Сага о Карпушке

Колтович Евгений







С А Г А
О
К А Р П У Ш К Е.





























Вот одна из тех историй, которые разносят седые скальды по дорогам далёкого севера, и в долгие зимние вечера, напеваемых матерями, укладывающими спать своих детей. Эти истории не сохранили древние руны, но они остались в памяти народной. Учёные пришельцы объявляют их небылицами, но скалы, сжимающие фьорды, до сих пор хранят следы проходившего здесь героя, владевшего Ржавым Гвоздём, а прохладные леса помнят, кого укрывали под своей кроною от дождей. И мы, не способные услышать в падении камней, шорохе листвы и в шуме море мудрую речь, должны довериться седым скальдам, ведь именно им даровали боги могущество все видения все слышания. Нальём же скальду тёмного ячменного пива и послушаем историю о Карпушке и его Ржавом Гвозде

Ч А С Т Ь П Е Р В А Я

Глава 1

Говорят, это произошло в те далёкие времена, когда Истинная Вера ещё только начала проникать на эти скалистые берега, где надеялись найти спасение и покой Старые Боги. Рассказывают, что первое время, Старые и Новые боги не мешали друг другу и жили мирно. Находились невежественные люди, поклонявшиеся и тем, и этим богам, полагая, и вполне справедливо, что чем больше будет покровительствующих богов, тем лучше. Думается, однако, что мир этот, был кажущимся, ведь Старые Боги знали, как холодно и неприютно богам, пришедшим с жаркого юга. Знали и не помогали, так как надеялись, что новые Боги либо помёрзнут, либо сами уйдут с этих суровых земель: как они ошибались!
Населял тамошние земли сильный и мужественный народ. Искусные мореплаватели и могучие воины, они бороздили моря на кораблях украшенных драконьими головами. Когда к ним пришла Истинная Вера, многие с радостью приняли её: ведь принёсшие Веру говорили: коли у тебя два плаща, один отдай тому, у которого нет плаща. Северяне знали, что на юге у каждого не то, чтоб по два плаща было,— а несколько—да и не только плащей. Потому они полагали, что имеют полное право требовать себе часть того, что уже имели южане. Но сытые, богатые жители юга оказались неимоверно жадными, а значит, не были истинно верующими. За это их следовало наказывать; потому то так часто садились мужчины на корабли и ходили походами в разные концы света, дабы научить людей жить по Истинной Вере. Дома оставались женщины, старики и дети. Они с нетерпением ждали храбрых мужей, предвкушая богатые дары, которыми делились южане.
Тогда то и произошла эта история, если верить скальдам, которые не прочь опрокинуть кружечку другую пива, а вместо платы попотчевать вас своими рассказами.

* * *

В местечке Стрёумпейдасфьорд, насчитывающим несколько дворов, жил тогда некий Скьёрлейф. Жил он одиноко, так как давно лишился своих родителей, а семьёй так и не удосужился пока обзавестись. Скьёрлейф, наверное, был самым лучшим воином Стрёумпейдасфьорда, и его очень часто приглашали в морские походы. Вдобавок, Скьёрлейф был отмечен богами священным безумием: во время боя находила на Скьёрлейфа безудержная ярость берсеркера, перед которой падали ниц самые могучие враги, а самые острые клинки не могли пробить горячее сердце. Походы занимали всё время Скьёрлейфа, и некогда ему было думать о том, что бы ввести в свой дом женщину, хотя многие красивые девушки мечтали о такой возможности, и выходили встречать возвращавшиеся из похода корабли, на которых Скьёрлейф вёз богатую добычу.
Однажды, холодным осенним утром, Скьёрлейф вернулся не один: на одном плече он нёс тюк с трофеями, на другом,— русоволосую женщину. Всеми была отмечена красота женщины, и теперь девушки могли обращать больше внимания на других мужчин Стрёумпейдасфьорда.
Женщину звали Ольга: была она из далёкой восточной земли, именуемой Гардарик, богатой мёдом, мехами, лесами.
Теперь в доме Скьёрлейфа всё время горел огонь, и дым вился из трубы. Не разбегались куры по всей деревне в поисках чего бы поклевать, а корова не обгладывала стен сарая от голода. А спустя немного времени, вернувшийся из похода Скьёрлейф застал дома ещё одного человека; это был его сын. Роды были тяжёлыми, и Ольга долго не могла оправиться после них. Прежде красивая женщина, она сильно осунулась, а лицо пожелтело. Скьёрлейф назвал сына Карлом, в честь великого короля южных народов, но Ольга называла сына Лапушкой. В заботах о сыне, она ненамного забывалась от тоски по родине, и часто, долгими, зимними вечерами, разговаривала с ним на незнакомом языке и пела красивые, но грустные песни. Так и называли сына: Карл Лапушка. Потом, эти имена слились, и его уже называли Карлапушка. Однажды Скьёрлейф пировал с друзьями у себя дома, и захотелось ему, уже в который раз, похвастаться сыном. Он позвал Карлапушку и поставил его на стол, что бы все могли видеть. Старый Гунн переспросил тогда, как звать сына, на что Скьёрлейф еле ворочая языком, выдавил: - Карпушка. С тех пор так и закрепилось за мальчиком имя—Карпушка, хотя мама, по-прежнему его звала Лапушка.

