Три жизни Гения. Жизнь 2 (часть3)

ГЛАВА 31. Последствия.


За время, которое я пролежала в реанимации, я пришла в себя лишь однажды и то, не до конца. Но мне "повезло".
Я лежала, не открывая глаз, так как услышала голоса (а все знают, что доктора больным правду говорят крайне редко). Один из голосов я узнала - это был Альфред. При одной мысли о нём меня чуть не стошнило. Как я поняла, он говорил с врачом. Я уловила только часть разговора.
&- ... я полагаю, это Вы отец ребёнка?
&- Какого ребёнка?
&- Так Вы даже не знали?! Хотя, может и так. Только шестая неделя. У неё был выкидыш. В крови было слишком много алкоголя, и ещё этот непонятный наркотик, мы пока не установили...
Дальше я уже не слушала. "Я потеряла ещё одного ребёнка!". Моё сознание не могло этого перенести - оно снова отключилось.
Окончательно в себя я пришла только через два месяца (всё это время я пробыла в коме, месяц - в реанимации). Чувствовала я себя ужасно, но всё же получше, чем перед этим.
Я осторожно открыла глаза - вокруг была всё та же темнота. Со мной такое уже было один раз - в морге! Но сейчас было достаточно тепло, даже душно. Я закрыла глаза и открыла их снова.
#- Здесь кто-нибудь есть? - осторожно и довольно тихо спросила я.
&- Дорогая, наконец-то ты пришла в себя! - судя по голосу, это был Альфред.
&- Отойди от меня, ублюдок! И не прикасайся ко мне! - завопила я, почувствовав на своей руке тепло его руки.
&- Что случилось, дорогая? Это же я, Альфред! - заволновался он.
&- Убирайся! Прочь отсюда! Я не хочу слышать твой голос! - я зажала уши руками и вопила во всю глотку.
Очень быстро прибежали санитары и что-то вкололи мне в плечо. Я лежала с зажмуренными глазами и орала.
&- Что произошло? - спросил кто-то из врачей, пока другой колол меня.
&- Уведите его отсюда! - заорала я и дернулась так, что шприц упал на пол.
&- Доктор, я не понимаю, - начал оправдываться Альфред.
Но я заорала ещё сильнее:
&- Я не хочу слышать его голос! Уведите его! Сделайте хоть что-нибудь!
&- Пойдёмте в коридор, - врач тихо обратился к Альфреду и вывел его за руку.

Через какое-то время, когда санитарам уже удалось меня немного утихомирить, врач вернулся ко мне. Я лежала, уткнувшись лицом в подушку.
Оставшись со мной наедине, он первым начал разговор:
&- Расскажите мне, как Вы себя чувствуете?
&- Включите, пожалуйста, свет, - попросила я, не поворачиваясь.
&- Здесь светло, - он удивился.
Я повернулась в его сторону и открыла глаза.
&- Вы хотите сказать... - на секунду я замолчала. - Что я ... ослепла?!
Он молчал - видимо, сам этого не ожидал. Да и вопрос мой прозвучал довольно глупо - ну, откуда он мог знать, ослепла я или нет - мне-то всё-таки видней.
Мне вдруг стало так жалко себя. И очень обидно. По щекам струились слёзы.
&- А я думала, слепые не плачут, - вздохнула я и, снова закрыв глаза, легла.
&- Мы проведём все необходимые обследования. Должно быть это на нервной почве.
&- А Вы бы не нервничали, если бы потеряли третьего ребёнка?! - вдруг крикнула я.
&- Он Вам сказал? - не поверил врач.
&- Нет. Я слышала ваш разговор. Правда, не знаю, когда это было.
&- Два месяца назад. Я думал, Вы не приходили в себя.
&- Больше не приходила, - подтвердила я.
&- А почему Вы прогнали жениха? Он так переживает!
&- Кобель паршивый! Он мне изменил, пока меня не было в городе. И протащил в мой оркестр своих любовниц, - на удивление спокойно ответила я.
&- Да, ревность - это ужасно, - вздохнул он.
&- Причём здесь ревность? Я Вам про измену говорю! Почти накануне свадьбы! - воскликнула я и повернулась к нему. - Я от него ребёнка ждала, а он?!
&- Я Вас понимаю.
&- Никогда не говорите так, если не пережили то же самое, - предостерегла я. - Это очень обижает.
&- Простите.
Повисла пауза.
&- Оставьте, пожалуйста, меня одну, - попросила я. - И не пускайте его сюда.
&- Хорошо. Если Вам что-нибудь понадобится - только скажите, - он встал.
&- Спасибо, - я отвернулась к стене.
Он тихо вышел.
Какой уже раз в жизни я задавала себе этот вопрос: что делать?!
"Как мне теперь жить дальше? Никто не сможет дать мне гарантию, что я прозрею, а уж тем более сказать, когда. И что я могу делать? Играть - нет, петь - нет, писать - нет. Только дирижировать, и то под вопросом. Но после всего, что произошло, что я узнала, в этот оркестр я не вернусь. Да и не хочу я иметь ничего общего с этим концертным залом".
И пока я ничего не могла делать - я просто думала. Мне ещё надо было до конца осознать происшедшее.
Так, день за днём, собирая все известные мне факты, я пришла к ужасающему выводу: во всём виноват Саша!
"Кто мне дал этот диск? Не известно, но предположить можно. Кто ещё мог хотеть испортить наши отношения с Альфредом?
Кто для успокоения моей нервной системы подсунул мне бутылку виски? Тот же, кто подсунул диск - ибо это имело бы смысл только в этом контексте.
А этот подозрительный торт? Чья записка там была?
Врач сказал, что в моей крови был обнаружен сильный наркотик в очень большой концентрации. Но я-то знаю, что даже никаких лекарств не принимала. Значит, его подсыпали. А кроме этого торта за последние два дня я ничего не ела.
Вот, вроде бы, всё и встало на свои места - Саша принёс мне отравленный торт, а для пущего эффекта подсунул этот диск, на котором мой жених изменяет мне с будущими оркестрантками; и для лучшего усвоения даёт мне в руки бутылку виски, от которого я никогда не откажусь. И ещё подсовывает эту ехидную записку!
Боже! Сколько изощрённого коварства!
Остаётся только понять его мотив. Зачем он это сделал?
А вдруг это не он?..
Нет, это однозначно он! Никто, кроме него, не знал, где я нахожусь. А тем более записка. Она же на русском языке. А Граф не знает русского. Если бы это сделал кто-то другой, записка была бы на английском или хотя бы на немецком. Кроме того, сашин почерк, как и мой, подделать практически невозможно.
Значит, это однозначно был он.
Но зачем???
Я ещё могу понять, зачем он подсунул диск и даже эту бутылку виски - из ревности! Она сильнее его. И за это я его даже смогу простить.
Но вот напичканный смертельной дозой наркотика торт! Это никак не укладывается в моём сознании. Допустим, он подумал, что я могу съесть только один кусочек, и поэтому увеличил дозу, чтобы сработало наверняка.
Но всё равно не понимаю, зачем ему меня травить?
Да к тому же накануне такого дня! Да и не накануне, а в сам день выступления!
Вот и оно! Он не хотел, чтобы я играла!
Он наверняка знал о чём-то, что подготовил мне Славин, и решил предостеречь - не пускать на сцену, и чтобы у меня была уважительная причина - отравление.
Так он заботился обо мне, зная, что словами меня не уговоришь?
Но я не помню ничего особенного в день выступления. Рояль был в порядке (хотя его охраняло пять моих человек), стул тоже, струны целы.
Я ничего не понимаю...
Может, Славин готовил что-то на вторую половину выступления? А так как я сыграла всё без перерыва, то всё и так провалилось, и поэтому я даже не узнала, что он готовит.
А может, на это и было рассчитано?
Это мне сказать сможет только сам Саша.
Но он тоже молодец! Надо ему было такую дозу сыпать?! Он же знает, как я люблю сладкое перед выступлением.
И это сочетание с диском и виски.
Ну, не вяжется это всё вместе, никак!
А может, его подкупили?
Нет, это глупо, он не мог...
А если ему угрожали? Может, ему сказали, что если он меня не нейтрализует, то они сами это сделают? И он решил отделаться, как говорится, малой кровью?
Стоп! Никто же не знает, что у Саши с Бах какие-то отношения. Да у них и нет никаких отношений.
Значит, эта версия отпадает.
А почему я всё время ищу ему оправдания?
Может всё проще?
Он приревновал меня и решил проучить - завалить на самом ответственном концерте, да ещё и диск подбросил, чтобы знала, на кого Его променяла".
Эта версия мне показалась наиболее правдоподобной. По крайней мере, в ней всё увязывалось и складывалось по полочкам. И это было так похоже на Сашу!
Чем больше я роднилась с мыслью, что Саша подсунул мне всё это преднамеренно, желая меня "нейтрализовать", тем сильнее я начинала его ненавидеть
Через какое-то время это дошло до крайней формы - попадись он мне под руку, я бы ему собственноручно вскрыла черепушку!..

- Анютик, солнышко, ты жива! - облегчённо вздохнул кто-то (можно догадаться, кто), коснувшись моей руки.
Услышав знакомый голос, я не сразу поняла: это мне кажется (я ведь целыми днями только о нём и думала) или он на самом деле здесь? Когда же он поцеловал мою руку, я поняла, что он действительно здесь.
Чтобы не натворить глупостей, я взяла себя в руки и обратилась к нему тихо:
- По-хорошему тебя прошу: уйди отсюда.
- Что случилось, любимая?
- А ты не видишь? - воскликнула я. Не получилось у меня всё разрулить тихо. - Уйди, пока я не закричала и не позвала охрану. Уйди!
- Дорогая...
- Вон, - я снова зажала уши руками, чтобы не слышать его голос - с каждой секундой он раздражал меня всё больше, и я теряла контроль над собой.
&- Доктор! - кричала я во всё горло. - Кто-нибудь! Уведите его!
Саша испугался и растеряно поднялся.
Через минуту палата заполнилась санитарами. Мне снова что-то вкололи, удерживая за руки и ноги.
Ещё через минуту прибежал главврач (который занимался мной лично). Вот его как раз и заинтересовал Саша.
&- Можно Вас на пару слов? – надо полагать, он обратился именно к Саше..
#- Я не говорю по-французски, - Саша не понял, что тот ему сказал и всё время смотрел на меня, не отрывая глаз.
#- Простите. Могу я Вас попросить пройти ко мне в кабинет?
#- Хорошо, - посмотрев на меня, уже немного успокоившуюся под действием лекарства, Саша послушно пошёл за врачом.
Я очень боялась, что он или Альфред вернутся – у меня не было никакого желания их слышать и чувствовать, и я в тот же день попросила перевести меня в клинику для душевных заболеваний, инкогнито, под вымышленным именем, так, чтобы никто (особенно Саша и Альфред) ничего об этом не знали и не смогли бы меня найти. Я бы просто не пережила бы ещё одной встречи с кем-нибудь из них.




ГЛАВА 32. Женя.


Я затрудняюсь сказать, сколько я пролежала в больнице для душевнобольных, пока ко мне вернулось желание жить полноценной жизнью. Однако я с уверенностью могу сказать, что прошло не несколько дней и даже недель.
В какой-то момент я вдруг почувствовала, что сколько бы я здесь не лежала, просто так я не умру - у меня это никогда не получалось. Порой мне казалось, что выпрыгни я из окна двадцатого этажа - и то, выжила бы.
Но тогда у меня была твёрдая уверенность, что я ни на кого не могу положиться, никому не могу доверять - вероятно, из-за того, что я считала Сашу (самого дорогого мне человека) предателем.
Я чувствовала себя жутко одиноко.
После недельного себяжеления я вдруг вспомнила про Моррези. Он-то мне ничего не делал! И почти всё про меня знал.
Я попросила одного из врачей отправить ему сообщение с моего телефона.
Содержание было следущее: имя, под которым я лежала и адрес больницы. Я была уверена, что он узнает номер моего телефона и обо всём догадается.
Я думаю, не один он уже не раз хотел запихнуть меня в психлечебницу. Однако когда я туда загремела по собственной инициативе, его это почему-то испугало.
И, слава Богу, у него хватило ума расспросить врачей о моём состоянии до того, как зайти ко мне в палату.
Когда Моррези зашёл в мою палату, я стояла возле стола. Последние недели я посвятила изучению окружающего мира, я училась ориентироваться наощупь и по мышечной памяти.
Я услышала, что кто-то зашёл, но поворачиваться не стала - всё равно ведь не увижу.
*- Добрый день, Анна Мария, - поздоровался он.
#- Агата, - поправила я. - Здесь я Агата. И если не можешь говорить по-французски, говори по-английски - я не хочу, чтобы кто-либо что-либо заподозрил, - наконец, я повернулась.
#- Ок, - он внимательно меня рассматривал. Я это почувствовала - после того, как я ослепла, у меня обострились все ощущения.
#- Разве во мне что-то изменилось оттого, что я ослепла?
#- Нет, прости. Я не подумал, что ты чувствуешь мой взгляд. Хотя ты его чувствовала всегда. Я всё знаю. Врачи мне всё рассказали.
#- И что же ты знаешь? Что у меня был выкидыш и как следствие нервный срыв с потерей зрения? - с усмешкой спросила я. Потому как это была официальная "легенда" - ни про спиртное, ни про наркотики не знал никто, кроме врача, который лечил меня в Париже.
#- Да, именно.
#- И всё?
#- Всё. А было ещё что-то? - насторожился он.
#- Да ты проходи, садись, а то я чувствую, как ты висишь надо мной. И пусть тебя не смущает, что я стою - я уже належалась.
Я услышала, как он подошёл к столу и взял стул.
#- Да садись же ты! - уже нервно воскликнула я, так как поняла, что он не сядет.
Мой крик подействовал должным образом - я услышала характерный скрип стула.
#- Так вот, - уже спокойно продолжили я. - Неужели ты действительно думаешь, что у меня мог быть нервный срыв, да ещё и с потерей зрения, от выкидыша? Как будто мне впервой! Не такое переживала. На меня это уже перестало производить должное впечатление. Да и вообще должно быть страшно в этом признаваться, но я была рада потерять этого ребёнка.
#- Что ты такое говоришь?! - Андри резко встал.
#- Сядь, - грубо сказала я. Он послушался. - Ты знаешь, кто был отецом ребёнка?
#- Официально.
#- А по существу? - поправила я.
#- Нет, - Моррези решил не вступать в словесную дуэль. Во-первых, всё равно выиграла бы я; а во-вторых, он видел, в каком нервном состоянии я пребываю.
#- Альфред, - ответила я. - Да, не удивляйся, может быть впервые официальные данные совпадают с реальными.
На минуту я замолчала. Андри не решался нарушить тишину первым.
#- А по какой причине, по-твоему, у меня был выкидыш?
#- Не знаю, - честно ответил Андри.
#- Конечно! Просто так! - истерично воскликнула я. - Шла по улице и потеряла ребёнка, как ключи!
#- Анна Мария! - он хотел меня успокоить, однако как всегда всё вышло наоборот.
#- Агата! - уже закричала я. - Агата!
#- Тихо! - он схвтил меня за плечи. - Успокойся!
Он прижал меня к себе одной рукой за спину, другую он положил мне на голову и нежно гладил по волосам.
*- Любимая, прости, - прошептал он. - Я ничего не знаю. Если не хочешь, ничего не говори, я не хочу, чтобы тебе было больно. Забыть это нельзя, я знаю, но хотя бы не думай об этом.
*- Я не могу! - тихо воскликнула я. - Все думают, что ничего не произошло. Никто ничего не знает. Всем кажется, что я действительно сошла с ума!
*- Я так не думаю.
#- Опять пытаешься меня успокоить? - снова завелась я и высвободилась из его объятий, оттолкнув. - Не нужна мне ваша жалость!
Моррези, очень хорошо знавший меня со всеми моими предрассудками и особенностями характера, понимал, что спорить со мной бесполезно, а самое надёжное средство - молчать или резко сменить тему. А так как тему менять он не хотел - ему всё-таки было интересно, что же со мной произошло - поэтому он просто стоял и молчал.
#- Ты ещё здесь? - через какое-то время спросила я, ибо он не подавал никаких признаков жизни.
#- Да. Я жду, когда ты придёшь в себя, чтобы мы могли спокойно поговорить.
#- А ещё говоришь, что не считаешь меня психом, - усмехнулась я.
#- Ну, это я знал всегда. С нашего первого знакомства, - заметил он.
#- Ах, так! - мою злость как рукой сняло. - Так знай, что психом я была и всегда им буду - это не излечимо! Молись, чтобы это не было наследственно!
#- Это мы ещё узнаем. А теперь расскажи мне, что произошло.
#- Да ничего особенного, - начала я. - Саша решил отомстить мне за измену: он хотел слегка травануть. Слегка не получилось. Я при смерти пролежала месяц в реанимации. Вследствие отравления у меня был выкидыш и потеря зрения. А ещё накануне я немного выпила - это усугубило моё положение.
#- Немного - это бутылка виски? - Моррези хорошо знал мои мерки.
#- Да, - почему-то спокойно ответила я. - Ну, и перед выступлением ещё чуть-чуть.
#- Ещё одна бутылка?
#- Да, ещё одна. Но это была Сашина бутылка, - я замолчала.
#- И это всё?
#- А что, тебе мало?! Я чуть не сдохла, а ты спрашиваешь: и это всё?!
#- Прости, я не это имел в виду. Я не верю, что Александр на это способен. Я поверю во что угодно, но только не в то, что он тебя отравил.
#- Понимаю. Ты ведь его знаешь только с хорошей стороны.
#- Не только. Насколько он ревнив, я тоже знаю. Да и сам я веду себя не лучше в приступах ревности.
#- Это точно, - согласилась я, вспомнив последний его приступ. - Упёртые бараны. Оба!
#- Спасибо за тёплые слова, - с горькой усмешкой заметил он.
#- Да не за что! А то, что это сделал Саша, я знаю наверняка - он приложил записку к отравленному торту. Его почерк я ни с чьим не перепутаю, и подделать его невозможно.
#- И всё равно это не укладываетмся у меня в голове. Я не верю! Это на него не похоже.
#- Похоже - не похоже, какая теперь разница?! Я не за этим просила тебя приехать, - я резко сменила тему, не желая мусолить по новой. - Ты мне лучше расскажи, что в мире нового. Конечно, я не про политику. Что про меня пишут?
#- Да ничего особенного. Похоронили тебя.
#- Опять? - воскликнула я.
#- Опять. И на этот раз я сам чуть не поверил. Ты действительно ужасно выглядела на выступлении и после него бесследно исчезла. И никто ничего о тебе не знает. К тому же так долго - почти три месяца - ты не подавала никаких признаков жизни. Никакой реакции Бьянко на критику Бах и Камю. Это на тебя не похоже. В этот раз я не на шутку за тебя испугался. И вдруг такое сообщение с твоего телефона. И адрес показался мне неприятно знакомым - возникли какие-то плохие ассоциации. Я понимаю, это ужасно звучит, но я подумал, что это кладбище.
#- Значит, и ты меня уже похоронил?
#- Нет. То есть, да. Нет, это глупо! Я не знал, что думать, и поэтому просто бросил все дела и сразу приехал.
#- Спасибо. Я хочу, чтобы ты помог мне вернуться в жизнь. Публичную.
#- Я сделаю всё, что в моих силах, - пообещал он.
#- Ещё раз спасибо, я это знаю. Именно поэтому сейчас здесь ты, а не кто-нибудь другой.
#- Что от меня требуется? - Андри решил сразу взяться за дело.
#- Для начала расскажи мне всё, что произошло в мире искусства за эти три месяца. Всё, что писали про Бах, Росса, Камю и даже Бьянко. а потом я бы хотела, чтобы ты помог мне написать несколько статей.
#- Конечно, всё, что попросишь.
#- Вот и замечательно. Начнём прямо сейчас. Я тебя слушаю, - я подошла к кровати и забралась на неё с ногами.
Он начал свой рассказ.
Как выяснилось, меня действительно уже похоронили.
О соревновании было написано очень много и разное. Одни возносили меня до небес, другие хоть и не топтали - отзывались не очень лестно.
А вот Славина все именно топтали, причём в грязь! О нём не было ни одного положительного отзыва. Да и что хорошего можно было написать про его выступление?
Что касается Росса, то журналюг она всегда интересовала мало. И за это три месяца о ней не было написано ни слова.
О Камю писали немного. Кто-то пытался разобраться, почему солисты отказались от её услуг, кто-то анализировал игру оркестра. Где-то мельком прошла информация, что она лежит в больнице. В личную жизнь никто, слава Богу, не пытался лезть - интереса она не представляла.
Про Бьянко мелькнуло несколько упоминаний в контектсе соревнования. Некоторых удивило, что он не написал ни одной статьи.
Вцелом всё оказалось не очень плохо. Проблемы были только с Бах. За неё я и решила взяться в первую очередь. Надо было дать опровержение тому бреду, который стал появляться в последнее время.
Я диктовала, придумывая находу, Моррези записывал. Получилось плохо. Я не умела надиктовывать. Я привыкла работать с бумагой (на худой конец – с клавиатурой) - на ней мысли текли быстро, гладко и красиво. Вслух же получалась какая-то околесица. Но вариантов у меня не было.
Попробовали ещё раз - снова не вышло.
Над маленькой статьёй мы работали около трёх часов! В конце концов, кое-что слепили, не очень удачно, но для начала неплохо. Ещё за несколько часов мы накроптали несколько статеек.
Я должна была убедить мир в том, что Бах не просто жива, но и продолжает концертную жизнь. Это было весьма сложно сделать.
Мы написали, что Бах, после соревнования уехала в азиатские страны с серией концертов (ну, кто будет это проверять?!) и в скором времени должна вернуться в Германию.
Оставалось пустить этот слух и посмотреть на реакцию.
Про Камю тоже написали кое-что: что у неё возникли некоторые разногласия с руководством концертного зала - из-за того, что солисты не захотели с ней играть. И пока она в работу не собирается возвращаться. Слух про больницу мы корректно обошли стороной.
Пару слов написали про Росса - что премьера пока опять переносится, из-за проблем с руками - якобы она застудили связки руки и пока не может играть.
Вобщем, с миру по нитке.
Я дала задание Моррези взять мой ноутбук и разослать статьи (предварительно отредактировав их) мо всем изданиям, с которыми сотрудничает Бьянко.
На этом мы решили закончить. Я попросила Андри прийти, когда в прессе появится первая реакция на мои статьи. А за эти дни я рассчитывала придумать какую-нибудь бомбу.

Моррези пришёл через день.
#- Так быстро? - удивилась я.
#- Да, любимая. Реакция на появление после трёхмесячного молчания Бьянко оказалось сногсшибательной.
#- Ну, давай, не томи!
#- Начну по-порядку. В то, что Бах была в Азии, не поверил никто. Все прозвали Бьянко полоумным. И считают, что он, процитирую дословно "пишет из психушки".
#- Что?! - крикнула я. - Как они смеют?! Они вообще потеряли всякий стыд! Для них уже не осталось никаких авторитетов. Они что, уже забыли, кто такой Бьянко?!
#- Похоже да, - спокойно заметил Андри. - Ты слишком долго не писала. А это сегодня весьма губительно. Сегодня очень быстрый темп жизни.
#- Ладно. Я уже знаю, что вправит им мозги. Садись, пиши.
#- Подожди. Скажи для начала, о чём будет статья?
#- Это будет эксклюзивное интервью с Александрой Бах.
#- Да, круто, - согласился Андри. - И сколько ты хочешь за него запросить?
#- Увидишь, - я усмехнулась.
#- И я буду только рад, если тебе удастся всё, что ты задумала.
#- А ты и не сомневайся. Пиши, - твёрдо скомандовала я.
Это интервью я уже продумала дословно. В нём Бах признавалась, что действительно была на Востоке. Рассказывала о своих впечатлениях (слава Богу я в своё время поездила по азиатским странам - так что дело своё я знала), о странах, о публике, о роялях. А ближе к концу интервью она делилась своими планами. Я заикнулась даже о том, что планирую дать концерт в Берлине в следующем месяце, а пока буду вести переговоры с руководством концертного зала.
#- А если это прочитает директор филармонии? - поинтересовался Моррези.
#- Значит, буду говорить с ним. Не бойся, я что-нибудь придумаю.
#- Вот как раз в этом я не сомневаюсь. Хорошее интервью получилось. Оно отвечает на все возникшие вопросы и опровергает все домыслы.
#- Спасибо, этого я и добиваюсь.
Я обдумывала последовательность дальнейших действия, прикидывая в голове, кому можно заломить цену побольше. Андри неслышно подошёл ко мне со спины и обнял:
*- Я очень хочу тебе помочь, но только не знаю, чем.
*- Ты и так помогаешь, - я повернулась и прижалась к его груди. - Ты себе даже не представляешь, как!
Какое-то время мы простояли молча.
#- Кинешь это интервью завтра по всем изданиям, - я снова вернулась к деловому тону. - И лучше будет, если ты это сделаешь здесь, при мне. Я уверена, они отреагируют сразу. Я должна рассмотреть все предложения.
#- Хорошо. Тогда я сегодня всё отредактирую и зайду завтра утром.
#- Договорились. До завтра.
#- До свидания, любимая, - Андри нежно поцеловал меня перед уходом. Почему-то я этого не ожидала. Вероятно, просто отвыкла...
Оказывается, я действительно соскучилась по нежности, ласке, любви, заботе. Я снова вернулась к образу холодной, рассчётливой, непроницаемой и сильной женщины. Но в объятьях Моррези я вспомнила, как это приятно - чувствовать себя слабой.
А когда я вспоминала про нежность и ласку, я невольно вспоминала про Ники. Не знаю, как я без него жила столько времени. Хотя у меня не было выбора, я должна была жить. Но я продолжала его любить всей душой и сердцем, с каждым днём всё сильнее (я думала о нём почти всё время, видела во всех мужчинах его). Я как своё горе переживала его потерю голоса. Но я ничем не могла ему помочь.
Теперь, когда я потеряла зрение, он не уходил у меня из головы. Я говорила с Моррези, с врачами, а видела его. Теперь он был со мной всегда…

Моррези пришёл, как мы и договорились, утром следующего дня. Он при мне разослал предложения купить интервью. Реакция издательств не заставила себя ждать. Первыми ответили крупнейшие издания. "Какие у вас есть подтверждения того, что это действительно интервью с Бах?».
Ответила я им в своём стиле: «Можете сами ей позвонить и спросить!»
Три ведущих издания согласились беспрекословно на все мои финансовые условия. Ещё пять начали торговаться. Трём я скинула по десять процентов, а двум - по двадцать (но они получали уже не полную версию интервью).
Восемнадцать изданий получили только выдержки из интревью, но зато за полцены. А оставшиеся - почти полную версию за семдесят процентов от начальной стоимости.
Конечно, переговоры длились не один день. В итоге я заработала почти полтора миллирда.
Моррези был в восторге от того, как я веду переговоры. Он первым и поздравил меня с такой победой.
#- Дорогая, ты превзошла саму мебя. Я никогда не перестану тобой восхищаться.
#- Не ты один, - заметила я. - Слушай, Андри, ты можешь ответить мне честно на один вопрос?
#- Конечно, о чём речь!
#- Только честно, каков бы ни был ответ. Мне нужна правда.
#- Хорошо, - он напрягся.
#- Я очень старо выгляжу?
#- Ну что ты! - воскликнул он и рассмеялся.
#- Значит очень, - заключила я. - Ладно, будем возвращаться к жизни.
#- Что ты намерена делать? - осторожно спросил он.
#- Узнаешь. Только у меня к тебе будет одна просьба: две недели ты не должен здесь появляться. Будет лучше, если ты уедешь из Франции.
#- Почему?
#- Так надо. Верь мне, всё будет отлично! Ты можешь это для меня сделать?
#- Конечно, если ты так хочешь. Я уеду.
#- Только не обижайся на меня, ладно? Я с тобой свяжусь.
#- Хорошо, - он наклонился к моим губам и поцеловал меня.
Это был не Андри, это был Ники! Я не могла выкинуть его из головы!
Моррези уехал, а я в тот же день попросила перевести меня в клинику по пластике.
Я сделала себе лёгкую подтяжку и убрала некоторые шрамы и немного откорректировала свой стиль. Я категорически отказалась надевать очки. И придумала кое-что получше.
Во-первых, я решила походить какое-то время в трауре по ребёнку (Камю тогда ещё производила впечатление порядочной женщины). А во-вторых, я отказывалась верить, что моя слепота - навсегда, а в очках ты понимаешь, что ничего не видишь. Поэтому я решила надеть повязку (чёрную, разумеется). Так я себе внушала, что это не я слепа, а просто повязка не пропускает свет, и всё это - лишь для обострения других моих органов восприятия. Обычный пример самовнушения. И я знала, что это сработает. А пока - только раскрасит мой имидж.
Закончив со своей внешностью, я вернулась в Париж, в свой загородный дом. Естественно, мне пришлось нанять нового человека в качестве поводыря и водителя и отдельную служанку, чтобы одеваться.
Туда (вернее сюда) я и вызвала Моррези.
Но приехал он уже не один.

Я бродила по своей комнате на втором этаже, когда зашла горничная:
&- Мадам, к Вам синьор Моррези.
&- Уже приехал? - удивилась я. Я ведь позвонила ему всего несколько часов назад. - Ну, что ж. Проводи его в гостиную и поднимись ко мне, поможешь мне.
&- Да мадам, - она тихо вышла.
Горничная помогла мне привести себя в порядок, и я её отослала - по дому я передвигалась без чьей-либо помощи. К тому веремени я уже заказала себе трость (покруче, чем у Росса в своё время) - при её помощи я и передвигалась.
Я спустилась в гостиную очень тихо. По звукам в комнате я поняла, что Моррези не встал, значит, он меня не заметил.
*- Buon giorno, - поздоровалась я.
Я услышала, как он резко повернулся (должно быть сидел спиной к лестнице) и встал, но мне показалось, что вместе с ним встал кто-то ещё.
*- Chi e? С кем ты пришёл? - я начинала волноваться.
*- Cara, пожалуйста, не переживай, всё хорошо. Я сейчас тебе всё объясню, - он подошёл ко мне и взял мои руки. - Но для начала, - он поцеловал их, - позволь выразить своё восхищение: я не думал, что ты можешь быть ещё прекраснее. Ты неотразима! Я преклоняю колени...
*- Не утруждайсия, я всё равно не увижу. Извини, что перебила, но изволь всё же сказать, с кем ты пришёл.
*- Конечно. Давай сядем, - предложил он. - Разговор нам предстоит долгий.
Он помог мне сесть и только затем начал:
*- Я пришёл с Александром.
- Что?! - крикнула я. - Ты здесь?! - я вскочила с кресла. - Как ты посмел переступить порог моего дома?! Ублюдок! Мерзавец! Твоё счастье, что я тебя не вижу! - я направилась, как мне показалось, к лестнице. Причём по старой привычке я ринулась, а не просто пошла. Естественно, я наткнулась сначала на журнальный столик, а затем вообще врезалась в стену, промахнувшись мимо лестницы.
Моррези, быстро подбежавший ко мне, не дал мне продвинуться дальше и снести очередное препятствие (он не сомневался, что если надо, я проломлю и стену).
*- Cara, пожалуйста, попробуй успокоиться, я тебе всё сейчас объясню.
- Оставь меня, - я продолжала говорить по-русски. - Иуда! Предатель! Я тебе верила, а ты привёл в мой дом убийцу! - я пыталась оттолкнуть его, но Андрелло держал меня крепко.
- Анютик, - наконец-то я услышала и Сашу, который больше просто не мог молча на это смотреть. Но я не дала ему сказать больше ни слова:
- Молчи! Я не хочу слышать твой голос! Ты убил моего ребёнка! Хрен с ним, если бы сдохла я - я бы только спасибо тебе сказала. Но ты меня инвалидом сделал! Скотина! Ненавижу! - в исступлении орала я.
Моррези жестом дал понять Саше, чтобы тот ничего не говорил. А сам он отпустил меня и отошёл на несколько шагов, храня молчание.
От злости меня колотило мелкой дрожью. И только когда я немного успокоилась, я почувствовала, что Моррези меня уже не держит. Я не чувствовала его дыхания, значит рядом со мной его не было. Более того, я не слышала никакого шума - никакого движения в комнате не было.
Я попыталась, как говорится, соображать быстро, но ничего толкового не приходило на ум. Я не могла понять, куда они оба делись. И заговорить я не решалась - я не хотела слышать их голоса! Я не знала, что мне делать. Я не знала даже, в какой части комнаты нахожусь. Они загнали меня в угол. И я вынуждена была сдаться.
*- И что? - возвращение к итальянскому означало, что я готова к переговорам.
*- Cara, я прошу, даже умоляю тебя, выслушай Александра. Пожалуйста! - Моррези подошёл и взял мою руку в свои.
*- Как будто у меня есть выбор, - грубо заметила я, но руку не вырвала - он ещё должен был довести меня до кресла.
*- Ты всё поймёшь. Давай сядем, - он снова меня усадил.
*- Ну, и? - я первая нарушила опять установившуюся тишину.
*- Позволь начать мне, - заговорил снова Андри. - Несколько дней назад ко мне приехал Александр. Мне трудно словами описать состояние, в котором он был. Оно граничило с безумием, и я его понимаю. Он спросил, не знаю ли я что-либо о тебе.
*- А где его носило три месяца? - перебила я.
- Я искал тебя! - Саша встал.
- Да что ты говоришь! Может, совесть просто замучила, а? Ну, давай, наври мне с три короба...
*- Анна Мария, - встрял Андри. - Александр! Прекратите! Александр, сядь и дай мне договорить, у тебя будет время всё рассказать. Анна Мария, позволь мне продолжить.
*- Валяй.
*- Приведённые Александром доводы убедили меня в его искренности. И я посчитал необходимым привезти его к тебе. Ты должна услышать всё из его уст.
*- Ну, хорошо, - нервно воскликнула я. - Пусть говорит.
- Анютик, - начал Саша. - Андрелло, прости, но я буду говорить по-русски. Любимая, я уверен, что ты абсолютно ничего не знаешь. Тебя жестоко обманули, а меня подставили. Мы вместе с твоим охранником Уильямом провели собственное расследование. Должен признать, результаты поразили даже меня. Для начала скажу, что последние недели перед соревнованием велось усиленное наблюдение за тобой и за всеми, с кем ты общалась.
- И кто его вёл?
- Люди Шнайдера. Не удивляйся, это не мои домыслы, мы собрали хорошую доказательную базу, у меня есть и факты и даже люди, которые могут это подтвердить.
- Так почему ты не пошёл в полицию?
- Если бы я это сделал, они бы начали ковыряться в твоей жизни. И одному Богу известно, до чего бы они докопались! Я не мог подставить тебя. Так вот, по той причине, что никто не знал, где ты находишься до соревнования, усиленное наблюдение было направлено на меня, обоих Эстергази и Альфреда. Что касается Эстергази - у них просто прослушивали телефоны, за мной только наблюдали. Наиболее усиленное наблюдение велось за Альфредом. Ведь он отвечал за зал, где должно было пройти соревнование. Славин боялся, что Агата Камю проведёт несколько дополнительных репетиций с Бах или хотя бы встретится с ней. А так как отследить саму Камю довольно трудно, следили за её женихом. Поэтому у него не только прослушивался телефон, но и весь его кабинет был под наблюдением скрытых камер. Одной записью Славин умело воспользовался, чтобы отомстить Камю за то, что она настроила свой оркестр против него. Это что касается Камю.
- Когда я приехал в Париж, ко мне приставили двух людей для наблюдения. Одного Сергей заметил сразу, второй действовал более профессионально, мы его не вычислили. Славин был уверен, что я встречусь с Бах. Но я этого не сделал, а только оставил тебе записку. Тебя не спасло даже то, что номер был на имя Граф. Я по глупости начал записку со слов Dear Alex. Я оставил записку с вечера. А утром пришли люди Славина и добавили к записке торт и бутылку лучшего виски (они даже узнали твои вкусы и пристрастия). На самом деле, им была необходима гарантия того, что ты получишь необходимую дозу наркотика.
- Сразу после твоего выступления с концертами, я бросился к тебе за кулисы. Но твои пятьдесят охранников преградили мне путь. Мне осталось только ждать второй половины твоего выступления. Но когда настало время, объявили, что ты уже отыграла досрочно. С этого момента найти тебя не представлялось возможным.
- Я обзвонил все больницы и клиники. Но я искал тебя под именами Бах и Граф. Кроме того, частные клиники зачастую не выдают информацию о своих пациентах. Тогда я лично объехал все клиники Парижа. Но и за взятку мне не везде говорили. Я тебя не нашёл.
- И только тогда я решил проверить имя Агаты Камю. Но история повторилась. И тогда я поступил, как Славин - приставил наблюдение к Альфреду. Он должен был первым узнать, если бы с Камю что-то случилось.
- Тот месяц, пока ты лежала в реанимации, о тебе никакой информации не разглашали - ты попала в больницу без документов (зато с деньгами - это в твоём репертуаре). Но ближе к концу этого месяца Альфред сам нашёл тебя. А я вместе с ним. Но сам я за ним не пошёл - только отправил Сергея. Он и рассказал мне, что ты потеряла от Альфреда ребёнка и лежишь в коме. Мне не имело смысла заходить к тебе - я мог только навредить, наслать на нас обоих подозрение. Но я нанял человека из персонала, чтобы он круглосуточно следил за твоим состоянием и ежедневно докладывал обо всех изменениях или их отсутствии. Так я, по крайней мере, знал, что ты жива и как твоё состояние.
- В это время меня срочно вызвали в Москву, и я был вынужден уехать, оставив в Париже Сергея. Однако когда меньше месяца спустя мой человек из больницы сообщил, что ты пришла в себя, я бросил все дела и в тот же день был в Париже. Я должен был тебя увидеть.
- Но я чуть не столкнулся с Альфредом. Он стоял у дверей твоей палаты. Он не решался зайти. Я вынужден был вернуться в машину и вести внешнее наблюдение, ждать, когда он уедет. Но он как назло не выходил из больницы четыре дня. Уже почти отчаявшись, я увидел, как он уехал. Через две минуты я был уже возле тебя.
- Видит небо, я знал всё, кроме того, что ты ослепла! После нашего короткого разговора я говорил с главврачом. Он мне подробно объяснил, что с тобой было и есть на данный момент.
- И что ты ему наврал, что он тебе всё выложил? - не удержалась я.
- Это не важно.
- Нет, важно, - не согласилась я.
- Я сказал, что я твой первый гражданский муж, что я воспитываю твоих детей и оплачиваю твои счета.
- Что?! Какого хрена! Ты посмел сказать, что Камю не может сама себя содержать?! И с чего вдруг гражданский муж?
- Но я же не знал, что ты пустила слух о том, что твой первый муж бросил тебя и оставил после развода без гроша.
- А то нет! Не помнишь, чем закончился наш раздел имущества? Может, тебе напомнить?
- Причём здесь это?!
- Как это причём? Ты только что обвинил меня во лжи. Я сказала, что после развода с первым мужем я осталась без гроша. И что тут ложь, скажи мне на милость?
- Но ведь после этого у тебя была ещё вереница мужей.
- Подожди! Причём тут моя вереница, - не сдавалась я, прощать оскорбления я не привыкла. - Мы говорим про первого, а это - ты. А ты вместе с отцом оборали меня до последней нитки и оставили в прямом смысле подыхать на улице!
- Но я ничего об этом не знал!
- А мне плевать! Факты остаются фактами!
- Но это не так!..
*- Хватит! Прекратите! Basta! - встрял Моррези. - Перестаньте ругаться, вы ведь взрослые люди! Говорите спокойно, без крика и оскорблений!
- Слушай, Моррези, забей дупло! - на удивление спокойно сказала я. - Во-первых, ты сам привёл его сюда; а во-вторых, никогда больше не смей влезать в мой разговор с кем бы то ни было. Понял?
Он молча встал, тяжело вздохнул и отошёл, судя по направлению шагов, к окну.
*- Grazia, - поблагодарила я. И вернулась к разговору с Сашей:
- Продолжим. Значит, ты наврал врачам про свою добропорядочность, выставив меня полной дурой и стервой, и выудил из них всю информацию обо мне. Ладно, пускай. Но куда ты потом исчез? Я почти месяц в психушке пролежала. Что-то не помню, чтобы ты туда наведывался!
- Я не знал, где ты! Откуда мне было знать, какое имя на этот раз ты выдумала! - продолжал оправдываться Саша.
- Вот только Иванушку-дурачка не надо из себя корчить! А то ты не мог догадаться! Пораскинул бы мозгами и вычислил! Тем более куда, кроме психушки, я могла попасть с таким диагнозом?
- Всё! Я больше не могу! - сдался Саша. - У меня нет больше сил! Я не знаю, как ещё перед тобой оправдываться! Ну, что ты от меня хочешь? Что на этот раз я должен сделать?
- Хватит либезить! - свысока заметила я. - Мне ничего от тебя не надо, и ты это знаешь. Я вообще не понимаю, что ты здесь делаешь.
- Я пришёл, чтобы рассказать тебе правду, как всё было, чтобы ты напрасно не держала на меня зла.
- И узнать сразу, как я намерена расправиться со Славиным? - с ухмылкой уточнила я.
- Ты что, собираешься ему мстить?
- А ты думаешь, я прощу ему то, что он со мной сделал?! - воскликнула я. - Я тебя не узнаю! Я чуть не умерла по его воле, потеряла ребёнка и стала инвалидом. Я не могу ничего делать - ни петь, ни играть, ни даже писать. Или ты считаешь, что я должна другую щёку подставить?!
Саша молчал.
- Не дождёшься! Он у меня ещё узнает, с кем связался! - добавила я.
- И что ты хочешь сделать? - осторожно спросил Саша.
- Уничтожить его!
- Ты уже сделала это. Большего посрамления, чем то, которое ты ему устроила, и представить невозможно. Как артист, как музыкант он уничтожен. Раз и навсегда.
- Ну, что ж. В таком случае я облегчу его страдания.
- То есть? - Саша побоялся понять меня правильно.
- Не придуривайся, ты прекрасно меня понял!
- Нет, Анна Мария. Ты этого не сделаешь! Ты же трезвомыслящая женщина! Ты же знаешь, чем это может кончиться, к чему привести. Я тебе не позволю! - воскликнул он.
- А кто тебя спрашивать будет? Я сама знаю, что мне делать. Я не успокоюсь, пока не убью его. Жаль только, что я не смогу увидеть ужас в его глазах, но я сделаю всё, чтобы его муки длились как можно дольше. Он смоет своей чёрной кровью кровь невинного младенеца.
- Дорогая, но это же безумство! - почти простонал он.
- А кто тебе сказал, что я нормальная? Что я, по-твоему, в психушке делала? - расхохоталась я.
Мой смех повис в тишине. Какое-то время я пыталась оценить ситуацию, однако с потерей зрения мою способность держать напряжение одним своим взглядом как рукой сняло.
- Ну, что молчите? - наконец, спросила я. - Моррези, а как ты на это смотришь?
В дальнем конце комнаты послышалось движение.
- Не беси меня! Ты же прекрасно знаешь, что я ни черта не вижу! Не вынуждай меня прислушиваться к каждому шороху! - заорала я, встав.
- Mi scusi! - прошептал Андрелло. - Прости! - уже прокричал он.
*- Не ори на меня! - в том же тоне ответила я.
Моррези молча поднял лицо к небу, а затем сжал голову руками.
Через секунду зазвонил мой домашний телефон. Обернулись все.
Трубку взяла горничная. Она постучала в дверь и зашла:
&- Мадам, Вас спрашивает месье Альфред.
&- Ты сказала, что я дома?
&- Я сказала, что посмотрю, дома ли Вы.
&- Молодец, поработаешь ещё немного на меня. Скажи, что меня нет, что я уехала на несколько недель.
&- Хорошо. Извините, - она вышла.
- А я думал, ты уже разучилась нормально разговаривать, без крика и оскорблений, - как бы между делом заметил Саша.
- Слушай, забейся! Достал меня уже свои базаром! - крикнула я.
Саша покачал головой и посмотрел на Моррези. Тот развёл руками.
- Хватит. Мы здесь битый час занимаемся тем, что переливаем из пустого в порожнее. Саша, что ты рассказал Уильяму про моё состояние? - уже спокойно и по-деловому спросила я.
- Что ты в больнице с отравлением алкоголем и наркотиками.
- А про слепоту?
- Конечно, нет! Уильям сказал, что ты много пила...
- Это моё дело! - снова крикнула я. - Не твоё, не его, а только моё! Ты меня понял.
- Да, - вздохнул Саша, косясь на Моррези.
- Отлично. Спасибо, что сказал. Наконец-то у меня появился повод выкинуть его с работы!
- За что? - в один голос спросили Саша и Андри.
- За всё хорошее. А если я скажу, что воспользовавшись моим невменяемым состоянием, он пытался меня изнасиловать, кто из вас будет продолжать его защищать? - ехидно спросила я.
- Правильно, - я сама прервала вновь наступившую тишину. - Ну, что, Андри, это послужит поводом к действию?
- Я не совсем тебя понимаю.
- Прости, я забыла, что ты всегда долго догоняешь. Ты его не застрелишь?
Моррези молчал.
*- Для тех, кто на бронепоезде я повторяю: если я что-то спрашиваю, то вы отвечаете. Молчание я не принимаю ни в каком случае. Ясно?
*- Да, - ответила они вместе.
*- Замечательно. Итак, Андри, ты его застрелишь?
*- Нет, - сухо ответил он.
*- Жаль. Значит, мне придётся и это взять на себя.
- Косицына, успокойся! - заорал Саша, не выдержав.
Я уже почти десять лет не слышала своей фамилии. На меня это произвело слишком сильное впечатление. У меня сжалось сердце.
- Повтори, - шёпотом попросила я.
- Анна Мария, это не смешно!
- Повтори! - снова сказала я.
Покосившись на Андрелло, Саша повторил:
- Косицына, успокойся, - конечно, уже без экспрессии.
- Ещё! - я стояла, не двигаясь.
- Косицына, успокойся, - всё ещё безлико повторил он.
- Ещё! - уже громче попросила я.
- Косицына, успокойся! - снова крикнул Саша.
У меня на глазах проступили слёзы. Я сорвала повязку, и они потекли по щекам.
- Косицына, Косицына, Косицына, - повторяла я с усмешкой на губах.
Они оба молчали.
В моей голове жизнь включила обратный отсчёт. Я снова была Косицыной, и со мной был Ники.
Реальный мир перестал для меня существовать. Я была там, в прошлом, в тех немногих счастливых (как мне казалось) минутах, которые у меня были.
Я абсолютно отчётливо видела Ники, стоящего напротив меня, а кругом - цветущие яблони.
- Любимый! - прошептала я и протянула руку в сторону воображаемого лица Ники. - Я люблю тебя, только тебя и всегда буду любить. Я брошу Сашу. И дети меня не удержат, не будь я Косицыной! Останься со мной, любовь моя, - я потянулась к его губам.
В этот момент Саша со всей силы тряхнул меня за плечи:
- Очнись!
Образ Ники моментально растворился в темноте и я вернулась в сознание, но правда не совсем поняла, что произошло.
Саша для пущего эффекта, не видя на моём лице никакой реакции, ударил меня по лицу.
- Э-э-э! Ты что?! Совсем охренел?! - завопила я, отшатнувшись.
- У тебя были галлюцинации, - объяснил Саша, сильно озлобленный.
- Лучше бы ты был галлюцинацией, - сердито буркнула я.
- Ладно, проехали. У вас ещё есть что-то для меня, - через минуту спросила я, завязав поданную Андри повязку.
- Пока нет.
- У меня тоже, - добавил Андри.
- Хорошо. Тогда я прошу вас оставить меня одну. Мне о многом надо подумать. Спасибо за всё, я с вами свяжусь, - я опустилась в кресло.
- Может, тебе что-то надо? - осторожно спросил Саша.
- Нет, спасибо. Оставьте меня, пожалуйста, одну. Всего доброго.
- Доброй ночи.
- Buon notte.
Они вышли в нерешительности, озадаченные моим поведением.

…А тем временем в Германии продолжалось следствие по делу, где подросток четырнадцати лет расстрелял своих родителей в упор. Парень за всё это время не промолвил ни слова. Проведённые экспертизы ничего не прояснили. Он был вменяем. Следствие было в тупике - от обвиняемого не было показаний, не смотря на все усилия адвокатов и прокуроров. Парень тупо смотрел в одну точку и молчал.
В тот день, когда состоялся мой разговор с Сашей и Моррези, было очередное слушание дела.
Когда я осталась одна, я хотела попытаться разобраться в своих мыслях. Но моё сердце резко пронзила боль, словно его проткнули тончайшей иголкой. Затем у меня закружилась голова, и я начала задыхаться. Через минуту я словно провалилась в пространственную яму.
Ещё через несколько мгновений я увидела громадный экран (как в кинотеатре) на чёрном фоне. По этому экрану показывали закрытый судебный процесс. На скамье подсудимых - мальчик четырнадцати лет, у него два адвоката. В зале кроме них - только прокурорские работники, медэксперты, конвой и Суд. Я слышу только отрывки фраз: "убийство... виновен...невменяем...отказ от дачи показаний....заседание откладывается".
Вдруг экран резко заволкло чернотой и я вернулась в сознание.
"Что это было? - удивилась я. - Я видела! Я отчётливо видела!".
Через какое-то время я вспомнила про дело, о ктором мне рассказывал Моррези.
"Всё сходится. Но почему я это увидела?" - я никак не могла понять, к чему было это видение.
Весь остаток дня я потратила на размышления по этой теме.

Утром я вызвала к себе недавно нанятого человека:
&- Пьер, у меня для тебя два очень важных дела. Во-первых, садись за компьютер и пиши, - я продиктовала ему заявлением на имя худрука концертного зала об увольнении по состоянию здоровья. - Распечатай и дай мне подписать.
Он молча выполнил мою просьбу.
&- Отдашь это худруку лично в руки, - я вернула ему лист, поставив свою закорючку. - А теперь второе. Как закончишь с этим, полетишь в Германию, в Нюрнберг и узнаешь для меня все подробности и детали дела про двойное убийство несовершеннолетним. Думаю, ты слышал о нём.
&- Да, конечно, мадам. Что именно Вам необходимо?
&- Всё. Абсолютно всё и во всех деталях. Имена, фамилии, факты, доказательства, результаты экспертиз. Всё, что может иметь хотя бы косвенное отношение к делу.
&- Хорошо. Но это займёт много времени и ... денег.
&- У тебя будет неделя и та сумма, которую ты попросишь. Я хочу, чтобы ты начал сегодня.
&- Как прикажете, но кто останется с Вами? - заботливо спросил он.
&- Не перживай. Анет справится. Ступай.
&- Всего доброго. Я буду докладывать.
&- До свидания, - ответила я.

