"Рыба"

«Рыба»


Пролог

Стояла та мерзкая погода конца зимы, когда просевшие после недавней оттепели сугробы соседствуют с покрытыми льдом лужами, а из-под растаявшего снега проглядывает стылая грязь. С затянутого серой пеленой неба срывались редкие снежинки, на голых ветвях тополей, обступивших корпуса старой больницы, сидели понурые вороны.
Ломая колесами хрупкую корку льда, у крыльца приемного отделения остановилась пассажирская «ГАЗель». Открылась ее боковая дверь, и из салона выбрались два омоновца в полной экипировке. Один из них закурил, другой поправил за спиной автомат и скрылся в больнице. Вскоре он вернулся, на этот раз в сопровождении доктора и пожилой медсестры.
Окна в салоне «ГАЗели» были занавешены матерчатыми шторами. Здесь царил полумрак, и резко пахло мочой. На грязном полу в проходе между сидениями лежал в луже собственной крови молодой мужик. Распахнутая кожаная куртка была задрана под его спиной к затылку, под разорванным пуловером виднелись окровавленные бинты повязки. Раненый тяжело и прерывисто дышал, его ноги била мелкая дрожь.
Стараясь не испачкаться, доктор залез в салон, приподнял пропитанный кровью пуловер мужика и критически осмотрел повязку. Затем нащупал на его шее пульс.
- Хана, – просто сообщил доктор, выбравшись из «ГАЗели». Он повернулся к медсестре: – Но все равно, пусть приготовят операционную.
- Доктор, – омоновец отбросил в сторону окурок, – а до суда этот карасик дотянет?
Доктор сунул руки в карманы халата и зябко поежился.
- Да нет, с такими ранениями долго не живут, – ответил он. – Ему осталось часа три-четыре… А почему «карасик»?
- Фамилия такая.


Глава 1. Страсти по Хармсу

Димка-Спортсмен
К моменту окончания средней школы невысокий, крепко скроенный паренек Дима Карасик был уже кандидатом в мастера спорта по вольной борьбе. Подвигнул на такое, в общем-то, миролюбивого и улыбчивого паренька банальный комплекс неполноценности. В самом деле: разве это справедливо, что за какое-то лето между седьмым и восьмым классами многие пацаны, стоявшие раньше на уроках физкультуры по левую руку от Димки, вытянулись, кто на спичечный коробок, а кто и повыше. И это притом, что именно у него, у Димки Карася первого во всём классе вырос кадык, сломался голос, и появилась растительность на верхней губе, именно ему первому начали уделять внимание классные красавицы, которые созрели годом раньше! А теперь вот такой облом… Ну да ладно, не получилось ввысь – пойдем вширь.
Вообще-то увлечение спортом началось гораздо раньше, еще в четвёртом классе. Тогда весь Старометизный район их небольшого городка всколыхнуло убийство предводителя местной шпаны. И произошло это буквально у всех на глазах.
Восемнадцатилетний здоровый лоб Вовка Степанов по кличке «Семен» имел обыкновение куражиться на «пятаке» перед местным гастрономом. Он стоял в окружении своих «шестерок» и ленивым жестом подзывал к себе какого-нибудь прохожего из тех, кто бросал пугливые взгляды на его ватагу. И, если у бедолаги не хватало ума или смелости проигнорировать этот жест, начиналась длительная процедура установления личности подошедшего.
Для начала Семен с сонным видом и под гыгыканье пацанвы выяснял паспортные данные теперь уже окруженного шпаной гражданина. Затем следовало: «Куда идешь?», «Почему так быстро?» и т.д. и т.п.
Когда же «этот фраер позорный» начинал надоедать, его отпускали, как правило, без мордобоя. Правда, какой-нибудь весельчак при этом обязательно требовал небольшую сумму в долг или часы – поносить: «Потом отдам. Ты что, не веришь?!».
Так и в тот погожий майский день Семен стоял, подпирая толстым плечом фасад гастронома, и благосклонно слушал, как упражнялись в остроумии его подданные, передразнивая только что отпущенного «козла». Как вдруг все разом смолкли. По противоположному тротуару, под ручку с каким-то незнакомым парнем шла Танюша. Красавица Танюша, которая холодно отвергла ухаживания правильного пацана Семена, шла, весело смеясь, под ручку с каким-то чуваком! Казалось, стихли даже пьяные «базары» за столиками соседней «Рюмочной»! Нужно было спасать авторитет.
Семен вальяжно, не спеша перешел улицу и подождал, пока парочка не приблизится. Опять же лениво перегородил девушке дорогу и, ухмыляясь, что-то произнес. Таня попыталась, было, обойти его, но Семен резко схватил девушку за руку.
И тут вмешался её невысокий худощавый кавалер. Он молча вклинился между ними и, опустив руки, стоял, спокойно глядя Семену в лицо. Со скорбной миной повернулся Вова Степанов к своим улыбающимся через дорогу корешам, мол, что поделаешь, не я первым начал, и с мгновенным разворотом, как и учили в колонии, попытался локтем заехать Танькиному хахалю в зубы. Но на своем красивом развороте встретил Вова Степанов по кличке «Семен» два мощных удара в голову, упал, ударившись затылком об бордюр, пару раз дернулся, выгнулся дугой и затих навсегда.
Сразу же после этого случая бокс был единодушно объявлен обязательным пунктом в программе становления личности будущего защитника Родины.
Не стал исключением и маленький Карасик, которого за светлую кудрявую шевелюру дразнили Стружкой. Пройдя все этапы предварительного отбора, он и еще несколько других таких же резвых пацанят, были приняты в секцию окончательно. Но не было в характере у Димки агрессивности или хотя бы той спортивной злости, без которой в боксе делать нечего. Во время поединка он сознательно пропускал один-два удара и лишь после этого заводился на всю катушку. Как ни ругал его тренер за это, как ни наказывал – ничто не помогало.
И вот однажды, примерно, год спустя после начала занятий, Иван Михайлович отозвал запыхавшегося и мокрого от пота Димку в сторону и с грустным вздохом заявил:
-Нет, Карась, ты никогда не станешь окунем и никогда не будешь чемпионом. В общем, думай сам.
Затем было увлечение бассейном и самбо до тех пор, пока в школе, где учился Дима, не открылась секция вольной борьбы. Вёл её новый молодой физрук Саня, который своей методикой преподавания и демократичным поведением очень быстро завоевал расположение детей.
После первой же тренировки Димка понял: вольная борьба – это его стихия. Как будто специально созданная под его склад характера и физические данные, борьба увлекла полностью и бесповоротно. Смущало лишь категорическое требование Сани хорошо учиться. А учёба всегда давалась Димке легко, не было лишь должного прилежания, да и, откровенно говоря, хорошо учиться было в среде старометизовской ребятни чем-то вроде легкого позора – западло.
С ростом разрядности и спортивного мастерства все больше времени стали забирать всевозможные олимпиады, сборы и соревнования. Какая уж тут учеба? Одним словом к концу восьмого, в те годы выпускного класса Карась имел первый разряд по вольной борьбе и длинную шеренгу троек в аттестате.
Вскоре перед ним встала дилемма: либо оставаться в школе еще на два года, либо поступить в какой-нибудь «технарь» или «бурсу». Разрешить её помог завуч. Он как-то спросил Димку о его планах на будущее и, не став слушать всякую ахинею в ответ, очень тихо произнес:
- Пойми, Дмитрий, чем лучше ты будешь учиться, тем лучше ты будешь жить, - развернулся и ушел, оставив Димку одного в пустом школьном коридоре.
Когда он дома объявил родителям о желании остаться в школе, а затем поступать в институт, отец с матерью его поддержали, особенно мама – она всегда мечтала о высшем образовании.
К зимним школьным каникулам в девятом классе Карасик стал хорошис¬том. А в октябре, уже будучи в десятом, на областных соревнованиях по вольной борьбе он занял второе место в своей весовой категории и был объявлен кандидатом в мастера спорта.
Но ничто хорошее не вечно. Ещё не успел Димка привыкнуть к своему новому спортивному званию, как произошла трагедия, поставившая крест на его спортивной карьере. Любимого тренера Александра Алексеевича, или просто Саню, сбила машина. Полученные травмы – переломы обеих ног, нескольких ребер и позвоночника – были не смертельны, но навсегда приковали его к инвалидной коляске.
Вначале ребята навещали своего Санька чуть ли не через день, но вскоре он сам запретил им приходить, понимая, какое тягостное впечатление производит на молодых хлопцев его теперешнее состояние.
Секция распалась. Карасик в числе самых лучших и перспективных был приглашен в секцию вольной борьбы при факультете физвоспитания местного Пе¬дагогического института. Но здесь уже не было прежнего коллективизма и взаимовыручки, да и новый тренер с ними явно отбывал повинность.
А однажды перед самой зимой поехал Димка с отцом на рыбалку, где, вы¬п¬¬¬¬¬¬рыгивая с лодки на мокрый от дождя деревянный помост, он поскользнулся и упал в ледяную воду. В итоге – тяжелое ОРЗ. Лишь через десять дней бледный и всё ещё слабый Карасик «приплыл» на тренировку, но никто не поинтересовался, где он был, и что с ним случилось.
После этого Дмитрий оставил секцию, так, приходил иногда – размяться, поддержать форму. Появившееся свободное время было посвящено учебе и девочкам. Им нравилось внимание Димки-Спортсмена с его приветливой улыбкой, уверенными движениями борца и несомненными успехами в учёбе.
Окончил школу Дмитрий Карасик, имея в аттестате зрелости три четверки, остальные – пятерки.

Юлечка
На первом курсе Индустриального института, студентом которого Дима стал в том же году, он впервые с удивлением ощутил в своей душе томительно-сладкий дискомфорт любви.
Случилось это на репетиции студенческой комик-группы «Соседи». Димон, как его теперь все называли, не был участником самодеятельного коллектива, но ему очень нравилась буквально насыщенная ионами юмора атмосфера дружбы и полного взаимопонимания, которая царила тут. Поэтому каждый день после занятий он спешил не домой, а в институтский Актовый зал, на сцене которого и проходили репетиции. Димка вместе со всеми весело смеялся над наиболее удачными творческими находками и с не меньшим возмущением, чем остальные, отвергал явные несуразности. Ему неоднократно делали предложение стать полноправным участником коллектива, но всякий раз Дима со стеснением отказывался.
В тот день после лекций шла последняя, генеральная репетиция спектакля «Страсти по Хармсу». Был задействован весь имеющийся реквизит. По ходу развития сюжета, через равные промежутки времени, сцену в одном и том же направлении должен был пересекать перепуганный милиционер с вытянутым от удивления лицом и вытаращенными глазами.
И вот, когда в очередной раз высокий и нескладный Генка-«милиционер», втянув голову в плечи и выпучив в зрительский зал большие немигающие глаза, скрылся за кулисами, Димка не выдержал:
- Не верю! – по-станиславски крикнул он и, уже обращаясь к рядом сидящему режиссеру Ленке Грач, упрямо повторил: - Не верю!
Репетиция прервалась. Все озадаченно уставились на Димона. Из-за кулис показался уже и вправду удивленный «милиционер».
- Генка, - быстро заговорил Дима, отчаянно жестикулируя и подыскивая нужные слова. – Генка должен держать в руках большой картонный пистолет. Это – раз. Потом. Зачем ему галифе и сапоги?! Пусть будет в рваных, застиранных домашних гамашах с пузырями на коленях. И в шлёпанцах!.. Или в кедах на босу ногу.
Видя, что первое недоумение сменяется понимающими улыбками, Димка, забыв все свои прежние страхи, быстро взбежал на сцену. Здесь свою горячую и сбивчивую речь он щедро обогатил жестами и мимикой:
- Дальше. Со всяким... Нет! С каждым новым выходом у него должно меняться выражение лица. Вот так! Ну, помните этого, ну, пионера: «А вы тут чего делаете, а?». Понимаете, физиономия «мента» должна становиться всё более и более подозрительной, - и под дружный хохот доморощенных комедиантов Димон изобразил перепуганного Крамарова.
- И ещё! – он уже пытался перекричать поднявшийся гвалт одобрения. – И ещё, - добавил Димка, когда все опять с веселым любопытством уставились на него. – Пусть с каждым новым выходом у Генки в руках оказываются другие, самые нелепые предметы. Ну там, солёный огурец, к примеру.
Теперь кричали все! Казалось, ни кто не слушает остальных. Предлагались самые неожиданные варианты:
- Лучше банка огурцов!
- Глобус!
- Носки! Полосатые…
- Генка! Слышь, Генка! Чугунную батарею! На горбу!! Ха-ха-ха…
Взлохмаченный и раскрасневшийся Карасик стоял на сцене и сияющими глазами смотрел на орущих друзей. Он уже сделал шаг, чтобы сойти вниз, как вдруг замер, словно пораженный громом!
Из галдящей и веселой толпы, в которую превратились «Соседи», на него долгим и задумчивым взглядом, не отрываясь, смотрела Юлечка Невзорова.
И всё! Остановилось время. Призрачно задрожали и растаяли в воздухе стены и потолок, и куда-то исчезла шумная орава, и в наступившей тишине остались лишь эти невыразимо прекрасные глаза.
Но вот дрогнули длинные пушистые ресницы и опомнившийся Димка, красный, как рак, кубарем скатился со сцены и, потупив взор, плюхнулся в своё кресло.
В этом спектакле у Юлечки роли не было. Пьеса, написанная в жанре абсурда, предусматривала соответствующий типаж исполнителей, под который стройная черноволосая смуглянка просто ни как не подходила. А когда все угомонились, и репетиция была продолжена, Юля подошла и села возле Димки, как бы невзначай спихнув его руку с подлокотника.
«Очень недовольный» Димон «очень строго» посмотрел на Юльку. А та с невинной улыбкой «внимательно наблюдала» за развитием событий на сцене. И вновь ураган эмоций пронёсся в Димкиной душе, оставив после себя лишь лёгкую и радостную пришибленность от такого соседства.

Мадам э мусью
После репетиции комедианты шумной толпой спустились в полутёмный и пустой институтский вестибюль. Кварцевые часы на стене высвечивали девятнадцать-тридцать. Ворчливая гардеробщица облегчённо заметалась среди вверенных ей пустых вешалок, срывая и сваливая в одну кучу на барьер одинокие актёрские куртки, плащи и пальто.
Юля вытянула свою курточку из общего завала и, разворачиваясь, нос к носу столкнулась с Димоном. Димка, специально подстроивший это столкновение, знал, что сейчас он должен пошутить. Но как?! А, была – не была:
- Слюшай, дэвушек! Дай памагу, да?
«Боже мой!..»
Но Юлька прыснула и посмотрела почему-то на гардеробщицу. Та важно кивнула в ответ и неожиданно подмигнула.
- Вот чудак-чэлавэк! Кацо, дарагой, канэшно памагы! – раздалось вдруг у Димки за спиной.
Карасик удивлённо оглянулся. Сзади стоял, надменно подкручивая воображаемый ус, Генка-«милиционер». Увидев Димкину растерянность, деликатный хохмач многозначительно кашлянул в кулак и направился к выходу, продолжая негодовать:
- Такой хароший дэвушка, а он спрашивает – памоч или нэ памоч…
Слегка ошалевший Карасик вновь повернулся к гардеробу. Юлечка с улыбкой, чуть наклонив голову, смотрела на Димку блестящими озорными глазами и – о, счастье! – протягивала ему свою курточку.
В холодную черноту ноябрьского вечера вышли вместе, и Юля как-то вполне естественно взяла Димона под руку и уже не отпускала до самого своего дома. Прощание получилось скомканным и неловким. Они стояли под моросящим дождём у освещенного подъезда пятиэтажки и, не зная, что сказать, робко поглядывали друг на друга. И эта обоюдная растерянность радовала обоих и сближала лучше всяких слов.
- Ну, пока, - первой нарушила молчание Юля.
Димон, вздохнув, лишь кивнул.
Постояли ещё несколько секунд. Наконец, виновато улыбнувшись и пожав плечами, девушка быстро направилась к дому. Уже в подъезде она вдруг оглянулась и, помахав Димке рукой, крикнула:
- До завтра, Димончик! – и быстро взбежала по ступенькам.
Оставшись один, счастливый Карасик ещё немного потоптался на месте, и вдруг с гиканьем и свистом, вприпрыжку, словно школьник, ловко перепрыгивая через лужи, понёсся домой.
Следующим утром он уже прохаживался взад-вперёд пред заветным подъездом, то и дело поглядывая на старые, с облупленной краской деревянные двери. «Так, что у нас сегодня? Первая пара – геометрия – всё в порядке. Вторая пара – блин! – механика! Ну где ты, Юлечка? Давай быстрее, мне ещё «лабу» передрать надо!..». Мелко заморосил дождь.
- Привет, Димончик! – вдруг услышал он.
Перед ним стояла чуть запыхавшаяся Юлька. Деловито игнорируя Димкино замешательство, она, как и вчера, взяла его под руку. С треском раскрылся зонтик над их головами и студенты, тесно прижавшись друг к другу, направились в институт.
Возле самого института их вернул на грешную землю театральный «мент» Генка Попов.
- Бонжур, мадам э мусью Карассен, - вежливо прогундосил он, приподнимая мокрую кепку.
- Судя по погоде, сэр, - высокопарно ответил Димка, - уместней было бы: «Хау ду ю ду, э-э…
- Мистер анд миссис Крюшиен» - Юлечка была сама невозмутимость.
- Ага, Хрюшиен, - легко согласился Генка.
- Крюшиен, сэр, - поправил Димон, надменно вскинув бровь. – Мистер анд миссис.
В шумном вестибюле им пришлось расстаться – разные факультеты, разные аудитории.
Вновь встретились перед самой премьерой. Всех комедиантов отпустили с последнего часа распоряжением ректора. За Димоном на политэкономию пришли чуть ли не всем составом. Преподаватель слегка поломался, ссылаясь на важность предмета, но вынужден был капитулировать перед последним аргументом Ленки-режиссёра:
- Да вы что, Лаврентий Моисеевич! Да ведь на премьере будет сам товарищ Вунюков – секретарь Отдела культуры горкома партии!
- Всё, всё! – замахал руками препод. – Можете забирать своего худрука!
- И как давно я худрук? – осторожно поинтересовался Димон у Ленки, когда вышли в коридор.
- С сегодняшнего дня! – решительно пресекла дальнейшие расспросы режиссёр.
- Ты смотри, надо же, - покоряясь судьбе, убито пробормотал Карасик.
До начала представления оставалось минут сорок. Поэтому, не теряя времени, действующие лица принялись быстро переодеваться и наносить грим. Оформление сцены было закончено ещё вчера, за него все были спокойны. С реквизитом тоже всё было в порядке. Небольшая заминка вышла с трёхлитровкой огурцов – она была закатана жестяной крышкой. Но в последний момент новоявленному худруку удалось убедить режиссера, что начатая банка без крышки в «милицейских» руках будет смотреться комичнее.
- Символичнее, - точно заметил Генка, и все кинулись искать, чем бы её открыть.
Пришлось Димке сбегать к электрику за плоскогубцами. А по залу между рядами уже сновали первые захватчики лучших мест.
Спектакль прошел «на ура». Зал был переполнен. Сидели в креслах, взяв на руки любимых девушек или просто девушек, сидели и стояли в проходах, толпились возле запасных дверей.
Большие Люди солидно занимали восьмой ряд центральной группы кресел. Точно в середине этого ряда горой розового сала возвышался сам товарищ Вунюков. И когда переполненный зал в очередной раз содрогался от хохота, он, благодушно посмеиваясь, авторитетно кивал головой. По правую руку товарища Вунюкова сверкал золотой улыбкой ректор, по левую – похохатывал за компанию вузовский парторг Ефимов. Дальше от центра, поближе к проходам, в порядке убывания собственной значимости располагалось остальное институтское начальство.
Димон впервые в жизни оказался за кулисами во время представления. Незадействованные в спектакле комедианты выполняли обязанности гримеров, костюмеров и прочих ассистентов. Суматошно подготовив очередное действие и выпустив актеров к публике, они, схоронившись за дырявым киноэкраном в глубине сцены, с трепетом наблюдали за реакцией переполненного зала. И когда новый взрыв смеха сотрясал пыльные портьеры Актового зала, закулисные соглядатаи, счастливо улыбаясь, похлопывали друг друга по плечу и показывали большие пальцы вверх.
Затем были мгновения такого всеобъемлющего, всепоглощающего счастья, о существовании которого Карасик и не догадывался. Освещенные яркими лучами софитов, ребята, взявшись за руки, стояли на сцене и под нескончаемые аплодисменты, свист и крики, кланялись благодарной публике. Рампа, словно гигантская линза, преломляла и фокусировала на них энергию зрительского восторга.
Вопрос «Куда пойти обмыть удачную премьеру?» был решен однозначно: к Генке, куда же еще?! А чего, предки – на Севере, «хата» пустая. Короче, веди, Попов, в свои пенаты!
Там же Димке и объяснили то состояние эйфории, которое охватило его на сцене:
- Слушай меня ушами, - Ленка ткнула в его сторону горящей сигаретой. – Да престань обниматься с Юлькой! – выпито было уже немало. – Меня обнимай… Ага, значит так. Димон, мы, значит, одиннадцать человек, подарили праздник полутысячной толпе. Так? Так. Сколько будет: пятьсот разделить на одиннадцать? Серый! Тише там с гитарой – ничего не слышно! Юлька, не подсказывай, пусть сам считает… Сорок пять? Что – сорок пять? Ах, да! Так вот, представь себе: ты идёшь, а на встречу тебе идут сорок пять человек, и каждый тебе рад, каждый с тобой здоровается, хлопает по плечу…
- И спрашивает: «Как мама?» - вставил кто-то.
- И каждый, - отмахнулась Ленка, - тебе заявляет, что ты – классный парень, и что ты не зря на свете живешь. Понял, Димон? Всё, целуйтесь дальше. Спичку! Дайте мне спичку, у меня сигарета потухла…
Расходились заполночь. Стоя в дверях, хором пытались уговорить хозяина никого не провожать, но Генка с пьяным упорством норовил первым покинуть свой гостеприимный «вигвам».
Димон поймал его на лестничной площадке.
- Геша, - заводя друга обратно в квартиру, проникновенно начал Карасик. ¬ Время – полпервого ночи, - он показал Генке свои часы.
- «Михаил Светлов»! – обрадовался тот. – Ту-ту-у! «Михаил Светлов»!
- Ну! Чьёрьт побьери! – они уже прошли через прихожую и направлялись в спальню. По пути Димон жестом дал понять усталым гостям, мол, выходите, я сейчас. – Чьёрьт побьери, чьёрьт побьери, - по-аптекарски приговаривал он, укладывая Генку на диван.
Вскоре познакомились и сдружились Юлины и Димкины родители. Отцы сблизились на почве рыбалки и «жигулей»: оба были страстные рыболовы, и у обоих в гараже стояла «копейка». Круг взаимных интересов их матерей оказался неизмеримо шире.
Начиная с двадцатых чисел декабря, Димка стал появляться дома только для того, чтобы поспать, побриться и позавтракать – «Соседи» готовили новогодний капустник. Поэтому не было ничего удивительного в том, что Димон пару раз остался ночевать у Юлечки, а затем и вовсе забрал из дому свою зубную щётку.
- Галочка, здравствуй! Извини, что так поздно.
- Катюша, ты?! Да я сама хотела только что звонить.
- Как там наш Димка, у вас?
- Да, дети на кухне. Чай пьют – позамерзали, как бобики.
- Галя, передай, пожалуйста, Диме, чтобы немедленно шел домой.
- Катюша! О чем ты говоришь?! Никуда я его, на ночь глядя, не отпущу! У нас же три комнаты, я ему в зале постелю. Дети так устали…
В общем, матери поняли друг друга.

Зимние каникулы провели в Сухуми, у Юлиных бабушки с дедушкой. Бабушка, мамина мама, была русская, дед – старый абхаз с огромным пористым носом, седыми с прозеленью усами и хитрым прищуром карих глаз. Жили в пригороде, недалеко от моря в большом каменном доме с множеством жилых, но сейчас необитаемых пристроек. Прекрасный воздух, здоровая пища, полнейшее ничегонеделание и любимая девушка рядом – что еще нужно уставшему студенту?
Ездили в горы. Лёгкий утренний морозец. Непередаваемых оттенков чистое небо над головой. Внизу, в абсолютно прозрачном воздухе уходят вдаль бесконечные леса, а вдалеке вздымаются, покрытые ослепительно белым снегом, пики гор. А совсем рядом – протяни только руку! – и чуть ниже, кокетливо покачивая ватными боками, проплывает белая тучка.
Взявшись за руки, часами гуляли по набережной. Юлечку ужасно веселили напыщенные местные сердцееды. Они бросали жгучие, полные страсти взгляды на девушку, и яростным черным зрачком пытались испепелить Димку.
В пустом стеклянном кафе на самом конце длинного и широкого причала Дима и Юля, тесно прижавшись друг к другу в плетеных креслах, долго смотрели, как над февральским штормящим морем сплошной темной массой проносятся в сторону берега тучи. А за пеленой дождя, на самом берегу стонали и гнулись под порывами ветра мокрые и глянцевые красавицы-пальмы.

Мокрый «Икарус»
По возвращении домой, Дима и Юля уже не расставались. Вслед за Димкой в квартиру Невзоровых перекочевал магнитофон с колонками, а чуть погодя – гантели и пудовая гиря. А ещё месяц спустя, Димка, уже не стесняясь, пританцовывал по утрам в одних трусах перед дверью в туалет, где Юрий Максимович Невзоров, в силу дурной привычки, подолгу читал «Науку и жизнь».
Из-за нагрузок, связанных с театральной деятельностью, у студента Карасика под конец второго семестра с угрожающим постоянством стали появляться «хвосты». И чем ближе к сессии, тем труднее становилось их сбрасывать. А ведь от успеваемости полностью зависела стипендия, которую Димон сам догадался отдавать Юлькиной матери.
Как всегда, мужчину спас регулярный секс. Благодаря ему, Димка довольно быстро охладел к обязанностям худрука. За бокалом пива лучший друг и пофигист Генка прокомментировал это так:
- У тебя, кацо, классная баба, и она – твоя, когда б ты ни пожелал. И тебе не надо больше райской птицей выдрючиваться перед девками. Дай мне по морде, если я не прав. Прав? Тогда пошли ещё возьмём по пиву.
Поздней ночью, переписав с чужой тетради последнюю непонятную формулу, Димка выключил лампу и улёгся рядом с Юлей под одеяло. Но сон не шел.
- Юльчик, а Юльчик, - Димон слегка потряс девушку за плечо.
- Мм… – глухо отозвалась любимая.
- Юльчик, а может, как-нибудь завяжем с этим?
- С чем?
- Ну, с этим, с «Соседями»? Трудно очень.
- Давно пора, - она придвинулась ближе и положила голову на Димкину грудь.
- Только знаешь, Юль, как бы это сделать так, чтобы … - он замялся, не зная как продолжить.
- Никого не обидеть? – подсказала Юля.
- Ну да, чтобы не чувствовать себя предателем, что ли.
Юля вздохнула.
- Видишь ли, Димончик, предать можно только в беде.
- Да нет, - помолчав, ответил Димка, - не только.
- Ты же посмотри, - горячо зашептала Юля, проснувшись окончательно. – «Соседи» при институте уже много лет. В их составе всегда были в основном первокурсники или отъявленные пофигисты. И всё потому, что дальше учебные нагрузки растут, и если ты хочешь получать стипендию, то тебе уже не до представлений.
- Но ведь Генка на втором, а Ленка – та вообще на четвертом, - скорее для очистки совести продолжал упрямиться Дима. – Генка, правда, пофигист, и…
- Нет, Димоша, немного не так, - Юля вздохнула. - Вот ты скажи мне, ты меня любишь?
- Пуще пряников и мармелада!
- Вот! А Генка не любит.
- Э-э…
- Лежи, лежи! Генка, в смысле, никого не любит, ему, Димончик, без разницы, чем после лекций заниматься.
- Да? – облегченно спросил Дима. – А домой, уроки делать?
- Ну, это его проблемы.
- А Ленка?
- Во-первых. Как у Ленки фамилия?
- Как? Ну, Грач.
- Как фамилия у завкафедрой политэкономии?
- Лаврентий Моисеевич Грач! Так что, папа и дочка?
- Тише ты. Нет, мама и сын, - передразнила Юлечка. – Но это во-первых.
- А во-вторых?
- А во-вторых, - сладко потягиваясь и прижимаясь всем телом к Димке, томно произнесла девушка, - ты можешь представить, что она с кем-то спит?
- А чего, - пробормотал Дима, Ленку он всегда уважал, - плюшевый мишка наверняка имеется.
- И ты, мой дорогой, - отчётливо произнесла Юля, - ещё немного, и станешь плюшевым.
- Я?! Я - плюшевым?! Я тебе сейчас покажу, «плюшевым»!

Неумолимо приближалась сессия.
- Не могу, Геша, никак не могу, - Димка сидел в одних трусах на кухонной табуретке в прихожей, и, прижимая телефонную трубку к уху плечом, продолжал вяло отнекиваться. – Мне в пятницу курсач сдавать. Юлька? А ты у неё сам спроси.
На том конце провода Генка Попов агитировал «всей кодлой махнуть на природу». Он красочно описывал дым костра и запах шашлыка. Затем откуда-то взялась запотевшая бутылка «Пшеничной» и «пара пузырей кагора».
- А главное, - тут Генка сделал драматическую паузу, - приехал Бэтмэн!
Бэтмэн, или Сашка Громов, был кумиром творческих «неформалов» их города. Закадычный друг Генки, Сашка учился в Москве на психиатра, но на каникулы всегда приезжал домой. И каждый его приезд воспринимался как праздник души. Дело в том, что Санек, или, как оно привычнее, Бэтмэн, по слухам, был соавтором нескольких песен у легендарных Гребенщикова и Бутусова. Так это на самом деле, или нет, никто его «в лоб» не спрашивал, а сомневаться в этом было не принято. Достаточно было увидеть и услышать его игру на гитаре, заглянуть в его добрые и маленькие за минусовыми очками глаза, чтобы понять, что ты никогда не будешь ревновать к нему свою девушку.
Вообще-то Димон изначально скептически относился ко всяким там панкам и хиппи, которых теперь развелось несметное множество. Это был, пожалуй, единственный пункт разногласий между ним и Ленкой Грач. А буквально неделю назад на Дне рождения у Генки дело и вовсе чуть не дошло до взаимных оскорблений. На все его доводы Ленка отвечала однообразно:

- Ты узко мыслишь! - крикнула она, и ткнула в его сторону горящей сигаретой.
- А ты не закусываешь! – парировал Димон.
Им приходилось орать друг другу через стол: мерные аккорды «Пинк Флойда» наполняли комнату глухой вибрацией. Посреди залы пытались изобразить медленный танец Юлечка и Серега Первый, которым Димка, повернувшись назад, пару раз, - для профилактики, - показал кулак. Зато, тут же, за столом остальная братия под перебор гитарных струн выводила нестройным хором: «… А в городе в том сад – всё травы да цветы. Гуляют там животные невиданной красы…». Порой звуки гитары становились не слышны. Дирижировал вилкой сам именинник.
- Каждый человек имеет право на самовыражение! – кидалась лозунгами из-за дымовой завесы Ленка. – Нестандартность мышления – это признак продвинутого разума! Продвинутого! Если ты не понимаешь человека, это не значит, что он дурак! Это значит, что у тебя узкий лоб!
- Узкий лоб?!
- Да! Ты можешь не соглашаться с человеком! Но он имеет право выразить!
- Выразить?!
- Да!
- Что этот панк мне хочет выразить своей щёткой на голове?!
- Причем тут щетка?! Я – про душевный комфорт!
- Какой комфорт мазать голову клеем?! Давай выпьем!
- Давай!
Сигарета была беспощадно раздавлена в тарелке, и Ленка решительно протянула к Димону свою стопку. Димка сосредоточенно налил сначала ей, потом себе. И уже собирался произнести тост, как вдруг из-за его плеча нарисовалась рука со стаканом, а над головой послышалось:
- А мне?
Плохо смазанной телегой смолкла капелла. Возница Генка замер на полуслове с вилкой в руке. Димон медленно повернулся назад. А там стоял, улыбаясь до ушей…
- Бэтмэн!! Шурик!! Саня!! Штрафную ему! Юлька, сбегай на кухню, там, в холодильнике ещё колбаса и грибы! Серый, будь другом, принеси из спальни стул…
Однако великодушный Бэтмэн замахал руками, вырвался из объятий и сам сбегал и на кухню, и в спальню. За столом он лихо опрокинул стакан водки, быстро разделался с тарелкой оливье, отказался от селедки и, наконец, щадя провинциальное любопытство, принялся рассказывать о последних событиях на авангардном Олимпе. Лишь после этого Шурик взял в руки гитару.
- Баллада «Старик»!
Баллада «Старик» прошибала слезу, а Генка и вовсе рыдал:

Старик, убеленный седой бородой,
По пыльной дороге бредёт.
А солнце висит над его головой
И тени совсем не даёт…

- Ну так что, едем? – продолжал настаивать Гена.
- Не могу, - Димон постарался произнести это как можно тверже. – Без курсача Пасечник мне зачет не поставит. А у Юльки завтра консультация по сопромату.
- «Зачет, сопромат», - передразнил Генка. – Фетюк ты после этого! Не понимаю, человеку в армию осенью, а он про стипендию думает.
Так уж получилось в Димкиной жизни, что поворотные моменты в его жизни почти всегда приходились на осень.
Сентябрь начался с затяжных дождей. Первые три дня установившееся ненастье воспринималось как подарок небес после раскаленного августа. Но вот пошла уже вторая неделя однообразно серых и слякотных дней.
Стараясь не наследить мокрыми кроссовками на дорожке, Димон стоял в прихожей у себя в квартире и читал повестку из военкомата. Отец смотрел на сына торжественно и улыбался. Глаза матери выражали лишь любовь и тревогу за свое чадо. «Министерство Обороны СССР… Военный комиссариат города… Повестка №… Согласно статье… Закона СССР «О всеобщей воинской обязанности», гр. Карасик Дмитрий Иванович призывается в ряды Вооруженных Сил СССР для прохождения действительной военной службы… Во исполнение… Явиться… При себе иметь… Военный комиссар полковник И. Ф. Чуб».
На подтопленном стадионе кучки провожающих окружили мокрый «Икарус». Заботливо укрытые от дождя зонтиками, чуть пришибленные алкоголем и бессонной ночью призывники рассеянно слушали последние наставления родни и друзей. Некоторых обнимали невесты.
Димон одним из первых зашел в автобус и занял место у окна. То и дело протирая рукавом потеющее стекло, он улыбался своим. Укоризненно покачал головой матери: «Ма, ну чего ты?!». Подмигнул отцу. Юля стояла рядом с ними и улыбалась сквозь слезы. Димон поманил её пальцем. Когда она подошла вплотную к автобусу, Димка прижал свою ладонь к стеклу, и Юля сделала то же самое. «Юльчик, все будет в порядке». «Да, Димончик». «Я тебя люблю». «А я – тебя».
Последний призывник занял своё место, капитан каких-то там войск в мокрой плащ-палатке провел перекличку, и «Икарус», выпустив клуб черного дыма, медленно покатил к воротам.
Пока не поздно, Димка потряс над головой сцепленными руками. По-американски отдал честь Бэтмэн. Икая и покачиваясь, Генка изобразил жест испанских коммунистов и что-то проорал. Отворачиваясь от ветра, батя закуривает сигарету, мама вытирает слезы, ее успокаивает Юлькина мать, дядя Юра держит над ними зонтик. Серега Первый, Лена и Наташа, Серый №2, Галя и Вовка Сухинченко.
И Юлечка.
Дождь барабанил по стеклу, и капли, мелко подрагивая, стекали вниз замысловатыми ручейками.


Глава 2. Армия

Гвардии прапор
Школа сержантов Воздушно-десантных войск Краснознаменного Закарпатского военного округа была образцово-показательной.
Димкиным взводом командовал худой и нескладный на первый взгляд гвардии прапорщик Иванцов. Выгоревший на солнце ёжик белых волос, красные, чуть оттопыренные уши и простецкое выражение загорелого, в веснушках лица – не таким мыслился командир. Хотя ему и было, по слухам, двадцать три года – старик с точки зрения восемнадцатилетних пацанов, – но вся его какая-то аморфная фигура с непропорционально длинными руками при первом знакомстве не вызвала у солдат должного уважения. Когда командир роты старший лейтенант Ясень представил им их взводного, кое-кто в строю даже явственно хмыкнул.
Старший лейтенант с прапором переглянулись и Ясень, пряча улыбку, спросил:
- Вопросы есть?
Вопросов не было.
Тогда старлей козырнул и удалился, а на плацу перед взводом остался стоять один Иванцов. Незаметно пихая друг друга локтями, взвод салаг с интересом разглядывал своего командира. Простецкое лицо, васильковые глаза, пухлые обветренные губы, сидящий мешком камуфляж и какая-то разболтанность этого пацанистого прапора не вязались с их представлениями о суровой воинской дисциплине.
Взводный развернул сложенный вчетверо тетрадный лист и, ещё раз благодушно оглядев своих плечистых подчиненных, приступил к знакомству:
- Авдеев!
- Я!
- Аксенов!
- Я!..
- Взво-од, напра-аво! За мной бегом марш!
По Димкиным подсчетам, это был не меньше, чем десятый километр неожиданного марш-броска. Взвод уже минут пять тяжелой трусцой продвигался гуськом по склону лесистой карпатской горки. Конечно, все они спортсмены, у всех цветущее здоровье, но вот что-то не хватает дыхания, гулко бьётся под самым кадыком сердце, бегущий впереди только путается под ногами – вон, как с него валит пар! – и, кажется, проклятый кирзач уже натер на ноге порядочную вавку.
Тропинка затейливо петляла среди желтого букового леса, пружинила под сапогом опавшая листва. Раз-два, раз-два. Лишь бы не сбиться с ритма. Раз-два, раз-два. Расслабить ключицы. Раз-два, раз-два. Дыши через нос. С непривычки темнело в глазах, холодный воздух саднил бронхи. Раз-два, раз-два. Наконец, включилось «второе дыхание», и зеленый салага Карасик, не думая более ни о чём, бежал уже на полном автопилоте. А этот расхлябанный и несолидный прапор резво бегает взад-вперед из головы в хвост отряда и, знай себе, приговаривает:
- Давай, давай! Вот ты. Как фамилия? – пристроился он к какому-то солдату.
- Грищенко, - хрипло выдохнул облако пара солдат.
- Молодец, Грищенко! Только не петляй так, беги ровно.
- И не сутулься, - неожиданно для себя буркнул Димон.
- Тоже верно! – раздалось над ухом.
Карась повернул разгоряченное красное лицо к командиру. Но взводный уже умчался вперед, резво перепрыгивая через выступающие из земли узловатые корни сосен и буков.
Димка не слышал команды остановиться. Просто, когда он выбежал на желтую опушку, половина взвода, в изнеможении раскинув руки, уже валялась на влажной палой листве. Кого-то рвало – после плотного завтрака не прошло и часа, кто-то, болезненно скривившись, разглядывал свою растертую до крови ногу. Согнувшись и уперев ладони в колени, Карасик стоял, прижавшись боком к сосне, и долго не мог отдышаться. С каждым выдохом мокрая тельняшка противно отлипала от спины. Думалось тоже урывками, в такт дыханию. А где же прапор? Вот он, стоит посреди поляны, травинку жуёт.
Наконец, ломая кусты и не разбирая дороги, мимо Димки, постепенно гася скорость, пробежал стокилограммовый Сашка Спивак.
- Все собрались? – бодро спросил прапор.
На свою беду, Димка встретился с ним взглядом.
- Рядовой Карасик, - командир сверился со списком, - пересчитайте людей и доложите.
В тот же день их взвод разбили на четыре отделения и представили командиров. Были также согласованы графики занятий и назначены дневальные.
На другое утро выпал первый в этом году снег. Тяжелые мокрые хлопья падали на плечи, фуражку и лицо, и тут же таяли, холодными змейками стекая за воротник. В серой стылости предрассветного часа голос рукопашника звучал глухо и раскатисто.
- В современной войне, конечно, решающую роль играет техническая оснащенность войск. Но, - гвардии капитан Пригожин указал пальцем куда-то вверх. – Физическая подготовка личного состава никогда не потеряет свою актуальность. А в современных локальных конфликтах её значение трудно переоценить.
Два отделения замерли перед капитаном по стойке «смирно». Чуть поодаль, за спиной инструктора, молча стояли два рослых сержанта.
- Все вы занимались спортом – и это хорошо, - продолжал Пригожин. – Но как спортсмены, вы из себя никакой ценности не представляете. Иначе вы были бы не тут, а в спортроте. Поэтому забудьте о всяких там своих разрядах и данах. Всем понятно?
Инструктор строго оглядел мокрых солдат. Затем, не оборачиваясь, махнул сержантам рукой. Два крепыша недопустимо вольной походкой подошли к капитану. Их лихо заломленные голубые береты, вопреки непогоде, смотрелись впечатляюще.
- Та-ак, - капитан сверился с каким-то списком. - Первое отделение. Инструктором назначаю гвардии старшего сержанта Проскурякова. Второе отделение – гвардии сержант Вяткин. Приказы сержантов выполнять быстро и безоговорочно – от этого зависят ваши жизнь и здоровье. Вопросы?.. Нету вопросов. Приступить к занятиям!

Любовь и семечки
Буквально, какие-то восемь месяцев назад, перед самой присягой крепенький такой парнишка с обритой наголо головой с интересом рассматривал себя в зеркале после бани. А сейчас? А сейчас за ворота части, получив увольнение в город, выходил бравый вояка - гвардии младший сержант ВДВ Дмитрий Карасик. Надетая по случаю предстоящих первомайских праздников парадная форма десантника, лихо надвинутый на правую бровь голубой берет с черной окантовкой и начищенные до блеска сапоги – эталон! На этот раз девушка Руся не стала корчить из себя панночку. Завидев Димку при полном параде, она отложила в сторону свою проклятую книжку и широко улыбнулась всеми своими веснушками. Впервые за три дня их знакомства.
- Книга о вкусной и здоровой пище? – поинтересовался Карасик.

Вот и закончилось обучение гвардии младшего сержанта Карасика, и он со дня на день ожидал назначения в другую часть. И, хотя, в Афган его, точно, не пошлют, но мало ли, чего в Кремле придумать могут. Подготовка у них – будь здоров! Как говорится, любого потенциального противника голыми руками угробить можем. Да и руки не такие уж голые. Основы рукопашного боя, огневая подготовка, бесконечные марш-броски, прыжки с парашютом и эта, вначале непокорная Полоса – все пройдено почти на отлично. Однако в последнее время происходит нечто странное. Вчера, например, их рота отрабатывала «захват плацдарма в горной местности с воздуха». То есть, после четырех часов полета их сбросили на скалы недалеко от Пятигорского аэропорта. А недавно на стрельбище им привезли для ознакомления «типичное стрелковое оружие потенциального противника». М-16 понравилась.
Все это вкупе с неясными сообщениями из Нагорного Карабаха и еще откуда-то из Узбекистана не могло не тревожить. Жаль, что он не проявлял должного рвения на политзанятиях. Был бы шанс командиру второго отделения младшему сержанту Карасику остаться инструктором в Школе до самого дембеля. Но выход, кажись, намечается…

Удивленно взметнулись вверх рыжие бровки, и Димону пришлось повторить:
- Я говорю: книга о вкусной и здоровой пище? – он кивнул на глянцевую обложку.
Руся запрокинула голову назад и захохотала. Димка с пока непонятным для себя удовлетворением отметил, что смех был чересчур громким и несколько вульгарным.
- Шо ты, глупый, якая здоровая пища?! Ой, не могу! – от нового приступа смеха Русино лицо густо покраснело.
Карась попытался сохранить выражение полнейшей растерянности - пусть девочка посмеется. А он, тем временем, попытается взвесить все плюсы и минусы только что родившейся идеи.
Наконец, Русланка отсмеялась и, подняв со скамейки свой фолиант в суперобложке, ткнула его Димону под нос:
- На, дывысь, это ж галерея, глупый!
Карась выпучил глаза на «Сборник репродукций Государственной Третьяковской галереи» и быстро пошевелил ушами. Эффект превзошел все ожидания. От смеха Русю сперва сложило пополам, а затем она бессильно присела на корточки. Как хорошо, что мы не отошли от лавочки, подумал младший сержант, подхватывая девушку за плотные бока и усаживая рядом с собой. Прохожие понимающе улыбались Карасю и шли дальше по своим делам.
Затем было традиционное кино. Показывали двухсерийный фильм «Любовь и голуби». Всю первую серию Руся прижималась жарким боком к десантнику и комментировала каждый эпизод. Из темноты на них шикали возмущенные зрители. Перед началом второй серии Димон сбегал на угол и принес своей даме целый кулек жареных семечек.
Вспомнилась Юлечка. Девять месяцев прошло! Рука Карася скользнула с подлокотника вниз и мягко спружинила на обширном Русином бедре. Девичье сердце затрепетало. Руся задышала громче, и с удвоенной энергией налегла на семечки.
Первые полгода письма от Юлечки приходили раз в пять, шесть дней. Димон старался отвечать с такой же периодичностью. В последнее же время одно письмо в две недели вполне устраивало обе стороны. Юля оканчивала второй курс и готовилась к сессии. А Генку, кажется, будут выгонять из института. За прогулы и хроническую неуспеваемость. Ленка Грач защищает диплом. Забрали в армию Серегу Первого. Написал письмо. Пишет, что попал на Тихоокеанский флот. А вчера проводили в армию Вовку Сухинченко. Серегу Второго в армию вообще не возьмут – у него какие-то проблемы с почками. Дед зовет летом к себе на море, но ты же знаешь, Димончик, что я без тебя никуда не поеду! Напиши, когда у тебя будет отпуск, и мы махнем на море вместе. Только деда надо предупредить заранее. Димончик, как я по тебе скучаю! А вот сегодняшнее письмо его очень огорчило. Любимая написала, что «твой ненаглядный собутыльник Геша, которому ты каждый раз передаешь приветы, бросил институт и уехал к предкам на Север. Приходил вчера бухой в стельку, требовал тебя позвать…».
После кино подразумевались проводы «до самой калитки». В теплых сумерках плавали ароматы цветущих вишен и абрикоса. На фоне первых звезд с сухим шорохом носились летучие мыши. Майские жуки, натужно гудя, безостановочно перелетали с ветки на ветку. На фоне белой вишни темнело Русино лицо. Целоваться не хотелось.
- Димко, а як её зовут? – у Русланы что-то с голосом. Он стал отрывистым и глухим. Туго стянутая бюстгальтером грудь тяжело ходила вверх-вниз в такт дыханию.
- Звали, - грустно поправил Димон.
- А шо, умерла?! – ужаснулась Руся.
Димона покоробило:
- Да нет, что ты! Просто, я её прогнал, - он посмотрел на часы. – То она посуду мыть не хочет, то стирать отказывается. Ну, ладно, я пошел.
Карась повернулся к ней, надеясь быстро чмокнуть в щечку, но не успел. Его встретили влажные и полные, чуть приоткрытые губы и жаркие объятия здоровой во всех отношениях девушки. Прошло, наверное, минут двадцать, прежде чем десантник в помятой парадной форме, обсыпанной мелкими белыми лепестками, вылез из душистого куста сирени и, поминутно отряхиваясь, заспешил в часть.


Водка…
Прапорщика Юру Иванцова, своего непосредственного начальника, Карасик нашел перед самым отбоем в Ленинской комнате. Сидя в одиночестве за низким журнальным столиком, Юра сосредоточенно писал маме письмо. На тумбочке в углу, за пустыми рядами стульев беззвучно работал телевизор.
- Товарищ прапорщик, разрешите обратиться! – гаркнул подошедший сзади Карась.
Прапор дернулся и зачеркнул полписьма. С сожалением глядя на, и без того неровные, строчки и появившийся только что крутой зигзаг, Юра пробормотал:
- Вольно.
Однако команда несколько запоздала, так, как Карась уже сидел напротив него в кресле и нахально заглядывал прапору в глаза. Иванцов нахмурился и быстро огляделся по сторонам. Но в комнате, слава Богу, больше никого не было. И Юра расслабился.
- Ну, обращайся, - разрешил, наконец, командир.
Димон вдруг весь подобрался. Глядя за спину Иванцова, он вскочил с кресла и вытянулся по стойке «смирно».
- Товарищ прапорщик! Есть хорошие новости! – уставным голосом отчеканил он.
Прапор оглянулся назад. В дверях стоял, переминаясь с ноги на ногу и неуверенно отдавая честь, молодой салажонок весеннего призыва. На его левом рукаве красовалась повязка дневального.
- Я вас слушаю.
- Товарищ прапорщик, велено выключить телевизор, - виновато развел руками солдат.
- Отставить, – тихо произнес Юрик. – Кругом. Шагом марш!
Когда прапорщик Иванцов повернулся к Карасику, младший сержант вновь сидел в кресле и улыбался.
- Ну, что там за новости?
- Юрик, - Карась нагнулся над столиком. – Помнишь, был разговор в бане?
Юрик отвел взгляд. Вспоминать банный разговор двухнедельной давности было неприятно.

Тогда отделения Карасика и Спивака подняли по тревоге среди ночи. Запретив брать оружие и боеприпасы, посадили в машины, и отвезли далеко в лес. На лесной поляне, куда они приехали через полтора часа быстрой езды, горел костер, росли подснежники, и пахло весенней прелью. У костра, осторожно протягивая руки к огню, грелись офицеры. Стоял сырой и туманный предрассветный час.
К выпрыгнувшим из крытого «Урала» десантникам подошли капитан Ясень и незнакомый майор с красной записной книжкой в руке. Перед воинами была поставлена стратегическая задача: обеспечить удачную охоту командующему Закарпатским военным округом. Пришедший вскоре егерь увел куда-то в лес отделение Сашки Спивака. Отделению же Карасика, под руководством майора, пришлось исполнять роль обслуги: заготовлять для полевой кухни дрова, носить из студеной горной речки воду, расставлять столы и стулья, накрывать на стол. А главное – охранять водку!
- Выдавать строго по моему приказу или записке! – сдвинув брови, инструктировал майор. – Ты, сержант, отвечаешь за каждый ящик лично.
Привезли провиант, и майор, черкнув что-то в своем блокноте, убежал ругаться с шоферами. А на Димона снизошло озарение. Он приказал отнести водку к реке и аккуратненько поставить ящики с «Пшеничной» и «Московской» в ледяную воду.
Часам к двенадцати показались охотники. Первым на поляну, небрежно зажав под мышкой ружье, вышел здоровенный мужик с красными мешками под глазами. На нем были ватные штаны, высокие сапоги и меховая авиационная куртка. Крупную седую голову венчала каракулевая папаха. Широко и по-хозяйски ступая, генерал-лейтенант Кулешов подошел к столу. Отдав подбежавшему полковнику ружье, командующий нетерпеливо оглянулся назад. Из леса по двое, по трое выходили остальные охотники. В основном, это были пожилые полковники и генералы. Красные, возбужденные лица, распахнутые шинели, измазанные глиной сапоги и сбившиеся папахи придавали свите командующего довольно нелепый вид. Вдобавок ко всему, некоторые из них очень неумело держали свои ружья.
Тут Ясень стал подавать через поляну Карасю какие-то знаки и делать страшные глаза. Младший сержант, к великому облегчению капитана, понимающе кивнул, и подбежал к вновь прибывшим. Отдав честь ближайшему подполковнику, который растерянно крутил головой, не зная, куда пристроить двустволку, Карасик вежливо произнес:
- Ваше ружье, пожалуйста, – и через минуту весь охотничий арсенал аккуратными горками возвышался недалеко от накрытого стола.
Командующий по-прежнему смотрел поверх голов в сторону лесной тропинки и рассеяно отвечал на поздравления. Оглядывались назад и остальные «партизаны». Наконец в лесу под чьим-то сапогом громко треснула ветка, и на поляне появился не совсем трезвый лесник в сопровождении Спивака. За ними, натужно сопя, четверо десантников несли на плече длинную жердину с привязанным к ней за ноги кабаном. При каждом шаге толстая жердь прогибалась, и убитый секач касался головой земли. Вторая четверка, также ступая шаг в шаг, тяжело несла пятнистого оленя.
Когда стихли последние поздравления, и все желающие сфотографировались с ружьем в руках на фоне трофеев, генерал-лейтенант пригласил всех за стол. Ледяная водка пилась легко, и тосты следовали один за другим. И вскоре напряженная сосредоточенность штабистов сменилась непринужденным весельем. Уловив паузу между тостами, Карасик подошел к дальнему концу стола, где в обществе себе подобных капитанов и майоров, скромно «гудел» Ясень. Димка подошел к нему со спины, и, наклонившись, прошептал:
- Товарищ капитан, извините, можно вас на минуту?
Капитан вытер рот салфеткой, встал из-за стола и отошел в сторону.
- Слушаю вас, младший сержант, - абсолютно трезвым голосом произнес он.
Когда-то в кабинете Ясеня Димка видел на письменном столе пухлый и изрядно потрепанный томик «Двенадцати стульев», и сейчас он об этом вспомнил и рискнул:
- Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя жены…
Капитан сделал шаг назад и изумленно уставился на младшего сержанта. Затем поощрительно улыбнулся и, положив руку на Димкин погон, мягко спросил:
- Что случилось, Дима?
- Товарищ капитан, тут такое дело, - Карась сделал вид, что замялся. – Тут мои хлопцы, и Спивака… В общем, надо накормить людей, - как бы извиняясь, закончил он.
- Ага, - протянул Ясень и, недобро сощурившись, принялся высматривать кого-то за столом.
В это время их окликнул командующий:
- Эй, мужики, а что это вы там стоите, как неродные? А ну-ка, подойдите сюда. Вольно, вольно! – Генерал-лейтенант протестующее замахал руками, увидев, что младший сержант перешел на строевой шаг.
Тем не менее, и Димка, и Ясень вытянулись перед генералом по стойке «смирно». Кулешов откинулся на спинку стула, и, улыбаясь, произнес:
- Что это ещё за сепаратные переговоры за моей спиной?
По столу пробежал жиденький смешок. Красные воспаленные глаза остановились на Карасике.
- Говори, сержант.
- Товарищ генерал-лейтенант, докладывает гвардии младший сержант Карасик, - странно, но никакой робости Димка не ощутил.- Товарищ генерал, - Карась сконфуженно улыбнулся. – Ребятам бы поесть чего.
Над поляной повисла тишина. На легком ветру покачивались верхушки сосен. В костре громко треснула ветка.
- Тупиков, - наконец вполголоса произнес генерал.
Согнувшись, как в окопе, к голове стола подбежал всё тот же майор-распорядитель.
- Товарищ генерал, майор Ту…
- Заткнись, - мрачно перебил его командующий. – Запиши там у себя в книжке: «накормить солдат и отправить их в часть». И ещё, запиши большими буквами: «выдать им с собой…» Сколько вас? «Выдать им с собой один ящик водки».
- Но, товарищ генерал…
- Написал? Выполняй.
В часть десантники приехали вместе с Ясенем. В казарме оба отделения, запугав салагу-дневального, вполне профессионально оккупировали Ленинскую комнату. С величайшей предосторожностью внесли в неё ящик водки и весь «трофейный» провиант. Сдвинув вместе столы и расставив стулья, с нетерпением стали ожидать капитана, который отправился в штаб. Однако вместо него явился взводный Иванцов.
С необычной для себя строгостью он осмотрел вытянувшихся подчиненных и, сухо кашлянув в кулак, спросил:
- А что, разве какой-то праздник?
Спивак умоляюще посмотрел на Димона – скажи что-нибудь! А прапор уже заглядывал под стол. «Значит, была наводка», - смекнул Карась.
- Так точно, товарищ прапорщик! Сегодня День независимости республики Камерун!
- Отставить, - нараспев произнес командир и, прохаживаясь взад-вперед среди вытянувшихся подчиненных, продолжил. – Значит, марш-бросок – вместе, огневая – вместе, дежурство по части – тоже вместе. А вот День независимости – и командир побоку? Чего улыбаетесь? А у меня, между прочим, мерзавчик пылью зарос! – и он вытащил из кармана граненый общепитовский стакан.
- А Ясень? – приходя в себя, спросил Спивак.
- А я чем не дерево? – и, потирая ладони, Иванцов добавил: - Капитан, если и придет, то сказал, что попозже.
Во время пьянки старались не шуметь. После трехсотого грамма спаянный коллектив понемногу разбился на пары и тройки особо доверенных собеседников. Юрик рассказывал Димону про Афганистан. Монотонно и одно и то же. Видя, что Карась слушает невнимательно, прапор обиделся, вскочил с места и принялся стаскивать с себя через голову гимнастерку. В нестройный шум голосов вклинилась напряженная пауза. На том конце стола Спивак прервал свой живой монолог, и вопросительно кивнул Карасю. Карась отмахнулся и посмотрел на обнаженного по пояс Иванцова. Худое и жилистое тело покрывал равномерный коричневый загар. Правая ключица была изуродована шрамом.
Но не его хотел показать Юра. Повернувшись к Димке спиной, он ткнул себя пальцем наугад под левую лопатку. Там была вытатуирована карта Демократической республики Афганистан. Точно на месте проекции сердца стоял крестик, а под ним надпись: Кандагар 1984-1986.
Карась почувствовал себя свиньей.
- Юрик, извини! – он вскочил на ноги и принялся помогать прапору одеваться. Со стыда он не находил слов, и тихо бормотал: - Я ж что, я ж верю…
Быстро налили еще по сотке.
- Командир, скажи что-нибудь.
Оттолкнув Димкины руки, Юра угрюмо застегнулся, и, поправив ремень, взял со стола стакан. По примеру Карася все встали со своих мест. Юра стоял, опустив голову, и молчал, а десантникам почему-то было стыдно смотреть друг другу в глаза.
- Хлопцы, - заговорил, наконец, Юра. – Дай вам Бог никогда не видеть этого.
Выпили. Молча закусили. Посидели.
- А кто знает, как Горбачев в Америку летал? – через время с улыбкой спросил прапор. Он, явно, чувствовал за собой вину за то, что испортил всем настроение. – Летят, значит, в самолете Горбачев, Рейган и Маргарет Тэтчер…
Анекдот был плоский и бородатый, но посмеялись все от души, с облегчением.
Выдавили из бутылок последние граммы. Слово взял Спивак. Приняв монументальную позу, Сашка оглядел всех строгим взглядом и сказал:
- Давайте выпьем за командира.
Просто и доступно.
Вдруг через открытые форточки с улицы донеслось утробное урчание грузовиков. Приоткрылась дверь, и в комнату заглянул запыхавшийся дневальный.
- Приехали, – доложил он.
Батальон ВДВ в полном составе возвращался с полигона.
Не успела захлопнуться за дневальным дверь, как оба отделения, «действуя четко и слаженно в условиях дефицита времени», привели Ленинскую комнату в первозданный вид. Стулья были расставлены на своих местах, лишние столы вынесены в коридор, а ящик с пустыми водочными бутылками чудом оказался втиснут в тумбочку под телевизором.
Прапор скомандовал отбой, и отделения, сосредоточенно чеканя шаг, прошли строем мимо изумленного салаги, и быстро раздевшись, завалились на своих койках спать.
- …Карась, проснись. Чуешь? Давай, просыпайся! – его тормошил Спивак.
Димон сел и с трудом разлепил веки. За окнами было еще светло. Или уже светло? Не без напряга Карась посмотрел на часы. Без пяти семь. По казарме разносился молодецкий храп. Чертов Шурик молча протягивал Димону его штаны. Димка грубо их отобрал и, задирая высоко вверх брови – чтобы не закрывались глаза, - принялся одеваться.
- Ну? – он стоял перед Сашкой и медленно моргал. Спать хотелось страшно.
Спивак критически оглядел друга и, не говоря ни слова, потянул его умываться. После водных процедур Димка окончательно пришел в себя.
- Говори! – потребовал он, застегивая мокрый воротник.
- Пошли в баню.
«Щас порву!» - подумал Карась.
- Юрик приглашает, - быстро добавил Санёк, предусмотрительно отступив шаг назад.
На воротах КПП их поджидал не совсем свежий Иванцов.

… и пиво
В раздевалке городской бани стоял несусветный шум. Была пятница, конец рабочей недели, и советские служащие, плечом к плечу с пролетариатом, догоняли и перегоняли капстраны по количеству потребленного пива на душу населения.
Пиво продавалось тут же, на разлив и в бутылках. И за ним выстроилась мавзолейная очередь страждущих. На кассе сидела исполинская тетка необъятных размеров. Её арбузные груди и громадный, лежащий на коленях живот не позволяли застегнуть изорванный докторский халат. У пивных кранов, двигаясь неспешно и величаво, работал одутловатый малый с пористым лицом. Полуголые и одетые мужики запросто называли его Стасиком и взглядом умоляли налить кружку «до краев». Но Стасик на это не реагировал, а отстоя пены никто требовать не решался.
Три десантника обреченно пристроились в конец очереди. Димка с интересом и некоторой иронией оглядывался вокруг. Спивак равнодушно смотрел на толстую тетку, ему было всё равно – за пиво платил прапор. А Юрик, глядя то в пол, то в потолок, подсчитывал в уме предстоящие расходы.
- Эй, хлопцы! – послышался крик в голове очереди. – Служивые! Идите сюда! Идите!
Возле самой кассы им призывно махал руками маленький тщедушный мужичок. Очередь синхронно повернулась и недовольно посмотрела на воинов.
Мужик у кассы начал сердиться:
- Ну вы идёте?!
И странное дело, очередь не возражала. Десантники подошли к кассе.
- Зинка, это со мной, - заявил мужичок, кивая на них.
В ответ Зинка колыхнула животом и молча воззрилась на хлопцев.
- Шесть пива, – заявил Юрик, и поспешно добавил: - В бутылках.
- Девять, - поправил Карась и протянул Иванцову кучку мелочи.
- Двенадцать, - Сашка не выдержал взгляда друзей, и отдал Юрке мятую купюру.
В парилку бегали по очереди – двое парятся, один охраняет пиво. И то ли предыдущий хмель ударил в голову, то ли так подействовала сауна, но вскоре ребята были уже «добрыми». Как водится в таких случаях, речь зашла «про баб».
- Димон, ик, у тебя баба есть? Ик? – прапор прижался лбом к Димкиной голове.
- Есть, - кивнул Димка, поддерживая командира плечом.
- Нет, не тут, ик. Ик, дома.
- И дома есть.
- А у меня нету, ик, и не было. – Юрка глубоко вздохнул и перестал икать.
- Ты только скажи, командир! – горячо откликнулся Сашка. - Мы тебе такую бабенцию соорудим – Устав забудешь!
- Нет. Я сам хочу!
- Что «сам»? – не понял Спивак.
- Я сам хочу познакомиться с ба… С девушкой! – Иванцов выпрямился и, уставившись на Карася, спросил: - Скажи, друг, как ты с этой познакомился?
- С кем? С Полиной?
- Ну, я не знаю, как её! – он приложил руки биноклем к глазам. – В очках!
- Ну да – Полина.
- А как?! Как ты с ней познакомился?! – взмолился командир. – Я, когда вижу хорошую бабу, так весь деревянным становлюсь. Ни «бэ», ни «мэ» сказать не в силах.
- А что там знакомиться? – Карась почесал затылок. – Она в книжном магазине работает. Я спросил, есть ли Джером. Она сказала, что нет. Тогда я от нечего делать спросил, как она относится к раннему Набокову. Ну, слово за слово, и я говорю: «Давайте встретимся завтра после пяти».
- А она что?
- А что - она? – пожал плечами Димон. – Говорит: «Давайте».
- И всё?
- Всё.
Тут Сашка толкнул непонятливого друга в плечо:
- Карась, давай командиру бабу достанем. Тебе какую, командир? Вот такую? – он показал Иванцову мизинец. – Или такую? – кивок в сторону кассы.
Не веря в исполнение желания, Юра, как зачарованный, переводил взгляд с толстой Зинки на мизинец Спивака.
- Ну, - начал было Юрик, но выразить словами свой идеал не смог. Тогда он встал и принялся руками описывать вокруг себя круги, приговаривая: - Вот тут чтоб вот так было. А тут – так, но не очень!
- Ясно, - серьёзно кивнули оба сержанта. - Будет сделано, командир…

- …Ну, помнишь, в тот вечер, когда мы с охоты приехали? Так вот, есть тебе девушка! И какая?! Устав, точно, забудешь!
Юра опустил голову. Вздохнул и посмотрел на телевизор. Наконец, с недовольной миной произнес:
- Да ладно, Карась, я тогда пошутил.
Юркины уши горели.
- Ты не понял, Юра, - серьезно произнес Димон. – Никто за тебя телку уламывать не собирался. Она сама про тебя спросила.
Иванцов недоверчиво покосился на Карася.
- Я её ещё недели три назад увидел, - грустно продолжал тот. – Как ни выйду за ворота, так она сразу в начале аллеи на лавочке с книжкой сидит. Я и так к ней, и так – ноль эмоций! Сидит себе, читает.
- Такая рыженькая, да? – Юрик весь подался вперед.
- Да. И я неделю назад рискнул, сел возле нее и спросил: « О чем читаем?», а она смотрит на меня и говорит: «Извините, молодой, человек. Но вы, к сожалению, не так умны, как Шерлок Холмс, и красивы, как доктор Ватсон!». Понимаешь, как ведром воды окатила! Чего ты ржешь?
- Так, ничего. – Юрик вытер слёзы. – Ну, а дальше что?
- Ничего. – Карась надулся и собрался уходить.
- Да ладно, Димка! Не вся коту масленица. Дальше что?
- Ничего. Иду я сегодня в город, прохожу мимо нее и даже не здороваюсь. А она говорит: «Извините, что я тогда с вами так обошлась. Но вы вели себя хамски».
- Правильно говорит.
- Вот. А я говорю: «Готов искупить вину мороженым».
- А она?
- Смеется. А потом просто прогулялись по городу. Но, понимаешь, о чем бы я ни говорил, она слушает как-то рассеянно, что ли. А, главное, постоянно про тебя спрашивает. То «как зовут?», то «сколько лет?». А потом, когда прощались, зарделась вся и, знаешь, Юрик, как о каком-то пустяке, спрашивает: «Дима, а вы не знаете, у него девушка есть?»
- А ты что? – напрягся прапор.
- Что? – удивленно переспросил Карась.
- А ты ей что ответил?
- Говорю: «Была, но давно».
У Юры отлегло от сердца. Он тоже приметил эту пышную рыженькую девушку с крепкими, соблазнительно круглыми коленками. Она постоянно что-нибудь читала, и мило, по-домашнему лузгала семечки. А Юра Иванцов, десантник-«афганец», кавалер ордена Красной Звезды, вынужден был отворачиваться в сторону, проходя мимо заветной лавочки. Чтобы не покраснеть и, тем самым, не выдать себя. Ну не знает он как с девушками общаться! И самое идиотское в этом то, что, чем интереснее и симпатичнее девушка, чем она желаннее, тем тупее и косноязычнее становился Юра. А уже, слава Богу, двадцать четыре года!
- Дима, а, это самое, ну это, - бедный прапорщик рассматривал свои ладони. – Ну, как её зовут?
- Руслана, - с улыбкой ответил Карась и, забивая последний гвоздь, небрежно произнес: - Если хочешь, я вас познакомлю.
- Димка! Брат! – только и нашел, что сказать командир.
- Давай, тогда, послезавтра. Ты сделаешь «увольниловки» на второе мая?
- Без проблем! Только, Дима, - Юра опять замялся. – Сашке ничего не говори. Ладно?
Димон обиделся.
- Ты что, командир? Ты за кого меня принимаешь?!
- Да ну, я так… Спасибо, Дима!
- Брось, Юрец, так и должно быть. Ну, я пошел? – младший сержант поднялся и, не дожидаясь разрешения, направился к двери.
У самой двери он оглянулся. Юрка полулежал в кресле, вертел в руках недописанное письмо и глуповато улыбался в потолок. Самое время!
- Юрик, чуть не забыл. – Карась озадаченно поправил берет. – А вдруг завтра приказ, и меня куда-нибудь переведут?
- Не переведут, - беспечно махнул рукой размечтавшийся прапор. - Останешься в части.
- А-а, ну тогда – другое дело! – протянул Димон, осторожно закрывая за собой дверь.
Есть!! Ид-ди сюда!


Глава 3. Турбаза
Вне себя от радости
- Здравствуйте, бабушки! – весело крикнул Димка старухам и вбежал в подъезд.
А секунду спустя он уже стоял перед обитой дерматином дверью в невзоровскую квартиру и, сгорая от нетерпения, давил на кнопку звонка. Дверь открыла тётя Галя. Увидев, кто пришел, будущая теща заулыбалась, всплеснула руками и отступила в сторону.
- Ну, слава Богу, наконец-то дождались, - произнесла она, вытирая руки.
Стараясь не испачкаться в муке, Карась чмокнул «мамашу» в щёчку и принялся разуваться. На шум вышел Юрий Максимович. Мужчины обнялись и солидно пожали друг другу руки. Прошли в залу. По пути Димон презентовал тете Гале настоящее гуцульское веретено, а Юрию Максимовичу с хитрым видом была преподнесена армейская фляга.
- Чтоб никогда не высыхала! – торжественно пожелал Димка.
- Спасибо, спасибо, – обрадовался Невзоров, и, взглянув на Димкины погоны, протянул: – Э-э, да ты уже, вижу, сержант?
- Гвардии сержант! – Димон гордо указал на гвардейский значок.
Юрий Максимович уважительно качнул головой:
- А ведь, и года не прошло.
- Не прошло, - согласился Карась, но не это сейчас было главное.
- Юра! – позвала мужа из кухни тётя Галя. – Сходи за хлебом!
- Иду! – тот час отозвался послушный глава семьи и, подмигнув Димке, развёл руками. Жизнь!
- Дядя Юра, а Юлька где?
- В институте. Скоро будет, - с порога отозвался Юрий Максимович, и добавил: - У нее сегодня последний экзамен за курс.
Оставшись один, Димка вскочил с кресла и быстро прошел в «их комнату». Там, на первый взгляд, все оставалось по-прежнему. Та же шкура медведя на полу, карта мира над письменным столом, подаренный Юлькиным дедом ковер над диваном. На маленьком столике у открытой балконной двери замер в ожидании хозяина верный друг суматошной юности – бобиновый магнитофон «Комета».
На стене возле трюмо Димкин взгляд наткнулся на гитару. Что-то знакомое. А, да это же размалеванная фломастерами шестиструнка Серого! Вот он, Димкин автограф! А вот и сердечко, которое Юлечка нарисовала на Ленкиных именинах и размашисто расписалась внутри. Везде стояли автографы и пожелания остальных «Соседей». Димон провел пальцем по струнам, и гитара отозвалась мелодичным звоном.
- Пошли, Дима, позавтракаем, - в комнату заглянула тётя Галя.
- Тётя Галя, родная, я только что из дому, - Димка молитвенно прижал руки к груди. – Только-только из-за стола.
Галина Адгуровна искренне расстроилась.
- Ну, хоть пирожки, - настаивала она. – Из духовочки! Свеженькие!
К пирожкам была сметана. Потом пришлось «попить чайку». Тоже с пирожками. После этого объевшийся Димон вяло отвечал на многочисленные вопросы Юлькиных родителей. Нестерпимо потянуло на улицу.
- Вот что, пойду-ка я схожу к институту, - бесцеремонно закруглился Карась. Отметая любые возражения, он направился в прихожую.
Он уже зашнуровал краги и снял с вешалки берет, как раздался звонок в дверь. Димка повернулся и клацнул замком. На пороге стоял Серый Номер Один и растерянно смотрел на штурмового десантника. Сытый сержант скептически улыбнулся.
- Здорово, Первый! – переступив порог, он протянул Сереге руку.
Первый ответил осторожным, холодным и потным рукопожатием и, пытаясь улыбнуться в ответ, деревянным голосом произнес:
- Здорово, Дима.
- А, Сережа, – к дверям подошла Юлина мама. – Юля еще не пришла. Зайдешь? – не совсем удачно спросила она.
- Да. Нет. Я… Я за гитарой пришел. Мне гитара нужна. Играть…
Оставшись на площадке наедине с Карасем, Серый желтыми пальцами достал дешевые сигареты и, поломав две спички, с третьей, наконец-то, прикурил. В такой день Димке не хотелось думать о чем-нибудь плохом. Наоборот. То, что он не придает значения Серегиному визиту к свей невесте, должно свидетельствовать о его, Карася, благородстве.
- Серый, дружище, а чего это ты дома? Юлька писала, вроде бы тебя во Флот еще в марте забрали, – дружелюбно поинтересовался Димон.
- Комиссовали меня.
Вместе с гитарой тетя Галя вручила Сереге целлофановый пакет с пирожками. Прижимая и то, и другое к груди, Серега, не прощаясь, развернулся и направился к выходу из подъезда. Димон недоуменно посмотрел на Галину Адгуровну.
- Побили его в армии, и недели не прослужил. Два месяца в госпитале потом лежал. Родители за ним ездили на Камчатку. К нам каждый день заходит. Придет, посидит, посидит и уходит, не сказав ни слова, - тётя Галя тяжко вздохнула.
«Вот тебе и благородство», - подумал Карась, провожая взглядом поникшую фигуру друга юности.
Встреча с Юлечкой произошла на ступеньках центрального институтского входа. В легких сарафанчиках, с сумочками через плечо девушки вышли на улицу и, сходя вниз, живо обменивались впечатлениями о только что сданном экзамене. Увидев поднимающегося навстречу десантника, девушки смущенно заулыбались и отошли в сторону. Вне себя от радости, Димка одним махом преодолел оставшиеся ступеньки и заключил любимую в объятия.
Однако долгого поцелуя не получилось. С неуверенной улыбкой Юля мягко отстранилась.
- Люди же вокруг, - сказала она, поправляя челку.
Карась быстро обернулся, но ничего, что в такой момент стоило бы внимания, не увидел. Улица, как улица. Идут себе прохожие, возле скамейки большая черная собака обнюхивает урну, от противоположного тротуара медленно отъехала и скрылась за углом белая «волга». В обратном направлении с противным воем промчался полупустой троллейбус.
Пойми после этого женщин! То они на тебе от страсти пуговицы обрывают, то после десяти месяцев разлуки говорят про каких-то людей!