* * *

Прошло ещё несколько зим сменяемых летом. Ещё несколько раз ходил в походы Скьёрлейф, покуда однажды, при взятии некой крепости, чёрный язычник не отрубил берсеркеру ногу. Вернулся воин домой и теперь уже только за кружкой пива мог пережить волнующие кровь мгновения битв и схваток.
Пожалуй, только Карпушка и был рад несчастию отца: Скьёрлейф постоянно бывал дома и баловал сына различными поделками, но было ещё одно обстоятельство: отцовский ремень теперь уже не так часто ложился на плечи Карпушки, если тот где напроказничал; Скьёрлейф просто не мог догнать сына.
Проказничать Карпушка любил: подкладывал куриные яйца в постель, водружал корове булыжник на голову. Однажды он ухитрился просунуть деревянную жердь в рукава лысого Тура, когда тот, пьяный лежал под забором. Проснувшись на рассвете, лысый Тур, после нескольких неудачных попыток, всё-таки встал и, начал метаться по деревне, ревя как тур. Он не мог вылезти из рубахи и, соответственно, освободиться от жерди. С тяжёлого похмелья, не понимая в чём дело, он размахивал растопыренными руками, никого к себе не подпуская. За день до этого происшествия, лысый Тур долго разговаривал с проповедником Новой Веры. Уйдя с деньгами и вещами проповедника, Тур не замедлил тут же отпраздновать своё новообращение в Истинную Веру. Теперь он об этом горько жалел и рад был опять повидать проповедника, дабы отдать хоть то немногое, что осталось.
В другой раз Карпушка подбил своего товарища по играм Рангвика на подвиг, они угнали корабль с тем, что бы набрать команду и отправиться в поход. Они просто перерезали канат, но дальше этого дело не пошло, - некому было ставить парус и сесть на вёсла. Случилось это ночью, а утром люди обнаружили пропажу корабля, Карпушки и Рангвика: их унесло в море течением. Тут же люди погрузились на корабли, и вышли в вдогонку горе—скитальцам, которых и нашли много миль севернее своей деревни. Корабль качался на волнах неподалёку от неприветливых скалистых островов. Там же было сделано важное открытие: в одном из небольших заливчиков укрывалось несколько кочей возвращавшихся с промысла. Помимо всего прочего, эти кочи везли много хороших вещей Северо-восточных земель: мёд, дёготь, пеньку, шкуры... Одним словом, спасательная экспедиция увенчалась успехом. Скьёрлейф, тогда только пожурил ласково сына, и выбрав несколько шкур, сшил ему замечательную меховую курточку: мехом наружу.
Однажды Скьёрлейф изготовил пращу и научил Карпушку как ей пользоваться. Потом Скьёрлейф хватался за голову, когда соседи стали приносить ему битую птицу в одной руке, держа при этом Карпушку за ухо в другой. Но последний проступок Карпушки переполнил чашу терпения отца, и он отобрал пращу и сжёг её в печке. Карпушка совершил богохульство, а именно, как то вечером, сбил метким попаданием ворона: а ведь ворон—священная птица Одина.
Сам Карпушка ничего не имел против ворона, просто он поспорил с ребятами, что сможет выбить рыбину, которую тот нёс в клюве. Это была замечательно большая селёдка, и она так красиво блестела в лучах купающегося в море солнца. Рыжий Лок утверждал, что солнце уходит мыться, так как за день, пока оно проходит по небу,—пачкается. Карпушка посмеялся над этим утверждением и обратил внимание ребят на низко летящего ворона с большой селёдкой в клюве. Спустя немного времени птица, уже кувыркаясь, падала в душистый вереск, а селёдка очень сильно ударила по голове хромого Эдда. Все очень удивились, с какой силой рыбина стукнулась о голову мальчика; это предполагало небывалый её вес. Эдд хромая и ревя во всю глотку, убежал жаловаться родителям, а Карпушка взял селёдку, и, держа её в вытянутых руках, победоносно пошёл домой, где и подвергся заслуженной порке.
Привезённый недавно из Юго-восточных земель смуглый раб, изготовил небывалую для этих мест вещь,—деревянную ногу. Это было своевременное приобретение для Скьёрлейфа; ведь помимо всего прочего, давно пора было поставить на место распаявшегося сына. Для Карпушки деревянная нога явилась неприятной неожиданностью.
Уже после, на улице, Карпушка глотая слёзы, мог осознать свои грехи, а так же сделать вывод из порки: надо помнить и о последствиях приятного времяпрепровождения и быть более осторожным. Ему поручили почистить селёдку, пока мать разводила огонь в очаге. Отец тем временем пошел посоветоваться с проповедником.
Всем в деревне нравился проповедник: он не брал платы, а сам платил. Для постороннего это выглядело, как вынужденная плата проповедника за свои услуги, но для местных жителей всё казалось естественным: раз уж ты делишься знаниями, то будь добр, продолжай делиться и всем остальным, раз хочешь, что бы Истинное Знание укоренилось на этой земле.
