Преодоление. Ч.1. Прыгуны. Глава 46. За упокой рабы Божьей

Глава 46. За упокой души рабы Божьей

Заречье. Третья декада ноября 1998 года

После того, как Кент договорился со Славиком об убийстве Земфиры и, переговорив по мобильнику с Валерием о совершившемся сговоре, чисто по интуитивному предлогу он не поехал домой. Его тяготил денежный вопрос. Не доверял он дружку! Да и спонтанность провёртывания «операции» его прямо-таки удручала. «Косяк-наперекосяк!» Заверялся он. «Тут необходима чёткая договорённость, а не орудовать наугад. Ситуёвину контролировать предписывается!» Раздражался — нервировался он! — с болезненной возбуждённостью и неестественностью проявления, сжимая руль. Несогласованность и примитивность, — гнели сознание. Неправильная или неопределённая постановка и организация дела, изводили и разжигали малоуправляемую вспыльчивость. Желалось конкретности и жёсткости директивы. «Хоть бы связь была!» У него даже просвистала в соображении дерзкая мыслишка — подкинуть старенький мобильничек Вячеславу, для слаженности и скоординированности. Но поразмышлявши, он отбросил недальнозоркую идейку прочь, поскольку через исполнителя таким образом следствие с лёгкостью может подобраться к нему как к заказчику. Конечно, это сомнительное дело (при нынешнем бездействии закона) — но «бережёного бог бережёт!» Автомобиль свернул с Советской улицы на Красноармейский проспект и прямым ходом двинул к офису Оглы, где ему теперь требовалось куда определённее урегулировать динамику с оплатой. А ещё роскошней, заполучить весь «гонорариум»! Также, он почёл должным внести ценные корректировки в выполнение ликвидации, угодившей в немилость Валерика, сродственницы. Спустя одну четвёртую часа, как он переговорил по мобиле с Валериком, Альберт оперативно припарковался и высадился из машины. Он аккуратно прихлопнул дверку и целеустремлённо запорхнул в контору.

По отбытию Кента, попивая коньячок, Оглы позволил себе расслабиться, ибо ожидали его тёмненькие, нет! — смертоносные денёчки. (А их так хотелось отдалить!) Впрочем, ежели быть точнее — ожидал его всего один наистрашнейший день. Завтрашний! Завтра должна подвалить «братва» за тремя миллионами баксов, которые он обещал и которых у него теперь нет. Были, но соратник Андрюшка, подлец и мразюка … и т.д. и т.п. — обокрал, разорил и уничтожил его. А теперь он сам не знает почему задался пристрастием избавиться от Земфиры. (Чем она ему насолила???) Нет, ему просто требуются денежки. Он возликовал целью — продать её квартиру. И знал кому! И, преждевременно уверовавши в скорое «самопремирование», Валера отнюдь не ждал дружбанчика сейчас. Когда тот телефонизировал об успешном урегулировании мокренького дельца, — так вообще пустился во все тяжкие! Так сказать, «санкционировал себе заслуженную расслабуху» и изрядно поднабрался спиртного.

Хоть и был он предосадно фраппирован нежданным приездом Кента, но и личиком не покривился.

— Валерик, — с налёту, зайдя и амикошонски усаживаясь в кресло, поелику хозяин шарашки как раз только выковылял из уборной, затараторил Альберт, не обращая внимание на недовольство партнёра, которому пришлось довольствоваться посетительским местом. — Тарахтелка запущена! Всё на мази. Но тебе перепадёт привнести и свою лепту. Есть нюансики! Первый — это копеечка. Про ящик водочки забудь — на этой лабуде мы не сладились. Представь себе, киллерок этот — исполнитель … как мы поначалу думали, алкаш грёбаный, проявился совсем не рохлей. Хитрющая жопа! Стервец сослался на дурачество, дескать, «шутковал тады» и … означил весьма кругленькую суммочку, затребовал отслюнявить ему кучечку тугриков. Гудово, что хоть деревянными рубликами!