Коммандос
- Юльчик, родной, здравствуй! – не желая признавать никаких условностей, Димка вновь обнял свою девушку.
Юлечка уже пришла в себя от неожиданности и, вдруг расплакавшись, прижалась к его груди.
- Димончик, приехал, - только и сказала она, поднимая к нему мокрые глаза.
Еще один, на этот раз долгий-долгий поцелуй, и сладкая парочка, переводя дыхание, сошла, наконец, с институтского крыльца.
Родители Юлечки были людьми деликатными. Поэтому, когда молодые люди явились домой, супруги Невзоровы быстро собрались, и без лишних слов уехали на «фазенду».
Прошел, наверное, час, прежде чем Юля, обессилено положив голову Димке на грудь, спросила:
- Почему ты не написал, что приедешь?
- А я и сам не знал, что получу отпуск. Все получилось так неожиданно. Начальству понравилось, как мы захватили штаб «синих».
- «Синих»?
- Да, условного противника. Они – «синие», а мы – «зеленые».
- И всем дали отпуск?
- Нет, только командирам отделений.
- Так ты командир отделения?! – Юля подняла голову и восхищенно посмотрела на Димку.
- Нет, - Димон скромно разглядывал потолок. – Я теперь заместитель командира взвода.
- Ну и свинья ты, Карась, после этого, - в сердцах произнесла Юля.
- Что так? – опешил Димка.
- Разве ты не мог раньше захватить какой-нибудь штаб?
Карась громко заржал. Схватив девушку, он перевернул её на спину, и, нависая над ней, скрипучим голосом произнес:
- «Ромашка», «Ромашка»! Я - «Подснежник»! Я - «Подснежник»! Докладываю: приступаю к захвату вражеского штаба! Как слышно? Прием!
Соседям через панельную стенку всё было слышно очень хорошо. Прием.
Первые два дня отпуска прошли во встречах с родней и друзьями. А вот самого лучшего друга увидеть не удалось – Генка уехал к родителям на Север. О поездке на море не могло быть и речи, во-первых – билеты, а во-вторых, деда действительно нужно было предупредить заранее. Ну и ладно. Димкины родители достали путёвку на заводскую турбазу, и неделю сержант с девушкой провели там. Знать бы заранее, чем обернется такой отдых.
На песчаном берегу лесной полноводной реки, где располагался турбазовский пляж, оказалось неожиданно много знакомых. Удивляться этому не следовало, ведь на Старометизном комбинате, которому и принадлежала турбаза, работала чуть ли не треть населения их города. Выше и ниже по течению реки в этом обширном лесном массиве находилось множество других турбаз ведущих предприятий области. Почти каждую ночь подвыпившие ватаги малолеток, и не только, устраивали межплеменные разборки с последующей госпитализацией отдельных бойцов. Всё следующее утро разговоры отдыхающих старшего поколения сводились к теме «Куда смотрит милиция?». Но, поскольку сами пострадавшие на вопросы медиков из «скорой помощи» угрюмо отвечали: «упал» или «споткнулся», единственный на четыре турбазы милиционер всё своё время проводил с удочкой в камышах.
На второй день после прибытия, когда надоело валяться на горячем песке и нырять в мутные воды реки, Димка взял напрокат водный велосипед. Медленно вращая педали, они поплыли в залив рвать кувшинки.
Залив был широкий и мелкий. Их катамаран медленно дрейфовал вдоль обитаемого берега залива. Противоположный берег представлял собой непролазные камышовые заросли. Там нестройным хором квакали шкреки, и время от времени с шумом взлетали дикие утки.
В непотревоженной прозрачной воде среди водорослей мелькали стайки рыб и колыхались на слабом течении клочья бурой тины. Щурясь от ярких бликов, Димка бездумно смотрел на воду и наслаждался покоем. Кувшинок было мало. Да и зачем их рвать, пусть растут. Юлечка, откинувшись на сидении, подставляла лицо ласковым солнечным лучам.
Вдруг на илистом дне среди водорослей Димон увидел довольно крупного рака. Не долго думая, он плюхнулся в воду, обдав брызгами горячее Юлькино тело. Девушка недовольно открыла глаза. Посмотрев на вынырнувшего Карася, она звонко рассмеялась. Димкино лицо было сплошь усеяно зелеными веснушками ряски, а уши и лоб покрывали длинные пряди тины.
- Прыгай сюда! – предложил он, отплёвываясь.
- В это болото? Никогда! – гордо заявила Юлька и снова закрыла глаза.
Через минуту около её ноги, раздвинув ряску, с тихим всплеском высунулась рука. В страшных скрюченных пальцах был зажат большой черный рак. Рука высунулась выше, ещё выше, согнулась кисть, и рак аккуратненько опустился на гладкое девичье бедро.
Пронзительное «А-а-а!!!» пронеслось над спокойными водами залива, и, всколыхнув желтые кувшинки, растворилось в ближайшем сосновом лесу. Карась, виновато улыбаясь, смотрел на Юльку снизу вверх. В его руке по-прежнему сердито шевелился рак, норовя достать своего обидчика клешнями.
Извиняться пришлось очень долго. Но идея наловить раков Димке понравилась, и он решил сбегать на турбазу за кульком, чтобы было, куда складывать улов. Брать в руки «эту гадость» Юля отказалась наотрез. По прямой, через лес, до турбазы было метров триста, не больше. И Карась поплыл к берегу.
Минут через десять Димон с большим полиэтиленовым пакетом в руках выбежал из леса на берег и, чуть не свалившись в воду, резко остановился. Его глазам открылась любопытная картина. Возле катамарана посреди залива плавала пустая лодка, а на Димкином месте сидел худощавый парень в казенных черных трусах по колено. Его нездоровая бледная кожа была сплошь покрыта фиолетовыми пятнами татуировки. Парень по-свойски обнимал Юльку за плечи и пытался раздвинуть ей ноги. Вокруг катамарана, шумно регоча и кидаясь тиной, плавали еще трое. Юлька, вцепившись в руки хулигана, молча силилась оторвать их от себя. Она с мольбой смотрела в сторону берега.
Тихое появление Димкиной головы среди кувшинок в трех шагах от катамарана придало девушке смелости. Она зажмурилась и со всех своих женских сил заехала кулачком насильнику между глаз. От неожиданности, тот выпустил Юльку из своих объятий. Но из воды, подтянувшись на руках, вылез его подельник. Этот, видимо, решил не церемониться. Он схватил Юльку за волосы и запрокинул ей голову. Другой рукой он сорвал с нее лифчик. Юля хрипло вскрикнула и прикрыла грудь руками.
Понимая, что медлить нельзя, Карась, всё же, тихо подплыл сзади к одному из оставшихся в воде.
- Давай, Сипа! Заголяй её! – заорал тот. – Я сейчас помогу!
Но не помог. Карась сзади обхватил парня левой рукой за шею, а правой резко толкнул его голову в бок. Раздался хруст сломанных позвонков, парень обмяк и ушел под воду. На них никто не обратил внимания.
А на катамаране Сипа, балансируя перед Юлькой на узком железном баллоне, все так же держал её за волосы. Лифчик по-прежнему был зажат в его кулаке.
- Ты, коза! Ты ударила моего кента! – он снова дернул ее за волосы и наотмашь ударил лифчиком по лицу. – Ты что, мокрощелка гуммозная, ласковых слов не понимаешь?!
Второй из оставшихся в воде встретился взглядом с Карасем. Димка высунул из воды палец и приложил его к губам. У парня дернулся кадык, он судорожно сглотнул и быстро-быстро закивал головой. Карась подплыл к катамарану.
- Дима? Какой я Дима, коза?! Меня зовут Сипа! Сипа!! А это – мой страдалец! – Сипа рывком опустил свои казенные трусы.
Его татуированный кореш, который свои трусы давно уже снял, не понял абсолютно ничего. Вот только что Сипа стоял, орал и махал бабскими тряпками. Потом вдруг его как кто за ноги дернул. Они разъехались в стороны, и Сипа грохнулся об железный баллон! Прямо своим «страдальцем»! Видели бы вы, как перекосилась его рожа! А когда татуированный отсмеялся, Сипу словно корова языком слизала. Ни в воде, ни на катамаране! Не надо было по такой жаре столько пить!
Татуированный стал на корточки и, прикрывая глаза от солнечных бликов, попытался заглянуть под воду. Вдруг чья-то сильная рука схватила его за загривок и со страшной силой ударила носом об железный баллон катамарана.
Димон, продолжая работать руками, вытянул вниз ноги. Пальцы уперлись в илистое дно. Тут можно стоять. Юлечка, прикрывая рукой грудь, тряхнула головой, откидывая от лица свои прекрасные волосы. Посмотрев на Димку, она наклонилась и молча подняла плавающий в воде лифчик.
Мимо Карася проплыли парусиновые трусы Татуированного. Их хозяин лежал на баллоне, безжизненно свесив конечности. С разбитого носа и расквашенных губ в воду пульсирующим ручьем стекала кровь.
Нужно было найти Сипу. Димон стал обходить катамаран, шаря вокруг себя в мутной воде руками и ногами. Прямо под Юлькой он наступил на что-то гладкое. Набрав воздуха, Карась нырнул и вытащил из воды труп. О том, что для Сипы всё в этом мире закончилось, сомневаться не приходилось. Сквозь ряску в небесную высь уставились немигающие глаза, а мелкая волна вымывала из его ноздрей и полуоткрытого рта клейкую розовую пену.
- А ну стой! – вдруг грозно крикнула Юля.
Димон оглянулся. На полпути к берегу неуверенно замер четвертый из этой компании.
- Догоню, - спокойно предупредил его Карась и, махнув рукой, приказал: - Плыви сюда, поможешь.
Парень послушно поплыл назад. Он добросовестно помог Димке найти второй труп и погрузить обоих мертвецов в лодку. Туда же кинули Татуированного. Больно ударившись головой об скамейку, он, не приходя в себя, глухо застонал.
Лодка была большая и вместительная. На корме красовалась надпись: «база отдыха «Ливадия»». По дну лодки в грязной воде перекатывалась пустая бутылка из-под водки, тут же плавала мокрая пачка «Примы». Скамейка на корме была завалена одеждой. Связав четвертому руки чьей-то майкой, Карась заставил его лечь на дно рядом с остальными и не высовываться. Сам он вернулся на катамаран и подсел к Юлечке.
Всё было кончено. Мутный ил постепенно оседал, и вновь среди водорослей показались стайки юрких мальков. Вот нерешительно квакнул один шкрек, его поддержал другой, и вскоре лягушачий концерт возобновился с прежней силой.
- Юльчик, - Карась обнял девушку и нежно поцеловал её в голову, - всё нормально, всё будет хорошо.
Юлечка молчала, глядя в одну точку перед собой. И Димка подумал, что проблемы, похоже, только начинаются. Боясь оставить невесту одну, он оглянулся на лодку. А с этими что делать?
Вдруг Юля напряглась и медленно повернулась к Димону.
- Где ты был? – глухо спросила она. – Где ты был, когда они приехали? Где?! Я тебя спрашиваю: где ты был?!! – её голос сорвался на крик, и она накинулась на Димку с кулаками. Началась истерика.
Димка видел в кино, что в таких случаях дают пощечину, но рука на любимую девушку не поднималась.
Избиение прекратилось так же неожиданно, как и началось. Юля закрыла лицо руками и, вздрагивая всем телом, заплакала. Наконец она всхлипнула последний раз. Вытерла ладонью слезы. Дрожь понемногу отпускала ее.
- Что с этими будем делать? – Юля устало кивнула на лодку.
- Не знаю, – азарт боя уже прошел, и Карась сейчас боролся с подступающей паникой. В голове прыгали лишь обрывки мыслей. «Две мокрухи!», «тюрьма!», «срок!». Действительно, надо что-то делать.
Юля вздохнула и отвернулась.
- Решай сам, коммандос, – тусклым голосом сказала она.
- А я и есть коммандос.
Карась подтянул к катамарану лодку и связал Татуированного. После чего сел на вёсла и загнал её в камыш. Ещё раз осмотрел трупы, проверил узлы на руках и ногах живых насильников и, строго приказав им лежать тихо, вылез из лодки. Проваливаясь по пояс в зловонную черную жижу, он вышел на открытое пространство и поплыл к Юльке. Девушка сидела на баллоне катамарана и умывалась. Увидев Карася, она пересела на педали и поплыла навстречу.
- Что ты с ними сделал? – спросила она. – Их надо…
- Помолчи, любимая, - вежливо попросил Карась. – А ну, встань.
- Зачем?
- Встань, я сказал!
Юля послушно приподнялась с сиденья. Карась вытянул из-под нее свой полиэтиленовый пакет и снова спустился в воду. Он не грубил, не оскорблял, но Юля никогда раньше не видела его таким… Жестким, что ли. А Карась, тем временем, остервенело ныряя, ловил раков. Когда уже в пакете копошилось с десяток членистоногих, Карась забросил его на катамаран и вылез следом.
Выплыли на реку, и вскоре показались пляжи. Шлепанье мяча по воде, смех, крики, брызги, визг – всё происходило, словно на другой планете. Димон хмуро посмотрел на свою спутницу. Юлька отвернулась.
Начиналась новая жизнь.

Избавитель
На причале Карась показал лодочнику свой улов. Старик презрительно хмыкнул, но из вежливости все же спросил:
- В заливе драл?
- Нет, на том берегу. Под кустами прошелся, и вот, к пиву закусь имеется.
- А пиво есть?
- Пива нет, - вздохнул Карась.
- Ото ж.
В домике Юля переоделась и пошла на кухню варить раков. А Карась, беззаботно насвистывая, отправился к заливу. Когда за соснами скрылся последний домик, он перешел на легкий бег. К берегу подошел осторожно, и внимательно оглядел залив. В горячем предвечернем воздухе стоял комариный звон. Лишь иногда на воде раздавался тихий всплеск, а из дальних камышей доносилось утиное кряканье. На заливе не было ни души. Карась еще раз оглянулся по сторонам, и быстрым шагом направился в обход к другому берегу, где в камышах была спрятана лодка.
Противоположный берег оказался болотистым, и когда в прибрежных зарослях показался нос лодки, Карась вновь был по колено в грязи.
С того момента, когда он покинул своих пленников, прошло чуть больше часа. От лодки исходил запах дохлой рыбы. Татуированный по-прежнему лежал на Сипе и шумно дышал через открытый рот. Передних зубов у него не было, а вместо носа – запекшееся кровавое месиво. Все лицо и лоб распухли от обширной гематомы.
Послушный Номер Четвертый уткнулся в ноги парню со сломанной шеей, и, до предела повернув голову на бок, красным глазом смотрел на Димона. Кисти его туго связанных за спиной рук приобрели синюшный оттенок. В довершение всех бед, оба пленника были нещадно искусаны комарами.
Карась залез в лодку и, стараясь ни на кого не наступить, перебрался на корму. Смахнув с лавки валявшуюся тут одежду, он уселся и принялся тщательно перебирать каждую вещь. Преодолевая брезгливость, он рылся в карманах, и если что-то находил, складывал тут же возле себя.
Юлька оказалась права, это были амнистированные уголовники. Среди найденных вещей были четыре справки об освобождении. Каждому из четырех предписывалось в определенный срок стать на учет в милиции по месту прежней прописки. Тут же находились и билеты на поезда.
- Широка страна моя родная, - пробормотал Карась.
География действительно впечатляла. Так, покойник Сипа, оказывается, был жителем Уфы. А Татуированный должен был уже завтра зарегистрироваться у себя в Туле. Послушный Снигирев Иван Константинович проживал до ареста в поселке Дорогино Новосибирской области. Единственным, можно сказать, земляком был Александр Древаль из Чугуева, тот самый, которому Димон сломал шею.
В одном из карманов лежал паспорт на имя Пономарева Валерия Николаевича. С фотографии смотрел пожилой мужчина в больших квадратных очках. Денег Карась не нашел нигде.
Пришла пора задавать вопросы. Он встал и подтянул к себе за связанные ноги Снигирева. Посадил его на среднюю скамью, и развязал руки. Снигирев осторожно вынул руки из-за спины и, кривясь от боли, стал рассматривать свои распухшие ладони.
- Откуда вы? – спросил Карась первое, что пришло в голову.
Пленник не ответил. Он по-прежнему был занят своими руками, и сейчас пробовал шевелить пальцами. Карасю пришлось повысить голос:
- Я тебя спрашиваю, - напомнил он.
- Ты знаешь, что тебе за это будет? – Снигирев медленно поднял глаза. Ему было стыдно за свою трусость, тем более, что лично он ничего плохого этому чересчур деловому молокососу не сделал.
Димон привстал с сиденья, и левой несильно ударил его в нос. Тут же Снигиреву на колени закапала кровь.
- Откуда вы?
- Учреждение ЮЕ - ноль двадцать семь - четырнадцать, - Снигирев запрокинул голову вверх, пытаясь остановить кровь.
- Что это такое?
- Макеевский строгач.
- Это что, тюрьма?
Не опуская головы, Снигирев, скосил глаза на Димона.
- Это лагерь строгого режима, - произнес он, и вновь занялся своим носом.
В этот момент из-под лавки раздался гнусавый голос Татуированного:
- Хозяин, развяжи меня. Не бери грех на душу. Зачем тебе третий «жмур»? – слова давались ему с трудом. – Мы уже ответили за твою бабу.
- Пересядь на нос, - приказал Димон Снигиреву.
Тот красноречиво посмотрел на связанные ноги.
- Давай, парень! Не заставляй меня терять терпение! – Карась с силой толкнул его в грудь, и Снигирев, задрав ноги кверху, упал спиной на труп Древаля.
Не особо церемонясь, Димон, так же – за ноги – подтащил к себе Татуированного и усадил на место Снигирева.
- Так, - Карась нашел его справку и прочел вслух: - Яковлев Андрей Андреевич, шестьдесят четвертого года рождения. Туда-сюда… Что скажешь, Яковлев?
- Хозяин, развяжи, - вместо ответа попросил он, протягивая Карасю связанные чьей-то рубашкой руки.
Узлы были завязаны на совесть, и Карасю пришлось изрядно потрудиться, прежде чем освободить Яковлева.
Андрюха первым делом надел трусы. Затем потрогал свой развороченный нос, прикоснулся к заплывшим от гематомы щекам, представляя себе, как он сейчас выглядит. Картина получилась безрадостная. А вспомнив про выбитые зубы, он и вовсе приуныл и сплюнул кровавым сгустком за борт.
- Попали мы с тобой, Дятел. Круче и не придумаешь, - он повернулся к Снигиреву.
Тот, по-прежнему сидя на Древале, кинул злобный взгляд сначала на Яковлева, а потом на Карася, и ничего не ответил.
Время шло, а Димон до сих пор не знал, как ему поступить с пленниками.
Тут вдруг совсем некстати вспомнился первый тренер Иван Михайлович: «Нет, Карась, ты никогда не будешь окунем!». Или как там он сказал? Ну, не важно. Главное, что он, Карась, какой-то патологический добряк в этом мире жестокости. Ого, неплохо сказано! Надо запомнить.
- Так, закругляемся! Слушайте меня оба. И ты, Дятел, и ты, Андрей Андреевич Яковлев, - жестко проговорил сержант ВДВ. – Убивать вас у меня смысла нет. В милицию, гм, вы на меня жаловаться вряд ли побежите. В общем, жажду мести я утолил… Но если ты, Дятел, еще раз на меня волком посмотришь – утоплю! Так, все ясно? Не слышу!
- Да ясно, хозяин.
- Ясно, - буркнул и Снигирев.
- И еще одно, - Карась произнес это очень спокойно и с расстановкой, - Если я кого-нибудь из вас когда-нибудь увижу, я расценю это однозначно, и тогда пеняйте на себя.
- Да что ты, хозяин! – поспешно заверил его Яковлев, обнажая в улыбке окровавленную десну. - Всё справедливо. Ты фартовый парень, и поступил по норме. Тебе любой авторитет руку подаст!
- Всё. Ты, Яковлев, развязывай себе ноги и одевайся, а то у тебя уже задница на солнце обгорела. И ты тоже! Шевелитесь!
Стараясь не наступать на трупы, толкаясь и раскачивая лодку, горе-насильники оделись и выжидательно посмотрели на Карася. Он отдал им справки и вдруг спросил:
- А как же вы домой доберетесь? Без денег и с такой физиономией? Ты же, Яковлев, на свою фотографию не похож.
- А, хозяин, - Яковлев беспечно махнул рукой, - не впервой!
- А чей это паспорт?
Подельники быстро переглянулись.
- Да был тут один, понимаешь, - неуверенно произнес Яковлев.
- Ясно, - резюмировал сержант. – Замочили старика…
Карась несколько раз окунул паспорт в воду, затем зацепил его кончиками пальцев и бросил на дно лодки.
Солнце медленно клонилось к закату. Один за другим стихали в лесу и на болоте птичьи голоса, и как-то разом вдруг смолкли лягушки. Подул свежий ветерок, красный закат на западе закрыла туча, и все вокруг посерело. Но до темноты было еще далеко.
- Ну что, Снигирев, твои руки прошли? – неожиданно спросил Карась.
Дятел покачал головой и пересохшим ртом произнес:
- Болят.
- Значит, надо разрабатывать. Чтоб застоев не было. Пройди к носу, зачерпни со дна грязи и замажь надпись на борту.
Чуть помедлив, Снигирев встал и выполнил приказ. Димон не без удовлетворения отметил про себя, что угроза утопить подействовала на Дятла благотворно, сбив с него всякую спесь. Вероятно, они по-другому не понимают.
- А теперь оба прыгайте в воду, будете толкать лодку.
Трое в лодке, озираясь по сторонам, медленно выплыли из камышовых зарослей. На вёслах сидел Карась. Оба уголовника расположились на корме, трупы лежали у них под ногами. Снигирев с отвращением стряхивал с мокрых штанов налипшую ряску, а Яковлев, перегнувшись через борт, выкручивал рубашку. В наступивших сумерках Карась с интересом разглядывал его татуировки. Чего тут только не было! И череп с костями, и свастика, на впалой груди красовался одноглазый пират с кинжалом и пушкой. Правое плечо было украшено розой с шипами, а с левого мило улыбался гном в обнимку со шприцем.
На выходе из залива их подхватило и понесло прочь от турбазы тугое течение реки. Не желая уплывать далеко, Карась направил лодку к дикому берегу на той стороне, и, ухватившись за свисающие к самой воде ветки ивы, остановился. Некоторое время сидели молча, прислушиваясь и оглядываясь по сторонам. Но всё было тихо, и Карась, наконец-то, велел сбрасывать трупы в воду.
Когда оба покойника отправились на дно, вопреки ожиданиям, Дима никакого облегчения не ощутил, наоборот, представилось ему, что где-то высоко-высоко, даже не в нашем мире захлопнулась такая маленькая дверца, ведущая… Эх… И все же это были бандиты. Они хотели изнасиловать Юльку. И я избавил мир от подонков. Всё! Проехали.
- А теперь вылазьте! Быстро! Чтоб духу вашего здесь не было!
Снигирев и Яковлев, втянув головы в плечи и не глядя на Карася, торопливо прыгнули в воду и, цепляясь за торчащую из воды корягу, вылезли на скользкий глинистый берег.
Карась отпустил дерево и выгреб на середину. Здесь он вытянул вёсла из уключин и бросил их в реку. После этого прыгнул в воду сам и поплыл к берегу.

Спасибо от людей
Когда Карась добрался до своего домика, стемнело уже окончательно. Свет не горел. Он осторожно открыл незапертую дверь и вошел в комнату. Одетая Юлька, свернувшись калачиком, спала на кровати. В окно застучали первые капли дождя. Фотовспышкой сверкнула молния, грянул гром, и ночной ливень обрушился на спящую землю.
Карась скинул с себя мокрую одежду, не очень вежливо отодвинул Юльку и залез под мятую простынь. Поворочавшись с боку на бок, он, под мерный шум дождя, вскоре заснул.
Утром в чистом, умытом небе ярко засияло солнце. Димку разбудили чьи-то голоса, смех и громкая музыка. Он открыл глаза, приподнялся на локтях и выглянул в окно. Только что в столовой окончился завтрак, и мимо их домика на пляж направлялись первые отдыхающие. Мужчины несли под мышками надутые матрацы, некоторые уже в пути настраивали свои приемники на любимую станцию. У женщин в руках были сумки с пляжными ковриками и провиантом. Толкаясь и крича, пробежала полуголая детвора, гоня перед собой большой красный мяч. Группа невыспавшихся парней и девушек замыкала шествие. Среди них, смешно переступая пухлыми ножками, топал розовощекий малыш в чепчике и с соской во рту. Он останавливался и приседал возле каждого цветочка, с интересом разглядывая и трогая маленькими пальчиками лепестки. Затем, покачнувшись, он снова вставал и продолжал свой путь. Прямо под Димкиным окном его нетерпеливо поджидала молодая мамаша.
Настроение у Карася было препаршивое. Он снова откинулся на подушку и закрыл глаза. «Идиот! Что я вчера наделал! Ну зачем я их прикончил! Мог же просто поразбивать носы! М-м-м…» Карась протяжно застонал и хлопнул себя по лбу.
В этот момент скрипнула половица, и, отодвинув плечом марлевую занавеску, в комнату вошла Юля. В руках она держала Димкин завтрак – тарелку с макаронами и котлетой и стакан чая. Поставив и то, и другое на стол, она повернулась к Карасю и, качая головой, с улыбкой произнесла:
- Ну ты и дрыхнешь! И завтрак проспал, и всё на свете. Вставай, соня!
Фальшь настолько явственно звучала в Юлькиных словах, что Карась не выдержал и недовольно покосился на подругу. Но причем здесь Юлька? Он откинул простынь и встал с кровати.
Вяло и без аппетита поел. Девушка, надо отдать ей должное, делала вид, что ничего не произошло, и держалась молодцом. Допивая холодный чай и задумчиво глядя в окно, Дима тихо произнёс:
- А ведь, ты знаешь, Юльчик, всё к этому и шло.
- К чему?
Он вздохнул, отставил в сторону стакан, и, наконец, решился:
- Я ведь, если честно, убивал сознательно. Я давно знал, что могу убить человека. Не хочу убить, а именно могу. И никакого священного трепета перед чужой жизнью! А скажи, разве я похож на злобного дегенерата?
- Димончик, ты у меня самый…
- Подожди. Меня, ведь, знаешь, в детстве даже из секции бокса исключили по причине непреодолимого миролюбия. Я вообще, это самое, какой-то патологический добряк в этом мире жестокости.
- Я это…
- Не перебивай меня! Пожалуйста. Знаешь, у нас в «учебке» рукопашный бой был по два-три часа почти каждый день. Большинство приёмов - запрещенные в спорте. Многие из них, если доделать до конца, могут окончиться тяжелой травмой или смертью твоего партнёра. Юльчик, - Карась тяжко вздохнул, - я иногда в пылу боя еле сдерживался, чтобы не довести атаку до конца, и не выполнить то, последнее, движение, ради которого всё и было затеяно. Меня даже побаивался Проскуряков – наш инструктор. И вчера, когда я схватил Древаля за шею, я мог сдержаться и, ну, хотя бы, оглушить его. Но я не сделал этого.
Юля помолчала, но затем, оживившись, спросила:
- А ты подумал, что бы они тогда с тобой сделали?
- Да ничего бы они не сделали, - Карась махнул рукой. Не таких слов он ожидал. – Ладно, пошли на пляж, нечего в такое утро в хате париться.
На пляже было шумно. Люди еще не разомлели от солнца, и каждый развлекался, как мог. Ритмично хлопали ладони по мячу, мамаши звали из воды непослушных детей, из разных концов пляжа старались перекричать друг друга многочисленные «VEFы», «Спидолы» и «Романтики».
И вдруг Карась увидел милиционера. Не «своего», турбазовского, с удочкой в руках, а незнакомого молодого лейтенанта с дерматиновой папкой под мышкой. Лейтенант ходил по пляжу, сдвинув фуражку на затылок, приседал перед загорающими, и показывал им какую-то фотографию. Люди приподнимались на локтях, долго рассматривали снимок и, пожав плечами, возвращали его обратно.
Юлька толкнула Димона в бок.
- Вижу, - отозвался он, не открывая глаз.
Вскоре чья-то тень заслонила солнце.
- Лейтенант Мамченко.
Димон, прикрывая глаза от солнца, посмотрел вверх. Милиционер быстро и привычно присел возле Карася, глядя при этом на смуглую красотку рядом с ним. Юлька мило улыбалась в ответ.
- Видели ли вы этого гражданина? – он протянул им фотографию.
Девушка с интересом разглядывала скверное изображение мужчины в очках.
- Это кто, бандит? – спросила она, прижимаясь к Димкиному плечу.
- Не совсем. Скорее жертва, - лейтенант перевёл взгляд на Димона.
У Карася глухо стучало сердце. С увеличенной паспортной фотографии на него сквозь толстые стекла очков смотрел Пономарев - как его там? - Валерий Николаевич. Он почесал грудь, лениво покачал головой и снова улегся на коврик. Во рту пересохло.
Лейтенант встал, еще раз бегло посмотрел на Юлькины ноги, и удалился.
- Кто это был? – шепотом спросила Юля.
- Лейтенант Мамченко, - ответил Карась и перевернулся на живот.
- Нет, на фотографии.
- Откуда я знаю?
- Нет, знаешь, - по-прежнему тихо спросила она.
- Что, так заметно? – Карась сжал челюсти.
- У тебя сердце билось, как паровой молот, - Юля погладила его по спине.
- Я видел паспорт этого хмыря в лодке.
- У них?
- Да. Они его, как я понял, прикончили где-то.
- Так это же хорошо! Слышишь, посмотри на меня, - и когда их глаза встретились, она, чеканя каждый слог, произнесла: - Ты просто наказал бандитов! И люди тебе только спасибо скажут.
Карась на это ничего не ответил. Он тяжело вздохнул и отвернулся.

Меры предосторожности
Дима не ожидал, что будет так трудно. Что придется вздрагивать каждый раз, когда по реке промчится моторная лодка рыбинспекции или спасателей. Что придется ежечасно напрягаться и отводить глаза, терзая себя идиотскими вопросами типа: «А чего это тот мужик на меня так посмотрел?!». Или: «Что-то в столовой сегодня тише обычного…». Приходилось изрядно помучиться, прежде чем отогнать весь этот бред, и не стать параноиком.
Дальнейшее пребывание на турбазе радости не доставляло. Но и уехать домой Карась не решался. А вдруг расценят как бегство?
- Кто?! – теряла терпение Юлька.
- Мало ли кто, - бурчал Димон и разговор на этом обрывался.
Некоторое облегчение наступило, когда, наконец-то, через три дня приехал Димкин отец, и на «жигулях» увез их домой.
- Ты не заболел, Дима? – обеспокоено спросила мать, когда они вошли в квартиру, и попыталась потрогать Димкин лоб.
- Да ну, что ты, ма? – Карась недовольно уклонился. – Все нормально. Устал я. На солнце перегрелся.
Спать решили лечь пораньше, чтобы завтра в полпятого утра быть на вокзале. Юлька сначала поприставала, но затем обиженно засопела и вскоре заснула. А к Карасю сон не шел. Он долго лежал неподвижно, уставившись в потолок. Перед глазами навязчиво вставали сцены побоища на заливе, и усталый мозг в который раз прокручивал возможные варианты исхода этой стычки. И как ни крути, как ни верти, вывод получался однозначный – переборщил ты, Карась, ох, переборщил. Наконец, Димкино подсознание сжалилось над ним и послало из своих темных глубин спасательный круг мысли: «А если бы они взяли верх, нас бы вряд ли пощадили. Ха! Какое там «вряд ли»?! Нас бы, точно, не пощадили! Сначала надругались бы, а затем утопили – к чему им живые свидетели? Как я мог тут поступить иначе? Выбора у меня не было! Пусть эти двое еще спасибо скажут…»
Карась облегченно вздохнул, поцеловал теплое Юлькино плечо, откинулся на подушку и мгновенно заснул. Сон был здоровый и крепкий, без сновидений.
Утром на вокзале, не смотря на столь ранний час было людно и оживленно. Карась при полном параде стоял не перроне и обнимал Юлечку. Рядом мать, стараясь не расплакаться, увещевала его писать как можно чаще, не лезть на рожон и беречь здоровье. Отец же с напускной деловитостью оглядывался по сторонам.
Карась слушал рассеяно и невнимательно. В сторону здания вокзала он старался не смотреть – там, возле служебного входа курили два милиционера, сержант и старшина. Карась досадливо посмотрел на часы.
Мама приняла это в свой адрес и обиженно замолчала. Карасю стало очень неловко, и он, не выпуская Юльку, прижал к себе любимую маму и нежно ее поцеловал.
- Ма! Ну конечно, буду писать чаще, и Юрику привет передам. И…
Неожиданно над их головами хрипло кашлянул громкоговоритель. Все посмотрели вверх. Динамик ухнул, затем пискнул и, наконец, скрипучим фальцетом произнес:
- Скорый поезд номер пятьдесят один «Краснодар – Львов» прибывает на второй путь. Стоянка – две минуты. Нумерация вагонов от хвоста поезда. Повторяю: скорый поезд номер…
- Наш, - засуетился отец. Он подхватил сумку, и направился ко второму пути.
За ним следом двинулись мать и Юля. Оставшись один, сержант присел и заново завязал шнурок на высоком армейском ботинке. Как в плохом детективе, он быстро оглянулся назад. Но милиции возле служебного входа уже не было. Досадуя на собственную трусость и все эти дурацкие меры предосторожности, гвардии сержант Карасик поправил берет и заспешил к своим.


Глава 4. Суровый аромат одеколона

Сюрприз
В части Карасика ожидал сюрприз. Вернее, два.
Во-первых. Спивака перевели для прохождения дальнейшей службы в Бухару. В записке, которую Сашка оставил другу, он писал, что не плохо, мол, встретиться после дембеля, обсудить дальнейшую житуху, наладить стабильные связи. Он также дал свой домашний адрес, а новый армейский обещал выслать «когда всё определится».
Второй сюрприз был действительно сюрпризом. Когда ему здесь же, в казарме сообщили, что Иванцов женится, Карась лишь рассеяно кивнул, продолжая читать Сашкино письмо. Но вот смысл сказанного, наконец-то, дошел, и сержант поднял голову.
- Что ты сказал? – спросил он у дневального.
- Я говорю, прапор наш, того, женится, - ухмыльнулся солдат.
- И на ком же?
- Да, говорят, там такая секс-бомба, и вдвоем не обхватишь! – дневальный дерзко подмигнул Карасю.
- Отставить! Двадцать два наряда вне очереди и три часа непрерывного онанизма! – строго произнес он и, посмеиваясь, отправился докладывать о своем прибытии.
На плацу его окликнули:
- Сержант Карасик! – его догонял командир.
Карась умеренно строевым шагом заспешил навстречу. Юра цвел и пахнул. От прапорщика исходил суровый аромат одеколона «Саша». В том, что это именно «Саша», а не, к примеру, «Тройной», сержант был уверен на все сто процентов – он каждый вечер обильно орошал себя на турбазе этим «парфюмом», спасаясь от комаров. Ассоциируясь с турбазой, этот запах теперь портил ему настроение.
Карась подошел, по Уставу отдал честь и отрапортовал:
- Товарищ гвардии прапорщик! Разрешите доложить. Гвардии сержант Карасик для дальнейшего прохождения службы прибыл!
- Вольно, - нетерпеливо перебил прапор. – Зайдешь потом ко мне.
Прапорщик остепенился. Ушла присущая ему какая-то детскость, движения стали солидными и неторопливыми. Даже оттопыренные уши, казалось, больше не просвечивались на солнце рубинами.
Юра теперь жил у Руси и проводил дома все свободное время. О семейной жизни при встрече он не рассказывал ничего, лишь многозначительно покашливал в кулак и счастливо улыбался на шутки старших офицеров.
Димон рад был, конечно, за своего друга, но примешивалась сюда такая маленькая досада на то, что вот он, Дима Карасик, не был бы счастлив, и не смог бы довольствоваться столь малым, вернее, столь обширным. Не важно. Да и Руся его теперь не очень-то и жаловала. Держа, естественно, язык за зубами.
А через месяц играли свадьбу, на которой у Димона была роль дружка – почетного свидетеля. Отмечали бракосочетание во дворе Русиного дома. За длинным столом, под наспех сколоченным на случай дождя навесом, среди многочисленных родственников невесты блестели начищенными пуговицами и значками офицеры ВДВ. Из далекого сибирского села приехала Юрина мама с младшим сыном. Сват тут же установил над ними трогательную опеку. По всему двору бегала, играла и прыгала детвора, а самые маленькие из них забирались под стол, долго там возились и вдруг в самый неподходящий момент с криками и оглушительным визгом выскакивали из-под него.
Руслана и Юрий сияли от счастья. Русины подружки откровенно завидовали невесте, доставляя ей тем самым еще большую радость. Юрик же просто был на седьмом небе, и его уши снова горели по-детски тепло и ярко. Он мало ел и почти ничего не пил. Когда над столом раздавалось очередное «Горько!», Руся тут же бросала вилку, вытирала полотенцем рот, и с готовностью поднималась со стула. Юрику не оставалось ничего другого, как вставать следом. Он густо краснел, неуклюже топтался на месте и робко поглядывал на гостей. Так что невесте приходилось брать инициативу в свои руки.
Второй год службы у сержанта Карасика прошел спокойно. Никаких мало-мальски значимых событий за все это время не произошло. Письма от Юльки приходили раз в месяц, и Димон с такой же периодичностью отвечал. Тема событий на турбазе в их посланиях друг другу не была затронута ни разу.
Карась так и остался до самого дембеля заместителем командира взвода. Он не «высовывался» и звёзд с неба не хватал – не было нужды. Постепенно сглаживались в памяти и события на заливе, вызывая лишь легкий душевный дискомфорт. А обилие вокруг людей с погонами помогло со временем преодолеть страх перед милицией. Армейские будни, не считая, конечно, недели ГКЧП, текли своей чередой, пока, наконец, не вышел Приказ, и Карасик в звании старшего сержанта был уволен в запас.

Форточка
Стоял конец сентября. Как и два года назад, небо было сплошь затянуто тучами. Карась выскочил из поезда и, прикрываясь спортивной сумкой от хлестких и холодных струй дождя, добежал до темного от влаги здания вокзала. В том, что его ни кто не встречал, он был виноват сам – хотелось, понимаешь, сделать родным и близким сюрприз. И сюрприз получился отменный.
Его внезапное появление вызвало дома настоящий переполох. Тихо войдя в квартиру, он повернулся и, стараясь не клацнуть замком, осторожно закрыл дверь. В зале работал телевизор, а батя, развалившись на диване, читал газету. Карась скинул с плеча сумку и быстро разулся. Оставляя на дорожке мокрые следы, он прокрался на кухню, откуда доносился плеск воды и звяканье посуды. Мать стояла спиной к нему и ожесточенно скребла ножом пригоревшую сковородку. Димон, тихо уселся за обеденный стол и негромко кашлянул. Мама от неожиданности резко повернулась. Не веря собственным глазам, она уставилась на сына. Нож выпал из ее руки.
- Дима! Сынок!
На шум явился недовольный отец.
- Димка!
- Ма, ну, чего ты? Ну, нормально все, ма.
Ну вот, он дома. Среди самых родных и близких людей, которые всегда поймут и простят. Так они и стояли втроем посреди кухни, не в силах выпустить друг друга из объятий. И Карась почувствовал: еще немного, и он расскажет все. И будь, что будет…
Первым нарушил молчание отец:
- Ладно, мать, отпусти сержанта. Видишь, он же мокрый весь. Давай, Дима, включай горячую воду, и быстро в ванную!
После горячего душа и вкуснейшего – домашнего! – обеда Димон быстро оделся в уже подзабытую «гражданку», смахнул пыль с белых кроссовок, прихватил зонтик и, сгорая от нетерпения, направился к выходу.
- Куда ты? – забеспокоилась мать.
- Домой, - с улыбкой ответил Димон.
Родители переглянулись.
- Остался бы сегодня, смотри, льет как.
- Ма! – Димон обнял маму за плечи, прижал к себе и нежно поцеловал. – Ма, ну, я завтра приду. На целый день! Завтра воскресенье, вы дома будете, и мы с утра придем. Еще наговоримся! – и еще раз чмокнув мать в щеку, он выбежал на улицу.
Сильный боковой ветер выгибал спицы зонтика и щедро осыпал Карася водяной пылью. Возле Юлькиного подъезда сверкала никелем и умытыми боками белая «волга». Раскрытая пачка «Marlboro» вызывающе краснела на приборном щитке перед рулем. Вокруг чистых колес автомобиля весело играл бурунами поток дождевой воды.
Проклиная «козла, который припарковал свою тачку в этом месте», Карась, вымочив ноги окончательно, обошел машину и заскочил в подъезд. На сухом паркетном полу подъезда отпечатались две цепочки мокрых следов – женских с точечными отпечатками каблучков, и мужских с довольно необычным узором подошв. Карась сложил зонтик и энергично стряхнул с него воду. Критически осмотрев свои мокрые кроссовки, он стал подниматься на третий этаж.
На бетонных ступеньках лестницы мужские следы приобрели более отчетливые очертания, на них теперь можно было различить ящерицу и надпись «Salamander». «Круто!» - Карась уважительно качнул головой. Он был уже на площадке второго этажа, как вдруг наверху хлопнула дверь, и послышался быстрый топот – кто-то спускался ему навстречу. Не ясно почему, но у Димона появилась твердая уверенность, что это был владелец шикарной обуви. А, следовательно, и белой «волги» у подъезда. Стало быть, это тот самый козел! Но теперь тебе придется обходить меня. И Карась, расправив плечи и натянув «кирзовую рожу», двинулся дальше.
Встреча произошла на площадке между вторым и третьим этажом. Прямо на него чуть не налетел молодой мужик в дорогущем джинсовом костюме. Хоть на вид ему и было лет тридцать пять, но его лоб уже плавно переходил в просторную лысину. На пальце он небрежно вертел ключи от машины. Карась и не подумал посторониться. Едва лишь дядя увидел Димку, с него тут же сошел весь лоск, и он бочком, бочком обошел угрюмого Карася. Оказавшись у Димки за спиной, джинсовый мужик боязливо оглянулся и еще быстрее заспешил вниз.
В следующий момент у Димона внутри все похолодело. Верить собственным глазам не хотелось. Не поднимая головы и, почему-то, стараясь не наступать на эти мокрые следы на полу, он подошел к Юлькиным дверям и нажал кнопку звонка.
Дверь открылась не сразу.
- Боря, ну я же сказала: на сегодня хватит! – она стояла перед ним на пороге в коротенькой маечке и трусиках, и вытирала большим махровым полотенцем голову. Влажные пряди густых темных волос закрывали Юлино лицо.
Придерживая одной рукой полотенце на голове, она потянула дверь на себя, но Карась быстро подставил ногу.
- Ну не будь ребенком! Скоро вернутся предки… - резким движением она откинула волосы с лица и распахнула свои прекрасные карие глаза.
Карась молча смотрел, как вытягивается и сереет ее смуглое лицо, а капризная улыбка медленно, но верно превращается в жалкую гримасу. Рука с полотенцем безвольно упала вниз. Юля отпустила дверь и попятилась назад.
- Ну, что, - криво ухмыльнулся Димон, переступая порог. - Предки, говоришь, скоро вернутся?
Словно защищаясь, Юля коснулась виска. Смотреть Димке в глаза она избегала. Молчание затягивалось. Карась, не разуваясь и не глядя на подругу, прошел на кухню. Тяжело опустившись на табурет, он прислонился спиной к стене и закрыл глаза. Из ванной доносился слабый шум воды.
Странно - ни отчаяния, ни обиды, ни ревности. И Карась вдруг с удивлением понял, что внутренне был готов к такому развитию событий, хотя Юлька, вроде бы, поводов не подавала. Он не ощущал себя даже преданным или кинутым, ничего этого не было. Появились лишь усталость и какое-то легкое равнодушие. Карасю вспомнились ее последние кисловатые, в неполный тетрадный лист письма с одинаковой концовкой: «Ну, вот и всё. Пиши. Пока».
Димон открыл глаза. Юля стояла спиной к нему у окна и курила, с силой выдувая дым в открытую форточку. Полотенце было обмотано вокруг ее бедер.
- Мальборо?
Она посмотрела на окурок в своей руке и, не оборачиваясь, кивнула. Оправдываться она, явно, не собиралась. Ну и хрен с ней! Карась хлопнул себя по коленям и энергично поднялся с табурета.
- Как говорил наш ротный хохмач Вахтанг, когда изменила женщина, это все равно, что вам плюнули в форточку.
Он уже был в коридоре, когда услышал тихое:
- А если мужчина?
- А если мужчина, - с готовностью отозвался Димон, – то это все равно, что вы плюнули из форточки! В общем, сплошная анатомия. Будь здорова!
- Подожди.
Карась не остановился.
- Дима, подожди.
Он вопросительно вскинул бровь и нехотя обернулся.
- Дима, - девушка теребила край полотенца и озадаченно смотрела на него, - Дима, ты не… Мы… Давай поговорим. Ты не можешь просто уйти.
- Почему? – Димон, казалось, был искренне удивлен, и, видя полное замешательство на ее лице, с усмешкой спросил: - Что меня держит?
Юля неуверенно, с опаской подошла ближе и, робко коснувшись мокрой Димкиной рубашки, произнесла:
- Я не хочу, чтобы ты обо мне плохо думал, но пойми, Димончик, мне было очень трудно все это время, и мне нужна была поддержка…
- И ты ее получила, - закончил за нее Карась. - Пуговицу не оторви.
- Что?
- Пуговицу, говорю, не оторви.
Юля с надеждой посмотрела ему в лицо, но, наткнувшись на холодный и презрительный взгляд, вздрогнула и отступила назад.
- Как ты не поймешь?! – вдруг крикнула она, - Мы никогда не будем прежними после того, что случилось на этой сраной турбазе! Мы будем постоянно друг другу об этом напоминать одним своим присутствием! А я этого не хочу, понял?!
Губы Карася тронула ухмылка и Юля стушевалась. Она нахмурилась и посмотрела в сторону кухни, где на подоконнике осталась лежать пачка сигарет. Юля слегка оправилась от испуга, и теперь непонятное поведение Карася начинало ее раздражать. Тем более, она не знала, как себя с этим Димкой вести. Забыла.
- Иди, закури.
Вернувшись в коридор, она нашла Димку на прежнем месте. Он стоял, засунув руки в карманы брюк, и задумчиво рассматривал потолок. Она успела выкурить полсигареты, прежде, чем Димон заговорил.
- Ну, что, ты все сказала? – безразличным тоном спросил он.
- Да. Нет! Дима, я это… Давай останемся друзьями.
- Давай, - неожиданно легко согласился Карась.
Улыбнувшись, он коснулся Юлькиной груди и добавил:
- И любовниками тоже.
- Нет, Дима. Я не могу. У нас с Борей все серьезно, он предлагает выходить за него замуж. Он замечательный человек! У него…
- Ну, хоть изредка?
- Ну… Может быть…
- Вот и лады! Я пошел.
- Подожди! – она вышла за ним на лестничную площадку, - Ты и вправду не ревнуешь?
- Нет, ну что ты?! – все с той же улыбкой ответил Карась и, не оглядываясь, заспешил прочь.
- Дима, я позвоню!
- Ага!
Выходя из подъезда, он коротким прямым ударом правой с треском выбил из дверей кусок фанеры.



Глава 5. «Гражданка»

«Ботинок Ильича»
Адаптация к гражданской жизни заняла чуть больше двух недель. Первое время Димон, вскакивая с постели при первых же звуках будильника, рассеяно оглядывал свою комнату, хлопал себя по лбу, и снова валился на диван. Настроение было хронически препаршивым. Закинув руки за голову, он еще минут пятнадцать лежал, слушая, как на кухне мать готовит ему завтрак, и гадал, чем бы сегодня после института заняться. Вчерашний день был похож на позавчерашний; тот – на предыдущий. Попов на Севере, в каком-то Ноябрьске, - и где это? – клепает с предками «большую деньгу». Ленка Грачиха теперь горбится над персональным кульманом в КБ на Старометизном. Видел он ее три дня назад, заходил. Шнобель стал больше, косметикой не пользуется. Эх, вот бы Юльку сейчас! Карась вздохнул и поправил под одеялом трусы.
Как не хочется в институт идти! Старых знакомых там почти никого не осталось: хлопцы в армии, девки уже на четвертом курсе, и почти все повыскакивали замуж. Ну, Юлька, ну, тварь. Хорошо, хоть Боря этот ее на глаза не попадается. Хотя, при чем тут Боря. Пусть живет.
Первая пара – лаба по «вышке». Что-то вроде «нахождение функции Грина». И многочлен этого, как его, Лежандра. Господи, оно мне надо?!
Вот Андрюха Юрченко. Ведь раздолбай же конченый в школе был. Постоянно у Терехи все списывал, с тройки на двойку. А смотри ты: весь в «варенках» ходит, кроссовки на нем «Пума». Старая бывшая «Рюмочная» теперь кооперативное кафе «Уют». И председатель кооператива там – бывший лоботряс и белобилетник Андрей Альфредович Юрченко. Без всякого, между прочим, многочлена… Лагранжа.
Карась откинул одеяло и вскочил с постели. Подойдя к письменному столу, он покопался в ящиках, затем из кармана висящей на спинке стула рубашки вынул клочок бумаги с телефонным номером и вышел в прихожую. На кухне мать уже накрывала на стол.
- Доброе утро, ма, - поздоровался он, подходя к телефону.
- Доброе утро, Дима. Завтрак на столе.
- Угу, - Дима снял трубку и стал набирать номер.
Ленка ответила почти сразу же:
- Слушаю.
- Привет, Лена!
- Привет, - неуверенно протянула Ленка. – Карась, ты?
- Я. Как дела?
- Хорошо. Карась, я спешу, я на пороге стою.
- Я понял. Лен, я хотел одну вещь спросить. Лена, а сколько вам на работе платят?
После некоторой паузы Ленка ответила:
- Ты будешь дураком, если институт бросишь, понял? Ну, ладно, это твое дело. У меня зарплата триста десять рублей с копейками.
Карась сокрушенно качнул головой.
- Триста двадцать рублей, - пробормотал он. – А у мужиков?
- Начальник отдела у нас получает триста семьдесят. Дима, мне надо идти.
- А? А, да, конечно! Ну, давай, покедова. Я позвоню как-нибудь.
- Пока.
Он еще постоял, поскреб подбородок и направился в ванную.
Лабораторную он нагло списал, а очкастый препод сделал вид, что ничего не заметил. Вообще-то к «армейцам» отношение в институте было снисходительным. Мороки с ними никакой, не хиппуют, в ставших модными после ГКЧП демонстрациях участия не принимают. А то, что ребята за два-три года подзабыли предметы, это ничего, это дело поправимое.
Однако, было противно. Ну, хорошо. Выйдет он через четыре года инженером на сто девяносто три рубля в месяц. А дальше? До самой старости горбиться над кульманами с ватманами? Или лаяться с алкашами-подчиненными? Да кому он через четыре года со своим дипломом нужен будет?! Совдепия, и та скоро развалится!
На четвертой паре, на сводной лекции по инженерной этике сонную аудиторию почтил своим визитом декан. Поздоровавшись за руку с преподом, он прошелся взад-вперед перед доской, кашлянул в кулак и начал:
- Товарищи студенты, - декан повернулся к окну. – Как вы знаете, в нашем институте работала комиссия из Министерства. И мы сочли нужным довести до вашего сведения следующее, - декан крутанул шеей и поправил узел галстука. – Нам понизили категорию вуза. Из-за предельно устаревшей материальной и учебной базы. Нам пока не ясно, какие будут последствия, но мы сочли нужным честно сообщить вам об этом. Благодарю за внимание.
После занятий весь курс загнали в Актовый зал на комсомольское собрание. Слушая краем уха выступающих, Карась с ностальгией разглядывал те же самые, из невозвратного прошлого, линялые портьеры, плешивый бархатный занавес, все тот же пыльный бюст Ленина в глубине сцены. И даже вечный институтский комсорг, тощим индюком сидящий за столом президиума, и ритуальный графин со стаканом перед ним ничуть не изменились за эти два года. Димон вытянул ноги, откинулся в кресле и прикрыл глаза.
- …гражданский консенсус. И на нас, товарищи, возложена ответственная задача по претворению…
Кто-то тронул его за рукав. Димон открыл глаза и повернул голову. Девушка рядом с ним застенчиво улыбалась и молча показывала на запястье. Улыбнувшись в ответ, Карась развел руками: часов не ношу. Девушка грустно вздохнула и обреченно посмотрела на сцену. Карась сделал успокаивающий жест и повернулся к соседу с другой стороны. Там тоже часов не оказалось. А вот у сидящего сзади Игорька из-под рукава поблескивал циферблат. Однако сам Игорек, запрокинув голову, разглядывал потолок.
- Игорек, - тихо позвал Димон.
- Мм? – вернулся на землю Игорек.
- Время скажи.
Игорек со вздохом поднял руку и показал Димону часы. Димон кивнул и наклонился к девушке. Она придвинулась ближе и Дима, касаясь носом ее пышных волнистых волос, прошептал в розовое ушко:
- Пять минут шестого.
Девушка благодарно кивнула, чуть отстранилась и зачем-то застегнула верхнюю пуговицу своей вязаной кофты.
А ничего девушка. Не красавица, но аппетитная. Интересно, есть ли у нее парень? Карась посмотрел, кто сидит за ней. Тоже девушка. Хорошо.
- …поддержать общенародный референдум и воплотить в жизнь великие заветы Ильича!
Раздались жидкие аплодисменты. Ректор собрал бумаги, сошел с трибуны и вихляющей походкой старого геморройщика вернулся в президиум.
- Товарищи, - наклонился к микрофону комсорг, - доклад окончен…
- Двери закрываются, следующая станция – «Ботинок Ильича», - пробормотал Карась.
Девушка посмотрела на Карася и неуверенно улыбнулась.

Профессор Евстигнеев
Та же самая, но из другой, из прошлой жизни гардеробщица подала Димону через барьер куртку, и он, застегнув «молнию», вышел на улицу.
Возле институтского входа прощались подружки, закуривали, солидно отворачиваясь от ветра, парни. Чуть поодаль, у свежевскопанной клумбы молодой папа раскачивал детскую коляску и нетерпеливо поглядывал на институтское крыльцо. Из коляски доносился детский плач.
- Пока, Димон. Ты же принеси завтра конспект, хорошо?
- Само собой.
Карась сошел с крыльца и остановился у лавочки. К вечеру заметно похолодало. Димон застегнул «молнию» до самого подбородка, поправил на плече сумку и приготовился ждать.
Студенческий народ расходиться не спешил. Кто-то попросил у него сигарету, подошел и попрощался за руку Игорек, кивнула еще пара-тройка ребят из его группы. На соседней лавочке старательно наигрывал на гитаре длинноволосый паренек, рядом с ним молча курили две девушки. У парня на шее висели деревянные бусы. Плач младенца, то стихающий, то раздающийся с новой силой, начинал раздражать, а ее все не было.
Но вот, наконец, на широком институтском крыльце показалась та самая девушка. Торопливо застегивая на ходу кофту, она сбежала по ступенькам, и обрадованный Карась двинулся ей навстречу.
Фигура у девушки была не ахти, до Юлькиной далеко. Слегка полноватые ноги, чуть шире, чем хотелось бы «фюзеляж». Но зато милые и мягкие черты лица говорили о ее покладистом и беспроблемном характере. В общем, не красавица, но симпатичная. Даже очень. Хранительница очага. И «ямочки» на щеках.
Но что за дела? Девушка едва не бежала – мешали каблуки и еще порядочная толпа вокруг. С кем-нибудь столкнувшись, она рассеяно извинялась, становилась на цыпочки, вытягивала шею и с тревогой высматривала что-то впереди.
Димон проследил за ее взглядом. Потом он тяжело вздохнул, поправил сумку и поплелся домой. На перекрестке под светофором Карась оглянулся. Девушка – да какая там девушка! – баюкала на руках ребенка, а молодой папаша заглядывал через ее плечо и пытался дать младенцу соску.
И снова Димону некуда спешить. Идти домой, зубрить всю эту туфту институтскую не хотелось. Карась медленно брел мимо пустых витрин Универмага. В их глубине, на обитых выцветшим войлоком кубах стояли и валялись пыльные манекены. Последние лучи солнца золотили верхние окна пятиэтажек, а сразу сделавшийся холодным ветер гнал перед ним по тротуару обрывок газеты и первые опавшие листья. Толстые витринные стекла, в которых, как в мутной воде отражалась противоположная сторона улицы, были густо оклеены написанными от руки объявлениями. «Продается…», «Срочно продам…», «Отдам в хорошие руки…». Что он там отдаст в хорошие руки?
От нечего делать Карась подошел поближе. Так, « Отдам в хорошие руки 1,5 мес. щенка сенбернара». Адрес, телефон. О! «Две симпатичные девушки составят компанию молодым (и не очень) людям для приятного времяпровождения». Нарезные купончики, к сожалению, все были оторваны.
Позади Карася, у тротуара остановилась красная «Нива».
«Продается 2-х местная надувная лодка «Нырок», кофейный сервиз на 6 персон…» Интересный комплект. Карась подошел к следующему объявлению.
Красная «Нива» тронулась с места, проехала несколько метров и вновь остановилась у него за спиной. У Карася глухо забилось сердце. Он пристально вгляделся в отражение автомобиля. В «Ниве», по-видимому, находился один лишь водитель, и, судя по неподвижно белеющему пятну его лица, водила пристально его, Димона, разглядывал. Пассажиров в машине, кажется, не было.
У Карася вспотели ладони. Стараясь не вертеть головой, он огляделся по сторонам. Ему навстречу шла, тяжело переставляя ноги, пожилая тетка с двумя раздутыми сумками в руках. А со стороны института по тротуару ехал на допотопном «Орленке» какой-то шкет. На переодетых ментов они похожи не были. От того, что в первую очередь подумалось о милиции, стало очень досадно и противно. «Что, параноиком стал?». Карась решительно перевел взгляд на «Ниву».
Водила сидел к нему спиной. Что-то смутно знакомое было в его затылке. Не хотелось бы выглядеть дураком, однако тут явно что-то не так: уж чересчур неестественно-«деревянная» у мужика поза. Карась расправил плечи и зашагал к автомобилю. В крайнем случае можно будет потом просто перейти на ту сторону улицы.
Мужик за рулем сидел все так же, спиной к нему. Более того, поставив локоть на руль, он явно заслонял от Карася лицо ладонью.
Димон еще раз осмотрелся по сторонам и чуть нагнулся к открытому окну «Нивы».
- Закурить не найдется? – спросил он.
Мужик очень медленно повернулся; Димон с отвисшей челюстью сделал шаг назад, сумка съехала с его плеча и шлепнулась на асфальт.
- Ты что? Ты? – оторопело спросил он.
Довольный собой Генка вылез из машины и раскрыл объятия.
- А я еду, никого не трогаю…
- Вот паразит, а! – друзья обнялись и Карась в порыве радости заехал Генке кулаком в живот.
- Ох, ну ты даешь, Димон! Так я еду, никого не трогаю, вдруг вижу, профессор Евстигнеев по асфальту шлепает!..
- Ну, гад!.. А ты машину купил? И куришь. Надолго приехал?
- В воскресенье улетаю. Ничего не поделаешь – работа. А «Нива» папика. Старики мои с Нового года на пенсию уходят, я и перегнал им автомобиль на Большую Землю. Да не расстраивайся ты, Димон! У меня в апреле отпуск, а сейчас только два дня. Но тебе мало не покажется! Но ты-то как? Рассказывай!

«Дальрыба»
Пили из майонезной баночки. В ранних, по-осеннему безмолвных сумерках в чистом небе догорал закат, появились первые звезды. Друзья расположились в беседке пустующего детского садика. «Нива» стояла тут же, рядом, въехав передними колесами в песочницу. Время от времени набегающий ветерок кружил у их ног смерчики из опавших листьев. Было тихо и холодно.
- Ну, а ты что? – Генка сквозь сигаретный дым разглядывал товарища.
Димон с пьяной сосредоточенностью пытался выловить из консервной банки кильку, и не отвечал. Генка усмехнулся и откинул окурок в сторону.
- Так что же ты? – повторил он свой вопрос.
Карась икнул, оставил банку в покое, и принялся облизывать красные от томата пальцы. Дернувшись всем телом и мотнув головой, он с усилием сфокусировал взгляд на пустой бутылке и, наконец, изрек:
- Наливай!
Генка встал, подошел к своей «Ниве» и открыл дверь. Вернувшись в беседку, он не без труда поставил друга на ноги и отвел к машине.
Под утро Димону приснился сон. Будто запутался он в мокрой тине и, напрягая все силы и отчаянно извиваясь, пытался выплыть на чистую воду. А сзади плавала лодка, с которой к нему тянула руки мертвая девка. Карась прилагал нечеловеческие усилия, чтобы освободиться, выпутаться, выплыть, с отчаянием осознавая, что силы покидают его. А смрадная рука с растопыренными пальцами была все ближе и ближе… В центре белоснежной кафельной залы, потолки которой невозможно разглядеть, сидит, высунув язык, огромный ньюфаундленд. Однако это уже не ньюфаундленд, а налитая до краев ванная и посреди обильной пены торчит Генкина голова. Не успел Карась удивиться, как Генка закрыл один глаз и медленно скрылся под водой.
Проснулся Дима с тяжелой головой, мерзким привкусом во рту и со жгучим чувством стыда и отвращения к самому себе. Вчерашний вечер сохранился в памяти отдельными, слабо связанными между собой фрагментами. Тут были и красные от кильки пальцы, и щербатое горлышко майонезной банки, и прищуренный Генкин глаз: «Ну, а ты что?». А… А что – я?!
Голову от виска к виску пронзила огненная спица. Превозмогая слабость, Дима встал с постели.
«Ну, а ты что?». О чем это он?! О чем это он спросил?! И не раз!
Хорошо, хоть предков дома нет. Не хватало еще морали всякие выслушивать. Карась кое-как привел себя в порядок: умылся, почистил зубы. Вроде легче стало. А не побриться бы? – он посмотрел на себя в зеркало. Что, блин, Генка имел в виду?!
Димон зажмурился и обхватил голову руками. Опять перед глазами красные пальцы, консервная банка с надписью «Дальрыба», потом все плывет. Потом Генка с прищуром, как у Дзержинского на портретах, спрашивает: «Ну, а ты что?». Так, а потом что? А потом на меня валится заднее сидение «Нивы». Занавес.
Зазвонил телефон. Карась вышел из ванной и взял трубку.
- Да.
- Здоров, студент! Дрыхнешь? А как же «альма-матер»? Чего молчишь?!
- Геша, - с трудом произнес Димон. – Сушняк.
- А-ха-ха-ха! Так чего же ты?! Есть верное средство! Берешь…
- Ген, я тебе ничего такого не наговорил вчера?
- А как же?! Наговорил.
- Чего? – сердце в висках глухо отбивало секунды.
- Признался ты, понимаешь, в юношеских пододеяльных грехах. Все рассказал! С какого возраста, как часто. А что ты там в трубку дуешь? У меня отит будет.
Карась положил трубку на плечо и, улыбаясь, посмотрел в потолок. Еще раз вздохнул.
- Алло! Что там такое?! Ов! Где ты там?!
- Да здесь я, здесь. Генка, слышишь, а сколько время?
- Сейчас спрошу… Девять без пяти.
- А где ты.
- Из автомата звоню возле твоего дома. Так ты в институт идешь?
- Мм, надо бы.
- Карась, не мути воду. Ты ж вчера говорил: «Категория вуза, алкаши-подчиненные» и все такое. Ты что, забыл?
- Ладно, сейчас выхожу.
- О! Вот это другое дело.

Венгерские кроссовки
Возле единственной на весь квартал телефонной будки стояла Генкина «Нива». Ночью, вероятно, был мороз, и с деревьев осыпалась большая часть листвы. День обещал быть солнечным и холодным. На свежем воздухе Карасю стало значительно лучше. Он закинул сумку через плечо и направился к машине.
- А это что? – Генка недовольно кивнул на сумку.
- Так, чтоб предки не «запасли». А куда поедем?
- Куда хочешь. Предлагаю на пиво.
- Ну, погнали. Только я много не буду.
- Ага, когда тебе хватит, я сам скажу. И вообще, пиво – это жидкий хлеб! Витамины, - Генка указал пальцем в потолок, – микроэлементы. Плюс пустая стеклотара, которую можно сдать. Круговорот денег в природе.
Два или три квартала Димон мочал, искоса поглядывая на друга и слушая обычный Генкин треп.
- Слышишь, Геша, - наконец решился он. – О чем ты спрашивал у меня? Ну, вчера, когда говорил: «А ты что»?
«Нива» подъехала к перекрестку и остановилась на красный свет. Попов достал сигарету, закурил.
- Знаешь, друг, - он повернулся к Карасю. – Я никогда эту твою Юльку не уважал. Не было в ней какого-то, ну, целомудрия, скажем так.
Дали зеленый, и «Нива» тронулась с места.
- Чего ты лыбишься? – спросил Генка, переключая скорость.
- Я не про то, - Карась хотел спрятать улыбку, но не мог. – Она тоже тебя переваривала плохо.
- Во-во. Я боялся, что ты Боре этому ее новому здоровье попортил.
- Руки чесались, Гена. Этот козел вареный Юльку, по-моему, около года пас. Но дело не в нем.
- А я о чем говорю? Все от нее зависело. Чем раньше ты это понял, тем лучше. Вот магазин, - Генка подъехал к тротуару и остановился. – Пошли, посмотрим.
- Бабу ведь хочется, Ген! – Карась вышел из машины.
- С бодуна всегда так, - сказал Генка, запирая «Ниву». – Не тужи, Карась, за тобой девки косяком ходить будут. А хочешь, переходи на заочный. Я тебе вызов к нам на Север сделаю. У нас знаешь телок сколько? И бабки хорошие. Ха-ха-ха-ха! В смысле – деньги! Зарплата, в смысле, хорошая.
- И сколько?
- Если слесарем по третьему разряду, то год – и машину покупаешь. Плюс «полярки».
- Какие «полярки»?
- Да северный коэффициент такой. Полгода отработал – плюс пятнадцать процентов к окладу. Девушка, пиво есть? Нет? А будет? Что делать, Димон? Давай за водярой станем?
- Ну ее! – скривился Карась. – поехали в «Универсам», там разливное может быть.
Но в свободной продаже пива нигде не оказалось. Ехать же к цыганам за водкой Димону не хотелось – одно лишь воспоминание о вчерашней «Столичной» вызывало приступ тошноты. «Агдам» или «Кагор» как-то не очень…
- Нет, -уже в машине вздохнул Генка. – Объездить полгорода и не похмелиться! И деньги есть – вот, что самое обидное.
А Карасю уже было неплохо и так. Свежий воздух и хороший обмен веществ сделали свое дело, и Димон, чуть опустив стекло, подставлял лицо под холодную струю и улыбался.
- Это не Рио-де-Жанейро, - заключил Генка.
- И плашек три восьмых дюйма у них нет, - подхватил Карась. – А трамвай пускать… - и не договорил.
Генка резко вдавил тормоз и «Нива», взвизгнув, остановилась.
- Идиот! – Генка хлопнул себя по лбу. – Какой же я идиот! «Дюймовочка»! Слышишь, Карась? Едем в «Дюймовочку»!
- Что за «Дюймовочка»? «Детский мир»?
- Ага! – Генка развернул машину. – После третьей начинаешь агукать и пускать пузыри. Кабак такой по Калинина знаешь?
- Ну.
- Гну! Он теперь кооперативный, усек? И председатель кооператива – мой хороший кореш Славка Ермаков. Одноклассник мой. Барыга жуткий! Может, знаешь?
- Нет.
- Сейчас узнаешь!
На продуваемой ветром улице Калинина прохожих почти не было. У разбитых витрин кафе «Дюймовочка» стоял с пачкой «Кэмела» в руке сам Барыга. Две тетки в поварских передниках сметали с тротуара осколки битого стекла. Чуть дальше, на автобусной остановке несколько человек, кутаясь в пальто и плащи, с интересом наблюдали за происходящим. Попов остановился напротив кафе.
- Так вот какой рэкет в действии, - протянул он, выходя из машины. – Привет, Славик. И кто тебя так?
- Привет, - вяло поздоровался с ними Ермаков. – Да Пахом какой-то.
- А чего он хотел?
Ермаков насмешливо посмотрел на Генку и хмыкнул:
- Стекла побить.
- Да-а, трудная доля кооператора, - Генка почесал затылок. – Ущерб невосполнимый.
- Восполнимый, еще как восполнимый. Семеновна! Куда ты метешь? Пойди, возьми ведро. А ты как? – Ермаков вновь повернулся к Генке.
- Нормально, в отпуск приехал.
- Ты на Севере?
- Да.
- А-а-а… Семеновна!
- Что? – выглянула из витрины повариха.
- Позвони Олегу еще раз.
Семеновна кивнула и скрылась в темных глубинах кафе.
У Карася замерзли ноги. Он посмотрел на свои старые венгерские кроссовки, и вернулся в прогретый салон «Нивы». В институт надо было, все же, пойти. Или не надо…
Генка с «барыгой»-одноклассником еще о чем-то поговорили, и зашли в кафе. Димон уселся поудобнее. Подняв воротник, и сунув руки в карманы, он стал смотреть на проезжающие мимо машины. Движение по улице Калинина было оживленным. Центр города, как ни как.
Карась перевел взгляд на битые витрины «Дюймовочки». С его места были хорошо видны валяющиеся на кафельном полу кафе столы и стулья, карниз со спутанной гардиной. И везде – кучи битого стекла.
На подъехавший голубой «жигуленок» Карась не обращал внимания до тех пор, пока не открылись двери и из машины не вышли пассажиры. Первым показался здоровый, почти квадратный приземистый мужик лет под сорок с коротко остриженной головой. Просторный спортивный костюм лишь подчеркивал его фигуру атлета. Карась готов был поспорить, что это бывший штангист. Остальные трое имели внешность чуть менее колоритную, однако иметь дело с ними Карась бы поостерегся – чувствовалось, что ребята, как минимум, кандидаты в мастера.
Спортсмены равнодушно посмотрели на разбитые витрины, на «Ниву», оглянулись по сторонам. Зеваки на остановке мигом потеряли к происходящему всякий интерес, кто нервно посмотрел на часы, а кто просто отвернулся, подняв воротник. Один из крепышей забрал с сиденья милицейскую дубинку, и направился к Карасю.
Димон весь подобрался. Он осторожно вынул руки из карманов, и чуть приоткрыл дверь «Нивы». В случае чего, ею можно толкнуть нападающего. Из машины выходить смысла не было, это могли расценить как вызов. Но пацаны, кажется, серьезные, руками зря махать не станут. Тем более, что оставшаяся у «жигулей» троица, не дожидаясь товарища, двинулась к кафе. Карась немного успокоился и вытер потные ладони о джинсы.
Парень с дубинкой остановился у «Нивы».
- Из Тюмени? – спросил он, указывая дубинкой на номера.
На вид рэкетир был года на два старше Димона, и было в нем что-то знакомое.
- Нет, - Карась открыл дверь чуть шире. – Я местный. Это дружбан с Севера приехал.
Рэкетир внимательно посмотрел на Карася.
- Что-то ты мне кажешься знакомым, - он подошел ближе. – Давно дембельнулся?
Поеживаясь, Карась вышел из машины. Он оказался чуть ниже собеседника, но шире в плечах. Нейтрально улыбаясь, Карась ответил:
- Месяц уже на «гражданке».
- Подожди! – бандит коснулся Карася дубинкой. – Тебя Дима зовут?
- Да.
- И ты учился в двадцатой школе, так? Там тренера еще вашего машина сбила, так? Вы потом к нам в институт ходили.
- Ну, так! – Карась изобразил на лице радость и отвел от себя дубинку. – А ты… А ты Сливе нашему руку сломал! Все, вспомнил. А то смотрю, и думаю, где я тебя видел?
- Точно! А Слива этот еще батю своего привел.
- Помню. За это вторую сломать надо было.
- Точно!
Парни пожали друг другу руки.
- Чем занимаешься? – оглядывая Карася с ног до головы, спросил новый знакомый.
- Учусь в институте.
Рэкетир с сочувствием посмотрел на худые Димкины кроссовки, и оглянулся на своих. Но «бригада» уже скрылась в кафе.
- Вот что, - рэк легонько ткнул Карася дубинкой. – Есть хорошая, нормальная работа. Ты где служил?
- ВДВ Прикарпатского ВО.
- Еще лучше! Значит, слушай. Придешь завтра, ну, давай к часу, на Центральный рынок. Там иди или к конторе, или к «Фениксу». Это наш охранный кооператив. Спросишь меня.
- А если тебя там не будет?
- Буду. Скажешь: «Позовите Мишу». А я уже тебя покажу кому надо.
- А платят у вас хорошо?
Миша почему-то надменно посмотрел на Карася и сплюнул.
- А сколько тебе надо? – спросил он.
Карась пожал плечами:
- Рублей семьсот… Или шестьсот.
- Видишь тачку? – Миша дубинкой показал на голубой «жигуленок». – Нравится?
- Ничего, нормальная тачка, - осторожно ответил Карась.
- Я заработал ее за год. А ты – как себя покажешь. Понял?
- Классно! – Карась был искренне удивлен. – Понял.
- Ну, давай! Чтоб завтра к часу был.
- Давай, - Карась пожал крепкую Мишкину ладонь. Все-таки приятно разговаривать с человеком, когда знаешь, как его зовут.
У входа в «Дюймовочку» Миша нос к носу столкнулся с Генкой. Осторожно неся бутылку коньяка, тот сделал шаг в сторону, но Миша дубинкой, словно шлагбаумом, перекрыл Попову путь и о чем-то спросил. Оправдываясь, Генка развел руками, показал сначала на разбитую витрину, потом кивнул в сторону «Нивы». Миша посмотрел на него с сомнением, но ничего не сказал, и скрылся в кафе.
- Козлы вонючие, - Генка уселся за руль. Он сунул бутылку Карасю и завел машину. – Куда поедем?
- Мне все равно. Поехали к тебе.
- «Поехали к тебе»… И Ермак сволочь! Нет, чтобы объяснить этим мордам, друг, мол, приехал…
Обычный пофигизм вернулся к Генке на кухне после третьей стопки. О том, что произошло в кафе, Карась расспрашивать не стал. На душе у него скребли кошки – тоскливо было видеть Генкину квартиру тихой и почти нежилой. Карась встал из-за стола, подошел к окну и прижался лбом к холодному стеклу.
Сколько раз они с Юлькой здесь целовались? Вот-вот раздадутся веселые голоса, крики, смех. Серега Первый и Наташа внесут сейчас гору грязной посуды, за ними следом в поисках спичек припрется и Ленка Грач. Кто-то выключит в зале магнитофон, и станет слышным необычайно мелодичный перебор гитарных струн.
- Ген, а где сейчас Бэтмен? – спросил Карась, не оборачиваясь.
- В Москве сейчас Сашок, в аспирантуре. Садись, Димон! Давай за нашего Бэтмена.
- Давай. Только знаешь, что? Надоело по пятьдесят капель цедить. Наливай, что осталось в два стакана - за всех сразу и вздрогнем!


Глава 6. Рыба
Без обиды
Утром следующего дня Димкино заявление о переводе на заочное отделение лежало в деканате. Объясниться по этому поводу с родителями Карась решил вечером –портить себе настроение с утра не хотелось. Тем более, если он поставит их перед свершившимся фактом, шума будет значительно меньше.
Никакого особого чувства свободы на выходе из института Карась не ощутил. Он разочарованно вздохнул и поехал провожать Генку на самолет.
- Все, Димон. Все, слушай меня, - Генка держал в руке полную стопку. – По последней.
- Мы же только что «на посошок» выпили.
- И правильно сделали! А теперь – по последней.
- Гена, - Карась украдкой посмотрел на настенные часы, - ну, тебе ж дорога неблизкая предстоит.
- Правильно! А ты хочешь, чтобы я всю дорогу, как пень в окно пялился?
- А про автовокзал ты не забыл? Тебе еще там билеты брать надо.
- Карась, ты заколебал! – рассердился Генка. – Ты как избавиться от меня хочешь.
- Чего это – избавиться? Ладно, - Карась поднял свою стопку, - поехали...
Такси поймать не удалось. Автобус на автовокзал шел через Центральный рынок. Не смотря на будний день, торговля здесь была в самом разгаре. Товарно-денежные отношения начинались еще на подходе к рынку. В плотном потоке покупателей и просто зевак небольшими группками располагались бабушки, предлагающие старые валенки, пуховые платки или самодельные теплые стельки. Вдоль наружных стен базара оборотистые мужики выложили на принесенных из дому раскладушках запчасти, ворованные метизы и прочую нехитрую мелочь.
Карась посмотрел на часы. Блин! Пять минут первого!
- Когда у тебя автобус? – спросил он у Генки.
- В половину второго, - ответил тот.
- А самолет?
- Аж в десять вечера, - вздохнул Генка, и добавил: - Каждый раз уезжаешь, и какая-то тоска охватывает. А ты что сегодня делать будешь?
- О, - оживился Карась, – хорошо, что напомнил. Мне сегодня к часу в деканате нужно быть. Только без обиды, Гена.
Генка как-то сразу скис.
- Да? – вяло спросил он.
- Да. Понимаешь, я заяву про переход на заочный написал, и мне, это самое, надо в час там быть. Детали там всякие утрясти, туда-сюда.
- Ну, если надо, так надо. А как ты учиться будешь? На заочном, по-моему, нужно работать где-то.
- Ты мне вызов обещал на Север прислать.
- Ты что, Карась, головой ударился? Я вызов смогу тебе сделать не раньше, чем через два месяца!
- Да не ори ты. Устроюсь куда-нибудь сторожем пока. А там видно будет. Приехали.
Автобус остановился у автовокзала.
В его просторном и гулком зале было малолюдно – возле батареи, расстелив на полу рваное тряпье, спала цыганская семья, несколько человек со скучающими лицами дежурили у кассы. Генка занял очередь.
- Прикинь, Дима, - начал он. – Летел я прошлый раз через Москву, и дай, думаю, Бэтмена повидаю. А дело было в Домодедово. И пошел я, значит, искать телефон-автомат. Ты слушаешь?
- Слушаю я, Геша, - ответил Карась, оглядываясь на окно. Автобус, на котором они приехали, все еще стоял на остановке. – Только ты быстрее давай, мне уже бежать надо.
- Тогда, может, «накатим» по быстрому, а?
- Нет, - спокойно отрезал Карась. – Я не могу припереться в деканат с перегаром, сам пойми. А «пузырь» тебе в дороге самому пригодится.
- Ну, как хочешь, - глядя в пол, сказал Генка.
- Братуха, - Димон по-дружески толкнул его в плечо, - не раскисай! Приедешь в апреле или когда там, «гудеть» целый месяц будем! Я тебе слово даю.
- Ладно, едь в свой деканат, - отмахнулся Генка. – Давай, пока.
Димон пожал Генкину руку, потом притянул друга к себе и похлопал по спине.
- Напишешь, как приедешь, - сказал он. – Все, я побежал, а то ноги уже замерзли.
На выходе Карась оглянулся и махнул рукой. Но Генка в его сторону не смотрел.