Проповедник заверил Скьёрлейфа в том, что ничего страшного не будет за убийство ворона, подкрепив свой довод кувшином китового жира и кружкой южного вина. Успокоенный Скьёрлейф вернулся домой.
Карпушка недолго горевал по поводу порки. Приняв решение сжечь деревянную ногу в костре, он уже весело чистил невероятно тяжёлую селёдку. Вспоров ей брюхо, он вывалил потроха на валявшийся под ногами валун; те упали с металлическим звуком. Карпушка ойкнул, наклонился, и, покопавшись в потрохах, выудил большущий, как показалось мальчику, гвоздь. Забыв о селёдке, он схватил находку, вытер его о меховую курточку, мехом наружу, и бросился к матери.
-Мама! Смотри! Гвоздь!
Мама ласково потрепала сына по затылку и взяла гвоздь.
-Какой большой. Где нашёл?
-В селёдке!
-В селёдке?
-Ну, да, в той...
-А-а… от ворона?
Карпушка кивнул и выхватил гвоздь из рук матери.
-Это будет мой меч!
Мальчик взмахнул гвоздём и выбежал на улицу. Мама покачала головой и вышла вслед за ним, что бы подобрать селедку, брошенную Карпушкой во дворе.
Карпушка шёл к Рангвику похвастаться мечом. Занятый созерцанием новой забавы, он не заметил расположившегося на дороге Эрика, младшего брата Рангвика. Эрик испытывал крепость своих зубов; он перекусывал росшее на дороге небольшое деревце. Карпушка споткнулся об Эрика, зубы щёлкнули, и перекушенное деревце упало на мальчиков.
-Привет, Эрик! Где Рангвик?
Эрик открыл рот, и из него вывалилось несколько зубов.
-Фангфик фидит дома. Мяфо кофтит.
Карпушка сглотнул слюну.
-Мясо. Надо же... Смотри, это мой меч!
-Уф ты... Мефь...
-Ну, его, конечно, ещё доделать надо... Держалку надо сделать.
-Деффалку?
Карпушка поднял с земли Эрика и тут его окликнул проповедник:
-Карпушка!
-Здравствуйте, дядя Гуги!
Проповедник поморщился: его следовало называть святой отец или, на худой конец, сеньор Генри, но не Гуги, как его называли в деревне.
-Я слышал, ты убил ворона?
Карпушка покраснел и спрятал гвоздь за спину.
-Убил ведь ворона?
-Убил,-- признался честно Карпушка и через силу выдавил слезу раскаяния. Не хотелось говорить правду, но Гуги ведь уже всё знал.
-Правильно сделал, Карпушка. Это бесовское порождение иногда полезно уничтожать. Я надеюсь, ты сжёг его?
Карпушка со всей готовностью кивнул и для вящей убедительности постарался воспроизвести жест, подсмотренный им у исповедующих Истинную Веру, он перекрестился. Гуги удивлённо вытаращил глаза и довольно хмыкнул.
-Я приду сегодня вечером, после службы к вам. Поговорю насчёт тебя... Как бы тебя...
-Что? - испуганно выдохнул Карпушка.
-Не бойся, - Гуги улыбнулся, - Ничего страшного. На вот, скушай лепёшку.
-А мне! - подал голос Эрик.
-И тебе, - проповедник дал мальчикам по лепёшке и, повернувшись, зашагал к морю.
-Лепёфка...— радостно зашепелявил Эрик, но тут же смолк, когда Карпушка забрал его лепёшку себе.
-У тебя зубов нет. Куда тебе лепёшку? И потом... проповедник со мной разговаривал, а не с тобой. Не будь меня, не видать тебе лепёшки...
-Отдай!
-Хотя... тебе её и сейчас не видать.
-Дай!
Карпушке пришла в голову хорошая мысль.
-Слушай, Эрик, хочешь заработать лепёшку? Понимаешь, заработать?
-Хофю лепёшку.
-Перекуси-ка мне, вон ту верёвку. Я её намотаю на меч, вместо ручки.
Эрик сморщил лоб, о чём-то задумавшись.
-Деффалка?
-Ага, держалка. Перекусишь?
Эрик решительно направился к верёвке привязанной к колышку. Опустившись на колени, он облизал верёвку и только потом сжал её оставшимися зубами. Карпушка тем временем примерялся, где он обмотает веревку и сколько оставить места для клинка. Эрик выдохнул и сжал зубы. Что-то хрустнуло в голове мальчика, и в следующее мгновение неведомая сила рванула Эрика в сторону возвышавшейся неподалеку часовенки. Карпушка ойкнул, сунул гвоздь за пояс и побежал за Эриком.
Незадолго до этого случая, на недавно построенную часовенку поднимали колокол, привезённый по заказу проповедника. Колокол наживили на кольцо и оставили пока так, привязав верёвку за колышек. Пришло время подкрепиться, и люди разбрелись по домам, с тем, что бы после обеда продолжить работу.
Падая, колокол перебил деревянные перекрытия и накрыл звонаря, стоявшего в этот момент внизу. Звонарь украшал верёвку, привязанную к колокольному языку, конским хвостом. Колокол спас человека от обломков рухнувшей часовенки. Колокол был очень большой.
Пока жители деревни сбегались к месту катастрофы, Карпушка отмотал кусок веревки от колышка и, таща за собой, полностью лишившегося зубов Эрика, побежал к Рангвику.