Он специально завысил планку котировки наемщика, намеренно разукрашивая бандитскую характеристику губителя. Ему напрашивалось по силе возможности преподнести его чуть ли не профессионалом перед Валериком, дабы тот не помышлял о легкоисполнимости предприятия возложенного на его персону. Деньжищи-то на кон поставлены немалые! Он нарочно предпринял попытку значительно приподнять авторитетность алкаша в глазах начальника: и для зрительной пышности мероприятия, и для большей его заинтересованности. Заметив положительное малюсенькое действие, производимое его словами и визуально отображаемое на физиономии босса, он подытожил речевой оборот полушутя-полусерьёзно:

— А с денежками у меня, как ты и сам рубишь — затык закостенелый. Словом, мне нужна предварительная всецелая предоплата.

— Ты эта … — сконструировав невозмутимую наружность и соскакивая с места, будто очухавшись, злостно стрельнув глазками на удивлённого Кента, Оглы поморщился, пораскумекав. «Раскошелиться однофигственно придётся. Маленько, но отщиплет! А как по-иному?» и дошкандыляв до восторженно глазеющего на него приятеля, указывая Кенту на посетительский стул, дидактически проворчал:

— Старшому уступи пенёк … соплив ещё! — икнул он и продолжил. — Кентяра, о полном расчёте, покуда не выполнен заказик, и речи не может быть. А вот аванес могу вручить. — Раскидавшись в кресле, Оглы полез в боковой карман вельветки и, устремив немигающий взгляд на сообщника, не прервал начатого диалога, — в настоящее время у меня только рублишки имеются … думаю, сговоримся … потом по курсу посчитаемся. Пойдёт?! — достал он «котлету» дензнаков самой крупной номинации и, слюнявя палец, настропалился отсчитывать пятитысячные купюры. «Вот ведь каналья! Хрен жидюгу наколешь … крохи, да высосет!» Отсчитав десяток банкнот, подосадовал он, до сего момента тешившись надеждой облапошить «дружка-вражину», вовсе уповая на дармовщину. И всё-таки замешкавшись, и подумавши, шесть из них перегнул и передал Кенту, а остальную смотку ассигната пренебрежимо сховал «отворотти-поворитти в карманчик».

— Ма-а … э ... — хотел было что-то произнести Кент протестующее, но, нахохлившись, развалился также вальяжно на стульчике и съехидствовал, — впрочем, сойдёт для началу. Утречком растопчемся … разочтёмся.

Скрыл раздосадованность Кент, про себя думая: «С паршивой овцы — шерсти клок. На скаку из седла в седло перемахивает. Хер, все баксики отсчитает. Чай заморочка — плёвая … и яйца, выеденного не стоит. В крайности, на полных правах, клиентурой заберу». Лелеялся он … но для прилики, вроде как в упадническом настроении вздохнув, перевёл разговор в деловое русло: о тонкостях и мелочах предстоящего плана умерщвления тётки, которую лицезрел всего-то однажды.

— Возникла вторая важность, — как ни в чём не бывало чеканил он. — Старушенцию надобно как-тось выманить нынешним вечерком на прогулочку и желательно по чугунке. Иначе, как её достанет мой человек? У нас спланирован несчастный случай. Так что сам придумай, когда и как её туда направить. Звякнешь, а я передам экзекутору твою информацию, чтобы на месте поджидал.

На излёте ноября темнеет рано. Когда бухарики, в количестве трёх сущностей, собрались уже смеркалось, потому как был не послеобеденный час, а самое времечко полдничать. Кобзарь (он же, среди собутыльников, Кнут) для поддержания беседы, зная её остроту и каверзность, поставил на стол два пузыря «Казёнки». Собравшиеся сотоварищи были приятно удивлены. Не все присутствующие содержались в подвыпившем состоянии. Например, Костян, мужичишка лет пятидесяти (он же «Сундук»), сухонький и угловатый пьяница с огромным стажем, прибыл на застолье будучи со вчерашнего утречка болеющим с похмелья. Он вообще не собирался сюда приходить, ибо побожился жёнушке мотануться в центр для поиска работы. Его одногодка Витюкан (он же «Брюхан»), в противоположность Костяну пухленький, краснолицый бугай сегодняшним утром употребил парочку флакончиков «Боярышника» и чувствовал себя слегка навеселе. Тотчас он был необычайно рад предстоящей перспективе, так как накатывалось вельми огорчительное самоощущение недопития.

