антон, прерывая затянувшееся молчание.
-Да, была у меня невеста. – понурился Демичев. -Звали ее Оля. Только было это давно…И кажется теперь, что это все мне приснилось…
-А дети у вас были? – осторожно спросил Левченко.
-Оля была беременна, у нас должен был родиться мальчик. Делали УЗИ, мальчик был появиться здоровый, к тому же, мы собирались провести генетическую коррекцию. У него была предрасположенность к развитию близорукости, по женской линии. У Оли было слабое зрение, носила всю жизнь контактные линзы. Да мы откладывали это, не хотели вмешиваться в дела природы.
А потом… Это было зимой.. Оля ехала в метро с работы. У нас метро ведь было в Новинске, две ветки. Город небольшой, но все ж таки. С самого начала, как город заложили, так и метро стали проектировать. Новинск наукоградом был когда-то, много здесь ученых жило. Большое конструкторское бюро, так что решили, что без метрополитена несолидно.
Оля работала учительницей в младших классах, довольно далеко от моего дома. Жили мы вместе, но я не всегда мог ее подвозить на машине. Она была на восьмом месяце, и ее толкнули в метро... Она запомнила, что это была немолодая женщина, лет пятидесяти с гаком. Старая дева с явно неудавшейся личной жизнью. Такие всю жизнь винят других в своих неудачах. Копят злобу на других людей, особенно на молодых женщин, у которых с этим все в порядке… Оля интуитивно почувствовала все это.
Женщина грубо толкнула ее, и Оля упала на лестнице. Это был переход с одной ветки на другую, там в конце идет много ступеней… Тетка еще проговорила со злостью, когда толкнула Олю «Беременные, а туда же, в метро прутся! Куда тащишься с брюхом!»
Оля упала на живот, скатилась вниз, сильно ударилась. У нее началось кровотечение, доставили в больницу… А женщина просто уехала.. Ее не нашли, хотя я подавал заявление в милицию. Да разве они могут кого-то разыскать... А Оля сказала в больнице, что это расплата за грехи. Ничего не бывает просто так, и если мы потеряли ребенка, значит, не судьба… Мы словно стали чужими друг другу после этого. Надлом какой-то произошел в отношениях.. А однажды Оля ушла, пока я был на работе. Вечером я нашел лишь записку, она просила не искать ее. Уехала куда-то в другой город, и я действительно не смог ее найти. Может, и вправду, не судьба нам было жить с ней вместе? Я знал ее лишь два года без малого… Как-то так быстро все получилось, и встретились мы в метро… Я просто увидел ее, сидящую с книгой и спросил, что она читает… Не помню, что она ответила.. Я во все глаза смотрел на нее, и сразу влюбился. Проехал обстановку, вышел с ней совсем в другом районе, опоздал на работу. Помню только ее серо-голубые глаза. Глубокие, бездонные, как озера… Я тонул в них каждую ночь.
Много дикого, звериного в людях, Антон. Слишком много. Животное начало, понимаешь! И никак его из людей не вытравишь… Сейчас и тем более, зверье одно вокруг… Знаешь, иногда мне кажется, что все вокруг с ума посходили. По сторонам смотрю, и голова кругом идет. Кто-то в песочнице в красных играет, кто-то в белых, серо-бурмалиновых, генерал вон в солдатиков не доиграл – теперь наверстать решил. Морит людей, упырь; видать батя его здорово в детстве бил. Вырос мальчик, и решил на других отыграться… Про срединных из Второго сектора вообще не говорю – у них от казино лишь вывеска –внутри одна большая психушка в восемь этажей… А какой-нибудь невидимый дядька сидит наверху, над нами, и наблюдает – как мы себя ведем. Забавляется от души, небось…
Словно всем сказали, что вместо кислорода теперь дурманящий газ, и крыша у людей поехала. И народ поверил, и вжился в роль так, что действительно с катушек скатился. Если долго играть роль, неважно какую – психопата или мучителя, в конце концов, им и становишься…

Он прервался, налив себе еще виски и махнул полный стакан, не закусывая. Занюхал рукавом. Глаза смотрели сквозь бутылочное стекло, не видя его…
-Максим… - произнес он наконец глухо.
-Что? – переспросил Антон, еле разобрав что он произнес.
-Максим. Мы назвали его Максим - большой, великий. Я хотел, чтобы он вырос и стал хорошим человеком. Но не вышло…

У подъезда тормознула останавливающаяся машина. Демичев вздрогнул, отрываясь от мрачных воспоминаний.
-Антон, глянь-ка, кто там.
Антон глянул сквозь тонкий тюль на проезжую часть. Длинный, высокий, как вагон, черный джип мягко подкатил к подъезду.
-Тачка какая-то навороченная. Вроде джипа...
-Это один из жильцов наших, в префектуре работает. Важная шишка! А у нас тут ночью воронки, знаешь ли, каждую ночь приезжают, суки. Раньше это были модификации ГАЗ, или ЗИС. Сейчас это легковушки «Лада Суприм». Название изменилось, суть та же. Забирают кого-нибудь из жильцов, и в Управление, вычищают неблагонадежных.
-Прямо посреди ночи? Что же это за дикость такая? – Левченко никак не мог поверить в то, что слышал.
-В нашем пролетарском доме вообще ночью не спят. Не знают, за кем приедут, вот и готовятся все. У нас триста жильцов в доме, вещи пакуют, ценности прячут. И хоть бы кто сопротивлялся... Нееет, брат. Идут как овцы… Обидно, понимаешь… А я просто так не сдамся.
Он поднялся, вышел в прихожую и вытащил из висевшей куртки кобуру с Макаровым и с гордостью показал Антону.
-Видал, штука какая! Положу всех троих, если придут за мной. Они всегда по трое ходят. И деру дам. Я уж давно чую, придут по мою душу скоро. Не нравлюсь я им, чужой по духу. Вроде слова говорю правильные, но всегда можно узнать, как человек к тебе относится. Из политуправления со мной пару раз беседовали ребята. Дружелюбные с виду, дорогим товарищем называют, чуть целоваться не лезут, а глаза цепкие, хваткие. Насквозь видят. Не важно сколько бы они не пили вечером за твое здоровье, наутро ревизоры снова становятся ревизорами… (Хазанов, Коза)
Насчет твоих поисков- у меня много знакомых, поспрашиваю, вдруг кто-то что-то слышал.

Тут Демичев глянул на часы-ходики, показывавшие без четверти девять вечера, и словно очнулся.
-Слушай, дружище! У нас же мероприятие сегодня проходит в цирке! Шоу месяца, гастроли бродячего цирка ! Я совсем забыл, а ведь уже началось! Давай сходим! У меня, правда, только один билет, но я тебя проведу, не волнуйся. Посмотришь, как развлекается местная публика…
-Почему бы и нет? – пожал плечами Антон.
-У тебя денег местных нет, полагаю?
-Нет, не обзавелся...
-Вот, держи – Демичев сунул ему в руку тонкую пачку бумажек. -Это кредитки. Действительны для предъявления в городе и пригородах.
Наскоро собравшись, они спустились в потемках по лестнице, и направились к цирку, расположенному на площади Согласия в трех кварталах от пролетарского дома.

-А вот и цирк! – весело воскликнул Демичев, указывая на светящееся морем огней здание на площади. - Именно здесь люди проводили бы все свои вечера, если бы коммунисты пришли к власти в стране! (перефраз Хантера Томпсона о цирке Сиркус)

Это было массивное сооружение из стекла, стали и бетона, построенное в форме цирка шапито, то есть большого шатра. Яркая аргоновая вывеска красовалась над куполом – «Красная Арена». На площади было безлюдно – представление уже шло.
Яркая размалеванная афиша красовалась на стенде у дверей – «Бродячий Цирк Шапито «Солей» представляет! Только сегодня – репризные клоуны, акробаты под куполом цирка, факиры, заклинатели змей, шпагоглотатели и гермафродиты, извергающие огонь! Дрессированные медведи и индийское слоны! Чудеса левитации! Магический хула-хуп ! Мистические исчезновения и превращения! Все лучшее сегодня в нашей программе для вас!
-Черт, начало пропустили! – с досадой бросил Демичев, мимоходом рассматривая афишу. -Ничего, еще не поздно…
Просторный вестибюль утопал в электрическом свете – роскошь, которую могли себе позволить только коммунисты. Взбежав по лестнице наверх, Демичев подошел ко входу в зал, показал пригласительный билет какому-то худенькому пареньку в жилетке и кивнул на Антона
-Он со мной…
Наступая на чьи-то ноги и смущенно извиняясь, Антон вслед за Демичевым пробрался по шестому ряду к местам в центре ряда; мебельщику всегда бронировали места в партере, его ценили в общине.

Был полный аншлаг – галдевшая и дымившая папиросами публика забила зал под завязку. Почти все были в кожанках, многие сидели с оружием. Кто-то примостился на ступенях в проходах, стояли даже у входов в зал.
А на круглой арене, посыпанной песком, вовсю шло представление- импозантный атлетически сложенный мужчина в облегающем серебристом трико глотал длинную шпагу, запихивая ее себе в глотку. Длинная шпага зашла по самую рукоять, торчавшую изо рта. Наконец, он засунул и ее, закрыл рот и поклонился публике, взорвавшейся аплодисментами. Затем изверг пламя изо рта.
-Дают, черти! – одобрительно хлопал слева Демичев. Потом сунул два пальца в рот и оглушительно свистнул. Он был навеселе после выпитого.

Следующим номером коротышка конферансье с шикарными торчащими горизонтально усами и в смокинге с фалдами, объявил номер с исчезновением.
На сцену вынесли два длинных ящика- пенала и поставили на песок в нескольких метрах один от другого.
-Уважаемые товарищи! Представляем вашему вниманию номер с исчезновением! – вещал конферансье в микрофон. – Но нам требуется доброволец! Кто-нибудь желает поучаствовать?
Желающие долго не объявлялись. Наконец, конферансье подбежал к кому-то в первом ряду и вытащил упирающегося человека на сцену. Это был немолодой дядька со сплющенным задом, явно занимавшийся сидячей конторской работой. Он смущенно оправлял кожанку и не знал, куда девать руки. Ему одобрительно свистели.
-Степаныч, не робей! Мы с тобой!
Работяги в зале хлопали, свистели, лузгали семечки. Атмосфера была самая непринужденная.
Цирковые клоуны, одетые в ярко-красные костюмы с белоснежными манишками, помогли смущенному человеку забраться в один из пеналов. Публика во все глаза следила за происходившем на арене.
Затем высокий человек, почему-то одетый кучером, вынес корзину со шпагами и саблями, принявшись методично втыкать их в пенал, пронзая его насквозь. Шум в зале стал затихать. Все заворожено смотрели на пенал, пронзенный десятком клинков.
-Что ж вы делаете с ним, гады… - раздался в тишине чей-то непосредственный голос. Кто-то прыснул от смеха.
-Уважаемые товарищи! Гарантируем, что доброволец не пострадает! - взял слово конферансье.
Человек-кучер вытащил поочередно все сабли со шпагами и открыл дверь пенала. Внутри было пусто. Публика ахнула.
-Вы наблюдаете чудеса магии в действии! – восторженно гремел ведущий.
Затем артист подбежал ко второму пеналу и распахнул дверь. В ящике стоял мужичок-доброволец, все еще смущавшийся. Человек-кучер помог ему выйти . Зал взорвался аплодисментами, успех был полный.
-Как они это делают? – восторженно заорал Антон на ухо Демичеву. Тот только пожимал плечами.
Следующим номером шли ростовые куклы. Это были клоуны, наряженные большими куклами, изображавшими, как увидел с удивлением Антон, Ленина и Троцкого. А точнее, не Ильича, а самого товарища Фарина.
Клоуны вышли на арену, сели на стулья и принялись травить анекдоты. Это действо называлось политическим отделением программы.
-Наша фабрика выпустила новую продукцию. Трехcпальная кровать - "Ленин всегда и везде с нами", шоколадные конфеты "Ленин в шоколаде", предмет женского белья - "Ленин в горках",
фонтан "Струя Ильича", коньяк "Ленин в Разливе" и мыло "По Ленинским местам". Продукция пользуется бешеным спросом у населения! – выпалил скороговоркой первый клоун, облаченный в куклу Ленина и замер, ожидая от аудитории взрыва смехов и аплодисментов. Однако, реакция публики была совсем другой. Все молчали, разглядывая клоунов. Было слышно гудение ламп под потолком. Клоуны немного растерялись, но продолжили.
-А когда я учился в институте, то вот следующее удалось прочитать на паpте. «Белую березу на коленях разрубил движением pуки. Мужики спpосили: "Кто ты? " - "Ленин". Тут и обалдели мужики». – вещала кукла Троцкого.
-"Товарищи рабочие и крестьяне, солдаты и матросы !" - крикнул Ильич и забрался на броневик - "революция будет завтра, а сейчас..." - он дернул подтяжки - "ДИСКОТЕКА!!!".

Недоуменный шум прокатывался по залу. Люди начинали перешептываться, переговариваться. Кто-то привстал с места, чтобы получше разглядеть клоунов. А те на свою беду продолжали травить байки, неправильно истолковывая смущение аудитории.
Антон и сам не понимал, почему невинные анекдоты вызвали такое недоумение у публики. Истинное значение происходящего он осознал чуть позже.

Финал выступления ростовых кукол наступил через несколько минут.
-У Владимира Ильича было большое сердце. Бывало…
-Что нам сердце! У нашего славного товарища Фарина фары во! – кукла Троцкого сделала огромные глаза сложенными в букву «О» пальцами.

И это было последней каплей. Все повскакали со своих мест. Разом начался страшный ор. Кто-то пальнул в потолок. Антон, вскочивший вместе с остальными, видел как в партере с места поднялся с остальными невысокий лысенький человек с бородкой, в профиль разительно походивший на постаревшего Владимира Ульянова, что-то сказал человеку, стоявшему справа от него. И на сцену повалили люди в кожанках. Перво-наперво, они повалили на песок клоунов, яростно вытряхивая их из недр кукол. Один из них надевал наручники конферансье. Еще несколько человек пробежали за кулисы.
-Идиоты! –орал Демичев. В общем гвалте его слышал только Антон. – С ума посходили, что ли, такое говорить!
-Что случилось? – кричал Антон, все еще ничего не понимавший.
-Провокация! Диверсия! – орал Демичев, бешено вращая глазами. – Ты же сам слышал! Теперь им полный копец! Договорились!

Через несколько минут все было кончено. Всех артистов спешно повязали и выводили по одному-двое через выходы на улицу, к воронкам. Представление кончилось. Публика все еще стояла, не желая расходиться, и освистывала каждого выходившего артиста. На бедных циркачах лица не было, и Левченко их прекрасно понимал.
-Пока эти идиоты травили про Ленина, это еще было терпимо, но когда они перешли на нашего вождя, это уже было за гранью.
- И что же с ними теперь будет? – спросил Антон, не до конца веривший глазам.
-Посадят. Возможно, расстрел за публичное оскорбление вождя, злостную провокацию и клевету, наговорили они более чем достаточно.
Антон выпал в осадок. Арест труппы не укладывался всего голове. Демичев за рукав потянул остолбеневшего парня к выходу.
-Пошли, друже. Здесь больше делать нечего!

Вместе с другими они вышли на улицу и направились домой. Народ, шумно галдя и обмениваясь впечатлениями, расходился кто куда. Неудачливых артистов все еще отвозили на легковушках. Кучка людей в кожанках стояла недалеко от машин следственного управления и посыпала циркачей матом.
-Куда же их везут? – спросил Антон.
-В управление, знамо дело. Это здание возле префектуры, там размещается наша следственная власть. Что-то вроде московской Лубянки. Здание, которое никогда не спит, так у нас называют этот дом. Многие, попадая туда, уже не возвращаются. Кому-то дают срок, а кто-то… просто пропадает без следа. Там и подвалы есть для расстрелов. Не дай Бог узнать, что в них творится.
-У вас и смертная казнь действует?
-Конечно. Думаешь, что грозит этим клоунам за то, что высмеяли и опорочили нашего вождя на глазах у всей публики? Нет, брат, тут или пожизненное, или расстрел. Они теперь все без исключения политические преступники, посягнувшие на самое святое. Совершили преступление, относимое к самым тяжким. Тут вышка светит.
-Ну и порядки у вас в двадцать первом веке…
-Эх, Антошка! Да без разницы, какой сейчас век.. Двадцать первый, двадцатый, девятнадцатый. Техника, машины совершенствуются, а нравы и наклонности остаются все теми же, первобытными! Так было всегда, и так оно и останется. Каких бы высот человек не достиг, да только все равно по натуре своей он останется хищным, жестоким и хитрым животным. Человек всегда будет убивать себе подобных. Ничем это не вытравишь…

Они свернули на проспект, подходя к пролетарскому дому , где жил Демичев. Внезапно Антон, задев рукой бок, похолодел – портупеи не было. Только сейчас он вспомнил, что оставил оружие в цирке, повесив его на ручку кресла.
-Черт! Проклятье! – он с силой врезал себе по лбу. Посыпались искры.
-Ты чего, парень!
-Стечкин… Я ставил его там, на ручке кресла… - добавил Антон обреченно.
-Эх ты, голова садовая! Завтра вернемся за ним.
-Цирк еще открыт?
-Думаю, да. Там ведь вахтер, круглосуточная вахта…
-Тогда я сбегаю назад, захвачу оружие и вернусь.
Демичев заколебался.
-Не стоит. Никуда она не пропадет. Да и пришли мы почти..
-Нет, раз есть вахтер, я сбегаю!
-Антон, подожди! – крикнул ему Демичев, но Левченко уже мчался вприпрыжку обратно к площади Согласия.

Дорога обратно бегом заняла у него минут десять, не больше. Шатер уже был погружен во тьму, огни на фасаде потушены, лишь в вестибюле горело дежурное освещение. Площадь была пустынна, публика разошлась. Время было позднее, а честные труженики ремесленных мастерских вставали на работу рано.
Антон, запыхавшись, подлетел к стеклянной двери, дернул за ручку. Закрыто.
Рядом с дверью он заметил звонок и отчаянно затрезвонил.
-Кто-нибудь! Откройте! Вахта! Эй!
Слева от рецепции вестибюля появился пожилой вахтер с лоснящимися лампасами и в форменной фуражке с кокардой.
-Чего бузишь, малой? Что надо? – ворчливо отозвался вахтер.
-Я оружие забыл в зале.. Пустите меня, пожалуйста…
-Цирк закрыт, директор не велит никого пущать!
Антон, на которого что-то нашло, снова с остервенением зазвонил в звонок.
-Буду трезвонить, пока не откроете! – внезапной злобой проговорил он.
-В милицию захотел, бузотер? – старик оскалился.

-Пожалуйста, пустите, я быстро! Мне только оружие взять! Сами знаете, ночью тут без него никак нельзя..
-Прямо-таки и никак… - проворчал вахтер, уже смягчаясь. Он щелкнул замком, впуская Антона.
-Только быстро. Одна нога здесь, другая там!
-Ага! Спасибо!
Антон пулей взлетел по лестнице наверх, к входам в зал.
Вахтер, пыхтя и задыхаясь, карабкался следом.
-Подожди, малой! Залы заперты. Куда ж ты без ключей!
Наконец он досеменил до входной двери, открыл дверь и включил свет.
-Давай, быстро. Что там у тебя…

Антон подбежал к своему креслу в шестом ряду. Портупея с кобурой все еще одиноко висела на ручке кресла между сиденьями. Антон нацепил ее, и собрался уходить, как вдруг его внимание привлек какой-то скребущий звук. Он прислушался. В полной тишине зала звук раздался довольно явственно, и шел он откуда-то со стороны арены. Антон выбежал на середину арены. Да, звук раздавался из закрытого ящика, где так эффектно за час до этого исчезал Степаныч. Пенал валялся за земле- видимо, в спешке его уронили дверью вниз. Кто-то отчаянно скребся внутри его, пытаясь выбраться.
-Помогите же кто-нибудь! – расслышал Антон глухой возглас из недр шкафа. Он подбежал к пеналу и перевернул его на бок. Дверь открылась , и тот изверг из себя одного из клоунов в красно-белом трико. Лицо его побагровело от начинавшегося удушья, даже сквозь пудру и грим это было заметно. Накрахмаленная манишка съехала на сторону, он шумно отдувался и дышал как загнанная лошадь. У него был накладной красный нос и намалеванная улыбка до ушей, выглядевшая теперь нелепо.
-Святые угодники! Я уж думал задохнусь в этом деревянном гробу!
Антон растерянно таращил на него глаза, не зная, что сказать.
-Эй, парень! Скоро ты там? – донесся сверху от входа глас раздраженного вахтера.
Клоун-коротышка бросился на шею Антону.
-Ах, спаситель мой! Жизнью обязан тебе, мой юный друг! Как зовут моего молодого Сотера? – воскликнул он в ажиотаже. От клоуна сильно пахло помадой, пудрой и дешевым одеколоном.
-Меня зовут Антон. – вымолвил Левченко, не знавший, как избавиться от его душных объятий.
-Антон, друг мой! Ты русский Антиох! Скажи, они ушли? Ведь правда?
-Да, все ушли… Никого нет!
-Провокация! Тяжкое горе постигло моих друзей… Это ловушка, и я знаю, кто ее подстроил! Однако, нужно выбираться отсюда…
Замечание было вполне уместным. Вахтер уже шагал с фонарем вниз мимо рядов кресел к арене, привлеченный происходящим на ней.
Антон, схватив коротышку за руку, увлек его к выходу. Тот, не переставая семенить и лепетать слова благодарности, поспевал за ним. Роста в клоуне было немного- он не доставал Антону и до плеча.
-Батюшки святы ! Всех повязали, один он остался? – воскликнул старенький вахтер, прыгающим лучом фонаря водя по нелепой фигурке клоуна, наступавшего на развязавшиеся шнурки.
-Идем, идем, мой друг! – простонал он, увлекая Антона, открывавшего уже рот, чтобы ответить что-то вахтеру.
На лестнице, ведущей к выходу, клоун все-таки упал.
-Шнурки завяжи! – заметил Антон.
-Некогда, некогда, мой друг! За мной могут вернуться, не будем терять времени!