За эту неделю мне предстояло выяснение отношений с Альфредом. Эта была нерешённая проблема, которая уже назрела.
Он дозвонился на мой мобильный. Я решила ответить - мне уже давно хотелось поставить в этом деле точку.
&- Дорогая, любимая! Куда же ты пропала? Где ты была? Как ты? - выпалил он.
&- Ты получил моё заявление? - не ответила я.
&- Я думаю, мы должны поговорить об этом лично, не по телефону.
&- А я так не думаю. Или ты считаешь, что я должна дирижировать вслепую, корчить из себя вундеркинда-переростка? А может, ещё поставим за моей спиной дублёра? Но я не Бетховен, мне это не позволительно! Ты хочешь выставить меня на всеобщее обсуждение и упрёк оркестрантов. Спасибо за заботу.
&- Дорогая, подожди. Пожалуйста, выслушай меня! - взмолился он. - Тебе не обязательно уходить из оркестра.
&- Да? А что я буду делать? - почти крикнула я. - Советы раздавать? Нет, извини, я ещё не готова к участи суфлёра!
&- Мы найдём тебе работу...
&- Не надо. Я не хотела этого говорить, но ты меня вынудил. После того, как ты затащил в мой оркестр тех шлюх, с которыми переспал, я не хочу иметь ничего общего ни с концертным залом, ни с тобой. Да простит меня небо, но я рада, что потеряла нашего ребёнка! - воскликнула я и выключила телефон.
Я разговаривала, сидя в гостиной. И на моё несчастье во время разговора начали звонить мои любимые часы, а у них был весьма своеобразный бой. Но я этого не заметила. Зато заметил Альфред. Услышав знакомый бой, он сразу понял, где я нахожусь. Альфред быстро сел в авто и через час был у меня.
Он буквально ворвался в дом, оттолкнув Анет, которая лепетала, что меня нет. Пулей он бросился в мою комнату, не найдя меня в гостиной.
Я была у себя, слушала музыку.
&- Я должен с тобой поговорить, - с этими словами Альфред вломился ко мне.
&- Ты? - я развернулась в сторону двери. - Кто тебя пустил?
&- Меня никто не сможет удержать, если я хочу с кем-то поговорить. Мы должны поговорить.
&- Уже "мы"? Только что я слышала "я должен". Ты не стабилен, а потому и неверен. Извини, но я могу простить что угодно, только не измену, - я говорила спокойно, с достоинством.
&- Я не буду отрицать - это бессмысленно. Да, я тебе изменил...
&- Мог не повторять. Я это и так знаю. А каяться будешь перед Богом!
&- Дорогая, - он смягчил голос и подошёл ближе. - Ты же умница, ты ведь всё понимаешь. Ты же не первый день в искусстве. Ты же знаешь, как легкомысленны все артисты. Ну, с кем не случалось?! Минутная слабость, без намёка на чувства. Неужели тебе, как яркой творческой личности, это не знакомо? Даже Косицына...
&- Молчи! - крикнула я.
"Неужели даже в Париже знают мою историю с Матаделли, - пронеслось у меня в голове. - Как жесток этот мир!".
&- Ты не смеешь ничего говорить о ней! - продолжила я. - Кто ты такой, чтобы её упрекать?! Да что ты вообще знаешь?! Более несчастного человека найти трудно! А вы сделали из неё объект для насмешек и упрёков! Мелкие людишки, живущие плотскими радостями и утехами! Вам не понять мятущейся души Гения с трагической судьбой! Как ты посмел упомянуть её имя в этой ситуации?! Как ты посмел поставить себя рядом?! - я говорила стоя, почти в исступлении.
&- Любимая, прости, - он подошёл и, взяв мои руки в свои, поцеловал их. - Прости. Я не имел права это говорить, я знаю. Прости! Я просто не знаю, что сказать в своё оправдание. Я глубоко уважаю память великой Косицыной и всё, что она сделала. У меня и в мыслях не было упрекнуть её чем-то. Но, дорогая, попробуй меня понять. Дай мне шанс всё исправить! Один единственный шанс. Я заглажу свою вину, верь мне. Я выгоню их из оркестра, можешь не сомневаться.
&- В этом нет необходимости. Я всё равно не буду там работать. Да и за зря что ли они перед тобой так выделывались, - уже спокойно заметила я.
&- Ты знаешь? - он не поверил своим ушам.
&- Да, я всё видела, крупным планом и в отличном качестве. Это было последнее, что я видела перед потерей зрения, - вздохнула я и отошла в сторону. - Можешь себе представить, что стоит у меня перед глазами. Мне будет очень нелегко тебя простить.
&- Боже! Но кому это понадобилось?!
&- Какая разница - кому?! Пойми ты, не тебе хотели навредить, а мне! И им это удалось. А помог им ты!
&- Так ты из-за меня лишилась зрения?
&- Не бери на себя слишком много! Но твоё участие в этом я не отрицаю.
&- О, Боже! - почти прокричал он. - Как я могу загладить свою вину?
&- Для начала - подписать моё заявление и оставить на какое-то время в покое, - тут же ответила я.
&- Но ты ведь нуждаешься во внимании и заботе, - ласково проговорил Альфред. - Я не могу оставить тебя в таком положении одну. Тебе нужна поддержка.
&- Спасибо за заботу. Но мне надо ещё о многом подумать. Какое-то время я должна побыть одна. А там - будет видно.
&- Я не могу с тобой спорить. Спасибо, что выслушала, - он отошёл к двери. - Я могу тебе звонить?
&- Да, - немного подумав, ответила я. - Но не слишком часто.
&- Всего доброго. Поправляйся, - совсем не в тему ляпнул он.
Я не ответила. Он, так и не дождавшись ответа, вышел.

К вечеру того же дня у меня снова было видение, на этот раз короче первого, оно длилось всего несколько мгновений.
Это была комната для свиданий. С одной стороны сидело два адвоката, с другой - парень. Но на этот раз я увидела его ближе, отчётливее. Но ещё не настолько, чтобы детально рассмотреть.
Постепенно я начала понимать (вернее чувствовать), что имею какое-то, не понятное мне, отношение к этому делу.
И Пьер не звонил...

Видения стали посещать меня часто. И с каждым разом лицо парня становилось всё отчётливее. Наконец, я смогла его разглядеть настолько ясно, чтобы окончательно разобраться со своим участием в этом деле.
Пьер связался со мной через неделю и сказал, что всё собрать пока не удалось - дело закрыто для общественности. Он попросил у меня ещё времени.

Буквально перед самым его возвращением у меня снова было видение, самоё чёткое и ясное.
Снова было заседание суда. На этот раз я стояла в шаге от мальчика. Мы смотрели в глаза друг другу, не моргая, около трёх минут. Это были сашины глаза!!! И нос, и рот - все черты лица! Сашины!
- Женя, - еле заметно прошептали мои губы.
- Мама, - в ответ прошептал он.
За долю секунды видение исчезло, причём на этот раз меня отдало "обратной волной" так, что я отшатнулась назад на пару шагов.
- Женя! - крикнула я, задыхаясь от волнения. - Женя!
Я забыла, кто я, где и вообще, что происходит вокруг меня.
- Женя!!! - продолжала кричать я со слезами на глазах.
Вдруг моё сердце сжалось так, что мне показалось, что оно остановилось. От боли я не могла даже пошевелиться. Просто беспомощно держалась за сердце и хватала ртом воздух, как рыба.
К моему счастью я была в гостиной, и туда скоро вошла Анет. Она заметила, что мне плохо и вызвала врача.
К его приезду я потеряла сознание.
Врач вернул меня в него и предложил поехать в больницу на обследование. Я (естественно) отказалась. Он мне что-то вколол, оставил какие-то таблетки и уехал.
Как потом оказалось, у меня был первый сердечный приступ.

Я еле дождалась Пьра.
&- Мадам, я располагаю всей информацией, которую только можно было достать.
&- Хорошо, расскажешь по дороге, - у меня уже было всё спланировано.
&- Куда на этот раз?
&- Я еду в Нюрнберг, и ты со мной.
&- Но я ведь только что оттуда вернулся. Я всё узнал, Вам совершенно не обязательно...
&- Никогда, - перебила я, - больше не смей мне перечить - мой совет на будущее. Я решаю - ты повинуешься. Понял?
&- Да, мадам, простите. Но билеты можно будет взять только на конец недели.
&- Значит, поедем на машине, - спокойно сказала я.
&- Да, мадам, - он покачал головой.
&- Анет уже собрала мои вещи. Распорядись, чтобы их уложили в машину. Мы поедем втроём.
&- Хорошо, я сам их отнесу.
&- Отлично. Скажешь, когда всё будет готово. Я хочу выехать как можно раньше.
&- Слушаюсь.
&- Свободен.
Через два часа мы были в дороге. Пьер вёл машину сам (я не хотела брать много слуг - во-первых, хватало и моего багажа; во-вторых, их тоже надо было где-то размещать).
По дороге Пьер рассказал всё, что смог узнать.
&- Семья Шульц двенадцать лет назад переехала в Нюрнберг из России.
&- Из России? - удивилась я.
&- Да, из...
&- Москвы, - я его опередила.
&- Вы угадали. Их сыну тогда было полтора года. Они забрали его из больницы, где не было необходимого оборудования. Они нашли более подходящую клинику в Германии. Шульцы представили все необходимые документы и в связи со срочностью им пошли навстречу - визу открыли за один день. Но возвращаться в Россию Шульцы не захотели. Выяснилось, что Херр Шульц - был сыном имигрировавшего в своё время в Союз немца. Кроме того, они собрали документы о том, что их сын нуждается в постоянном наблюдении тех врачей, которых тогда в России просто не было. Так они получили немецкое гражденство.
&- А как мальчика-то зовут? - вдруг спросила я.
&- Фридрих.
&- Ясно, продолжай, - "был Женя, стал Фридрих, - оригинально! - подумала я. - Но это лучше, чем Адольф".
&- Вот тут-то и начинается самое удивительное. Семья Шульц считалась образцово-порядочной. Фридрих, как все дети ходил в школу, правда, специальную, родители платили налоги, жили в своём доме. Отец возил сына в школу и всегда сам забирал. За эти двенадцать лет ничего криминального или из ряда вон выходящего с ними не происходило. Жили мирно, благополучно. И вдруг вот такое событие. Психиатры и даже прокуроры в недоумении. Во-первых, никто не может понять, где Фридрих взял снайперское ружьё с оптическим прицелом; а во-вторых, почему он его взял. Его неоднократно проверяли - с психикой у него всё в порядке, он вменяем и адекватен. Вот здесь-то и камень преткновения. А сам Фридрих молчит. Больше никакой информации нет, - закончил Пьер.
&- И тебе понадобилось три недели, чтобы это узнать? - негодовала я.
&- Мадам. Я Вам говорил. Дело закрытое, никакой информации не разглашают. Мне приходилось подсматривать, подслушивать и подкупать. Я рисковал сам загреметь на скамью подсудимых.
&- Ладно, хорошо. А что было на последнем заседании? - мне было необходимо это услышать.
&- Я не знаю, я уже готовился к отъезду, когда оно началось.
&- Понятно. Значит, на месте всё и узнаем, - я замолчала.
"Получается, что Щульцы похитили моего сына, подменив его на умершего своего, зная, что я, как безответственная мать, поверю на слово и даже вникать не буду. Да, в этом они оказались правы. Наивная дура! В одном Пьер прав - это всё не стыкуется. Благополучная семья, с похищенным ребёнком, и вдруг двойное убийство из снайперского оружия. А эти государственные адвокаты никогда ничего не раскопают. Что же делать? Мне нужен надёжный блестящий адвокат. Но где его взять?!".
Я подумала ещё немного...
"Саша! Он такого точно найдёт!".
&- Останови машину, - резко попросила я.
Пьер мягко подъехал к обочине.
&- Иди погуляй десять минут, - я его выдворила.
Он послушно вышел, аккуратно прикрыв дверцу.
&- Ты тоже, - я обратилась к Анет, безмолвно сидящей всю дорогу. Она тоже вышла.
Я нашла наощупь свой телефон-раскладушку - с него я звонила только Саше.
Я нажала кнопку повтора предыдущего номера.
- Саша, ты ещё в Париже? - сразу начала я.
- Да, мы с Моррези здесь. Что-то случилось?
- Нет, и Моррези меня сейчас не интересует. Саша, ты должен мне помочь.
- В чём дело? - он начал волноваться.
- Да ничего особенного, не переживай. Мне просто нужен адвокат, самый лучший.
- Что? Где ты? Что случилось? Анютик, не пугай меня так!
- Тихо, тихо, - мне было приятно его волнение. - Успокойся. Всё хорошо. Я не для себя прошу.
- А для кого? - острожно и настороженно спросил он.
- Это не телефонный разговор. Скажу одно: тебе этот человек тоже не безразличен.
- Ясно. Какой специализации адвокат? - уточнил уже по-деловому он.
- По убийствам.
- Что?! Нет, дорогая, я определённо ничего не понимаю.
- Знаю. Но я тебя очень-очень прошу. Это срочно. Найди мне лучшего в мире адвоката. И если не трудно, детектива, который может раскопать всё, вплоть до фирмы подгузников, которые пенсионер носил в детстве.
- Ты окончательно сбила меня с толку. Но я попробую.
- Саша, мне нужна стопроцентная гарантия. Это дело всей жизни. Я тебя умоляю!
- Господи, да что же произошло?! Ты же никогда ни о чём не просишь! - заметил он.
- Я всё расскажу тебе при встрече, обещаю. Это очень деликатный разговор. Но я ещё раз прошу: срочно найди мне адвоката и детектива. Если ты мне поможешь, я всё для тебя сделаю! Клянусь! - серьёзно закончила я.
- Ты никогда не клялась. И я знаю, как ты к этому относишься. Я сделаю всё, о чём ты просишь в максимально короткие сроки. Надеюсь, я успею вовремя.
- Спасибо, дорогой! Позвони мне, как только найдёшь их.
- Хорошо, любимая. Не переживай. Целую тебя. Береги себя.
- Спасибо. Пока, - я убрала телефон.
"Он их найдёт, я в этом уверена. Женя, держись! Я вытащу тебя. Мы вытащим тебя. Всё будет хорошо".
Через пару минут дверца машины открылась.
&- Вы позволите? - вернулся Пьер.
&- Да, зови Анет - поехали.
Оставшуюся часть пути все молчали.
&- Где Вы хотите остановиться, - въехав в город, спросил Пьер.
&- Мне всё равно, где будет свободный номер.
&- Анет, - он обратился к служанке. - Узнай, где есть номера.
Девушка насела на телефон и обзвонила все крупные гостиницы города. Свободными оказались только президентский номер в самой дорогой гостинице города и ещё несколько в дешёвых мотелях. Президентский меня более чем устраивал.
Я решила отложить все дела на следующий день – и так было уже поздно.

Наутро я вызвала Пьера к себе.
&- Твоя задача узнать во всех деталях, как прошло последнее заседание. Особое внимание обрати на Фридриха. Если будет возможность, посмотри видеозапись слушания. Меня интересует, как мальчик себя вёл, его выражение лица, губы. К вечеру у меня должны быть все сведения, со всеми подробностями. И мне плевать, сколько это будет стоить, - добавила в конце я.
&- Слушаюсь.
Выпроводив его, я занялась собой. Мне надо было разобраться в своих видениях. Что это? Вымысел? Желаемое или действительное? Есть ли в них какая-то закономерность? Чем они вызваны? Как их подчинить и научиться управлять ими?
Я пыталась найти ответ хоть на один из этих вопросов. Надо признаться, тщетно. Я дошла почти до отчаяния.
На все эти размышления и "поиски ответов" у меня и ушёл весь день.
Пьер приехал в десять часов вечера.
&- Я узнал всё, что Вы просили.
&- Садись и начинай, - мы говорили в номере, в гостиной.
&- Заседание действительно стало примечательным в некотором смысле. Мне удалось посмотреть запись камер наблюдения. В принципе, по делу ничего нового. Но Вы просили обратить внимание на мальчика, его поведение и мимику. Я это и сделал. Причём я просмотрел запись несколько раз, для достоверности. Я не мог поверить своим глазам. Примерно в середине заседания Фридрих ни с того ни с сего встал и подошёл к решётке. Судья попросил его сесть. Но мальчик его явно не слышал. Его взгляд был устремлён в какую-то незримую точку, на уровне глаз средного человеческого роста – хотя напротив него никого не было. Такое ощущение, что он кого-то увидел и смотрел ему в глаза. Он простоял так какое-то время, а затем его губы что-то прошептали. Потом он пришёл в себя и вернулся на скамью подсудимых. Вся эта сцена сопровождалась гробовой тишиной - все наблюдали за ним. А потом сразу объявили перерыв. Как мне удалось узнать, лип-ридеры считают, что он произнёс слово "мама". Но это только предположение. Достоверно никто ничего не знает. Вот, впринципе, и всё.
&- Спасибо, Пьер. Ты молодец. Я выпишу тебе премию к зарплате.
&- Спасибо, мадам, рад стараться. Мне приятно на Вас работать. Всегда к Вашим услугам. Я могу идти?
&- Да, конечно. Пока.
"Значит, действительное", - по крайней мере, один ответ у меня уже был...
Я прикинула временные рамки и пришла к выводам, что вижу всё в "прямом эфире"; то, что происходит на данный момент.
"Насколько я знаю, видениями можно управлять. Может и у меня получится? Я ведь даже не пробовала. Но это уже завтра, для этого нужно много сил".
Я пораньше легла спать с большими надеждами на грядущий день.

Позавтракав утром следующего дня, я сконцентрировала всё своё внимание на мыслях о Жене. Моей бедой была плохая память на лица. А сейчас мне требовалось точно воспроизвести лицо своего сына. Я пошла "от противного". Я представила Сашу и немного его омолодила в своём воображении. Когда я дошла до нужного момента "омоложения", образ Жени сам выплыл из моей памяти. Я попыталась "зацепиться" за него. Я думала о нём, всё чётче рисовала перед собой его лицо.
И мне удалось!
Постепенно вокруг Жени начали вырисовываться различные предметы. И, наконец, комната, где он находился, поглотила меня. Я была там, в его камере, я стояла возле него и смотрела ему в глаза.
- Женя, сынок, как ты? - по-русски спросила я, уверенная, что он меня поймёт.
- Мне плохо, - прошептал он. - Помоги мне, мама!
- Я помогу, обещаю...
Но я не успела договорить - в реальность меня вернул телефонный звонок. Он буквально вырвал меня из видения. У меня жутко заболела голова.
Анет поднесла мне телефон (всё ту же раскладушку). Попросив её выйти, я дождалась звука закрывшейся двери и ответила на звонок:
- Да, дорогой.
- Любимая, я нашёл лучшего в мире адвоката. К слову замечу, он еврей, - Саша знал, что я уважаю евреев как специалистов. - За деньги он даже Гитлера оправдает. А также я нашёл самого пронырливого детектива - залезет туда, куда даже воздух не проникает. Что мне делать дальше?
- Брать их подмышку и ехать в Нюрнберг, - ответила я.
- Куда?! Ты что, в Нюрнберге уже? - удивился он.
- Да, уже третий день.
- Постой, я кажется, начинаю понимать и зачем тебе эти люди, и почему ты мне ничего не сказала. У тебя что, вспышка альтруизма? Ты хочешь помочь этому не свовсем здоровому немецкому мальчику?
- Саша, - я перебила его. - Я тебя умоляю, замолчи! Ты ведь ничего не знаешь! Приезжай как можно скорее. Я тебе объясню, и ты всё поймёшь. Не делай поспешных выводов. Теперь уже я прошу тебя о благоразумии. Пожалуйста, приезжай, ты мне очень нужен!
- Любимая, ты меня снова пугаешь. Считай, что я уже в пути. Я постараюсь быть завтра утром, если получится - раньше. Ты мне только честно скажи: у тебя всё хорошо?
- Да, не беспокойся. У меня всё хорошо. Но мне очень нужна твоя помощь и поддержка.
- Хорошо, дорогая. Я не заставлю тебя долго ждать. Я скоро приеду. Всё будет хорошо. Я тебя люблю.
- Спасибо. Буду ждать. Пока.
- Да завтра, - попрощался он.
Остаток дня я провела опять-таки в размышлениях. С видениями мне было всё ясно. Они реальны, их можно контролировать, их можно вызывать. Но они отнимают много сил. Значит, мне надо запастись энергией - много спать и хорошо есть, особенно налегая на сладкое.

Утром, как и обещал, Саша был у меня.
Анет должожила мне, что он ждёт меня, и проводила меня в гостиную, после чего я отправила её погулять.
Саша подошёл ко мне сразу, как только за ней закрылась дверь.
- Любимая, я уже так соскучился, - он обнял и поцеловал меня. - Я никогда не привыкну видеть тебя... - он замолчал на полуслове, как бы не желая мне лишний раз напоминать.
- Слепой и беспомощной, - за него договорила я. - Знаю. Я тоже. Но ведь именно сейчас я так нуждаюсь в поддержке и любви. Можешь пользоваться, пока я не прозрела, - я улыбнулась.
- Это жестоко, - заметил он.
- Итак, - через минуту сказала я. - Где ты нашёл этих людей?
- Это профессиональная тайна. Но я их нашёл. Так что дело за тобой!
- То есть? - я не совсем поняла, про что он говорит.
- Я так и знал! - вздохнул он разочарованно.
- Что? Я действительно не понимаю! - обиделась я.
- Хорошо, напомню. Ты обещала сделать всё, о чём я попрошу.
- А! - поняла я. - И?
- Я хочу, чтобы ты родила мне сына, - серьёзно сказал он.
- Замечательно! Считай, что я уже исполнила! - я засияла.
- Не понял? - он озадачился.
- Александр Владимирович! - торжественно произнесла я. - Я имею честь поздравить Вас с первенцем!
- Дорогая, у тебя опять начались проблемы. Господи, когда это закончится?
- Если ты про мою больную психику - то никогда, это неизличимо. Я думала, ты будешь рад этой новости.
- Любимая, солнышко, - он обнял меня и гладил по голове. - Всё хорошо, я рядом, подумай о чём-нибудь другом.
- Саша, ты не понял. У тебя есть сын от меня, - я снова улыбнулась.
Он отошёл на пару шагов и какое-то время молчал.
- Нет, этого не может быть, - категорично заявил он. - Я просчитал все возможные ситуации - это невозможно. У меня не может быть от тебя ребёнка, о котором я ничего не знаю.
- Правильно, так я же сказала: первенец!
- Подожди, дорогая, - он снова начал усиленно тормошить свою память. - Но Женя был нашим первым ребёнком! Неужели я ошибаюсь, и был кто-то ещё?
- Если и был, то не от меня, - ответила я. - О твоих связях до брака мне ничего не известно. Может, у тебя и были уже дети, тебе виднее.
- Что за глупости! Конечно, нет! Я бы никогда себе этого не позволил! Ты же знаешь. И вообще мы сейчас говорим о нашем с тобой ребёнке! – почти крикнул он.
- Да, прости. Я не хотела тебя злить, - я отвернулась, не имея возможности выйти.
- Солнышко, извини, что накричал, - он подошёл и снова меня обнял. - Просто я очень переживаю. Для меня это больная тема. Я очень хочу сына от тебя.
- Я понимаю. Поэтому-то ты здесь. Я попробую объяснить тебе всё по порядку.
И я изложила ему свою теорию этой истории с Фридрихом-Женей.
Когда я закончила, Саша минут пять молчал.
- Но ты же понимаешь, что это бред, - наконец, сказал он. - Ты ведь умная женщина. Как такая чепуха могла прийти тебе в голову?! - он начинал заводиться.
- Саша, пожалуйста, послушай меня!
- Нет, это ты меня послушай, - он повысил голос. - Подобной ахинеи я даже от тебя никак не ожидал. Ты окончательно сошла с ума, если говоришь такие вещи. Наш сын мёртв, слышишь: мёртв! - закричал он. - Я понимаю твоё желание воскресить его хотя бы в своём воображении. Ты же потеряла грань между реальностью! Послушай, - он крепко сжал мои плечи. - Я очень тебя люблю и просто не могу это слышать! Тебе просто необходимо начать лечение. Это может очень плохо закончиться. Дорогая, я же тебе добра желаю! Давай поедем в Париж или любой другой город, ты пройдёшь курс лечения, тебе станет лучше. Любимая, - он поцеловал меня в лоб, - ты так меня пугаешь!
- А ты пугаешь меня, - я оттолкнула его. - Ты меня не слушаешь. Похоже, ты не понял ни одного слова, сказанного мной. Я тебе повторяю: мне ничего не кажется, я знаю наверняка! Я думала, ты будешь рад услышать это. Или ты просто боишься даже мысль подобную допустить?
- Дорогая, да пойми ты: Женя мёртв и кремирован!
- А я? - спокойно спросила я. - Я же тоже мертва и кремирована. Но я ведь здесь. И ты мне веришь. Или только потому, что сам видишь? А может это мой двойник, не допускаешь? Ты же поверил, что я жива. Так что тебе мешает поверить в то, что жив наш сын? Или тебе нужны неопровержимые доказательства? Неужели у тебя нет сердца? Неужели оно молчит? Выключи свой рассудок, забудь о трезвом уме и послушай своё сердце. Что оно говорит тебе?
Саша помолчал немного и ответил:
- Оно просит поверить.
- Вот видишь. Доверься ему. А если тебе так нужны доказательства - они будут, но потом. А сейчас и мне, и Жене нужна твоя вера и любовь. Помоги нам! - попросила я.
- Хорошо, - он тяжело вздохнул. - Я сделаю всё, что в моих силах. Но я не понимаю одной вещи.
- Какой?
- Ты говоришь, что видела его. Разве это возможно?
- Саша! В тебе совсем нет веры, - я покачала головой. - Неужели ты ни разу не замечал во мне чего-то сверхъестественного?
- Нет, - немного подумав, ответил он.
- Тогда приведу несколько примеров. Помнишь, перед нашим первым разводом у нас с Ники были концерты. Так вот, на закрытии произошла задержка. Ты может, так и не знаешь, почему. На самом деле Ники разбил колено об осколок моего бокала, разбитого после символического тоста. Он не мог даже ходить. Колено было пропорото до кости.
- Подожди, но вы же нормально всё допели, - возразил Саша.
- Вот именно. За это время, пока оркестр развлекал публику, я лечила ему колено.
- Чем? - недоверчиво спросил Саша.
- Вот этими вот руками! - я подняла руки.
- Подожди, - он задумался, вспоминая тот день. – Тогда, в гримёрке, ты лечила ему колено? – удивлённо спросил он.
- Даже не буду спрашивать, что ты тогда подумал, - усмехнулась я. – Всего лишь колено! И надо заметить, мне это удалось блестяще! Он допел, как ни в чём не бывало. Ещё несколько сеансов - и его колено зажило так, что даже шрама не осталось.
- Могу себе представить, чем вы занимались на этих сеансах!
- Ещё одно слово, - предупредила я. - И я выставлю тебя за дверь!
- Попробуй, - усмехнулся он.
Я замолчала и снова отвернулась.
- Ладно, Анютик, прости, - он подошёл и положил мне на плечи руки. - Я просто не могу слышать его имя из твоих уст. Прости, я больше не буду, - он поцеловал мою руку.
- Второе яркое проявление моих способностей, - я продолжила, не обратив на этот инцендент внимания, - я могу отметить в Петербурге. Вот как ты сам думаешь, после того, что ты со мной сделал, могла ли я спеть на следующий день на премьере?
Саша тяжело вздохнул и отошёл в сторону.
- Нет, - коротко ответил он.
- Я тоже так думала. Но я спела. И как спела! Это была моя лучшая Розина! И ты думаешь, это просто от моего хотения? Нет. В данном случае я применила свои способности на себя. Ещё раз я прибегла к ним в Нью-Йорке. На этот раз по отношению к тебе. Ты может, опять-таки не знаешь, но врачам никакими средствами не удавалось вывести тебя из комы. Главврач мне так и сказал: "Здесь медицина бессильна". Медицина, но не я. И ты пришёл в себя. И шрамы твои зажили, и следа не осталось, - я замолчала.
- Господи! - воскликнул вдруг он. - Любовь моя! - он опустился на колени и обнял мои ноги. - Прости меня!
- Что произошло, Саша? - я испугалась.
- Я так перед тобой виноват. А ты мне жизнь спасла! Я никогда не мог до конца понять тебя! И ничего не замечал! Прости меня, любимая!
- Саша, встань, пожалуйста. Ты ни в чём не виноват. А если где-то и ошибся - то кто не ошибается?! И я живой тому пример. Сколько на моём счету ошибок! Так что я прошу тебя, встань и не вспоминай прошлого.
Он поднялся и, сжав мою голову, очень крепко поцеловал меня, а затем прижал к себе.
Через какое-то время я продолжила:
- И, кроме того, как ты думаешь, могла ли я остаться жива после трёх глубоких ножевых ранений? Однозначно нет! Но я жива. Не совсем, правда, здорова. Но жива. У меня хватило энергии на то, чтобы выжила и я, и моя дочь. Я могу приводить очень много примеров паранормального в моей жизни. Да последний мой концерт-соревнование со Славиным. Да, я потеряла ребёнка, зрение, здоровье, у меня ещё больше пошатнулась психика, но я жива! Не думаю, что кто-нибудь, пережив такое, может похвастаться таким же результатом. Вы никогда ничего не замечаете, вам всё кажется в порядке вещей, само собой разумеющимся. Не всё так просто! И поэтому сейчас, когда я потеряла зрение, я думаю, я имею право на то, чтобы мне верили, когда я говорю, что вижу! Да, я вижу не конкретные предметы перед собой и вижу не глазами - я вижу на расстоянии, большом и не очень, но в реальном времени. И вижу я не что попало, а собственного сына! Которого вынашивала девять месяцев, кормила, который был для меня первым, и с которым меня связывает очень и очень много незримых нитей. Спроси его, видит ли он меня. Я не знаю наверняка, но почти уверена, что видит. Иначе быть не может! - на минуту я замолчала. - И если ты до сих пор мне не веришь, то я больше ничего не могу привести тебе в доказательства. У меня больше нет аргументов. Прости, если мне не удалось тебя убедить.
Саша молчал, я тоже.
- Я тебе верю. Как никогда раньше. Я верю, что это наш Женя. И мне не нужно больше никаких доказательств, кроме твоего слова. Раз ты сказала, значит, это так. Ты права: я боюсь, вернее, боялся допустить эту мысль. Но теперь я сделаю всё возможное, чтобы доказать, что это мой сын и чтобы разобраться, что же всё-таки произошло. Спасибо, что открыла мне глаза. И прости, что был не прав.
- У меня пальцев на руках не хватит, чтобы сосчитать, сколько раз ты уже сказал "прости". Мне не за что тебя прощать! Ты всегда прав, уже потому, что любишь. И ты знаешь, насколько я перед тобой виновата. Так что давай не будем больше об этом. Простили друг друга, ладно?
- Ты прелесть! - он снова обнял меня. - Как же я тебя люблю! Ты себе не представляешь!
В дверь позвонили.
- Открой, пожалуйста, - попросила я.
Саша пошёл открывать, а я наощупь села на диван.
Это был Пьер. Поздоровавшись с Сашей, он прошёл в гостиную.
&- Мадам, Вы просили узнать о свидании. Мне очень жаль, но это невозможно, ни под каким предлогом.
#- А родственникам? - вдруг спросил Саша.
Удивился и Пьер, и я. Мы никак не ожидали, что Саша знает французский язык. Да он его и не знал. Он просто понял два слова: свидание и невозможно. Ему этого хватило.
Бедный Пьер не знал, на каком языке говорить: чтобы его поняли все присутствующие или только я.
Я почувствовала его замешательство и попросила говорить на английском.
#- Родственников у семьи Шульц нет, точнее не было. Супруги Шульц были сиротами и не имели ни братьев, ни сестёр. Так что родственников у мальчика нет в принципе. По крайней мере, официально, - добавил он.
#- Это ты правильно заметил - официально, - сама для себя сказала я.
&- Что ещё я могу для Вас сделать?
&- Спасибо. Пока ничего. Просто внимательно следи за ходом следствия и докладывай, как только появится новая информация.
&- Хорошо. Доброго дня. #Всего доброго, - он обратился к Саше и вышел.
- Ты хотела навестить его? - почему-то удивился Саша.
- А ты не хочешь?
- Нет. То есть, да... Я ещё не готов, - нашёлся он.
- Я понимаю. И поэтому прошу: как можно раньше начни расследование.
- Непременно. Я немедленно отдам приказ своим людям, - согласился он.
- А в первую очередь я прошу тебя доказать, что это не сын Шульцев, а твой и Косицыной. Это перевернёт ход дела, я уверена. Но для этого надо будет отправить детектива в Россию. И желательно не одного. А то ты знаешь нашу гостеприимгую Родину! - с усмешкой заметила я.
- Но как мне вывести его на это?
- Сделай акцент на том, что они тринадцать лет назад жили в Москве, а их сын лежал в той же клиники, где и твой сын. Вот оттуда пускай и начнёт. Причём я прошу тебя лично контролировать расследование. Все ответы остались там, в Москве. И я догадываюсь, как будет трудно их найти. Но мы должны это сделать, ради Жени.
- И мы это сделаем, не сомневайся, - твёрдо сказал Саша. - Могу я попросить твоего Пьера поделиться с моим детективом информацией?
- Конечно, о чём речь! Пусть действуют заодно. Я с ним поговорю. А теперь не теряй больше ни минуты. Иди, поговори со своим детективом, а я поговорю с Пьером и пришлю его к вам. Где ты остановился?
- Пока нигде. Я сразу приехал к тебе.
- Позвони, узнай, где есть свободные номера. Это может составить проблему.
Я не горела желанием предлагать ему остановиться в моём номере. Уж больно много вопросов это могло вызвать. Он был посторонним для Камю. А придумывать новые истории и версии не хотелось. Проще было избавить себя от этой проблемы, нежели потом придумывать, как её решить.
Саша позвонил администратору и поинтересовался о свободных номерах в этой гостинице - их не оказалось. Тогда он попросил узнать, где на данный момент он мог бы остановиться. Администратор пообещал перезвонить, когда узнает.
Через несколько минут он перезвонил и сказал, что свободные номера есть только в самом дешёвом хостеле на окраине.
- Ну, нет! - воскликнула я. - Ты в клоповнике жить не будешь!
- Да ладно. Сниму квартиру.
- Только через мой труп! Ты остановишься здесь и точка.
Саша приподнял правую бровь. Я не могла этого видеть, но хорошо знала его.
- Здесь - это где?
- В этом номере. И не спорь, - категорично заявила я.
- Ты хочешь разместить меня в прихожей? - с усмешкой спросил он. - На коврике, как собаку?
- Нет, - я улыбнулась. - Я хочу разместить тебя в своей спальне, в своей постели, как любовника.
Саша раскатисто захохотал.
- Я не верю своим ушам! Боже! Не может быть! Обычно я от тебя слышу "пошёл вон" и "с глаз моих долой!". А ты не боишься?
- Чего? Тебя или слухов?
- Очаровательно! Слухов конечно!
- А мне начхать на слухи! - я медленно пошла в его сторону. - Кому какое дело?! Я свободная женщина, а ты уже почти десять лет как овдовел. Так в чём проблема?
Саша, догодавшись, что я хочу подойти к нему, почти перед самым моим носом сделал шаг в сторону. Я почувствовала движение воздуха.
- Зачем ты это сделал? - не поняла я.
Он не ответил. Саша начал ходить вокруг меня.
- Что ты делаешь? - очень быстро я потеряла ориентацию, он сбил меня с толку.
- Сукин ты сын! Остановись! - я никак не могла понять, где он находится.
На секунду всё замерло.
- А что мне за это будет? - услышала я над самым ухом. Саша стоял сзади.
Я резко развернулась. Настолько резко, что чуть не упала, потеряв равновесие. Он поддержал меня, обняв за плечи.
Я, моментально рассчитав расстояние до его головы, обхватила его руками за шею и, повисла на нём, обняв ногами за пояс.
- А вот что, - ответила я и страстно поцеловала.
Мой прыжок стал для него неожиданность. Под моим весом он отшатнулся на несколько шагов назад; но, правильно оценив ситуацию и решив не проверять свои силы, поддержал меня и понёс в спальню.
Саша аккуратно положил меня на кровать, но я, резко повалив его на себя, перевернулась и оказалась сверху. Этого он тоже никак не ожидал. А я продолжала жадно целовать его губы.
Вдруг меня словно обухом по голове ударили. Я оторвалась от его губ. А через мгновение передо мной возник образ Ники! Я знала, что целовала Сашу, что это он сейчас теребит мои волосы. Но видела я Ники.
"Это нечестно. Это подло с моей стороны!" - подумала я.
"Кто бы говорил о чести, - ответил мой рассудок. - Пользуйся моментом".
"А действительно, не всё ли равно! Разве я не хотела бы видеть сейчас Ники на месте Саши. И совесть здесь не при чём!".
Теперь образ Ники стоял у меня в глазах вполне отчётливо. Как тогда, в нашу первую ночь...
Я продолжила целовать Сашу, на какой-то момент озадаченного моим поведением.
Зато по крайней мере я не чувствовала себя скованно из-за своей слепоты - я видела всё очень отчётливо, пусть и не совсем то, что было на самом деле, зато чётко.

…Я так разомлела от сашиной страсти, что умудрилась даже уснуть под его изумительную постлюдию, хотя было только четыре часа дня.
Проснулась я ближе к вечеру. И когда Саша вернулся, решила оправдаться:
- Прости, так глупо получилось.
- Ты про что? - Саша явно меня не понял.
- Про то, что заснула. Надеюсь, ты не обиделся?
- Что ты! Для меня это выше всяких похвал. Если ты уснула, значит, я смог выпить из тебя все соки. А что может быть приятней для мужчины, чем мысль о том, что он способен покорить женщину, тем более такую, как ты.
- Ты себе льстишь. Хотя и заслуженно. Ты был великолепен! - призналась я.
- Спасибо, любимая. Ради этих слов я готов на всё, лишь бы только услышать их снова, - он поцеловал меня с не меньшей страстью, чем несколько часов назад.
- Прости, дорогой. Но я не смогу это повторить, ты меня довёл до изнеможения.
- Ничего страшного, у нас ещё будет время. Твоё предложение остаётся в силе?
- Про что? - не совсем поняла я.
- Я могу остаться, или ты меня выгонишь?
- А разве мне это удастся? - хитро спросила я.
- Никогда! - Саша подхватил меня на руки и, закружив на месте, поцеловал.
- Можно попросить тебя отнести меня в спальню? - спросила я.
- Твоё слово для меня закон. Я твой раб, и ты знаешь это.
Саша отнёс меня в спальню и помог переодеться.
Ночь он провёл со мной.



ГЛАВА 33. Подготовка к свиданию.


Саша пробыл со мной несколько дней, а затем улетел в Москву вместе с детективом.
Мне же надо было решить свои проблемы. Я хотела попасть к Жене. Не просто хотела, должна была. Я была уверена, что он поможет мне во многом разобраться.
Я заставила своё воображение усиленно работать. И я была бы не я, если бы не нашла выход из этой ситуации.
Да, действительно, моей фантазии мог позавидовать любой романист! Я вспомнила об одном "ружье, висящем на стене в первом действии".
Почти сразу, как появилась Росса, я пустила слух, что якобы между ней и Косицыной с рождения существовала кармическая связь.
Они и родились в один день, и имена у них одинаковые, и профессии они выбрали одни. Более того, всю жизнь они идеально чувствовали друг друга, даже детей в один день родили. И замуж вышли одновременно. А когда Косицына "умерла", Росса попала в аварию, потеряла всех близких и сама еле выжила.
После смертии Косицыной Росса стала видеть её во сне. Она довольно часто к ней являлась с разными советами и просьбами, которые итальянка неукоснительно выполняла.
"Может, именно поэтому, - писал в своё время Бьянко, - Моррези женился не на ком-нибудь, а на Росса, копии Косицыной в итальянском обличьи".
Так же сильно, как Косицына любила всё, связанное с Италией, Росса любила всё, связанное с Россией.
В общем, я добилась того, что Косицыну и Росса стали считать кармическими близнецами, родившимися в разных странах.
Вот именно на этом я и решила сыграть.

Суть моей идеи заключалась в том, что Косицына якобы явилась к Росса и попросила её повидаться с Фридрихом во что бы то ни стало. Набравшись смелости, я позвонила адвокату Жени-Фридриха и подробно объяснила суть дела.

#- Простите, уважаемая синьора Росса, но я не понимаю, какое отношение Косицына имеет к моему подзащитному?
#- Я тоже этого не понимаю. Но одно я знаю наверняка: если она трижды являлась ко мне, значит ей это надо. Сами понимаете, у меня вообще нет никакого интереса в этом деле. Но, тем не менее, я бросила все дела и прелетела в Нюрнберг. Я надеюсь, Вы сможете мне помочь и пойдёте на встречу покойной.
#- Всё не так просто. И от моего желания здесь ничего не зависит. Закон не предусматривает подобные факты.
#- Но Вы должны мне помочь! - взмолилась я. - Я уверена, здесь что-то сокрыто. Косицына просто так мне ничего не говорит. Это принесёт свой результат, я уверена. Может, он заговорит? Хотя Вы же понимаете, - я поймала себя на том, что говорю весьма заинтересовано, - для меня это не имеет никакого значения. Но совесть моя не будет чиста, пока я не исполню свой долг перед Косицыной. Я Вас очень прошу.
#- Давайте продолжим этот разговор при встрече. Мне кажется, такие дела по телефону не решают, - выкручивался от прямого отказа он.
#- Да нет у меня времени! Вы думаете, мне просто было выкроить хоть один день? Если я завтра с ним не встречусь, я уже этого не сделаю никогда. Одно я могу сказать Вам наперёд: я в долгу не останусь.
#- Синьора! Вы вынуждаете меня идти против закона! - сопростивления в голосе уже почти не осталось. "Оказывается, надо было сразу деньги предложить!".
#- Не протиив! - возразила я. - Я способствую расследованию.
#- Каким образом?
#- Узнаете на свидании. Так "да" или я возвращаюсь в Италию? - я поставила вопрос ребром, так как мне уже надоела эта пустая болтовня.
Помолчав и тяжело вздохнув, он выдавил:
#- Да. Завтра утром я попробую добиться разрешения. А если нет - встретитесь под мою ответственность. Так что завтра в три часа дня, в СИЗО. Я буду ждать Вас.
#- Спасибо. Моя благодарность не заставит себя ждать. До завтра, - попрощалась я.
Я наощупь нашла свой «итальянский» телефон (на чехле которого была выгравирована буква М) и набрала номер Моррези.
*- Caro, ты нужен мне в Нюрнберге, - сразу выпалила я.- Причём немедленно.
*- Я как ждал. Когда к тебе зайти? - спокойно спросил он.
*- Прямо сейчас! - я решила поиздеваться.
*- Хорошо, - он отключил телефон.
Я расстерялась. «Как он посмел оборвать меня на полуслове?! Да пока он дошкандыбает из Парижу (в лучшем случае), я точно буду готова его убить!».
*- Итак, cara, - через минуту услышала я возле себя.
"Этого не может быть. Как он вошёл? Откуда он взялся?".
Я всегда забывала о том, что когда я начинала злиться, я теряла связь с окружающим миром. Так было и на этот раз.
А всё было просто. Моррези приехал вместе с Сашей. И пока тот жил у меня, дождался, пока освободится какой-либо номер, и заселился в него. А сейчас он просто очень тихо вошёл.
Я от неожиданности резко встала, причём как иногда со мной бывало, подвернула ногу и, потеряв равновесие, грохнулась на пол. Моррези даже не успел сообразить, что произошло.
- Мать твою! - крикнула я по-русски. - *Ты неможешь заходить, как все нормальные люди?! - я сделала попытку встать, но вместо этого со всего маху саданулась головой о журнальный столик, который странным образом оказался надо мной.
- Какого…?! - я схватила этот столик и швырнула его в сторону. Послышался звон битого стекла.
И только когда я немного остыла и почувствовала зверскую боль в голове. Я начала реветь и, сжав голову руками, села на пол.
*- Ну-ну-ну, любовь моя. Прости меня, - Моррези поднял меня и обнял. - Чш-ш-ш-ш. Сейчас всё пройдёт. Тихо-тихо, - он поцеловал место, которое я ушибла. - Всё хорошо. Уже прошло. Ну? - он вытер мои слёзы, сняв повязку. - Ведь всё прошло? - Моррези крепко прижал меня к себе.
*- Я не могу так больше! Я чувствую себя полным инвалидом! – пожаловалась я.- Хотя я и есть инвалид - и на зрение и на голову, и на всё остальное. И кому я нужна такая?! Я ведь ничего не могу! Я беспомощна как котёнок и неуклюжа, как слон в посудной лавке. Я - одна большая проблема! Мне надоело быть обузой!
*- Ну что ты такое говоришь! Ты не обуза! У всех бывают сложные периоды, у всех бывают проблемы. Но как показывает жизнь, справиться можно со всем. Тем более тебе грех жаловаться. Тебя окружает столько любящих людей. Не переживай, всё будет хорошо. Ты справишься. Тебе надо через это пройти. И мы тебе поможем. Мы все тебя очень и очень любим, - он поцеловал меня в лоб.
Я прижалась к его груди:
*- Андри, мно плохо!
Моррези немного помолчал, а затем резко спросил:
*- О чём ты хотела со мной поговорить?
*- Почему ты меня не жалеешь? - удивилась я. - Ты должен меня жалеть! - я по-дружески ударила его кулаком в грудь.
*- Cara! Я уже давно понял: если начнёшь тебя жалеть - ты раскиснешь ещё больше, а если заговорить с тобой о деле - ты снова возвращаешься в форму.
*- Ты правильно заметил. Ладно, к делу. Мне нужна твоя помощь, - я взяла из его рук повязку и завязала её.
*- Как всегда, - он улыбнулся. - Что на этот раз?
*- Я должна завтра идти на свидание с Фридрихом, точнее, с Женей. Я думаю, ты уже знаешь суть дела?
*- Да, Александр мне рассказал.
*- Так вот, я договорилась о свидании. И завтра в три часа дня я должна быть в СИЗО.
*- Прости, что перебиваю, - встрял Моррези. - Но как тебе это удалось?
*- Дорогой мой! Я никогда не устану повторять: деньги в этом мире решают всё. Сегодня всё можно купить и продать. Мир вершат богатые, они же сильные мира сего.
*- Ты что, подкупила весь суд?
*- Зачем весь?! Только адвоката. У меня нет станка, печатающего деньги.
*- Кто бы говорил! - вздохнул Моррези. - Тебе-то грех жаловаться.
*- А я и не жалуюсь. Но ты напрасно думаешь, что мне деньги на голову с неба падают. Я всегда считала, что не в деньгах счастье, и я ошиблась. А кто чего достоин - не нам решать. Вернёмся к делу. Моя проблема в том, что я должна прийти завтра в качестве Росса.
*- Почему именно Росса? - не понял Моррези.
*- Ну, якобы Косицына приснилась Росса и попросила её навестить мальчика. Понимаешь? Я надеюсь, мне удастся доказать, что он мой, то есть Косицыной, сын.
*- Не так быстро. Ну, допустим, ты пойдёшь как Росса. А я-то тут при чём?
*- Только не надо из себя дурачка строить! - вспылила я. - Может, мне ещё с тростью идти, наощупь? Нет?! А что, было бы очень красочно!
*- Любимая, прости! - взмолился он. - Я забыл! Честное слово! Я разговариваю с тобой, как с нормальной...
*- Ну, спасибо! - я встала (он тоже поднялся). - Очень приятно это было услышать из твоих уст!
*- Я не это имел в виду! Я хотел сказать, что абсолютно не замечаю изменений в тебе. Я забываю, что ты ... Я не могу ...
*- Привыкнуть к тому, что я слепая, - закончила я. - Мне надоело это слышать! Достало уже! Хватит мне втемяшивать это в голову! Я так никогда не прозрею. В кишках у меня уже сидят ваши извинения. Хватит! Я устала! Лучше молчи!
*- Хорошо, cara, прости!
*- Не прощу, - бросила грубо я. - Надоело! Так ты мне поможешь или я подаю на развод?
*- Ну, если ты так ставишь вопрос, - он удивился.
*- Да, так и никак иначе.
*- Я бы тебе помог в любом случае, и ты это знаешь.
*- В таком случае, - я успокоилась. - Мне надо потренироваться держать себя как ни в чём не бывало. Со стороны ничто не должно бросаться в глаза.
*- Я сделаю всё, что от меня требуется.
*- Замечательно, тогда приступим.
- Начнём, пожалуй, - сам для себя проговорил Андри.
*- Не надо! - я взмолилась. - Я очень тебя прошу: не надо!
*- Я больше не буду. Почему-то промелькнуло в голове, - Моррези начал оправдываться.
*- Ладно, давай работать.
Напомню, "начнём пожалуй" - цитата из "Онегина" (сцена дуэли). А у меня вся жизнь была связана с этой оперой: начиная с имени первого сына и кончая смертью Матаделли и всеми, вытекшими оттуда последствиями. "Онегин" стал роковой для меня оперой. И я не хотела, чтобы кто-то хоть как-то мне о ней напоминал…
Мы "тренировались" до конца дня. И в номере, и на улице, и в машине. В конце концов нам удалось добиться того, что моё поведение не вызывало подозрений - у меня уже получалось держаться очень правдопобдно. "Репетиция" продолжилась утром.



ГЛАВА 34. История Фридриха.


