Разве все уже сказано до меня?! Главы 32-33

Г Л А В А 32. ДЕРЖИСЬ КРЕПЧЕ НА ПОВОРОТАХ СУДЬБЫ!

По возвращении в Лондон, не откладывая, я начала оформлять покупку квартиры Макса, с нетерпением ожидая, когда же снова смогу войти в эту обитель любви и моих самых светлых воспоминаний. Но получив ключи, поняла, что моя душа туда совсем не стремиться. После всех трагедий и потрясений, горьких потерь и переживаний я обрела, наконец, долгожданное спокойствие, обычное женское счастье, радость сегодняшнего дня и уверенность в завтрашнем.
Любовь Ивана оказалась настолько желанной, трогательной, трепетной, что разжигала во мне ответный свет. И я всю себя без остатка отдала этим ощущениям, к которым стремится любая женщина, и ради которых она готова на многие жертвы. К тому же Мишанино возвращение значительно облегчило мне жизнь тем, что освободило от постоянного контроля над фабрикой и решения текущих проблем, связанных с производством. Я назначила его генеральным директором, дабы большую часть своего времени уделить расширению торговой сети. И стала вводить Ивана в курс работы салонов "Кремерз Хаус" теперь уже, как моего помощника. Но мне, видимо, не суждена была спокойная семейная жизнь.
Когда-то я мучительно изводила себя вопросом: для чего мне дан такой умопомрачительный капитал? Как я должна распорядиться им, чтобы снова не упасть? В одном я оказалась права: деньги послужили пропуском в удивительную жизнь, абсолютно не похожую ни на какие мои наивные мечты и представления о ней. Безусловно, они дали мне свободу, изменили меня, но стали не самоцелью, а только инструментом реализации моих скрытых возможностей.
У меня никогда не было желания купаться в богатстве, потакать глупым прихотям. Даже свою программу "Исполнение желаний" реализовывала по мере необходимости, да и желания мои, как выяснилось, были весьма скромные. Деньги сами выполняли свою программу, предлагая мне те или иные варианты их умножения, стремительно ведя по лестнице успеха. И тут важно было не ошибиться, не засидеться на освоенной ступеньке, довольствуясь тем, что уже приобретено. Но и не делать поспешных движений, опрометчиво перепрыгивая через положенные этапы становления, как это случилось с Максом, когда он преждевременно вышел на рынок добычи бриллиантов. И то, и другое жестоко карается неудачами.
Именно на эту тему размышляла я после разговора с послом Сьерра Леоне, господином Перроном, чей звонок вызвал во мне массу всевозможных чувств, воспоминаний и противоречивых эмоций. Это произошло через две недели после свадьбы, когда мы с Иваном продолжали пребывать в эйфории от той неожиданной и сумасшедшей трансформации, что произошла в наших отношениях. Поразмыслив немного, я восприняла этот звонок, как очередной знак судьбы. Стало быть, игнорировать его не возможно.
Через пару дней состоялась встреча с господином Перроном, который, выразив соболезнования по поводу безвременной гибели мистера Ландвера, со дня которой прошло более полутора лет, сообщил, что его государство заинтересовано в начале тесного сотрудничества с "Кремерз Хаус", от имени которого и велись так трагически прервавшиеся переговоры. Но что самое интересное, правительство этой африканской страны не вычеркнуло мою фирму из списка претендентов на получение лицензии для последующей разработки и эксплуатации алмазных месторождений, хотя лично я к этому вопросу больше не возвращалась. Более того, не трудно было предположить, какие взятки платятся соответствующим чиновникам, чтобы вопрос о такой лицензии был решен положительно. Сейчас же сидевший напротив меня маленький хитрый черный человечек утверждал, что я самый реальный претендент на ее получение.
Для меня, в отличие от господина посла, дипломатия не была профессией, поэтому я не смогла скрыть своего крайнего удивления, в ответ на что он скромно опустил глазки. Сколько же Макс ему заплатил, и какой процент пообещал, если запущенный им маховик работает до сих пор, превращая его мечту в реальность?
Я знала, что не могу отказаться от этого предложения, что неспроста мне дается возможность номер два, дается помимо моих желаний, моей воли, без каких-либо усилий с моей стороны. Сильнейшая энергетика этих денег не позволит мне просто так нежиться в праздности, а любым способом заставит взяться за это совершенно новое для меня дело. Но вот с чего начать, если в голове только общие, крайне смутные представления о планах Макса, обильно пропитанные слезами, от воспоминания о которых во рту моментально появляется соленый вкус?
Прежде, чем приступать к новому делу, я обычно обо всем подробно советовалась с Максом. А сейчас? Кому можно довериться так же, как ему? Кто не расценит мое обращение как возможность поживиться за мой счет, а потом убрать, как конкурента? Только Бенджамин. И я поехала к нему.
То, что я не ошиблась, стало ясно, когда он, внимательно выслушав меня, поведал, что в свое время консультировал Макса по этому же самому вопросу. И его смерть воспринял как личную трагедию еще и потому, что чего-то не учел. Стало понятно и другое: мне одной на бриллиантовый трон взгромоздиться не под силу. Наш долгий разговор с Бенджамином закончился взаимовыгодным соглашением, после чего мы продолжили его в расширенном составе, пригласив моего мужа и одного из сыновей старика - им предстояло на практике осуществлять наши грандиозные планы.
Макс не случайно обратился за советом к этому бриллиантовому «знайке», всю жизнь занимавшемуся покупкой и продажей камней, поэтапно продвигаясь от позиции пятой-шестой руки к почетной второй. Профессия научила его прекрасно разбираться не только в самих бриллиантах, но также иметь представление об организации процесса добычи алмазов. Излишне говорить, что он имел выходы на надежных обработчиков камней, и имел сеть продажи бриллиантов по всему миру. Сейчас с моей помощью ему давалась возможность осуществить мечту всей его жизни -- стать подобно Самоэлю «первой рукой».
Господин Перрон честно отработал полученные от Макса деньги, и уже через месяц я стала обладательницей лицензии на добычу алмазов, к которой приступило наше с Бенжамином совместное предприятие "Даймонд Квин". Все остальное было делом техники и техников. Процесс развивался настолько стремительно, что за бесчисленными встречами, поездками, бумагами, телефонными переговорами я как-то не ощутила всей прелести достижения заветной цели.
Иван был моей правой рукой -- он взял на себя осуществление той части проекта, что была связана с вывозом камней для последующей их обработки и продажи. Все было бы прекрасно, если бы не потребовало от нас частых расставаний. Мне ничего не оставалось, как привыкнуть к ним, тем более что после разлук были встречи. Я даже поймала себя на мысли, что не боюсь их, как это было с Максом. Мой муж настолько надежен, а его любовь настолько сильна, что мне в голову не залетала нелепая мысль, что я могу его потерять. Я была счастлива и рядом с ним, и вдали от него, потому что всегда была согрета его любовью.