Нелепая пара выскочила на улицу. Клоун, подпрыгивая и стараясь не отставать от бежавшего Антона, задыхаясь, спрашивал его на ходу испуганно.
-Куда мы идем, Антон?
-К моему другу. Не беспокойся, он вполне надежный. Ему можно доверять.
-Хм... Вполне надежных людей в этом городе уже не осталось.. Одни шпионы и провокаторы. И глупцы тоже… Сотер, повелитель мой, еще раз тысячу благодарностей! – клоун на бегу прижал руку к сердцу.
-Не стоит об этом, - отрезал Антон, не оборачиваясь.
Наконец они добежали до общинного дома, взбежали наверх и позвонили.
-Антон, ключ я оставил под ковриком. Открывай, заходи! - раздался из-за двери приглушенный голос Демичева.
Антон отогнул угол коврика у двери, увидел тускло блеснувший ключ и открыл дверь. В ванной шумела вода; пока еще не отключили воду, Демичев спешил ополоснуться.
Антон прошел на кухню, клоун, задыхаясь после бега, следовал за ним.
-Но он вполне надежен, этот твой друг? - шептал клоун, испуганно выкатывая глаза, чем напомнил Антону Павлушку. – Он не из следаков?
-Успокойся, он мебельщик. Умойся. – Антон кивнул на раковину.
-Миллион благодарностей, мой юный друг! Сотер мой благородный!
Клоун подскочил к умывальнику, включил воду и принялся с фырканьем смывать грим.
-И прекрати меня называть Сотером! – добавил Антон, усаживаясь на диван.
Клоун пробормотал что-то из-под струй воды.
Наконец, он закончил, утерся вафельным полотенцем и обернулся к Антону.
Без грима лицо его было довольно молодым – лет сорок, не больше. Шапка курчавых черных волос, пухлое туловище, короткие руки и ноги. На лице клоуна была прежде намалевана улыбка от уха до уха, теперь же оно выражало лишь усталость и плескавшийся в глазах страх.
-Как вас зовут? – спросил Антон, не зная, как нему обращаться.
-У меня нет имени, - ответил кротко клоун, вдруг ставший серьезным и грустным. - Я им давно не пользуюсь. Впрочем, можешь звать меня Арлекином, если тебе непременно так хочется...

Из ванной показался Демичев, обернутый до пояса в махровое полотенце. Голый волосатый торс, по которому стекали капли воды, напомнил Антону лесной мох. Войдя на кухню, он уставился на клоуна и остолбенел, рот его открылся.
-Это Арлекин. - поспешил объясниться Антон. - Я вернулся в цирк за оружием, и тут слышу, как кто-то…
-Позвольте, милейший, я все объясню! – встрял в разговор Арлекин, и звуками своего нервического, визгливого голоса вывел Демичева из стопора.
-Антон! Какого черта ты притащил его сюда? – заорал он так, что стекляшки на люстре зазвенели, сталкиваясь.
Антон сконфуженно умолк. Кажется, сейчас будет буря...
-Но я.. Но он же мог там задохнуться в ящике.. – пытался оправдаться Левченко.
-Ты спятил , что ли? Я же тебе все объяснил – эти люди теперь политические преступники, оскорбившие лично Фарина. Какого черта ты привел его ко мне домой?
-Позвольте, я объясню, милейший!
-Но я не мог оставить его там, в ящике…
-Вон из моего дома! Сейчас же! Я не хочу быть укрывателем преступника!
Оба осеклись. Виновато переглянулись.
-Вон, сейчас же! – завопил Демичев еще громче. Оконные стекла зазвенели.
-Ну, если ты настаиваешь… - протянул Антон.

Клоун принялся выбираться из-за стола.
-Да, я все понимаю. Мне действительно лучше уйти, Антону незачем уходить со мной. Он не виноват ни в чем…
Арлекин неловко выбрался из-за стола, потопал в прихожую. Демичев раздраженно следил за ним.
-Слышишь, ты! Как там тебя? Сядь.
-Я уже ухожу, любезный…
-Сядь, я сказал…
Арлекин повиновался. Вернулся и сел на диванчик у стола.

Демичев устало глянул на него.
-Черт-то что творится… Боюсь, влип не только ты, но и он , - Демичев кивнул на понурившегося Антона.
-То есть как так? Я-то тут при чем? – воскликнул Антон, в животе у которого снова появилось отвратительное липкое чувство беды, подобравшейся совсем близко. Вот и она, похоже…
-Ты головой своей подумай! – Демичев снова начал распаляться, повышая голос. – Пошевели извилинами своими! Ты помог скрыться одному из политических преступников, теперь ты и сам причастен к этому делу. Ты соучастник, вина легла и на тебя.
У Антона отвисла челюсть.
-А ты как думал? Добрячок нашелся! Спаситель человеков! Откуда ты взялся вообще такой… Вот что. Уходить вам нужно прямо сейчас. Вахтер вас видел двоих, думаю, он сразу позвонил в Управление. Удивительно, почему оперативники еще не здесь!

Он подошел к окну , вгляделся в темень двора.
-Да нет, вроде тихо пока. Одевайтесь, живо. Я выведу вас отсюда.
-Куда же нам идти? – Антон совсем растерялся.
-На восток, больше идти некуда; к реке не пройти. В третьем районе находятся еще одни ворота, восточные. Пройдете два района и выберетесь из города. Соседний с нашим, второй, сектор безопасный – в нем живет местная богема, так сказать. Всякий сброд – шарлатаны, трансвеститы, жулики, бродячие музыканты и прочая свора. Рекомендую не задерживаться у них – за вами будут идти по горячим следам. Доберитесь как можно быстрее до восточных ворот и уносите ноги из города! В южной части города ворота так же имеются, но они давно завалены – ни техники, ни эти новоявленные феодалы не желают иметь контактов с окружающим миром- они вполне самодостаточны. Мы с ними почти не общаемся, и влияния на них не имеем. Так что, сейчас ворота функционируют лишь у нас, да в третьем районе. Выбор у вас небогатый.
-Под кем восточный сектор? – невинно осведомился Арлекин, обмахивавшийся салфеткой как веером.
-К сожалению, тут мне вас обрадовать нечем. Там раньше были рабочие кварталы- литейный завод и текстильная фабрика. Теперь они заброшены, там обитают воры, мародеры и прочая мразь. Раньше они пытались на нас наезжать, пока мы не дали им серьезный отпор. Теперь они сидят в своем третьем районе и нос сюда не кажут, и правильно делают. Так что, туда соваться опасно, но и выхода другого у вас нет. Надеюсь, вы сумеете с ними договориться. Пропустят они вас, в конце концов, взять им с вас нечего. Да и с нами они на ножах, помогать нашим в поимке беглых преступников не будут. В любом случае, чем быстрее вы выберетесь из города, тем лучше для вас. Теперь пойдемте со мной.

Все трое прошли в большую комнату. Демичев распахнул платяной шкаф, достал серый плащ и джинсы , кинул на кровать.
-Вот, - он обернулся к Арлекину. – Надевай, и будем надеяться, что патрули нас не задержат, пока будем отсюда выбираться …

Наскоро собравшись, они вышли на улицу. Немноголюдный даже днем проспект вымер окончательно. По мостовой гулял ветер, забавлявшийся сам с собой - он перекидывал с места на место обрывки газет и мусор. Путники свернули с проспекта, пошли по тесной загаженной улочке в восточном направлении. Демичев широко шагал походным шагом, его спутникам приходилось поднажать, чтобы не отстать.
-Розыском беглых преступников занимается в Управлении Тройка – они печально известны на весь город. Вы хоть что-нибудь слышали о них?
Антон открыл было рот, но Арлекин его опередил.
-Я слышал о них, когда был здесь раньше с гастролями, - произнес он убитым голосом.
-Их всего трое, но город знают как свои пять пальцев, и скрыться от них будет невозможно. У них нюх на беглецов. Матерые опера, всю жизнь занимаются сыском, так что у вас вся надежда на то, что уберетесь отсюда как можно быстрее. Старший опер, Железнов. Лет сорок пять, двадцать лет на розыскной работе, мастер своего дела. Узнать его легко- у него длинный шрам от левой брови до подбородка – полоснул отморозок, которого он выслеживал – тоже, кстати, из политических был. Года два назад он имел глупость собрать кучку мятежников, встали с плакатами у префектуры. Всех арестовали, только зачинщик бежал. Обнаружили его километров за пятьдесят от города- сумел выскользнуть. Там его Железнов и пристрелил. Сопротивление оказал при задержании, ножом решил помахать, герой... В общем, шутки с Железновым плохи. Надеюсь, вы его не встретите. Кардаш и Балагуров, еще двое из тройки, помоложе, но тоже не подарок, по следу идут как гончие. Если они начнут на вас охоту втроем- пиши пропало. Хватит вам и одного Железнова…
-Дрожу от страха. – презрительно бросил Антон.
-Черт побери, Антон! – горячился Демичев. - Пойми, это серьезно! Ты оказался причастен к политическому преступлению! Артистов они расстреляют без колебания. Тебе, если поймают, могут припаять лет двадцать. И будет не до смеха, когда тебя посадят в переполненную камеру в Управлении…

Они приблизились к очередному глухому, освещенному лишь одним фонарем, перекрестку. Внезапно из-за угла вышли двое патрульных – в кожанке, с калашами за плечами. Они направились наперерез к шагавшей троице.
-Это патруль. Документы приготовьте и молчите, ради бога…
-Здорово, Демичев! Прогуляться решил на ночь глядя? – спросил тот, что постарше, бывший, видимо, главным в патруле.
-Гостям, видишь, город показываю..
-Документы попрошу, граждане… - патрульные окатили гостей ледяным душем щелочек глаз. -Вы в курсе, что находиться на улице после полуночи гостям города запрещается?
-Так точно, офицер! Мы… - залебезил перепуганный клоун.
-Заканчивайте ваши гулянки. Смотреть здесь нечего. У вас осталось менее получаса. Увидим вас на улице ночью – выкинем из города.
-Как скажете, офицер! – продолжал проявлять гибкость Арлекин.
-Демичев, следи за своим знакомыми. Пусть ведут себя хорошо… - обратился к нему главный патруля.
Патруль пошел дальше, а троица пустилась вперед по темным улочкам еще быстрее.
-Надо торопиться. До второго района еще кварталов семь…

Вскоре показались бездомные – грязные тощие оборванцы грелись у бочек, в которых пылали костры из подожженного тряпья, спали в пустых коробках или просто на тротуарах. Один , в черном порванном однобортном пиджаке, завидев идущих, торопливо подбежал к ним, выставив вперед грязную руку в рваной перчатке:
-Подайте Христа Ради..Дай вам бог здоровья и благополучие, досточтимые господа…
Нищий стоял, пошатываясь, жалобно глядя на идущих мимо, разинув рот, так что были видны гнилые зубы. Когда он понял, что люди собираются пройти мимо, то упал на колени, и заползал вокруг людей, хватая их за одежду, выделывая какой-то дикий, безумный танец, быстро перемещаясь на коленях. Демичев грозно рыкнул на него. Нищий испуганно отшатнулся, упал на тротуар, перевернулся, и на карачках в панике ретировался в сторону помойки.
-Я думал, в городе нет нищих, - сказал Антон, провожая его взглядом.
-Есть, как видишь. Периодически наши устраивают облаву, выкидывают кого успевают выловить, из города, но все-таки, вскоре они появляются снова. У них есть дозорные, которые своевременно предупреждают об облаве, и все прячутся по пустым квартирам. Попробуй, отыщи их всех... Кого находим – выставляем вон. От них зараза вся в городе.

При выходе на оставшуюся безымянной площадь они увидели слева длинный панельный шестнадцатиэтажный дом, явно требовавший капитального ремонта; как и большинство других зданий города он начинал покрываться сетью трещин. Здание возвышалось над остальными, как флагманский корабль впереди строя судов. Во многих комнатах горел огонь – были видны тени людей, ходивших в комнатах туда-сюда. Странно было видеть живой дом посреди царящего вокруг запустения.
-Там фанатики живут. Воинство Господне… - объяснял Демичев на ходу. -Мученики Шестого дня. Секта такая. Отрезали себе языки в знак траура по погибшему человечеству. Не стригутся, не бреются, носят вериги, мешки. Читают молитвы, грехи замаливают, истязают себя. У них бытует странная убежденность, что вскоре на наши бедные головы свалится астероид и прикончит всех. Уж не знаю, чего это им в голову пришло, да только они в этом непоколебимо уверены. Впрочем, нам они не мешают- живут себе спокойно, тихо. И мы их не трогаем…
-Они тоже считают, что он упадет? Когда же? – спросил Антон, невольно вздрогнув; он вспомнил про свой давешний сон. Это было нечто большее, чем просто совпадение. Теперь он начал верить, что грядет новая катастрофа…
-Да, я слышал то-то такое. Мало им гриппа Файнберга, ожидают, когда камушек свалится на наши бедные головы… Считают, что метеорит уничтожит все живое на земле, вот и пытаются молитвами отварить небесную кару..
-Возможно, это действительно произойдет в обозримом будущем! – воскликнул Антон.
-И ты туда же? – поморщился Демичев. - Я думаю, рано или поздно и в самом деле свалится достаточно крупный камень типа того, что кокнул динозавров. Только что за радость жить в постоянном ожидании смерти? Конечно, хорошего мало, только зачем себя сознательно в могилу загонять? Может, он свалится лишь через миллион лет!
-…Прости нам наши прегрешения, - пробубнил коротышка клоун, мелко крестясь и потихоньку качая кудрявой головой.

Они шли мимо подъездов монашеского дома. Из открытых окон раздавался нестройный церковный хор - пели псалом. В палисаднике среди кустов малины валялся человек в монашеской рясе. Он спал на боку, подложив под голову ладонь вместо подушки, раздавался хорошо различимый храп.
-Молятся на ночь глядя, - усмехнулся Демичев. – Мученики…

-Так значит, ты жаждешь пасти человечество и найти вакцину, дорогой Сотер? – спросил Арлекин, когда Демичев упомянул о его поисках человека Х. - Но что же ты делаешь в этом богом проклятом городе, хотел бы я спросить? Если бы такой человек жил в мало-мальски крупном городе, о нем бы наверняка знали! Нет, если искать, то глухим селам, заброшенным поселкам, болотам… Мало ли, где может жить такой человек, невольно ставший причиной смерти всех людей вокруг себя! Он наверняка находится где-то в изоляции, вдалеке от остатков цивилизации… Не в состоянии приблизиться к людям, он должен быть обречен на вечное изгнание!
-Клоун прав! Ни один город мира не порождал такое смертоносное существо, об этом бы было давно известно… - заметил Демичев.
Антон задумался. Что ж, в этом действительно был резон…
-Ты лучше скажи мне, чем вы думали, когда такие вещи говорили про Ленина, и , главное, про нашего Фарина, придурки! – накинулся на бедного клоуна Демичев.
Арлекин стал пунцовым.
-Программа выступления была согласована с политическим управлением в деталях.. Не понимаю, что случилось.. Нам дали добро на все номера, проверили реплики, даже про фары разрешено было упомянуть. Главный из управления нашел эту шутку крайне смешной… Не понимаю, все ведь согласовали. – клоун беспомощно всплеснул руками в крайнем огорчении.
-Хочешь сказать, решили вас подставить? Кому вы нужны..
-Мы не первый раз выступаем в городе… Говорили, что коммунистам крайне не нравятся наши шутки.. У нас в каждой программе были репризы на политическую тему. Им нужен был повод, и они его нашли. Теперь никто не будет доставлять им проблем…

Наконец, они дошли до бетонки, разделявшей два городских района. Она была ниже стены Внутреннего Периметра, но вскарабкаться на нее не представлялось возможным – по верху стены шли ряды колючей проволоки.
-Под напряжением, кстати, - объяснил Демичев. – Для безопасности по всем стенам пускаем ток, чтобы без спроса никто не лазил туда сюда. Только так и сохраняем порядок в городе, и в том числе, держим шпану на расстоянии. Такая же стена отделяет наш и соседний район от реки – хоть и не сунутся к нам мародеры, да только так спокойнее.

У КПП спал в караульной будке еще один человек-кожанка. Демичев зашел в охранку, растолкал спящего, перебросился с ним несколькими словами; охранник, тяжело вздыхая, отпер дверь, и троица прошла несколько метров по коридору – между районами были шлюзовые коридоры с двумя дверьми, контролировавшимися противоположными сторонами. Таким образом, без согласия встречающей стороны, перемещаться из сектора в сектор было невозможно.
Демичев постучался в массивные двустворчатые . Раз, другой.
-Открывайте, черти! Спите что ли?
-Ну кто там еще? – раздался из-за капризный голос, то ли мужской, то ли женский, сразу и не разобрать.
Кто-то открыл окошко. Из щели хлынул свет, глянули чьи-то заспанные глаза.
-Демичев это, Демичев. Мебельщик из коммуны.
-Какой такой Демичев?
Похоже, это был все-таки мужчина. Из нетрадиционников.
-Вот какой.. – он сунул в окошко ксиву. – Неужели не слышали про меня?
– Аааа, знаем, знаем. Давно не захаживали. Завтра с утра просим, а сейчас – полночь, не пускаем никого…
-Со мной двое ребят, им позарез нужно выбраться из нашего района.
-Не вопрос. В десять утра пусть приходят, пропустим.
-У них нет времени! Открывай давай!
-Порядок есть порядок, дорогуша! – повысил капризно-нервический голос часовой. - Вы сами его для всех установили, а теперь что получается? Можно ходить туда-сюда, когда вздумается?
-Слушай, рожа. – начал терять терпение Демичев. - Не пропустишь этих ребят, пожалеешь. И не ты один, а вся ваша вонючая педерастическая тусовка. У меня среди клиентов вся верхушка коммуны. Стоит мне сказать слово, и ваша шайка-лейка останется без электричества. Думаешь, не смогу? Давай проверим. Мы уйдем, только завтра же ваш бордель останется без электроснабжения, даже сегодня ночью. Я это тебе обещаю!
-Ладно, ладно... Чего отключать-то сразу... – пробормотал растерянный голос.. – Если срочно нужно пройти, так и говорите, чего угрожать…

Ворота распахнулись. Их охранял смазливый брюнет с набриолиненными волосами в косухе со стрелками и заклепками. Внешность активного гея. Рот его был напомажен, никаких признаков оружия.
При виде парня Демичев поморщился.
-Ты что, без оружия на посту?
-Я и оружие –вещи несовместимы, дорогуша… - произнес он почти заигрывающим тоном.
-Дождешься, с восточной стороны пушку тебе в харю сунут и всех твоих подружек перетрахают. Ворье, оно вот таких любит…
-Не волнуйся, милый. Мы им не откроем. Пусть себе хоть все кулачки отобьют…
Он уже расслабился и жеманно улыбался всем троим. Взгляд его, все более и более умасливавшийся, остановился на Арлекине, мазнул его заинтересованно, и надолго остановился на Антоне, подмигнул ему. Антон сделал вид, что не заметил.
-Будем прощаться, ребята. С вами пойти не могу, у меня здесь все. Работа, дом, жизнь. Это ваш путь, и идти вам предстоит вдвоем. – сказал Демичев комкая кепку в руках.
-Конечно. Тебе они ничего не сделают за то, что помогаешь нам? – спросил Антон.
-А, пустяки. Я на хорошем счету. Другого мастера мебельного дела в нашей коммуне нет. Хоть и не нравлюсь я им, а терпят. Без краснодеревщика остаться нашей элите очень не хочется. Будем жить, не пропадем. Ну все, идите. И слушай, парень, - обратился Демичев к часовому. - никого не пускай ночью в ваш сектор , подожди, пока они не выйдут из города. Узнаю, что ты кого-нибудь пропустил из наших ночью, голову оторву!
-Сделаем как хочешь, сладкий... – протянул тот, игриво подмигивая.
-Тьфу… - Демичев сплюнул и зашагал обратно .