ГЛАВА 2

Рангвик коптил и тут же ел мясо. Он не сразу заметил подкрадывающегося Карпушку, а когда тот приставил гвоздь к его спине понял, придётся делиться.
-Как тебе мой меч?
Карпушка откусил солидный кусок, запил его пивом и повторил вопрос. Рангвик скептически осмотрел оружие.
-Подумаешь, меч,--фыркнул он и подбросил веток в огонь.
Карпушка взмахнул гвоздём и возвестил:
-Нарекаю тебя, мой меч, именем Ржавый Гвоздь!
-Так это и так, ржавый гвоздь.
-Дурак,--Карпушка забрал у беззубого Эрика кусок мяса, который тот тщился разжевать, и продолжил,--Дурень ты Рангвик. Это не просто ржавый гвоздь, а Ржавый Гвоздь!--с ударением произнес Карпушка.
-Да ну тебя... У нас в сарае кровля покосилась, отдай его нам, отец в дело пустит.
-Меч, оружие войны, а ты: кровля... Глупый ты, Рангвик. Вот сейчас стукну тебя мечом.
-Да ты и жабу им не зарубишь.
-Зарублю!
-Не зарубишь.
-Зарублю!
Разгорячённые мальчики забегали вокруг друг друга и спорили:
-Не зарубишь!
-Зарублю! Зарублю!
Не зарубишь, не зарубишь! - Рангвик заголил зад, демонстрируя его Карпушке.
-Убери свою задницу! А то вместе с жабой и тебя зарублю!
-Да ты, жабу хоть заруби!
-Показывай свою жабу.
-А на что спорим?
Карпушка замолчал; он не задумывался о выгоде, как о цели спора. Рангвик тут же взял инициативу и предложил:
-На желание.
-Идёт, - кивнул Карпушка, и они разбили руки.
Уже по дороге Рангвик оживлённо рассказывал:
-Жирная, ух и жирная! Я как её увидел, так испугался!
Карпушка презрительно усмехнулся: уж он не испугался бы, какой то там жабы.
-... И спит...
-Спит?
-Спит.
-Сейчас то мы… Я то уж ее разбужу.
-Да ничего у тебя не получиться.
Они вышли за деревню и углубились в лесную чащу. Миновали заросшие мхом капища, уставленные идолами, прошли по сваленному дереву и неожиданно оказались на берегу моря, неподалёку от своей деревни. Карпушка недоумённо осмотрелся и толкнул Рангвика в бок.
-А, покороче ведь можно было пройти.
-Наверное, можно было... Просто, я тогда так шёл.
-Ну и где?
Рангвик махнул рукой и, пройдя немного, подошёл к обрыву. Внизу, накатывая на скалы, шумело море, аккомпанируя крикам чаек. Безоблачное небо сливалось в горизонте с водой, направляя солнце к закату. Неведомой доселе красотой дохнуло все вокруг, и Карпушка ощутил неведомый восторг. Возможно, мысль о предстоящем убийстве, пусть даже жабы, взволновала и обострила чувства до того предела, когда видишь природу, сбросившую, срезанные сталью чувств, одежды, и явленную во всей своей нагой красоте. Но Карпушка тут же взял в себя в руки и стал думать о предстоящем испытании. Он решил готовить себя к суровой жизни воина, дабы последовать по стопам отца. Пора уже начинать,— думал он,— практиковать кое-какие приёмы с оружием.
Мальчики спустились к воде, и подошли к ноздреватому валуну необъятных размеров.
-Я и не знал, что жабы на море бывают, - проговорил Карпушка и ойкнул. Под валуном, что-то было, и очень большое.
-Вот про это я тебе и рассказывал,- торжествующе произнёс Рангвик, - Гляди-ка, а она ещё спит! Ну, за дело!
Рангвик смотрел на Карпушку и тот, с понимаем, что на него возложена обязанность и, видя в лице Рангвика весь мир, ожидающий решительных действий, направился к зеленеющему под камнем предмету. Рангвик видел, что Карпушка подошёл к валуну, потом опустился на колени, но самого главного, взмаха «меча», не видел.
-Эй, ты чего там?
Карпушка сплюнул и с досадой выдавил:
-Хороша жаба.
-Ну, так...
Было что-то странное в том, что лежало под камнем. Карпушка видел огромную голову, похожую на… змеиную? Но какая это была голова!
-Я же говорил, что не зарубишь, - раздался над ухом насмешливый голос. Подошедший Рангвик склонился над другом.
-Ну, вот ещё! - Карпушка вытянул гвоздь и замахнулся, но, помедлив немного, привстал.
