Преодоление. Часть 1. Прыгуны. Глава 19. Волки

Глава 19. «Волки»
Тула. Центральный район. Однажды полночью.

          Ресторация «Отдых». Несмотря на то, что данное увеселительное заведеньице, с бледным фасадом и аляповато-обшарпанной (едва ли не кустарной) вывеской, находится в Центральном районе, на проспекте Ленина (изначальной и главной магистрали областного центра) визуально представлялось, будто бы оно размещается по меньшей мере где-то на задворках, на отшибе населённого пункта. Фактически — это второсортная малопрестижная харчевня с немудрящими завсегдашними атрибутами: гудьбой, выпивоном, закусоном и нередкими пьяными потасовками. Единственно, что давало ей сходство с рестораном так это наличие музицирующего ансамбля. Ближе к вечеру за столиками заведения, как водится, собираются для своих пресловутых развлечений компактные компашки (в основном мелкого и среднего достатка), назначаются свидания просторечными парочками, да наведываются сладострастники, чтобы "оттопыриться" и, как заведомо разумеющееся, для поиска наивных глупышек или доступных распутниц. Высвечивая коротко, публика скапливается здесь для выстраивания новых знакомств, в простонародье прозываемые «съёмом».

          Как не уверяйте, а глушь — она, и есть глушь. Здесь, на Зеленстрое, невзирая на множество упирающихся в небо многоквартирных высоток и днём-то (за вычетом часов пик) не особо многолюдно. Доводится, летними тёплыми вечерками прогуливаются по микрорайону мамочки с грудничками в колясках, бывает поторапливаются припозднившиеся закупщики универсамов, да и прохаживаются благовоспитанные пожилые парочки. Зимой, как заведено, тут примиренно и пустынно, а про ночное или полунощное время, вообще безмолвствую!

          Но да перенесёмся вглубь ресторанных погуляшек. С кратковременными передышками, однако до чрезмерности навязчиво и шумливо гремел вокально-инструментальный ансамбль. Музицирующие искусники кучковались квинтетом, разместившись неимоверным образом на махонькой площадке близь выхода. Репертуар песен исполнялся избито-популярный. Иногда одну и ту же вещицу неоднократно повторяли на заказ. Худенькая и своеобразно пёстренько разодетая вокалистка-дамочка с заурядным голоском, нескрываемо подражавшая Пугачевой, распевала поистасканные шлягеры под аккомпанемент, различного возраста, четверых мужчин. Лица аккомпаниаторов (в отличие от певицы) содержались до перебора «глубокомысленными» или, наверное, хмурыми, словно музыканты изводились хроническим похмельем. Как полагается, здесь выкаблучивались и гитара-ритм (исполнявшая и соло), и гитара-бас, и синтезатор, и неотменно барабанил барабанщик. По-лакейски шныряли официанты. Обслужив заказчиков, шустряки выжидающе, весьма осмотрительно, притыкались к общему ряду выстроившихся коллег, с метрдотелем. Блюдоносы, барственно-важнецки сложив руки на груди, самодовольственно посматривали на гуляющую колготу. 

          Музыка, шум, крик, гам, разгул рекреаций — дым коромыслом. Клиентура гудит! Потребители вина, водки и не богатой разнообразием закуски развлекаются полным ходом. 

          Из всеобщего числа посетителей, вовсю отвязывающихся этим славным вечерком, из нетрезвого вульгарного скопища, пожалуй, сразу выделю двух молодых парней. Этот вычурный и вместе с тем неброский малозаметный дуэтец, в противовес ото всех, совершенно не заказывал спиртного и довольствовался (чисто символически) по порции, так сказать, на рыло «котлетой по-киевски». Ну и чтобы яство не поедать всухомятку ими было заказано в довесок по большому стакану фруктового сока. К месту подметим, эти посетители ни разу, вот уже за последние полтора-два часа, не закурили. По всем вероятиям, вовсе некурящие. Спортивная парочка или, проще говоря, крепыши ловчили (пускай немного деланно) как можно непринуждённее восседать посередь гуляющих кутил. Они стойко вытерпливали быдловатые возмутительности окружающего бедлама и удивительно уравновешенно переносили пребывание в тлетворных клубах сигаретного дыма и спиртовых паров.