«Мазда 626»
К часу дня людей на Центральном рынке стало меньше. У кооператива «Феникс» возле своей машины стоял Миша. Он крутил на пальце ключи и разговаривал с двумя парнями. Одного из них, плечистого и с добродушным выражением лица, Карась видел вчера, когда тот приезжал с Мишкой к «Дюймовочке». Карась подошел к ним.
- Привет, - поздоровался он.
-Здорово, Димок, - Миша пожал Карасю руку.
Плечистый парень благодушно улыбнулся, а его товарищ вообще не отреагировал на появление Карася. Они кивнули Мишке, и зашли в «Феникс».
Миша посмотрел на часы.
- Молодец, коллега, не подвел, - он хлопнул Карася по плечу. – Ну, пошли.
Контора рынка располагалась чуть дальше, сразу же за крытыми торговыми рядами. Вокруг нее было шумно и многолюдно. Торговый день подходил к концу, и работники прилавка сдавали в камеру хранения свои безразмерные тюки и баулы. На высоком крыльце какие-то селяне ругались с мужиком в белом халате. Бравая тетка пыталась пронести сквозь эту толпу взятые в аренду весы.
Пока Димон с Мишей подходили к конторе, к ее крыльцу подъехала и остановилась красивая белая иномарка.
- Опа, - озадаченно произнес Миша. – Тулуп. Что-то рано сегодня.
Друзья подошли к машине.
На ее багажнике блестело никелем название: «Мазда 626». Парень за рулем пересчитывал у себя на коленях толстую пачку денег, сидящий рядом пассажир, молодой худощавый мужик с очень наглой рожей, не сводил глаз с его рук.
На колени водителю легла последняя пятидесятирублевая бумажка.
- Две двести, - произнес пассажир.
Парень за рулем согласно кивнул и вышел из машины. Увидев подошедшего Мишку, он приветственно махнул рукой, и взбежал по ступенькам в контору.
- Привет, Кузя! – Мишка наклонился к машине. – А мы думали, Тулуп приехал.
- Привет, - небрежно кинул Кузя, - Тарас тут?
- Тут.
- Позови.
- Сейчас. Димок, - Мишка повернулся к Карасю, - постой тут, - сказал он, и быстро зашагал к «Фениксу».
От нечего делать, Димон стал разглядывать автомобиль. На фоне чуть подтаявшей мерзлой грязи, щедро рассыпанного мусора и мелочной суеты торгашей вокруг белая «мазда» выглядела как фрагмент какой-то нездешней, сытой и благоустроенной жизни.
Под стать машине был и одетый во все добротное и дорогое пассажир. Почувствовав, что его разглядывают, Кузя лениво повернулся к Карасю. Карась отвел взгляд первым.
Миша вернулся очень быстро. Тарасом оказался тот самый улыбчивый крепыш с широкими плечами. Он подошел к «мазде», а Миша с Карасем направились к конторе.
- Миша, слышишь, а кто этот Кузя? – спросил Карась, поднимаясь по ступенькам.
- Правая рука.
Народу в конторе оказалось не так уж и много. Дальний конец ее длинного коридора был огорожен сварной решеткой – там находился опорный пункт милиции.
Возле директорского кабинета Карась остановился.
- Стой, - сказал он. – Как директора по имени-отчеству?
Миша озадаченно посмотрел на Карася.
- Марадону? – спросил он. – Так и будет: Марадона. Заходи, не дрейфь!
Директорский кабинет оказался просторным и, на удивление, чистым. На стенах обои, на подоконниках – горшки с цветами. У стоящего в углу открытого сейфа на низком столике свистел диковинной конструкции пластмассовый электрочайник. Между двумя зарешеченными окнами находился стандартный письменный стол. Дополняли обстановку шикарный диван и гарнитур «стенка» напротив него. В «стенку» был встроен цветной телевизор.
Перед директорским столом стоял Кузин водитель. На диване, откинувшись на мягкую спинку, расслабленно полулежал с закрытыми глазами молодой мужик лет под тридцать. Один его рукав был закатан выше локтя, с другой стороны на диванной обивке валялись шприц и рыжий резиновый жгут.
Директор рынка сидел за столом и пересчитывал уже знакомую Карасю пачку денег. Лысый и упитанный азербайджанец, или кто там он, с нездоровым румянцем на толстых щеках очень мало был похож на знаменитого футболиста.
Карась с Мишкой подошли к столу. Продолжая считать деньги, директор поднял набрякшие веки и вопросительно посмотрел на Карася.
- Мардан, - обратился к директору Миша. – Вот человек, что я утром говорил.
Мардан досчитал деньги и сунул их в ящик стола.
- Сегодня передам, - буркнул он Кузиному водителю.
Тот ничего не ответил, с интересом взглянул на Карася, и вышел из кабинета.
- А что он делать умеет, Миша? – наконец спросил директор.
- Это ты о чем?
- Ну, он поваром или барменом может работать, - подсказал Марадона. Он встал из-за стола и выключил чайник.
- При чем тут повар? – удивился Миша. – Нам нужен человек в «Дюймовочке» или нет?
- Я такое не решаю, - ответил Мардан, заливая кипяток в керамический чайник.
- Не, друг, а, в натуре, что ты умеешь? – спросил кто-то за их спинами.
Димон с Мишей оглянулись. Наркоман сматывал на кулаке резиновый жгут. Затем он подобрал с дивана шприц и положил все это возле телевизора. Двигался он свободно и уверенно, да и говорил, как нормальные люди. В принципе, Карась никогда раньше с наркоманами не общался, но, судя по многочисленным анекдотам, только что «ширнувшийся» должен был выглядеть несколько иначе. А может он и не наркоша, может, диабетик какой-то.
- Олег, - ответил за Карася Миша, - он только что дембельнулся, а так, я его давно знаю. Мы с ним в детстве в одну секцию на борьбу ходили. Димок нормальный пацан, в десантуре служил. Кирпичи перебивать может.
- Нормально, - согласился Олег.
Он откатал рукав и чему-то улыбнулся.
Мишка тоже заметно повеселел.
- Давай его на «Дюймовочку» пока поставим, - предложил он Олегу, - а там видно будет.
- Давай, - благодушно согласился Олег.
- Так мы прямо сейчас и поедем.
- Давай.

Бармен
Уже на улице, на обратном пути к «Фениксу» Карась спросил:
- Олег что, тоже «рука»?
- Нет, Олег – племянник, - ответил Миша.
- Кузин? – удивился Карась.
- Ты что, гонишь? Олег Тулупа племянник. Сани Кожуховского. Да ты не дрейфь, все путем.
- А чего мне дрейфить? – Карась пожал плечами. – Только глаза у него какие-то странные, смотреть неприятно.
- А-а, так это зрачки. У них всегда после «ширки» такие. Раскумарился Олег. Сейчас мы с тобой зайдем в «Феникс», заберем кого надо и поедем на Калинина.
- Название какое-то, - поморщился Карась. – «Дюймовочка»… Вроде Детского Мира.
Мишка коротко хохотнул.
- Поменяем, когда кабак нашим станет, - пообещал он, пропуская Карася вперед. – Заходи.
Первым, кого увидел Карась, переступив порог охранного кооператива, был вчерашний «квадратный» штангист с очень коротко остриженной с проседью головой. Широко расставив мощные ноги, он сидел на стуле, и флегматично ковырял спичкой в зубах. Напротив него, за столом пожилой милицейский капитан что-то писал на листе бумаги, и тут же зачитывал написанное:
- … В связи с вышесказанным, я, Резников Николай Константинович, заявляю…Заявляю, что претензий к Гринько Андрею Андреевичу не-и-ме-ю, точка. Все. Чтоб заява сегодня у меня была, понятно?
Штангист выплюнул спичку:
- Понятно.
- Число поставите сегодняшнее. Какое сегодня?
- Первое ноября, - подсказал Миша.
- Значит, ноль первое одиннадцатое девяносто первого года, - милиционер критически осмотрел свое творение. – И подпись чтоб нормальная стояла! А не как в прошлый раз.
Он сунул ручку в кармашек дерматиновой папки, и встал из-за стола.
- Вот, - капитан протянул исписанный лист штангисту. – Заяву перепишите слово в слово.
- Оставь на столе, - ответил штангист.
Капитан что-то пробормотал про чужую мать, бросил бумагу на стол, и вышел.
Когда за ним хлопнула дверь, Миша подтолкнул Карася к штангисту.
- Толян, я новые кадры привел! – заявил он.
Карась хмуро, через плечо посмотрел на приятеля. Миша шутливо выставил перед собой ладони:
- Все! Все, - он подошел к столу и взял в руки оставленный капитаном черновик.
Штангист, с интересом разглядывая Карася, протянул руку первым.
- На борьбу ходил? - спросил он вместо приветствия.
- Да, - ответил Димон, пожимая мясистую лапу.
- Сержант?
- Старший, - Карась посмотрел на Мишу, но тот сидел на столе, читал заявление, и помогать Карасю больше не собирался.
Вдруг Мишка хмыкнул:
- Глянь, Толян, - он презрительно улыбался. – Пшеничный написал: «…телесные повреждения, зафиксированные у меня на станции «скорой помощи» были получены мной в результате падения с дерева на приусадебном участке». Во дает!
- Ты машину водить умеешь? – Толян по-прежнему не спускал с Димона глаз.
- Умею. И права есть.
Штангист поднялся со стула.
- Валера! – позвал он.
- Чего? – парень с перебитым носом и плотно прижатыми к черепу ушами показался в дверном проеме.
- Иди сюда, - Штангист забрал у Мишки черновик, и протянул его Валере. – Сейчас берешь Гриню, и дуете к его терпиле. Пусть заяву перепишет слово в слово. Все ясно?
- Ясно.
- Заява должна быть у меня в пять часов. Понял?
- Да понял я, - с досадой ответил Валера, и вышел из комнаты.
Следом за ним к выходу направился и штангист.
- Поехали на Калинина, - бросил он на ходу.
Следов вчерашнего погрома в «Дюймовочке» почти не осталось: витрины блестели новым стеклом, снаружи и внутри кафе было относительно чисто и убрано.
Прямо напротив входа располагалась стойка бара, справа – небольшой, на шесть или семь столиков, зал. Тяжелые бордовые портьеры на окнах создавали в нем подобие домашнего уюта. Туалет, подсобные помещения и кухня находились слева от входной двери. В воздухе висел слабый запах жареной рыбы.
За ближайшим от бара столиком сидел Ермак. Перед ним на белой скатерти, возле общепитовского набора солонок и перечниц лежали какие-то счета, в пепельнице дотлевал окурок. В руке Ермак держал плоский импортный калькулятор.
Оглянувшись на шум, он вздохнул и полез за новой сигаретой. Глаза его задержались на Карасе.
- Как тут? Тишина?– спросил штангист. Он подвинул к себе стул и солидно уселся напротив Ермакова.
- Пока да, - ответил тот, и, помявшись, добавил: - милиция приходила утром. Заставили нас объяснительные писать.
- Кто позвал? – с угрозой в голосе спросил Миша.
- Никто не звал, что вы? Менты из-за Эдика приезжали. Его же вчера в травматологию отвезли.
- Это ты про бармена своего? – спросил Толян.
- Да, - Ермаков глубоко затянулся. – Меня, ты же знаешь, не было, когда это все случилось. Семеновна рассказывала…
- Что это у тебя? – штангист взял со стола исписанный лист бумаги.
- Ущерб. Как и договаривались, - ответил Ермаков.
- Ого! – Мишка заглянул через плечо штангиста. – Почти одиннадцать «штук»!
Карась тоже подошел. «Бокалы пивные, 42 шт. – 296 руб.» - прочитал он верхнюю строку списка. В самом низу, под жирной чертой, было выведено: «Итого: 10928,20 руб.»
- Чего это «ого»? – возмутился Ермаков. – Одной только водки больше, чем на две тысячи триста побили. А вино там посмотри, коньяк. А бар пришлось заново переделывать. А цветомузыка? А за стекла сколько я отдал! На, смотри!
- Не нервничай! – резко осадил его Мишка.
- Базар килма! – штангист хлопнул ладонью по столу. – Иди, позови свою Семеновну.
- И пожрать пусть принесут, - тут же вставил Мишка, усаживаясь за стол. Карасю он кивнул на стул рядом с собой.
Ермаков собрал бумаги в одну стопку, раздавил в пепельнице окурок, и ушел на кухню.
Карась уселся напротив Мишки. «Джинсовый» Ермаков почему-то вызывал антипатию, и то, как его поставили на место, Карасю очень понравилось. Люди в цехах на заводах работают за триста десять да за триста семьдесят рублей в месяц, а у этого барыги за один раз на десять тысяч добра всякого перебили, и ничего, рядовая сумма. Это ж сколько Димкиным предкам горбатиться ради таких бабок нужно! Хотя, поговорка «хочешь жить – умей вертеться» тоже, в принципе, верна. Вот и будут они вертеть всяких «верченых»! Чтоб не борзели.
Подошла, вытирая о передник натруженные руки, Семеновна. Улыбалась она широко и неискренне.
- Здравствуйте, мальчики, - нараспев произнесла повариха. – Здравствуй, Толя. Что кушать будете? Окрошечка есть свежая.
- Здорово, баба, - отозвался штангист. – Давай окрошку. И второе принеси. Что у тебя на второе?
- Котлетки, Толя, есть, пюре, рыбка жареная, но холодная уже.
- Неси.
- А парень с вами что будет, - Семеновна улыбнулась Карасю.
- Он все будет, - ответил Мишка. – Тем более, это твой новый сотрудник.
- Сотрудник! – фальшиво обрадовалась Семеновна. – Шофером будете?
- Барменом он будет, Семеновна! Иди уже.
Семеновна украдкой оглянулась на кухню и наклонилась над столом.
- И правильно, - сообщила она шепотом. – Эдик наркотики продавал. В коробках спичечных. Сама видела. Приходят, как стемнеет, молодые парни и девки, а он им – коробочки или папиросы вот такенные! Да.
Толян с Мишкой смотрели на повариху внимательно и слушали, не перебивая. Неожиданно Мишка пнул ее под столом в ногу и показал глазами на кухню. Оттуда с бутылкой водки и стаканами в руках вышел Ермаков. Семеновна выпрямилась и перевела дыхание.
- Капусточка! Капусточка квашенная к водочке есть. Вкусная, с лучком! - опять затараторила она в своей манере. – Принести, Толя?
- Принеси, - серьезно разрешил штангист.
Подошедший Ермаков поставил стаканы и бутылку, забрал бумаги, и уселся с ними за соседний столик.
- Слышь, Ермак, - Толян сидел вполоборота, сверля Ермакова тяжелым взглядом. – Куда ты ходил, когда наезд случился?
- Домой ездил, - просто ответил хозяин кафе.
- Зачем? – быстро подключился к допросу Мишка.
Ермак вздохнул и закатил под лоб глаза:
- Ключи от квартиры забыл.
- Ты на «тачке» своей ездил?
- Ну а на чем же?!
- Дай ключи, - штангист протянул к Ермакову свою лапу.
Славка еще раз вздохнул, вынул из кармана две связки ключей, привстал со стула и протянул их Толяну. Однако штангист ключи не взял. Он махнул рукой и отвернулся, обменявшись с Мишкой быстрыми взглядами.
Карась в этой пантомиме мало что понял. Вернее, ничего не понял. Пришлось взять со стола бутылку, и сделать вид, что изучает наклейку. Хотя и бутылка, и наклейка на ней были и без того очень интересными, Карась таких никогда не видел. На позолоченной этикетке красовался портрет бородатого мужика с надменным взглядом. Надпись под ним гласила, что это князь Игорь Орланофф. Made in Germany. Ни фига себе!
Из кухни, держа перед собой большой, заставленный тарелками поднос, вышла Семеновна. За ней другая женщина несла тарелку с нарезанным хлебом.
- Вот окрошечка… Картошечка… - приговаривала Семеновна, расставляя еду на столе. – Кушайте.
- Наливай, - приказал не понятно кому Толян.
Карась вопросительно посмотрел на Мишку. Тот кивнул на бутылку:
- Смелее, бармен. Осваивай новую профессию.
Чокаться и произносить тосты здесь было не принято. Толян с Мишкой привычно-обыденно вмазали по полстакана, и принялись за окрошку. Карась поспешил последовать их примеру.
- Стой, Семеновна, - с набитым ртом приказал Мишка. – Не уходи. Садись.
Тревожно поглядывая то на Мишку, то на штангиста, Семеновна уселась на краешек стула. Пустой поднос она положила себе на колени.
- Расскажи еще раз, как все было.
- Ага, хорошо, - с готовностью ответила повариха.
- Только подробнее, с деталями. Димок, не спи, наливай!
- Ага, поняла, - Семеновна смахнула с подноса крошки. – С самого начала?
- Да. Начинай. Как ты на работу пришла, и дальше.
- Поняла я, Миша, поняла. Ага. Ну, все как обычно было, да. Пришла я, значит, как всегда, к восьми. Отпустила Григорьевича – он сторожил ночью. Вот. Ну, потом Нина пришла. Мы быстренько полы помыли, то-се, и пошли на кухню готовить. Потом Лилька-официантка, шлендра эта объявилась, прости меня, господи. А потом я помои выносила, смотрю: Эдик уже пришел.
- Сколько времени было?
- Точно не скажу, Толя. Часов девять. Или чуть меньше. Я на часы не…
- А босс когда появился?
- Сразу. Я ведро на кухню принесла, а Славик там уже был, продукты проверял.
- Ермак, где Лилька? – кромсая вилкой котлету, спросил Толян.
- Откуда я знаю? – Ермаков снова закурил. – Ее вообще сегодня не было.
- Я Лильку и вчера что-то не видел, - заметил Миша.
- И точно, Миша, - Семеновна округлила глаза. – Только бандиты приехали, так ее и след простыл! Да! Вот Нина не даст сбрехать.
- Напиши мне ее адрес, - сказал Мишка Ермакову.
Открылась входная дверь. Четыре предпенсионного возраста мужика, с интересом озираясь по сторонам, направились к бару. Ермаков положил перед Мишкой клочок бумаги, и заспешил навстречу посетителям.
Карась попил, поел. Ногам было очень тепло, в душе – полный комфорт. Ощущение собственной принадлежности к мощной и жесткой команде заставляло держаться солидно, и строгими глазами смотреть на эту классную тетку Семеновну.
Вот он сейчас вставит свой вопрос, и они окончательно выведут Ермака на чистую воду.
- Так, сержант, - Толян кивнул в сторону бара. – иди, потренируйся.
Заготовленный коронный вопрос в миг куда-то пропал. Карась с достоинством, как хорошо поевший человек, встал и отправился следом за Ермаковым.
За стойкой бара на полу лежал деревянный настил. Таким образом, бармен всегда оказывался чуть выше своих клиентов. Ассортимент продукции на полках был небогатым – все «Русская водка» да портвейн. Лишь на двух самых верхних были выставлены на всеобщее обозрение «Золотое Кольцо», «Князь Игорь Орланофф», какой-то трехзвездочный коньяк с грузинской вязью на этикетке, и не понятно, что под названием «Амаретто». Мужики стояли перед баром и зачарованно смотрели, как Ермак разливает по стопкам водку.
Карась зашел за стойку к Ермакову.
- Закусывать будете? – дежурно поинтересовался тот у клиентов.
Мужики посовещались.
- А что есть? – спросил, наконец, один из них.
- Котлеты, шницель, яйца вареные. Есть капуста квашеная. Вот лимон.
- А почем капуста?
- Два пятьдесят.
- Коля, - заволновались мужики, - и так обойдемся. У Витька хлеб от «тормозка» остался.
Еще одно короткое совещание.
- А если мы всю бутылку возьмем? – спросил все тот же Коля.
- Сорок пять, - с каменным лицом ответил Ермак.
Мужики повздыхали, но требуемую сумму выложили и заняли столик у окна.
- …Поели они, и тот, что светлый такой, - продолжала тем временем Семеновна, - вдруг на кухню заявился. Мы с Ниной спрашиваем: «Вам чего?», а он окурок свой в тазик с оливье сунул и говорит: «Книгу жалоб и предложений»…
Видя, что Ермак собирается вернуться за столик, Карась спросил:
- А мне что делать?
- А, угу, - Ермак кивнул и вернулся за стойку.
Он положил перед Карасем изрядно потрепанную общую тетрадь. Полистал, и ткнул пальцем в нужную страницу.
- Вот это – сегодняшние цены, - сказал он. – Пока запомни их. А Гена улетел?
- Улетел, - буркнул Карась, склоняясь над тетрадью.
Чего тут такое? Водка «Русская» - 100 гр. – 9 руб. Понятно. Водка «Кайзер» - 100 гр. – 17 руб., бутылка – 85 руб. Пиво. «Ячменный колос» - 11 руб., «Жигулевское» - 12 руб.
- …Что? Который из них Эдика бил? Нин, кто Эдика бил?
- Все по очереди и били.
- Хорошо, - штангист Толян задумчиво теребил мочку уха. – А они называли промеж собой какие-нибудь имена или кликаны?
- Пахом! Пахома постоянно поминали. Вот, Нина тоже слышала.
- Ты уже говорила.
- А больше никого.
- Был еще Саид у них, - сухо добавила Нина.
Семеновна чуть не подпрыгнула на стуле.
- Да, точно! Был! – воскликнула она. – Это тот, который Эдика больше всех бил! Да. Они уходили, и ему крикнули: «Саид, поехали!». Так, Нина?
Нина молча кивнула.
Мишка и штангист вновь переглянулись.
- Что, среди них «черные» были? – спросил Мишка после паузы.
- Какие там «черные», Миша! – махнула рукой Семеновна. – Свои все головорезы.
- Опознать сможешь?
- А вот этого, Толя, не надо. Я хоть и старая уже, но пожить еще хочется.
- Семеновна, - удивился Мишка, – ну ты даешь. Чтоб мы тебя в обиду дали? Покажешь тихо из машины, и всех делов.
- Ой, боюсь я, Миша, ой, боюсь, - Семеновна сокрушенно покачала головой. – Ой, как бы не вышло чего.
- Ладно, иди, баба, не ной, - сказал штангист. В его зубах уже торчала спичка.
- Едем? – спросил Мишка.
- Подожди.
Женщины быстро убрали со стола, и ушли на кухню.
- Сержант, - спросил штангист, - ты знаешь, зачем ты тут?
Карась улыбнулся, но шутить передумал.
- Догадываюсь, - ответил он.
Толян ничего не ответил. Он встал из-за стола, одернул брюки и зашагал к выходу.
- В общем, Димок, - к стойке подошел Мишка. – Остаешься тут, и действуешь по обстановке. Ермак покажет, где телефон. Слышишь, Ермак? Напиши ему номера телефонов.
- Там есть.
- В общем, понял, да? Если что, позвонишь, и любому, кто трубку поднимет, скажешь одно только слово: «Дюймовочка». Запомнил?
- Ясен пень, - ответил Карась. – К телефону с боем прорываться?
- Нет, - серьезно сказал Мишка. – За кухней есть вторая дверь, Ермак покажет. Давай, не дрейфь. Мы поехали. Подскочим ближе к вечеру.


Рыба
За окнами уже посерело. Ермак включил верхний свет и магнитофон. Зал наполнила тихая мелодия, по стенам и потолку заскользили разноцветные пятна цветомузыки. Мужики у окна, скинувшись еще на одну бутылку, чувствовали себя уже как дома, оживленно переговаривались и громко смеялись. И много курили. К великому неудовольствию Карася, оказалось, что менять им через каждые двадцать минут пепельницу – обязанность бармена.
Из кухни вышла Нина.
- Сахара тебе сколько ложить? – спросила она.
- Куда? – не понял Карась.
- В кофе. Или ты чай будешь?
- Да нет, чего? – Димон пожал плечами. – Давайте кофе. Две ложки.
Вскоре Нина принесла большую чашку кофе и два обсыпанных сахарной пудрой кекса на блюдечке. Подмышкой у нее была зажата обугленная в одном месте деревянная скалка. Поставив чашку и блюдце перед Карасем на стойку, она протянула ему скалку:
- На, положи где-нибудь, чтобы под рукой была.
- Спасибо, - удивился Карась, но скалку взял. – Надеюсь, не пригодится.
Куда-то уехал на своей «восьмерке», но вскоре вновь появился Ермак. Вдвоем с Карасем они выгрузили из багажника несколько ящиков пива, и занесли их в подсобку.
- И где вы пиво берете? – сказал Карась. – Мы с Генкой вчера полгорода объездили, и не нашли.
- Есть такие места, - туманно ответил Ермак.
Он еще раз, сверяясь с бумажкой, пересчитал ящики.
«Вмазать бы тебя по затылку, козла джинсового!» - Карась мысленно сплюнул и вернулся за стойку.
Резко отворилась входная дверь.
- Димон, собирайся! – это был Мишка. Заходить в кафе он не стал.
Карась, не задавая лишних вопросов, схватил висящую на спинке стула курточку, и кинулся к выходу.
- И Семеновну, Семеновну забери! – крикнул Мишка. – Давайте, быстро! Мы в машине.
Семеновна все прекрасно слышала, и, когда Карась забежал на кухню, она уже стаскивала через голову фартук. Повариха заметно нервничала, в ее глазах была растерянность. Димон помог Семеновне надеть пальто, и они вместе вышли из кафе.
В «жигулях» возле Мишки сидел парень с круглой упитанной физиономией. Он лузгал семечки, сплевывал шелуху в открытое окно, и с интересом наблюдал за подходящим к машине Карасем. На заднем сидении возился, пересаживаясь и освобождая места, Тарас. Пропустив вперед Семеновну, Карась сел в машину и захлопнул дверь.
Ехать пришлось недолго. За все это время никто в машине не проронил ни слова, не считая, конечно, Семеновну.
- Ты меня домой потом отвезешь? – спросила она, едва усевшись.
Не отрываясь от дороги, Мишка кивнул.
- Связалась на свою голову, прости меня, господи. А ты чего улыбаешься?! – Семеновна толкнула локтем Тараса. – Старая я для этих ваших дел! Улыбается он…
Центр города остался позади, дальше начинались «спальные» районы. Само собой, придорожные фонари здесь все были разбиты, однако видно было пока достаточно хорошо, и Мишка фары не включал. Свернув в очередной проезд между пятиэтажками, он спросил:
- Здесь?
- Да. Вон туда, во двор заедь, - сказал круглолицый. – А теперь направо. Всё.
Мишка остановился. Во дворе не было никого. Впереди, в сгустившихся сумерках, у одного из подъездов белела «мазда». В большинстве окон пятиэтажек горел свет, часы на приборном щитке «жигулей» показывали половину восьмого. Какая-то неясная тень отделилась от «мазды», и направилась в их сторону. Это был Кузин водитель.
- Жорик, - произнес круглолицый, и открыл дверь. В салоне тускло засветились две лампочки.
Жорик подошел к ним.
- Приехали? – спросил он.
- А у тебя кто там? – спросил Мишка.
- Кузя и Олег с Гриней. Пошли.
Все вышли. Семеновна, вцепившись в сумку, осталась сидеть в машине.
- Кого это ты водишь за собой, Буряк? – спросил Кузя, когда парни подошли к «мазде».
- Это Димон, - Мишка повернулся и посмотрел на Карася. – Я рассказывал про него. Классный пацан, в десантуре служил, а теперь не у дел остался.
- Он за него пишется, Кузя. - подал с заднего сидения голос Олег. – Мы днем базарили.
Из темноты, застегивая на ходу ширинку, к ним подошел еще один сотрудник «Феникса». Он поздоровался со всеми, в том числе и с Карасем, за руку, и наклонился к Кузе.
- Я смотрел, с той стороны балкона нет, - сообщил он.
Кузя не ответил. Он все еще разглядывал Карася. На этот раз Карась взгляд не отвел – смотреть сверху вниз всегда удобнее.
- Возвращайтесь по тачкам, будем ждать, - наконец произнес Кузя.
- Андрюха, - спросил Мишка подошедшего, - просвети, где его окна.
Гриня показал пальцем на противоположный дом.
- Видишь подъезды? Раз, два, три, четыре. Видишь? Дальше не надо.
- Ну.
- Четвертый подъезд, третий этаж. Видишь? Влево два темных окна, между ними балкон. Понял?
- Понял. Ну, мы в машине будем.
- Угу, - Гриня уселся рядом с Олегом.
- Буряк, старуха с вами?
- Да.
- Возвращайтесь в тачку, а твой кент пусть ее сюда приведет.
- Хорошо.
С ворчанием Семеновна вылезла из «жигулей» и в сопровождении Карася направилась к «мазде». Там у открытого багажника, с фонариком в руке, их уже поджидал Кузя. Рядом с ним стоял Олег. Кузя приглашающе кивнул, и включил фонарик. Семеновна и Карась подошли ближе.
- Ой! – повариха отпрянула от багажника. – Что это?
В багажнике лежал, скрученный, как солдатская скатка, белобрысый парень. Его разбитое лицо напоминало недожаренную отбивную с моргающими от яркого света глазами. Развороченная, вывернутая наизнанку верхняя губа кровоточила, передних зубов у него не было. В раздутых и опухших ноздрях запеклась кровь, и парень дышал через рот, выдувая из пролома в зубах багровые пузыри. Обширная гематома превратила его глаза в китайские щели.
Почувствовав, что за ним наблюдают, Карась спокойно посмотрел на Кузю. Кузя повернулся к Семеновне.
- Этот? – спросил он строго.
Повариха сделала еще один шаг назад, и испуганно закивала.
- Иди на место! – Кузя захлопнул багажник. – А ты садись к нам, поговорим с тобой.
Карась уселся на заднее сидение рядом с Гриней. С другого бока его потеснил Олег. Последним в машину сел Кузя.
- Рассказывай, - приказал он.
- Что рассказывать? Мишка все сказал.
- Я говорю – рассказывай!
- Ну, дембельнулся я полтора месяца назад, и…
- Где ты живешь?
- Улица Декабристов, двенадцать, квартира пятьдесят четыре.
- Ты все время там живешь?
- Да. То есть, нет. До армии больше, чем полгода у телки своей жил. По Ленина.
- А сейчас что, не живешь?
- Да пошла она… - в сердцах бросил Карась.
- Слышишь, десантник, - в разговор включился Олег, - как тебя кенты по жизни называют?
- Ну, как называют? – растерялся Димон. – Так и называют. Димон или Карась. Кто как.
- Гы-гы, Карась! – заулыбался Гриня.
- И есть за что? – спросил Олег.
- То есть? – Карась переводил недоуменный взгляд с одного собеседника на другого. – Это фамилия у меня такая – Карасик.
- Рыба! – подытожил сидящий за рулем Жорик.
- Точно! – отозвался Гриня.
Повисла тишина. Кузя, развалившись на переднем сидении, смотрел в темноту за стеклом. Слева от Карася завозился, доставая сигареты, Гриня.
Чиркнула спичка. Гриня закурил.
- Куришь? – он протянул пачку Карасю.
- Нет, - ответил тот.
- И кем ты у нас хочешь быть? – спросил Кузя.
Карась пожал в темноте плечами.
- Не знаю. Как все.
Димон почему-то подумал, что Кузя сейчас ухмыляется. Так оно и было. Кузя повернулся Жорику.
- Как все, - повторил он. – Как Семеновна, да?
- Ну, Семеновна – баба, - заявил Карась.
- А ты – мужик?
Чувствуя какой-то подвох, Карась не знал, что ответить. А все, он это тоже чувствовал, ждали, что он сейчас скажет. Однако молчание затянулось, и первым его нарушил Олег:
- Кузя, слышишь, не понтуй его, - он открыл дверь, и высморкался в стылую грязь. – Он покажет сегодня, что он умеет.
Если бы Олег не стирал сейчас с пальцев сопли, Карась пожал бы ему руку.
- Ну что? – Кузя посмотрел на водилу.
- Пусть покажет, - согласился Жорик.
- Ладно, будем Пахома ждать. Да закрой ты там дверь – холодно!
- Так ты десантник? – Гриня опустил стекло, и выкинул окурок.
- Да.
- А в «горячей точке» был?
- Не был. Где Пахома будем брать?
Карасю никто не ответил. Ему пришлось уточнить:
- Я имею в виду, что, если дверь в его хату открывается наружу, то взять его будет легче на улице.
- Почему, - спросил Кузя.
- Потому, что, если дверь открывается во внутрь, то я ее открою в один миг.
- Ногой? – догадался Гриня.
- Ногой, - кивнул Карась.
- Гриня, куда открывается дверь? – спросил Олег.
- А я знаю?
- Иди посмотри, - приказал Кузя.
И Гриня без разговоров покинул салон.


Телемастер
Неожиданно следом за Гриней из машины вышел Карась. Он внимательно осмотрел два темных окна на третьем этаже и, особенно, балкон. Пахом, судя по всему, собирался его застеклить – там от перил до потолка белели новые рамы лоджии.
Не был также застеклен и балкон на втором этаже. Под ним проходила газовая труба. И, если залезть на козырек над подъездом, и пройтись по трубе до нижнего балкона, то… А что, можно!
На освещенном пролете между вторым и первым этажом мелькнула тень, скрипнула и хлопнула дверь, и из подъезда вышел Гриня. Хорошо, если бы он догадался позвонить, подумал Карась. Да вряд ли в квартире кто-нибудь есть.
- Что ты смотришь? – Гриня подошел к «мазде».
- Ну как там? – спросил в свою очередь Карась.
Гриня оттеснил его от двери и залез в машину.
- Там две двери, - сообщил он.
Все посмотрели на Карася.
- Подвинься, - Димон сел на Гринино место. – Нам этот Пахом живой нужен или как?
- А ты что, «или как» тоже можешь?
Спокойное молчание Карася произвело впечатление. Даже невозмутимый Жорик поправил зеркало заднего обзора, чтобы лучше было видно Рыбу.
- Я вот что предлагаю, - заговорил Карась не совсем уверенно. – Мы можем подождать Пахома в хате. Через балкон залезть можно. И шума будет меньше, и фактор внезапности.
- Через балкон? - Кузя опустил стекло.
- Да, по газовой трубе. Видишь? Сначала на козырек залезть, а дальше – уже не проблема.
- А дверь на балконе? – напомнил Жорик.
- Выдавить стекло. Снизу не видно будет.
- Жорик! – ухмыльнулся Гриня. – Сержант на полигоне! А шума ты знаешь, сколько будет?
- Не будет шума, - ответил за Карася Олег. – Тряпку мокрую на стекло, и «мочишь». Мы так еще по малолетке делали.
Все посмотрели на Кузю.
- Ну, ладно, - заговорил тот через минуту. – Только теперь все быстро надо делать. Эти фраера в любой момент могут приехать. Ты, Рыба, сам полезешь?
- Смотря, сколько их будет, - ответил Карась. – Но лучше вдвоем с кем-нибудь. На всякий случай.
Кузя посмотрел на Жорика, и кивнул на дом.
- Можно, - согласился Жорик.
Он вышел из машины первым. За ним – все остальные.
Белобрысый в багажнике трясся от холода. Жорик выдернул из-под него старую, всю в масляных пятнах, байковую рубашку. Из-за спины пленника он достал пластмассовую пятилитровую канистру с водой. При каждом его движении белобрысый сжимался и втягивал голову в плечи.
- Пошли, - Жорик протянул Карасю тряпку. Он уже хотел захлопнуть багажник, но Кузя его опередил.
- Рыжий! – он наклонился к пленнику. – Смотри на меня, козел! У Пахома «ствол» есть? Есть? Дайте фонарь!
- Есть, - слабо шевельнулся в разбитом рту язык.
Кузя закрыл багажник.
- А ты свой взял? – спросил он у Жорика.
Тот молча похлопал себя по карману, и снова кивнул Карасю:
- Погнали.
Как и предполагал Карась, Пахом затеял в квартире ремонт. Посреди залы, куда они без проблем проникли из балкона, стояли деревянные козлы. Гарнитурная стенка, диван, кресла и большущий телевизор были покрыты клеенкой, вдоль стен лежали рулоны обоев.
Стараясь в темноте ничего не задеть, Карась и Жорик прошлись по квартире. Неплохо живет этот Пахом. В спальне почти все пространство занимала огромная, - такие Карась видел только в кино, - кровать. Напротив нее, на мерцающем позолотой столике, стоял еще один телевизор.
Они направлялись в кухню, когда послышался звук подъезжающего автомобиля. Карась и Жорик кинулись к окну.
В проезд между двумя противоположными пятиэтажками, освещая себе мощными фарами путь, медленно въехала большая темная машина. Она подъезжала все ближе и ближе, пока не остановилась прямо под ними у подъезда.
Погасли фары.
На том конце двора пришла в движение Мишкина «копейка», белой «мазды» из окна видно не было. Однако Карасю сейчас было не до этого. Потирая ушибленное о холодильник плечо, он озирался по сторонам.
- Что такое?! – зашипел Жорик.
- У тебя пушка есть? Есть. А у меня ничего нет! – таким же шепотом ответил Карась.
Жорик похлопал Карася по плечу и показал на стену. На ней, возле газовой плиты висел набор кухонных ножей с разноцветными наборными рукоятками. Карась схватил самый большой из них, и попробовал лезвие. Заточка была что надо.
Внизу хлопнули автомобильные дверцы. Жорик выглянул в окно, и махнул пистолетом:
- Ховаемся!
- Стой! – Карась поймал его за рукав. – Сколько их?
- Нормалевич, двое. Вязать будем тут, в прихожей. Нельзя, чтобы он прошли в комнаты, понял? Я стану в зале, - быстро шептал Жорик, - а ты будь в туалете. Я наведу на них «волыну», а ты обоих сзади вырубишь. Сможешь?
Карась кивнул и скрылся в туалете. Сердце колотилось в каждой клетке тела. Знакомо зачесались и вспотели ладони. Карась привалился к стене и постарался расслабить плечи.
Он представил себя в привычном камуфляже с закатанными по локоть рукавами, в тяжелых армейских сапогах, каблуками которых запросто можно раздробить грудную клетку. Вспомнил, как, еще будучи салаженком, он разбил коленом Спиваку нос, и как долго потом не мог отстирать коричневое пятно на штанине, пока оно не выцвело само. Карась сделал глубокий вдох, выдох, и успокоился.
Со слабым щелчком в замке повернулся ключ. Сквозняк колыхнул воздух, и дверь открылась.
- Твою мать! Опять эти суки балкон не закрыли!
Зажегся свет.
В приоткрытую дверь Карасю была видна часть коридора, неровно сорванная полоса обоев на стене и стоящий на полу возле стопки деревянного паркета телефон.
- Не бери в голову, Игорек, - раздался второй голос. – От этих шабашников, пока на место не поставишь, толка не будет.
- Я их опускать буду, а не ставить, - пообещал невидимый Игорек.
Потными пальцами Карась перебирал рукоятку ножа.
Кто-то пересек видимое пространство коридора.
Послышался невнятный возглас, и эта же фигура, но теперь с расставленными в стороны руками, попятилась назад.
- Ты тоже руки поднял!
Карась вышел из туалета.
В прихожей с поднятыми вверх руками стояли два молодых мужика. У переднего, с короткой стрижкой, который, видимо, и был Пахомом, страха в глазах не было. Он стоял спокойно, и переводил настороженный и цепкий взгляд с одного непрошенного гостя на другого. Его товарищ держал над головой цветастый полиэтиленовый пакет, в котором угадывались контуры нескольких бутылок. Пакет в вытянутой руке периодически подрагивал, и тогда в прихожей был слышен тихий звон стекла.
Стараясь не закрыть собой пистолет в руках Жорика, Карась сделал шаг назад.
- Ты, - он показал ножом на место, где только что стоял сам, - стань сюда!
Пахом нехотя подчинился.
Что с ним делать дальше, Карась не знал. Вот, если бы Пахом дернулся или сказал что-нибудь грубое. А так… Карась отбросил нож в сторону кухни.
- На пол! – Жорик качнул пистолетом.
Пахом не шевельнулся.
- Поставь его раком.
Карась зашел Пахому за спину, схвати его за воротник, и резким ударом кулака по почкам заставил его рухнуть на колени.
Падая, Пахом опустил руки вниз. Но не для того, чтобы опереться о пол. Его правая рука пошла дальше и метнулась под расстегнутую куртку. Карась только этого и ждал. Не отпуская воротник, он сделал ладонь лодочкой, и со всего размаха хлопнул Пахома по уху. Тот сразу обмяк и, как бесформенный куль, рухнул лицом в пол.
Бутылки теперь звенели, не переставая.
- Ну ты там, - сказал Жорик. – опусти кулек.
Мужик у дверей мгновенно выполнил приказ, и тут же снова задрал руки вверх. Причем так старательно, что рукава закрыли уши. Этот второй был напуган до такой степени, что даже боялся моргать. На его оголенном запястье блестела золотая цепочка.
- Прошмонай его, - Жорик кивнул на Пахома, и обратился к стоящему у дверей: - Оружие есть?
Мужик затряс щеками:
- Н-н-нет…
Карась перевернул Пахома на спину. Нос Игорька, как и следовало ожидать, был разбит, а посреди лба прямо на глазах вырастала багровая шишка. Он был без сознания.
- Ван Дамм недоделанный, - пробормотал Карась, доставая у Пахома из подплечной кобуры длинный черный ТТ. – Прикинь, а? – он поднял глаза на Жорика.
Жорик протянул руку.
Карась с сожалением отдал пистолет и продолжил обыск. Из карманов куртки он выгреб ключи от машины, пачку презервативов и несколько мятых купюр. Последним был извлечен лоскут какого-то коричневого бинта, аккуратно завернутый в целлофан.
- Дай бинт сюда, - сказал Жорик, - Олегу отдам. Посмотри, в носках у него ничего нет?
В носках у Пахома ничего не оказалось. Зато из заднего кармана его брюк Карась вынул плотный кожаный бумажник.
В нем были деньги. Много денег. Купюры, согласно их достоинства, были педантично разложены по отделениям. В одном из них оказались доллары. Настоящие зеленые американские доллары!
Бумажник Карась отдал Жорику без напоминаний. Он выпрямился, повел плечами, и подошел к стоящему с поднятыми руками мужику.
- Что в карманах? – спросил Рыба. – Выкладывай.
Портмоне у этого типа тоже оказалось увесистым. Мужик с готовностью извлек из карманов ключи, сигареты, зажигалку, носовой платок. Последней, слегка помявшись, он отдал Карасю перетянутую резинкой пачку двадцатипятирублевок.
- Все? Ложись возле своего кореша.
Мужик неуклюже стал на четвереньки и подполз к Пахому. Плюхнувшись на живот, он прижался щекой к полу, и зачем-то закрыл глаза.
Жорик подошел к стене и пощелкал выключателем. В кухне несколько раз вспыхнул и погас свет.
- Ты его надолго? – Жорик пнул Пахома ногой.
- Минут на сорок, - ответил Карась. – Надо бы его на живот перевернуть, а то кровью может захлебнуться.
- Ты слышал? – теперь пинок достался мужику. – Переверни дружбана на пузо.
Кто-то чуть слышно постучал во входную дверь. Карась прильнул к глазку, и только потом открыл.
Кузя, Олег и Тарас вошли в квартиру. Кузя перешагнул через распростертых на полу пленников, заглянул в комнаты, на кухню.
- Кузя, смотри, какой «прикуп» у них был, - сказал Жорик, доставая из карманов оба бумажника, пачку денег и пистолет.
Кузя взял «ТТ», снял его с предохранителя, понюхал ствол.
- Олег, тебе тоже презент, - Жорик бросил ему кусок коричневого бинта в целлофане.
Олег поймал пакет на лету, благодарно кивнул, и спрятал его в карман.
- Кто из них Пахом? – спросил Кузя.
- Вот этот.
- А второй кто.
- Хрен его знает. Но послушный, - Жорик поставил ногу мужику на спину. – Ты кто?
- Парни, парни! Я все скажу! Только не делайте мне ничего, - горячо и невнятно заговорил мужик, моргая и боясь оторвать голову от пола. – Я не с ним, понимаете? Я тут вообще ни при чем!
- Мужик, тебя спрашивают: кто ты такой? – беззлобно повторил Жорик вопрос.
- Я Волошин Вадим Аркадиевич, - поспешил ответить мужик.
- Кооператор? – Кузя продолжал рассматривать пистолет.
- Да, да! – закивал Волошин. – Строительный кооператив «Монолит».
- А Пахом тебя «доил»? - продолжил за него Жорик.
- Да, да! Я и говорю, я тут ни при чем!
Вновь послышался тихий стук.
- Кто это? – Карась посмотрел на Олега.
- Мина.
- Телемастер, - расплылся в улыбке Тарас.
- Открывай давай, - сказал Кузя.
Карась открыл двери. На пороге стоял тот самый, упитанный малый, который сидел в машине возле Мишки. Он вошел в квартиру, и отдал Жорику ключи от «мазды». Из-за пазухи Мина вытащил паяльник.
- Там Рыжий в багажнике, кажись, дуба режет, - сообщил он, почесывая паяльником спину.
- Во, блин! – Жорик кинулся к выходу.
- Жорик! – остановил его Кузя. Он вынул из пачки примерно пятую часть купюр, и протянул их Карасю. – Отвези Рыбу домой, он здесь больше не нужен. Потом поедешь к Тулупу, и скажешь Сане, что будет лучше, если он сюда приедет. И посмотрите, что там с Рыжим.
Карась – теперь уже Рыба – взял деньги и, борясь с искушением тут же их пересчитать, вышел следом за Жориком. В подъезде он все же не вытерпел и разложил «четвертаки» веером. Да тут не меньше трехсот рублей! За один день!!! Ликуя, Карась аккуратно сложил купюры, и спрятал их в карман. «Новые кроссовки! Нет, кожаная куртка!.. Или кроссовки?» Улыбаясь, он еще раз потрогал деньги, и вышел из подъезда.
Прямо напротив него смутно темнел силуэт Пахомовой машины. В замерзших лужах отражались редкие в этот поздний час светящиеся окна. «мазда» стояла чуть поодаль, у соседнего подъезда. Жорик мигнул фарами, и включил зажигание.
- Куда тебя везти? Декабристов…
- Двенадцать, - подсказал Рыба, усаживаясь на Кузино место. – Квартира пятьдесят четыре. Четвертый подъезд, второй этаж, налево.
- Ну ты даешь.
- Наши люди на такси в булочную не ездят.
- Я понял, - кивнул Жорик, трогаясь с места.
Карась разочарованно умолк. Всю дорогу до своего дома он просидел, как на иголках. Такие бабки за день! Сколько же их там?!! Такие бабки!!! А классная у Жорика курточка. Интересно, сколько она стоит?
- Здесь?
- Да, - Карась вышел из машины. – Ну, пока.
- Ага, - широко зевнул Жорик, - пока.
- Завтра во сколько?
- С утра.
- Понял. Ну, я пошел.
Вдоль пустынной улицы выстроились темные массивы домов. В разрывах между тучами проплывали необычно яркие звезды. Во всем Димкином доме свет горел только в одном окне – у него на кухне.
Дома пахло аптекой. Мама сидела в кухне за столом, обхватив руками перевязанную шарфом голову, и покрасневшими глазами смотрела на Диму.
- Ма, что случилось? – Карась торопливо разделся и прошел на кухню. – Ма, ну чего ты?
- Это я хочу знать, что случилось, - слабым голосом ответила мама. В ее глазах заблестели слезы. – Ты на часы смотрел? Ты знаешь, сколько сейчас время?
- А сколько время? – часы на стене показывали пятнадцать минут второго. – Ну подумаешь, час ночи. Ну и что? Ма, ну только не плачь, ма. Ну, все в порядке. Ну, чего ты? – Карась погладил маму по голове и поцеловал в мокрую и соленую от слез щеку.
- Где ты был? – отстранилась она.
- Ма, ну, чего ты? Ну, с компанией был. С девушкой. Видишь, мы даже не пили. Все нормально.
- Все нормально? Мы с отцом все больницы обзвонили, милицию! А ты «все нормально» говоришь.
- Тю, - опешил Димка, - а что со мной может случиться?
- Вот будут у тебя дети, тогда узнаешь, - мать глубоко и судорожно вздохнула, и вытерла слезы. – Ты в институте был?
Карась подошел к рукомойнику, набрал целую кружку воды, и залпом выпил.
- Был, - ответил он, вытирая губы.
- Дима, посмотри на меня. Почему ты не взял учебники, конспекты? Почему?
- Ма, ну, короче! Я с сегодняшнего дня на заочный перешел.
- О, Боже… Зачем, Дима?
- А что тут такого? Ну, на полгода дольше учиться, я узнавал. Зато стаж будет идти и деньги будут.
Пытаясь понять, о чем он говорит, мать нахмурилась.
- Какой стаж? Какие деньги? – спросила она. – О чем ты говоришь?
- Ма, я уже работу нашел, понимаешь?
Мама устало прикрыла глаза.
- Делай, как знаешь, Дима. Ты уже взрослый человек, - она тяжело встала из-за стола, и вышла.
Сгорая от нетерпения, Карась прошел в ванную, закрыл за собой дверь, и достал из кармана деньги. Сколько же тут?!
Купюры были почти новые и гладкие. Карась поплевал на пальцы.
Раз, два, три, четыре, пять, шесть.
Он замер и прислушался. Затем открыл воду и снова прислушался.
Семь, восемь, девять, десять…
Двадцатипятирублевок было ровно девятнадцать штук!
А это… Это… Он посмотрел в потолок, и расплылся в улыбке. Это же четыреста семьдесят пять рублей!!!
Ха!! Живем!


Глава 7. Первый день

Конкретные каракули
Вскочив утром с дивана, Карась снова пересчитал деньги, с улыбкой потянулся и вышел из комнаты. Отец, прихлебывая чай, читал на кухне газету, мама хлопотала у плиты.
- Здоров, па! Ма, я сейчас умываюсь и бегу! Дай чего-нибудь пожевать.
- Я же завтрак готовлю, - устало ответила мама. У нее были красные глаза и вялые движения невыспавшегося человека. – Ты что, не будешь ждать?
- Какой «ждать», ма?! Я иду на работу, я ж тебе говорил.
- Сегодня суббота, - напомнил отец.
- А мы работаем, па, - слово «работа» почему-то давалось Карасю с трудом. Он развернулся и направился в ванную. – У нас ненормированный рабочий день! – крикнул он, уже умываясь.
- А что за работа? – спросил отец, когда Карась уселся за стол.
Димон подул на чашку чая, откусил бутерброд.
- А? – переспросил он. – Что за работа? Работа как работа. Охранный кооператив «Феникс».
- «Феникс»? – родители переглянулись. – А где это?
- Центральный рынок, - с набитым ртом ответил Карась.
Родители молчали. Карась торопливо доел бутерброд, потянулся за следующим.
- Дима, - осторожно начал отец, - а может, ты ко мне на завод пойдешь? Я тебя в инструментальный цех устрою учеником. И учиться будешь, и работать. Ты же будешь продолжать учебу?
- Па, ну конечно! – Карась успокаивающе улыбнулся. – Само собой.
- Ты подумай, Дима. Зачем тебе этот базар? С отребьем всяким связываться, со спекулянтами, зачем это тебе? А у нас и девчат много хороших работает, познакомишься.
- Па, а сколько я буду получать? – Карась вытер губы ладонью, и отставил пустую чашку.
- Какая разница, сколько ты будешь получать?! – рассердился отец. – Тебе учиться надо!
- Я так и собираюсь: учиться и работать. Все, пока! Я побежал…
Утро выдалось морозным и солнечным. Мельком пожалев о том, что не надел кепку, Карась похлопал себя по карману с деньгами, и направился к автобусной остановке.
Настроение было отличным! Димон улыбнулся идущей навстречу девушке, и с удовлетворением отметил, как вспыхнули легким румянцем ее щеки. Девушка машинально поправила прическу, и перевесила сумочку на другое плечо.
- Привет! – сказал Димон, когда они поравнялись.
Девушка скользнула взглядом по его старым кроссовкам и, не сбавляя шага, прошла мимо.
Карась хмыкнул и оглянулся ей вслед. Фигурка у девушки, особенно сзади, была классная! А купить сегодня лучше теплые, как у Мишки, ботинки на натуральном меху. Интересно, сколько они стоят?
На остановке «Центральный рынок», где Карась не совсем удачно выпрыгнул из переполненного автобуса, первым, кого он увидел, был Тарас. Квадратный малый стоял чуть в стороне от плотного потока покупателей, расслабленно курил сигарету, и рассматривал прохожих. Добродушная улыбка, наверное, никогда не сходила с его лица. Увидев Карася, Тарас подмигнул ему, и вновь отвел взгляд.
- Привет, - Карась подошел к Тарасу. – На стреме стоишь?
Тарас улыбнулся чуть шире и снисходительно кивнул.
- Ну что, там есть кто-нибудь? – Димон кивнул на рынок.
- Наверное, - неопределенно ответил Тарас.
- Ага. Ну, в общем, пошел я, короче, а то и так опоздал, - и Карась с несколько подпорченным настроением направился к широким, распахнутым настежь базарным воротам.
Через несколько шагов, толкаемый в спину спешащими на базар людьми, он оглянулся на Тараса. Тот стоял на прежнем месте все в той же полурасслабленной позе. Блин, «тормоз» какой-то!
На огороженном машинами «пятачке» перед охранным кооперативом «Феникс» стояло человек пятнадцать, или больше, молодых и не очень парней. Широкие спортивные штаны или джинсы-бананы «Пирамида» и просторные кожаные куртки придавали им весу и солидности. Не большинство, но многие из них, а Карась определял это безошибочно, были спортсменами. Мина и Валера с перебитым носом разговаривали с тремя незнакомыми Карасю парнями. Сидя за рулем своей машины, Мишка копался в бардачке. Возле него с зажатой в пальцах сигаретой сидел грустный Гриня. Жорик и упитанный лысый мужик стояли около «мазды». Сунув руки в карманы широких брюк, мужик слушал Жорика, рассматривал носки собственных туфлей, и в знак согласия кивал головой. На фоне совдеповских «жигулей» белая «мазда» смотрелась особенно шикарно.
- Здоров! – Карась подошел к Мишке. – Как оно?
- Здоров. Нормально, - Мишка пожал ему руку и повернулся к Грине: - Все! Сам видишь, нет у меня твоей заявы.
- Твою мать! А-а, Рыба, - Гриня мрачно посмотрел на Карася.
- Пусть твой терпила еще одну напишет, - посоветовал Мишка, выходя из машины. – А ты как? Выспался?
- Выспался, - улыбнулся Карась.
- Молодец. Тебе, я слышал, уже кликан дали? Рыба?
- Дали, - Карась расплылся в улыбке. – Это самое, слышишь, Миша? А сколько твои ботинки стоят?
- Не помню. Рублей триста. Австрийские. Пошли к пацанам.
- Пошли.
Странно, но никто на Карася особого внимания не обратил. Парни разговаривали, смеялись, обсуждали между собой какие-то свои проблемы. Кто-то рассказывал анекдот.
- Мара! Я не буду больше!! – закричал вдруг чернявый юркий паренек, отбегая в сторону.
Под одобрительные выкрики, за ним следом солидно вышел упитанный малый в надетой поверх спортивного костюма кожаной куртке. Он сделал несколько шагов и остановился.
- Мара, ну я больше не буду.
- Иди сюда.
- Воха, ну…
- Иди сюда, я сказал!
- Слышь, Буряк, - к Мишке подошел один из парней, - к Штанге зайди.
- А что там? – спросил Мишка.
- Не знаю. Там у него Сиротин сидит. Кажись, ему долг не отдают.
- Это Боря–Сирота, который джинсы варит?
- Да, - кивнул парень.
- Ладно, - сказал Мишка, и заспешил к «Фениксу». На полпути он обернулся: - Да, Бек, это – Рыба! С нами теперь будет.
- Я понял. Саня, - Бек протянул руку.
- Дима, - пожал ее Карась.
- С нами теперь будешь? – спросил Бек, глядя куда-то в сторону.
- Если возьмут, - Карась чувствовал себя идиотом.
- Да че, возьмут.
Из «Феникса», запахиваясь на ходу в длинный кожаный плащ, вышел светловолосый мужик лет под сорок. Окинув притихших пацанов колючим, с по-ленински недобрым прищуром, взглядом, он направился к «мазде».
- Тулуп на понтах, прикинь, - чуть слышно произнес кто-то позади Карася.
Увидев, кто к ним подходит, лысый собеседник Жорика расплылся в подобострастной улыбке и с протянутой рукой заспешил навстречу.
- …и этот твой подонок мне всю отчетность квартальную портит! - капитан Пшеничный в сопровождении Кузи вышел из кооператива и раздраженно надел форменную меховую шапку. Поискав кого-то глазами, он ткнул пальцем в сторону Мишкиных «жигулей» и с укоризной посмотрел на Кузю: - Вон сидит твой придурок Гриня. Короче, Серега, заяву он не принес, и на этот раз «химией» не отделается.
- Гриня! – позвал Кузя. – Иди сюда.
Парни смотрели на понуро подходящего Гриню, кто насмешливо, а кто с любопытством.
- Суши сухари, Андрюха!
- Вот хулиган, - покачал головой Саня-Бек, и все, кто это услышал, заржали. – И как таких земля носит?
В дверях показались Мишка и Штангист. Сдерживая улыбку, Карась подошел к ним.
- Да подожди, - отмахнулся от него Мишка, - где Саня?
- Тулуп? Вон он, с лысым разговаривает.
Мишка сплюнул и направился к белой «мазде».
Широко расставляя при ходьбе колоннообразные ноги и заслоняя собой весь дверной проем, на крыльцо «Феникса» вышел Штангист.
- С нами не хочешь поехать? – спросил он, оборачиваясь всем корпусом назад.
- Нет, - из-за его широкой спины, прикуривая на ходу, вышел «джинсовый» Боря. На его мизинце висело кольцо с ключами от машины. – Что мне там делать?
Карась, не отрываясь, смотрел, как этот гад красной пачкой «Мальборо» заслоняет от ветра зажигалку. Прикуривает. Выпускает дым. Поднимает глаза. Вздрагивает. Суетливо прячет сигареты и зажигалку в карман.
- Толя, - Сирота буквально впихивает свою ладошку в громадную лапу Штангиста, - я поеду, добро? Мне еще в исполком надо заехать, туда-сюда. Пока!
- Сирота! – остановил убегающего деловара Кузя.
Карась повернул голову и встретился с жестким Кузиным взглядом. Пшеничный уже ушел, а Гриня с опущенными плечами печально смотрел куда-то в одну точку.
- Сирота! – чуть громче повторил Кузя.
- Да, - с готовностью отозвался тот, подходя ближе.
- Откуда ты его знаешь? – Кузя кивнул на Димона.
- Серега, да ты что? – испугался Боря. – Откуда я могу его знать?
- Не темни! Знаешь.
- Я?!! – Боря даже присел и двумя руками указал на себя. На Карася он смотреть боялся.
- Эта гнида у меня бабу увела, - спокойно объяснил Карась. – Когда я в армии был.
- Я? – пролепетал кооператор. – Да нет… Мы с ней ничего…
Кузя минуту помолчал, все также пристально глядя Карасю в глаза.
- Ладно, едь, - сказал он, наконец.
- Мы с ней давно…
- Вали, Боря.
Боря не заставил себя упрашивать, и поспешил смыться. Штангист грузно зашагал к «мазде», Кузя же продолжал сверлить Карася взглядом.
- Чего ты сюда приперся? – спросил он.
- Как – чего? – опешил Карась. – Мне ж говорили: приходи.
- Кто?
- Как – кто? – Карась испугался уже не на шутку, но виду старался не подавать. Он огляделся по сторонам. Лысый мужик, делая брови домиком, что-то объяснял Мишке и Тулупу. Жорик уже сидел в машине. Штангист стоял рядом, отведя чуть в сторону руку с дымящейся сигаретой. – Вот, Мишка и Жорик сказали: приходи.
Кузя еще раз бесцеремонно оглядел Карася с ног до головы, ничего не сказал и отправился следом за Штангой.
Предоставленный самому себе, Карась угрюмо смотрел на «начальство», и думал о том, что четырехсот семидесяти пяти рублей надолго вряд ли хватит. Устраиваться же к бате на завод очень не хотелось. Ну просто никак не хотелось! А ехать к Генке, черт знает куда на Север – тем более.
А, ну их! Сейчас уйду!
О том, что речь зашла про него, Карась понял сразу. Как только лысый умолк, Кузя о чем-то спросил Мишку, и тот, отвечая, посмотрел в его, Карася, сторону. Оглянулся Тулуп, нашел его взглядом Жорик. Лишь Штангисту оглядываться было лень. Запрокинув голову кверху так, что на шее образовались жирные складки, он выпустил в небо белую струю дыма. Затем все опять уставились на Мишку. Потом Тулуп сел в машину, и они с Жориком уехали. А потом – слава тебе, Господи! – Мишка махнул ему рукой: давай сюда!
Карась с достоинством, делая невозмутимую физиономию, подошел. Тем временем лысый попрощался за руку с Кузей и Штангистом, и заспешил прочь.
- Витек! – крикнул ему вслед Мишка. – Твоя тачка на выходе?!
Лысый обернулся и кивнул.
- Миша, - пробасил Штангист, - забери с собой Блыма. А то он, сдается мне, на конкретные каракули сегодня нарывается. Да и все одно – цыганва. Может, понадобится.
- Ладно, - ответил Мишка. – Блым! Блин. Блым, иди сюда!
Тот самый паренек, который убегал от Мары, резво подскочил к Мишке.
- Садись в машину. И ты, Димон, тоже.
Блым без разговоров плюхнулся на переднее сидение, Карась уселся сзади. Захлопывая дверь, он вновь встретился с колючим Кузиным взглядом.
- Михей, а куда едем? – спросил Блым.
- Заткнись.
Мишка уже прогревал мотор, когда Кузя постучал в окно.
- Что? – Мишка опустил стекло.
- Буряк, я передумал. После Пискуновки не сюда поедешь, а дергай прямо к Сироте, понял? Разберешься с ним, и будешь тут не позже трех, - Кузя еще раз посмотрел на Карася. – С Рыбой, - добавил он.
- Ха! Пискуновка! – обрадовался Блым. – Я там каждую хату знаю! Родичей там валом, конкретно, Миша! Слышишь, Кузя, мы до Принцессы едем?..

Принцесса
Когда, непрерывно сигналя и останавливаясь через каждые два метра, Мишкин «Жигуль» с трудом протиснулся сквозь плотный людской поток, и выехал за ворота рынка, лысый их уже ждал.
- Ну что? – он наклонился и заглянул в салон. – Дорогу знаете?
- Ты че, гонишь? – возмутился Блым. – Садись в свою тачку, и едь за нами!
Мишка подождал, пока лысый Витек усядется за руль стоящего возле автобусной остановки «сорок первого» «москвича», повернулся к Блыму, и тихо сказал:
- Жека, поедь с ним. Вымути у дантиста, сколько у него «бабок» реально. Быстрее, пока он не уехал!
Карась пересел на переднее сидение.
- Кузя ко мне подкатывал, спрашивал, что я здесь делаю.
Мишка промолчал.
- Миша, слышишь, что мы у цыган делать будем?
- Дантиста охранять, - отозвался Мишка, выруливая на проезжую часть. – И взять кое-что надо.
Проехали центр города. Мишка немного расслабился и хлопнул Карася по колену:
- Какой у нас кооператив? Охранный? – с улыбкой спросил он. – Поэтому мы едем охранять нашего клиента – дантиста.
- А почему он дантист? Это что, кличка?
- Потому, что он – дантист. Стоматолог. Причем стоматолог классный! Вот, смотри, - Мишка оттянул пальцем угол рта, - мне мост нахаляву поставил. Теперь кости куриные грызу, и проблем не знаю.
- А к цыганам ему зачем? – спросил Карась.
- Золото у них покупает. А мы – чтобы они его не «кинули». Знаешь, сколько он с собой везет?
- Сколько?
- Двадцать тысяч.
- Ого! – воскликнул Карась. – Не, Миша, правда?
- Он так сам на базаре сказал. Значит, нам за охрану должен две «штуки» отломить.
- Сколько?! – Карась круглыми глазами уставился на Мишку. – Ты гонишь!
- Чего это? – удивился Мишка, а затем рассмеялся: - Да нет, Димок, мы только десять процентов получим. Двести рублей на троих. Остальное – в общак.
- Что за несправедливость! Рисковать своим здоровьем, своими молодыми жизнями за какие-то десять процентов?! Я буду жаловаться в местком!
- Ха-ха-ха-ха-ха!!! Молодец, Рыба! Далеко пойдешь!
«Спальные» районы остались позади, и теперь вдоль дороги тянулись деревянные заборы частного сектора. Попетляв по многочисленным переулкам, «жигули» и «москвич» остановились перед большим и новым, но каким-то неухоженным домом. Закатанное в асфальт подворье скрывал высокий шиферный забор. Недалеко от массивных металлических ворот возвышалась уже слежавшаяся куча строительного мусора. На ней маленький чумазый цыганенок справлял в направлении «жигулей» малую нужду. Из калитки на шум подъехавших машин выбежала целая орава замурзанных и одетых во что попало цыганят. Они обступили машины и оживленно загалдели. Калитка открылась еще раз. Дородная цыганка в пестрых одеждах и со щеткой черных усов внимательно оглядела улицу и подъехавшие автомобили.
- Баба Червонка! До стола зовешь? – развязно крикнул ей Блым.
Баба Червонка что-то прокричала в ответ, - что именно, Карась не разобрал, - цыкнула на детей, и скрылась за калиткой.
Мишка и Карась вышли из машины. Дантист, прижимая «дипломат» к животу, запирал свой «москвич». Незаметно для него, Блым скорчил кислую рожу и отрицательно помотал головой.
- Пошли, - Мишка толкнул калитку.
Асфальтированный пятачок между капитальным гаражом и домом был усеян собачьими фекалиями и опавшей листвой. Бывший палисадник зарос бурьяном, а розовые кусты выродились в колючие заросли шиповника. То здесь, то там валялись обрывки грязного тряпья, белели осколки битой керамики. Откуда-то из-за дома раздавался басовитый лай крупной псины. Четыре пожилые цыганки сидели на кухонных табуретках у приоткрытых ворот гаража, курили и лузгали семечки. И над всем этим витал едва уловимый кислый запах чего-то химического.
- Чернобаям – привет! Дайте семок, - Блым по-свойски подошел к цыганкам. – Гы-гы! – он повел носом. – Принцесса «ширку» варит.
- Где Принцесса? – грубовато спросил Мишка, оглядываясь, на всякий случай, на оставленные на улице машины.
- Чего орешь? Чего надо? – из дома вышла рыжая и еще не старая цыганка, одетая почему-то в темное вечернее платье с глубоким вырезом. В самом низу этого выреза сверкала на солнце крупная брошь. На все ее пальцы были нанизаны перстни и толстенные, на всю фалангу, кольца. На шее нитка жемчуга соседствовала с двумя цепочками, на одной из которых висел большой, усыпанный блестящими камешками, крест. Все видимые зубы цыганки также были золотыми.
- Привет, Рада, - к ней подошел стоматолог. – Я за цацками приехал, как и договаривались.
- А это кто? – Принцесса показала пальцем на Карася.
- Свои люди, - ответил Мишка. – Пошли в хату, времени мало.

- Вот пятьсот восемьдесят третья, - Принцесса поставила на стол керамическую супницу и сняла крышку.
Подобное Карась видел только в кино. Глубокая посудина была завалена золотом! Кольца, серьги, цепи, крестики и медальоны! И даже давно вышедшие из моды запонки были здесь.
Стараясь не наступать на валяющийся на полу засаленный тюфяк, Карась подошел ближе.
- Рада, я тебя спросил: «лом есть»? – дантист закончил собирать маленькие лабораторные весы.
- Бери это! Молотком побьешь, и будет тебе лом. Бери!
- Сколько? – хитро сощурил глаза стоматолог.
- По семьдесят пять.
- Не пойдет. Давай лом.
- Лом полтинник будет, - Принцесса закрыла супницу.
- Сорок.
- Лом полтинник будет! – сверкнула глазами цыганка.
- Ну хорошо, хорошо. Полтинник, так полтинник.
В жестяной коробке из-под краснодарского чая, заполняя ее более, чем наполовину, тускло желтела россыпь золотых коронок, ломаных сережек и обрывков цепочек.
- А это что? – дантист вытянул из нее несколько звеньев браслета от часов.
- Золото, золото! Берешь?
- Одну минуту.
Дантист вставил в глаз лупу, достал из «дипломата» скальпель, и поскреб им обрывок браслета. Удовлетворенно хмыкнув, он запустил руку в жестянку и выловил наугад несколько коронок и сломанный перстень без камня. Все это он по очереди поскреб ножом и, видимо, остался доволен.
- Здесь все нормально. Взвешиваем? – предложил он, вынимая лупу. – Но, прежде всего, уважаемая, ты доверяешь моим весам?
- Любезный, - едко ответила Принцесса, - давай, взвешивай! Я знаю, сколько там «рыжева».
«Рыжева» оказалось ровно триста семьдесят четыре с долями грамма.
- С тебя восемнадцать тысяч семьсот тридцать пять, - тут же заявила Принцесса.
Пока дантист отсчитывал нужную сумму, Карась, который никогда раньше подобной кучи денег не видел, пытался придать лицу равнодушное или даже сонное выражение. Это получалось с трудом.
Карась вздохнул и посмотрел в окно. Четыре цыганки по-прежнему лузгали семечки, а перед ними на корточках сидел Блым. Он, вероятно, рассказывал нечто смешное, потому, что цыганки посмеивались и перебивали его короткими фразами.
Но вот Блым оглянулся и встал на ноги – к ним подошли два парня. Один из них, худой и с расцарапанными прыщами на лице, передал что-то ближайшей старухе. Старая цыганка переглянулась с теткой помоложе. Та стряхнула с подола лушпайки, и повела парней в гараж.
Клацнули замки. «Дипломат» был уже у дантиста в руках. На столе осталась лишь пустая жестянка из-под чая.
- Все? – спросила Принцесса.
- Да, - сказал дантист, направляясь к выходу.
- Иди за ним, - сказал Мишка Карасю, - я сейчас.
Дантист и Карась вышли из дома и зашагали к калитке.
- Что, поехали? – спросил Блым.
- Буряк сказал, чтобы его подождали, - солидно ответил Димон.
- А-а, - Блым с некоторым недоверием покосился на Карася, и вернулся к своим родственницам.
Мишку ждать пришлось недолго. Минут через пять они с Блымом вышли из калитки. В руке Мишка держал майонезную банку, в которой плескалась коричневая, похожая на крепкий чай жидкость. Крышки на банке не было.
- На, подержи, - Мишка передал банку Блыму, и ключом открыл машину. – Витек, где разъезжаемся?
- А куда вы сейчас, в город? – спросил Дантист.
- Да, «ширку» завезти надо, - Мишка кивнул на банку.
- Тогда на Фрунзе и разъедемся.
В машине Карасю опять пришлось усесться сзади.
- На, Рыба, держи, - с переднего сидения Блым протянул ему банку. – И не расплескай! Это большие бабки стоит.
- Нельзя было крышку попросить? – недовольно спросил Карась, забирая банку.
Мишка завел машину и дал задний ход.
- Ладонью прикрывай, - посоветовал он.
Дороги в частном секторе представляли собой размытую дождями и разбитую грузовиками грунтовку. Кое-где ямы были засыпаны золой и битым кирпичом. Так что, пока машины доехали до поворота на другую улицу, и ладонь у Карася, и банка были уже мокрыми. Он держал банку в вытянутых руках, и тихо матерился.
- Что ты там стонешь? Держи крепче! – оглянулся назад Блым. Однако, встретившись взглядом с Карасем, поутих. – Уже, считай, полтора куба нету, - сообщил он Мишке.
Мишка надавил на клаксон, быстро опустил стекло и помахал рукой. Едущий впереди «москвич» остановился.
- Что? – выглянул Дантист.
- Витек, у тебя есть что-нибудь, куда «ширку» перелить можно? Выливается.
Вскоре Блым, сдвинув от усердия брови, осторожно переливал наркоту в обычную бутылку из-под пива. Выцедив последние капли, он сунул пустую банку в бардачок, а бутылку, не глядя, протянул назад.
Карась заметил, что Мишка смотрит на него в зеркало, и уселся поудобнее, раскинув руки на спинке заднего сиденья. Лицо его было расслабленным, а взгляд сделался холодным и немигающим.
Блым удивленно посмотрел назад.
- Че за дела? На, бери! – он держал бутылку перед Карасем.
Карась не шевельнулся.
«Сопля, - мысленно сказал он черным зрачкам Блыма, - я могу тебя убить одним ударом. И вот, что с тобой будет: свернутая набок челюсть, проломленная височная кость и крошево выбитых зубов на залитом кровью подбородке. Ты понял?»
У Блыма шевельнулся загривок, и он рефлекторно кивнул. Блым неуверенно посмотрел на Мишку, потом уселся нормально, поерзал на сидении и раздраженно пробурчал:
- Ну что, поехали? Чего стоять тут? – бутылку он аккуратно держал у себя на коленях.
Вот так.
Карась устало покрутил шеей. Скольким зарвавшимся салагам он остудил таким макаром борзоту. А те бугаи были – дай Бог каждому! Никто не смеет приказывать старшему сержанту ВДВ. Даже на «гражданке». И довольный собой Димон подмигнул Мишке в зеркало.

Вес и авторитет
В центре города Мишка остановился у подъезда красивой и престижной девятиэтажки. Блым снова перелил «ширку» в майонезную банку и вышел из машины.
- Саня! – проорал он, задрав голову.
На балконе третьего этажа показался Тулуп.
- Ты дома? – обрадовался Блым. – Иду!
Карась пересел на переднее сидение.
- Что Тулуп, «ширяется»? – спросил он.
- И не только Тулуп, - ответил Мишка. – Все, кто сидел, все «мажутся».
- И Кузя?
- Кузя не сидел.
Часы на приборном щитке «жигулей» показывали пять минут двенадцатого. Мерно работал на холостых оборотах мотор.
- Слышишь, Миша, а что за проблемы у Грини с ментом?
- С Пшеничным?
- Ну да, с капитаном.
- Да дурак твой Гриня! – неожиданно резко ответил Миша. – Мужик в «Шашлычной» своим корешам пиво нес и Андрюху задел то ли локтем, то ли бокалом. Так наш «Брюс Ли» сраный и нос ему разбил, и пару ребер сломал, и еще что-то там. Короче, мужик в больнице, а Грине-идиоту «хулиганку» шьют.
- И ничего сделать нельзя?
- Можно, в принципе, - ответил Мишка, - но трое суток прошло, и Пшеничный дело в суд передал. Теперь Гриня должен либо судье, либо своему следаку крупно отстегнуть. А у него и непогашенная судимость есть.
- Понятно. Значит, мужик написал, что Гриня его…
- Не мужик, - перебил Карася Мишка. – Заяву на Гриню вся его смена подписала. Там одиннадцать подписей.
- Ни фига себе! – воскликнул Карась. – И никто за товарища не заступился?
- Пробовал один, да быстро бегает.
- Я вообще ничего не понял, - Карась наморщил лоб. – Значит, Гриня был один против двенадцати взрослых мужиков, что ли?
- Нет, зачем – один? – пожал плечами Мишка. – Я там тоже был, Мина был, Валерка-боксер.
- Ясно, - протянул Карась. – А чего ж ты Гриню сам не успокоил?
- А оно мне надо? Мы уже крепко поддатые были. А так хоть «ха-ха» поймали.
В машине стало душно, и Мишка выключил мотор.
- А куда ты вчера вечером делся? – спросил после минутного молчания Карась.
- Семеновну домой отвез, потом ездили с Гриней, Эдика искали.
- Так он же в больнице.
Мишка улыбнулся и посмотрел на Карася.
- Что ты вчера вечером делал? – неожиданно спросил он.
- Как – что? – растерялся Димон. – Ну-у… А что ты имеешь в виду?
- Ты вчера весь вечер провел дома, - четко, по слогам произнес Мишка. – Понял? Смотрел телевизор.
- Ну да, так и было: программа «Время», «Прожектор перестройки», а потом этот, как его…
- А потом, Димок, как придешь домой, изучишь программу досконально – что было, по какому каналу и во сколько.
- А «предки»?
- Это уже твои проблемы, Рыба. И будет очень плохо, если они станут общими.
- Да ну, слышишь, Миша, - недовольно протянул Карась.
Стекла в машине начали запотевать. Мишка протер их тряпкой, включил зажигание, и мотор заработал вновь.
- Жаль, что ты в «горячей» точке не был, - произнес он, наконец.
Карась прекрасно все понял. Настал его черед снисходительно улыбнуться и чуть надменно посмотреть на Буряка.
Мишка, откинувшись на спинку сидения, расслабленно водил пальцами по оплетенной цветной проволокой баранке. Не дождавшись ответа, он поднял взгляд на Карася, и спокойно спросил:
- Или был?
- По телевизору видел. В программе «Время», - сказал сущую правду Карась.
- Я это к тому, - объяснил Мишка, - что Кузя может тебе тут «горячую» точку устроить.
- Я это понял, - кивнул Карась. – Сегодня, после трех. У Кузи все на роже было написано. Что-то вроде проверки будет, так? Только я не понимаю, на кой пень ему это нужно? Он что, всех так проверяет?
- Нет. Но уж больно резко ты вчера отличился. Да и под меня ему копнуть охота.
- А где я вчера отличился? Перед телеком? – хмыкнул Карась. – Ладно, это все ясно. Ты мне вот, что объясни. Тебе-то это все зачем?
- Что – это?
- Меня на работу устраивать, опекать?
Мишка смерил Карася долгим взглядом.
- Объясняю, - жестко начал он. – Я тебя привел, значит, ты мой человек, в моей бригаде, понял? А чем больше у меня людей, тем больше мой вес и авторитет. И еще. На первых порах я за тебя полный ответ держу. Догнал?
- Догнал.
- Вот и хорошо. Ну, Блым, ну, фраер, - Мишка покачал головой и кивнул на подъезд. – Уже сигару выцыганил.
К машине подходил Блым. В его зубах была зажата длинная черная сигара. Блым открыл дверь и плюхнулся на заднее сидение. Салон «жигуленка» тот час наполнился приятным ароматом дорогого табака.
- Отдал? – спросил Мишка.
- Да, - Блым с чем-то там повозился, и положил Мишке на плечо четыре купюры по пятьдесят рублей каждая.
- Бычкуй сигару, - Мишка спрятал деньги в карман, а из другого достал купюры помельче. Отсчитал и отдал Карасю шесть десяток, еще шестьдесят рублей он протянул Блыму: - Туши сигару, я сказал!
- Мы сейчас к Сироте едем? – спросил Карась.
- Да, а что?
- Ничего. Просто я хотел на базаре ботинки теплые купить.
- Успеешь, - отрезал Мишка. – Блым, ты двери не закрыл!
Кооператив Бори-Сироты располагался в полуподвальном помещении старого дореволюционного дома. Тут же во дворе стояла его белая «волга».
В самом кооперативе было душно и парко. От резкого запаха хлорки у Карася защипало в носу. На сваренном из труб и уголков стеллаже стояли оцинкованные выварки. Под ними крепилась покрытая черной сажей кустарная газовая горелка в виде трубы с просверленными по всей ее длине отверстиями. Из них с неприятным гулом вырывались языки синего пламени. В самих же выварках хлюпало и булькало пузырями какое-то темное варево, от которого к потолку подвала валили плотные клубы пара. Двое обнаженных по пояс рабочих с мокрыми от пота лицами и красными глазами перемешивали это варево деревянными палками. В стоящий рядом большой чан из нержавейки была свалена готовая продукция – перевязанные во многих местах проволокой мокрые джинсы с белыми или бледно-голубыми разводами.
Боря Сиротин стоял посреди этого помещения и нервно мял пальцами сигарету.
- Здоров, Сирота! – поприветствовал его с порога Блым.
Сирота кивнул и опасливо покосился на Карася.
- Ну и вонь! – Мишка, скривившись, огляделся по сторонам. – Пошли на воздух, - сказал он, и первым вышел из подвала.
У «жигулей» Блым и Сирота закурили.
- Давай, Боря, еще раз с самого начала, - сказал Мишка. – Сколько тебе должны?
- Пятнадцать с половиной «штук», - нервно ответил Сиротин.
- А когда, говоришь, последний срок был?
- Тридцать первого.
- Почти неделю назад.
- Да.
- А что этот Черкизов твой говорит?
Боря позволил себе саркастическую улыбку:
- Говорит, что нет реализации.
- Где он сейчас может быть, знаешь? – задал очередной вопрос Мишка.
- Может быть в «Мажоре» на вокзале, - пожал плечами Сирота. – Или у… - он вдруг запнулся и испуганно посмотрел на Карася. – У подруги своей.
- Где она живет? – Блым аккуратно сбил пальцем плотный столбик пепла с сигары.
- На Октябрьской Революции. Угловой дом, где аптека. Первый подъезд со стороны двора, второй этаж, прямо.
- Так ты и там успел побывать?! – удивился Карась. Подвесить бы сейчас этого петуха декоративного за…
Карась зло сплюнул.
- Значит так, - подвел итог Мишка. – Ты, Боря, получишь двенадцать «штук». Три, как ты знаешь, мы забираем себе за работу. Вопросы есть?
- Нет, - ответил Боря, и длинной затяжкой докурил «бычок» до самого фильтра.