-Я не могу убить спящего.
-Да ты, глупый! Если она проснётся...
-С чего ты взял, что это жаба?
-А кто же?
Карпушка не знал, что ответить.
-Лапы приделай, вот тебе и жаба.
-А где же лапы?
Рангвик пожал плечами. Карпушка вздохнул и занёс «меч». Зажмурившись, он представил, как гвоздь входит в плоть, и кровь, брызнув, оросит песок вокруг. А ЭТО, так и не проснётся...
-А может оно того... уже мертво?
-А ты послушай.
Карпушка склонился к голове и прислушался. Из ноздрей доносилось лёгкое сопение; в лицо повеяло дыханием. Карпушка чихнул и отшатнулся.
-Я же говорил, гвоздь. Меч, меч, - передразнивал, гнусавя Рангвик.
Карпушке, почему-то стало не по себе от мысли, что вот так просто, можно воткнуть гвоздь и тем самым кого-то убить. А этот кто-то, так и не проснётся. И он толкнул голову ногой. Сопение стихло, а спустя немного времени приоткрылись веки.
-Давай! - закричал Рангвик отбегая. Карпушка замахнулся, но тут глаза окончательно открылись. На мальчика был устремлён взгляд, полный такого удивления, что Карпушка почувствовал сильное желание сбегать домой и, принести, что нибудь поесть голове.
Рангвик уже стоял за деревом, и что-то кричал, но Карпушке было не до него. Робко подойдя к голове, он присел на корточки и погладил её.
-Ты ведь, не жаба?
Голова всхрапнула и дёрнулась.
-Змея?
Веки дрогнули.
Карпушка понимал, что уже не сможет убить змею, или, что там, но необходимо было, как-то спасать престиж. Он обернулся и махнул Рангвику.
-Поди сюда!
-Ага! Жди!
-Да он не страшный!
Рангвик с усилием оторвался от дерева и медленно, готовясь в любую минуту броситься прочь, направился к валуну.
-У него беда, видишь, его придавило...
-Отлично! Он в твоих руках! Покажи ему!
Карпушка отрицательно покачал головой:
-Не могу... Это будет не честно.
-Да ладно тебе!
-Надо его освободить.
Рангвик отскочил и с невероятной скоростью вновь очутился за деревом.
-Папа без ноги, а сын—без головы!--выкрикнул он, но остался наблюдать.
Карпушка направился к дереву, за которым спрятался его друг.
-Раздумал помогать?
Вынув гвоздь, Карпушка с силой размахнулся.
-Не надо, Карпушка!— завизжал, зажмуриваясь Рангвик.
Послышался смачный стук, и ничего не произошло. Рангвик приоткрыл правый глаз и увидел ветку, валявшуюся на песке и стоявшего над ней Карпушку.
-Ничего себе. Гвоздём?!
Карпушка поднял ветку и показал её Рангвику: трухлявая.
-Надо чем-нибудь валун поддеть, и он скатиться.
-Трухлявая ведь.
-Достаточно, что бы просто протолкнуть её под камень.
-А ты потом его убьёшь?
-Конечно! Вот освобожу только...
Сопровождаемый внимательным взглядом змея, Карпушка бродил по берегу и собирал камни; их он подкладывал под валун и подколачивал веткой. Немного погодя Рангвик присоединился к работе и дело пошло быстрее. Наконец ребята решили что достаточно и, ткнув ветку под камень, стали проталкивать её вглубь. Камень покачнулся и, перекатившись по голове змея, скатился в сторону. Кроме головы там ничего не было. Она торчала из песка, как выросшее растение.
-Я же говорил: жаба. Только без лап.
-Да нет, какая же это жаба...
-Ну что, будешь протыкать её своим гвоздём?
Карпушка мотнул головой и решительно встал над головой. Выдохнув, он поднял гвоздь, но, постояв немного, сник. Он вдруг подумал: зачем убивать?
-Рангвик?
-Чего тебе? Побыстрее не можешь?
-А зачем, убивать?
-Ну-у...— Рангвик почесал затылок.
Мальчики задумались, но так и не смогли найти ответ. Тогда Рангвик спросил:
-А почему бы и не убивать?
-Ну-у...— теперь уже и Карпушка поскрёб шею.
-Твой папа, мой папа, все наши папы этим занимаются; а потом и нам придётся. А, Карпушка?
