Хохлу в Стокгольме, что шведу под Полтавой. (17)

-Просто любовь по-собачьи-

Тем временем жизнь в доме Ларсенов продолжалась и множилась новостями, собачьими в том числе.
Кысе было уже лет шесть, по человеческим меркам, собака разменяла пятый десяток, но ни разу не только не рожала, более того – никогда не состояла в интимных отношениях ни с одним представителем противоположного псового пола. Лёша не «вязала» свою любимую собачку из жалости. Хозяйке казалось, что щенки утомят и Кысю, и всю семью Ларсенов. Да и кому с ними (с щенками) возиться? Короче говоря, в те периоды, когда у бездетной Кыси начиналось романтическое настроение, ее рядили в пояс верности, смастерённый из старых Лёшиных колготок, а для большего комфорта одевали памперсы, проделывая дырочку для хвоста. Старая дева Кыся с коварством сиамской кошки, начинала использовать памперсы по их прямому назначению. До знакомства с Кысей, Лера и слыхом не слыхивала о таких делах. Чертыхаясь и кривясь от отвращения, няня, держа по-своему несчастную собаку за передние лапы, снимая с нее тяжелый вонючий памперс. Ситуация была трагикомичная. Под забором выл эрдельтерьер-Роби, убежавший на зов инстинкта из дома своих законных хозяев. С боковых и нижних участков, т.е. отовсюду, разносились душераздирающие звуки хора готовых к любви кобелей.
Из спальни по-шведски ругался Лео, проклиная бесстыдство детей природы. Мик и Дик выли и лаяли не хуже романтически настроенных псов, выясняя, кому играть с новым автомобилем, который, в свою очередь, разрывался полицейской сиреной.
Лёша возилась на кухне, воплощая в жизнь какой-то рецепт из огромной поваренной книги шведской кухни. Причём она единственная из всех домашних, которая очень мудро поступила, заткнув уши наушниками плеера и окунувшись в мир громкой музыки. Лерка молила Бога, чтобы скорее закончился этот кошмарный воскресный день, в котором спрессовалось в могучий брикет всё семейство Ларсенов, терроризируемое собачим беспределом.
- Лера! Я уже заканчиваю, давай, помой посуду, сервируй стол, будем ужинать! – Объявила хозяйка дома, вытащив, наконец-то, пробки из ушей.
«Еще немного, еще чуть-чуть, последний бой, он трудный самый» – напевала про себя Лера, отдирая какие-то подгоревшие куски «непонятночего», успевшие добротно засохнуть и намертво прилипнуть к сковороде.
На кухню влетел Мик, волоча за уши визжащую Кысю.
- Ты по что животину тиранишь, Ирод?!- поинтересовалась Лера у юного любителя гестаповских методов дознания.
- Титта, Лера! Кыся сука балалается.
- Что делает?
- Балалается!
- Мик, не балалается, а балуется.
Как оказалось, Кыся сняла с себя памперс, но не целиком, а по частям - по кусочкам, которых было не менее тысячи. И вся эта уйма бело-рванно-дурно пахнущего барахла, засыпала всю гостиную.
Лёша выбежала в зал вместе с Лерой. И началось чистилище. В Лёшином исполнении это выглядело следующим образом: в ухо - Мику, за шиворот Дика, пинком - Кысю, матом - Лео по короткому, но до боли знакомому каждому русско-язычному человеку, адресу, Леру - вдогонку за Лео, к чертям собачьим всю эту Швецию. Досталось всем. И в доме стало тихо, как в бункере Гитлера после смерти фюрера. Только неутомимый Роби у калитки завывал вдохновенно и громко, не ведая о размахе террористического акта в доме горемычной невесты. Лера, со скоростью межконтинентальной баллистической ракеты, сгребла в кучу скорбные останки использованного памперса и скатилась по ступеням на первый этаж, где через пару секунд её догнали комнатные тапочки. Бог смилостивился над многострадальной ячейкой общества, и испытание закончилось. Все поужинали, нахваливая мастерство Лёшеньки, Лео включил телевизор и увалился на любимый диван. Детей Лера увела в детскую играть в героев Аджимушкая. Лёша пошла, принять теплую успокаивающую ванну. Позже, уложив наследников спать и помыв посуду на кухне, Лера, тихо крадясь, чтобы не разбудить спящего в зале хозяина, спустилась в свою комнатку.
С детства Лера спала на полу. Сначала, для исправления скалеоза, а потом по привычке. В Шведском доме Ларсенов все кровати были слишком мягкими, и пол любезно предложил себя в качестве ложа.
Открыв дверь, уставшая от воскресной суеты барнфликка, не сразу заметила несчастный черный комок шерсти по кличке Кыся. Собака лежала в уголке у самой батареи, как партизан в засаде.
- Кыська, бедная старая дева, идем, прогуляемся, а то ты совсем скисла в своей неудовлетворённости.
Тихо собравшись, две взрослые особи женского пола вышли на улицу. На Лере была старая куртка и платок, придававший ей сходство с падчерицей из фильма «Двенадцать месяцев». Кысю давно не стригли, и она была похожа на овечку. Мороз (а может хозяйка) угнал Роби домой. Да, поистине, любовь заканчивается там, где господствует холод. Холод атмосферно-душевный. Лера и Кыся тихо шли, отдыхая от воскресного отдыха, а с неба, как гимн девственной чистоте и спокойствию, падал пушистый снег, охлаждая накал страстей людской суеты. Лера никогда особенно не любила Кысю, которую считала разбалованной и глуповатой собакой. Но сейчас, когда псина-фаворитка находилась в откровенной опале, в Лере проснулась жалость к сестре меньшей. Жалость и терпимость. По сути, и сама Лера находилась в том же положении, что и Кыся: сытая, в тепле, чистая, одетая - что ещё надо? Но даже, как оказалось, и собаке этого не достаточно, а что говорить о человеке? Лера в этот раз пошла гулять с Кысей по «дальнему маршруту», чтобы дать собаке поразмяться, а своим слезам … Обеим стало немного легче.