Раскупорив оба бутыля, Вячеслав деятельно разлил водяру по трём гранёным мухинским стаканам и, все, смачно причмокивая, употребили. Когда посуда опорожнилась — они поочерёдно занюхали употреблённое зачерствелым сухарём, церемонно передавая его из рук в руки, и следом — разом, прикурив от одной спички, задымили папиросами «Беломорканал». Кнут, периодично сплёвывая, без предисловий приступил к раскрытию цели их сегодняшнего непростого сбора. Меж ними бывали пьяные перетёрки, когда они, хорохорясь друг перед другом, обсуждали злонамеренные, преступные и подстрекающие темы. Такое случалось не раз! Поэтому Вячеслав говорил без обиняков, открытым текстом.

— Мы много раз обтолковывали мокрые мульки, иными словами, тянули мазу. Получается, середь нас одни смельчаки да душегубцы. Пробил часик, что именуется, доказать это. — Кобзарь обвёл длительным немигающим взором, восседающих за столом в расслабленных позах и рассеянно смотрящих на него, бухариков. — Давеча приезжал Кент, сделал заказец за ящик зелёного змия. Необходимо кое-кого кокнуть. Вы понимаете, о чём я говорю, то есть замочить. — Он по новой вопросительно обследовал, теперь уже поднапрягшихся и насторожившихся, корешков. — И как вы думаете — кого? — И не дожидаясь отреагирования, ошеломлённых и тупенько всматривающихся слушателей, он, с пренебрежением сплюнув в помойное ведро под умывальником, приплюсовал. — Земфиру, вашу мать!

— Бормотуху? — Филипповну?! — повскакивали с мест и Сундук, и Брюхан. Они завсегда и везде похвалялись (разумеется спьяну), что за «деву дивную, порвут хлебало любому!», а тут такая «неожиданность, оказия … короче херня».

— Пожалуй, лучше его самого грохнуть, а? — с сарказмом заявил Витюкан. — Мне Бормотуха нравится. Клёвая бабенция! Шутливая и — фигурочка у неё шик. Одни дойки чего стоят … не хухры-мухры.

— Кишка ни тонка? — Спецухой скабрезно парировал Кнут, надеясь раззадорить побратима. Ему тоже не нравилась побасенка об убиении Земфиры и тоже приходила в «бестолковку» именно такая бодяга. Но он побаивался жилистого с недобрыми «глазюками» займодавца, однако «втроём, это всё-таки не один — как сыч». Сызнова обведя застольников невесёлым поглядом, он адресовался к Сундуку как к самому похвалявшемуся. — А у тя какие мыслюки пасутся, Костян?

— Я придерживаюсь тех же пониманий … Молодец Брюхан, — вскакивая и хронически матюгаясь, вспылил раскрасневшийся и осмелевший Сундук. — Вот прикатит … отберём пойло … бабки … да зададим трёпки, чтоб сметку отшибло и носу не казывал …

Будто по недоброму замыслу изнаружу донеслось шелестение подъезжающего «автомобиля-француза». Витюкан и Костян приподнялись, вытянув шеи, Вячеслав, развернувшись всем корпусом, словом, троица направила настороженные взоры за замызганные стёкла причудливого, средних габаритов, оконца. Недавно росил дождик, но уже с получаса сыпал крупными хлопьями бархатный снежок. На чистом, ещё не вытоптанном, снежном покрывале выпачканное «Рено» гляделось как здоровущая криволапая черепаха. Она потарахтела и заглохла. Трижды капризно просигналил гудок, а затем протяжно и просительно прогудел ещё разок.