Как бы я хотела, чтобы эта идиллия длилась вечно! Но она закончилась не в один прекрасный день, а в одну страшную ночь. Это случилось месяца через три после нашей свадьбы. Мне приснился кошмар. Нет, в моем сне не было чудовищ, за мной никто не гнался и не хотел моей смерти. Мне приснился Макс. Само по себе это было бы замечательно, если бы не то, что я от него услышала.
- Кэтрин, я ухожу. - Говорил он, стоя на палубе своей белой яхты и оставляя меня одну. - Я делал все, что ты хотела. Теперь ты счастлива, и я должен уйти.
- Но я не смогу без тебя. - Протягивала я к нему руки.
- Сможешь, человек привыкает ко всему.
- Это не твои слова. Я говорила их Павлу, когда поняла, что нас больше ничего не связывает. Ты не можешь так поступить со мной.
- Я ухожу. - Он помолчал и, тяжело вздохнув, добавил. - Может быть, когда-нибудь встретимся.
- Ты хочешь, чтобы я пришла к тебе? - Кричала я вслед белой яхточке. Но он не слышал меня. Я побежала берегом реки, спотыкаясь об огромные корни деревьев, травяные кочки, падая в черные ямы, поднималась, бежала и опять падала.
Проснувшись в липком поту, я уже знала, что рядом со мной его больше не будет. Бросила взгляд на спящего рядом Ивана и почувствовала вскипавшую во мне неприязнь к этому мужчине. Но еще сильнее ощутила холод пустоты, засасывающий меня, как в могилу.
Так вот, оказывается, благодаря кому я не просто осуществляла свои мечты и желания, а жила, дышала, существовала. Но почему, почему, он ушел? Что я сделала не так?
Я теряла его второй раз, даже не предполагая, насколько эта потеря будет тяжелее первой. Через несколько недель у меня обнаружились признаки нехорошего заболевания. При этом я дотошно расспрашивала себя: может быть, это я сама внушила себе, став вдруг слишком впечатлительной и экзальтированной, что его уход требует моей кончины. Но нет, мне хотелось жить! В мои планы никак не входила преждевременная смерть. И я стала сопротивляться.
С большим трудом, с уговорами, со слезами заставляя себя ходить на работу, ездить и летать по делам, хотя силы с каждым днем оставляли меня быстрее, чем я могла их восполнить. У меня пропал аппетит, и чтобы как-то поддержать жизнь в своем отощавшем теле, я с трудом впихивала в себя различные пищевые добавки, к коим имела пристрастие многие годы, корочки черного хлеба и пила чай, без которого я, настоящая москвичка-чаевница, не представляла своей жизни. А еще через какое-то время появились неприятные ощущения и боли. Не надо быть великим диагностом, чтобы понять, какое заболевание может развиться у женщины моего возраста. Стало ясно, что более тянуть с посещением врача не следует.
Я думала об этом, лежа в постели, отбив очередную попытку Ивана дотронуться до меня. В самом начале, когда я поняла, что рядом со мной больше нет Макса, пришла необъяснимая неприязнь к мужу. Помимо того, что мне, стиснув зубы, приходилось бороться с физическими недугами, пересиливая слабость и недомогание, я так и не смогла преодолеть чувство отвращения к нему, как бы ни уговаривала себя, что люблю его, что не могу жить без него, что не хочу расставаться с ним.
И в этом не было никакого обмана, пока дело не доходило до близости. Тут я ничего не могла с собой поделать. И на шепот ничего не понимающего Ванечки: "Катенька, ну что ты? Ведь нам было так хорошо! Скажи, что ты хочешь, я все сделаю", мне хотелось кричать: "Это тебе было хорошо! Тебе! А мне хорошо было только с ним! Отстань от меня, это самое лучшее, на что ты способен!" Но сказать такое вслух я не могла, хотя бы потому, что это было ложью.
Поэтому приходилось сильнее кусать губы и находить силы отбиваться. Со временем попытки стали реже, но зато мое сердце раздирали его глухие вздохи, с какими он теперь по ночам вставал курить. Я знала, насколько он терпелив, и от меня вынесет многое, и только ждала, когда же его терпению придет конец. Неужели сейчас?
- Катя, я тебе надоел? Мне уйти?
- Не знаю.
- У тебя кто-то есть, так и скажи. Я ведь все мог перенести, когда мы не были вместе, а сейчас ...
- Нет у меня никого. - Оборвала я его. - Разве ты не видишь, что я больна? Посмотри, на кого я похожа!
- Котенок, я думал, что ты себя диетами изводишь. Давно уже хотел сказать, что хватит. Какая болезнь, радость моя? О чем ты? - Он стал прижимать меня к себе.
- Только не прикасайся ко мне! - Я отпихнула его со всей силы, на какую была способна. - Завтра пойдем к врачу, он тебе скажет точный диагноз. А мне он не нужен, я и так знаю, что долго не протяну. Завещание я написала. И очень тебя прошу, дай мне спокойно провести последние дни.
Иван мужественный человек. Он не стал задавать больше никаких вопросов. Просто нащупал мою руку под одеялом и крепко ее сжал.

Я лежала на кушетке, в то время как доктор проводил ультразвуковое исследование.
-- Прекрасно. Замечательно. -- Уговаривал он меня, внимательно всматриваясь в монитор. -- Развитие и рост идут успешно.
Конечно, успешно. Уже, наверное, четвертая стадия. Только что тут замечательного? Или эти доктора окончательно всякий стыд потеряли?
-- Сердцебиение в норме. -- Продолжал доктор с самым циничным видом. И тут уже я не выдержала.
-- Доктор, простите мне мою некомпетентность, но как вы, исследуя мой живот, можете определить, в норме у меня сердцебиение или нет? И причем здесь вообще сердце, когда я вам говорю, что умираю совсем по другой причине?
Он вылупил на меня ничего не понимающие глаза:
-- Я имею в виду вовсе не ваше сердцебиение.
-- А чье?
-- Плода! Мадам, вы беременны. У вас 28-я неделя.
-- Что?! Какая беременность?
-- Обыкновенная. Разве вы не замечали признаков? Сколько времени у вас задержка?
-- Доктор, посмотрите, сколько мне лет. В пятьдесят один год у женщины обычно наступает климакс, а не беременность.
-- А живот? Разве он не стал больше?
-- Я где-то читала, что при онкологических заболеваниях этой сферы у женщин происходит увеличение живота.
-- Но ведь ваш плод давно и активно шевелится. - Не сдавался врач, пытаясь меня уличить в непролазной серости.
