Глава XXVII. МИРЗАЕВ. Роман "Онанисты".

Майора Мирзаева Руслана Ибрагимовича, начальника РУВД г. Загоньевска вызвали в областной Главк. Полковник Семёнов потребовал его к себе, как только поступило сообщение о ночном разгроме цыганского табора. На месте происшествия найдено два трупа и семеро цыган с тяжкими телесными повреждениями. Четверо избитых находятся в коме.
- Ты знаешь, кто это сделал и терпишь его выходки! – стукнул кулаком по столу полковник так, что зазвенел стакан и графин с водой на хрустальном подносе, подаренном ему подчинёнными на последнем дне рождения.
- Вы же намекали мне, что б я его не трогал до выборов нового губернатора! – отчеканил Мирзаев.
- Ты не брякни где-нибудь об этом, - сбавил тон полковник,- и забудь. Новый губернатор уже на месте. Ты знаешь, он из бывших КГбэшников. У него везде информаторы. Узнает – сожрёт с потрохами и слушать не будет, что мы для его пользы старались, избирателя пинками гнали к урнам с голосами за его кандидатуру.
-Коновала надо закрыть и быстро, без проволочек! – повысил голос Семёнов.
- Закрыть, но года на три, не более, до следующих выборов, – добавил он тихо и огляделся, словно почувствовал, что за ним следят.
- А трупы куда деть?- ещё тише спросил Мирзаев.
- Спиши на пьяную цыганскую драку. Не мне тебя учить. В Чечне боевиков закапывал – не спрашивал. Забыл?
Майор ничего не забыл. Смертников не жалели. Боевики взрывали его ребят почти каждую неделю. Отряд ОМОНА не успевал пополнять свои ряды. Но, если уж окружали бандитов в каком-нибудь глухом ауле, то вызывали тяжёлую технику и сравнивали их родовые гнёзда с землёй со всеми, кто там был: женщинами, детьми и стариками. Выжигали волчье племя под корень. Жертвы списывали, как не желающих сдаваться с оружием в руках или погибших при кровной мести. Порочный круг смерти, в котором крутились боевики и омоновцы никто не мог разорвать. Смерть стала разменной монетой: государство платило милиционерам, арабские шейхи – боевикам. Смерть – ненавистью и страхом и тем, и другим.
Майору повезло – его контузило при очередном подрыве машины на дороге.
Врачи рекомендовали не использовать его в боевой работе: непроизвольно дёргалось правое веко – мешало прицеливаться. Майор «подмазал» штабного кадровика пачкой неучтённых долларов, изьятых у боевиков во время одной из операций и его не комиссовали, не отправили на нищую пенсию, а направили служить в уютный и тихий русский городок Загоньевск, поближе к курорту, где можно в любое время подлечиться и найти себе верную жену.
Майору уже перевалило за тридцать пять, а он ещё не был женат. Никому не нужен был вояка, над которым постоянно висел дамоклов меч боевиков, грозивший не только ему самому, но и его близким. Роковая печать вечного холостяка наложила на него нестираемый отпечаток. Солдафонские манеры и жёсткие черты лица отпугивали от него самых смелых женщин.С каждым годом он становился всё более и более безнадёжным для женитьбы. Собственно, ему не везло не только с женщинами, но в карьере. Заканчивать службу приходилось начальником РУВД заштатного городка, без всяких надежд на повышение. Герой борьбы с террористами превращался мента, бегающего со свистком за мелкими хулиганами с кастетами и пьяницами с кухонными ножами. Он мечтал стать героем России и генералом, служить в столице, а вышел один пшик.
В Загоньевске, даже если захочешь и будет возможность выделиться, развернуться не дадут и не заметят. Фальшивых денег здесь не печатают, из-за границ не получают, наркота – мелкота, бизнес - дышит на ладан, банки- всё филиалы, худые, как и их клиенты, доходных мест - мало.
По прибытию в Загоньевск он хотел раздавить банду Коновала, да ни тут то было.