— Ну что, выйдем … погуторим? — осторожничая, но и не без апломба спросил Кнут. И тройка табуном повставала со скрипучих табуреток, и устремилась на выход. Кент рассиживался в салоне старенького моторного агрегата, ожидая хозяина избёнки. На улице было промозгло и как обычно безлюдно. Худощавый красавец любовался собой в зеркало заднего вида. Увидевши, повыскакивавших с крылечка мужичков, в мерцании глаз его сперва отобразилось лёгкое недоумение. Потемневши лицом, он удивлённо пожал плечами и задумчиво откинул пластмассовую дверцу ящичка сбоку руля, небрежно запустив в западину пясть и оставив её там, будто бы именно так ему удобнее всего разговаривать с людьми. Вячеслав, не здороваясь и не приветствуя приехавшего гостя, мешковидно втолкался в автосалон, даже не спрашивая разрешения. Такой наглости он ещё никогда себе не позволял! Его кореша не подоспели в положенный срок подбежать и занять позиции. Умысел был тривиален — для устрашения жертвы они должны были окружить легковушку. Но случилось непредвиденное потому как залезший в салон приятель, неуклюже пятясь и задравши ручищи вверх, стал робко вылезать из автомашины. Выдравшись, он сгорбившийся, так и остался стоять с поднятыми ручками, а в его пузо упирался ствол спортивного шестизарядного револьвера ТОЗ-49.

— Не дури, дорогуша. — Проворковал, лыбясь одними губами, Кент. — Чё удумали, долдоны? Ща перестреляю всех тут, гуртом. Никто и не поймёт. Да вы никому нафиг не нужны! Следствия даже не заведут из-за такого отребья.

Сундук и Брюхан, покаместь не заметили казуса и случившейся перемены в событиях. Они, не разобравшись, скользя и неловко перебирая ножками на неожидаемо скользкой почве, покрытой рыхлым десятисантиметровым слоем пороши (под которой укрывалась наледь), пока ещё торопились включиться в экспозицию. Находясь в пребывании неустойчивости и наконец выбравшись на проезжую дорогу, поравнявшись с дружком, они обнаружили в руке Кента пистолет. Алкаши перепугались и предприняли экстренные усилия затормозить — дабы поворотить взадьпят. Теряя равновесие, они отчаянно и синхронно замахали руками как лопастями-парусами ветреные мельницы. Подошвы штиблет негодяев юзом скользили в прежнем направлении, а они, прозревшие, уже стремились ретироваться. Потому оба, одновременно, грохнулись на спины, подбросив ножонки кверху. Это настолько изобразилось потешным, что невольно наблюдавший за их стараниями Кент, чистосердечно расхохотался. Пытаясь принять вертикальную постуру и почти подымаясь, они заново падали. Привставали и вновь плюхались: кто навзничь, кто ничком. Когда представление клоунады закончилось и бедолаги покорно подползли к товарищу, вздымавшему руки ввысь, Кент принял серьёзное выражение лица и грозно прошипел, ссутулившемуся и всепокорно свесившему балбешник, Вячеславу:

— Балда, заслушивай меня внематочно. На этот раз, я прощаю вас. Пока пощажу! Но, если вынудите, уверуй — всех прикончу! Сегодняшнее твоё переметничество я не беру в расчёт … и наш договорняк сохраняется: за мной ящик водки. — Он окинул быстрым взглядом экран телефона, покоящегося на приборной доске и высмотрел который час, усмехнулся и зашипел далее. — Через полчаса, где-то с семнадцати нуль-нуль до восемнадцати нуль-нуль, Земфира будет проходить по железке мимо твоей халупы. Во всяком случае, так расписал заказчик. Прикончить «шкурку» требуется непременно на линии, как и договаривались. Чугуняка … слиток тот, у тебя? Надеюсь, не потерял, паскудина?! Записывайте на подкорковое вещество, — Кент оглядел их всех, — скоты, Земфира нарисуется в белом болоньевом пальтишке из люминесцентной ткани. Так что из далека увидите! Коротко бацая, ежеди сегодня Земфира не сдохнет, то — завтра, посдыхаете вы. Я таких архангелов-оторвишников натравлю, что протрезвеете …