Без пяти минут три (дня, разумеется) возле здания СИЗО города Парижа остановился шикарный мерседес, принадлежащий Моррези. Прохожие замерли на месте, рассматривая это восьмое чудо света.
Шофёр откры дверцу. Из машины вышел Моррези, галантно одёрнув пиджак. После чего подал руку мне. Я протянула ладонь, которую он тут же поймал и потянул меня на себя. Я встала. Он поддерживал меня за спину, чтобы я не упала, поднимаясь на бордюр.
Синьора Росса была как всегда в своём шикарном платье, перчатках, маске и шляпке с вуалью. Я никогда не оставляла людям возможности видеть мои глаза. И сейчас это сыграло мне на руку.
- Всё будет хорошо, - прошептал мне Андри и взял меня под руку очень крепко. Я всем боком прижалась к нему. Он был моим единственным ориентиром.
Пропуская меня в дверной проём, он обхватил меня сзади за плечи и почти протолкнул в него.
Внутри нас ждал адвокат Фридриха.
#- Добрый день, синьора Росса, синьор Моррези. Для меня это большая честь...
#- Я прошу прощения, что перебиваю, - начала я. - Но у меня очень мало времени. Вам удалось узаконить моё пребывание здесь?
#- Да. На удивление всё прошло гладко, без сучка и задоринки. Судья сразу согласился. Смею предположить, что он не равнодушен к Вашему творчеству.
#- А это случайно не он? - как бы между прочим спросил Андри, завидев за спиной адвоката дородного господина, направляющегося к нам с добродушной, сияющей улыбкой на лице.
Адвокат быстро обернулся.
#- Он, - прошептал он.
#- Синьора Росса, синьор Моррези! - воскликнул судья, подойдя к нам и, взяв мою руку, поцеловал её, а затем пожал руку Моррези. - Это для меня такая честь!
Я невольно улыбнулась.
#- Я не поверил своим ушам, когда Херр Вайнберг (адвокат) сообщил мне о том, что Вы прибыли специально, чтобы навестить мальчика. Что Вы бросили все дела и прилетели в Нюрнберг. Я специально пришёл сюда, чтобы увидеть Вас своими глазами!
#- Ну что ж, увидели! - заметила я. - Но я повторю, у меня очень мало времени. Мы сегодня вечером должны вылететь в Байрёйт. Поэтому надеюсь, Вы простите мне мою бестактность и невежливость, но я хотела бы, - на мгновение я замолчала, - видеть Фридриха, - на тяжёлом выдохе закончила я.
Моррези сжал мою руку. Это звучало бы так: "Крепись, всё будет хорошо".
#- Конечно-конечно. Я прошу прощения, что посмел Вас задержать. Для меня было честью видеть Вас лично и разговаривать с Вами. И я уверен, Вы здесь не случайно. Я надеюсь, Вы позволите вести видеозапись с Вашего свидания?
#- Да, конечно, - ответила я. - Делайте всё, как Вам удобно. У меня будет только одна просьба: в комнате для свиданий кроме меня и Фридриха не должно быть никого, ни адвокатов, ни конвоя.
#- Но... - хотел было возразить судья, но тут же осёкся. - Хорошо, как Вы пожелаете.
#- Спасибо! Вы нас проводите?
#- Херр Вайнберг, - судья обратился к адвокату. - Проводите. А я, с Вашего позволения, откланяюсь, - он протянул мне руку.
Моррези понял, что это очень некстати и сам пожал её. Судья удивился и несколько расстроился.
#- Всего доброго, - попрощалась я и обеими руками вцепилась в руку Андрелло.
Адвокат проводил нас в комнату для свиданий.
Моррези помог мне сесть и вышел вместе с адвокатом в коридор. Через несколько минут привели Фридриха.
Я отчётливо слышала шаги конвоя и вялое шаркание мальчика, лязг снимающихся наручников, скрип стула. После этого конвоир вышел, прикрыв за собой дверь.
Мальчик сидел очень тихо. Но я чувствовала его дыхание. Оно было неспокойным. Он явно был растерян, чувствовал себя неуютно, словно в опасности.
#- Привет - я решила начать первой. - На каком языке тебе удобнее говорить: на английском или немецком? - спросила я, подумав про себя "на русском, конечно!".
Он молчал.
#- Ладно, не хочешь говорить, не надо. Давай посидим молча. Но я не хочу, чтобы ты меня боялся.
#- Положи свои руки на мои, - попросила я и, сняв перчатки, положила руки на стол ладонями вверх.
Он не сразу и очень нерешительно протянул сначала правую, а затем и левую руки и вложил их в мои. Я медленно и аккуратно сжала их. Фридрих вдруг дёрнул руки, но не вырвал. Я моментально расслабила ладони, показывая, что не собираюсь делать ему больно.
Через несколько секунд он сам сжал мои руки.
Медленно сквозь кромешную тьму передо мной начал вырисовываться его образ. Я видела его глаза, близко-близко. И вдруг я почувствовалась, что проваливаюсь в их глубину. Меня снова начала окружать темнота, но не мрак. Я словно двигалась по трубе, стены которой были обклеены фотографиями жизни моего сына. Время откручивалось назад с сумасшедшей скоростью. Остановилось всё на той точке, когда эта история началась.
Всё, что я увидела, повергло меня в шок, прострацию и коматозное состояние.
/как оказалось, Женя всё это рассказывал вслух, на русском языке/
Вначале картинка разделилась на два экрана. На первом была я, на втором - Женя и всё, что с ним связано.
Я была с Ники на гастролях. Женя, полутора лет от роду, в больнице, в реанимации. Пока мы с Ники выступаем, в палату к Жене заходит врач и ещё один мужчина не очень приятной наружности.
- Надеюсь, Вы понимаете, что только что предложили мне? - говорит врач. - Я могу не просто поплатиться врачебной практикой, но и загреметь в тюрьму на неопределённый срок!
- Если это вдруг произойдёт, а процент вероятности очень низок, то Вы получите минимум, наши адвокаты всё устроят. А с той суммой, которую мы Вам предлагаем, Вам не нужна будет никакая практика. Вы и Ваша семья можете безбедно существовать ещё лет сто, - умехнулся собеседник.
- Ну, это Вы перегнули. Но Вы понимаете, это очень рисковано. Мне трудно на это согласиться. В конце концов, госпожа Косицына...
- Вот только - собеседник перебил его, - не надо говорить о её материнских чувствах. Она Вам ещё спасибо скажет, что избавили её от обузы и лишней статьи расходов в семейном бюджете.
- Вы не справедливы к ней! Она не так бессердечна, как кажется!
- Не надо! Я Вас умоляю! Скажите мне хотя бы, где она сейчас и чем занимается - и Вам всё станет ясно. Поверьте, о сыне она даже не вспомнит! Да Вы скажите ей, что он умер от инфаркта, так она и в это поверит! – расхохотался собеседник врача.
- Ну, не знаю. Я никак не могу решиться, - врач посмотрел на спящего ребёнка.
- У Вас две минуты, либо эти деньги уйдут к другому человеку.
Врач тяжело вздохнул и закрыл глаза.
- Хорошо, несите тело.
- Замечательно, - собеседник достал мобильник и куда-то позвонил:
- Я обо всём договорился. Несите груз.
Через несколько минут зашла женщина со свёртком. Она молча его развернула. Там был труп ребёнка.
- Боже! - врач невольно перекрестился. - Они действительно похожи, - он внимательно всматривался в мёртвое лицо.
Женщина поменяла детей (всё так же, молча) и вышла.
- Здесь та сумма, о которой мы договаривались, - мужчина протянул врачу кейс.
- Перед Богом не откупишься, - вздохнул тот, взяв его. - Надеюсь, мы больше не встретимся.
- Не беспокойтесь, - усмехнулся мужчина.
Открыв дверь, он на секунду замер и, повернувшись, добавил:
- Только в аду! - и со смехом вышел.
Врач ещё раз перекрестился и посмотрел на мёртвого младенца.
Через десять минут он доложил главврачу, а ещё через пять тот позвонил в город, где мы гастролировали (прямо перед нашим концертом, пока я гримировалась).
Машина, в которой лежал мой Женя, увозила его в сторону Литовской границы.
Дальше снова "включился" ускоренный просмотр. События не прерывались, но шли в очень быстром темпе.
Теперь остался только один «экран» - с Женей.
Машина прошла таможню без проблем. Дальше их путь лежал в Германию. Осесть они решили в Нюрнберге.
Поместив Женю в клинику, они занялись оформлением документов. Уладив все проблемы в этой связи, они забрали ребёнка из больницы (его лечение обходилось им недёшево).
На самом деле Женя не был здоров. Официально (чтобы не приставали органы попечения) он даже продолжал курс лечения. Просто новоиспечённые Шульцы не посчитали нужным держать ребёнка в клинике - это создавало определённые неудобства и постоянного пребывания в городе (кроме проблемы чисто финансовой - им ни к чему была эта статья расходов).
Понятное дело, что им было начхать на ребёнка. И в клинику они его положили только для того, чтобы было проще оформить документы. В принципе, ребёнок и нужен им больше не был (их целью было осесть в Европе). Но так как он был жив, то продолжал работать для них идеальным прикрытием.
А чтобы он не сильно раздражал своим криком, его пичкали снотворным. Но Женя был моим сыном! И у него было моё (моё и Сашино!) здоровье! Он смог выжить, не смотря на постоянный голод, отутствие необходимых витаминов и лошадиные дозы снотворного.
Естественно, его воспитанием никто не занимался, никто с ним даже не разговаривал. Это дошло до того, что мальчик в свои четыре года не проронил ни слова, ни звука (плакать его быстро отучили).
"Родители" занимались контрабандой оружия и наркотиков. Они были связаны с некоторыми терактами, прогремевшими в то время в Европе.
И Женя видел всё, чем они занимались (дома). Изредка они "баловались" домашним детским порно (для этого была оборудована "студия" в подвале).
К пяти жениным годам они начали задумываться о том, что мальчик может начать понимать происхоодящее и, кроме того, надо было отдать его в какое-нибудь образовательное учреждение, чтобы не мешался и создавал видимость благополучной семьи, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания со стороны властей.
Они отдали его в ближайший (по-русски говоря) садик. Но очень скоро были вынуждены перевести его оттуда в интернат для умственно-отсталых - возникло подозрение на то, что мальчик глухо-немой. Благодаря этому факту, Шульцам удалось выбить у государства субсидирование на сожержание ребёнка-инвалида.
Так продолжалось очень долго. Фридриху исполнилось десять лет. Он учился в школе с тем же уклоном. Родителям начало казаться, что он создаёт слишком много проблем и не приносит никакой пользы. Они начинают привлекать его к съёмкам детского порно. Он усиленно сопротивлялся, но побои и наказания голодом, холодом (пребывание в холодильных отсеках, обливание ледяной водой), огнём и проч. меняют положение. Четыре года шла съёмка роликов с его непосредственным участием (со временем, эта статья дохода встала на второе место после терроризма).
За все четырнадцать лет Фридрих не произнёс ни слова. Но слышал русскую речь (дома Шульцы говорили на русском), английскую и немецкую (в школе). Ни у кого не осталось сомнений в том, что он глухо-немой. Зато это решало многие проблемы Шульцев.
И вот, наконец, настаёт тот злополучный день. День двойного убийства.
Утром к Шульцам пришёл человек. Шли переговоры об оружии, которое должны были привезти из России. Партию накрыли, Шульцы разводили руками. Человек, судя по всему уже заплативший за партию, начинает угрожать и требовать вернуть деньги. Спор разгорелся очень горячий. Когда человек хватается за пистолет (желая припугнуть Шульцев) со спины на него нападает супруга Шульца, ударив ножом в спину.
Человек падает на пол. Шульц щупает пульс и констатирует смерть. Надо что-то делать с трупом. Они заворачивают его в одеяло и вдвоём тащат во двор.
В этот момент Шульц замечает Фридриха, который наблюдал за ними из соседней комнаты. Супруги понимают, что он всё видел, но всё равно ведь никому не расскажет. Они поручают ему закопать во внутреннем дворе труп. Сами они возвращаются в дом.
Фридрих, закапывая яму с трупом, тупо бормочет себе под нос:
- Я пойду в полицию, надо заявить в полицию. Я больше не могу молчать, пусть лучше убьют меня, но я пойду в полицию.
На самом деле он не был ни глухим, ни немым, он просто молчал. А когда оставался наедине с собой, он начинал бормотать всякую всячину себе под нос. Просто до сих пор его за этим занятием никто не замечал (да на него вообще внимания никто не обращал).
Шульц, выйдя из дома, чтобы проверить, как Фридрих справляется, случайно слышит, что тот бормочет себе под нос. Он поспешно возвращается в дом, посоветоваться с женой. Они приходят к решению избавиться от мальчика, пока он их не сдал. Они решают устроить ему несчастный случай (вроде банального ДТП).
Однако подходящего момента не подворачивается и они решают просто убить его, а труп либо закопать, либо сбросить в реку (и заявить в полицию, что он просто пропал без вести).
…Фридрих сидит в клодовке и чистит оружие (в руках у него снайперское ружьё, сзади к нему неслышно подходит "отец" с ножом в руках, а "мать" с пистолетом - для страховки.
(при виде этой картины у меня начинают дрожать руки)
К счастью в отражении на оптическом прицеле Фридрих замечает, что к нему подкрались с оружием и он, резко развернувшись, стреляет два раза в обоих "родителей", те падают замертво.
За эти тринадцать лет, которые он прожил у Шульцев, они научили его разбираться в оружии и владеть всеми его видами. Его меткости может позавидовать любой профи.
Фридрих, опустив ружьё, подходит к телефону и звонит в полицию, называя адрес, и спокойно вешает трубку.
Человек, принявший вызов, был "крышей" Шульцев в полиции. Поэтому он приехал на место преступления первым. Он-то и скрыл факты нападения: нож и пистолет. Ружьё он вложил в руки Фридриха и приказал так сидеть до приезда остальных. Тот тупо подчинился, находясь в невменяемом состоянии.
Крфшующий уничтожил или спрятал все улики, указывающие на связь Шульцев с преступным миром и убрал из дома всё: оружие, наркотики, видеоустановку и всё остальное. Всё, что осталось в доме, было "стандартным набором" благополучной немецкой семьи.
Проверив весь дом ещё раз и удостоверившись, что Фридрих держит ружьё, крышующий вызвал "подкрепление".
Дальше события шли ещё стремительнее: приехал наряд, всё осмотрели, зафиксировали, опечатали, забрали Фридриха. Затем - расследования, экспертизы, судебные заседания...
Наконец события дошли до сего дня.
Последнее, что я видела, это то, как Фридрих идёт по коридору, заходит в комнату для свиданий и даёт мне руки.
На этом видение закончилось и растворилось в темноте.
Я уже хотела убрать руки, как вдруг яркая вспышка осветила его лицо. Я видела его в реальном времени, он сидел напротив меня и смотрел мне в глаза (хотя они были под повязкой и вуалью!).
- Мамочка, - прошептал он. - Где же ты была?!
- Я искала тебя, - ответила я. - И нашла. Теперь я тебя никому не отдам!
- Ты заберёшь меня отсюда? Мы поедем домой?
- Конечно, сынок. Очень скоро. Потерпи ещё чуть-чуть. Скоро приедет папа.
- Я тебя люблю. Прости, что я сделел плохо. Но я не мог по-другому.
- Ты всё сделал правильно. Всё хорошо. Я очень тебя люблю и горжусь тобой!
Я сложила его руки ладонями друг другу и поцеловала.
В этот момент резко открылась дверь, с огромным шумом. Меня снова отдало обратной волной, я вырвала руки и погрузилась во тьму.
"Поубивала бы всех! Я же просила, не мешать мне!", - пронеслось у меня в голове, которая просто раскалывалась на части.
#- Я прошу прощения, синьора Росса, но прошло более восьми часов, уже перевалило за полночь. Я вынужден прервать ваше свидание, - извинился адвокат (который вошёл вместе с Моррези).
В ответ я отпустила целую тирраду отборных итальянских ругательств. Моррези еле сдержал себя от смеха.
#- Простите, а Вы бы не могли перевести? - адвокату почему-то понравилось то, что я сказала.
#- Анна Мария благодарит Вас за всё, что Вы сделали, - за меня ответил Андри.
Теперь уже я улыбнулась.
#- А-а! Не стоит благодарности! - усмехнулся адвокат.
Пока мы говорили, Женю увели.
*- Андри, помоги мне встать, у меня нет сил, - попросила я.
Моррези подошёл и, взяв меня за руку, помог подняться, после чего поддерживал меня, обнимая за плечи.
#- Вы так устали? Вы неважно выглядите, - забеспокоился адвокат.
#- Ничего страшного, силы я восстановлю.
#- Тогда можно Вам задать несколько вопросов?
#- Только немного. Ей будет трудно отвечать, - предупредил Моррези.
#- Как Вам удалось его разговорить? И откуда Вы знаете, что он говорит по-русски? И, наконец, где Вы сами овладели таким произношением? И что он говорил?
#- Что-то много всего Вы спрашиваете, - я схватилась за голову, в которой звонил колокольный набат. - Я не понимаю, о чём Вы говорите. Я не помню, что со мной было.
#- То есть? - удивился тот.
#- Я помню только, как зашла сюда и взяла его за руки. А что было до того, как зашли Вы, я не помню, - соврала я, дабы не придумывать новых отговорок. - А что здесь произошло?
#- Вы восемь часов сидели, держась за руки, и говорили на русском! - воскликнул адвокат.
#- Что?! - я повернула голову к Моррези (словно посмотрела на него с удивлением).
#- Да, дорогая, это правда. Он называл тебя мамой, а ты его - сыном.
#- Стоп, подождите, - я "задумалась", - это была не я! Это была... Косицына. Получается, что Фридрих ... сын ... Косицыной?
#- А с Вами раньше случалось, чтобы она в Вас вселялась?
#- Да, было несколько раз, - рассеяно проговорила я.
#- Значит, это возможно! - заметил восторженно адвокат. - Но невозможно другое: Фридрих не может быть сыном Косицыной, у неё не похищали детей.
#- Да, наверное, - вздохнула я. - Но я Вам советую всё же это проверить. Если это и сын Косицыной, я могу Вам посоветовать связаться с её вдовцом и попросить его приехать. Может, получится даже экспертизу на ДНК сделать, если он согласится. Я просто не верю, что Косицына стала бы в меня просто так вселяться, разговаривать с немецким подростком на русском языке и называть его своим сыном. Найдите её вдовца, я думаю, это многое объяснит. А сейчас мне пора, я и так у вас засиделась.
#- Мы обязательно всё выясним. Посмотрим ещё несколько раз видеозапись, сделаем дословный перевод. И не исключаю, вызовем господина Королёва в Нюрнберг, - закончил адвокат.

#- Надеюсь, я хоть чем-то Вам помогла, - уже на улице сказала я.
#- Вы себе не представляете, как! Вы очень нам помогли! Мы выразим Вам благодарность в письменном виде, по всем официальным критериям.
#- Не стоит. Я буду рада, если это дело, наконец, закроется. Надеюсь, Косицына теперь оставит меня в покое. Я сделала всё, что было в моих силах. Всего доброго!
#- Всего доброго. Мягкого полёта! - попрощался адвокат.
#- Да свидания, - Моррези пожал ему руку.
Он помог мне сесть в машину, сел сам и мы отъехали.
*- Позволь поздравить тебя с ещё одной блестяще сыгранной ролью! - Моррези поцеловал мою руку.
*- Это моя работа, - отмахнулась я. - Если бы ты знал, что я видела!
*- Да, я всё слышал, - Моррези ведь очень хорошо говорил по-русски.
*- Бедный мой мальчик! - я его не услышала. - Как ты это пережил?
*- Cara, вернись на землю. Ты опять уходишь в свой мир. Он рассказал, всё, что ты видела, или было что-то ещё? - поинтересовался он.
*- Я видела всю его несчастную жизнь. Как они над ним издевались, били, заставляли сниматься в порно и считали глухо-немым, - горько говорила я.
*- Какой ужас! - воскликнул Моррези. - И ты всё это видела?
*- Гораздо больше и со всеми подробностями. Я себе этого никогда не прощу! - крикнула я. - Ведь это я во всём виновата! Только я!
*- Перестань, ты здесь не при чём, - начал было выгораживать меня Моррези, но я перебила:
*- Как не при чём?! Если бы я тогда не уехала на эти гастроли или хотя бы потребовала полного разбирательства в его якобы смерти, вскрытия, анализов и так далее, он остался бы со мной и не пережил бы всего этого, и не сидел бы сейчас на скамье подсудимых за двойное убийство!
*- Кто знает, что было бы сейчас с ним тогда, - словно сам с собой проговорил Андри.
*- Ты на что намекаешь? Ты хочешь сказать, что если бы он жил со мной, он мог бы закончить ещё хуже? Я знаю, что я безолаберная мать, но не до такой же степени! По-твоему, все, кто со мной живёт, плохо заканчивает? Впринципе, ты, наверное, прав, - осеклась я, немного подумав. - Но мои дети для меня дороже всего, уже потому, что в их жилах течёт моя кровь. Слышишь, моя!
*- Любимая, пожалуйста, успокойся. Не надо так нервничать. Я не это имел в виду, ты же знаешь, - он снова начал извиняться. - Даже в благополучных семьях бывают сложные подростки. Я хотел сказать, что нужно увидеть хорошую сторону в этом деле. Мальчик получил хорошую школу жизни - теперь он сможет справиться со всеми сложностями, преодолеть все препятствия. Он готов к самостоятельной жизни, и за него можно не бояться.
*- Да что ты несёшь! У него напрочь разрушена психика! - продолжала в своём тоне я.
*- Её можно восстановить. Несколько лет в хорошей семье - и всё будет нормально. Я уверен, Александр справится с этой задачей.
*- А как к нему отнесутся другие мои дети? Захотят ли они жить под одной крышей с "сумасшедшим немым убийцей"?
*- Я не знаю, cara. И ты тоже, - он опередил мои возражения. - Этого никто не знает. Поживём - увидим. Не торопи события. Для начала нужно вытащить его отсюда и доказать, что он сын Косицыной и Александра.
*- Ты прав. Этим Саша и занимается. А если он за что-то взялся, можешь быть уверен, он доведёт дело до конца, - твёрдо заявила я.
*- Да, я это знаю, - Андри обнял меня за плечо и прижал к себе. Я положила голову на его грудь.
Теперь от меня почти ничего не зависело. И я вынуждена была стать безучастным наблюдателем.



ГЛАВА 35. Слепой концерт.


Но я была бы не я, если бы не нашла себе работу.
После того, как я увидела Ники, когда мы с Сашей занимались любовью, он снова завис в моём сознании. Я видела его почти всё время.
И я решила-таки с ним встретиться. Именно сейчас, когда не смогла бы его увидеть в реальном свете, именно сейчас, когда Саша был занят своими проблемами и именно сейчас, когда мне просто было скучно и нечем было заняться.
Кроме того, я так и не смогла простить себе того, что Ники потерял из-за меня голос (правда, не только голос, но и всё остальное). Ведь я уже тогда, десять лет назад, поклялась сделать всё, чтобы он его восстановил.
Другой вопрос: хотел ли этого он сам и вообще, надо ли было это кому-то, кроме меня. Но я решила. А если я решила, то это окончательно.
К тому же, пока я вынашивала эту идею, слух о том, что Косицына являлась Росса, и та помогла следствию одного из самых сложных дел, распространился по всему миру и оброс к тому же (естественно) всевозможными домыслами.
Но я прекрасно понимала, что сама всё провернуть не смогу - слишком я беспомощна была в то время. Сашу по этому вопросу трогать было бы высшей степенью безумства, да и занят он был, а вот Моррези был готов ради меня на всё. Этим я и пользовалась.

*- Андри, caro, мне снова нужна твоя помощь, - я начала сразу "в лоб".
*- Всё, что захочешь, любимая, ты же знаешь, - он поцеловал мою руку.
*- Знаю, поэтому и прошу. Найди мне, пожалуйста, номер телефона Альтова, - попросила я.
*- Кого? - Моррези невольно (под наплывом ревнивых чувств) сильно сжал мою руку.
*- Извини, - я резко вырвала руку, - Но у меня пока нет дефекта речи. И в твоей глухоте, если честно, я тоже сомневаюсь.
*- Прости, но зачем тебе его телефон?
*- Чтобы позвонить! - ехидно ответила я.
*- И что дальше?
*- А дальше - не твоё дело. Так ты поможешь или мне идти в обход?
*- Я не совсем тебя понимаю. Что значит в обход? - осторожно спросил он.
*- Это значит, что либо ты достанешь мне его телефон, либо я заказываю билет до Москвы, - категорично заявила я.
*- Что?! - не сдержавшись, крикнул он.
*- А вот теперь я уже начинаю сомневаться, что у тебя всё в порядке с ушами, - как бы сама с собой проговорила я и крикнула. - Если ты не дашь мне его телефон, я сама полечу в Москву!
*- Cara, не кричи! - он поморщился. - Я прекрасно тебя слышу. Я просто не могу поверить в услышанное. Ты хочешь с ним встретиться?
*- Да, - коротко ответила я.
*- Но зачем? Ты же всё равно его не увидишь!
*- Это моё дело. Тебе ясно? Я сама решаю, что мне делать. У меня своё виденье происходящего. Так я не поняла, ты мне помогаешь?
*- Конечно, - он тяжело вздохнул. - Не отпускать же тебе в Россию. Я найду его номер.
*- И поскорее, я не хочу и не люблю ждать.
*- Это я знаю, - тихо заметил он.
*- Спасибо, любимый. Не злись на меня. На больных, - я покрутила у виска, - не обижаются.
*- Cara! - он крепко обнял меня и погладил по голове.
Через два дня Моррези достал мне номер домашнего и мобильного телефонов Ники.
Я решила позвонить на городской номер, вечером.
Я прикинула, когда в Москве должно быть девять часов вечера и попросила Моррези набрать номер.
- Да? - Ники поднял трубку почти сразу.
На секунду у меня перехватило дыхание. Это был Его голос! Я потеряла дар речи. Но не надолго.
#- Добрый вечер, синьор. Меня зовут Анна Мария Росса, - начала я на итальянском.
#- Росса? - он не поверил услышаному.
#- Si, - я усмехнулась. - Анна Мария Росса. Та самая, не удивляйтесь. У меня к Вам есть дело.
#- Простите. Мне просто сложно поверить.
#- Понимаю. Но в таком случае сомневаюсь, что Вы поверите в то, что я Вам скажу. Видите ли, синьор, мне явилась Косицына. Она просила помочь Вам, - я на секунду замолчала - ждала его реакцию. Но он молчал. - Вы меня слышите?
#- Да, простите. Просто я... В самом деле...
#- Не верите мне, - закончила я его мысль.
#- Нет, что Вы! Но это так ... странно...
#- Хорошо, а Вы слышали про дело её первого сына, который сейчас сидит в СИЗО города Нюрнберг?
#- Конечно, об этом весь мир говорит. Это так удивительно! И лично мне кажется, это невозможно, здесь какой-то подвох. Её сын умер тринадцать лет назад.
#- Официально - да, - возразила я. Я всегда знала, что Ники не сильно верит в сверъестественные вещи, и сейчас только поняла, насколько трудно будет мне его убедить. - Но Вы же знаете, была проведена экспертиза на ДНК. Образцы брали у других её детей, они идентичны. И более того, если мне не кажется, даже её вдовец признал в нём сына. Кроме того, что он внешне - копия отца. А если Вас и это не убеждает, то как он, увидев благодаря мне, свою мать, смог сам узнать её?
#- К сожалению, я не знаю. Я очень хочу поверить, но у меня не получается! - признался Ники. - Я буду очень рад за Александра, если это действительно его сын. Но я, наверное, никогда не пойму, как Вам удалось это узнать.
#- Я ничего не узнавала. Косицына сама решает, что показать мне и что рассказать. Так вот, сейчас она попросила меня помочь Вам вернуть голос. Я ведь сама через это прошла. Точь-в-точь. Мне остаётся только спросить у Вас: хотите ли Вы снова петь, хотите ли восстановить голос?
#- А разве это возможно? - с недоверием спросил он.
#- Возможно всё, было бы желание. Так Вы хотите?
#- Я не знаю, - честно признался он, немного подумав. - Я уже так давно не пою, и уже привык к новому состоянию. Я действительно не знаю!
#- Хорошо, тогда я дам Вам неделю на размышления. Но знайте: если Вы хотите, Вам помогу не только я, Вам поможет и сама Косицына. Я не исключаю, что Вы сможете даже увидеть её. Мне частенько приходится становиться для неё проходом в этот мир. Подумайте. Я перезвоню Вам через неделю.
#- Спасибо. Я обязательно решу. Спасибо за то, что делаете для меня. Хотя я и не могу понять, почему. Я буду ждать Вашего звонка.
#- Договорились. Доброй ночи.
#- До свидания, - он повесил трубку.
"Вот же Фома неверящий! - подумала я. - Надо бы как-то на него повлиять. Но как?! Ничего, я придумаю. На то я и Косицына!".
Единственное, чего я не знала про свои видения: видит ли меня тот, кого вижу я (имеется в виду видение на расстоянии, а не через руки - здесь мне всё уже было ясно). Я уже научилась сама вызывать видения в нужное мне время и с нужным мне человеком.
В связи с этим, я решила провести небольшой эксперимент. Естественно, "подопытным кроликом" снова стал Моррези, который оставил меня одну, едва набрав номер телефона.
Я представила его себе и вызвала таким образом видение. В видении я страстно его целовала. На середине поцелуя я прервала видение. Через минуту я позвонила Андри на мобильный.
*- Caro, ответь мне на один вопрос: ты ничего не видел минуту назад? - мне было лень кричать, чтобы позвать его.
*- Как ты узнала, что я умудрился заснуть среди дня?
*- Так ты что-то видел? - я, честно говоря, удивилась. - Расскажи подробно.
*- Да ничего особенного, - отмахнулся он.
*- Мы целовались? - я напирала.
*- Откуда ты знаешь? Ты имеешь какое-то отношение к моему сну? - он был поражён, но мог допустить такую мысль.
*- Это был не сон, а видение. Я хотела кое-что проверить. Спасибо, что помог.
*- Чем? - не понял он, окончательно сбившись с толку.
*- Не важно. Ещё раз спасибо, - я повесила трубку, не дожидаясь, пока он ещё что- нибудь спросит.
"Значит, видит, - заключила я и решила-таки проэкспериментировать с Ники. - Но это уже не сегодня, у меня уже просто нет сил".
Действительно, даже одно видение забирало у меня столько сил, словно я пахала за роялем часов двадцать.

Утром следующего дня на моём "английском" мобильнике зазвонил непривычный звонок. Это значило, что номера звонившего нет в моей записной книжке.
#- Да, - я ответила осторожно.
^- Доброе утро, фрау Бах! - поздоровался приятный и слегка знакомый голос.
^- Доброе утро. Кто говорит?
^- Это директор Берлинской филармонии.
Я чуть не упала! Как некстати!
^- Я хотел спросить у Вас: это правда то, что пишут в прессе?
^- Что именно? - я сделала вид, что не поняла, а сама тем временем соображала, как поступить.
^- То, что Вы хотите дать у нас концерт.
^- Да. А что в этом странного?
^- Просто это на Вас так не похоже. Вы всё подробно планируете загодя. Вы же понимаете, у нас зал расписан на три года вперёд.
^- Вы хотите сказать, что отказываете мне в зале? - я начала нападение.
^- Нет, что Вы, - испугался директор. - Я вовсе не это имел в виду! Просто я подумал, что то, что написали в газетах - блеф, не имеющий к Вам никакого отношения.
^- А мне казалось, у Бьянко блестящая репутация. Он не занимается сплетнями и слухами.
^- Да, конечно. Дело в том, что Вы так внезапно пропали после своего триумфального выступления на соревновании, где как всем показалось, у Вас были довольно серьёзное проблемы со здоровьем, что мы подумали, что Вы на какое-то время оставили сцену. И поэтому такое сообщение в прессе лично меня поставило в тупик. Если честно, я ждал Вашего звонка. Но, в конце концов, решился сам позвонить.
^- А мне казалось, в интервью я всё очень подробно объяснила - у меня был тур по странам Азии. Да, я не успела с Вами переговорить, но мне просто необходимо было переубедить людей. Наша пресса такое обо мне писала, что я была вынуждена решить дать концерт в Берлине вне всяких планов.
^- Понятно, простите. Я могу предоставить Вам зал, - уверенно проговорил он.
^- Хорошо. Когда? - сразу спросила я.
^- Через две недели. У меня только одно окно. Вас устраивает?
^- Да, договорились. Я переговорю со своим супругом. Он обсудит с Вами все детали. Спасибо и всего доброго.
^- До свидания, - ответил директор.
"Ну, что же. Влипла! - подумала я. - Придётся разгребать! Куда, деваться? Сама заварила - сама и расхлебаю!".
Я набрала номер Эдварда.
#- Дорогой? Добрый день!
#- Любимая! - он сразу перебил меня. - Господи! Как я за тебя испугался! У тебя всё хорошо? Я так рад тебя слышать! Ты здорова?
#- Да, любимый. У меня всё хорошо, не переживай.
#- Ты действительно была в Азии? - недоуменно спросил он.
#- Да, дала несколько концертов. Меня пригласили. Прости, что не предупредила тебя и так внезапно исчезла, - я должна была как-то загладить свою "вину". - Я понимаю, как виновата перед вами. Прошло столько времени...
#- Ну что ты, дорогая! Я просто очень беспокоился. Ты так плохо выглядела на выступлении и пропала сразу после него. А потом эти статьи в прессе! И Уильям ничего толкового не мог мне сказать. И к телефону ты не подходила. Я просто не знал, что думать, - объяснил Эдвард.
#- Я тебя понимаю. У меня сгорел телефон, и я никак не могла собраться купить новый. А насчёт концертов всё так быстро решилось, что я сама не успела опомниться. Прости меня, я знаю, как виновата! Я надеюсь, вы меня простите?
#- О чём речь! Что ты такое говоришь?! Мы рады, что у тебя всё хорошо, что ты жива-здорова, что ты плодотворно работаешь. Всё хорошо, любимая, не переживай. Мы очень скучаем. Когда ты приедешь?
#- Пока не знаю. У меня тут ещё один концерт на носу. Кстати, я хотела поговорить с тобой о нём, - я плавно свернула на то, ради чего собственно и звонила. - Я говорила с директором Берлинской филармонии. Я хочу дать концерт, чтобы опровергнуть слухи о моей недееспособности и проблемах со здоровьем.
#- Это замечательная идея. И что тебе сказал директор?
#- Он может предоставить мне зал через две недели. У него есть только одно окно. Но меня это вполне устраивает. Я хочу, чтобы ты обо всём с ним договорился, занялся рекламой и прочим. Как обычно вобщем, - выдала указания я.
#- С превеликим удовольствием! - радостно воскликнул Эдвард. - Что ты будешь играть?
#- Я бы хотела дать концерт аутентичной музыки: в малом зале, на инструментах эпохи барокко из произведений композиторов семнадцатого-восемнадцатого веков.
#- Великолепно! Давно ничего подобного не было! - продолжал восхищаться он. - Это будет гениально, как и всё, что ты делаешь. Я сегодня же всем займусь. А что насчёт съёмки?
#- Здесь я неумолима! - резко ответила я. - Никакой съёмки, как всегда. Живая музыка тем и отличается от записи - она исполняется по-другому. Вобщем, все мои условия остаются в силе, меняется только инструмент и зал.
#- Хорошо, я тебя понял. Я всё устрою. Как с тобой связаться?
#- Можешь звонить в любое время – теперь я доступна.
#- Я рад, что услышал твой голос и рад, что у тебя всё хорошо. Я скоро позвоню тебе. Целую, любимая.
#- Спасибо. До связи, - я отключила телефон.
"Представляю, что он там обо мне думал. Три с лишним месяца от меня ни слова, ни звука. Я поражаюсь, как он ещё не загремел с сердечным приступом! Ну, да ладно. Мне ещё надо ему сына родить".
Вечером я решила обсудить сложившееся проблемы всё с тем же Моррези.
*- Андри, мне срочно нужен рояль и клавесин.
*- Почему срочно? Что произошло? - он не понял моей спешки.
*- У меня через две недели концерт в Берлинской филармонии.
*- Что?! Ты серьёзно собираешься играть? - он не мог поверить.
*- А куда мне деваться?! - я развела руками. - Сегодня директор филары припёр меня к стенке.
*- Я тебя предупреждал: будь осторожна со словами.
- Да пошёл ты! - почти крикнула я. - *Не надо читать мне лекции и корчить из себя всеведущего провидца! Ты поможешь мне или нет?
*- Ты же знаешь, - он тяжело вздохнул. - Конечно да! Чтобы не произошло. Я всегда готов сделать для тебя всё, что в моих силах. Завтра у тебя будет и рояль, и клавесин и всё, что захочешь. Только я бы посоветовал тебе уехать отсюда.
*- Но я не могу бросить моего мальчика!
*- Ты всё равно ничем ему уже не поможешь. Кроме того, Росса давно уже должна была уехать.
*- Хорошо. Ты меня уговорил, - его доводы совпали с моими трезвыми рассуждениями. - Возьми два билета до Берлина, - попросила я.
*- Ты хочешь, чтобы я летел с тобой? - почему-то удивился Андри.
*- А ты подумай сам, - мне надоело делать акцент на своей слепоте.
*- Прости, я всё сделаю, - он поцеловал мою руку. - Я не представляю, как ты будешь играть.
*- В таком случае я приглашаю тебя на свой концерт, - я улыбнулась. - Не бойся, всё будет океюшки!

На следующий день мы были в Берлине, в моём доме, куда я заказала три клавесина эпохи барокко и Стейнвей для разыгрывания (так часто получалось: я кого-то о чём-то просила, но делала в итоге всё равно всё сама).
Мне надо было придумать программу на три часа и как-то её выучить или хотя бы вспомнить.
Я решила включить в концерт два тома ХТК (я их уже давно играла), все сюиты, токкаты и "Искусство фуги" (недавно только выученное) и несколько миниатюр для отдыха мозгов.
Заниматься было трудно - я не помнила большую часть текста и не могла его увидеть. Моррези помогал мне, как мог. А мог он много - он же был пианистом. Когда-то давно, но был! Он садился за рояль, а я по слуху "вспоминала" нужные ноты. Работа шла медленно. За неделю я только вспомнила все тексты. Время поджимало. Но я работала без устали по двадцать часов, как в лучшие свои годы.

К началу второй недели я вспомнила, что должна позвонить Ники.
И я позвонила.
#- Добрый день, синьор, - я решила уже не представляться.
#- Синьора Росса. Добрый день, - по голосу было слышно, что он ждал этого звонка.
#- Я прошу прощения за прямолинейность, но что Вы решили?
#- Знаете, - он начал издалека, - Косицына являлась и мне (я всё-таки провела и на нём свой опыт с видениями). Она мне всё объяснила и обнадёжила. Она вдохнула в меня новую жизнь. Да, я хочу петь! Я хочу этого так, как никогда в жизни ничего не хотел. Я. Хочу. Петь!
#- Прекрасно. Я чем смогу - помогу. Только, видите ли, я сейчас очень занята. Надеюсь, за полторы-две недели Ваше желание не ослабнет?
#- Нет, что Вы! Скорее, только укрепится, - он был одухотворён. - Я буду ждать столько, сколько понадобится.
#- Хорошо. Тогда я свяжусь с Вами через полторы недели. Чем сильнее будет Ваше желание и вера, тем проще нам будет работать. А теперь прошу меня извинить, но у меня очень много дел. Спасибо, что решились.
#- Вам спасибо! Огромное, человеческое. Вы столько для меня делаете. Спасибо. Простите, что отнял у Вас столько времени. Всего доброго.
*- Arrivederci, - попрощалась я и повесила трубку.
Наконец, мне представится возможность вернуть ему свои долги – он столько раз спасал мою жизнь и столько выстрадал из-за меня…

Оставшуюся неделю я пахала, как проклятая. Но я сделала всё, что было в моих силах. Я уже начала чувствовать себя относительно комфортно за клавесином и меня не сильно стесняла слепота.
С директором филармонии мы договорились о том, что инструменты будут мои, форма проведения и режиссура - тоже. Цены билетов - увеличены вдвое по сравнению с самыми дорогими на соревновании. Во-первых, я вышла на новый уровень. А во-вторых, я не должна уменьшать свой гонорар из-за размеров зала! Директор был готов на всё.
Билеты, как всегда, были раскуплены за считанные часы.
Это был первый в моей жизни концерт, когда я не видела ни клавиш, ни публики. Впервые за долгие годы я чувствовала неподдельное волнение и страх. И не беспочвенно. У меня реально тряслись руки. Если бы не стакан виски перед выходом на сцену, я бы точно заработала сердечный приступ.
Почему мне так важна была режиссура? Я не должна была выходить на сцену!
Я сразу села за инструмент. И занавес начал подниматься, только когда я начала играть (ну, про тишину в зале на своих концертах я уже и не говорю). В конце я встала, поклонилась - и в этот момент опустили занавес (играла я без перерыва).
Это был первый концерт, на котором я отказалась от услуг своей охраны и Уильяма в первую очередь. Он был в шоке и недоумении.
Я наняла несколько человек на один этот вечер. А лично мне помогал Моррези. Никто не должен был знать о моей слепоте.
Сыграла я очень даже неплохо, особенно если учитывать моё состояние. Я уже давно поняла, что по реакции публики реально судить о своём исполнении я не могу. Она всегда была в восторге. И этот раз не стал исключением.
Но в ещё большем восторге был Моррези. Он, не раз слышав, как я играла, поразился, не поверив, что такое возможно.
Действительно, с потерей зрения у меня обострились все остальные органы чувств. И слух и даже осязание - у меня изменился контакт с клавишами. А это непосредственно повлияло на звук. Даже мне понравилось!
После концерта я как всегда исчезла.
На следующий день пресса была просто в недоумении. Было много предположений, но ещё больше - анализа моей игры. Мой "уход в подполье" был назван "оправданным". Кто-то даже предположил, что я побывала у тибетских монахов, и поэтому у меня изменилось мировоззрение.
Ну, что ж, на какое-то время с Бах всё было улажено. Оставались Камю и Росса (в чисто профессиональном плане).
Насчёт Камю у меня уже были свои планы в голове, но сейчас я должна была заняться делами Ники.



ГЛАВА 36. Встреча с Ники. Сеанс первый.


После концерта (на следующий же день) мы с Моррези отчалили в Байрёйт (по его просьбе). Хотя лично я не поняла, что мне там делать.
Премьера "Нибелунгов" была назначена на тринадцатое мая следующего года. К этому времени (даже ещё раньше) мне во что бы то ни стало надо было восстановить зрение.
А что касается "Лоэнгрина", оказалось, что все наши сцены с Моррези уже записаны. Это стало для меня приятной неожиданностью. Я ведь была уверена, что эта опера зависнет надолго. Но мы записывали по сценам. И я не обратила внимания, что свои сцены записала уже давно. По этому поводу моя совесть успокоилась.
О нашем возвращении в Байрёйт не знал никто. Я так и не поняла, что мы там забыли (почему не могли полететь в Болонью).
Через несколько дней после приезда я снова позвонила Ники.
#- И снова добрый день, - начала я. Я была счастлива даже просто слышать один только его голос.
#- Добрый день. Я очень рад вновь слышать Вас. Надеюсь, Вы уладили все дела?
#- Да, благодарю. Сейчас я свободна. Когда Вы можете прилететь в Байрёйт?
#- В любое удобное для Вас время. Хоть завтра.
#- Это было бы шикарно, - призналась я. - Значит, договоримся на завтра. Запишите адрес, - я продиктовала. - Это на всякий случай, мало ли что. Я попрошу своего супруга встретить Вас в аэропорту. Уверена, у него получится.
#- Ну что Вы, это не обязательно.
#- Не спорьте, - попросила я. - Мне так удобнее. Я жду Вас завтра.
#- Благодарю. До свидания, - попрощался он.
Я повесила трубку и обратилась к Моррези:
*- Андри, - он должен был стоять рядом. - Я надеюсь, ты слышал наш разговор. Ты можешь его встретить?
*- Если ты просишь, - вздохнул он. - Я думаю, нет надобности говорить, как я к нему отношусь. Пока он просто человек, в прошлом певец - он мой друг, но когда рядом с ним ты - он мой злейший враг и соперник.
*- Что ж, в аэропорт я не поеду. Поэтому встреть его как друга. Я прошу, - я мило улыбнулась.
*- Конечно, cara. Как ты захочешь.
Мне было очень удобно с Моррези. Он делал всё, о чём бы я ни попросила. Он был готов на всё. Я же, в силу потери своей совести ещё в России, очень нагло этим пользовалась.
Кстати, наш Дима с нянькой жили здесь, в Байрёйте. Было бы верхом безумия таскать его за собой по всей Европе. Моррези в нём души не чаял, но бросить меня в таком состоянии тоже не мог. Ко мне он был привязан больше. Вероятно, именно по этой причине, что в Байрёйте был наш сын, он меня и затащил именно сюда. Что ж, это создавало иллюзию весьма благополучной семьи. Меня это устраивало.

Утром следующего дня Андри уехал в аэропорт, а я мерила шагами гостиную, тяготясь минутами ожидания. Меня охватило сильное волнение и некоторый страх. И у меня было время справиться с ними, чтобы принять очередную частичку своего прошлого.
Я ждала их в гостиной. Услышав звук открывшейся двери, я повернулась лицом ко входу.
*- Cara, - Андри подошёл ко мне и поцеловал в щёку. - Надеюсь, мы не очень долго, - он обнял меня за плечо.
*- Всё хорошо. #Как Вы долетели? - я обратилась к Ники.
#- Спасибо, хорошо. Я счастлив быть здесь, - он подошёл. - Позвольте?
Я догадалась, что он хочет поцеловать мою руку, и протянула её. Руки у меня были в перчатках. Но, тем не менее, я чувствовала тепло его губ на своей руке. У меня участилось дыхание. Моррези это заметил и сжал мои плечи, чтобы я успокоилась.
#- Чувствуйте себя как дома! Пусть Вас ничто не стесняет. Я хочу, чтобы Вы пообедали и немного отдохнули. Для нашего сеанса мне нужно, чтобы у Вас было много сил и энергии. Андрелло составит Вам компанию. Я должна побыть одна, настроиться. Надеюсь, Вы меня простите.
#- Не беспокойтесь, всё просто замечательно. Большое Вам спасибо за всё. Я буду делать всё, как Вы скажете.
#- Вам пока не за что меня благодарить. Отдыхайте. *Caro, - я тут же обратилась к Андри. - Проводи гостя, покажи ему наш дом.
*- Хорошо, любимая, - он поцеловал мою руку. - Пойдём, Николай.
По шагам я услышала, как они пошли по лестнице наверх. Когда шаги затихли, я снова опустилась на диван.
"Он здесь! Он держал мою руку! Я чувствовала тепло его губ! Это слишком хорошо, чтобы быть правдой!", - я не верила своему счастью. Моё сердце бешенно колотилось, желая выпрыгнуть из груди. Давненько со мной такого не было. А сердце-то у меня уже было не то...
Достаточно вспомнить о моём врождённом пороке, затем было осложнение после сильнейшей пневмонии, когда я потеряла ребёнка, плюс моё недавнее отравление. Поразительно, как моё сердце всё это выдержало!
И сейчас волнение оказалось таким сильным, что моё сердце начало биться с перебоями, а на какой-то момент даже остановилось. Я начала задыхаться. Если бы я не взяла себя в руки, это могло бы плохо кончиться.
"Я должна успокоиться, иначе у меня ничего не получится. Мне надо успокоиться". Сделав несколько глубоких вдохов, я смогла подавить волнение.

Где-то через час ко мне спустился Morreesi.
*- Я оставил его в комнате для гостей, пусть отдохнёт с дороги.
*- Спасибо, Андри. Вы пообедали?
*- Да. Ест он как раньше. Аппетит лошадиный, - усмехнулся он. - Я показал ему наш дом, нашего сына. Он в восторге.
*- Я счастлива! - тихо заметила я.
*- Он тоже, - ехидно добавил Андри.
*- Что ты ему про меня наговорил?
*- Ничего такого, что не могло бы быть правдой, - вскользь ответил он.
*- Это уже становится интересно. Давай по порядку.
*- Я только развил твою историю про вселение Косицыной в твоё тело. Ему этого было достаточно. Он чуть со стаху не помер. Он тебя боится.
*- Ну, ты даёшь! Неужели я так хорошо учу врать?
*- Ещё как! Под твоим руководством эту сложную науку освоит любой. Ты шикарный педагог!
*- Значит, он поверил, что в меня вселяется Косицына? - уточнила я.
*- Да, и с трепетом ожидает с ней встречи.
*- А как я этого жду! - я уже начала мечтать на тему нас с Ники.
*- Cara! Вернись на землю! - Моррези уже привык к тому, что я иногда "выпадала".
*- Эх, Моррези! - я вздохнула. - Я не хочу!
*- Мы многого хотим.
*- Не надо, - попросила я. - Помоги лучше мне пройти в кабинет.
*- А почему ты не хочешь здесь? – он имел в виду гостиную.
*- Здесь мне сложнее сконцентрировать энергию. Слишком большое пространство. Мне нужна более тесная атмосфера. Воздуха должно быть меньше. Да и за столом сеансы проводить удобнее. Мне нужно держать его руки, а на весу это делать труднее, - искренне объяснила я.
*- Я тебя понял. Пойдём, - он поддержал меня за локоть и проводил в кабинет.
*- Я буду ждать его здесь, - сказала я, сев в кресло. - Проводи его сюда, когда он отдохнёт.
*- Хорошо. Удачи, - он снова поцеловал мою руку и вышел.
Я не знаю, сколько времени я просидела там одна, размышляя о происходящем и собирая свои мозги и энергию в одну кучу...
Через какое-то время в дверь постучали, и она приоткрылась.
#- Проходите и садитесь напротив меня, - я знала, что это Ники.
Он зашёл и молча сел, положив руки на стол.
Через минуту я протянула свои руки, куда сконцентрировала всю свою энергетику, на середину стола.
#- Положите свои руки на мои, - тихо попросила я (перчатки мне пришлось-таки снять).
Он выполнил мою просьбу. Я начала сжимать их и вдруг резко отдёрнула свои руки. Я обожгла пальцы левой руки.
Я была в растерянности.
#- У Вас кольцо? - я была в шоке! У него на безымянном пальце правой руки было кольцо. Обручальное!
Вот оно-то и обожгло меня. Причём совсем реально. Я действительно обожглась. Этого кольца не должно было быть! Оно было лишним, у него была чужая энергетика.
#- Да. А почему Вас это напугало? - искренне не понял Ники.
#- Это не напугало меня, оно меня обожгло, - честно сказала я. - Вы должны были меня предупредить. Ведь это кольцо не имеет никакого отношения к Вам и Косицыной. Вам надо было хотя бы снять его, - я была обижена и потирала обожжённые пальцы.
#- Простите, я не подумал, - он стал снимать кольцо.
#- Вы не могли бы дать его мне, - попросила я и протянула в его сторону руку.
#- Конечно, пожалуйста, - он протянул мне кольцо.
#- Подождите, - я потёрла руки, чтобы снова не обжечься. Мне надо было снять напряжение. Я подготовила себя к чужой энергетике. - Положите его мне на ладонь, - попросила я, когда была готова принять его.
Он молча положил его мне в левую руку. Оно ещё было горячим, но уже не обжигало. Я накрыла его ладонью правой руки и подождала, пока оно остынет. И только когда оно стало ледяным, я поднесла руки ко лбу, - на кольце было мало информации.
Через несколько мгновений темнота начала рассеиваться.
Я увидела Сашу /меня уже это поразило – «Какое он имеет к этому отношение?»/. Он сидел в кабинете на своей фирме. Напротив него сидела девушка. Ничего выдающегося в ней не было - так, мышь серая. Саша задавал ей различные вопросы: образование, практика, работа... Он собеседовал её на должность секретаря. Она устроила его по всем требованиям, и он пообещал ей это место.
«Но у него же замечательный секретарь?» - снова не поняла я.
Какой-то отрезок времени промотался ускорено.
Эта девушка работала секретарём у ... Ники. И Саша делал всё, чтобы свести их друг с другом. /я начала злиться/ Он постоянно говорил с Ники о её достоинствах. А она в нём и так души не чаяла - в рот ему смотрела. Сам же Ники больше напоминал овощ! Ему было всё безразлично! В конце концов, Саше удалось сделать так, что новоиспечённая секретарша оказалась у Ники в постели. Она наплела ему, что якобы беременна (по сашиному совету), и Ники вынужден был на ней жениться. Этого Саша и добивался. /он же не дурак, понимал, что если я когда-нибудь вернусь в Москву, или Ники узнает о том, что я жива - я останусь с ним/ Правда, после свадьбы Ники ни разу даже не притронулся к новоиспечённой жене. Равно как и беременность чудесным образом «рассосалась».
Саша был свидетелем на их свадьбе и громче всех кричал "горько!". В этот момент моя злость переполнила край чаши терпения. И кольцо снова вспыхнуло, на этот раз от моей энергии. Я невольно выпустила его из рук. У меня на ладонях осталось два ожога в форме круга.
#- Простите, - я поспешила извиниться за то, что бросила его кольцо на стол и тут же сжала голову - она просто раскалывалась.
#- С Вами всё в порядке? - испугался Ники и, обойдя стол, подошёл ко мне.
#- Да, всё хорошо, - сквозь зубы процедила я. Головная боль вспыхнула с новой силой. Я попыталась встать, но пошатнулась.
Ники поддержал меня за руку и помог сесть:
#- Вы точно хорошо себя чувствуете?
#- Спасибо, просто недомогание. Ещё раз простите. Вы не могли бы оставить меня одну? - попросила я. - Извините, но продолжить мы сможем только завтра.
#- Конечно-конечно, о чём речь! Отдыхайте, я позову Андрелло, - он взял со стола кольцо и вышел.
Как только за ним закрылась дверь, я вскочила и стала ходить из угла в угол. В кабинете были звуконепроницаемые стены.
- Сволочь! - заорала я со всей силы. У меня начиналась истерика. - Мерзавец! Иуда!!!!
Через минуту в кабинет зашёл Моррези.
*- Cara, что случилось? - он сразу подошёл ко мне и обнял за плечи.
- Предатель! - кричала я.
*- Чш-ш-ш, любимая, успокойся, - он прижал меня к себе. - Что случилось, расскажи?
*- Саша женил его! И ничего мне не сказал! - сквозь слёзы проговорила я.
Андрелло не знал, что мне сказать - он сам был удивлён.
*- Как он мог так со мной поступить?! - продолжала я. - За что он так со мной? Почему? Почему он это сделал?!
*- Cara, у него должны были быть свои причины, - Моррези пытался меня успокоить. - Возможно, он просто устал быть для него нянькой.
*- У него только одна причина и только одно объяснение - ревность! - крикнула я.
*- Это тоже причина, - заметил Андри. - Но как ты узнала?
*- Я всё видела. Его кольцо мне всё рассказало, - я показала ему свои ладони.
*- Madonna mia! Откуда у тебя эти ожоги? - Моррези взял мои руки и внимательно рассматривал мои ладони.
*- От его кольца! Я всё видела! Саша был хладнокровен! Я не ожидала такого лицемерия! Он же специально всё подстроил, он же собственными руками засунул её к нему в постель!
*- Любимая, ты должна его понять. Он устал помогать ему и вести за руку по жизни. И потом, он просто боится тебя потерять, - Андри выгораживал Сашу как мог. - Он боится, что ты уйдёшь к нему.
*- И правильно! - я оттолкнула Андри. - И уйду! И от него, и от Эдварда, и от тебя. Осточертело мне всё уже! Я люблю его! Я хочу быть с ним! - кричала я в исступлении.
Я чувствовала себя преданной. Мне казалось, что у меня из-под ног выбили почву, словно я потеряла равновесие. Мне было больно и одиноко. Я безутешно рыдала. Отойдя в сторону, я вдруг уткнулась в подоконник. Я повернула ручку и открыла окно - свежий воздух пахнул мне в лицо.
Моррези стоял в стороне, глядя на меня, но словно не замечая.
Я не знаю, что на меня нашло, но я, нащупав подоконник (а окна здесь были французские), забралась на него. Я распахнула обе рамы (а они были высокие - под три метра) и подошла к краю подоконника. В какой-то момент мне показалось, что я почувствовала свободу, её вкус и запах. Меня потянуло туда...
Моррези, наконец, осознал, что я делаю, и ринулся к окну:
*- No! - крикнул он и в двух шагах оказался возле окна.
Но я уже стояла на газоне, отряхиваясь от листьев и пыли.
*- Что же ты делаешь? - он вылез через окно во двор и крепко меня обнял, прижимая мою голову к своей груди.
*- Я не знаю, - честно ответила я. - На какой-то момент я просто потеряла контроль над своим телом. Я не знаю, что на меня находит. А что случилось? - не совсем поняла я. – Как я оказалась на улице?
*- Ты выпрыгнула из окна. Ты действительно не помнишь?
*- Нет, я помню только какое-то спокойствие, которое меня потянуло к себе, - я отошла на шаг. - Вероятно, это моё подсознание. Оно хочет освободиться. Но мне ещё рано умирать – я должна ещё с Сашей рассчитаться.
*- Ты в порядке? - осторожно спросил Моррези.
*- Да. Теперь уже да, - твёрдо ответила я. - Мне надо выпить.
*- Безумство продолжается! - сам себе сказал Андри.
*- И, тем не менее, проводи меня в дом и принеси мне бутылку виски, - попросила я.
*- В этом доме нет спиртного.
*- Тогда я закажу. Дай мне телефон, пожалуйста, - проговорила я, но тут же потеряла сознание.