«Мажор»
На привокзальной площади было еще шумнее, чем на рынке. Прямо напротив конечной троллейбусной остановки в обширной луже среди ледяного крошева застрял молоковоз. Обутый в резиновые сапоги водила сидел перед ним на корточках и, пригнувшись, что-то высматривал под машиной. На тротуаре пассажиры штурмом брали чудом объехавший место аварии троллейбус. За этой давкой презрительно наблюдали из своих «Волг» хамоватые таксисты. Откуда-то со стороны депо донесся протяжный гудок тепловоза.
Кафе «Мажор» находилось недалеко от здания вокзала, между закрытой на большой висячий замок столовой и магазином «Продукты». Когда Мишка подъехал к тротуару и заглушил мотор, из кафе вышли двое, похожих на жирных мышей-лакеев из сказки про Золушку, милиционера. Они перекинулись между собой какой-то шуткой, заулыбались и достали сигареты. У усатого сержанта на поясе висела кобура.
Мишка достал из-под сидения резиновую дубинку и посмотрел на попутчиков:
- Вылезайте, я машину запру.
- Ты что, Миша? – Карась показал глазами на дубинку. – Вон же менты стоят.
- Ну и что? – не понял тот. – Выходи, времени уже мало.
- Привет стражам порядка, - Мишка обменялся с милицией рукопожатием.
Блым попросил у сержанта прикурить, Карась остановился чуть в стороне.
- Спецсредство, а, Миша? – добродушно кивнул на дубинку сержант, пряча зажигалку в карман.
Второй «мыш» в звании лейтенанта прищуренным взглядом осмотрел с ног до головы Карася.
- Так ведь спецзадание, - важно ответил Мишка.
Менты переглянулись. Лейтенант почесал затылок, отчего форменная меховая шапка съехала ему на самые брови, придавая стражу порядка лихой и свойский вид.
- Ну что, с вами пойти, что ли? – как бы задумчиво спросил он.
- А ты вообще к нам переходи, - предложил Мишка. – Будешь сигары, как Блым курить вместо «Космоса» своего харьковского.
- О! Я подумаю, - легко согласился лейтенант, и уже серьезно добавил: - Только без шума, Миша. Добро?
- Алексеич, - навис над ним Мишка, - я тебя хоть раз подводил?
- Но все равно, порядок надо соблюдать. Если что, мы тут будем, - лейтенант отряхнул шинель, и они вдвоем с сержантом неспешно направились к застрявшему в луже молоковозу.
Внутри «Мажор» делился на две, разделенные глухой стеной части.
Левая представляла собой обычную привокзальную забегаловку с высокими столами, дохлыми мухами между рамами давно не мытых окон и щербатым заплеванным паркетом на полу. Здесь было ненамного теплее, чем на улице.
Непосредственно в кафе вела массивная деревянная дверь с прикрученной к ней пружиной от эспандера.
Здесь на окнах висели шторы, а в углу напротив входа возле рукомойника стояла кадка с фикусом. За одним из столиков три посетителя играли в карты. Четвертый, сидя на высоком табурете перед стойкой бара, вяло любезничал с молодой буфетчицей с несколько вульгарным макияжем на лице. Обернувшись на шум, он отставил в сторону стакан и сунул руку в карман кожаной куртки.
Карась покосился на Мишку – заметил ли тот? Но Мишкино лицо оставалось невозмутимо-спокойным. Блым тоже явных признаков тревоги не проявлял, он шел рядом и увлеченно пыхтел сигарным окурком.
За столом играли двое. Третий наблюдал за игрой и, от нечего делать, тасовал битую карту. Полная окурков пепельница, недопитая бутылка водки, стаканы и тарелка с закуской были сдвинуты на край стола.
Мишка быстро приблизился к ним, схватил одного из картежников за плечи, рывком оторвал от стула, и сильным тычком дубинкой в живот заставил его согнуться пополам.
- Где бабки, Черкизов? – Мишка ударил бедолагу коленом в лицо.
С глухим стоном Черкизов свалился перед Мишкой на пол. Из его носа на линолеум закапала кровь.
- А вы кто? – по-деловому обратился к остальным двоим Блым.
К удивлению Карася, все произошедшее никакого впечатления на них не произвело. Тот, который только что играл с Черкизовым – рыжеватый тип с приплюснутым носом и колючими азиатскими глазами, - спокойно положил карты на стол, и ждал, что будет дальше.
Внезапно Блым побледнел и медленно вынул «бычок» изо рта, а у Карася похолодели ладони: второй картежник держал в руке «макаров». Держал просто, профессионально, без лишней бравады и показушности. Блестящий внутренний ободок вороненого ствола смотрел Карасю прямо в живот.
Сохранил спокойствие лишь Мишка. Стараясь не делать резких движений, он осторожно вытер пот со лба, и повторил вопрос Блыма:
- Так кто вы такие?
Мужик на высоком табурете поскучнел, вынул руку из кармана и снова отвернулся к бару. Но буфетчицы на месте уже не оказалось. Тогда он перегнулся через стойку, взял початую бутылку лимонада и сам наполнил свой стакан.
Рыжеватый, тем временем, сделал легкий жест, и «макаров» исчез у его подельника под курткой.
- А вы кто? – спросил в свою очередь он. Говорил узкоглазый очень тихо, с каким-то мягким шелестящим акцентом.
Спокойствие Мишки передалось Блыму. Он сунул уже совсем короткий сигарный бычок в пепельницу и заявил:
- Это наша зона! Это мы тут обедаем!
- А мы и не мешаем, - узкоглазый с усмешкой посмотрел на сидящего на полу Черкизова. Тот задрал голову кверху, шмыгал разбитым носом, и пальцами пытался остановить кровь.
- Нет, слышишь, я не понимаю, - возмущенно пожал плечами Мишка. – Вы сюда приехали, бабло посшибали и уехали. Что за дела? Вы что, без понятий живете? Отстегивать не собираетесь?
- На кого ты работаешь, сынок? – неожиданно обратился к Мишке мужик у бара.
На вид ему было чуть больше тридцати. Но Мишка благоразумно пропустил «сынка» мимо ушей – явно не тот сейчас был случай.
- Это Тулупа кафе, - заявил он.
- Я знаю, - кивнул узкоглазый. – Малява о нас уже у него. И Соха ему вчера звонил. Мы от Сохи.
- От Сохи? – удивился Блым, но на него никто не обратил внимания.
- А кого ты у Сохи знаешь? – Мишка недоверчиво смотрел на узкоглазого.
- Всех, - ответил тот.
- И Колю-Матроса?
- И Матроса.
- Ну, и как он?
- В Москву уехал.
- А, да. Миша, - Мишка протянул узкоглазому руку.
- Дрон, - представился тот.
Все обменялись рукопожатием. Лишь сидящему на высоком табурете возле бара мужику подходить было лень, и он благодушно кивнул со стороны.
- А как вы так? К нам приехали, а в гости не зашли? – спросил Мишка, усаживаясь на стул, с которого парой минут ранее сбросил Черкизова.
- А мы у вас были. Вчера днем. Тебя просто не было, - ответил Дрон.
- Наверное, - согласился Мишка. Он взял со стола карту, повертел ее в руках. – Ты «катала»?
Кто-то вошел в кафе. Сидящий за соседним столом Карась оглянулся. По проходу между столами к ним направлялся Жорик. На пальце он вертел ключи от «мазды». Переступив через Черкизова, Жорик подошел к Дрону и полез в карман.
- Вот, Кисловодск-Москва, - он положил на стол три железнодорожных билета. – Будет через полчаса.
- Ага, - Дрон внимательно осмотрел билеты. – Спасибо. Кузе привет.
- Да не за что, - Жорик посмотрел на Черкизова: - Этот?
- Ага, - Дрон и его товарищ встали из-за стола. – Семь тысяч у нас за два дня просадил.
- Долг есть?
- Перед нами нету, - ответил Дрон, прощаясь со всеми за руку.
- Он Сироте пятнадцать с половиной должен, - объяснил Мишка.
В сопровождении Жорика Дрон и оба его спутника покинули кафе. Карась еще удивился тогда, что никакого багажа с ними не было. На стойке бара возле недопитого стакана остались лежать две сотенные купюры.
Привалившись спиной к ножке стола, и задрав красные ноздри кверху, Черкизов по-прежнему сидел на полу.
Блым пнул его ногой:
- Вставай, блин! Иди умойся – люди тут приличные ходят. Расселся он.
Черкизов тяжело поднялся на ноги и, придерживая нос рукой, заковылял к рукомойнику.
- Проследите, чтоб не убежал, - следом за ним к выходу направился Мишка. – Я мотор прогрею.
Проходя мимо Черкизова, Буряк несильно, скорее «для профилактики», огрел его дубинкой по спине:
- Поедешь с нами.

Почти что жалость
Зажатый с двух сторон на заднем сидении Черкизов всю дорогу молчал. Лишь когда проехали городскую черту, и позади осталось последнее строение, когда вдоль дороги потянулись бесконечные лесопосадки и пустые, припорошенные первым снегом поля, Черкизов, глядя исподлобья в одну точку перед собой, неожиданно заявил:
- Менты на вокзале видели, что я с вами в машину садился.
Мишка сбросил газ, повернулся и ударил Черкизова кулаком в зубы.
- Теперь ты будешь говорить только тогда, когда я этого захочу, - сказал он, переключая скорость.
Черкизов поднял скованные наручниками руки и вытер с разбитой губы кровь.
Их уже давно никто не обгонял, а встречные машины попадались все реже и реже. И вскоре Мишка свернул с трассы на проселочную дорогу и заехал в посадку.
- Выходим, - скомандовал он.
Черкизова пришлось вытаскивать из «жигулей» чуть ли не силой. Блым достал из кармана разукрашенный гравировкой кастет и, не говоря ни слова, ударил Черкизова в живот. Но тот в последний момент успел отшатнуться и прикрыть себя руками. Тогда Блым просто толкнул его с силой на землю. Зацепившись одной ногой за другую, Черкизов упал боком на прелую листву. Потом он сел, и затравленным волком посмотрел на своих мучителей.
- Серега, - Мишка похлопывал себя дубинкой по ноге, - я же предупреждал тебя: не «кидай» моих клиентов. Я тебя предупреждал? Не слышу! – он наотмашь ударил Черкизова по рукам.
- У меня нет реализации, - закрываясь от дубинки, произнес Черкизов.
- А нас это колышет?! – встрял в разговор Блым. – Это твои проблемы, понял? Ты взял у Сироты товар – гони бабки!
- А в карты ты с Дроном проиграл? – замахнулся Мишка дубинкой. - Проиграл, я спрашиваю?! – На Черкизова обрушился очередной удар.
- Мы сейчас бабу твою сюда привезем! – прокричал ему в самое ухо Блым.
Втянув голову в плечи и прикрываясь скованными руками, Черкизов сидел на земле и быстро моргал. Карась сейчас испытывал к нему почти что жалость и всеми силами пытался побороть в себе это чувство.
Мишка оглянулся на Карася. Видимо, сообразив, в чем дело, он уже спокойно обратился к Черкизову:
- Пойми, Серега, ничего личного, это бизнес. Так что не обижайся. Ты ж не обижаешься, а? Не слышу! – дубинка громко хлопнула Черкизова по спине, оставляя на темной коже курточки продолговатый белесый след.
От удара Черкизов качнулся.
- Нет, - сдавленно ответил он.
- Значит, слушай сюда. Ты Сироте пятнадцать с половиной «штук» должен. Так? – на этот раз Мишка ограничился тем, что толкнул Черкизова ногой в плечо.
Тот снова завалился набок:
- Да.
- Сейчас отдаешь семнадцать с половиной. Две «штуки» сверху – за просроченную неделю и нам за беспокойство, бензин и так далее. Если «бабок» сегодня не будет, тогда – все, включаем «счетчик».
- Где я тут деньги возьму? – Черкизов поднял глаза на Мишку. Его опухший нос отливал тусклым восковым блеском, кровь на разбитой губе уже запеклась.
- А я не говорил, что тут, - усмехнулся Мишка. – Ты нам скажешь, где они лежат, или «маляву» напишешь с просьбой передать нам эти «бабки». Понял?
- Понял.
- Иначе, - решил помочь Карась, - тобой займется Телемастер.
Вероятно, при слове «телемастер» у Черкизова возникли столь яркие ассоциации с дымящимся паяльником, что он задергался, заерзал, сидя на земле, и впервые посмотрел на Мишку с откровенным страхом в глазах.
- Да-да, - подтвердил слова Карася тот. – Так что не зли меня.
- Серый, - перед Черкизовым на корточки опустился Блым, - давай «бабки», а? Ты все равно их отдашь, а так хоть здоровье сохранишь.
- Хорошо, - Черкизов попытался встать с земли, но Мишка ногой повалил его на спину.
- Что – хорошо? – спросил он. – Ты останешься валяться тут, пока деньги не будут у нас. Понял?
- Но так будет быстрее, - вновь заморгал Черкизов.
- Ты меня понял?!
- Да подожди, Миша, - Карась остановил занесенную над Черкизовым дубинку. - Так придется все перерывать у его телки по Октябрьской Революции или где там он еще живет. Лишняя морока. А так он сам все отдаст.
- Отдашь, Серега?
- Да.
- Семнадцать с половиной, как и договаривались?
- Сегодня десять, - глаза Черкизова быстро перебегали с Мишки на Карася, - а остальное – в понедельник.
- Что ты нам яйца морочишь?! – накинулся на него Блым. – «Понедельник»… Какой понедельник, чмо?! Гони все сразу!
- Я не могу сразу, - Черкизов приподнял руки, готовый в любой момент закрыться от удара, - Я только в понедельник смогу семь с половиной тысяч с книжки снять.
- Э, нет, - Мишка помахал перед его носом дубинкой. – В понедельник ты уже восемь с половиной отдашь.
- Ладно, - Черкизов шмыгнул носом и опустил глаза.
- С собой деньги есть?
- Немного.
- Давай сюда.

Dream on
- Я во сколько сказал приехать? – тихо сквозь зубы спросил Кузя. На Мишку он смотрел едва ли не с отвращением.
- Да ладно, Кузя. Ну, задержались немного, - ответил тот. – Вон, - Мишка кивнул на оставшегося в «жигулях» Черкизова, - дурогона на природу возили.
- Я тебе когда сказал приехать? – чуть повысил голос Кузя.
Мишка, насупившись, смотрел поверх «мазды» на опустевшие торговые ряды, Блым тихо курил возле Карася. В «мазде» приглушенно играла музыка.
- Серый, надо ехать, - Жорик повернул ключ в замке зажигания, и японский мотор тихо заурчал на холостых оборотах.
- Сейчас поедем, – ответил Кузя. – Это тот, который Сироту «кинул»?
- Ага, он, – Блым бросил окурок себе под ноги. – И Дрону семь «штук» тоже он проиграл!
Кузя недоверчиво покосился на Жорика.
- Да, – подтвердил слова Блыма Жорик. – Это из-за него Дрон вчера в Москву не уехал.
- Да? – Кузя почему-то улыбнулся. – Хорошо. Буряк, ты когда «бабки» Сироте будешь отдавать?
- Сегодня. Мы за ними сейчас и едем. Десять сегодня, остальные две с половиной в понедельник.
- Значит так, Буряк. Отдашь Сироте сегодня все, понял? Ты пацан не бедный, свои две «штуки» пока отдай. Все, можешь ехать. А ты, Рыба, садись, поедешь с нами.
Водителем Жорик оказался классным. Уверенно обгоняя попутные машины и ловко уворачиваясь от встречных, он на выезд из центра города потратил почти в два раза меньше времени, чем Мишка. Да и «мазду» с «Жигулями» не сравнишь.
Сам не зная, почему, Карась был уверен, что едут они опять за город. И ни страха, ни беспокойства по этому поводу он не испытывал. Ну чего он сейчас не сможет сделать такого, что смог бы Мишка, Бек или этот шпаненок Блым?! Карась погладил себя по животу – пожевать бы чего…
Проехали Кирпичный район, потом завод с двумя вытянутыми в небо и освещенными предзакатным солнцем трубами. За ним потянулись выселки, а дальше, за заброшенными глиняными карьерами в тишине поздней осени замерли садово-огородные кооперативы. Где-то тут, в обществе «Мичуринский» была «фазенда» и Юлькиных родителей.
Музыка смолкла. Кузя нажал кнопку и сменил в магнитоле кассету.
- Dream on! – возвестил из динамиков у Карася за спиной печальный голос. - Though it’s hard to tell…
Это английское «dream on» слышалось как «Димон». Хорошая песня. «Лирический медляк», как сказал бы Генка. Карась напряг свои познания английского. Дрим он… Дрим он… А! Так это ж – «помечтай»! Или – «размечтался». А группа, вроде бы, «Назарет» называется. Была у Карася такая бобина…
- Оттуда сразу на котлован? – спросил Жорик, сворачивая на желтую грунтовку.
- Да, - Кузя посмотрел на небо. – Скоро темнеть начнет… Ну что, Рыба, много сегодня забашлял?
- Чего – «забашлял»? – не понял Карась.
Не оборачиваясь, Кузя хмыкнул:
- Денег много заработал?
- А, да так, – Карась рассеяно махнул рукой. Он вертел головой по сторонам, пытаясь запомнить дорогу. Но это было почти невозможно, так как «мазда» уже петляла по узким проездам между садовыми участками. – Шестьдесят рублей за Дантиста получил.
- Шестьдесят рублей?! Ты понял, Жорик? И что, Рыба, со второго этого, как его?..
- С Черкизова?
- С Черкизова, – Кузя повернулся и в упор посмотрел на Карася. - Ничего разве не слупили? А, Рыба?
Кузя улыбался, но глаза его не смеялись.
Видя, что запираться не имеет смысла, Карась недовольно вздохнул и пробурчал в сторону:
- Ну, дал он нам по «стольнику». За беспокойство.
- И Буряк говорил, чтобы ты никому ни звука. Говорил, Рыба?
- Ничего он такого не говорил. И так все ясно.
Жорик свернул в очередной проезд, и по крыше «мазды» громко застучали низкие ветки ореха. Впереди дорогу загораживал старенький «четыреста двенадцатый» «москвич» кофейного цвета. «мазда» проехала еще немного, и Жорик остановил машину.
- Ну что, выходи, Рыба, приехали.
Карась хлопнул дверью и поежился. После теплого салона небольшой морозец вмиг пробрал до костей. Он втянул голову в плечи и затянул молнию до самого подбородка. Не считая звука шагов идущих впереди Кузи и Жорика, вокруг стояла абсолютная тишина. Заколоченные на зиму окна домиков, замки на калитках да темные скелеты деревьев вокруг. Кое-где виднелись кусты поникших хризантем. В холодном воздухе едва уловимо пахло горелыми листьями. Обходя «москвич», Карась поскользнулся на осклизлом куске глины и громко хлопнул ладонью по капоту машины. Кузя и Жорик оглянулись.
На шум из домика с недовольным видом вышел тот самый грузный Мара, от которого утром убегал Блым. В руке он держал надкушенный кусок хлеба с белым лоскутом сала на нем. Одет он был, как и утром, в накинутой поверх спортивного костюма кожаной куртке. На ногах – красивые черные кроссовки с загнутыми вверх носками.
- А, Серый, – он немного растерялся и посторонился, пропуская Кузю, Жорика и Карася в дом.
В единственной комнате под потолком тускло горела лампа на тридцать шесть вольт. Под ней за плетенным дачным столиком, сплошь заставленным бутылками, консервными банками и нарезанными кусками хлеба, сидел со стаканом в руке Мина-Телемастер. Он медленно поднял глаза и тупо уставился на вошедших. Под стенкой на продавленном диване, свернувшись калачиком, спал Гриня. В углу потрескивала горящими дровами «буржуйка».
Кузя уселся на свободный стул.
- Кто тут выставляется? – спросил он.
Мина пьяно ухмыльнулся и кивнул на диван:
- Андрюха в марафон собрался, - он поставил стакан на стол, и взял недопитую бутылку «Пшеничной». – Будешь?
Кузя оглянулся на Жорика и, к удивлению Карася, спросил:
- Ну что, давай по пятнадцать капель?
- Можно, – Жорик взял со стола кусок хлеба и положил на него аппетитный шмат вареной колбасы.
- Вот это дело! – оживился Мара. – А то сидишь тут целый день безвыездно с этим козлом рыжим… - он забрал у Мины бутылку и, пересчитав глазами присутствующих, разлил по стаканам водку.
Повинуясь неизвестно какому импульсу, Карась наклонился к Кузе и шепнул:
- Он гонит. Капот у «москвича» горячий.
Кузя насмешливо покосился на Карася и ничего не сказал.
- Ну что, давайте за Эдика – царствие ему небесное? – предложил Мара.
Едва Карась выпил свои полстакана и потянулся к банке шпрот, его окликнул Кузя:
- Рыба, пойди, принеси из машины сигареты.
Карась кивнул и вышел из домика.
В машине сигарет нигде не оказалось. Зато алкоголь на пустой желудок ударил Карасю в голову. Чтобы не «поплыть», он несколько раз напрягся и расслабился, набрал полные легкие свежего воздуха и с силой выдохнул:
- Хху!
После этого Карась вернулся в дом.
- Нет там сигарет, – заявил с порога он.
Кузя расслабленно курил – пачка «Marlboro» лежала перед ним на столе. Жорик увлеченно сооружал на куске хлеба многослойный бутерброд. Мина вылавливал из банки соленый огурец. Взъерошенный Гриня, пошатываясь, сидел на стуле и закисшими глазами смотрел на Карася.
- О, Рыба, – он икнул и развел руками. – А Эдика больше нет. Хоть он и гнида был, но… Давай с тобой выпьем, Рыба, - он тяжело привстал и протянул руку к столу.
Сзади Карася раздались шаги – в домик вошел Мара.
- Слышишь, Серый, – он мрачно смотрел на Кузю, - там рыжий, это самое, сдох, кажись.
Воцарилась тишина. Лишь булькала, проливаясь мимо стакана, водка в руках у Грини.
- На, Рыба, – он протянул стакан Карасю. – Сейчас я и себе налью…
- Да, Рыба, везуха тебе, – качнув головой, усмехнулся Кузя. – Машину водить умеешь?
- Да, – Карась поставил стакан на стол.
- Ты че?! – угрожающе уставился на него Гриня.
- Сейчас поедешь в котлован, и закопаешь Рыжего, – Кузя внимательно смотрел на Карася. – Понял?
- Ты че, соплежуй, не будешь со мной пить за Эдика? – пошатываясь, Гриня двинулся на Карася.
Мина оставил банку с огурцами и, не вставая с места, схватил Гриню за шиворот и с силой бросил его назад на диван. Гриня ударился головой о стенку, сверху на него упал стакан. Он застонал, пробормотал что-то невнятное и тут же заснул.
- Понял, – ответил Карась.
- Мара, дай ему ключи.
- Пошли, – Мара кивнул Карасю на выход.
- Пусть сам все делает! – повысил голос Кузя.
- Да я в багажнике клеенку постелю, – оглянулся на пороге Мара. – А то Рыжий уже потек.
Расчищенная от опавших листьев тропинка вела от порога домика к открытым дверям сарая. Уже опустились ранние осенние сумерки и, поэтому, когда Карась, пригнувшись и осторожно ступая, вошел в сарай, он в темноте не увидел ничего. Зато в нос ударил резкий запах человеческих фекалий. Зашедший следом Мара щелкнул зажигалкой, и у Карася от отвращения к горлу подступил комок.
Тот самый Рыжий, которого он видел вчера в багажнике «мазды», лежал среди лопат и тяпок на боку, выкинув вперед связанные распухшие руки. Вся одежда впереди была изорвана, лицо в дрожащем пламени зажигалки колебалось сплошным черным кровоподтеком, на котором, не мигая, узкой щелью белела полоска приоткрытого глаза.
Мара нашел какую-то газету, свернул ее в рулон и подпалил. С этим факелом он наклонился над трупом.
- Фу, – гадливо морщась, произнес он, – завонял тут все, сука. А ну, бери его за ноги и тяни на улицу.
- А рукавицы какие-нибудь есть? – спросил Карась.
- Вон, сзади тебя, на полке.
Рыжий уже окоченел, и его широко раскинутые в стороны ноги уже нельзя было свести вместе. Стиснув зубы, Карась взял его за ботинок, и выволок из сарая.
- Я сейчас, – Мара откинул тлеющий огарок газеты. – В хате фонарь должен быть.
- А его куда, к машине?
- Да, давай.
Тянуть труп по сухой листве оказалось гораздо легче, чем по земляному полу сарая. За Рыжим оставалась черная полоса земли, приподнятые кверху руки ни за что не цеплялись.
Когда Карась был уже за калиткой, из домика вышли все, кроме Грини. В руках у Мины был фонарь, Мара принес к «москвичу» широкий отрез тепличной пленки. Смерив глазами лежащий возле багажника труп, он вздохнул и открыл заднюю дверь:
- Не поместится дохляк в багажнике. А ну, подожди, я на заднем сидении клеенку разложу… Или вообще его снять?
- Да ну его на фиг, Мара! – сказал Жорик. – Вы так до утра возиться будете! Сколько там проехать…
- В общем, так, Рыба, – потный Карась сидел за рулем «москвича». Сзади него, просунув несгибаемые связанные руки между передними сиденьями, лежал Рыжий. Стекло на окне задней двери было опущено – оттуда торчал ботинок трупа с накинутым на него старым мешком. Лопата и кирка ждали своего часа в багажнике. Перед Карасем стоял Кузя, и давал последние наставления: - В общем, так, Рыба. Мы едем впереди, а ты – за нами. В котлован мы въезжать не будем, останемся наверху. Зароешь этого гопника вместе с целлофаном, и ты свободен. Только чтоб не меньше метра сверху было. Понял?
Карась молча кивнул и в темноте со второй попытки вставил ключ в зажигание.
- А лучше всего под стеной яму делай, – авторитетно посоветовал Мина. – Она весной от воды завалится.
В кромешной тьме под неяркими мерцающими звездами по узким проездам среди вымерших и законсервированных на зиму садов спускались вниз к глиняным карьерам два автомобиля.
Напряженно вцепившись потными ладонями в баранку, Карась видел перед собой только узкое пространство освещенной фарами грунтовки, да стоп-фонари едущей впереди «мазды». Мыслей почти не было. Зато, как иногда бывает при длительном нервном напряжении, в голове вот уже несколько минут заезженной пластинкой крутился один и тот же мотив: «Дрим он! Зау итс хард ту тэл, зау фулин ёселф, дрим он, дрим он…»
Когда выехали на открытое место, стало немного светлее. Метров через двести на «мазде» замигал правый поворот, и она остановилась. Карась подъехал и остановился рядом. Из «мазды»вышел Мара.
- Иди сюда, – он махнул рукой Карасю. – Видишь, дорога вниз пошла? Так ты по ней и едь. Там никаких других поворотов не будет. А внизу, – вон, видишь, пятно темнеет? – это экскаватор поломанный стоит. Там, значит, и копай. Но лучше, и вправду, у стены. Давай! – Мара хлопнул Карася по плечу. – Мы тут будем. На, держи фонарь.
И Карась уехал.
Сверху хорошо было видно, как «москвич» медленно и осторожно сполз вниз, как он на несколько секунд осветил фарами остов старого экскаватора с безжизненно опущенной на землю стрелой, и остановился у почти отвесной стены котлована. Погасли фары.
Карась выключил мотор и напряженно сидел, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте. «Зау фулин ёселф…» Тьфу ты! Он вышел из машины и достал из багажника кирку и лопату.
Благо, почва промерзла лишь на пару сантиметров, а осенние дожди сделали глину мягкой и податливой. Поэтому Карась копал, не останавливаясь, лишь время от времени, поднимая голову и вслушиваясь в ночную тьму. А когда глаза привыкли к темноте окончательно, он даже разглядел силуэт оставшейся наверху «мазды», и даже, - или ему это только показалось, - тлеющие огоньки сигарет в ней. Когда яма была уже глубиной ему по колено, он снял курточку и остался в пуловере. Затем снял пуловер и одел куртку. А когда глубина достигла его пояса, Карась вдруг выругался и хлопнул себя по лбу.
Вытянув Рыжего из машины, он измерил его рост лопатой. Вернулся к яме. А ничего, угадал! Ноги можно чуть подогнуть, и порядок.
Еще через полчаса комья глины шумно застучали по завернутому в тепличную пленку телу.
Швырнув лопату в багажник, Карась взял фонарь и пошел искать так и не пригодившуюся ему кирку. Она валялась возле свеженасыпанного могильного холма, от которого к стене котлована уходила черная, абсолютно непроницаемая тень. «Дрим он… Вот, придурок! Может, еще и крест вкопаешь?! Зау фулин ёселф…» Карась завел «москвич», и несколько раз проехался по могиле, утрамбовывая землю над ней.

Истерика
- Ты что там, застрял? – Мара с фонарем в руках заглянул в багажник «москвича». – А лопату не мог почистить?
Карась стоял в свете фар и недовольно разглядывал свои испачканные глиной кроссовки и джинсы.
- Молодец, Рыба. Давай, садись, возвращаемся в город, – Кузя выкинул из окна бычок. – Жрать ведь хочешь? Поехали.
Из «мазды»выбрался сонный Мина. Он пожал Карасю руку и хлопнул его по плечу:
- Пока, братуха. Чуть что, кто обидит, мне говори.
Протянул руку и Мара.
Карась сел в машину и «мазда» мягко тронулась с места. А вскоре и «москвич», кивая на ухабах фарами, скрылся среди ночных безжизненных садов.
- Страшно было? - минут десять спустя поинтересовался Кузя.
- Нет, – ответил Карась. Скривившись, он сглотнул кислую, после водки на пустой желудок, с металлическим привкусом слюну. – А сколько сейчас времени?
- Сколько сейчас? – Кузя благодушно переадресовал вопрос Жорику.
Тот скосил глаза на приборную доску.
- Половина девятого.
- Что?! Только половина девятого? – не поверил Карась. А он уже для матери легенду почти сочинил. Он облегченно вздохнул: - А я думал, уже часа два ночи. Давайте поедем куда-нибудь пожуем, а? С утра ничего не ел, слышишь, Жорик? О! Поехали в «Дюймовочку», слышишь? Там такая классная тетка Семеновна работает. Слышишь? Своя в доску!
Кузя и Жорик переглянулись.
- А ты не куришь, Димон? – спросил Жорик.
- Нет, а что?
- Да так, – Жорик пожал плечами. Он оторвал взгляд от дороги и успокаивающе подмигнул Карасю.
Повернулся и Кузя. Придорожный фонарь на секунду осветил его лицо. На нем не было обычной ехидной ухмылки. Он протянул Карасю упакованную в фольгу пластинку жвачки:
- На, пожуй пока.
И тут до Карася наконец-то дошло. Он покраснел и нахмурился. Грубо забрал у Кузи жвачку, отвернулся к окну, и до самого «Феникса» не произнес больше ни слова.

Помидор
Прикрывая глаза рукой, пожилой охранник с собакой отошел в сторону, и «мазда» въехала в темный проем базарных ворот. Фары выхватили из темноты пустые торговые ряды, отразились в стеклах киоска «Союзпечати», описали широкую дугу, осветив на секунду Мишкины «жигули» и чью-то новенькую «девятку», и, наконец, уперлись в фасад охранного кооператива «Феникс».
В «Фениксе» горел свет.
- На, – Кузя протянул Карасю два «стольника».
Карась смотрел на деньги. Брать их почему-то не хотелось. Да и не думал он о деньгах, ни когда волок Рыжего к машине, ни когда бросал его в яму, а сам прыгал сверху, пытаясь протолкнуть застрявшее на полпути тело. Он, вообще, ни о чем тогда не думал.
Пауза затянулась. Опасаясь, что его неправильно поймут, Карась неохотно забрал две гладкие, ни разу не мятые купюры, и вышел из машины.
- Сядь! – властно приказал Кузя.
Карась послушно вернулся на место.
- Что ты там рыпаешься?
Не смея поднять глаза, Карась разглядывал две новые банкноты в своих руках и молчал.
- Тебе уже поздно рыпаться, Рыба, – Кузя чеканил каждый слог. – Потому, что ты теперь Рыба. Тебя к нам за яйца никто не тянул. И теперь ты делаешь все, что тебе говорят, – Кузя смерил Карася долгим взглядом. – Ты въехал в тему?
- Да. Въехал.
- Молодец. А бабки я тебе дал не за работу, а за «горячий капот» у «москвича». Понял? Разницу улавливаешь?
- Улавливаю.
Кузя помолчал, затем полез в карман, и снова достал деньги.
- Вот, держи, – он протянул Карасю несколько разномастных купюр. – Это за похороны.
На этот раз Карась не заставил себя долго ждать. Он взял деньги и, как бы не хотя, их пересчитал. Триста. Триста рублей. Одна «сотка» и четыре «полтинника». Карась сложил все купюры вместе. Пятьсот рублей.
Вдруг, почему-то, вспомнилась поникшая на кухонном табурете фигура матери, ее покрасневшие от усталости глаза. И ему очень захотелось домой…
Не смотря на столь поздний час, в прокуренном помещении «Феникса», где вчера капитан Пшеничный сочинял для Грини объяснительную, было многолюдно и шумно. Появление Кузи и Жорика вызвало одобрительный гул, на Карася же, как и утром, мало кто обратил внимание.
Посреди комнаты, на двух, сдвинутых вместе столах громоздилась целая батарея бутылок – от дефицитного пива, до иностранной водки с красивой надписью «Absolute». А нарезанная на газете «закусь» заставила голодного Карася несколько раз сглотнуть слюну.
Чего тут только не было! И колбаса, в том числе – сухая! И сало, и даже балык! Ни кем не тронутые куски плавленого сыра с налипшими на них лоскутами фольги соседствовали с красными и упругими болгарскими помидорами. Кругом, между бутылками и возле пустых стаканов валялись объедки.
Пацаны, все в хорошем настроении, сидели на подоконниках, упираясь спинами в окна. Около одного из них уже изрядно поддатый Валерка-Боксер шумно демонстрировал перед Тарасом хуки и апперкоты. Несколько уголовного вида субъектов привычно примостились на корточках у стены.
Во главе стола грузно восседал Штангист. Он ковырял спичкой в зубах и флегматично смотрел на вошедших. Рядом с ним, не торопясь, запивал балык пивом Мишка.
Жорик подошел к столу и поставил на него банку с ширкой.
- О! Оба-на! От Принцессы?! Пеля, ты баян взял? – радостно загалдели многие из присутствующих, доставая на свет шприцы.
- Куда ты прешь, Пеля? – Олег оттолкнул одного из уголовников, и мутными глазами посмотрел на банку: - Тут всем хватит. Слышишь, Мирон, ты свою «машинку» кипятил? Дай ее мне…
- Ну что, все нормально? – спросил Мишка, вытирая губы.
- Угу, – с набитым ртом промычал Карась. Есть хотелось так, что он глотал многие куски, не жуя, и, как Мишка, запивал их пивом. – Нормально, – ответил он через минуту, и громко рыгнул.
К ним подошел Кузя.
- Отдал? - спросил он у Мишки.
- Отдал, – кивнул тот. – Все двенадцать с половиной. А послезавтра Черкизов еще восемь с половиной с книжки должен снять. Там две с половиной – мои.
- Да помню я, что ты колотишься? – Кузя закурил. – Смотри, чтоб не смылся твой Черкизов.
- Не смоется. Блым у него «тачку» забрал.
- А у тебя как? – Кузя посмотрел на Штангиста.
Штангист молча открыл ящик стола, лязгнул там чем-то железным, и поставил перед Кузей тугой бумажный кулек из-под соды.
- Сколько там?
Спичка в толстых губах Штангиста переместилась в угол рта:
- Двадцать семь с копейками.
Жуя уже без спешки, Карась смотрел, как колются наркоманы. Они предельно аккуратно выбирали шприцами, – то бишь, «баянами», – из банки коричневую ширку, и тут же, возле стола закатывали рукава или задирали вверх штанины. Кто колол себя сам, кому заботливо помогал кореш.
К столу подошел Тарас. За ним следом, продолжая в деталях описывать какую-то драку, увязался Боксер. Тарас улыбался, как мамкин блин, и слушал Валерку вполуха.
Остановившись напротив Карася, он выплеснул на пол остатки водки из чьего-то стакана, и взял бутылку.
- Будешь? – спросил он Карася.
- Так, – с угрозой в голосе произнес Боксер, – а я что, лишний, Тарас?
- Давай стакан.
- Что – «давай стакан»? Я что, лишний?!
- Валера! – позвал его Мишка. – Остынь, а?
- Что – «остынь», Буряк?! Что – «остынь»?!
Тарасу это надоело:
- Не мути воду. Вот, – кивнул он на один из стаканов, – я тебе налил. Пей давай.
Тарас с Карасем чокнулись и выпили. Валерка остался стоять, переводя злобный взгляд с одного на другого. Ноздри его перебитого и свернутого в бок носа раздувались в такт дыханию.
Скривившись, Карась поставил на стол стакан, и надкусил помидор. Да так неудачно, что красная упругая кожица на противоположной стороне овоща лопнула, и струя томатного сока неожиданно брызнула Боксеру на рукав.
- Ну все, рулон, капец тебе, – обрадовано заявил он Карасю, передернул плечами, и пружинистым шагом двинулся в обход стола.
- Боксер! Остынь, я сказал! – Мишка хотел встать со стула, но Кузя хлопнул его по плечу:
- Сиди, Буряк.
Карась отложил в сторону надкушенный помидор, и за карманы подтянул джинсы повыше.
Отшвырнув стоящий на пути стул, Валерка стремительно приблизился к Карасю и…
- Х-х-а!
От сильнейшего удара пяткой в «дыхало», спина Боксера выгнулась горбом, и его отбросило назад. Зацепившись за стул, он нелепо взмахнул руками, и грохнулся наземь.
Карась на всякий случай быстро огляделся по сторонам. Но никто вмешиваться не собирался, все посмеивались над Боксером и уважительно поглядывали на Карася. Даже Кузя с интересом следил за тем, что будет дальше.
А Боксер, вероятно, был неплохим спортсменом. Стиснув зубы, и морщась от сдавливающей грудь боли, он уже сидел на коленях и, пока не в силах разогнуться, прижимал руки к животу. Но вот он тряхнул головой и, покачиваясь, встал на ноги.
- Давай, Боксер! – неслось со всех сторон. – Мочи его! Левой, Валера!
И Валера снова двинулся на Карася. Он даже пытался поигрывать перед собой кулаками, и по-боксерски «пританцовывать». Но это удавалось ему с трудом. Болезненная гримаса почти не сходила с его лица.
Карась еще раз подтянул джинсы и отошел от стола. Вся братва, предвкушая занимательное зрелище, следила за каждым его движением.
С достойной уважения решимостью Боксер пошел на сближение. Дыхание он так и не восстановил, и Карасю не составило труда поймать момент атаки.
Он легко перехватил правую руку Боксера, сместился влево, и резко, с силой впечатал свой локоть в многострадальный Валеркин нос. Звук получился такой, как если ударом кулака разбить лежащий на столе спичечный коробок.
Кровь почти мгновенно залила нижнюю часть Валеркиного лица, глаза его закатились. Он постоял еще секунду, а затем рухнул, как подкошенный.
Карась вывернул руку и посмотрел на свой локоть. Крови на курточке не было. Он вернулся к столу, и открыл о столешницу бутылку пива.
Пацаны живо комментировали произошедшее. Тарас с неизменной улыбкой протянул Карасю наполненный на одну треть стакан. К ним присоединился Мишка и еще один парень. Кузя закурил новую сигарету. Несколько человек наклонились над Боксером и с интересом разглядывали то, что осталось от его носа. Счастливые наркоманы с полузакрытыми глазами, передвигаясь, как в замедленной съемке, тихо покидали помещение.

* * *
«жигули» остановились перед подъездом Карася. Взошедшая Луна тускло освещала кирпичную пятиэтажку.
Оставаясь сидеть в машине, Карась недовольно покосился на свои окна – в них, как и вчера, горел свет. Он приоткрыл дверь, и в салоне неярко засветились два плафона.
- Ну, давай, – Мишка хлопнул его по плечу. – Я завтра часов в десять заеду. Отсыпайся пока.
- Да подожди, – буркнул Карась, выгребая из карманов деньги. – Это за два дня… Блин! Ботинки так и не купил…
- Завтра купишь.
Карась пересчитал деньги.
Оказывается, за два дня он заработал 1135 рублей. Две отцовы зарплаты.
Он посмотрел на свои окна:
- Надо было купить предкам что-нибудь вкусное. А то вермишель, да борщ без мяса каждый день…

Глава 8. Буратино на лесоповале

Бартер
- Давай… Давай… Аккуратнее, слышишь! – Карась посторонился, про¬пуская грузчиков в квартиру. – Вот здесь ставьте. Все.
Коробка с импортным телевизором была не тяжелая, но очень большая и неудобная. Грузчики направились к выходу, однако в дверях задержались и как-то странно посмотрели на Карася.
- Ах, да, - спохватился тот.
Обоим грузчикам было выдано по пятьдесят рублей. Они радостно раскланялись и ушли.
- «Грюндиг», - с удивлением прочитал надпись на коробке отец. – Это нам? Знаменитая фирма! Ого, семьдесят два сантиметра диагональ!
- А ты думал, – Карась разулся и взялся за коробку: – Бери, па. Сейчас сразу и поставим его.
Вскоре ламповый «Рубин» был снят с самодельного столика, а его место занял новый немецкий телевизор.
Поминутно сверяясь с инструкцией, отец изучал кнопки на пульте дистанционного управления. От пустой коробки, от валяющихся на полу белых пенопластовых щитов, и от самого телевизора исходил едва уловимый запах пластмассы.
- Нет, па, это не громкость. Громкость – вот, видишь? Сразу давишь. Это – «добавить», а это – «уменьшить».
- Дима, нам надо поговорить, – заявила мать. Она сидела в кресле и массировала виски. Энтузиазм отца ей не передался.
- Ну, что еще? – недовольно спросил Карась.
- Дима, откуда у тебя столько денег?
- Ну, ма… Ну просто «Бриллиантовая рука» какая-то! Ты еще спроси, откуда у меня пистолет.
- Есть и пистолет?
- Ну какой пистолет? Ну что ты, ма? – Карась подошел к ней, погладил по голове и поцеловал.
- Дима, – мама вздохнула и отстранилась, – откуда у тебя такие деньги?
- А что, думаешь, большие деньги? Ты не знаешь, сколько бабок у кооператоров! Лопатами гребут!
- Ты не кооператор.
- Но я-то в кооперативе работаю, или где?!
- Не смей повышать на меня голос! – мамины глаза увлажнились – вот-вот заплачет.
Карась с тоской посмотрел на телевизор. Будь он проклят! Хотел же, как лучше!
- Ма, – Карась опустился перед ней на колени. ¬¬– Вот послушай, ладно?
- Катюша, – оторвался от пульта отец, - ну чего ты заводишься? Получает Димка хорошие деньги, и ладно! Они ж не убивают никого, не режут, на большой дороге не стоят. Правильно?
- Во, па! Я ж это ей и говорю, – оживился Карась. Он вновь повернулся к матери: - Пойми, в конце концов, ма! Мы – охранный кооператив, понимаешь? Ох-ран-ный. Сколько тебе можно объяснять? Ну, например, смотри: стоит ларек. Подходит алкаш и говорит: «дай бутылку водки». Она ему дает. Он забирает бутылку и уходит. Что ей делать? «Караул!» кричать?
- На это милиция есть.
Карась хмыкнул:
- Ма, ну, какая милиция, а? Будет тебе милиция из-за одной бутылки канителиться. Ага, жди.
- Хорошо, а если не алкаш? Если бандиты ограбят ларек?
- А вот для бандитов, как раз, и существует милиция и прокуратура.
- А это что? – мать устало кивнула на телевизор.
- Как – «что»? – удивился Карась. – Бартер. В счет зарплаты.
- А ты не находишь, что это у тебя уже пятая или шестая зарплата за два месяца? Не находишь?
- Ма…
- Катюша! – вновь вмешался отец. – Ну что ты так все воспринимаешь? Хорошую работу Дима себе нашел, деньги платят. Он их не пропивает, все домой несет.
- Такие деньги, - мать снова кивнула на телевизор, - просто так не платят.
- Ну, знаешь, ма! – Карась в раздражении поднялся с колен. – Привыкла ты к этой совдеповской нищете! Да я лично знаю людей, которые в день тысячи заколачивают!
- Зато у нас совесть чиста.
- Не беспокойся, у них тоже!
Минуту мать сидела молча, глядя в одну точку перед собой. Затем тяжело вздохнула:
- Ты уже взрослый, Дима, и поступай, как знаешь. Но учти, если с тобой что-нибудь случится, я этого не переживу.
- Начинается, - Карась повернулся к отцу. – Короче, па, машина всю неделю будет у Кузьмича, я договорился. Он ее вне очереди перекрасит, а заодно, и крыло левое поменяет. А я поехал! Пока!

Дед с мешками
Сплюнув в ослепительно белый под ярким солнцем сугроб, Карась подошел к отцовым «Жигулям», и сел за руль. Мотор он не выключал.
- Чего рожа кислая? – спросил с соседнего сиденья Мина.
Карась раздраженно ударил ладонями баранку.
- Да заколебали! – в сердцах сказал он. – Телевизор привез – «откуда деньги?»! Машину стиральную, - помнишь, «Зануччи»? – привез, и снова – «откуда деньги?»! Себе, блин, музыкальный центр поставил – и опять «откуда деньги?»!
- На хату переедь.
- Я уже думаю об этом, - Карась осторожно по гололеду выехал со двора, и свернул в сторону вокзала. – Знаешь, можно у бабки какой-нибудь одинокой или у алкаша квартиру снять. Потом прописаться там… Да нет, бабку жалко, надо алкаша искать.
Мина, улыбаясь, вынул из-за пояса старый обшарпанный ПМ, и отсоединил обойму. Из кармана полушубка он достал коробку с патронами.
- А то, прикинь, даже «телку» привести некуда!
- Беспредел полный, - согласился Мина, набивая патроны в обойму.
У центрального входа в вокзал их поджидал Блым. Не вынимая рук из карманов, он подбежал к машине и плюхнулся на заднее сиденье.
- Ну, что там, Женя? – спросил Карась.
- Бр-р. Ну и колотун! – Жека подышал на красные от холода пальцы. – Все нормально, мусора ждут. Слышишь, Карась, а давай, я тут останусь, а то задубел весь.
- А Пеля где?
- На вокзале греется. Ох, и колотун!
- Вмазанный? – поинтересовался Мина.
- Чуть-чуть, - Блым все никак не мог согреться. – Ему Олег полкуба дал, чтоб не «ломало».
Линейный отдел милиции находился рядом с камерой хранения. Поглядывая на его зарешеченные окна, Мина и Карась стояли на заснеженном и безлюдном перроне. Карась крепко держал в руке черную спортивную сумку.
Мина это заметил.
- Не волнуйся, - подмигнул он, - все путем.
Скрипнули на морозе петли, и розовощекий старший лейтенант призывно махнул им рукой.
В кабинете начальника линейного отделения было жарко натоплено. Сам начальник, рыхлый майор предпенсионного возраста, с интересом вертел в руках банку лососевой икры, и причмокивал губами. Литровая бутылка «Абсолюта» стояла перед ним на столе.
- Юрик, - обратился он к старшему лейтенанту, - а ну, пойди, сходи за стаканами.
- Так ведь, Владислав Иванович, в сейфе ж стопарики стоят, - глуповато развел руками старший лейтенант.
Майор медленно перевел на него взгляд.
- А, ага! Понял! – розовощекий Юрик опрометью выскочил из кабинета.
- Ну что, орлы? – майор водрузил на нос тяжелые очки.
Карась вынул из кармана солидную кипу долларов и положил ее аккуратной стопкой перед майором.
- А у вас как? – спросил Мина.
- У нас? – майор наугад вытянул одну купюру и придирчиво, со всех сторон ее осмотрел. – У нас, как говорят американцы, все о’кей. – Он отсчитал несколько сотенных купюр и сунул их в карман, остальные убрал в ящик стола. – У жены именины скоро, - доверительно сообщил майор.

Поезд «Львов-Краснодар» прибыл почти по расписанию. От здания вокзала к нему заспешили встречающие. Услышав, что нумерация вагонов от головы поезда, мимо Карася и Мины тяжелой рысью пробежали три груженые баулами тетки. Состав проехал по инерции еще несколько метров и, наконец, с лязгом и скрежетом остановился.
Из некоторых вагонов осторожно спускались по обледенелым ступенькам пассажиры. Как и было оговорено, Саня Бек в числе первых спрыгнул на перрон, переложил сумку в другую руку, и бросил на рельсы спичечный коробок – все в порядке!
«Дед с мешками», который, пятясь задом, сошел следом за Беком, полностью соответствовал своему описанию. На нем была стеганая фуфайка, старый каракулевый треух с потертым кожаным верхом, ватные штаны и валенки. Проводница помогла ему забрать с площадки фибровый чемодан и две, связанные вместе, большие полотняные сумки. Дед надел рукавицы, взял чемодан, легко перекинул через плечо тяжелые на первый взгляд сумки, и зашагал к выходу в город.
- Ты дуй к машине, а я попасу деда, - приказал Мина, направляясь за стариком.
Перрон быстро опустел.
Блым за то, что накурил в салоне, получил от Карася легкий подзатыльник, но воспринял его как должное.
- Ну как, приехал курьер? – спросил он, поправляя шапку.
- Приехал, - Карась бросил ему на колени пустую сумку, и чуть опустил стекло. – Вон, видишь, дед с чемоданом возле такси маячит?
- Ага, я его сразу заметил.
Карась несколько раз надавил на газ, прислушался к работе двигателя. Внимательно огляделся по сторонам.
- Буряка видел? – спросил он.
- Не-а… Смотри, Пеля идет!
Со стороны «Мажора» к невзрачной бежевой «волге» на стоянке такси подошел Пеля. Он перекинулся с водилой парой слов и сел в машину. «Волга» подъехала к старику. Пеля приоткрыл дверь, и что-то ему сказал. Дед суетливо забрался на заднее сидение и «волга» тронулась с места.
Блым обеспокоено завертел головой:
- И где этот Мина?! Уедут же!
И почти в ту же секунду в салон ввалился запыхавшийся Мина.
- Давай, Рыба! – он хлопнул Карася по плечу. – Едь за ними. Вроде чисто все.
На подъезде к Пискуновке их догнал на своей машине Мишка. Возле него улыбался приятелям Тарас, а сзади мирно дремал уставший Бек.
- И чего он все время лыбится? – пробурчал Карась.
Бежевая «волга» стояла у кучи засыпанного снегом мусора. Ее двигатель работал на холостых оборотах, сзади, из выхлопной трубы поднимался белый дым. К калитке Принцессы вела широкая и хорошо утоптанная в снегу дорожка.
Мужик за рулем «волги» был таксистом опытным. Он сразу сообразил, что за ребята вышли из двух подъехавших «жигулей».
Водила напустил на себя сонный вид, откинулся на спинку сидения, и прикрыл глаза. Ему было все равно, кто приехал к цыганам и зачем. Его дело маленькое – привезти и увезти клиента, остальное его не касается.
Стук по стеклу заставил таксиста открыть глаза.
- Да, - с готовностью отозвался он.
Блым внимательно осмотрел салон «волги» и самого таксиста.
- Стой тут, - приказал он. – Заберешь деда и пацана.
Таксист пожал плечами и кивнул. Само собой. Именно так он и хотел сделать.
Когда последний бандюган скрылся за цыганскими воротами, таксист с облегчением вздохнул и полез за сигаретами в карман.

Сто баксов премии
Во второй половине дня погода стала портиться. Маленькое январское солнце сперва заволокло туманной пеленой, а потом оно и вовсе скрылось за тучами. В морозном воздухе закружили редкие снежинки. Над городскими крышами вился прозрачный дымок, с обледенелых карнизов свисали вниз стеклянные частоколы сосулек.
Карась запер машину, оглянулся на стоящую рядом «мазду», и следом за Миной вошел в подъезд девятиэтажного дома.
На площадке третьего этажа Мина остановился у железной двери, и условным образом позвонил.
Дверь открыл Жорик.
- Нормалевич? – спросил он у Мины.
- Все путем.
В прихожей Карась и Мина разулись, и по мягкому ковру прошли в комнату.
- А ю Сара Коннор? – на экране громадного телевизора Шварценеггер целился изумленной тетке в лоб.
- Йес, - не подумав, ответила она, и в ту же секунду откинула тапочки.
В креслах по обе стороны низкого столика сидели довольные жизнью Тулуп и Кузя. На Тулупе был черный «адидас» с фирменным трилистником на груди. Распахнутая куртка являла миру мускулистый живот хозяина и покоящийся на груди массивный золотой крест. Тулуп курил сигару и оценивающе разглядывал Карася.
На столике между ними стояли изящная матовая бутылка, хрустальная пепельница и пузатый бокал с остатками коньяка на дне. Второй бокал держал в руке Кузя. Возле открытой коробки сигар лежала пачка «Мальборо».
- Привет, Санек, - Мина поздоровался с Тулупом за руку.
- Здоров, Колян. Справились? – Тулуп, не глядя, протянул руку Карасю. Карась поспешно ее пожал.
- Да, Саня, все путем. А это тебе, - Мина передал Тулупу флакон с черной жидкостью. – Экстракт. Чистяк стопроцентный. Лично от Бубыря.
В полушубке Мины внутренних карманов не было, поэтому деньги пришлось везти Карасю. Он с независимым видом положил на столик несколько перетянутых резинкой пачек долларов.
- Все, как и договаривались, - бесстрастно сообщил он. – Соломы было двадцать килограмм – пятьдесят девять кульков по десять стаканов в каждом. Принцесса передала за нее одиннадцать-восемьсот, - Карась кивнул на доллары.
Кузя поставил бокал.
- А Бек с вами почему не приехал? – спросил он.
- Да он, это самое, - Карась переглянулся с Миной, - устал, короче, с дороги…
- Да не гони беса, Карась, - оборвал его Мина. – Они с Пелей ширнулись у Принцессы, и Буряк их в город вместе в дедом отвез. А таксист смылся.
- Какой еще таксист? – напрягся Кузя.
- Да таксист, короче, - недовольно ответил Мина. – Ну, который Пелю с дедом к Принцессе привез.
- А Блым был с вами?
- Блым все путем, все правильно сделал, мусора нас уже ждали. Он тоже с Буряком поехал. Они сегодня должны дань с Блошиного рынка снять.
Тулуп улыбнулся Карасю.
- А ты – ничего, Рыба, кента не сдал, - похвалил он. – Ну, что, пацаны, хотите коньяку?
- Давай, Санек, - Мина погладил себя по животу.
- Подойди к Жорику, и возьми два «пузыря» для вас.
Мина слегка растерялся, потом кивнул и вышел из комнаты.
- Кузя, - сказал Тулуп, - отсчитай Рыбе триста баксов. Быстрее давай, пока Мина не пришел.
Кузя быстро стянул с пачки резинку, отсчитал триста долларов, и передал их Карасю. Едва тот успел спрятать деньги, в комнату вернулся Мина. В каждой руке он держал по бутылке «Метаксы».
Тулуп с благодушной улыбкой откинулся на спинку кресла.
- Коньяк вы забираете с собой, - сказал он. – Кузя, отстегни пацанам по сто баксов премии.

«Финляндия»
Минут через десять Карась и Мина снова сидели в машине. Мерно урчал, прогреваясь, мотор. С низкого, затянутого тучами неба уже сыпала снежная крупа. С ритмичным скрипом терлись о стекло «дворники». Задумавшись, Карась смотрел на припорошенную снегом Кузину «мазду». Мина вертел в пальцах патрон, и отчаянно зевал.
- Ты куда сейчас едешь? – спросил он.
- До Кузьмича, - не сразу отозвался Карась. – Отдам тачку, пусть перекрасит. И крыло левое, - вон, видишь? – поменять надо. А ты куда?
- В парикмахерскую, что на Олимпийской. Довезешь?
- Базара нет. А что тебе стричь? – Карась посмотрел на Мину.
- Ничего не стричь, - сквозь зевоту протянул Мина. – Телка у меня там работает. Заодно и кассу за неделю надо снять.
- А телку как зовут?
- Ага, тебе скажи! Буряк рассказывал, мне такого не надо.
Неожиданно Карась полез в карман и вынул оттуда сто долларов.
- На, это тебе, - он протянул купюру Мине.
- Что это? – не понял тот.
- На, бери. Мне Тулуп, пока ты за коньяком ходил, триста баксов отстегнул ни за пух собачий.
- Да? - Мина подозрительно посмотрел на Карася. – А я при чем?
- Ну, мои бабки – что хочу, то и делаю. Бери, а то выкину!
Мина пожал плечами, но «стольник» забрал.
Карась отжал сцепление и осторожно дал газу.
- Так, говоришь, Колян, на Олимпийскую? – спросил он.
- Да, - Мина сложил серо-зеленую купюру пополам, и сунул ее в карман брюк.
Возле гастронома Карась остановил машину:
- А ну, подожди, я водяры Кузьмичу возьму.
Не смотря на все трудности «переходного периода», торговля постепенно оживала. Нельзя сказать, что прилавки ломились от изобилия, но отравлявший жизнь советского человека дефицит исчез. Исчезли также и деньги у большей части населения Содружества Независимых Государств. Изобилие пестрых упаковок на прилавках больше не поражало воображение людей.
Зайдя в полупустой магазин, Карась направился в отдел ликероводочной продукции. Здесь на традиционно зеркальной витрине известные марки водки и коньяка, виски и бренди, вин и ликеров соседствовали с блеклой продукцией местного разлива.
Неизвестно откуда вышла и продавщица – хамоватая тетка в надетой поверх халата телогрейке. Либо она получала процент от реализации, либо по достоинству оценила дорогой кожаный плащ Карася и его самоуверенную физиономию. Тетка сделала над собой усилие, и улыбнулась:
- Вам чего, водки, коньяка?
- Водку. Вон, - Карась кивнул на полку, - «Финляндия».
Тетка приставила к витрине табурет, и неуклюже взобралась на него.
- А вам какую, пол-литровую или…
- Ноль семьдесят пять.
Водка стоила более трети отцовой зарплаты. Карась расплатился и направился к выходу.
Плохо приклеенная этикетка вокруг горлышка бутылки съезжала в его кулаке все выше и выше. Карась остановился, переложил бутылку в другую руку и внимательно ее осмотрел.
Вроде, «Финляндия», как «Финляндия». Остальные этикетки, кажется, на месте. Карась взболтал бутылку и посмотрел сквозь нее на свет - белесые хлопья осадка метелью закружили в помутневшей жидкости. Сквозь этот «снегопад» были также видны и бесформенные пятна клея на той стороне этикеток.
Матюгнувшись от досады, Карась вернулся в отдел.
- Что это такое? – он поставил бутылку на прилавок.
- А что? – захлопала редкими ресницами продавщица. – Водка…
- Лажа это, а не водка! Вот это что?! – Карась потряс бутылку, демонстрируя форменную пургу внутри нее.
Вся напускная любезность продавщицы сошла на нет. Она протянула руку к бутылке:
- Ладно, не шуми. Сейчас поменяю.
Но Карась бутылку не отдал.
- Что – «не шуми», красавица?! – он навис над прилавком. – Ты мне сейчас что-то другое поменяешь!
Он огляделся по сторонам и, наконец, нашел, что искал – неприметную дверь за прилавком соседнего отдела. Надпись на двери сообщала, что посторонним вход категорически воспрещен.
- «Воспрещен», - Карась сплюнул на пол. Он подбросил бутылку на ладони, и решительно зашагал к этой двери.
- Слышишь?! Эй, ты! Слышишь, деньги забери!.. – неслось ему вслед.
Завмаг, от чего-то раскрасневшаяся круглолицая тетка с пышной «химией» на голове, сидела за столом и оправляла на себе блузку. Рядом с ней рослый мужик в синем спецовочном халате торопливо застегивал ширинку. Немногочисленные бумаги на столе были разбросаны, как попало.
Карась подошел и поставил бутылку на какую-то накладную.
- Что… - хотел он повторить свой вопрос, но двери за его спиной с шумом открылись, и в кабинет заведующей вбежала продавщица ликероводочного отдела.
- На! На свои деньги! – она швырнула деньги на стол и схватила бутылку.
Но Карась был начеку. Он легко отобрал у тетки бутылку, а ее саму несильно оттолкнул подальше от стола.
Продавщица еле удержалась на ногах, и неожиданно захныкала:
- Клавдия Александровна, вы видели, как он меня так? Я только деньги хотела вернуть, а он меня ударил! И пьяный…
- Дергай отсюда, а? – по-хорошему попросил ее Карась, ставя бутылку на место.
- Вы видите, Кла… - договорить продавщица не успела. Карась схватил ее в охапку и выкинул из кабинета.
- Я не понимаю, - неуверенно заговорила завмаг, - по какому праву вы врываетесь в кабинет и…
- Выйди отсюда, - Карась смотрел на грузчика, или подсобника, или кем там числится в этом магазине не хилый, в общем-то, мужик в синем халате.
Видно было, что мужику и самому очень хотелось бы оказаться сейчас где угодно, но не в этом кабинете. Он покосился на начальницу, и та, к великому его облегчению, согласно кивнула головой.
Грузчик вышел.
- Что это такое? – в третий раз повторил Карась свой вопрос, показывая на бутылку.
Но Клавдия Александровна уже пришла в себя. Она собрала разбросанные по столу бумаги в одну стопку, аккуратно положила возле нее ручку и карандаш.
- Во-первых, представьтесь, предъявите ваше удостоверение, - сказала завмаг. – Если оно у вас есть.
Со скучающим видом Карась забрал со стола свои деньги и карандаш.
- Не зли меня, Александровна, - он неожиданно сломал карандаш и бросил обе половинки в лицо завмагу.
Не ожидавшая ничего подобного Клавдия Александровна отшатнулась и ошарашено уставилась на Карася. Потом она медленно подняла руку к своей пышной завивке и достала оттуда половинку карандаша.
- Клава, - Карась уселся на стол, - кто привез тебе этот «самопал»?
- Я не понимаю, - дрожащим голосом начала она. – Вам попалась просроченная…
От звонкой пощечины толстые щеки завмага затряслись, как желе. Клавдия Александровна ойкнула и схватилась за щеку.
- Клава, - Карась сунул ей под нос бутылку, - чей это «самопал»? Что?! Ты сказала: «милиция»?! – еще одна пощечина всколыхнула мягкое лицо завмага.
Карась поставил бутылку на стол и сделал вид, что засучивает рукава.
- Ты знаешь, есть организации покруче милиции, - Карась наклонился над заведующей. – Клава, буду бить. Чей это «самопал»?
- Тофика.
- Какого Тофика?
- Ильясова Тофика Джафаровича.
- Вот это другое дело! – Карась дружески хлопнул Клавдию Александровну по плечу, и Клавдия Александровна уже чисто рефлекторно вжалась в спинку кресла. – Вот тебе ручка и бумага, - Карась перевернул на тыльную сторону какой-то счет. – Пиши, как его найти.
Пока завмаг рылась у себя в столе, а потом искала в найденном блокноте нужную страницу, Карась встал со стола и, откатывая рукава, прошелся по кабинету.
В этот момент за дверью послышались решительные шаги, и через секунду она распахнулась, пропуская в кабинет заведующей Мину. За ним маячил подсобник в синем халате.
- Вот он, Коля! – мужик показывал на Карася пальцем.
- Этот? – грозно уточнил Мина.
- Да, он, - мужик со злобой смотрел на Карася: - Что, попался, сука? Сейчас тебе объяснят, на кого ты наехал. Давай, Коля, вдвоем, прямо тут ему азбуку Морзе покажем! – и мужик стал заходить Карасю за спину.
А Клавдия Александровна с удовольствием почеркала написанное, и полезла за пудреницей в сумочку.
- Так ты, сопляк, говорил, что есть организация покруче милиции? - спросила она, разглядывая в зеркальце свои щеки. – И где же она?
Вообще-то подобные розыгрыши были в Минином стиле. Возможно, в другое время Карась и подыграл бы Телемастеру, но не сейчас. Сегодня день выдался трудным.
С, как минимум, двумя сломанными ребрами мужик отлетел к стене и съехал по ней на пол.
От увиденного Клавдия Александровна разинула рот, а зеркальце в руке задрожало перед ее носом. Взглядом она умоляла Мину сделать хоть что-нибудь.
- Кого ты назвала сопляком? – Карась двинулся к ней.
Завмаг уронила зеркальце и в ужасе выставила перед собой ладони.
- Я не хотела, - чуть слышно пролепетала она.
- Да ладно, Карась, слышишь, поехали, - Мина потянул Карася за рукав.
- Что – «поехали», Коля?! – Карась повернулся к приятелю, и несколько раз быстро подмигнул. – Тебя сопляком назовут, ты утрешься и уйдешь?! Да я сейчас «замочу» эту гниду!!! А ты выйди, на стреме постой!
Не сдерживая улыбки, Мина весело посмотрел на трясущуюся от страха Клавдию Александровну, и вышел.
- Не надо! Не надо, прошу вас! – непослушными губами зашептала завмаг, вжимаясь в кресло.
- Ты кого назвала сопляком? – Карась занес над ней кулак.
Клавдия Александровна зажмурилась и втянула голову в плечи.
Ну, как можно ударить бабу? Карась вздохнул, и взял ее за жесткие от «химии» волосы.
- Извиняешься?
- Да, да, - затрясла головой Клавдия Александровна.
- Ладно, - Карась оттолкнул ее от себя, - пиши по новой.
Когда адрес и телефоны Тофика Джафаровича были переписаны во второй раз, Карась спрятал бумажку в карман, забрал фальшивую «Финляндию», и широко раскрыл двери.
- Пошли с нами, нормальной водки дашь, - приказал он завмагу.
К радости Карася, оставленный без присмотра на морозе «жигуленок» не заглох.
- А вообще, чего ты там завелся? – спросил Мина, когда Карась кинул палку салями и водку на заднее сиденье и тронулся с места.
- А что ты хотел? – ответил Карась. – Один «пузырь» треть батиной зарплаты стоит, а она мне лажу какую-то подсунула, и менять не хотела.
- Ясно…
Вскоре «жигули» остановились у парикмахерской. Мина забрал свою водку и коньяк, и уже собирался выходить.
- Слышишь, Рыба? – спросил он вдруг. – А если серьезно, зачем ты мне сто баксов отдал?
- Ты в каком звании дембельнулся?
- Ну, младший сержант.
- А я был старший, - ответил Карась. – Разделяй и властвуй, короче. Понял?
- Нет, не понял, - недовольно признался Мина.
- Короче, смотри сюда. Мне втихаря, пока ты вышел, дали триста баксов. Так?
- Ну.
- Я промолчал, так?
- Ну.
- А потом Кузя, как бы оговорившись, сказал бы тебе, что я получил в тот день на триста баксов больше. Доверял бы ты мне потом?
- Нет… Ну, ты, Рыба, даешь! И правда.
- Ото ж, - Карась самодовольно шевельнул бровью. – Ну, все, давай. Пока.
- Пока. А ты сейчас куда, машину красить?
- Да. Я ж тебе говорил.
- А-а, ну, пока.
Как только Мина скрылся в парикмахерской, Карась посреди дороги развернулся, и поехал назад.
Машину он поставил на прежнем месте, возле занесенной снегом «мазды». Взбежав на третий этаж, он подошел к металлической двери и позвонил. Два длинных звонка и два коротких.
Дверь снова открыл Жорик.
- Что? – не очень приветливо спросил он.
- Слышишь, Жорик, мне с Тулупом побазарить надо, - Карась достал из внутреннего кармана плаща листок с телефонами и адресом Ильясова. – Дело верное наклевывается.
Жорик с сомнением посмотрел на бумагу.
- Заходи, - он неохотно посторонился, пропуская Карася в квартиру. – Стой тут.
Из комнаты вышел Кузя.
- Что такое?
- Вот, - Карась протянул ему лист, - я адресок одного цеховика разузнал. Водяру самопальную деловар гонит.
Кузя забрал бумагу, прочитал ее, и передал Жорику.
- Знаешь такого?
Жорик посмотрел на адрес, и пожал плечами.
- А как ты узнал? – спросил он Карася.
- Я в гастрономе «Октябрьский» чуть эту водку не купил, - ответил Карась.
- У Клавы?
- Да. Этот Тофик Джафарович под «Финляндию» свой «самопал» штампует. У меня в машине бутылка лежит, могу принести.
- Молодец, Рыба, - подвыпивший Кузя протянул Карасю руку. – Завтра поедем к этому Тофику. Ты сегодня свободен.

ООО «Рамадан»
Но к Тофику поехали лишь через неделю. За это время выяснилось, что Тофик и его брат Кемаль «распихивали» свою левую водку не только по местным кабакам и магазинам, но и отправляли целые фуры в Харьков, Донецк, и даже Ростов.
Производство было налажено в одном из цехов остановленного Старометизного завода. Расположенный на самом отшибе за пределами основной заводской территории, этот цех был обнесен высоким бетонным забором и имел собственную проходную.
Работали в нем в основном «черные», хотя сторожа были свои, славянские мужики.
Начальник отдела материально-технического снабжения Старометизного завода Аркадий Владленович Цимбалюк разговаривал по телефону с Одессой. Связь была очень плохая, и Аркадий Владленович уже охрип.
- Кольца! – кричал он в трубку. – Кольца «ка-це пятнадцать-девять»! Много! А?! Повторите! Тут такие помехи идут…
Кто-то зашел в его кабинет. Не поднимая глаз, Аркадий Владленович махнул рукой на стул.
- Да, есть! А рентгеновская установка нужна? Нет, медицинская новая. А?! «Сименс»! Наличный расчет желательно… Я вас понимаю. Понимаю, говорю!... Моя. Установка моя. Я ее в счет зарплаты выписал. Мы тут хотели… Мы тут хотели поликлинику новую строить, а оно видите, как все получилось, завод стоит, зарплаты нету… Пятнадцать тысяч… Долларов, разумеется. Вы имеете в виду… Нет, сейчас посмотрю, - он поднес к глазам очки. – Ее балансовая стоимость на сегодня шестьдесят семь миллионов девятьсот три тысячи рублей… Давайте лучше в долларах, а то инфляция эта… Хорошо… Я буду ждать вашего звонка… Хорошо. До свиданья, - Аркадий Владленович положил трубку и натянуто улыбнулся посетителю:
- Здравствуй, Сергей, - он привстал и протянул Кузе руку. Карасю Цимбалюк неуверенно кивнул. – Да?
- Как успехи? – спросил Кузя.
- Ничего, потихоньку, - осторожно ответил Цимбалюк.
- Аркадий Владленович, - Кузя достал сигарету, и без разрешения закурил, - а что у тебя на заводе «азеры» делают?
Цимбалюк поерзал в кресле.
- Ты имеешь в виду бывший цех ширпотреба? – спросил он. – Так азербайджанцы его в аренду взяли.
- А делают они что?
Аркадий Владленович зачем-то надел очки, передвинул у себя на столе пару бумажек, снял очки.
- Фирма у них там, - сказал он. – ООО «Рамадан». Я учредительных документов не видел, но вроде бы соки, напитки, консервацию разную выпускают.
- Так, - Кузя взял со стола какой-то приказ и бегло его просмотрел, - ты хочешь сказать, что всю жизнь снабженцем проработал, а что привозят и что увозят с твоего завода, ты не знаешь? Ты опять за свое?
Цимбалюк возмущенно посмотрел на Кузю.
- Сергей, ну ты что?! – воскликнул он. – Мне сказали: «не твое это дело», я нос туда и не сую.
- Кто сказал?
- И.о. наш.
- Бугаев, директор?
- Да.
Некоторое время Кузя сидел молча, обдумывая услышанное, а затем спросил:
- Давно они у вас?
- Месяцев восемь, девять уже, - ответил Цимбалюк. – С мая прошлого года.
Кузя помрачнел и посмотрел на Карася. Тот понимающе кивнул. Перемену в Кузином настроении заметил и Аркадий Владленович. Он нервно прокашлялся и снова надел очки. Неожиданно для него в разговор вступил Карась.
- А белые среди них, кроме сторожей, есть? – спросил он.
- Вы имеете в виду неазербайджанцы? Есть. Я несколько раз видел их бухгалтера – наша пожилая женщина.
- Где живет? – быстро спросил Кузя.
- Ну, откуда я знаю, Сергей? - Аркадий Владленович снял очки, и помассировал переносицу. – Она только к и.о. нашему приезжает, к Бугаеву.
На заснеженном пустыре Кузя собрал людей. Парни стояли полукругом возле его нового «Опеля-Астры» и, прикрывая ладонями красные от мороза уши, слушали Кузю. Под их ногами скрипел снег. Три других автомобиля, - «девятка» Штангиста, «москвич» Мары и теперь уже Мишкина «мазда», - стояли с работающими двигателями рядом. За занесенными снегом штабелями стройматериалов возвышался железобетонный остов недостроенного цеха.
- Нам нужен их бухгалтер, - звучали в морозном воздухе слова Кузи. – Пока с бухгалтером не побазарим, делать ничего не будем.
- Второй день здесь пасемся, - Валерка-Боксер затоптал в снег окурок. – Слышишь, Кузя, давай со стволами наедем, как обычно.
- И что ты предъявишь? – спросил его Мишка.
- А он скажет: «Бабки давай!», - хохотнул Мина.
Пацаны заулыбались.
- Короче, - подвел итог Кузя, - нам нужна эта баба. Узнать надо, где она живет.
- А как? – спросил Блым.
- Думай, давай! – прикрикнул на него Кузя, и передразнил: - «А как?». Эти «азеры» с мая месяца тут сидят! С мая! А мы ничего не знаем! И если б не Рыба, мы бы так до сих пор ушами и хлопали! Короче, Буряк, со всех точек, где «самопалом» без нас торговали, по «штуке» сними. А если магазин большой, то по две.
- Хорошо, - кивнул Мишка.
- Надо бухгалтера выцепить, - задумчиво повторил Кузя. – По-любому. Что мы знаем, Толя?
- Гм, - Штангист прочистил горло. – Живут они почти все в общаге. Сюда всем селом или аулом приехали – они родственники между собой, как я понял. Марадона их не знает.
- А они к нему со своим «самопалом» подкатывали? – спросил молчавший до сих пор Мара.
- Подкатывали, - угрюмо ответил за Штангиста Кузя. – А Марадона на нас стрелки перевел, я такие вопросы, говорит, не решаю. И хоть бы что-нибудь мне сказал! – Кузя от досады пнул колесо «Опеля» ногой. – Ладно, Толя, что еще известно?
- Да что? – пожал могучими плечами Штангист. – Окопались они в этой общаге конкретно – индюков там и кур уже разводят. А паханы их, Ильясовы эти, с ними не живут.
- А где они живут? – Кузя полез в карман за сигаретами.
- Не знаю, - ответил Штангист. – Но самая крутая их тачка, зеленый «вольво», ни разу к общаге не подъезжала. А в открытую их пасти ты сам не велел. И вообще, слышишь, Кузя, их кто-то «крышует» у нас.
- Кто?! – Кузя выплюнул только что зажженную сигарету. – Кто мы тогда в этом городе?! Лохи последние?! Ты подумал, сколько бабла за это время мимо нас прошло?! Короче, - он немного успокоился, - Тулуп с Жориком уехали к Сохе, а мы должны узнать про эту кодлу все. Всё, ясно? Блым, ты говорил, сторожа на проходной – местные.
- Да, один сегодня на лайбе на работу приехал, - ответил Блым.
- Значит, делаем так, - Кузя вдруг посмотрел на Карася, и раздраженно спросил: - Рыба, где твоя машина?
- На покраску отдал.
- Нашел, когда отдавать! Ладно, короче, делаем так. Мара, Рыба и ты, Боксер, берете сторожа, и к Маре на «фазенду» его. Там ждать меня. А братишки Ильясовы с Бугаевым за такой «косяк» ответят.

