Преодоление. Часть 1. Прыгуны. Глава 24. Охотники

Глава 24. Охотники

Тульская область. Скуратовский район. Поселок Западный. Ранняя осень 1999г.

— Как самочувствие, после вчерашнего обильного возлияния, гладиатор? — покончив с ритуалом приветствий, не без энтузиазма задал Брюсику тривиальный вопрос Оскар и тут же, вынув из-за пазухи початую бутылку с каким-то питьём, сердобольно добавил. — На! Подлечись. Облегчи головушку, горюня. Знаю, как тебе прескверненько. Мы уже приняли. Смотри, какие праздничные … фестивальные, — и он с радостной гримасой шуточно отвесил реверанс. — Лови анекдот! — притворно встряхнувшись, вчерашний собутыльник, паясничая и зубоскаля, меняя тембр и высоту голоса, принялся выразительно пересказывать. — «Дорогой, прости, я вчера тебя обидела. Две бутылки пива загладят мою вину?» «Ящик водки!» «Ох, ты, посмотрите, какой он ранимый!» Ха-ха. Причащайся, мы уже заглотили …

— Эт, точно! — ужимчиво фиглярствуя, благорасположенно развёл руками и поддакнул Базорчик.

Брюсик, скорчив пакостливую мину, даже мельком не взглянул на протянутую в две трети опорожнённую поллитровку. Он, преувеличенно сосредоточенно всматриваясь куда-то за версту, через них, двинулся вперёд, чуть ли не растолкав, и с неудовольствием вытребовал:

— Хорош трепаться, двигаем, куда вчерась договаривались.

Друзья схоже призракам пришибленно пустились следом, как бы выдвигаясь заневолю. Чересчур детально или скорее дотошливо выбирая дорогу, они угрюмо и думчиво брели втроём впродоль невычищенных улочек и — не разговаривали. Ночью пролил непродолжительный, но прежестокий дождь – шквальный проливень. Мостовые, наезженные дороги, вымостки и тротуарчики — всё, было кругом залито мутной водой и вязкой кашицей. Неторопливые пешеходы охотливо пропускали беспрестанно снующий транспорт, дабы не очутиться обрызганными грязью, частенько останавливались, в особенности, если лужи оказывались непомерно обширными. Шныряющие и беспрерывно перемещающиеся грузовики, автобусы, автопоезда с прицепами и полуприцепами (да и другая габаритная хрень), безбоязненно, может быть даже настырно, пробирались по сплошь да рядом деформированному асфальту; легковушки и мотоциклеты (с колясками и без) по вполне обоснованным причинам осторожничали.

Шедшая тройка мужчин, двигаясь где-то гуськом где-то шеренгой, понуро перебирали ногами. В их ликах присутствовала в лучшем случае — озабоченность, в худшем — хандра. Без увеличительной лупы замечалось, что на душе каждого — кошки скребут … вчера хоть и были: и удаль, и дерзость, и торжество — но это по пьяни, поутру же (как известно: утро вечера мудренее!) задуманное обрисовывалось по-иному. Тем более, когда вот-вот предстоит чего-то варганить — что-то предпринимать противоестественное собственному жизнепониманию. А делать-то придётся! «Взялся за гуж, не говори, что не дюж». Но чем ближе они приближались к месту назначения, тем муторнее и противней разыгрывалась тревога, тем болезненней в каждом из них разгоралось присутствие обостренного эмоционального противостояния или ментального раздрая.