В себя я пришла через несколько часов. Я не знала, где нахожусь.
*- Андри, - позвала я в надежде, что он рядом.
*- Да, любимая, - подойдя, он взял мою руку. - Как ты?
*- Уже лучше. Что произошло?
*- Ты снова потеряла сознание.
*- Давно? - меня это уже перестало удивлять. Только пребывание в бессознательном состоянии стало затягиваться.
*- Пару часов назад.
*- Дай мне выпить, - снова начала я.
*- Нет, - коротко ответил он.
*- Пожалуйста, не начинай скандал. Я прошу тебя: дай мне выпить!
*- Нет, - повторил он твёрдо, явно не собираясь сдавать позиции.
*- Ты же знаешь, если я чего-то хочу, я это получаю, - я постепенно повышала голос. - Где я сейчас?
*- В спальне.
Я встала и пошла в сторону двери. Моррези преградил мне путь.
*- Уйди!
*- No, - спокойно повторил он.
*- Si! - ехидно возразила я и хотела его сдвинуть с дороги. Но он стоял крепко и взял меня за руки.
*- Тебе нельзя пить! У тебя больное сердце!
*- Вот поэтому-то я и пью. Только так я могу успокоиться. Ты хочешь, чтобы я умерла от переживаний? Да лучше от виски! - почти крикнула я и попыталась вырвать руки. Но безуспешно.
*- Ты меня не убедила, прости. Но пока ты со мной, ты пить не будешь.
*- Это мы ещё посмотрим, - я вырвала руки и повернулась к нему спиной.
*- Cara, - он нежно обнял меня. - Я же тебе добра желаю. Пойми меня. Я знаю, как тебе хочется выпить, но ты должна перебороть себя. И я тебе помогу в этом. Подумай, что может заменить тебе виски?
*- Ники, - сразу, не раздумывая, ответила я.
*- Что, а не кто, - поправил меня Андри.
*- Ники, - повторила я.
*- Ладно. Тогда подумай о том, что тебе завтра нужны будут силы. Поешь хорошенько и выспись.
*- Который час? - поинтересовалась я.
*- Семь вечера. Так я попрошу подать ужин? - спросил он.
*- Да, но сюда. Я не хочу спускаться. Я хочу жареного мяса, картошки, сока маракуйи, стакан виски, и не спорь - а то будет бутылка, пять-шесть салатов пожирнее, немного свежих овощей и фруктов. А на десерт - бисквит со сливочным кремом и шоколад девяносто девять процентов с крепким чаем.
*- Хорошо, я передам, - он улыбнулся. Ему всегда нравилось, когда у меня появлялся аппетит, а это бывало крайне редко.
Он вышел из спальни, а я села на кровать.
"Да я знаю, что в виски нет ничего хорошего. Но иногда так хочется!".
Поужинав и поболтав о бытии нашем бренном с Моррези, я приняла душ и легла спать.



ГЛАВА 37. Сеанс второй.


Утром я была полна сил и идей. Позавтракав снова в спальне, мы с Моррези спустились вниз. Ники завтракал в столовой (естественно, он жил у нас). После завтрака он прошёл в гостиную, где сидели мы с Моррези.
#- Доброе утро, - поздоровался он и пожал руку Моррези, поцеловал мою.
#- Доброе утро, - ответила я за двоих. - Надесь, Вы нас простите за то, что мы не составили Вам компанию. Мне вчера нездоровилось, а сегодня я очень поздно встала. Надеюсь, Вы хорошо спали?
#- Да, благодарю. У вас шикарный дом. Не беспокойтесь, всё просто великолепно. Я надеюсь, Вам сегодня лучше?
#- Да, гораздо. Спасибо, - ответила я. - Я думаю, мы можем продолжить начатый вчера сеанс.
#- Конечно, с радостью.
Мы прошли в кабинет. Моррези вышел, пожелав удачи (проходя мимо меня, он шепнул мне на ухо "передай привет Корсицыной" – а я чуть не рассмеялась).
#- Надеюсь, Вы снимете кольцо? - сразу спросила я.
#- Конечно. Я его даже не стал надевать.
#- Спасибо. Оно меня отвлекает. Не думаю, что Косицыной оно бы понравилось.
#- И не говорите. Я до сих пор не могу понять, как это произошло.
#- Ну, ладно. Начнём.
#- Пожалуй, - закончил он.
Я снова взяла его за руки. Вчерашние ожоги неприятно ныли. Я попросила его закрыть глаза. У меня долго не получалось сконцентрироваться - я думала не о том. Я чувствовала его ладони, пальцы. Мне хотелось их целовать и никогда не выпускать из своих рук.
Но я взяла себя в руки и сосредоточилась. Где-то за полтора часа я увидела всё, что произошло с Ники за это время (в принципе, я это и так знала, но такова природа моих видений).
Мне надо было увидеть первопричину потери его голоса и тот момент, когда это произошло (именно произошло, а не когда это он сам обнаружил).
Оказалось, голос он потерял намного раньше (просто в последние годы он очень мало пел) - почти сразу после того, как я ушла от него.
На очередной премьере он напился. А вот потом простудился. Он был уверен, что не поёт из-за простуды. На самом деле на него так подействовала палёная водка, которую он глушил на банкете. Вот она-то и "украла" у него голос, который он так и не смог восстановить.
В принципе, я разобралась в его проблеме. Она оказалась проще, чем я думала. И я уже знала, как её решить чисто физически. Но Ники ждал решения морального. Это я решила отложить на следующий день.
Я отпустила его руки, когда "вернулась" в реальность.
#- Спасибо. Мне ясна Ваша проблема. Я всё поняла. К сожалению, эти сеансы забирают у меня очень много сил. Сожалею, но продолжить мы сможем только завтра. И обещаю, завтра Вы увидите Косицыну, - "объяснила" ситуацию я.
#- В самом деле?! - не поверил он. - Спасибо Вам. Я должен к этому подготовиться.
#- Конечно, я понимаю. На сегодня всё, - я встала. - Ваш голос мы вернём, без проблем. Надеюсь, Косицына завтра Вам всё объяснит лучше, чем я.
#- Я не верю, что всё это происходит наяву! - воскликнул он.
#- Завтра поверите. Только обязательно выспитесь. И ещё одно: найдите себе чёрную непроницаемую повязку на глаза. Когда она вселится в меня и заговорит с Вами, Вы, поддавшись искушению, откроете глаза. Но увидите-то Вы меня. Её Вы сможете видеть только подсознанием, а для этого реальные органы зрения должны быть нерабочими. Вы меня понимаете? - объясняла я коряво.
#- Конечно, я сделаю всё, как Вы говорите. Я даже готов ослепнуть, чтобы увидеть её.
#- Никогда не говорите так, - предупредила я. - Вы не представляете, что это такое.
#- Может быть, простите. Я найду повязку, - пообещал он.
#- Хорошо. А сейчас Вы не могли бы оставить меня одну? - попросила я.
#- Конечно. Не буду Вам мешать, - он вышел, аккуратно прикрыв дверь.
"Интересно, - подумала я, - а в каком состоянии мой собственный голос? Пила-то я побольше, чем он. Может, и я уже того... Не дай Бог! Я должна это проверить!".
Я не могла выйти из кабинета без Моррези. "И пока он не зайдёт, мне придётся сидеть здесь".
Я решила попробовать распеться здесь, в кабинете.
Низы у меня были просто шикарные - это меня немного успокоило. Но зато верх!.. Боже мой! Это было даже не козлиное блеянье! Голос всё время срывался, связки не смыкались.
"Какой ужас, - пронеслось в моей голове. - Это же надо было так запустить собственный голос! По крайней мере, он ещё есть у меня. И то хорошо. Поправить - это не восстановить. Неделя - и он будет как раньше. А ещё через месяц мы с Ники уже сможем спеть вместе", - эта мысль как виски разлилась по моим жилам, наполняя каждую клеточку моего существа счастьем.
Я продолжила распевки.
Через какое-то время зашёл Моррези.
*- Что я слышу, - поразился он. - Никак Росса запела? Что на тебя нашло?
*- Я хочу петь! - просто ответила я. - Хочу! Хочу!
*- Это замечательно. Ты меня прости конечно, но то, что я услышал, пением назвать трудно. Что это было?
*- Это были все выпитые мною бутылки виски. Ты же знаешь, как спиртное портит голос.
*- Хорошо, что теперь это знаешь и ты, - сострил он. - Может, наконец, завяжешь с этим?
*- Пока завяжу. Ники из-за этого голос потерял.
*- С чего ты взяла? Мне казалось, у него с нервами проблемы были.
*- А у кого их нет?! Я тому живой пример. Я видела, что он потерял голос от палёной водки. А нервы - это было потом.
*- Но если я не ошибаюсь, - возразил мне Моррези, - в таких случаях голос очень быстро восстанавливается.
*- Да, если не внушаешь себе обратное. Он же уверен, что потерял голос на нервной почве - а это уже другая проблема. Вот он и внушил себе, что никогда не сможет его вернуть. Понимаешь? Всё дело в самовнушении, - пояснила я.
*- Понимаю-понимаю. Значит, ты хочешь пойти от противного. Решить главную проблему - внушить ему, что он восстановит голос, а потом уже обычными распевками вернуть его? Я правильно понял?
*- Абсолютно. Как видишь, всё гениальное - просто, - я улыбнулась. - А заодно и свой голос поправлю. Мы снова станем лучшим дуэтом!
*- Ну, нет. Лучший дуэт - это ты и я. И я не намерен сдавать позиции, - запротестовал Моррези.
*- Зато у тебя появится конкуренция. Наконец-то, за долгие годы. Уж поверь мне, я многому его научу.
*- Не сомневаюсь. Ты - блестящий педагог и шикарный музыкант. Я действительно начинаю опасаться за свою карьеру. Ты заставишь меня вспомнить молодость, - он обнял меня.
*- Только ты уже не в том возрасте, чтобы петь молодых любовников, - хитро улыбнулась я.
*- Как будто он в том! Да и ты уже не девочка, - он опустил одну руку мне ниже спины. - Наш удел - няньки, отцы да матушки. Какой из тебя Керубино или Лель? Не смеши меня! Только Азучена и Ульрика!
*- Ах, так! - я вспыхнула. - Риголетто! Нет, даже Фальстаф!
*- Очаровательно, cara, - он засмеялся. - Спасибо, что не Альберих!
*- У тебя всё впереди. А я ещё Кармен спою! - гордо заявила я.
*- С этой маской?
*- Нехорошо издеваться над моим увечьем, - я скорчила из себя обиженную.
*- Ах, прости. А "Кармен" мы все ещё споём: и ты, и я, и даже Ники. Должен же кто-то тебя убить!
*- Мерзавец! - я в шутку ударила его по груди кулаком.
В ответ он поцеловал меня, отдавая в поцелуй всю свою страсть.
*- Бедный, старый Фальстаф! - вздохнула после поцелуя я.
&- Что ж, Кармен, не боишься, что я тебя брошу? - спросил вдруг Андри с великолепным произношением.
*- Обалдеть! Когда ты выучил французский? - я была ошарашена.
*- У меня было много времени, - он улыбнулся, довольный, что поразил меня.
&- В таком случае знай, что это скорее я тебя брошу, чем ты меня. И вообще, займись своими быками!
&- Сначала я укрощу тебя, - он снова, но с ещё большей страстью, поцеловал меня, переходя к более решительным действиям.
*- Андри, а тебя не кажется, что мы ужасные хозяева и родители. Гость предоставлен сам себе, а Дима - на руках нянек. Это ужасно! - заметила я, желая его остановить.
*- Наконец-то ты вспомнила о нашем сыне!
*- Вот только этого не надо, - я хотела предотвратить выяснение отношений.
*- Хорошо. Пойдём, проведаем сына и развлечём гостя, - Андри взял меня под руку.
Остаток дня мы провели в милых беседах.

А вот следующий день стал для меня очередной незабываемой страницей моей жизни.
Сеанс мы начали где-то в одиннадцать часов утра. Ники выполнил мою просьбу и нашёл повязку. А я очень боялась, что не смогу держать себя в руках. Но отдавшись воле случая, начала сеанс.
Я держала его за руки, вызывая видение. Тот его тип, когда я вижу человека, которого держу за руки, а он меня - в реальном времени.
Наконец, сквозь темноту начали проявляться его черты. Он сидел напротив меня, ближе, чем я ожидала.
Да, я помнила о том, что он сильно постарел, поседел и так далее. Но всё равно, увидеть его таким мне было тяжело, хоть я и была к этому готова.
- Ники! Наконец-то! - воскликнула я. - Ты меня видишь?
- Анечка? Это правда ты? - он хотел вырвать руки, но я их удержала.
- Не разжимай руки, а то я пропаду. Да, любимый, это я. Сколько я к этому шла! Я же почти всё время была рядом с тобой, но ты меня не видел, и я не могла к тебе прикоснуться. Как же я тебя люблю! Ники! Люблю! Люблю!
- Господи, Анечка! Я не верю своим глазам. Я боюсь им верить. Я тоже люблю тебя! И всегда любил. Прости меня, любимая! Прости, что я так с тобой поступил. Я думал, что никогда не прощу себе этого!
- Я давно тебя простила. Тебе не надо говорить то, что ты уже говорил, обращаясь ко мне. Я всё слышала, я всё знаю. Я знаю о каждом твоём шаге, каждоё твоё слово. И тебе не за что просить прощения. Я знаю, что ты меня любишь. Мы могли быть так счастливы!..
- Дорогая! Как же мне тебя не хватает! Я не смогу тебя снова потерять! Не уходи, не бросай меня - ты мне нужна! - он сжал мои руки. - Моё сердце разрывается от боли и любви. У меня нет слов, чтобы выразить, что я чувствую.
- Не надо слов, я всё понимаю без них. Я же не материальна. Мне достаточно взглянуть на тебя, и я чувствую и знаю всё, что ты чувствуешь и думаешь. В этом и прелесть - нам больше не нужны слова. Но мне так хочется прикоснуться к тебе, почувствовать тепло твоего тела, услышать твоё сердце, заглянуть в твои глаза. Но при первой же попытке я растворялась. И только теперь, благодаря моей тёзке и сестре, я могу это сделать.
Я встала. Он тоже поднялся. Мы, не отпуская рук, обошли стол и встали друг напротив друга, мы смотрели друг другу в глаза.
- Я до сих пор не верю, что это не сон, - прошептал он.
- Это не сон. И я сразу хочу сказать тебе - ты не терял голос. Я-то знаю. И меня поразило твоё заявление. Ты же просто не хотел петь. И я могла тебя понять. Но это не может больше продожаться. Ты должен петь! У тебя есть голос, и Росса тебе поможет. А я буду всегда рядом. Ты будешь петь для меня.
- С радостью! Я сделаю всё, чтобы ты была счастлива. Я люблю тебя, Анечка! - его глаза наполнились слезами.
- Любимый, я не могу без тебя! - я крепко обняла его и горько поцеловала.
Я мечтала об этом больше десяти лет! Я ждала этого! Я жила ожиданием этой минуты!
Я целовала его долго, не желая отводить губ. Затем я прижалась щекой к его щеке, стоя на носочках.
- Я хочу, чтобы время остановилось, чтобы эта минута длилась вечно, - прошептал он. - Я не могу тебя отпустить! - он крепко держал меня в своих объятьях.
Несколько минут мы стояли молча, наслаждаясь этим блаженством.
- Любимый, моё время истекает, я должна уйти - иначе Росса может не пережить этого. У неё больное сердце, а я и так забрала у неё слишком много жизненной энергии. Я сейчас уйду, но я вернусь, обязательно вернусь. Ты только жди и верь мне.
Я отошла на шаг, снова взяв его за руки.
- Я уйду из её тела, - я продолжала. - Но я буду рядом. Я всегда буду рядом с тобой. Ты только верь и жди. До свидания, любимый!
- Нет! Нет! Не уходи! - в его глазах был страх, боль и отчаяние. - Я не хочу снова тебя потерять!
Но видение уже начало расстворяться. Очень скоро осталась одна чернота.
Я действительно переборщила с эмоциями - я отдала все свои силы. И когда закончилось видение, я просто упала на пол без сознания.

В себя я пришла очень скоро. Голова болела больше обычного. Но я готова была терпеть любую боль ради пережитого.
Ощупав всё вокруг себя, я поняла, что нахожусь в спальне – значит, Андри меня уже «нашёл».
Однако, едва поднявшись, я услышала вибро своего "английского" мобильника, лежавшего на прикроватной тумбочке.
#- Да, - я решила ответить.
#- Любимая, всё в порядке? Я уже раз десятый набираю, - это был всё тот же неугомонный Эдвард. Артур этого номера не знал - уже за это я была благодарна своему супругу.
#- Дорогой, прости. Я поставила на вибро и не слышала, - призналась я ("неужели мне не надо опять что-то придумывать!"). - У меня всё хорошо. А как ты? Дети? - это был набор дежурных вопросов.
#- Кстати насчёт детей. Я уже давно хочу сообщить тебе радостную новость. Я всё ждал, что ты приедешь в Лондон, но больше просто не могу молчать. У нас будет сын! Александра, дорогая, я люблю тебя! Ты подарила мне наследника!
#- Любимый! Это просто потрясающая новость! - у меня на сердце отлегло, одной проблемой меньше. - Я так рада! Так счастлива! Как я хочу быть рядом!
#- Так что тебе мешает? Бросай всё и приезжай!
#- Я не могу. У меня частный контракт. Ты ведь понимаешь, что это такое. Всё так сложно! - выкручивалась я. Если бы не эта слепота!
#- Я тебя прекрасно понимаю и не гоню. Просто мне так не терпится обнять тебя, разделить с тобой наше счастье, - он немного расстроился.
#- Я приеду сразу, как только у меня получится, - пообещала я. - Только ждите меня. А пока можешь придумать имя нашему сыну. Потом обсудим.
#- Обязательно. Ну, ладно, не буду тебя отвлекать. Я рад, что у тебя всё хорошо.
#- Спасибо, что позвонил. И спасибо за такую новость. Я с нетерпением жду нашей встречи.
#- Я тоже. Целую тебя.
#- Пока! - я отключила телефон.
*- И не надоело тебе разыгрывать из себя счастливую супругу? - спросил Андри. Я слышала, как он вошёл в середине разговора.
*- А также зрячую Росса? - добавила я.
*- Я не понимаю, - он решил сменить вектор разговора, - неужели можно быть таким наивным, чтобы верить, что ты его любишь?
*- А тебя? - я продолжила атаку.
*- Ну, что касается меня, то я уже давно не строю таких иллюзий. Мне достаточно того, что ты родила мне сына.
*- Ему тоже, - заметила хитро я.
*- Как? Когда это ты успела? - он удивился совершенно искренне.
*- Очередная суррогатная мать вынашивает сейчас нашего сына, - пояснила я. - И знаешь, я рада - перед ним у меня теперь долгов нет.
*- Интересно ты рассуждаешь о детях, как о долге. Словно это деньги.
*- В моём случае так оно и есть, - ответила спокойно я. - Он дал мне деньги, а я дала ему сына. Теперь мы в расчете.
*- Потрясающе! - воскликнул Андри.
С минуту стояла тишина.
*- Как Ники? - вдруг спросила я.
*- Лучше всех. Он на седьмом небе от счастья! Готов начать работать немедленно!
*- Так он поверил? - почему-то усомнилась я.
*- В то, что не терял голос? - уточнил Моррези. - Ещё как! После того, как ты сказала, что любишь его, он был готов поверить в то, что он переродившийся Шаляпин!
*- Перестань ревновать, - я неприятно поморщилась. - Это глупо! Ведь ты знаешь, что я пытаюсь загладить свою же ошибку. И здесь все способы хороши.
*- Да. И ты выбрала самый действенный!
*- Да хватит уже! - устало проговорила я. - Мне надоело слушать твой высокопарный бред. Остынь, итальянец!
*- Хорошо, cara, - он учтиво поклонился (хотя я и не могла этого увидеть). - Позвольте мне удалиться.
*- Иди, если хочешь, - я изобразила безразличие.
*- Покорнейше благодарю, - он вышел, неожиданно хлопнув дверью.
"Ревнивый осёл! - вхдохнула я. - Хотя я на его месте пристрелила бы обоих".



ГЛАВА 38. Десятая годовщина смерти Косицыной


Я продолжила сеансы с Ники. Каждый из них был для нас обоих маленьким праздником, мы возвращались в прошлое, хоть и жили в реальном времени.
Через несколько дней мы начали занятия, не прекращая сеансы. Самым трудным был первый "урок".
#- Ну, что, - я сидела за роялем. - Поём?
#- Да, - уверенно ответил ответил Ники. Ему не терпелось начать.
Ники начал распеваться так, как будто делал это каждый день.
Мы оба были счастливы. Моё сердце снова сжалось от счастья, когда я услышала его голос. Он не сильно изменился. Только лирика ушла. Теперь у него был драматический тенор. Но тенор!
#- На сегодня хватит, - решила я через полчаса работы. - Начнём с малого. Это не должно стать стрессом. Как Вы себя чувствуете?
#- Потрясающе! - воскликнул Ники. - Я счастлив! Как никогда. Мне не хватает только Её рядом. Но я знаю, что всё сразу не бывает. И я не жалуюсь. Я счастлив! Спасибо Вам огромное!
#- А как голос? - я вообще-то про это спрашивала. - Как связки? Не сильно устали? Ведь эти годы напряжение было направлено на другие мышцы.
#- Всё нормально. Слегка неуютно - но я знаю, что так бывает всегда, когда долго не поёшь. Это нормально. Спасибо, - повторил он.
#- Рано ещё благодарить, - я улыбнулась. - А что ты скажешь, Андрелло?
Моррези сидел рядом на всех занятиях. Он не оставлял меня одну.
#- По-моему, здорово. Не хочу сглазить, но раньше ты звучал хуже, - признался баритон.
#- Спасибо! - Ники был вдохновлён и окрылён. - Но ещё действительно рано судить. Но я всё равно счастлив.
Занятия продолжались ежедневно, продолжительность и частота "подходов" в день возрастала. Сеансы я проводить перестала почти сразу - в них уже не было необходимости, а вот здоровье моё они портили порядком.

Между тем всё чаще стал звонить Альфред. Он навязывался уже окровенне и наглее. Мне надо было что-то придумать.
В оркестр я бы в любом случае не вернулась. Но работать хотелось. И хотелось отомстить Альфреду. Мне его измена была безразлична - раздражал сам факт!
И я, конечно же, придумала!

Должна здесь отметить, что строительство моего концертного зала в России продвигалось очень успешно - обещали сдать через год с небольшим.
И вот к презентации зала мне надо было придумать что-то особенное. И я решила объединить это с местью Альфреду. Получилось, по-моему, гениально.
Я решила создать свой собственный оркестр, свой личный оркестр. Через СМИ (и Бьянко в первую очередь) я объявила конкурс среди музыкантов на работу в оркестр Агаты Камю.
Требований было очень много. Все конкурсанты должны были быть мужского пола, в возрасте от тридцати до сорока лет, естественно с высшим образованием, с тремя и более дипломами первой премии (или Гран При) с самых крупных международных конкурсов, с хорошими инструментами и огромными амбициями. Это что касалось профессионализма. Самое интересное начиналось дальше. Все должны были быть европеоидной расы, красивыми, аккуратными (я, к сожалению, не могла это проконтролировать, но положилась в этом пункте на опытных стилистов и имидж-мейкеров). У всех длолжен был быть хороший, тонкий вкус, изысканные манеры, широкий кругозор и богатый словарный запас. У них не должно было быть никакой личной жизни (ни подружек, ни тем более семьи). И с ориентацией тоже проблем не должно было быть (только «традициалы»).
Это что касается основных требований. Круг претендентов резко сужался. Зато не было ограничения на языки и страны. Я всегда была в некоторой степени расисткой - ну, не хотела я видеть у себя в оркестре ни негров, ни азиатов, ни арабов! В конце концов, это мой оркестр!
Количество мест основного состава - две тысячи человек, камерного - пятьсот человек.
/хор, который мне иногда требовался в симфониях, на первое время я решила приглашать сборный для разовой работы; свой хор у меня появился только с появлением оперного театра/
Ажиотаж был сумасшедший. Я доверила вести все хозяйственные дела Пьеру - нанимать сколько понадобится и какой понадобится специальности людей, снимать помещения и делать всё, что он посчитает нужным.
Приём заявок начинался первого августа и заканчивался тридцать первого декабря. За распространение информации я была спокойна.
Вопреки моим опасениям (я боялась, что требования покажутся несуразными и нереальными), заявки хлынули просто лавиной. И решающим фактором оказались обещанные мною гонорары, которые я огласила предварительно.
Я хотела собрать лучший оркестр, самый красивый, молодой, живой и профессиональный. Я и тут хотела стать лучшей.
Но пока всё это было поручено Пьеру. Сама я решила вступить в действие только на последней стадии отбора.
Альфред чуть не умер, когда узнал об этом!

А я продолжала работать с Ники под чутким наблюдением Моррези. И только через два месяца я решила, что дальше он может справляться и без меня. Честно говоря, я просто выбилась из сил.

#- Только кого я смогу петь? - вздохнул Ники. - Я ведь уже достаточно стар. Скоро мне будет пятьдесят, - это был наш последний разговор перед его отъездом. Уже «в дверях».
#- И что?! Вы считаете, что для зрелого голоса ничего нет? Это же глупо. Поверьте, для меццо написано гораздо меньше, чем для зрелого драматического тенора. Начиная с того же Радамеса, весь Пуччини, Вагнер и сотни других опер и композиторов. Вы просто привыкли судить о теноре как о молодом пылком любовнике. Вам придётся поменять ориентиры и сместить акценты с техники и красоты собственного голоса на глубину и содержательность музыки и эмоций, которые она передаёт.
#- Вы правы, - он согласился, выслушав меня. - Вы себе даже не представляете, сколько для меня сделали и делаете. Я не знаю, как Вас отблагодарить.
#- Пойте! Это будет для меня лучшей наградой. И Косицына будет счастлива, я уверена. Что ж, на этом, полагаю, моя миссия завершена. Дальше Вы должны взять свою жизнь в собственные руки и направить её в нужное русло. У Вас всё для этого есть. Я сделала всё, что от меня требовалось. Простите, если что-то было не так, - я вынуждена была поставить точку, как бы мне не было хорошо с ним. Мне пора было уже решать свои проблемы.
#- Спасибо! Спасибо за всё! Всё было удивительно, замечательно! Давно я не был так счастлив. Спасибо, что помогли мне снова увидеть Её. Я никогда этого не забуду, я буду благодарен Вам до конца своей жизни, - он поцеловал мою руку.
#- Будьте счастливы! Удачи Вам. Если Вам понадобится моя помощь или совет Косицыной - Вы всегда можете ко мне обратиться. Я никогда Вам не откажу. Счастливого пути!
#- Ещё раз, ещё тысячу раз спасибо. Я буду иметь это в виду. До свидания, - он ещё раз поцеловал мою руку.
Моррези вышел вместе с Ники.
"Мне тяжело было сказать "до свидания", но не больно. Я знаю, что он вернётся. Теперь мы уже никогда больше не потеряем друг друга, никогда! А пока мы должны разобраться каждый со своими делами".

*- Я уже начал чувствовать себя лишним, - заметил Андри, вернувшись из аэропорта.
*- Я тебя уже просила: перестань! - спокойно проговорила я. - А он молодец! Как поёт!
*- Вот здесь я с тобой согласен. Здорово, ничего не скажешь. Надеюсь, его восстановят в Большом.
*- А я попрошу Сашу заняться записями.
*- Не советую, - ухмыльнулся Моррези. - Я бы на его месте... - он замолчал.
*- И что же?
*- Выгнал бы его для начала. Теперь он сам себя прокормить может.
*- Ну, и о чём с тобой можно говорить? - вздохнула я. - Ты ничего не смыслишь в бизнесе!
*- Может быть, но я им и не занимаюсь.

После отъезда Ники Моррези перестал быть таким раздражительным. Он стал таким, каким был до начала этой истории.

А Саша меж тем очень продвинулся по делу Жени. Он, конечно, был очень обижен на меня за то, что пока он копался в грязном белье Шульцев, я проводила время с Ники. Обижен - мягко сказано, он был очень зол на меня. Единственное, что хоть немного его утешало - это то, что рядом с нами всегда был Моррези. Ему он верил. Он знал, что итальянец не позволит мне перейти черту "благочестивых" взаимоотношений.
Что касалось дела по убийству, Саша уже смог доказать, что Фридрих его сын от Косицыной, и он уже почти раскопал всю поднаготную Шульцев. Он рассчитывал поставить точку в этом деле к Новому году. Всё оказалось не так сложно - Шульцы очень много следили (как в прошлом, так и в настоящем) и оставили очень много долгов и "обиженных". Уже даже вышли на "крышу", и он активно сдавал всю информацию, какой только распологал.
Я в Нюрнберг больше не ездила, общалась с сыном только посредством видений.

Дела с подбором кандидатов в мой оркестр тоже шли полным ходом. Некоторые оркестранты Парижа, которые работали со мной, не поверили прессе и решили проверить правдивость информации, подослав "засланного казачка" - Жоржа.
&- Мадам, добрый день.
&- Привет, Жорж, - я была совершенно искренне рада его слышать.
&- Как Ваше здоровье?
&- Спасибо, хорошо. Точнее, также. А как Ваши дела? Работаете?
&- Пока нет, - честно ответил он. - А я у Вас хотел спросить. Это правда, что Вы к нам не вернётесь? Никто в это не верит.
&- К сожалению, правда. Я думаю, ты понимаешь причины моего ухода.
&- Если честно - нет. Вы всегда дирижировали по памяти, без партитур. Лично я не вижу препятствий для Вас. Вы ведь Гений!
&- Хоронить только меня не надо. Рано пока признавать, - усмехнулась я. - Я думала, ты понимаешь, что моя слепота - это только отговорка для прессы, моё прикрытие. Я не хочу вовзвращаться в оркестр ... из-за Альфреда, - Жорж был один из немногих, кто был в курсе истории с выкидышем и нашей ссоры.
&- Мне казалось, Вы его простили.
&- Почти, - согласидлась я. - Но работать под его руководством я не хочу. Честно. Надеюсь, это между нами?
&- Конечно, - он поспешил меня успокоить. - А можно ещё один вопрос?
&- Давай.
&- Вы действительно хотите создать свой оркестр?
&- Да, это так.
&- В две тысячи человек?
&- Да, - снова утвердительно ответила я.
&- Но где вы будете репетировать?
&- Какой ты материалист! Ты не спрашиваешь, где я возьму столько красивых, неженатых и гениальных музыкантов, ты спрашиваешь, где я буду репетировать! - я удивилась. - Это пока секрет. У меня уже всё продуманно.
&- А Вы знаете, из нашего оркестра уже человек тридцать собрались к Вам перебираться, - "по-секрету" сказал он.
&- Но у нас нет столько холостяков!
&- Они готовы развеститсь и поставить крест на личной жизни, только чтобы работать с Вами.
&- Скорее за те гонорары, которые я обещаю, - заметила колко я. - Но всё равно я польщена. Но им в любом случае предстоит выдержать несколько отборочных туров. И проводить их буду не я. Так что ты их предупреди, чтобы они на меня не обижались. Я своих протаскивать не буду, да и не смогу, - предупредила я.
&- Хорошо, передам. А Можно попросить Вас от коллектива об одном одолжении?
&- Смотря о каком?
&- Вы не могли бы дать у нас хоть один концерт. Мы скучаем по Вас и по нашей работе, - попросил он.
&- Я подумаю, - пообещала я.
&- Спасибо. Простите, если задержал Вас.
&- Всё хорошо. Я позвоню тебе, когда решу. Всего доброго.
&- До свидания, - ответил он.
"А почему бы и нет?!".
Несколько дней я придумывала программу. И решила дать серию концертов из симфоний Бетховена.

Через несколько дней я перезвонила некогда своей первой скрипке.
&- Жорж, я подумала и решила, - я сделала паузу. - Я согласна. Но! У меня много "но". Боюсь, вы ещё пожалеете, что попросили меня об этом.
&- Ну, что Вы! Мы столько уже прошли...
&- Конечно. Итак, через месяц у вас должны быть партии всех симфонии Бетховена. И не просто на на руках, а разобраны.
&- Через месяц?! - он не поверил своим ушам.
&- Я предупредила. Либо так, либо никак.
&- Конечно, я понял. Через месяц все симфонии Бетховена? - он уточнил.
&- Верно. Сыгрываться будете со мной. И Альфреду ничего не говорите.
&- Хорошо. Начнём прямо сейчас.
&- Удачи! До встречи через месяц, - попрощалась я.
&- Всего доброго.
Мне самой предстояло за месяц сделать девять партитур. Ну, с первой, второй, третьей, пятой, шестой, восьмой и девятой мне было проще - их я когда-то учила, надо было только вспомнить, а вот четвёртую и седьмую надо было разбирать с нуля. Как - я пока не знала.
Оказалось, всё не так страшно. По слуху получалось даже лучше, чем по нотам - я не отвлекалась на значки.
Таким образом, за месяц я довела все девять симфоний до совершенства (в жесте). Я работала много и с увлечением. Это была единственная сфера, где мне не мешала моя слепота.
В конце сентября я приехала в Париж. В концертной зал я зашла под руку с Пьром (Моррези остался в Байрёйте).
Оркестр, который я предупредила накануне, уже собрался в зале.
Пьер проводил меня до подставки и помог подняться. Все сидели молча. На глазах у меня была чёрная повязка (без шляпок и вуалей).
&- Добрый день, - поздоровалась я.
Раздался художественный шум-приветствие
&- Я рада слышать вас. Надеюсь, все знают, почему я здесь. Не ради концетного зала - я здесь больше не работаю. Я здесь исключительно ради вас. Я хочу, чтобы мы подготовили за месяц все симфонии Бетховена. Мы должны их испонить со второго по пятое ноября - в десятую годовщину смерти великой Косицыной и в её сорокалетие, увы, не состоявшееся. Итак, вы готовы? Вы хотите работать и помочь мне?
В ответ снова раздался художественный шум, более насыщенный.
&- Замечательно, - я приняла это как согласие. - Открываем первую симфрнию, - без лишних слов я начала репетицию.
Я, как и раньше, не зависимо от продолжительности, не позволяла себе даже присесть. Мы работали много и плодотворно.
Оказалось, что оркестр тоже знает уже не одну симфонию, а именно: первую, третью, пятую, шестую и девятую. То есть новыми были только четыре симфонии. Это значительно облегчало нашу работу.

К десятой годовщине моей смерти готовился вес мир. И в первую очередь - Россия. Жаль, что я не могла этого видеть - почти вся Москва была завешана моими портретами: это были и фото со спектаклей, и за роялем, и в Консерватории со студентами (и даже со Славиным!) и многие, многие другие. И на всех была я! Точнее, Косицына. Такая, какой она была десять и больше лет назад. Ещё молодая и полная энергии даже накануне смерти. Сильная женщина, умеющая и жаждущая жить. Она была прекрасна!
Каждый крупный город в России готовил что-то своё, никто не хотел остаться в стороне.
И снова, как и в предыдущие мои годовщины, ставились "мои" спектакли, исполнялись мои песни (и те, которые исполняла я, и написанные мною), играли весь мой репертуар.
Честно говоря, казалось, что всем это уже порядком поднадоело.
Но что самое смешное - ни Бах, ни Росса не должны были остаться в стороне. А у меня на эти дни были назначены выступления с оркестром со всеми симфониями Бетховена.
Слава Богу, соображалка у меня всегда работала хорошо!
Бах должна была дать небольшой концерт из произведений всё того же Баха (ну, кого ещё можно играть с таким же успехом вслепую?!) плюс двадцать четыре прелюдии и фуги Шостаковича (я надеялась-таки их сыграть - слишком хорошо я их знала).
А Росса должна была тоже дать "небольшой" концертик из самых популярных арий, исполненных Косицыной. На него были приглашены Моррези и Альтов (вовермя я ему голос восстановила).
Проблема была с накладками. Но так как Косицына умерла дважды, следовательно, годовщины отмечали со второго по пятое ноября. Это решало многие проблемы, но не все.
Второго чила обязательно должна была петь Росса плюс обязательно надо было отыграть две симфонии. Поэтому симфонии я поставила на утро, а концерт Росса - на вечер, это было важнее.
Так как велась прямая трансляция, Камю объяснила это тем, что не хочет ставить в тупик тех, кто хочет посмотреть оба концерта, кроме того, она сама очень хотела сходить на концерт Росса.
Вот программа десятой годовщины смерти Косицыной:
Второе ноября: Утро. Париж. Первая и вторая симфонии Бетховена (Камю)
Вечер. Милан. Концерт Росса с участием Моррези и Альтова.
Третье ноября: День - вечер. Париж. Третья, четвёрта, пятая симфонии Бетховена (Камю)
Четвёртое ноября: Утро. Париж. Шестая, седьмая симфонии Бетховена (Камю)
Вечер. Берлин. Концерт Александры Бах
Пятое ноября: День-вечер. Париж. Восьмая и девятая симфонии Бетховена (Камю)
И всё это мне предстояло "пережить".
Месяц до выступления (впрочем, как всегда) я пахала уже даже не по двадцать часов, а по двадцать два часа в сутки (я бы сказала даже все тридцать). Весь месяц я буквально провисела в воздухе над Европой в перелётах между Францией и Италией (надо заметить, что к тому моменту у меня уже было несколько своих аэродромов, два самолёта и два вертолёта - это было очень удобно, учитывая характер моей работы).
Про сон я забыла, только ела изредка (иначе петь вообще не смогла бы). Я подсела на сильный экстази, благодаря которому могла работать без сна, отдыха и еды, не проваливаясь в видения и другие параллельные миры без своего на то желания.
Вот с того-то момента и началась моя тотальная зависимость от лекарств. Я уже так и не смогла от них отказаться, сколько попыток не предпринимала после.
Зато сколько я сделала! Столько, сколько и за несколько самых плодотворных лет не делала.
Самым дорогим подарком для меня стало моё здоровье. Впервые в жизни на важном концерте у меня не было никаких проблем (ну, кроме слепоты, с которой я уже даже свыклась). Моя голова была занята только творчеством.
Подъём сил и вдохновения был колоссальным! Причём у всех: начиная с меня, заканчивая оркестром, с которым пела Росса.
Кстати, оркестр у неё был из Байрёйта с главным дирижёром.
В принципе, там-то и была у меня главная проблема. Ладно соло, а как дуэтом петь? С Моррези-то я ещё спою, но Ники? Как ему всё объяснить.

Я не могла ничего придумать, слишком короток был срок (один день). Накануне репетиции я решила посоветоваться с Андрелло.
*- Андри, что мне делать? - взмолилась я. - Я же не могу с ним петь!
*- Да, проблема, - согласился он.
*- А может рассказаться ему? - осторожно предложила я.
*- Нет! - категорично заявил он. - Только через мой труп! Он ничего не должен знать. Я предупрежу его, что у тебя возникли проблемы со зрением.
*- Но это вызовет подозрение, - предположила я. - Слишком кричала я о слепоте Камю.
*- Так откажись от этой затеи.
*- Ни за что! Я лучше признаюсь ему во всём!
*- Я тебе не позволю! - уже крикнул Андри.
*- Что мне делать?! - безнадёжно воскликнула я.
Несколько минут стояла тишина.
*- Я придумала! – воскликнула я. - Я буду петь в видении!
*- Ты думаешь, получится? - усомнился Моррези.
*- У меня нет другого выхода. А так, по крайней мере, я буду его хотя бы видеть.
*- Но тебе всё равно придётся снять повязку.
*- Как раз и не надо. Я ему так и скажу - вместо меня будет петь Косицына! Я уже знаю, насколько надо поднять цены на билеты, - я довольная улыбнулась.
*- Ты хочешь изменить имя на афишах?
*- Не изменить, а дописать. Это будет сногсшибательный концерт. "Спиритический сеанс с Косицыной на сцене La Scala. Специально для вас!", - я уже представила рекламу.
*- А ты не перегибаешь?
*- Нет. Кроме того, я смогу наконец-то петь сопрановые партии! - довольно воскликнула я. - Голос-то у меня мой остался и восстановился полностью. Я ещё и запись разрешу. Пусть потом сравнивают. Представляешь, какая шумиха будет, когда голоса будут идентифицированны. Они поймут, что пела Косицына, а не Росса.
*- Готовишь почву для возвращения? - тяжело вздохнул Андри.
*- В том числе. Ну, и как тебе идея?
*- Как всегда - гениально, - вяло проговорил он.
*- Он будет счастлив! - сама себе сказала я и погрузилась в "счастье".
*- Я тоже, - добавил Моррези.
*- Вот и здорово! Все будут счастливы. Я - спокойна. Всё будет по высшему разряду!

Ники, приехавший на следующий день, действительно был счастлив, когда я сообщила ему эту новость. А мне не пришлось снимать повязку.
Всё шло просто гениально.
Только пришлось увеличить дозу наркотика...
Все труды нашли благодарное вознаграждение.
Эти четыре дня стали для меня одними из самых счастливых дней в моей жизни. Я уже и забыла, что такое счастье (артиста)!
О подобном дне рождения любой артист может только мечтать! За четыре дня я покорила всю Европу и получила сногсшибательные гонорары плюс доходы от трансляций и записей. Я заработала чуть ли не больше, чем все деньги, полученные мною потом и кровью за эти десять лет. И я была счастлива! Я занималась любимым делом, меня окружали любящие люди - что ещё нужно для полного счастья?
Единственное, за что я боялась - за начало. Вся эта концертная эпопея открывалась первыми двумя симфониями Бетховена - мягко говоря, не самыми популярными произведениями. Я боялась, что не соберу зал.
Но как же я ошибалась!
Зрители были готовы заплатить сумасшедшие деньги только, чтобы просто посмотреть на меня!
За последние два месяца работы я начала применять на практике свой экспериментальный способ дирижирования - пальцевую дифференцацию. Так я могла охватить почти все группы инструментов только пальцами, словно играя на невидимом рояле. Оркестранты это заметили, но поняли, что это значит, далеко не сразу. Однако когда разобрались - им стало намного легче вступать и играть. Каждая группа знала, какой палец ей соответствует.
Таким образом, я продолжала самосовершенствование. До последнего своего вздоха я буду совершенствовать эту систему.
Однако мне пришлось отказаться от палочки - она занимала слишком много места в руке, а толку от неё было очень мало.
Думаю, такого приёма первые две симфонии Бетховена ещё никогда не видели и не слышали! Это был настоящий триумф. Должна признать, оркестр сыграл очень даже недурно, особенно учитывая, что вторая симфония стала для нас премьерой.
Мне понравилось, как мы сделали это. Публике тоже. Мне пришлось провести на бис Эгмонта. Вот он уже точно был сделан просто идеально. Зал просто бесновался и устроил нам почти часовую овацию.
Я бы с радостью осталась подольше, но мне надо было лететь в Милан - это было для меня важнее всего!
За сценой (в Париже) меня ждал Моррези. Мы вместе поехали в аэропорт. В Милане сразу из аэропорта мы поехали в театр, где нас уже ждали. По дороге (ещё в воздухе, на самом деле) я переоделась.
Я уже почти полностью свыклась со своей слепотой и перестала воспринимать её как какой-то деффект. Она мне не мешала, не сказать бы наоборот. Всё, что мне надо было видеть, я видела при помощи своих видений, зато восприятие у меня стало тоньше.

Можно упомянуть один довольно интересный казус, связанный с моей слепотой, который произошёл на одной из оркестровых репетиций в Милане. Дирижёр хотел уточнить у меня характер жеста.
#- Мне всё равно, как Вы дирижируете. Главное - чтобы оркестр Вас понимал. Я на дирижёров не смотрю - я пою не для них, а для зала. Поэтому потрудитесь следить за мной, когда я буду петь на сцене.
#- Но...
#- И никаких "но"! - перебила я. - В следующий раз я буду сотрудничать только с немыми дирижёрами. И не отвлекайте меня больше по пустякам.
&- Это наглость! - уходя, бросил дирижёр.
#- Что Вы сказали? - медленно спросила я.
#- Я сказал: как пожелаете, - он ехидно улыбнулся, что чувствовалось по интонации.
#- Хорошо. И ещё должна напомнить, что петь буду не я, а Косицына. Вот с ней и разговаривайте, если Вам так хочется. Только, боюсь, для этого Вам придётся отправиться на тот свет. &Счастливого пути, малограмотный дурак!
Дирижёр онемел и покарснел, Моррези, стоявший рядом, рассмеялся, и и мы с ним отошли в сторону, оставив хама размышлять над своими словами и поведением.
Вот ведь как интересно получилось. Какое-то время назад, когда меня только пригласили в Байрёйт, этот самый дирижёр едва ли не на всех моих репетициях сидел, помогал, когда я вставала к пульту. Но стоило мне получить малую долю популярности, как его отношение ко мне резко изменилось. И потом, он заметил, что оркестр на мои жесты реагирует охотнее и активнее, чем на его собственные. Естественно, его это ущемляло и раздражало. Между нами медленно, но уверенно зрел конфликт, хотя лично мне он был неприятен и не нужен.

С Ники перед концертом я решила не репетировать. Так мне было легче - не хотелось чувствовать себя неловко.
Концерт состоял из трёх отделений: первое - соло Моррези, второе – я и наши дуэты с итальянцем, третье - Ники и я. Наконец-то! И для меня, и для него, и для зрителя.
В начале своего отделения я отпела все известные меццовые вещи из репертуара Косицыной (в манере Росса, разумеется). Это было красиво, содержательно, намного лучше, чем у Косицыной в своё время, но не так инетерсно, как то, что было дальше.
С Моррези уже стало интереснее. Туда вошли уже и сопрановые вещи. А закончили мы отделение заключительной сценой из "Онегина". Её по сценарию пела уже Косицына.
Я без труда смогла вызвать видение и перенестись на сцену Мариинки - лучше, чем тогда, я в своей (Косицыной) жизни никогда не пела.
Когда я вступила, зал замер. Я пела в своей старой манере, но немного улучшив качество, разумеется. Я снова жила той минутой, когда закончилась моя карьера. Ради Моррези, Ники, зрителей я готова была пережить всё это ещё раз.
Не знаю, что чувствовал Моррези, но пел он очень вдохновенно и правдиво... Но не настолько, чтобы снова покончить с собой. Теперь-то он знал, что я - с ним.
Зал вынудил нас спеть на бис всю заключительную сцену. Это было поистине потрясающе! Как я была счастлива!
Но третье отделение! У меня даже нет слов, чтобы это описать. Я уверена, что если бы не выпила слегка и не приняла бы две дозы успокоительного, моё сердце этого бы не выдержало.
Мы с Ники пели наши лучшие дуэты (за которые нас и окрестили лучшим дуэтом мира). Только пели мы их значительно лучше. Я чуствовала, как наши души сливаются в одно целое. Казалось, что поёт только один человек - настолько мы были едины. Благодаря всему пережитому, музыка наполнилась большей глубиной, содержательностью и лёгким оттенком печали. Сила чувств возрастала с каждой минутой, секундой, с каждым звуком, с каждым словом!..
Никто не остался равнодушным. Другой вопрос: поверил ли кто-нибудь, кроме Ники, в то, что это пела не Росса, а Косицына. Но все поверили, что те два образа, от имени которых мы пели, поистине любят друг друга.
Мы с Ники были так счастливы, как не были никогда (ни до, ни после). Я хотела бы умереть в этот момент, чтобы не знать больше ни слепоты, ни разлуки, ни той боли, которую я была вынуждена терпеть без него.
Я не хотела выпускать его руки из своих. Вся моя повязка была мокрой от слёз, которые я не могла и не хотела сдерживать. Я плакала от счастья. И он тоже! Мы оба понимали, что очень скоро мы снова разбежимся, каждый в свою сторону, и одному Богу известно, когда мы вновь встретимся.
Ники вставал на колени, обнимая мои ноги и рыдая прямо на сцене. Он, я думаю, тоже предпочёл бы умереть, но не прерывать эту минуту бездонного счастья.
На бис мы пели больше часа. Зал не хотел нас отпускать, мы друг друга - тоже.
Когда, как мне показалось, опустили занавес, я поцеловала Ники горьким поцелуем, долго не выпуская его из своих объятий.
- Любимый! Я люблю тебя большего всего на свете! Я без тебя жить не могла. А теперь страдаю ещё больше, чем на земле. Прости меня, но я должна уйти, - с этими словами я потеряла сознание (что для меня уже почти стало нормой).
Как оказалось, занавес был поднят, а микрофоны включены, и весь зал это слышал и видел!
Но я была бы не я, если бы не сделала из этого сенсацию и не заработала бы на этом деньги!

Когда я пришла в себя, я смогла понять только одно - раз я в маске, значит, рядом есть или могут быть посторонние. Поэтому я пошла конём:
*- Андри, подойди ко мне, пожалуйста, - позвала я, уверенная, что он рядом.
*- Да, cara, - я не ошиблась. - Как ты себя чувствуешь? Всё в порядке? Тебе что-нибудь принести?
*- Всё хорошо, спасибо. Только голова болит. Принеси, пожалуйста, два аспирина и чего-нибудь выпить.
Через полминуты мне был предложен аспирин и ... стакан воды.
*- Что это? - я поперхнулась. Таблетки-то я не запивала, и Моррези это знал. А про выпить я сказала специально в контектсе аспирина (который мне, пропитанной самыми разными наркотиками, был что мёртвому припарка), чтобы если кто-нибудь услышит этот разговор, ничего плохого не подумал.
*- Вода, - спокойно ответил Андри, понимая, однако, что именно я имела в виду.
*- Может, очень холодная? - я услышала рядом с собой голос Ники.
*- Скорее наоборот, - нашлась я. - "Ну, ладно, потом поговорим". - Но ничего страшного.
#- Простите меня, синьора, если я забрал у Вас слишком много сил. Но я Вам так благодарен! Вы себе не представляете, что это значит для меня, - восторженно сказал Ники.
#- Вам не за что извиняться. Я всегда рада помочь вам обоим. Мне всегда были глубоко симпатичны ваши отношения. Если бы я могла умереть за Косицыну, я бы сделала это, - с дуру ляпнула я.
#- Ну, что Вы! Нельзя так говорить. Всё идёт так, как должно идти.
#- Да, наверное, Вы правы. Простите, но не могли бы Вы нас оставить наедине с моим мужем?
#- Конечно. Я понимаю. Я буду недалеко, - он вышел.
*- Какого хрена ты подсунул мне эту дрянь?! Ты ведь прекрасно меня понял! - сразу выпалила я и встала.
*- Cara, должен напомнить: здесь нет шумоизоляции. В коридоре всё слышно, если тебя это волнует, конечно. А что касается воды - тебе надо держать форму. Завтра, и послезавтра, и послепослезавтра у тебя ответственные выступления. И я никогда не подам тебе стакан с ядом, как бы ты меня не проклинала. Я не могу тебя убить. Я готов к тому, что ты будешь кричать, можешь всё сломать, возненавидеть меня. Я всё переживу и стерплю, но не причиню тебе своими руками зло.
*- Ладно. Хватит источать благородство, - я успокоилась (мне была приятна его забота, реальная, а не на один только словах). - Как тебе наши дуэты?
*- Я не слушал, - честно признался он.
*- Даже так? С чего вдруг? Боялся принять его за Матаделли?
Моррези тяжело вздохнул.
*- Я, по-моему, уже просила отвечать, когда я спрашиваю! - напомнила я.
*- Да, прости. Просто ты вряд ли сможешь меня понять. Не могу я видеть вас вместе! Видит небо, мне было легче смириться с твоей смертью, чем с тем, что ты любишь его, а мне нет места в твоём сердце!
*- Я тебя понимаю, - неожиданно даже для себя сказала я. - Это ужасно. Прости, но сердцу не прикажешь. Успокой себя тем, что я не с ним, а с тобой. И не думай, что я не страдаю. Мучаются все: ты – потому что я не люблю тебя, он - так как уверен, что я мертва, я - так как не могу быть даже рядом с ним, а больше всех Саша - он все годы нашей совместной жизни был вынужден терпеть незримое присутствие Ники, зная и видя, что мы любим друг друга, а теперь он даже не может быть со мной. Да ещё и воспитывает детей Ники! Ты уже, наверное, знаешь, что Рома и Юля - его дети, а не сашины?
*- Да, Александр мне рассказал это, - вздохнул Андрелло.
Наступила тишина.
*- Лучше бы я не рождалась, - тихо произнесла я. - Столько горя в этот мир принесла, столько жизней сломала. А доброго ничего не сделала, никому не помогла. От меня одно зло. Должно быть, мне сам Сата** благоворит - иначе я бы давно уже умерла. Я проклята! Но я сделаю всё, чтобы на моих детей это проклятье не легло!
Моррези решил промолчать, видимо понимаю, что как раз на них ложится ещё больше.

Утром следующего дня я была в Париже и в отличной форме (и всё благодаря моему спасительному наркотику).
Триумф возрастал с каждым днём. Третью и пятую симфонии мы исполняли на бис. А после этого ещё и "Картиинки" (в обработке Равеля, разумеется).
Переночевала я в своём загородном доме. Немного позанимавшись за роялем, я хотела поспать – но мне это не удалось… Немного помедитировав, я продолжила занятия.
Шестая и седьмая симфонии продолжили вчерашний успех, подогревая публику всё больше и больше.
Берлинский концерт тоже прошёл шикарно. Я впервые попробовала вызвать видение за роялем. И у меня-таки получилось! Я видела клавиатуру вполне реально. Играла я очень спокойно. Это было чудесно!
Завершилось моё триумфальное шествие двумя последними симфониями Бетховена. Финал девятой пришлось исполнить на бис аж четыре раза! После чего я провела сюиты из "Щелкунчика" и "Спящей".
Этим я поставила точку в "праздновании" своей десятой годовщины смерти.
Осталось дело за малым: написать с десяток статей и разослать их по изданиям. С этим я справилась в течение недели.
Когда с последним изданием было покончено, я смогла облегчённо вздохнуть. Огромный груз свалился с моих плеч.
Я была вымотана и разбита. Мне было лень даже подсчитать свои гонорары. Одно я знала наверняка - мои внуки (даже если их будет десятка три) обеспечены до своей смерти и могут жить на широкую ногу.
Мне уже можно было ничего не делать. Но это немного не совпадало с моими планами. У меня было ещё очень много задумок. И кое-какие из них уже шли по пути воплощения в жизнь.