Минут за тридцать он добрался до своего дома. У подъезда стояла черная легковушка «Лада Суприм» с тонированными стеклами и без номерных знаков, переднее окно было приспущено. Проходя мимо, Демичев разглядел в нем обрюзгшую свиную щеку водителя, читавшего газету и дымившего папиросой. Мотор работал; благородная вонь выхлопа от высокооктанового топлива была ощутима за несколько метров от машины. Роскошь заправлять автомобиль бензином, а не водой, позволяли себе лишь люди из Управления и партийная верхушка. Жируют, сволочи, отметил Демичев, вдыхая пары. Вот и пожаловали гости. Не ко мне ли?

Он глянул на свои три окна - так и есть – на кухне горела настольная лампа. Сердце его тревожно сжалось в предчувствии. Краснодеревщик постоял несколько мгновений перед подъездной дверью. Черт с ними, решил он наконец. Опасаться мне нечего, Меня тронуть не посмеют. Демичев вошел в подъезд.
Входная дверь была приоткрыта. Он вошел в прихожую, прислушался – было тихо. В воздухе висел густой табачный дым. Накурить они успели знатно. Итак, они здесь… Посмотрим, кто кого... Сунулся в куртку и сердце сжалось – оружия не было, опера успели провести обыск. Оперативно работают, ничего не скажешь…

Их было двое - Железнов, угрюмое лицо которого было обезображено длинным шрамом, сидел на диване за столом и курил. Кардаш, невысокий брюнет, стоял у окна и разглядывал улицу, безразлично повернувшись к хозяину квартиру спиной.
Демичев встал в косяке, не зная, что сказать. Железнов вдавил окурок в пепельницу, кинул тяжелый взгляд на мастера.
-Садись, Демичев, - поговорим. – он кивнул на одну из табуреток.
Тот сел, стараясь утихомирить бухавшее сердце.
-Демичев, где твои новые друзья? – процедил Железнов.
-Понятия не имею.
-Ты ведь знаешь, что полагается за укрывательство и помощь в организации побега? Они ведь преступники.
-Оставьте хотя бы Антона в покое. Он здесь ни при чем.
-Ошибаешься, мастер. Он помог бежать политическому преступнику, и для Управления вина его ничуть не меньше.
-Катись-ка ты, Железнов, куда подальше…- выдохнул Демичев устало.
-Ну хорошо, Демичев. – Железнов вдавил окурок в пепельницу. - Будь по-твоему. Давай, вставай. Прокатимся в Управление. Там у нас будет с тобой совсем другой разговор. Думаешь, ты такой незаменимый, такой неприкосновенный?

Демичев пристально взглянул в серые жестокие глаза Железнова и вдруг с неумолимой отчетливостью прочитал в них свой разговор. В долю секунды шестым чувством он понял, что из Управления уже не выйдет, несмотря ни на какие заслуги и значимость для общины. Это предчувствие быстро переросло в уверенность, и он решился.

Мебельщик молниеносно вскочил на ноги, опрокидывая табуретку, и кинулся в прихожую, к предусмотрительно незапертой двери. Он хлопнул на бегу дверью, слыша тяжело топающие за спиной ботинки визитеров, и остановился через пару метров, не добежав до лестницы, ведущей вниз – навстречу ему неторопливо топал снизу, закрывая собой практически весь коридорный проем, третий опер – Балагуров. Высоченный, под потолок, широкий, как шкаф ,с налитой силой фигурой.
-Ты куда, Демичев? Кажется, тебе никто не отпускал, - прошипел он сквозь зубы, тесня его к двери. Сзади щелкнул замок – Железнов и Кардаш выходили из квартиры.
Вот и все, обреченно подумал Демичев. Спета моя песенка невеселая…

Черная «Лада» мягко тронулась места, унося четверых пассажиров в высотное здание, в котором никогда не гас свет, и никогда не спали…


ГЛАВА XV
Пир во время чумы

Run, rabbit, run…

Сопровождаемые словоохотливым напомаженным парнем, Антон с Арлекином направлялись в сторону казино, представлявшего собой центр района, сосредоточие светской жизни и увеселений.
-Ради бога, не пропускайте никого ночью! Это такие звери! – воскликнул перепуганный клоун, умоляюще прижимавший руки к груди. – Подождите хотя бы утра!
-Ах, пустяки какие! – парень по-женски всплеснул руками с наманикюренными пальцами . Сегодня ночью с вами ничего не случится! Танцевать и веселиться, мальчики! Я уйду с поста, так что будьте спокойны. Пусть стучат, толку не будет. А завтра … что ж, до утра еще долго!

Они подошли к огромному восьмиэтажному зданию казино. Огромные разноцветные буквы «ЭЛЬДОРАДО» мерцали на крыше. Аргоном были высвечены контуры полуобнаженных стриптизерш, опиравшихся в соблазнительной позе на буквы вывески с обоих краев. Грохот зубодробительной кислотной музыки разносился из недр порочного заведения по всей округе. Антону показалось, что стены здания дрожат в бешеном ритме танцевальной музыки.
-Откуда же вы берете столько электричества, чтобы освещать казино? – спросил пораженный Антон, разглядывавший это великолепие.
-А красные на что с их электростанцией? От них и берем электричество! Вон, видели! – напомаженный парень кивнул на линии электропередач, тянувшиеся через стену к развлекательному комплексу. – Электричества хоть отбавляй!
-И они вас до сих пор терпят?
-Пупсик, а ты думаешь, кто играет в казино? Кто ходит в пентхауз трахать наших прелестных транссексуалок? Кто устраивает корпоративные пьянки и пиршества? Кто вкушает здесь все прелести жизни? Уж конечно, без партийных не обходится, ходят сюда постоянно. Тайком, правда, не афишируют, но посещают. В основном, здесь бывают коммунистические шишки. Вот поэтому нас не трогают, даже наоборот, дают деньги на ремонт здания, чтобы товарный вид не теряло! У нас есть все, что угодно, даже девочки!

У входа на капоте старого черно-желтого камарро страстно целовались две импозантные девицы – одна с малиновым ирокезом в кислотной зеленой куртке и вторая, обнаженная; из одежды на ней были только высокие охотничьи сапоги. Ее уши, нос и даже руки были проколоты кольцами разного диаметра, толстый слой грима покрывал все тело. Она пыталась походить на женщину-летучую мышь.
-Господи Иисусе! Это и есть ваши девочки? – пораженный клоун не отводил от них взгляда.
-Да, дорогуша. Прелестные милые транссексуалки, когда-то были мужчинами, а кто скажет! Не отличишь от настоящих женщин, как говорят те, кто пробовал…
Перед входом дремал на шезлонге мужик в экипировке спецназа, вооруженный «Каштаном». Он даже не пошевелился, когда троица прошла мимо него.

В просторном вестибюле первого этажа гремела дискотека. Всю левую половину зала занимали столы для блекджека и игровые автоматы, справа был танцпол.
Темный зал подсвечивался только разноцветными лазерными лучами, плававшими над головами танцующих. На подиуме стояла клетка для стриптиза с хромированным шестом посередине, но сейчас она была пуста. На площадке отрывалось на полную катушку несколько сотен людей: готы с накрученными пышными прическами, смертельно бледными лицами в гриме и цепочками в носу, эмо-киды всех возрастов с нарисованными тушью каплями слез и трогательными челками, многие были облачены в маскарадные костюмы вампиров, зомби, шутов, насекомых, андроидов. С краю извивались в танце несколько фигур, облаченных в блестящие костюмы русалок. Вся эта пестрая толпа неистово дергалась под оглушающий ритм с постоянно меняющимся темпом. Многие явно были под воздействием экстази, их движения явственно напоминали судороги людей, бьющихся в припадке или агонии. У некоторых зрачки закатились и были видны лишь белки…

По винтовой лестнице они поднялись на второй этаж, музыка стала тише. Двери многих номеров были приоткрыты. Любопытствующий мог заглянуть в щелку, чтобы увидеть картины диких оргий, устраиваемых в гостиничных номерах. Любое извращение, самое экстравагантное желание могло и должно было быть удовлетворено.

В огромном холле бушевало пиршество. Сдвинутые вместе обеденные столики выстроились в длинный пиршеский стол, дальнего конца которого вообще не было видно. На накрытом бархатной скатертью столе в два, а то и в три яруса, громоздилось невероятное обилие деликатесов и лакомств – все, что вообще Антон видел за свою недолгую жизнь, и много больше. За столом, сидя, полулежа, и даже взгромоздись на него, жрали и пили какие-то подобия людей: клоуны, карлики, эльфы, гномы, бесполые существа в карнавальных костюмах, выкрашенные и наряженные фантастическими существами. Все они тянули алчные пальцы, щупальца и хоботки к яствам на столе. Хватали прямо руками, разрывая жирными пальцами мясо, и жадно запихивая ломти в пасти…

Гей-проводник насильно усадил Антона с Арлекином за стол, причем разделив их несколькими пирующими, возможно, намеренно. Левченко с отвращением вглядывался в лица пирующих. Впрочем, лиц как раз было меньше всего…
-Вижу, сегодня у нас новые лица? Это всегда приятно… - зашептал ему на ухо пьяный сосед по столу, выглядевший, как престарелый вампир. На нем был лоснящийся черный смокинг, густая пудра щедро осыпала лицо, резко обозначив в верхнем освещении морщины на немолодом лице. Бледность лица, красные глаза с лопнувшими сосудами и накрашенный алой помадой рот действительно делали его похожим на вурдалака. Он вгрызался в баранью голень с волчьим аппетитом. Из мяса сочилась кровь- в середине оно было альденте.
-Думаешь, кто все эти люди? По крайней мере, раньше они были таковыми… Вон тот транссексуал раньше был вахтером, эти старые клячи были проститутками, а теперь они дилеры в казино.. Облапошивают простаков в блекджек, кости и рулетку.
-А вы здесь раньше работали? – спросил Антон, не решаясь что-либо взять со стола. Все здесь вызывало отвращение.
-Сперва позволь узнать твое имя, о юный незнакомец!
-Антон.
-Просто Антон? – уточнил вампир, откладывая баранину.
-Этого вполне достаточно.
-Зови меня Влад. Видишь ли, Антуан, я имел маленький инцидент с начальством красных, теперь мне туда вход заказан.
- Зачем все это... роскошество? – Антон кивнул на сонм пирующих. - Откуда это все берется? Ведь там, за стеной, люди живут впроголодь…
-Ха! Ты думаешь, здесь жируют любители жизни? Нет, многие из этих людей просто ищут способы изысканнее свести счеты с жизнью! Завтрашнее утро увидят не все, Антуан. Иногда в некоторые явства добавляют кокаин, но чаще - кое-что из цианидов. Удобный случай отравить недоброжелателя. Это как лотерея – кто-нибудь обязательно вытаскивает выигрышный билетик и отправляется на небеса! Счастливчик! Да , все знают, что кушанья могут быть отравлены, и никто не знает, какие именно. Это добавляет особых ощущений. Иногда данным обстоятельством пользуются, чтобы свести личные счеты. Однако, сегодня гостей здесь нет, только свои. Не хватало еще многоуважаемых гостей из красного сектора травить, тогда они точно прикроют наше богонеугодное заведение! Нет, нынче на нашем пире только посвященные. Не понимаю, какого черта вы здесь делаете?
Антон отложил бутерброд, который взял с ближнего к нему блюда – голод начал было пересиливать отвращение, но после таких слов есть резко расхотелось.
-Жизнь теперь стоит слишком мало, чтобы ею дорожить! Живи настоящим, как делаю я! Ты видел рулетку, карточные столы и слоты внизу? Азартные игры, мой мальчик -удовольствия, которые будоражат кровь. Все, кто попадает в наш район, обязательно идут в казино и выкладывают денежки, чтобы испытать удачу. Здесь все мечтают: о богатстве, сексе, бесплатной выпивке или вкусной жратве, и некоторые ее получают, в качестве утешения за проигрыш. Так что, в каком-то смысле, это благотворительный ужин, хе-хе…. Пока дуралеи готовы выкладывать деньги за проституток и блекджек, казино будет стоять и богатеть! Да-с, Антуан! Дела у нас в казино шли не так хорошо, но теперь, после мора мы просто процветаем! К тому же всем нравится играть в рулетку. Этой ночью мы живы, завтра утром нас не будет! Свет дневной застанет только прах...- Он снова впился в плохо прожаренную баранину.

Антону стало не по себе. Он поискал глаза Арлекина – тот пил на брудершафт с упитанным человеком-бочонком, вырядившимся в зеленый костюм эльфа, улитый вином. Антон встал, подошел к нему и громко зашептал на ухо о том, что еда может быть отравлена. Однако, разошедшийся клоун уже не слушал его, только пьяно хохотал и отмахивался руками, расплескивая вино из бокала.
Левченко глядел на чавкающую толпу за столом, и вдруг снова ощутил знакомое щекочущее чувство внутри. Он отчетливо почувствовал, что еще немного, и его затопит цунами сумасшествия, и спасения уже не будет.
-Ну, я вам покажу, суки…
Действуя по наитию, он забрался на стол и вынул из кармана куртки рубчатую лимонку. Неспеша выдернул чеку и зажал пальцами черенок.
-У него граната! – пискнул кто-то с ужасом.
В мгновение ока чавканье и гогот смокли. Гиены со свешивающимися изо рта кусками мяса смотрели на гранату остолбенело, выпучив глаза от неожиданности, словно их внезапно застали на месте преступления.
-Ну что, свиньи. Уже не так весело, правда? – Антон продемонстрировал выдернутую чеку. – Сейчас я разожму руку, и у вас останется четыре секунды на то, чтобы попрощаться с этим миром. Кто-нибудь хочет высказаться напоследок? – он обвел глазами толпу, застывшую в шоке.
-Святые угодники! Антон! Ты что, спятил? – клоун первым обрел дар речи.
- Пусть исповедаются. В чревоугодии, блуде, алчности, содомии и прочих грехах! Я их обвиняю!
-Не надо, Антон.. Антошечка! Иисус Мария! – клоун подпрыгивал на стуле, но не решался приблизиться к стоявшему на столе человеку с лимонкой.
-Сидите, жрете, как скоты, а за стеной люди мрут с голоду. Вам плевать на них, а мне плевать на вас! – Антон зло и хлестко чеканил слова, наблюдая за толпой.
И тут он разжал руку. Граната плюхнулась в рыбное блюдо, подняв брызги соуса.
-Нет! – истошно завопил кто-то, закрывая лицо пухлыми ручками.
Общество в шоке взирало на черную ананасину на блюде, боясь пошевелиться.
Насладившись зрелищем, через десяток секунд Антон слез со стола.
-Видели бы вы сейчас ваши рожи.. – В штаны, небось, навалили…
Он неторопливо ушел. В холле царило гробовое молчание.

-Так и знал, что ты здесь! – протрезвевший от шока клоун подошел к Антону, стоявшему на крыше казино у ограждения парапета. – Ну что ты творишь, глупый! Ты же всех до смерти напугал!
-Так им и надо. – Левченко все еще злился. - Давно их пострелять надо, паразитов…
-Они же люди, Антошенька…
-Были когда-то. Да и то сомнительно.
-Ты что, знал заранее, что граната не настоящая? И откуда она у тебя?
- Демичев дал на прощание. У него боевой не было, сказал, что, может, пригодится и муляж: шпану напугать, если пристанут. Эти жирные скоты, конечно, приняли лимонку за настоящую. Вот уж потеха была!
Он вскочил на парапет и забалансировал на самом краю крыши, наклоняясь вниз. Восемь высоких этажей отделяли его от мостовой.
-Что ты еще задумал, неразумный? – клоун не решался приблизиться и ломал руки на расстоянии. - Хватит чудить!
-Давай прыгнем вместе или слабо? Тебе не надоело жить в таком омерзительном мире?
-Мир всегда был таким, друг мой. – грустно покачал головой Арлекин. - Просто ты только сейчас осознал это…
Антон наклонился еще сильнее. Голова начала слегка кружиться, мостовая притягивала. Подмывало сделать еще один шаг – оставалось всего ничего до точки невозврата. Левченко вспомнил о том, что у каждого человека есть ангел-хранитель и демон-губитель. Оба шепчут подсказывают ему, что делать, каждый на свое ухо; сейчас, похоже, проснулся демон, манивший его прыгнуть вниз, навстречу гарантированной смерти…
-Антон! Слезай! Пойдем отсюда ! – клоун решил проявить характер. Резкий окрик отрезвил Левченко.
-Ладно, Арлекин. Пойдем, найдем свободный номер, переночуем. Завтра с утра двинемся дальше. Антон спрыгнул обратно на крышу.
-Так-то лучше! Еще чего удумал – с крыши прыгать! Одного меня тут решил оставить? – клоун ворчал укоризненно, успокаиваясь.


Антон разлепил глаза. Голова раскалывалась, словно с похмелья, хоть он и не пил, мутило, и во рту был гадкий привкус. Он вздрогнул: сверху, с потолка, на него пристально смотрел человек. Нахмурясь, он смотрел исподлобья выжидательно, но не шевелился. Через секунду Левченко понял, что человеком был он сам – на потолке на кроватью висело широкое зеркало. Сами того не подозревая, они с Арлекином остановились на ночь в номере для новобрачных.
Он попытался приподняться -голову пронзило тонкими острыми стрелами боли: травма головы все еще давала о себе знать. Парень застонал, закусил губу, но все же встал с широченной кровати, отбросив шерстяное одеяло, взглянул на часы – половина одиннадцатого. Проклятье!

Клоун похрапывал на полу, скатившись ночью с кровати. Он с головой укутался одеялом – не дать не взять, колобок. Арлекин упорно не желал просыпаться, отмахиваясь руками и не открывая глаз. Наконец, после долгих увещеваний он окончательно проснулся и сел на полу. Видок у него был аховый – красные глаза, отекшее лицо и всклокоченные волосы- взрыв на макаронной фабрике, как говаривала мать Антона.
-Ты живой, Арлекин? Хреново выглядишь! – Антона разбирало зло из-за трещавшей головы.
-Сам хорош, начудил вчера дай Боже… - буркнул тот, кряхтя и подымаясь с пола. – Оооох, голова..
-Опохмелись, и пора двигать.
-Который час?
-Половина одиннадцатого.
-Сейчас…
Клоун схватил со столика початую бутылку каберне, и жадно глотая, осушил ее до дна, проливая на себя.

Они спустились вниз, прошли холл, в котором вчера бушевало пиршество. Свет пасмурного августовского утра, косо падавший через широкие окна холла, подробно освещал хаос, царящий в помещении. Длинный праздничный стол, заваленный объедками, огрызками, окурками и конфетти, улитой вином и водкой. Возвышающиеся груды куриных костей, салат, раскиданный по позолоченной скатерти, опрокинутые бутылки, из которых вылилось почти все содержимое, раздавленные фрукты, валяющиеся на коврах. Изуродованные полусъеденные поросята – из них вырывали куски мяса прямо руками, но доесть так и не смогли.
И, конечно же, гости – разодетые вчера в пух и прах щеголи, они в беспамятстве валялись теперь на полу, кушетках и даже на столе, все в измятых праздничных костюмах, испорченных красным и остатками еды- выглядели они так, словно их всех прирезал кухонным ножом мясник – красное вино покрывало всех и вся.
Один из трансвеститов храпел прямо на столе, уткнувшись головой в кремовый торт, сползший на сторону, подобно селю. Некоторые спали в обнимку, в том числе и голышом. Интересно, сколько из них уже мертвы?
На полу кто-то возился, медленно приходя в себя. Делать здесь больше было нечего; наступило утро, пир во время чумы закончился.