-- Я думала, что это характерные для опухоли боли. Доктор, я ведь к вам за самым суровым приговором пришла.
-- Ну, что же, мадам, тогда я вдвойне счастлив вам объявить, что через три месяца вы благополучно избавитесь от причины своего недомогания, разрешившись мальчиком. Ваш малыш, не стесняясь, показывает свою половую принадлежность.
Да, мой Максимка такой, весь в ... Макс, я все-таки рожу ребенка, сына, мальчика, как ты хотел. Только не от тебя. А про папу надо подумать. Доктор сказал, что рожать через три месяца. Полгода назад. Если бы от Рауля, то срок был бы больше. А вдруг от того гада? Нет, он так и не успел кончить. Это Ванечкин. Законный ребенок от законного мужа! Как же мой организм оберегал эту беременность!
Выпорхнув из кабинета врача окрыленной и возвращенной к жизни, я бросилась на грудь Ивана, с готовностью подставленную для горьких слез и рыданий, которых он в напряжении ожидал. Но пролились слезы тихой радости.
-- Котенок, ну, что сказал доктор? Что, Катя? Что? Почему ты молчишь?
-- Сын, Ванечка. У нас будет мальчик. Прости меня, бестолковую.
Надо ли говорить насколько мы оба были счастливы. Моему Димке шел двадцать первый год, у Ивана вообще не было детей. Между собой мы никогда не поднимали эту тему. А в ответ на пожелания многочисленного потомства, какие на свадьбе он слышал от своих друзей, только пожимал плечами: мол, такой вопрос на повестке дня не стоит. И вот теперь такое чудо!
Только за месяц до родов у меня полностью ушло негативное отношение к мужу. Более того, я ощутила такой неимоверный жизненный прилив, что даже уговорила врача разрешить мне рожать самостоятельно, естественным путем, и только в случае каких-либо отклонений начать оперативное вмешательство. Оно, к счастью, не потребовалось. Наверное, потому, что рядом, не оставляя меня ни на минуту, то нежно, то крепко сжимая за руку, находился Иван.
Максимка родился здоровым крепким мальчуганом, в меру крикливым, в меру прожорливым, с устойчивой нервной системой, как у его папы. Молока у меня почти не было, поэтому, придя в себя после родов и не будучи накрепко к нему привязанной кормлениями, я быстро вернулась к работе, изменив график своих поездок в сторону их сокращения.
Зато Иван стал значительно чаще уезжать из дома, потому как курсировал между Сьерра-Леоне и Таиландом, где "Даймонд Квин" размещала свои заказы на огранку алмазов. Он отвечал за этот участок работы, тогда как сын Бенджамина Дэвид занимался организацией добычи на рудниках. Не все, к сожалению, проходило гладко, случались накладки и сбои, но мы, учась на ошибках, приобретали необходимый опыт, который в скором времени должен был окупить все расходы и принести серьезную прибыль.

С рождением сына все в моей жизни стало настолько хорошо и замечательно, что когда вдруг снова резко упало настроение, и появилась ничем необъяснимая тупая тоска, я оказалась в полной растерянности. Иван объяснял мое испортившееся настроение переживаниями и нагрузками, навалившимися на меня, как на "молодую маму". И хотя очень не хотел оставлять меня одну, все же в очередной раз улетел в Африку. Меня охватило полное безразличие к делам, совещаниям, бумагам. Все тело ныло и казалось, что нет ни одной его части, которая бы не стенала: "Пожалей меня! Не трогай! Оставь в покое!" Но хуже всего дело обстояло с душой. Ей было тоскливо и одиноко до такой степени, что хотелось выть в полный голос.
В отличие от Ивана, я понимала, что дело не в моем физическом состоянии. Неужели Макс снова вернулся ко мне? Может быть, он ушел, потому что обиделся на меня из-за беременности? Нет, он бы радовался вместе со мной. А если вернулся, то почему?
Как только я подумала о том, что хорошо бы увидеться с ним, мое сердечко затрепетало от радости. Теперь мне не нужно было долго его разыскивать. Как только на внутреннем экране появилась четкая картинка моей любимой грибной полянки, я моментально кинулась по знакомой тропинке к камышовому берегу, и, найдя лаз в густых высоких зарослях, оказалась перед бирюзовой гладью воды, на которой плавно покачивалась белоснежная "Элис". Он стоял на ее борту и напряженно всматривался в берег.
- Макс, я здесь! - Отчаянно заверещала я, махая изо всех сил руками. - Ты вернулся?
- Да, любовь моя, я понял, что не могу без тебя. - Я уже таяла в его объятьях.
- Объясни, почему же мне так плохо? - Стала я выспрашивать у него.
- Потому что я думаю о тебе день и ночь, а тебя все нет.
- Ты хочешь, чтобы я умерла? Чтобы наши души соединились?
- Нет, что ты, родная!
- Тогда что? Что я должна сделать, чтобы быть с тобой?
- Найди то место, где нам было хорошо.
- Но мне везде с тобой было хорошо! Какое место, Максимушка? - Но он уже уплывал от меня. - Подскажи мне! - Кричала я вдогонку ему.
Когда я открыла глаза, никакой депрессии, никакой тоски не было и в помине. Голову заполнила только одна мысль, без всякого сожаления вытеснившая все остальные. Более того, мне казалось, я чувствую на ощупь каждый ее изгиб, поворот, нюанс, что представлялось выбоинами и бугорками на ее огромном шершавом теле, настолько важно было понять, что он имел в виду?
Мне даже в этом доме было с ним хорошо, хотя мы и не жили в нем ни одного дня. Это раньше я думала, что здесь нас ничего не связывает. Но потом часто вспоминала, как Макс привозил меня сюда, чтобы я одобрила его выбор, как мы осматривали каждую комнату, планируя какие-то детали, выбирая цвет обоев и краски, стиль отделки, мечтая о том, каким этот дом будет после ремонта, и как удобно нам будет тут счастливо жить. И он успел воплотить наши мечты. Мне действительно было хорошо.
Что же он имел в виду, спрашивала я, стоя под душем. Где, по его мнению, нам было лучше всего, думала я, беря на руки сына, которому шел уже шестой месяц. Какое место он определил для нашей встречи, размышляла я, разговаривая с Мишаней по телефону, а потом одеваясь на работу.
Я стала примерять одно платье, другое, следом за ними брюки, блузки, костюмы, как будто собиралась на свидание с Максом и мечтала снова ему понравиться. Наконец, нашла то, что строго соответствовало его вкусу. Осталось две детали, туфли и сумка. Выбрав их, снова покрутилась перед зеркалом и открыла сумку.