Базорчик, что-то задумчиво напевал или, точнее подвывал себе под нос мотивчиком, напоминающим какую-то душераздирающую вещь из «Битлз»; Оскар, нет-нет да снова прикладывался к горлышку, без мала опустошённой, бутылочки. (А ведь непьющий, можно поклясться, до намеднишнего вечера ревностный трезвенник!) Передвигался он наподобие старца, нечто тащили его, тянули вспять неведомые силы. Ковылял, тупо таращась под ноги — то и дело, натужно покряхтывая, да безосновательно полушёпотом матерясь. Словно кого-то ругая, он беспорядочно кхекал и сплёвывал … возможно, очищал саднящую от вечёрошнего перепоя гортань? А весь сыр-бор их будущей добычи денег заключался в наипростейших установках, давненько известных небезгрешному миру чуть ли не с раннего палеолита. Недаром они вчера свою шоблу окрестили Охотниками. Планы-то возникали кипучие! Чуть ли не робингудовские. Правда сходственного опыта никто не имел, и мероприятие казалось несообразно новым, неведомым, а потому по трезвянке до конфузности чуждым, неудобным и отвращающим. Это тебе не уголёк в забое ковырять! — размышлялось всякому из них, понеже каждый из этой троицы из поколения в поколение — шахтёр. Иначе высказываясь, труженики, привыкшие зарабатывать свой хлеб киркой и лопатой. Только вот на сегодняшний день состояние условий жития обстояли куда как худо. Шахты, какие позакрывались по нерентабельности, какие посокращались до минимума; в целом, дело швах! А выживать-то трудовому народу как-то надобно. Они нередко наблюдали, когда гонялись в футбол на пустыре-стадионе, как подъезжали гружёные легковухи, «Газели» к открывшемуся полгодика назад пункту приёма вторсырья, находившемуся рядышком, с боку-припёку привалившись к кавалькаде кооперативных гаражей. А ведь они уже тогда, попав под сокращение, перебивались от случая к случаю мелкими халтурками и изнывали от поисков работы. Он-то, если разобраться, этот пункт и стал основанием, побудившим их пойти на этот шаг. Не ко двору пристроенный павильончик (со всей происходящей возней внутри, да поблизости) именно и спровоцировал такое их отношение к создавшемуся навороту — почитай, как контрмеру к возникшему раздражителю самолюбия. В конце концов, дал импульс — этой их обозлённой, так называемой, назревшей «охоте на ведьм». Конечно же, молодчики, отважившиеся ступить на стезю бандитизма, рассуждали. «Под наше попечительство попадут ни какие-то жалкие бомжи, еле передвигающиеся инвалиды да пенсионеры. Наше намерение — преследовать шустрых как электровеники деньгозагребал, так называемых «металлистов», что гребут бешеные деньжищи. Где берут железо? Шут его знает» … Сарафанным радио озвучивались сведения, будто бы с товарняков где-то тырят. «Где? Как? Бесноватый ведает».

Троица выбралась к пустырю. Выйдя на приволье, дебютанты разбойничьего дела неторопливо пробрались к обусловленному увеселительному центру — их футбольному полю. Сейчас бескрасочному и вызывающему скуку. Наличествовала полагающаяся атрибутика: высились самодельные, но вполне капитальные с двух сторон ворота; щеголяла белесая разметка, кое-где поистёртая, но в общих чертах видима. Играй — не хочу! Собственно, местечко обозначалось таковым, где не единственно можно в удовольствие попинать мячишко. Здесь, бывало, они — и в лапту играли, и в слона … и даже в карты, сидя на травке, перекидывались.

Слева, за репейной гущей, виднелись гаражи. И там же возвышался, несуразно присовокупившись, этот, с надвинутой на манер таблетки кровлей, «злополучный» пункт приема вторсырья, подле какового толпился поджидающий люд. Там же, как бы некстати, чуть в сторонке от общей массы люденсов возвышались их двое соратников, то бишь остальные бойцы из ныне провозглашенных Охотников. Ещё издалека эти красавцы своим покроем откровенно выделялись из всей этой «разнокалиберной» толпы — и ростом, и атлетизмом. То были их ребятушки — Террорист и Ковбой.