Спутники вышли на улицу. Погода хмурилась, небо затянуло тучами. Приближался сентябрь, а значит, осень уже потихоньку начинала вступать в свои права, отбирая власть у лета, которого по-настоящему и не было.

Улицы были завалены белыми листовками – очевидно, они появились совсем недавно. Антон подошел к одному листку, поднял, и его бросило в жар. Листовка была плохонькая, отпечатанная на офсете – в верхней части листа красовались две фотографии – сначала, увеличенное изображение Арлекина без грима, видимо, фото было взято из паспорта, ниже красовалась фотография Антона – мальчишеская, сделанная еще на острове в семнадцать лет, когда ему восстановили паспорт взамен оставленного им дома, но узнать их обоих можно было без труда.
Набранный крупным кеглем текст гласил: «Разыскиваются особо опасные политические преступники, бежавшие накануне ночью из-под стражи в Управлении следственных дел Первого Района. Антон Левченко, двадцать два года, и Роман Дубровин, сорок лет. Обвиняются в умышленном публичном оскорблении высших лиц партийной власти, избиении представителей следственных органов, использовании подложных документов, мошенничестве и разбое - тут Антон недоуменно запнулся. – Лицам, которые помогут задержать преступников, гарантировано гражданство коммунистической общины и крупная денежная премия. Обращаться в Следственное управление туда-то…»

Оба ошарашено перечитали листок. Затем как по команде уставились на серое веретено дирижабля, нависавшего низко над городом.
-Быстро они подсуетились, однако. – хмуро прокомментировал Арлекин. – Пока я пьянствовал, ночью они напечатали листовки и разбросали сверху по всем районам. Теперь им не надо напрягаться, гоняться за нами по городу, нас приведут к ним.
-Да, гражданство коммунистического района здесь на вес золота…
-Грехи наши тяжкие.. В рай не пускают, и здесь жить спокойно не дают…
-Что же теперь делать? – Антон задумчиво вертел в руках листовку. – Назад вернуться не можем, надо идти дальше. Воры могут нас выдать. Плыть в южный город? Вроде бы в восточном секторе есть выход к реке; но на юге тоже нет выхода, двери замурованы. Взлететь разве что, как птицы?
-Да, крылья бы нам не помешали, любезный мой друг. Через стену перебраться мы не сможем – колючая проволока, ток под напряжением. Надо рискнуть и идти к ворам. У них ведь нет никаких соглашений с коммунистами, помогать им не будут.
-Пойдем. – решился Антон. - Если загримируемся, то , возможно, нам повезет. Проскочим неузнанными, и выберемся из города. А уж за городом нас никто не поймает. У меня есть мотоцикл – двинем подальше отсюда.
-Другого нам не остается, любезный Сотер . У этих извращенцев тряпья навалом, приоденемся так, что мать родная не узнает.

Через двадцать минут к шлюзу, соединявшему второй и третий районы, подошла странная парочка. Люди были одеты в грязные монашеские рясы, – ни дать ни, взять – побирушки, живущие в картонных коробках, выискивающие себе пропитание на помойках или попрошайничающие на улицах. Ковыляя и почесывая густые всклокоченные шевелюры, давно не видавшие элементарного мытья, и наводившие на мысль о насекомых, монахи подошли к мирно дремавшему на лавочке часовому.
Ворота охранял еще один напомаженный парень в кожаной курточке со стрелками. Он встрепенулся на скамеечке, когда его разбудили, презрительно хмыкнул, по видимому, не узнав Антона с Арлекином.
-Чертовы попрошайки! Убирайтесь отсюда! Кто вас только пускает!
Он торопливо распахнул внутренние ворота в шлюзовый коридор, избегая приближаться к путникам.
Едва только они вышли в коридор, дверь торопливо захлопнулась, загромыхали ключи.
Вслед донеслось приглушенное ворчание.
-Чтоб вас там пристрелили!

Антон постучал в дверь на противоположном конце коридора. С третьего раза за ней зашевелились.
В окошко глянула опухшая бандитская харя с массивным подбородком.
-Чего надо, рвань? – часовой с утра был не в духе.
-Выйти из города, вот чего, - буркнул Арлекин, неприязненно рассматривавший его физиономию.
-А ну пошли отсюда! – прикрикнула недоуменно-возмущенно рожа за дверью. – Еще чего удумали! Топайте обратно, откуда пришли.
Антон подошел к двери и показал ему пачку кредиток, затрещав банкнотами.
-Видел? Это будет твоим, если пропустишь нас. Кроме того, нам потребуется охрана, чтобы по пути к восточным воротам с нами ничего не случилось.
За дверью заворчали; харя алчно разглядывала кипу кредиток.
-Ладно, черт с вами. Половина сейчас, половина – когда выпущу вас из города. Только быстро давайте…

Дверь отворилась. Бугай, представший взору путников, был огромен и безобразен. Росту в нем было больше двух метров – он явно пригибался, чтобы заглянуть в окошко двери. Руки словно ковши экскаватора, подбородок, о который можно было разбить бревно без всякого ущерба для этой части человеческого лица, толстенные ручищи-жерди, от которых раздувалась его куртка, грозя лопнуть. У него на боку красовалась кобура, выглядевшая игрушечной, но чувствовалось, что пистолет ему особо не был нужен - он сам был ходячим средством уничтожения.
Бандит еще раз оглядел двух побирушек, поморщился, но деваться было некуда.
-Пошли в темпе, пока не засекли.

Втроем они быстро зашагали по бандитскому району, снискавшему дурную славу во всем городе. И здесь на пустынных улицах повсюду валялись кучки листовок, призывающих жителей города способствовать в поимке беглых преступников. Верзила вышагивал громадным величавым шагом, делая за шаг, казалось, метра полтора, и не обращая внимания на валявшиеся бумажки. Судя по перегару, разившему от него, ему вообще не было дела ни до чего, кроме обещанных денег, часть которых уже приятно грела его карман.

Здесь была община воров, пьяниц, насильников и мародеров, совершающих набеги на мирные жилища жителей пригорода, разворовывая все, что попадалось под руку. Насиловали женщин, избивали стариков. Предпочитали не ввязываться в серьезные вооруженные конфликты и стремились нападать на тех, кто был заведомо слабее; подонки общества.
За четверть часа путники добрались, наконец, до стены Внутреннего Периметра. У ворот возле караульной будки сидел еще один бугай, походивший на брата-близнеца того, что их сопровождал.
-Яша, откуда ты взял это дерьмо? – брезгливо поморщился бугай, отнимая глаз от потрепанной книжки комиксов, которую с интересом листал. – Что за бичи?
-Да вот, наткнулся на двух, спали на помойке возле Аксеновской линии… Дверь открой, выкину их отсюда.
Бугай лениво поднялся, и начал открывать засов. Неожиданно из-за спин побирушек раздался властный начальственный голос.
-Что здесь происходит?
Бугаи как по команде обернулись и сникли, как побитые псы.
-Виктор Степанович, бичей обнаружили.. Сейчас выкинем отсюда…

Виктор Степанович, приземистый коренастый мужик лет сорока пяти с перебитым носом и тяжелым взглядом с каким-то особенным выразительным нагловатым и хамским прищуром, выдававшим в нем уголовника с богатым прошлым, окинул брезгливо двух путников, словно даже визуальный контакт мог его загрязнить, скалясь и показывая золотые зубы.
-Не так быстро. Сначала я с ними побеседую… Так, Яша, Леня – обыщите их. У них, возможно, есть ксивы. Потом ведите бакланов ко мне в контору.
-Обыскать, шеф ? – переспросил Леня с таким обескураженным видом, словно ему приказали раздеться догола и пробежаться по всему городу.
-Да, Леня, обыскать. Или западло тебе стало ручки марать? Какая буква глагола «обыскать» тебе непонятна? – с тихой угрозой процедил шеф.
Леня пожал могучими плечами и брезгливо начал ощупывать рясу Арлекина. Тот стоял, боясь пошевелиться.
-Яша, обыщи второго, - приказал шеф, наблюдая за действиями подопечного.
Через минуту оба паспорта вместе со Стечкиным Левченко уже перекочевали в руки пахана, который листал их с неподдельным интересом. Затем он резко сорвал с незадачливых путников парики и швырнул на землю.
-Да, ребятки, - обратился он к близнецам-бугаям, - что же вы так оплошали? Я кому велел проверять ксивы у всех, кто к нам попадает? Я кого инструктировал, позвольте спросить?
Бугаи расстроились вконец и повесили буйны головы.
-Но Виктор Степанович.. это же.. бичи..Мы думали… - затянул Яша тонким девичьим голоском, резко контрастировавшим с его внешностью.
-Нечего думать, коли нечем! – заорал шеф. Вены на него шее вздулись как тросы. Так же резко он успокоился.
-Остолопы. Ладно, ведите их ко мне. Я с ними сам разберусь…

Шеф быстрой походкой зашагал вперед, завернув за угол, к серому четырехэтажному школьному зданию. Бугаи, озлобленно пиная в спины двух горе-монахов, вели их в том же направлении.
Яша, надобно отметить, находясь в расстройстве, не забыл изъять у Левченко вторую половину денег. Тот было открыл рот, но тут же закрыл его, увидев громадный волосатый кулак, поросший темным волосом и пропахший куревом, поднесенный Яшей к его носу.
-Только пикни, что я у тебя деньги взял. Башку оторву, мигнуть не успеешь. – пообещал он проникновенно.
Антон потупился.

Конторой шеф называл пустующее здание школы, а точнее, спортивный зал. Именно здесь и располагалась его официальная контора. Здание школы подремонтировали, обновили, даже покрасили – как никак, nobless oblige. Паркет в спортзале заменили, вставили новые стекла, забрали решетками, а в центре зала установили боксерский ринг для тренировки братвы. Сейчас на ринге стоял круглый карточный стол, обитый зеленым сукном. Впрочем, баскетбольные кольца и турник так же оставили.
Шеф оборудовал себе уютный кабинет в тренерской, сюда и привели задержанных. Кабинет все еще был заставлен кубками, вымпелами, в углу стояло древнее выцветшее переходящее Красное Знамя – Шеф не был лишен чувства ностальгии по временам давно минувшей эпохи. В углу стоял мини-бар на колесиках, заставленный бутылками, в стену был вмонтирован небольшой сейф. На письменном столе среди вороха прочих бумаг, лежало несколько мятых листовок с фотографиями беглых преступников.

Шеф, беззаботно напевая что-то себе под нос, уселся на скрипучее кожаное кресло, откинулся и приветливо уставился на Антона с клоуном, стоявших посреди бывшего тренерского кабинета. Когда-то тренер здесь ставил оценки ученикам в классный журнал, отчитывал прогульщиков, и пробуждал в детях желание заниматься спортом; теперь же уголовник наставлял на путь неправедный своих отморозков.
-Садитесь, чувствуйте себя, как дома, - любезно предложил шеф.
Стульев в кабинете не имелось, поэтому задержанные остались стоять.
Как бы не заметив этого, шеф проскрипел креслом, откидываясь в нем далеко назад, потом откусил гильотиной кончик темно-коричневой сигары, закурил и снова комфортно откинулся назад. Ему было уютно и настроение было отменное.
-Ну что, шуты гороховые? Попались? Господа Левченко и Дубровин, собственной персоной! – все еще ласково проговорил он, оглядывая пленников. – Думали, здесь проходной двор? Можно шляться по моему району, как вам заблагорассудится? Однако, наглости вам мне занимать!
Оба молчали, разглядывая заплеванный линолеум на полу.
Шеф взял со стола листовку и продемонстрировал ее обоим.
-Неужели вы думали, что я вас не узнаю? А? Надеялись улизнуть по-быстрому? Ну-ну... Мне принесли листовки еще ночью. Я знал, что вы появитесь здесь. Назад вам пути нет, на юге выйти не сможете, значит, один у вас путь – ко мне. Я ждал вас с самого утра, и вот, как видите, дождался…
Он выпустил в потолок струю ароматного дыма. Кабинет наполнился табачным смогом.
-Что бы вы сделали, будь вы на моем месте, а?
Пленники молчали, избегая встречаться взглядом с тем, кого именовали Виктором Степановичем.
-Отвечать, когда я спрашиваю! – неожиданно взвизгнул он фальцетом.
-Выдали бы коммунистам и получили гражданство и денежную награду! – проговорил Антон, чтобы прервать этот истерический ор.
Шеф грозно зыркнул на Левченко, уже успокаиваясь. Настроение у него менялось, очевидно, по сто раз на дню.
-Награда меня не интересует. Денег у меня и так хоть… ложкой ешь… Гражданство мне все равно не дадут. Кому-то из второго района, возможно, но не одному из наших, и тем более, не мне. Мосты давно сожжены, и пути назад нет… Удобно они пристроились – листовочки разбросали, и сидят, сложа ручки, ждут, когда приведут вас к ним. И ведь правильный расчет! - промолвил пахан, печалясь. Затем он резко встрепенулся, и снова окинул взглядом обоих.
-Какие еще варианты будут?
-Выкинуть вон из города, чтобы духу нашего тут не было, - мило улыбаясь, молвил Арлекин, невинно хлопая густыми ресницами.
-Косишь под дурачка? Ну-ну… - пробормотал шеф, мазнув его рассеянным взглядом и постучал ногтями по письменного столу. – Что же мне с вами делать? Отпустить просто так положение не позволяет...

Послышался шум шагов. Дверь с шумом распахнулась, являя взору здоровенного головореза с синяком под глазом и выдающимся вперед подбородком. Он выглядел, как вспотевший жеребец, страдающий дегенератизмом. Конь замялся на пороге, поглядывая на пленников и бросая на шефа выразительные взгляды.
-Стучаться кто будет? Не учили тебя, что ли? – рыкнул шеф недовольно.
Бугай замялся.
-Тут такое дело… Клюквенник вчерашний расписной, что в боксе сидит… крутит восьмерку, гонит. Мы ему велосипед сделали. Не колется, где у него курок… Что делать-то?
-Канает? Почему я должен все сам делать? На хрена вы мне?.. Ладно, остаешься за этими бичами следить. Отвечаешь за них головой. – пахан встал с кресла и вышел, хлопнув дверью.
Отморозок встал у дверей кабинета снаружи, поглядывая на пленников железобетонным взглядом.
Антон хмуро посмотрел на Арлекина.
-Ну что, кажется, на этот раз мы попались. Что делать будем?
-Откуда я знаю? – огрызнулся злой как черт клоун. - Я понял только одно- выдавать нас он не собирается.
-На что же мы ему еще нужны?
-Петухом сделает… Кочегарам своим сдаст…
-Откуда ты слов таких нахватался.. По-человечески сказать нельзя?
-В общем, приятного нас ждет мало… - голос клоуна дрогнул. Он был в шаге от истерики..

Воцарилось затяжное молчание. Через полчаса шеф вернулся, и был он в преотвратном настроении; зло грохнул дверью и завалился в кресло. Закурил, поглядывая исподлобья на пленников, и о чем-то размышляя.
-Ну, так что же мне с вами делать, голубчики?
Пленники понурились и не отвечали. Шеф изучал потолок, пуская дым кольцами.
-Несколько месяцев назад я встретил в Пригороде странствующего богодула. – произнес вдруг шеф. - Мы с ним играли в карты в таверне. Так, чисто на интерес. С богодулами я не играю на алтушки. Помню, что он долго трепался насчет смысла в жизни и судьбы, которая предопределена для каждого. Чушь, конечно. Мне всегда предсказывали всякую чепуху – например, неожиданную смерть от своей собственной руки.
Ума не приложу, как такое может быть? Накладывать на себя руки я не собираюсь. Я не из тех, кто всю жизнь жалеет о том, что появились на свет. Нееет.. Но все-таки. Я между прочим, не всю жизнь братвой командовал и булатом пырял. Книжки тоже почитывал. Мне вот интересно- существует ли что-то подобное? Не судьба, конечно. Я в это не верю. Но что-то… - он пошевелил пальцами, подбирая нужное слово. – Что складывается постепенно и ведет к определенному концу?
-Тенденция… - подсказал клоун, несколько ошарашено слушавший эту неожиданную речь уголовного пахана.
-Заткнись. – вяло бросил шеф. – Словом, поступим вот как. Вы уйдете из города, я отпущу вас. По крайней мере, один из вас точно уйдет отсюда живым и невредимым. Но сначала немного поиграем. Проверим, правду мне нагадали, или брешут все гадалки… Пошли со мной.

Они прошли к боксерскому рингу. Уголовник, охранявший пленников, принес три стула и поставил рядом с карточным столом.
-Садитесь, живо. Привяжи бичей веревками к стульям. – обратился он к отморозку. - И братву кличь сюда. Сейчас будет на что посмотреть.
Шеф вытащил из-за пояса шестизарядный револьвер и продемонстрировал его побледневшим пленникам.
-Обычно в этом зале проходят боксерские поединки и подпольные игры в покер на большие ставки. Но сегодня в развлекательной программе значится совсем другой номер. Сейчас решится ваша судьба. Вот револьвер, и горючее к нему. Он порылся в кармане, и вытащил шесть патронов. – Я давно собирался проделать такой опыт, да не с кем было. И вот, наконец, случай подвернулся...
Был у меня много лет назад корешок, он случайно попал в один закрытый клуб. Принимали туда лишь по рекомендации, только проверенных людей, чтобы не засыпаться. Он попал туда из-за денег; позарез нужна была капуста, а там можно было срубить по-быстрому. В клубе играли на деньги в одну очень азартную игру, разновидность русской рулетки. Дилер вставлял в револьвер один патрон, прокручивал, потом игрок спускал курок. Если он оставался жив, ему вручались выигранные деньги, и он убирался восвояси. Если патронов вставлялось два, ставка удваивалась. Максимальный выигрыш выплачивался за игру с револьвером, заряженным пятью патронами. Риск был велик, и куш тоже. Говорят, кому-то удавалось разбогатеть, прежде чем удача не изменяла и револьвер с одной пулей не вышибал мозги счастливчику, выигравшему до того пять партий при ставке пять к шести. Фарт когда-нибудь кончается. В клубе долгожителей не было, ребятки. Кто-то приходил в него ради денег, и выигрывал их, рискуя шкурой, или жизнь приелась, вот так и пробуждали в себе любовь к жизни, кто-то приходил только чтобы посмотреть, как другие люди добровольно вышибают себе мозги . Всякое бывало. Корешок мой играл раз двенадцать, выиграл кучу бабла, завидовал я ему, потому что никак не решался сыграть, и наконец он решил завязать. Пошел в клуб в последний раз и револьвер с одной пулей отправил его в мир лучший…Но сегодня мы сыграем по другим правилам…

Шеф высыпал на стол шесть скругленных револьверных патронов – пять были с белыми полосками по ободку, и один был выкрашен черным лаком.
-Это безумие… - выдавил Антон через силу. – Что будет , если мы откажемся от этого испытания?
Шеф немного помедлил, глядя поверх Антона в зал, затем коротко бросил.
-Пристрелю, как бешеных собак. Выбора у вас никакого нет, усвой это наконец… Чаще всего в русской рулетке используется один боевой патрон. – увлеченно принялся рассказывать отморозок. - Он вставляется, барабан прокручивается, и игроки по очереди спускают курок. Я слышал, что изредка случались необъяснимые вещи- пули застревали в мозгу и не приносили человеку никакого вреда, или патрон оказывался холостым, или оружие заклинивало. Точно так же, как было с повешениями- если несколько раз подряд веревка обрывалась, публика считала это божественным вмешательством и требовала освободить приговоренного к смерти. Сегодня я намерен выяснить, есть ли судьба и ,собственно говоря, Бог. Для пущего эффекта я решил использовать не один боевой патрон, а шесть, из которых пять холостые. Думаю, будет забавно, господа. - он улыбнулся своим партнерам по столу тонкой змеиной улыбкой, незаметно перейдя на изысканный слог. –Правда ведь, это очень любопытный эксперимент? Кого судьба оставит в живых, а кому суждено быть вынесенным отсюда вперед ногами?
-Вы же больной человек… - Антон уставился на него ,приоткрыв рот.
Шеф откинулся назад и во весь голос расхохотался громким фальшивым смехом.
-Правда, что ли? Да здесь все сумасшедшие, все! – он снова орал, брызгая слюной. – Не осталось нормальных людей! Быдло одно!! Нормальные окачурились все. Чтобы жить в этом мире, непременно нужно вальтануться! И вы тоже психи!!