           Один из них, представлялся подтянутым и довольно-таки привлекательным парнягой лет двадцати с хвостиком. При высоком росте и атлетическом телосложении, симпотяжка обладал широкоскулым мужественным обличьем, был сероглаз и носил причёску-площадку. Другой крендель, с рыжеватым коротким волосом (оболваненный чуть ли не налысо), располагал белесоватым суховатым личиком, испещрённым оспенными шрамами. Выглядел субъект куда старше сотрапезника, самое меньшее лет на пяток. Его антропометрические данные разительно отличались от внешних показателей товарища. При плотном ширококостном туловище он значительно уступал корифею ростом, но и тучным его тоже нельзя было назвать.  А вот что особенно их отличало от других присутствующих — так это то, что у обоих на костяшках кулачищ (и это приметно бросалось в глаза!) присутствовали бело-желтоватые надавыши вроде мозолей или огрубения кожи. Такие же наличествовали и на фалангах. Что характерно! специфические следы на кулаках обычно остаются при ежедневном и регулярном оттачивании прямых ударов на специальной доске «макивара» в японском единоборстве «карате-до».

          Облачённые в футболки, джинсы и кроссовки типчики посиживали в углу огроменного зала с примитивными квадратными колоннами и высоченными потолками. Помещения, пусть на сегодняшний вечер и избыточно переполненного веселящимися, но на редкость светлого и просторного. Пареньки расслабленно отдыхали, расположившись у стеночки за столиком (со стороны выхода), у самого начала панорамного окна, простирающегося во всю внешнюю стену и зашторенного плотным, не пропускающим света, габардином. Однако и утверждать об их, так называемом, отдохновении было бы весьма опрометчиво, ибо в наружности парней чувствовались и напряжение в виде озабоченности, и настороженность, да и вели они себя как-то нарочито корректно или даже подчёркнуто деликатно. С места, где спортсмены проводили этакий свойский и стеснённый «расслабон» для них открывалось изумительнейшее осматривание всего зала. Видимость была великолепная. Присутствующая толпа гуляк представлялась для обзора как на ладони: и сидящие вокруг да около за столами шумливые компанийки, и повсюду снующие, и танцующие парами или в одиночку индивидуалы. Если разобраться, всё-таки весьма причудоковато смотрелись именно эти два посетителя, не участвующие в закрученном и многоголосом сабантуе, будто бы специально и пришли сюда лишь затем, чтобы малость перекусить да полюбоваться на глупо шатающихся разнузданных вечеринщиков и нескромных в подпитии дамочек. Так или иначе, обнажённо проблёскивало, что двоица несомненно кого-то выискивала, как бы выбирая или — выслеживая! (Не оперативники ли?) Молодчики время от времени переглядывались. От случая к случаю многозначительно и малоприметно перемигивались, осторожничая и стараясь держаться особнячком, дабы не привлечь к себе чуждой участливости. Но и между тем с огоньком поглядывали на разгорячённо фланирующих в бесконтрольном угаре бесстыдниц, пребывающих в женских или гетерогенных компаниях; опьянело резво или пьяно-полусонно танцующих, веселящихся и в одиночестве, и с воздыхателями. Расфуфыренные обольстительницы расхаживали павами, нацепив (для такой-то вечерухи!), наверное, все имеющиеся в наличии драгоценности. Во хмелю, вероятно избирательно амурничая, некоторые из завсегдатаев (среди бабников или самочек) качаясь и не имея терпения отсиживаться на месте, слонялись по залу и вестибюлю. Кучками, парочками ли контача и флиртуя (кто шумно, кто полушёпотом) переговаривались, громко гогоча или скромненько хихикая, общались. Короче, целенаправленно тусовались … а время подкатывалось к финишу, к закрытию кабака.

             — Мотор, у нас нонче Дюмин губернатором? — промежду прочим и малопонятно к чему осведомился старший из двоих непьющих и некурящих. Сам он, ловко орудуя ножом и вилкой, разрезал котлету на кусочки помельче и по одной натыкивая на вилку, культурно отправлял их в рот.

             — Ну да, что-то вроде того … ты же знаешь, Винчестер, я особо не интересуюсь политикой. А чего это внезапу тебя заколыхал такой вопросик? Неужли сам надумал баллотироваться? Хе-хе-хе.