Господи, как же я могла забыть? Вот оно, место, где нам было хорошо! Спасибо за подсказку. Ты и в самом деле очень хочешь, чтобы я туда пришла.
На дне элегантной женской сумочки лежали ключи от его квартиры.
Я бросилась к машине и менее чем через час, была перед хорошо знакомой дверью. Но, подойдя к ней, поняла, что суетиться не стоит, а наоборот, следует не спеша погрузиться в боль и радость своих воспоминаний. Медленно обошла все комнаты, ревниво отмечая малейшие изменения, происшедшие здесь с момента моего последнего визита. Больше всего меня поразило и огорчило отсутствие колец на письменном столе перед моей фотографией.
Я же просила Эстер, оставить все, как есть. Даже сказала, чтобы не тронула ни пылинки. Теперь придется разбираться.
То ли от этой непредвиденной потери таких дорогих знаков любви, то ли от горечи прикосновения к ране, которая, оказывается, и не думала заживать, мной снова овладела тоска. Я пошла в спальню и легла, свернувшись калачиком, поперек огромной кровати.
Да, нам с тобой и в самом деле было здесь хорошо. Так любить, как ты, дано не многим мужчинам. Но при чем здесь физическая близость!? Разве я страдаю из-за ее отсутствия? Ты был для меня всем, наполнив мою жизнь смыслом и любовью. Да, нам было хорошо, потому что мы понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Нам никогда не было скучно друг с другом, хотя проводили вместе много времени, расставаясь каждый раз с большим трудом. И совсем не потому, что я держала тебя на коротком поводке, как обещала. А просто потому, что долго не могла без тебя, впрочем, как и ты без меня. Помнишь, когда ты уединялся здесь, чтобы в очередной раз заработать на биржевых играх, я уже не отпускала тебя одного, как тогда, на две недели? Вечером после работы, часов в пять, я приезжала за тобой сюда, купив что-нибудь вкусненькое в твоем любимом китайском ресторанчике, и тихонечко устраивалась на диване в кабинете, ожидая, когда ты закончишь свои дела. Я ждала условного знака, мелодию нашей любви, "Yesterday". Специально для меня ты скачал из интернета всевозможные варианты ее исполнения. Медленно, в ритм мелодии, ты устраивался возле меня, нежно лаская и целуя. А потом, молча, писал в воздухе цифры с большим количеством нулей, удачей сегодняшнего дня. Подожди, где-то был этот диск. Ты еще поместил его в коробочку из-под фирменного "Lady Madonna", который испортил, случайно залив горячим кофе. И где же он? Ведь именно мелодию "Yesterday" играет ангел мне на своей серебряной трубе.
В скором предвкушении волшебных звуков я вошла в кабинет и стала искать знакомую надпись среди массы других. Коробочки с диском нигде не было. Мысль о еще одной пропаже, как электрошок, насквозь пронзила меня, отчего в испуге я даже стала причитать вслух "ой, мамочки, да что же это такое делается!", озираясь по сторонам, как будто хотела найти гнусного воришку, как увидела ее, стоящую отдельно, на одной из книжных полок. Быстро открыла, но диска в ней не было. Вместо него в пластиковом круге скотчем был вклеен маленький ключик.

Г Л А В А 33. ЖИЗНЬ ВОПРЕКИ СМЕРТИ.

Без сомнения я знаю, что это за ключ. Надо только перестать волноваться, успокоиться и начать думать. Кто оставил его здесь? Да черт его знает. Для кого? Ясно, что для меня. Ни надписи, ни записки, стало быть, я должна точно знать, где и что им отпирается. На ключе цифры. Это - номер, и он очень важен, так как других пояснений не предусмотрено. Подожди, ведь этот ключ по форме один к одному с моим, от банковского сейфа, где хранится "испанское наследство".
Я никак не ожидала столь реального подтверждения просьбы Макса придти в хорошо нам известное место. Мы общалась только на энергетическом уровне, в медитации, поэтому предполагала, что дальнейшее развитие наших отношений будет там же. Ну, поплачу, пострадаю, отдам его душе часть своей энергии, только чтобы еще и еще раз встретиться с ним в своих снах и видениях. И вдруг такое! На конкретную тень отца Гамлета я вовсе не рассчитывала.

После обычной банковской процедуры идентификации, которую я прошла на "автомате", так как мысли о нереальности всего происходящего в этот момент туго спеленали сознание, мне разрешили спуститься хранилище.
Вот ячейка с моим наследством. А вот и та, что мне нужна сейчас.
Нет, сначала необходимо помолиться. Но как? Я же не умею! Как там у Окуджавы? "Господи, мой Боже, зеленоглазый мой! ...Я верую в мудрость твою!" И Он зеленоглазый! Как и Она! Как это мне раньше не приходило в голову? Они же одно целое, Он - отец, Она - мать. Ведь "има" на иврите означает мать. Именно так много лет назад Она просила меня называть Ее. Има, мать моя небесная, помоги!
Ключ без проблем повернулся в замке, и я открыла дверцу. Ячейка была пуста. Почти пуста... В ней не было ничего, кроме кольца, моего кольца, со вставленной внутрь него узенькой полоской бумаги, на которой коряво написанные буквы соединялись в два слова: "вилла Эксельсиор".
Какое страшное название! Но кто это? Кто после смерти Макса был на его квартире, взял кольца, оставив одно здесь с сообщением для меня, а другое прихватил с собой? Среди вещей, оставшихся тогда в номере после убийства, не оказалось ключей от его квартиры. Ноутбук был на месте, его не тронули, хотя сама по себе это вещь не дешевая, а ключей не было. Но я не стала менять замки, в квартире не было ничего ценного. Неужели убийца теперь ими воспользовался? Что ему нужно? Денег? У меня? За то, что он убил Макса? Или он знает что-то такое, чего не знал Граната? А может, Граната знал, но со мной делиться информацией не захотел. А если это ловушка? Нет, не похоже, уж слишком изощренная: ведь я еще лет десять могла не приходить на квартиру Макса. Если я еще разочек пошевелю мозгами и догадаюсь, где находится вилла с этим названием, то получу ответы на все свои вопросы. А разгадка где-то близко, на поверхности, так же, как с ключом.
И я стала думать. Домой возвращаться не захотелось, и я поехала на фабрику.
Меня зациклило на этом слове "Эксельсиор", на Майорке, на названии отеля, где мы оставили мертвое тело. Может, меня решили шантажировать охранники Гранаты? Но тогда как они попали в квартиру Макса? Неужели убийца передал ключи этому гаду, а охранники ими воспользовались после его смерти? Нет, для них слишком сложно. Проще узнать мой телефонный номер и шантажом потихонечку тянуть из меня денежку за денежкой. И потом в записке четко указано "вилла", а не "отель", хотя у писавшего ее рука дрожала. Интересно, от чего? Может быть, следует позвонить Марио? И ему это испанское название скажет несколько больше, чем мне?