Из области поступила негласная команда – притормозить. Позже при личной встрече полковник Семёнов учил жизни неопытного майора полиции:
- Не гони коней! В этой жизни нужно соблюдать баланс, а главное, всё держать под контролем. Для этого нужно поддерживать баланс сил. Ни одна группа населения не должна доминировать: бандиты ли, хор пенсионеров или матери одиночки. Если кто высунется – стукни его по башке: «Каждый сверчок знай свой шесток!» Ты – Бог в Загоньевске. У тебя в руках сила: бойцы, оружие, Уголовный Кодекс, СИЗО. Всех подчинить себе - сил не хватит, а на поддержание равновесия – вполне. Пусть между собой грызутся, но зарываться не давай, чтоб до начальства не дошли подвиги героев с большой дороги. Используй их, как кнут, как палку, вернее биту. Поощряй спорт среди безмозглой молодёжи, направляй её энергию на правое дело. Пусть очищают общество от инородцев, отщепенцев, недовольных властью, предприимчивыми людьми и нами с тобой. Ты же не хочешь остаться один на один с диссидентами, иммигрантами, бандитами и всякой другой безбашенной сволочью, вечно недовольных жизнью? Это тебе не Чечня, там всё просто и ясно: перед тобой враг – террорист, или он убьёт тебя или ты – его. Здесь сложнее – убийство – крайний случай, более эффективно - сталкивать людей лбами, чтоб из черепушек вылетали не мозги, а крамольные мысли о нелегитимности власти, чтоб благодарили нас за борьбу с теми, кого мы направляем решать вопросы бытия. Сможешь выруливать на поворотах – возьму к себе и потащу вверх за собой, не сможешь – пей минералку на своём курорте, успокаивай нервы. Запомни: самое страшное для нас – полный порядок, тогда мы становимся не нужны, теряем авторитет, власть, деньги, наконец.
Когда Мирзаев вышел, полковник вздохнул: « Ох уж мне эти вояки! От них за версту воняет солдафонством, прямолинейностью и тупостью! С кем приходиться работать!»
Следуя наставлениям начальства, Мирзаев провёл операцию по захвату главаря банды, Коновала, но не тронул его дружков. Здесь пригодился опыт Чечни. Он заставил мать Коновала написать сыночку письмо с просьбой встретиться с ней, уж очень она плохо себя чувствует и может помереть, хотела бы напоследок встретиться с сыном. Матери он обещал сохранить жизнь сыну, если арестует его в родном доме на её глазах. Иначе, при захвате в другом месте он пристрелит любимого сынка, как бешеную собаку. На Кавказе это неоднократно действовало безотказно.
И вот Коновал сидит перед ним в комнате для допросов. Как известно, история повторяется, но в виде фарса. Наш случай не исключение. Если уж мы установили, что Коновал является внуком террориста Коновалова, жившего и почившего во времена самодержавия, затеявшего на свою голову либерализацию общественных отношений, то обратить внимание на то, что комната допросов РУВД г. Загоньевска, является комнатой, где когда-то забили насмерть террориста – народовольца, будет не лишним.
Перед майором Мирзаевым на расшатанном стуле сидел избитый до полусмерти молодой человек ничем не примечательной наружности. Майор представлял знаменитого бандита Коновала не таким невзрачным и жалким. Хотя, сопротивление он оказал нешуточное: одному ОМОНовцу сломал нос, другому разбил голову, третьему поставил синяк под глазом. Если бы не приказ: «Брать только живьём!», его точно бы пристрелили. В этом некрупном человеке жила неожиданная сила, он дрался, как будто в него вселился бес. Так дерутся хлипкие с виду сумасшедшие, которых с большим трудом заталкивают в смирительную рубашку дюжие санитары.
- Вы напали на цыганский табор, двоих убили и с десяток изувечили? Можешь не отвечать - есть свидетели. Меня интересует: зачем? Вы – фашисты или дебилы-убийцы? Хотя, это одно и тоже, - со стороны казалось, что Мирзаев не допрашивает бандита, а рассуждает на тему происшествия. Майор, кто-то должен защищать русский народ от черножопых, не давать травить наркотой, гадить на его монастыри и церкви. Ты же этим заниматься не будешь. Тебе они бабло отстёгивают. Небось, в Чечне набивал карманы, продавая своих и чужих. Война всё спишет.