Жалостливо и пристыженно поглядывая на грозного Альберта Марковича, которого только что собирались хорошенько отдубасить, алкашня содрогалась и мялась как поколоченная. Имея себе на уме, что круто облажались мужички упёрто и дураковато таращились себе под ноги. Кент блефовал, но вид содержал озлобленный и наводящий ужас. Иного, и предпринять не мог. Развязно и нарочито неряшливо втолкнув, он возвернул наган в бардачок и также демонстративно захлопнул крышку. Всё это он проделывал не глядя на застывшие изваяния забулдыг. В заключение, ярко игнорируя униженных и оскорблённых, он потянулся до ручки и хлопнул дверкой. Малость помешкав включил зажигание и неторопливо уехал.

На многотонные мрачные полчища туч казалось свысока, откуда-то из космоса, давили злые духи. И теперь приунылый город держал это демоническое гульбище на своих плечах. Лепня сменилась снова моросью. Снежинкообразные кристаллы льда на ветвях деревьев, проводах и даже рельсах и шпалах … то бишь, изморозь и сырость — перемешались, сообразуя нечто общее — истязающее. Шквальный и пронизывающий ветер завывал и по-разбойнически насвистывал. Внезапно вокруг образовалась жуткая темень, как говорят: «хоть глаз выколи!»

— Всё это — лирика! — клацая зубами, пробурчал в конце концов окончательно пришедший в себя Кнут. — Холодрыга, блин!

Они уже двадцать минут толпились у обочины железнодорожных путей, прячась за релейным шкафом, металлическим ящиком. Кнут периодами гундел и ему не было стыдно за свою давешнюю трусость. Тем более никакой трусости не было. Что он был в силах противопоставить?! «Против пушки не попрёшь!» Главарь шайки, (а именно так он считал) не убеждал их. Он видел, что хороняки сами дрожат и — не только от холода! «Морды порасквашу паразитам, коли завирюхляются». Настраивался он и продолжал наставления. — Поняли, что мы теперь обязаны захреначить … или — отыщутся желающие распрощаться с житухой?

Костян слушал трескотню Кобзаря и крутил шариками: «Нет, лично я, валить её не буду. Это дурошлёпство, кретинизм! Сродясь такой грех на душу не возьму. Трепаться — одно, а губить человека — другое! Ты, Кнутяра, договаривался — ты и мочи!» Точно так же рассуждал и Витюкан. Все трое мгновенно протрезвели и даже выпить не возникало желания. Они мёрзли, мокли и щёлкали оставшимися зубками, каждый прикидывая о своём. Кнут эпизодами бросал зырки на часы и по его поведению было отчётливо видно, что он до исступления нервничал. Они зябли и злились на Бормотуху, на трясучку, на судьбу, на непогоду, на буревал и «холодюгу». В сердцах наперебой обзывая и женщину, и всё остальное непристойными словечками. Без четверти седьмого, когда ожидающие вдрызг продрогли и всяк надеялся, что Бормотуха не появится — в дали, кто-то в невообразимо ярком наряде взобрался на насыпь и засеменил в их сторону. Сердца их взбешенно заколотились. Земфира, в свою очередь, тоже очень злилась на своего племянничка. «Вот урод! Приспичило ему. Видишь ли, Никитичне деньги срочно потребовались. Позарез просила … умоляла! Обнадёжил, а сам по делишкам в Москву укатил. А Никитичне немедля нужны деньжата на лекарство. Оказывается, внучка загрипповала. Бедненькая Кристиночка … заболела миленькая девчушка!» … но, что-то не укладывалось в голове Земфиры, что-то выглядело фальшивым. «С каких это пор, племяша стали беспокоить чужие проблемы?» И Валерик ведал, на что следует давить! Был уверен, что сердобольная тётка даже в лютую непогодицу, ради дитятка, бросится на спонсорство, сопричастие и подмогу. «Не посчитается ни с чем, и пошлёпает!»

— Витюкан, проберись низом, по обочью, и перекрой ей дорожку в нычку, в бункер. А ты, Костян, выйдешь навстречу и отвлечёшь её талдытнёй, чтобы я сзади подкрасться смог. — Звероподобно рыча, второпях распорядился Кнут, вытаскивая из-за пазухи чушку и готовясь собственнолично выполнить убиение. Он понимал. «Нельзя на дружбанов положиться. Хлипкие! Ненадёжные! Бздуны!»