Карпушка вздохнул и опять замахнулся мечом, но тут же застыл под удивлённым взглядом змея. Мальчик теперь окончательно понял: убить он не сможет. Чувство непонятной обиды захлестнуло его: как же, другие могут, а он не может! Ведь надо, а вот ведь как получается, не может. И вроде хочет, а не может.
-Карпушка, мне домой пора. Давай побыстрее разделаемся с этим делом...
-Рангвик, а ведь мы его спасли, а теперь вот так и убить. Почему же сразу не убили?
-Вот именно! Почему ты его сразу не кончил?
-Не знаю...— вздохнул Карпушка, и тут змей открыл пасть:
-Я не пойму, чего вы хотите. Вы меня убить хотите?
Карпушка ойкнул и сел на песок; рядом упал Рангвик.
-Убрали камень... Он так хорошо прикрывал от солнца. А теперь ещё и эти удивительные разговоры.
Мальчики робко переглянулись и перевели дух: вроде не злой.
-Вы нас не будете…есть? - спросил Карпушка пряча за спину гвоздь.
-От вас же зависит,— змей зевнул и, прищурившись, осматривал мальчиков.
-Мы думали, вас придавило... Да и вы ничего не говорили.
-Это всё мои размеры. Пока дойдёт...
-Я Карпушка, а это мой друг—Рангвик.
-Хорош друг, на такие дела подталкивает... Я Ёрмунганд.
Свет померк, в глазах ребят, дыхание спёрло и они тут же встав на колени, склонились перед Ёрмунгандом. Тот удовлетворённо хмыкнул:
-Я вижу, Истинная Вера не ослепила вас, раз Истинные ценности для вас настолько очевидны. Ты меня о чём-то хочешь спросить, Карпушка? Можете встать.
Мальчик откашлялся и, покрываясь холодным потом, привстал.
-Мама говорила, - начал он и, сделав небольшую, паузу, продолжил,--Говорила мне мама...
-Ну, ну, что тебе мама говорила? - поторапливал змей.
-Да, что тебе мама говорила? - подталкивал Карпушку Рангвик.
-Что вы…погибли? - Карпушка покраснел. Ему показалось, что он сказал какую-то глупость, даже гадость.
-Где? - Ёрмунганд прищурился, и круглые зрачки вытянулись в узкие вертикальные щели.
Карпушка задумчево почесал затылок:
-Да сразу так и не вспомнить… И вообще, много рассказывают: про Вас же, опять.
-А именно, - прошипел Змей, смахивая раздвоеным языком соринку со своего глаза.
-Ух, ты!— восхитился мальчик, но тут же спотхватился, - Ну, что, вот Вы для детей, Вы, господин Ёрмунганд, очень большой, а для взрослых, маленький.
-Хм.
-Почему так? И если вы опоясываете мир, как говорят о вас, то вы должны быть действительно очень большим. Нет, нет,--спешно выпалил Карпушка,--вы очень большой...
-Да ведь ты меня ещё не видел!
-Но ваша голова ненамного больше моей. Мне кажется, что при такой голове не может быть тела, способного обвить мир.
Рангвик раскрыв рот, слушал Карпушку. Никогда он еще не слышал, что бы его друг так умно и цветисто разговаривал (хотя причиной такого красноречия явился простой испуг)— прямо проповедник. Он так и сказал:
-Во, ты как говорить стал. Прямо проповедник.
Карпушка промолчал; он ждал ответа. Змей ничего не говорил; вытянув несколько футов тела из песка, он завис над мальчиками. Потом заговорил:
-Да ты, я вижу, логик. Всё верно, чем больше мир, тем больше Я. Но мир не станет больше или меньше сам по себе... Это зависит от тебя, Карпушка.
-От меня?
-Конечно. Неужели, я так мал?
-Нет, вы огромны!
-Но, ты ожидал большего?
-В общем... да.
-Это хорошо, что ожидал... А значит когда-нибудь... Для твоего отца, да впрочем, и для многих старших вашей деревни, и не только вашей, я буду очень маленькой змейкой.
-Почему?!
-Мир ребёнка больше, чем мир взрослого. А я — опоясываю Мир. Ладно, - Ёрмунганд зевнул, обнажая внушительных размеров клыки, - Пойду я. Я тут, закусил таким славным китом... Надо допереварить его. Вы так бесцеремонно прервали мой послеобеденный сон...— и что-то бормоча в таком же духе, Ёрмунганд исчез в песке.
Алая капля солнца уже растекалась по горизонту, когда мальчики добрались до дому. Подавленные невероятной встречей, они молча попрощались и разошлись в разные стороны.