Я уже подняла трубку, как в кабинет, где я сидела, попросив секретаря ни с кем меня не соединять, вошел Мишаня.
- Катюша, что с тобой? То на фабрику еле-еле вытянул. Теперь сидишь одна, дозвониться до тебя невозможно. Случилось что-нибудь?
- Еще не знаю. - Я в задумчивости уставилась на него. - Миша, что тебе говорит слово "Эксельсиор"?
- Дай подумать.
- А ты не думай. Говори первое, что на ум приходит.
- В переводе с английского «Эксельсиор» означает того, «Лучшее из лучших». Так назвали один из самых больших в мире алмазов, найденный в середине 19 века в ЮАР. Он долгое время считался самым большим в мире… -- Как на уроке в училище, где он когда-то учился, начал выдавать Мишаня.
- Как с английского? – Прервала я его. -- Мне казалось, что «Эксальсиор» испанское слово.
- Нет, Катенька. Там из-за алмазных и золотых приисков началась война между англичанами и бурами.. Но рудники принадлежали англичанам. А тебе зачем вся эта история?
- Еще не знаю. Если я тебе не очень срочно нужна, давай перенесем разговор на другое время.
- Да уж вижу, сегодня все разговоры бесполезны.


Итак, что мы имеем? ЮАР, англичане, буры, алмаз под названием "Эксельсиор", что не является испанским словом, как мне представлялось изначально. С другой стороны, для меня ЮАР ассоциируется с выходцами из Испании, от которых мне досталось сумасшедшее наследство и недвижимость, о которой я ничего не знаю. Интересно, а у этой собственности есть какое-нибудь название? Имя собственное?
Сдачей в наем всех моих владений занималась Эстер, как до нее Макс. В свое время я попросила его освободить только парижскую квартиру, когда встал вопрос об открытии салона. Все остальное мне было ни к чему, и я мало интересовалась состоянием недвижимости, зная только самое главное - оплата поступает регулярно. Поэтому свой звонок я сделала не к Марио, а к Эстер.
- Эстер, что собой представляет недвижимость в ЮАР?
- По-моему, это дом с участком земли. Подожди минуту, Кэтрин, мне недавно звонил местный адвокат, по поводу продления договора аренды. - Она, видимо, открыла нужный файл. - А что тебя конкретно интересует? Точный метраж? Ты хочешь выставить его на продажу? В договоре есть все цифры.
- Нет. Просто, что это такое? Поместье? Вилла? В каком городе находится?
- Кэтрин, это большая вилла в пригороде Кейптауна. Она называется ... "Эксельсиор".
Ее ответ не прозвучал для меня пулей, убивающей наповал. Ясно было, что человек, оставивший для меня все эти знаки, хорошо разбирался в моих личных и банковских делах, моей недвижимости и рассчитывал на то, что я без особых проблем определю его местонахождение. Вот только, кто это?
- Ты говоришь, недавно звонил адвокат. А кто сейчас снимает виллу? - Излишне говорить, что я напряглась, как тетива лука.
- Какой-то инженер, поляк. - Она с трудом прочитала его фамилию. - Владислав Вышневецкий. Адвокат сказал, что он лечится после какой-то травмы. И у него черная жена.
- Спасибо, Эстер, - сказала я и выпала в осадок.
Убийца! Нет, так мы говорили в старые добрые времена. А сегодня, что по-русски, что по-английски, человек этой профессии зовется одинаково - киллер. В свое время я не стала запоминать его фамилию, отложив ее в памяти под псевдонимом "пан Влодыевский". Вопрос в другом: с чего бы вдруг я ему понадобилась? Деньги? Тогда зачем Макс так настойчиво просил меня о встрече и, главное, помог пройти шаг за шагом эту цепочку знаков и ассоциаций? И почему все так сложно? Ответ один: надо ехать!

На самолете фирмы "Даймонд Квин" улетел Иван. Он возит на нем бриллианты в сопровождении нескольких охранников. Придется лететь обычным рейсом, причем любым, может быть, и с пересадкой, главное - побыстрее. Я попросила секретаря соединить меня с моим агентом. Мне повезло, прямой рейс до Кейптауна будет завтра утром. Зазвонил мой личный сотовый. Это Ванечка.
- Здравствуй, Котенок. Как у тебя дела? Как малыш? Соскучился по папе?
Господи! Сколько же теплоты в его голосе? Как сказать ему, что я лечу, черти куда и черти за чем, ради памяти о другом мужчине? Но которого люблю не меньше его. Прости меня, Ванечка. Это сильнее меня!
- Здравствуй, солнышкин. У нас все хорошо. Я уезжаю. Ненадолго.
- Куда? Ты, по-моему, ничего не планировала.
- Это получилось спонтанно. Я завтра вылетаю в Кейптаун.
- Тебе кто-то назначил встречу? Бенджамин в курсе? Или ты хочешь обойти старика?
- Это не бизнес. Это личное. - В ответ долгая пауза. - Ваня, мне это необходимо. Ну, что ты молчишь?
- Тебе нужно мое согласие?
- Нет. Мне нужна твоя поддержка, потому что у меня нет никого ближе тебя.
- Повтори ...
Неужели и ему я мало говорила о своих чувствах?
- Ванечка, я хочу, чтобы ты знал и всегда помнил, что я люблю тебя. А лечу, чтобы уточнить кое-какие подробности гибели Макса. Обнаружился свидетель, который хочет сообщить мне что-то важное.
- Хорошо, Катя. Я встречу тебя завтра в Кейптауне. Я тоже хочу, чтобы ты знала и всегда помнила, что я люблю тебя. - А потом тихо добавил. - Больше жизни.

Весь длинный и тяжелый перелет я уговаривала себя к спокойной встречи с тем, кто отнял жизнь самого дорогого мне человека, кто убил саму любовь. И тут же спрашивала себя: "А как же Иван? Разве его любви мало?" И с горечью признавалась: "Мало, если постоянно вспоминаю другого, погибшего. Если готова на безумные поступки ради того, чтобы узнать о его последних минутах хоть что-нибудь. И потом, разве можно эти два чувства сравнивать? Один, слава Богу, жив, а другой умер, и я люблю только память о нем".
В аэропорту меня ждал Иван. Я впервые оказалась одна в африканской стране и поняла, что пережила бы немало неприятных минут, не будь в сопровождении здорового сильного мужчины, который к тому же знал многие местные обычаи и умел договариваться с шоферами такси. Но идти вместе с ним внутрь, за ворота виллы, не хотела. Все, что сейчас произойдет там, за давно не крашеной калиткой, касается только меня. И пока мы стояли в ожидании, что на мой звонок выйдет кто-нибудь из хозяев или слуг, я убеждала Ивана подождать меня снаружи.