При последних словах Мирзаев с размаху ударил Коновала в лицо.
- Заткнись, гадёныш! Пристрелю!
-Всех не перестреляешь, начальник, - прохрипел бандит, отплёвывая кровавую слюну. - Мы ещё поднимемся с колен и покажем всем кузькину мать! Тебя зовут Мирза, а меня – Коновал! Я – русский, а ты – дерьмо черножопое! Служишь нам, а в душе за своих!
Тебе- то всё равно кого мочить – лишь бы платили, да звёзды на погоны лепили. Для таких, как ты, Россия – дойная корова! Мирзаев набросился на Коновала и бил ногами до тех, пока тот не затих.
- В камеру! – выкрикнул он. Достал из кармана белый носовой платок и вытер с лица брызги крови.
-Ничего, жить захочет – сапоги лизать будет, падла, – пробормотал он.
На очередном допросе, Коновал, ослабевший от избиений и уже испугавшийся за свою жизнь, почувствовав беспредел милиционеров, заявил, что готов сотрудничать с правосудием и делает заявление о том, что цыганский табор был наркопритоном, перевалочной базой для крупных партий наркотиков, используемой наркобароном по кличке Афганец. Поскольку у правоохранительных органов не хватало сил для эффективной борьбы с наркомафией, Коновал с друзьями организовал отряд самообороны и решил разгромить базу наркодельцов. Малява по этому поводу была передана дружкам, затаившимся на свободе, и заявление опубликовано в местной газетёнке. Статью, написанную с шовинистским душком, заметили в центральных изданиях и раздули историю о бездействии правоохранительных органов в борьбе с наркотиками, и растущем самосознании граждан. Умышленное убийство превратилось в убийство по неосторожности. Бандиты неожиданно обрели ореол борцов за физическое и духовное здоровье русской нации. Суд присяжных дал бандитам условный срок. Коновал вышел на свободу если не героем, то, по крайней мере, знаменитостью.
Казалось бы, всё для него закончилось хорошо, если бы не реакция Афганца на произошедшие события. Наркоделец был до глубины души оскорблён клеветой на его бизнес. Доверие партнёров к нему было подорвано, и он терял на этом большие деньги.
Афганец отдал распоряжение по своей мафиозной структуре: найти и привести к нему Коновала и девку, которую тот выставил в своих показаниях, как любовницу, мать его ребёнка и доверенное лицо в делах с наркотиками.
Первая попытка захвата Коновала была отбита его охраной с большими потерями для афганцев. Коноваловцы оказались отлично обученными бойцами с большим опытом уличных и квартирных боёв.К тому же они дрались за идею и не жалели себя, как истинные фанатики русского шовинизма.
Афганцы же только назывались афганцами. А большинство из них пороха не нюхало и зажирело на жирных провинциальных харчах, достающихся им без серьёзной конкуренции.
В конце концов майору Мирзаеву позвонил подполковник Семёнов и сделал выговор:
- Обосрался ты, майор, с Коновалом, снисхождения не жди. Надо выправлять ситуацию. К тебе подойдут мужики, которым Коновал поперёк горла, помоги им достать твоего нового дружка. Надо его по-тихому загасить. Сам не лезь в драку. Постарайся чужими руками. Живым или мёртвым. Лучше – мёртвым. Меньше возни. Мирзаев по старым связям нашёл исполнителей и заказал им Коновала. Кавказцы рассчитали всё до мелочей. Мощный фугас, закопанный на обочине дороги, по которой должен был проехать Коновал взорвался тютелька в тютельку во время проезда мимо Лэнд Крузера борца за очищения России от инородцев. Оторванную взрывом голову едва-едва опознала родная мать бандита по родинке под левым ухом. Так закончил свои дни на родной земле Коновал. Бесславно и неожиданно. Но, как говорится на Руси  : « Свято место пусто не будет». Его место занял ближайший помощник, друг детства Петя - петушок. Шустрый и неуловимый бандит с куриными мозгами, но острыми шпорами, любимым оружием мести которого был здоровенный десантный нож, входящий в человеческое тело, как в кусок сливочного масла. Петя – петушок «кукарекал» по утрам и после убийства крестился на восход солнца, как язычник, принёсший очередную жертву своему жестокому богу. А за друга он отомстил кавказцам: сжёг под утро ночной клуб, ими содержащийся, со всеми посетителями: проститутками, наркоманами, лесбиянками и геями, просто, безмозглыми юнцами, веселящимися от безделья и бездуховности. Владельца ночного клуба, чечена, пристроили за решётку за нарушение техники безопасности, повлёкшей многочисленные жертвы. Причиной пожара назвали неуловимую коррупцию среди должностных лиц, отвечающих за противопожарную безопасность и культурный досуг молодёжи.