Полная луна
Наблюдательный пост Блыма находился на третьем этаже разворованного цеха металлоконструкций. Из пыльных окон бывшей раздевалки освещенная прожекторами территория ООО «Рамадан» была видна как на ладони. В черном небе среди мерцающих звезд светила полная луна. Внизу, к стоящему у пролома в заборе «москвичу» подошли две темные фигуры.
- Кто это?! – Карась быстро навел на них бинокль. В тусклом свете блеснули сержантские «лычки» на погонах. – Блин, это менты!
Сержанты посмотрели вверх, и направились к входным дверям.
Карась оглянулся. Во мраке раздевалки жались к стенам пустые металлические шкафчики, в темной нише туалета виднелись отсветы затухающего в унитазе костра. Очистив от всякого хлама угол длинного стола, Блым и Боксер смаковали привезенный Марой коньяк, сам Мара грел над унитазом руки.
- Что за менты? – Вован вышел из туалета.
- Без понтов, Карась, - Блым поднес тлеющий «бычок» к Боксеру, тот прикурил. – Это наши менты.
Но чем черт не шутит. Карась поднял с пола обрезок трубы, и положил его рядом с собой на подоконник.
А на лестнице уже были слышны шаги поднимающихся наверх людей. Луч фонарика осветил дверной проем, и два бойца вневедомственной охраны вошли в раздевалку.
- Какие гости! – поприветствовал их Блым.
Никому в лицо сержанты светить не стали. Луч фонаря сделал по раздевалке общий круг и погас. Вошедшие поздоровались со всеми за руку.
- Ну, что, для «сугреву»? – Блым энергично потер ладони, и кивнул на бутылку.
Бойцы вежливо, но непреклонно отказались.
- Нет, на службе, - сказал один из них. – А что тут горит?
- Ничего не горит, - ответил Мара. – Мы костерок небольшой в параше развели. Ну, руки там погреть. Короче, будем уходить – погасим.
Охранник постарше подошел к Карасю и выглянул в окно.
- Вычислили своего «несуна»? – спросил он.
- Почти, - поспешно отозвался Блым. Он тоже подошел к окну и незаметно ткнул Карася кулаком в бок. – То есть, мы уже знаем, кто сахар из «Рамадана» тырит, но Ильясовы просили «на горячем» поймать. Чтоб, короче, рожей в факт, гы-гы.
На далеком повороте в ночи показались светящиеся фары. Явно легковой автомобиль, объезжая ухабы и колдобины, медленно двигался в сторону «Рамадана».
Карась поднес к глазам бинокль.
Через минуты две зеленый «вольво» остановился на освещенной прожектором площадке перед воротами цеха.
Для стоящего возле Карася охранника ничего интересного в этой картине не было.
- Вы и завтра тут будете? – спросил он.
- Нет, сегодня пос… - начал было Жека.
- И завтра тоже, - перебил его Мара. – Пока Ильясовы не скажут.
Карасю в бинокль было видно, как из сторожки вышел коренастый мужичок в авиационной куртке и унтах. За ним, виляя хвостом, выбежала большая мохнатая собака. Мужик распахнул ворота, и «вольво» въехал на территорию цеха. Из машины вышли два хорошо одетых черноволосых типа. Не смотря на сильный мороз, шапок на них не было. Задерживаться на улице они не стали и зашли в двухэтажную кирпичную пристройку с редкими освещенными окнами.
- Значит, бинокль вам еще нужен?
- Да, - дружески улыбнулся Карась, - с ним удобнее. А это ваш?
- Наш, - отозвался второй охранник. – Когда принесете?
- Слышишь, продайте, а? – попросил Карась. – Я сразу за него бабки отдам. Идет?
Сержанты переглянулись.
- Да ну чего, - сказал старший из них. - В принципе, он не мой, но…
- Давай, я вам – полтинник, и бинокль наш, идет?
- Ты что, гонишь?! «Полтинник», – возмутился боец.
- Чего – «гонишь»? – не понял Карась. – Полтинник баксами за такой бинокль это еще красная цена. Он же столько не стоит.
- А, баксами? - сержанты вновь переглянулись. – Давай.
Поглядывая в окно, Карась достал из кармана ворох купюр. В призрачном лунном свете и доллары, и российские сторублевки, и украинские купоны приобрели одинаковый серо-голубой оттенок.
- Посвети, - попросил Карась.
Сержант включил фонарик. При виде стольких денег, он засопел и быстро взглянул на Карася.
- Ну и денег у тебя, - только и сказал он.
- Да что ты, браток! – неубедительно хохотнул Карась. – Какие деньги? Машину я продал сегодня, понимаешь? Вот твой полтинник, - он протянул охраннику пятьдесят долларов.
- Ну, ладно, уболтал, - сержант спрятал деньги в карман. – В случае чего, мы на центральном посту будем. Заходите.
Еще раз пожав всем руки, бойцы вневедомственной охраны ушли.
Боксер налил по стаканам коньяк. Блым с громким треском ломал мерзлую плитку шоколада.
- Почем машину продал, браток? – весело спросил он подошедшего к столу Карася.
Но тот ответом Жеку не удостоил. Карась выпил ледяной коньяк, мельком подумал, не заболело бы горло, и вернулся к окну.
- Ты, придурок, если тебя не спрашивают, пасть вообще не открывай, - сказал он, не оборачиваясь.
- А чего это я придурок? – обиделся Блым.
- Таким родился, - предположил за Карася Мара.
- Не, Воха, Рыба за свои слова отвечает?!
- Валера, не наливай ему больше, - попросил Мара.
- А больше ничего нету, - Боксер кинул пустую бутылку в дальний угол.
В это время в «Рамадане» в одном из окон кирпичной пристройки погас свет. Карась поднес к глазам бинокль.
Сразу за перекрестием визиров обшитая жестью дверь пристройки открылась, и на освещенное прожекторами подворье цеха вышли оба черноволосых типа. За ними шла пожилая женщина в длинном пальто и норковой шапке. В руке у нее был большой старомодный портфель. Типы подождали, пока женщина не запрет дверь на ключ, и вся троица зашагала к «вольво».
- Воха! – Карась резко обернулся к пацанам. – Быстро в машину! – он кинулся к лестнице и крикнул на ходу: - Они выезжают! И баба с ними! Быстрее!!
Карася поняли мгновенно. Никто ничего переспрашивать не стал. Четыре пары ног выбили на лестнице быструю дробь, и не прошло и полминуты, как пацаны уже сидели в тесном салоне «москвича».
- Давай, Вован, заводи! – Блым сзади хлопнул Мару по плечу.
- Иди на хутор! – крикнул на него Мара.
Старый мотор «чихал», «кашлял», стучал одним или двумя цилиндрами, но заводиться с первого раза не хотел. Когда же он, наконец, заработал ровно и без перебоев, Карась схватил Мару за рукав, и крикнул:
- Гаси свет! Мигом!
Мара клацнул переключателем. Подсветка спидометра и фары погасли. Сидя в почти полной темноте, пацаны смотрели, как видимый сквозь пролом в стене участок дороги осветили мощные фары, и вскоре мимо них проехал «вольво».
Карась выскочил из «москвича» и подбежал к пролому.
Из-за полной луны заснеженная дорога и тянущийся вдоль нее заводской забор просматривались далеко вперед. Виден был даже железнодорожный переезд в километре отсюда. К нему и удалялись габаритные огни «вольво».
Карась вернулся в машину. Выпитый на морозе коньяк мешал сосредоточиться на какой-то одной мысли, зато давал зыбкую уверенность, что все будет «нормалевич».
- Ну что, поехали за ними? – сказал он.
- А догоним? – задал резонный вопрос Валерка.
- По такой дороге они не разгонятся, - ответил Мара. – Или, может, сторожа на лайбе подождем, как Кузя говорил?
Упоминание Кузи было Карасю почему-то неприятным.
- Воха! – он всем корпусом повернулся к Маре. – Ты что, не понимаешь? Нам сторож только из-за бухгалтера нужен. А вот он поехал, - Карась показал рукой на пролом. – Зачем нам теперь сторож? Поехали, Воха!
Когда «москвич» выехал из пролома на дорогу, задние огни «вольво» виднелись уже метрах в трехстах впереди. Мара включил ближний свет и нажал на газ. Расстояние между машинами стало понемногу сокращаться.
Ехали молча. Карася вдруг охватило ощущение, что все происходит как-то не так. Что делать дальше, он уже не знал. Пытаясь прогнать это состояние, Карась заговорил:
- Тут их брать не будем, надо от цеха подальше отъехать.
- Рыба, а если у них стволы? – спросил сзади Блым.
- Так и у нас есть, - неуверенно ответил Карась.
«Вольво» был уже за переездом, и Мара увеличил скорость.
- Что ты хочешь делать, когда их догоним? – спросил он.
- Ну что? – пожал плечами Карась. – Обгоним, подрежем, прижмем к обочине…
- Ты что, гонишь?! – вскинулся Боксер. – Если у них пушки есть, нас тут же в решето превратят! Поехали лучше назад, сторожа подождем.
- Слышишь, Боксер! - Карась повернул голову. - Ты же сам днем орал, чтоб со стволами наехать.
- Так то ж со стволами!
- У Вована пушка есть.
- Никому я свою волыну не дам, - заявил тут же Мара.
- Но ты ж за рулем, - сказал Карась. – Или хочешь, давай пересядем, я за руль, а ты «азеров» валить будешь, если что.
- Никого я без дела валить не буду, и пересаживаться тоже, - упрямо гнул свое Мара. – И пушку я никому не отдам, так самому спокойнее будет.
Карась зло посмотрел на Мару. Вырубить гада, потом выдернуть ключ из зажигания! Благо, машина еле тащится. Но сзади два козла эти неизвестно, как себя поведут. Коньячку бы сейчас глоток, или водочки холодной.
Словно угадав его мысли, Мара сказал:
- Не кипятись, Рыба. Поедем за ними в город, посмотрим, где они бухгалтера высадят. Остынь.
Эти простые слова подействовали на Карася отрезвляюще. Возразить на них было нечем.

Под прицелом
Сразу за железнодорожным переездом дорога шла вниз и сворачивала вправо. С одной ее стороны простирался до самых городских окраин обширный заснеженный пустырь, с другой высились крутые склоны насыпи.
Едва Мара свернул за эту насыпь, как им в глаза ударил свет мощных фар.
- Твою мать! – Мара прикрыл глаза рукой и вдавил до упора тормоз. – Урою гниду!
Он остановил машину и резким толчком открыл дверь. Мара поставил уже ногу на землю, как из темноты кювета ему навстречу вышел азербайджанец. Пистолет он держал расслабленно, стволом вниз.
При виде пистолета Мара выходить передумал, и замер спиной к Карасю и с одной ногой на земле.
Азербайджанец подошел и внимательно оглядел пассажиров «москвича». Он не произнес ни слова. Просто стоял, и переводил цепкий взгляд с Мары на Карася, с Карася на Блыма и Боксера.
Был этот азербайджанец среднего роста и худощавого телосложения. Его впалые бритые щеки чуть ли не до глаз покрывала тень от щетины. Сами же глаза оказались светлыми, скорее всего, голубыми. В общем, мужик этот не был похож на потомков плутоватых и ленивых торгашей.
Когда вмиг протрезвевший Карась привык к яркому свету, в темноте возле «вольво» он заметил и второго «джигита». Длинноствольный пистолет, - то ли «ТТ», то ли «макаров» с глушителем, - он держал в вытянутых руках перед собой.
- Что ты за нами едешь? – спросил первый горец у Мары.
- А чего за вами? Просто едем.
Карась осторожно повернул голову.
- Блым, - чуть слышно позвал он. – Блым, где у Мары пушка?
- Слышь, Карась, не надо, - шепотом отозвался Блым. – Нас тогда замочат просто.
- Ссыкун, - сквозь зубы процедил Карась.
Первый горец вдруг наклонился и сквозь ветровое стекло внимательно посмотрел на Карася. Его глаза сузились. Пистолетом он поманил Рыбу к себе. Второй «джигит» тем временем подошел ближе и остановился в трех шагах справа от «москвича», держа машину под прицелом.
В груди у Карася гулко забилось сердце.
- Воха, когда я подойду к нему, вали второго, - прошептал он, стараясь не шевелить губами.
Мара молчал.
- Мара.
Видя, что Карась выходить не спешит, горец резко вскинул руку с пистолетом. Его лицо кроме скуки ничего не выражало.
Карась вышел из машины и зябко запахнулся в плащ.
- Слышишь, мужик! - дружелюбно обратился он к горцу. - Давай разъедемся просто, и все, а? Вы по своим делам, мы – по своим. Идет, дорогой?
- Собарди, газгузалг – мрачно ответил горец. Он качнул пистолетом: - Лах!
- Нет, подожди, слышишь, мужик, – Карась сделал шаг ему навстречу. – Мы едем по делам. Просто, в ту же сторону, что и вы, - он оглянулся на Мару.
Мара позорно опустил глаза.
Карась посмотрел на второго горца. Джигит с «ТТ» целился Карасю прямо в голову.
- Не, мужики, в самом деле, - промямлил Карась. Сердце стучало уже в каждой клетке его тела, ладони и спина взмокли. Горцы находились слишком далеко друг от друга, чтобы можно было что-нибудь предпринять. Забрать «макаров» у голубоглазого – пара пустяков, только вот воспользоваться им Карась уже не успеет. А если тот придурок с «ТТ» еще и психом окажется… Надо говорить. Лучше не дергаться. Я у мамки один. Надо что-нибудь говорить. Блин! Что надо говорить?! – Слышишь, мужики, в общем…
Его испуг заметили. Не давая Карасю договорить, голубоглазый горец шагнул к нему и с силой ударил ногой в пах. Карась успел рефлекторно выставить блок, и удар холодного ботинка пришелся ему в ладонь.
- Слышишь, да подожди ты! Дай сказать!
В следующий момент ствол «макарова» больно уперся ему в кадык. Голубоглазый очень внимательно смотрел Карасю в глаза.
Боясь шевельнуться, Карась расставил руки в стороны.
- Нет, все правильно, да, - продолжал говорить он пересохшим ртом. – Но вы нас не так… Ну, чуть-чуть не так поняли. Вы поймите, мы просто… Ух!
Резкий удар коленом в пах сложил его пополам. От боли Карась зажмурился и потряс головой. Взметнув ботинком облако снежной пыли, горец ударил Карася ногой в лицо. Яркая вспышка взорвала его мозг. На ватных ногах Карась попятился назад. Все плыло. Перед глазами, вперемешку со звездами, носились разноцветные круги, в голове гудели колокола. Его ноги подогнулись, и он упал на колени. Следующий удар, вероятно, тоже ногой в ухо он ощутил как сквозь вату. Оставляя на снегу кровавый след из сломанного носа, Карась свернулся калачиком и тупо заморгал на бьющий по глазам свет фар.
Сверху в его щеку вдавили холодный ствол пистолета.
- В следующий раз убью, - сквозь гул и свист в ушах услышал он обещание горца. – Хаор… - ботинки по скрипящему снегу удалились в сторону фар, хлопнули двери, фары качнулись, осветили насыпь, и машина уехала.
Мороз и тающий под ухом снег быстро приводили Карася в чувство. Он оторвал лицо от земли и глухо застонал – голову от виска к затылку пронзила огненная спица боли. Превозмогая слабость, он уселся на колени. К горлу подкатывала тошнота.
- Димон, живой? – рядом с ним присел на корточки Блым. Он тронул Карася за плечо: - Ладно, давай вставать.
Карась оттолкнул Жекину руку и запрокинул голову кверху. Боль стала чуточку меньше. Нос не дышал. И что-то липкое стекало по шее за воротник. Карась провел по подбородку ладонью. Это была кровь.
С сигаретой в зубах подошел Боксер.
- Слышишь, Карась, вставай. Тебе к хирургу надо, - сказал он.
- Какого? – Карась нагреб в руку пригоршню снега и приложил ее ко лбу. Сразу же стало легче.
- У тебя нос сломан, - Валерка наклонился и сдвинул нос Карася вправо. – Его надо пластырем хотя бы зафиксировать.
Карась снегом стер с лица кровь, утерся рукавом и встал на ноги. Осторожно потрогал пальцами нос. Нос распух, и был неприятно податлив. Болело ушибленное ухо. В нем до сих пор стоял звон от удара. Боль из паха переместилась куда-то к почкам.
Из темного салона «москвича» на Карася исподлобья смотрел Мара. Он перегнулся через соседнее сиденье, и открыл Карасю дверь. Еле сдерживая ярость, тот уселся на свое место. Сзади хлопнули дверями Блым и Боксер.
Некоторое время нарушить тишину никто не решался. Карась тяжело дышал через рот и мрачно смотрел на далекие городские огни.
- Поехали назад, - заговорил первым Мара. – Возьмем, пока не поздно, сторожа, и на «фазенду».
Ему никто не ответил.
- Так надо было сразу делать. И не нарвались бы на этих двух козлов, - Мара посмотрел на своих пассажиров. – Я сразу понял, что ничего не выйдет. Нутром чувство…
Сильный удар в правую скулу помешал Маре договорить. Карась схватил его за воротник и рывком нагнул к себе.
- Я у тебя просил пушку? Просил, ты, бык жирный?! – следующим ударом он разбил Маре губы, после чего оттолкнул от себя. – Чмо сраное.
Мара осторожно потрогал пальцами разбитые губы, посмотрел на оставшуюся на них кровь.
- А ну, Рыба, вылазь, - решительно сказал он, открывая дверь.
- Слышишь, Мара, - хлопнул его сзади по плечу Боксер, - сиди на месте. Едь, давай! А то я сейчас тоже вылезу.

Порядочная лужа крови
Ехать далеко не пришлось. Едва «москвич», поездив взад-вперед, развернулся на разбитой дороге, как на железнодорожном переезде блеснул луч велосипедного фонарика. Он попрыгал по путям, резво съехал по дороге вниз, и стал приближаться к «москвичу».
- А вот и сторож катит, - обрадовался Блым.
- Мара, слышишь, - сказал Валерка, - ты не останавливайся, понял? Едь медленней, и остановимся, когда с ним поравняемся. Рыба, хочешь сам «языка» взять?
Карась насуплено молчал. Сжатые кулаки покоились на его коленях. Ему сейчас очень хотелось разнести этот долбанный вонючий «москвич» вдребезги! Разбить жирное рыло Мары в кровавое месиво! Но неизмеримо больше, - до дрожи в руках! – сейчас хотелось поквитаться со сраным джигитом с голубыми глазами. Что бы он ему сейчас сделал! М-м-м… Карась в ярости сжал кулаки еще сильнее.
Дядька на лайбе оказался тем самым сторожем в авиационной куртке и меховых унтах, которого Карась часом ранее рассматривал в бинокль. «Уши» его пыжиковой шапки были опущены. Втянув голову в поднятый воротник, мужик неспешно крутил педали. На его руках были толстые рукавицы с меховой окантовкой.
- Стой, Мара, - Боксер вышел из машины навстречу велосипедисту.
Подозрительно поглядывая на остановившийся «москвич», мужик очень поздно заметил посреди дороги темную фигуру Боксера.
- Тормози, дядя! – Боксер схватил велосипед за руль.
Матюгаясь, мужик не очень удачно соскочил с седла.
- Ты что, охренел совсем?! А ну, отпусти лайбу! – заорал он.
Валерка коротко, без взмаха ударил мужика в лицо.
- Че ты орешь? Че ты орешь, а?! – за первым ударом последовал второй.
Мужик отступал, но не падал. Велосипед он бросил на дорогу. Видимо, придя в себя, он вдруг скинул рукавицы, и с матюгами кинулся на Боксера.
И тогда Валерка ударил уже по-серьезному. Это был классический хук правой. Голова мужика дернулась, шапка слетела на землю. Он обмяк, его руки опустились. Секунду или две он, пошатываясь, постоял, а затем рухнул лицом в снег.
- ВВС, военно-воздушные силы, требуют особого внимания, – Блым подошел к Боксеру. – А теперь что, волоком его тащить?
- А чего он на меня кинулся? Ты ж видел сам, - Валерка перевернул мужика не спину и похлопал его по щекам. – Эй, дядя! Ау!
Мужик был в глубоком нокауте. Плюс ко всему, от него неслабо несло перегаром.
Мара включил над головой плафон и, придвинув физиономию к зеркалу, мрачно разглядывал свои разбитые губы. Осторожно потрогал их пальцем и сказал:
- Ну все, Рыба, звезда тебе, понял? По-любому.
И это было последней каплей. Первый же удар тренированного в течение двух лет на кирпичах и досках кулака в голову отозвался в мозгу у Мары взрывом, заставляя его «поплыть». Но этого Карасю было мало. С повернутым вбок носом он выскочил из машины, в два прыжка оббежал вокруг «москвича», и рванул на себя водительскую дверь. Не давая Маре опомниться, Карась схватил его за воротник и буквально одним рывком выволок стокилограммовую тушу наружу. Падая, Мара все же успел вцепиться в плащ Карася, увлекая его за собой на снег.
Карась среагировал мгновенно. Он сделал шаг назад, и со всей силой ударил Мару снизу коленом в лицо. Голова Мары, как мяч, подпрыгнула вверх, его руки разжались, и он, как и сторож, рухнул плашмя на утрамбованный колесами снег.
- Звезда, да? – Карась от бушевавшей в нем ярости тяжело дышал. Он уже поднял ногу, чтобы с силой впечатать каблук в жирный затылок Мары, как кто-то сзади дернул его за рукав. Он резко обернулся.
Это был Блым. Он недоуменно смотрел на Карася.
- Слышь, Димон, ну зачем это? – он показывал рукой на Мару. У того под головой уже натекла порядочная лужа крови.
Карась опустил ногу, подошел к капоту «москвича» и уселся на него. Из носа снова текла кровь. Карась вытер ее ладонью и, сбрасывая напряжение, два раза глубоко вздохнул. Из-за резких движений боль в голове запульсировала с новой силой. А вот на душе стало немного легче.
- Что тут такое? – к ним подошел Боксер. Увидев лежащую у «москвича» темную тушу Мары, он наклонился и присветил себе зажигалкой. – Ну и ну, - присвистнул Боксер. – Нажил ты, Димон, себе врага конкретного.
- Да, - согласился с ним Блым, - Мара такое не простит, подляну обязательно тебе когда-нибудь сделает.
Карась криво ухмыльнулся:
- Так что, замочить его? – спросил он.
Блым быстро взглянул на Карася. Боксер тоже ничего не ответил.
- Слышишь, Валера, а ну, посвети сюда, - Блым уже внимательно разглядывал физиономию Карася.
Боксер перешагнул через Мару и еще раз клацнул зажигалкой.
- Опа! Буратино на лесоповале, - прокомментировал он.
- Димон, не двигайся, - Блым осторожно взял Карася за нос и чуть сдвинул его влево. – Во, вот так.
- Надо посмотреть в аптечке, - предложил Боксер. – Может, там пластырь есть.
- Посмотри, - вздохнул Карась.
Пока Валерка и Блым рылись в белой пластмассовой аптечке, Мара стал понемногу приходить в себя. Он тяжело заворочался и оторвал голову от земли.
- Смотри, оклемался, - сказал Блым, подходя к Карасю. – Вот пластырь.
Вскоре две белые полоски красовались на распухшей переносице Карася.
- Но все равно, Рыба, тебе к хирургу надо, - сказал Боксер, - а то еще срастется неправильно.
Карась недовольно поморщился.
- Да ладно, - отмахнулся он. – Давайте сторожа в машину, и поехали.
Мара уже сидел на снегу, привалившись спиной к своему «москвичу». Вся нижняя часть его лица в холодном лунном свете выглядела черной из-за запекшейся вокруг рта и на подбородке крови. Он провел языком по губам, сплюнул и, помогая себе руками, встал на ноги. На Карася он демонстративно не обращал внимание.
- Слышишь, ты, «звезда», - окликнул его Карась. – У тебя ко мне еще «предъявы» есть?
Мара не ответил.
- Я тебя спрашиваю!
- Нет, - буркнул куда-то в сторону Мара.
- Где ствол?
Мара слабо кивнул на машину.
- Где именно?
- Под сиденьем…
Тщательно завернутый в полиэтиленовый кулек пистолет Макарова крепился желтой импортной изолентой к раме водительского сидения. Карась сунул его вместе с кульком в карман.
- Садись рядом, - приказал он Маре.
- А вот и мы! – Блым вел в руках велосипед. Самого же сторожа тащил за волосы к машине Валерка.
- Куда ты лайбу прешь? – спросил Карась.
- А что с ней делать?
- Да в кювет ее брось!
Боксер толкнул сторожа к «москвичу».
- Снимай фуфайку! – приказал он.
Пошатываясь, сторож безропотно снял свою авиационную куртку. Боксер ее грубо отобрал и подошел к Карасю.
- Дай ключи.
Куртку он кинул в багажник, а сторожа затолкал на заднее сиденье:
- Сиди тихо, домой поедем.
- Валера, садись сзади Мары, - сказал Карась, забирая ключи. – Чуть что – сразу по «чайнику» бей.
- А пушка?
- У меня.

Маленькая темная дырка
Было опасение, что их остановят гаишники, но этого не случилось, за город выбрались без приключений. Проехали последний городской фонарь, и Карась включил дальний свет. Вскоре остался позади и кирпичный завод с тускло светящимся оконцем на проходной.
Свернув на заснеженную, ведущую к садам дорогу, Карась спросил:
- Жека, дальше куда ехать, знаешь?
- А что? – отозвался с заднего сиденья Блым. – Сейчас прямо, а потом, кажись, третий или четвертый поворот направо.
- Так третий или четвертый? – раздраженно переспросил Карась.
Валерка несильно толкнул Мару в затылок:
- Третий или четвертый, Мара?
- Четвертый, - угрюмо отозвался тот.
Ночная тьма и нависшие над узкой улочкой ветви деревьев создавали иллюзию, будто «москвич» на ощупь пробирается по засыпанному снегом черному туннелю.
- Хлопцы, отпустите меня, а? – захныкал вдруг, тревожно озираясь по сторонам, сторож. – Я ж вам ничего такого не сделал.
Ему никто не ответил.
- У меня ж внучки дома, жинка больная. Отпустите, а?
- Сиди тихо, батя! – прикрикнул на него Валерка. – Ответишь на пару вопросов, тебя и отпустят, понял?
- Ты скажи спасибо, что не в багажнике едешь, - добавил Блым.
- Дальше куда? – спросил Карась.
- А я ж разве знаю?! – вконец испугался сторож. – Я ж тут никогда…
- Заткнись! – гаркнул Карась и повернулся к Маре: - Если ты, урод, еще хоть раз не ответишь, я тебя лично рядом с Рыжим зарою.
Валерка спохватился и снова ударил Мару в затылок:
- Куда дальше ехать?! – требовательно спросил он.
- До того белого дома, - Мара посмотрел вперед. – За ним поворот налево.
Сразу за беленным садовым домиком, который в свете фар выглядел почти игрушечным, чернел среди темной стены кустов поворот налево.
Внезапно Блым толкнул Карася в плечо:
- Машина, Димон!
- Где?! – завертел головой Карась.
- Вон! – Блым показывал пальцем в окно.
Как раз слева от них, за деревьями вспыхнул и погас свет фар. То исчезая, то появляясь вновь, автомобиль с узкими прямоугольными фарами явно ехал им навстречу.
Не доезжая до поворота, Карась остановил «москвич» и вынул из кармана кулек с пистолетом.
- Жека, - быстро сказал он, доставая «макаров» из кулька, - садись на мое место и кури! А ты, дед, - с пистолетом в руке он повернулся к сторожу, - только дернись! Тебя, Мара, это тоже касается! Понял, Жека? Давай! – Карась открыл дверь и исчез в темноте.
Валерка и Блым переглянулись.
- Рехнулся, наверное, Карась, - предположил Валерка. – Это ж Буряк едет.
- Кто его знает, - пожал плечами Блым, но за руль пересел и достал из кармана сигареты.
Безжалостно исцарапав кожаный плащ, Карась продрался сквозь росший вдоль обочины колючий малинник и затаился за деревом. Он отсоединил обойму и провел по ее вырезу пальцем. Облегченно вздохнул – патроны в ней были. Вставив обойму на место, он приготовился ждать.
Ни к селу, ни к городу вдруг вспомнился армейский кореш Спивак. Вот кого бы сейчас сюда, да с полным боекомплектом бы…
Машина появилась очень быстро. Помня про белый пластырь на носу, Карась спрятался за деревом и теперь осторожно из-за него выглядывал, прикрывая, на всякий случай, нос ладонью.
Судя по удлиненным узким фарам и звуку мотора, машина эта, сто процентов, была иномаркой. Тьфу, блин! Проехавшая мимо него иномарка была белой «Маздой-626». Карась еще раз сплюнул и вышел из-за дерева. Приподняв полы плаща, он выбрался из проклятого малинника на дорогу, отряхнулся, спрятал пистолет и зашагал следом за машиной Мишки-Буряка.
На выезде из переулка «мазда» остановилась. Мина и Буряк вышли из машины. У «москвича» их поджидал Боксер.
- Оба-на, - удивился Буряк. – А что это с Марой?
- Карась отметелил, - ответил Валерка.
- А где он сам?
- Здесь я, - вышел из темноты Карась.
- Ха! – развеселился Буряк. – Глянь, Коля, и этот! Вы что тут, спарринг устроили?
Карась злобно посмотрел на оставшегося в «москвиче» Мару.
- Спарринг, - сквозь зубы произнес он. – Короче, Миша, сторож у нас. Куда его дальше?
- Нет, слышишь, Димок, - не унимался Буряк, - что у вас случилось?
- Да отколись! Потом расскажу. Сторожа куда?
- Это ему «черные» нос сломали, - Блым вылез из «москвича». – А он Маре потом по дыне надавал за то, что тот пушку не дал.
- Да? – Буряк перестал улыбаться. – Ладно, - сказал он, открывая дверь «мазды», - потом разберемся. Давайте, по машинам, и на «Тринадцатый километр». Там Соха Ефрема прислал с пацанами, вас все ждут.
- А хавчик будет? – спросил Блым.
- Будет. Все, поехали.
- Слышишь, Миша, - остановил Буряка Карась. – Давай, я с вами поеду. Рядом с этим козлом, - он кивнул на Мару, - сидеть не хочется.
- Да? А машину кто поведет?
- Что – кто поведет? Мара и поведет.
- Ладно, садись.

- Дальше что было? – Тулуп прикурил и небрежно кинул зажигалку на стол. Возле него, откинувшись на спинку стула, с неприятной полуухмылкой слушал Карася сам Ефрем. Кузя разглядывал на своем пальце новый массивный перстень, и в разговор пока не вмешивался. На столе, возле бутылки «Абсолюта» лежал отобранный у Мары ПМ.
- Ну, что дальше было… Видим, сторож едет. Мы его упаковали, и сюда, - закончил свой рассказ Карась. Говорить ему было трудно – распухший нос не дышал, и последние десять минут Карась гундосил уже не хуже коренного парижанина.
- Мара, так все было? – Кузя оторвался от перстня.
Понуро стоящий возле Карася Мара посмотрел куда-то в сторону и выдавил из себя:
- Так. А что бы он сделал, если б я ему ствол отдал?
Услышав это, Карась засопел и качнул головой.
- Вот чмо, - сквозь зубы процедил он.
- Да нас бы порешили!! – крикнул ему в лицо Мара. – Кузя, Саня! Абреков двое было, понимаете?! Один – там, другой – там! Что он мог сделать?! Герой, сука, Карась, да?!
- На каком расстоянии тот, второй стоял? – спокойно спросил Ефрем.
- Какой второй? – Мара чуть растерялся. – Который сбоку был?
- Да.
- Ну, метров семь, восемь.
- Иди, отойди туда, - Ефрем кивнул на дальнюю стену, и вышел из-за стола.
Мара недоуменно посмотрел сначала на Тулупа, потом на Кузю, и отошел к стене. В ресторане повисла тишина. Все с интересом смотрели, что будет дальше.
- Там второй стоял? – уточнил Ефрем.
- Ну, да…
Ефрем взял со стола пистолет и подошел к Карасю:
- Я – первый из них, а Мара – второй. Понял, да? – Ефрем повернулся к Блыму: - Куда второй целился?
- Вот, - Жека показал на Карася, - в Димона и целился.
- А в вас – нет?
- Сначала в нас, а потом, когда Димон из машины вышел, в основном, в него.
- Угу, - кивнул Ефрем, - ясно. Ты с такого расстояния в тарелку попадешь? – спросил он Карася.
Карась посмотрел на побледневшего Мару и усмехнулся:
- Не знаю. Надо попробовать.
- Лопата, - приказал Ефрем одному из своих людей, - дай тому чудаку тарелку.
Здоровенный бугай Лопата вытряхнул из тарелки хлеб, подошел к Маре и сунул тарелку ему в руки.
- Подними ее над головой! – Ефрем снял «макаров» с предохранителя.
Белее самой тарелки, Мара сглотнул пересохшим ртом и медленно поднял тарелку над головой. Его лоб покрылся испариной, дышал он тяжело и часто.
- Ну, давай, - Ефрем наставил «макаров» на Карася. – Твои действия?
Карась оглянулся на Мару, прикинул расстояние до него, потрогал пластырь на носу и сказал:
- Сначала я заберу у… - он чуть было не сказал «вас», – у тебя пушку, потом…
- Заберешь? – хитро сощурил глаза Ефрем. – А как?
- Способов много.
Резкий выпад, неуловимое движение руками – и он уже держит слегка опешившего Ефрема за горло, закрываясь им от Мары как щитом, и целится из «макара» в тарелку. Тарелка дрожит, Мара потеет. Выстрел! Подкинув тарелку высоко вверх, Мара резко приседает, зажмуривается и закрывает голову руками. Чуть выше его головы в стене появляется маленькая темная дырка. Падает на пол и разбивается тарелка. Из дырки сыпется штукатурка.
- Твою мать! – закричал Саня Бек, вытряхивая из-за воротника горячую гильзу.
Кто-то неуверенно засмеялся. Быки Ефрема напряженно следят за Карасем.
Из кабинета в зал выбежал владелец «Тринадцатого километра» Пиратский.
Карась отпустил Ефрема и протянул ему пистолет.
- Да-а, - Ефрем потер шею ладонью, - хороший, Тулуп, к тебе кадр прибился, ничего не скажешь. Ценный, - он вернулся на свое место и махнул Карасю рукой: - Бери волыну себе, она твоя.
- А на фиг она мне нужна? – Карась положил пистолет на стол. – Откуда я знаю, где Мара из нее палил. Я себе другую куплю.
- Не, в натуре, Тулуп, - Ефрем залпом выпил стопку водки, занюхал, а потом зажевал ее куском хлеба.
Тулуп тяжело смотрел на Мару.
- Иди сюда.
- И черепки, валет, подними, - добавил Ефрем. – Все поднимай! Вон, под столом лежит.
Прижимая к себе уже собранные осколки и сгорая от стыда, Мара стал на четвереньки и полез под стол.
Пацаны засмеялись. Бек кинул в оттопыренную Вовкину задницу гильзу:
- Мара! Мара, - закричал он, - не провоцируй меня! У меня и так телки давно не было! Га-га-га!..
Тулуп поманил к себе Кузю. Тот придвинулся поближе.
- С этим дотманом надо решить что-нибудь, – сказал Тулуп.
Мара с горящей физиономией уже вылез из-под стола и, не зная, что делать дальше, преданно смотрел в их сторону.
- Да определи его куда-нибудь в хозбанду, - махнул рукой Ефрем. – Пусть в обслуге будет. Или, лучше, выкинь.
- Ладно, придумаем что-нибудь, - мрачно пообещал Тулуп. – А сейчас пускай гребет отсюда. И без всяких там «джуки-пуки», понял, Кузя? Я устал.
Кузя понимающе кивнул:
- Я понял. Буряк! Буряк, иди сюда…
- У него сторож в машине, - напомнил Блым.
- Сторожа давай сюда, а этот пусть дергает.
- Присаживайся, - пригласил Карася Ефрем. – Выпей, закуси. В армии кем был?
- Десантник, - прогундосил Карась, наливая себе водки.


Глава 9. Лицом к стене
Трудовая книжка
У подъезда Карася Буряк нос к носу столкнулся со своей первой школьной учительницей. Подслеповато щурясь и держась за стену, пожилая женщина несла мусорное ведро.
- Опять ты, Свекловский, не уступаешь старшим дорогу.
- Ой, здрасьте, Зинаида Павловна! А я спешу, и не заметил вас, - Мишка смущенно почесал затылок.
- Ох, Свекловский, Свекловский, - покачала головой Зинаида Павловна. – Как был невнимательным, таким и остался.
- Да… - Буряк посмотрел на окна второго этажа.
- Ну что, женился? Учишься, работаешь?
- Э-э… Да… И то, и то…
- Ох, ну, иди уже, Свекловский, иди. Будь здоров, - Зинаида Павловна тяжело переложила ведро в другую руку и направилась к мусорному баку.
На втором этаже Мишка чуть замешкался, потом вспомнил номер квартиры Карася и позвонил. Дверь тут же открылась.
- А это мое дело, когда приходить и когда уходить! – кричал Карась вглубь квартиры. – Мне надо, и я уйду! – он хлопнул дверью и бросил Буряку: - Пошли.
В машине Буряк торопливо включил зажигание.
- Поехали скорее, а то вон, Зипа возвращается, - сказал он, трогаясь с места. – Опять морали читать начнет.
- Какая Зипа? Павловна, что ли?
- Да, - Мишка уже вырулил со двора. - Учительница первая моя. Прикинь, узнала.
- А ты Серегу ее знал? – спросил Карась.
- Ну, ты даешь! Мы с ним в параллельных классах учились.
- Пропал без вести Серега в восемьдесят пятом в Афгане.
- Да? Блин, а я не знал.
- Живет теперь Павловна одна, - Карась глубоко вздохнул.
- Да, жалко старуху… Ну, а как твой нос? Что лекарь сказал?
- А что он может сказать? Перелом. Недели две придется с пластырем походить. Ты мне, лучше, расскажи, что сторож вчера рассказал.
- Ха-ха! – развеселился Буряк. – Это комедия была – полный песец! Ефрем мужика напоил почти до потери пульса. Дядя потом к нему брататься лез! А знаешь, как оказалась фамилия главбуха с «Рамадана»?
- Как?
- Бугаева.
Карась медленно повернулся к Буряку:
- Не понял. Она что, жена директора, что ли?
- Да. А зовут бабу Ада Альбертовна, прикинь.
- Кранты теперь Бугаю. Слышишь, Миша, а про этих, - Карась нахмурился, - про чучмеков рассказал что-нибудь?
- Был базар, - Мишка свернул к гаражам. – Знаешь, они, в основном, трудяги, им до задницы, на чем бабки делать. Они вроде как беженцы все, хлеборобы. Вот их Ильясовы с крышей своей и замутили. Там, Толик говорит, человек восемь боевиков.
- Какой Толик? – спросил Карась. – Штанга?
- Нет, сторожа тоже Толиком зовут. Короче, самый главный у них Лема, - Мишка внимательно посмотрел на Карася. – Это он вчера за Бугаевой приезжал. Его брат с семьей в общаге живет. Тихий мужичок, в «Рамадане» упаковщиком работает. Карась, я знал, что ты о нем спросишь. Фамилия этого Лемы – Шахоев. Мы были у них в общаге ночью, всех построили, все перерыли. Это селяне забитые, понимаешь? А Лема со своими абреками, как и Ильясовы, где-то в другом месте жили.
Карась насупился и потер кулак о ладонь.
- Миша, слышишь, сделай мне пушку, - попросил он. – Только новую, если можно.
- Хорошо, Ефрем разрешил, - ответил Мишка. – Да и Тулуп не возражает.
-А что, разрешение надо?
- А ты думал. Да, кстати, Карась! Фотографии Марадоне принеси.
- Какие еще фотографии?
- Свои. Две штуки три на четыре. На трудовую книжку.
- Что, правда? – обрадовался Карась. – А у тебя есть?
- Что?
- Трудовая книжка.
- Спрашиваешь.
Гаражный кооператив вырос самостроем на бывшем болоте недалеко от Старометизного завода. Выстроенные впритык друг к другу, кирпичные гаражи образовали свои улицы и переулки. Гаражи были разнокалиберными. Одни крытые шифером, другие – толью.
У открытых ворот одного из них стояли, что-то обсуждая, мужики. Чуть поодаль дожидались своих хозяев несколько легковушек. Посреди проезда сверкал новой краской и дисками «жигуленок» Карася.
«Мазда» подъехала к воротам и остановилась. Из гаража, вытирая тряпкой руки, вышел Кузьмич.
- Здорово, Кузьмич! – Карась выбрался из машины. – Ну ты молодец! – он восхищенно смотрел на свою «копейку».
Они обменялись рукопожатием, и Кузьмич расплылся в самодовольной улыбке:
- Для хорошего человека, почему не сделать? – он отдал Карасю ключи.
Карась подошел к «жигулям» и провел по гладкому блестящему капоту пальцем. «Копейка» была как новенькая! А бампера!!
- Кузьмич! – воскликнул Карась. – Ты и бампера поменял?!
Кузьмич улыбнулся еще шире.
Подошел Буряк. Наклонив голову, он осмотрел Димкину машину, вздохнул.
- Вот, блин, - сказал он. – Надо было и мне перед продажей свою телегу сюда пригнать.
- В любое время, - тут же отозвался Кузьмич.
- Да-а… - Карась отошел в сторону и полюбовался своей машиной. – Сколько с меня, дядя Юра?
- Да что ты?! – замахал руками Кузьмич. – Не надо ничего!
- Как это? – не понял Карась. – Дядя Юра, ты что?
Но Кузьмич был непреклонен.
- Дима, все! Я сказал. Денег не надо!
- Хорошо, мужик, - сказал Буряк насмешливо, - кто наедет на твой «кооператив», сразу нам говори. У тебя ж есть какие-то проблемы, а?
Кузьмич чуть смутился и оглянулся на разговаривающих возле гаража мужиков.
- Тут понимаете, хлопцы, такое дело, - начал он тихо. – Я Федьки Кривоносова сыну и распредвал поменял, и цепь новую поставил, и головку цилиндров почистил. А оно, говно это, пообещало заплатить, и уже три недели тут не появляется.
- Сколько он должен? – спросил Карась.
- Двести.. Двести десять, - Кузьмич снова тер тряпкой ладони. – Долларов.
- Как зовут? Где живет?
- Сашкой его зовут. Федьки Кривоносова сын. Мы с ним и твоим отцом вместе работали. Федька мужик нормальный, а сынок его… Я к нему в то воскресенье на базаре подхожу и говорю: «Что ж ты меня, Санек, так кидаешь?» А он мне: «Ты хреново, - говорит, – машину сделал. Как тарахтел движок, так и тарахтит».
- Кузьмич, - остановил его Мишка, - где этот сынок живет, где работает?
- Нигде не работает. Рыбу с женой из Мариуполя возят и на базаре продают. А где живет – у меня записано. Сейчас принесу.
Кузьмич сбегал в гараж и вернулся с обрывком газеты в руке. На нем корявым почерком был написан адрес.
- Вот, - он отдал бумажку Карасю. – А то три недели уже прошло, и все без толку.
Карась спрятал клочок газеты в карман, а из другого достал деньги.
- Нет, нет, нет! – снова замахал руками Кузьмич. – Никаких денег, Дима!
- Дядя Юра, - Карась обнял его за плечи, - послушай меня. Вот это вот – двести пятьдесят долларов. И считай, что долг тебе отдали, понял? А я у него свое заберу. Чтоб не ездить туда-сюда.
- Так ведь Сашка двести десять должен.
- Все нормально! Сорок баксов – накрутка на «счетчик».
- Ну… Ну, ладно. Спасибо, Дима!
- Не за что. Это тебе спасибо, Кузьмич.
Минут пять спустя свеженький блестящий «жигуленок», а за ним солидная белая «мазда» выехали из гаражного кооператива и, набирая скорость, помчались в сторону города.

Асисяй
Чтобы не тратить время зря, Мишка и Карась заезжать на территорию многолюдного рынка не стали. Свои машины, к неудовольствию пешеходов, они поставили на тротуаре перед центральным входом, и пешком направились к «Фениксу».
- Что-то Тараса не видно, - Карась с некоторым беспокойством оглянулся на свои «жигули».
- Ничего, вон Чепа стоит.
Возле рекламной тумбы, недалеко от торгующих семечками и газетами старух долговязый Чепа разговаривал с какой-то девушкой.
- Чепа! – позвал его Буряк. – Чепа, наши тачки!
Чепа поднял в приветствии руку и успокаивающе кивнул.
В кабинете Штангиста за столом сидел Тулуп и изучал лежащую перед ним схему. Схема была нарисована от руки на тетрадном листе. За спиной Тулупа, сунув руки в карманы и щурясь от сигаретного дыма, косился на эту бумагу Кузя. Ефрем разглядывал висящий на стене календарь с голой девкой. Два его амбала примостились на подоконнике. У стола стояли Жорик и Тарас. Жорик давал пояснения:
- Прямоугольник, который справа от дома – это летняя кухня, а который ближе к воротам – это гараж. Есть еще флигелек капитальный. Он с другой стороны.
- Где вы тыняетесь?! – раздраженно спросил Тулуп у вошедших Карася и Мишки. Затем снова посмотрел на рисунок: - Это что?
- А это клетка для собак, Саня. Там по двору две здоровенные псюры бегают.
- А люди в доме днем есть? – спросил Кузя.
- Есть, - кивнул Жорик. – Какая-то бабка кур выходила кормить, и мужик там один бетономешалкой раствор колотит и во флигель ведрами носит. А больше, вроде, никого, - Жорик оглянулся на Тараса.
- Точно, никого, - с улыбкой подтвердил тот. – Вот только…
- Что?
- Там лайба детская трехколесная возле гаража стоит.
- Она вся курами давно загажена, - Ефрем оторвался от календаря и подошел к столу. – Еще, наверное, с осени. В общем, Тулуп! Я, как и договаривались, беру со своими хлопцами Бугаева с бабой. Задача твоих пацанов - наружный стрем. И еще мне нужно, чтобы перед самым налетом был отрезан телефон. Хата там большая, и Бугаев может успеть позвонить куда не надо.
- А у соседей телефоны есть? – спросил Кузя.
- Нету, я смотрел на провода, - ответил Жорик. – Только в сельсовете еще один, а там вряд ли кто вечером будет.
- А собаки там, - напомнил Буряк.
- Не ссы, - ухмыльнулся Ефрем, - у нас пара «бодяг» с глушаками найдется.
- А, ну хорошо, - Буряк застегнулся. – Саня, тут во сколько быть?
- А ты куда сейчас?
- На Блошиный. Сегодня ж пятница, кассу снимаем.
- Узнай, что там за проблемы у Туркмена с Самойловой, - велел Кузя.
- Это которая из защиты прав потребителей?
- Сам знаешь. А тут быть, - Кузя вопросительно посмотрел на Ефрема.
- Ну, давай в три, - ответил тот. – А мы пока поедем развеемся.
Два бычка оторвали задницы от подоконника и следом за Буряком и Ефремом вышли из кабинета.
- Рыба, что скажешь? – Тулуп откинулся в кресле, взял у Кузи сигарету, прикурил. – Хочешь поучаствовать?
Карась потрогал свой нос:
- Да.
Тулуп, ни слова не говоря, чуть повернул голову к Кузе. Тот вынул из кармана «макаров» и положил его на стол перед Тулупом. Оба выжидающе уставились на Карася.
- Бери, - Тулуп подтолкнул пистолет к Карасю.
Карась взял пистолет, пощелкал предохранителем.
Блин! После номера и заводского знака на затворной раме был пробит год выпуска – 1980!
- Это же пушка Мары! – Карась непонимающе посмотрел на Тулупа.
- Мары! – ни с того, ни с сего вдруг вспылил Тулуп. – Бери, что дают! – ему, наверное, уже требовалась доза, так что лучше не спорить.
Карась отсоединил обойму и пересчитал патроны – шесть. Чуть оттянул назад затвор. Седьмой патрон находился в патроннике. Карась вставил обойму на место и сунул пистолет в карман плаща.
- Саня, - обратился к Тулупу Кузя, - пусть Рыба с Тарасом и съездят за железом. Ты на машине? – спросил он Карася.
- Да.
- Пусть съездят, - согласился Тулуп.
Находиться в многолюдном месте с пистолетом в кармане оказалось не так-то просто. Карась почувствовал себя неуютно.
- Стремно как-то с пушкой средь бела дня ходить, - признался Карась вышедшему следом за ним Тарасу.
- А чего там? – Тарас энергично высморкался в землю, подтер нос рукой и достал сигарету. – Если вдруг чего, говоришь: «Нашел, иду сдавать».
- Думаешь, поверят?
Тарас пожал плечами:
- Не поверят – пусть доказывают. Где твоя тачка?
- А за каким железом надо ехать? – спросил Карась.
- Арсенал у Мары на «фазенде» надо забрать и сюда привезти.
Карась недовольно скривился.
- Слышишь, Тарас, - сказал он, - опять этого козла с собой в машину сажать?
- Не надо, зачем? Я знаю, где что лежит.
- Ладно, сейчас поедем. Но мне надо сперва одну проблему утрясти. Тут чудила один корефана моего бати на двести пятьдесят баксов кинул. Давай, я с ним сейчас разберусь по-быстрому, а потом – на «фазенду».
- Ну, погнали, - Тарас отбросил окурок, и они зашагали к рыбным рядам.

- Сашка? – спросила торговка, и уже шепотом уточнила: - Который вместе с женой торгует? Вот он, - тетка одними глазами показала на высокого детину в «аляске» с капюшоном.
Кривоносов-младший держал в руке дымящуюся чашку от термоса и играл с соседом, маленьким толстым мужичком, в нарды. На его прилавке стояли ящики с рыбой и еще каким-то мороженым месивом. На весах лежала покрытая слизью и налипшей чешуей плоская гиря.
В метрах двадцати за ними, за торгующими своей живностью селянами виднелся заваленный мусором проход в тупичок между стекольной мастерской и туалетом.
Сашка Кривоносов имел физиономию хама. Что-то ему в игре не понравилось и он забрал с доски только что кинутые кубики.
- Не считается! – заявил он, кидая кости еще раз.
- Почему не считается, Санек? – спросил обиженно сосед. – Ты уже кинул раз.
- Потому что! – выпучив глаза, заорал на мужичка Кривоносов. – У меня рука дрогнула.
Карась быстро обошел прилавки, схватил Кривоносова сзади за капюшон и резко рванул его на себя.
- Бля!! – Кривоносов взмахнул руками и упал спиной на грязный снег.
Не отпуская капюшон, Карась резко дернул его вверх и тут же нанес Кривоносову два быстрых удара кулаком в лицо.
Стоящие рядом торгаши отпрянули в сторону, испуганно повскакивали со своих корзин и ящиков селяне, покупатели старались как можно быстрее пройти мимо.
- Вставай, чмо, - Карась пнул Кривоносова ногой.
Тот дернулся всем телом и затравленно посмотрел на Карася. Небольшая гематома под глазом Кривоносова быстро наливалась темной синевой, кровь из разбитой губы окрасила его зубы в розовый цвет.
- Тарик, помоги, - попросил Карась.
Рывком они поставили Кривоносова на ноги и Карась, схватив его за отвороты куртки, быстро повел ничего не соображающего Санька к тупику.
В загаженном и залитом мочой тупике стояла невыразимая вонь. Стараясь не испачкать модельные итальянские ботинки, Карась втянул сюда Кривоносова и «для профилактики» заехал ему коленом в пах. Кривоносов со стоном согнулся пополам.
- Где деньги?
- Какие деньги? – Санек поднял искаженное от боли лицо.
- Которые ты Кузьмичу должен, - спокойно ответил Карась. – И не кривляйся так, я тебя не сильно ударил.
При упоминании о Кузьмиче глаза Кривоносова снова полезли из орбит.
- Да я его… - он сделал шаг к Карасю.
Удар получился громкий. Даже оставшийся на «шухере» у входа в тупик Тарас с улыбкой оглянулся на проход.
Саня схватился за правый глаз и попятился назад. Возле стены он поскользнулся на чьей-то свежей куче, и чуть не упал.
- За Кузьмича я тебя заставлю говно жрать, - все тем же ровным голосом предупредил Карась. – Триста баксов. Мигом!
Непослушными пальцами Кривоносов расстегнул «аляску». На его поясе под свитером висел кошелек со множеством карманов на «молниях».
Всей наличности, в пересчете на баксы, оказалось чуть больше ста восьмидесяти долларов.
Кривоносов испуганно посмотрел на Карася. С двумя обширными и почти симметричными синяками вокруг глаз он сейчас был похож на растерявшегося Асисяя.
Карась вздохнул и стал напротив него в боевую стойку.
- Ну чего ты бьешься? – как ни в чем не бывало вдруг спросил Кривоносов. – У меня еще деньги в машине есть.
- Пошли, - Карась кивнул на выход.

Как Глеб Жеглов
Жорик клацнул зажигалкой и осветил на запястье часы.
- Сколько там? – спросил Карась.
- Шесть без пяти.
«Жигули» Карася с выключенными фарами стояли в узком, занесенном снегом переулке. На небе горели яркие звезды. Сквозь редкий штакетник хорошо просматривалась улица перед двухэтажным домом Бугаевых, высокая чугунная ограда вокруг него и освещенное прожектором подворье. В отдалении слышался ленивый собачий брех. Где-то хлопнула дверь и раздался мерный скрип колодезного журавля. Потом опять все стихло.
На заднем сидении Тарас и Боксер от нечего делать закурили.
- Откройте окно! – недовольно оглянулся на них Карась. Он еще посидел немного, затем открыл дверь и вышел из машины.
Морозный воздух был удивительно чист и приятно бодрил. Разминаясь, Карась походил взад-вперед по скрипящему снегу, побоксировал с тенью.
- Тебе компанию составить? – спросил через опущенное стекло Валерка.
- Выходи, - легко согласился Карась.
- Слышишь, Валера, - посоветовал Боксеру Тарас, - сиди на месте, а то ты «Феникс» на больничных разоришь.
В машине засмеялись.
- Тихо! – Карась вскинул руку и замер.
В морозной тишине к отдаленному собачьему лаю добавился едва различимый пока звук приближающегося автомобиля. Секунд через пятнадцать стало ясно – они!
Красивый шведский автомобиль с затемненными стеклами почти беззвучно подъехал к воротам и остановился. Жена Бугаева, держа в руках сумку и большой белый пакет, вышла из машины и направилась к калитке, доставая на ходу ключи. Из вольера навстречу хозяйке с радостным лаем выбежали две здоровенные овчарки.
- Ну что, пошли? – Карась сжимал в руке пистолет.
- Пошли, - кивнул Жорик.
Бугаева еще возилась с ключами, когда четыре неясные тени метнулись из переулка к «вольво».
Карась рванул на себя водительскую дверь и со всей силы ударил сидящего за рулем мужика пистолетом в висок. Тот коротко вскрикнул и схватился руками за голову. Не давая водиле опомниться, Карась выволок обмякшего «абрека» на снег и еще раз, - для верности, - коротко «припечатал» его кулаком в затылок. А по ту сторону машины Жорик уже отряхивал со штанины снег. У его ног валялся без движения, подвернув под себя руки, пассажир.
За оградой, брызгая слюной, бесновались собаки. Они остервенело кидались на калитку и забор, и громко лаяли, просовывая сквозь железные прутья свои клыкастые пасти.
Онемев от шока, Ада Альбертовна смотрела на происходящее широко открытыми глазами. Пакет и сумка валялись у ее ног.
- Только пикни, тетка, - Тарас схватил Бугаеву за воротник и развернул ее лицом к калитке. – Собак успокой! Мигом! – прошипел он.
Но было уже поздно. Взвизгнув тормозами, возле них остановилась белая «девятка». Два амбала и Ефрем быстро выбрались наружу и подбежали к калитке. Раздались два негромких хлопка, и собаки упали как подкошенные. Одна сдохла сразу, другая, дергаясь в агонии всем телом, тонко и протяжно заскулила.
- Лопата, да урой ты эту псину, - зло бросил Ефрем, подходя к «вольво».
Лопата поднял руку с пистолетом и еще раз выстрелил. Пуля снесла бедной собаке половину черепа.
- Не спи! – Ефрем отвесил Бугаевой громкую затрещину. Тарас не дал ей упасть. – Открывай калитку!
Пока Ада Альбертовна дрожащей рукой пыталась провернуть ключ в замке, Ефрем пнул неподвижно лежащего на снегу водилу, и сказал:
- Давай, Жорик, в темпе кидайте дохляков в тачку и валите отсюда, - он наклонился к открытой двери. – Что там, никого больше нет?
Краем глаза Карась уловил в салоне какое-то движение, там что-то тускло блеснуло в свете фар. Еще не осознав, что происходит, он бросился на Ефрема и повалил его на землю.
Два выстрела раздались из машины один за другим. Осколки стекла посыпались Карасю на голову. Все, кроме бухгалтера, упали на снег. Ада Альбертовна так и осталась стоять, зажмурив глаза и закрывая уши ладонями.
Еще один выстрел, и третья пуля, чиркнув о железный прут ограды, унеслась куда-то к звездам. Резко распахнулась задняя дверь «вольво». Низкорослый мужик, не целясь, пальнул в белую «девятку» и, путаясь ногами в полах длинного полушубка, пустился наутек.
Карась вскочил на одно колено. Держа пистолет двумя руками, как Глеб Жеглов, он прицелился беглецу в ноги и нажал на курок. Выстрел громыхнул на всю улицу. Убегающий мужик дернулся, на заплетающихся ногах сделал еще несколько шагов и упал.
Ефрем первый вскочил на ноги.
- Лопата! Юрец! – закричал он. – Быстро через забор! Быстрее!! Вяжите Бугая, и сюда его! Открывай калитку, чмара, - прошипел он Аде Альбертовне в лицо.
Не смотря на свою более чем мощную комплекцию, дюжие Лопата и Юрец ловко вскарабкались по железным копьям и спрыгнули по ту сторону ограды. Еще через несколько секунд они ворвались в дом.
- Молодец, Рыба. Уважуха тебе.– Ефрем посмотрел Карасю в глаза. – Ты, - он ткнул в Боксера пальцем, - тащи того черта сюда! И ствол его подбери там! Жорик, он живой?
- Не знаю, - честно признался Жорик, закидывая, словно мешок с картошкой, второго пассажира на заднее сиденье «вольво».
Но туда уже затолкал водилу Тарас. Пришлось пассажира бросить на пол.
Карась выдернул из замка зажигания ключ и открыл багажник. Не подающий признаков жизни беглец, которого по снегу приволок назад Валерка, поместился там без проблем.
- А ну, дай зажигалку, - Карась осветил багажник, матюгнулся и с силой его захлопнул. Лемы среди этих абреков не было.
Ефрем недовольно посмотрел на Карася, и тут же рывком повернулся к бухгалтеру:
- Ты открыла калитку, сука?! – зашипел он.
Держась за сердце, бледная Ада Альбертовна безвольно опустила голову и упала на снег. Выпавшую из ее рук связку ключей тут же подобрал с земли Тарас.
- Жорик и ты, - Ефрем опять показал на Валерку, - увезите машину куда-нибудь подальше, чтоб мусора не нашли. Потом решим, что с ней делать. Давай!
Жорик забрал у Карася ключи, они с Боксером сели в «вольво» и уехали.
Со второй или третьей попытки Тарасу, наконец, удалось подобрать ключ и открыть калитку. В это время прожектор, освещавший подворье Бугаева, погас.
- Как тебя зовут? – Ефрем хлопнул Тараса по плечу. – Тарас?
- Да, - улыбнулся тот.
- Давай, Тарас, собак быстро в вольер! Рыба, а ты давай свою тачку сюда.
Когда Карась выехал из переулка, «девятка» уже стояла возле калитки, и оба Ефремовых амбала заталкивали на заднее сидение полураздетого Бугаева.
Последним из дома, погасив в нем свет, быстрым шагом вышел Ефрем. Он нес пальто, шапку и ботинки. Через его плечо были перекинуты брюки Бугаева. Все это он швырнул директору и подозвал к себе Карася.
- Рыба, грузи в свою машину бабу, и едем в кабак, где мы вчера «гудели».
- В «Тринадцатый километр»?
- Да. Вы поедете впереди, а мы будем сзади. Если что, - Ефрем посмотрел на Тараса, - бабу выкидываете из машины и спокойно едете дальше. Это если ГАИ впереди стоять будут, понял? Все, погнали!

23 Февраля
Солнечный луч сместился с подушки на лицо Карася. Он сладко потянулся и открыл глаза. Перед ним, улыбаясь и заведя руки за спину, стояла Ирка. И если бы не два упругих холмика ее грудей, футболка Карася на стройном девичьем теле выглядела бы бесформенным балахоном.
- Привет, - Карась улыбнулся в ответ.
По-прежнему держа руки за спиной, Ира взобралась с ногами на диван.
- В какой руке? - хитро спросила она.
- В первой… Э, нет! Во второй!
Девичий смех веселым эхом прозвучал в просторной и пока пустой квартире Карася. Ира чуть наклонила голову и протянула ему черную блестящую коробку, по которой наискосок шла красивая надпись: «Armani».
- Ирчик! – приятно удивился Карась. – А что там?
- Посмотри. С Днем армии тебя, Дима!
В коробке лежал настоящий кожаный ремень «Armani»! Причем Ирка удачно выбрала именно черный, как раз под цвет обуви Карася.
- Спасибо, родная, - растроганный Карась взял ее за руку и привлек к себе. – Как же я тебя люблю!
Ира мягко освободила свою руку и, глядя на Карася долгим оценивающим взглядом, стащила с себя футболку. Все так же, не говоря ни слова, она наклонилась и жарко поцеловала Карася в губы. Их языки встретились. Карась ощутил ее запах, ее горячее дыхание и, не в силах больше сдерживаться, с дурашливым рычанием прижал девушку к себе. Но Ира снова чуть отстранилась. Ее волосы приятно щекотали лицо и шею Карася. Она вновь посмотрела ему в глаза. Затем, откинув волосы со лба, она наклонилась и медленно провела языком по его груди, животу…
- Ммммм! – Карась в блаженстве закрыл глаза.
Потом спохватился и быстро стянул с себя под одеялом трусы.
В этот праздничный субботний день никаких особых дел запланировано не было. Карась отвез Ирку к ее «предкам», потом заехал к своим и поздравил батю с праздником.
- На, па, это тебе,- он протянул отцу американский спиннинг. – На рыбалке королем будешь!
- Ух ты! – батя взял удилище в руки. – А легкий какой! Спасибо! Да ты заходи, раздевайся. Как там у тебя на квартире? Ремонт делаешь?
- Делаю. Слышь, па, я не могу сейчас – дел по горло. Как там маман?
- На базар пошла. Ты давай, раздевайся. Пока мамы нет, по двадцать капель примем. Праздник ведь!
- Не, па, я не могу. За рулем, и мне, и вправду, ехать в одно место надо. Я завтра к вам забегу. С Иркой. Все, пока, па, я побежал! Мамке – привет!
Проезжая мимо Центрального универмага, Карась вдруг затормозил, дал задний ход и остановился у тротуара. По ступенькам универмага сходил молодой азербайджанец, бережно поддерживая беременную жену с пестрым платком на голове. Не выходя из машины, Карась поманил его пальцем. Парень что-то сказал супруге и, настороженно поглядывая на Карася, подошел к «жигулям».
Карась приоткрыл дверь.
- Как тебя зовут? – лениво спросил он.
- Раиф.
- Раиф?
- Да, - парень начинал нервничать. Его молодая жена с выражением тревоги на лице подошла ближе.
- Слышь, Раиф, - Карась откинулся на спинку сиденья и уменьшил звук автомагнитолы, - Лема у вас не появлялся?
- Нет.
- Точно?
Парень не ответил.
- Я тебя спросил, - чуть повысил голос Карась.
Раиф отвел взгляд.
- Да, точно, - ответил он.
Карась выдержал паузу, в течение которой Раиф занервничал еще больше, и сказал:
- Значит, слушай сюда. Если узнаешь, что Лема или кто-то из тех двоих, что с ним убежали, появились поблизости, скажешь об этом или Калиеву вашему, или кому-нибудь из нас. Понял?
- Да.
Карась захлопнул дверь и резко тронулся с места. Обдав Раифа облаком выхлопных газов, «жигули» быстро набрали скорость и помчались в сторону рынка.
На перекрестке улиц Ленина и Октябрьской революции Карась едва не столкнулся с «маздой» Буряка. Несмотря на красный свет, Мишка лихо вырулил на «пятак», но, увидев едущего навстречу Карася, резко остановил машину и мигнул фарами. Не ожидавший такого маневра «москвич» позади Буряка еле успел вильнуть в сторону. Его вынесло на встречную полосу. Высекая дисками сноп искр о высокий бордюр, «москвич» проехал метров двадцать и остановился, ударив бампером припаркованный у обочины «запорожец».
Карась подъехал к Буряку и опустил стекло. Сзади требовательно засигналила какая-то «девятка».
- Здоров, - сказал Буряк.
- Здоров.
- Ты волыну с собой возишь?
- Ну, - Карась потрогал на всякий случай под сиденьем «макаров».
- Переховай, - посоветовал Мишка. – Только что Штанге звонил Смирнов и сказал, что у опера Астахова затребовали наше ОРД.
- ОРД?
Мишка посмотрел на Карася как на идиота.
- Оперативно-розыскное дело, - по слогам произнес он.
- А-а, - протянул Карась. – Фигово. А кто затребовал?
- Он не знает. Короче, пушку засунь куда-нибудь подальше, с собой пока не вози.
- Ясно, - нахмурился Карась. – Что-то готовится.
Никто вокруг них больше не сигналил. Шофера, злобно поглядывая на беседующих пацанов, объезжали их в два потока. Связываться с ними никто не решался.
- Так что, «поляна» сегодня отменяется? – все также хмуро спросил Карась.
- Да ты гонишь, Димон, - успокоил его Мишка. – С чего бы это? Все будет! И телки, и бухало. Ну, давай, я поехал. И не забудь, что я тебе про пушку сказал.
- А куда ты сейчас?
- Бензовозы на трассе надо встретить.
- А-а, ну, давай.
Садиться в голом виде за стол разрешалось только девушкам.
Разгоряченные баней и выпивкой пацаны все были подпоясаны простынями. Взмокший дядька, которого не известно кто сюда привел, негромко наигрывал на «ямахе» что-то блатное. На длинном столе, сплошь заставленном едой и «бухалом», царил хаос середины веселья. В воздухе плавал специфический зеленоватый дымок марихуаны – Бек, Олег и Чепа, аккуратно передавая друг другу туго забитый «бомбей», баловались «драпом». Возле них, отморожено моргая красными глазами, сидели две голые и уже укуренные малолетки.
Боксер со своей подругой шумно плескался в бассейне. В одном из двух массажных кабинетов, плохо закрывающаяся дверь которого была распахнута настежь, Блым, энергично двигая тощей задницей, во всю трудился над распластанной на столе девицей. Во втором кабинете уединился с коротко остриженной Оксаной Буряк. Мина, Жорик и Тарас, неспешно закусывая очередные сто грамм, что-то вполголоса обсуждали. Красивая высокая брюнетка с полной и слегка провисшей грудью, ненавязчиво массировала Жорику плечи.
Мокрая и приятно прохладная, только что из бассейна, Вика сидела на коленях у Карася и пила с ним «на брудершафт» мартини. Когда Карась, отставив фужер, властно раздвинул ей ноги и погрузил пальцы во влажную и горячую девичью щель, Вика прогнула спину и обвила его шею руками. Ее груди призывно заколыхались перед самым носом Карася.
Карась поцеловал один вмиг затвердевший темный сосок и потянулся к другому, как громкий треск выбитой из петель двери заставил Вику буквально подпрыгнуть на его коленях. Краем глаза Карась успел увидеть вскочившего из-за стола бледного Мину, и в следующий миг мощным броском он был кинут на пол и придавлен сверху чьим-то коленом. Вика с визгом отлетела в другую сторону. Топот, сдавленные крики и шум падающих тел заполнил все помещение.
С грохотом завалилась на пол «ямаха».
- Я ни при чем!!! Я музыкант!! Я ни… - знакомый Карасю звук удара в челюсть прервал эти причитания.
Карась видел перед собой на затертом линолеуме носок армейского полусапога на шнурках. Где-то всхлипывала девушка.
- Плыви сюда, - раздался со стороны бассейна чей-то начальственный голос. – Сюда, я сказал! И ты тоже.
- Отпустите меня, - невнятно бормотала укуренная малолетка. – Отпустите меня. Я домой хочу.
Карась чуть приподнял голову, но в тот же миг ему в затылок уперлось что-то круглое и холодное. Тяжелая туша на нем шевельнулась, вдавливая грудную клетку Карася в пол так, что даже затрещал позвоночник между его лопатками.
- Успокой его, - посоветовал кто-то сверху, и мощный удар под ухо тут же отправил Карася в нокаут.

Вопиющее недоразумение
- …и мы с корешем до Цыни почапали, - продолжался бесконечный треп двух бывалого вида сидельцев, - а там вся урла уже по-черному оттягивается…
Не смотря на проведенные в КПЗ сутки, Карась так и не смог привыкнуть к почти осязаемой камерной вони. Смрад исходил от параши, от немытых тел валяющихся рядом с ним на лежаке ханыг, от сохнущих на батарее чьих-то носков. И даже из заплеванного рукомойника несло болотной гнилью. Под потолком, вокруг убранной в проволочную решетку лампы неподвижно висели слои табачного дыма. Смрад липкой субстанцией пропитал всю одежду Карася. Во рту из-за нечищеных зубов стоял противный кисловатый привкус.
Карась поправил под головой скатку из куртки, с ненавистью покосился на горящую круглые сутки лампу и закрыл глаза. Лежать на спине было не очень удобно – на затылке за левым ухом образовалась обширная гематома, и ему приходилось постоянно держать голову повернутой вправо.
Утром приносили завтрак – лужу клейкой перловки в миске и два куска хлеба к ней. Карась от такой «хавки» отказался, в то время как битый оспой вертлявый мужичок с синими от татуировок пальцами вмиг оприходовал свою пайку и даже облизал ложку, не спуская глаз со «шлемки» Карася.
- Жри, - разрешил ему Карась, снова укладываясь на лежак.
Около девяти часов утра, - а время можно было определить лишь по голубоватому свечению, пробивающемуся сквозь густо зарешеченное оконце под потолком, - его повели на первый допрос.
- Присаживайся, - продолжая что-то писать, лощеный молодой мужик в кожаном пиджаке кивнул на стул. На его безымянном пальце поблескивал золотой перстень с витиеватой монограммой.
Сбоку от следовательского стола сидел уже знакомый Карасю адвокат Толчинский. Сопровождавший Карася конвоир вышел из кабинета, Толчинский встал и пожал Карасю руку.
- Как ты себя чувствуешь? – участливо поинтересовался он.
- Нормально, - буркнул Карась, усаживаясь на предложенный стул.
- Жалобы на обращение есть?
Карась тяжело посмотрел на адвоката и не ответил.
А за широким, забранным декоративной решеткой окном светило солнце и была видна расположенная через дорогу длинная девятиэтажка. На одном из балконов, перегнувшись через перила, одетая в синий халат тетка трусила дорожку; на другом, задумчиво глядя вдаль, курил мужик.
Следователь дописал свою бумагу, поставил подпись, бегло прочитал написанное и, ни слова не говоря, вышел из кабинета.
- Значит, Дима, слушай сюда, - Толчинский подался к Карасю. – Тут ты из-за Якубовского. Ты меня слушаешь?
- Слушаю, - не сразу ответил Карась. Очень хотелось на улицу! Подставить лицо солнцу, вдохнуть морозный воздух…
- Вот и слушай! И все делай, как я буду говорить! – Толчинский сделал паузу и добавил уже спокойно: - Иначе у тебя все перспективы сгнить в застенках.
- Да ладно, Семеныч, говори.
- И не Семеныч, а Вадим Семенович! Для твоего же блага. И не забывай об этом.
Карась снова посмотрел на дом. Тетка уже развешивала на балконе белье, а мужик, докурив, откинул щелчком окурок и вернулся в квартиру. На третьем этаже блеснула на солнце открываемая форточка.
- Ты у Якубовского с кем, с Феликсом был?
Карась тихо матюгнулся и буркнул в ответ:
- С Феликсом.
- Тебе, Дима, несказанно повезло, что Феликса вчера с вами не задержали. Иначе б я не знал, как выкрутиться. В общем, - Толчинский понизил голос и заглянул Карасю в глаза, - уходим в несознанку. Ты меня понял?
- Слышишь, а что, вообще, такое? – недовольно спросил вместо ответа Карась.
- То есть? – не понял адвокат. – Ты о чем?
- Чего из-за этого Якубовского нас всех повязали? ОМОН этот?
- А вот об этом надо было интересоваться раньше! – Толчинский даже подпрыгнул на стуле. – Раньше, понял? Младший сынок этого Якубовского, дорогой ты мой Карасик, работает в областной налоговой! И он не последняя спица там, понял? И ОМОН прислали оттуда же! – адвокат барабанил пальцами по столу и недовольно разглядывал Карася. – Так что банально отмазать тебя, Дима, на этот раз не получится. Если б не Ефрем, я бы вообще не знал, что делать. Задал ты всем хлопот.
- А Феликс что?
- Смылся в Калининград к сестре твой Феликс. Но ты о нем забудь, понял? – Толчинский снова заерзал на стуле. – Гм, значит, версия будет такая. Ты познакомился с одним типом, который назвался, скажем, Сергеем. Этот Сергей предложил тебе за какое-то вознаграждение разобраться со своим должником. Понял?
- Понял.
- Вот. А когда вы вошли к Якубовскому в квартиру, то увидели… Как вы там, погром основательный сделали? – со вздохом уточнил адвокат.
- Нет, он почти сразу бабло выложил. После короткого базара.
- А кто по шкафам и шифоньерам лазил?
Карась отвел взгляд:
- Вдвоем лазили.
- Значит так, - адвокат на минуту задумался и потер переносицу. – В общем так. Вы приехали к Якубовскому. Дверь была открыта. Вы вошли. Кругом – беспорядок. Сам Якубовский… Где вы его оставили?
- В ванной. Притопить хотели.
Толчинский со вздохом качнул головой и продолжил:
- В общем, вы нашли хозяина квартиры в ванной. Ты все понял? Вы нашли уже избитого хозяина квартиры в ванной, - медленно, по складам повторил адвокат, не сводя глаз с Карася.
- Да, понял, - покорно ответил тот.
- Уже легче. Ты пальцами голыми брал там что-нибудь?
- Брал. Но я потом повытирал все. На всякий случай.
Толчинский одобрительно кивнул, затем достал из «дипломата» целлофановый кулек с промасленным бумажным свертком внутри, небольшой пластмассовый термос и поставил все это на стол.
- Значит так, Дима, - сказал адвокат, - статьи, которые тебе «светят» очень серьезные и работы с тобой предстоит очень много, понял? Мы будем делать все, что возможно, а ты выполняешь все, что я тебе скажу. Только так мы сможем тебя вытащить. Договорились?
-Договорились.
- Это уже другое дело. На, поешь и расскажи мне заодно, за каким хреном ты тягал с собой в машине пистолет?..