ГЛАВА 3

-Папа, скажи, трудно убивать?
-Раз плюнуть.
Скьёрлейф оттёр усы и потрепал сына по затылку.
-А почему ты спрашиваешь?
-А кого легче: зверя или человека?
Скьёрлейф задумался и ответил:
-Человека...
-А почему так?
-Он не заслуживает иной участи, - отец кряхтя поднялся и заковылял к печке. Взболтнув кувшин, налил пива и вновь сел на лавку.
-Но ведь зверя легче убить? - недоумевал Карпушка.
-Потому то его... и жалко, что ли.
-А человека?
-Человек человеку больше зверь, чем зверь, человеку.
-Неправильно все это, - угрюмо проговорил Карпушка.
Зашла мать и поставила на стол глиняную миску, наполненную дымящимся мясом. Семья уселась и все начали брать руками горячие куски, и перебрасывая их с руки на руку, обжигаясь, есть. За едой Карпушка продолжал выспрашивать:
-А вы видели Ёрмунганда?
Скьёрлейф поперхнулся и уставился на сына.
-Я и Рангвик разговаривали с Ёрмунгандом. Там, за скалами.
Отец махнул рукой и, запив пивом очередную порцию, спросил:
-Это такой, маленький, зелёный червяк?
-Ну, он не такой уж и маленький.
-Знаем его, он немного не в себе: разговаривает.
Мать удивлённо раскрыла глаза:
-Разговаривает?
-На редкость болтлив...
-Как может червяк разговаривать?
-Ну, он не то, что б червяк, так, гад ползучий... Я же говорю—не в себе. Потому и разговаривает.
Родители начали обсуждать невиданное явление: разговаривающего червяка, а Карпушка, утратив интерес к беседе, взял кусок белого камня и стал им рисовать на лавке. В дверь постучали. Вслед за стуком она отворилась, и в избу вошёл проповедник.
-Проходи, Гуги,— радушно пригласил того Скьёрлейф. Проповедник поморщился, но промолчал и встал посреди комнаты.
-Садись сюда,— указал на лавку Скьёрлейф; Карпушка не успел стереть рисунок, — он нарисовал солнце,—и проповедник сел прямо на него. Карпушка тихо ойкнул, но ничего не сказал.
-Я пришёл поговорить насчёт вашего сына, - начал Гуги и, приняв из рук Скьёрлейфа черпак с пивом, продолжил, - Крестить бы его надо.
-Это зачем? - поинтересовался Скьёрлейф и положил проповеднику мясо. Тот поблагодарил, но отказался, сославшись на пост.
-В нём есть положительные задатки. Сегодня днём, он перекрестился.
Отец повернулся к Карпушке и смерил того удивлённым взглядом.
-Это правда?
Карпушка покраснел и пробормотал:
-Я больше не буду.
-Да нет же — будешь, - оживился проповедник, - Это хорошо, что у ребёнка вашего, проявляется тяга к... к... – Гуги постепенно хмелел, - к Истине!
Скьёрлейф долил пива в черпак проповедника и, что-то обдумывая, молчал.
-Может и вправду, окрестим, - предложила Ольга, - А то, чего он без дела шляется. Пускай хоть при церкви будет. Всё же лучше, чем просто по деревне коровам хвосты крутить.
-Правильно как говорит ваша жена, - одобрительно пробормотал Гуги кося взглядом в её сторону, - Уж, на что сосуд греха... Кстати, насчёт сосуда, - проповедник протянул опустевший черпак Скьёрлейфу. Тот его наполнил и протянул, захмелевшему уже порядком священнику.
-Ты забыла, что он сделал с друидами?
-А что он сделал с друидами? - забормотал Гуги, уцепившись левой рукой за край лавки, что бы ни упасть.
-Старые, слепые друиды. Не желали никому зла...
-Это те, которые с природой дружат? - уточник Гуги икая и норовя сползти на пол.
-Этот негодяй, отрезал у них по доброму футу, с каждого белого одеяния.
-А зачем им такие длинные, белые рубахи? - возмутился Карпушка, - Я тебя просил, дать мне холстину на парус...
-Не лезь, когда старшие разговаривают! - прикрикнул на него Скьёрлейф, отвешивая подзатыльник.
-А, правда, зачем им такие длинные, белые рубахи? - поддержал мальчика проповедник и погладил того по голове.
-Да он уже и на твой балахон засматривается.
Гуги оттолкнул мальчика, перекрестился и сделал большой глоток из кувшина.
-Ох, грехи мои... Пьян я! - и стукнул кулаком по столу.
-И отправились старые, слепые друиды, с оголёнными ногами... и ещё, с кое-чем оголённым, - продолжал Скьёрлейф.
-Я же не знал, что у них там ничего нет, - пробормотал Карпушка и слизнул пролившееся на стол пиво.
-Слепые значит,--проповедник сделал попытку встать, но тяжело упал назад, - Страшнее слепота духовная. Не стоит их жалеть...
-Так ведь жалко, - вставила мать, - Вся деревня смеялась, когда они проповедовали.
-Огонь,— вот лучшее оружие против язычества, но на худой конец, и смех сгодиться. А говори они Истину, разве смеялись бы вы? Даже если они голыми стояли?! Вот, вот, - проповедник уронил голову на стол и задумался.
-Пойду я, - вдруг решил он, - Жду вас завтра.
-Оплата та же? - спросил Скьёрлейф.
-М-да-а...
-Надо бы добавить, Гуги; всё-таки, крещение идёт против моей воли. Да и для вас же лучше, держись Карпушка подальше от вашей церкви. Мало вам колокола и часовни?
Ах, так это ты...— произнёс проповедник, - Десяток яиц добавлю, ради спасения заблудшей души, кувшин масла... сла... сла... сладкую лепёшку. У вас нет... сладких лепёшек? Жаль. Пошёл. Пьян я. Мир... вам
Пошатываясь, проповедник пошёл к дверям. На чёрной сутане, чуть пониже спины, красовалось солнышко, нарисованное до этого Карпушкой на лавке.
-Карпушка! - строго окликнул его отец.
-Что Карпушка?! Карпушка! Я что ли его посадил сюда? - возмущался мальчик, отбегая к печке.
-Не жалей розог, ибо строгость, во благо будет, - процитировал Гуги, переступая порог, и, уже из темноты донеслось бормотание, - Убоюсь отца своего...
Ещё некоторое время было видно удаляющееся и колыхающееся солнышко, но и оно вскоре раствори лось в ночи. Скьёрлейф хохотал, держась за живот и стуча деревянной ногой по земляному полу. Ольга тоже посмеивалась и, прижав сына, гладила его по голове.
Весь вечер мальчик сидел как на иголках; чего-то не хватало. И только спустя какое то время он вспомнил, что оставил гвоздь там, на песке, когда разговаривал с Ёрмунгандом. Надо забрать оружие; времени это займет немного, и поэтому Карпушка решил сбегать прямо сейчас на берег. Взяв с собой несколько углей в плошке и пучок лучин, накинув на плечи курточку, мехом наружу, он побежал к морю.