Что касается Тони, затаившейся с найденным сыном после разгрома цыганского табора в доме у писателя Ивана Громова, вздрагивающей от каждого стука в дверь и подъезжающей к дому машины, то её нашли быстро по ориентировке, разосланной по отделениям милиции. Женщину, потерявшую ребёнка на вокзале, сразу припомнил сержант и указал на Ивана Громова, к которому она направлялась.
На допросе в полиции она честно рассказала всё, как было: и про поиски сына в таборе, о цыганке, о пузатом цыгане, о встрече с Коновалом, о том, что выдала себя от страха за женщину Афганца, а сына – за мальчика, якобы прижитого от наркодельца, как Коновал неожиданно отпустил её, хотя она была свидетельницей избиения цыган.
Показания Тони складывались в фантастическую картину бандитского беспредела в Загоньевске и это не понравилось майору Мирзаеву, лично допрашивающего, как он выразился «сволочную бабу с гадёнышем». Он собрался было использовать её, как наживку для жирного карася, Афганца, но звонок сверху охладил его пыл.
Мирзаев отпустил Тоню, рассудив, что если она врёт, Афганец сам порешит её, если нет, то и бог с ней – пусть живёт и блядует дальше. Протокол допроса он уничтожил, оставив на всякий случай фотокопию.
Иван Громов, выслушав Тоню после допроса в полиции, пришёл в ужас. «Эта красавица доведёт его до психбольницы или до инфаркта. Надо от неё избавляться. А как же Ванечка? Если он, действительно, его сын? Жалко мальчишку. С такой мамашей недолго попасть и в тюрьму», – метались мысли в голове напуганного писателя.
Как это бывает в жизни, особенно, в литературе, ему помог случай. Афганец после того, как запустил приличные деньги в систему МВД, чтобы под него не копали менты, решил не оставаться в стороне от расследования разгрома цыганского табора, через который он, действительно, сбывал наркоту. Особенно Афганец заинтересовался бабой, утверждавшей, что она его любовница и имеет от него сына. Он ещё до подрыва дал задание своему заместителю по бандитским делам, Пете-Петушку разобраться с наглой девкой, бросающей тень на его титул вора в законе.
Тоню с Ванечкой затолкали в огромный джип во время одной из прогулок по набережной. Громов не разрешал Тоне курить в доме и выказывал недовольство, когда заставал её с сигаретой в руках во дворе. Она находила отдохновение во время прогулок вдоль реки. Лёгкий ароматный дымок стлался по воде, когда Тоня курила, по привычке пристроившись на корточках возле кустов. Какая-то женщина, проходя мимо, громко произнесла:
- Совсем обалдели девки: пьют, курят, гадят прямо на улице без стыда и совести!
Тоня тяжело вздохнула: «Почему люди не дают покоя друг другу? Какое ей дело, что я здесь курю!? Ведь, воздуха много - всем хватит. Если она так не делает, значит, по её мнению это плохо? Почему-то люди считают, что все должны жить согласно их представлениям о жизни, а не так, как они сами желают».
На этом пустяковом примере можно понять, где кончается свобода личности, потому что ущемляются права другой. Вот она - граница свободы: делай, как я! И расположена она от каждого из нас на расстоянии взгляда или слышимости, или действия любого из наших органа чувств. Вот почему в человеческом обществе нет места свободе, она обретается только в одиночестве или на кладбище. Самые свободные люди – это слепые, глухие, потерявшие осязание и обоняние, сумасшедшие, и всякие другие, не способные адекватно оценивать действительность.