- Ну что, наговорились? – в кабинет после звонка Толчинского вернулся следователь. Разложив перед собой на столе новые бумаги, он порылся в карманах, достал «Винстон» и закурил. Разговор он начинать не торопился.
Карась еле сдержался, чтобы не рыгнуть, стряхнул с мятых брюк крошки и покосился на стоящий возле телефона термос. Следователь переставил термос поближе к Карасю, и тот, взглянув на Толчинского, налил себе остатки душистого чая и с удовольствием его выпил. Съеденный гигантский бутерброд с маслом и колбасой частично вывел Карася из шокового состояния.
- Ну, приступим, - сказал следователь, когда Толчинский спрятал термос в «дипломат». – Моя фамилия Савченко, я буду вести ваше дело, – он вынул из ящика стола бланк протокола. – А теперь по порядку: фамилия, имя, отчество…
После выполнения всех формальностей Савченко достал из сейфа папку и положил ее перед собой.
- Гражданин Карасик, - заявил он, развязывая тесемки, - На основании собранных материалов о вашей многогранной деятельности и заявления потерпевшего гражданина Якубовского я вынес постановление о привлечении вас в качестве обвиняемого.
Он открыл папку и протянул Карасю два исписанных мелким почерком бланка.
- Подпишите внизу здесь и здесь, - Савченко показал пальцем, где ставить подпись, и продолжил: - Мерой пресечения вам избирается содержание под стражей. Вот санкция прокурора на ваш арест. С содержимым собранных материалов ваш адвокат, - кивок в сторону Толчинского, - ознакомлен и никаких претензий процессуального характера у него к следствию не возникло.
Освещенная солнцем девятиэтажка неодолимо манила взгляд Карася к себе, мешая сосредоточиться на словах следователя. Карась словно впервые видел на ее карнизе нахохлившихся голубей, и эту то ли девушку, то ли девочку, которая, раздвинув шторы, поливала из кружки на подоконнике цветы, и даже затеявшая уборку тетка вызывала сейчас умиление. Все такое обыденное и такое сейчас недоступное…
- Вы обвиняетесь, - продолжал между тем Савченко, - в ограблении гражданина Якубовского Александра Савельевича с проникновением в жилье и причинением потерпевшему тяжких телесных повреждений. Статья сто сорок один Уголовного кодекса УССР, часть третья – от четырех до восьми лет. Но, я думаю, прокурор будет требовать часть четвертую, от семи до десяти лет, а, Вадим Семенович?
- Вряд ли, - спокойно ответил Толчинский.
- Ну почему же? – удивился Савченко. – Мне, вообще, кажется, что в процессе следствия действия Карасика будут переквалифицированы по статье сто сорок два «Разбой» или, что скорее всего, сто сорок четыре – «Вымогательство», часть третья. А там, как вы знаете, и сроки поболее, и конфискация.
- Посмотрим, Андрей Иванович, посмотрим.
- Посмотрим, - пожал плечами Савченко. – И наконец, Карасик, тебе предъявляется обвинение по статье двести двадцать второй «Незаконное ношение, хранение, приобретение, - и так далее, - оружия». Но сроки тут, Карасик, по сравнению с предыдущими, просто детские, от двух до пяти, как у Чуковского.
Из-за воскресенья еще одни сутки Карась вынужден был провести в КПЗ.
Из головы не шли родители. Жалко было мать с ее больным сердцем, отца, который, не смотря на растерянность, сейчас, наверное, из кожи вон лезет, чтобы ее успокоить. Хотя, если конечно, Толчинский не соврал, их должны были заверить, что сына подставили, и скоро он будет на воле.
Поздно ночью, когда все чувства притупились и в голове вместо мыслей остались лишь их обрывки и какие-то неясные образы, Карась вдруг прямо перед собой увидел стройные и загорелые Юлькины ноги, ритмично крутящие педали катамарана. Сам же он сидел в лодке без весел, зная, что вот сейчас, сию секунду полезут к нему из воды худющий Древаль из Чугуева, Сипа со сломанной шеей, татуированный Яковлев… Знал, но сделать ничего не мог.
Карась резко сел и, тяжело дыша, уставился на запертую железную дверь камеры. Рядом, закрыв голову клетчатым пальто, свернулся калачиком «токарь шестого разряда» Леха. Карась провел ладонью по лицу, поправил куртку и улегся снова.
На следующее утро, в понедельник, после того, как Карась, сначала через силу, а потом на полном «автопилоте» доел свою миску полужидкой перловки, дверь в камеру открылась:
- Карасик! На выход.
Когда Карась, уже без напоминаний заложив руки за спину, переступил порог камеры, возле сержанта-конвоира он увидел Савченко. В руках у следователя была черная кожаная папка. Сержант длинным ключом запер дверь и отошел к стоящему в конце коридора столу.
- Карасик, - сказал Савченко, - где-то через полчаса я тебя вызову на допрос. Будешь отвечать так, как тебе Толчинский говорил. Если я тебе задам вопрос, который задавал вчера, ответишь на него точно так же. И никаких экспромтов. Ты меня понимаешь?
Карась быстро кивнул. Он слушал следователя напряженно, закусив губу.
- Ничего лишнего в кабинете вслух не произносить. Если Васильев захочет что-нибудь уточнить, ответишь так же, как и вчера. Отвечать старайся односложно – «да» или «нет». Если не знаешь, что ответить, посмотришь мельком, - мельком, понял? – на Толчинского. Он кивнет – значит «да». И наоборот. Все ясно?
- Да, - закивал Карась. – Я понял.
- На, - Савченко достал из папки несколько густо исписанных бланков. – Быстро прочти. Только внимательно! И подпишешь в конце и каждую страницу отдельно.
Это был датированный вчерашним числом «Протокол допроса обвиняемого».
В кабинете следователя на этот раз кроме самого Савченко и Толчинского находился какой-то низкорослый хмырь в очках с толстыми увеличительными стеклами. Одет был хмырь в дорогую итальянскую дубленку, под которой виднелся темно-синий прокурорский китель. Свою норковую шапку Васильев по-хозяйски положил на бумаги Савченко.
Некоторое время прокурор, моргая большими навыкате глазами, разглядывал из-за стекол Карася. Затем сухо спросил:
- Кожуховского знаешь?
Толчинский безразлично пожал плечами и кивнул.
- Знаю, - ответил Карась. – Несколько раз видел в ресторане. И на рынке.
- Ты работаешь в «Фениксе»?
- Э-э, да.
- Кем?
- Ну, охранник на рынке.
- Оружие у всех есть?
- Нет… То есть, как это? – заморгал Карась, переводя взгляд с прокурора на Толчинского. – Ни у кого я не видел никакого оружия.
Не обращая внимания на растерянность Карася, прокурор Васильев взял со стола протоколы допросов и принялся внимательно их изучать, поправляя время от времени сползающие с носа очки.
В кабинете повисла тишина. Савченко заполнял какой-то новый бланк, адвокат Толчинский, поглаживая лежащий у него на коленях «дипломат», внимательно следил за выражением лица прокурора.
Наконец Васильев прочитал последнюю страницу и повернулся к Савченко:
- Твое произведение? – он бросил протоколы на стол. – В суд передавать пока рано. Доработай доказательную базу. И потом, - прокурор вдруг запнулся и снова уставился на Карася, затем взял со стола клочок бумаги и что-то на нем написал. Бумагу он передал Толчинскому. Тот быстро прочитал записку и согласно кивнул. – И потом, - повторил Васильев, - меня не устраивают объяснения обвиняемого о том, каким образом незарегистрированное огнестрельное оружие оказалось в его автомобиле.
- Мы доработаем, - согласился Савченко.
- Вот, - прокурор посмотрел на часы. – Ну, в общем, все ясно, да? – он надел шапку, последний раз окинул Карася цепким и колючим взглядом и, ни с кем не попрощавшись, вышел из кабинета.
Видя, что Карась хочет что-то сказать, Толчинский покачал головой и приложил палец к губам.
- Дима, тебя сегодня отвезут в следственный изолятор, - начал он, подтягивая к себе из-за следовательского стола большую спортивную сумку. – Тут мы уже собрали самое необходимое, что может там понадобиться на первых порах.
Карась беззвучно матюгнулся и мрачно уставился в окно.
Громко «вжикнула» «молния».
- Вот тут вот, в этом пакете, - чуть повысил голос адвокат, - твои предметы личной гигиены: зубная паста, мыло и так далее, - он достал из кармана сложенные вчетверо два тетрадных листа и протянул их Карасю.
Карась удивленно посмотрел сначала на Толчинского, потом на Савченко. Толчинский нетерпеливо дернул рукой. Карась забрал бумагу и развернул записку. Адвокат кивнул и продолжил:
- Вот это – постельное белье. Его лучше иметь свое. Так, ага, вот лекарства на всякий случай. Тут у тебя уголь активированный, анальгин…
На первом листе почерком самого Толчинского было написано: «Дима! Ты по-любому должен будешь отправиться в СИЗО. Не беспокойся, тебя там встретят и в обиду не дадут. О деле ни с кем не разговаривай! Обо всем позаботился Ефрем, он, кстати, привет тебе передает, говорит, долг платежом красен. Привет тебе и от товарищей. Всех, кроме тебя, уже отпустили. Деньги Якубовскому придется отдать и от суда отвертеться никак не получится. Я тебе это написал потому, что Савченко говорит, что вчера у всех опять потребовали сдать ключи от кабинетов. Так что, мало ли чего, держи язык за зубами. Был вчера у твоих дома, сказал, что произошло вопиющее недоразумение, которое скоро раз-…» Карась перевернул лист. «…решится в нашу пользу. Ездил, как ты просил, к твоей Ирине. Она тоже знает, что ты невиновен. Если хочешь что-нибудь ей передать, можешь об этом сказать.
Запомни!!! Деньги на квартиру тебе занял (5000 долл.) Рушников Анатолий Николаевич, директор ООО «Феникс», понял??? Деньги он тебе передал в субботу, 12-го января в помещении «Феникса». Не забудь!!!»
- …Значит, чай, сахар, бумага туалетная. Вот два блока сигарет, - продолжал тем временем Толчинский, вопросительно глядя на Карася.
Карась кивнул, отдал адвокату записку и со вздохом спросил:
- А курево зачем?
- Отдашь в камере смотрящему.

Везуха конкретная
После часовой тряски на жесткой скамье в полумраке отсека Карась почувствовал, как «воронок» остановился. Послышался шум какого-то механизма. Когда он стих, «воронок» проехал еще несколько метров и под потолком тускло засветился убранный за решетку плафон. Снаружи раздалась приглушенная железными стенами речь конвоя, решетчатая дверь отсека распахнулась и здоровенный сержант с дубинкой и кобурой на поясе скомандовал:
- По одному с вещами на выход!
Всех вновь прибывших, а их было одиннадцать человек, выстроили вдоль стены и провели перекличку. По обе стороны от арестантов стояли одетые в камуфляж охранники. Один держал на поводке небольшую, но, вероятно, злющую овчарку. Командовал ими капитан внутренних войск с красной повязкой на рукаве. Капитан забрал у конвойного старлея документы, где-то расписался и спросил:
- Жалобы, претензии?
Затем их завели в бокс и заставили раздеться. Догола.
- Беспалый! – выкрикнул первую фамилию из списка капитан.
Переступая босыми ногами по холодному цементному полу и держа в одной руке сумку, а другой прижимая к боку снятую одежду, арестант направился к длинному низкому столу, по ту сторону которого его поджидала пожилая тетка с погонами старшего сержанта на мощных плечах. Начался «шмон».
Тетка тщательно прощупала каждый шов в одежде зека и заглянула в его торбу.
- Что тут? – спросила она, вытягивая из нее набитый пачками чая кулек.
- Чай.
- Высыпай, - она указала на стол.
- Стань тут… Наклонись… Раздвинь ягодицы…
- Игнатов!
- Это что?.. Не положено… Стань тут… Наклонись…
Странно, но Карася позвали к досмотру самым последним. Пока баба-сержант бегло перебирала содержимое его сумки, голых зеков погнали к следующим дверям.
- Вот, Карасик, - капитан достал из кармана согнутую пополам пачку долларов, - я тебе их передал, видишь? Пересчитай.
Удивленный Карась недоверчиво посмотрел на капитана с повязкой, потом на тетку-шмональщицу. Оглянулся на всякий случай на оставшегося в боксе охранника, - тот расслабленно поигрывал дубинкой, с интересом наблюдая за происходящим, - и пересчитал деньги. Здесь оказалось пятнадцать пятидолларовых купюр, десять двадцатидолларовых и ворох мятых однодолларовых банкнот. Необычность ситуации мешала сосредоточиться, поэтому выяснять, сколько всего у него денег, Карась не стал.
- Триста баксов, - помог капитан. – Все правильно?
Карась кивнул.
- Прячь их в носок, - капитан показал на сумку. – На самое дно.
После бани, - душа с дико горячей водой и маленьким куском хозяйственного мыла, - их погнали на медосмотр. На этот раз разрешили одеть горячие, только что из «прожарки» трусы. У некоторых резинки в трусах расплавились, и арестанты вынуждены были поддерживать их руками.
Молодой и упитанный доктор с безразличной физиономией приставил через решетку холодное зеркало стетоскопа к груди Карася.
- Повернись спиной. Дыши. Не дыши. Повернись сюда. Жалобы есть?
- На сердце? – Карась снова встретился взглядом с капитаном. Тот стоял возле стола, за которым уже не молодой фельдшер заполнял формуляр. Капитан добродушно кивнул. – Ну… Есть. Болит.
- Запиши, - доктор подошел к фельдшеру, - ибээс, вээсдэ по гипертоническому типу, адээсдэ сто шестьдесят на сто десять…
Брать из вены кровь у Карася не стали.
Потом их сфотографировали, сняли отпечатки пальцев, ладоней и даже стоп, выдали серое и все в каких-то сизых штампах постельное белье, ложку и миску, и развели по камерам.
Началось бесконечное «Стоять! Лицом к стене!», скрип замков, лязг засовов, «Проходи!».
Наконец, посреди очередного гулкого коридора, стены которого были выкрашены зеленой масляной краской а по бокам тянулись железные двери с «кормушками» и глазками, идущий впереди охранник остановился, сверился по какой-то бумажке.
- Стоять! Лицом к стене!
Кто-то из надзирателей открыл дверь в камеру.
- Проходи!
Карась переступил высокий порог и тут же машинально сделал шаг назад – табачный дым и тяжелый гнилостный смрад ворвались в легкие и кляпом встали поперек горла. Но выход назад был уже закрыт. На него уставились десятка полтора пар равнодушных глаз.
Ряды сваренных из уголков двухъярусных шконок оставляли посреди камеры неширокий проход. В его середине стоял длинный стол, сплошь заставленный алюминиевыми мисками. Под него были задвинуты две лавки. Зеки по двое, по трое сидели на нижних шконках, занимаясь, кто чем. На верхних спали или просто валялись другие сокамерники. Возле дверей один смешливый мужичок стирал в рукомойнике какое-то темное тряпье, улыбаясь Карасю беззубой улыбкой. Чуть дальше, огороженный сшитыми вместе простынями угол на постаменте, вероятно, был парашей, там лилась вода и кто-то громко сморкался. Царящая в камере вонь усиливалась необычайной духотой и жарой. Картину дополнял неумолчный гул голосов разговаривающих друг с другом людей.
На проходе появился молодой парень. Криво улыбаясь, он сверкал фиксой и приближался к Карасю разболтанной и ленивой походкой.
- Почет и слава первоходам! – закричал он еще издали.
Позади него с верхних шконок спрыгнули еще двое.
- Ну, не стой ты как тюльпан в стакане, - парень подошел к Карасю. - Заходи, пассажиром будешь! А что у тебя в фоле? Сам понимаешь, вступительный взнос в семью – с порога. Тамбики есть? Чехнарь? Давай! – пацан протянул руку. Двое других стояли чуть поодаль, разглядывая Карася, в общем-то, беззлобно.
Разговоры на ближайших нарах стихли – арестанты с интересом наблюдали за происходящим у двери.
- Ну ты долго будешь тормоза подпирать?
Перебирая потными пальцами ручки спортивной сумки, Карась лихорадочно соображал, мог ли кэп с повязкой, который передал ему триста баксов и присутствовал при написании какого-то идиотского диагноза, ошибиться и сунуть Карася не в ту камеру. Ведь он не пошел с разводящими! А Толчинский еще говорил: «Отдашь сигареты смотрящему». А вдруг это проверка такая?! Никто вокруг Карася, кроме этого чмыря, агрессии не выказывал. Просто смотрели, что будет. Ну, блин…
Карась не сильно, но достаточно резко оттолкнул гопника сумкой от себя. Тот отбежал в сторону и еле устоял на ногах.
- Свой взнос в семью я сделаю сам, - заявил не вполне уверенно Карась, направляясь вглубь камеры.
Один из парней, не преграждая ему путь, спросил:
- Тебя как зовут?
- Рыба.
Парень кивнул своему товарищу и бросил Карасю:
- Пошли.
В дальнем от входа углу камеры, куда провели Карася, дышалось легче. Здесь, под зарешеченным окном стояла аккуратно заправленная шконка без верхнего яруса. На застеленной газетой тумбочке возле нее находилось зеркало, на свежем номере журнала «Мир» стояла расписная эмалированная кружка. По коричневому байковому одеялу неторопливо пробежал таракан.
Зеки на соседних шконках располагались по одному. В основном это были молодые пацаны. Кое в ком накачанные бицепсы и сломанные в поединках носы выдавали бывших спортсменов. Словно ожидая представления, парни разглядывали Карася с живым интересом.
Карась остановился перед застеленной койкой, переложил сумку в другую руку и огляделся по сторонам.
- Привет, - сказал он.
- И тебе привет, коль явился, - послышалось сзади. По проходу к Карасю приближался голый по пояс толстый мордатый мужик. Он вытирал махровым полотенцем лысину и пристально смотрел на Карася. Бритоголовый шкет нес за ним зубную щетку, пасту и мыльницу.
Мордатый бросил полотенце на прибранную шконку и грузно на нее опустился.
- Присаживайся, - он показал на соседнюю койку. – Жерик, а ну, подвинься там – человек с этапа. Ну что, драконы жути не нагоняли? Нет? Оно и хорошо… Меня зовут Мирон. Пацаны вокруг, - Мирон небрежно махнул рукой, - правильные, чего и тебе желаю. На икону молиться не заставляю, но пороть косяки не советую. Смотрящий – я, и со всеми вопросами – ко мне.
Карась посмотрел по сторонам и, здороваясь, уважительно кивнул сокамерникам.
- Маляву про тебя мы получили, - продолжал Мирон. – Большие люди за тебя пишутся. Почет тебе за это и уважение. Но, опять-таки, все зависит от тебя. Располагайся пока, обживайся.
- Спасибо, Мирон, - Карась подхватил подчеркнуто-вежливую интонацию смотрящего. – Я всегда придерживаюсь правил.
Видя, что Мирон благосклонно хмыкнул в ответ, Карась наклонился и расстегнул стоящую у ног сумку.
- Вот, прими в общак, - Карась достал два блока «Мальборо». Братва вокруг одобрительно загудела. – Тут еще чай, сгущенка…
- Давай потом, Рыба, - остановил его Мирон. – Сначала устройся, переоденься, помой руки. Никто тебя в шею не гонит. Саня. Саня! Растолкайте там Гончара!
Малый на верхней полке с трудом оторвал заспанную физиономию от подушки:
- Чего?
- Саня, освободи чувал, на нем теперь Рыба будет спать.
- Но почему, Мирон?! Я что, не…
- Ну, ты услышал, что я сказал, да? – с брезгливой миной поинтересовался Мирон.
- Услышал, - угрюмо ответил Саня. Он спрыгнул на пол, сдернул с матраса простыню и вытряхнул из наволочки подушку.
- Потесни там мужиков, - сказал ему Мирон. – У них, я знаю, две шконки трое ширевых между собой делят. Им и одной хватит.
Эта камера оказалась карантинной, однако вместо положенных десяти суток Карась провел в ней только одну ночь. Следующим утром его снова вызвали с вещами на выход.
- Везуха тебе, Рыба, - хлопнул его по плечу Мирон. – На «тройку» переходишь.
- Что за «тройка»? – насторожился Карась. После вчерашнего самогона болела голова, и соображалось туго.
- Хата на троих или четверых, - снисходительно пояснил Мирон. – В общем, везуха конкретная.
Карась быстро упаковал свои вещи, тепло простился со смотрящим, пожал руки братве и с сумкой направился к выходу.
В новой камере из четырех шконок заняты были только две нижние.
На одной из них опрятный пожилой мужик в спортивном костюме, заложив руку за голову, читал книгу. На другой рыжий парень с неприветливым худым лицом слушал плейер. Шконка над ним служила, по всей видимости, и столом, и кладовкой – на положенной поверх матраса доске стояли две кружки, миски, из банки с коричневыми потеками торчал кипятильник, здесь же, завернутые в полиэтиленовые кульки, лежали продукты.
У ног мужика в спортивном костюме, на тумбочке стоял красный портативный телевизор «Юность». Из его антенного гнезда к оконной решетке тянулась тонкая медная проволока. Телевизор был выключен.
- Привет, - ни к кому не обращаясь, произнес Карась, закидывая свою сумку на свободную шконку.

Подсудимый
Потекли однообразно серые и ничем не примечательные дни. В прогулочном боксе февральская стужа постепенно сменилась мартовской сыростью. Сверху, сквозь густую решетку все чаще пробивались ласковые солнечные лучи, а в воздухе запахло весной.
Свидания с родителями, которые проходили с разрешения Савченко раз в неделю, Карасю радости не доставляли. Отец с матерью сидели за стеклянной перегородкой и разговаривали с сыном по очереди, передавая телефонную трубку друг другу. Вернее, разговаривал, в основном, отец, мать же сидела рядом с ним строгая и, поджав губы, хмуро смотрела на Карася.
- А у нас все нормально, в общем… - не зная, что еще сказать, батя вздохнул, обвел взглядом помещение и пожал плечами. – Ну, а ты как?
- Да ничего, па. У меня все хорошо. Нет, правда! Слышишь, дай мамке трубку… Ма, ну, чего ты? Все нормально, все будет хорошо. Вот увидишь, ма!
- Зачем ты это сделал? – с тяжелым вздохом спросила мать.
- Что – «это»? – округлил глаза Карась. – Вам же все объяснили. Я лишь был свидетелем, понимаешь? Ма, ну сколько можно объяснять? И Якубовского этого не трогал и пальцем. Мы просто не вовремя к нему приехали. Слышишь, ма? Ма!
Но мать уже отдала трубку отцу.
Когда свидание закончилось и Карася повели на выход, в дверях он оглянулся и увидел, как мама, тяжело дыша, держится за сердце, а батя лихорадочно роется в ее сумке в поисках валидола.
На первое судебное заседание, которое состоялось позавчера, родители и вовсе пришли как на похороны. Мать сидела ровная, как струна, и, зажав в руке платок, отрешенно смотрела в одну точку перед собой. Отец ей что-то постоянно нашептывал и нежно гладил ее руку.
Потерпевшая сторона была представлена дородной, щедро увешанной золотом супругой Якубовского и его не то младшим, не то старшим сыном. Держались они очень напряженно, и смотреть в сторону Карася явно избегали. Недалеко от них сидел Савченко с кожаной папкой в руках. Рядом нервно ерзала на стуле бабка – соседка Якубовского. Она с откровенным испугом пялилась на Карася.
Мишка, Блым, Жорик и Мина пришли в суд, чтобы морально поддержать кореша. Когда же в зал, широко переставляя ноги-колонны, вошел Штангист с повязанным вокруг бычьей шеи галстуком и в потрескивающем на плечах пиджаке какого-то немыслимого малинового цвета, Карась впервые, наверное, за этот месяц улыбнулся и помахал им через решетку рукой. Было еще много незнакомых людей. А вот Ирка не пришла.
Когда судья зачитал перечень участников процесса, в числе свидетелей, к удивлению Карася, кроме дерганой бабки, оказались Жорик и Штанга. Причиной же неявки потерпевшего было объявлено тяжелое состояние его здоровья.
Долго и нудно судья - строгой, почти киношной наружности мужик с седыми висками, - уточнял у Карася его фамилию, имя, и отчество, выяснял подробности его биографии.
Как и учил Толчинский, на все вопросы Карась отвечал вежливо и спокойно. И судья, кажется, это оценил.
- Подсудимый, - спросил он, - вы понимаете суть предъявленных вам обвинений?
Карась снова встал со скамьи и ответил:
- Да, вполне.
После того, как Карась отказался признать себя виновным в грабеже, прокурор Васильев и Толчинский посовещались с судьей, и тот принял решение отложить разбирательство дела «в связи с неявкой потерпевшего».
Перед тем, как Карася вывели из зала, к решетке подошел Толчинский.
- Молодец, Дима, - бодро похвалил он подзащитного. – Все будет по-нашему. Потерпевшую сторону видел? – спросил адвокат вполголоса.
Медленно продвигаясь в толпе к выходу, супруга Якубовского с сыном пропускали людей вперед, стараясь оказаться как можно дальше от маячившего впереди мясистого затылка Мины. Словно почувствовав на себе пристальный взгляд, Якубовский-младший поднял глаза на Карася и тут же испуганно отвернулся.
- Это он в налоговой работает? – спросил Карась.
- Да, - Толчинский подмигнул.
Карась расплылся в улыбке и протянул к конвоиру руки.

Толчинский наведывался в тюрьму почти каждый день, всякий раз привозя с собой увесистый «пакован» с продовольствием.
- Значит так, Дима, - адвокат разложил перед собой бумаги. – Следующий суд у нас только семнадцатого апреля. Не кривись, так надо. Отдыхай пока, набирайся сил. Тебе и так почти курортные условия создали.
- Ни фига себе курорт, - пробормотал Карась, глядя на зарешеченное оконце под потолком.
- Но так это же тюрьма, Дима, - удивился Толчинский. – Чего ты хочешь?
Карась тяжко вздохнул.
- Слышишь, Абрамыч, - взмолился он, - вытяни меня отсюда, а?
Толчинский некоторое время молча смотрел на Карася, затем неожиданно усмехнулся:
- Что, неймется по весне?
Карась с ненавистью оглянулся на запертую дверь, снова вздохнул.
- Да ну надоело по ночам на порнуху передергивать, - сказал он. – И, вообще, тут плесенью покрываюсь. Кругом эти стены, блин. Мне уже кажется, что я год тут торчу.
- Я понимаю, - согласился с ним адвокат. – Но и ты понимай, где находишься! И почему!
- Че ты орешь? – Карась смотрел Толчинскому прямо в зрачки.
Толчинский отвел взгляд, покашлял в кулак и бесцельно переложил на столе пару бумажек.
- «Че ты орешь», «че ты орешь», - пробормотал он себе под нос. Еще раз прокашлялся и уже твердым голосом произнес: - Ладно, гм, нервы у всех, гм. Хм. По поводу «передергиваний». Назначим, пожалуй, тебе общественного защитника, - Толчинский многозначительно шевельнул бровью. – Ирина подойдет?
- Какая Ирина?
- Да твоя Ирина, твоя!
- А как она там? – Карась ничего не понимал, но, видя веселье Толчинского, понемногу оживился.
- Спросишь у нее сам, - сказал адвокат. – А пока вернемся к нашим баранам. Значит, тактику поведения на суде оставляем прежнюю. По факту…

Адвокат не подвел. Через три дня, едва конвоир, поставив Карася лицом к стене, открыл дверь следственной комнаты, Карась ощутил тонкий аромат женщины. Что это было – духи или дезодорант, - неважно! Ирка была тут!!!
Одетая в темно-синий брючный костюм, она стояла рядом с Толчинским и напряженно вглядывалась в вошедшего в камеру Карася. Ее сумочка лежала на столе возле адвокатского «дипломата».
- Сколько им времени давать? – спросил с похабной ухмылкой на физиономии охранник.
- Да ну сколько, - адвокат смущенно потер нос. – В общем, Дима, это – Ирина Анатольевна. По ходатайству трудового коллектива Центрального рынка она назначена твоим общественным защитником. Вы теперь будете видеться часто. А на первый раз, я думаю, что, э-э, два часа для, э-э, ознакомления с материалами дела вам хватит, - Толчинский забрал из «дипломата» сигареты и зажигалку, и они вдвоем с охранником вышли из камеры.
С тихим скрежетом дважды провернулся в замочной скважине ключ.
- Ирка! Родная! - Карась бросился к девушке и заключил ее в объятия. – Сколько же я тебя не видел?! – не в силах сдерживаться, он приподнял за подбородок ее лицо кверху и впился долгим поцелуем в мягкие девичьи губы.
Но как ни старался Карась, как ни гладил ее всю, от затылка до соблазнительно упругой попки, сколько не мял через застегнутый пиджак ее грудь, Иркины губы оставались плотно сжатыми и на ласки не реагировали. Карась это почувствовал. И это было неприятно.
Он открыл глаза и внимательно посмотрел на девушку:
- В чем дело?
- Дима, ну, не могу я тут, - Ирина с тоской, смешанной с брезгливостью, обвела камеру взглядом. Потом виновато посмотрела на Карася: - Как-то это все не располагает.
Карась еле сдержался, чтобы не вспылить и выдавил из себя улыбку.
- Ты хоть поздоровайся со мной, а?
- Дима, ну что ты как маленький? - Ирка обвила шею Карася руками и звонко чмокнула его в щеку.
- Не-а, - Карась помотал головой и сел на стол. – Сюда, - он показал на свои губы.
Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, потом Карась медленно опустил веки.
Тонкие холодные пальцы коснулись его лица. Не открывая глаз, Карась поцеловал девичьи ладони и мягко, но настойчиво привлек Ирину к себе...

Через полчаса довольный Карась помог Ирине застегнуть лифчик и расслабленно улегся на столе, положив под голову «дипломат» Толчинского.
- А ты что, и вправду, у нас на рынке теперь работаешь? – спросил он.
- Да, представляешь? – Ирка застегнула блузку и заправила ее в брюки. – Вадим Абрамович посодействовал. И зарплата теперь в два раза больше будет, чем в косметическом салоне. Девки наши в шоке, прикинь! – она одела пиджак и брезгливо подняла со стола два связанных узлом презерватива. – Куда эту гадость девать?
- Абрамычу в «дипломат» засунь. Ха-ха-ха-ха-ха!! – отсмеявшись, Карась посмотрел на нее как на ребенка и махнул рукой: - Да положи их в сумку. Где-нибудь по пути выкинешь. Слышь, Ируха, а может, давай без резинки разок, а?
Ирка оторвалась от зеркальца и решительно ответила:
- Нет! Дима, нет. Тем более, без резинки. Я уже губы накрасила. А мыться потом как? В этой конуре даже рукомойника нет.

Сотрудничество
Негромко звякнула железом «кормушка». Серега как ужаленный подскочил на шконке и бросился к двери. После короткого невнятного разговора он вернулся на свое место и вытряхнул из сигаретной пачки закупоренный флакон с коричневой жижей внутри и одноразовый шприц в упаковке.
На тумбочке приглушенно бубнил телевизор. Толстые стены СИЗО экранировали радиосигнал, поэтому картинка была скверного качества, а временами исчезала совсем.
Карась валялся на своей «пальме» - так, оказывается, по-тюремному назывались верхние нары – и читал книгу какого-то академика Шкловского об эволюции звезд. И, хотя ничего смешного в книге академика не было, Карась улыбался.
- Ну, все, Дима! Считай, приговор у нас в кармане! – так встретил Карася на сегодняшнем свидании Толчинский. – Завтра у нас суд, и ты на воле! Коллектив берет тебя на поруки.
- Блин, правда?! – счастливо заулыбался Карась. – Ты не шутишь?
- Ну, кто ж такими вещами шутит? – адвокат снисходительно улыбнулся в ответ. – Якубовский от своих показаний против тебя отказался.
Карась ликовал. Эту заветную фразу захотелось услышать еще раз.
- Да?! Отказался?!
- Отказался, отказался, Дима. Этот пункт обвинения с нас завтра будет снят. А вот за «макаров» в твоей машине суд тебе все-таки влепит два года условно с испытательным сроком.
Но такая мелочь Карася не расстроила.
- Да это понты! – отмахнулся он. – А я не понял, выходит, Якубовский меня оговорил, что ли? Ему что, за это ничего не будет?
- Ну ты даешь, - покачал головой адвокат. – Не забывай, Дима, поговорку про жадность и фраера. Никакого встречного обвинения мы предъявлять не будем. Пусть живет.
- Пусть, - согласился Карась. Неожиданно он с хрустом потянулся и коротко хохотнул. - Прикинь, завтра на волю!!
- Но это еще не все, - Толчинский внимательно посмотрел на своего подзащитного. – Квартиру тебе придется отдать.
Улыбка сошла с лица Карася.
- Не понял, - сказал он. – Как это – отдать? Кому?
- Васильеву, - ответил адвокат. – Пропишешь у себя его дочь, переоформишь ее в ответственного квартиросъемщика, потом выпишешься. Так надо, Дима, так надо.
- Твою ж мать… - Карась сплюнул на бетонный пол. – Сука. Слышишь, Абрамыч, а потом судья себе что-нибудь попросит, да?
- Судья уже свое получил, не волнуйся. А квартиру придется отдать, - с сожалением развел руками Толчинский.
- Да пошли они все! Хрен с ними. Пусть забирают хату. Я себе новую как-нибудь куплю. Главное – на свободу выйти, а то два месяца уже в этой тюряге вонючей кисну. Блин, Абрамыч! Завтра на волю! – и Карась снова заулыбался.
Карась откинул книгу и заложил руки за голову. Все-таки классно быть частью сплоченной и мощной команды! За кого еще братаны так побеспокоятся?
Эта мысль показалась Карасю несколько наивной, но, все же, верной. А что, пей, ешь вволю, валяйся целый день, читай книги. И Ефрем нормальным мужиком оказался, не забыл, кто его от пули в лоб спас. А скоро на волю. Какой «скоро»?! Завтра же! Завтра – свобода!!!
С блаженной улыбкой Карась увидел себя посреди широкой улицы. Нет! Посреди залитой солнцем площади! Хочу, иду направо, хочу – налево. Что хочу, то и делаю!
Блин! Последняя ночь в камере! А завтра вечером – широченный и мягкий диван, и Ирка под боком! Но перед этим мы гульнем в «Тринадцатом километре». Ох, и гульнем!
- Дима, - раздалось снизу, - правильный восьмиугольник. Семь букв, шестая – «дэ».
- Что? – Карась свесил голову вниз.
Витальевич под ним, грызя кончик ручки, разгадывал кроссворд.
- Я говорю, - повторил он, - «правильный восьмиугольник», семь букв, шестая – «дэ».
- Октаэдр, - легко вспомнил Карась.
Рыжий Серега уже «ширнулся». Он лежал с наполовину прикрытыми глазами на боку и медленно дышал через рот. Вся внутренняя поверхность его локтевого сгиба была испещрена плохо заживающими ранками от предыдущих уколов. Испачканный кровью шприц валялся рядом.
- И правда, «октаэдр». Подходит. А вот…
Снова звякнула «кормушка» и в замке заскрипел ключ. Дверь отворилась.
- Карасик! На выход.
Карась и Валерий Витальевич переглянулись – только что по телевизору окончился шестичасовой вечерний выпуск новостей.
- А что случилось? Куда? – Карась спрыгнул на пол. – Ведь шесть часов уже было.
- На выход, - бесстрастно повторил сержант, похлопывая себя дубинкой по бедру.
Карась быстро надел кроссовки, заложил руки за спину и вышел из камеры.
- Лицом к стене, - охранник запер камеру. – Пошел.
Спустились на этаж ниже, и пошли по длинному, поделенному на отсеки коридору. У каждого «шлюза» Карася ставили лицом к стене. Открывалась очередная сваренная из арматуры клетка, и они проходили дальше, а сзади с сухим щелчком клацал замок. С каждым шагом Карася все больше и больше охватывало беспокойство.
В следственной комнате, куда его привели, за столом сидел мужик лет сорока в темном костюме и какой-то усредненной наружности.
У Карася противно сжался желудок – перед мужиком на столе лежало его уголовное дело. Здесь же стоял маленький портативный магнитофон с уже вставленной кассетой.
Стараясь не выдать волнения, Карась осторожно уселся на привинченный к полу табурет.
- Я разрешал садиться? – сухо осведомился мужик.
Карась непонимающе уставился на мужика. Но, встретив его холодный и немигающий взгляд, он сглотнул подступивший к горлу комок и поспешил встать.
Мужик открыл дело, перевернул несколько страниц.
- Садись, - чуть слышно произнес он.
В напряженной тишине шуршали переворачиваемые страницы. Некоторые места мужик проглядывал бегло, другие, особенно показания Карася, изучал очень внимательно.
Стараясь взять себя в руки, Карась попытался расслабиться и думать о чем-нибудь постороннем. Но ничего из этого не получалось.
- Да, - мужик вдруг кивнул сам себе, - хороший у тебя адвокат. Хороший? – спросил он.
- Да, - растерялся Карась, - хороший…
- А в камере тебе как, нормально?
- На воле лучше, - Карась через силу улыбнулся.
- Ты там окажешься нескоро. И сидеть ты теперь будешь в нормальной общей камере человек на пятьдесят, а не на блатной «тройке» как сейчас. А дело твое мы передадим на доследование. Но уже под моим личным контролем, - мужик не сводил с Карася глаз. – Так что о свободе можешь забыть. Потому что ты – убийца.
Последние слова прозвучали как будто издалека.
- Нет, - Карась глупо улыбнулся и замотал головой, - нет. Какой я убийца? Нет.
- Нет? – зловеще переспросил мужик. Он вынул откуда-то из-под стола наверняка заранее приготовленные фотографии и передал часть из них Карасю. – На! Смотри!
На первой фотографии Карась увидел лежащий в яме, в грязной луже труп. Вокруг ямы из-под палой листвы пробивалась молодая трава.
Следующий снимок – голова трупа. Отвисшая челюсть, оголенные верхние зубы, впалые щеки и глазницы, страдальчески приподнятые «домиком» брови. Очень коротко остриженные волосы были забиты грязью. Левая сторона шеи была обезображена глубокой раной с рваными и черными от запекшейся крови краями. К ране была прислонена масштабная линейка.
Чувствуя, как гора скатывается с плеч, Карась посмотрел на третью фотографию. Это был снимок связанных за спиной рук.
Убитого Карась никогда раньше не видел, и знать его не знает. Он пожал плечами и уже свободно посмотрел на сидящего за столом мужика.
- Ты его не знаешь, да? – догадался тот.
- Не знаю.
- Или, может, забыл?
- Нет, я его не знаю.
- Так и записать в протокол?
Карась молча пожал плечами. Было что-то в этом типе такое, что держало в постоянном напряжении.
С деланным сожалением мужик вздохнул и сказал:
- Я вижу, ты не понимаешь, с кем сейчас говоришь. Я – не милиция и не прокуратура. Но, если мне понадобится, ты и пять, и десять лет тут просидишь. Без суда и следствия. И никакой Толчинский тебе не поможет. А я тебя засуну в такую «хату», что ты пищать будешь, ты поверь.
- Да не знаю я его! – воскликнул Карась. – Как вы не поймете?!
- Стой! – мужик вскинул руку. – Ты мне уже надоел, - он нажал красную кнопку магнитофона и взглядом, не предвещающим ничего хорошего, посмотрел на Карася. – Значит, ты утверждаешь, что Пахомова Игоря Николаевича, кличка – «Пахом», ты не знал и никогда не видел?
Мороз пробежал по спине Карася.
- Какого Пахома?
- Отвечай на вопрос!
- Н-нет… Не знал.
- Но видел! Видел?! Отвечай!
Карась еще раз посмотрел на фотографию. Восково-желтая кожа искаженного гримасой страдания лица, заостренный нос, провалы глазниц, широко разинутый рот… Может, это не тот Пахом?
- Нет. Этого не видел, - Карась вытер вспотевшие ладони о штаны.
- И дома у него не был?
- Нет…
- Нет, - удовлетворенно повторил мужик. Он выбрал из стопки фотографий перед собой одну, и показал ее Карасю.
- А это ты узнаешь?
На черно-белом снимке был виден валяющийся на полу кухонный нож с полосатой рукояткой. Рядом виднелся край стоящего на полу телефона.
- Нож, найденный в квартире Пахомова. Узнал? – мужик отбросил фотографию и достал из-под стола прозрачный полиэтиленовый кулек. В кульке лежал тот самый нож. Большой кухонный нож с разноцветной наборной рукояткой. – Этим ножом был убит Пахомов. И убил его ты. Ты, Карасик!
- Нет…
- Что – «нет»?! Этот ножик весь залапан твоими пальцами! – Мужик сунул кулек чуть ли не под нос Карасю. – Весь!
Он положил кулек на стол, расслабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.
- Ты, Карасик, - продолжил он уже бесцветным голосом, - проник в квартиру Пахомова через балкон, выдавив два стекла. Там тоже полно твоих «пальцев». Потом ты уже с этим ножом в руке спрятался в туалете. Когда хозяин пришел домой, ты хладнокровно нанес ему два смертельных…
- Нет! Ну как вы не поймете?! – Карась от отчаяния ударил себя кулаком в грудь. – Ну, не убивал я его! Не убивал!
- А что ты делал?!
Карась запнулся и только сейчас увидел, что фотографии, которые он держал в руках, валяются вокруг него на полу.
- Не убивал я…
Мужик недобро сощурился.
- Смотри, - он поднял со стола кулек с ножом. – Вот нож. Вот ты. А вот, - он постучал пальцем по фотографии, - труп. Эта статья тянет на пятнадцать лет «строгача» или «вышку».
Карась, чуть не плача, смотрел в угол камеры. Его руки безвольно лежали на коленях, плечи понуро опущены.
- Кто был с тобой в квартире?
Карась тяжело вздохнул и опустил голову.
- Жорик, - ответил он еле слышно.
- Громче! Тебе жизнь свою спасать надо!
- Жорик.
- Какой Жорик? Имя, фамилия?
- Лемешев. Андрей.
- Хорошо. Вы вместе с ним проникли в квартиру Пахомова, так?
- Да.
- Хорошо. Я начинаю тебе верить, - мужик посмотрел на магнитофон. – Дальше что было?
Карась рассказал все. Мужик задавал наводящие вопросы, уточнял важные, с его точки зрения, детали. В нескольких местах вышла заминка – Карась не знал фамилию Олега и, как ни напрягал память, ничего не мог вспомнить о кооператоре, который пришел вместе с Пахомом.
- Ну, тот кооператор был такой жирный мужик выше меня ростом. Цвет глаз не помню. Фамилия у него была такая… Где-то я слышал такую… Нет, не могу вспомнить. А Олег, это самое, родственник Тулупа, племянник, кажется…
Потом мужик вынул из-за стола «дипломат», положил в него дело Карася, нож, магнитофон. Заставил Карася собрать фотографии. Из «дипломата» он достал несколько листов бумаги и положил сверху ручку.
- Садись на мое место и напиши все, что ты рассказал. Все подробно и детально. Садись. Пиши: «Я, Карасик Дмитрий Иванович, одна тысяча девятьсот семьдесят первого года рождения, проживающий по адресу – напишешь адрес, - хочу заявить о следующем». И пиши. Когда напишешь, нажмешь эту кнопку.
Мужик вернулся где-то через час. Он прочитал написанное Карасем, заставил его подписать каждую страницу и поставить дату.
- Это, Карасик, - он потряс исписанными листами, - лишь один, рядовой эпизод твоей преступной деятельности. Я мог бы тебя закрыть надолго, но делать этого пока не стану. Завтра суд даст тебе два года условно и из-под стражи освободит.
Карась с облегчением вздохнул. Но радость эта была уже не полной.
- Это, так сказать, шаг навстречу с моей стороны, - продолжал между тем мужик. – От тебя требуется предоставление всей известной тебе информации по интересующим нас вопросам, а также выполнение кое-каких поручений, - мужик сделал небольшую паузу. – Ты, конечно, можешь отказаться, но тогда ты сам знаешь, что с тобой произойдет. Если же ты согласишься на наше сотрудничество, то обратной дороги для тебя уже не будет. Тут все ясно, да? Итак, что ты выбираешь?
А что тут выбирать? Карась вздохнул и посмотрел на свои руки.
- Сотрудничество, - сказал он.
- Хорошо. Сейчас ты, Карасик, напишешь расписку о добровольном сотрудничестве, а потом мы с тобой обсудим некоторые детали.
Когда Карась вернулся в камеру, Витальевич и Серега уже спали. Карась умылся, почистил зубы и залез на свою койку. Всю ночь он пролежал, глядя в потолок, и лишь под утро провалился в зыбкий полусон-полудрему.
Суд, как и говорили адвокат с этим вчерашним эсбэушником, обвинение в грабеже с Карася снял. Услышав это, мать оживилась и уже с надеждой посмотрела на сидящего в клетке сына. Мина и Блым самодовольно улыбались, а Мишка Карасю хитро подмигнул. Только сейчас Карась увидел, что никто из Якубовских в суд не явился.
«Чтобы окончательно пресечь нелепые слухи и инсинуации», порочащие его подзащитного, Толчинский потребовал заслушать показания гражданина Рушникова Анатолия Николаевича, директора ООО «Феникс». Штанга на все вопросы отвечал с солидной неторопливостью и заверил суд в том, что сумму в пять тысяч долларов на покупку квартиры занял Карасику именно он, и никто другой.
Прокурор вопросов не имел.
- Подсудимый, - обратился к Карасю судья. – Значит, вы признаете себя виновным в незаконном хранении огнестрельного оружия?
- Да, признаю.
- Запиши, - судья кивнул секретарю. – Подсудимый, расскажите, как оно к вам попало?
- Я его забрал.
- У кого? При каких обстоятельствах?
Заметив, что судья все чаще и чаще поглядывает на часы, Карась вкратце рассказал придуманную Толчинским историю неудачного задержания грабителя. Показания Карася слово в слово повторил еще один свидетель защиты – Жорик.
- Да, это было в ночь с двадцать первого на двадцать второе февраля. Мы с Карасиком, делали обход рынка и увидели возле ворот того мужика. – Жорик оглянулся на подсудимого. Карась опустил глаза. – Мы к нему подошли, а он выхватил пистолет и направил на нас. Ну, тут Карасик выбил у него пистолет из рук. Мужик упал. Мы наклонились, чтобы его поднять и отвести в управу, ну, в контору то есть. А он в это время и пшикнул в нас какой-то гадостью типа «черемухи». Ну, а пока мы терли глаза, он убежал.
- В котором часу это было?
- Около половины одиннадцатого ночи…
Когда Жорика отпустили, начались прения. После прокурора слово предоставили общественному защитнику. Ирка неожиданно бойко зачитала по бумажке решение совета трудового коллектива Центрального рынка о взятии на поруки Карасика Д.И. с целью его исправления и перевоспитания. Сложно и длинно выступил Толчинский. Но, что немаловажно, судья выслушал адвоката очень внимательно, иногда даже кивая в знак согласия головой. Карась в своем последнем слове поблагодарил суд за проявленные «гуманизм и снисхождение» и выразил глубокое сожаление по поводу того, что «все так случилось».
- Я обещаю никогда впредь не переступать границ закона, морали и совести, - закончил он читать свою речь.
Суд приговорил Карасика к двум годам лишения свободы условно с испытательным сроком в один год, с передачей его на поруки коллективу коммунального предприятия «Центральный рынок».


Глава 10 Бизнес
Шанс
За заборами в садах спели яблоки, на огородах наливались глянцевой краснотой помидоры. Лежащие на траве телята вяло обмахивались хвостами и провожали тупым взглядом проехавшую мимо машину. Кое-где в тени придорожных деревьев сидели сонные куры. Было только девять часов утра, но виднеющиеся вдали трубы Метизного завода уже дрожали в жарком мареве июля.
Карась съехал с раскаленной грунтовки и остановился у добротных железных ворот, на которых мелом было написано: «Прием металлолома». Мина переложил в карман спортивных штанов теплый из-за жары «макаров», и пацаны выбрались из машины.
Не смотря на вмонтированный возле двери звонок, Карась громко и требовательно постучал. На той стороне залязгала цепь, раздался злобный, вперемешку с рычанием лай, и ворота содрогнулись от ударов лап мощной псины.
- Барон, фу! Фу, я сказал! – хозяин отодвинул засов и приоткрыл дверь.
И сейчас же сильнейший, с костяным хрустом, удар в челюсть откинул его от калитки и усатый дядька уже без сознания рухнул на землю.
Карась потер ушибленный кулак.
- Привет, Зеленчук, - удовлетворенно произнес он.
Здоровенный ротвейлер в помеси с чем-то еще более массивным оторопело посмотрел на лежащего без движения хозяина, понюхал его и вдруг, оголив в ярости клыки, рванулся к калитке.
Все произошло так неожиданно, что Мина и Карась едва успели отскочить назад.
Хрипя и взрывая землю лапами, озверевшая псина тянулась к непрошенным гостям. Шерсть на ее загривке стояла дыбом, толстая цепь была натянута как струна.
Мина выхватил из кармана пистолет, передернул затвор и, быстро оглянувшись, на всякий случай, по сторонам, дважды выстрелил прямо в оскаленную собачью пасть. В затопленном зноем открытом пространстве выстрелы прозвучали не очень громко.
Посреди большого, сплошь заваленного металлоломом двора стоял груженный горой железного хлама КамАЗ. Возле бухты силового кабеля с налипшей на изоляции землей валялись десятка полтора канализационных люков. В гараже с раскрытыми настежь воротами стоял почти новый «Форд-Мустанг».
Пока Мина за цепь оттягивал от калитки тушу ротвейлера с безжизненно болтающейся окровавленной головой, Карась быстро осмотрел гараж, дворовые постройки и нежилые комнаты дома. В одной из них, приспособленной под кабинет и сторожку, стоял большой конторский сейф.
Зеленчук пока в себя не пришел. Раскинув руки, он все еще валялся на солнцепеке. К нему от колонки, расплескивая из ведра воду, направлялся Мина.
- Мина, а ну, подожди, - остановил его Карась.
Он обыскал Зеленчука, вытянул из кармана его штанов связку ключей и вернулся в дом.
Сейф внутри был разделен на два отсека. В нижнем стояло прислоненное к задней стенке ружье. Здесь же лежал новенький автоген в упаковке, валялись несколько комплектов рабочих рукавиц и прочий хлам. На второй полке, за толстыми тетрадями с засаленными обложками стояла коробка с патронами. Выше располагался еще один, внутренний сейф. Карась быстро нашел в связке ключей нужный, и открыл его.
Довольный собой, Карась вынул оттуда увесистую пачку долларов и полиэтиленовый кулек с плотно утрамбованными в него купонами. Доллары он пересчитал сразу. Девять тысяч семьсот восемьдесят. Карась выбрал несколько сотенных купюр поновее, согнул их пополам и засунул себе в носок. Остальные деньги он рассовал по карманам, протер чьей-то спецовкой сейф, завернул в нее ружье и вышел из дома.
Во дворе мокрый Зеленчук стонал, свернувшись калачиком, и пытался закрыть от побоев живот и лицо.
- Тебе говорили, Зелень, сдавать весь металлолом Ледяеву? Говорили?! – Мина переступил через Зеленчука и с силой ударил его ногой по почкам. От боли Зеленчук выгнулся дугой и перевернулся на спину.
К ним подошел Карась.
- Поехали, Колян, - сказал он, направляясь к калитке.
- Не понял, - Мина озадаченно посмотрел на приятеля. – А бабки что?
- Да взял я все, - Карась похлопал себя по карманам. – Здесь и долг его в шесть «штук», и нам на двоих хватит. Ты объяснил ему, почему мы приехали?
- Ты понял, козел, почему мы приехали?! – Мина еще раз ударил Зеленчука ногой. – Если еще хоть раз сам металл повезешь, забью как собаку! Мы тебя последний раз предупреждаем.
Карась осторожно приоткрыл калитку и осмотрелся по сторонам. На улице по-прежнему было безлюдно. Он подошел к машине, открыл багажник и положил туда ружье.
- А что там? – спросил вышедший следом Мина.
Карась уселся за руль.
- Ружье охотничье шестнадцатого калибра, - ответил он. – Тьфу, блин! Патроны забыл, - Карась хотел выйти, но потом махнул рукой: - Да ладно, хрен с ними. Поехали.
- Сколько ты бабла забрал?
Карась выехал на дорогу и переключил скорость.
- Девять сто с чем-то там, - он протянул корешу пачку долларов. – И нашими «лимонов» на двадцать пять или тридцать будет.
- Нормально, - Мина хлопнул себя долларами по колену. – Как обычно будем делать?
- Да. Кузе «штук» семь с половиной отдадим, остальное – нам.
Большой, никогда ранее в их городе не виданный джип и несколько дорогих иномарок, стоящих перед входом в ресторан «Палермо», заставили Карася и Мину переглянуться.
- И Кузя уже тут, - Мина кивнул на темно-синий «опель».
- А где ж ему быть, - сплюнул Карась, запирая свою «копейку».
В прохладном зале ресторана находилось человек пятнадцать крепких парней. Как всегда, Кузя и Ефрем сидели за столиком в стороне и обсуждали какие-то свои проблемы. Вошедших Карася и Мину охрана Ефрема узнала сразу.
- Ну, здоров, сиделец! – Ефрем с улыбкой раскрыл объятия. – Отдохнул от «крытки», бродяга?
Карась вежливо похлопал авторитета по спине и ответил:
- Твоими молитвами, Ефрем.
- Да ты это брось, я добро всегда помню. Присаживайся, - Ефрем показал на стул рядом с собой. – Хавать будешь?
- Да что-то не хочется, - Карась положил перед Кузей деньги. – Пивка бы сейчас.
- Здравствуй, Ефрем, - почтительно произнес Мина.
Ефрем мимоходом пожал протянутую руку и снова повернулся к Карасю:
- Ну что, рассказывай, как ты тут? Я вижу, все по мелочевке крутишься? – он посмотрел на деньги. – Что ж ты, Кузя, такому пацану путевку в жизнь не даешь? Все под себя подмять хочешь?
- Масштабы у нас не те, - спокойно ответил Кузя, отпуская кивком головы Мину. – Как можем, так и вертимся.
- Не скажи, Кузя, не скажи, - Ефрем подождал, пока Наташка-официантка не забрала пустые бокалы и пепельницу. – Еще пива неси! Смачная девка… Не скажи, Кузя. Сейчас для бизнеса – самый раз. Пока законы пустые и остальные репу чухают. У нас фирмачи уже миллионами баксов ворочают, а на голом месте начинали. Или вот, как Димка, сперва кооператоров крышевали. Раньше были пацаны, а теперь серьезные люди. Мы, вот, угольком плотно занялись и металлом. Ну, ты понял, Кузя, да? Бабки делают бабки.
Кузя понимающе кивнул и неспешно закурил сигарету.
- Ну что, рассказывай! – Ефрем хлопнул Карася по плечу.
- А что рассказывать? Нормально все, - улыбнулся Карась.
- Нормально? Это хорошо.
Наташка принесла на подносе несколько запотевших кружек пива и большую тарелку нарезанной тонкими ломтиками копченой семги.
- Давай, - искоса глядя на Карася, Ефрем поднял свой бокал. – За житуху.
Выпили. Явно чего-то ожидая, Кузя лениво курил. Ефрем жевал рыбу и изучающе разглядывал Карася.
- А я, как раз, за тобой приехал, - сказал он, когда Карась отставил второй бокал и бросил в рот пару кусков семги. Ефрем встал из-за стола. – Поехали, Димок, покатаемся тут поблизости.
Уже знакомые Карасю дюжие Юрец и Лопата вскочили со своих мест и направились к выходу.
В джипе за руль сел Юрец, Лопата, опустив на глаза темные очки, занял соседнее кресло. Ефрем с Карасем устроились на заднем сидении, и большая машина мягко тронулась с места.
- Ну что, давай побазарим, Дима, - Ефрем дружески хлопнул Карася по колену.
- Побазарим, - согласился Карась.
Вероятно, этот «нисан» был оборудован кондиционером, потому что воздух вдруг посвежел, и в машине стало ощутимо прохладно. Нажатием кнопки Витек чуть опустил все четыре окна. Карась обвел взглядом выдержанный в светлых тонах салон и уважительно покачал головой.
- Да, - заметил это Ефрем, - нехилая тачка, правда? Юрик, во сколько она нам обошлась?
- В пятьдесят «штук», - не оборачиваясь, ответил Юрик.
- В пяттьдесят «штук», - самодовольно повторил Ефрем. – Немало, да?
- Да чего, - пожал плечами Карась. – Если бабки есть, почему бы и не взять такую тачку?
Услышав не совсем то, что ожидал, Ефрем безразлично посмотрел на Карася.
- А ты знаешь, сколько стоило тебя от «зоны» отмазать и человеческие условия для тебя в СИЗО создать? – спросил он.
- Да, я догадываюсь.
- Догадываешься? Это хорошо, - кивнул Ефрем. – Но я тебе скажу. Ты обошелся братве как раз в полтинник. Пятьдесят «штук» баксами за тебя пришлось выложить.
- Да. Я все понимаю.
- Да ты не подумай, - Ефрем снова хлопнул Карася по колену, – никто тебе это в предъяву не лепит. Ты мне житуху спас, я, считай, тебе. Тут все в ажуре. Но я про другое с тобой хотел перетереть. Ты долго на этой мелочевке собираешься париться? С лохов всяких мзду тянуть? Не пора ли тебе уже человеком стать? Как думаешь?
- Я так и думаю, Ефрем, - не стал упускать такой шанс Карась. – Но Кузя реально все под себя подмял. Тулуп уже ничего не решает. По вене «ширку» пустит – и довольный. А мы как последние торгаши базарные на каких-то процентах сидим.
Прищурив глаз, Ефрем молча выслушал эту тираду.
- Кузю к Тулупу сам Соха поставил, - наконец сказал он. – А насчет «ширки» ты не шуруйся, Тулуп – вор в законе. Настоящий. Ты сколько баксов Кузе на стол положил?
- Когда? – Карась постарался скрыть легкое замешательство. – Когда в «Палермо» приехали? А, ну, семь с половиной тысяч.
- А реально сколько взяли? Восемь? Девять? А разницу вы со своим корешем поделили и припрятали. И лежит сейчас твоя «штука» или полторы у тебя в машине, - Ефрем оглядел Карася с ног до головы. – Или ты ее как последний дотман при себе носишь? В носки засунул? Видишь, а на Кузю волну гонишь. Ты, Рыба, умный пацан, и я тебе скажу: Кузя всегда в курсе, что вы сами себе от пирога отламываете. Но это не «крыса», ты расслабься, расслабься, - снисходительно посоветовал Ефрем.
Карась пожал плечами и посмотрел в окно.
- Базар еще не кончился, - сказал Ефрем.
- Я все слушаю, - Карась повернулся к авторитету.
- Я хочу предложить тебе одну «мокруху», - обыденным голосом сообщил тот. – За хорошие бабки.

Столб черного дыма
- Мне надо, чтобы ты завалил одного фраера. Этот козел портит нам бизнес.
- Что, Ефрем, серьезно? – насторожился Карась.
Ефрем ухмыльнулся и с иронией посмотрел на Карася.
- Ну, - ответил он, - серьезно. А где тебе тут шутка послышалась?
- Да нет, я не про то, - поспешил уточнить свои слова Карась. – Я, в смысле, почему я? В смысле, у тебя ж своих людей полно. И почему…
- Потому, что, Рыба, - перебил его Ефрем. – Есть пара нюансов. Один из них в том, что я слово пацана одному уважаемому человеку дал, что мои люди этого фирмача не тронут. А я, как ты уже знаешь, слова свои всегда держу. Ведь знаешь, а?
- Знаю.
- Знаешь. Это хорошо, - разминая в пальцах сигарету, Ефрем смотрел на Карася с дружеской полуулыбкой. Однако его прищуренные глаза были внимательны и холодны. – Ну что, завалишь? Для меня.
- Но подожди, Ефрем, ты же знаешь, что я – административный поднадзорный. Как я из города надолго уеду? Мне ж в «мусоровку» ходить отмечаться надо.
- Это не проблема, - Ефрем щелкнул зажигалкой и закурил. – Ты на мой вопрос не ответил.
Сплюнуть на пол джипа Карась не осмелился. Он матюгнулся про себя и посмотрел Ефрему в глаза.
- Слышишь, Ефрем, - спросил в свою очередь Карась, - а потом еще раз и еще, да? Пока меня самого не грохнут.
- Рыба, - Ефрем разглядывал тлеющий конец своей сигареты, - я тебе, по-моему, объяснил, почему предлагаю «мокруху» тебе.
На минуту в прохладном салоне воцарилось молчание. Джип неспешно катил по малолюдному из-за жары центру города, останавливаясь, время от времени, на перекрестках.
- Короче, ладно, Ефрем, я согласен. Что я с этого буду иметь?
Лопата повернул голову и вопросительно посмотрел на Ефрема. Авторитет кивнул.
- На, держи, - Лопата протянул Карасю плоский сверток из газеты.
Карась вздохнул, с большой неохотой забрал пакет и развернул газету. Здесь лежали несколько фотографий и аккуратная пачка стодолларовых купюр в банковской упаковке.
- А это что, он? – Карась кивнул на фотографии.
- Он.
На первом снимке стильно одетый поджарый мужик с чуть тронутыми сединой висками выходил из подъезда жилого дома. На следующей «фотке» этот же тип разговаривает с двумя солидными мужиками на ступеньках какого-то учреждения. Здесь у него в руках был «дипломат». И, наконец, на третьей фотографии «объект» у подъезда своего дома выходит из большой черной машины с шофером за рулем.
- Это что, «мерседес»?
- «Мерседес», - Ефрем выбросил окурок в окно. – Это Зайцев приехал домой. Там, посмотри, где-то на обороте его адрес написан. Валить его лучше, когда он с работы приезжает. В подъезде, когда охранник уедет. Или, если хочешь, мочи обоих.
- А из чего мочить, во сколько его ждать, куда потом смываться? - раздраженно спросил Карась.
Ефрем вскинул руку.
- Ша, Димок! – сказал он. – Я к этому никакого отношения не имею. Все детали утрясете с человеком. Он завтра приедет. Ему можешь доверять беспонтово.
- Так мы что, вместе этого Зайцева валить будем?
- Валить будешь ты, усек? Можешь себе самого верного дружбана в помогальники взять. Так даже лучше будет.
- А бабки?
Ефрем недобро сощурился:
- Борзеешь?
- Да ладно, короче…

Сидя перед трюмо, Карась сумрачно разглядывал в зеркале тридцатилетнего дюжего дядьку с русыми усами и с копной тусклых волос на голове.
- Ты что, гонишь? – Буряк поднялся с дивана и осторожно выглянул в окно. – С такой шапкой тебя первый же гаишник шмонать начнет. Карась, не гони беса, сними его. Как приедем, так и оденешь.
- Да знаю я, - огрызнулся Карась, срывая с головы парик. Он погримасничал, пошевелил носом. Фальшивые усы приклеились хорошо. Но Карась еще раз, на всякий случай, сильно прижал их пальцами к верхней губе.
- Идет, - сообщил Буряк.
Карась глубоко вздохнул, вытянул из стоящей у его ног спортивной сумки обрез охотничьего ружья с забитыми крест на крест номерами и переломил его. Оба набитых картечью патрона были на месте. В это время раздался условный звонок в дверь.
Карась закрыл стволы, осторожно опустил курки и сунул обрез назад, в сумку.
- Ну что, Миша, пора? – спросил он.
- Да есть, вроде, еще время, - Буряк посмотрел на часы и поправил сзади за поясом «макаров».
- А ну его на фиг! – следом за обрезом в сумку полетели парик и флакон с гримерным клеем. Карась пружинисто вскочил на ноги, подобрал сумку и направился к выходу: - Погнали, Миша! Не хочу я больше в этом клоповнике сидеть!
В прихожей он поставил сумку на пол и открыл дверь. На пороге стоял худощавый парень в светлой футболке и широких спортивных штанах. Он держал руки в карманах, жевал жвачку и с нахальным вызовом смотрел на Карася.
- Привез?
- Тебе Гуня привет передал, - не дожидаясь приглашения, парень переступил порог и зашел в квартиру.
Так же насмешливо, и не переставая жевать, он посмотрел на Буряка. Зрачки его голубых глаз даже в полусумраке прихожей оставались неестественно суженными. Мишка и Карась переглянулись.
- Давай, что привез, - Карась грубо толкнул парня в грудь.
Продолжая ухмыляться, тот вынул из кармана ключи от машины и протянул их Карасю.
- Слышь, братан, - похлопал парня по плечу Мишка. – Ты лавочку покрасил?
На секунду жевание прекратилось.
- Что ты бздишь? – пацан повернулся к Буряку. – Покрасил.
Мишка и Карась снова переглянулись и вышли из квартиры. К их удивлению, парень захлопнул дверь и заспешил следом за ними.
- Не понял, - Карась остановился. – А ты куда?
- Пороть верблюда! Мне Гуня сказал, чтобы я с вами ехал.
- А ну, подержи, - Карась передал сумку Буряку и резко, без взмаха ударил наркомана кулаком в тощий живот.
Парня отбросило к стене. Ссутулившись и поглаживая рукой ушибленное место, парень вяло, как бы нехотя, закашлял и съехал на пол. И тут же, как ни в чем не бывало, он поднялся на ноги и заявил:
- Ты за это мне ответишь, - ни боли, ни страха, ничего не было на его чуть бледном лице. – Идем! Не тормози. Гуня сказал, чтобы я с вами в машине был.
- Гуня сказал? – Карась снова толкнул пацана к стене и быстро его обыскал. В карманах наркомана, не считая шприца с заткнутым обломком спички цоколем, в котором плескались несколько кубов похожей на чай «ширки», и горсти мелочи, ничего не оказалось. – Иди вперед.
Машина стояла за домом на обочине дороги. Это были зеленые «жигули» тринадцатой модели. Наркомана Карась заставил сесть возле себя на переднее сидение. Мишка уселся сзади. У пацана явно начались «отходняки» - он расплылся в кресле, голова его сонно свесилась на грудь, глаза были закрыты.
Путь из Пролетарского в Ленинский район много времени не занял. И хотя гаишников они увидели только один раз, - те проверяли документы у водителя самосвала, - нервы Карася были на взводе.
Не доезжая двух домов до нужной девятиэтажки, он остановил машину у мусорных баков в соседнем дворе и выключил мотор.
- Миша, сколько там?
- Без двадцати.
- Блин, надо идти, - Карась устало покрутил шеей и неожиданно для себя широко зевнул. – Ладно, давай сумку.
Карась надел парик и, глядя на себя в зеркало, поправил его на голове. Потрогал усы. Вроде все нормально.
- Димон, мандраж колотит? Если что, я водяры специально взял. Хочешь, давай по сто пятьдесят.
- Не, Миша. Ну его. Все нормально, - Карась повернулся и посмотрел на кореша. – Короче, делаем, как и говорили. Я жду Зайцева в подъезде, а ты, если увидишь, что и водила его с ним заходит, тогда ты «гасишь» водилу. Все, короче, пошли! Сколько уже базарили.
Карась взвел оба курка на обрезе, положил его в сумку и вышел из машины. Потом просунул руку в открытое окно и выдернул из замка зажигания ключ. Буряк на заднем сидении повозился еще с пистолетом, снимая его с предохранителя, и вышел следом.
- А ну, посмотри, не видно? – он покрутился перед Карасем.
- Нет.
Во дворе в этот летний вечер было шумно и многолюдно. В песочницах копалась детвора, несколько пацанов постарше катались на велосипедах, в тени акации за большим столом играли в домино мужики. Чтобы исключить большое количество ненужных свидетелей в виде вездесущих бабок, Мишка, когда вчера приезжали сюда на рекогносцировку, предложил Гуне покрасить все лавочки у подъездов. Что и было сделано.
Зайцев жил на третьем этаже. Карась поднялся на площадку между третьим и четвертым этажами и прильнул к выходящему во двор грязному окну. Быть обнаруженным здесь он не опасался – в подъезде был лифт, и жильцы лестницей почти не пользовались.
Где-то наверху хлопнула дверь, и с тихим воем и скрежетом оттуда спустился лифт. Потом опять все стихло.
Карась порылся в сумке, достал из нее кулек и вытряхнул на пыльный бетонный пол два свежих окурка с одинаково закушенными фильтрами.
Когда, наконец, черный «мерс» подкатил к подъезду, Карась шагнул за выступ стены и вынул из сумки обрез. Чтобы унять сердцебиение, он закрыл глаза и постарался расслабиться.
Снизу послышался звук энергичных шагов.
«Мерседес» плавно тронулся с места и исчез с поля зрения.
Заработал лифт.
Второй этаж. Третий.
Карасю показалось, что он почувствовал толчок, с которым лифт остановился. С негромким стуком разошлись в стороны его дверцы.
Карась осторожно выглянул из-за угла. Держа в руке «дипломат» и большой полиэтиленовый пакет, из которого торчал завернутый в целлофан батон, Зайцев стоял у своей двери и вставлял в замочную скважину ключ. С плохо дающимся спокойствием Карась вышел из своего укрытия и, пряча обрез за спиной, стал спускаться на площадку к Зайцеву.
Закрылся лифт.
Зайцев лишь мельком посмотрел на Карася и провернул в замке ключ.
Сначала сноп огня и дыма с грохотом вырвался из правого ствола. Крупная картечь, в одно мгновение превратив голову Зайцева в развороченный кровавый чурбан, отбросила его к заляпанной частицами плоти и мозга стене. Пробегая сквозь дымное облако, Карась нажал второй курок уже чисто машинально, и на месте галстука у трупа образовалась большая черная дыра.
Между вторым и первым этажом Карась заставил себя перейти на шаг. Он бросил обрез в сумку, вдохнул полной грудью и, сдерживая нервную дрожь во всем теле, спокойно вышел из подъезда. Также спокойно и не глядя по сторонам, он свернул за угол дома и лишь тогда побежал.
Мишка уже стоял возле «жигулей». Он шагнул к подбежавшему к машине Карасю и тревожно спросил:
- Ну, как?
Карась кивнул.
- На, Миша, я не могу, - он отдал Буряку ключи и обессилено плюхнулся на заднее сидение.
- Классно. Теперь – поехали, – отозвался, не открывая глаз, наркоман. – Поехали! А то здесь сейчас мусоров будет столько, что…
Минут через пять осторожной езды через центр города Мишка, глядя на Карася в зеркало, сказал:
- Димон.
- Чего?
- Парик сними.
Карась снял парик и, морщась от боли, содрал с верхней губы усы.
- Где твоя водяра?
- Возле тебя, в моей сумке.
Карась достал бутылку, отвинтил крышку и сделал прямо из горла несколько больших и жадных глотков.
В условленном месте за последним городским отшибом, в ущелье между двумя старыми терриконами их поджидал Гуня. Он сидел за рулем своего темно-синего BMW и наблюдал за приближающимися «жигулями».
- Как оно, справились? – спросил он, когда Карась и Буряк вышли из машины.
Карась с неприязнью посмотрел на Гуню:
- А как ты думаешь?
- Да ни как. Молодцы, - Гуня миролюбиво улыбнулся и открыл багажник BMW. – Давайте, переодеваться будете? Я вам шмотки ваши привез, вон, лежат на заднем сидении.
Буряк отказался – на месте «мокрухи» его никто не видел. Пока Карась стаскивал с себя через голову футболку и переобувался, Гуня достал из багажника две тяжелые канистры и перенес их к «жигулям».
- А, Миша, - вспомнил он, - «пушка» где?
Буряк отдал ему «макаров».
- Андрюха! – позвал Гуня наркомана. – Ты, блин, опять вмазанный? Что я твоей мамке скажу? Давай, вылазь из тачки.
Задирая брови вверх, чтобы не закрывались глаза, Андрюха медленно вылез из «жигулей».
- Садись за руль. Отгонишь машину вон к тем кустам, - Гуня критически осмотрел наркомана. – Сможешь?
- Смогу, - Андрюха, как в замедленной съемке, обошел машину и уселся за руль. – Где ключи?
- В замке ключи, Андрюха, - Гуня оттянул затвор «макарова», убедился, что патрон в стволе, приставил пистолет к Андрюхиной голове и выстрелил.
Плечи наркомана дернулись вверх, из его рта и ушей хлынула густая, почти черная кровь, и он завалился на соседнее сиденье.
Мишка и Карась быстро переглянулись и тут же, чтобы не выдать испуг, Карась принялся сосредоточенно застегивать пуговицы белой рубашки. Краем глаза он увидел, как Гуня забросил пистолет в салон «жигулей» и вздох облегчения вырвался из его груди. А Мишка посмотрел на небо.
Гуня, слава Богу, ничего этого не заметил.
- Что, братаны, забирать будете что-нибудь из тачки? – спросил он.
Буряк забрал свою сумку, а Карась, застегивая ремень, предложил:
- Слышишь, Гуня, а ты обрез ему под сидение положи. Так будет правдоподобнее. Он в сумке моей.
Спустя пятнадцать минут в безлюдном месте, по обе стороны которого высились поросшие редкой растительностью склоны старых терриконов, горел автомобиль. Жаркие языки пламени с гудением вырывались из салона и жадно лизали крышу с обуглившимися комочками грунтовки, пузырилась в огне вокруг колес расплавленная резина, разорвавшийся бензобак раскидал далеко вокруг осколки стекла и лужицы горящей пластмассы. В вечернее небо, закручиваясь и завихряясь, поднимался столб густого черного дыма.

Большой беспредел
Как всегда после бурной пьянки, Карась проснулся среди ночи и долго лежал без движения, пытаясь хоть под утро задремать. Голова не болела, но вот желудок… Желудок был словно оцинкованный. Да, удались вчерашние именины. Двадцать пять лет. Четверть века.
В ночи за окном хлестал осенний дождь. Его струи тихо и уютно барабанили по стеклу и подоконнику. Светящееся табло часов на черном силуэте телевизора показывало два часа тридцать восемь минут. В коридоре тускло горел ночник.
Нет, но подарками его вчера просто засыпали! Не смотря на скверное самочувствие, Карась улыбнулся и положил под одеялом руку на теплое Иркино бедро. Ирка во сне зашевелилась, почмокала губами и повернулась к нему спиной.
Вот блин – к горлу Карася подкатил жгучий ком изжоги. Надо идти на кухню. А может, пройдет? М-м-м, какая гадость…
В тишине квартиры дверной звонок заверещал как раненый заяц. А тут еще и Зайцев не к добру вспомнился. Четыре года прошло, а нет-нет, и встанет перед глазами его развороченная башка. Тьфу!..
Пока Карась вставал с дивана и, почесываясь, брел к двери, звонок заголосил еще раз.
Да что там за идиот?!! Ребенка ж разбудит! Карась открыл внутреннюю дверь и посмотрел в глазок. На площадке стоял Блым. Вопреки обыкновению, он не кривлялся и не паясничал. Его рука снова потянулась к звонку.
- Да не звонит ты! – зашипел через дверь Карась, отпирая замки. – Заходи.
- Слышишь, Димон…
- Тсс! – Карась поднес к Жекиному лицу кулак. – Разувайся тихо и пошли на кухню.
Он приоткрыл дверь детской комнаты. Настенька вместе с плюшевыми мишкой и собачкой спала в своей кроватке. Одеяло, как всегда, сбилось у ее ног. Карась осторожно укрыл дочку, отложил подальше игрушки и на цыпочках вышел из ее комнаты.
- Чего ты приперся? – он достал из холодильника нарезанный на блюдце лимон и початую бутылку водки.
- А что у тебя с телефоном?
Карась наполнил две стопки:
- Давай.
Выпили.
- Так что там случилось?
- Позвонил мне Жорик, - кривясь, Блым прожевал лимон, - и велел приехать к тебе, и чтоб ты сейчас же дул к Кузе. Они уже там. К тебе звонят, звонят…
- Да отключил я телефон! Что там произошло?
- Не знаю, Карась, - развел руками Жека. – Но Жорик сказал, что это срочно. Там, внизу «тачка» ждет.
- Бляха-муха. Ну, наливай пока, я пошел одеваться.
- Слышь, Димон! А тебе ж сотовый телефон вчера подарили.
Карась, как ужаленный, заскочил обратно в кухню:
- Я ж тебя просил, не ори! Все спят…
Перед входом в офис фирмы «Альтаир» стояли под дождем машины пацанов. На втором этаже, где находилась приемная и кабинет генерального директора, горел свет.
Когда Карась, стряхивая воду с мокрой головы, зашел в просторный и неярко освещенный холл, оба вневедомственных охранника почтительно ему кивнули.
- Прохлаждаемся на работе! – по-хозяйски прикрикнул на них Блым.
Давая понять, что шутку оценили, сержанты улыбнулись.
В приемной за столом секретарши сидел хмурый с похмелья Тарас и смотрел телевизор. Расстегнутая кожаная куртка на его здоровенных плечах была натянута как барабан. Дверь в Кузин кабинет была приоткрыта.
В кабинете за письменным столом сидел генеральный директор многоотраслевого акционерного общества «Альтаир» Кузнецов Сергей Анатольевич. Жорик, Мина, Буряк и ставший к этому времени просто необъятным Штанга располагались тут же, за приставным столиком для совещаний. На Кузе был распахнутый темный плащ с клетчатой шерстяной подкладкой. На столе перед ним лежали перчатки.
- Чего так долго? – спросил он, едва Карась и Блым показались на пороге. – Заходи. Садись. А ты, Блым, иди, погуляй.
- Чего долго? – Карась уселся на свое место. – Сразу оделся и приехал.
Но Кузя не стал его слушать. Он посмотрел на часы и спросил:
- Толчинского будем ждать?
- Серега, - взмахнул лапой Штанга, - может, все-таки позвоним? Мало ли что. Сейчас медицина такие чудеса творит.
- Что случилось? – спросил Карась.
- Каретников Сереге ночью позвонил. Соху в бане гранатами закидали, - объяснил Мишка. – И не понятно, остался ли кто-нибудь там живой.
- Ни хрена себе, - Карась удивленно обвел взглядом присутствующих и качнул головой.
В приемной послышался шум, и в кабинет широким шагом вошел Тулуп. Не снимая мокрой куртки и ни с кем не здороваясь, он упал в стоящее у мини-бара кресло и уставился в одну точку перед собой. Потом спросил:
- Кузя, что Борька сказал? Только дословно.
- Он сказал: «У нас неприятность – только что подорвали в бане Соху». Я спросил: «Как подорвали?», а он ответил: «Сначала два раза с дороги по окнам из «мухи» шмальнули, а потом лимонками закидали». А потом Каретников сказал: «Поставь об этом всех в известность. Сюда сам не звони, мало ли чего».
- Кузя, - Тулуп выпрямился в кресле, его глаза сузились, - этот змей так и сказал – «два раза из «мухи» шмальнули»?
- Да.
- Кузя, только точно, во сколько звонок был?
- Саня, я точно не могу сказать, но, по-моему, часа еще не было.
- Полпервого?
- Где-то так, не раньше.
Тулуп вскочил на ноги, подошел к столу и схватил трубку телефона.
- Набери мне Борового.
Кузя достал из внутреннего кармана блокнот, открыл на нужной странице и набрал номер. На том конце провода трубку долго не снимали.
- Спит сапог, - пробормотал Тулуп. – Значит, еще ничего не знает… Полковник! Что, не узнал? Значит богатым буду… И так богатый, говоришь? Так я ж богатею и друзей не забываю. Слышишь, Виктор Иванович, сегодня в одном месте большой беспредел произошел… Да не у нас в городе! Не перебивай. Произошел большой беспредел. Где, узнаешь по службе. Я должен знать все детали… А потому, что я никогда к вам в мусоровку не стучал… Я же сказал, большой беспредел! Узнай, особенно, время, точное время, когда это произошло. Ты меня очень обяжешь… Узнаешь все по службе. Да. Все, спи дальше! - Тулуп в раздражении бросил трубку на аппарат.
- Саня, - сказал Штанга, - нам надо туда самим съездить и посмотреть, что и как.
- А ну тикай, - хлопком по плечу Тулуп согнал Кузю с кресла. – Кто еще что думает?
Карась, прочищая горло, кашлянул.
- Саня, - сказал он, - я считаю, что ехать сейчас, наоборот, не надо. Лучше подождать звонка. Я имею в виду, что кто позвонит, тот теперь и у руля.
- Я поеду, - тихо самому себе сказал Тулуп. – Мы вместе поедем, - он посмотрел на Кузю.