— А о чём с ней болтать?

— В натуре что ль тупица? Спроси: времени сколько … иль на опохмелку мелочёвки стребуй … допетришь, анекдотик выдай … — терпеливо объяснял Вячеслав, наблюдая как Витюкан шмыгнул на обочину и по кустам чуть ли не на четвереньках (каракушком!) ускакал запропал в непроглядности. В чернявую дыру облаков высунулась круглая лунища и озарила округу мягким, не обогревающим, светом. Расстояние до Земфиры сокращалось. Она была уже в шагах десяти, когда Костян неуверенно шагнул поперёк её дороги. При свете «царицы ночи», непромокайка на Земфире вспыхнула ярким блеском, режа глаза. Да и шла женщина красивым стремительным шагом, сверкая как ангел, спустившийся с небес, чтобы сразиться с этой вакханалией. Костян, дождавшись, когда Вячеслав проследовал по примеру Витюкана и растворился во тьме, выскочил из-за металлического шкафа как бесёнок из коробочки, радостно выкрикнув:

— Привет, Бормотуха! Куда чапаем?

Земфира застыла как врытая.

— Ай-яй! — в испуге отпрянув, взвизгнула баба, но приглядевшись, стала успокаиваться. — А! это ты, Сундук. Фу! Напугал дурак …

— Я кх … гум … — выхрюкал он что-то невнятное и тут же поддакнул. — Да! Это я, — и приблизившись ещё на пару-тройку шажков, возвёл на неё водянистые глазюки Вия, намереваясь исправить погрешность, ибо напуган был собственным выкриком. — Да вот ищу у кого бы деньжат позаимствовать … — как ему понадеялось, отшутился он.

Ляпнув первое, что взбрело в балбеску, он ещё больше сконфузился, неосознанно преграждая ей проход. Мужчинка вжимал головёнку в плечи, отворачивая морщинистый лик и пряча ухо за воротником от хлёстких пощёчин ветрища. Бормотухе привиделось, что смотрит мужичок на неё как-то странновато, как-то испуганно и вместе с тем — злобно. Неприятный холодок пробежал по спине Земфиры. Она хотела было осмотреться, но порыв воздуха скинул с головы капюшон и наново нахлобучил его на голову, кантом накидки саданув по правому глазу. Воздушные потоки: то скучивались, то разлетались. Глазёнки слезились. Особенно правый — потревоженный! Темнота и морось — слепили; холодный порывистый ветрило закладывал уши. Тревога скользнула в глубинах сознания психодромной мыслью. «Берегись! Остерегайся!» Секунд пять не чуя ног, она стояла как будто у своей раскрытой могилы. Кровь пульсировала в висках. Вспомнив о целеустановке, она тронулась дальше, но невнятный шелест, прозвучавший за спиной, заставил идущую резко посторониться и обернуться. И то, что произошло в последующем, её не ввергло в шок, а напротив придало сил. Луна только-только укрылась за тучи и с рёвом «Уухх!» на землю, сверху вниз плашмя рухнул тяжёлый продолговатый предмет, а за ним и какой-то мужик, как одно целое. Распластавшийся на обмороженном сыром песке мужчина пару секунд не выдавал ни каких признаков жизни … и вдруг зашевелился, и как дивий зверище-шатальщик заревел. Земфира в трепете не улавливала, что в действительности этот зверюга орёт. Но рыки, оказавшиеся человеческой речью, начали по смыслу доходить до неё. Она разобрала, о чём речь. «Твою мать, промахнулся!!! Костян, хватай её. Не упускай! Убью!» Ей доли секунды хватило, чтобы уразуметь — её намереваются убить! Истерически взвизгнув и оглядевшись по сторонам, она заприметила, что к дому путь отрезан (впотьмах кто-то ещё крадётся!) и опрометью бросилась с насыпи в беспросветную бездну. Ей уже было безразлично куда бежать! Лишь бы быстрее покинуть страшенное место. Она не смотрела под ноги … да и какой толк? Если всюду — непроглядная тьма. Сердце бешено колотилось, ноги вязала и опутывала всякая поросль … препятствовали рытвины и колдоёбины. Она падала на четвереньки, но тут же вскакивала — и опять бежала. Ступни: то во что-то опирались, то чего-то едва касались. И неожиданно почва провалилась, ухнула под ней! — и она со всего маха полетела в «пропасть» … толчок и удар … и мрак. Тихий зуммерный звон в ушах и голоса как из преисподней.