Бритые громилы сунули в лицо Тони полицейские удостоверения и заявили:
- Не ори! Тебя вызывает майор Мирзаев.
- Какой майор? Не знаю я его!
- Не валяй дурочку! Всё ты знаешь! Садись. Пока красоту твою не испортили!
- с этими словами афганцы затолкали Тоню в джип.
- Так это и есть моя любовница и сынок? – ласково обратился к присутствующим Афганец, принимая необычную делегацию из народа.
Он находился в прекрасном настроении. Коновал, который вечно путался у них под ногами, привлекая полицию и обнаглел до невозможного, разгромив цыганский табор, где кучковались мелкие наркодилеры, отправился ко всем чертям. Очередная партия наркоты доставлена без потерь. Банк обналичил деньги, переведённые на его счёт. Гуляй – не хочу! Полиция ещё раз продемонстрировала готовность крышевать их бизнес. Красиво жить не запретишь!
Посмотрим, что за любовница объявилась у меня. И сынок.
Перед ним стояла молодая женщина двадцати пяти - тридцати лет. Довольно симпатичная, в чёрных тугих кудряшках и крутыми ягодицами, выпирающими через тонкую ткань короткого ситцевого платьица в васильках.
-Похожа на бразильянку – решил Афганец. - Наверняка неудержима в постели.
- Так это ты – моя любовница ? – усмехнулся он.- А это, надо думать, сынок?
- Какая ты любовница, это мы проверим. А что это наш сынок – никогда не поверю.
-Зачем врала?! – неожиданно заорал – Афганец, вскочив с кресла. – Убью, сука ментовская!
Он схватил лежавший перед ним пистолет и, не целясь, несколько раз выстрелил в сторону Тони. Пули прошли мимо, отбив нос и ухо у бюста В.И. Ленина, почему-то стоявшего в углу комнаты на постаменте рядом с гипсовой копией Венеры Милосской без руки.
У Тони от страха подломились ноги. Она рухнула на колени и запричитала по- бабьи:
- Не губи, родной, я с перепугу. Коновал хотел меня убить, как свидетеля. Думала напугать его. Так и получилось. Он обмочился и отпустил. Афганец, действительно, в авторитете. Не губи, милок!
Получилось очень естественно. Афгнцу понравилось.
-Хорошо, отпущу, но через постель. Братва поможет. Так? – обратился он к охране.
А сынок понаблюдает, как его мамка отрабатывает свою и его никчёмную жизнь.
Афганец щёлкнул пальцами, и Тоню поволокли в спальню, там при Ванечке с неё содрали платье, содрали нижнее бельё и изнасиловали. Сначала главарь, а потом уже растоптанную и обмякшую - охранники. Тело Тони и испуганного Ванечку выбросили там, где взяли, на берегу тихой речки, плавно несущей свои воды мимо домов людей и монастыря, построенного их предками когда-то давно, лет двести- триста назад во спасение грешных душ.
С помощью сына Тоня кое-как добрела до ворот дома Ивана Громова, который не торопился заявить о её исчезновении в полицию, зная о её способности к неожиданным исчезновениям и возвращениям.
Громов вызвал на дом частного врача, оплатил медицинскую помощь и его молчание. Врач обратил внимание Громова на то, что Тоня заговаривается, несёт что-то про чертей, дьявола, потустороннюю жизнь, поминает великого писателя Фёдора Михайлова, зовёт его на прогулку.
- Её нужно показать психиатру. Дело может быть серьёзнее, чем нам кажется. Возможет летальный исход, если психофизическая травма затронула подсознание, и оно полезло наружу, - посоветовал эскулап.
- На меня прошу не ссылаться, если не хотите неприятностей и мне, и себе.
С мальчиком тоже не вполне всё в порядке. У него в глазах я одновременно вижу ужас, любопытство и наслаждение. Вернее чувствую это в нём. У меня большой опыт и я не должен ошибаться. Его тоже надо обследовать. Я понимаю, он был рядом с матерью, когда та попала в какую-то переделку. Я прав?
- Да, доктор. Спасибо. Я выполню все ваши рекомендации.