Между тем в зале собралась толпа уголовников, кто в куртках, кто в майках, кто вообще с голым заросшим торсом. Они сидели, стояли, курили и переговаривались, прислушиваясь к тому, что говорил шеф. Происходящее явилось неожиданностью и для них.
Арлекин что-то неистово зашептал себе под нос; очевидно, молился; что ж, было самое подходящее для этого время.
-Шеф, это ж бичи! Чего с ними лясы точить? – недоуменно загорланил кто-то из толпы.

Тот вперил взгляд в говорящего. Затем встал, окинул наполнившийся спортивный зал – в помещение набилось уже сотни две отморозков, глядевших во все глаза на происходящее.
-Так, братва! Слушайте меня все. – сказал он властно , громко, вызывая эхо в большом зале. – Вот моя воля. Если я не переживу эксперимент, вы освободите этих двух бичей и выкинете из города. Пусть идут куда хотят. Если окачурится кто-то из них- значит, так тому и быть. Уйдет отсюда лишь один из них. Если один из них вдруг выстрелит в меня – убейте их обоих. Я намерен играть по понятиям. Это всем понятно?
Раздались недоумевающие, удивленные голоса.
-Молчать ! – прикрикнул шеф, и все мгновенно утихли.
Заем он уселся за стол и зарядил револьвер, затем прокрутил барабан.
-А теперь начнем. Играем в таком порядке- парень, затем клоун, потом я. Если проигравший не выявится в первом круге, повторяем. К концу второго круга все станет ясно. Не вздумайте в меня палить- так у вас обоих не будет шансов. Вся ваша надежда на удачу и на честную игру.
Он взвел курок и положил тускло поблескивавший револьвер перед Антоном.
-Твоя очередь. Все просто. Подносишь к виску волынь и спускаешь курок. Не бойся, холостая гильза тебя не изувечит. Просто я очень люблю театральные эффекты…
Антон глядел на револьвер и не решался взять его в руки. Затем взглянул на клоуна- тот был белее снега и близок к обмороку.
-Стреляй, фраер. Не тяни. Чем дольше тянешь, тем хуже. Лучше спустить курок сразу. Пока что у тебя шансы прекрасные. Давай! – подгонял его шеф, сверкая в навесных лампах золотыми чиксами. – Давай, парень!
Антон машинально взял в руки револьвер и поднес к виску.
-Не делай этого, Антон! – взвизгнул Арлекин.
-Молчи, сука!!! – страшно заорал Шеф. – Заткнись!!! – он вскочил, оперся руками на стол, нависая над ними. На его шее тонко пульсировала жилка.
Антон, загипнотизировано смотревший на нее, спустил курок. В спортивном зале раздался страшный грохот. Гильза выскочила из барабана и шлепнулась на сукно стола. Антон все еще был жив. Круглыми от шока глазами он смотрел на горячий кусок металла, катившийся по зеленому столу.
-Теперь ты! – хладнокровно скомандовал пахан Арлекину.
-Неееет! – завизжал тот истерически, закрывая лицо ладонями. – Не трогайте меня !
-Или ты сделаешь это сам, или это сделает один из моих ребят. Выбирай. Чем дольше тянешь, тем тяжелее, поверь. Парень, отдай ему волынь!
Дрожащими руками клоун взял револьвер в руки. По его щекам текли слезы. Он выронил револьвер на стол – так сильно его трясло.
-Осторожнее, клоун. Волынь и пальнуть может! – проговорил голосом укрощателя змей шеф.
Лицо его, освещенное сверху лампами, резко выделявшими фурункулы , мелкие шрамы, и морщины, которыми были изрезано его лицо, напомнило вдруг Антону древесную кору.
-Стреляй, черт тебя возьми! – прикрикнул снова пахан.
-Я не могу… - револьвер прыгал и дрожал в пальцах Арлекина..
-Стреляй!!!
Клоун поднес револьвер к виску и нажал курок.
Снова раздался выстрел и грохот огласил тишину притихшего зала.
Гильза упала куда-то на ринг. Лицо клоуна было чуть испачкано пороховыми газами, но он все еще был жив.
Антон взглянул не него. Клоун был в полуобмороке, и, кстати- он намочил штаны.
Левченко отвернулся.
-Два ноль в нашу пользу! Старуха с косой пока проигрывает в сухую! – провозгласил шеф. Его явно забавляло действо. – Ну а теперь попробую я.
Он быстро схватил револьвер и спустил курок, не раздумывая.
Третий патрон так же оказался холостым.
-Шансы на спасение все ниже, патронов всего три. Развязка близится.

У Антона страшно раскалывалась голова. После аварии она стала беспокоить довольно часто. Боль пульсировала и стучалась изнутри в черепную коробку, словно требуя ее выпустить на свободу. Глядя во все глаза на пахана, который гипнотизировал его взглядом, неотрывно сверля бездонными черными зрачками, словно желая уловить момент наступления смерти и отделения души в случае, если патрон окажется боевым, Левченко увидел, как пахан шепнул одними губами.
-Стреляй.
Антон спустил курок.

-Так, осталось только две пули. Или я или ты, дурилка . – прокомментировал шеф, разглядывая закопченный висок Левченко. – Фифти-фифти, как говорили в старом мире. Давай, клоун. Не тяни.
На Арлекина было страшно смотреть. Лицо его стало каким-то смазанным, серым, перекошенной на бок. Лицо сползало набок, словно маска, обнажая что-то страшное и темное.
Он трясущимися руками поднес револьвер к голове и грохнул пятый выстрел.
На остальных брызнула кровь вместе с мозговым веществом. Голова клоуна откинулась назад. Он умер мгновенно.
Зал взорвался криками и одобрительными воплями.
Шеф, довольно улыбаясь, откинулся назад.
-Вот все и выяснилось!
-Ублюдок! – закричал Антон. – Какой же ты ублюдок… -У него брызнули слезы, но он их не замечал.
-Я здесь ни причем, Левченко. Ты это поймешь позже. Не он нажал на курок, и не я его заставлял. Это судьба спустила курок. Клоуну была уготована короткая жизнь, в отличие от нас... Что ж , в барабане осталась одна маслина. Теперь это уже чистая формальность...

С этим словами пахан поднес револьвер к виску и выстрелил, улыбаясь. Он умер с улыбкой на устах. Кровь струйкой стекала с лица вниз, на пиджак. Зал пораженно замер, уставившись на второго мертвеца на боксерском ринге.
-Как же так? – пискнул кто-то в наступившей тишине из-за спин уголовников.
И тут зал взорвался криками. Все что-то орали, но разобрать слов Левченко не мог . Наконец кто-то вылез на боксерский ринг и выстрелил в потолок из обреза. Зал смолк. Все уставились на наголо бритого товарища , взявшего на себя роль судьи.
-Братва! Вы все видели, что произошло. Все было по понятиям. Дурилка и шеф оба кинули хвоста. Воля судьбы, в которую он не верил. Теперь отпустим этого бичика.
Зал снова взорвался криками и воплями. Лысый выстрелил еще раз.
-Мы выполним его последнюю волю. Бич свободен, шеф окачурился. Сегодня выберем нового на сходке.
-А ты, Колян, на его место метишь, что ли, падла? – заорал то-то хрипло из зала.
-Это выяснится сегодня. Долго тянуть не будем.
Затем он подошел к Антону , достал обоюдоострый нож и одни махом взрезал его веревки.
-Катись отсюда, парень. Убирайся из города, и не возвращайся никогда.
Антон нерешительно встал, не в силах отвести взгляда от окровавленного трупа Арлекина.
-Вали, вали, молоток, пока мы добрые. – донеслось ему вслед.

Черная дверь со скрипом приоткрылась – перед взором Левченко предстал восточный пригород – палатки местного рынка, ряды бревенчатых домиков-избушек . Здесь его уже ждали. Прямо перед воротами, у темной легковушки с тонированными стеклами, стоял человек. Это был оперативник Кардаш.
Железнов решил, что достаточно будет одного встречающего. Оперативник, одетый, как всегда, в черную кожанку и темно-коричневый берет, скошенный набок, стоял, прислонившись к правому крылу машины, и терпеливо курил; на траве перед ним виднелась горка окурков.
Все было элементарно- Антон с Арлекином опасались погони, но ее никто и не собирался устраивать. Зачем? Мышь сама прошла по немудреному лабиринту и появилась у выхода. Ради двух мелких пешек незачем было организовывать настоящую погоню. Достаточно было лишь подождать их на другом конце лабиринта. Так поступил Шеф, той же логике следовал и Семен Кардаш.
Завидев Левченко, он искривил губы в подобие ухмылки. Антон узнал автомобиль, называвшийся здесь «воронком», и, хоть и не видел ни разу Кардаша, однако, по беглому описанию Демичева вполне его узнал. Он молниеносно захлопнул дверь. Слишком много драгоценного времени было упущено зря. Попался!
Не отвечая на недоуменный возглас бугая Лени, никак не ожидавшего, что странный молодой парень в грязной рясе откажется уйти в город, куда так стремился, Левченко привалился к двери, дыша как загнанный зверь.
-Эй, Левченко, Дубровин ! – произнес Кардаш с ленцой из-за двери. - Долго вы там будете прятаться? Выходите, вам некуда бежать, это лишь усугубляет вашу вину. Обещаю беспристрастное рассмотрение дела!
-Как бы не так, знаем мы вас, - пробормотал Антон, затравленно озираясь. Что теперь делать? Прятаться всю жизнь по пустым квартирам, превращаясь в бомжа, спящего в коробках, боящегося облав и рискующего умереть от болезней или голода? Должен же быть другой выход…
В дверь снова постучали.
-Эй вы там, не дурите. Деваться вам некуда. Если хотите отсидеться у воров, или поселиться вместе с бомжами, так надеяться на это глупо. Мы вас из-под земли достанем. Лучше выходите сами.
-Да пошел ты!
Антон взглянул на бугая. Тот все еще недоумевал. Похоже, он до сих пор не понял, что именно за Левченко была обещана щедрая награда и гражданство. А может, сложил два и два, но не хотел выдавать? Нет, слишком глупо было надеяться на благородство воров. Один не выдаст, но в шайке всегда найдется корыстный и беспринципный член, которому плевать на то, что банда принципиально не ведет дел с коммунистами.

Наконец, решившись, он помчался к реке параллельно стене периметра. Южные кварталы- по крайней мере, Антон намеревался отсидеться там какое-то время, а потом будь что будет. Но какое-то время он выиграет.
Тугодум Леня, удивленно смотревший вслед Антону, перевел полуосмысленный взгляд бычьих глаз на дверь.
-Немедленно откройте дверь! - Кардаш постучал еще раз.
Леня подошел к двери и открыл окошко.
-Убег к реке твой парень, и ты сваливай отсюдова, пока цел.
-А второй где?
-Пристрелили второго, которого шеф клоуном называл.
-Проклятье.. – Кардаш секунду переваривал полученную информацию.- Слушай, мужик. Ты вообще соображаешь что-нибудь? За голову беглеца обещана награда в пятьдесят тысяч и гражданство! Тебе это не нужно?
Леня плюнул в окошко на Кардаша. Тот быстро подобрался, уворачиваясь от плевка.
-У меня есть все, что нужно. Топай, откуда пришел, а не то зашибу…
Кардаш злобно посмотрел на него и отошел к машине.
-Ладно, Левченко. Все равно ты в ловушке. Некуда тебе деваться.
Он достал рацию с переднего сидения и связался с Управлением.


Антон попеременно то отчаянно работал веслами, то оглядывался назад – нет ли погони. Вода, зачерпываемая им частыми гребками, попадала в лодку и понемногу заливала ее; осадка лодки увеличивалась. К тому же, мешало течение, сносившее его в сторону.
Впереди и правее красовался центральный остров Новинска, на котором и обосновался генерал Дегтярев. Вставали высокие стены древнего Кремля, сложенные из темно-красного кирпича, на котором и зародился Старый Город. Даже на расстоянии можно было разглядеть поблескивающую колючую проволоку поверх стен и прожекторы на вышках. Тем жителям острова, что успели бежать до того, как опустился на него железный занавес, повезло. Остальные содержались в нечеловеческих условиях – за малейшую провинность несчастных батраков кидали в вырытые на городской площади ямы, зарешеченные сверху. Таково было наказание за непослушание. Дождевая вода накапливалась в этих отвратительных открытых камерах, однако, люди жили в грязи неделями. Иногда им кидали горстку чечевицы или ломать черствого хлеба. Генерал и немногие оставшиеся верными ему военные выказывал оставшимся жителям свою власть и железную руку. Часовых видно не было – очевидно, генерал уже не боялся нападения с воды.
К острову подходили три больших моста: два автомобильных и один железнодорожный , но теперь они стояли частично разрушенные – взрывчаткой снесли несколько проемов. И эти мосты удивительно напоминали Авиньонский эрзац.

Несмотря на энергичные усилия Антона, его снесло почти к автомобильному мосту, составлявшему часть Внутреннего Периметра города. Прямо на дорожном полотне были установлены щиты-пылеуловители, а ниже моста проход закрывала сплошная решетка с толстенными прутьями- похоже, они доставали до самого дна. Свобода была совсем рядом, в десятке метров от Левченко, но решетка не оставляла надежд выбраться из города в этом месте. Воды реки неторопливо бежали сквозь чугунные прутья, а крупный мусор накапливался у них – покрышки, спинка дивана, и прочий мусор. Чуть поодаль из воды виднелся бампер ржавой «Нивы». Она грустно смотрела в небеса разбитыми окулярами фар. Машина казалась застывшим морским существом, обратившимся в камень.

Антон обогнул остров, превратившийся в концентрационный лагерь, слева. Внезапно он четко расслышал музыку, доносившуюся из-за стен кремля. Многократно усиленная репродуктором, песня разносилась далеко над водой. Это была запись корейских песен о Ким Чен Ире, крутившаяся в лагере днями напролет…

Впереди уже замаячила маленькая пристань южной стороны – слева виднелись белые домики Наукограда, справа- обширные лесные угодья с возвышавшимися башенками и куполом местных феодалов, воюющих, мирящихся, охотящихся на своих ограниченных землях.
Левченко не мог сказать себе, зачем он плывет в южную часть города, на что надеется. Влекомый инстинктом загнанной жертвы, он стремился дальше и дальше, однако, в лабиринте Города были сплошные тупики стен. Предчувствие , интуиция? Скорее, он просто хотел отсрочить неизбежный арест, надеясь на чудо.

Ученые были его последней надеждой. Антон, на минуту перестав грести, сложил весла и, прищурясь, посмотрел на серый купол Новинской обсерватории, возвышавшейся в центре наукограда на небольшом холме. Обсерватория была гордостью города, на нее тратились большие федеральные деньги, здесь проводились исследования космоса, семинары , люди готовили материал для научных диссертаций, защищали степени. Левее купола обсерватории виднелось огромное здание-башня с крупными бронзовыми буквами на крыше «НЦЭИ» - центр экспериментальных исследований . Эта аббревиатура из букв была установлена на парапете каждой из четырех сторон крыши, так что надпись было видно отовсюду.
Лодку снова начало сносить течением, Антон вновь принялся грести. Завтра мышцы будут ломить. Если он доживет до завтра…

Наконец, Левченко приткнулся к пристани и с облегчением простонал. Проплытые в быстром темпе километра четыре измотали его физически. Он поднялся и вышел из лодки, чувствуя, как гудят руки и ноги.
На пристани он заметил странного старичка, облаченного в странный темно-синий халат, словно бы усыпанный звездной пылью. Он сидел на помостках и увлеченно швырял камешки по воде, наблюдая, как они подпрыгивают.
-Неужто гости к нам пожаловали? – прищурился он, завидев Антона. – Какой приятный сюрприз! Нечасто у нас появляются новые люди, нечасто…
Антон представился.
-Ах! Очень приятно. Я профессор Аксенов, впрочем, мое имя вам ничего не скажет.. Я астроном, работаю в обсерватории. Вы, по всей видимости, не знаете про мои исследования?
Левченко вынужден был признать, что нет, не слышал…
-Вы же слышали о червоточинах в пространстве?.. Нет? Ну как же! Это знаменитая особенность некоторой точки пространства, представляющая собой тоннель во времени. Именно через эти червоточины в фантастических романах и перемещаются путешественники в пространстве! Очень, знаете ли, удобный способ перемещения! Жаль, что их существование не доказано практически. Я как раз и пытаюсь доказать , что эти области существуют!
-Вот как? – спросил Антон, только для того, чтобы поддержать беседу. Он рассеянно слушал старика вполуха, обернувшись к реке.
-А знаете ли вы, что именно эти кротовые норы, согласно поверьям, являются обиталищем дьявола? Да-с, именно там он и живет. И если бы эти области существовали, то можно было бы ткнуть пальцем в них, и провозгласить – вот он, ад!
Старый астроном торжествующе выбросил вверх изуродованный артритом палец.
-Знаете, я не верю в дьявола. И вообще, стараюсь надеяться только на самого себя.
-Ничего, поживите с моё – поверите. Все старики верующие.
-Скажите, а есть ли у вас данные о том, что к земле приближается астероид? Можно ли его отследить заблаговременно? – вспомнил Антон о мучениках Шестого дня.
-Ну знаешь ли, это уже перебор! – старик раздраженно фыркнул. – Хватит и гриппа! А впрочем, такая возможность всегда существует! Теперь не существует единой базы наблюдений за космосом – нет ни орбитальных телескопов, ни интернета- мне попросту не хватает данных для исследований! – ученый огорченно взмахнул костлявыми ручками. – Да если булыжник размером с город приближается к Новинску, я его замечу в последний момент перед тем, как он раздавит меня в лепешку! Астрономы и раньше исследовали лишь полтора-два процента космического пространства, а теперь об этом и говорить не приходится! Мелкие камешки проходят через атмосферу постоянно, изредка грохаются и валуны побольше. Впрочем, думаю, следующий посетит нас еще нескоро… Хотя, кто знает, кто знает! …
Старик пожевал в задумчивости губами.
-Позвольте мне полюбопытствовать – вы нездешний, юноша. Что же вас привело в край ученых и теоретиков?
Антон рассказал.
-Так зачем же я отвлекаю вас глупыми нелепыми беседами о червоточинах в пространстве! – в ажиотации воскликнул старичок. - Эти бандиты в кожаных куртках с минуты на минуту могут пожаловать сюда!
Астроном схватил Антона за рукав и потащил в технический комплекс.
-Эти люди гении, юноша! Они-то обязательно вам помогут! Они могут все, знаете ли!
Не переставая восхищаться учеными, старик в звездном халате тащил Антона по пустым улочкам, заросшим деревьями.

Ожидавшего увидеть неприступную суперсовременную цитадель научной мысли Антона, ждало сильное разочарование. В вестибюль можно было попасть свободно через выбитые стекла первого этажа. Трава, деревца росли прямо в коридорах, пробиваясь сквозь плитку. Раскиданная мебель, груды макулатуры, мусора. Впрочем, в коридоре кое-где еще горели лампы дневного света, указывавшие на наличие электричества. К тому же, Антон заметил несколько камер видеонаблюдения, казавшихся исправными.
-Здесь вообще есть люди? – спросил он, озираясь по сторонам.
-Немногие здесь остались, скажу прямо, зато самые лучшие. Они вам помогут! Вот увидите! Пойдемте! – старик тащил Антона наверх по широкой мраморной лестнице, крепко уцепив за руку.
Они успел подняться на второй этаж, когда сверху послышался шум шагов. Если это не ученый, то … Левченко положил руку на кобуру с пистолетом.

Облаченный в поношенный белый халат и серые брюки, человек средних лет с всклокоченной шевелюрой спускался по лестнице, увлеченно поедая бутерброд, завернутый в бумагу. Увидев старика, тащившего за руку парня, он остановился, с любопытством глядя на гостей.
-Василий Николаевич! У нас гости? – молвил он, не выказывая, впрочем, особого удивления и интереса.
-Послушайте, Витенька! Это необычайная история! Позвольте, я вам расскажу. Молодой человек в опасности…
И старик выложил ему всю историю Антона. К этому моменту тому стало безразлично, выдадут ли его ученые, или помогут выбраться из города. Адреналиновая волна схлынула, оставив лишь чувство усталости и опустошенности.
Услышав, что за Антоном ведется охота, ученый задумался, все еще держа недоеденный бутерброд в отстраненной руке.
-Но что же я могу сделать? Право, я не вижу, как…
Старичок перебил его в крайнем возбуждении.
-Витюша, вы же такой талантливый ученый, вы наш гений...
-Это, безусловно, преувеличение.. – смутился Виктор.
-Нет ли подземного хода за периметр города? – спросил Антон нетерпеливо.
-Увы, нет. После взрыва газгольдера тоннели под городом на нашей стороне завалило напрочь. Двери давно замуровали в целях безопасности- шпаны нам здесь не нужно. Так что, выйти из города здесь не получится никак… Впрочем, можно посоветоваться с моим коллегой, доктором Пироговым... Возможно, он подскажет, как быть...