ГЛАВА 39. Косицынград.


Ближайшим важным событием для меня была презентация зала в России. По части самого зала проблем не было никаких. Зато мне предстояло выбрать две с половиной тысячи музыкантов из восьмидесяти тысяч поданных заявок.
Если честно, мне с трудом верилось, что все восемьдесят тысяч красивы, гениальны, амбициозны и неженаты (более того - без личной жизни!).
Всё это тщательнейшим образом проверялось моими людьми. Если возникали какие-то сомнения - понятное дело, их никто не проверял - человек просто автоматически вычёркивался.
Таким образом, к лету осталось только пятнадцать тысяч. Но и этого было слишком много. Я решила не ввязываться в дело до тех пор, пока не останется тысячи три. И на мою "проверку" должно было уйти не более двух месяцев.

Я не знаю, когда ко мне вернулось зрение, но обнаружила я это совсем случайно. Как-то во время занятий за роялем у меня развязалась повязка и слетела с глаз. В глаза мне ударил ярчайший свет. Я зажмурилась, но спустя пару минут глаза по-тихоньку начали привыкать.
Это произошло ближе к концу зимы. Я была счастлива! И первое, что я сделала - полетела в Лондон.
#- Дорогая! Ты потрясающе выглядишь! - встретил меня Эдвард. - Я так соскучился, - он поцеловал меня нежным поцелуем. Не знаю, почему, но мне было жутко неприятно. Вероятно, мне всё-таки уже поднадоело корчить из себя любящую счастливую супругу.
#- Я тоже, - я улыбнулась. - Ты не представляешь, как меня тянуло. И сразу, как у меня получилось, я приехала. Мне кажется, мы не виделись целую вечность! Это так ужасно!
#- Не надо вспоминать минуты нашей разлуки. Давай радоваться встрече!
#- Ты прав! Мне так не терпится взглянуть на наших детей, особенно на нашего сына.
#- Конечно! Я тебя понимаю! - Эдвард светился от счастья. - Пойдём скорее к ним.
Честно говоря, я и не думала, что наши дети уже такие большие! У меня глаза на лоб полезли от удивления. Девчонки уже не просто ходили, но уже и говорили весьма членораздельно!
#- Мамочка приехала! - в один голос завизжали они, увидев меня, и, подбежав, сделали реверанс и после этого повисли у меня на шее.
#- Ну-ну, Элизабет, Александра, леди не пристало себя так вести.
Я с удивлением посмотрела на Эдварда, сказавшего это. Я никак не думала, что он окажется жёстким диктатором в вопросах воспитания.
#- Простите, папа, - они отошли в сторону и снова изобразили реверанс, опустив провинившиеся головы.
#- Эдвард, нам надо поговорить, - я вышла из комнаты, пытаясь держать себя в руках. Он вышел следом.
Мы молча прошли в его кабинет.
#- Что всё это значит? - ещё спокойно спросила я.
#- Я не совсем тебя понимаю. Что ты имеешь в виду?
#- То, как ты разговариваешь с нашими детьми! - я начинала заводиться.
#- Я сказал что-то не то? Извини, но в отличие от тебя, я занимаюсь их воспитанием. И подхожу к этому весьма серьёзно.
#- Чересчур, я бы сказала.
#- Что ты хочешь этим сказать? - он меня упорно не понимал.
#- Они ещё дети! Не надо присекать их проявления эмоций! Это нормально и естественно. Они должны высказывать свою радость. Я их мать! И они могут повиснуть на моей шее и громко смеяться!
#- Дорогая, позволь с тобой не согласиться. Это признаки дурного тона. И их надо пресекать накорню уже на первых стадиях проявления. Высший свет требует от нас очень многого. А они принадлежат к высшему свету. И я буду их воспитывать в тех традициях, в которых воспитывался сам и воспитывал Артура. И я бы попросил тебя не вмешиваться и не ломать мою систему. Ты можешь всё испортить.
Я чуть не упала.
#- Что?! Ты хочешь сказать, что я, мать этих детей, могу навредить им своей любовью?!
#- Не так буквально. Ты очень добрая, ты их жалеешь. А воспитание порой требует довольно жёсткого подхода. Не надо всё время идти на поводу у детей и выполнять все их прихоти. Они должны знать, что хорошо, а что нет. О чём можно говорить вслух и что можно делать, как должно себя вести в семье и в высшем обществе. Прости, любимая, но в этих вопросах я разбираюсь получше тебя, - он мягко улыбнулась.
#- А я, по-твоему, воспитывалась в семье фермера? - я переходила уже на крик. - Так что ли получается! Я что, похожа на нищенское отродье без семьи, без племени?
#- Я этого не говорил...
#- Но подумал и намекнул, - перебила я.
#- Дорогая, не нервничай. Пойми, ты росла в другой среде. Я вовсе не хочу тебя обидеть. Просто между нами действительно огромная пропасть. Я имею в виду твоё воспитание, манеру общения и поведение. Именно за них я тебя и полюбил.
#- Не увиливай! И не пытайся сгладить тобой же сказанное. Ты меня оскорбил до мозга костей! По твоим словам я хамка, беспардонная, неотёсанная деревенская дура! Никак не ожидала это услышать от тебя!
Эдвард молчал.
#- Ты даже не пытаешься оправдаться! - я уже орала. - Ты меня действительно считаешь таковой! Ну, спасибо! Да будет тебе известно, что род, к которому я принадлежу, ничуть не моложе и не менее внушительный, чем твой! Просто я этим не кичусь, не кричу на каждом углу. А насчёт манер - да пошёл ты со своими манерами! Не знаю, как ты, а я живу в двадцать первом веке по его законам. И не надейся, что я буду молча наблюдать, как ты ломаешь психику моих детей.
#- Подожди, дорогая! Про какой род ты говоришь? Я должен его знать, - я знаю все английские фамилии.
#- А кто тебе сказал, что я имею в виду английскую фамилию. По-твоему, в других странах не было и нет именитых семей. Хватит думать, что на Англии сошёлся весь свет клином, что только здесь живут благословенные люди! Хватит принижать всё и вся кругом!
#- Но...
#- Хватит! - заорала я. - Я не хочу больше ничего слышать. Мне надоело чувствовать себя отбросом, марионеткой, при помощи которой зарабатывают деньги. Я не позволю никому, даже тебе, унижать меня и манипулировать мной!
#- Дорогая...
#- Я уже сказала: я не буду ничего слушать. Если я тебя не устраиваю своим воспитанием и поведением - можешь подать на развод.
Эдвард молчал и растерянно хлопал глазами.
Я вышла, демонстративно хлопнув дверью.
"В одном он прав, - подумала я. - Я не должна ломать его систему воспитания, какой бы она ни была. Это ведь система. Ну, что я могу? Ну, влезу со своими тремя копейками и снова уеду. Я ведь ничего для детей не делаю. И глупо пытаться корчить из себя хорошую заботливую мать! Поздно! Кроме того, фактически я им даже не мать - я их (кроме Бет) не вынашивала, не рожала. Как бы мне не было горько признаваться - я не чувствую, что они мои дети, они для меня чужие. Мне нечего делать в этом доме. Я должна уехать".
Я прошла на свою половину в свой рабочий зал. Я села за рояль и погрузилась в звуки (только там мне было действительно комфортно, и только музыка могла восстановить мой психологический баланс).
#- Александра! Ты приехала! - в комнату, резко распахнув дверь, влетел Артур.
Я от неожиданности "зависла".
#- Как я скучал! - он упал на колени в нескольких шагах от меня и проехался по паркету. Артур взял мою руку и долго не отводил от своих губ.
#- Да, привет, Артур, - я не нашла, что сказать - я была в растерянности.
#- Только "привет"? - он встал и поднял меня за руки со стула. Взяв мою голову в свои руки, он какое-то время смотрел мне в глаза, а затем нежно и страстно одновременно впился в мои губы. Он был ненасытен. Казалось, что я была для него спасительным глотком в пустыне.
Он целовал меня так долго и страстно, что через какое-то время я начала задыхаться вполне реально, а он всё не выпускал меня из своих объятий.
Наконец, мне удалось его оттолкнуть, и я смогла отдышаться.
#- Ты хочешь, чтобы я задохнулась? - с лёгким укором спросила я.
#- Я мог бы только мечтать, чтобы ты умерла в моих объятиях!
#- У тебя садистские наклонности, - заметила я.
#- Я хочу быть всё время с тобой! - он свернул с темы. - Не отпускать тебя ни на шаг, ни на миг, целовать твои губы, шею, руки. Чувствовать твоё присутствие каждой клеткой своей кожи.
#- Ты непроходимый романтик! - я улыбнулась. Тем не менее, ему удалось остудить мой гнев. - Но ответь мне на один вопрос, как ты можешь спокойно смотреть на то, как Эдвард воспитывает наших детей?
#- А что он делает не так? Он и меня воспитывал так же. По-моему, он великолепный отец. Я мог бы только желать своим детям такого воспитания.
#- Ну да, конечно, - согласилась я, понимая, что он не сможет меня понять. - Тогда скажи, а ты тоже считаешь меня неотёсанной грубиянкой без понятия о хорошем тоне?
Артур улыбнулся:
#- Ты бунтарь. Ты создаёшь свои порядки, живёшь по своим правилам. У тебя совсем другие, свои понятия о приличиях и хорошем тоне. Ты вольная птица, которую глупо и бессмысленно пытаться посадить в клетку. Ты спасительный глоток свежего воздуха, целебный бальзам, живая вода, лучик солнца, пробившийся сквозь мрак. Я не представляю своей жизни без тебя. Ты, как наркотик, привязываешь к себе и не отпускаешь из своей власти.
#- Тебе надо романы писать, - вздохнула я. "Красиво говорит, мерзавец!".
Он молча улыбнулся.
Я подошла к нему, обняла одной рукой за шею и медленно приблизила свои губы к его. Это был очень нежный, мягкий и отчасти даже искренний поцелуй. Закончив его, я обняла Артура крепко за спину и положила голову на его грудь.
/вот такое у меня понятие о мужской дружбе/
#- Я рад, что у вас снова хорошие отношения, - в комнату зашёл Эдвард. - А то в последнее время мне показалось, вы враждебно относились друг к другу.
#- Да, мы помирились, - ответила за двоих я.
#- Это хорошо. Надеюсь, вы составите старику компанию за обедом?
#- Конечно, Дорогой, мы сейчас подойдём.
#- Не задерживайтесь, - он вышел, аккуратно прикрыв дверь.
#- Неужели он ни о чём не догадывается? - удивилась я. - Мне его жаль.
#- Я абсолютно уверен, что он всё знает.
#- И никак не реагирует? - не поверила я.
#- А что он может? Кроме того, он сам всю молодость, да и не только молодость, развлекался с замужними. Для нашего слоя это нормально, в порядке вещей. Ему было бы совестно смотреть в глаза своих друзей, если бы у тебя не было бы любовника. Ведь это бы значило, что ты не интересуешь мужчин и довольствуешься престарелым супругом. А так - он может гордиться своей женой. Кроме того, ему спокойнее осознавать, что твой любовник я, а не кто-то со стороны, недостойный по положению быть рядом с тобой. Понимаешь?
#- Да, но не принимаю! И вы хотите, чтобы наши дети выросли такими же? Вы только кричите о совести, нравственности и приличиях! На самом деле ваши семьи - это цветники безнравственности и разврата! Я не хочу, чтобы мои дочери выходили замуж за имена и кошельки и любили бы только на стороне, а мой сын был бы постоянным рогоносцем! Я не хочу! Лучше пусть они будут не так манерны и воспитанны, зато счастливы! Я-то знаю, что значит не любить мужа и жить с ним, изображая семейную идиллию. А в это время тот человек, без которого ты не можешь дышать, женат на другой, живёт за тысячи километров, и ты не можешь даже увидеть его. Единственным местом встречи становятся сны! Это невыносимо! - я забыла, где нахожусь, и вошла в раж.
#- А по-моему, ты довольно часто видишься со своим итальянцем, - с лёгкой ухмылкой заметил Артур.
#- Да при чём тут Моррези? - я повернулась к нему.
Артур пытался прочитать меня по глазам, но ничего не понял (это удавалось только Саше).
#- Так ты не про Моррези?
#- Ладно, проехали, - ему не за чем было это знать. Не сейчас, по крайней мере. Я направилась к двери.
#- Нет, подожди, - он схватил меня за руку - У тебя есть кто-то ещё?
#- Да если бы был! Не жила бы я с Эдвардом. Если бы он у меня был, как ты выразился, мне бы уже никто не был бы нужен. Но нет! Нет его у меня! - вздохнула я.
#- Кто он? Я его знаю? - Артур удерживал меня за руку, пристально глядя в глаза.
#- Я тебе обязательно всё расскажу, но не сейчас. Не проси. Ты потом всё поймёшь. Пойдём обедать, Эдвард нас ждёт, - я отвела глаза.
Он отпустил мою руку и вышел следом за мной.
Я осталась в Лондоне лишь на неделю.
Сына назвали Чарльзом (моё мнение никто даже не спрашивал). В семье Эстергази было принято давать мальчикам имена предков.
Я не стала спорить. Может, только теперь я почувствовала, насколько всё здесь чуждо мне. Я не смогла стать частичкой этого мира, не смогла в него войти, привыкнуть к его особенностям. Здесь всё было странное, далёкое, непонятное и порой даже враждебное. Это была совсем другая среда обитания, другая планета с другими обитателями. Как оказалось, меня здесь держали как экзотический фрукт, как неприрученного льва в клетке, развлечения ради.
Мне вдруг стало так противно, что я всего лишь диковинка, призванная впечатлять гостей и хозяев дома. Мне захотелось в один миг бросить всё и уехать в Россию.
У меня сердце заныло от тоски по "заброшенному краю, лесу да монастырю".

Не имея сил дальше терпеть своё никчёмное положение в семейном гнезде Эстергази, я уехала. Пока в Берлин. Побыв здесь несколько дней, я уехала в Париж, затем в Милан, Байрёйт, Рим и так далее. Я шаталась по Европе в поисках приюта. Но всё было мне чуждо.
И я не выдержала. Я полетела в Россию.
Забыв про предосторожности, я поехала к Саше на фирму. Я не знала, пустят ли меня, там ли он - мне было всё равно. Я была на пике отчаяния.
- Ты меня не видел, - предупредила я молодого охранника, сунув ему в карман крупную купюру.
- Но... - он развернул бумажку и сделал вид, что меня нет.
&- Продажная сволочь, - тихо бросила я. Мне уже порядком надоело, что всё и всех в этом мире можно купить. Мне было противно, хотелось вымыть руки, но я знала, что от этого мне уже не отмыться.
- У него кто-нибудь есть? - спросила я у секретарши.
- Нет, но он просил, - она не успела договорить, как я открыла дверь кабинета. - Женщина!
- У меня назначено. И сделайте милость - не соединяйте ни с кем и никого не пускайте.
- Но Вы не записаны! - запротестовала она.
- Людей вроде меня не записывают, - я улыбнулась и вошла в кабинет.
- Олечка, я же просил не беспокоить меня, - Саша не оторвал головы от монитора компьютера.
- Саша, помоги мне! - с порога выпалила я и направилась к нему.
Он, не поверив своим ушам, медленно поднял голову. Но я была уже возле него.
- Саша, я больше не могу! - я стояла на коленях возле его кресла и рыдала. - Я больше не могу так жить. Я не выдерживаю! У меня больше нет сил! Я устала! Мне надоело! Я не могу больше!!!
- Анютик! - он поднял меня и крепко прижал к себе. - Я ничего не понимаю. Ты здесь? Но как?
- Я не могу больше находиться там! Меня уже тошнит от Запада! Я не могу даже утопиться в их реках - мне противно!!!
- Тихо, успокойся, - он гладил меня по голове. - Что произошло? Что случилось?
- Я поняла, что для них значу! Я лишь клоун, канатоходец, за которым они наблюдают, с трепетом затаив дыхание. Но в глубине души они ждут, когда же я, наконец, сорвусь и упаду. Я для них дикарь, псих, интересное развлечение, дорогое, но удовольствие. Меня никто и за человека-то не считает!
- Кто тебе всё это наговорил? - удивился Саша.
- Я сама всё поняла. Я же не окончательная дура! Рано или поздно я должна была это понять. И я поняла, достаточно поздно, но поняла. И мне стало противно и больно! Я задыхаюсь от их воздуха. Я не могла больше там оставаться, - я рыдала. Это уже была настоящая истерика.
- Тебе надо успокоиться, - Саша наклонился к селектору. - Олечка, занеси, пожалуйста, настойку валерьянки и стакан воды.
- Дорогая, - он отвёл моё лицо и посмотрел в мои заплаканные глаза. - Подумай о чём-нибудь другом. Ты дома, в России. Вздохни полной грудью. Сделай несколько глубоких вздохов.
Я послушалась, но ровно дышать мешали судороги истерики. Сделав несколько вдохов, мне действительно стало легче. Но истерика не проходила.
Зашла секретарша. Саша взял из её рук воду и валерьянку (заслонив меня спиной) и попросил, чтобы его не беспокоили ни по какому поводу.
- Дорогая, тебе надо это выпить, - он поднёс мне стакан, в котоый накапал несколько капель валерьянки.
Я молча взяла склянку настойки и, сняв пробку с дозатором, одним глотком выпила всё её содержимое.
- Если ты так настаиваешь, - объяснила я. - Только знай, этим меня не проберёшь. Я тебе не говорила, но последние полгода я сижу на наркотиках. Так что валерьянка для меня - это даже не вода для алкаша, - горько заметила я.
- Что?! - он схватил меня за плечи и резко развернул лицом к себе.
- Я понимаю, как тебе неприятно это слышать. Но без наркотиков я не могу работать. У меня был очень тяжёлый период - много работы, а потом я уже просто не могла от него отказаться.
- Ты сейчас пьёшь?
- Нет. Пока нет. И пытаюсь завязать с наркотиком. Уже месяц не принимаю. Но меня ломает, мне плохо! И никого нет рядом! Одна я не справлюсь!
- Я убью этого итальянца! Как он мог тебя бросить?! - закричал Саша.
- Он ничего не знает. Кроме того, я сама его бросила. Он меня не сможет понять!
- Почему ты ничего не сказала мне раньше? - с отчаяньем и обидой спросил он.
- Я надеялась, что справлюсь сама. Ты же знаешь, я никогда ни о чём не прошу. Точнее не просила, - обессиленно проговорила я.
- Тебе не надо было просить. Просто сказала бы!
- Ты же понимаешь, что это одно и то же, - я отошла к окну.
- Ты ляжешь в клинику? - осторожно спросил он.
- Нет, ты же знаешь. Я не могу. У меня работа! Я должна работать! Всю жизнь только работать! - я снова начала себя накручивать.
- А ты знаешь, Альтов готовит к выпуску альбом, - вдруг сказал Саша. Он понимал, что только Ники сможет полностью отвлечь мои мысли.
- На твоей фирме? - его ход сработал.
- На фирме отца. Я отдал её ему. Подарил... На день рождения. Он же отметил полувековой юбилей, - ехидно заметил Саша.
- Знал бы твой отец, - вздохнула я, подумав, как непредсказуема бывает жизнь.
- Он бы меня убил. Но мне не за чем иметь две фирмы. А свою я не закрою, пока жив. А Альтов всё-таки член нашей семьи, так что не на сторону ушла фирма. Нет, это право смешно! Интересно, а кем он мне приходится? Братом сводным, что ли?
- Прекрати, умоляю! - простонала я.
- Прости, - Саша замолчал.
- На каком мы этаже? - через минуту спросила я.
- На тринадцатом.
- Даже тут никто не даст гарантии.
- На что? - не понял Саша.
- На то, что не останешься инвалидом, если выпрыгнешь, - пояснила я.
Он резко развернул меня к себе лицом.
- Господи! - прошептал он. - Как же я скучал по твоим глазам! Как мне их не хватало. Что с тобой происходит? Как мне тебе помочь?
- Отвези меня туда, где мы отдыхали с тобой, когда я ждала ребёнка от Моррези, - попросила я.
- Хорошо. Сегодня же. Немедленно, - твёрдо сказал он.
- Ты серьёзно? - не поверила я.
- Абсолютно, - но он стоял, не двигаясь, не в силах оторваться от моих глаз.
Вдруг у него зазвонил мобильник. Но Саша никак не отреагировал.
- Ответь, - я отвела глаза.
Очнувшись, Саша ответил на звонок.
- Да?
-…
- Моррези? - я с интересом уставилась на Сашу.
-…
- Успокойся, Моррези! Она со мной.
-…
- Да, стоит сейчас рядом. Так что не волнуйся. Она в порядке.
-…
- Хорошо. Даю, - Саша протянул мне телефон. Я взяла его с неохотой.
*- Да, слушаю.
*- Анна Мария! Что у тебя произошло? Почему ты уехала и ничего не сказала?
*- Если ты собираешься читать мне нотации - сразу arrivederci!
*- Нет, подожди, не бросай трубку. Ты помнишь, какой сейчас месяц?
*- Начало марта. А что? Ты думаешь, я уже дошла до того, что мне безразлично, какой сегодня день? Нет, извини, но вынуждена тебя расстроить - я ещё ориентируюсь во времени, - ехидно заметила я.
*- Дело не в этом, cara! Ты не хочешь спросить, где я?
*- Мне всё равно, где ты! - жёстко отрезала я.
*- Я в Байрёйте, - он постарался не заметить моей грубости, видимо уже привыкнув.
*- Я уже сказала, что мне всё равно, где ты и чем занимаешься!
*- Очень жаль, любимая! - вздохнул Андрелло. - Потому что ты сама должна быть сейчас здесь.
- Какого хрена?! - крикнула я. Саша положил руки мне на плечи, желая успокоить.
*- Cara, пожалуйста! Не ругайся. Я надеялся, что ты сама вспомнишь. Через два месяца премьера Нибелунгов!
- Мать твою! - снова крикнула я. - Чтоб его! *Завтра буду, - с этими словами я отключила телефон.
- Где будешь? - осторожно спросил Саша.
- В Байрёйте, - тяжело вздохнув, ответила я.
- Что-то случилось?
- Пока нет. Через два месяца премьера Нибелунгов. А я главный концермейстер и второй дирижёр.
- Заказать тебе билет, - дальше объяснять было не нужно.
- Да, пожалуйста, - я снова повернулась к окну. - Я так хотела отдохнуть от этого ненавистного мне Запада. Видимо, мне суждено задохнуться от их воздуха!
- Всё будет хорошо, дорогая. Честное слово, я бы поехал с тобой, но я не могу оставить Женю, - хотя ещё минуту назад, он не помнил ни о ком на свете. - Он только начал привыкать, - Саша обнял меня со спины.
- Шлюха проклятая! - в исступлении крикнула я.
- Тихо! - он развернул меня и прижал мою голову к своей груди.
- Меня кроме себя ничего не волнует! Я давно уже плюнула на всё и всех!
- Не надо так. Ты же постоянно спрашиваешь о нём. Я тебе всё рассказывал и рассказываю и про Женю, и про остальных. А сейчас тебе самой нужна забота.
- Не успокаивай меня. Я в первую очередь должна была спросить про него. Ведь если уж я родила его, я взяла на себя бремя ответственности, я не имею права его сбрасывать или перекладывать. Это мой крест. И я сама его взяла на себя, - вздохнула я. - Так как он сейчас?
- Уже гораздо лучше. Привыкает. Он очень умный и способный. Сразу видно: интеллект передаётся по материнской линии. Он нагоняет, а по некоторым предметам уже и перегоняет своих сверстников.
- А как Юля, Рома, Анна Мария к нему относятся?
- Гораздо лучше. По-моему, они его признали и приняли в свой круг. Они могут говорить с ним, как со взрослым, о том, чего не могут сказать даже мне.
- А как он к ним?
- Очень тепло и нежно. Они любят друг друга. У них очень хорошие отношения. Он мирит малышей, когда они ссорятся. Я могу многое на него перекладывать. Я ему доверяю. Он мне помогает. У него очень цепкий ум. Я уверен, из него выйдет шикарный продюсер - я могу не бояться за наше семейное дело.
- Я рада, - я тяжело вздохнула.
Минуту стояла тишина.
- Как же я устала! - я отошла на шаг.
Саша открыл рот, чтобы что-то сказать, но его прервал селектор.
- Александр Владимирович, извините, но к Вам приехал госоподин Альтов. Он уже давно ждёт. Что мне ему сказать?
Я резко повернулась к столу и уставилась на Сашу. Недолго думая, он ответил:
- Сейчас я не могу его принять. Пусть зайдёт позже.
- Это срочно, Саша, - встрял сам Ники.
Саша растерялся, не зная, что делать.
Я жестом показала ему цифру пять и прошептала слово "минут".
- Зайди через десять минут, - сказал Саша и отключтл селектор.
- Что ты задумала?
- Ну, коль через окно мне не уйти, сделаем вид, что у тебя деловой разговор.
- С кем? - не понял он.
- С Александрой Бах. Ведь всё равно никто не знает, как она выглядит.
- Но Альтов-то точно тебя узнает.
- Только не под вуалью, - я с улыбкой открыла свою сумочку и достала оттуда "набор Бах": перчатки, кольцо, линзы и вуаль.
- Ты гений! - воскликнул Саша.
- Я знаю, и это очень мешает мне жить, - я начала воплощаться.
Через пару минут Бах была готова.
#- Ну, как, похожа? - поинтересовалась я.
- У меня нет слов!
- Тогда молчи. Будет лучше, если я пойду уже сейчас.
- Я ещё не до конца поверил, что ты здесь, как ты снова меня покидаешь, - печально проговорил он.
- Se la vi, - вздохнула я, подошла к нему и подняла вуаль. - Спасибо тебе за всё, что ты для меня делаешь. И прости меня, дуру, за всё, - и нежно поцеловала его.
- Пойдём, проводишь меня, - попросила я после поцелуя и направилась к двери, опустив вуаль.
Саша, не сказав ни слова, пошёл за мной.
Он открыл дверь и пропустил меня вперёд.
Ники, увидев, что дверь в кабинет открылась, сразу встал. Но увидев меня, замер на месте. Секретарша тоже вылупилась на меня, как на вознесение Христа.
Я, не задерживаясь ни на секунду и не поднимая головы, быстро прошла мимо онемевшего Ники. Саша почти бежал следом.
В лифте я сняла весь этот маскарад и вышла из здания через чёрный вход.
- Я приеду на премьеру, - пообещал Саша и напоследок ещё раз поцеловал меня.
Я ничего не ответила и скрылась за поворотом.

Выйдя от Саши, я зашла в кафе и, заказав для вида чашку чая, попробовала сосредоточиться. Во время разговора с Сашей меня начали беспокоить неприятные ощущения в области сердца – а такие вещи на ровном месте со мной никогда не происходили. Я закрыла глаза и отключилась от действительности, ожидая, что видение мне само всё покажет.
Однако мне пришлось подождать - с возвращением зрения видения стали посещать меня всё реже и реже.
Но через какое-то время тьма расступилась, и я увидела Женю, за решёткой.
"Но этого не может быть! Я никогда не вижу прошлое, если сама его не вызываю. Здесь что-то не то. Мне надо увидеть больше".
Женя сидел в общей камере (значит, не прошлое). Присмотревшись, я поняла, что это не Европейская камера - значит, наше СИЗО.
Я попыталась увеличить обхват поля зрения до тех пор, пока не увижу табличку на здании. На это у меня ушло минут десять.
"СИЗО Центрального района города Москвы? - что за бред!» - поразилась я.
Но я должна это проверить".
Я расплатилась за чай и, выйдя на улицу, поймала такси.
Назвав адрес, я принялась снова перевоплощаться - теперь уже в Росса.
Расплатилась я крупной купюрой (ну, не было у меня мелочи!). Водила чуть не съехал под руль! Во-первых, села одна - вышла другая, да и расплатилась валютой без сдачи!
На входе в здание я столкнулась с Сашей и Ники, которые тоже только подъехали.
*- Синьора Росса?! - не поверил своим глазам Ники.
*- Добрый день, - я внатяжку улыбнулась.
- Саша, вы должно быть не знакомы. #Синьора, это Александр Королёв, вдовец Косицыной. Саша - это Анна Мария Росса, моя спасительница.
Саша поцеловал мою руку. Вот его удивлению точно не было предела.
#- Но что Вас сюда привело? - спросил Ники.
#- Мне вчера явилась Косицына и сказала, что я сегодня должна быть в Москве, она назвала мне этот адрес. Но она не сказала, зачем. Может, Вы мне поможете? Вы ведь здесь не случайно.
#- Видите ли, - вступил Саша. - Я только что узнал, что здесь наш сын, Женя. Но что произошло, никто из нас пока не знает.
#- Она хотела, чтобы я ему помогла, - "поняла" я. - Вероятно, дело опять запутано. Иначе, я не была бы сейчас здесь. Давайте же пройдём, наконец.
#- Да, - согласился Саша и, пропустив меня вперёд, зашёл сам. Ники вошёл следом.
#- Я узнаю, в чём дело, - Саша направился к начальнику.
#- Будет лучше, если Вы пойдёте один, - я решила остановить дёрнувшегося было Ники.
#- Да, наверное. Мы подождём здесь, - согласился Ники.
#- Вы не представляете, как я удивлён! И счастлив видеть Вас! - довольно восторженно проговорил Ники, когда Саша отошёл от нас.
#- Верю. Но мне пришлось бросить все: мужа и подготовку премьеры Нибелунгов в Байрёйте. Я должна была приехать. Я уверена, здесь будут свои проблемы.
#- Это так ужасно, - через минуту сказал Ники, не сводя с меня глаз.
#- Вы про что?
#- Я безумно рад, что снова увидел Вас. Мне так Вас не хватало! А ужасно то, что поводом для нашей встречи послужил такой неприятный инцидент.
#- Что ж, не мы выбираем обстоятельства. Мы предполагаем - Судьба располагает.
#- Это была одна из любимых фраз Косицыной, - заметил слегка удивлённый Ники.
#- И моя тоже. Косицына была мудрой, хоть и молодой.
#- Знаете, - он опустил глаза, - я бы хотел сказать это в другой обстановке, но ... Вы безумно на неё похожи. И я боялся, что это может плохо на меня подействовать. И не ошибся, - вдруг он замолчал.
#- Вы хотите сказать, что я оживила Ваши чувства к Косицыной? - предположила я.
Он не знал, как ответить.
#- Вам не надо этого стыдиться, - я взяла его руку. - Ведь во мне живёт не только Росса, но и Она. Я уверена, она счастлива, что Вы её по-прежнему любите. Это же чудесно!
#- Я просто боюсь, - Ники по своей старой привычке начал извиняться, - что Вы можете...
#- Неправильно всё истолковать? - я слегка улыбнулась. - Не волнуйтесь, я всё правильно поняла. Всё хорошо.
Ники поднял своё лицо.
В этот момент дверь кабинета начальника резко распахнулась, и оттуда вышел озверевший Саша. Хлопнув со всего маху дверью, он отошёл к окну.
*- Mi scusi, - Ники отошёл к нему.
Пока они говорили, я тихо зашла к начальнику СИЗО.
#- Вы говорите по-английски? - с порога спросила я.
- Чего?! - он уставился на меня, как баран на новые ворота.
- Простите, - я начала говорить на ломанном русском с сильным акцентом и очень медленно. - Меня зовут Анна Мария Росса.
- А меня Наполеон Бонопарт! - засмеялся тот, не поверив мне.
- Конечно! - я достала паспорт и протянула ему. - Можете также посмотреть штамп о браке.
Я дала ему пять минут на изучение и "перевод" данных паспорта.
- Теперь Вы мне верите? - я забрала паспорт.
- Допустим, - он медленно встал. - Присаживайтесь.
- Спасибо.
- А Вы хорошо говорите по-русски, - заметил он.
- У меня хороший учитель - мой муж. Но давайте перейдём к делу.
- Вы, наверное, тоже насчёт младшего Королёва? Вы ведь помогли в расследовании его дела в Нюрнберге? - догадался начальник.
- Верно. Он под моей опекой. Так хочет Косицына.
- Скажите, а Вы, правда, её видите? – шёпотом спросил начальник.
- Да, - я улыбнулась (у меня все это спрашивали). - А как я, по-Вашему, могла узнать, что Женя здесь?
- Ну, может, Вам его отец сообщил, - предположил начальник.
- И я за час добралась сюда из Байрёйта?
- Да, далековато, - согласился он. - Так что, Вам Косицына сказала?
- Ещё вчера. Она ведь видит будущее.
- Так почему она его не остановила, когда он брал с собой наркотики?
- Я смогу ответить на этот вопрос, только увидев Женю, - ответила я.
- Но я не могу...
- Ничего невозможного нет, - я встала.
- Но даже его отец...
- Но Вы же не можете мне отказать. Я бросила все дела, мужа, сына, - я достала портмоне и начала вытаскивать оттуда одну за одной крупные купюры. - Так мы договорились? - я остановилась на весьма крупной сумме.
- Конечно! - он засветился. - Я же не зверь, я всё понимаю. Пойдёмте, я Вас провожу, - он подошёл ко мне, и я сунула в карман его пиджака деньги.
- Я рада, что мы нашли общий язык. Надеюсь, - перед выходом из кабинета добавила я. - Вы позволите отцу увидеться с сыном?
- Но...
- Я прошу, - я перебила его возражение и сунула ему в карман ещё одну купюру.
- Конечно. Разве я могу не позволить! Я же сам отец!
- Вот и замечательно, - с этими словами я открыла дверь.
Ники подошёл к нам сразу, как только мы вышли. Саша лишь повернулся и со злобой посмотрел на начальника. Тот его "не заметил".
Ники с вопросом и ожиданием смотрел на меня.
*- Tutto bene, - сказала я. - Andiamo con noi. Alex, va?
- Саша, пошли, - повторил Ники, когда мы с начальником пошли в комнату свиданий.
- Да, я вас догоню, - бросил Саша.

- Подождите его здесь. Я распоряжусь, чтобы его привели, - начальник оставил нас в комнате свиданий.
- Grazia, - ответила я.
Только когда начальник вышел, к нам зашёл Саша.
Я подошла к нему и очень тихо спросила:
- У тебя есть что выпить?
- Нет, извини. Я бросил. Пятнадцать лет назад.
- Ты не понял. Мне для видения нужно, - "обиделась" я. - У меня нет сил.
- Всё равно нет.
- А хотя бы лекарство какое сильное или энергетик?
- Нет, ничего, прости.
- Ладно, что-нибудь придумаю, - вздохнула я.
Я действительно не могла входить в видение. Одно я уже сегодня вызвала (точнее, оно само пришло). И я была рада, что осталась в сознании. На второе у меня уже не было сил.
Через пять минут привели Женю. Он вошёл и остановился на какое-то время, увидев отца, Ники и ... синьору Росса. Но на его лице не дрогнул ни один мускул.
"Железная воля. Эдвард был бы счастлив, если бы наши дети умели так сдерживать свои эмоции", - подумала я.
Саша напоминал комок нервов. Ники был готов в любую минуту его успокоить. А я "изучала" Женю, заметила все изменения: он значительно набрал в весе, на парня хоть стал похож, кожа его приобрела здоровый цвет, и на щеках играл румянец. "Весь в отца - та же стать, красота и воля".
#- Мне нужен диктофон, - я обратилась к Ники.
#- В телефоне подойдёт? - он достал мобильник.
#- Да, вполне. Спасибо.
#- Женя, ты не против, если я запишу наш разговор?
#- Нет, если так нужно, - я по глазам видела, что он мне верит и доверяет. - Я снова увижу маму?
#- Боюсь, на этот раз нет. Я хочу, чтобы ты сам всё рассказал, как было, со всеми подробностями.
#- Хорошо. Но я не всё помню. Они чем-то меня напоили.
Ники с Сашей переглянулись.
#- А ты не против гипноза? Ты не боишься? - осторожно спросила я.
#- Нет, не боюсь. Я согласен, - он был очень спокоен.
#- Хорошо, тогда расслабься, закрой глаза и попробуй ни о чём не думать. Освободи свой разум, отвлекись от всего. Когда получится, открой глаза.
- Что здеь происходит? - в комнату вошёл Олег Гроссман (семейный адвокат Королёвых).
- Тихо! Иди сюда, - Саша подозвал его. Тот с недоверием посмотрел на меня и подошёл.
- Следи за всем молча и внимательно слушай. Эта женщина уже один раз помогла нам. Про Шульцев это она всё рассказала, а также то, что это мой сын. Если бы не она, вы бы ни до чего не докопались! Так что молчи и слушай всё, что будет сказано вслух.
- Хорошо, - Олег взял стул и сел в стороне, достал записную книжку и приготовился записывать всё, что его заинтересует.
Где-то через минуту Женя открыл глаза.
Я понимала, что для гипноза мне нужны глаза - пришлось поднять вуаль. Ещё никто не видел меня в маске без вуали (не считая директора римской оперы). Я была готова к тому, что на какое-то время все взгляды будут прикованы к моему лицу.
Когда я почувствовала, что первый шок прошёл, я приступила.
#- Я хочу сразу попросить - не сопротивляйся мне. Ты должен захотеть подчиниться гипнозу, иначе ничего не получится. Доверься мне. Смотри мне в глаза и делай всё, что я скажу.
Женя ничего не сказал, просто смотрел мне в глаза.
Я видела необходимые мне безразличие и пустоту в его глазах. Он мне доверял - это было самым главным.
Не буду описывать всю процедуру, опишу только результат.
Женя вспомнил абсолютно всё. Оказалось, он видел достаточно. Он вспомнил даже свидетелей, которые могли бы дать показания в его пользу.

Началось всё на дискотеке. Его туда затащила девушка, которая ему нравится (он не смог ей отказать). Они отмечали чей-то день рождения. Она же и предложила ему попробовать травку (для начала). Он мягко отказался (он вообще не курил и не пил спиртного). Она начала насмехаться над ним. Вокруг них собралась "её" компания. Все начали его подбивать. Но им не удалось его сломить. Он попросил свою девушку завязать с этим, бросить. Но она лишь рассмеялась.
Дружки подумали, что раз Женька не согласился, раз он такой правильный, то он запросто сможет их сдать.
Через пару дней в их школе была облава с собаками. Все подумали, что это Женька их сдал. Они подсыпали ему что-то в чай (вернее "его" девушка под видом сахара) в столовой, а после этого забрали его сумку и скинули туда всю наркоту, какая у кого была (а в тот день в школу как раз привезли новую партию) - набралось около килограмма героина, и так по мелочи.
В первую очередь проверяли все возможные места, где можно было в школе спрятать, а самих школьников проверяли или на выходе или на входе.
Все были уверены, что Женька ничего не заметил.
К концу дня порошок, подсыпанный ему, перестал действовать. А вот на выходе из школы его и "взяли". Он и сам не успел ничего понять.
Как оказалось, когда ребята забрали у Жени сумку, это видело несколько педагогов и одноклассников. Но они, видимо, подумав, что дети "играют", никак не отреагировали (а может просто не стали лезть).
Женя назвал все имена и фамилии.
Вобщем, всё было кристально ясно.

#- Сейчас я сосчитаю до трёх, и после щелчка ты проснёшься. Раз. Два. Три, - я щёлкнула пальцами, и Женя открыл глаза.
#- Спасибо, Женя. Ты очень нам помог, - я мягко улыбнулась и опустила вуаль.
#- Вам спасибо. Мне стало легче, - он продолжал смотреть мне в глаза, словно их было видно.
Я встала. Поднялись все, включая Женю.
- Mi scusi, ma non ho tempo, - извинилась я, не сводя глаз с сына.
На минуту зависла тишина.
#- У Вас глаза, как у мамы, - вдруг сказал Женя.
#- Grazia. Ты достойный сын своей матери. Она может тобой гордиться, - я направилась к двери.
#- Я Вас провожу, - Ники подбежал и открыл мне дверь.
*- Arrivederci, - я обернулась и обратилась к Саше и сыну.
*- Arrivederci, - ответили оба в один голос.
#- Позвольте отвезти Вас в аэропорт, - предложил Ники.
#- В этом нет необходимости. Если можно, вызовите, пожалуйста, такси. Вы сейчас нужны здесь.
#- Как пожелаете, - Ники по телефону вызвал мне такси.
#- Простите, - через минуту заговорил снова он.
#- Да.
#- Можно посмотреть в Ваши глаза, - робко спросил он.
Я еле заметно улыбнулась и молча подняла вуаль.
Когда наши глаза встретились, мне показалось, что этих одиннадцати лет и не было вовсе, что мы никогда не расставались, ни на минуту, ни на секунду. Я утопала в бездонности его серых глаз. Я видела их любовь - такую же искреннюю, нежную и безграничную. Я готова была отдать всё своё состояние, чтобы эта минута никогда не заканчивалась, чтобы это мгновение длилось вечно. Я не хотела его снова потерять, снова остаться одной.
- Анечка, - прошептал Ники. - Я не могу без тебя.
#- Николай, - я отвернулась и опустила вуаль. - Её здесь нет.
#- Простите! - тихо воскликнул он и зажмурил глаза. По его щекам струились слёзы.
#- Не надо, - я положила руку ему на плечо. - Я уверена, она не хочет, чтобы Вы плакали. Не тоскуйте по ней, она рядом.
#- Спасибо, - он взял мою руку и долго не отводил её от своих губ. - И ещё раз простите.
#- Всё нормально, - я мягко улыбнулась. - Arrivederci.
*- Arrivederci, - прошептал Ники и проводил меня взглядом до подъехавшей машины. Он стоял на улице, пока такси не скрылось из поля зрения.

В тот же день Женю отпустили под залог. Дело раскрыли очень быстро. Не было ни одного препятствия для этого. Кроме того, камеры наблюдения, установленные в школе, засняли абсолютно всё, что произошло в тот день – этого, в совокупности с показаниями свидетелей, оказалось достаточным для полного оправдания моего сына.

А я на следующий день была в Байрёйте.
После этой встречи с Ники я стала гораздо спокойнее. Я сама жутко скучала, тосковала, томилась без него. Почему-то сейчас мне его не хватало так сильно, как никогда раньше. Я задыхалась от любви к Нему и рыдала по ночам, как в юности. Моя любовь воскресла и захватила меня с новой силой.
Моррези не мог этого не заметить.
*- Cara, что с тобой происходит?
*- А что? - я с удивлением посмотрела на него.
*- Что с твоими глазами? - он почти испугался. - Я ещё никогда не видел их такими. Ты что, под кайфом?
*- Да, - я сладко улыбнулась. - Ещё под каким!
*- Но ты же вполне адекватна. У тебя внимание в полном порядке. Знаешь, если бы это была не ты, я бы сказал, что это глаза влюблённого человека.
*- А это, по-твоему, не кайф?
*- Это хуже кайфа! Я-то знаю. Легче пережить физическую ломку, чем это, - заметил он.
*- Это точно. Порой кажется, что тебя не остановт даже бетонные стены и окна. Порой хочется просто волком выть от одиночества, утонуть, захлебнуться в своих же слезах, задохнуться от невозможности что-то изменить!
*- Я начинаю понимать, - Моррези облегчённо вздохнул. - Ты видела Альтова.
*- Он меня любит! И ничуть не меньше, чем раньше! - заметила я.
*- Он так тебе и сказал?
*- Да! И почему я до сих пор ему вру?
*- Потому что он не готов ещё к правде. И ты это знаешь, - довольно спокойно ответил Моррези.
*- Наверное, - я вздохнула.
*- Ладно, возвращайся на землю, в Байрёйт. У тебя сейчас дела поважнее.
*- Ты прав, Андри, прав, - согласилась я.
Подготовка к премьере была титанической. Все именно пахали. Я справлялась с огромным трудом. К своей беде, я слишком многое позабывала - мне приходилось работать по нотам.
Чтобы не мешать Моррези, которому нужно было высыпаться, я оставалась в театре.
Все два месяца я не спала ни часа (как перед осеннимим концертами). Мне и двадцати четырёх часов в сутках не хватало катастрофически. Я, конечно, могла плюнуть на всё и работать со спущенными рукавами, но я не могла подставить коллектив и испортить себе имя.
Я делала очень много того, что от меня не требовалось - сидела на всех спевках и репетициях (даже не со своим составом).
А чтобы не окочуриться ещё до премьеры, я уже полностью села на наркотики. Без них я бы не смогла полноценно работать. А так - несколько доз в день, и я работала, как машина, без устали.
Коллектив, похоже, догадывался, а может и знал, что я сижу на таблетках и игле. Но, по крайней мере, в лицо мне никто ничего не говорил. Здесь не принято было лезть в чужую жизнь - хоть ты подыхай. "Моя хата с краю - ничего не знаю", - это был лозунг Европы того времени.
Моррези тоже не мог ничего сделать. Он знал, что со мной спорить бесполезно - только себе нервы испортишь. Тем более он знал, что я всё прекрасно понимаю и что мне виднее, как следует поступать в той или иной ситуации.
Я уже упоминала про свой конфликт с главным дирижёром. Когда он, наконец, вылился в ожидаемый скандал (правда, внутритеатральный, слава Богу), директор театра принял мою позицию. В итоге дирижёр ушел, и на меня легло его бремя.
Но для меня это был приятный сюрприз. И потом, в этом составе пел Андри.
Премьера прошла с триумфом!
Бьянко посвятил целый ряд статей всему "Кольцу".
Премьера длилась три месяца (с небольшим перерывом). Посмотреть все спектакли имели возможность все желающие.
Через несколько месяцев после премьеры свет увидели две новые книги Бьянко, посвящённые теме «кольца всевластия», его истории, воплощениям в разных видах искусства, а также детальный анализ последней постановки и подготовки к ней.
За восемь месяцев была подготовлена и отснята полная видео-версия (сняты фильмы-оперы) "Кольца". Подготвкой занимались не один год - с того дня, как появилась идея поставить новую версию. Так что за восемь месяцев отсняли все четыре фильма. Главные роли играли солисты основного состава. Режиссёром был молодой амбициозный итальянец Габриелло Бергонци. Он просто гениален! Его виденье, его стиль работы, умение найти сильные стороны каждого солиста (актёра), тонкое чувство стиля – обязательно сделают его знаменитым.
Это было большое дело. Получилось просто гениально! Спустя некоторое время этот фильм получил даже несколько Оскаров (первый - за режиссуру, второй - главная мужская роль, то есть Моррези).
А тем временем, пока шли съёмки (моё участие в которых уже не требовалось), я снова "работала", но уже на другом поприще. Мне предстояло отобрать две с половиной тысячи оркестрантов из оставшихся трёх тысяч. Остались только самые лучшие.
К этому времени я выдвинула ещё одно требование: никаких рыжих и кучерявых - у всех должны были быть прямые шелковистые волосы средней длины. У всех должен был быть примерно один рост.
После этого отпало ещё двести претендентов...
Где-то у ста человек мне не понравились руки (форма, пальцы, узлы, линии), ещё полторы сотни вылетело за серьги в ушах и татуировки, и несколько десятков – за отсутствие должного почтения и внимания к моей особе (если уже на уровне собеседования они позволяют себе легкомысленное и неуважительное поведение – дальнейшая совместная работа мне кажется бессмысленной).
Зато оставшиеся - красавцы, гении своего дела, с тонкими манерами и … мои рабы. Я сделала то, что хотела!
У меня было две с половиной тысячи человек - самых лучших мужчин в мире - с которыми я могла делать всё, что мне заблагорассудится. Это был мой гарем. В прямом смысле слова. На дверях «рабочей» гостиницы (в которой будут жить оркестранты) отсутствуют замки. Равно как и на моём пентхаусе. А в контрактах всех музыкантов прописан пункт о том, что я могу пожелать провести ночь с любым – и никто не имеет права мне в этом отказать. Они же в свою очередь имеют право на ночь с Камю, когда та в городе и «расположена» (о чём говорит сообтветствующая табличка на двери)…
Я успела закончить с этим отбором до сентября.
Презентация зала была назначена на второе ноября того же года.
У меня было только два месяца, чтобы сделать хоть какую-нибудь программу с ними.
/правда, пятьсот человек камерного состава я пока распустила на какое-то время - меня волновал основной состав/
Новшеств в моём зале была уйма. Начиная с него самого, заканчивая пультами оркестрантов.
Засчёт размеров зала, формы сцены (круг) и количества музыкантов у меня возникла проблема: где и как стоять, чтобы меня увидели если и не все, то большинство.
Эту проблему я решила просто: я решила вообще не выходить на сцену.
На каждый пульт, которые представляли собой плазменный моноблок (переворачивать страницы электронных нот можно было как при помощи тач-скрина, так и при помощи специальной педали - теперь больше не надо было отрываться от инструмента, чтобы перевернуть ноты), был добавлен ещё один экран - на него путём прямой трансляции выводился дирижёр, который находился за сценой /и при помощи специальных очков видел оркестр в привычном расположении/ и слышал звук (в наушниках) в реальном для большинства зрителей звучании.
Это была огромная реформа для удобства оркестрантов. Они видели меня в анфас (как и привыкли видеть дирижёра). Зато им теперь не надо было отрывать глаза от пультов, и все две тысячи человек видели меня одинаково хорошо - никто не мог пожаловаться на то, что не заметил моего жеста.
Второго сентября мы приступили к репетициям в зале (который был сдан для акустических репетиций).
#- Добрый день, господа, - поздоровалась я, когда все собрались в фойе. - Я специально собрала вас здесь, так как в зале мы встречаться с вами не будем. Я хочу, чтобы вы обратили внимание на то, что вы будете сидеть в непривычном для вас расположении. В этом зале вы будете сидеть по-особенному. Надеюсь, вы разберётесь. Для удобства запоминания пока над каждой группой и подгруппой будут висеть указатели. Более того, каждое ваше рабочее место подписано. Но я хочу верить, что вы быстро запомните свои места, и рассадка не будет занимать у нас много времени. Сегодня у нас организационный день - я хочу, чтобы вы разобрались со всеми формальностями. Кроме того, мы поговорим о программе и о сроках, - закончила я. - А теперь пройдёмте в зал. Прошу.
Должна заметить, что специально для оркестра я построила гостиницу на пять с половиной тысяч мест плюс пент-хаус для меня. Две с половиной тысячи мест - для оркестрантов, две с половиной тысячи мест - для девушек (коль уж я лишила их семейной жизни) и пятьсот мест для дирижеров и обслуживающего персонала концертного зала.
Кроме этой гостиницы я выстроила ещё несколько - для зрителей и гостей (разного ценового уровня).
Я создала не просто свой зал, а целый городок со своими гостиницами (жилых домов в ней не было - это изначально был не город для жизни, а город искусства), магазинами, кафе, ресторанами.
И весь этот мирок второго ноября получил официальное название - Косицынград. Это был мой город. И мой зал - Косицын-холл.

Косицынград стоил мне баснослоных денег, но я не жалела ни копейки и даже не ждала от него отдачи. Я была счастлива (и скольким людям дала место работы и жильё) просто тем, что он существовал официально.
В глубине души я была уверена, что даже зал себя никогда не окупит - я осознавала свою гигантоманию...

Оркестр не сразу привык сидеть по-новому - по всему кругу сцены. Ни один человек не должен был сидеть спиной или даже боком к публике.
Первые репетиции проходили просто мучительно - у оркестра разбегались глаза и «разваливались» уши. Непривычно было играть по электронным нотам, видеть дирижёра на пульте и не слышать общего звучания таким, каким они привыкли его воспринимать.
Но оркестр был молодой, а молодёжь всегда быстрее привыкает ко всему новому. Они довольно быстро освоились и привыкли - так действительно было удобнее играть.
Меня же продолжали считать слепой. Мне понравился этот образ и я не стала разрушать этот миф. Камю продолжала носить повязку.
В "премьерный" репертуар я набрала сильные произведения: Вагнера, позднего Бетховена /я не боялась повторить девятую симфонию - ведь это было принципиально новое звучание/, из русской музыки - Прокофьев, Шостакович и ... Скрябин. Довольно неожиданно. Но его так любила Косицына!..
Я никогда не любила давать по одному концерту - предпочитала серии. И на этот раз я не отступила от принципа.
Второго ноября (на мой сорок первый день рождения) двери Косицын-холла открылись для зрителей.
Вопреки моим опасениям, все миллион мест были распроданы. И надо признаться, довольно быстро.
Бьянко и новая немецкая критик Ханна Шпигель (созданная моим воображением как оппонент Бьянко) сделали потрясающий анонс в ведущих музыкальных изданиях, а я лично (как Камю) занялась рекламой, подключив в процесс Сашу. Причём я понимала, что в России собрать миллионный зал нереально. Поэтому реклама (впрочем, как и продажа билетов) шла на всех континентах.
Оркестр Камю смог стать популярным ещё до своего первого концерта (он был интересен всему миру - ведь собран он был со всего мира). Поэтому день дебюта ждал целый мир, затаив дыхание.
В принципе, ничего сверъестественного на концерте не произошло, да и не могло произойти. Конечно, публика была ошарашена. Причём всем и сразу: и зданием, и особым обслуживанием (архитекторы приложили максимум знаний, опыта, сообразительности и усилий, чтобы избежать вавилонского столпотворения на входе и в гардеробе), ну а про оформление зала и сцены даже говорить не приходится. Удивлению не было предела. Восторгам тоже. Во-первых, от всего увиденного, а во-вторых - от услышанного.
Мы с оркестром поработали на славу - звучание было во истину ошеломительным (отдельный низкий поклон мастерам по акустике и архитекторам).
Но в глубине души я сама осталась недовольна - мне казалось, что что-то всё-таки не доделано, что-то не так. Поэтому я выставила по всему зданию (в зале, фойе, гардеробе, на стоянках, в ресторане) ящики для пожеланий и отзывов. Анкеты для пожеланий выдавались на входе (вместе с брендированными ручками). Электронные «пожелания и отзывы» можно было оставлять также, прямо из холла – на специальных компьютерах (и безусловно, на сайте града).
А вцелом - всё было здорово!
Только я устала... Очень... Надежда слезть с наркотика не воплотилась...