Подошедши к ожидавшим парнягам и прекрасно понимая, что броско выделяются из всей этой, изъясняясь их терминологией, «шелупони» — как баскетбольная команда в детском саду, они безрадостно по-свойски поприветствовались. С предубеждённой полновластностью оглядывая свысока обступающую мелкотень, каждый порознь взятый из команды возвышающихся громил немножечко воспрянул духом, сполна наполнив грудь ублажением в надежде на лучшее. Как-никак, но любой из них — пребывает в строю надежных «бронебойных» парней. И напрашивается мысль — а может и в самом деле, поставлена правильно точка! И что тут киснуть, да кручиниться?! Выкарабкиваться-то приходится. Вот теперь они и будут это делать стаей. Наступило время забирать своё — собирать плоды неоцененных задатков. Остаётся только действовать. В таких случаях говорят: «Никто не хотел убивать — но в бой шагали строем». Или, как мыслится, случалось в старину, когда император Темучин (Чингисхан), получив от бояр откуп золотом за не вторжение в град, но смекая, что его войско без приказа, желая самоволия и крови, уже движется на приступ, умилённо улыбаясь, выговаривал: «Пущенную стрелу нельзя остановить». И все недомолвки (вытесняемые биомагнетизмом толпы), все мелкие душевные несогласованности, чьи-то эндогенные недопонимания, нелепая неуточнённость, несогласия или сомнения, а также присущие иным мягкотелость, добродушие и тяга к всечеловеческой справедливости … — всё это! Теперь оставалось у каждого, лично, в сердце — и буквально растворялось в воздухе как глупый и неуместный измышлизм. Заметьте, сообща — зло вершится несравнимо легче.

Покуда заговорщики стояли в подкарауливании, как и было наперед обговорено, у них на подхвате подвязан лазутчик (в сущности, пацанчик этот, по кличке Пуля, притязал не только на роль наводчика, но и негласного вожака). Они, давеча не обнаруживаясь заприметились, когда тот, проходя мимо, на расстоянии небрежно походя глянул в их сторону. Этот, невысокого росточка человечек, вообще не любил выстаивать в кругу приятелей, ибо чурался личной мизерности, а чувство собственного достоинства претило ему «красоваться» посередь поголовного их великанства. Подельники перекинулись едва заметными кивками, после чего Пуля, подстрекаемый и взбодрённый непробиваемым тылом, шмыгнул прыткой ящеркой в полутьму запахнутых ворот утильприёмки. Пожалуй, соизволю познакомить вас с новым героем повествования. Наверняка достойного, пусть и криводушного, но как-никак, а всё-таки касательства. Вечор, кстати, он не пьянствовал в их окружении, будучи давнёхонько семейным персонажем, умудрённый специфическим благоразумием дражайшей половинки. Как матёрый рыжий котяра, бестия, всюду и ранее хаживал сам по себе, обособленно. А теперь и подавно, окромя своей семьи он никого не признавал. Бывший однокашник этих каланчей, как он выделял «спортивных никудышников», был в угоду своих преимуществ до чрезвычайности расторопный, на редкость осмотрительный и сообразительный человечишка. За что собственно и получил — это необычное прозвище, а ведь эти гиганты его уважительно чествовали Пулей. И, если уж по чести выговаривать то, что-то в нём действительно присутствовало роковое, что-то такое скрытное и пронзительно холодное, металлическое (хоть и мелкое). Пуля, со всей своей неприметностью, с неизвестно каким образом увязанной вездесущей сноровкой весьма талантливо проявлял инициативу. Вот и сегодня он всенепременнейше в авангарде! Тем более в этом новоиспеченном «королевстве» деятельности, которое он сам на безденежно-бедственном досуге вымудрил, да и заагитировал братату.

Куце выпячивая, покамест начинающие лиходеи нескромно мозолили глаза публике, Пуля (один из соратников), уже просочившись в помещение конторы, с простецким безобидным видом (вроде как, причастно присутствуя) сойдя всем или неведомо кому за своего, производил разведывание. И не поверите! Но недоросток даже ухитрялся подсоблять будущим жертвам. Отсюда следует, что он, находясь напрямую в котле событий: и при взвешивании слитков, и при конкретном отсчёте денежных средств — оказался свидетелем происходящего. Между прочим, не успели работяги выйти на улицу, а наш «пострел», как говорится, «везде поспел». Он, подойдя к ожидающей братии (не акцентируя причастности), уже указывал на потенциальные жертвы, раздавал налево и направо бойцам надлежащую информацию: и их погоняла, и суммы …
У пареньков, приехавших сдавать металл, всё следовало по шаблону. Как только кузов грузовика освобождался от чугуна и покуда Мышка с Дроздом занимались последними расчётами с работником приёмки, пожилой водитель выполнял дежурное действо. Так было и сейчас, развернув тарантас, он откатил и заглушил его несколько поодаль, на обочине, освобождая проезд другим автомобилям. И не выходя из кабины, ожидал арендующих колымагу.