             — Кто знает. Поживём-увидим. — Доброжелательно ухмыльнулся Винчестер, — нам, волкам, надо думать о будущем. Главное, чтобы волки не оказались тряпочными.

            — Есть такой коленкор. Без базара, не окажемся. Но к чему ты спросил??

          На этот вечер, это был практически весь их словесный переброс. Буквально всё — что вылетело из их уст. Молчаливость и немногословность, в конце концов, сдержанность в высказываниях, видимо и объединяла эти две «угрюмые» натуры. Ничего не ответив на поставленный вопрос мужичок, которого назвал человек по прозвищу Мотор Винчестером, выразительно посмотрел собеседнику в глаза, малозаметным кивком указав на расплачивающегося с официантом пижонисто разодетого здоровущего джентльмена и его спутницу. Кстати, модерняга (что махом наскакивало на глаза) по всей видимости был из разряда обывателей, которые обожают прихвастнуть перед девицами и широкой публикой собственной безбедностью. На шее у него красовалась увесистая панцирного плетения золотая цепь, а на пальце поблёскивала шикарная жёлто-оранжевая печатка. При расплате с прислужником франт делово покрасовался солидным бумажником, битком набитым деньгами. Молодуха, ещё пуще обвешанная золотом, тем не менее, сильно перебрав, вела себя распущенно — зачастую не к месту, а порой с кем ни попадя кокетничая, да расхлябано и придурковато рисуясь перед своим кавалером. Мышечный орган в полости рта, участвующий в воссоздании говора, у неё предательски заплетался. А вот фигурка была, конечно, соблазнительно-статная (впрямь-таки блестящая!) без изъянов, да и на мордашку девица выглядела весьма привлекательной. Воздыхатель, не менее отравленный этиловым спиртом, совсем не обращая внимания на посторонних, разухабисто лапал барышню за её шикарные, откровенно выказывающиеся, из-под почти отсутствующего платья, прелести. Его явно снедало нетерпение.

          Мотор и Винчестер, при получении заказа, как правило, всегда и везде рассчитывались с официантами сразу и теперь не повязанные ничем, без напряга покинули столик и молча проследовали за покидающей ресторан парочкой. Осовелые и «разнеженные» алкоголем влюблённые гулёны, выйдя из богадельни, непринуждённо зашагали вдоль улицы, стандартно освещённой фонарями. Думается, кто-то из них где-то здесь недалече проживал, поэтому они, мило беседуя, побрели никуда не торопясь, как бы прогуливаясь перед скорой близостью и сном.

          Полночь. Темень. Случалось, полюбовнички останавливались и взасос подолгу лобызались, причём сознательно старались это делать в более тёмных местах. Наконец оторвавшись друг от друга, и закончив милования, «олицетворение взаимности» разнежено бралось за руки и, ведя задушевный отвлечённый разговор, растягивало неторопливый полуночный променад. Возлюбленные, совсем не подозревая, что за ними кто-то увязался, одухотворённо продвигались вдоль улицы. То вдруг остановившись и беззаботно хохоча, пылко обнимались. А то неловко пошатываясь, в порыве возвышенных чувств закружатся в вальсе, дабы тут же снова слиться в объятиях.

          Меж тем две крадущиеся тени, невидимые для воркующих голубков, с терпеливым азартом хищников (подстерегающих добычу) из разных прикрытий наблюдали за преследуемыми объектами. Они стояли неподалеку от возлюбленных, укрываясь порознь, притаившись во мраке, каждый за отдельным стволом дерева … и — поджидали удобного для атаки мгновения.

         С двух противоположных сторон, как внезапный порывистый ветер, налетели «Волки». В полумгле прозвучало всего два еле различимых, посереди шороха изредка пролетающих авто, глухих и коротких хлопка. Не было ни вскриков, ни других левых звуков. Мужчина и дама, оглоушенные хлёсткими ударами, нелепо распластались на мостовой без видимых признаков жизни. Обладатели тех же теней, неторопливо ознакомились с содержимым карманов и дамской сумочки. С лежащих бесчувственных тел преспокойно были сняты: цепочки, серёжки, кольца, перстни, печатка …

Продолжение следует ...