На следующий после первого концерта день все первые полосы ведущих изданий были посвящены Камю и её оркестру (Бьянко и Шпигель не остались в стороне: каждый из них давал соответственно рекламу и антирекламу).
Справедливости ради стоит заметить, что негатив был сведён до минимума. Он сводился к высокой стоимости билетов, неоправданно большому залу и несколько "заказанных" статеек от моих пылких "почитателей".
Среди пожеланий тоже не оказалось почти ничего дельного - так, кое-что по хозяйственной части (я сразу распорядилась всё исправить), мелкие шероховатости всегда и везде имеют место быть - особенно при таком глобализме.
Вопреки моим собственным опасениям, зал я собирала всю неделю. Был полный аншлаг. Я нарочно отказалась от прямых трансляций (кто бы тогда поехал на концерт, если бы его можно было бы увидеть по телевизору и в Интеренете), хотя от некоторых предложений было действительно трудно отказаться. Но я не отказалась от записи - во-первых, мне это было нужно для архива своего оркестра, а во-вторых, это была хорошая статья дохода (ашаленныя грошы!). Правда, записью занимались мои люди, работающие в Холле. Посторонним такой привелегии я не дала.
Общая прибыль с концертов приятно меня порадовала. Однако до окупаемости было ещё как до Луны…



ГЛАВА 40. Убийство Димы.


Сделав за три месяца (рекордный, надо заметить, срок) запись всей программы с этим оркестром, я ушла в "отпуск". Доверив свой коллектив пяти молодым дирижёрам (естественно, тоже своим любовникам).
К этому времени я уже простила Альфреда (который на коленях за мной ползал и дежурил под дверями Холла). Выходить замуж за него я отказалась, но согласилась «родить» ему ребёнка, для чего мы нашли суррогатную мать. Ему этого оказалось достаточно, чтобы отстать от меня.
Можно сказать, жизнь слегка сбавила свои обороты. И я уже почти поверила, что смогу восстановить свои силы, психику и отчасти здоровье. Я почти перестала пить таблетки.
Но не тут-то было!..

Судьба явно испытывала меня на прочность.
В марте я поехала в Болонью. Мне хотелось хоть немного побыть с Димой и Андри. Правда, меня одинаково тянуло и в Лондон и в Москву. Но в Англию я не поехала, так как мне был противен уклад жизни Эстергази, а в Росиию ехать было сложно - надо было снова что- то врать.
А мне уже хотелось открыто, "легально" побыть с близкими мне людьми. Поэтому я полетела в Болонью. Диме уже было два с хвостиком годика, и он уже лепетал на своём детском языке (Моррези приучал его сразу к двум языкам: итальянскому и русскому). Честно говоря, я боялась, что он меня не признает. Но с этим мне везло! Он не просто меня узнал, он радостно бросился (если можно так говорить про двухлетнего ребёнка) ко мне, едва завидев.
Я от умиления чуть не расплакалась. Это маленькое живое существо чувствовало, что я его мама и было благодарно мне за то, что я дала ему жизнь. Оно меня любило, и ему было безразлично, что обо мне говорили, писали и думали другие. Это был маленький островок непорочной чистоты, этот ребёнок был солнышком, безгрешным ангелочком.
Я провела с ним весь день, когда приехала, и я была счастлива, как никогда.
Однако стоило мне остаться наедине с Моррези, уже вечером, как я безудержно зарыдала.
*- Андри! Ну что я за мать?! Почему?! Почему я не могу воспитывать своих детей и любить их всем сердцем?! Я счастлива рядом с ними! Но только при встречах. Ну, почему я такая дряная мать?!
*- Ты хочешь услышать правду или слова утешения? - довольно холодно спросил он.
*- Я понимаю... Прости! Тебе уже надоело быть моей подушкой безопасности. Ты устал быть моим носовым платком. Я знаю, что ничего тебе не дала, не даю и не могу дать. Я боюсь себе даже представить, что ты должен чувствовать! Прости меня!
*- Не надо, cara, - его голос стал теплее. Похоже, его расстрогали слова. - Я всё понимаю. Да, мне иногда обидно и больно. Но я так сильно люблю тебя, что твоё счастье для меня превыше собственных переживаний. Я готов на любые жертвы ради тебя, и они мне только в радость, - он обнял меня и прижал мою голову к своей груди. - А что касается детей - не обижайся, скажу, что думаю. Ты не можешь их полюбить, точно также, как и не можешь полюбить и кого-то из своих мужчин. Ты можешь любить только себя. Раньше ты делила любовь между собой, деньгами и оперой. Сначала опера, а теперь и деньги потеряли для тебя своё значение, и всю свою любовь ты направила только на себя. Даже не просто себя, а результат собственной деятельности. Ты не просто не можешь, ты не хочешь любить кого-то, потому что инстинктивно чувствуешь, что это тебя уязвит. Ты боишься боли, моральной, душевной. Ты боишься страданий. Ты оградила себя от них, закрыв своё сердце для любви. Ты хотела бы полюбить, не страдая и ничем не жертвуя. Но так не бывает. И поняв это, ты сама лишила себя любви к окружающим. Возможно, ты и права. Не мне судить. Ты добра, внимательна, но для всех закрыта. Никто не может тебя ранить, ты защитила себя. И порой я даже завидую тебе.
*- Ты прав, - слёзы высохли на моих щеках. - Я боюсь боли. Пережив один раз удар по самолюбию, я поклялась себе, что больше никто и никогда не сможет причинить мне боль. Я не впускаю людей в своё сердце, даже собственных детей. Я обожглась на молоке и теперь дую на воду. Я хочу рассказать тебе одну историю, о которой не знает никто: ни Саша, ни даже мои родные и близкие. Это произошло на первом курсе Консерватории. Я была молодой, амбициозной и открытой для всего нового. Мне хотелось пережить новые впечатления, новые ощущения - я считала, что мне это необходимо для более правдивого исполнения. Вобщем, искала приключений на свою голову. И нашла. Как ты знаешь, я училась на двух отделениях. Так вот, в нашей группе вокалистов был один парень, надо заметить, ничего выдающегося, кроме разве что жира. На вид - смазливый гей, да ещё и хохол деревенский. Он был эдаким юродивым на нашем курсе. В принципе, у него даже таланта не было - видимо и взяли его разве что из солидарности к нацменьшинствам. Одному Богу известно, как он поступил! К слову замечу, что тогда у меня обострилась моя первая детская любовь - к Ники - и я, прекрасно понимала, что это для меня недоступно, и что пора мечтаний должна была уже закончиться. Так вот, понимая всё это, я решила "перебить" свои чувства и направить их на самое убогое существо в своём окружении - на этого хохла. Он же подумал, что я цинично с ним играю и издеваюсь. Понятное дело, он осознавал, кто он и кто я! Он мне так и сказал, что понимает, что недостоин меня, что он совсем из другого слоя, что и ногтя мизинца моей ноги не стоит и так далее. Безусловно, всё это было правдой. И я это прекрасно понимала. Но мной тогда двигали христианские чувства милосердия и сострадания к убогим и обиженным. Я хотела возвысить его хотя бы в его собственных глазах. Мне так хотелось совершить эту жертву. Очень скоро, правда, я уже была бесконечно благодарна ему за то, что он не дал мне совершить эту жуткую и наиглупейшую ошибку. Но тогда! Не глядя на то, что всё, что он сказал, было правдой, это всё равно звучало как отказ. Меня отвергли! Можешь себе представить, что я пережила. Это был едва ли не первый мой шаг в сознательной жизни. И с той поры я поклялась, что ни один мужчина больше никогда меня не отвергнет - это будет моя прерогатива. И я буду получать тех мужчин, кого захочу, а захочу я только красавцев, богатых, знаменитых и ... зрелых. Уже поэтому я долгие годы не могла воспринимать Сашу серьёзно. Он ведь всего лишь на два года меня старше. Он не подходил по требованиям, если можно так сказать. Я поклялась тогда, что больше никто не сможет причинить боль моему сердцу. И я сдержавла свою клятву, пусть и с жертвами со своей стороны.
С минуту стояла тишина.
*- Спасибо за красавца, - тихо заметил Моррези.
Я промолчала.
*- Честно говоря, мне трудно поверить, что тобой когда-либо могли двигать чувства христианского милосердия и сострадания. Я ведь знаю тебя с тех пор, как ты вовсю реализовывала свои обещания себе и была заклятой атеисткой. Я пытаюсь представить тебя влюблённой в смазливого украинского деревенского гея, но честное слово - у меня не получается, - он, мягко улыбнувшись, посмотрел мне в глаза. - Да и отвергнутой тебя я ну никак не могу представить. Сколько тебе тогда было?
*- Девятнадцать, - коротко ответила я. - Да и влюблённости не было - я только хотела её в себе вызвать, правда, не получилось...
*- Двадцать два года назад, - посчитал Андри. - Как в другой жизни!
*- Так и есть. Это была совсем другая жизнь.
*- Честно говоря, я поражён, что ты его не убила и не покалечила после всего.
*- Были такие мысли. Но потом я внушила себе, что это была не я настоящая, а один из моих придуманных "жертвенных" образов - и у меня моментально исчезло желание какой-либо мести. Он просто перестал для меня существовать. Он превратился не более чем в книжного персонажа, я перестала воспринимать его в реальной жизни. И знаешь, я бы не вспомнила о нём, если бы не ты. А ведь действительно, при всей комичности и незначительности этого эпизода, он во многом определил моё мировоззрение - ведь именно тогда я закрылась раз и навсегда, поняв, что в сердце и душу никого нельзя впускать, если не хочешь боли.
*- Я никогда не перестану восхищаться твоей силой и умением жить! - на какое-то время он замолчал. - Хотя мне и трудно поверить, но это многое, даже всё объясняет. Наконец-то я понял причину твоего вселенского эгоизма. И я никогда не буду тебя этим попрекать и прошу простить меня, если когда-либо делал это.
*- Ну и пусть! - вдруг воскликнула я и подняла голову. - Пусть я такая! Но я добилась всего, чего хотела - и это главное. Давай поедем в Зальцбург!
*- Мне всегда нравились твои смены настроений, - заметил Андри. - Но почему именно в Зальцбург?
*- А просто так!
*- Ну, тогда поехали. Завтра возьму билеты, - он улыбнулся.
- Ты прелесть! - сказала я тихо и поцеловала его.

Я всегда говорила и не устану повторять: просто так ничего не бывает. Всё имеет свои причины, связи и последствия. И этой поездке не суждено было стать праздным посещением родины Моцарта (где я так блестяще пела "Фигаро", "Дон Жуана", "Флейту" и "Сosi fan"). У меня были только самые лучшие воспоминания об этом городе, и Судьба поспешила это исправить...

Через два дня после этого разговора мы были в Зальцбурге, сняли люкс и пошли гулять. Конечно же с Димой. Когда подходило время его кормить или укладывать спать, мы перепоручали его няне и продолжали гулять вдвоём до глубокой ночи.
Я невольно вспоминала те дни, когда гуляла здесь с Сашей в наш "медовый месяц" почти четырнадцать лет назад. Мы были молоды, и у нас был Женя, такой же (даже меньше, чем) как Дима сейчас. Казалось, что всё это было не со мной - так давно это было, и так я изменилась с тех пор.
Я была взрослой, отчасти мудрой, богатой, знаменитой, уже состоявшейся и бесконечно уставшей женщиной, многодетной матерью и со мной был красивый, сильный, гордый, не менее (даже более) знаменитый, но любящий, зрелый мужчина. Мы оба уже узнали жизнь со всех, в том чиле и худших, сторон, она обих уже побила, и мы оба уже устали от неё.
Мы ходили по улочкам или сидели в кафе и почти всё время молчали. Нам не нужны были слова - мы понимали друг друга душой. Мы отдыхали от недавних ужасов жизни.
Но никто из нас не думал, что чем тише затишье, тем страшнее потом разверзнется буря.

В то же самое время, в той же самой гостинице (по воле Рока) поселилась Беатрис Эстергази, жена Артура. Кто знает, что она там забыла - но факт остаётся фактом.
Она заметила меня с Димой в первый же день. Узнала меня она сразу (мне хватило дурости не надевать маску – так надоело уже прятаться, что я потеряла и страх, и здравый смысл!). И она подумала, что ребёнок - это Чарльз. Хотя лично я никогда не пойму, как можно перепутать двухлетнего ребёнка с годовалым.
Так или иначе, в её воспалённом мозгу начали обрывками рождаться всевозможные нехорошие мысли. В конце концов, она решила, что сам Бог (или Сата**) послал ей этот шанс, и пока мы там жили, обдумала весь план до мельчайших деталей.
Надо заметить, что присутствие Моррези её не сильно удивило - она (как и весь мир) прекрасно занала о "тайной" связи Бах с мужем её подруги.
Беатрис приставила людей следить за нашим графиком и маршрутами передвижения и буквально через четыре дня знала все детали (мы не блистали оригинальностью и почти каждый день ходили по одному маршруту).
Не откладывая дело в долгий ящик, уже через неделю она осуществила свой план. Она знала, что я не люблю подолгу задерживаться на одном месте, тем более с мужем подруги, всемирно известным певцом.
Беатрис даже решила "пожалеть" меня. Для этого она постаралась подгадать момент, когда Моррези останется один с ребёнком. Признаться, это бывало довольно часто - по утрам он гулял с ним без меня, я обычно спала до обеда.
Однако она не рассчитала, что я вместе с ними не завтракала и к тому дню (дню х) уже восстановила свою форму и проснулась не в час дня (как обычно), а в десять утра и решила догнать Андри и погулять вместе с ними.
Не найдя Моррези там, где он должен был быть, я решила не тратить время попусту на прочёсывание всего немаленького сквера, где они гуляли каждое утро с Димой, а решить проблему по-русски - крикнуть так, чтобы он мог услышать меня в любой точке сквера (ну, глотка у меня всегда была лужёной).
И я крикнула. И он услышал!
И буквально минуту спустя воздух пронзил ещё один крик, на этот раз – душераздирающий вопль самого Андри:
*- No!!!!
Его крик спугнул птиц, и они стаями полетели в разные стороны. У меня же сердце ушло в пятки от этого леденящего, жуткого крика. Он был неестественным, с трудом верилось, что этот звук издал человек. Я замерла на секунду на месте. Но из коматозного состояния меня вывело какое-то движение неподалёку от меня, которое я заметила боковым зрением. Кто-то пробежал совсем рядом. Не задумываясь, что я делаю, я бросилась вдогонку. Абсолютно не отдавая отчёта своим действиям, я рефлекторно гналась за тем, кто убегал, как собака за добычей на охоте. Сама поражаюсь, откуда это во мне взялось, но бежала я быстро, точно и легко, всё прибавляя скорость, словно кто-то в меня вселился. Преимущество было явно на моей стороне. Во-первых, убегающий не сразу меня заметил, а во-вторых, он был довольно слабо развит физически. Однако, не глядя на это, погоня продолжалась довольно долго. Когда мы уже пробежали почти через весь сквер, и впереди я увидела проезжую часть, я поняла, что если он доберётся до неё, то я его уже не поймаю. И я прибавила скорость.
Уже около самого выхода из сквера мне удалось его повалить на землю. Это оказался невысокий худощавый мужчина лет тридцати, во всём чёрном и с капюшоном на голове. Находясь всё в том же необъяснимом состоянии бешенства, я начала отчаянно его избивать. С таким ожесточением и яростью я никогда ещё не нападала на людей.
Я избивала его до тех пор, пока несколько человек (вероятно, прохожих) не оттянули меня в сторону. Я не сильно сопротивлялась, так как увидела, что моя жертва если ещё и не мертва, то без сознания точно.
Буквально за несколько секунд я пришла в себя. Меня всё ещё держали за руки. Я обернулась по сторонам - меня отпустили - мой взгляд остановился на теле, лежащем на асфальтовой дорожке в луже крови.
#- Вызовите скорую, - сказала я и повторила тоже самое на немецком, но уже повысив голос, так как все стояли без движения.
Однако, не успев понять, почему я напала на этого человека, я вспомнила про Моррези и про тот нечеловеческий вопль, который услышала в сквере несколько минут назад. Резко сорвавшись с места, я кинулась обратно вглубь сквера. Несколько человек побежало за мной (уверенные, что я хочу скрыться с места преступления). Но я пребывала в том состоянии, когда догнать меня было нереально.
Всё-таки между мной и Моррези всегда была какая-то связь - я почувствовала, где он, и бежала конкретно к этому месту.
Увидев его склонённую спину, я прибавила скорости, но почти сразу замерла на месте, по инерции подавшись корпусом вперёд. Я словно приросла к земле. Бежавшие за мной тоже остановились.
В гробовой тишине были слышны лишь сдавленные глухие рыдания Моррези над мёртвым ребёнком.
В первую минуту меня неприятно удивили позывы к рвоте от увиденной картины: на ярко-зелёной газонной траве лежал Дима, глаза его были широко раскрыты, в них был немой вопрос, ротик был приоткрыт, ручки сжаты в кулачки, а в районе груди и живота - огромная зияющая рана с запёкшимися по краям кровью и чёрной, пропитанной кровью одеждой.
Я постаралась взять себя в руки. Подсознательно я понимала, что даже не имею права показать свои чувства - ведь сейчас я была Бах, всего лишь друг семьи.
Я стояла, потеряв чувство времени, с притуплёнными чувствами - у меня вполне реально было шоковое состояние.
Я даже не помню, когда приехала скорая и полиция...



ГЛАВА 41. Жизнь продолжается.


Я не имела права раскисать здесь и сейчас. Я должна была взять себя в руки, а ситуацию под свой контроль. Почти сразу я поняла, что у Андри поехала крыша.
В полиции я почти ничего не могла рассказать - я ведь ничего не видела. Я призналась, что напала на "пострадавшего", однако он сам, почти сразу, завидев меня, признался, что это он убил ребёнка - он подумал, что я видела, как он это делал - и испугался моей неадекватной реакции. Но заказчика он не сдал.
Моррези сразу не стали допрашивать - с ним занимались психотерапевты и психиатры. После того, как я рассказала полиции всё, что знала и пообещала сама всё рассказать матери ребёнка, меня отпустили.
Я понимала, что должна быть рядом с Моррези. Но также я понимала и то, что кроме меня заняться похоронами Димы некому. Когда я подумала об этом, мне стало плохо. Я знала, что моя психика этого не выдержит. Не сейчас, по крайней мере. Лет пятнадцать назад я бы стиснула зубы, отключила бы чувства и сделала бы всё в кратчайшие сроки. Но сейчас я была уже не в состоянии это сделать (моя психика имела много пробоин).
И мне ничего больше не оставалось, как снова просить помощи у Саши.
- Саша, дорогой, прости меня, - начала я, сдерживая рыдания. - Но мне нужна твоя помощь.
- Что на этот раз? - сухо спросил он.
- Нашего с Моррези сына зарезали, - голос у меня сорвался, но я подавила всхлипы, - в сквере, у него на глазах.
- Боже! - выдохнул он. - Анютик, солнышко, держись! Слушай, не сдавайся. Я завтра же буду. Где вы?
- В Зальцбурге. Саша, я не знаю, что мне делать! - мой голос терял контроль и, дрожа, срывался. - Андри помешался, ребёнок лежит в морге с этой дырой в животе. А я не могу даже смотреть на это! Мне страшно! У меня нет сил! Что мне делать? - у меня началась истерика.
- Тихо-тихо, дорогая. Я всё сделаю сам. Один день ничего не решит. Выпей снотворного и постарайся уснуть - для тебя это лучшее лекарство. Главное - забудь обо всём и ни о чём не думай - просто отключись от действительности. Слышишь меня? Немедленно - две таблетки сильнейшего снотворного, и спать! Завтра я буду рядом.
- Спасибо! Я никогда не смогу тебя отблагодарить. Я сделаю, как ты говоришь. А как же Андри? Что с ним будет? Я не могу оставить его одного.
- Где он сейчас?
- В клинике.
- Там о нём позаботятся. Он наверняка уже спит. Так что ложись и постарайся заснуть - тебе сейчас нужны силы, - он говорил спокойно и уверенно.
- Хорошо, я сейчас же лягу. Спасибо. Приезжай поскорее, пожалуйста!
- Я прилечу первым же рейсом. Не волнуйся. Отдыхай. Я тебя люблю, солнышко. Целую.
- Пока, - я отключила телефон.
"Саша всегда знает, что делать. Он мне поможет. Он всё сделает, как надо. Я ему верю и доверяю. Я должна поспать", - решила я. Я выпила две таблетки самого сильного снотворного, какое нашла и легла спать.
На голодный желудок (я с самого утра ничего не ела) снотворное подействовало очень хорошо. Я заснула моментально…

Проснулась я около двух часов дня. Саша сидел в кресле возле моей кровати.
- Ты приехал! - облегчённо вздохнула я, увидев его. Он поднялся и, подойдя, сел на край кровати. - А я почти поверила, что это был только сон.
- Я постарался сделать всё, чтобы это больше напоминало сон, чем действительность. Он уже кремирован, - Саша замолчал.
Я посмотрела на него с немой благодарностью и, закрыв глаза, тяжело вздохнула.
- Всё кончилось, - проговорил он, поцеловав мою руку.
- Если бы, - я открыла глаза. - Я не успокоюсь, пока не найду заказчика.
- Зачем тебе это? Оставь это дело полиции. Это всё равно не вернёт тебе сына.
- Что ты такое говоришь?! - я вспыхнула. - Ты же не оставался спокоен, когда думал, что я умерла. Даже зная, что меня это не вернёт!
- Да, я согласен, - тихо продолжал он, - человеку свойственна мстительность. И я тогда был очень молод и горяч.
- Неужели сейчас ты бы бросил это дело на самотёк? Ты бы доверил моего убийцу полиции? - не поверила я.
- Не знаю, - честно сказал он. - Ведь разумом я всё понимаю. Но чувства порой сильней разума.
- И слава Богу! Иначе мы давно превратились бы в машины! Ты сказал, что не знаешь, зато я знаю - ты всё равно бы его искал и, найдя, отомстил бы. Другой вопрос, "как", но отомстил, - закончила я.
- Может, ты и права. Но сейчас тебе надо помочь Андрелло. А я, чем смогу, помогу тебе. Договорились? - он не стал спорить. "Это что-то новое в нём, - заметила я. - Никак, повзрослел!".
- Спасибо, - я внатужку улыбнулась.
Он поцеловал меня в лоб.
Через минуту я заговорила уже о деле.
- Я должна поехать к Моррези. Ты поедешь со мной?
- Конечно. Можешь и не спрашивать.
- Отлично. Тогда закажи нам пока завтрак. Я должна поесть.
- Хорошо, - он вышел из спальни.
"Боже! Где были раньше мои глаза?! Как мы могли быть счастливы вдвоём! Ну, почему я такая дура?!".
Я встала и, приведя себя в порядок, прошла в гостиную. Саша поел вместе со мной. Затем я облачилась в одеяние Росса и мы поехали к Моррези. /я не хотела ехать за прахом - не сейчас, по крайней мере. Что мне с ним делать?/
К Моррези в палату я вошла одна - Саша предпочёл остаться в коридоре.
Андри выглядел неплохо, только взгляд у него был пространный.
*- Андри, caro! Прости, что я не пришла к тебе раньше! - я подошла и обняла его. - Я должна была быть рядом с тобой. Прости!
*- Не надо, любимая. Со мной всё в порядке. Как ты? - в его голосе не было интонации, это были механические звуки. По моей коже пробежали мурашки ужаса. "Что они с ним сделали?!".
*- Андри! Я в порядке. Нам надо уехать отсюда, - сразу ляпнула я.
*- А как же Дима? Мы должны его похоронить, - он не смотрел мне в глаза.
*- Где ты хочешь это сделать? Здесь? В Болонье или на Сицилии? - спокойно спросила я.
*- Я бы не хотел таскать его тельце по всей Европе. Это кощунство.
*- Он кремирован, - бросила я и отвернулась.
С минуту стояла тишина.
*- Спасибо, - прошептал Андри. - Спасибо!
*- Не мне. Я бы не справилась. Саша мне помог. Он знает, что такое потерять сына, он тебя понимает, - ответила я.
*- Он сейчас здесь, в клинике?
*- Да, в коридоре.
*- Пусть зайдёт, позови его, - Андри отошёл к окну.
- Саша, зайди, - я выглянула в коридор.
#- Я должен поблагодарить тебя, - Моррези подошёл к нему и протянул руку.
#- О чём речь, - Саша пожал её и, потянув, крепко, по-мужски, обнял Андри.
#- Ты стал мне братом, и я никогда не забуду всего, что ты делаешь для меня, - проговорил Моррези. - И не только для меня, но и для дорогих мне людей.
#- Спасибо, Андрелло.
Какое-то время все молчали.
#- А сейчас, - начал Саша. - Я думаю, вам лучше уехать отсюда. Я закажу билеты. Куда вы полетите?
#- На Сицилию, - ответила я. - Там фамильный склеп Моррези, - я посмотрела на Андри. В его глазах я прочитала одобрение, согласие и благодарность.
*- Я не хочу оставлять тебя здесь, - я смотрела в его глаза, ища поддержки. Но он оставался безразличен ко всему. - Мы поедем в гостиницу, я поговорю с врачами.
- Саша, побудь пока с ним, - перед выходом шепнула я.
Пока они обсуждали меня (в чём я даже не сомневалась), сама я переговорила с главврачом. И я была бы не я, если бы переговоры не решились в мою пользу. И надо признаться, я отделалась малой кровью (то есть малыми финансовыми потерями). Мне разрешили забрать Андри прямо в этот же день.
Так как всё это заняло у меня минимум времени и сил, я решила попутно решить проблему с родственниками Моррези на Сицилии - заручиться их поддержкой и получить разрешение на похороны нашего сына.
Номер телефона старика Моррези у меня был - когда у нас гостил младший брат Андри, Алиссандро, он оставил нам все телефоны famiglia. И я, как хороший тактик и практик, сразу внесла все номера в свой телефонный справочник.
Надо признаться, решиться поговорить с самим стариком Моррези мне оказалось несколько трудней, чем я думала. Но, глубоко вздохнув и внушив себе, что это неизбежно и совсем не страшно, я набрала его номер.
*- Buon giorno. Casa di Моррези, - трубку взяла девушка из прислуги.
*- Buon giorno. Могу я поговорить с синьором Моррези? - я звонила домой, так как был выходной день.
*- Un momento. Я соединю Вас с его секретарём.
Через несколько секунд я услышала приятный мужской голос:
*- Buon giorno. Секретарь Antonиio Моррези слушает.
*- Buon giorno, - снова поздоровалась я. - Мне нужно поговорить с синьором Моррези лично, это семейное дело. Скажите, что звонит Анна Мария Росса-Моррези.
*- Un momento, сейчас я Вас соединю.
*- Pronto, - через секунду услышала я сильный, глубокий бас, который должен был принадлежать отцу Андрелло ("ничего себе старик!" - подумала я).
*- Buon giorno, - уже в третий раз поздоровалась я ("пока я переговорю со всей его прислугой, десять раз наступит вечер!"). - Синьор, Вас беспокоит супруга Андрелло, Анна Мария.
*- Да, дорогая, здравствуй. Ну, наконец-то я дождался, что мой Андрелло простил меня, - мягко усмехнулся "старик".
*- Что Вы! Он никогда не сердился на Вас! Напротив, он всегда считал себя недостойным своей famiglia, коль посмел ослушаться Вас!
Моррези добродушно засмеялся:
*- Спасибо, но не стоит так рьяно его выгораживать. Мы оба были не правы, и я рад, что мир, наконец, восстановлен и проложен мост.
*- Это так. Признаться, я давно хотела с Вами познакомиться - как-то не по-людски, что жена старшего сына не одобрена его родителями. Но сами понимаете, у нас было столько работы, и мы хотели приехать в ближайшее время, немного отдохнув, - мне надо было корчить из себя прилежную супругу и сноху.
*- Да, я слышал ваших "Нибелунгов" - что-то в этом есть. Ну, а фильм снят просто потрясающе! У этого Бергонци большое будущее. А я и не знал, что у моего Андрелло скрытые таланты актёра.
*- О! У него много скрытых талантов. Он не устаёт меня поражать!
*- Не сомневаюсь. Надо быть достойным своей жены. Мне даже совестно сравнивать Вас со своим сыном. Если он талант, то Вы - настоящий Гений. И я просто счастлив за Андрелло, что Вы согласились приютить его на своей груди!
*- Вы не представляете, как мне приятно это слышать. Но я считаю, что Вы несколько преуменьшаете талант своего сына и преувеличиваете мой. Мы достойны друг друга.
*- Что ж, Вам видней. Но я действительно очень рад, что Вы наконец-то со мной связались.
*- Да, - тяжело вздохнула я. - Только жаль, что причиной послужило столь печальное событие. Мы хотели внести в Ваш дом радость, но Судьба распорядилась иначе.
*- Что произошло? - его голос стал напряжённым и холодным.
*- Вчера. Не стало нашего сына, - на одном выдохе выпалила я.
*- Madonna! Мои соболезнования! Но как это случилось?
*- Его убили! Жестоко зарезали, прямо на глазах у отца! - воскликнула я, делая вид, что с трудом сдерживаю слёзы (на самом деле я уже просто устала плакать и истерить).
*- Какой ужас! Как Андрелло? Где он сейчас?
*- Он в клинике. Сейчас ему лучше, если можно так выразиться. Шоковое состояние прошло, ему дают успокоительное. Я надеюсь, с ним будет всё нормально.
*- Слава Богу! - вздохнул он и тут же спохватился. - Простите меня старика за бестактность, а как Вы сами? Он-то мужчина. А как Вы справляетесь?
*- Спасибо за заботу, но мне немного проще. После того, как я уже один раз потеряла всех дорогих мне людей в той аварии, я научилась справляться с болью и реагировать максимально адекватно. Вот поэтому-то Вам звоню именно я, а не Андрелло. Я знаю, что у вас принято, чтобы делами занимался мужчина. И я прошу Вас простить мне мою дерзость и не держать зла на Андрелло за то, что эту проблему я взялась решить сама. Я просто не могу заставить его делать это. Он очень тяжело переживает эту потерю - ведь это его первенец. Я смею просить Вас позволить нам перевезти прах сына на Сицилию и захоронить в фамильном склепе, - закончила я.
*- Я могу только преклонить колени перед силой Вашего духа и поблагодарить Мадонну за то, что она послала Вас моему сыну. Я немедленно отдам все распоряжения, оповещу всех членов famiglia. Церемония пройдёт по всем канонам famiglia Моррези. Когда вы сможете прилететь?
*- Если всё сложится успешно, то завтра днём мы будем у вас. Я ещё не знаю, каким рейсом мы полетим, но по возможности первым попутным.
*- Это не имеет значения. Я поставлю людей в аэропорту - они будут дежурить весь день - они встретят Вас. Только приезжайте. Здесь семья, мы поддержим.
*- Спасибо огромное. Я уже успела забыть, что такое поддержка семьи. И я рада, что благодаря Андрелло снова обрела её. Спасибо за всё. До завтра.
*- Держитесь! Всё будет хорошо. Мягкого полёта, - попрощался он.
"Милый старичок, - подумала я. - По крайней мере, часть проблем он решит".
Я зашла в палату Моррези. Он стоял у окна, Саша сидел в кресле. Оба молчали и, судя по всему, давно.
*- Я всё уладила, - сразу начала я. - Мы можем прямо сейчас ехать в гостиницу.
- Саша, ты заказал билеты? - тут же спросила я.
- Да, рейс завтра утром.
- Спасибо.
*- Я позвонила твоему отцу, - я снова обратилась к Андрелло. Тот резко повернулся и уставился на меня. - Я ему всё рассказала. Его люди встретят нас завтра. А он организует всю церемонию.
*- Спасибо, - Андри опустил глаза.
*- Да не за что. Собирайся, мы подождём тебя в коридоре, - я взяла Сашу за руку и вывела из палаты.
- Ты молодец, - Саша приобнял меня.
- Я не делаю ничего особенного. Ты же знаешь: мне нельзя циклиться - я сойду с ума. А пока я что-то делаю, я не так остро чувствую эту боль. Я представляю, что ожидает меня в Италии. Мне придётся корчить горем убитую мать - после этого нам с Андри надо будет заказывать соседние палаты в психушке.
- Я тебя понимаю. Чем я могу помочь? - заботливо спросил он.
- Найди нам работу. Придумай что-нибудь, что поглотит и меня, и его целиком, на чём мы сможем отвлечься от происходящего. Я на всё согласна. И я тебе доверяю.
- Я обязательно что-нибудь придумаю, обещаю, - он наклонился к моим губам, но в этот момент дверь палаты открылась, и я, отстранившись от Саши, подошла к вышедшему оттуда Андри. Саша не обиделся, хотя в душе, наверное, готов был его убить.

Эти два месяца, которые я провела в родовом поместье Моррези, стали для меня настоящей пыткой. Мне ничего не давали делать - я (как и предположила сразу) должна была только страдать. И я чуть не втянулась.
По крайней мере, первый месяц я даже не пыталась бороться и сопротивляться - меня окружили такой заботой и любовью, что мне даже начало нравиться моё положение. Никогда прежде я не позволяла за собой ухаживать и заботиться. Я привыкла рассчитывать только на себя. И вначале я пыталась изворачиваться, но, в конце концов, сдалась. Всё-таки это был и мой сын - с годами все мои чувства стали обостряться. И моё по-началу довольно лояльное отношение к смерти близких со временем сменилось более нормальным и адекватным - мне было больно. Может, конечно, потому, что вынашивание детей с годами стало представлять для меня определённую трудность. И вот когда ты отмучаешься этот год, а через год твоего ребёнка убивают, возникает вопрос: "Чего ради я мучилась? Я столько времени и сил потеряла! Сколько бы я могла заработать!".
А может, и появилась во мне какая-то любовь к живым существам. Кто знает? Но, так или иначе, я "прониклась" своим горем и весь первый месяц успешно пользовалась всем, что мне предлагали.

Но через полтора месяца мне в руки совершенно случайно (если в нашей жизни вообще бывают случайности) попала книга "Унесённые ветром". Моё сознание буквально перевернулось, или правильней - встрепенулось!
Перечитав (в какой уже раз в своей жизни!) эту книгу снова, у меня невольно расправились плечи. И я вспомнила, наконец, что в моих жилах течёт кровь Косицыных! А в кого за последнее время я превратилась? В плачущую размазню!
Я не могла простить себе этого. И решила, что ещё не поздно всё поменять. И первое, что я сделала в качестве первого самостоятельного шага - ... позвонила Саше.
- Итак, дорогой, я знаю, что мне нужно делать.
- И что же?
- Но ты должен мне помочь.
- Я и так делаю всё, что возможно. Говори, и я придумаю, как это реализовать, - спокойно и твёрдо ответил он.
- Отлично. Значит так. И мне, и Моррези сейчас нужна работа. Что умею я? Конечно всё! Значит, дело в Моррези. А он умеет только петь. Следовательно, нам нужна постановка. Но если сейчас буду петь я, дело с мёртвой точки не сдвинется. Я не смогу его растормошить, если мы будем стоять на равных. Значит, я должна руководить. Вобщем, я хочу поставить "Годунова" и "Игоря" на Красной площади, - закончила я.
Минуту не было ответа.
- С тобой всё хорошо? - спросила на всякий я.
- Да. Я просто думаю, как бы тебе помягче ответить.
- Только не надо меня называть сумасшедшей. Да, я согласна, что порой я очень на неё похожа, а может даже и становлюсь таковой. Но не в этот раз. Вспомни Поленина и ещё целый ряд эстрадников. Почему они смогли, а мне нельзя? Чем я хуже? Я лучше! И ты это знаешь. И, кроме того, всё в этом мире можно купить. А ты знаешь, что деньги - это единственное, чем я действительно могу похвастаться. Я за ценой не постою. Так как? Мне самой за всё браться или ты мне поможешь?
- Что от меня требуется?
- Уладить всё с властями. Пробить мне разрешение и заняться технической частью - сценой и зрительным залом. Декораторов, художников и акустиков я пришлю своих - они всё сделают. Но им нужна полная свобода. Ты знаешь, что я могла бы и сама за всё взяться, но мне нужны максимально короткие сроки - три месяца, и это предел.
- Ты хочешь, чтобы я за три месяца пробил тебе Красную площадь? - переспросил он. - Дорогая, ты просишь о невозможном. Это же нереально!
- Ничего невозможного нет! - кокетливо заметила я. - Разве не так?
- Хорошо. Я пробью тебе Красную площадь. Через три месяца - постановка "Бориса".
- Дорогой, спасибо. Я всегда знала, что на тебя можно положиться. Итак. Художественный руководитель - Агата Камю, она же - главный дирижёр, режиссёр-постановщик – Габриэлло Бергонци, оркестр Косицынхолла, солисты - ... Ну, солистов я подберу. Главная партия - Андрелло Моррези. Пока это вся информация, которую я могу тебе дать.
- А где ты хочешь разместить свою ораву?
- Этим займутся мои люди. Мне нужна площадь - всё остальное я беру на себя.
- Хорошо-хорошо, ничего больше не спрашиваю. Будет тебе площадь, клянусь своими детьми!
- У-у! Ну, после этого ты просто обязан выполнить клятву. Ладно, спасибо за всё. Жду твоего звонка через месяц.
- А что, раньше, чем через месяц, мне звонить нельзя? - усмехнулся он.
- По делу - нет! А так, ради Бога! Но через месяц я должна уже владеть ситуацией.
- Договорились. Созвонимся. Целую, любимая, и передавай привет Андрелло.
- Спасибо. Пока, - я отключила телефон.
"Так, и мне надо действовать. Три месяца - не такой уж и большой срок для подготовки двух таких опер. Ну, с декорациями и оформлением проще - Красная площадь - сама живая декорация, да и люди у меня толковые. В принципе, и с солистами нет особой проблемы - им и месяца хватит. А вот с оркестром надо работать. Надо ехать в Косицынград. Хотя, зачем ехать именно сейчас? Я что, партии с ними разучивать буду? Нет, конечно! Пусть пока сами поработают, а мне надо присматривать за Моррези и подбирать солистов".
В тот же день я позвонила своему первому заму (дирижёру, замещавшему меня в Косицынхолле) Себастьяну и дала задание разучить с оркестром и хором (к тому времени был уже укомплектован рабочий хоровой состав) "Бориса" и "Игоря". Я дала им один месяц, по истечении которого обещала приехать сама и принять работу. Также я отправила агентов к Бергонци – в его согласии я даже не сомневалась…

С Андрелло, в принципе, никаких проблем не было - это был овощ, который время от времени надо поливать и рыхлить землю. Что я и делала.
А проблемы были с Алиссандро. Он оказывал мне недвусмысленные знаки внимания. Однако кроме всего прочего, Алиссандро был глуповат и трусоват. Поэтому я поняла, что пока не возьму всё в свои руки, дело с мёртвой точки не сдвинется.
Я затащила его в библиотеку и, усадив в кресло, начала:
*- Послушай меня, Алиссандро, и послушай внимательно. Я не девочка и прекрасно понимаю, чего ты хочешь. Я не буду взывать ни к твоей совести или чести, ни даже к рассудку. И не обижайся на мои слова: но мне сейчас не до амурных дел. Я потеряла сына, Андрелло помешался (и это очевидно), мне дали работу и минимальные сроки для её исполнения. У меня куча проблем. Моё психологическое состояние тоже оставляет желать лучшего. Я не могу, бросив всё, плюнув и забыв про окружающую меня жизнь, развлекаться с тобой в постели, как бы мне этого не хотелось. Ты по молодости лет не понимаешь, что такое долг: перед семьёй и обществом. И я сейчас даже не про супружескую верность - это для меня никогда не представлялось проблемой. Я говорю о чём-то более значимом и от нас не зависящем. И сразу хочу предупредить: не надо мне (изи злости или ещё по какой причине) ни угрожать, ни шантажировать меня - ты не будешь первым, кто это сделал. Можешь заметить, не смотря на все угрозы, я продолжаю жить привычной мне жизнью, и никому до сих пор не удалось меня разоблачить. И напоследок замечу: если ты всё же захочешь каким-либо образом на меня повлиять - знай, я злопамятна, и месть моя страшна. Попытаешься разоблачить меня - разоблачишь только себя. И поверь, поверят не тебе. Как ты, должно быть, успел заметить, я хорошая актриса, и я умею склонять людей на свою сторону. Так что задумайся над своим поведением. Оставляю тебя наедине с твоими мыслями, - с этими словами я вышла.
Вечером того же дня, я мельком заметила, как он заговорщицки о чём-то разговаривал со средним братом. Мне не понравилось лицо Алиссандро и насмешливый тон его брата. Я позвоночником чувствовала, что они обсуждали меня.
На следующий день в библиотеку уже меня затащил Алиссандро. Меня взбесило его поведение. Он был черезчур груб - похоже, хотел доказать, что он мужчина и решает всё сам.
Надо заметить, что люди с повреждённой психикой (как у меня) порой ведут себя не совсем адекватно, и их физическая сила в кризисные моменты может превосходить все рамки и нормы (что я уже не раз подтверждала своим поведением).
Это частенько происходило и со мной. Когда меня выводили из себя, я теряла самоконтроль и могла бы даже убить человека, абсолютно этого не осознавая.
И в тот момент, когда Алиссандро со всей силы прижал меня к себе и начал жадно целовать, нагло лапая, мой гнев пересилил меня (достаточно я уже натерпелась от мужиков в прошлой жизни). Я схватила его за руки и резко вывернула их так, что он вынужден был отпустить меня. Он отшатнулся на шаг, внимательно и с удивлением в глазах пялясь на меня. А во мне на этот момент не осталось ничего человеческого: всё выражение моего лица стало звериным. Особенно взгляд - я могла испепелить им одним. Это были глаза голодного волка, затравившего свою жертву и медленно приближающегося к ней, оттягивая минуту страшного конца.
Алиссандро реально испугался, особенно когда понял, что я его не слышу и вообще потеряла связь с реальным миром.
Проходя мимо журнального столика, я, не глядя, взяла нож для бумаг. Итальянец упёрся в ещё один журнальный столик и хаотично шарил у себя за спиной руками по столу в поисках чего- либо, что могло бы его спасти.
В сознание меня ввела (впрочем, как и всегда) открывшаяся дверь. Я словно проснулась от глубокого сна. В руках я продолжала держать нож, он был воткнут в толстенную Библию, которой успел закрыться Алиссандро, когда я нанесла удар. Нож прошёл насквозь книги и застрял только у рукоятки в нескольких сантиметрах от лица Алиссандро.
Я выпустила нож (внутренне, естественно, ужаснувшись) и повернулась к двери:
*- Что здесь происходит? - это был Андрелло. Он подошёл к нам.
*- Ничего особенного. Мы с Алиссандро поспорили, смогу ли я проткнуть книгу ножом для бумаги, - на ходу соврала я.
Андрелло посмотрел на брата. Тот стоял, онемев, с диким ужасом на лице, которое было бледней бумаги.
*- Но почему на Библии? - искренне оскорбился Андри.
*- Алис подумал, что перед такой святыней у меня дрогнет рука. Но он забыл, что я атеистка. А для меня, что Библия, что Легенды и мифы древней Греции - всё едино.
Какое-то время Андри молча переводил взгляд с меня на брата. Затем он вздохнул, напряжение спало.
*- И всё равно, это было глупо, - он отошёл в сторону и остановился возле дивана.
Я нутром почувствовала, что его не держат ноги. Но я знала, что пока я стою, он не позволит себе сесть. Поэтому я подошла к дивану и села.
*- Сядь рядом со мной, - ласково попросила я, нежно глядя на Андри.
Он тяжело опустился на диван и закрыл глаза.
*- Андри, caro! - я провела рукой по его виску. - Любимый! У меня сердце кровью обливается, когда я вижу тебя таким. Скажи, что я могу сделать, чтобы помочь тебе?
*- Мне никто не может помочь, - тихо, но горько произнёс он. - Ты не можешь, никто не может вернуть мне Диму.
*- Да, но я могу подарить тебе другого ребёнка, - возразила я.
Он медленно перевёл взгляд на меня. Похоже, до этой минуты такая мысль ему не приходила в голову. Он решил, что со смертью Димы и его жизнь потеряла смысл. На самом же деле он жил и мог подарить жизнь другому существу. И не просто мог, а был обязан! Обязан оставить после себя хоть что-то, какую-нибудь частичку себя.
*- Ты права! - он прочёл всё это в моих глазах. - Жизнь продолжается!
Он протянул руку и погладил меня по голове. Пододвинувшись ко мне, он медленно приблизил своё лицо к моему и слегка коснулся моих губ. Поцелуй так и остался нежным и тёплым, его не наполнила бешеная страсть.
На этом месте Алиссандро, про которого мы забыли и который продолжал стоять с Библией в руках, понял, что здесь он явно лишний. Он тихо положил книгу на стол и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Надо признать, что, не глядя на то, что им частенько двигали животные инстинкты и задетое мужское самолюбие, Алиссандро очень любил брата и искренне желал ему счастья.



ГЛАВА 42. «Борис Годунов».


С того дня Алиссандро меня больше не беспокоил.
Я решила пока ничего не говорить Моррези про работу – я должна была знать наверняка. А он Игоря уже пел, а с Годуновым и за месяц справится, я была в этом уверена (особенно под моим руководством)
Зато декораторам и художникам (и прочим) времени было в обрез. Я нашла подходящих людей – благо, контактов после строительства холла у меня осталось предостаточно.. За неделю они должны были подготовить эскизы. Утвердив их, я разрешила начать работу. Несколько человек вылетело в Москву, чтобы посмотреть на место, где должны состояться постановки.
Через месяц у меня было разрешение на проведение постановок и нескольких репетиций на Красной площади.
В тот же день я переговорила со всеми, кто отвечал за техническое обслуживание.
Предварительной датой стало пятнадцатое сентября текущего года. С первого сентября мои люди могли уже работать непосредственно на площади.
За эту часть я была спокойна, дело оставалось за мной.
*- Андри, caro, я должна уехать на неделю, но мне очень не хочется тебя оставлять.
*- Всё хорошо, cara. Со мной всё отлично. Если тебе надо уехать – поезжай, - он поцеловал мою руку.
*- Спасибо. Теперь мне немного спокойнее. Через неделю я вернусь и, надеюсь, с хорошими новостями.

В тот же день я была в Косицынграде.
Когда я бывала здесь, моим поводырём становился тот, кого я хотела держать под руку в этот конкретный день. Перед вылетом я позвонила одному из своих заместителей.
#- Антонио, добрый день, это мадам Камю. Как ваши успехи?
#- Madonna! Синьора! Как я рад Вас слышать. Мы уже очень сильно по Вас соскучились! Работа идёт полным ходом. Поставленная задача выполнена. Оркестр играет довольно прилично.
#- Что ж, проверю завтра утром.
#- Вы прилетаете завтра? – восторженно спросил он.
#- Нет. Я прилетаю сегодня. И очень хочу, чтобы ты встретил меня в аэропорту.
#- Как же я счастлив, что Вы просите именно меня! Непременно буду. Если понадобится, я буду стоять хоть целую неделю под проливным ливнем или на русском морозе босиком, только чтобы первым подать Вам руку!
#- Это не понадобится. Я не требую от вас таких жертв – я вряд ли их достойна. Но всё равно спасибо, я польщена. Я надеюсь приземлиться через два часа, - я звонила из аэропорта в Италии.
#- Буду ждать Вас с нетерпением!
#- Спасибо, до встречи, - я отключила телефон.
Приземлившись в Косицынграде, я наощупь (уже в повязке) вышла из самолёта (ну, помощь пилота я в расчет не беру).
Отойдя на несколько шагов от трапа, я остановилась в нерешительности. Я была уверена, что Антонио сразу подойдёт ко мне и возьмёт под руку. Мне показалось, что я простояла так целую вечность, и в мою голову начали закрадываться нехорошие подозрения.
Однако в тот момент, как я начала рисовать картину воображаемого мной происшествия, грянула Увертюра из «Кармен».
Я облегчённо вздохнула и расплылась в улыбке.
Через мгновение ко мне подошёл Антонио и крепко поцеловал в губы. /так как весь оркестр и все дирижёры были моими любовниками, любой из них мог меня целовать, с любым из них я могла провести ночь – это было в порядке вещей/
Но Антонио довольно быстро спохватился:
#- Sorry! Я забыл, что Вы вышли замуж.
#- Замуж я не вышла, не переживай. Хотя даже если и так, то это касалось бы только того мира, который за пределами моего города. А здесь, со своей большой семьёй я совершенно свободна. Я бы хотела, чтобы наши отношения оставались прежними, - спокойно сказала я.
#- Я счастлив! – он ещё раз поцеловал меня.
Но вдруг я резко вывернулась из его объятий и пошла в сторону оркестра:
#- Stop! Stop! – крикнула я. – Что это было? Я не поняла! Кто у пульта?
Все дружно рассмеялись. Оказывается, это был всеобщий «заговор»: один флейтист взял не свою ноту (но из аккорда), а несколько вторых скрипок подняли строй на восьмую тона (в середине увертюры). Они хотели пошутить и проверить, обращу ли я на это внимание.
#- Вторые скрипки! Проверить строй! Третья флейта, смотрите в ноты, а не считайте ворон. Ещё раз с начала раздела. На меня! – я решила сама дать ауфтакт. Закончив без эксцессов, я поблагодарила оркестр.
Антонио обнял меня за талию:
#- Ты неподражаема!
#- Да, неподражаемо глупа! Я должна была догадаться, что это сделано специально. Мой оркестр не может поднять строй на восьмую тона совершенно случайно. Да и ноты все у меня миллион раз выверены. Да и в конце концов, если уж оркестр Агаты Камю не может сыграть Увертюру «Кармен», то кто же её тогда играть должен?! – наигранно «рассердилась» я.
#- Ты в отличной форме. Я уже боюсь за нашу работу!
#- Завтра проверим, я взяла его под руку. – А на сегодня у меня другие планы. Поехали в гостиницу.
#- С превеликим удовольствием, - мы направились к машине.
Оркестранты, зачехлившись, тоже поехал в гостиницу.
Ночь я провела с Антонио.
На следующий день меня сопровождал Себастьян, мой первый зам. В общих чертах он рассказал о проделанной работе.
Но на этот раз меня ждал довольно неприятный сюрприз.
Мы с Себастьяном прошли в дирижёрский кабинет, я уселась на диване, надев наушники.
Я молча прослушала всю оперу (точнее оркестровую музыку к ней), делая пометки в блокноте (их я делала для своих дирижёров).
Поблагодарив, я отпустила оркестр на «перекур» (хотя курить в городе у меня категорически запрещено). Себастьян молча сел возле меня, ожидая комментарии.
#- Согласна, работу вы проделали немалую, - он улыбнулся. – Но, к сожалению, никчёмную.
После этих слов его аж передёрнуло. Между тем я продолжила:
#- Это не Мусорский! – категорично заявила я. – Это Римский-Корсаков!
#- Я не совсем понимаю, - наконец, заговорил Себастьян.
#- По какой редакции вы учили?
#- По одной из первых. Я специально ездил в Россию, в Петербург и нашёл самую раннюю редакцию!
#- Самая ранняя – не значит самая верная. Ты не удосужился взглянуть на авторскую рукопись?
#- Но… - он не знал, что ответить.
#- Тебе должно быть известно, что Мусоргский был не слишком грамотным музыкантом /с точки зрения профессуры/ - он был самобытен. И вот после его смерти профессор Петербургской Консерватории Римский-Корсаков решил «подправить» Мусоргского, исправить его ошибки. Да, он выправил текст, подогнал его под правила. Но Мусоргский исчез! И надо заметить, сам Римский-Корсаков признал это. Но редакция-то была уже издана.
#- Я не знал, - тихо заметил Себастьян.
#- Да ты что! А я зачем? Или я у вас вместо декорации? Имя и кошелёк! Да? Отвечай! – я начала заводиться, а если говорить проще – звереть.
#- Нет, что Вы…
#- Я – что? Я ни что, а ваш художественный руководитель и главный дирижёр! А не декорация. И если вы чего-то не знаете – вы должны обращаться ко мне! – я встала и обошла диван.
#- Я понял, простите…
#- Простить?! А с какой стати я должна тебя прощать? Ты допустил непростительную ошибку, ты подвёл меня и подставил коллектив. Через два месяца в Москве на Красной площади должны быть поставлены «Борис Годунов» и «Князь Игорь». Ты не скажешь, когда теперь всё переучивать? Я не позволю эксплуатировать людей два месяца по зверскому графику только по причине твоей некомпетентности! Ты думаешь, что незаменим, и мне некого взять на твоё место? Ты крупно ошибаешься!
#- Я так не думаю…
#- Да ты вообще ни о чём не думаешь! Вероятно, просто нечем! – я завелась по полной. Но я опять забыла про своё больное сердце и что оно уже не может пережить то, что сносило прежде. И поэтому я не рассчитала – внезапно его пронзила жуткая боль такой силы, что я смогла только рот открыть. На глаза моментально навернулись слёзы, и стало трудно дышать. Я не могла пошевелиться.
Себастьян в два шага подлетел ко мне.
#- Агата, что произошло? – он схватил меня за плечи.
#- Врача! – прошептала одними губами я.
#- Господи! – он не шутку испугался. – Тебе надо лечь, - он осторожно подвёл меня к дивану и помог лечь, отойдя от меня только чтобы вызвать врача.
Врач был возле меня через пару минут. Он вколол мне что-то и отвёл Себастьяна в сторону. Быстро о чём-то переговорив, врач ушёл, а Себастьян подошёл к дивану и стал возле его изголовья на колени. Он взял мою руку в свои.
^- Дорогая! Прости меня, дурака! Я не хотел причинить тебе боль или стать её причиной. Если бы ты только знала, что ты для меня значишь! Я бы хотел ослепнуть вместо тебя и взять всю твою боль на себя. И этот приступ… лучше бы он был у меня!
^- Спасибо, - начала я тихо. Он был уверен, что я его либо не слышу, либо просто не пойму, поэтому и говорил по-немецки. – Но я этого не заслужила. Это мой крест. У тебя свои ошибки и, поверь, расплаты за них тебе хватит. Послушай мой совет на будущее: никогда ничего не проси, и если не попросят – не помогай. И не бери на себя чужие грехи – своих хватит, не разгребёшься, - замолчала я.
^- Я не знал, что Вы говорите по-немецки, - как бы извинился он.
^- Я говорю почти на всех европейских языках, - призналась я. – Если бы я не знала ментальности основных европейских народов, я бы не стала создавать интернациональный оркестр. #Ну, да ладно, нечего раскисать. Работать надо, - я аккуратно приподнялась и села.
^- А какого цвета у Вас глаза? – вдруг спросил осторожно он.
#- Чёрные, - коротко ответила я и встала. – Кстати, а зачем ты поехал в Питер за нотами? Мне казалось, я собрала здесь почти самую большую библиотеку в мире. Римского-Корсакова ты мог найти и здесь. Более того, здесь есть и авторский вариант /так называемый Urtext/, и редакция Ламма – одна из самых полных, и даже моя собственная, которую я пыталась максимально приблизить к автору. Я долго изучала его жизнь и творчество и собрала все его произведения под своей редакцией. В принципе, моего там ничего нет – это Мусоргский собственной персоны. Я бы рекомендовала тебе именно эти ноты. Честно говоря, я была уверена, что ты их и возьмёшь. Не всегда лишняя инициатива поощряется. Ну, да ладно, проехали. У тебя две недели, чтобы исправить «Годунова». А я хочу послушать «Игоря».
#- Завтра? – спросил он.
#- Да, пожалуй. Кстати, мой Мусоргский должен быть в компьютерной базе со всеми партиями. Надо только найти его в архиве.
#- Я займусь этим. Позвольте отвести Вас в гостиницу.
#- Лучше вызови Саймона. Он отведёт меня. А ты – займись оркестром, - предложила я.
#- Конечно, как скажете.
#- Отлично, - я примирительно улыбнулась.