Только ребята в хорошем настроении вышли из калитки ворот, только двинулись к поджидавшей их Газели, как вдруг молодняк обступила со всех сторон шобла здоровил.

— Ну что пацанчики! Кто тут из вас Мышка, кто Дроздишка? Отойдёмте-ка в стороночку, — подчёркнуто гостеприимно указал Оскар рукой на пустошь в зарослях репья, словно приглашал дорогих гостей к праздничному столу, — побалакаем тут недалеченько, полопочем о том, о сём … — радостно и непринуждённо ворковал он, к собственному удовольствию наблюдая, что незнакомцев обступают со всех сторон сотоварищи. Врубившись в замес и инициативно подхватив начинание, инспиратор всеусердно выстраивал развитие благоприятной ситуации. Гангстеры, налетчики или, куда проще, отымальщики приспевали сразу с пяти сторон: деваться-ныкаться было некуда.

— Меня зовут Оскаром … — не прекращал лиходействовать «экспроприатор», потихонечку подталкивая растопыренными пястями ошалевших хлопцев. Он аккуратненько, с пассивным насилием оттеснял попавшихся в «сети» лохариков, не проявляя открытой агрессии, дабы захваченная врасплох мелюзга не возопила со страху, попытавшись привлечь на подсобу сторонних. Оскар также всячески старался не выказывать и собственной взвинченности. А посему не переставал оттенённо вежливо и напевно мурлыкать, опознавая, что волей-неволей доводится импровизировать.

Излишне и беспричинно ласково (хотя и желчно) импровизатор заключил:

— … Но меня, к вашему сведению, не надо звать … — сообразил он, что оплошал представившись, — я сам прихожу, такая у меня особенность имеется, господа-хорошие.

Поступательно медленно, но уверенно прищученных мальчишек здоровилы оттёрли за гаражи в пустырь. Здесь, на махонькой лужайке, посредь зарослей лопуха да репейника и начались дальнейшие, ничего хорошего не предвещающие, объяснения.

— Каким это ветерком — каким аквилоном — вас сюда занесло, гаврики?! — полушутя или даже с ярким оттенком дружелюбности поддержал натиск дружка Базорчик. Определённо входя в раж и чуть ли не в открытую наслаждаясь своей эрудицией и красноречием, он теперь широченно зубоскалил. — Мне до жути интересно, чем привлёк наш скромный шахтёрский посёлочек таких важных деловых особ?

— Слушайте, братва! А вообще, что тут делают эти школьники? — вмешался Брюсик, взабыль недоумевая и непрошено намереваясь смягчить нахрапистость сподвижников. — Я, что-то ни хрена не втюхиваю. Их самое время тотчас за партой рассиживаться.

Ему всё, буквально — всё! — не нравилось. И эти кривляния, и ужимки его дружбанов перед школярами его повергали в несосветимое бешенство. (Да разве ж он смог бы причинить этим ребятёнкам вред???) А это циничное издевательское лепетание Базорчика? Оно своей язвительностью проскрежетало как гвоздём по стеклу по его оголённым нервам. Взвинчивая раздражённость и раззадоривая гнев, ибо он знал реальный исход всего этого позорища. Но в особицу его гнобила въяве происходившая несообразность, которая — ну никак не укладывалась в его голове. А состояла она в том, что какая-то мелкота — в сущности, дети! — каким-то неимоверным порядком зарабатывает деньги (как он краем уха слышал: сумасшедшие!), а они, здоровенные мужичары, рукопашники! сейчас примитивно хотят этих сосунков обчистить до нитки, воспользовавшись и численным и силовым превосходством. Ох, и стыдобища же!!! Ну, никак это не вмещалось в черепной коробке, не встраивалось в его психику.