— Что такое? Кнут, вот она. Здесь валяется … упала … ё-моё, да она убилась. Бедняжка! — раздался над ней голосишко Сундука. — Височком блаженная саданулась. Вон и юшка течёт …

Земфира лежала полубоком в принужденной позе, лицом книзу, с нелепо вывернутыми ногами. Нижний край свингера задрался, оголив приманчивость ягодиц и стройность миловидных ног, а наголовник откинулся, обнажив бледный профиль и сбившиеся пряди волос, зашибшейся дамочки.

— Жалко Земфиру, гололёдка хренова … — вторил неподалёку сдавленный тенор Брюхана, по ходу он еле сдерживал слёзы.

— Фу, обалдеть! Сама порешилась. — Оживши затарантил, подошедший и зашаривший по карманам женщины, Кнут. — Да-а! Вот тут, наверное, поскользнулась или споткнулась, бедолажка … и, видимо, виском тут-ось тюкнулась. — Поднялся он, ткнув пальцем на торчащий железобетонный обломок плиты, рядышком с головой потерпевшей. Единовременно он задрал подол своей стёганки и, что-то утаивая в складках шаровар, добавил. — Что ж, смерть мгновенная — не мучилась. Ништячно! Нам меньше хлопот. Да и греха нет за нами! — утёршись рукавом телогрейки, он взбадривающе скомандовал. — Потребно самоубивицу назад оттащить … на рельсы. Витюкан, Костян, хватит сопли жевать! Полноте ныть, хватайте её за ручонки за ноженьки и … наверх понесём … потянем …

Земфиру перевернули на спину. Она была недвижима и бесчувственна — парализована. Бормотуха совершенно ничего не осязала и не могла задействовать конечностей … но — всё видела и почему-то чётко-пречётко слышала. Некоторое время, обездвиженная страдалица разглядывала кучево-дождевой наволок, а до её слуха доносились кряхтения, возня, ничего не значащие слова одобрения и недовольства, охи да вздохи … и наконец, неспособная двигаться поняла — её затащили на железнодорожное полотно и положили прямо на сырой грунт … засим, она услышала:

— Ну и замечательно. Дайка сюды слиточек … надо же доделать работёнку. Это же должно выглядеть как несчастный случай, будто бы попрыгунчики ухайдакали раскрасотку!

К бесчувственному телу, раскинутому вдоль железнодорожного полотна, Кнут подошёл с чугунной чушкой в руках, каковую ему подтащил Витюкан. Он настороженно подобрался к распластанной в сверкающем пальто, хоть уже и местами испачканном в грязи, женщине … оседлал грудь и, склонившись над её бледным ликом заглянул в немигающие глаза, смотрящие пристально на своего убийцу.

— Даже мёртвая … хорошенькая … паршивица … глазищи-та какие, океаны! — констатировал наёмный убивец.

Дважды примерившись, Кнут со всего размаху обрушил на теменную часть черепа несчастной тяжеленный кусок металла. Отвратительный треск поломанных костей и хлюпанье не то крови, не то размозжённых мозгов заставили двоих, вблизи стоящих и взирающих на смертоубийство, мужчин, отшатнувшись, в страхе перекреститься. Они пугливо переглянулись и притиснуто захныкали.

— Сундук, Брюхан … хорош скулить! — с нескрываемой радостью или облегчением в оклике, протарахтел Вячеслав. — Пошли, за упокой души рабы божьей, выпьем. Помянем шкварку.

Продолжение следует ...