Конспиратор
Разбрызгивая грязь, новенькая «Audi-80» Карася въехала на территорию еще не опустевшего к этому времени рынка.
В стоящий у здания конторы милицейский уазик старшина с сержантом грузили ящик водки. В самой «управе» людей было еще даже больше, чем у торговых рядов. Кто пришел давать объявление по ретранслятору, кто платить за аренду весов. Словно из стивенкинговского триллера, к кабинету ветврача выстроилась очередь одетых в грязные и рваные халаты мясников. Мимо Карася охранники провели в «обезьянник» расхристанного чумазого цыганенка. У кабинета главного бухгалтера базарный опер Астахов внимательно слушал какого-то невзрачного мужичонку в сером драповом пальто. Когда Димон поравнялся с ними, опер, не отрываясь от собеседника, коротко бросил:
- Зайди ко мне, Карасик.
Карась сделал вид, что не услышал и толкнул дверь директорского кабинета.
- Ведь посадят меня, Мардан Русланович! – перед стопкой счетов и накладных за директорским столом сидела главный бухгалтер рынка Зоя Сергеевна. Глазами, полными слез, она смотрела на жирную спину Марадоны.
- Ну, посадят, так посадят, - спокойно ответил Марадона. – Передачи носить будем, – он стоял у зарешеченного окна и вытряхивал в цветочный горшок заварку из чайника. Оглянувшись на шум, он кивнул Карасю.
В другом конце кабинета на диване развалился, поигрывая ключами от машины, Мина.
- Здорово, Колек, - Карась протянул ему руку. – Опять Марадона пятнами пошел.
Мина чуть привстал и пожал протянутую руку.
- Довели старика, - сказал он.
- Тут и ты, Дима, пятнами пойдешь, - обиделся Марадона.
Карась пожал плечами, смерил строптивую Зою Сергеевну вполне нейтральным взглядом, отчего та съежилась и испуганно заморгала. Усевшись рядом с Миной, он спросил:
- А ты тут что делаешь?
- Ильясова жду, - Мина широко зевнул и потянулся. – Как думаешь, кто Соху подорвал?
Карась смерил Мину насмешливым взглядом:
- А ты не догадываешься? Куи продест – кому выгодно.
- Да, - Мина подмигнул в ответ, - вполне может быть.
- Это самое, слышишь, Коля, мне штук пять паспортов новых надо.
- Опять фирмы «липовые» открывать будешь?
- Да надо, понимаешь, бабки в безнал перевести. Я тебе их дня через три-четыре отдам.
- Бабки?
- Паспорта, блин!
Зазвонил телефон. Марадона раздраженно снял трубку и приложил ее к уху:
- Да. Что?! – трубка с грохотом упала на место. Марадона прошелся взад-вперед перед столом, остановился напротив главбуха и спросил:
- Зоя, ну что ты из себя девочку корчишь? Не первый раз. Подписывай.
- Мардан Русланович, ну не могу я, - Зоя приложила к глазам платочек. – Вы посмотрите сами. Вот здесь на сумму сто шестьдесят девять тысяч восемьсот пять, а здесь всего двадцать одна тысяча четыреста семьдесят семь. Это даже слепой увидит, Мардан Русланович! Ну как я могу такое подписать?!
- Не будешь подписывать? – уточнил Марадона. Сунув руки в карманы, он перекатывался с носков на пятки и не сводил глаз с заплаканного лица своего главбуха. Красные пятна на его жирных щеках угрожающе слились в одно, и теперь директор рынка был похож на перезревший помидор.
- Мардан Русланович…
Марадона вдруг сгреб лежащие перед главбухом бумаги и указал ими на дверь:
- Пошла вон.
- Мардан Русланович!
- Пошла вон! – заорал директор. Подскочив к двери, он широко ее распахнул и добавил: - Ты уволена.
Зоя Сергеевна тихо заплакала и, утирая покрасневший нос платочком, вышла из кабинета.
С силой захлопнув за главбухом дверь, Марадона вернулся к столу, кинул на него измятые бумаги, и плюхнулся в кресло. Посидел, барабаня волосатыми пальцами по столу, потом вздохнул и устало потер глаза.
- Где фуры, Мардан? – спросил Карась. – Выгрузили?
- Фуры разгрузили, - машинально ответил Марадона. Теперь он вертел в руках шариковую ручку, внимательно разглядывая ее со всех сторон.
- А машины где?
- А машины, Дима, стоят за ангаром! Машины без путевых листов и накладных в другую область не уедут! А эта сучка, - Марадона отшвырнул ручку в сторону двери, - надумала прыть свою показывать! Прямо, хоть бери, и сам все подписывай.
Карасю все это стало уже надоедать.
- Короче, это твои проблемы, - заявил он. – А мне надо машины сегодня отправить назад, ты понял?
Марадона ничего не ответил и сердито посмотрел на часы.
- Ну, ладно, - Карась хлопнул себя по коленям и встал с дивана. – Ты, Мардан, делай что хочешь, но чтоб фуры сегодня выехали. Понял? Я тебя спрашиваю: ты понял?
- Понял, Дима, - со вздохом ответил директор рынка.
В кабинет, сморкаясь и вытирая платком раскрасневшийся нос, вошла Зоя Сергеевна. Ни на кого не глядя, она подошла к столу, молча рассортировала измятые документы, придвинула к себе калькулятор и углубилась в расчеты.
- Присядь, присядь сюда, - Марадона вскочил с кресла и, деликатно придерживая главбуха за оттопыренный зад, усадил ее на свое место.
Над городом сгущались промозглые ноябрьские сумерки. Порывы ветра раскачивали голые ветви деревьев. Многочисленные лужи покрылись игольчатой коркой первого льда. Чистое небо с показавшимися на нем звездами и багровый закат предвещали на завтра морозную и ветреную погоду. В окруженном пятиэтажками дворе было безлюдно.
Ежась после теплого салона «ауди» на холодном ветру, Карась запер машину и заспешил к нужному подъезду. На площадке четвертого этажа он позвонил в дверь одной из квартир. Ждать долго не пришлось.
- Привет, заходи! – радостно, почти на весь подъезд воскликнула одетая в красивый домашний халатик «Леночка» или кто там она на самом деле.
Едва Карась переступил порог, улыбка слетела с ее лица. Девушка молча провела Карася в комнату, где его уже ждал, сидя в кресле у журнального столика, Владимир Алексеевич. Кивнув в знак приветствия Карасю, он сказал:
- Выйди с Леной на балкон, и помоги ей снять белье.
Карась вздохнул, но делать было нечего. Еще четыре года назад, с самой первой их встречи хозяин квартиры сразу поставил его на место. Тогда он тоном приказа заставил Карася сесть в соседнее кресло, и включил видеомагнитофон на воспроизведение.
Съемка была любительская, но очень хорошего качества. Сначала кто-то сказал: «Вы понимаете, я…» Здесь хозяин быстро отключил звук:
- Разговор тебя не касается.
Затем на экране телевизора появились чьи-то колени. Потом какой-то парень, с опаской поглядывая в камеру и показывая на нее рукой, что-то говорит сидящему рядом с ним на диване Владимиру Алексеевичу. Владимир Алексеевич в ответ беззвучно шевелит губами и успокаивающе машет рукой. Некоторое время продолжается их беседа – парень что-то горячо доказывает или объясняет, хозяин квартиры, соглашаясь с собеседником, кивает головой. Иногда и он вставляет какие-то реплики. Следующая сцена – железнодорожная насыпь с серыми столбами, уходящими вдаль рельсами и проводами. Под насыпью, у «Волги» с распахнутыми настежь дверями стоят Владимир Алексеевич, этот же парень, и невысокий плотный мужик с вислыми усами. Теперь что-то объясняет, показывая рукой на насыпь, Владимир Алексеевич. Парень все это время недоуменно и затравленно озирается по сторонам. Мужик возле него невозмутим и спокоен. Вдруг все вместе поворачивают головы и смотрят вправо. Развернулась и камера. В отдалении стал виден приближающийся электровоз. В следующую секунду в руке у усатого мужика появляется обрезок трубы. Им он со всего размаха бьет парня по коленной чашечке. С широко раскрытым ртом парень падает на землю и получает такой же удар по другой ноге. Вероятно, от боли он на какое-то мгновение теряет сознание. Владимир Алексеевич и мужик подхватывают его за шиворот и волокут по насыпи вверх. Перебитые ноги парня болтаются как тряпичные. Они кидают парня на рельсы и поспешно сбегают с насыпи. Видно было, как парень зашевелился и попытался встать. В этот момент его на полной скорости срезает махина электровоза. Вагонов за ним не было. Метров через пятнадцать что-то вылетело из-под его колес. Следующий кадр – валяющийся на щебне ботинок с торчащей из него костью и кровавым месивом внутри.
- Знаешь, за что?
Карась оторвал мрачный взгляд от телевизора.
- За что?
- Он нас обманул. Сознательно. И всего один раз.
Это было четыре года назад. С тех пор Карась, входя в эту комнату, всякий раз с неприязнью поглядывает на стоящую в декоративной нише видеодвойку.
Мило улыбаясь, «Лена» снимала с проволоки оледенелое белье и отдавала его вместе с прищепками Карасю. Это называлось, как объяснил Владимир Алексеевич, «подтвердить легенду». Конспиратор скребучий. Хорошо хоть цветы привозить не заставляет.
Карась закрыл дверь на балкон и уселся в «свое» кресло.
- Начинай рассказывать.
- Да что рассказывать? – Карась посмотрел в потолок. Из кухни доносился аромат хорошего кофе. – Ну, что Соху взорвали, вы, наверное, знаете. Что еще? А, участковый на Солнечном эфедрином торгует. Говорят, узбекский. У наркоманов в почете.
- Что у вас говорят о гибели Цангина? Чьих рук дело? – спросил хозяин.
- Ну чьих? К кому ж власть перешла? – Карась поерзал в кресле. – Все на Дрона думают. Да кто ж вслух скажет?
«Лена» принесла и поставила перед Карасем кофе. Своему боссу она передала чашку зеленого чая.
- А Кожуховский к этому как отнесся?
- Тулуп сам не свой ходит, - Карась подул на кофе и сделал маленький глоток. – Хотя, насколько я его знаю, он что-то затеял. Почти не колется сейчас. А вчера у него целый день Толчинский просидел.
- Узнай, Карасик, о чем шла речь.
- Да вы что? Как?!
Хозяин квартиры поставил чашку на блюдце.
- Ладно, - сказал он. – Но если хоть что-то узнаешь, сразу сообщишь.
- Хорошо.
- Ладно, пошли дальше. Когда вы деньги в «общак» везете?
- А что? – Карась замер. – Откуда вы знаете про деньги?
- Не твое дело. Итак, когда вы везете деньги?
Карась опустил руку с чашкой и, избегая смотреть на «этого чекиста», ответил:
- Послезавтра, в пятницу.
- Кто повезет? Как всегда, Лемешев?
- Да, Жорик со своими людьми.
- Сколько будет денег?
- Двести шестьдесят тысяч.
- Долларов, да?
- Долларов, - Карась с мольбой посмотрел на хозяина: - Владимир Алексеевич! Ну, если мы эти деньги не привезем, Дрон по-любому их потребует, и Кузя с Тулупом с нас три шкуры драть будут!
- А тебе что за печаль? За месяц соберете снова.
- Но Дрон же сразу просечет, что была наводка! Что без своих не обошлось!
- Не просечет. Мы все так обставим, что не просечет. Все, - Владимир Алексеевич негромко хлопнул ладонью по столику. – Пошли дальше.
- Но, Владимир Алексеевич… - Карась не находил нужных слов. – Жорик… Он же классный пацан!
- Все, я сказал! – прикрикнул на него хозяин. – И не вздумай отговорить этого своего Жорика от поездки! Так, все, пошли дальше…

Мрачнее тучи
Следующее утро, как и предполагал Карась, выдалось морозным и ветреным. Холодное солнце висело над верхушками сосен, пожухлая придорожная трава была покрыта белесым налетом инея. Чуть дальше вдоль дороги тянулись непролазные заросли боярышника с беспорядочно переплетенными голыми ветвями. Четыре автомобиля с работающими на холостых оборотах двигателями стояли на обочине трассы.
Откинувшись на спинку сидения, Карась хмуро смотрел на дорогу. На душе было тяжело и гадостно. Вдруг он выругался, вжикнул «молнией» на куртке и достал из кармана пиликающий и мигающий зеленым дисплеем телефон. Сидящий возле Карася здоровенный амбал Дусик деликатно отвернулся к окну.
- Да.
- Ты где? – спросила Ирка.
- На работе.
- Дима, я нашла помещение под салон красоты! Представь себе, там и сауну можно будет сделать, и солярий! Ты слышишь?
- Слышу. Тебе что, одной парикмахерской мало?
- Тю, конечно, мало! – воскликнула жена. – Ты что, не понимаешь? Это же под одной крышей парикмахерская на два зала, маникюр, педикюр, солярий, сауна! Даже для бара место останется, слышишь?
Из-за поворота осторожно выехали «тойота» и черный «Опель-Астра». Машины медленно приблизились и, не доезжая до BMW Буряка, остановились. Из «тойоты» вылезли четыре кавказца. Один из них, высокий, в дорогом черном пальто с поднятым воротником, направился к BMW, остальные, напустив на себя равнодушный вид, остались стоять возле машины. Разглядеть пассажиров «Опеля» мешали солнечные блики на его стеклах.
Навстречу кавказцу из BMW с солидной неторопливостью вышел Мишка, из «девятки», стоящей между его машиной и «Ауди» Карася выбрались Боксер и Чепа. Сзади тоже хлопнула дверь, и мимо Карася усталой походкой к Буряку прошел Марадона. Дусик расстегнул подплечную кобуру и, пригнув голову, тоже вылез наружу.
- Алло, Дима! Ты меня слышишь? Чего ты молчишь?!
- Да не кричи ты, слышу. Давай дома поговорим, а?
- Хорошо. Я же, знаешь, такое помещение давно искала. Прикинь, Дима, на первом этаже, в центре города. Знаешь, что там раньше было?
Уже горец обменялся рукопожатием с Мишкой и Марадоной, уже они несколько раз оглянулись на «Ауди» Карася. Надо было выходить. Но с женой ссориться не хотелось. Просто не было сил для семейного скандала.
- Что там было? – обреченно спросил Карась. Он приоткрыл дверь и поставил ногу на асфальт.
- Там раньше была детская библиотека, а сейчас ее какой-то арендатор под магазин переделывает. Дима, ты должен поговорить с этим мужиком, а то он, прикинь, не хочет уступать мне аренду, - заявила Ирка. – А мы ее потом приватизируем. Я уже с Вадимом Семеновичем поговорила. Он сказал, что это реально. Ты представь только: свой салон красоты! Свой, понимаешь?!
На одной из дверей «Опеля» блеснуло солнце, и из него вышел...
- Еханный бабай, - от удивления Карась опустил руку с телефоном.
Настороженно поглядывая в сторону местной братвы, Лема Шахоев подошел к оставшимся у «тойоты» горцам, что-то им сказал, закурил и направился обратно к «Опелю».
Карась поймал на себе озадаченный взгляд Боксера. Он приложил палец к губам. Валерка в ответ чуть заметно кивнул. Карась приоткрыл правую дверь «Ауди» и тихо позвал Дусика:
- Серый, ствол незаметно дай.
На секунду Дусик растерялся. Потом наклонился, чтобы завязать шнурок на ботинке. Свой затертый до блеска «ТТ» он положил на сидение.
Не спуская глаз с «Опеля», Карась схватил пистолет и также тихо сказал:
- Командуй пацанам на выход.
Дусик на всякий случай огляделся по сторонам, затем вскинул руку вверх.
- Привет, братва! – гаркнул он.
Темные ветви боярышника по обе стороны дороги раздвинулись и, напряженно целясь в приезжих из автоматов, на трассу вышли пятеро парней.
Абреки у «тойоты», дернувшись вначале, теперь застыли с разведенными в стороны руками. Их главному в черном пальто Боксер приставил ко лбу пистолет. Буряк с недоумением следил за происходящим, а Марадона и вовсе куда-то исчез.
В мгновение ока Карась оказался возле «Опеля». Клокоча от ярости, он рванул на себя дверь, схватил Лему за шиворот и выволок его из машины. Водитель и еще один пассажир «Опеля» замерли с поднятыми вверх руками.
- Что, Лема, попался? – сквозь зубы прошипел Карась. Забыв, что сжимает в руке пистолет, он «по-крестьянски» ударил горца кулаком в нос. Длинный ствол «ТТ» чуть спружинил и с чваканьем погрузился в глаз Шахоева.
Карасю на рукав брызнула какая-то мутная жижа вперемешку с кровью. Лема неожиданно тонко ахнул и вскинул руки к голове. Из его развороченной глазницы, пульсируя, стекала темная кровь. Оставшийся целым глаз вдруг посмотрел на Карася с холодной яростью. Рука Лемы метнулась к карману куртки.
Наслаждаясь ситуацией, Карась отпустил воротник горца, сделал полшага назад и выстрелил. Пуля впилась в черную кожу рукава, раздробила Шахоеву локоть и, вырвав на вылете порядочный кусок кожи и мяса, чиркнула позади Лемы об асфальт. Стоящий там с автоматом наперевес Ремень шарахнулся в сторону и широко раскрытыми глазами посмотрел на Карася.
Лему крутануло вокруг своей оси. От болевого шока и толчка пули он не устоял на ногах и упал прямо на простреленную руку.
- Так что, козел, – Карась ногой перевернул Шахоева на спину, – свиделись мы?
Тяжело дыша и закатив единственный глаз под лоб, Лема беспорядочно шевелился у ног Карася, глухо бормоча что-то сквозь сцепленные от боли зубы. Кровь из глазницы брызнула с новой силой, заливая раненому лицо и шею.
Не зная, что бы еще с ним сделать, Карась не очень сильно, но резко впечатал каблук в солнечное сплетение Шахоева. Лема дернулся, из его горла раздался глухой хрип, и бормотание прекратилось.
- Давай, чмо, вставай! – Карась снова пнул Лему ногой и оглянулся по сторонам.
Стоящие у «тойоты» горцы смотрели на него зло и настороженно. Взгляда никто не отводил, и это раздражало. А не порешить ли их всех? Жаль, что Лема вырубился. Карась поставил ногу на залитое кровью лицо и покатал его голову по асфальту.
- Дима, Дима! – кто-то позвал Карася.
- Что такое? – он недовольно оглянулся назад.
- Дима! – к нему подходил Марадона. – Подожди, не «мочи» его, Дима, – Мардан подошел и остановился рядом. – Давай отойдем на пару слов.
- Говори, что тебе надо.
- Нет, давай отойдем, – с удивительной настойчивостью повторил директор рынка.
- Говори, – сказал Карась, когда они остановились недалеко от «Опеля».
- Дима, – горячо зашептал Марадона, – не убивай его! Ты послушай меня. Они горцы, понимаешь? Кланами живут. Если ты этого уроешь, сюда столько его племянников, братьев и прочей родни понаедет, что и патронов не хватит. Поверь, я их знаю, понимаешь? Это будет кровная месть, Дима. Для них это святое. У нас у всех будут тогда проблемы, понимаешь?
Карась посмотрел на лежащего посреди дороги горца. Тот уже начал шевелился, пытаясь встать, и снова заваливался на спину.
- Ладно, уболтал, – Карась посмотрел на «ТТ» в своей руке. – Иди к Буряку. Я сейчас подойду.
Он снова подошел к Леме и направил на него пистолет. Лема смотрел на ноги Карася и упорно пытался встать. Борясь с желанием выстрелить, Карась ударил Шахоева каблуком в лицо, вытер о его брюки испачканную кровью подошву и направился следом за Марадоной.
- Ну что, здоров, Давид, – сказал он горцу в черном пальто.
Давид покосился на старый «ТТ» и гортанно ответил:
- Здравствуй, Дима. А не хорошо как гостей встречаешь, – он покачал головой и, видя, что Карась нахмурился, поспешил добавить: – Но с этим Лемой все ясно – он это заработал.
Карась не сдержался и передразнил грузина:
- Заработал, – с акцентом подтвердил он и уже нормальным голосом спросил: – В «Опеле» твои люди или его?
- Какие его? – Давид надменно шевельнул бровью. – Это все мои люди!
- А где ты Лему взял вообще? – встрял в разговор Боксер.
- Он раньше у Самвела был, – ответил Давид. – Мне сказал, что тут всех знает, потому, что раньше тут работал. Я его и взял.
Карасю все это стало надоедать.
- Короче, ладно, – он раздраженно махнул рукой. – К делу перейдем. В общем, Давид, условие номер один: чтоб я это чмо, – Карась кивнул на Лему, – больше никогда не увидел. Ты въехал в тему?
- Да, Дима, въехал я, въехал! – Давид изобразил нежелание обсуждать такую саму собой разумеющуюся чепуху. – Давайте договариваться! Сколько вы хотите с каждой транзитной фуры?
- Семь процентов, – сказал Буряк.
- Э, нет. Пять процентов – это еще можно, – ответил Давид.
Буряк и Карась посмотрели на Марадону. Директор рынка прищурился и вкрадчиво заявил:
- Мы можем согласиться на пять процентов, но по нашим внутренним ценам. И только предоплата в долларах. Это первое. Второе. Все дела с таможней решаем только мы.
- Хорошо, а по какому курсу будем считать доллар?..
Весь обратный путь в город Карась за рулем угрюмо молчал. Думать ни о чем не хотелось. Ни Дусик, ни сидящие на заднем сидении Ремень и Чепа, видя настроение босса, не проронили ни слова.
Уже в самом центре города телефон в кармане Карася снова ожил.
- Вот сука, – сквозь зубы процедил Карась. – Да.
- Привет, Димон! – голос у Блыма был подозрительно радостным. – Слышишь, Дима, я тут с такими телками познакомился! С такими телками!! Ммммм…
- Что тебе надо?
- Хочешь, Димон, одна твоя будет? Там такие мяса – закачаешься! Ляжки – во! Сиськи…
- Да пошел ты.
Карась уже хотел выключить телефон, как Блым заорал благим матом:
- Димон! Димон, слышишь?! Димон!
Карась матюгнулся и снова поднес мобильник к уху.
- Ты заколебал уже, – сказал он. – Говори, что ты хочешь.
- Димон, слышишь? Это самое, а можно я на твой «Термопласт» приеду и возьму у Лома «Субару»? На один вечерок, Димон! Ну дай, а? Я девкам скажу, что тачка моя. А, Димон? Ну пожалуйста. Я все равно долго не буду. Мне завтра вставать рано. Я с Жориком договорился, завтра еду с ними.
Карась крутанул руль вправо, сбросил газ и отжал сцепление и тормоз. Дернувшись и взвизгнув резиной по асфальту, «Ауди» остановилась.
- Блин, Блым! – заорал в телефон Карась. – Что за блажь?! Какого ты туда попрешься?! Ты мне завтра тут нужен будешь!
Карась вдруг осекся и оглянулся на пацанов. Дусик провожал скучающим взглядом шедшую по тротуару девушку, Чепа тер ушибленный лоб и беззвучно матерился.
- Блым, что ты там забыл? – спросил Карась уже поспокойнее.
- Да ну что, – неуверенно ответил Жека. – прибарахлиться там, то, се. А чего я тебе завтра так понадобился?
Блым, не едь… Жека, не едь… Карась прижимал трубку к уху и смотрел куда-то вперед, ничего не видя перед собой. Наконец он вздохнул и сказал:
- Да ладно, хрен с тобой. Едь куда хочешь. Только когда приедешь – позвонишь. Я говорю про завтра.
- Ага, ясно. А как насчет тачки, Димон? Ну, дай «Субару», а? Ну, на один вечерок.
- Бери.
- Опа! – обрадовался Блым. – Димон! С меня магар! Я тебя со второй телкой познакомлю! Обалденная девка…
- Не забудь завтра позвонить.
- Не, не забуду! А эту, вторую, Аленой зовут, слышишь?! Ну, все! Давай, пока!
Мрачнее тучи Карась нажал кнопку отбоя и положил телефон в карман.
- Что-то шум какой-то в моторе послышался, – он вышел и открыл капот машины.

Дядя Дима
Их хоронили в запаянных гробах через три дня, в понедельник. Удар, с которым «мерседес» Жорика столкнулся с КрАЗом, был такой силы, что, по словам одного из гаишников, людей из «мерса» буквально выдавило, словно из тюбика.
- И с КрАЗом этим нечисто все, – рассказал вчера начальник горотдела. – Согласно путевке, он должен был возить песок из карьера километров за тридцать от места аварии, – полковник Боровой закурил и посмотрел на Тулупа. – Но это еще не все, Саня. У Милько, водителя этого КрАЗа, оказался проломленным череп, хотя, как показал осмотр кабины, у него должны были быть сломаны ноги и ребра. Ну и, может быть, позвоночник. Но никак не череп, понимаешь? А главное – на руле нет никаких отпечатков. Вообще никаких. Ни Милько, ни другого человека. Все стерто. А сам Милько находится в коматозном состоянии, и вряд ли, как сказали доктора, проживет хотя бы неделю.
- Но, слышишь, полковник, – после небольшой паузы спросил Кузя, – кто-то ж по-любому должен был управлять КрАЗом? Значит, у него должны быть поломаны ноги, так? Значит, надо по всем больницам пройтись. Правильно я говорю?
Но Боровой отмахнулся и затушил сигарету.
- Серега, вот только не надо меня учить оперативно-розыскной работе, хорошо? В общем, Саня, – полковник снова посмотрел на Тулупа. – Тут одно из двух: либо кто-то из ваших беспредельничает, либо это дела Большой Конторы. Я думаю, что скорее всего второе.
Карась еще тогда заметил, как переглянулись Тулуп с Толчинским.
Боровой выдержал многозначительную паузу и добавил:
- В город приехали люди из областного УБОПа. Специально на похороны. Так что имейте в виду. Снимать все будут на камеру.
Хоронили пацанов со всеми мыслимыми почестями. Под заунывную музыку духового оркестра четыре лакированных гроба проплыли во главе траурной процессии по центральной улице города.
Одетые в черное матери погибших, обессилевшие от слез и горя, шли, бережно поддерживаемые родственниками, за гробами своих сыновей. Жорика вдова – красивая даже сейчас Инга, – несла на руках сына. Максимка был еще слишком мал, чтобы горевать, да и плакать долго не любил. Сначала он, конечно, заревел, когда вдруг закричала и зашлась слезами мама, а бабушка упала на пол. А когда приехал дядя-доктор, и стал делать бабушке уколы, он уже не плакал. Честное слово! Дядя Дима, а папа скоро приедет?
Сдержаться после этого и не нажраться, как последней свинье, Карасю удалось в тот день с большим трудом.
- Вот, держи, – Владимир Алексеевич небрежно бросил на журнальный столик тугой бумажный пакет. – Здесь твои двадцать тысяч. Разверни, забери деньги, а бумагу оставь.
Карась посмотрел на пакет и отвернулся.
- Бери, бери, – хозяин подтолкнул пакет к Карасю. – И не надо тут из себя целку корчить. Лена!
- Да, Владимир Алексеевич, – в комнату вошла девушка.
- Неси коньяк. А ты, Карасик, сейчас из себя узника совести не разыгрывай, не та публика, – Владимир Алексеевич устроился в кресле поудобнее. – Ты же решил для себя в свое время, что ты и вся ваша банда, – он усмехнулся, – хищники, а все остальные – вроде как бараны с овцами? Было дело? Но есть еще и охотники, Карасик. И от них зависит, или шлепнуть тебя, как волка, на месте, или бросить тебе кусок мяса, чтобы приручить как собаку. Понял? Бери деньги.
«Леночка» вкатила в комнату столик, на котором подрагивала возле коробки конфет пузатая бутылка «Хеннесси». Рядом на блюдце лежал нарезанный тонкими кружками лимон. Рюмок было три.
Карась с неприязнью посмотрел на «Леночку». Кукла. Шалава кагэбэшная. Когда она наклонилась, переставляя все с одного столика на другой, Карась заметил, что белья на ней не было. По крайней мере, лифчика. Встретившись взглядом с Карасем, «Леночка» мягко ему улыбнулась.
- Так, Карасик, – вернул его к действительности хозяин. – Быстро взял деньги.
- А если не возьму?
- Как знаешь, – Владимир Алексеевич забрал деньги со стола. – Лена, подай мне пульт.
Он нажал кнопку и стоящий на видеомагнитофоне телевизор ожил. На экране крупным планом появилась голова Карася.
- …Как отнесся? – раздался голос Владимира Алексеевича.
- Тулуп сам не свой ходит, – на экране Карась подул на чашку и сделал из нее глоток. – Хотя, насколько я его знаю, он что-то затеял. Почти не колется сейчас. А вчера у него целый день Толчинский просидел.
- Узнай, Карасик, о чем шла речь, – снова послышался голос хозяина.
- Да вы что? Как?!..
Наблюдать себя со стороны было неприятно. Карась угрюмо покосился на стоящий напротив него книжный шкаф. Именно где-то там, среди книжных корешков, судя по всему, и была спрятана видеокамера.
- …Итак, когда вы везете деньги?
Рука с чашкой опустилась, Карась на экране скорчил недовольную мину и нехотя ответил:
- Послезавтра, в пятницу.
- Кто повезет? Как всегда, Лемешев?
- Да, Жорик со своими людьми.
- Сколько будет денег?
- Двести шестьдесят тысяч…
Хозяин нажал кнопку, и изображение на экране замерло.
- Вот так-то, – с деланным сожалением произнес он.
«Лена» разлила уже по рюмкам коньяк и принесла себе из другой комнаты стул.
- И зачем вам это надо? – спросил Карась, кивая на телевизор. – Я что-то не так сделал? Или я не выполнил какого-то вашего… какой-то вашей просьбы?
- А чтобы ты не расслаблялся, – Владимир Алексеевич поднял свою рюмку. – Знаешь, Карасик, видел недавно карикатуру. Там Буратино связанному Карабасу-Барабасу к носу пистолет приставил и говорит: «Извините, сеньор Карабас, ничего личного, это – бизнес». И вы знали, куда ввязывались. Так что, ничего личного, Карасик, это – бизнес, – и ни с кем не чокаясь, он выпил свой коньяк.
- Вы что, и это сейчас снимаете? – спросил Карась.
Владимир Алексеевич бросил в блюдце лимонную корку.
- А тебе какая разница?

«Персон коммодити»
Несколько непривычное поведение Тулупа объяснилось примерно два месяца спустя, сразу после Нового года.
Карась сидел в «Фаворите» за своим столиком и без особого интереса слушал Толчинского. Сам адвокат, как всегда гладко выбритый и в безупречном костюме, отодвинул в сторону тарелки и чашку с недопитым чаем и разложил перед собой многочисленные бумаги. Гуляющая за окном метель являла собой разительный контраст с солнечным и жарким Таиландом, откуда Карась с женой и дочкой вернулся всего неделю назад. Может, из-за скверной погоды, может, еще из-за чего, но на Карася с утра накатила какая-то хандра. Новый год отгудели со всегдашним шиком и размахом. Вот только не было с ними Жорика, Блыма… Эх, Жека, Жека…
- Вот, Хавалджи передал, – Толчинский положил перед Карасем скрепленные степлером документы. – Фирма «Персон коммодити интернешл ЛТД». Зарегистрирована на Кипре, оффшорная зона. Там все реквизиты указаны. А вот сам договор.
Карась бегло просмотрел документ. Его глаза задержались на одном из пунктов.
- А это что за фигня? – спросил он. – Реклама, это понятно, а что за «консалтинговые услуги»?
- Консалтинговые, значит – консультационные, – пояснил адвокат. – Изучение и анализ рынков, прогнозирование коммерческих рисков и так далее. Там широкий спектр услуг.
- Угу, я понял, – кивнул Карась. Он пролистал еще пару страниц и с удивлением уставился на Толчинского. – Ты что, Абрамыч? Двести и двести шестьдесят тысяч долларов. Да нас же повяжут, если мы такие бабки в два транша через «бугор» переведем! Ты что?
- Никого не повяжут, Дима, – заверил адвокат. – Сейчас в правительстве лежит законопроект о свободных экономических зонах. Не более чем через месяц он будет принят, и у нас будет одна из таких зон. А «Персон коммодити», как соучредитель и владелец контрольного пакета акций, получает право переводить всю выручку на свои счета за границей.
Карась внимательно посмотрел на Толчинского. Что-то ему тут не нравилось. Дрон никогда такой спешки с переводом денег не одобрял. Выходит, это не Дрона деньги?
- Слышишь, Абрамыч, а ну, давай сначала, – сказал он. – Короче, мы с «липовыми» киприотами создаем рекламную и консалтинговую контору. Этой конторе, я понял, наши предприятия якобы заказывают рекламу и это, – как его? – изучение рынков и все такое. А бабло благополучно уходит за кордон.
- Совершенно верно, – ответил Толчинский. – Причем, эти деньги абсолютно легальные и их происхождение будет легко объяснить.
- С этим все ясно, – согласился с ним Карась. – И собрать четыреста шестьдесят тысяч баксов тоже, в принципе, не проблема. Но, Абрамыч, – не сводя с адвоката глаз, Карась подался вперед, – два транша на почти «пол-лимона» баксов в течение месяца. Ты не можешь, Абрамыч, не знать, что все переводы за «бугор», большие пятидесяти тысяч, мониторятся. Тут не только налоговая, ту и покруче контора наехать может.
- А кто тебе сказал, что все надо сделать в течение месяца? – спокойно спросил Толчинский.
- Ну как же? – удивился Карась. – Два транша, один за другим, между двумя налоговыми отчетностями, пока этот «Персон коммодити» не прихлопнули. Ведь так?
Адвокат с ответом не торопился. Он отхлебнул уже остывший чай, отставил чашку в сторону и только тогда сказал:
- «Персон коммодити» никто не сможет прихлопнуть, по крайней мере, в течение двух лет. Я же сказал, что где-то через месяц, не позже, будет принят закон о свободных экономических зонах, по которому любое предприятие, созданное с привлечением иностранных инвестиций, освобождается от уплаты налога на прибыль в течение двух лет.
Карась прищурил глаза и выпрямился. За долю секунды в его мозгу молнией прорисовалась вся суть этой гениальной, такой простой и понятной схемы. Это ж, сколько бабок можно отмыть! Это ж чистые бабки! Чистые!
Лицо Карася просветлело.
- Слышишь, Абрамыч! – он протянул руку через стол. – А ну, дай проект закона! У тебя он есть? Дай, я почитаю!
Некоторые места Карась проглядывал бегло, другие пункты внимательно перечитывал по два, а то и три раза. Толчинский уже успел сделать на полях документа свои пометки, которые сейчас Карася только раздражали.
Дочитав до конца, Карась расплылся в улыбке и бросил проект закона на стол. Ясная и простая схема легальных доходов во всей красе стояла перед его глазами.
- Блин, Абрамыч! – воскликнул он. – Это ж Клондайк! Это ж такие бабки прокрутить можно! Смотри! – он чуть понизил голос. – Переводим бабки через Хавалджи на Кипр. Там берем любого пастуха, Ракиса Теодоракиса какого-нибудь, и делаем из него директора фирмы. А бабки, – уже чистые бабки, Абрамыч! – под видом инвестиций возвращаем себе! Я правильно все понял?
- Да, ты все правильно понял, – благодушно ответил Толчинский. – но здесь есть еще несколько плюсов. Я имею в виду возврат НДС.
- А ну, погоди малость, – остановил его Карась. Он обернулся к бару и позвал: – Эй, там! Водяру принесите!
- Я не буду! – тут же заявил адвокат.
- А никто тебя не заставляет. А теперь давай, говори, кому и зачем так срочно понадобились деньги?
Поерзав на стуле и кашлянув в кулак, Толчинский сказал:
- Это деньги Сане.
- Какому Сане? Тулупу? – Карась смотрел на адвоката с недоверием. – А Кузя в курсе?
- Естественно, в курсе. Он знает даже, кто дал на это «добро». Можешь позвонить Сергею и проверить. Здесь все в порядке, это было решено «наверху».
С графином водки и двумя хрустальными рюмками в руках к их столу подошел бармен. Видя, что собеседники замолчали, он поставил водку на стол, быстро собрал пустые тарелки и поспешил удалился.
Карась налил себе полную рюмку и лихо ее выпил.
- Ох, – он погладил себя по животу и подцепил вилкой маринованную сыроежку. – А зачем Тулупу так срочно деньги понадобились? – спросил он, жуя. – Только не говори мне, что не знаешь, или, что это не мое дело.
Толчинский безразлично пожал плечами:
- Почему, знаю, – сказал он. – Саня с семьей уезжает на ПМЖ в Америку.
- Как так – уезжает? – оторопел Карась. – Он что, тоже еврей?
- При чем тут еврей? – поморщился Толчинский. – Любой человек, который инвестирует в экономику США миллион и более долларов, может рассчитывать на получение вида на жительство. Только, Дима, – адвокат строго посмотрел на Карася, – хоть это не такой уж большой секрет, лишний раз об этом болтать не надо.
- Да что ты меня учишь?! – неожиданно вспылил Карась. Ему до миллиона было пока еще далеко. – Ладно, Абрамыч, не понтуйся… Так ему что, до миллиона четырехсот шестидесяти тысяч не хватает?
Адвокат посмотрел на часы и с большой неохотой ответил:
- Нет, ему там уже организовали бизнес. Эти деньги нужны, чтоб продержаться на первых порах, на страховку, переезд и прочие расходы.
- Короче, на «поддержание штанов», – криво усмехнулся Карась, наливая себе новую рюмку.

На два фронта
Пройдя длинным коридором городской налоговой инспекции, Карась вошел в просторную приемную и остановился перед столом секретарши. Девушка отложила книжку в яркой обложке и дружески ему улыбнулась.
- Привет, Светик, – Карась кивнул на массивную дверь кабинета: – Шеф твой у себя?
Светик изящно повернулась к селектору и нажала наманикюренным пальчиком кнопку.
- Николай Ильич, – проворковала она, – к вам Дима.
- Какой еще Дима?! – донеслось из динамика.
- Карасик.
- Пусть войдет, – после паузы ответил начальник налоговой. – Ко мне – никого!
- Здравствуйте, Николай Ильич, – Карась почтительно остановился на пороге кабинета. – Разрешите?
Не отрываясь от телефонного разговора, начальник налоговой инспекции кивнул Карасю.
- Константин Сергеевич, решите этот вопрос вместе с прокуратурой, это в их компетенции, – произнес он в трубку. – Да. До свиданья.
- Здравствуйте, Николай Ильич, – повторил Карась. Широкая и открытая улыбка делала его похожим на эдакого безобидного увальня-простака. Улыбаться Карасю сейчас не хотелось. Как и отдавать сто семьдесят тысяч долларов. Но таковы правила игры. – Я пришел, как мы и договаривались.
Начальник налоговой инспекции окинул Карася цепким взглядом.
- Здравствуйте, – ответил он осторожно. – Заходите. Слушаю вас.
- Нам передали ваши условия. Разрешите? – Карась показал на стоящее у письменного стола кресло.
- Да-да, присаживайтесь.
- В общем, мы согласны. Вот только нам ближе срок четыре месяца, а не три.
- Как знаете, – сразу поскучнел Николай Ильич. – Но квартальные проверки никто не отменял, и плановые ревизии тоже. А помимо всего прочего, надо мной тоже есть начальники, – совсем сухо добавил он.
Карась напустил на себя задумчивый вид.
- Да, – ответил он, – я вас понял. Ну что ж, хорошо, мы согласны.
Николай Ильич извлек из-под какого-то документа на своем столе лист бумаги с длинным рядом цифр.
- Перепишите себе, – он положил лист перед Карасем.
Все правильно. Как и полагается номеру банковского счета, он состоял из двадцати знаков. Карась еще раз, на всякий случай, сверил обе записи. Все нормально.
- Хорошо. Всего вам доброго, – Карась поднялся с кресла.
- До свиданья.
Собеседники пожали друг другу руки.
За рулем «Субару» Карася ожидал Дусик.
- Сука старая, – зло бросил Карась, усаживаясь в машину. – Давай, Дусик, подрули к какому-нибудь салону сотовой связи.
- Димон, ты же в спортзал хотел.
- Давай, куда я сказал!
Дусик торопливо переключил скорость, и машина тронулась с места.
У недавно открывшегося магазина «Сота-Сервис» он остановился.
- Магазин, Димон.
- Вижу, – Карась порылся в кармане и протянул Дусику пятьсот с чем-то там долларов. – На. Это тебе за неделю. Можешь идти домой, ты сегодня не нужен.
- Понял, – Дусик спрятал деньги. – Завтра как обычно?
- Да.
В магазине Карась купил новый «Эриксон» и сим-карту к нему. Лишь отъехав три квартала, он позвонил Буряку.
- Да, – отозвался Мишка.
- Здоров, это я.
- А что такое, Карась? Звонишь из какого-то незнакомого телефона.
- Знаешь развилку на трассе за железнодорожным мостом?
- Ну.
- Когда подскочить сможешь?
- Так, ясно, – Буряк секунду помолчал, потом ответил: – Ну, смогу быть через полчаса, не раньше. Пойдет?
- Пойдет. Я буду там.
- Карась, бригаду брать?
- Не надо никакой бригады. Разговор есть.
- Лады, еду.
Ранние зимние сумерки сменились непроглядной чернотой ночи. На небе замерцали мириады невидимых в городе звезд. Часы на приборной панели «Субару» показывали половину седьмого. Заснеженная трасса была пуста. Но вот со стороны города в ночи появилась яркая светящаяся точка, и минуты через три BMW сбавил скорость, въехал на площадку и остановился возле джипа Карася.
Они вышли из своих машин одновременно. Легко одетый Буряк зябко поежился на ночном морозе.
- Давай в машине поговорим, – сказал он, притоптывая на снегу.
- Пошли в твою, – согласился Карась.
В BMW было тепло. Здесь пахло натуральной кожей и еще чем-то изысканным и дорогим. Глядя в почти кромешную тьму за окном, Карась лихорадочно соображал, с чего начать беседу. Выстроенные им ранее заготовки сейчас казались неудачными.
- Ну давай, выкладывай, – поторопил его Буряк. – Что там у тебя? Проворовался, что ли? Да, кстати, чем твой Чепа занимается?
- А что? – слегка растерялся Карась. – Ларьки крышует в центре, менял пасет. Что-нибудь не так?
- Сколько ты с ларька наказал брать в месяц?
- Как обычно, – ответил Карась, – триста баксов. А Чепа, значит, «крысятничает»?
- Суди сам. Мадам Арцыбашева ко мне в городе подкатила. На беспредел Чепы жалуется. Говорит, ей участкового кормить дешевле. Говорит, Чепа по триста пятьдесят баксов лупит с «батискафа». А их у нее, сам понимаешь, двенадцать штук.
- Ладно, с Чепой разберусь, – Карась вздохнул и решился: – Миша, ты помнишь, мы Зайцева валили?
- Ну? – сразу насторожился Буряк.
- И кто об этом знал?
- Что значит «кто знал»? Из наших, в смысле?
Голос Карася в темноте прозвучал жестко:
- Из наших.
- Да все, наверное, знали, Карась! Кузя, само собой, знал, Жорик покойный. Даже Блым, – помнишь? – прикалывался: «Умирает зайчик мой». А чего ты вспомнил? Это сколько оно?.. Это пять лет уже прошло.
- А как ты думаешь, откуда узнал обо всем Блым? Я, например, ничего ему не говорил.
- Слышишь, Рыба! Что ты мне мозги долбешь?! – рассердился Буряк.
- Остынь, Миша, – предложил корешу Карась. – Остынь, а? Ко мне сегодня возле налоговой подсел какой-то хмырь лет пятидесяти. Сам открыл дверь и сел в машину. Сам, понял?
- Ну, и что дальше?
В темноте Карась расслабился и откинулся на спинку сидения.
- Этот хмырь сказал, что им все известно, и поэтому он предлагает сотрудничество, – с досадой в голосе произнес Карась. – А чтоб я не делал поспешных выводов и резких движений, он…
Буряк включил подсветку спидометра и повернулся всем корпусом к Карасю.
- Кому «им» все известно? – подозрительно спросил он.
- А я знаю?! Что ты от меня хочешь?! Сказал: «им», и все!
- А что им известно?
- Всё! Он знает даже, что это была личная просьба Ефрема. А он, говорит, слово пацана кому-то там давал, что Зайцева не тронут. Ты понимаешь, Миша, что это значит?
- Блин, Карась.
- Ото ж.
Минуты три в темном салоне BMW стояла тишина.
- Кто ж это стучит? – задумчиво произнес Буряк.
- Стучал, Миша, – тут же поправил Карась. – Все эти пять лет, если не больше, кто-то на два фронта работал. Кто-то из погибших, понимаешь? А эти, кому стучали, теперь новых наседок ищут.
Некоторое время Буряк сидел молча. Затем спросил:
- На кого ты думаешь?
- На Блыма, – как бы нехотя ответил Карась. – Заварова и Петрухи с нами тогда не было.
- Может быть… А Мара? Помнишь Мару?
- А что Мара? Мара когда еще по пьяни в ванной утонул? Забыл?
- Да-а… – Мишка покосился на темный силуэт Карася рядом с собой. – Что предлагаешь делать? Ефрема предупредить, что ли?
- Ты что, гонишь, Миша?! Следом за Марой хочешь отправиться?
- Да понял я! – отмахнулся Буряк. – Димон, а этот, что к тебе в машину подсел, на мусора был похожий?
- Знаешь, Миша, был, – после некоторого раздумья ответил Карась. – Было в нем что-то от киношного кагэбэшника. Ну, такой весь собранный какой-то, скользкий. Сто процентов, что не из блатни.
- А одет был как?
- Нормально был одет. Как все. А когда из моей машины выскочил, бегом в красный «рено» сел и смылся. Но тачка ворованная, наверно.
- Почему?
- Да не станет такой серый неприметный тип постоянно ездить в красном «рено», понимаешь?
- Слышишь, Карась, а он в машине сам был, не видел?
- Водила там был. Этот фраер запрыгнул рядом с ним, и уехал.
- Номера хоть запомнил?
- Нет, Миша, я тогда об этом не подумал. Но, сдается, наши номера там были, местные. Сейчас… Девятка там, кажись, первая. Или девяносто два, или девяносто три… Нет, Миша, не помню. Короче, брат, я бы и сам с этой замуткой разобрался, но ты же с Астаховым из УБОПа куришь?
- Ну? И что?
- Вот пусть он и пробьет у гаишников, что это за тачка.
- А ты знаешь, сколько он с меня бабла сдерет за это?
От возмущения Карась даже засопел в темноте.
- Ты что, гонишь, что ли?! – воскликнул он. – Это ж для нас надо, Миша! Никто, никто не должен ничего знать! А главное, Кузя и Ефрем. Ну, ты понял, почему, да? Короче, – Карась немного успокоился, – делаем так. Пусть за мной ходит человек. Только незаметно чтоб было! Есть у тебя такой?

Параноик
Не смотря на обильный снегопад и потемневшие из-за нулевой температуры сугробы, гостиница «Украина» сверкала европейской отделкой. Хлопья мокрого снега ложились на чисто выметенный тротуар перед ней и тут же таяли, образуя небольшие лужицы.
Покручивая на пальце ключи от машины, Карась вошел в просторный гостиничный холл и направился в ресторан.
Мишка был уже там. Он только что плотно поел и сейчас пил из маленькой чашечки кофе.
- Здоров.
- Привет.
Они обменялись рукопожатием.
Карась сел напротив Буряка и отмахнулся от официантки.
- Ни Кузи, никого еще не было? – спросил он.
- Как видишь.
- Это самое, Миша, – сказал Карась, – когда твой человек к работе приступает? Потому, что я не знаю, когда эти снова на меня выйдут.
- Он уже работает, – самодовольно ответил Буряк. – Хочешь, расскажу, что ты сегодня делал?
- Давай.
Буряк достал из кармана свою дорогущую «нокию», ткнул пальцем две кнопки и приложил телефон к уху.
- Давай по «объекту» все, – произнес он в трубку и тут же раздраженно добавил: – Да, я знаю, что он сейчас сидит напротив меня, дальше что? Во сколько? В девять-семнадцать?.. Угу… Угу… Хорошо… Да, конечно…
- Дай трубу! – Карась протянул руку через стол. – Дай я пару слов скажу.
- Сейчас поговоришь с ним, – сказал Буряк и отдал мобильник Карасю.
- Слышишь, брат, – сказал в телефон Карась, – ты особо проверь, не пасет ли меня кто. Если что, сразу дай знать, добро? Сделаешь?
Ответ прозвучал лаконично:
- Да, хорошо. Сделаю.
- А если кто ко мне подойдет, и я, ну там, короче, приглажу рукой волосы, проверь, никто ли не прикрывает этого типа. Понял?
- Да, я понял.
- Если он будет один, – продолжал дальше Карась, – подойдешь к нам и попросишь закурить. Или нет, слышишь? Позвонишь мне и скажешь: «он один». Прямо так и говори. Все понял?
- Да, я все понял.
- Ну, давай. Только не подведи там, – Карась отдал телефон Мишке.
- Так вот, Карась, – сказал тот, пряча мобильник в карман, – сегодня ты ровно в девять-семнадцать вышел из хаты. Потом…
- Да ладно, Миша, хорош! А что это вообще за тип? Твой кто-то?
- Нет. Астахов своего человека дал. За бабки.
- Сколько?
- Майору штуку за все, и его оперу я пообещал полтинник.
Карась недоверчиво уставился на Буряка, но не сказал того, что собирался. Лишь буркнул:
- Ладно, расходы – пополам. Слышал, Тулуп в Штаты линяет?
- Ну еще бы. Об этом каждая собака уже знает. Хитрый, блин.
- Хитрый. А для этого знаешь, сколько надо? «Лимон» баксов.
- Слышал… Ша, Карась, Кузя приехал.
Вечером того же дня Карась забрал из танцевального кружка дочку. Обычно веселая и непоседливая Настя сейчас была тиха и задумчива. Она аккуратно положила свой детский рюкзачок на заднее сидение «ауди» и тихо закрыла дверь. Усевшись возле отца, она также аккуратно пристегнула ремень, откинулась на спинку кресла и отвернулась к окну. Вздохнула.
- Какие-нибудь проблемы, мисс? – пряча улыбку, спросил Карась.
- Ноу. Ноу проблемс, – дочка еще раз вздохнула и глазами, полными надежды, посмотрела на отца. – Папа, – спросила она, – а во сколько можно выходить замуж?
Карась удивленно вскинул брови.
- Ну-у, – он пожал плечами, – не знаю. Лет в шестнадцать, наверное. Или в восемнадцать.
- Эх, как долго…
- Ну что ты, дочурка! – повинуясь светлому родительскому чувству, внезапно охватившему его сердце, Карась наклонился и поцеловал дочку. – Это время пролетит незаметно, – сказал он. – Ты и оглянуться не успеешь, как станешь невестой, поверь.
- Я знаю, папочка.
Черная «ауди» отъехала от тротуара и, набирая скорость, помчалась по освещенному фонарями и рекламой шоссе.
Дома Карась с двумя телефонами вышел на застекленную лоджию. Найдя в «мотороле» номер Дусика, он набрал его на купленном вчера «эриксоне». Дусик долго не отвечал. Наконец сквозь шум и грохот музыки раздался его пьяный рык:
- Шо такое?! Шо надо?! Кто это?!
- Так, усох. Мигом! – рявкнул в ответ Карась.
Некоторое время еще звучала какофония, и сквозь этот шум женский голос капризно требовал Серегу к себе, потом Дусик отозвался:
- А, Димон, это ты? Подожди, подожди минутку, я сейчас!.. Да, я слушаю, Димон.
- Значит так, Дусик. Иди к ближайшему телефону-автомату. Ты слышишь?
- Да-да.
- Набери мой номер домашний и скажи: «Приезжай сейчас к складу, где раньше был третий цех Старометизного завода». Понял? Повтори.
- Да. Приезжай сейчас к складу, где раньше был третий цех Старометизного завода.
- Правильно. Потом я спрошу: «Кто это?», а ты скажешь: «Там узнаешь». Дусик, ты все понял?
- Да, Димон.
- Давай. Жду звонка. После этого ты свободен.
Телефонный звонок раздался минут через десять. Перекинувшись условленными фразами, Карась положил трубку и снова вышел на балкон.
Телефон Владимира Алексеевича он знал наизусть. На этот раз ответили почти сразу же:
- Я слушаю.
- Владимир Алексеевич, здравствуйте, – произнес тихо Карась, прикрывая телефон ладонью. – Нужно встретиться.
- Хорошо, приезжай. И деньги не забудь.
- Нет-нет, Владимир Алексеевич, я не могу к вам домой. Мне кажется, что за мной, ну, не следят, а присматриваются. Кузнецов отстраняет меня от всех дел, понимаете? К тому же я знаю, что затеял Кожуховский. Ну, помните, вы просили это выяснить? Владимир Алексеевич, ну давайте где-нибудь в другом месте, а? Я не могу рисковать, поймите. А вдруг, и вправду, следят. Я сейчас все равно за городом – специально петлял, проверялся. Давайте где-нибудь на Метизном встретимся, чтоб никто не упас.
Владимир Алексеевич некоторое время обдумывал слова Карася, потом отозвался:
- Ладно, где ты предлагаешь? Только конкретнее, Метизный большой.
- Ну, знаете что, – Карась выдержал паузу. – Ну, давайте за складами третьего цеха, хорошо? Там только одна дорога и, если кто появится, мы сразу увидим. Хорошо? Вот блин, что ж это Кузя узнал?.. – добавил он сокрушенно.
- Хорошо, буду через час. И не ной, а жди меня там. И смотри, деньги не забудь, параноик.
- Они у меня с собой, Владимир Алексеевич!
- Все, отбой. Жди меня.

Третий цех
Ночь уже вступила в свои права, когда Карась вышел из подъезда. Вглядываясь в ночную тьму, он в который раз за сегодня достал из кармана «мобилу» и позвонил.
- Да, – отозвался после пятого гудка Буряк.
- Миша, это я. А ну, позвони этому оперу своему, пусть сейчас же свяжется со мной. Только быстро, Миша!
- А что? Уже?
- Да нет! Мне ехать в одно место надо. Срочно! Давай, пусть опер сейчас мне позвонит!
- На этот телефон?
- На этот.
Не прошло и минуты, как мобильник в теплой ладони Карася ожил.
- Да!
- Меня попросили позвонить.
Карась завертел головой по сторонам, но слабо освещенный окнами многоэтажек двор был пуст.
- А где вы находитесь? Я бы хотел подойти. Поговорить надо.
В дальнем конце двора, недалеко от смутно различимых во тьме мусорных контейнеров вспыхнули и тут же погасли круглые фары «копейки».
Карась угадал – это действительно был неприметный бежевый «жигуленок». Светильники в салоне не зажглись, когда он открыл дверь и уселся рядом с водителем.
- Привет, – сказал Карась. – У нас мало времени. Значит… Как вас зовут?
- Олег.
- Значит, Олег, мне только что позвонили домой, и предложили встретиться за складами какого-то третьего цеха на Метизном. – Карась тщетно пытался разглядеть в темноте собеседника, понял лишь, что сидящий рядом с ним опер – молодой хлопец, и вряд ли старше его самого. Но это не важно. – Вы… Ты был там когда-нибудь?
- Я знаю, где это, – уклончиво ответил Олег.
- Вот. Короче, давай туда, а я сгоняю к себе в «Термопласт» и пересяду на «субару». Идет?
- Да мне все равно.
Карась принялся рыться в карманах.
- У тебя свет в машине есть? – спросил он.
В руке опера вспыхнул фонарь. Жмурясь от яркого света, Карась вынул из кармана заранее приготовленные купюры.
- Это тебе, – он протянул деньги Олегу. – Считай, что это премия, чтобы не было «все равно». Значит, договорились – ты едешь к этому третьему цеху, а я буду там где-то через полчаса, добро? И смотри, если убедишься, что этот козел один, сразу же звони. Давай.
Карась вышел из «жигулей» и быстро зашагал к оставленной возле подъезда «ауди».
На заснеженном пустыре, с одной стороны которого торчали из земли сваи заброшенного строительства, а с другой за высоким забором высилась бетонная коробка третьего цеха, было гораздо холоднее и светлее, чем в городе. Сугробы здесь стояли не растаявшие, а с затянутого тучами неба струился слабый призрачный свет. Как ни вглядывался Карась в безжизненный пейзаж пустыря, «жигулей» с опером он не увидел нигде.
Вскоре показался и приземистый «фольксваген» Владимира Алексеевича. Он ехал по дороге плавным зигзагом, высвечивая фарами окружающее пространство. На пустыре он сделал медленный круг и остановился недалеко от «субару» Карася. Фары погасли.
- Добрый вечер, – Карась открыл дверь «фольксвагена». Мягкий свет плафона под потолком озарил салон автомобиля.
- Садись давай уже! – раздраженно бросил в ответ Владимир Алексеевич. – Не выпускай тепло из машины!
Карась еще раз оглянулся по сторонам, – и где же эта скотина Олег? – и уселся рядом с Владимиром Алексеевичем.
- Ты что, параноиком стал? – спросил тот. – Деньги привез?
- Да, конечно, – Карась достал из-за пазухи перехваченную резинкой пачку купюр. – Вот, возьмите.
Владимир Алексеевич сразу подобрел. Он бегло осмотрел пачку и с видимым удовольствием сунул ее в карман.
- Ну что, будем с тобой разбираться? – сказал он. – Что там у тебя за проблемы с Кузнецовым?
- Знаете, сегодня я должен был ехать к Давиду, – начал Карась, по-прежнему вглядываясь в стылую тьму за окном. – Но Кузя решил, что поедет Минаков. Хотя это обычно моя работа. А вчера я приехал к Кузе в «Альтаир», и все замолчали, когда я в кабинет вошел. А там же все свои были – Мина, Буряк, Штанга, потом Толчинский… Понимаете, я это тонко чувствую, Владимир Алексеевич! И Чепа с Тарасом на меня как-то поглядывают… Что делать, Владимир Алексеевич? – Карась сложил брови грустным домиком и тяжело вздохнул. – Я же говорил вам, ну не надо было трогать наш «общак». Говорил? А теперь что делать?
В кармане куртки наконец-то завибрировал и запиликал «эриксон». Карась быстро взглянул на Владимира Алексеевича.
- Извините, – сказал он и плотно прижал телефон к уху. – Да, я слушаю.
- Значит так, – негромко сообщил Олег. – Он приехал один. Это Близнюк, наш бывший заместитель начальника горотдела, майор. Его лет шесть назад выгнали из милиции за наркоту. Зовут его Алексей Романович. А теперь скажи мне что-нибудь. Только обращайся как к девушке, он на тебя сейчас смотрит. Ну?
Осененный внезапной догадкой Карась повернул голову и встретился с колючим взглядом Близнюка. Ах ты, падаль…
- Ты все сказала? – произнес Карась в трубку. От чувства стыда и унижения кровь бросилась ему в лицо. Карасю даже показалось, что его уши запылали. Чтобы не выдать свое состояние, он потер кончиками пальцев лоб и отвернулся.
- Нет, – отозвался Олег. – У него был еще брат. Он сначала работал у нас следователем, потом в областном УВД. В позапрошлом году пропал без вести.
- А какой он? Какой он, Света? – как можно спокойнее спросил Карась.
- Ему на вид было лет сорок, – ответил Олег. – Среднего роста и телосложения. Волосы темные, негустые, зачесаны слева направо, кажется. Глаза серо-голубые, нос небольшой, прямой, губы тонкие, подбородок слегка заострен.
Карась в сердцах хлопнул ладонью по «торпеде». Потом опомнился, отдернул руку и снова потер пальцами лоб.
- Ладно, Света. Это самое. Ну, будь, значит, дома, а я скоро подъеду, – он выключил телефон и положил его в карман.
- Кто звонил? – строго спросил Близнюк.
- Да так. Светка. Владимир Алексеевич, – Карась повернулся всем корпусом к Близнюку, – помните, вы месяца три назад просили узнать, что затеял Тулуп?
Что-то новое показалось Близнюку в поведении Карася. Но он умел владеть собой и испуга почти не выдал.
- И что ты выяснил? – еще строже спросил он.
Теперь прячущийся где-то рядом опер Карасю только мешал. Но ничего, две с половиной тысячи долларов, отданные Близнюку для «фонда ветеранов КГБ», Олегу не помешают.
- Я выяснил, что Тулуп с семьей в Америку на ПМЖ смывается. В Соединенные Штаты.
«Владимир Алексеевич» изобразил сухую деловитость:
- Так-так-так, – сказал он. – А ну, давай подробнее, со всеми деталями.
- Странно, – усмехнулся Карась. – А в городе об этом уже каждая собака знает.
- Это что еще такое?! – Продолжал хорохориться Близнюк. Его левая рука сначала скользнула с баранки на колено, потом незаметно двинулась под сиденье. – Опять борзоты нахлеба…
Страшной силы удар тренированного кулака в голову отозвался в мозгу Близнюка яркой вспышкой. Голова бывшего майора дернулась назад, а потом безвольно свесилась на грудь. Из рассеченной брови и лопнувшего в носу сосуда на его куртку закапали первые капли крови.
Карась стоял посреди пустыря у «фольксвагена» и озирался по сторонам.
- Олег! – позвал он громко. – Давай сюда!
Раздавшийся сзади него в ночной тишине звук заставил Карася резко оглянуться и слегка оторопеть: часть большого сугроба у заводского забора приподнялась, и из-под него вышел опер. Не понимая, как такое возможно, Карась направился к нему.
- Слышишь, а как ты… – начал было Карась. – А-а, вот в чем прикол. Так ты у нас под самым носом сидел? Уважуха.
Олег молча сдернул с «жигуленка» несколько сшитых вместе белых простыней и затолкал их в багажник.
- Что ты сделал Близнюку? – он прошел мимо Карася к «фольксвагену».
- Ничего, – Карась потер кулак и зашагал следом. – В дыню вовремя вмазал. Ты посмотри, что у него под сиденьем.
Олег нащупал на шее сидящего с поникшей головой Близнюка пульс.
- А что у него под сиденьем? – опер оглянулся на Карася.
- Не знаю, – пожал плечами тот. – «Ствол», наверное.
По сидением у Близнюка валялся баллончик слезоточивого газа «Терен 1».
- Гм, – опер повертел баллончик в руке. – Я тут больше не нужен?
- Подожди, – Карась достал из внутреннего кармана Близнюка пачку долларов. – На, это тебе. А с Астаховым Буряк отдельно рассчитается. Скажешь своему майору, что, типа, пацаны стрелку с варягами забили, а тебя попросили с тыла прикрыть. Понял? Бери бабки, и можешь ехать.
Когда стоп-огни «копейки» опера скрылись из виду, Карась тщательно обыскал начавшего приходить в себя Близнюка. Из кармана его куртки он достал и тут же брезгливо выбросил грязный носовой платок. В другом кармане кроме горсти мелочи ничего не оказалось. Видно было, что лжекагебешник выехал из дома, рассчитывая тут же вернуться назад – под курткой на нем была одета лишь футболка, на ногах – простые домашние «треники». В небрежно кинутой на заднее сидение барсетке Карась нашел выключенный мобильник, немного денег и документы на имя Близнюка Алексея Романовича.
Близнюк что-то пробубнил, поднял руку и со стоном прижал ладонь к разбитому лбу. Вся правая половина его лица и верхняя губа были залиты кровью, нос безобразно распух. Ничего пока не понимая, он посмотрел на свою липкую и испачканную чем-то темным ладонь. Потом его стошнило прямо на собственные колени.
Карась за шиворот выволок «Владимира Алексеевича» из машины и бросил на снег.
На свежем воздухе «чекисту» немного полегчало. Он медленно поднял глаза на Карася и криво ухмыльнулся:
- Переиграл ты меня, – Близнюк сгреб рукой пригоршню снега и отправил себе в рот. Другой рукой он, покачиваясь, упирался в землю, чтобы не упасть.
Не пытаясь больше сдерживать клокотавшую в нем ярость, Карась со всей силы вдавил пальцы Близнюка каблуком в снег. С неприятным хрустом, словно карандаши, треснули сломанные кости. Близнюк дико заорал и повалился на спину.
- Слушай сюда, Близнюк, – Карась наклонился над бывшим майором. – Ты сдохнешь еще до рассвета, гнида. И то, как именно ты сдохнешь, зависит от тебя. И орать ты можешь сколько хочешь. Пока мне не надоест.
Продолжая стонать, Близнюк посмотрел на изувеченную кисть.
- Сука, – прохрипел он. – Если со мной что-нибудь случится, тебе капец.
- Как хочешь, козел, – Карась подошел к светящимся фарам «фольксвагена» и посмотрел на часы. Была половина одиннадцатого. – Я сейчас вернусь с отверткой и плоскогубцами. Буду отрывать тебе пальцы по одному. Потом оторву тебе яйца, и ты их сожрешь. Потом, если ты врежешь дуба раньше чем надо, я поеду к тебе домой. К «Леночке» твоей, Близнюк! И ты себе даже представить не сможешь, что я с ней сделаю. А потом, гондон, я найду твою первую семью, – и не дождавшись ответа, Карась направился к своему джипу.
- Сука, – послышался сзади сдавленный стон.

Компромат
Ближе к часу ночи пошел снег. Снежинки, вначале мелкие и редкие, теперь падали густыми хлопьями на изуродованный труп Близнюка и уже не таяли.
Ждать Мишку долго не пришлось. В который раз за эту ночь мощные фары осветили дорогу, и минуту спустя возле джипа Карася остановился темный BMW. Оглядываясь на занесенный снегом труп, Буряк и Дусик вышли из машины и пересели к Карасю.
- Что все это значит? – недовольно спросил Буряк.
Карась не ответил. Он посмотрел в зеркало на Дусика и сказал:
- Серый, кидаешь «жмура» вон в ту тачку, – Карась кивнул на «фольксваген» Близнюка, – и чтоб никто и никогда его не нашел. Учить не надо?
- Да я понял, Димон.
Карась вынул из кармана связку ключей и отцепил один из них – с фирменным логотипом на черном пластиковом корпусе.
- На, держи, – он через плечо отдал ключ Дусику. – Саму тачку отгонишь к Лонжерону. Он даст за нее две «штуки» баксами. Бабло отдашь мне зав… сегодня днем. Все понял?
Дусик кивнул.
- Давай, Дусик! Оперативнее!
- Что за дела, Карась? – повторил свой вопрос Мишка, когда они остались вдвоем.
- А что такое? Что тебе не так? – с вызовом ответил Карась. – Что я, по-твоему, должен был делать?
- Меня хотя бы подождать! Я б тоже с ним поговорил!
- Ну иди и говори! – зло бросил в ответ Карась. – Вези в реанимацию или куда там еще, и говори!
Мишка вздохнул и отвернулся к окну. Все так же падал снег. Здоровенный Дусик заталкивал в багажник «фольксвагена» мертвого Близнюка. Где-то в ночи прогромыхал по рельсам товарняк.
- Знаешь, Карась, – сказал он, – если б это был не ты, я бы подумал, что тут какая-то подстава.
- Короче! Ты заколебал! – снова вскинулся Карась. – Садись в свою «бэху» и вали на хату! А я остальное как-нибудь сам доделаю. Давай, дергай!
- Да ладно, Димон, – Мишка достал сигареты. – Кто на нас стучал?
- На улице курить!
- Ну хорошо, хорошо, – Буряк спрятал пачку обратно в карман. – Кто стучал?
- Блым.
Дусик захлопнул багажник, сел в «фольксваген» и завел мотор.
- Вот гнида, а! – Буряк нажал кнопку и опустил стекло. Затем снова достал сигареты и без разрешения закурил. – А бабки наши где? Там, по-моему, двести шестьдесят «штук» было.
Карась щелкнул выключателем. Под потолком зажегся плафон. К «субару» подбежал Дусик и заглянул в салон:
- Ну так я поехал?
- Давай, – махнул рукой Карась. – Миша, – он повернулся к Буряку, – поработай, а? У этого Близнюка два корефана-подельника было. Это они увели наш «общак». Вот их адреса, – Карась протянул Мишке клочок бумаги. – А я сейчас поеду к нему домой. Бабки где-то в этих трех местах.
- Что там за адреса? – Буряк поднял бумажку ближе к свету. – А, ага…
- Да все, короче, Миша! – поторопил Буряка Карась. – У нас мало времени! Надо оперативнее!
- Ты подожди, – спокойно осадил его Буряк. – Так что, без Кузи все делаем?
Словно гора свалилась с плеч Карася. Демонстрируя некое сомнение, он немного помолчал, а потом неуверенно пожал плечами:
- А что, давай, – сказал он. – Бабки, какие найдем, пополам поделим.
Обе двери в квартиру Близнюка Карась открыл почти бесшумно. Но когда он, переступив порог, закрыл за собой первую, железную дверь, ее замок щелкнул в ночной тишине довольно громко. Карась замер и прислушался. Дом спал. Где-то на улице, по заметенной снегом дороге проехала машина. Потом где-то что-то стукнуло, и снова воцарилась тишина. Глаза Карася быстро привыкли к темноте, и он, осторожно ступая, направился к спальне.
На широкой кровати, по-детски свернувшись калачиком, спала Леночка. Светящиеся часы на заставленном всякой парфюмерией трюмо показывали десять минут четвертого. На всякий случай Карась заглянул в залу. Никого. Карась вернулся в спальню, включил стоящую на прикроватной тумбочке лампу и довольно бесцеремонно потряс молодую женщину за плечо.
- Что? – сонным голосом отозвалась Леночка. – Ну что?
Она с трудом оторвала голову о подушки и, жмурясь от света, посмотрела на Карася:
- Ну чего ты?.. Ой!
Карась мгновенно закрыл ей рот ладонью и всем своим весом прижал к кровати.
- Тихо, Елена, тихо, – прошептал он в розовое женское ушко. – Я пришел как друг. Успокойся, слышишь? Успокойся, это я.
Леночка мычала, дергалась, крутила головой, выгибалась всем телом, пытаясь вырваться из цепких рук Карася.
- Ленка! – вполне натурально рассердился тот. – Ну ты можешь меня выслушать спокойно?! Я тебе ничего не сделаю, слышишь? Ну? Лена? Ну успокойся ты. Вот так, – сказал он, когда Леночка перестала извиваться и лупить его свободной рукой по спине. – Я сейчас тебя отпускаю, и мы просто поговорим. Хорошо? Ты не будешь кричать?
Леночка замотала головой и что-то промычала в ответ. Глаза ее по-прежнему были полны ужаса.
- Вот, я тебя отпускаю, – Карась освободил ее руку и, убирая ладонь со рта, добавил: – Но если заорешь, я тебя ударю. Больно. Нам просто надо поговорить. Ты поняла? Все в порядке?
Леночка закивала головой, и Карась встал с кровати.
- А как?.. Как ты зашел? – она натянула одеяло до подбородка.
- Да потом объясню! – раздраженно ответил Карась. – Нам надо быстрее смываться отсюда! Давай, в темпе одевайся! Да не бойся ты! Что я, голых баб не видел? Давай быстрее! Потом поговорим.
Все так же прикрываясь одеялом, Леночка метнулась к шкафу и принялась торопливо одеваться, бросая испуганные взгляды на Карася.
- А что случилось? – наконец спросила она.
Карась смотрел, как Леночка дрожащими пальцами застегивает пуговицу на джинсах, как за суетливостью движений и рассеянным взглядом пытается скрыть охватившую ее панику. А в тугих джинсах и свитере она, гм, ничего. Так может, прямо сейчас ее… Но Карась взял себя в руки.
- «Что случилось», – передразнил он. – А то случилось, что попался твой Близнюк! Да-да. А вы думали, лох Дима? Попался твой ментяра бывший. Ну ты оделась? И если ты думаешь, что он сейчас в мусоровке, то глубоко ошибаешься. Братва его поймала, поняла? А я ему говорил, не надо трогать общак! А так жадность фраера сгубила. Хорошо, меня предупредили. Ленка, нам надо смываться!
- Но я ничего не понимаю.
- Да слышишь ты?! Поздно что-нибудь понимать! Где твой полушубок там, сапоги?
- Но…
- Короче, Лена, – Карась навис над женщиной, – братва с минуты на минуту будет тут, понимаешь? Смываться отсюда надо!
- Но он сказал, что поехал к тебе!
- Ну что ты за дура такая? Трудно разве голос подделать?
Видя полную растерянность молодой женщины, Карась продолжил уже спокойно:
- Сейчас ты забираешь все деньги, все ценности, что тут есть. Мы сюда больше не вернемся. Никогда. В общем, ты забираешь все документы, все самое ценное, – Карась прошел в залу и включил там свет. – Иди сюда, – позвал он.
Леночка, словно сомнамбула, остановилась на пороге комнаты. Широко раскрытыми и уже влажными глазами она смотрела на Карася.
- Да не тормози ты! – воскликнул он. – Быстрее давай!
- А… А Алексей?..
- Послушай меня, – Карась положил руку ей на плечо. – Если твой Леха еще живой, то я ему не завидую. Братва, – ты понимаешь меня? – братва сейчас приедет сюда. Они перероют тут все! Абсолютно! Но деньги найдут. Потому что это их бабки. Ну, а что будет с тобой, я… Я даже представить не могу. Пойми, твой драный Близнюк уже труп. И ты им будешь, если не пошевелишься.
У Лены из глаз брызнули слезы. Но она не заревела, лишь шмыгнула носом, вытерла глаза и подошла к окну. Сунув руку между батареей и подоконником, она некоторое время с чем-то там возилась, закусив от напряжения губу. Наконец, раздался щелчок, и ей под ноги упал полиэтиленовый пакет с толстенной пачкой долларов внутри.
Минут через десять Карась с сумкой, набитой деньгами, направился к выходу. За ним, вытирая платком слезы, шла так и не пришедшая в себя Леночка. На пороге Карась, как бы вспомнив что-то важное, остановился.
- Да, а компромат? – спросил он, поворачиваясь к женщине.
Леночка нахмурилась и слабым голосом спросила:
- Какой компромат?
- Ну компромат, – нетерпеливо повторил Карась. – Твой же мент снимал меня на пленку. Ты что, хочешь, чтобы меня по всему свету искали?!
- Не было никакого компромата.
- Как это – не было? – опешил Карась.
- Не было. Алексей тебя просто…
- Что?!
- Просто п… п… пугал, – ее подбородок задрожал, и Леночка разревелась.
К оставленному в соседнем дворе джипу они прошли молча. Свет в окнах почти нигде не горел. В одной руке Карася была тяжелая сумка, на другую опиралась Леночка. Высокие и тонкие каблучки ее сапожек глубоко вязли в снегу, мешая быстрой ходьбе.
- У тебя есть, где пересидеть хотя бы полгода? – спросил Карась уже в машине.
Глядя в одну точку перед собой, Леночка вздохнула и чуть слышно ответила:
- Да. У меня мама в Киеве живет, – по ее щеке опять скатилась слеза.
Джип с выключенными фарами тихо выехал со двора на пустынную в это время ночи улицу. Карась дал ближний свет, переключил скорость, и «субару» быстрой тенью понесся среди темных коробок домов.
В полном молчании проехали центр города, «спальные» районы и частный сектор пригорода. Машины навстречу почти не попадались.
- Слушай меня внимательно, – наконец заговорил Карась. – Сейчас мы едем в Пискуновку к моему, гм, знакомому. Я ему уже звонил, он в курсе дела. Пересидим у него пару дней или больше, пока вся эта канитель не уляжется. Как тебе такой план?
- Не знаю, – безразлично ответила молодая женщина.
- На вокзалы нам сейчас потыкаться нельзя. Ты же знала, чем занимается твой Близнюк?
- Он говорил, что это бизнес. У каждого свой.
- Бизнес, – ухмыльнулся в ответ Карась.
Вскоре он свернул с дороги, и джип закачался на ухабах и рытвинах улиц Пискуновки. Поколесив несколько минут, Карась остановил машину у обшарпанных ворот. Соседние дома являли собой заброшенные и нежилые развалины.
Их уже ждали. Едва под капотом «субару» заглох мотор, калитка отворилась, и в свет фар вышел чисто выбритый мужичок с зализанными назад редкими волосами. Одет он был, не совсем к месту, в отутюженный костюм и белую рубашку без галстука, на его ногах красовались летние туфли. Мужичок торопливо, через сугроб, подбежал к джипу, распахнул дверь и протянул Леночке руку:
- Проходите, проходите, – затараторил он высоким голоском. – Как я рад, что вы приехали! Вам не будет скучно! Нет, не будет! Ха-ха-ха-ха-ха!! – неожиданно рассмеялся он.
Леночка с недоумением посмотрела на Карася.
- Буба! – грубо позвал мужичка тот. – А ну пошли, поговорим, – Карась выдернул ключ и вышел из машины. – Иди сюда! – позвал он, заходя в калитку.
Буба с сожалением посмотрел на оставшуюся в джипе женщину и заспешил следом.
Сквозь старые занавески из окон дома пробивался желтоватый свет. В морозном воздухе витал едва уловимый запах навоза. В глубине двора темнели какие-то постройки.
- Иди сюда, – Карась отошел еще дальше от калитки.
- Ну что, это она, да? – Буба улыбался и энергично потирал руки.
- Слушай сюда, петушара, – Карась сплюнул в сугроб. – Успеешь еще в доктора наиграться.
- Да-да, да.
- Не перебивай. Все ее цацки можешь оставить себе. Загонишь потом их Принцессе. Шмотки спали. Все! И трусы в том числе, понял? А все документы отдашь мне, я за ними кого-нибудь на днях пришлю. И смотри мне, Буба, чтоб от бабы к утру ничего не осталось. Хочешь, свиньям своим скорми, хочешь, сам сожри, – закончил с отвращением Карась. – И не стремай ее раньше времени, дай я уеду. И чтоб тихо всё, а то будет орать на всю округу.
- У меня не орут, не орут, – Буба затрясся в беззвучном смехе.
Карась еще раз сплюнул и вернулся к джипу.
- Давай Лена, выходи, – с усталостью в голосе сказал он. – Да не бойся ты, Буба безобидный, – Карась помог женщине выйти из машины.
Из калитки вышел Буба. Он похлопывал себя рукой по ноге и улыбался от уха до уха.
- Лена, ты свою «мобилу» выключила? – спросил Карась.
Лена подняла на него припухшие и красные от слез глаза и покачала головой.
- Ну ты даешь! – Карась в возмущении развел руками. – Ты хочешь, чтобы нас и тут нашли?! Давай телефон.
Так же покорно молодая женщина отдала Карасю свою «нокию».
- Все, Лена, ты иди к нему, – Карась кивнул на Бубу, – а я приеду минут через сорок. Договорились? Давай, – он легонько подтолкнул Леночку к калитке. – Я поесть что-нибудь куплю и надо еще одно дельце провернуть.
Проваливаясь шпильками в неутрамбованный снег, Леночка пошла к калитке. Буба суетливо посторонился, пропуская женщину во двор.
Карась запрокинул голову вверх и посмотрел в темное небо. Потом вздохнул, запрыгнул в машину и уехал.