Открыл старый негр. Я сообщила ему, что меня прислал адвокат Зирбельман обсудить с мистером Вышневецким условия продления договора.
- Катя, только ненадолго! - Услышала я вслед тревожный голос Ивана.
Мы прошли по тропинке мимо аккуратно постриженного газона лужайки, пестревшего разбросанными по нему детскими игрушками. Вошли в большой двухэтажный белый дом и миновали огромный холл, в конце которого слуга открыл передо мной одну из черных дверей. Я оказалась в небольшой светлой комнате, предназначенной, видимо, для приема посетителей. В центре ее стоял квадратный стол с двумя старинными стульями строгой геометрической формы и с высокими спинками. По стенам еще несколько таких же стульев и широкий комод. Вся мебель была темно-темно коричневой, почти черной. В ожидании "пана Влодыевского" я подошла к окну, за ним открывался вид на неухоженный сад. Страха давно не было. Осталось только нетерпение. Поэтому моментально повернулась на шум открывающейся двери.
Я увидела высокого, немного сутуловатого, худого, если не сказать тощего, мужчину лет пятидесяти-шестидесяти, с седой давно не стриженой шевелюрой и такой же бородой, одетого в светлые, замызганные брюки из грубой ткани и белую, не первой свежести рубашку навыпуск. Его движения были почему-то суетливы и рассеяны, когда же он сконцентрировал свой взгляд на мне, то уставился, не отрываясь. Потом открыл рот, пытаясь, что-то сказать, и только после нескольких попыток, я услышала:
- Кэтрин! - Теперь уже я смотрела на него, ничего не понимая. - Ты все-таки нашла меня!
Этот голос я не могла спутать ни с чьим другим, этот русский с милым английским акцентом, который он сам когда-то сделал языком нашей любви. Но этого не может быть!
- Кэтрин, ты не узнаешь меня? - Он шагнул мне на встречу.
- Макс, Максимушка... - Бросилась я к нему. Ну конечно, это он! Его руки, плечи, глаза. Как безумная я стала их целовать. - Максимушка, живой! Живой! Счастье-то какое! Господи, а я столько слез по тебе выплакала. Родной мой...
Я с трудом верила в чудо. Я ожидала чего угодно, готова была к любому повороту событий. Только не к такому.
- Кэтрин. Ты пришла, пришла. - Все время повторял он, целуя и обнимая меня.
В моей жизни не было, наверное, момента более счастливого. Он оказался жив не только в моих мыслях. По сравнению с его чудесным воскрешением, все остальное не имело никакого значения.
- Любовь моя, ты жив! - Не переставая, шептала я от удивления и восхищения.

Когда ко мне пришла эта мысль, не знаю, но она пришла, заставив жестко спуститься с небес на землю и даже ниже, на глубину его могилы, в одну секунду дав понять, что меня прижимает сейчас к себе не очередное мое сладостное видение, а живая реальность. Я резко отстранилась от него.
- Ты жив? А кого я тогда похоронила? На чью могилу ношу цветы? По ком тоскую и плачу? Ведь я сама опознала твое тело в морге. - Обессиленная и полностью сбитая с толку, я опустилась на стул.
- Кэтрин, я знаю, что виноват перед тобой. - Он встал на колени, целуя мне руки. - Прости, если можешь. - Потом вскочил. - Так получилось.
- Но почему? Как получилось? Что произошло тогда? Почему все, и я в том числе, решили, что ты погиб? Расскажи мне все. Я заслужила правду!
- Хорошо. Конечно, любовь моя. Я все расскажу тебе. - Он вытащил из кармана пачку сигарет и нервно закурил. На пальце у него блеснуло кольцо, которое еще недавно я считала пропавшим.
Так это он сам был в Лондоне и оставил мне все эти тайные знаки. Но почему же не пришел, не позвонил? Почему до сих пор скрывается под чужим именем?
- В тот вечер, перед отлетом домой, я засиделся в номере у Ленокса. Он оказался редкостным занудой, подробно объяснял свои расчеты, в которых я мало что понимал. А потом, когда я вернулся к себе и открыл дверь номера, то увидел сидящим в кресле... - он замолчал.
- Что? Что ты увидел? - Стала я его торопить, чтобы вывести из ступора.
- ... самого себя. Кэтрин, это был я. Может быть, только немного моложе. Понимаешь, он был одет не просто как я, пострижен и причесан как я. Он был моей копией. При этом он наводил на меня пистолет. Охранники лежали без движений. Наверное, его самого смутило наше сходство, потому что на долю секунды он промедлил с выстрелом. Это спасло мне жизнь. Я метнулся в сторону и был только ранен, но от боли и неожиданности растянулся на полу. Он подошел ко мне совсем близко, видимо, для контрольного выстрела. В этот момент я изо всех сил ударил его по ногам, и он упал. Мы схватились и стали кататься по полу. Я думал только об одном: не дать ему дотянуться до пистолета, который он выронил. Но в какой-то момент у него в руках появилось другое оружие, и его ствол уперся в мою грудь. Оставалось только нажать на курок. - Он опять замолчал, но на этот раз я его не торопила, сама переживая услышанное. - Но я не давал ему сделать это последнее для меня движение. Не знаю, откуда у меня взялись силы. Наверное, в тот момент мне больше его хотелось жить. В общем, мне удалось резко повернуть наши руки и подвести дуло к его подбородку и нажать на курок. Потом я потерял сознание. Очнулся, когда в номере была Вивьен. Она ...
- Кто такая Вивьен? И что она делала у тебя в номере в пять часов утра?
- Она работала администратором гостиницы и пришла напомнить, чтобы мы не опоздали в аэропорт. Увидев, что я ранен и истекаю кровью, она повезла меня к врачу.
- Подожди. Зачем она забрала тебя оттуда? Почему сразу же не вызвала скорую и полицию? - Он смотрел на меня совершенно отрешенным взглядом. - Макс, ты слышишь меня? Ведь из-за этого произошла вся эта путаница!
- Я умирал, - прошептал он, - и она спасла меня.
- Она не спасла. Она украла тебя. - Сказала я чисто по-бабьи. - Но почему ты потом не подавал никаких признаков жизни? Ты ведь вылечился?!
- Я около полугода был без сознания. А когда очнулся, то ... Не все так просто, Кэтрин!
В этот момент в комнату вошла негритянка. Скорее всего, мулатка, потому что при шоколадном цвете коже черты лица у нее были европейские. На руках она держала белую девочку, лет двух. А цветастый сарафан не скрывал новой беременности, по виду месяц шестой-седьмой.