Они поднялись еще этажом выше. Ученый открыл дверь пластиковой карточкой, провел их длинными тускло освещенными коридорами. Здесь так же царило полное запустение и тишина, только хаоса как на первом этаже, не было – лишь длинные выхолощенные пустые коридоры, с тускло отсвечивавшим в холодном свете лам линолеумом.
В одном из кабинетов они увидели мирно работавшего за компьютером приземистого человечка лет пятидесяти с обширной лысиной. Он так увлеченно набивал что-то на клавиатуре, что даже не услышал, как вошли люди.
Обернувшись к визитерам, он в изумлении выслушал старичка, взявшего на себя инициативу. В замешательстве профессор снял очки, потер переносицу и снова одел очки. На этом его видимая мыслительная деятельность закончилась. Антон с любопытством приглядывался к Пирогову, разительно напоминавшему старинного киноактера Николая Трофимова. Те же брови домиком, благожелательное лицо, веревочные усики…
-Эх, молодо-зелено. Надо было вам бежать сразу же, ночью. Вахта на наружных воротах ведется круглосуточно. Под дулом пистолета любой охранник откроет дверь. Теперь , по всей видимости, уже поздно. Скоро эти опера появятся здесь…
-Послушайте, Денис, этот юноша что-то говорил про падение крупного астероида.. Нельзя ли как-нибудь проверить этот факт… - встрял астроном.
-Не хватало, чтоб он новую заразу сюда принес! Мало нам вируса Файнберга… - проворчал Пирогов, подозрительно присматривавшийся к Левченко. – Откуда у тебя такие сведения?
Антон промолчал, чувствуя, насколько неубедителен будет его рассказ о его видении будущего во сне и о религиозных фанатах.
-Боюсь представить, чем это может нам грозить. От вируса приматов погибло почти все человечество, а тут еще и это… - молвил старичок, печально глядя на Левченко.

Пирогов горестно вздохнул, переглянулся с Виктором.
- Человечество погибло, так и не осознав, насколько было слепо все это время… - задумчиво цедил он, покусывая дужку очков.
-Вы о чем? – переспросил Антон.
-Приматы, да? Невинные обезьянки, значит? Оххооо… Витенька, это просто не укладывается в моей голове… какая нелепица! – пожаловался он коллеге.
-Величайшая мистификация всех времен и народов! Американцы могут гордиться собой… - поддакнул тот.
-Можете вы объяснить, в чем дело? – раздраженно спросил Левченко.
-А дело в том, молодой человек, что обезьяньего гриппа не было вовсе…
-То есть как не было? - открыл рот Антон.
-Так не было. Выдумка это, понимаешь? – откликнулся Пирогов.
-Как это понимать… Что же это за болезнь, в таком случае?
-Болезнь приматов, как же! Вот что Пентагон вместе с НАСА подсунул миру, принявшему пустышку за чистую монету! Впрочем, неудивительно. На самом деле, на юго-западе США в пустынной местности был случайно обнаружен археологами небольшой древний артефакт, по всей видимости, оставленный нам в наследство некоей древнейшей цивилизацией, от которой не осталось иных следов, кроме этого объекта. Он покоился себе миллионы лет под известняковым плато, пока, наконец, в ходе раскопок не был случайно обнаружен группой американских археологов. Именно они повинны в гибели рода людского, непреднамеренно выпустив джинна на волю. Природа вируса была человеческой, иначе бы от него не вымерло бы 95% процентов населения Земли; очевидно, те, кто его создал, были человекообразными существами, мало отличавшимися от нас….

Антон скептически хмыкнул. Ну вот, приехали. Еще один выживший из ума ученый, коих он повидал более чем достаточно.
-Что, не веришь? Зря, это чистая правда. Был у нас здесь, в «Омеге», один мальчик, Володя, работал старшим системным администратором; человек из разряда тех, кто рождается с мышью в руке. Руководил парком компьютерной техники. Головастый был парень... Один раз , исключительно забавы ради, он попробовал взломать мейнфрейм «Циолковского». Просто чтобы проверить, так ли хороша у них защита, как утверждали орбитальники. Взломал Володя их защиту играючи, рассказывал нам, что система безопасности у них слабая совсем, курам на смех…
Несколько часов он просматривал данные, хранящиеся на сервере, кое-что себе скопировал. И вышел, заметя все следы; решил, что его присутствия никто не заметил. Однако, на следующий день за ним прилетели пятеро военных со станции. Изъяли все его компьютерное оборудование, прошерстили наш сервер и все остальные компьютеры подсети, чтобы убедиться, что информация не распространилась дальше, и забрали его с собой. Бог знает, что стало с Володей… Он успел мне передать диск с данными, скопированными с серверов «Циолковского». Вот так и узнали мы то, что Пентагон и наше Минобороны держали в секрете столько лет.
На самом деле, не было никаких вспышек заболеваемости среди приматов. Тогда в Аризоне был обнаружен странный металлический объект в форме эллипсоида метров двенадцати в диаметре. Но и такой небольшой объект смогли вывезти из пустыни только на «Гианте», а это был крупнейший грузовой самолет в военном ведомстве США.

Сферу извлекли из котлована и транспортировали в Неваду, где в небезызвестной Зоне-51 началось ее изучение. На месте раскопок ученые получили слишком мало информации об объекте, поэтому сразу же стало очевидно, что придется его транспортировать в лабораторию. Проект был высочайшей степени секретности, из военного ведомства за все эти годы не просочилось ни крупицы информации по проекту, получившему название «Павшая звезда», ведь первоначально военные решили, что это космический корабль. Американцы долго изучали мнимую тарелку, однако, больших успехов не добились; астрофизики и ученые так и не смогли выяснить даже, каков был источник энергии корабля, не говоря уж об устройстве двигателей. Объект представлял собой цельнолитой объект сферической формы. Металл, из которого был выполнен корпус, неземного происхождения, не пропускал никакие лучи, так что исследовали не смогли даже просветить объект, не то что попасть внутрь. Кто-то высказал мнение, что эллипсоид можно открыть, лишь зная определенное кодовое слово, другие уверяли, что он откроется лишь определенному человеку, далеко не каждому. Откуда именно на Землю прилетел объект, если действительно прилетел, так же не смогли выяснить. Словом, феномен был уникальный. Кое-кто уверял, истинно веруя в свои слова, что тарелка вообще не должна летать, что это грубый муляж, словом, копий было сломано много, и все без толку.

-Неужели возможно, что никто не узнал правды?

-Люди до сих пор уверены, что американцы действительно были на Луне! – воскликнул Пирогов, в возбуждении вскакивая с места. - Эта мистификация была еще грандиозней истории с лже-астероидом, хотя последствия сравнивать нельзя. Тысячи людей знали правду, однако молчали; слушались лишь заявления, что для НАСА ниже достоинства опровергать доводы противной стороны…

Впрочем, доподлинно так и не было установлено происхождение этого предмета. Военные склонны были считать, что миллионы лет назад этот корабль прилетел на Землю с невыясненной целью. Неизвестно, что произошло, однако он так и остался покоиться себе на плато Колорадо, которое в те времена было скрыто под водой. Море пересохло, на корабль тысячелетиями наносило ил, осадочные породы, пока над кораблем не сомкнулась песчаная могила.
Да, Пентагон решил, что объект является космическим кораблем – это было первое, что приходило в голову. Слишком уж странной и непонятной оказалась находка; мало кто мог допустить, что это творение рук человеческих. Однако, несколько позже появились сведения, указывавшие на иную версию происхождения объекта. Возможно, его сотворили древние цивилизации, жившие на нашей планете задолго до атлантов или лемуров. Они вполне могли создать этот артефакт, но кем были творцы эллипсоида, несомненно сотворившие и вирус, с какой целью они сконструировали свой артефакт, а кстати, никто так и не выяснил, может ли «Павшая звезда» летать, остается лишь гадать…

Все посвященные лица молчали; американцы умеют заставить людей держать рот на замке… Лишь потом, когда начались случаи заболевания по всему миру, обнаружили, что вирус неземного происхождения. Но необычную форму гриппа никто бы не додумался связать с «Павшей звездой», если бы в июле того же года, во второсортной гостинице Ванкувера не нашли бы труп молодого человека, индейца племени навахо, считавшегося соплеменниками без вести пропавшим. Именно он сумел проникнуть внутрь объекта и выпустил вирус на волю.

Среди вещей молодого человека был обнаружен и его дневник, описывавший все, что произошло с ним за два месяца странствий по земному шару. Херба, как звали этого парня, посчитали сумасшедшим, поскольку он производил впечатление человека, неадекватно воспринимающего действительность, да и дневник, написанные на атабаскском, производил впечатление, словно его писал и в горячечном бреду. В нем он записал, что как-то ночью, выждав, пока все археологи уснут, включая и неугомонного Зейна, главу экспедиции, просиживавшего сутками напролет перед эллипсоидом, мучительно пытаясь постичь его тайну, он подобрался незамеченным к объекту и сумел проникнуть внутрь. Невидимая дверь открылась, впустив его, когда он прошептал некое загадочное кодовое слово, якобы услышанное им за несколько дней до того во сне. Он не помнил, сколько времени провел внутри, говорит, что попал в невесомость, пребывая внутри корабля – лишь аспидный мрак вокруг и ощущение свободного парения. Через некоторое время он вышел наружу и тут у него проявилось помешательство. Херб пишет, что внутри его поселилось нечто, жившее все эти годы внутри сферы и ждавшее его. Это нечто оказалось разумным существом, сразу же ставшим диктовать человеку свою волю. У молодого индейца навахо сразу же после посещения объекта появилась мания к смене мест, он пишет , что вселенский разум, поселившийся в нем, говорил ему, что он избран новым Мессией, призванным очистить мир от порока и скверны.

Голос якобы заставлял его посетить все города мира, погрязшие в пороке и блуде, и в каждом на центральных площадях читать проповеди, призывая людей опомниться и покаяться; в том случае, если этот внутренний разум сочтет, что люди недостойны спасения и безнадежны, наступит конец света, спасены будут лишь избранные.
Якобы в племени навахо уже сотни лет из поколения в поколение передавались устные предания о древней цивилизации, жившей на земле еще во времена динозавров, которая и оставила нам «в наследство» этот странный предмет. Легенда гласила, что объект будет неизбежно извлечен из земли, и , поскольку там предначертано свыше, помешать мору не сможет никто и ничто, однако, от людей зависит, чем все в итоге закончится, сами уцелевшие люди решат, продолжится ли род человеческий.
Такая вот занятная история. Конечно, бред сумасшедшего, если бы не последующие события…
Что ж, Херб действительно несколько месяцев путешествовал по миру, проповедуя, призывая людей покаяться и одновременно заражал их смертоносным вирусом, которое до поры до времени дремало, пока, очевидно, вирус не счел, что человечество обречено на вымирание и пороки его превышают благодетели…
Нашлись свидетели, запомнившие индейского оборванца, проповедавшего что-то на площадях Лас-Вегаса, Лос-Анджелеса, Мехико, Чикаго, Парижа и других городов. Однако, индейца то арестовывали, то выкидывали из города, вот и все, чем кончались его проповеди. Похоже, у него не нашлось даже последователей, эдаких современных апостолов, которые бы следовали за ним неотступно…
Я далек от мысли, что Херб был новым воплощением Христа, но то, что это человек был в некотором смысле избранным, не подлежит сомнению. Вирус выбрал его в качестве носителя…

Наконец, индеец, посетив за три месяца все континенты мира, кроме Антарктиды, скончался. Возможно, вирус Файнберга просто посчитал, что носитель выполнил свою задачу, и решил убрать его с дороги. По крайней мере, в поздних секретных отчетах Пентагона значится именно такая версия.

Херб записывал в своем дневнике все города , в которых он останавливался, и все они в точности соответствуют очагам заболеваемости этим смертельным недугом. К моменту смерти этого человека ситуация стала неуправляемой, изолировать всех контактировавших с индейцем было невозможно, он посетил сотни городов по всему свету. Конечно, он мог бы помочь людям в их разработке вакцины, если бы его смогли поймать живым, но все вышло совсем иначе.
Кстати, денег у парня не было найдено вовсе. Похоже, он был нищ, как церковный побирушка. Служащие аэропортов и автобусов, услугами которых пользовался индеец, не смогли убедительно ответить, платил ли им молодой человек, или нет. Видимо, имела место форма гипноза, с помощью которого больной человек путешествовал по миру, вообще не имея с собой денег.

Благодаря странствиям навахо, вирус распространился по планете максимально быстро. Вот так и наступил конец света – человечество вымерло, благодаря своим же собственным порокам и грехам. Я давно ждал чего-то подобного; это был лишь вопрос времени, когда наступит развязка. Мы уже давно неслись вперед на поезде без машиниста с сорванными тормозами, Антон…

В конце дневника он написал просто «Простите меня». Словно бы его извинения кому-то еще были нужны!

Наши военные все же проведали о том, что было обнаружено в Аризоне. Им удалось снять со спутника «Павшую звезду», погружаемую на «Гиант». Волей-неволей пришлось американцам поделиться с наши вояками информацией…

О, этот вирус, заключенный в странной сфере, был не прост. До конца его природу мы так и не раскусили до сих пор, слишком уж сложным биоинженерным устройством он является. Конечно, любой земной вирус это биологическая программа, но не настолько сложная! Механизм как следует так и не изучен. Сначала, внедрившись в организм человека, вирус подчиняет его себе, перестраивая организм на свой лад, делая более устойчивым к внешним воздействиям, проникает во все системы и органы. Слабые организмы погибают, более устойчивые выдерживают атаку вируса, подстраиваясь под него. И вот, похоже, сейчас начинается второй этап этой программы.

Трудно сказать почему, но именно сейчас, через семь лет после того, как вирус Файнберга вырвался на волю, он начал действительно проявлять свою сущность. Судя по имеющимся у нас данным, мозг инфицированных начал быстро эволюционировать. Вскоре зомби будут заметно превосходить по развитию обычного человека. Даже сейчас они превосходят нас. Знаешь ли ты, что они общаются телепатически? Конечно, эта способность развилась у них далеко не сразу. Но сейчас им даже не нужна речь! Что будет дальше, остается лишь гадать… К тому же, умирают не все заразившиеся и далеко не сразу. Известно, что до сих пор живы некоторые шатуны, заразившиеся еще в самом начале пандемии…

Ознакомившись с вирусом Файнберга, этим волком в овечьей шкуре, я даже представить себе не могу инженеров, сконструировавших такой сложнейший биомеханизм. Их технологии опережают наши на многие тысячелетия, равно как и образ мыслей, философия. Снимаю шляпу перед этими гениями. Жаль, что я с ними не встречусь…

Антон сидел, ошеломленно пытаясь переваривать услышанное. Рассказ Пирогова не укладывался в голове.
-Нет, я не верю вам! Быть не может, чтобы никто ничего не узнал, кроме военных…– вырвалось у него.
-Что ж, это твое право. Да только какой смысл нам тебе врать? Все услышанное тобой – правда от первой до последней буквы. Американцы при молчаливом содействии наших военных прекрасно скрывали правду все это время, потому что истина не для ушей обычных людей. Гораздо легче и безопаснее было убедить мир в том, что человечество погибло от мутировавшей формы обычного вируса из животного мира, чем признать факт, что вирус был специально оставлен в качестве Ящика Пандоры древней цивилизацией. Что бы началось после такого заявления Пентагона?..
А что теперь? Несколько лет длится противостояние - инфицированные против нас. Две враждующие стороны, ненавидящие и пытающиеся уничтожить друг друга, и я понятия не имею, кто одержит верх…

-Гости пожаловали! – буркнул Виктор, указывая на один из обзорных мониторов. Видео-картинка показывала площадку перед главным входом. На ней топтались, озираясь, все трое следователей Управления – Кардаш в дурацком берете, Балагуров, напоминавший ходячий платяной шкаф, и Железнов в легкой кожанке; все трое вышли на охоту.
-Это за мной… - выдавил Антон, глядя на монитор. Страха не было, лишь усталость…
-Ну милые мои, придумайте что-нибудь! - Старичок прыгал вокруг ученых. – Помогите же парню!
-Через десять минут они будут здесь, Витенька. – констатировал Пирогов, снова задумчиво запустивший дужки в рот. Троица неторопливо прошла в холл первого этажа.
-Я знаю. – ответил Виктор. - По крайней мере, время у нас есть. Понятно, что парня нельзя им отдавать. Если он попадет в Управление, то уже не выйдет оттуда…
-Но что мы можем сделать? – всплеснул руками Пирогов. - Здесь он в ловушке. Отсюда невозможно скрыться. По лестнице незамеченным он не сможет спуститься. Да и куда ему бежать здесь, в городе? Новинск это большая мышеловка.
Виктор лихорадочно обдумывал что-то, теребя тонкими пальцами бородку.
-Есть одна идея. Денис Игоревич, ты помнишь, года четыре назад мы разрабатывали экспериментальную катапульту для летчиков?
-Ты хочешь сказать, что…
-Да, это единственный выход.
-Безумие… Мы проводили эксперименты только на манекенах… Я не уверен, что она еще работает.
-Если можешь предложить другой вариант, я тебя внимательно слушаю…
Пирогов пожал плечами и отвернулся к монитору.
-Давай попробуем. Я обеспечу подачу питания на верхний этаж, дальше ты сам.
- Мощности генераторов должно хватить… Дверь там прочная, они потрудятся, прежде, чем выбьют ее. Это даст еще немного времени. Пошли! – кивнул он Антону.

Шестой этаж был верхним – на пятиметровой высоте во всю длину просторного помещения проходила стеклянная крыша. Здесь располагалась оранжерея – цветы и развесистые растения в кадках. Однако, повсюду были расставлены, раскиданы и разбросаны самые причудливые устройства, предназначение которых Антон затруднился бы определить даже приблизительно. В числе прочих артефактов он увидел странное наклонное сооружение на вращающемся основании, напоминающее огромный арбалет. Посередине было некое подобие широкого ложа, в нижней части которого находилось кресло. По идее, оно должно было двигаться на направляющих по этому ложу, когда кресло с находившимся в нем человеком или манекеном выстреливало.

-Это безопасно, не волнуйся. К тому же, это единственное решение твоей проблемы, так что возражения не принимаются. – сказал Виктор, тщательно запиравший дверь оранжереи. Он подошел к катапульте и лихорадочно начал подсоединять кабели и провода, затем запустил компьютер, судорожно бегая по клавишам. - Единственная затруднение- головой ты неминуемо пробьешь стеклянную крышу, так что наденешь шлем.. – ученый пошарил в хламе на столе и извлек оттуда старый велосипедный шлем каплевидный формы.
-Вот, одень.
Раздался стук в дверь. Отчетливый, уверенный.
-Левченко, мы знаем, что ты здесь. Сопротивление бесполезно. Открывай дверь. Ты и так в незавидном положении. Хватит в прятки играть, Левченко! – пробасил из-за двери уверенный повелительный голос. Видимо, это был Железнов.
-Мы чуть не забыли про парашют! – ученый бросился к куче хлама в углу, вытащив оттуда собранный парашют.
-Надеюсь, он работает? – спросил Антон, надевая его.
-Должен… Другого у меня все равно нет, - он пожал плечами, бегая по клавишам.
-Еще пара минут, и все будет готово… - пробормотал он, бегая пальцами по клавишам компьютера. Катапульта ожила, зажужжал сервопривод станины, катапульта повернулась на несколько градусов. – следует проверить все настройки. Мощность выстрела, высоту удара и скорость ветра… Нацелим катапульту поточнее… Куда бы ты хотел попасть?
Антон хотел попасть только в одно место- сарай Ильи, где стоял на приколе его верный старый мотоцикл. Только он и мог сейчас выручить Антона. На своих двоих ему уйти не дадут…
-Ломайте, мужики! – скомандовал все тот же властный бас из-за двери. Тотчас дверь начали выламывать. Она содрогалась под мощными ударами железного плеча Балагурова, но пока стойко держала оборону.
-Хорошо, скорректируем угол выстрела с учетом погодных характеристик… Как только окажешься в максимальной точке прыжка, раскрывай парашют. Высота составит где-то полтора километра, не более. Этого достаточно, чтобы потянуть с раскрытием, но не уподобляйся опытным парашютистам- дергай желтое кольцо сразу же. Если парашют не раскроется, есть запасной – нужно будет дернуть красное кольцо. Ветер северо-западный, четыре метра в секунду… Теоретически, ты должен приземлиться в нужном тебе месте. Это будет за внутренними воротами… Садись в кресло, быстро!
Антон сел, чувствуя себя в высшей степени неуютно.
-Сейчас начнется обратный отсчет. Как только он закончится, сжатый воздух под огромным давлением освободится и выстрелит кресло. Вообще-то, парашют по задумке должен раскрыться автоматически, но сам понимаешь, мы такого не планировали, так что раскроешь его сам…

Наружная дверь оранжереи наконец, разлетелась с грохотом, уступая неодолимой силе опера. Долей секунды раньше катапульта выстрелила, выбросив кресло с Антоном с огромной скоростью. Антон пулей пробил стеклянную крышу комплекса и устремился вверх, набирая головокружительную высоту. Заныл позвоночник, выдерживая громадную перегрузку, в глазах потемнело, поплыли разноцветные пятна, захватило дух. Дышать вдруг стало нечем – он захлебнулся мощным встречным потоком воздуха. За считанные секунды Антон оказался высоко над городом. Кресло отделилось, и началось его свободное падение вниз, на город.