Глава 11 Австралия

Для страны
Карась по привычке бегло осмотрел металлическую входную дверь и лишь после этот нажал кнопку звонка. Открыл, как он и надеялся, батя.
- Привет, па, – Карась переступил порог. – Как ваши дела?
- Да ничего, Дима. Заходи. Снимай, снимай курточку. Вешай сюда, – отец поправил на носу очки и, шаркая тапочками, прошел в залу.
Карась снял куртку, разулся и заглянул в спальню. Мама сидела в кресле, вязала и смотрела очередной сериал по телевизору. На ее коленях примостилась сонная кошка.
- Привет, ма, – Карась наклонился и поцеловал маму. – Что там показывают?
Мать подняла на него внимательные глаза и сказала:
- Здравствуй, Дима. А ну, присядь. На, примерь, – она протянула сыну только что связанный носок. – Как там Ирина, Настенька?
- Нормально, – Карась натянул шерстяной носок и пошевелил пальцами. – Тебе привет передают. Малая за бабушкой скучает.
- Привез бы Настеньку. Я ей гостинец приготовила. Снимай носок, – мама подтянула к себе клубок с нитками. – Заберешь на кухне варенье домой. Малина с клубникой.
- Хорошо, – Карась еще раз поцеловал мать и вышел из комнаты.
В зале тоже работал телевизор. Задумчиво грызя карандаш, отец разгадывал кроссворд. Карась расслабленно уселся возле него на диван. Из телевизора неслась приглушенная музыка, какой-то очередной гомик в блестках носился по сцене, страстно дышал в микрофон и звал кого-то «со мною в небеса».
Карась вынул из кармана перетянутую банковской лентой пачку купюр.
- На, па, – он положил деньги на колено отцу. – Ваша зарплата.
Отец оторвался от кроссворда, взвесил пачку в руке и с хитрой улыбкой поверх очков спросил:
- Что-то много, а?
- А я вам КТУ повысил, – хмыкнул в ответ Карась. – Поедешь с мамашей в Египет или куда ты там хотел.
- Так ее попробуй уговори, – развел руками отец.
- Это уже твои проблемы, – отрезал Карась и, вставая с дивана, добавил: – Но чтоб отдохнули хорошо. Я узнавал в той фирме. Там есть круизы на двадцать четыре дня. Пять звездочек отель, все включено. Экскурсии всякие, массажи, лечение… Короче, чтоб отдохнули. Ну, я погнал, па, давай, – он заглянул в спальню: – Пока, ма! Да заберу я сейчас варенье…
Когда Карась вышел из подъезда, Дусик в джипе перегнулся через переднее сиденье и предупредительно открыл перед боссом дверь.
- Мина звонил, – сообщил он.
- А чего не мне? – Карась уселся рядом с водителем и захлопнул дверь.
- Так тебе ж и звонил, – Дусик кивнул на оставленную в машине «моторолу» Карася.
- А ты трубу брал?
- Да ты что, Димон?! Как я мог? – возмутился Дусик, трогая с места.
Карась посмотрел время звонка и нажал вызов.
- У аппарата! – зычно отозвался Мина.
- Слышь, Колек, ты звонил?
- Звонил, Рыба, звонил. Ты, короче, давай, дуй на «Тринадцатый». Мы скоро там будем.
- А что случилось?
- Ты что, Карась? Вот я сейчас буду по телефону все базарить, да? Короче, чтоб через двадцать минут был на месте, – и Мина дал отбой.
С испорченным настроением Карась сунул мобильник в карман и буркнул:
- Гони в «Тринадцатый».
Новый владелец «Тринадцатого километра» – ООО «Альтаир» – превратил некогда заурядный придорожный ресторан в фешенебельный комплекс из собственно ресторана, автомойки, заправки и нескольких, живописно расположенных в соседнем лесу домиков кемпинга.
Дусик остановил «субару» возле черного «Ландкруайзера».
- Смотри, брат, – озадаченно показал на «тойоту» Карась, – и мусора тут.
Дусик понимающе кивнул.
В просторном и со вкусом обставленном кабинете директора «Тринадцатого километра» за длинным столом для совещаний шел разговор ни о чем. Мина, сосредоточенно сдвинув брови, набирал на мобильнике чей-то номер, грузно рассевшийся на стуле необъятный Тарас благодушно улыбался сквозь сигаретный дым Карасю, о чем-то живо переговаривались между собой вполголоса Буряк и Давид, Лысый и Валерка-Боксер молча курили, стряхивая пепел в одну пепельницу. Рядом с ними невозмутимо читал какой-то документ Толчинский. Как бы дистанцируясь от происходящего, чуть в стороне от всех сидели хмурые Пшеничный и первый зам мэра Синявский.
Едва Карась успел поздороваться со всеми за руку и усесться на свободный стул, как в кабинет вошли Кузя и одетый с иголочки лощеный мужик неопределенного возраста.
- Снимайте верхний прикид, базар будет долгий, – Кузя прошел к голове стола.
Когда все уселись, он кивнул на лощеного:
- Сейчас Боря… Борис Викторович скажет, зачем вы здесь.
Боря кивнул, оглядел присутствующих, и начал:
- Как всем тут известно, на носу у нас выборы, – он задержал взгляд на Синявском. Заместитель мэра заморгал и кашлянул в кулак. – И, как известно, выбрать должны достойных. Партия развития, представителями которой на местах мы имеем честь являться, очень много сделала для региона, области и страны в целом. И, если в результате выборов мы получим в парламенте большинство, то сможем сформировать свое правительство, которое сделает еще больше. Для страны, я имею в виду.
Карась переглянулся с Буряком. Тот многозначительно повел бровью.
- Представители партии на местах – это лицо партии, это ее глаза и уши, – продолжал Боря. – И, я думаю, мы не ошиблись, выдвинув единым кандидатом в мэры вашего города присутствующего здесь Сергея Анатольевича, – Боря доброжелательно взглянул на Кузю. – Значит, с этим все ясно, да? – он оглядел присутствующих. – Так, ну, а так как за работой и конкретными делами нам некогда было заниматься агитацией, то мы не успели как следует развесить лапшу электорату. Поэтому действовать будете жестко.
К заерзавшему в своем кресле Пшеничному обратился Кузя:
- Успокойся, полковник, – сказал он. – Все будет в рамках закона. Ну, или около этих рамок.
- Значит так, – снова заговорил Боря. – Времени уже осталось мало, поэтому действуем так…
Около четырех часов утра Дусик подвез Карася к дому. Ни слова не говоря, Дусик вышел из машины, открыл кодовый замок металлической двери и скрылся в подъезде. Минуты через три он вышел и кивнул – все «чисто».
На пороге Карась задержался.
- Вот что, Серый, – сказал он, широко зевая. – Утром, это самое, поймаешь Чепу и скажешь, что с сегодняшнего дня он у Боксера. И пусть с пацанами с утра заедет к Марадоне и заберет готовые бюллетени. Но только с утра, понял?
- Да, Димон, понял, – серьезно ответил Дусик.
- Ну, все. Пока, – Карась снова зевнул и потряс головой. – Блин, как спать хочется…

Мачо
- Папа, папа!.. Папа!
- М-м-м? – промычал Карась, не в силах проснуться.
- Папа, мы поехали!
- Угу…
- Ну, папа!
Карась разлепил тяжеленные веки. Настя тут же бросилась отцу на шею:
- Доброе утро, папочка!
- Угу, – глаза Карася снова закрывались, но он встряхнулся и уже с бодрой улыбкой гаркнул: – Гуд монинг, май сани! – Карась сграбастал дочку и посадил на себя. Оба счастливо засмеялись.
- Дима! – в дверях стояла недовольная Ирка в строгом деловом костюме. – Ты ей все платье помнешь! Так, а ты, – она посмотрела на дочь, – иди одевайся, мы уже опаздываем.
Дочка чмокнула Карася в щеку и убежала.
С удовольствием разглядывая стройную фигуру жены, Карась сладко потянулся и похлопал рукой возле себя по одеялу:
- Может, давай, а?
- Гм, – Ирка с иронией посмотрела на мужа. – Досыпай уже, мачо. Отработаешь сегодня ночью.
- Ох, и порву, – предупредил Карась.
Ирка стряхнула с рукава пылинку и посмотрела на часы.
- Если раньше я не засну, – сказала она. – Все, дорогой, мы поехали. Завтрак на столе.
- Пока, папочка! – крикнула из прихожей Настя.
- Пока! Давай, – ответил Карась.
День выдался холодным и ветреным. Нервно застегивая на ходу пальто, Синявский вышел из мэрии и быстрым шагом направился к ожидающему его джипу. В машине он уселся возле Карася, огляделся сквозь тонированные стекла по сторонам и недовольно произнес:
- Неужели так срочно понадобилось меня вызывать?
- Так надо, Андреич, – Карась тронул машину с места и, переключая скорость, сказал: – Давай, выкладывай.
Синявский расслабил узел галстука и покрутил шеей.
- В общем, фамилия председателя теризбиркома – Бузиков. Григорий Васильевич. Он от коммунистов. Ему шестьдесят четыре года. Женат. Две дочери, внук. Подполковник в отставке.
- Военный? – переспросил Карась. – Это хорошо.
Синявский пожал плечами:
- В последнее время работал в школе учителем НВП.
- Хо-хо! – Карась расплылся в улыбке. – «Воевода»?
- Ну да, – неуверенно кивнул Синявский. – Вел начальную военную подготовку.
В кармане Карася ожил телефон. Звонил директор «Термопласта».
- Да.
- Добрый день, Дмитрий Иванович.
- Добрый день, Владимир Николаевич.
- Дмитрий Иванович, из Волчанска порошок пришел. Некондиционный. Там гранулы слиплись.
- Ну, так отказывайтесь, – Карась остановил машину у тротуара. – Зачем нам некондиция? Пусть забирают обратно. Мы ж предоплату делали?
- Да, – ответил директор, – пятьдесят процентов.
- Все, денег больше не давать. Оформляйте рекламацию в Волчанск. Путь меняют товар. А если у нас пойдут простои, пусть отвечают за срыв поставок. Ну, вы знаете, как это делается.
- Да, Дмитрий Иванович, я вас понял. Но я знаю, кому можно продать порошок.
- Владимир Николаевич, пока мы будем с ним возиться, мы сами выбьемся из нашего графика. А это итальянцы! И потом, если мы этот порошок сейчас примем, Волчанск и дальше фуфло нам будет гнать. Короче, пусть меняют товар.
- Хорошо, Дмитрий Иванович.
Карась спрятал телефон в карман.
- Так, говоришь, Бузиков этот – бывший «воевода»? – снова спросил он. – А где вообще эта избирательная комиссия сидит?
- В Центральной библиотеке, на втором этаже, где выставочный зал, – ответил Синявский.
- Ну, поехали туда, покажешь мне этого Пузикова.
- Бузикова. Только со стороны, Дима! Я не хотел бы, чтобы нас видели вместе.
- Не бзди.
Несколько дряблое лицо Бузикова было тщательно выбрито, а крашенные волосы жидкими прядями прикрывали лысину подполковника. С Синявским он разговаривал, решительно поджимая после каждой фразы губы. Вообще-то, держался подполковник молодцом, и даже куцая орденская планка на его кителе не портила бравый вид школьного «воеводы».
Краем глаза Карась заметил, как сидящий у входа молодой ментовский лейтенант встал и направился к нему.
- Девушка! – Карась придержал за локоть пробегавшую мимо него пигалицу в тугих джинсах и с целой кипой документов в руках. – А где тут проверить себя в списках?
Девушка оказалась довольно симпатичной.
- Вот, – она кивнула на вытянувшиеся в длинный ряд столы. – Ищите свой адрес на табличках.
- Ага. Спасибо, – Карась «рассеяно» посмотрел по сторонам. Лейтенант все слышал и уже вернулся на свое место.
Пигалица же свалила кипу бумаг на ближайший стол, выбрала какие-то два листа с печатями и с ними направилась к Бузикову. Внимательно вглядываясь в таблички, Карась двинулся следом.
- Да, Инночка? – жидкие брови подполковника взметнулись вверх. Он заулыбался и взял девушку за кончики пальцев.
- Это вам, – с усталым вздохом ответила Инночка.
Подполковник нехотя отпустил девичью руку и уже строгими глазами посмотрел на бумагу.
- А где статистика по району? – спросил он, снова поджимая губы.
Что ответила Инночка, Карась уже не услышал. У стола со своим адресом он предъявил паспорт и убедился, что избиратели Карасик Дмитрий Иванович и Карасик Ирина Вячеславовна в списках присутствуют.
Кузя и Буряк выслушали Карася молча. От стоящего рядом Кузиного «Мерса» исходил едва уловимый аромат дорогого дезодоранта. Сам Кузя равнодушно рассматривал Карася.
- Ну? – наконец спросил он.
- Что «ну»? – удивился Карась. – Я ж и предлагаю подсунуть ему какую-нибудь чувиху. Лучше малолетку.
- Карась, – Кузя в раздражении уселся за руль своей машины, – председатель это твоя забота, и меня не трясет, что и как ты там будешь делать. Мне что, ходить за тобой сопли вытирать?! – он хлопнул дверью и уехал.
Карась проводил «мерседес» долгим взглядом.
- Сучара, – сквозь зубы процедил он.
Буряк широко ухмыльнулся:
- Да ладно, Дима, слышишь, – сказал он и тут же перешел на деловой тон: – Так что, думаешь, поведется Бузиков на малолетку?
Карась усмехнулся:
- Да старикан из себя мачо корчит, Миша. Он так на телку эту смотрел, что… Короче, давай оперативнее вопрос решать, где малолетку взять, как их свести вместе, как компромат забацать, а, главное, Миша, надо посчитать во сколько бабок это обойдется…
- Слышишь, Дима, – перебил его Буряк. – Это твои дела? На тебя Бузикова повесили?
- Ну? – нахмурился Карась.
- Яйца гну, Димон! У меня своих делов по горло! Я тоже никак не въеду, зачем ты нас сюда позвал. Малолеток у меня нет. Что тебе еще надо? – и Буряк зашагал к своему BMW.
Проезжая мимо Карася, он остановился и опустил стекло:
- А насчет малолеток спроси у свого Чепы, я видел его в каком-то кабаке с шалавами школьного возраста. Так что, вперед, Димок! Снимешь порнуху, покажешь мне первому! Ха! Давай, мачо...
Карась сплюнул в мерзлую грязь.

«Войска стратегического назначения»
Едва не касаясь головой тусклой лампочки, долговязый Чепа нажал кнопку звонка. Из-за обитой грязным дерматином двери послышалась хриплая электрическая трель. Все стены на площадке были исписаны, у перил стояла полная окурков консервная банка, на подоконнике валялась пластиковая бутылка из-под пива.
- Кто там?
Чепа оглянулся на Карася и хлопнул по двери ладонью.
- Ну вы же видите, кто там! – раздраженно ответил он. – Открывай давай!
Со скрипом провернулся замок и дверь приоткрылась.
- Пошли, – Чепа переступил порог квартиры.
Не смотря на добротную мебель в прихожей, в квартире чувствовалось запустение. Отсыревшие обои на стенах кое-где пошли пятнами, крытый линолеумом пол был давно не метен, в углу громоздилась куча обуви.
Открывшая дверь неопрятная тетка молча вернулась на кухню, где в пепельнице на грязном столе тлел окурок.
- Где Янка? – спросил ее Чепа.
- Спит, – буркнула тетка, затягиваясь.
На вид Янке было не больше семнадцати лет. Худая, с недоразвитой маленькой грудью, он спала, уткнувшись носом в подушку. В ее комнате царил полный хаос. Кожаный плащ, джинсы, лифчики, трусы – все валялось вперемешку на полу, на кресле. Со шкафа свисал красный пуловер, а под ногами у Карася хрустели рассыпанные чипсы. Серая от пыли гардина занавешивала окно.
Чепа пнул ногой пустую банку из-под «Балтики».
- Вставай, Малеха! – он стянул с девушки одеяло.
Из всей одежды на Янке были лишь тонкие тесемки стрингов. Обрадованный открывшимся зрелищем, Чепа плотоядно улыбнулся и подмигнул Карасю:
- Ну как?
- Нормально. Буди ее давай.
Но дело это оказалось не из легких. Прошло, наверное, минут десять, прежде чем Янка смогла сидеть без посторонней помощи. Пьяно покачиваясь, она сидела, свесив голову на грудь. Глаза ее были закрыты.
Терпение Карася лопнуло.
- Чепа! – заорал он. – Да возьми ты ее в ванну отнеси!
Но Янка неожиданно оттолкнула руку Чепы и твердым голосом сказала:
- Не надо в ванну, – она тряхнула головой и обвела комнату мутным взглядом. – Хочу пива.
- А в дупло не хочешь? – спросил Чепа.
- Хочу пива! – Янка топнула ногой.
Карасю все это изрядно надоело.
- Так, короче, Чепа, – сказал он. – Неси ее в ванну, а потом сгоняешь за пивом. Давай. Живее!
Когда взъерошенная и мокрая Янка, укутанная в махровое полотенце, опустошила вторую банку «Карлсберга», Карась спросил:
- Ты все поняла?
- А козел сильно старый? – она повернулась к Чепе: – Дай сигарету.
Карась ответил уклончиво:
- Любви все возрасты покорны, – он подождал, пока Янка закурит. – И, это самое, подруга, – Карась посмотрел ей в глаза. – Сделаешь все как надо, получишь бабло. Подведешь – на куски резать буду. Сам. Лично.
Янка хмуро курила.
- Сколько бабок дашь?
- Год бухать будешь, – пообещал Карась. Он посмотрел на часы. – Чепа, – только быстро! – привезешь сюда цифровой фотоаппарат нормальный, понял? Потом это, – Карась задумался, – Знаешь на Калинина парикмахерскую?
- «Ша нуар»?
- Да. Там работает Жанна. Привезешь ее сюда со всеми причиндалами, понял?
- Да.
- Если спросит, зачем, скажешь, что надо из говна, – Карась кивнул на Янку, – сделать конфету. Так, потом… - он опять задумался, но махнул рукой и достал из кармана телефон. – Все, Чепа, шуруй! И оперативней чтоб!
Директор «Термопласта» отозвался после пятого или шестого гудка:
- Да! Слушаю.
- Что за дела?! – вспылил Карась. – Сколько можно звонить?!
- Извините, Дмитрий Иванович, я выходил из кабинета…
- Ладно. А ну скажите мне, Владимир Николаевич, Эдику, «хакеру» нашему можно деликатное дело доверить? Как считаете?
- Знаете, Дмитрий Иванович, – ответил после паузы директор «Термопласта», – как специалист, я имею в виду, как программист, он выше всяких похвал. А вот, э-э-э… Осторожный он очень, Дмитрий Иванович. Хотя, деньги любит.
- Это главное, – Карась подошел к окну. – А ну позовите его к себе в кабинет, и пусть он позвонит с вашего телефона. Срочно. И еще. Объясните ему, с кем он будет говорить. Ну, вы меня поняли.
- Да, вполне. Сейчас он позвонит.
Карась оглянулся на Янку. Девушка, не обращая на него внимания, скинула полотенце и стянула с себя мокрые стринги. Голая, да еще и с бритым лобком, Янка вообще походила на какую-нибудь шестиклассницу. Бросив трусы на кресло, она достала из шкафа новые и, не торопясь, их одела.
В руке Карася ожил телефон.
- Да!
- Добрый день, – послышался осторожный голос Эдика.
- Значит, слышишь, Эдик, – сказал Карась. – Ты мне нужен по одному срочному делу. Тебе ж у меня хорошо работается, правильно?
- Да-да, Дмитрий Иванович…
- Лучше, чем было в налоговой, правильно? Компьютеров мало, интернет, все дела. Зарплатой доволен?
- Да, Дмитрий Иванович.
- Вот и отлично! – Карась даже заулыбался, чтобы придать голосу оттенки дружеского участия. – Эдик, мне нужна твоя помощь.
- Э-э, да, конечно, – выдавил из себя после паузы Эдик.
- Ты в видеотехнике разбираешься?
- Да, в пределах.
- Вот и хорошо, – Карась ходил взад-вперед по комнате. Янка, уже надев на себя футболку, прикуривала половину сломанной сигареты. – Эдик, мне надо в одном месте установить систему наблюдения и записать на «видик» все, что там будет происходить. Ты меня понял?
- Да, конечно. Это вам можно обойтись вэб-камерами высокого разрешения. Они компактные и недорогие. Их можно легко спрятать. Там все очень просто…
- Вот и хорошо, сделаешь, – перебил «хакера» Карась. – И еще одно дело есть. Получишь «цифровик» с фоткой, и нужно будет на принтере сварганить «ксиву» корреспондента какой-нибудь газеты. Сумеешь, Эдик?
- Та да, в принципе.
- Молодец. Все, будь на месте. За тобой сейчас приедет человек. Поедешь с ним в магазин или куда там, и купите все, что для этого нужно. Понял? Сейчас за тобой приедут.
Следующий звонок Карась сделал Дусику.
- Дусик, давай, все бросай, возьми с собой Слона или кого там пострашнее рожей, заедете ко мне на «Термопласт» и привезете Эдика-программиста.
- Димон, Слона Боксер забрал, – деликатно напомнил Дусик.
- Да любого возьми! – снова вспылил Карась. – Надо, чтобы «хакер» важностью момента проникся. Ты догнал идею?
- Да понял я все. Куда этого Эдика везти?
- Вот, бл..! – Карась оглянулся. В комнате он был один. – Это по улице Труда, Дусик. Позвони, короче, Чепе, он адрес знает. И в темпе там шевелитесь!
Ночной мороз пощипывал уши, а лесной воздух даже сейчас, в конце зимы, был наполнен ароматами сосны и необыкновенно бодрящей свежестью.
Глаза Карася быстро привыкали к темноте. Со стороны освещенной фонарями трассы время от времени доносился звук проехавшей машины, от скрытого за стеной леса «Тринадцатого километра» в темное небо уходили сполохи разноцветной иллюминации. На фоне темных сосен домики кемпинга были почти не видны, лишь в двух из них горел свет. Карась застегнул ширинку и включил подсветку телефона. Часы показывали полпервого ночи.
Дверь домика распахнулась, послышался смех, и Дусик позвал:
- Димон! Иди скорее! Самое убойное прозеваешь!
Карась поднялся по ступенькам и вошел в теплую комнату.
- Чего ты орешь? – он закрыл за собой дверь.
В углу возле двуспальной кровати светилась раскаленная спираль электрокамина. За небольшим столиком перед включенным ноутбуком сидел Эдик. За его спиной, блудливо улыбаясь, пялились на монитор Дусик и Чепа.
- Га-га, Димон, смотри! – пригласил Дусик. – Сейчас он ей засадит.
Изображение на мониторе было поделено программой на два экрана. На одном из них была видна общая обстановка в соседнем домике – такая же кровать, бутылки и тарелки с едой на столике, увешанные второпях сброшенной одеждой два стула, на полу возле кровати валялись армейские кальсоны Бузикова.
Вторую камеру Эдик прикрепил прямо над кроватью. Красный, возбужденный подполковник, все еще в трусах, суетливо мостился над пьяно улыбающейся Янкой. Хорошо была видна испарина на лысине Бузикова, над его ушами свисали растрепанные пряди волос.
- А ну, дай звук громче, – сказал Карась.
Эдик подтянул какой-то ползунок, и из встроенных в ноутбук динамиков послышалось пыхтение и скрип кровати.
Бузиков обхватил лицо Янки руками и стал судорожно покрывать его поцелуями.
- Сейчас… Сейчас ты узнаешь, что такое войска стратегического назначения, – тяжело дыша от страсти, прохрипел Бузиков. – Сейчас… – на секунду он замер, потом опомнился и, едва не свалившись с кровати, торопливо стянул с себя трусы.
- Га-га-га-га-га!! – снова заржал Дусик. – «Войска стратегического назначения»! Гы!
Чепа рядом с ним наблюдал происходящее сейчас в соседнем домике с плохо скрываемым раздражением. Дусик это заметил.
- Гы, Чепа! Ты что, ревнуешь? – улыбаясь, спросил он.
Чепа хмуро покосился на кореша, но промолчал.
- Раздвинь, раздвинь ножки, – приговаривал тем временем Бузиков. – Вот так, так…
- Пошли! – скомандовал Карась.
Надо было отдать Янке должное – прежде, чем упиться окончательно, она успела незаметно для Бузикова оставить дверь незапертой.
В пылу страсти подполковник не обратил внимания на пробежавший по ногам и спине сквозняк. Не услышал он и скрипа половиц. Под ним, глуповато улыбаясь, спала девочка! Она спит, глупенькая? Спит, покачиваясь в такт его движениям. Какие маленькие у нее сисечки!.. Вот, сволочь, опять выпал. Тяжело завалившись набок, Бузиков сунул руку между собой и Янкой. Сквозняк уже неприятно холодил пятки, и в комнате стало как-то темнее. Подполковник оглянулся назад и в шоке замер.
- Ну что, «воевода»? Попался?

«Свет и тени»
Стояла почти по-весеннему теплая погода. Из-под тающего снега проглядывал мокрый асфальт. Тонкие ручейки играли солнечными бликами, сливались друг с другом и оканчивали свой путь у решеток канализации.
Карась остановил BMW у ювелирного салона и вышел из машины. Не оглядываясь, он нажал кнопку брелка. Сзади коротко взвизгнула сигнализация.
- О, Дима! Привет, – он чуть не столкнулся на тротуаре с Юлькой.
Те же карие глаза и длинные ресницы, чувственные губы и красиво очерченный подбородок. Мелкие морщинки вокруг глаз были умело скрыты макияжем. Одета была первая любовь элегантно, хоть и не богато. Она улыбалась и теребила ремешок висящей через плечо сумочки.
Не останавливаясь, Карась бросил на ходу:
- Привет.
Он поднялся по ступенькам и толкнул зеркальную дверь салона. На секунду в ней отразилась «Пиццерия» на той стороне дороги, его припаркованный к тротуару BMW, и Юлька возле машины. В легком замешательстве она смотрела вслед Карасю.
С недовольной физиономией Карась подошел к прилавку.
- Слушаю вас, – дежурно улыбнулась девушка-консультант.
- Мне это самое, – Карась разглядывал золото под стеклом, – дочке подарок надо.
- А сколько девочке лет?
- Девять исполняется.
- Вы знаете, – смутилась продавщица, – для детей ничего почти нет. Вот, разве что, сережки.
- Да есть у нее сережек этих… – отмахнулся Карась.
- Тогда вы можете взять что-нибудь, а наши мастера для вас переделают.
- Во, – Карась ткнул пальцем в витрину. – Что за браслет? Что за камни в сердечках?
- Это рубины.
- А мне надо, чтоб синие или голубые камни были. У нее глаза голубые…
Удобно откинувшись на спинку стула, Карась сидел в ресторане «Украина» и со смешанным чувством радости и недоверия рассматривал паспорт Республики Науру. Напротив него за покрытым белой скатертью столом с всегдашней своей невозмутимостью пил кофе Толчинский.
- Не, Абрамыч, – Карась еще раз посмотрел на свою фотографию. – Реальная «ксива»? Стопудовая?
Адвокат поднял на Карася грустные еврейские глаза.
- «Реальная», – передразнил он собеседника. – Это официальный документ, Дима. Настоящий паспорт страны, входящей в Британское Содружество.
- Гм, – Карась снова перелистал плотные глянцевые страницы. – И я могу ехать с ним куда угодно?
- Я тебе уже говорил, – адвокат поставил чашку на блюдце.
- Но все равно, пятьдесят пять «штук» баксами это дороговато, – проформы ради проворчал Карась.
Толчинский встал из-за стола и забрал с соседнего стула свой «дипломат».
- Тогда надо было заказывать австрийский, – он взглянул на часы. – Ладно, у меня еще много дел.
Они обменялись рукопожатием.
- Да, вот еще что, – сказал Толчинский. – Андреев принесет вам еще очень много проблем. Он серьезно роет землю. И кто-то «сверху» ему в этом помогает.
- Что за Андреев? – не понял Карась.
Адвокат пристально посмотрел Карасю в глаза.
- Тот самый Андреев, – сказал он. – Который ведет «Свет и тени» по «Тридцать второму» каналу.
- А, – махнул рукой Карась. – Разберемся.
Толчинский в сомнении покачал головой и направился к выходу.
В прекрасном расположении духа Карась еще раз пролистал свой новый паспорт. Подивился сложности экзотического герба, внимательно осмотрел желто-красную наклейку румынской и зеленую украинской виз со штампами. С фотографии и соседней, напечатанной прямо на странице картинки на него уверенно и высокомерно взирал гражданин Республики Науру Dmitry Carassyk. Как там говорил Толчинский? «Пока компьютер Интерпола, – не дай Бог, конечно! – будет искать по миру Дмитрия Карасика, Dmitry Carassyk в это время абсолютно спокойно может пить мартини на пляжах Белиза». Нет, все-таки жизнь удалась!
Две молоденькие официантки в отсутствие посетителей скучали за стойкой бара.
- Э! – Карась поманил пальцем одну из них. – Принеси выпить чего-нибудь.
В кармане ожил мобильный телефон. Уже по тому, какая заиграла мелодия, Карась понял – звонит Мина.
- Да, – он поднес телефон к уху.
- Слышишь, ты где сейчас? – спросил Мина.
Карась с досадой посмотрел по сторонам и нехотя ответил:
- В ресторане «Украина». А что такое?
- Будь там. Мы сейчас подъедем. Дело по твоей части есть.
Мина в сопровождении седого мужика в дорогом костюме и пальто появился минут двадцать спустя. В руке у мужика был портфель, на одном из пальцев солидно поблескивал золотой перстень с черным камнем.
- Вот это Дима, – представил Карася Мина. – Дмитрий, короче. А это, – он показал на своего спутника, – Владимир Васильевич.
- Ага, – легко согласился подвыпивший Карась, пожимая мягкую ладонь мужика. – Слушаю вас внимательно.
- Э-э, я понял, что можно переходить сразу к делу? – Владимир Васильевич оглянулся на Мину. Тот молча кивнул. – В общем, Дмитрий… Как вас по отчеству?
- Иванович.
- Очень приятно. В общем, Дмитрий Иванович, у нас по итогам прошлого года возникли некоторые, так сказать, излишки фондов, и мы решили приобрести для нашей шахты некоторое оборудование.
Голова Карася работала ясно.
- Угу. Я понимаю, – ответил он. – Тридцать процентов.
- Какие еще тридцать процентов? – Владимир Васильевич снова в недоумении оглянулся на Мину.
- А что тут непонятного? – с иронией спросил Карась. – Мы через подставную фирму покупаем нужное вам оборудование и продаем его вам или посреднику по любой, названной вами цене. Разницу вы забираете себе за вычетом наших тридцати процентов, – Карась пожал плечами. – Что тут непонятного?
Мина закурил и небрежным жестом бросил пачку на стол.
- Не борзей, Карась, – сказал он. – Не будет тут твоих процентов. Эти бабки пойдут на выборы, усек?
Карась первым отвел взгляд.
- Ладно, – буркнул он. – Обсудим детали.
В этот поздний час двор элитной многоэтажки, в которой теперь жил Карась, был хорошо освещен. Проезжая к расположенной здесь же платной автостоянке, Карась обратил внимание на нетронутый, только что выпавший снег перед своим подъездом. Охранник, что-то дожевывая на ходу, вышел из стеклянной будки, поднял шлагбаум, и заспешил обратно, к своему телевизору.
Карась поставил машину между чьим-то «Лексусом» и Иркиным «Пежо». На душе было как-то пакостно и неуютно. Лишь новенький паспорт во внутреннем кармане куртки не давал испортиться настроению окончательно.
В принципе, дела сейчас шли неплохо. Через два месяца, шестнадцатого апреля, истекает срок депозита, и тогда его совокупный капитал составит около одного миллиона трехсот пятидесяти тысяч долларов. Полновесных зеленых баксов. Карась почему-то без удовлетворения хмыкнул. Осталось пристроить «лимон» из этих бабок в Австралии в обмен на ПМЖ. Но это уже обещал сделать Толчинский. Правда, тогда возникнут проблемы, если вдруг придется срочно переписывать все это бабло на новоиспеченного «папуаса» Carassyk’a. В общем, пусть Абрамыч выясняет, что лучше, по своим еврейским каналам.
Вечер был тихий и спокойный. В большинстве окон горел свет. Карась посмотрел на свой подъезд, потом сунул руку под сидение и отодрал от его нижней поверхности приклеенный скотчем «макаров». Липкую ленту он скатал в шарик и выбросил, «пушку» сунул в карман – мало ли чего. Карась вспомнил дымящуюся дыру в груди у Зайцева, сплюнул на снег и выбрался из машины.
Жена, уютно устроившись в большом кожаном кресле, смотрела по «плазме» какую-то бесконечную молодежную лабуду и втирала в холеные руки крем. Перед ней на стеклянном столике выстроились многочисленные баночки, флакончики и тюбики с парфюмерией. Лицо Ирки уже лоснилось от щедро нанесенной маски. Она на секунду оторвалась от телевизора и мельком взглянула на Карася:
- Привет. Ужинать будешь?
- Да найду что-нибудь, сиди, – Карась прошел на кухню.
- Привет, па! – со смартфоном в руке вышла из своей комнаты Настя.
- Привет, – не без удивления ответил Карась. Надо же – «па». Взрослеем.
Он наклонился и чмокнул дочку в щеку.
- Как твои дела? – Карась заглянул в холодильник.
- Да нормально, – Настя налила себе стакан апельсинового сока. – А у нас в школе избирательный участок будет.
- Их сейчас кругом полно, – ответил Карась, доставая буженину и тонко нарезанный датский бекон. На секунду он задумался, решая, что брать, виски или коньяк. Да нет, лучше водку!
В это время со стороны прихожей послышался телефонный звонок.
- Я принесу, – Настя поставила стакан на стол и вышла из кухни.
- Стой! Я сам!– резко крикнул Карась, выскакивая следом за дочерью. Не хватало, чтобы ребенок нашел в кармане «пушку»!
Звонил Толчинский.
- Да! – Карась вернулся на кухню.
- Дима, ты уже дома?
- Ну?
- Включи телевизор.
- А что там?
- Включи «Тридцать второй» канал, – со вздохом сказал адвокат. – «Свет и тени» сейчас идут. Посмотри.
- Ладно.
Карась нашел пульт и нажал кнопку. Висящий над холодильником «шарп» ожил.
- Ира! – позвал Карась. – А где тут «Тридцать второй» канал?
- Не помню, – донеслось из комнаты. – Кнопка сорок семь, по-моему.
В по-спартански оформленной студии за круглым столом сидели два человека. Перед ними были разложены какие-то документы, чуть отдельно, привлекая к себе внимание, посреди стола лежала микрокассета.
- …настолько вопиющи, что ни полковник Пшеничный, ни председатель городской налоговой администрации Николай Ильич Силантьев так и не смогли дать сколь-нибудь внятное объяснение этим фактам, – говорил, глядя в камеру, рыжеватый мужик с волевым подбородком и полутемными очками над приплюснутым носом.
Начало было многообещающим. Карась чуть уменьшил звук телевизора и налил себе треть фужера.
- Сегодня у нас в студии наш недавний гость, герой нашего прошлого репортажа майор милиции Валерий Поляков, – представил Андреев, а это, наверное, был он, своего собеседника. Одетый в темный свитер и джинсы Поляков согласно кивнул. – До недавнего времени Валерий был заместителем начальника уголовного розыска нашего города. Но сейчас он безработный. Валерий, что произошло? Расскажите нам.
Поляков поерзал на стуле и потер переносицу.
- Кх, – он кашлянул в кулак. – Спасибо, Игорь, что пригласили меня снова, тема эта действительно, касается не только меня. Хотя, после этих событий, о которых мы будем говорить… Да?
- Да, – ободряюще кивнул Андреев.
- Так вот, – продолжал Поляков, – после всех этих событий меня вдруг вызывают в отдел кадров и предлагают подписать заявление об отставке с задним числом. Получается, как будто я два месяца уже без работы.
- Хорошо, Валерий, – перебил Полякова Андреев, – расскажите нам, какие события предшествовали вашему увольнению.
- Ну, все началось с того, – Поляков снова заерзал в стуле, – что нам принесли очень любопытный документ. Вот он, – Поляков передал Андрееву скрепленные степлером листы бумаги. – Это договор на экспортную поставку, обратите внимание, «высокотехнологичных носителей информации» на общую сумму, – Поляков расплылся в скептической улыбке, – восемьсот одиннадцать тысяч шестьсот девять долларов США. Не трудно подсчитать, сколько это будет в нашей валюте.
Карась побледнел. Пока Андреев на экране внимательно изучал каждый лист, он, покосившись на дверь, сделал звук еще меньше. Залпом выпил водку и, весь подавшись вперед, стал смотреть, что будет дальше.
Андреев на секунду оторвался от чтения, удивленно посмотрел на Полякова и покачал головой.
- Да! – оживился тот. – Самое интересное, что экспортером является некая фирма «Медея», якобы расположенная в разрушенном здании бывшего института ВНИИ «Металлопластики». Разумеется, никакой фирмы по данному адресу не существует, лишь стены без окон и груды битого кирпича вокруг. Далее - более! – совсем повеселел Поляков. – Учредителем фирмы «Медея» значится восьмидесятидевятилетняя Зинаида Яковлевна Расстегай, которая вот уже семь лет находится на содержании в доме престарелых психохроников.
Карась схватил телефон, потом подумал, и отшвырнул его на диван. Налил. Залпом выпил. Снова схватил «Нокию» и набрал Буряка.
А тем временем Поляков продолжал свой рассказ:
- Не менее интересен и получатель этих «высокотехнологичных носителей информации». Это неуловимая, таинственная и вездесущая фирма «Пэрсон коммодити», зарегистрированная в оффшорной зоне на Кипре. Посредником в сделке, как вы видите, является другая, не менее известная в городе фирма «Альтаир» - совладелец, по какому-то щучьему велению, любого мало-мальски прибыльного бизнеса в регионе.
- Да, Димон, что ты хотел? – раздался в трубке усталый голос Буряка.
- Миша, – Карась не сводил с телевизора глаз, – ты дома сейчас?
- Да.
- Телек смотришь?
- «Свет и тени»? Да смотрю…
- Что, тоже Абрамыч звонил? – Карась налил себе еще.
- Звонил… Карась, короче, я сильно заморился. Завтра поговорим.
- Ты дебил, Миша, – Карась дал отбой и выпил водку.
В студии Андреев положил бумаги на стол и сказал:
- Валерий, вы, как профессионал, не могли бы в двух словах рассказать нашим зрителям суть аферы. Если товара нет, в данном случае – «высокотехнологичных носителей информации», то чего добивались преступники? Какая им в этом деле выгода? Прошу вас.
- Знаете, – Поляков посмотрел в потолок и на секунду задумался, – существует такое понятие как НДС.
- Налог на добавленную стоимость, – подсказал Андреев.
- Да, совершенно верно. И, упрощенно говоря, государство обязано возмещать экспортерам их затраты на этот пресловутый налог. А это двадцать процентов от заявленной суммы экспорта.
- То есть, – снова заговорил Андреев, – в нашем конкретном случае преступники хотели сделать, как говорится, «из воздуха»… Сколько это? – журналист снова посмотрел на бумаги.
- Более ста шестидесяти тысяч долларов, – сказал Поляков.
Глядя из телевизора прямо в глаза Карасю, Андреев покачал головой.
- А ведь это наши деньги, – сказал он. – Из бюджета. Из наших с вами налогов. Значит, кому-то не хватит на лекарство, к кому-то не приедет из-за отсутствия бензина «скорая» или пожарная машина. Сгорит чей-то дом… Но самое страшное в этом то, что люди, призванные бороться с преступностью, сами покрывают преступников, ограждая их от правосудия, – Андреев повернулся к Полякову: – Продолжайте, Валерий.
Поляков взял со стола еще один документ.
- Когда мы узнали, что в этой схеме задействована фирма «Альтаир», мы затребовали ее регистрационные данные, учредительные документы… Вот они, – Поляков протянул бумаги Андрееву. – Смотрите, владельцем фирмы является опять таки оффшорная компания «Бонэм Бразерс, ЛТД», зарегистрированная на том же Кипре. А вот ее генеральным директором является известный в определенных кругах нашего города человек. Это кандидат в мэры нашего города, Кузнецов Сергей Анатольевич, человек с богатым уголовным прошлым. И знаете, Игорь, когда мы это выяснили, я дал команду подготовить копии архивных документов на Кузнецова, которые должны были быть и у нас, и в прокуратуре, и в суде. И каково же было наше удивление, когда ни в одной из этих инстанций не было найдено ни единого клочка бумаги из прошлых уголовных дел на этого господина, – закончил Поляков, и выжидательно посмотрел на ведущего.
Карась пьяно ухмылялся и жевал буженину. Все, бухать больше не надо! Он поставил водку в холодильник и вынул оттуда пузатую бутылку Иркиной французской минералки. Сделав из узкого горлышка несколько хороших глотков, Карась громко рыгнул, вытер ладонью рот и вновь посмотрел на телевизор.
- …других эпизодов, – закончил что-то рассказывать Андреев. Он взял со стола микрокассету и показал ее зрителям. – Это кассета из телефонного автоответчика погибшего три месяца назад предпринимателя Мигули. Она была любезно предоставлена нам его вдовой. С ее слов, покойный специально игнорировал звонки на мобильный телефон, чтобы иметь возможность записать вдруг посыпавшиеся на него угрозы.
- А я вообще не понимаю, – перебил Андреева Поляков, – почему эту кассету не приобщили к материалам следствия.
- Совершенно верно, – ответил Андреев. – Мы обязательно выясним, кто ведет это дело, – он положил кассету на стол. – Мы прослушали содержание записей, и я могу вам со всей ответственностью сказать, что это были прямые угрозы погибшему лишить его жизни, если он не передаст свой бизнес определенным структурам. Названия этих структур в записях озвучены, но мы до проведения фоноскопической экспертизы, называть их не имеем права.
Карась допил остатки минералки. Икнул.
- Ха, – сказал он сам себе. – Привет тебе, Мина, с того света, козлина. «У аппарата», – передразнил он кореша.
А с экрана Андреев снова смотрел зрителю в глаза.
- Эти структуры и люди, которые за ними стоят, у всех на слуху. Они не скрываются, занимают высокое положение в обществе и всячески рвутся к власти.
- Сейчас достаточно посмотреть, к кому перешел бизнес потерпевшего, – вновь вставил Поляков.
- Qui prodest, «кому выгодно», да?
- Да, – Поляков согласно кивнул.
Андреев посмотрел на часы.
- К сожалению, – сказал он, – наше время подходит к концу. В следующий четверг, это будет уже после выборов, мы снова встретимся с вами. И как только экспертиза докажет подлинность записи на этой кассете и отсутствие следов монтажа, мы, дорогие телезрители, вместе прослушаем ее содержимое. Спасибо вам, Валерий, что пришли к нам в студию. Спасибо… Пользуясь случаем, хочу поблагодарить наших зрителей. Многие звонят и спрашивают, не опасно ли для нас и наших семей делать такие передачи. Дорогие наши телезрители, мы признательны вам за проявленное беспокойство. Конечно, опасность существует. Нам часто звонят, угрожают. Но правда дороже. И те, кто находятся в тени, не могут не понимать, что, угрожая нам, они тем самым подтверждают нашу правоту и расписываются в собственном бессилии. До новых встреч, друзья!

Грязный предвыборный наезд
Окруженная по периметру где кирпичным, где бетонным забором большая оптовая база была переоборудована из складов «Старометизного» завода. Здесь царила обычная для таких мест суета. Выгружались длинномерные фуры «Вольво», DAFы и Manы, пробирались к выезду в город получившие свой товар «ГАЗели» и прочие «будки». Грузчики, в основном молодые хлопцы, работали споро – платили здесь хорошо. Дремали в кабинах шофера, ругались с кладовщиками экспедиторы. В самом конце базы, у крытого оцинкованным профилем ангара замерли в ожидании своих хозяев черные автомобили «братвы».
В полусумраке пустого помещения пацаны с хмурыми лицами слушали Мину. Его голос разносился по ангару с гулким эхом.
- Да что за вопросы такие?! Я Мигуле когда звонил, то разговаривал с ним как обычно. Нормально говорил, – Мина обвел присутствующих тяжелым взглядом и повысил голос: – И слова говорил те, что должен был сказать! Я его предупреждал нормально, по-человечески. Откуда мне было знать, что он все пишет?
Буряк затянулся и выпустил вверх струю дыма.
- Да, Колян, – усмехнулся он. – Подляна с того света, получается. Молодец.
- А ты, вообще, пасть закрой! – дернулся Мина.
- Что ты сейчас прыгаешь?! – осадил его Боксер. – Сейчас разойдемся, и будешь сам свою байду расхлебывать!
Кузя молчал. Сунув руки в карманы длинного пальто, он не спускал с Мины глаз и перекатывался с пятки на носок. Под кожей его худых щек ходили желваки. Это был плохой признак. И это знали все. Карасю в этот момент подумалось, что с годами Кузя стал похож, хоть и на ухоженную, но все же крысу.
- Ты конкретные имена или названия говорил? – спросил, наконец, Кузя.
Мина опустил голову, потом посмотрел куда-то в сторону.
- Говорил, – с тяжелым вздохом ответил он.
- Зачем?
Еще один вздох:
- Пьяный был.
Кузина физиономия застыла. Очень медленно он достал из кармана сигареты. Закурил.
- У нас еще один понт намечается, – неожиданно сообщил Тарас.
Все повернули головы к нему. Добродушный увалень с квадратными плечами переступил с одной колоннообразной ноги на другую и продолжил:
- Астахов утром звонил с чужого мобильника. Область затребовала справки по уголовным делам из архивов, – Тарас поддернул одной рукой штаны. – А потом сказал, что звонил какой-то депутат и предлагал по-хорошему завести на нас ОРД.
- Не хватало еще оперативно-розыскного дела, – в сердцах сплюнул Валерка-Боксер. – И это за два дня до выборов, сука…
- Дай мобилу, – Кузя протянул к Тарасу руку. – Быстро!
- Тю. На, – пожал плечами тот.
Кузя выхватил из широкой ладони Тараса «Нокию» и нажал несколько кнопок.
- Где он?
- Кто? – растерялся Тарас. – А! Номер, с которого Астахов звонил?
- Да.
- Он на городской телефон «Феникса» позвонил, Серый, – с сожалением объяснил Тарас. – Он еще сказал, что и СИМ-карту купил только для одного этого разговора.
Кузя выругался и отдал телефон Тарасу.
- Ну, что, Коля? – он снова посмотрел на Мину. – Ты лоханулся конкретно. Ты подставил под удар меня, нас всех… И это перед выборами, Коля.
Мина хотел что-то ответить, но Кузя снова повысил голос:
- Заткни свой базломет, дотман! Мы уже слушали тебя. Ты прекрасно знал, как решаются такие вопросы.
- Да, Колян, – изображая задумчивость, поддержал Кузю Карась, – тут что-то не то. Ты же сам сколько раз гундел в трубку, что это, типа, не телефонный базар? И ты меня извини, брат, но Мигуле ты звонил не раз и не два, и не один день. И не мог ты быть каждый раз «косым».
Мина от возмущения слегка оторопел. Даже Валерка-Боксер посмотрел на Карася с укоризной.
- Вы что, пацаны?! – воскликнул Мина, лихорадочно переводя взгляд с одного «братана» на другого. – Я же не спецом это делал! Я же нормально с Мигулей говорил! Нор-маль-но! Понимаете?! Ну, сказал один раз лишнее… Да поймите же вы, журналист этот на понт нас берет!!
- Ты засветился, кандокль! – тоже сорвался на крик Кузя. – Ты спалился! Ты потянешь за собой всех нас! Ты что, даже этого не понимаешь?! – Кузя остановился и перевел дыхание. – Иди в своей «тачке» посиди.
Мина скрипнул зубами и обвел всех прищуренным взглядом.
- Ладно, – он поднял воротник и зашагал к выходу из ангара.
- Серый, – заговорил первым Карась, – а тебе Мина вообще что-нибудь про шахтера говорил?
Кузя прикурил новую сигарету.
- Про какого шахтера? – спросил он.
- Да Мина приводил ко мне вчера директора шахты одной. Тот мужик хочет народные бабки в тенек увести. Там баксами «пол-лимона» выгорает.
- Говорил, – отмахнулся Кузя. – Это Дрона шахта.
- А-а, – разочарованно протянул Карась.
Кузя посмотрел на окурок в своих тонких пальцах и щелчком отбросил его в сторону.
- Что с Миной делаем? – ни к кому конкретно не обращаясь, спросил он.
- Да что делаем, – отозвался Буряк. – Мина должен исчезнуть.
- А ты что скажешь? – Кузя посмотрел на Тараса.
- А мне все равно, – с улыбкой пожал плечами тот. – Хороший кореш был Мина.
- Не, подождите! – перебил Тараса Валерка-Боксер. – Что у этого журналиста на Мину? Кассета какая-то? Так Карась позвонит корешу своему Астахову, майор ее конфискует для дела, и все!
- Валера, ты что, дебил? – мягко поинтересовался Буряк. – Ну, отдаст Андреев Астахову копию. Дальше что? Ты же слышал, что за ним депутат какой-то стоит? И Поляков этот уволенный себя так ведет, что и дураку ясно – тылы у мусора прикрыты надежно.
- Кем? – задал идиотский вопрос Валерка.
- Тем, – ответил за Буряка Карась, – кто пытается прибрать к себе весь наш бизнес. Оперативно так сработали. Это серьезные паханы.
- Блин! – Валерка от досады громко ударил себя кулаком в ладонь. – Грохнуть бы этих фраеров контаченных вместе с их кассетами!
Буряк матюгнулся и что-то хотел сказать, но Валерка его остановил:
- Да знаю я, что нельзя! – он сплюнул, замолчал и в разговор больше не вмешивался.
- Карась, – спросил Кузя, – как быстро ты сможешь переоформить бизнес Мины? Чтоб до следующего четверга все чисто было? Успеешь?
- Нет проблем, – спокойно ответил Карась. – Но Миша правильно говорил. Я с Астаховым свяжусь. Мигулин телефон он должен забрать по-любому. В нем номер Мины зафиксирован. И, если прокуратура потребует от оператора распечатки разговоров с этого номера, то всплывут и наши номера. Как бы уже поздно не было!
Карась первым достал свою «моторолу», бросил телефон на пол и с силой несколько раз вдавил в него каблук. С ореховым хрустом дорогущий мобильник сперва раскололся пополам, а затем рассыпался на более мелкие осколки. Разворошив пластмассовое и электронное крошево ногой, Карась поднял с бетонного пола блестящий прямоугольник СИМ-карты, поломал его руками и опустил обе половинки в карман. Оставшиеся лежать на земле погнутые металлические панели и аккумулятор он отфутболил к дальней стене ангара.
Поведение Карася было несолидным.
- Давайте свои мобилы сюда, – сказал Кузя. – Я сам их уничтожу. И всем скажите, чтоб стерли ваши номера.
Карасю стало немного неловко от своей спешки. Когда последний мобильник исчез в кармане Кузиного пальто, он сказал:
- Если телефон Мигули будет у нас, тогда вообще лепота, Серега. Скажем, что это был грязный предвыборный наезд.
- Мусора уже ничего не успеют, – размышляя вслух, произнес Кузя. – Валера! Бегом в машину, и командуй своим гопникам, чтобы забрали у вдовы телефон. Мигом!
Боксер бросился к выходу.
- Стой! – крикнул Кузя. – Без шума чтоб. Пусть бабе ксиву мусоровскую предъявят и протокол изъятия какой-нибудь нарисуют. Давай! И не спалитесь там!
Некоторое время после отъезда Боксера никто не проронил ни слова, и это минута молчания показалась Карасю слишком уж наигранной. Со стороны складов через открытые ворота ангара доносился шум грузовиков, где-то с раздражающей ритмичностью капала вода.
- Слушай меня внимательно, Дима, – снова заговорил Кузя. – Ты с Толчинским и Марадоной убираешь все следы Мины в бумагах. Его Ольке отпишите какой-нибудь магазин. Но только, Карась, с реальным оборотом. Ты понял, да?
- Да все ясно, Серый, – поспешил согласиться Карась.
Кузя взглянул на Тараса и едва заметно кивнул. Спокойно и не спеша, Тарас расстегнул до половины «молнию» на куртке и достал из-за пазухи «макаров». Руку с пистолетом он сунул в карман широченных штанов.
- Иди, зови Мину, – приказал ему Кузя. – Скажешь, что он сам должен будет разобраться с журналистом. Так и скажешь, Андреев – это, типа, твоя проблема.
- Ну, подожди, Серега, – занервничал Буряк. – Может, дождемся Боксера? Если телефон будет в наших руках, то проблема решается сама собой. Ведь так?
- А кассета? – ответил вместо Кузи Тарас.
Кузя промолчал. Он опять посмотрел на Тараса и кивнул в сторону открытых настежь ворот.
- Тарас, – тихо произнес он. – Вали его на ходу, когда будете подходить к нам. Мина не заслужил унижений.
Вероятно, Коля что-то почувствовал. Едва взглянув на Кузю, он вдруг побледнел и попятился назад. Тарас быстро приставил пистолет чуть выше его уха и выстрелил.
Левый глаз Мины взорвался кровавым фонтаном. Его отбросило в сторону, и он упал лицом вниз. В ангаре отчетливо запахло горелыми волосами. Под Колиной головой быстро натекала лужа густой и темной крови.

Авторитет
В ожидании зеленого сигнала светофора джип «Субару» с Дусиком за рулем и Карасем на переднем сидении стоял почти посреди оживленного перекрестка. Дальше по дороге, над троллейбусными проводами возвышался бигборд с Кузей. Кандидат в мэры был в костюме и белой рубашке без галстука. Написанный широко и размашисто слоган под ним гласил: «Мы заставим городской бюджет работать на благо горожан! Партия развития. Голосуй за Кузнецова!». Кузя даже на плакате улыбался одними губами.
Что-то напряженно обдумывая, Карась молчал. Молчал и Дусик, не желая мешать боссу «просчитывать ситуацию». Вспыхнул желтый, потом зеленый свет, и Дусик плавно тронул машину с места.
- Правильно делаешь, – похвалил его Карась. – Мы законопослушные граждане. Перед выборами.
- Ага! – оживился Дусик. – Которые заботятся о горожанах.
- О бюджете, – поправил Карась.
- Точно!
Джип остановился у ограды бывшего детского сада. Сейчас это старинное здание в центре города занимало, судя по скромной вывеске, ООО «Центр корпоративных исследований». Карась вышел из машины.
- Отгонишь сегодня тачку на мойку, – бросил он, захлопывая дверь.
В вестибюле «Центра корпоративных исследований» профессионально скучали два рослых бойца вневедомственной охраны. Девушка на «ресепшене», увидев Карася, поправила прическу и жеманно ему улыбнулась. Карась покосился на висящую за ней камеру видеонаблюдения, кивнул в ответ и зашагал по широким, еще дореволюционным ступеням на второй этаж.
- Здравствуй, Дима! – с почти искренней радостью воскликнул директор «Центра», когда Карась переступил порог кабинета. Он вышел из-за стола и первым протянул руку. – Чай, кофе или «нуевонафик»?
- «Нуевонафик», Семеныч, – отказался Карась. – Дел по горло.
- Тогда коньячку по чуть-чуть, а? – не унимался директор.
- Потом. Деньги готовы?
- А как же, – директор подошел к приоткрытому сейфу и достал из него туго перехваченный скотчем бумажный пакет величиной с кирпич. – Вот, сто тысяч. В купюрах по пятьдесят долларов. Все как и договаривались.
- Давай сюда, – Карась подбросил увесистый пакет на ладони. – Сколько бабла жрут эти выборы… Ты вчера «Свет и тени» смотрел?
- Нет. Но мне уже все рассказали. Наделал журналист этот шороху, – Семеныч сокрушенно покачал головой. – И ведь не сделаешь ему ничего.
- Да нам Андреева самим сейчас охранять надо! – чересчур эмоционально ответил Карась. – Не дай Бог, случится с ним чего, тут же такой визг поднимется: «Мафия! Мафия!», что на Кузе можно будет крест ставить.
Глаза Семеныча стали хитрыми. Этого еще не хватало. Карась замолчал и, не мигая, уставился на директора «Центра корпоративных исследований».
- Поэтому попробуем журналюгу купить, – отчетливо произнес он каждое слово. – А ты, Семеныч, пока притихни. Пока никаких дел, понял? Чтоб ни одной печати или бланка здесь не было.
- Ну, это ж само собой, – закивал в знак согласия директор. – Эх, сколько бы я дал, чтобы взглянуть на ту копию договора, которая сейчас у этого, как его?
- У Полякова?
- Да, у майора этого.
- А зачем? У тебя ж оригинал есть, – не понял Карась.
- Мне бы на реквизиты и визы взглянуть, – пояснил директор. – Так можно узнать, на каком этапе и где произошла утечка. То ли в налоговой, то ли на таможне.
- Так, все, я сказал. Никаких дел. Клиентуру временно отшиваем на пороге, – приказал Карась. – Занимайтесь своими «исследованиями» пока все не утрясется. Так, с этим ясно, да? Все, я поехал, – Карась удобнее перехватил под мышкой сверток с деньгами и направился к выходу.
- Дусик, – сказал он, усаживаясь на свое место, – сейчас прем к Буряку на автомойку. Потом сгоняем на шестую заправку. Там этот пакован у нас заберет человек Бори. Поехали.
Дусик аккуратно выехал на дорогу и переключил скорость.
- Димон, слышишь, – спросил он, – а почему ты не хочешь взять тачку поновее? Ты же авторитет. Вон, у Мины джипяра «Мерс», у Буряка – «бэха» навороченная. А мы уже полтора года на этом «Субару» трясемся. Чем мы хуже? – Дусик покосился на Карася и добавил: – Ты извини, конечно, Димон.
Карась внимательно посмотрел на Дусика.
- Так ты считаешь, – спросил он, – что, чем круче тачка, тем выше авторитет?
- Да, – убежденно кивнул Дусик. – Это как погоны. Шпана должна знать, что за рулем уважаемые люди.
Карась помолчал, а затем без тени улыбки спросил:
- А какая тачка моему авторитету соответствует?
- Ну, – протянул Дусик, – «штук» на семьдесят чтоб была. Я вчера у Давида в автосалоне видел «Ауди Q-7». Черный с никелем, Димон! Такой джипец классный! Со всеми наворотами. Как раз, думаю, для тебя. Не, Димон, в натуре, классная тачка.
- А эту куда? – как бы между прочим спросил Карась.
- Ну, куда… – замялся Дусик.
Карась разглядывал своего верного бугая за рулем.
- Хочешь, Серега, продам ее тебе за полцены и в рассрочку? – спросил он.
- Димон, благодарен буду до конца дней, – с чувством ответил Дусик. – Ты ж меня знаешь!
- Ладно, уболтал. После выборов переоформим «Субару» на тебя.
- Блин, Димон! Спасибо!
- За двадцать «косых» берешь? Ладно, за «пятналик».
- Пятнадцать «штук» я тебе могу сразу отдать! – обрадовался Дусик.
- Да ладно, – великодушно ответил Карась. – Отдашь, когда сможешь.
Дусик оторвался от дороги и с благодарностью посмотрел на Карася.
- Димыч, – сказал он, прижимая ручищу к широкой груди, – за мной не пропадет.
- Ладно, хорош, – отмахнулся Карась. – Слышишь, Серега, ты вчера «Свет и тени», передачу по «Тридцать второму» смотрел?
- Нет, мы вчера гудели в «Лазурном берегу». Но мне пацаны говорили уже, Димон. Там фраер в очках с майором бывшим на нас разное «гонево» несли. Козлота голимая.
- Хуже, Дусик, все, – ответил Карась. – Они под нас роют активно.
Дусик выпятил челюсть и мрачно буркнул:
- Я б их обоих пассивными сделал.
Ну, наконец-то.
Карась сделал вид, что задумался, потом сказал:
- А что, идея. Слышишь, Дусик, ты можешь найти пару конченных отморозков, чтоб журналюге по «жбану» надавали? Только не из наших, Дусик. И чтоб управились сегодня или завтра. Я под это дело дал бы им три «штуки» на двоих.
- Базара нет, Димон! – оживился Дусик. – И бабок не надо. Я сам кому хочешь «политику партии» объяснить могу.
- Обломайся! – прикрикнул на Дусика Карась. – Я сказал, чтобы это были посторонние. Догнал? На бабки сразу, – Карась достал из кармана тугой рулон зеленоватых купюр.
Отсчитав нужную сумму, он протянул деньги Дусику.
- Мне нужен оперативный результат. На все тебе два дня. В воскресенье, в день выборов – последний срок. Ты въехал в тему?
- Димон, ну ты ж меня знаешь, – с укоризной ответил Дусик, забирая деньги.
- Все, чаль к обочине, – приказал Карась. – На мойку я поеду сам. А ты занимаешься только этим. И оперативно чтоб. Не подведи меня.
Дусик остановил джип у тротуара и вышел из машины.
- Слышь, Димон, – спросил он, – а как журналиста, чуть-чуть или как положено?
- Как получится. Только чтоб конкретно.
Человек от Бори, надменный молодой хлюст, одетый тысячи на полторы долларов, разорвал пакет и пересчитал купюры в одной из выбранных наугад пачек. Как и было оговорено, он набрал на мобильном телефоне свою половину цифр, другую по памяти ввел Карась. Когда соединение было установлено, хлюст коротко произнес:
- Все нормально, – и выключил телефон.

Австралия
Карась еще раз поцеловал жену, потом перевалился на спину и прикрыл себя одеялом. В груди гулко и часто стучало сердце, и он даже слегка вспотел. Карась повернул на подушке голову.
Расслабленно прикрыв глаза, Ирка тоже отдыхала. Ее красивая и ухоженная грудь плавно вздымалась и опускалась в такт дыханию. Рукой Ирка гладила под одеялом Карасю низ живота, в шутку пощипывая жесткие и кудрявые волосы на его паху.
За окном занималось серое и морозное субботнее утро.
- Ну что, порвал? – спросил Карась.
Легкая улыбка тронула Иркины губы, и она чуть заметно кивнула. Жмурясь, словно сытая кошка, Ирка сладко потянулась, сбросила с себя одеяло и встала с кровати. Накинув на голое тело халат, она вышла из спальни.
Карасю тоже нужно было в ванну. Он бодро вскочил на ноги и надел трусы.
В комнату вернулась жена.
- Настя проснулась, – тихо сообщила она. Ирка торопливо подтерлась прокладкой и снова запахнула на себе халат. – Подумать только – девять лет! – с улыбкой добавила она.
- Пошли поздравлять! – также полушепотом ответил Карась.
Стоя босиком на теплом кафельном полу, Настя в пижаме чистила зубы и по-женски придирчиво разглядывала себя в зеркале.
- Доброе утро, ребенок! – в дверях стояли радостные родители. – С Днем рождения тебя!
У папы в руках был красиво упакованный и перевязанный большим и ярким бантом… Неужели ноутбук?!! Забыв про пену от зубной пасты на губах, Настя в ликовании кинулась к родителям. Карась подхватил ее свободной рукой и Настя обняла «предков» за шею.
- Папочка! Мамочка! Спасибо! – Настя целовала родителей. – Я вас так люблю!!!
Когда первые восторги окончились, и Карась поставил дочку на пол, Ирка сказала:
- Настя, будь хорошей, красивой и послушной девочкой. Слушайся нас с папой и оставайся такой же умничкой, какая ты есть.
Карась протянул дочери подарок:
- На, держи, вундеркинд!
- Спасибо! – воскликнула Настя и невинно спросила: – А что это? Тяжелый…
Карась весело рассмеялся.
- Иди посмотри, – сказал он.
С подарком в руках дочка умчалась в свою комнату. Не прошло и минуты, как она выбежала радостная и счастливая:
- Мамочка! Папочка! Спасибо пребольшущее!! – воскликнула она. – Теперь я смогу везде переписываться с Галей, Ритой и Сережей! Папа, а «вай-фай» в нем есть? – снова целуя Карася, спросила дочь.
- Наверное, – ответил Карась. – Я же просил, чтоб было все!
- Настя, – Ирка достала из кармана небольшую, но так же красиво оформленную коробочку с розовым бантиком наверху. – Это тебе от бабушек и дедушек.
Сияя и лучась от радости, Настя разорвала цветастую упаковку и открыла красивый ювелирный футляр. В нем на фиолетовой бархатной подушке лежал, сверкая голубыми искрами александритов, золотой браслет.
Завтрак торжественно обставлять не стали. Мама и дочь согласовывали списки приглашенных. Само собой, – ну а как же?! – обе бабушки и оба дедушки придут обязательно! Они уже звонили и поздравляли. Тетя Лена, дядя Игорь и их Максимка тоже будут. И крестный, дядя Миша, с тетей Аллой и со своими Виталиком и Катей обязательно придут.
Да, кстати, почему до сих пор не звонит Буряк?
- Потом Галя, Сережа, Рита, – изящный браслетик на запястье мешал Насте сосредоточиться, – Антон и Алена. Женьку я не пригласила. Как она меня.
Карась пил чай и любовался дочерью. Приятно осознавать, что твоя дочь – самая красивая девочка в классе и, к тому же, круглая отличница! И дай Бог, чтобы она в жизни поднялась не сколько красотой, сколько интеллектом. Ну, ничего, в Австралии у нее возможностей будет побольше, чем тут. Тем более, по-английски Настя «шпрекает» как на втором родном. И, если все пойдет как по маслу, то следующий учебный год она начнет уже в Сиднее или Мельбурне. В зависимости от того, куда пристроит его «лимон» Абрамыч. Но главное, что это будет Австралия!
И Абрамыч что-то не звонит, друг семьи называется. Карась посмотрел на часы. Половина десятого. Странно. Ни Буряк, ни Толчинский, ни Дусик… Ведь знают же номер «эрикссона». В крайнем случае можно же по городскому позвонить и нормально поздравить?!
Словно отвечая на мысли Карася, Ирка сказала:
- Ты хоть сегодня дела свои не крути. А то ночью опять раза четыре звонили.
- Кто? – спросил Карась.
- А я знаю? Я у тебя по карманам не роюсь. По-моему, на твой «эрикссон» «семейный» звонки были.
Чувствуя, как похолодел желудок, Карась отставил чашку и встал из-за стола.
- Пойду посмотрю, – как можно беззаботнее сказал он.
Карась достал из кармана черной кожаной куртки «эрикссон». На его большом дисплее высветились четыре непринятых звонка. Все они были сделаны в промежутке от часа до половины второго ночи. Номер был Карасю неизвестен. Абсолютно. Что-то сердце жмет…
Карась торопливо переоделся.
- Ира! – крикнул он, натягивая через голову пуловер. – Я сейчас быстро в одно место смотаюсь!
Возмущенная Ирка вышла из кухни.
- Ты что, даже сегодня свой «бизнес» крутить будешь? – спросила она. – Мы же договорились.
- Да я быстро, – Карась уже на ходу надел куртку. Похлопал себя по карманам, проверяя, на месте ли ключи и документы. – Скоро буду. Давай! Ну не дуйся ты! Я туда и обратно.
На стоянке, к досаде Карася, выяснилось, что ключи, которые он впопыхах схватил, выбегая из дому, оказались не от «Субару», а от BMW. Карась в сердцах сплюнул, но возвращаться не стал. Коротко взвизгнула сигнализация, автомобиль мигнул «габаритами». Карась сел в машину и выехал со двора.
Рассеянно свернув к центру города, Карась проехал уже метров пятьдесят, как вдруг ударил по тормозам и резко остановил машину. Сзади него, прямо напротив выезда со двора, остался стоять черный Валеркин «Лексус». Карась некоторое время вглядывался в зеркало заднего вида, пытаясь понять, что происходит. Например, почему Боксер его не поприветствовал. А может, джип пустой? Да нет, вот только что опустилось тонированное стекло и на асфальт вылетел окурок.
Карась достал из кармана купленную позавчера «Нокию» и набрал новый номер Буряка.
- Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети, – сообщил женским голосом робот.
Матюгнувшись, Карась повторил вызов.
- Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети.
Карась в раздражении сунул телефон в карман и вышел из машины. В «Лексусе» действительно сидел Боксер. Рядом с ним, дерзко глядя Карасю в глаза, лениво развалился Слон.
- Привет, – Карась внимательно оглядел обоих. Руки ему никто не протянул. – Вы что, укуренные?
- Ага! – весело согласился Слон.
Валерка на Карася даже не взглянул. Словно того не было сейчас рядом, Боксер равнодушно смотрел на спешащих мимо прохожих.
- А тут вы что делаете? – снова спросил Карась.
- Воздухом дышим, – продолжал хамить Слоняра.
- Поедешь с нами? – Боксер наконец-то соизволил повернуться к Карасю.
- Это куда еще?!
- Как хочешь, – ответил Валерка, давая понять, что разговор окончен.
С бьющимся сердцем и потными ладонями Карась вернулся к BMW. Трогая с места, он снова взглянул в зеркало. Джип Боксера оставался на месте. Что, блин, происходит?! Мысли о Дусике Карась старательно гнал от себя прочь.
У одной из многочисленных аптек Карась остановился. Выйдя из машины, он, как в плохом боевике, некоторое время стоял, вглядываясь в прохожих и припаркованные поблизости автомобили, лишь после этого толкнул стеклянную дверь.
- Извините, – обратился Карась к пожилой тетке-провизору, – мне надо срочно позвонить. Я заплачу.
Без разговоров старая женщина просунула в окошко телефонный аппарат.
Карась достал «эрикссон» и вывел на экран телефонный номер ночного звонка. Пять гудков – отбой. Карась положил трубку.
- Все? – спросила тетка.
- Нет, сейчас мне…
В это время телефон ожил.
- Да! – Карась прижал трубку к уху.
- Сегодня ночью был убит Андреев Игорь Сергеевич. По горячим следам был задержан Пономарев Сергей Вячеславович, – без приветствия и предисловий сообщил Олег.
Карась зажмурился и схватил себя за голову.
- Дусик, сука… - обессилено прошептал он.
- Пономарева уже передали прокуратуре, – спокойно, но быстро продолжал старший опер горотдела. – А дело, я знаю точно, будет передано в областной следственный отдел. Оттуда уже прислали ОМОН для конвоя. Нашим не доверяют.
Все так же жмурясь от напряжения, Карась тер переносицу.
- Откуда ОМОН? – слабым голосом спросил он.
- Из области.
От безнадеги Карась глубоко вздохнул.
- Значит, Дрон прислал свой ОМОН, – произнес Карась. – Спасибо, брат.
- Стой, не ложи трубку, – сказал Олег. – Ты меня слышишь?
- Слышу.
- Ты пока в деле не фигурируешь. Если у тебя деньги и документы с собой, еще успеешь в аэропорт или просто слинять из города.
- Олег, вывези мою семью, прошу.
- Я постараюсь.
- Олег! Вывези!!! – со слезами на глазах закричал Карась. – Вывези. Умоляю. Я тебе все отдам, что имею. Слышишь?!
- Ладно.
- Там на улице выезд со двора Боксер и Слон пасут, – Карась вытер мокрые глаза. – Если надо, я сам их замочу.
Невидящим взглядом Карась пригвоздил напуганную старуху-провизора к месту.
- Нет, тебе надо дергать отсюда как можно скорее, – сказал Олег. – Свяжемся позже, – и в трубке послышались гудки отбоя.
Только оказавшись снова за рулем BMW, Карась стал понемногу приходить в себя. Достал телефон и быстро набрал номер Толчинского.
- Ну давай, давай… – шептал Карась, пока шло соединение.
- Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети.
- Падла! – он нажал кнопку отбоя и тут же вызвал Буряка.
- Телефон абонента выклю…
Карась обессилено опустил руку. Что делать? Что, блин, делать?!
Надо что-то решать.
Визг тормозов вывел Карася из ступора. Едва не срезав переднюю фару, перед «бэхой» резко остановилась белая пассажирская «ГАЗель». Ее двери распахнулись еще на ходу. Не успел Карась толком осознать происходящее, как BMW был окружен темными фигурами с автоматами наперевес, и чьи-то сильные руки буквально выдернули Карася из машины и бросили лицом вниз на холодный асфальт. Затем, как и много лет назад, сокрушающий удар в затылок отозвался в мозгу ярчайшим взрывом и все померкло.
- …да что, кончай, что еще?
- Давай, Андрюха, ставьте его на ноги, чтобы баллистика была.
По тающему под ладонями снегу Карась понял, что лежит на земле. Воздух был неестественно чист, хоть и чувствовался дым сигареты. Непонятные голоса сквозь шум в ушах доносились как будто из другого конца длинного и гулкого тоннеля. Все тело было словно ватным, но, в тоже время, страшно тяжелым. Карась попытался открыть глаза, но что-то этому мешало. Вселенная кружилась вокруг Карася в хаотическом и беспорядочном танце. Но вот мир снова перевернулся, и Карась понял – его поставили на слабые и подгибающиеся ноги. Кто-то больно схватил его за руки.
- Давай.
Грохот и два сильных толчка в живот.