Врач покинул дом Громова в полной уверенности, что столкнулся со случаем семейного садомазохизма и педофилии. Что бы мы ни говорили про продажность врачей, в нашем случае врач не только взял взятку, но и заявил в полицию, как и положено человеку, давшему клятву Гиппократа.
Фёдора, Антонину и мальчика допрашивал лично майор Мирзаев, когда ему доложили о новом происшествии с женщиной, уже недавно разыскиваемой и побывавшей у них в обезьяннике.
Допрос оставил впечатление о ненормальности всех членов семьи Громовых. Привлечённые медицинские эксперты совсем запутались в бреде женщины и рассуждениях мужчины. Хвостик мальчика их очень заинтересовал, в особенности в связи с рассказами Тони о посещении ада. В женщине они обнаружили сперму от четырёх мужчин, среди которых не было следов Громова. Мальчика никто не насиловал, его испуганные глаза ненормально метались из сторону в сторону, когда он рассказывал об изнасиловании матери на его глазах какими-то незнакомыми дядьками незнамо где. Сама Тоня, не отрицая факта насилия, бандитов назвать не смогла и писать заявление по факту отказалась.
Ей очень хотелось жить, а полицейским она не доверяла, как любой нормальный человек, хоть раз столкнувшийся с их продажной организацией.
В конце концов, с согласия Фёдора Громова, хотя он был, всего на всего, её сожитель, Тоню поместили в психиатрическую больницу, Ванечку органы опеки забрали в детский дом. Фёдор Громов остался один одинёшенек на свете, как и до приезда к нему Антонины. Она провела в больнице всю оставшуюся жизнь, пытаясь по ночам выйти наружу по лунному лучу. Однажды это ей удалось – не уследили дежурные, оставив открытым окно в женском туалете. Обычное российское разгильдяйство помогло Тоне вновь отправиться в путешествие ко всем чертям. Но, в этот раз ей не удалось удержаться на узкой лунной дорожке, и она рухнула с пятого этажа больничного корпуса на асфальт и расколола себе голову. Бедная женщина, действительно, как обещал ей дьявол, прожила жизнь не старея, вернее, умерла молодой.
Точно так же закончила свою жизнь в губернской психиатрической клинике и гувернантка великого писателя Фёдора Михайлова, которая во время болезни вообразила, что старший сын писателя Ваня – это её сын, да ещё с хвостом, как кричала она докторам, пытаясь доказать своё родство. Нам понятно, что совпадения эти не случайны, а кто не знает историю их жизни и не разбирается ни в медицине, ни в чертовщине, конечно, ничего в этих событиях не поймёт.
Как известно, Фёдор Михайлов умер вскоре после кончины своей последней гувернантки. Болтали, что он очень её любил, и она была его любовницей. Хотя мы-то знаем, что это - сплошное враньё. Никого он не любил кроме Марии Андреевны и своих детей. Старший сын, прижитый его супругой от террориста Коновалова, чёртова хвоста не имел, но рога – это уж точно. По опасной дорожке биологического отца он не пошёл, всё- таки воспитывался в интеллигентной семье, но тяга к красивой и богатой жизни в него была заложена с генами, поэтому, когда он повзрослел, то кинулся во все тяжкие. Проиграл весь семейный капитал, заработанный отцом –писателем и спился, как это положено на святой Руси, где проблемы всегда решались или уходом в монастырь, или полным уходом из реальной жизни в грёзы алкоголизма.
Ванечке Голдевскому-Громову повезло больше, не смотря на наличие чёртова хвоста, сумасшедшей матери и двух отцов, один из которых был террористом-убийцей, а другой изображал из себя писателя, таковым не являясь. Присутствие при изнасиловании бандитами матери оставили в психике мальчика неожиданный след. Он почувствовал отвращение к совокуплению с женщинами и стал активным онанистом до самой глубокой старости. После смерти Громова, неожиданно скончавшегося от инфаркта, Ванечка Голдевский стал разбирать бумаги несостоявшегося отца-писателя и наткнулся на рукопись автобиографической повести под названием «Прощай!». Позволим себе заглянуть в рукопись из-за спины Ванечки. Знание прошлого помогает понять перипетии современной жизни.