Внизу простирались сереющие городские кварталы, подернутые дымкой, напоминавшие паука, широко раскинувшие сети. Чернь кварталов и улиц рассекались голубой лентой Похры почти на равные продольные части- север и юг. В западной части простиралась широкая пойма реки, заросшая густыми лесами. Именно там и находились угодья городских князьков – места охоты и рыбалки, вход в которые простым смертным был заказан. Севернее как на ладони были городские кварталы, поделенные на три части. Гигантское здание казино было хорошо заметно даже с такой высоты. Федеральная трасса отчетливо виднелась широкой серой полосой. И эта полоса приближалась.
Антон дернул за красное кольцо. Красный парашют раскрылся, его дернуло в сторону и вверх. Только бы не отнесло сильно в сторону, только бы не это, взмолился он вслух, хватая ртом холодный воздух и все еще задыхаясь.
Да, просчитавшись с высотой, направление и силу ветра инженер учел правильно. Ветром его сносило как раз в сторону восточного пригорода, во владения Батяни. Где-то совсем неподалеку находился дом Ильи, однако с высоты разобрать, какой именно из домов был его, Антон затруднялся.

Земля стремительно приближалась. Антон догадался, как управлять парашютом с помощью свисающих концов и дернув один из них, скорректировал траекторию движения, уклонившись в сторону от домов. Спичечные коробки росли, превращаясь в деревянные короба. Он явственно различал выбежавших из них наружу людей, разглядывавших парашютиста. Они что-то возбужденно галдели, тыкали пальцами.
Антон свалился на кустарник и ломая сучья, ударился о землю. Позвоночник заныл еще сильнее – перегрузка при катапультировании не прошла бесследно. Парашют мягкой пеленой окутал его, не давая выбраться. Внезапно он дернулся под дуновением ветра, протащил пассажира несколько метров, пока окончательно не застрял в кустах. На мгновение забарахтавшийся Антон испытал приступ клаустрофобии. Сквозь ткань парашюта он явно различал голоса окружавших место падения людей. Запутавшийся в стропах Антон наконец отцепил стропы, и пополз к краю накрывшей его пелены, выбираясь из-под парашюта на божий свет. Люди, возбужденно галдевшие , окружили кольцом его парашют. Не обращая на них никакого внимания, беглец стремительно пробился сквозь нехотя расступавшуюся толпу зевак и , сориентировавшись, помчался прямо к палатке Ильи. Она была в трехстах метрах от места приземления, в этом ему повезло.
Запыхавшись, Антон как стихийное бедствие ворвался в дом нового друга. Все семейство в полном составе обедало за столом в большой комнате. Ссутулившийся отец Ильи сидел спиной ко входу, рядом с ним бабка, и с другого края Илья, увлеченно хлебавший деревянной ложкой щи. Глянув на появившегося на пороге запыхавшегося Антона, он уронил ложку в тарелку.
-Илья, мне срочно нужно уезжать из города!
Парень уже торопливо выбирался из-за стола, и бегом припустил за Антоном, быстро шагавшим к сараю.
-Что случилось, Антон? В чем дело?
-Слушай, друг! У меня нет времени объяснить толком, что случилось. Обещаю, все расскажу позже. Открой сарай, мне нужен мотоцикл. Он на ходу?
-Ах, да, да…сейчас… сейчас... – Илья торопливо закопался в карманах, судорожно нащупывая связку ключей.

Сарай отперли. Бахаревский «Сатурн» стоял как новенький, сияя чистотой даже в полутьме сарая.
-Как видишь, смазал, почистил, заправил. Лучше прежнего! – с гордостью сообщил Илья. – куда ты уезжаешь? Можешь мне объяснить...
-Потом, все потом. Могу сказать только, что вышел у меня небольшой конфликт с коммунистами, и теперь тройка оперов висит у меня на хвосте. Прогнали, как зайца, через полгорода, будь он неладен.. – цедил Антон, устраиваясь на сиденье. – Их задержали на какое-то время в секторе техников, но это лишь вопрос времени. Очень скоро они будут здесь. Просто так Тройка от меня не отстанет.
-Тройка? - Илья изумленно таращил глаза. -Чем же ты им насолил? Убил кого-нибудь?
-Нет, но помог бежать одному политическому… Обещаю, все расскажу позже! Мне нужно рвать отсюда. Передавай привет отцу и бабке. Как смогу, дам тебе знать, что у меня и как.
-Что ж, тогда прощай..
Они неловко пожали друг другу руки.
-Береги себя, Антон.
-Да, и вот что. – Антон все-таки решился. – Уж не знаю, как тебе сказать.. В общем, видел я кое-что… Ну, я говорил тебе про свои сны, зачастую они сбываются…
-Что ты видел? – Илья впился глазами в лицо друга.
-Я увидел темную волну, надвигающуюся на город с востока из леса. Она будет идти через вас три дня , и останется после нее только выжженная земля.. Уходить вам надо из города, и чем быстрее, тем лучше; собирайтесь прямо завтра. А послезавтра может быть поздно…
-Вот и бабка тоже самое видела… - невольно вздрогнул Илья. -Значит, правда что-то случится… Но ты за нас не бойся – у нас оборона видал какая? Будем живы – не помрем…

Антон выжал сцепление и выехал из сарая, направившись мимо палаток к воротам Внешнего Периметра. У раздвижных ворот он остановился, просигналил. Из охранной будки неторопливо вышел здоровенный парень в камуфляже и краповом берете. Глянув на Антона, он привалился к косяку и сложил руки на груди.
-Это тебя, что ли, красные ищут? – бросил он небрежно.
У Левченко оборвалось все внутри. Неужели не пропустит?
-Не боись, парень. Выпущу тебя. Здесь вчера мертвяки все ошивались за стеной, так что не задерживайся, гони во весь опор, тем более, что на хвосте у тебя твои приятели будут… - кивнул он через плечо.
Парень отключил турели, разблокировал двери, и мотоциклист выехал, наконец, из злополучного Новинска. Пред ним простиралась серая лента шоссе, вьющаяся меж деревьев, и... свобода!

Он мчался на запад, прочь от мертвой Москвы, прочь от безумного Новинска, столь негостеприимно встретившего его. Больше никаких городов, пораженных безумием и отчаянием, никаких военных, не осознающих всю нелепость и тщетность своих усилий, только свобода!

Ему дали проехать лишь километров восемь. Сразу после березового леса показалась обширное поле, заросшее некошеной травой, и сразу же позади он услышал за спиной нараставший урчащий шум автомобильных моторов. Антон обернулся. В полукилометре позади чернели два чернильных пятнышка «воронков», понемногу догонявшие старенький мотоцикл.

Он выжимал из мотоцикла не максимум скорости- мешал боковой ветер, потоком бившим справа.
Расстояние между преследователями и им неуклонно сокращалось. Правое окон в первом джипе открылось - и з него пальнули короткой очередью из автомата . Пули просвистели правее. Затем еще очередь – пули прошли сантиметрах в пятнадцати от головы Антона. Стрелок пристреливался.
Антон лихорадочно соображал. Оружия у него не было – его «Стечкин» воры решили оставить себе в качестве сувенира. В «Сигме» он мельком видел целый арсенал в застекленных пуленепробиваемых боксах, но в спешке ничего не взял
Ему оставалось лишь одно- маневрировать. Стрелок чертыхнулся – мотоциклист резко начал вилять, перемещаясь зигзагами; попасть в него стало куда труднее. Автоматчик вставил новую обойму. Это был лишь вопрос времени.

Внезапно высоко в небе раздался шум реактивного мотора. Черная точка приближалась с севера, вспухала, обозначая контуры реактивного самолета. Это был штурмовой истребитель «Су» из разряда тех, что пехотинцы когда-то ласково называли «гребешками». Он снизился, сделал боковой вираж, неожиданно оказавшись впереди на трассе на расстоянии нескольких километров от Антона и его преследователей, стремительно приближаясь.

Антон вдруг с ужасом понял, что летчик собирается атаковать, совершил заход на цель. Он пригнул голову, хоть это было смешно.
Раздалась длинная очередь. Крупнокалиберные пули вспороли дорожное полотно позади «воронков» преследования. Машины вильнули, уклоняясь от обстрела. Откуда он взялся, ошеломленно думал Левченко, наблюдая за штурмовиком, который, похоже, закладывал второй круг. И в кого стреляет?

Истребитель с ревом пронесся над головой Антона; от мощного рева заложило уши и, казалось, завибрировало покрытие дороги; «гребешок» вновь вышел на движущиеся цели. Штурмовик взял еще ниже, он несся, чуть не задевая кроны деревьев.
Раздалась вторая очередь. На этот раз пули попали в цель – они прошили крышу первого воронка, убив на месте водителя , раскрошив ему голову и правую сторону туловища. Машина резко ушла в сторону, врезавшись в дерево.
Вторая легковушка продолжала преследование, тщетно расстреливая свой боезапас по истребителю. Серо-стальная птица в третий раз сделала заход на огневую позицию - чуть качая крыльями, она начала приближаться. В легковушке громко матерились, предчувствуя неизбежное. «Воронок» резко затормозил и развернулся боком. Раздалась последняя очередь по истребителю - это был жест отчаяния со стороны пассажиров; все, что они могли сделать в таком положении.

Летчик выпустил ракету с подвески. Она врезалась в обочину чуть правее автомобиля. Черную тушу подбросило в воздух взрывом, и отшвырнуло в сторону. Горящая машина покатилась по трассе назад, в сторону города. Непосредственно вслед за этим, пилот пустил еще одну ракету, метко подбив первый воронок, врезавшийся в дерево, и заложил крутой вираж, набирая высоту.

Антон вернулся чуть назад и затормозил. Позади, среди дымящегося искореженного асфальта факелом полыхал автомобиль преследования, где-то вдалеке горел еще один. У передней машины Антон заметил горящее тело, которое выкинуло из кабины сквозь разбитое ветровое стекло. Объятый пламенем, человек лежал неподвижно поперек дороги. Кто это был, определить было невозможно. Оперативной Тройки больше не существовало.
-Вовремя вы, ребята. Очень вовремя. – пробормотал Антон, кинув взгляд на истребитель . Большой Брат, похоже, подоспел в нужный момент…

Высоко в небе серебристый Су сделал последний круг над дорогой и рванул на север, оставляя за собой две еле видных полоски белесого дыма.
-Что ж, майор. Теперь мы точно квиты, - сказал Антон, провожая глазами стальную птицу. Затем снова надел шлем, выжал газ и рванул на запад , оставляя Новинск далеко позади.



В начале октября в невозмутимой тиши кабинета майора Шалого в подземном комплексе Бахаревской РЛС раздался телефонный зуммер. Он встрепенулся, было задремав, и с беспокойством уставился на каплевидный аппарат спутниковой связи, помигивающий красным диодом – он обеспечивал связь с орбитальной станцией «Циолковский».
Майор оправил мундир, подтянулся, словно его могли увидеть по телефонной связи, и почти благоговейно нажал кнопку громкой связи.
Раздался энергичный голос генерала Ковалева, начальника службы безопасности космической станции.
-Здравствуй, майор! Не оторвал от дел?
-Ну что вы, Дмитрий Владимирович! Я вас внимательно слушаю! – ответил Шалый, теребя воротник.
-Тут вот какое дело, майор… Был у вас мальчик на РЛС, с севера пришел.. Как бишь его звали? – генерал прекрасно разыгрывал забывчивость.
-Антон Левченко, беженец со Стрелки.
-Вот-вот, Левченко… Что с ним? Где он сейчас?
-Не могу знать, товарищ генерал, - ответил Шалый, внимательно прислушиваясь к интонациям в голосе начальника. – После того, как он добрался до Белостока, мы потеряли сигнал.
-А что там, в Белостоке? Поселение какое-то?
-Так точно, товарищ генерал. Ну так… Сброд всякий живет, насколько я знаю.. Цыгане и прочая шушера.
-Значит, сорвался с поводка наш мальчик?
-Видимо, так. Если там нашли сильные электромагниты, то вполне могли деактивировать жучков…
-Вот что, майор. Если Левченко даст о себе знать, сообщи мне. Дело в том, что у наших ученых появились некоторые данные, подтверждающие его гипотезу... о носителе вируса.
-Конечно, Дмитрий Владимирович! Так точно.
-Ну вот и славно. Всё, отбой. -Ковалев повесил трубку.
Майор набрал номер личного наручного коммуникатора, который он дал на прощание Антону.
-Аппарат абонента отключен, или находится вне зоны спутниковой связи. – произнес металлический голос автоответчика.
-Где же ты, Антоха… Что с тобой… - чертыхнулся майор, тяжело уставившись на коммуникатор, словно требуя от него ответа.


Глава XVI
Олеся


Стоял март. По тяжелому просевшему снегу скакали галки, дрались за скудную добычу, что-то выискивали на проталинах. Природа отходила ото сна. Мокрые потемневшие стволы деревьев стояли недвижимым войском в бесконечных шеренгах по обе стороны от тропинки, ведшей мимо мертвых деревень Полесья.

На дороге показался человек, закутанный в серый шерстяной плащ и широкополую шляпу. Человек шел быстро, заметно прихрамывая при этом. Наконец он остановился, со стоном стянул ботинок с правой ноги, что-то вытряс из него на дорогу и снова надел ботинок; огляделся вокруг, жадно вдыхая открытым ртом влажный оттепельный воздух. Переставшие ссориться птицы, примолкли и недоуменно поглядывали на нежданно появившегося человека - зрелище было и впрямь редкостное. Человек постоял, прислушиваясь к шуму леса, и вздохнув, продолжил путь.

Он не встречал себе подобных уже несколько недель. Мимо тянулись лишь заброшенные поселки, в которых давно угасла жизнь. Одни лишь волки, впрочем, человек их не боялся, словно заключив с ними перемирие. Удивительно, но в самом деле, звери не трогали его, как бы почувствовав родственную душу. Одиночество, в котором провел путник столько времени, выхолодило и опустошило душу, он перестал терзаться своим одиночеством.

Куда он направлялся? Человек и сам не знал. Возможно, шел в Карпаты, а может,
хотел свернуть к теплому морю на юге. Скорее всего, в тот момент у него не было определенного направления. Брел, куда глаза глядят.

В вечерних сумерках, он, что-то присвистывая, поравнялся со старым кабаком с покосившейся вывеской, еле державшейся на гвоздях. В окнах заведения мерцал тусклый свет. Чуть дальше по дороге доживал свое гнилой гараж с провалившейся крышей. По другую сторону было здание продовольственного магазина, давным-давно разоренного и пустого. Он сиротливо распахнул пустые окна-глазницы с выбитыми стеклами, да и позабыл их захлопнуть.
Человек удивленно остановился у крыльца, заметив свет. Меньше всего он ожидал увидеть следы жизни здесь, в дикой глухомани северной Украины, позабытом Богом и людьми месте. Он надеялся к ночи достигнуть Коростеня, заночевать там в одном из домов , а затем решить, куда держать путь.
Наконец, решившись и что-то проверив под своим теплым плащом, он поднялся на крыльцо и нерешительно постучал в дверь. Никакого ответа не последовало. Тогда путник толкнул дверь, и та с легким скрипом отворилась.

В кабаке царил полумрак и запустение. На барном прилавке стояла коптившая керосинка, а на месте бармена храпел человек лет шестидесяти с седыми висячими усами в засаленной толстовке. Он спал, безмятежно похрапывая.
-Эй, отец! – позвал странник, легонько коснувшись пальцами плеча спящего. Украинец пошевелился во сне, храп прекратился. Человек заметил однозарядную винтовку, стоявшую возле прилавка на полу. Нахмурился и снова толкнул пожилого украинца. Тот дернулся во сне и открыл глаза. Пожилой хохол испуганно отпрянул, увидев пред собой человека, заросшего густой щетиной.
-Що я бачу! Человек! Ти хто такий будешь? – он испуганно покосился в сторону ружья, одновременно разглядывая другим незнакомца.
-Не бойтесь, я не причиню вас вреда. Я просто шел мимо. Увидел свет в вашем кабаке и решил зайти.
Хохол глянул в сторону двери.
-Ах напасти! Заснув и залишив двери видкритими!
-Вы что же тут, один совсем? – дед Антона был чистокровным украинцем, от него Левченко и унаследовал свою фамилию, так что украинскую речь понимал хорошо.
-А кого мени тут боятися? Вовки одни, а проти них у мене берданка е! – хохол все-таки ухватился рукой за оружие. --Москаль, значить? Давно я москалей не зустричав. Звидки йдеш?
-Издалека я иду и сам не знаю, куда. А зовут меня Антон.
-Садись, Антон. Е будеш? Я как раз вечеряти збирався. Гроши у тебе е?
Антон неопределенно пожал плечами.
-Чорт з ними, з грошима. Обслуг тебе й так. –хохол полез в буфет, достал завернутые в фольгу остатки курицы, выложил на прилавок. Достал бутылку хлебного кваса, поставил рядом.
-Далеко до города, отец?
-Дали по дорози Коростень, до нього три километра.А тут мий трактир, значить. У нас в Коростени живе-то человек двадцать, померли вже все. А я ось нияк кабак свий зламати не можу. Кажуть наши-нечего тебе сидити в трактир - того й гляди, дах рухнет. А шкода мне.Строил ж своими руками. Як ламати? Так тепер вже користи вид закладу ниякой ... Ти иж и пий. А натомисть розкажи свою историю. Думаю, тоби е що мени розповисти.

Через десять минут пожилой украинец, назвавшийся Миколой, уже откупоривал бутыль самогона, и разлил по стаканам. Размякший и совсем распрощавшийся с подозрительностью хохол, перешел на русский, которым владел не хуже родного.