- Это Вивьен, - сухо сказал он и тут же расцвел от радости, протягивая руки к ребенку. - А это - моя Кэтрин! - Девочка с большим удовольствием пошла к нему.
Вот ты и стал отцом, как хотел. Это, без сомнения, твоя дочь. Белый ребенок у черной женщины. Наверное, она, в самом деле, мулатка. Я тоже родила ребенка. Мой Максимка младше, ему только пять месяцев.
- Макс, сколько лет твоей дочке?
- Скоро будет два, - с гордостью произнес любящий папаша.
В голове автоматически пошли элементарные математические вычисления. Со дня его мнимой гибели прошло больше двух с половиной лет, точнее, два года и девять месяцев. Что?! Макс, ты же знаешь, я не люблю, когда ты мне врешь.
- Так ты говоришь, Ленокс большая зануда? Поэтому ты решил переспать с ней?
- Кэтрин, я ...
- Конечно, ведь африканки такие сексуальные, не так ли?
- Кэтрин, я не знаю, что тогда на меня нашло!
- Как ты мог? Ведь ты на следующий день возвращался ко мне? Или ты трахался с ней все две недели?
- Нет. Поверь мне. Это было в первый раз.
- Где она тебя подцепила? В коридоре, у дверей Ленокса? Ты велел охранникам ждать тебя в номере. И в то время, пока был с нею, кто-то, очень похожий на тебя, вошел в твой номер и спокойно перебил их. А потом стал дожидаться тебя самого, еще тепленького. Откуда ему было знать, что тебя это только заводит, поэтому ты предпочитаешь утренние часы. - Он спустил девочку с рук, и она пошла бродить по комнате, потому что ее мамаша как завороженная смотрела на нас, ловя каждую интонацию, так как слов она не понимала. Мы говорили по-русски. Но мне очень захотелось кое-что спросить у нее, и я обратилась к ней по-английски:
- Сколько тебе заплатили, чтобы ту ночь он провел с тобой? И какой гадостью ты его колола, что он был без сознания полгода?
Она бросилась на пол и стала голосить во всю мочь.
- Скажи ей, чтобы убиралась отсюда. Уж если кому и положено выть в данной ситуации, то это мне.
После его слов она забрала ребенка и ушла. Макс сел за стол, обхватив голову руками. Я отошла к окну.
- Поправь меня, если я где-то ошибусь. Когда она вошла в номер, то увидела двух одинаковых мужчин, один из которых был точно мертв, у него не было половины лица, а второй был только ранен. К ее величайшей радости, живым оказался тот самый белый, с которым она была меньше часа назад. Который не отвалил, просто получив свое, как было с другими, а довел ее до изнеможения, показав небо в алмазах. Ты ведь по-другому не умеешь. Да и она оказалась не наивной женщиной, как я, которую ты сам обучал премудростям любви, а профессионалкой. Она всю жизнь мечтала о таком белом, похожем на ее отца. Откуда он?
- Француз. Она сама училась и много лет жила в Европе.
- Пока ты лежал без сознания, в ее голове созрел план. Она обыскала вас обоих. Не знаю, были ли на нем какие-нибудь ценности, если были, она их сняла. Он должен был играть роль твоего тела, поэтому на нем не должно было быть ничего, не относящегося к тебе. Засунула ему твой паспорт. С тобой ей повезло куда больше. Она нашла контейнер с алмазами. Оставила в нем самый маленький. Проблему с отпечатками решила быстро, благо подробные инструкции даются в любом детективном фильме. Изъяла кредитки, по которым чуть позже сняла все то, что смогла получить в банкоматах. Ей повезло, твои банковские счета я перекрыла слишком поздно. Мне было не до того. Чеки ты подписал сам, или она подделала подпись?
- Сам. Я не очень понимал, что делаю.
- Если бы даже не подписал, твои деньги это бы не спасло. Думаю, у нее как у администратора отеля была твоя подпись. После того, как она разобралась с материальными ценностями, перетащила тебя в номер этого поляка. Наверное, перевязала. Переодела в его одежду. Теперь ты стал похож на него. И вызвала своего приятеля, здорового негра, который по показанию свидетелей, около шести утра, погрузил в машину едва державшегося на ногах поляка. У него был тот же утренний рейс. Ей надо было вывести тебя из гостиницы прежде, чем обнаружат тела. На вас не обратили внимания, потому что ночью, перед тем, как подняться в номер и приступить к своей работе, этот поляк в ресторане изображал пьяного. А потом, когда приехала полиция, Вивьен была той самой служащей гостиницы, что опознала тебя. - Передо мной снова встала леденящая душу картина: обнаженное мертвое тело с запекшейся раной вместо лица. - Вы оказались настолько похожи, что я тоже приняла его за тебя.
- Откуда ты все так подробно знаешь?
- Я много об этом думала. Правда, в моей версии все выглядело по-другому. Но я с первых дней знала, что это не было обычным ограблением со случайным убийством. Тебя заказали.
- Кто? - Тихо спросил он.
- Граната. Помнишь такого? Он не простил твоего обмана. - Я подошла к нему, сидевшему за столом, и прижала к себе. - Не думаю, что он специально разработал такой хитроумный план и нашел твоего двойника. По всей видимости, киллер оказался с фантазией. Может быть, ему пришла в голову эта идея, когда он увидел твою фотографию и обратил внимание на ваше сходство? А, может быть, сориентировался на местности? Теперь это значения не имеет. Просто если бы ты не помог ему и не пошел с ней, все могло быть по-другому.
С этими словами на меня навалился весь ужас того, что произошло с нами. Он жив - но мы не можем быть вместе. Еле сдерживая слезы от понимания этой нелепости, я села на стул. Макс сел возле меня на пол и положил голову мне на колени. Я стала перебирать его седые волосы.
- Тебя действительно украли у меня. А теперь у тебя семья, ребенок, будет еще один. У меня семья. Что же ты наделал, Максимушка?
- Кэтрин, я сполна заплатил за все. Когда я пришел в себя, выяснилось, что прошло полгода. Если бы ты знала, как я хотел вернуться, как хотел к тебе. Но я не мог.
- Почему? Ведь доказать, что в той могиле лежишь не ты, очень просто.
- Я не мог, Кэтрин.
- Из-за ребенка?
- Не только. Она... - Он запнулся. - Она привязала меня к себе.
- Чем? - Только сейчас до меня дошло, что она сделала из него наркомана. Я быстро подняла рукава его рубашки и обнаружила многочисленные следы уколов.
- На ногах тоже. - Печально добавил он. На запястьях обеих рук краснели широкие безобразные рубцы со следами швов.
- Что это?
- Я вскрыл себе вены, когда узнал, что ты вышла замуж. Мне больше незачем было жить. - Он снова положил мне голову на колени. - Вот тут она действительно меня спасла.