Весь этот волнительный период Сергей и Андрей пребывали, если подразумевать, будто бы в испуге или оторопи то всего-навсего означает отобразить очередную кривду. В головах промелькнуло многое, но … впервые столкнувшись с подобной непредвиденностью, они оказались не то что бы в глубочайшей неясности или в растерянном неразумении, а однозначно представили себе полнейший крах. Вначале, что собственно и привело их в неописуемый гипнотический транс или, коли быть высокоточным, в такое одеревенение — они вообразили, что поймались в западню сотрудников транспортной милиции, каким-то образом, выпасшими их. А что тут несоответствующего?! Опера и одеваются так же — косят под гражданских; да и ведут себя, обступившие — представительно и нахраписто …

Однако присмотревшись, почти не сходя с места, прояснилась подлинность, и они синхронно пришли к верному выводу, ибо милиционерам не пристало представляться погонялом, типа Оскара, да и не обзывают оперативники друг друга «братвой». Ребята, моментально сообразив, — кто перед ними, приободрились. При данных-то обстоятельствах, что они могли потерять? Ну, одноразовый заработок … и вся недолга. Не станут же их умерщвлять за «копейки» эти братки и уж тем более прилюдно. В крайнем случае, побьют для острастки или наглядности (а что им эти пара тумаков да затрещин?) Это же не так плачевно, не так губительно для дела, как, если бы в реальности эти мордовороты представились служителями закона. Понятное дело, что это наезд и наехали рэкетиры и сразу видать — местные.

— А что вам собственно от нас нужно? — как можно спокойнее, будто бы совсем ничего не петря, поинтересовался Сергей. — К чему эти овации? — через силу раскованно распространялся он. — К чему такая помпезность, да ещё такой почётный караул, дяденьки?!

— Конечно же, не для того, чтобы вас поприветствовать … — едко проворчал наново масштабно улыбающийся Оскар, однако покоробившись невозмутимостью и борзостью пацана.

— Вообще-то, это ограбление! — как бы вскользь оповестил Базорчик.

— И что … прям так средь бела дня? — переспросил Андрей, больше удивляясь, нежели испугавшись. — А не опасаетесь?!

— А чё нам дрейфить? Вы воруете — мы грабим. Мы начнём воровать — вы нас ограбите. Как говорится, всё чин чинарём! вполне обоснованно получается. — Вновь любезно и на этот раз по-своему весьма аргументированно проворковал Оскар, растягивая до неимоверности речь и лыбу.

— Полагаю, мы не станем сейчас обсуждать степень тяжести статей уголовного кодекса. Сравнивать кражу с грабежом. — Вовсе не полагаясь переубедить кого-либо, говоря скорее для того чтобы просто говорить, вставил Сергей, глядя на обступающих со всех сторон бугаев, меж словами притискиваясь Андрею спиной к спине.

— Ути-пути, какие мы, однако, просветлённые … — словно разговаривая с младенцем, пролепетал Ковбой, и тут же посерьёзнев, процедил сквозь зубы. — Изрекаю кратко и доходчиво, если не хотите один-другой месячишко проваляться в больнице (больничные вряд ли вам помогут!) выворачивайте кармашки, а то сию минуту нарушим вашу трудоспособность.

Это предупреждение прозвучало строго в императивной форме, но между тем и в самом деле круг нет-нет да вполшага, а непоколебимо сжимался. Один лишь Брюсик не шевелился. В общем обозрении было видно, что окружившие и неотвратимо наступающие бандюганы настроены конкретно и категорично. Нервозность ситуации как-то тягуче вздрагивая — дёргано зашевелилась, задышала … но пока никто не нападал, словно чего-то выжидая. Ярко испытывались и острота, и накал обстановки — жутчайшая напряжённость! Мальцы отчётливо понимали, что навряд ли им удастся одолеть гигантов (которым Сергей был буквально по пояс) или каким-то способом ухитриться улизнуть от налётчиков.

— Погодите, погодите … — Андрей несознательно попытался, уже впадая в отчаяние, пусть наобум, но затормозить приведённую в действие и движущуюся на них с другом, в какой-то мере разрозненную и в то же время, весьма спаянную махину. Именно махину! Чуя мощь и опасность нутром (словно съезжалось пять тракторов!) Он чётко осознавал, что с добычей приведётся распрощаться. Времени, казалось, совсем не было, и юноша запальчиво подгонял, непредумышленные и без поставленного направления, аргументации:

— Мне почему-то так думается, что вы, дяденьки, ещё новички в вашем бандитском деле.

— Гляньте-ка, какой он проницательный … — с издёвочкой заметил кто-то из крепышей.