Антон, заметно отощавший и заросший за два с половиной года скитаний, обросший, с появившейся упрямой морщинкой между бровей, неспешно поведал ему историю своих странствий. Рассказал о том, как жил в Питере, как добрался до Новинска, и о том, как прошел всю Европу в поисках своего фантастического человека, которого и сам отчаялся найти.
Хохол слушал, недоуменно качая головой и подливал мутную жидкость в стаканы.
-Дивное дело ты затеял, хлопец. Никогда не слыхал о таком человеке…
-Вспомните. Может, кто при вас рассказывал?
Нет, ничего не слышал Микола и не слишком понимал, о чем толкует этот дикий москаль.
-Ты расскажи, где был, что видел.. Как там, в Европе, люди живут еще?
-Да, много где я был, папаша. С табором цыганским путешествовал одно время по Польше, многому они меня научили. Как выживать на лоне природы, в диких условиях. Интересная у них философия странников. Возле Тимишоары есть маленький город музыкантов, жил с ними какое-то время. Так и брожу по земле. Расспрашиваю, кого встречаю, да пока что все без толку...
-Как же ты хлопец, умотался то за это время! Неужели пешком все? И не страшно тебе? – изумлению хохла не было пределов.
-По-разному. То на мотоцикле, то на лошади, то пешком. Да привык уже и на своих двоих… Насмотрелся на голодающих, нищих, живущих в пустом поле людей, укрывающихся лошадиной попоной. Добрался до Франции, перебрался через Пиренеи, даже до Гибралтара дошел, да только увидел я, что в Западной Европе вообще все вымерло. Пусто там и тоскливо так , что и выразить нельзя, папаша. Подумал я , и повернул обратно, отправился на Украину. Так и буду ходить, пока не встречу нужного мне человека.
Внезапно раздался стук и сразу же вслед за этим дверь распахнулась. Вошел благообразный старик в плаще с белой окладистой бородой до пупа.
-Здорово, Микола. Ось я до тебе думаю, дай загляну. Не сидится в хати что-то…
Хохол обрадовано соскочил со стула.
-Здорово, Петре! Гляди, гисть у нас, москаль. Здалеку йде. Говорить, людини шукає. Носяи циєй инфекций. Дивне розповидае, да я мало що зрозумив. Може, ти щось чув?
-Здрасьте, - кивнул Антон, удивленно разглядывая старика. Было в нем что-то от странствующего пилигрима.
-И тоби здоров'я бажаю. Значить, шукаеш тут кого-то?
-Ти по-русски з ним говори, Петро. Це ж москаль!
-Спасибо за хлеб за соль, хозяин. Пойду я дальше. К ночи до города хочу добраться…
-Задержись, прошу тебя. В этой таверне слишком одиноко и пустынно. Хороший собеседник, приятный разговор – что может быть лучше? – удерживал его старик, поглаживавший длинную бороду.
-Мне действительно пора идти.
-Может, не стоит так спешить? Никогда не знаешь, какие дары обретешь в общении с нежданным гостем…
-Может, хоть вы что-нибудь слышали? - Антону начало надоедать пустословие старца.
Старик задумался надолго, так что Антон решил, что он уже не ответит.
-Микола, помнишь, того белоруса, что все к нам на рынок приезжал через границу? Мясом торговал?
-А то ж! Да кажуть, он вже помер давно…
-Я не об этом. Белорус рассказчик был хороший. Много слухов собирал, что по окрестным деревням сказывали, да на базаре рассказывал. Не столько торговал, сколько языком чесал. Ох и охоч был мужик до россказней!

Антон слушал его рассеянно, доедая остатки жаркого. Мысли его витали где-то далеко. А старик продолжал, медленно тянул пиво из запотевшей кружки, протянутой ему хозяином заведения.
-Бывало, встанет с утра в мясном ряду, и как почешет с людьми языком трепать! Разложит свинину, а все вокруг него встанут да слушают… В последний раз он лет пять тому назад приезжал, кажись..
-Да, не меньше, - со знанием дела поддакнул Микола. – А то и все шесть.
-Помню, в этом трактире я с ним как-то вечером сидел за пивом, да басни его слушал. Много чего чудного он мне рассказал. Божился, будто бы быль. Да поди, проверь…
Помню одну его историю. Это случилось в соседней с его деревней. У него в том селе дальний родственник жил, он ему и поведал историю. Жила там девочка, Олеся. Ходила в сельскую школу, была как все деревенские дети. Рисовала, говорил, очень хорошо.
И вот в конце лета, как раз чума пришла на землю, заболела у нее мать этой хворью. Первой заболела в селе. Тогда только слухи о болезни ходили, а что за вирус, никто же толком не знал. Потом отец у нее слег, и вскоре после того, как она похоронила родителей, начали заболевать ее одноклассники. И бабка, которая воспитывать ее взяла к себе, тоже умерла.
Дальше больше. Стала падать скотина – сначала на бабкином дворе, затем на соседних, народ и смекнул что к чему. Местная знахарка прямо на девочку и указала – вот, мол, где погибель наша. В девочке смерть сидит, и пока вы от нее не избавитесь, житья вам не будет. Всех в могилу сведет, и окрестные села из-за нее вымрут. Мало нам Чорнобиля, так еще и новая напасть пришла…
Народ роптать стал, да только поначалу меж собой люди перешептывались украдкой, мало ли, в чем дело. Может, и не в девчонке вовсе… Однако, чем больше людей заболевало, тем больше находилось среди сельчан людей, поверивших знахарке.
В конце концов, собрались сельчане темной ночью, зажгли факелы, подожгли хату, в которой жила девчонка и выгнали ее прочь из села, на болота. Впрочем, она бы и сама ушла. Не осталось у нее к тому времени родни на хуторе, сторонились ее все, как прокаженную. Издалека кидались камнями, а подходить остерегались.
Антон обратился в слух, боясь вставить слово.
-Выгнали ее на болота, да было поздно. Через несколько недель село вымерло. А мор на соседние хутора перекинулся. Вроде с девчонки-то и началась эпидемия в наших местах… Сама не была больной, но другие мерли вокруг нее... Брехал, поди. Но если б это было правдой, то я бы сказал, что вот он, человек, который тебе нужен…
-Где она сейчас? Он сказал, где ее можно найти? – Левченко уцепился в руку старца, не замечая, что причиняет ему боль.
-Мил человек, где ж ее теперь найдешь? –недоумевал старец. -Где-то на приграничных болотах тот хутор стоял. Если и была девчонка, так уж померла небось давно с голоду или от болезни своей… Не живут долго с этой чумой, сам знаешь. Особенно женщины помирают быстро…
-Мне нужно найти ее, слышите! Во что бы то ни стало! Можете меня проводить?
-Да куда? На болота? – старик выдернул руку. - Если бы я знал точное место! Иди от нас на север, и уткнешься в топи… Они на много верст тянутся на север. Где ж ее сыскать? Там и людей-то не осталось на болотах. Если и была она, то не найдешь теперь…
-Брось ты эти поиски свои, Антон – протянул добродушно владелец забегаловки. - Можно жить и у нас в Коростене. Наш-то город семижильный, и в огне не горит, и от чумы не умирает. Мало нас осталось, да живы пока. Остался бы у нас, право…
-Нет, не могу, папаша… Пойду на север с рассветом.
-В топи? Сгинешь там, и следов не останется! Вот ты ж человек упрямый! – вскинул руки Микола. – Право слово, москаль упертый!
-Покажите этот район на карте. – Антон достал истрепанную карту и положил на барную стойку. Старик, сдвинув брови, наклонился над ней.
Антон вышел на крыльцо кабака. Постоял немного, успокаиваясь. Неужели, наконец-то, след, пусть неточный, но все же, зацепка? Не верилось. Шанс был мизерный, но все же был… Левченко активировал коммуникатор. Только бы он еще работал… Дисплей вспыхнул, пискнул, начался поиск сети. Антон набрал номер, принялся ждать. Наконец, на том конце ответили.
-Это ты Антон? – раздался из крошечного динамика отчетливый голос Шалого. Все такой же задыхающийся, сиплый.
-Я, Владимир Аркадьевич…
-Левченко! Ты где? Что с тобой? Жив-здоров?
-Долго объяснять. Да и времени сейчас нет.
-Антон, Антон…
-Похоже, я нашел ее…
-Кого? Скажи толком, что с тобой…
-Похоже, я нашел носителя вируса. Прошу вас помочь; нужно со спутника просканировать определенный район местности порядка тысячи квадратных километров на присутствие в нем здоровых людей, я знаю, что орбитальники умеют различать инфицированных и здоровых. Там сплошь болота и топи; возможно, этот человек живет там до сих пор… Свяжитесь с «Циолковским», они должны помочь!
-Конечно, конечно, Антон. – заторопился Шалый. – А ты действительно уверен, что это именно тот человек…
-Абсолютно. Девушка невольно стала причиной вымирания своего села и многих окрестных. Я надеюсь на вашу помощь.

Майор, закончив разговор, сразу же связался с генералом Ковалевым.
-Интересно, майор. –процедил многозвездный военный. -Значит, след он все-таки смог нащупать… Что ж, это в моих силах. Пусть ждет, завтра вечером будет информация…


-Это именно здесь? – еще раз переспросил Антон у сидящего напротив человека в костюме биозащиты с эмблемой космических войск на рукаве.
-Да, прибыли точно в заданный район. – глухо пробасил медик, повернувшись к нему всем корпусом.
-Вижу! Смотрите ! – внезапно крикнул Антон, не отрывавшийся от иллюминатора транспортника.
Действительно, внизу, на небольшой поляне виднелась небольшая бревенчатая изба, видавшая лучшие времена.
-Опускайтесь. Я пойду первым, посмотрю, есть ли там вообще кто-нибудь…
-Послушай, парень. – медик глядел осуждающе. - Костюм бы одел. Заразиться не боишься?
-За столько лет не заболел, так чего же мне сейчас опасаться?
Врач скептически покачал головой. Пробормотал еле слышно.
-Самоубийца…
Наконец, они приземлились. Антон, не в силах сдерживаться, выскочил наружу и побежал к хате. Согласно спутниковым данным, единственный неинфицированный человек в указанном им районе жил именно здесь, в этой конкретной точке земной поверхности. Очевидно, последний выживший на всем юге Белоруссии.

Не добежав пары сотни метров до лачуги, Левченко остановился. На крыльце показалась худенькая девушка с накинутым на плечи пуховым платком, хрупкая, невысокого роста. Она испуганно взглянула на людей, на небольшой транспортный корабль и, казалось, потеряла дар речи от испуга. Антон остановился, вглядываясь в нее, и не решался приблизиться. Наконец, девушка, придя в себя, отчаянно замахала руками.
-Не подходите ко мне. Я заразная! Нет, не приближайтесь! – кричала она все громче, увидев, что Антон снова начал идти к ней, не обращая внимания на ее слова.
Наконец, она метнулась обратно в хату. Хлопнула дверь. Левченко поднялся на крыльцо и постучал.
-Откройте, я пришел за вами. Если вы действительно носите в себе эту дрянь, вы можете помочь вылечить остальных. Со мной прилетели лучшие медики, они отвезут вас на Бахаревку. Это военная часть, у них есть лазарет, карантинные боксы. Там вас попытаются вылечить. Вы должны…
-Никому я ничего не должна! – раздался отчаянный вопль из-за двери.
- Откройте. Я не уйду просто так, поймите. – Антон знал, что никуда не уйдет без девушки. -Я выломаю дверь…

Поняв, что открыть придется, она все-таки впустила визитера в хату. Антон наконец смог хорошо разглядеть девушку. Худенькая, бледная, с глубокими тенями под глазами. С виду лет девятнадцать, хотя, возможно, несколько старше, просто выглядит подростком из-за сильной худобы... Легкая, как перышко, подумал Левченко, чувствуя, как сжимается сердце…
-Вот я и нашел тебя. – произнес наконец Левченко.
-Зачем? Как я могу помочь? – она пятилась, поскольку Антон продолжал приближаться к ней.
-Я обязательно расскажу тебе все позже. Просто поверь мне.
Олеся ткнулась в стоявшую у стены кровать с заправленным одеялом. Колени подкосились, иона тяжело села на кровать. Помолчала, затем сказала медленно, не глядя на него.
-Знаешь, я чувствовала, что кто-то появится. Видела во сне, и вот пришел ты. Впервые за девять лет я увидела другого человека…
-Теперь все будет в порядке. Тебя вылечат, и ты поможешь другим людям. Медики наконец разработают эффективную вакцину. Просто пойдем со мной. Все будет хорошо.
-Я не знаю тебя. Как я тебе могу верить?
-Тебя мучит совесть, я знаю, но ты не виновна ни в чем. Сейчас у тебя есть возможность помочь другим людям. Пора избавиться от этой муки, пойдем со мной…

Они вышли вдвоем на крыльцо, Антон сделал знак ожидавшим неподалеку медикам. Врачи походили на космонавтов, по ошибке высадившихся не на Луне или Марсе, а на Земле. Они везли на колесиках пластиковый бокс длиной около двух метров; в нем обычно транспортировали инфицированных.
Антон сжал руку девушки. Он надеялся, что улыбка вышла ободряющей.
-Ничего не бойся. Я не оставлю тебя.
Один из медиков, наблюдая за двумя взявшимися за руки людьми, заметил другому.
-Похоже, нам понадобится еще один контейнер.

-Как она? – Антон стоял у изолированного карантинного бокса, в котором уже три недели находилась Олеся. Наблюдать за ней можно было лишь через толстое небьющееся стекло. Никаких разговоров, только визуальный контакт. Его самого выпустили из Бахаревского карантина лишь день назад. Он просидел в изоляторе несколько недель – врачи всерьез опасались, что он мог подхватить вирус от девушки. Однако, опасения оказались напрасными…
-Анализы у нее взяли. – пожал плечами медик. - Да, действительно она является носителем вируса, в этом ты оказался прав. Скоро приступим к тестированию образцов вакцины, сделанных на основе сыворотки ее крови, на животных… Удивительно, как ты сумел разыскать эту девушку...
-Вы сможете избавить ее организм от этой дряни?
-Пока вопрос так не стоит. Об этом говорить рано.
-Скажите, какие у нее шансы вернуться к нормальной жизни? – Антон наконец решился задать свой самый главный вопрос.
-Ну, если ты непременно хочешь конкретики… Вероятность того, что мы сумеем избавить ее организм от вируса составляет процентов тридцать, не больше…
-Пожалуйста, вылечите ее, прошу вас…
-Мы сделаем все возможное... – врач кинул фразу через плечо, направляясь в амбулаторию к другим пациентам.
Антон подошел к стеклу, коснулся его кончиками пальцев. Олеся стояла в больничной пижаме по другую сторону разделявшей их прозрачной преграды. Сейчас она казалась еще миниатюрнее, чем когда он увидел девушку в первый раз. Пижама почти не скрывала торчащих ключиц и костлявых предплечий.
Он чувствовал, как снова сердце сжимается от жалости к девушке, ставшей причиной смерти многих окружавших ее людей. Сначала она не понимала причины всеобщей ненависти к себе, а когда осознала, то испытала первые муки совести, не затихавшие все эти годы одинокой жизни на болоте.
-Обещаю, все будет в порядке. Слышишь, Олеся?
Девушка не могла услышать его из-за толстого стекла, но поняла по губам смысл сказанного Антоном.
Она приложила свои пальцы точно к отпечаткам пальцев Антона, только по другую сторону стекла. Антон внезапно ощутил специфическое чувство, возникающее, когда касаешься своим сознанием другого, и чувствуешь, как оно благодарно отзывается, раскрывается тебе навстречу. Кажется, он почувствовал тепло ее пальцев, хотя небьющееся стекло с полимерной пленкой было слишком толстым для передачи тепла…
-Я верю тебе… -прошептала она.

Ковалев захлопнул толстую желтую папку и аккуратно завязал на ней тесемки. Он во всем любил порядок и определенность.
- Всю информацию по проекту стереть. Удалить данные с жестких дисков, в том числе и с резервных серверов. Уничтожить абсолютно всё вплоть до последнего снимка со спутника. Надеюсь, я выразился достаточно ясно? - он передал папку сидящему напротив военному. Это был тот самый капитан Федосов, возглавлявший группу по освобождению Левченко и пленению безумных религиозных фанатиков.
-Конечно, Дмитрий Владимирович. Займусь этим немедленно. – капитан принял в руки увесистую кипу документов. – Никаких следов не останется, ручаюсь.
-Вот и чудно. Отвечаете головой за выполнение моего распоряжения. Идите.

Спустя несколько минут вошел человек, одетый в штатское. Пожилой, с изрезанным морщинами, иссохшим лицом, напоминавшим дельту пересохшей реки. Глянул недовольно на Ковалева, не скрывая раздражения и сразу взял быка за рога.
-Вы уверяли меня, что инфицированные не имеют интеллекта? Как прикажете это понимать? Возможно, я знаю не все, что следовало бы? – он чиркнул платиновой зажигалкой, раскуривая сигарету.
-Для меня самого это было неприятным открытием. Впрочем, я полагаю, что это незначительное происшествие…
-Я не считаю незначительным тот факт, что инфицированные умудрились приставить лестницы к бетонке и перебраться через нее. Как это могло случиться? Я ведь правильно вас понял, что никаких зачатков разума у этих существ не было и не предвидится?
-Полагаю, что продолжительное действие малых доз радиации каким-то образом стимулировало их мозговую деятельность, и….
-А что насчет этой новой хваленой вакцины? Она может их вылечить?
-Вакцина хороша лишь в профилактических целях и в тех случаях, когда заражение произошло не более сорока восьми часов назад. Во всех остальных случаях она неэффективна…
-Меня беспокоит равным образом и то, что вы скрывали от меня выяснившие детали катастрофы на Стрелке, и то, что интеллект инфицированных смог развиться до такой степени.
-Уверяю вас, товарищ главнокомандующий . – генерал мог быть крайне убедителен, если хотел. Он подпустил искреннюю легкую улыбку. – Нам, на «Циолковском», ничто не угрожает. Через четыре-пять лет все шатуны вымрут естественным путем, не о чем беспокоиться. Уверяю вас, я держу ситуацию под личным контролем.
-Я надеюсь на это… -Президент сухо кивнул и вышел из кабинета.

Генерал откинулся в кресле и закурил, несмотря на то, что неделю назад вновь завязал. С удивлением отметил, что руки слегка дрожали. Слава Богу, что до главного дошла только эта информация. Если бы он узнал всё, то генерал вместе с Шалым загремели бы под трибунал незамедлительно. Однако, он был уверен, что правда никогда не выплывет наружу. Ибо сказано древними, что знание умножает печали. А генерал привык радоваться жизни…

Эпилог

Белоснежная двухпарусная яхта «Дельфия» покачивалась на волнах в нескольких кабельтовых от мыса Рока. Свежело, Атлантика волновалась. На мелких волнах появились белые барашки, ветер крепчал. Чайки разрывали воздух острыми пронзительными криками. Они то взмывали высоко вверх, то срывались с высоты и стремительно пикировали на воду, охотясь за рыбой.
На бакборте стояли двое – парень и девушка. Обнявшись, они смотрели на легендарный мыс Рока, самую западную оконечность Евразии. На зеленом холме возвышалась башня маяка с обступавшими его домиками с покатыми крышами. Именно здесь, если верить португальскому поэту, заканчивалась земля и начиналось настоящее море.

-Это было здесь? – девушка разглядывала маяк на холме.
-Да. Здесь они бросили бутылку в море и поплыли дальше на юг, к африканским берегам. Кто знает, что случилось с ними…
-А ты не оставишь послание?
-Зачем? Я не хочу напоминать о себе. Мы уйдем в океан и никогда не вернемся. Здесь останется наше прошлое. А там, - парень кивнул на запад. – наше с тобой будущее.
Они постояли молча, подставив лица свежему соленому ветру.
-Сейчас? – спросила девушка.
-Да, пока ветер не поднялся еще сильнее.
Она спустилась в каюту, и через минуту вышла с большой корзиной из плетеной лозы, наполненной доверху бумажными корабликами.
Вдвоем молодые люди прошли на нос яхты и по одному, бережно, стали опускать кораблики на океанские волны, нагнувшись к самой воде.
-За Димку, за Серегу, за Комбата и всех остальных, кого бы я хотел сейчас увидеть, но буду лишь вспоминать, - прошептал парень.

Наконец, все кораблики были спущены на воду. Парень с девушкой задумчиво наблюдали за бумажными суденышками, которые переваливали через мелкие волны. Хрупкие и дерзкие, боровшиеся с ветром и океаном…

Чайка с бурым брюшком хрипло прокричала что-то на птичьем языке, спикировала к корабликам, приняв их за добычу. На полпути она осознала ошибку и вновь взмыла в небо.
-Прощай, великая и мертвая земля, - девушка боролась со слезами, но они уже катились горошинами по щекам, оставляя мокрые дорожки.
-Запомни ее такой. И попрощайся навеки…
-Теперь все будет в порядке?
-Инфицированным лекарство не поможет, однако, здоровые дети не будут умирать в младенчестве, а их матери будут жить долго. Мне кажется, что это не конец истории. Думаю, всё только начинается…
-Надвигается шторм. – сказала она, кутаясь в шаль. Свинцовые тучи смыкались в небесах над головами влюбленных. – Куда же мы отправимся? В Америку?
-Посмотрим. Может, будем вечно дрейфовать, не приставая к берегам. Опреснитель есть, океан полон рыбы. Не пропадем…
Молодой человек крепко сжал ее худенькие кисти в своих обветренных ладонях.
-Мы с тобой справимся. Нет стихии, которую не сможет укротить человек.

Через несколько минут яхта, расправив паруса и переваливая на левый галс, уже направлялась на запад, в открытое море.

Внезапно в пелене облаков появилась брешь, лучи солнечного света упали на воду, образуя золотистый круг света. Яхта вошла в него, внезапно вспыхнув; в какой-то момент она заполыхала, словно объятая золотистым ореолом. Все еще сопровождаемая искрящимся светом, словно бы решившим последовать за путниками, яхта медленно удалялась прочь от берега - навстречу шторму.

Ноябрь 2008 – май 2009

Конец первой книги