- Как ты узнал о моем замужестве?
- У адвоката, через которого мы снимали эту виллу. Он был единственный человек, с которым она разрешала мне изредка общаться.
- Когда ты был в Лондоне?
- Полгода назад. Месяца через три после этого. - Он тряхнул руками. - У нас кончились деньги, и она потащила меня за ними.
- Какие деньги? Все твое состояние, недвижимость, и все, что было на счетах, унаследовала Эстер.
- Кэтрин, она ведьма. Не знаю, как, но она видит все насквозь. У меня, в самом деле, была солидная сумма, о которой никто не знал. - Он встал и, отойдя к окну, снова закурил.
- Макс, что ей было нужно от тебя? Только деньги? Сколько она хотела - миллион, сто, триста? Я готова была отдать все, лишь бы ты снова был со мной.
Он тяжело вздохнул и мрачно улыбнулся.
- Она уверяет, что любит меня… Знаешь, мне все эти годы было тяжело, но тогда особенно.
- Почему?
- Я не видел смысла вылезать из того чудовищного ада, в котором оказался. До этого меня поддерживали только мысли о тебе, я строил планы побега, молил о чуде, жил надеждой, что мы опять будем вместе, что ты простишь меня. А когда понял, что ты для меня потеряна, мне стало все равно, где и как умереть, тем более что для всех я и так был мертв.
- Ты обиделся на меня?
- Нет, что ты, любовь моя. Во всех своих бедах виноват только я сам. Я настолько отчетливо это понимал, что приговорил себя к смерти. Меня спасли, вернее, спасли тело, потому что душа была мертва. Я всегда боялся тебя потерять, но не думал, что это произойдет по моей вине.
Я вспомнила свой страшный сон и последующую за ним медленную смерть. Выходит, беременность тут совсем не при чем. Я умирала вместе с ним. А потом силы вернулись ко мне.
- Но ведь ты воспрял! Ты вернулся к жизни!
- Да, только благодаря тебе.
- Мне?!
- Кэтрин, когда мы прибыли в Лондон, я был как зомби, делал то, что хотела Вивьен. Она контролировала каждый мой шаг. Может, вколола что-то, может, действительно ведьма. До этого я был знаком только с одной колдуньей и от ее колдовства был счастлив. - Он вернулся ко мне, опустился на колени и уткнулся лицом в мои руки.
- Деньги были спрятаны в твоей квартире? Тогда ты взял кольца? - Я прикоснулась губами к его руке и стала целовать в страшный шрам на запястье.
- Нет, там был только ключ от банковского сейфа. Но твоя фотография... Когда я увидел ее и надел кольцо, то понял, что снова хочу жить.
- Неужели нельзя было дать мне какой-нибудь знак, что ты жив, что ты рядом? Послать записку, позвонить по автомату, сбежать от нее?
В ответ он только горько усмехнулся.
- Мы были в Лондоне всего несколько часов.
- Откуда у тебя эти деньги?
- Я тебе никогда не говорил, наверное, потому, что хотел казаться лучше, чем есть на самом деле, но Самоэль придумал для меня не только кнут, временной ограничитель, но и пряник. В случае, если я нахожу наследницу, в качестве поощрения каждые пять лет получаю ценные бумаги на общую сумму в пятнадцать миллионов фунтов.
- Что?! Почему ты мне никогда об этом не говорил? - Я вскочила со стула.
- Для тебя это было важно?
- Конечно. Мне долгое время казалось, что тебе нужны только мои деньги, а я как приложение к ним. Я убивала свою любовь к тебе, потому что считала, что ты просто хочешь меня использовать.
- Господи, какой же я был дурак! Я даже в этом перед тобой виноват. Мне было стыдно, Кэтрин. Ведь если бы не эти миллионы, я никогда бы не стал тебя искать. Самоэль знал мое слабое место. До тебя в моей жизни самым главным были деньги и ... женщины. Ты изменила меня всего. Я много думал об этом здесь, когда был в ясном сознании. Ты не поверила мне тогда, но у меня и в самом деле после нашего, того самого первого вечера, не было никого. Я полюбил тебя настолько сильно, что мне никто не был нужен, кроме тебя. А потом эта глупость, шалость, назови, как хочешь, и я оказался в аду, хотя был в двух шагах от рая.
- Почему ты не написал, что жив?
- Я настолько плохо соображал, что слишком поздно понял, хранилище -- единственное место, куда не доставал ее контроль. Поэтому не додумался незаметно прихватить вместе с ключом бумагу и ручку. И только когда стал рассовывать содержимое сейфа по карманам, обнаружил в кармане куртки огрызок карандаша. И тут у меня созрел план оставить записку вместе с твоим кольцом. Сначала я не хотел с ним расставаться. Но вряд ли бы уберег его от Вивьен; она бы все равно отняла.
- Как отняла?! Почему? Ты же говоришь, она не любит тебя?!
- Слишком сильно. – Сказал Макс, выразив полное отвращение к тому способу любви, какой избрала эта женщина. – Настолько сильно, что ревнует ко всей моей прошлой жизни. Но особенно к тебе…
- На чем же ты написал записку, если у тебя не было бумаги?
- Оторвал полоску от одной… Как правильно по-русски: облигация или ассигнация?
- Не имеет значения. Главное, ты это сделал.
- А потом я стал просто ждать. - Он крепко прижался ко мне. – Я думал о тебе все время. Можно сосчитать на пальцах одной руки те минуты, что я не думал о тебе, разговаривал с тобой и просил, просил, чтобы ты нашла меня. Я молил об этом Бога.
- Как же тебе удалось оставить для меня ключ?
- У меня никогда не было в доме сейфа или тайника. Я и прежде хранил этот ключ в коробке, только из-под другого диска. Вивьен это видела. Трудно было уговорить ее вернуться. Я убедил ее, что тебе известно об этом ключе, и его отсутствие вызовет ненужную обеспокоенность. Она сама вклеила ключ в коробку, которую я ей дал.
Вот ведь как, оказывается, мы оба разговаривали друг с другом, помогали друг другу. Мы настолько сильно связаны, что даже умирали вместе. Что же с нами будет? В любом случае я не оставлю его здесь!
Наверное, он подумал о том же.
- Кэтрин, возьми меня отсюда. Я устал быть никем. Я устал быть без тебя.
- Конечно, любовь моя, конечно. - Мы опять стояли, обнявшись, потому что нам, как и прежде, было хорошо вместе. - Я ведь нашла тебя. Пойдем. Пойдем отсюда скорее.
- Кэтрин, ты вылечишь меня?
- Да! Да! Я сделаю все, что в моих силах, и даже больше. Пойдем быстрее.