Мать химика

XXXIII глава
В летний погожий день, в небольшом доме, сокрытом густым зелёным садом, где вдоль высоких деревьев петляла выложенная гравием дорога, царило оживлённое беспокойство, не свойственное этому тихому месту. В половине Менделеевых собрались люди: соседи, родственники. Всем руководила, заправляла Марфа Никаноровна, что, чуть приподняв рукава платья, металась между залом, где в полном страхе сидели мужчины, и спальней, в которой собрались женщины. Две замужние сестры Ивана Павловича находились постоянно при Марии Дмитриевне, подбадривали словами добрыми, читали молитвы.
Но когда же? Когда? Этот вопрос вертелся у всех в голове, но, прежде всего, о нём то и дело вопрошал Менделеев, когда видел в дверях уставшую Марфу Никаноровну с влажным от пота лицом. но женщина лишь разводила руками, добавляла, что сие вопрос времени и только Господу ведомо завершение, после чего возвращалась в опочивальню. Как только женщина скрылась за соседней дверью, Иван Павлович резко вскочил с места, заходил крупными шагами по гостиной взад-вперёд, то и дело останавливался, к чему-то прислушивался. На него не то с усмешкой, не то с недоумением поглядывал Василий: он, не в пример первому, сидел немного вальяжно в кресле, положив ногу на ногу, его взор устремлялся то в окно, то на Менделеева, то на узорчатый меховой ковёр, и казалось, будто ему нет дела до всего происходящего, но дабы поддержать мужа сестры Корнильев проговорил:
- Иван Павлович, вам бы чаю испить или выйти погулять в сад.
- Не могу я, сил не осталось ожидать. Сколько минуло времени, а всё никак, - немного постоял в раздумье, затем прибавил, - нет, я всё же пойду к Марии.
- Не стоит ходить туда, Иван Павлович. Женщинам виднее.
- А ежели Мария не справится и отдаст Богу душу, тогда что мне делать?
- Мария сильная женщина, она нашего рода, а у нас женщины легко с этим справлялись.
- Господи Всемогущий, дай то силы! - Менделеев осенил себя крестным знаменем и тут вдруг из спальни донёсся истошный крик Марии. Иван Павлович и Василий Дмитриевич замерли, на их лицах выразился непонятный, новый страх.
Мария Дмитриевна, метаясь по кровати, разрывалась от боли. Волосы и лицо были мокрыми от пота, белая муслиновая рубаха потемнела от пятен, но сама она, не замечая вокруг себя ничего, продолжала надрываться от крика, ловя ртом воздух. Две её золовки с правой и левой сторон поддерживали её за руки, ободряли ласково, с любовью:
- Ну же, милая, потерпи, ещё немного.
- Не могу больше, не выдержу... - сквозь крик вторила почти выбившаяся из сил Мария.
- Не надо так. Всем женщинам Господь вверил силы.
- Рождение нового человека - великое свершение, чудо Господнее, - добавила младшая сестра Менделеева.
В комнату несколько неуклюжей походкой вошла Марфа никаноровна, в руках она держала глубокий медный таз. Поставив таз у кровати, женщина помогла Марии лечь на спину, плотно взяла её колени согнутых ног и неожиданно-повелительным тоном проговорила:
- Мужайтесь, Мария Дмитриевна, дитя должно вот-вот увидеть Божий свет.
- В добрый путь, - тихо молвила одна из золовок.
Мария напряглась, сжала кулаки, стиснула от боли зубы так, что они заскрипели, готовые вот-вот раскрошиться. Марфа Никаноровна дала знак собрать все силы, ещё немного... Но Мария упала головой в подушку, сквозь слёзы воскликнула:
- Мочи нет, не могу.
- Можешь! Немного осталось, - скомандовала Марфа Никаноровна и та, словно по мановению невидимой руки чуть приподняла голову, напряглась, не чувствуя ни боли, ни усталости и вдруг всё разом оборвалось, а сердце окутала неизвестная светлая теплота: на руках женщины неистово кричал ещё совсем маленький красный младенец, заглушая своим долгожданным появлением все пережитые страхи и боли.
Пока женщины пеленали малышку в толстые белоснежные пышные одеяла, Мария Дмитриевна без сил упала в подушки, её две растрепавшиеся толстые косы повисли до самого пола. Старшая из золовок на осторожных руках поднесла к ней крохотный свёрток, новоиспечённая мать приняла его, с замиранием сердца вгляделась в это теперь родное милое личико с маленьким, чуть вздёрнутым носиком.
- Это сын? - тихо, со скрытой долей надежды спросила Мария.
- У вас родилась дочка, прекрасная здоровая девочка, - ответила несколько сконфуженная Марфа Никаноровна, ибо ранее была уверена, что у Менделеевых родится сын.
Слёзы умиления выступили на больших глазах Марии Дмитриевны и две капли скатились по влажным от пота щекам. Она ещё сильнее прижала к себе младенца, счастливым голосом с улыбкой промолвила:
- Моя дочка, моя маленькая доченька.
Малышка зашевелилась, громко чихнула. В почивальню ступили Иван Павлович и Василий Дмитриевич. Новоявленный отец, час назад терзаемый сомнениями, а ныне счастливейший из смертных, приблизился к ложу, с замиранием сердца взглянул в крохотное розоватое личико - голубые глазки тут же уставились на него. Марфа Никаноровна поспешила к Менделееву и по-соседски поздравила с рождением дочери.
- У меня родилась дочь? - спросил он, поглядывая то на младенца, то на жену.
- Да, дочь. Но разве ты не рад? - спросила в ответ Мария и её уставший. вымученный взор устремился в глаза супруга.
- Как же я могу быть не рад, коль дитя даётся свыше? - он протянул руки вперёд, взял неловко младенца в свои ладони и широкая улыбка умиления осветила его до того серое лицо.
Какое-то время он качал дочь на руках, поднёс её Василию, тот лишь взглянул раз и без доли интереса отвернулся: ему было всё равно на племянницу, ибо не в его планах оставаться в Тобольске - душой он давно находился уже в Москве. Но Иван Павлович либо старался не замечать, либо действительно не видел равнодушия шурина: уж довольно многое он пережил за этот день, а ныне был слишком счастлив, чтобы предаваться новому унынию. Приблизившись к постели, неловко держа младенца, Менделеев передал дитя жене, Мария улыбнулась, её глаза излучали в сей миг непомерную душевную теплоту. Он склонился, тихо молвил, посматривая на сонное детское личико:
- Я назову дочь Марией - благодатное, священное имя.
Одна из сестёр чуть поддалась вперёд, попыталась было возразить брату:
- Негоже, Иван. называть дитя в честь родительницы, несчастье может случиться.
- Молчи! Всё это глупые байки безграмотного люда.
Через несколько дней Марию-младшую крестили в Богоявленной церкви Тобольска - в той самой, где когда-то венчались Мария Дмитриевна и Иван Павлович. У паперти сидел одетый в рогожу юродивый, причитая тонким голосом, крестил всех входящих и выходящих, благословлял их стихами из Писания, богомольцы бросали в его тёмную грязную ладонь монеты. А напротив юродивого стоял с коробом отрок лет одиннадцати с одними белками заместо глаз; опираясь лишь на слух, малец неистово крестился, кланялся в пояс, повторял раз за разом:
- Подайте сироте Христа ради. Подайте.
Вышедшие из церкви Менделеевы вместе с крёстной матерью Марии Еленой Ивановной из рода Киселёвых положили монету сначала в короб слепого, затем другую монету в ладонь юродивого; и за их спинами ещё долго раздавались высокие причитания отрока да монотонные песнопения божьего человека.