На следующий день я прослушала «Игоря». Здесь почти всё меня устраивало.
Неделю я работала с «Игорем».
#- А Вы уже говорили с балетмейстером? – на одной из репетиций спросил меня Антонио (он был ответственным за «Игоря»). – Чей будет балет?
- Мать моя Родина, я большевик! – в сердцах воскликнула я.
#- Что Вы сказали? – удивился он.
#- Ничего, это я так. Нет, я ещё не нашла балет. У меня есть несколько вариантов, я их прорабатываю. Я бы хотела взять русский балет. Думаю, это будет оптимально.
#- Да, было бы хорошо. Надо будет хотя бы согласовать темпы.
#- Всё согласуем. По правде, я ещё и солистов не нашла. Но это не проблема. Я всегда так работаю. Поэтому сейчас я должна уехать – уже пора заняться солистами. Я думаю, пищу для работы я Вам дала, вектор отметила. Пол месяца – месяц вы без меня справитесь.
#- Конечно. Всё будет отлично. Удачного поиска!
#- Спасибо.
Перед отъездом я ещё раз поговорила с Себастьяном.
^- У тебя есть шанс реабилитироваться. Я должна уехать. Приеду уже с солистами на спевки. «Годунов» должен быть готов в моей редакции.
^- Можете на меня положиться. Больше я Вас не подведу.
^- Отлично. Тогда займись работой сразу, как оркестр освободится.
^- Но сегодня день «Игоря».
^- Ладно, - тут же сдалась я. – Тогда проводи меня в аэропорт.
^- С радостью!
Простившись, я улетела… на Сицилию.
*- Caro! – прямо с порога начала я. – У меня для тебя просто шикарные новости!
*- Я рад видеть тебя такой счастливой, - невольно он поддался моему настроению. – Ты готовишь очередной концерт?
*- Не совсем, - я подошла к нему и, взяв за руки, села, посадив его рядом.
*- Кого-то в очередной раз растоптала в прессе?
*- Нет, я готовлю со своим оркестром оперу!
*- Оперу? – удивился он. – А разве в твоём зале можно ставить оперы? Или ты уже сдала театр?
*- Нет, до этого ещё далеко. Я буду ставить не в своём городе, - я продолжала держать интригу.
*- Подожди, - на мгновение он задумался. – Насколько я знаю, ни один театр не может вместить такую ораву людей. Или ты имеешь в виду свой камерный оркестр.
*- Нет, основной состав.
*- Ты окончательно сбила меня с толку! Я сдаюсь.
*- Моей площадкой будет… Красная площадь в Москве! – радостно воскликнула я.
*- Ты серьёзно? – не до конца поверил услышанному Моррези.
*- Абсолютно!
*- И что же ты ставишь?
Я только открыла рот, как он, не дав мне сказать ни слова, продолжил:
*- Постой! Неужели … «Годунова»? – по слогам спросил он.
*- Хорошая идея, правда? Лучших декораций ни один художник не создаст.
*- Madonna! – он встал. – Я не могу поверить. Это же грандиозно!
*- Вот именно!
С минуту он молчал, но вдруг резко изменился в лице:
*- Только не говори, что отдала Бориса Поленину!
И снова, только я открыла рот, как он продолжил:
*- Нет, я ничего не имею против него. Он великолепный певец. И не очень старый, только шестьдесят шесть. И безусловно, он уже давно созрел до Годунова. Да и национальная солидарность – святое дело. Кроме того, ты всегда испытывала к нему симпатию – ведь он так похож на Альтова (точнее наоборот), только более мужественный. В принципе, я одобряю твой выбор. Лучшего кандидата не найти, - он грустно замолчал.
*- И это всё, что ты можешь сказать? – с еле скрываемой улыбкой спросила я.
Он, не понимая, молча смотрел на меня.
*- Ну, во-первых, - продолжила я. – Дима… То есть Поленин, в прошлом году на своё шестипятидесятилетие закончил оперную карьеру. А во-вторых, - я встала и, подойдя к нему, обняла за шею. - Зачем мне какой-то Поленин, если мой муж - лучший в мире баритон?! Молодой мужчина с достаточным жизненным и творческим опытом для исполнения Бориса и кроме того с шикарным русским произношением!
*- Ты чудо! - он улыбнулся. - Не хочется разбивать твой призрачный мир. Но мне самому скоро уже шестьдесят.
*- Ну, вот всегда ты так! - я в шутку ударила его кулаком по груди. - Во-первых, шестьдесят, а не шустьдесят шесть; во-вторых, скоро, а не сейчас; а в-третьих, это бестактно с твоей стороны напоминать мне о моём возрасте, - я встала и повернулась к нему спиной.
Моррези тихо рассмеялся и, подойдя, обнял меня за плечи.
*- И вообще, - закончила я. - Зачем мне старый Поленин, которому надо сказочно платить за одно только имя, если у меня есть престарелый супруг, который споёт для меня совершенно бесплатно. Я никогда не бросаю денег на ветер.
На этот раз он рассмеялся в голос.
*- Ты же знаешь, - он развернул меня за плечи. - Я сам готов тебе отдать всё, что захочешь. Всё, что у меня есть - принадлежит тебе. И моё состояние, и жизнь, - тихо закончил он.
*- И я намерена её улучшить. Ты заслужил спокойствие и счастье.
Он поцеловал меня в знак благодарности.
*- Ну всё, - я отстранилась. - Хватит дурью маяться. Начинай учить Годунова. У тебя не так много времени. Спевки через пол месяца - максимум месяц.
*- Ты умеешь ставить людей в рамки. А кого ещё ты пригласила?
*- Пока никого. Это-то я и намерена обсудить с тобой. В этом вопросе мне особо важно твоё мнение. Можешь вообще весь коллектив набрать - ты лучше знаешь сегодняшнюю оперную элиту.
*- Есть пару человек, с кем я хотел бы сотрудничать. Но в Борисе я их не вижу. Надо серьёзно подумать. Может, кого из России? - осторожно спросил он.
*- Я не против. Тем более, я хочу попросить Георгия Османовича одолжить мне балет.
*- Балет? - не понял Моррези. - Ты что хочешь для бала взять балет Мариинки?
*- Я же не сказала тебе! - спохватилась я. - Я готовлю две постановки с тобой в главных партиях: "Борис" и "Игорь".
*- Тоже на Красной?
*- Ну, хочешь, можно и на Дворцовой.
*- Но там же Киевская русь! - удивился он.
*- Знаешь, с Киевским майданом сложнее. У меня к хохлам двоякое чувство, - откровенно призналась я.
*- Понимаю. Это после деревенского смазливого гея?
*- Не совсем. А ты хочешь петь в Киеве? – не стала вдаваться в подробности я.
*- Я просто хочу петь. И чтобы ты была рядом. А где это будет - мне всё равно: в Киеве, в Москве или в Йошкар-Оле!
*- Шутник! - с улыбкой заметила я.
*- А вообще-то, - он тоже улыбнулся, - в "Игоре" действие происходит не в Киеве, а в ...
*- Путивле, - перебила, вспомнив, я. - Но там негде разместить мой оркестр. Так что выбирай: либо Красная, либо ... Новгород.
*- А Новгород тут при чём? - не понял Андри.
*- Там тоже шикарные живые декорации. Там в своё время Саныч «Годунова» ставил. Здорово получилось, я смотрела.
*- Только смотрела? Неужели в Большом могли поставить такую оперу без твоей Мнишек?
*- Я тогда ещё в своей провинции жила! - усмехнулась я. - В то время Москва даже не догадывалась о моём существовании!
*- Слабо верится, что такое время вообще было!
В ответ я лишь улыбнулась.
*- Так что? - через минуту снова спросила я. - Москва или Новгород?
*- Ну, давай Новгород, для разнообразия. Если не трудно будет получить разрешение.
*- Мне - не трудно! - твёрдо заявила я. - Если надо, я и Белый дом возьму в аренду, ты же знаешь. Сегодня...
*- ... всё и всех можно купить, - закончил он. - Ты права. И когда примерно постановки?
*- В Москве – примерно пятнадцатого сентября, естественно сего года.
*- Действительно надо искать солистов.
*- Это я доверяю тебе. Целиком полагаюсь на твой опыт и кругозор в этом деле. Так что через неделю у меня должно быть два полных списка по каждой опере. И, пожалуйста, на всякий случай - возможные замены, желательно из русских. Да и солистов я бы хотела слышать русскоязычных.
*- А что, если кто-нибудь из мной предложенных солистов не сможет принять участие в постановках, будучи занятым в других работах? - заинтересованно спросил Андри.
*- Ну, это уже моя проблема. Ты пишешь фамилии - а я доставляю этих людей в Москву и Новгород.
*- Хорошо, твоя взяла.
С Моррези я прожила неделю, подробно изучая особенности жеста обеих опер. За это время я выучила (или на половину восстановила из руин памяти) обе партитуры в общих формах.
После того, как Моррези написал мне список солистов, я начала вести переговоры: где лично, где через импресарио, а где и с директорами оперных театров. Опасения Андри оправдались - почти все эти солисты были заняты на период с сентября по ноябрь (у меня было запланировано по три спектакля в каждом городе). Но так как в наше время действительно всё можно купить, а этим солистам было в принципе всё равно где петь, лишь бы платили больше, то ... И к тому же почти все они были русские. А что может сравниться с работой на Красной или в Новгороде?! Для любого нашего певца - это предел мечтаний!
Поэтому, заручившись согласием солистов, я «занялась» директорами театров – здесь всё было достаточно просто – я перекупила солистов /вернула театрам их деньги + компенсация/.
На улаживание этих проблем у меня ушло две недели, которые я проводила без отрыва от производства (продолжая разучивать партитуры).
Репетиции начались с десятого августа. Я поставила всех в жесточайшие рамки /реально у солистов для разучивания было две недели! Правда почти до конца августа я разрешала петь с нотами/. Благо, Андрелло подобрал певцов, которые уже пели эту оперу. Что, в свою очередь, породило и некоторые сложности – каждый пел её в «своей» редакции. И нам предстояло привести всё к «общему знаменателю».
Работа кипела и бурлила. Давно я не была так поглощена. Да, последние годы я очень много работала, но особого удовольствия от самого процесса я почти не получала (только от результатов). А сейчас меня буквально захватило с головы до пят. Я жила где-то там, внутри этой работы. Моя самая несбыточная мечта шла к осуществлению полным ходом. Я была так близка к чуду, что хотелось работать всё больше и больше.
И я пахала и заставляла всех. Моё увлечение оказалось заразным. Весь коллектив был болен этими постановками.
Хотя репетировать было очень трудно – мой Косицынхолл не рассчитан на оперы. Но зато мой репетиционный зал был оборудован двухъярусной увеличенной сценой. Поэтому репетировали там (там не было зрительного зала – это был громадный зал с двумя сценами и пространством для акустики, а музыканты сидели лицом к внутренней сцене, т.е. «в круг»). Солистам было очень непривычно работать над оркестром (в прямом смысле!) да ещё и на круглой сцене /некуда отвернуться, чтобы даже откашляться/.
До самого сентября мы репетировали «со стульями», без оформления сцены и костюмов. Но надо отдать должное режиссёру – ничто не могло его ни смутить, ни отвлечь
Постановку назначили на тринадцатое сентября. На Красной площади у нас было три репетиции: седьмого, девятого и одиннадцатого сентября. Я посчитала, что этого будет вполне достаточно.
К «декорациям» привыкли быстро. Мои люди поработали на славу – оснащение было просто потрясающим (многоярусное размещение оркестра одновременно служило и кулисами). Массовка (+хор, конечно) была проработана тоже идеально.
Костюмы я выдала только на второй репетиции на площади (чтобы не испортили, но успели привыкнуть).
Генеральная репетиция стала по сути уже спектаклем.
Описать это поистине чудо просто невозможно! Это было самое потрясающее зрелище, которое даже я могла видеть в своей жизни. Всё было максимально приближенно к историческим данным. Даже шапку Мономаха воспроизвели один к одному, точно так же, как и все, абсолютно все, костюмы участников спектакля (включая даже оркестр!!!).
Золотые нити костюмов были действительно золотыми, а все камни и украшения – из драгоценных металлов и натуральных камней (ни одной стекляшки!).
Я даже не пыталась посчитать затраты – мне было глубоко всё равно!
Единственное, к чему я стремилась – подлинность и качество – и в этом мне не было равных! Всё было максимально подлинно (а про качество и говорить не приходится).
Зрительный зал был оборудован небольшой – на пятнадцать тысяч человек (включая VIP). Контрамарок было немного, не более сотни (и для русских, и для иностранцев вместе взятых). Стоимость билетов – выше баснословной в баснословное количество раз.
Спектакли шли тринадцатого, четырнадцатого и шестнадцатого числа. Первые два я рассматривала, как «притирочные», а третий – собственно Спектакль.
Именно поэтому запись я разрешила вести только с третьей постановки.
Я осталась верна традиции: зритель меня не видел. Однако для удобства солистов (у них же не было пультов, как у оркестра) я разместила огромный экран позади зрительного зала. Таким образом, солисты могли видеть то же самое, что видели все оркестранты – мои жесты.
Дирижировать оперой вслепую оказалось несколько сложнее, нежели одним оркестром. Ведь обычно дирижёр подстраивается под солистов, «ловит» их.
Но и эта проблема была просто решена. Я же была не чужим человеком в опере, поэтому чувствовала солистов, их дыхание, их состояние, как своё. И поэтому в отношении ансамбля нам не было равных.
Премьера стала истинным праздником для всех ценителей высокого искусства. Это было потрясающее, грандиозное действо, не поддающееся описанию.
Но для меня (не имеющей даже возможности это видеть) это была всего лишь первая генеральная репетиция.
Вторая постановка прошла ещё качественней и эффектней. А все свои чаяния я возлагала именно на третью. Я ждала её, то обозляясь, что время идёт слишком медленно, а то и со страхом за скорое приближение.
Я была так поглощена собой, своими переживаниями и работой, что не смогла заметить того ужасного состояния, в которое начал погружаться Андри.
Весь трагизм и всю разрушительную мощь этого состояния я почувствовала и осознала лишь на последней постановке «Бориса».
А произошло то, что один раз уже лучилось со мной почти тринадцать лет назад. С первой же ноты я «ушла» в мир оперы. Я потеряла какую-либо связь с окружающим миром и жила в эпоху Смуты. Как в видении (я была в повязке) я видела абсолютно всё, что происходило на сцене. Руки дирижировали почти автоматически.
Моё подсознание какое-то время пыталось сопротивляться – оно просило остановить это «действо»; но очень скоро я его уже не слышала.
И только после того, как гром оваций разбил стеклянную тишину, поглотившую последние звуки и вернул меня в бренный мир /черноты/, я поняла до конца всё, что произошло.
Пока я медленно собирала всё в кучу, кто-то шепнул мне в наушник: «Они на Вас смотрят». Я поняла, что зрители повернулись к экрану, и автоматически поклонилась несколько раз, после чего попросила выключить камеры.
#- Себастьян, отведи меня к солистам, - попросила я тут же сидевшего всё время рядом дирижёра.
#- Конечно, - он взял меня под руку. – Искренне поздравляю Вас!
#- Ты ничего не заметил? – я его не слышала.
#- В смысле? – не понял он.
#- В постановке.
#- Да нет, - немного подумав, ответил он.
#- А в Андрелло Моррези?
#- Нет. Хотя, - через мгновение поправился он, - не в обиду ему будет сказано. Порой мне казалось, что он переигрывает. Особенно в сцене с курантами. Вы тоже это услышали?
#- Ты не прав, - довольно резко заметила я. – Он пел, да и играл, я уверена, просто потрясающе. Он не переигрывал, он жил ролью. Ты знаешь, что почти полгода назад у них умер сын.
#- Да, я слышал про это. Он был в депрессии. И я рад, что Вы ему помогли.
#- Ни черта ты не понял! – разозлилась я. - Я не помогла, я усугубила! Его сыну было почти два с половиной года – почти младенец! Его звали Дмитрий! Его зарезали! На глазах самого Моррези! Он видел эту «страшную зияющую рану» в груди собственного сына! А я заставила его пережить это ещё раз! Я не прощу себе этого!
#- Mein Gott! Я не знал этих подробностей! Это ужасно! У него могут быть проблемы с психикой!
#- Не могут быть – уже! – почти крикнула я. – Долго ещё? – почти истерично крикнула я.
#- Уже пришли. Я предупрежу его, - он постучал в импровизированную гримёрку.
#- Не стоит. Я сама поговорю. Спасибо, иди, - я высвободилась и, нащупав дверь, зашла, закрыв её за собой.
Прямо с порога я сняла повязку и закрыла дверь на замок. Моррези стоял по центру комнаты в своём костюме и гриме. Он отстранённо смотрел в одну точку.
*- Андри, прости меня! – я подошла и положила руку на его плечо.
Он никак не отреагировал.
*- Андри, посмотри на меня! – попросила я. Но он меня не слышал.
Тогда я сама повернула его лицо к своему и пристально посмотрела в его пустые глаза.
*- Это был не наш сын! Слышишь? Это был не ты! Это был Борис! Ты играл. Ты заигрался и вошёл в роль. А сейчас ты снимешь грим и костюм, оденешься в свою одежду и снова станешь собой, Андрелло Моррези. Я тебе помогу.
Сначала я сняла все украшения и очень аккуратно – костюм. Затем я усадила Андри и смыла весь сложный грим.
Я умыла его холодной водой, после чего одела в обычную одежду.
Потом я села напротив него и, пристально глядя в глаза, сказала:
*- А теперь ты вернёшься в реальность. На счёт «три» ты очнёшься и забудешь всё, что произошло, у тебя останется только воспоминание, как о спектакле, ты придёшь в себя, и всё будет по-старому. Раз. Два. Три, - я щёлкнула пальцами.
Взгляд Андри приобрёл жизнь, он внимательно посмотрел на меня, затем обернулся и оглядел комнату.
*- Который час? Почему мы ещё здесь? Ведь спектакль давно закончился, - искренне удивился он.
*- Мы уже уезжаем. Я зашла сказать, что должна задержаться на какое-то время. Но через два часа мы встретимся в гостинице. Езжай, лимузин уже ждёт, - я обняла его.
*- Хорошо, я поеду. Но ты не очень задерживайся. Я соскучился по тебе, - он уткнулся лицом в мои волосы.
*- Я провожу тебя до машины. Только это надену, - я завязала повязку. – Пойдём.
Он взял меня под руку и открыл дверь.
^- Ну, как? – шёпотом спросил Себастьян, тут же подошедший ко мне.
^- После. Пойдём с нами.
Когда Моррези уехал, под руку меня снова взял Себастьян.
^- Он не был похож ни на помешанного, ни на убитого горем, - заметил он.
^- Он забыл всё, что произошло. И я бы очень вас всех просила: не напоминать ему ни коим образом о случившемся.
^- Но как?
^- Не спрашивай – я не смогу объяснить. Главное сейчас – переключить его на Игоря. Мы сдвинем репетиции. Начнём послезавтра.
^- Как скажете, - безразлично проговорил он.
^- Себастьян, - я остановилась. – Поцелуй меня.
Он не заставил просить себя дважды и наклонился к моим губам.
Этим поцелуем я хотела разжечь в себе тоску по поцелуям Андри. И мне в какой-то степени это удалось. По крайней мере, мне очень захотелось быть рядом с ним и чувствовать его присутствие.
#- Мадам Камю. С Вами хочет поговорить вдовец Косицыной, - я узнала голос Антонио. Он прервал наш поцелуй (за что я была весьма ему благодарна).
#- Хорошо. Пусть зайдёт ко мне в гримёрную.
#- А я могу Вас туда сопроводить? – оказалось, Саша был рядом. Его голос был полон злой иронии.
#- Конечно! – я протянула в его сторону руку. Он поцеловал её холодными губами и аккуратно положил на своё предплечье.
#- Один момент, - попросила я, когда мы уже почти отошли. – Себастьян, Антонио, у меня к вам убедительная просьба: проследите, чтобы уже завтра и оркестр, и все инструменты были в Новгороде.
#- Хорошо. Всего доброго, - в один голос ответили они.
#- До встречи, - попрощалась я, и мы отошли.
- Почему завтра? – спросил Саша, когда мы отошли на «безопасное» расстояние (то есть когда нас никто не мог слышать).
- Вот об этом я хотела с тобой поговорить, вдовец Косицыной, - усмехнулась я.
- Это лучше, чем будучи самим Шуманом, оставаться всего лишь мужем Клары Вик. Ты хочешь передвинуть постановки?
- Да. Репетиции должны начаться послезавтра. Я хочу как можно раньше начать Игоря.
- Почему? Ты не хочешь дать коллективу время отдохнуть, перестроиться? – не совсем понял меня Саша.
- Сейчас я действую в интересах только одного человека – Андрелло. По моей вине ему стало хуже, и я должна исправить это. А всё, что я могу – это сдвинуть постановки.
- Объясни поподробнее, - остановившись возле гримёрки, Саша открыл дверь и, пропустив меня, вошёл следом, закрыв дверь на замок.

Услышав звук закрывшейся двери, я сняла повязку. Не успела я повернуться, как Саша резко обнял меня и грубо поцеловал. После короткого, но очень страстного поцелуя, он вдруг оттолкнул меня.
- От тебя пахнет его одеколоном, - с напускной холодностью заметил он.
- А кто тебе мешает перебить этот запах своим? – с усмешкой спросила я. И тут же пожалела. Он понял это как призыв к действию.
- Я не это имела в виду! – я поняла это сразу по его изменившемуся взгляду (он был готов тут же мной овладеть). – Я говорила только про одеколон.
Он медленно подошёл ко мне и встал почти вплотную, только не касаясь меня. Его горячее дыхание обжигало мне лицо. От него веяло такой силой и надёжностью, что меня как магнитом притягивало к нему. Я ждала, что он обнимет меня, и я почувствую его каждой клеточкой своего тела. Мне так хотелось слиться с ним в единое целое. Я стояла, закрыв глаза, в диком напряжении. Каждая струнка моих нервов была натянута до предела. Казалось, задень слегка – и я взорвусь! Но он стоял в сантиметре от меня, не делая никаких попыток сближения. Я, может быть, и понимала, что он проверят меня, но я не хотела об этом думать.
«Пусть он торжествует! Он ведь действительно победитель!».
Не имея сил продолжать дальше это противостояние, я обхватила его за шею и, прижавшись к нему всем телом, жадно поцеловала.
Он обнял меня и добавил поцелую нежность, на которую я была просто не способна.
- Прости, - через минуту сказала я, прижавшись щекой к его груди.
- За что?
- За то, что я такая бесчувственная дура!
- Давай оставим это до другого раза, - мягко сказал он. – У меня нет сейчас никакого желания утешать тебя выдуманными комплиментами.
- Что? – я отстранилась, чтобы посмотреть ему в глаза. Но в них была только добрая усмешка.
- Не горячись, мой пылкий скорпиоша. Хоть ты и прекрасна, когда злишься! – он улыбнулся.
- Мерзавец! – «гневно» воскликнула я и отвернулась, якобы обидевшись.
В ожидании его извинений я простояла минуты две, не поворачиваясь.
- Ну, и? – я всё-таки не выдержала.
- Что и?
- Почему ты не извиняешься?
- За то, что ты назвала меня мерзавцем? – уточнил он.
- Самонадеянный дурак! – я в шутку замахнулась на него.
- Только без рук, дорогая, - он поймал мою руку и, взяв вторую ниже локтя, развёл их в стороны и прижал меня к стене.
И в этот момент… я потеряла сознание! Просто напряжение в этот день превысило все допустимые пределы, и мой организм отключился (погрузился в режим пониженного энергопотребления).
Правда, ненадолго.
Когда я пришла в себя, Саша стоял со мной на руках по центру комнаты.
- Тебе не тяжело? – тихо спросила я.
- Мне тяжело видеть, как ты на ровном месте теряешь сознание.
- Я устала, - извиняясь, улыбнулась я.
- Ты много сейчас пьёшь? – в лоб спросил он.
- Ты с ума сошёл! Я вообще не пью! Не до того мне – посмотри, сколько работы!
- А наркотики?
- Не без этого, - я отвела глаза.
Саша тяжело вздохнул.
- Сможешь стоять?
- Ну, разумеется. Поставь меня! – приказным тоном сказала я.
- Как скажешь, - он резко перевернул меня в вертикальное положение и, поставив на ноги, отошёл на шаг.
Простояв пару секунд, у меня снова подкосились ноги. От усталости! Рядом с Сашей я чувствовала себя в безопасности и могла позволить себе расслабиться. А напряг у меня был страшный.
Саша снова взял меня на руки.
- Я не отпущу тебя в гостиницу, - заметил он.
- В этом нет необходимости. Себастьян и Антонио за мной присмотрят.
- Вот именно поэтому и не отпущу. Для твоего возраста у тебя слишком много любовников. И к тому же молодых. Не обижайся, но тебе это уже не под силу.
- Хам! – коротко ответила я. – И сколько, по-твоему, у меня любовников?
- С мужьями или без?
- С ними со всеми, - уточнила я.
- С десяток наберётся.
- Ты меня обижаешь! – я положила голову на его плечо. - Что, по-твоему, я с десятью мужиками не справлюсь? Правильней было бы сказать, что эти десять – это постоянные или регулярные.
- Ты умеешь интриговать, - он удивился. – Так сколько же их у тебя?
- Тебе правда интересно? – не поверила я. – И тебя это не обидит?
- Ни в коем разе, скорее обрадует. Так сколько?
- Плюс к этому десятку ещё две с половиной тысячи.
- ???!!!... – он молча попросил объяснений, не понимая, как такое возможно.
- Две тысячи – основной состав оркестра и пятьсот человек – камерный, - гордо ответила я.
Вдруг он просто взорвался от смеха и чуть не уронил меня. Я, оттолкнув его, встала на ноги сама:
- Не картошку держишь!
- Прости, дорогая, - он продолжал смеяться. – Я никак не ожидал такой цифры. Ну, ты даёшь! Дон Жуан отдыхает! Может, твоё имя тоже станет нарицательным?
- Ничего смешного! Я должна знать всех своих оркестрантов изнутри, коль не вижу их.
- Не надо оправдываться. Это нужно только в случаях единичной измены. А тебе это не грозит, не переживай.
- Ты беспардонный циник!
- Ну, что ты! Я теперь горжусь тобой в несметное количество раз! Ты превзошла самою себя. Я действительно недооценил тебя и твои скрытые ресурсы. Я представляю, чего тебе стоило сдерживать свой сексуальный потенциал, когда ты жила со мной. Прости! Был не прав. Тысячу раз не прав! Я же не знал, что кроется за этой равнодушной и гордой маской твоей. Кто бы мог подумать?! Бедняга Марчелло, царство ему небесное! «Пал, оклеветанный молвой, с свинцом в груди и жаждой мести, поникнув гордой головой».
- Ты когда-нибудь замолчишь? – не выдержала я. – Я устала от твоего высокопарного и вместе с тем пошлого бреда! Я еле стою на ногах, а ты пустился в рассуждения о скрытых ресурсах моей сексуальности. Как будто ты раньше никогда о них не догадывался. Мы прожили почти четырнадцать лет, и ты ни разу не замечал, что мне не хватает одного партнёра? Мне нужны разные темпераменты, разные мужчины под разные настроения. Называй меня извращенкой или как-нибудь ещё – твоё дело!
- Ты не права, любимая, - он стал серьёзен. – Я это заметил с первого дня, как увидел тебя. Я сразу понял, что удовлетворить тебя в полном смысле мне будет очень сложно. Это просто ты никогда не хотела замечать, что я старался ловить твоё ежеминутное настроение и становиться тем, кого ты в эту минуту хотела. Когда ты хотела страсти – я был страстен, когда ты хотела тепла – я был нежен и ласков, когда ты нуждалась в защите – я оберегал тебя, когда ты хотела быть гордой, но сломленной – я брал тебя силой, когда ты нуждалась в заботе – я стоял возле тебя на коленях. Я был твоим рабом, сам того не осознавая. Но ты не хотела это замечать. Тебе всегда был нужен только Ники – свет в окошке! Я не хочу говорить о нём плохо, но он всегда в первую очередь думал о себе и своём кошельке. Ты для него была не более чем дорогой и лучшей в мире игрушкой. Он понукал тобой так, как ты это делала со мной. Но он говорил, что любит. Это обман! Он не умеет любить. Он не способен любить никого, кроме себя! И он не раз это доказывал!
- Ты не прав! – спокойно возразила я. – В тебе говорит ревность. Мы любим друг друга – и ты это знаешь, но не можешь смириться. Но это факт! Ты упрекнул меня в слепоте и глухости к тебе. Я знаю! Я знаю, как была глупа! Я знаю, что я дура! Но я не могу повернуть время вспять. Как бы я ни хотела, я же знаю, что эти раны на твоём сердце я ничем не смогу залечить. Поверь, я очень хочу загладить свою вину перед тобой. Ты можешь потребовать от меня всё, что захочешь. Но об одном не проси: о том, где я не имею власти. Не тронь Ники. Пусть тебя успокоит то, что мы не вместе и нам суждено, любя друг друга, жить на расстоянии. Прости меня, Саша, прости! – я встала на колени. – «Что хочешь делай ты со мной – я так хочу. Все прихоти твои я выполнить смогу!».
- Анютик, не надо! Он поднял меня и обнял. – Я знаю, что ты не в силах изменить своё сердце, я это понимаю, как никто другой. Ты ни в чём не виновата! Ты права – во мне говорит слепая ревность. Я не имею права тебя упрекать. Прости, что наговорил тебе всё это.
- Ладно, - через минуту я успокоилась окончательно. – Простили друг друга. Ты только подумай, сколько времени мы тратили и продолжаем тратить на бессмысленные пререкания и ссоры! Ладно, когда по молодости. А сейчас? Это глупо. Давай лучше о деле. У меня к тебе просьба: помоги сдвинуть постановки.
- Без проблем, ты же знаешь. Я завтра же всё улажу, не волнуйся. Ты права – мы должны перестать ссориться, это действительно глупо. Не стоит вспоминать старое и постоянно напоминать друг другу об ошибках. Ты устала, - он отвлёкся, - я отвезу тебя.
- Так ты всё-таки отпускаешь меня в гостиницу? – удивилась я.
- Кто тебе сказал, что я отвезу тебя в гостиницу? Я имел в виду твой загородный дом. Твою репутацию уже всё равно не испортишь. И одного лишнего любовника никто и не заметит. Я хочу, чтобы ты была под моим присмотром.
- За что я тебе очень благодарна. Я сейчас не в состоянии удовлетворять все прихоти своих пылких мальчиков. Ты прав – я уже не в том возрасте. И хватит уже молодиться. Только как быть с Андри. Я пообещала ему быть рядом – я ведь виновата перед ним.
- Да, - вспомнил Саша. – Ты так и не рассказала, что произошло?
- Он вспомнил нашего сына. Партия Бориса очень к этому располагает. Нашего Диму вед тоже зарезали.
- Бедный Моррези! Ему нельзя оставаться одному. Мы заедем за ним. Вы проведёте эту ночь и завтрашний день в твоём доме.
- Он уже давно перестал быть моим! – вздохнула я.
- Он будет твоим до тех пор, пока ты дышишь этим воздухом. Я попрошу Сергея подготовить всё там, пока мы поедем в гостиницу за Моррези.
- Да, кстати, как он поживает? – искренне полюбопытствовала я.
- Всё так же. Вспоминает тебя чуть ли не каждый день. Я иногда даже начинаю ревновать. Он искренне по тебе тоскует, не то, что … Ладно, проехали, - Саша резко вспомнил, что мы договорились не ссориться, а упоминание Ники в таком контексте неминуемо привело бы к ссоре.
- Ясно. Слушай, может, поедем уже?
- В любую секунду. Ты будешь переодеваться?
- Конечно! Только не уходи, - поймала я его на мысли. – А то придётся позвать кого-нибудь. Ведь Камю не может сама переодеться.
- С превеликим удовольствием поучаствую в переодевании величайшей женщины-дирижёра современности!
- В этом нет необходимости. Просто не уходи, - я улыбнулась.
Естественно, тот факт, что когда мы с Сашей вышли, я была уже переодета, не мог пройти мимо внимания моих замечательных (в смысле всё замечающих) дирижёров.


ГЛАВА 43. Череда потрясений.


С «Игорем» проблем не возникло – всё прошло как по маслу и в лучшем виде. Моррези больше не вспоминал о Годунове, крыша его устоялась (но я понимала, что это нужно закрепить, и пока придумывала, как это сделать).
Закончив с ошеломляющим успехом постановки, я решила заняться финансовой стороной дела. Выше я уже упоминала о стороне расходов. Меня интересовало, насколько они покрылись. К моему удивлению, они не просто окупились с верхом, но я ещё и получила очень приличную прибыль. В моём финансовом везении мне нельзя было отказать.
Надо заметить, что своих личных счетов у меня было мало (только Граф и Бьянко). У меня был счёт на оркестр (куда я постоянно клала очень большие суммы), в него входили все затраты, связанные с его содержанием и зарплаты. Был счёт Косицынграда, куда кроме налогов я тоже делала вложения. Из него деньги шли на Косицынхолл и на содержание всего города. Мои экономисты подсчитали суммы налогов с местных жителей и составили мне «безпотерьный» план по содержанию города.
Также были счета на всех детей и несколько «про запас» (у меня было ещё много планов, требующих затрат, причём весьма крупных).
Доход же состоял из моих гонораров, выплат авторских прав + доход с фабрик (у меня было три фабрики музыкальных инструментов, одна из них – роялей) + с акций и небольшую часть составляли рекламные контракты. Естественно, к этому надо добавить доходы всех моих мужей, с которыми у меня были общие счета. Больше всего дохода мне давал Эдвард (у него были доходные акции и много весьма прибыльных предприятий
Это что касается поступающих ко мне денег. А были ещё и накопления. И как бы то ни было, на ветер я никогда денег не бросала.

После «Игоря» мы с Моррези вернулись в Болонью, где я объявила ему, что жду ребёнка. Он был на седьмом небе от счастья. Теперь воспоминания о Диме не были такими болезненными.
На неделю я съездила в Лондон, на обратном пути заскочила в Париж. Мне надо было дать о себе знать, ведь ближайшие полгода меня никто не должен был увидеть. «Отметившись» по всем мужьям, вернулась в Болонью, где встретила своё сорокадвухлетье.
Надо заметить, что в последнее время я абсолютно перестала волноваться за своё «инкогнито». Я могла появиться с Моррези в качестве Бах, быть Росса в Париже и так далее. Я просто устала прятаться. Я уже серьёзно обдумывала своё возвращение в Россию. Но для этого мне надо было придумать красивое «разоблачение». Вот этим я пока и занималась.
Девятого ноября у нас с Альфредом родился сын. Назвали Альбертом. Побыв с ним пару дней, я вернулась в Италию. Я не чувствовала, что это мой сын. Альфред меня не понял, но он был так увлечён своим первенцем, что не смог на меня разозлиться.
К этому времени о Бах снова начали забывать. И я попросила Эдварда забронировать мне зал на конец декабря (позже было бы самоубийством). И мне было плевать, что он увидит мой живот (скажу, что от него, а потом что-нибудь придумаю).
Я планировала провести в Лондоне и Берлине семь дней – три концерта + четыре дня на записи нового альбома. Концерты решили окрестить «Рождественскими встречами с Александрой Бах» провести их двадцать четвёртого, двадцать шестого и двадцать восьмого декабря. К Новому году я планировала вернуться в Болонью.
Параллельно к апрелю (когда уже должен был родиться наш с Моррези ребёнок) я велела подготовить три концертные программы своему оркестру, в том числе несколько концертов для фортепиано с оркестром (мой камерный оркестр уже имел в репертуаре пятнадцать таких концертов). Я мечтала сыграть в Косицынхолле со своим оркестром.

В двадцатых числах декабря я приехала в Берлин, где провела последние дни подготовки к концертам. Двадцать третьего вечером ко мне (в мой дом) нагрянули оба Эстергази. Удивлению обоих, когда они узрили мой живот, не было предела. Я сказала, что это был сюрприз. Эдвард был выше седьмого неба от счастья (ведь из троих наших детей я вынашивала только одного). Артур отнёсся с неким недоверием, хотя, соблюдая все правила, поздравил нас с Эдвардом.
На следующий день Артур перебрался в гостиницу – к нему нечаянно нагрянула супруга, изъявившая пылкое желание послушать мою игру (а возможно просто удивлённая, что я ещё продолжаю довольно плодотворно работать).
Первый концерт прошёл с большим успехом (может даже с ошеломляющим). На бис я играла почти час. Закончила, как всегда, четырнадцатой Бетховена (правда последние годы я играла её целиком).
Вымоталась я порядочно, но, не глядя на это, поехала в свой загородный дом (хотя Эдвард забронировал мне номер в лучшей гостинице на случай, если я не захочу ехать за город).
На следующее утро ко мне в дом приехали Артур и Беатрис - праздновать Рождество в «тесном семейном кругу».
/где-то в глубине души я чувствовала что-то в этом кощунственное – ведь я была атеисткой; мне казалось, знай бы Эдвард правду – это глубоко бы его задело/
Наводящими и казалось бы невинными вопросами Беатрис вызнала у меня, что после концерта я возвращаюсь на личном (припаркованном за углом от концертного зала) мерсе, в то время как в моём лимузине совершенно в другом направлении едет «подсадная утка». Кроме того за рулём я сижу сама, и исчезаю незаметно, вместе со все оравой зрителей.
Теперь поясню, зачем ей было нужно это знать.
После того, как она узнала, что я жду ребёнка «от Эдварда», она впала в своё (уже привычное) состояние коматоза. У неё уже, в принципе рефлекторно, сработала мысль, что от этого ребёнка (лучше бы конечно вместе с мамашей, то есть со мной) нужно избавится. Ведь чем больше становилось у Эдварда детей, прямых наследников, тем меньше перепадало, после его смерти, на душу Артура и его семьи.
План, как избавиться от ребёнка, а может и от меня сразу, возник у неё почти молниеносно. Оставалось дело за малым.
На следующий день, пока я пахала на сцене, несколько «грамотных спецов», нанятых Беатрис, открутили болты карданного вала у моей машины. Весьма извращённо! Но зато безотказно.
План сработал безукоризненно, как по сценарию у хорошего режиссёра.
По городу я никогда не гоняла – ездила почти на одном сцеплении (с таким количеством машин в городе больше стоишь, нежели едешь), а вот за пределами, едва я попадала на трассу – разгонялась очень прилично (под двести километров в час), зная, что дорога хорошая (это же Германия, это же автобан!), только несколько довольно резких поворота, на которых я скидывала до ста двадцати, после чего снова катилась на всех парах.
Появившийся посторонний звук в работе машины меня немного напряг, но не сильно – по опыту я знала, что проблема проявиться не раньше, чем через несколько дней после появления первых признаков.
Поэтому то, что произошло, я даже не успела понять и уже тем более объяснить.
А произошло следующее: болты (подоткрученные) выкрутились, и кардан просто вывалился. Уткнувшись в землю, он подкинул машину в воздух, оторвав заднюю часть кузова. Оставшуюся часть машины выкинуло за обочину.
Если бы не ремни и подушки безопасности, участь моя была бы решена в долю секунды.
На какое-то время, ударившись головой, я потеряла сознание.
Придя в себя и оценив своё положение, первым делом я попыталась добраться до мобильника (хоть какого). Моментально я поняла, что у меня перелом правой руки. Следующим открытием было то, что все телефоны, которые на тот момент были у меня с собой и которые мне стоило огромных усилий и сумасшедшей боли достать, оказались раздавленными и разбитыми (понятное дело, они не работали). Прекрасно понимая, что помощи мне ждать неоткуда и что спасение утопающих – дело рук самих утопающих, я решила выбираться из машины. Очередным сюрпризом стал открытый перелом левой ноги, да ещё и задетая артерия. Достав из бардачка (почему-то я держала её именно там) аптечку, я перемотала себе ногу, в нужной точке затянув жгут (слава Богу, с медициной я всегда дружила – в своё время даже врачом чуть не стала) – я же понимала, что даже если мне удастся доползти до дороги – я умру от потери крови на её обочине.
Набив карманы бинтами и взяв в зубы ручку (ничего более подходящео под рукой не оказалось), я потянулась к пассажирской двери (машина легла на бок на водительскую дверь). Первый укол боли оказался самым сильным – у меня потемнело в глазах, а зубы в момент перекусили пластиковый корпус ручки.
Вздохнув глубоко несколько раз, я продолжила своё продвижение к пассажирской двери. Боль была настолько сильной, что свыкнуться хоть более менее с ней было просто невозможно.
Тем не менее, мне удалось добраться до двери, но она оказалась заблокирована ударом, стекло (почему-то уцелевшее) не опускалось, и разбить его мне не удалось.
Сделав очередную передышку, я поползла в заднюю часть кузова, которой теперь просто не было. И друг я вспомнила (!!!!), точнее почувствовала, что с моим наметившимся животом мне это сделать будет довольно проблематично. В какую-то минуту даже промелькнула мысль о возможном выкидыше.
«Если ребёнок шевелится – значит, жив!» - дальнейшие мои действия были максимально осторожными (хотя вряд ли можно аккуратно проползти через пол салона машины с шестимесячным животом и потом рухнуть на землю).
С горем пополам мне-таки это удалось! Я упала на спину, но даже не почувствовала этого – боль в переломах перевесила.
Отдышавшись (минут десять, не меньше) и собрав последние силы для нового рывка, я повернулась на бок. Это было не очень удачным решением – на какой бы бок я не повернулась, так или иначе я бы попала на перелом.
Опёршись на здоровую руку, я села и начала искать глазами что-либо, что могло бы служить шиной. Здесь мне повезло больше – я же была среди леса. Добравшись кое-как да относительно аккуратных веток, я примотала их припасёнными бинтами.
Зафиксировав повреждённые конечности и соорудив из остальных бинтов повязку для руки, а из длинной толстой ветки – костыль, я побрела-таки к дороге.
Голосовать приходилось левой рукой (что не составило бы проблемы только в Англии). И вот тут-то я и столкнулась впервые за последние годы с глухостью людей к чужой беде – несколько автомобилей просто пролетело мимо.
Простояв минут двадцать на безлюдной дороге, я поняла, что на этом месте моё везение заканчивается. Ветка, которую я сжимала зубами, уже где-то незаметно потерялась, а постоянно усиливающаяся боль заставляла меня уже просто орать. Когда же моя здоровая нога начала подкашиваться, и я начала терять силы, меня охватило отчаяние. Я бы не смирилась с тем, что умру в шаге от спасения. Я не могла просто стоять и ждать с неба помощи. А когда мой ребёнок начал отчаянно пихаться, я, озлобившись на весь мир, поковыляла к своему дому (!!!).
Где-то через полчаса я услышала приближающийся шум мотора. И что поразительно – скорость была не очень большой, я бы сказала, прогулочной. А так как терять мне было уже нечего, я встала по центру полосы и повернулась лицом к приближающейся машине. Водитель успел затормозить и отвернуть руль.
И первое, что сделал водитель, остановившийся у обочины - вышел из машины и, подойдя ко мне, обматерил меня с ног до головы (естественно, на немецком).
- Danke schott! – всё, на что меня хватило. Поняв подсознанием, что я спасена, организм мой, уже давно уставший поддерживать две жизни, отключился, и я упала на асфальт.
Водителю не оставалось ничего другого, как … отвезти меня в больницу.
Документов у меня не обнаружилось, но водитель указал место аварии, рядом с которым он меня нашёл (точнее, конечно, наоборот), и туда выехала полиция.
Личность мою установили быстро – в машине был паспорт и документы на машину на фамилию Граф, там же был штамп о семейном положении и фамилия мужа.
В итоге, к тому моменту, когда я пришла в себя (а на этот раз это произошло довольно быстро – через пару дней), водитель, привезший меня в больницу, стал национальным героем, а под окнами моей палаты многотысячными корзинами цветов была выложена надпись: ^ «Александра! Мы тебя любим!». А у донорского кабинета была многосотенная очередь из желающих сдать для меня кровь.

Первым человеком, кого я увидела, придя в себя, был … главврач.
^- Gutten Morgen, Александра! Как Вы себя чувствуете?
^- Полным инвалидом, - я покосилась на свои руку и ногу.
^- Ничего, это заживёт. Вы позволите задать Вам несколько вопросов?
^- Конечно! Насколько я знаю, задавать вопросы – это ваша работа даже больше, чем просто лечить, - я улыбнулась, уже не чувствуя той страшной боли. Он улыбнулся мне в ответ.
^- Кто сделал Вам перевязки? Особенно меня волнует артерия.
^- Неужели Вы полагаете, что это ангел, сошедший с небес, сделал? Кто, кроме меня, мог это сделать? Мне пока хочется жить, тем более на мне лежит ответственность за жизнь ребёнка, - я положила здоровую руку на живот.
^- Да, это просто чудо, что он выжил. Простите, а у Вас есть медицинское образование?
^- Конечно, нет! – усмехнулась я. – Таким азам сейчас даже на водительских курсах учат.
^- Это замечательно! Ведь Вы спасли себе жизнь! Если бы все наши водители, да и пешеходы, в общем тоже, так серьёзно относились ко всему, чему учат в школах! А спросил я потому, что все перевязки, и шины, и жгут наложены профессионально, а не просто по наитию.
^- На это я Вам скажу так: если я что-то делаю, то делаю это профессионально, либо я не делаю это вообще!
^- Потрясающе! – воскликнул врач. – Знаете, я всегда Вами восхищался, но теперь Вы для меня – безусловный Гений, тот самый ницшевский сверхчеловек.
^- Не стоит таких слов. Конечно, спасибо Вам. Но ко всему прочему, я иногда бываю склонна к мании величия. И Вы сейчас подмываете меня на её обострение. Лучше скажите мне, - тут же, без паузы, я сменила вектор разговора, - ко мне кто-нибудь приходил?
^- Если не считать тысяч Ваших поклонников, Ваших родственников и нескольких иностранцев, - он улыбнулся, - тогда нет.
^- А сейчас кто-нибудь есть?
^- Как раз эти иностранцы. Вы хотите с ними поговорить?
^- Если Вы позволите.
^- Только недолго, - он встал и вышел.
Через полминуты дверь открылась снова, и вошли Саша и Андри.
#- Мои дорогие! Как я рада, что вы сейчас оба здесь! Подойдите ко мне! – я говорила по-английски специально, чтобы никто из них не обиделся.
Пока Саша медленно подходил, говоря общие фразы (что на него вообще не было похоже), Моррези уже стоял возле меня на коленях и целовал мою здоровую руку.
Когда Саша подошёл ближе, я поняла, что он пьян! Дав ему поцеловать себя и выслушав не очень большой несвязный монолог, я заставила его сесть в кресло, в коем он почти сразу и уснул.
*- Андри! Что случилось? Что с ним? – искренне удивилась я.
*- Во-первых, он узнал, что ты ждёшь от меня ребёнка. А во-вторых, он сильно за тебя испугался. Ему снились какие-то кошмары. Он боится тебя потерять. Ему почему-то кажется, что это должно скоро произойти. Этот страх оказался сильнее его. А так как он давно уже не пил, две бутылки водки пошли очень хорошо. Пусть поспит.
*- А что за сны? – я заинтересовалась. – Он тебе не рассказывал? Ты же знаешь, я умею их разгадывать. Я их понимаю.
*- Подробно он не рассказывал. По-моему, он говорил, что бросает тебя во сне, вынужден уехать к отцу, который срочно его вызывает.
*- Что? – в ужасе воскликнула я и закрыла рукой лицо. – Господи! Он никак не хочет смириться с тем, что Саша со мной. Он даже с того света пытается нас разлучить!
*- В каком смысле? – не понял он.
*- В самом ужасном. И чем кончался сон?
*- Он с тобой прощался.
*- И уехал?
*- Как я понял, нет, только прощался. Но был настроен ехать.
*- Нет! – тихо воскликнула я. – Андри! Как это ужасно: терять дорогого человека и не быть в силах что-либо изменить! Посмотри на него! Ему осталось жить меньше года! И я ничего не могу сделать! – у меня началась тихая истерика, глаза были полны слёз.
*- С чего ты взяла?
*- С потолка! – зло сказала я. – Это же элементарно! Хотя чего я хочу – тебе этого не понять. А я это почувствовала ещё в Москве. И это чувство меня не покидает. Саша уходит от меня. Он устал так жить. Скоро его не станет.
- Кого? – вдруг проснулся Саша. – Кого вы тут хороните?
- Мы о вечном, об искусстве, - через силу улыбнулась я.
- Ты плакала? – он подошёл ближе.
- Да. Я вспомнила молодость. Это слёзы меланхолии. Сядь, пожалуйста, возле меня, - я взглядом попросила Андри уступить ему место. Тот меня понял. Саша сел рядом со мной и взял мою руку.
- Я люблю тебя! – по-русски и тихо прошептала я.
- Конечно! Я тоже, - он улыбнулся и поцеловал мою руку
- Ты не понял. Я говорю не о дружбе и не о благодарности. Я многим тебе обязана, но это другое. Я люблю тебя! И не представляю себе жизни без тебя. Ты нужен мне как воздух!
Саша не смог произнести ни слова.
- Не бросай мня, пожалуйста. Я не смогу одна!
- О чём ты говоришь?! Ты же знаешь: я никогда тебя не брошу! Я всю жизнь тебе отдал!
- Я знаю. И поэтому прошу: не бросай меня. Ведь я так тебя люблю!
Несколько секунд он смотрел мне в глаза, как завороженный. Наш диалог глаз прервал мой малыш, который отчаянно меня лягнул.
Я словно пробудилась ото сна и виновато посмотрела на Сашу.
#- Тебе надо отдыхать, мы зайдём позже, - Моррези буквально за шкирку вытянул Сашу из моей палаты.