— Да нет, правда! У вас лица добрые, не испорченные … похоже, вы впервые сподобились шагнуть на большую дорогу … — непослушным ртом лапидарно, но и торопливо выговаривая слога, выжимал из себя Андрей. Невольно сжимая кулаки и на что-то надеясь, пацанёнок походу уповал на чудо. Живо вертя головой, оглядываясь по сторонам и переступая с ноги на ногу, он самоотверженно приготовился оказать посильное сопротивление здоровякам. А силы до смехотворности не равны!

Сергей наряду с этим, умственно, почти хаотически, перебирал всевозможные варианты выхода из неожиданно сложившейся неблагоприятности. Он разумел, что, если ввязаться в рукопашку то, безусловно, получится в аккурат так, как и обещал, предостерегая их, один из этих кексов, то есть — им будет и в самом деле проложена прямая дорожка на больничную койку. Понятно, как божий день, что их ожидает пренеприятнейшее завершение; потому, как и со стороны милиции возникнут неудобные вопросы, попади они в стационар, которая будет оповещена медперсоналом. Им ничего не останется как молчать! — ибо рыльце-то у самих в пушку. Какого рожна, они очутились в столь далёком районе, вне города, в часы школьных уроков? Следовательно, может случиться страшное. Вскроется правда-матка и — пиши-пропало. Так что нечего геройствовать! Придётся отдавать выручку.

«Что делать? Думай, соображай Серёжа» … — твердил он себе и нисколько не боялся побоев, его больше волновало благосостояние семьи. Что будет с ней, если он вдруг сляжет? «Нет! в клинику нам никак нельзя, а костыли куда хуже! Это надолго. А мужички-то, виднёшенько же, неплохие мужички — спортивные, хоть и перегаром прёт. Только в отчаянии они, а могут и пригодиться» …

— Стойте! — неожиданно осенило его. — У меня возникло ценное деловое предложение. Судите сами, если вы сейчас заберёте весь прибыток то, естественно, мы здесь больше не появимся. Это не единственная точка. Согласитесь, весь город ими понатыкан. Так что мы найдём, куда нам обратиться и других предупредим, да и осторожнее впредь сами будем. Подстрахуемся. А вот вы, если не послушаете меня, потеряете, так сказать, клиентов — постоянных плательщиков! — задыхаясь от волнения, торопился Сергей. — Закругляясь, скажу так: я готов заплатить каждый раз обговорённую сумму. Ну, скажем: пять или десять процентов от выручки. И это в виде оплаты за услугу, а услуга ваша будет заключаться в охране. Не ровён час, с подобными запросами могут, и другие товарищи здесь или где угодно образоваться. Так что вашей работой будет крышевание нашего бизнеса. И само собой за денежку. А отношения наши теперь будут выстраиваться вполне законно даже на основании правосудия, по закону того же государства. Ну, так как? Думайте! Прикрытие по договору. Я понимаю, вас много … но и таких как мы тоже немало. Работайте. Ищите. Договаривайтесь. Собирайте опекаемых …

Он выпалил рекомендацию на одном дыхании. Некоторое время исполины переглядывались ошеломлёнными, переваривая в умах призыв щусёнка. Иные очумело, ещё не врубаясь в суть предлагаемого, хлопали зенками — затруднённо вникая в услышанное контрпредложение. Малость погодя, уловив глубинный смысл высказанного, от существенности которого значительно затуплялись острейшие наконечники их собственных внутренних разногласий и расхождений, заметно воспрянув духом, Журавлёв вскликнул:

— Слушайте, братцы! а ведь он дело толкует.

Оживлённый, всеохватывающий, может быть даже неистовый, ржач оглушил пространство. Прибежал, взбеленённым и взвинченным, весь трясясь и пыхтя, с зажатой монтировкой в остервенелой руке, старикан-водила, Павел Кондратьевич. Откуда-то узнав о случившемся, он взбудораженный прискакал сюда и теперь враждебно оглядывал грамил, окруживших его малолетних друзей. Этих добрых и беззащитных мальчишек. Дед застыл пьедесталом … огорошенный, неожидаемой безвраждебностью и расслабленностью обстановки. И слава Богу! Разборка завершилась бесконфликтно. возвышались

Продолжение следует ...