Едва они вышли, как я взяла телефон и набрала Эдварда, посчитав своим долгом поговорить с ним.
#- Эдвард, милый! Как вы там?
#- Дорогая! Ты ангел! Ты даже в такую минуту не думаешь о себе! Не беспокойся, у нас всё хорошо. Как ты? Давно пришла в себя?
#- Меньше часа назад. Ты отменил концерт?
#- Да разве можно сейчас думать о работе?! Конечно, я всё сделал. Не думай об этом, тебе не стоит волноваться.
#- А вот и нет. Мне как раз нужно думать о работе, а не о том жалком состоянии, в коем я сейчас пребываю. Так вот, я тут подумала – я не буду отменять концерт. Мы просто его передвинем. А ещё попутно можно добавить парочку.
#- Александра! – удивился Эдвард. – О чём ты говоришь? Какие концерты? У тебя ведь два перелома! И один из них – правой руки!
#- Вот именно, правой. Зато левая – в лучшей форме. Я дам концерты из произведений для левой руки. Спасибо нашим плодовитым композиторам – для левой руки написано достаточно произведений. Осталось подобрать оркестр.
#- Ты серьёзно, - через полминуты спросил он.
#- Абсолютно! Вот увидишь, я на этом ещё и деньги сделаю.
#- Александра! Причём здесь деньги? – вздохнул он.
#- При детях! – резко ответила я.
#- Дорогая, ты такая заботливая! – умилился Эдвард. – Ты самая лучшая мать в мире!
#- C этим можно поспорить. Хотя всё равно, спасибо! Так ты не против концертов?
#- Если ты хочешь…
#- Очень.
#- Тогда пожалуйста. Я займусь этим: найду оркестр, улажу сроки…
#- Нет, - перебила я. – Оркестром я займусь сама – а то это затянется на веки вечные. Сыграем в начале января.
#- А ты уверена, что…
#- Абсолютно. А теперь прости, но я не могу больше говорить.
#- Конечно, отдыхай. Мы зайдём к тебе вечером, - тёплым голосом проговорил Эдвард.
#- В этом нет необходимости. Я прекрасно себя чувствую.
#- Не спорь, дорогая. Я должен сам в этом убедиться.
#- Ну, хорошо. До скорого.
#- Целую, - наконец-то мы распрощались.
Отключив телефон, я тут же набрала номер Себастьяна:
#- Привет. Это Агата. Как дела? Как отдыхается? - я старалась говорить бодро.
#- Добрый день. Очень рад Вас слышать! – он был искренен. – Это только Вы умеете спросить и про отдых, и про дела, словно это одно и то же.
#- А то нет! – удивилась я. – Как говорил Черчилль, «Лучший отдых – это смена вида деятельности».
#- Только по-моему, это сказал не Черчиль…
#- Это не важно. Главное – суть изречения, а не уста, из коих оно произнесено.
#- Так. Вы как всегда правы, - вздохнул Себастьян.
#- Итак, над чем вы сейчас работаете?
#- Признаться, Вы застали нас врасплох…
#- А вот безделья я не потерплю, - уже резко перебила я. – Я за что вам такие деньги плачу? И везёт же мне на лодырей! Значит, слушай меня. В первых числах января мне нужен камерный оркестр с Равелем для левой руки. А к апрелю должно быть готово двенадцать концертов для фортепиано с оркестром. К следующей неделе я вышлю тебе список редакций.
#- Разрешите вопрос: кто солисты?
#- Александра Бах, - коротко ответила я.
#- И она будет играть все двенадцать концертов?
#- Тринадцать. Ты забыл про Равеля. В январе она даёт концерт из произведений для левой руки и предложила мне сотрудничество. Так что будь любезен: напряги Антонио поработать с камерным.
#- Но выучить даже один концерт…
#- Что значит выучить? – крикнула я. – Мы уже играли его не так давно!
#- Простите, я забыл. В таком случае…
#- Без случаев, пожалуйста. Я не прошу и не спрашиваю, я приказываю! – снова перебила я.
#- Хорошо. Всё будет сделано. Когда Вы приедете? – голос его был уже просто убит.
#- Я не приеду! Поэтому-то меня и заботит эта работа. За всё отвечаешь ты! Понял? Я не собираюсь краснеть перед Бах!
#- Но как же мы … без Вас…
#- Вы что, дети беспомощные? – я начала успокаиваться. Мою душу грело то, что они без меня ни на что не способны.
#- Но мы раньше никогда без Вас … не играли!
#- Всё бывает когда-то в первый раз, - я усмехнулась. – Я вам верю и доверяю – вы справитесь. И надеюсь, простите меня – мне уже пора заняться здоровьем.
#- Вы нашли врача, который вернёт Вам зрение? – обрадовался Себастьян.
#- Себастьян! Не надо об этом! Ты же знаешь – здесь медицина бессильна. И как будто у меня кроме зрения других проблем нет! Ты забываешь, мне не двадцать лет!
#- Простите, - тихо проговорил он.
#- Ладно, проехали. Значит в начале января – готовый Равель. Я уточню дату и перезвоню тебе, ок?
#- Конечно, как скажете.
#- Отлично. Тогда до скорого!
#- До свидания! – грустно ответил он и отключился.
Не успела я отключить телефон, как в палату вошёл мой врач.
^- Вы уже занимаетесь делами? – удивился он.
^- Кто же ещё ими займётся?
^- Ваш супруг, думаю, вполне управится, - предложил как вариант он.
^- Так на него их тоже надо сначала переложить. Мужчинам ведь всё надо разжёвывать, если хочешь, чтобы было по твоему усмотрению. Только без обид, ладно? – я улыбнулась.
^- Ну, что Вы! Какие обиды! Ведь Вы правы. Но оставим это. Как Ваше самочувствие?
^- На четыре с минусом по пятибалльной системе. Надеюсь, через два дня Вы отпустите меня домой?
^- Конечно, нет! – воскликнул врач. – Вам стоит полежать здесь с месяцок, отдохнуть, набраться сил. Вы слишком легкомысленны.
^- Скорее слишком живуча, - снова улыбнулась я. Но на этот раз улыбка была саркастическая. – Вот увидите, через пару дней Вы сами удивитесь – всё затянется, как на собаке. Я буду в лучшей форме. Можем даже поспорить.
^- Я никогда не уважал пари…
^- Мы же не на деньги, - серьёзно предложила я. – Давайте так: если через два дня Вы признаете моё состояние удовлетворительным, стабильным и вне всяких опасений – я уезжаю домой; а если моё состояние не улучшится – я останусь здесь на месяц и буду пай-девочкой. По рукам? – я протянула ему здоровую руку ладонью вверх.
^- За два дня Ваше состояние просто не может измениться. Или это будет прорыв в медицине. По рукам! – он ударил ладонью по моей.
Через три дня я уже во всю наяривала здоровой рукой на своём Henius’e (рояль моей фабрики)…
Концерты были назначены на восьмое, десятое и тринадцатое января. Пьячере specially for Бах создал сонату для левой руки, сюиту и несколько миниатюр.
Должна заметить, что я уже несколько лет практиковала игру с нотами (не ПО нотам, а именно С нотами) – это решало очень многие проблемы. И конечно, главную – не надо было катастрофически быстро заучивать тексты наизусть.
Справедливости ради признаюсь, что почти все мировые пианисты приняли мою практику.
Концерты прошли с ошеломляющим успехом. А мне казалось, что лучше принимать артиста, чем меня принимали всегда, уже просто невозможно. Оказалось, нет предела совершенству.
Восторженные овации сопровождали каждый мой жест (естественно не во время выступления). Да и сам факт, что я играла в гипсе, вызвал лавину эмоций. Меня не отпускали со сцены более двух часов (сверх выступления).
Я же не могла сыграть «Лунную»!
Когда же, наконец, опустили занавес, смилостивившись надо мной, Уил буквально на руках вынес меня со сцены.

На мне и в самом деле, как на собаке, всё заживало очень быстро.
До середины февраля мы с Моррези жили в Болонье. А когда с меня сняли гипс, мы поехали на Сицилию, погреть свои старческие кости.
С первого же дня, как с меня сняли гипс, я приступила к усиленным занятиям. Мне ведь предстояло сделать двенадцать фортепианных концертов.
Беременность протекала нормально. Для меня это состояние уже стало привычным (в общей сложности это был мой одиннадцатый ребёнок и седьмая беременность!).
В феврале я сообщила Эдварду, что у меня был выкидыш, а я лежу в больнице, и у меня больше никогда не будет детей. Я просила оставить меня одну и не искать

Ребёнок родился тринадцатого марта (и снова раньше срока). И как всегда отдельная история связана с именем. Моррези непременно хотел что-то русское, я же усиленно сопротивлялась (ну, как русское имя будет звучать с итальянской фамилией?!).
В итоге мальчик был записан под именем Federico. Но Моррези звал его Федей.
/мда, Федя Моррези! Звучит просто гениально!/
Через три дня я была уже в рабочей форме. Десять часов за роялем – а больше мне и не хотелось сидеть.
Да, я не занималась только неделю (перед самыми родами и плюс три дня после них).
Я уже говорила, что играла последнее время по нотам. Ну, а пальцы вспоминали всегда очень быстро.
В апреле, как и планировала, я дала четыре концерта для фортепиано с оркестром.
За последние полгода я очень даже хорошо поправила свои финансовые дела.
Плюс готовились к выходу диски с моими концертами: для левой руки и все двенадцать с оркестром Косицынхолла.
А также сводились записи «Бориса» и «Игоря» - видео и аудио версии.
Ну и само собой – пачки статей и несколько новых книг.
В общей сложности я очень хорошо заработала.
И при этом я ещё не обиралась на заслуженный отдых. Я чувствовала какой-то небывалый прилив сил. И в то же время я чувствовала, что конец уже близок. В смысле творчества. Я уже давно тяготилась таким образом жизни.
К маю я окончательно решила, что на своё сорокатрёхлетие закончу свою карьеру. Но для этого надо было ещё придумать, в какой форме это всё будет сделано.
В июне я хотела дать несколько концертов с Моррези в России, в июле с оркестром в Косицынграде, в августе – как Бах. Сентябрь – для разгрузки. Октябрь – концерт Бах, Росса и Камю + присутствие Бьянко и Пьячере в одном зале. Этим концертом я решила и закончить.
Остаток месяца я должна была посвятить «уходу» Бах, Росса и Камю.
Как я это сделаю, тогда я ещё не знала.
Вместе с чувством приближающегося облегчения, долгожданной свободы, была и какая-то грусть, порой даже скорбь. Жаль было расставаться с уже привычным образом жизни.
В какой-то момент я поняла, что в тот факт, что Бах, Росса, Камю, Бьянко и Пьячере – это одно лицо никто не поверит. Ну, а в то, что это всё лица Косицыной, умершей тринадцать лет назад – в это и подавно никто и никогда не поверит. Не захотят поверить, по крайней мере.
Запад считал меня своей гордостью. Каждая крупная культурная страна видела во мне своего представителя, национального героя. А тут взять и отдать это всё России?!
Таким образом, я поняла, что все эти персонажи мне надо ликвидировать. А что потом делать со снебасвалившейся Косицыной я решила придумать по возвращении в Россию.
А пока я просто работала.

В мае я решила пожить какое-то время в Мюнхене. Инкогнито. Мне нужно было найти себе адвоката. Если я планировала ликвидировать свои «ипостаси», вставал вопрос с их счетами и дальнейшей работе с ними. Я должна была сохранить всё своё состояние, не глядя на то, что все мои лица будут стёрты.
Там я познакомилась с очаровательным молодым человеком, Хансом Вебером. Ему было лет двадцать, не больше. Он был по-своему наивен и довольно чист душой. Я изъявила желание познакомиться с его родителями – я была в восхищении от его манер и вообще воспитания. Сразу он испугался – ведь я была на двадцать лет старше его. Тогда мы решили, что скажем, будто бы я его учитель музыки, с которым он занимается в тайне от родителей. Для правдивости я дала ему несколько уроков. У него оказался поразительный слух, исключительная память и … бесподобный бас!
На этот раз я не стала придумывать новое имя, взяла один из уже имеющихся псевдонимов – Хана Шпигель.
Оказалось, и Ханс, и его родители читали все мои статьи, и я была у них на хорошем счету. Правда, к моему сообщению, что их сыну надо брать уроки вокала, они отнеслись несколько настороженно. Больно хорошо все знали фразу Поленина: «Кто запел однажды – уже не сможет без этого жить!». А они готовили сына для другой жизни. Их семья была потомственными адвокатами и уже более века сотрудничали с какой-то богатой семьёй из Мюнхена. У них был бессрочный контракт, переходящий из поколения в поколение.
Я не стала настаивать и согласилась, что профессия музыканта не всегда самая прибыльная и успешная.
Ещё с порога меня поразил отец Ханса, Кристоф Вебер. Это был мужчина лет пятидесяти пяти с такими же безупречными манерами и очень аккуратной внешностью.
Чтобы не развозить это дело надолго, скажу только, что через две недели Кристоф развёлся, а ещё через неделю он женился на Хане Шпигель и … занялся всеми моими счетами.
Сейчас я не могу сказать, почему я женила его на себе – возможно, просто захотелось (видимо, очередная игра моего больного рассудка), а возможно – почувствовала, что только таким образом я смогу его «заинтересовать» своими проблемами. Я понимаю, что разбила прекрасную семью, сердце Ханса и накликала на себя проклятья супруги Вебера. Но я это сделала…
Почти сразу после свадьбы мы нашли суррогатную мать для нашего будущего ребёнка (я сослалась на свой возраст). Благо, ещё только приехав в Германию, я озадачилась тем, чтобы обеспечить себе будущее потомство. Тогда я была молода и здорова – и я заморозила несколько яйцеклеток, понимая, насколько жизнь не предсказуема. Кто знал, что это реально мне пригодится.
Таким образом, с Вебером я «расплатилась» за его работу.
В июне я смылась в Москву.
В июле я была в Косицынграде…
В Мюнхене я объявилась только в августе.
Кристоф был в недоумении. Я же не посчитала нужным что-либо ему объяснять.
Побыв с ним почти весь месяц, к концу августа я снова слиняла – теперь уже в Берлин.
Почему-то этот концерт для меня был более важен, чем все остальные. Я, всегда обладающая безупречным чутьём, что-то почувствовала. Кроме того, был ещё один показатель – у меня сильно ухудшилось здоровье. И к тому же на этот концерт решил приехать Саша и всё семейство Эстергази.
В программе не было ничего особенного – обычная фортепианная музыка.
Атмосфера в зале мне не понравилась с первой же секунды. Что-то было не так. Висело какое-то напряжение. Моё сердце сжималось от дурных предчувствий. Как когда-то на гастролях с Ники. Всё было очень похоже, и это пугало.
Первое отделение прошло спокойно, второе тоже.
Когда же я сыграла последний аккорд «Лунной», я поняла: это неотвратимо! Мне хотелось играть и играть, лишь бы никогда не заканчивать этот концерт, но я понимала, что это невозможно. Рано или поздно я должна уйти со сцены.
Встав последний раз перед публикой на поклон, я поразилась каким-то внутренним контрастом: с одной стороны – сильнейшая буря, прямо шквал оваций, безудержная радость, восторг и восхищение, а с другой – ужас, оцепенение, недосказанность, страх перед неведомым, но неизбежным несчастьем.
На этом концерте я впервые разрешила своим охранникам пропускать желающих выйти ко мне на сцену (Саша очень просил меня об этом).
Но публика об этом не знала. Поэтому его выход на сцену всех поразил: Саша твёрдым шагом вышел на сцену с шикарнейшим букетом моих любимых пионов (и это в сентябре).
И когда он уже почти подошёл ко мне, недалеко от сцены прозвучал голос Сергея:
- Режиссёрская будка!
Реакция Саши была моментальной. Увидев блеснувший в будке оптический прицел снайперского ружья, он, бросив цветы, заслонил меня, но не успел повалить на пол – выстрел опередил его…
От удара головой я потеряла сознание…
Придя в себя, я поняла, что лежу на заднем сиденье джипа Уила, несущегося на весьма приличной скорости.
#- Уил, останови! – протянула я, приподнявшись. Он тут же подъехал к обочине и, выйдя из-за руля, подошёл ко мне.
#- Как Вы себя чувствуете?
#- Спасибо, хорошо. Что с Александром? – сразу спросила я. – Что вообще произошло?
#- Киллера удалось поймать. Это было заказное убийство. Если бы его, господина Королёва, не оказалось рядом, я даже не знаю, чем бы всё могло кончиться.
#- Глупый вопрос! Пристрелили бы меня! – вспылила я. – Что с ним? Он жив? Где он? Сколько прошло времени?
#- Минут двадцать – полчаса. Его забрала скорая. Он был при смерти.
#- Живо за руль и в больницу! – я выпихнула его из салона.
Ещё через полчаса я была в больнице и разговаривала с главврачом.
#- Мне очень жаль, раны не совместимы с жизнью. Надо сообщить его семье.
«Я его семья!» - подумала я с тоской.
#- Неужели ничего нельзя сделать? Я оплачу любую операцию! Найду любого донора!..
#- Да поймите Вы! – вздохнул врач. – Не всё можно купить!!! Никто и ничто не могут ему помочь. Всё, что мы можем – это продлить его мучения на час-другой. И это всё!
#- Нет! Этого не может быть! Ничего невозможного ведь нет! Вы просто некомпетентны в этом вопросе. Вы не хотите ничего делать!
#- Мне понятны Ваши чувства, - не обиделся врач. – Но поймите, есть ценности дороже денег. Он проживёт не более часа.
#- Я могу побыть с ним? – мне всё ещё не верилось.
#- Конечно. А кем Вы ему приходитесь? – всё-таки спросил он.
#- Смыслом жизни! – коротко ответила я и зашла в палату.
«Так не должно быть!» - пронеслось у меня в голове, когда я увидела Сашу.
Этот красивый, здоровый, сильный мужчина в самом расцвете лет и сил лежал на больничной койке, утыканный проводами, в маске… Он умирал! И ничто не могло это предотвратить. Свершалась страшная несправедливость жизни.
Я встала возле него на колени и, взяв его руку, поднесла её к своим губам.
Саша слабо поднял веки и перевёл взгляд, уже почти потухший, на меня.
В секунду глаза мои наполнились слезами: я не хотела мириться с тем, что видела.
У меня не было слов, чтобы выразить всё, что я чувствовала. Я должна была так много сказать ему! Но не могла.
- Прости!!! – еле выдавила я и прижала его руку к своей щеке, мокрой от слёз.
Он слабо подтянулся и снял с лица кислородную маску.
- Помоги мне снять эти провода, - попросил он.
Я поняла его – в них не было необходимости. Уже…
- А ведь ты знала, - он слабо улыбнулся и сжал мою руку.
- Но почему?! – тихо воскликнула я.
- Потому что на этом моя миссия закончена. Я уверен: теперь ты справишься и без меня. А мне пора отдохнуть.
- Не говори так! Ты должен жить!!! Это я должна была умереть! Это была моя пуля!
- Нет, дорогая, - тихо возразил он. – У каждого свой час. И это мой. Поверь, я очень устал. Отпусти меня. Я хочу освободиться. Пойми и прости меня!
- Но я … жду от тебя ребёнка! – через ком рыданий выдавила я.
Саша закрыл глаза. Лицо его засияло светлой, внутренней улыбкой. Он глубоко вздохнул.
- Спасибо! – он открыл глаза и с усилием подтянул мою руку к своим губам. – Теперь я ещё и счастлив.
- Но что мне делать?! Я же беспомощна! На кого мне теперь положиться? Как же я буду одна?!
- У тебя есть Моррези, он никогда тебя не бросит. И кроме него у тебя есть Ники, - на удивление спокойно произнёс он.
- Ах, Саша, не надо!
- Нет, отчего же. Видимо, так устроен человек, но рано или поздно он понимает всё, что долгие годы не мог понять. Видишь, жизнь рассудила, что я здесь лишний. У меня были свои преимущества, и я ими пользовался. Моё время кончилось. Теперь настало время для его счастья, для вашего совместного счастья. Ничто и никто теперь не будет стоять между вами. И я рад.
На минуту он замолчал. И я не говорила ни слова – я чувствовала, что он ещё не закончил.
- Пообещай! – уже совсем тихо прошептал он.
- Всё, что захочешь!
- Вернись в Россию. Верни себе имя. И … выйди замуж за Ники. У детей должна быть полноценная семья.
- Саша! Не надо! – я уже просто не могла сдерживать рыдания.
- Ты не думай, что мне тяжело это. Вовсе нет. Я хочу, чтобы ты была счастлива – ты это заслужила. Вы должны быть вместе.
- Я сделаю всё, что ты захочешь, - смиренно проговорила я.
- Прости меня за всё, я так часто действовал в своих интересах.
- Ты уже искупил все свои ошибки, и я уже давно простила тебе всё, что требовало прощения. Больше чем ты, для меня никто не сделал. А ты прости меня, хотя хуже наказания, чем жизнь с осознанием потери близких людей, трудно и придумать!
- Дорогая! Любимая! Я всегда и всё тебе прощал и прощаю! Ты не представляешь, как мне сейчас стало легко! Всё, что так или иначе меня мучило – разрешилось. Моя душа и совесть очистились. Я счастлив, - он глубоко вздохнул. – Не плачь! Радуйся за меня! Пожалуйста! – уже с натяжкой и расстановками проговорил он. – Отпусти… меня...
Я встала и, наклонившись над его лицом, поцеловала его ещё тёплые, но уже сухие и почти безжизненные губы, а затем холодный, изрытый морщинами лоб.
Когда я выпрямилась, он был мёртв….
- Прощай! – прошептала я и закрыла глаза.



ГЛАВА 44. Разоблачение.


Я заказала кремацию. Однако без согласия родственников делать её отказывались. Я сослалась на то, что все его родственники – это дети, а они несовершеннолетние даже по российским законам. А последней волей усопшего (на моих, кстати, руках) было желание быть кремированным и похороненным рядом с супругой.
Всю ночь я провела в больнице, не глядя на все увещевания Эдварда и Артура, коих я послала в гостиницу.
Я о многом успела подумать и многое успела понять к тому моменту, когда утром следующего дня в больницу вошли Ники с Женей в сопровождении Сергея (который единственный отдал дань уважения хозяину до кремации).
Я сидела в безлюдном в это время фойе в тёмных очках и шляпке с вуалью.
Зайдя в холл, все трое направились было к диспетчерской, но я их остановила:
#- Он уже кремирован. Примите мои соболезнования, - они даже не заметили, как я оказалась возле них.
Ники с немым вопросом уставился на меня.
#- Александра Граф, - я протянула руку, - больше известная как Бах.
Ники неловко пожал мою руку.
- Миссис Эстергази была рядом с ним в его предсмертный час, - пояснил Сергей.
#- Я взяла на себя смелость выполнить его последнюю волю – он хотел быть кремирован, - как бы извинилась за свой поступок я.
#- Спасибо, - Женя протянул мне руку. Я крепко пожала её. – Мы Вам очень благодарны.
#- Это действительно так, - подхватил Ники. – И простите за беспокойство. Дальше, я думаю, мы справимся.
#- Мистер Альтов, позвольте мне быть с ним до конца. Ведь на мне лежит часть вины за его смерть. Я бы хотела отдать ему всю дань уважения, - попросила я.
#- Конечно, я не могу Вам отказать. Тем более, насколько я знаю, он очень трепетно относился к Вам. Вас связывало нечто большее, чем просто дружба. Вы должны быть рядом. Я буду только рад, - искренне ответил Ники.
К вечеру мы были в Москве.
Мне «разрешили» разместиться в загородном доме, где всегда по приезду в Москву жила Бах.
Все приготовления к церемонии были сделаны максимально быстро и на высшем уровне. Прощание организовали на следующий же день.
Я вызвала из Косицынграда свой оркестр (камерный) и хор, у которых в репертуаре были различные Реквиемы (и Моцарта, и Верди, и Бриттена и несколько других, менее известных). Я решила продирижировать в качестве Бах.
Вся церемония прошла очень приподнято, торжественно и величественно, так сказать «скорбь моя светла».
Никто не рыдал навзрыд (как на моих «похоронах»), все молча, с сознанием величия и благородства усопшего, прощались с ним.
Как мне показалось, оркестр играл как-то особенно проникновенно…

После церемонии ко мне подошёл Себастьян, как первый заместитель мадам Камю.
^- Я давно подозревал, что Вы прозрели. Но никак не могу понять, зачем Вам надо изображать Бах?
^- Я не понимаю, - начала было оправдываться я.
^- Агата, перестань! Твою дифференциацию пальцев подделать просто невозможно. На это не способен ни один живой дирижёр! Так к чему этот спектакль?
^- Я очень хотела быть здесь. А у Бах, как ты знаешь (да и не только ты), был роман с умершим, царство ему небесное. Следовательно, её бы безоговорочно пустили бы приблизиться к нему в последнюю минуту. Я просто воспользовалась тем, что никто не знает, как она и даже я (без повязки имеется в виду) выглядим.
^- А как она отнесётся к этому, если узнает? – хитро спросил Себастьян.
^- А она знает. Неужели ты думаешь, что я могла бы пойти на такое без её одобрения?! Так ты узнал меня только по жесту?
^- Не только, - он улыбнулся и скользнул взглядом по моему телу. – Могу поспорить: наши все Вас узнали.
^- Ясно, - я замолчала.
^- Хороший был человек, - как сама себе проговорила я.
^- Может быть, я его не знал. Я с ним не спал, - сухо ответил Себастьян, намекая на то, что нас не раз видели вместе.
Я медленно подняла на него свой взгляд. Ещё доля секунды – и я впала в своё агрессивное сумасшествие (это происходило со мной всегда, когда мне надо было защищаться).
Как змея, бросающаяся на свою жертву, моя правая рука взметнулась и крепко сжала горло дирижёра. Он безуспешно пытался высвободиться. Но я в таком состоянии была непобедима, и шансов у него не было никаких. Глаза мои становились чёрными с незаметными зрачками, белки покрывались кровавой сетью – это был взгляд безумного человека, бесстрашного и потому в десять раз более опасного.
#- Миссис Эстергази, Вы здесь? – я услышала голос Ники недалеко от себя.
Моментально моя рука разжалась, а взгляд стал обычным, спокойным, а цвет глаз снова тал золотым.
#- Да, мистер Альтов. Вы что-то хотели? – я отошла от закашлявшегося Себастьяна как ни в чём ни бывало. Он был в ужасе.
Ники искал меня, чтобы поблагодарить за музыкальное оформление всей церемонии, которое всецело было обеспечено мной.
Переговорив с ним, я вернулась к Себастьяну.
^- Здесь ничего не произошло. И ты не знаешь о том, что Камю прозрела. Ты меня понял? – я смотрела на него гипнотическим взглядом.
^- Да. Здесь ничего не произошло. И я ничего не знаю про Камю, - повторил он.
В последние годы мой гипнотический дар превысил все остальные способности, и я доверяла ему на двести процентов. Я знала, что Себастьян никогда никому ничего не расскажет – просто не вспомнит. Я могла быть спокойна.
На церемонии я могла увидеть всех своих «московских» детей: Женю, Рому, Юлю и Анну Марию. И не только увидеть, но и поговорить, положить руку на плечо, погладить по голове.
Как-то невольно у меня сжалось сердце – я захотела вернуть время назад, чтобы смотреть, как они растут, быть всё время рядом.
Я окончательно решилась вернуться. Я не знала, нужна ли я им, но я знала, что они нужны мне!
На церемонии были и Эстергази (за исключением Беатрис), и Моррези – они всячески пытались меня поддерживать.
Хотя не думаю, что это было возможно. Со смертью Саши я окончательно потеряла почву под ногами – это всё равно, что поставить слепого на край обрыва и ждать, когда же он свалится.
Странно, но почему-то теперь рядом с Ники я не чувствовала себя виноватой. Может так действовало моё подсознание: то, что Саша «разрешил» мне быть с ним, благословил нас на счастье.
Более того, я чувствовала, что должна взять Ники в свои руки. Последнее время им руководил Саша. Он за ним присматривал, исправлял его ошибки, вёл по жизни. Теперь это должна была делать я. Это было моё наследство от Саши.

Через несколько дней поле церемонии мы с Моррези (по отдельности, разумеется) уехали в Болонью.
Там я занялась всеми оставшимися делами. Я наняла детективов для расследования сашиного убийства.
Кстати, детективы, нанятые для расследования убийства нашего с Андри сына уже собрали все улики, указывающие на … Беатрис. Я была уверена, что и это покушение на меня – её рук дело.
Ещё одна группа детективов работала над моей автокатастрофой.
Я знала, что всё сходится на Беатрис, осталось доказать это.
Всё оказалось проще, чем я думала.
Оба киллера (Димы и Саши) раскололись, плюс нашли людей, раскрутивших мне кардан.
И здесь я столкнулась с ужасающей несправедливостью. Когда началось судебное разбирательство, Беатрис была … отпущена на свободу (!) под подписку о невыезде (!!!).
Естественно, тут не обошлось без денег и влияния Эстергази – Артур решил не позорить свою семью (!!!).
Я поняла, что даже если её признают виновной (а это произойдёт лет через пять – слишком сложное дело и слишком много волокиты), то так или иначе Артур её отмажет.
И убийца самых дорогих мне людей останется на свободе и безнаказанным!
Естественно я не стала с этим мириться (мой атеизм не мог позволить мне оставить это дело на усмотрение Господа). Кроме того, никто не давал гарантию, что она не убьёт ещё кого-нибудь из моих детей или даже меня.
Но я медлила. Что я должна была делать?! Пойти и зарезать её?! И сесть за это в тюрьму?!
Я решалась слишком долго.
В конце сентября с Александрой (нашей второй дочерью с Эдвардом) произошёл несчастный случай… Её переехал не поставленный на ручник автомобиль. Полагаю, целью была не она, а Чарли, который в это время был рядом с ней. Ценой своей жизни она смогла спасти малыша, столкнув его с дороги…
Это стало последней каплей моего терпения и послужило толчком к действию.
Я ничего не придумывала, за исключением адвоката. И выбор мой пал на … Кристофа Вебера – он за всю свою практику на проиграл ни одного дела.
Захватив с собой документы на имя Камю (мне пришлось рассказать ему, что Ханна Шпигель и Агата Камю – одно лицо, которое страдает раздвоением личности), её прикид и конечно же повязку, я поехала к Артуру домой, зная, что днём он всегда на работе. Беатрис же никогда не работала.
Прислуги дома не было (она приходила два раза в неделю – и это расписание я знала), Беатрис открыла дверь сама.
#- Александра? – её удивлению не было предела. – Артура нет дома! И вообще, могла бы постесняться! Искать любовника у жены!
Я ничего не сказала, просто пристально смотрела ей в глаза. Я читала её душу, искала в ней подтверждения своим предположениям. Прочитав всё, и окончательно утвердившись в своём намерении, я резким движением руки толкнула её вовнутрь дома, затем зашла сама и захлопнула дверь.
#- Что ты себе позволяешь?! – начала истерить Беатрис. – Я вызову полицию!
Всё закончилось очень быстро…
Через несколько минут она уже лежала на полу бездыханной с красными следами на шее от моих цепких пальцев.
Честно говоря, сам момент удушения я так и не смогла вспомнить.
Я вызвала полицию. После чего села на диван, завязав повязку.

Последующие события сменяли друг друга как калейдоскоп. Мне разрешили позвонить адвокату. К моей радости, Кристоф примчался сразу, бросив все дела.
Судебный процесс начался быстро и прошёл очень тихо.
Меня признали невменяемой в момент преступления (самое грустное в этом то, что это было правдой). Убийство в состоянии аффекта... После нескольких экспертиз меня отправили на принудительное лечение в … психиатрическую клинику. Отбыв там курс без особого сопротивления, уже к концу октября я вышла на свободу. Французские законы, по коим меня судили, были довольно лояльны к такого родам преступлениям. Кристоф провёл всё просто блестяще.
За то время, которое я пробыла в клинике, я придумала, как покончу со всеми своими образами.
Концерт был назначен на первое ноября в канун моего сорок третьего дня рождения (1.11 – одни единицы…).
В первом отделении дирижировала Камю (лучшими произведениями).
Во втором – играла Бах, с оркестром Камю (лучшие концерты).
В третьем – пела Росса, с оркестром Камю (лучшие арии).
Действо проходило в Косицынграде, в Косицынхолле.

Я ничего не сказала, не объяснила - слова были лишними…
С Моррези мы обо всём договорились. С Кристофом я развелась, «забрав» ещё не родившегося одного ребёнка (УЗИ показало, что будет двойня). Я нашла ему «опекуна» - … Ханса Вебера, который решил сразу после родов уехать из страны со своим братом/сестрой.
Осталось поговорить с Эдвардом.
Ему я решила рассказать всю правду. И сделать это я решила на следующий после концерта день, для чего попросила обоих Эстергази ждать меня утром в замке.

*- Андри, я могу попросить тебя полететь со мной в Лондон?
*- Боишься непредсказуемой реакции? – он понял меня правильно.
*- Это во-первых; а во-вторых, ты единственный человек из моего прошлого, - я не смогла подавить подступившие рыдания при воспоминании о Саше.
*- Любимая, - он крепко обнял меня, но ничего не сказал, понимая, что никакие утешения мне не помогут.
Утром мы были в Лондоне. Набрав в грудь побольше воздуха, я позвонила в дверь. Верный дворецкий Джон открыл её с привычной неспешностью.
#- Миссис Эстергази, доброе утро, - он галантно поклонился, пропуская меня в дом, и заметил Моррези. – Сэр!
#- Вам что-нибудь подать? – поинтересовался Джон, закрыв за нами дверь.
#- Да, Джон, будь любезен, принеси в гостиную чай на четверых и пригласи туда графов. Спасибо.
#- Слушаюсь, - он с поклоном отошёл.
*- Шикарный замок! – заметил Моррези, осматривая интерьеры. – Просто фантастика! Кажется, теперь я, наконец, понял, почему ты за него вышла.
*- Не без этого, - я не стала оспаривать очевидный факт.
Мы прошли в гостиную. Через пару минут дворецкий подал чай с бисквитами и молча удалился. В воздухе повисла тишина, нарушаемая тяжёлым маятником старинных часов.
- Я начинаю волноваться, - призналась я и отошла к окну.
- Всё будет хорошо, - Андрелло положил руки мне на плечи. – Я с тобой.
- Спасибо, caro, - я повернулась к нему, и взгляд мой упёрся в едва показавшегося в дверях Эдварда.
Я тяжело вздохнула и сделала несколько шагов в его сторону. За ним вошёл Артур.
Итальянца они заметили сразу. И если взгляд Эдварда был удивлённо-непонимающим, то взгляд Артура был гневно-встревоженным.
#- Доброе утро, - я подала руку своему супругу.
#- Доброе утро, - он поцеловал её, силясь прочитать по моему сосредоточенному лицу причину «сбора».
Артуру я протянула руку молча. Его глаза выражали более богатую палитру чувств и вопросов.
#- Давайте сядем, разговор будет долгий, - предложила я и присела на диван. Графы расселись по креслам. Моррези остался стоять за моей спиной.
#- Прошу прощения, я забыла представить вам моего спутника, - спохватилась я, заметив напряжённый взгляд Эдварда и повернулась боком к Андрелло. – Андрелло Моррези, оперный певец и мой старинный друг.
Андрелло склонил голову, всё так же, не произнося ни слова.
Снова повисла тишина, и никто не решался её нарушить, поэтому я продолжила.
#- Итак, - я села ровно. – Однажды я пообещала рассказать вам всю правду про себя и своё прошлое. Этот день настал.
#- Что вы знали обо мне на момент знакомства? Чуть больше, чем ничего. Некая немка, взявшаяся из ниоткуда, ни прошлого, ни лица. Я думаю, даже если вы пытались раскопать на меня какую-то информацию, вам это не удалось. Потому что раскапывать нечего. Александра Граф была рождена моим не совсем здоровым рассудком. Моя предыдущая жизнь оборвалась довольно внезапно. На меня было совершено покушение, и я, не желая дожидаться, пока злодеи добьются желаемого, предпочла исчезнуть и поменять имя. Именно поэтому Александра Бах прятала лицо под вуалями, носила перчатки, запрещала съёмку, исключала все личные контакты.
#- И всё, вроде бы шло неплохо, если бы не проблемы, которые начались у меня в изоляции. Смена имени довольно серьёзно отразилась на мне – оказалось не так просто отказаться от себя прежней и привыкнуть к совершенно новому человеку, который теперь должен был быть мной. Пришлось полностью менять своё самосознание, что в условиях тотальной изоляции весьма пагубно сказалось на моей психике. Когда проблемы стали выходить из моего контроля, я решилась сделать шаг к внешнему миру. Со дня смерти мое предыдущей личности прошло почти пять лет, мне это показалось достаточным для некоторого ослабления предпринятых мною «мер безопасности».
#- Именно тогда на моём пути встретился ты, Эдвард, - я перевела свой взгляд на него. – Я думаю, ты помнишь, какой дикой и запуганной я была в самом начале. Ты смог помочь мне выбраться из своей скорлупы. Я очень благодарна тебе за всё, что ты для меня сделал! Ты смог вернуть меня к полноценной жизни. Я стала смелее.
#- Однако после итальянских гастролей, моё прошлое дало о себе знать. Я была связана с этой страной весьма тесно. Со страной и с оперой. Не желая впускать в мою новую жизнь ничего из прошлого, моё сознание породило новую личность, - я замолчала, ожидая вопросы. Но они не последовали, и я продолжила.
#- Моя новая ипостась стала итальянкой. Попытка придумать новую легенду удалась мне многим хуже, хотя и её приняли. Изувеченная бывшая певица с маской на лице. Моё новое имя – Анна Мария Росса, - я снова замолчала, ожидая реакции Артура. На этот раз я не ошиблась.
Он уставился на Моррези с ревностью и ноткой отчаянья.
#- Да, Артур. Я обещала тебе рассказать, что связывает меня с Андрелло. Теперь я могу это сделать. Сам понимаешь, пытаться объяснить тебе всё раньше, не имело особого смысла, ведь все мои ипостаси были весьма самостоятельными личностями, и жили полноценными жизнями, не зависимо друг от друга. Итак, Анна Мария Росса появилась в Риме с весьма неправдоподобной историей и, тем не менее, смогла закрепиться в опере и даже попасть в Байрёйт.
#- Но почему ты не могла устроиться на эту работу под своим именем, как Алекандра Граф? – наконец, заговорил Эдвард.
#- Я задавала себе тот же вопрос много раз. И честно говоря, ответить убедительно не смогу. В первую очередь, видимо, виной всему стали расстройства моей психики. Я ещё не упомянула – у меня диссоциативное расстройство идентичности, по-простому – раздвоение личности, только у меня их больше, чем две. Вероятно, это и стало решающим фактором. А во-вторых, концертмейстерство, которым начинала Росса, было лишь стартом, подготовкой. Я уже тогда видела её в солистах, надо было только подготовить голос.
#- Так или иначе, Росса оказалась в Байрёйте. И там же по воле случая (или Рока) оказался Андрелло Моррези, - я повернулась к итальянцу, а он в ответ положил мне на плечо руку. – Как я уже когда-то упомянула, с Андрелло мы уже были знакомы около десяти лет. Таким образом, как вы теперь понимаете, он стал гостем из моего прошлого, в котором он был не случайным прохожим. Мог ли он меня не узнать? – я ещё раз посмотрела в его глаза – а он мне в ответ улыбнулся. – Это нереально! Да, в прошлом он не был ни моим мужем, ни любовником, но роль его была огромна. И когда мы встретились в Байрёйте, дальнейшее развитие событий было предопределено. Он меня узнал, а я была вынуждена принять пусть и не желаемое, но воскрешение частички своей прошлой жизни. Что не применуло сказться на моей психике – она начала чудить. Если ты помнишь, Эдвард, я тогда приняла решение уйти из музыки. Это было просто немыслимым бредом, который могло породить только расстроенное сознание. К счастью, работа смогла быстро вернуть меня в строй – и я забыла об этом решении так же быстро, как и приняла его.
#- Итак, я начала жить на две жизни, на две страны. И если бы не Андрелло, который помогал (и продолжает это делать) мне оставаться в реальности и не сойти с ума окончательно, вполне допускаю, что могла бы потеряться где-то между своими ипостасями.
#- Получается, ты вышла за него замуж, просто оформив – читай «купив» - новый паспорт? – уточнил Артур.
#- Да, именно, - на секунду я опустила глаза, но, собравшись, подняла их на Эдварда.
#- Так это не просто слухи, - проговорил он, и я хоть сейчас поняла, что он всё-таки мной интересовался, и был в курсе многого.
#- Я очень перед тобой виновата, - сказала я, держа взгляд. – Но к тому моменту я уже так завралась, что и правду рассказать не могла – ну, кто бы поверил в этот бред! - и уйти от Моррези я не могла. Он – это единственное, что связывает меня с прошлым, со мной настоящей. То, что помогло мне не сойти с ума окончательно. Но это не остановило меня. И спустя некоторое время у меня появилась новая личность. Ею стала Агата Камю.
Я снова замолчала. Артур тяжело вздохнул, встал и отошёл к камину.
#- По крайней мере, это хоть немного объясняет мои столь редкие визиты и низкую концертную деятельность в качестве Бах. На тот момент моя физическая форма позволяла мне плодотворно работать на всех фронтах. Мне нравилось работать, мне нравилось работать много – я получала от этого удовольствие. Бах готовилась к соревнованию, Росса готовила Нибелунгов и записывала Лоэнгрина, Камю гастролировала с оркестром. Я везде успевала, всё шло как по маслу, пока… Не наступил день соревнования. Славин разбил все мои планы, разрушил всю мою жизнь.
На минуту я замолчала, собираясь с мыслями.
#- Накануне моего выступления он отравил меня – отсюда и мое невменяемое состояние на сцене. И да, я не была в Азии, не давала ни концертов, ни мастер-классов. Я была два месяца в коме, вышла из которой … слепой, - я опустила глаза.
#- О, Боже! – Эдвард закрыл лицо рукой. Я обеспокоено подошла к нему:
#- Тебе нехорошо? Может, позвать доктора?
#- Дорогая, - он поцеловал мою руку. – Почему ты ничего не сказала?
#- Это была не моя слепота – ослепла Камю. Опять-таки, я бы просто не смогла тебе объяснить. Прости. Может, мне стоит прервать мой рассказ? Я вижу, тебе нехорошо.
#- Всё нормально, - он ещё раз поцеловал мою руку. – Продолжай – я должен знать всё.
#- Как скажешь, - я вздохнула и отошла к окну. – Камю была слепа больше года…
#- Подожди, - перебил меня Артур. – Получается, тот концерт в Берлине, через несколько месяцев после соревнования, ты играла вслепую?
#- Всё верно. Поэтому там был клавесин, и поэтому там не было Уильяма.
#- Но это нереально! – воскликнул он.
#- Оказалось, реально. Хотя и очень трудно. Но меня трудности не пугают, а только раззадоривают. Поэтому я не остановилась на достигнутом и начала подготовку концертов к десятой годовщине смерти Косицыной.
#- Стоп, - снова перебил Артур. – Но если Бах, Росса и Камю – это всё ты, как ты смогла провести все эти концерты? В одиночку?
#- Не совсем в одиночку, мне помогали, - я посмотрела на Андрелло. – Но было очень сложно, ты прав.
#- Это невозможно! – не поверил Артур. – Я не могу в это поверить!
#- Твоё право, - я пожала плечами.
#- Но ведь от соревнования до годовщины прошло меньше года, - заметил Эдвард.
#- Ты прав. Все эти концерты прошли для меня в кромешной тьме, - подтвердила я. – Зато в бездне звуков.
#- В это вообще никто никогда не поверит! – воскликнул Артур. - Ты сама себя сейчас слышишь?
#- У повреждённой психики есть и свои преимущества, - заметила я и оторвала от подола платья длинную полоску материи. Подойдя к роялю, я завязала ею глаза и начала играть «Лунную».
#- Петь и дирижировать намного проще, - заметила я, закончив, и развязала повязку.
#- Я могу продолжить или нужны ещё доказательства? – я посмотрела на Артура.
#- Кто ты? – он подошёл ко мне вплотную и смотрел в глаза, явно их не узнавая – я была без линз.
#- Сейчас я к этому подойду, не торопись, - я улыбнулась и снова села на диван.
#- Работы становилось всё больше, а здоровья – всё меньше. Эти концерты сильно его подорвали – чтобы справиться с объёмом работ и везде успевать, мне пришлось подсесть на экстази и другие энергетики.
#- Это наркотики? – уточнил Эдвард.
#- Да, и довольно сильные, - подтвердила я.
#- То есть мало того, что у тебя шизофрения с раздвоением личности, ты ещё и наркоманка? – обощил Артур.
#- Именно так.
#- Но ты же опасна для общества!
#- А я и не лезу ни в какое общество. А вот оно должно понимать, что нарушать чужие границы чревато! - мне на плечи снова легли руки Андрелло. Он почувстовал, что я начинаю заводиться, и поспешил потушить зарождающийся пожар.
Сделав несколько глубоких вдохов, я успокоилась и смогла продолжить:
#- Прозрев, я смогла вернуться в Байрёйт и завершить всю работу там. После этого я презентовала свой город в качестве Камю. И, вероятно, если бы моя жизнь и дальше состояла только из творческих достижений и трудов, всё было бы относительно стабильно. Потому как к бытовой жизни я абсолютно не приспособлена. Любые жизненные проблемы выбивают меня из колеи и загоняют мой рассудок в ещё больший мрак. Я могу дать несколько концертов в день в разных ипостасях, открыть город и работать с двухтысячным оркестром, но я не могу справиться с обычными житейскими проблемами. И когда их количество перевалило разумные пределы, моя психика не выдержала.
#- Что ты имеешь в виду? – не понял Эдвард.
#- Беатрис, - коротко ответила я, снова встретившись взглядом с Артуром. – Первой её жертвой стал наш с Андрелло сын, - я сжала руку итальянца, лежащую на моём плече. – Затем последовала моя автокатастрофа. Вершиной стало открытое покушение на меня, когда меня спасло лишь чудо в лице Александра Королёва, - я осеклась, вспомнив тот день.
К горлу снова подступили рыдания – и мне захотелось уйти. Я встала и направилась было к выходу. Но Моррези меня остановил, крепко обняв.
*- Ты должна закончить, - прошептал он, нежно гладя меня по голове. – Я рядом.
* - Спасибо, - я собралась с силами и продолжила, вновь отойдя к окну.
#- Вы помните то судебное заседание и особенно его результат. Поэтому то, что случилось с нашей Алекс, стало последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Я поняла, что надеяться на справедливость бесполезно, а дальнейшее промедленее может стоить мне жизни. А я не могу позволить себе оставить детей сиротами. Я столько раз уходила из цепких лап Смерти, а тут должна была сложить руки и ждать её? Как бы не так! Я решила поговорить с Беатрис. Возможно – откупиться, возможно – запугать – в зависимости от того, как пойдёт разговор. Но я не учла тот момент, что моя психика разрушена уже настолько, что порой я не отдаю отчёт своим действиям. Я не знаю, что между нами произошло, но, судя по результату, я её задушила. Одной рукой, - немного помолчав, я добавила. – У меня не было такого умысла, я вообще противник насилия. Но факт остаётся фактом.
#- О, Боже! – снова тихо воскликнул Эдвард. На этот раз я даже не обернулась – останавливаться было уже нельзя.
#- Моё состояние подтвердили все экспертизы. Я действительно было невменяема. Что именно меня спровоцировало – я не помню, но вероятно, было что-то… Какое-то время меня продержали в психушке, чем-то обкалывая. После курса лечения меня выпустили под наблюдение.
#- Проанализировав всё просветлевшим разумом, я поняла, что продолжать жить дальше так, как я жила, просто невозможно. Пришла пора покончить с этим маскарадом. Если я не уничтожу свои ипостави сейчас, они окончательно уничтожат меня. Но это стало только одной причиной, по которой я решила порвать с этим обманом. Вторая причина – смерть Александра Королёва.
Немного помолчав, я продолжила.
#- Кто же он такой и что для меня значил? Вы оба знаете его как российского продюсера, организатора моих гастролей, правообладателя на мои записи на территории СНГ. Ты, Артур, возможно, считаешь его моим любовником. Но даже в таком случае ты весьма далёк от истины! Александр был мне самым близким человеком на всём свете!
*- Извини, caro, - я посмотрела на Андрелло.
* - Всё хорошо, я понимаю.
#- Он был частью меня. Самой большой частью. Той частью меня настоящей, которая ещё теплилась.
Я повернулась и посмотрела на обоих Эстергази.
#- Он был первым моим мужем. Единственным мужем в моей прошлой жизни.
#- Но Королёв был женат лишь один раз, - заметил Артур.
#- Именно. На мне, - подтвердила я.
И тут мы все посмотрели на затихшего Эдварда. Он полулежал в своём высоком кресле, держась за сердце.
Я быстро подошла к нему и взяла за руку, щупая пульс. Его не было.
#- Артур, вызови скорую, - взволнованно проговорила я, не зная толком, что нужно делать. – Похоже на сердечный приступ.
Скорая приехала быстро. Реанимационные мероприятия, растянувшиеся на несколько часов, результата не дали. Констатировав смерть и забрав тело, медики сухо пособолезновали и уехали.
Когда машина отъехла от замка, было уже за полночь. Я вернулась в дом и устало опустилась на диван, спрятав лицо в ладонях.
Моррези сидел возле меня, пытаясь поддержать. Артур долго не возвращался в дом, стоя на улице под проливным ледяным дождём.
*- Я не так всё предполагала, - призналась я.
*- Кто же знал! Ты не могла всё рассчитать, хотя это было и предсказуемо.
*- Я была обязана всё ему рассказать. Лично, в глаза.
*- Я знаю, cara, не оправдывайся. У тебя не было других вариантов.
- Господи, Андри! Сколько же на моём счету смертей!!! – вдруг почти простонала я и разрыдалась.
Примерно в это время в гостиную вернулся Артур. Он молча посмотрел на нас и тяжело рухнул в своё кресло.
#- Так ты Косицына? – наконец, заговорил он.
Услышав свою фамилию, я перестала плакать. Плечи невольно развернулись, а голова гордо поднялась:
#- Рождена ею, ею и умру!
Он встретился со мной взглядом, но быстро отвёл глаза.
#- Я обещала тебе всё рассказать, и я это сделала. А теперь прости, но мне пора, - я поднялась. Поднялись и итальянец, и англичанин. – Мне пора вернуться и вернуть себя.
Я подошла к Артуру – он несколько отшатнулся от меня.
#- Остаёшься опекуном моих детей, - грозно сказала я. – Спрошу за каждое слово, за каждый жест. Остаёшься временным хозяином дома и активов – спрошу за каждую ложку, за каждый цент. Не расслабляйся, я скоро вернусь. И в твоих интересах продержаться на должном уровне.
Он молча сглотнул. Я отошла к двери.
#- Не прощаюсь. Жди меня – приеду без предупреждения, - с этими словами я вышла.
Андрелло, попрощавшись кивком головы, вышел за мной следом.
В тот же день я покончила со всеми своими воплощениями.
Камю «сожгла себя заживо» в своём доме под Парижем, оставив предсмертную записку:
«Простите меня! Но я не могу дальше жить с осознанием убийства даже не известного мне человека. Я боюсь себя – я могу причинить много вреда. Моя психика разрушена! Моя жизнь никчёмна. Я никогда не прозрею... Никто и ничто меня не держит в этом мире. Все мне лишь сочувствуют. Я устала… Альберт, я надеюсь, ты сможешь меня понять, когда вырастешь…».
А Росса и Бах взорвали себя в машине. Вот их общая записка:
«Неразлучные в жизни не разлучились и в смерти. На последнем концерте мы поняли, что наша поначалу благородная миссия возродить и возвысить искусство в глазах человеческого большинства очень скоро превратилась в обычный бизнес. Мы предали свою мечту, продали свою святыню. И единственный способ, которым мы можем купить себе прощение – избавить мир от нашего присутствия. Свято верим, что подрастающее поколение сможет исправить наши ошибки. Уходим, чтобы не убить искусство…».
Мир был в шоке. Я сбросила со своих плеч это тяжёлое бремя.
Завершив все дела в Европе, я ехала на стареньком мерсе под фальшивым паспортом в Россию, домой, в Москву…