ГЛАВА 4

Мальчик зажёг лучины и принялся перепахивать песок в поисках гвоздя. На удивление, тот нашёлся сразу. «А вот кто-нибудь другой всю ночь бы искал» - подумал самодовольно Карпушка, считавший себя непревзойденным следопытом; и действительно, не было ещё случая, что бы Карпушка заблудился; всё наверное потому, что он не отходил от деревни больше, чем на несколько миль.
Мальчик уже собрался возвращаться, когда неподалёку от него, что-то очень большое шмякнулось об землю. Вслед за этим по небу разлился тусклый, серый свет, как в рассветных сумерках, и душераздирающий волчий вой расстелился по воздуху. Карпушка ойкнул но, набравшись духа, смело двинулся в сторону где, как он предполагал, находился источник подобных происшествий.
На песке, зажав хвост задними лапами, сидел волк. Периодически он вскакивал, метался по берегу, а потом садился и выл. Иногда он говорил монологи.
-Проклятье на серую голову, наделенную столь несовершенным зрением, как моё! Проклятье на мои лапы, такие деревянные, неспособные выполнять свою работу! Тело, моё тело! Доколи, ты будешь приносить страдания себе же?! Как ты меня подвело... Но можно ли меня одного винить в происходящем?! Нет! О, я-то знаю, откуда бьёт сей источник несчастий! Поди сюда мальчик! Сюда иди!
Карпушка вышел из-за валуна. Решивший дорого продать свою жизнь, он сжал гвоздь двумя руками. На какой-то миг мальчику показалось, что глаза волка расширились, а шерсть прошла волнами. Но это длилось какой-то миг, и если что-то и было, то зверь тут же совладал с собой. Не обращая ни какого внимания на оружие, или делая вид, что не обратил, он продолжал свои завывания.
-Каждый раз я падаю в этом месте. Я понимаю, что дорога старая, ещё бы—древние ваны её построили. Но кто мешает отремонтировать этот участок?!
Над миром стояла белая ночь.
-Всё это сильно смахивает на месть,— Волк набрал воды и сделал попытку прополоскать рот; после он лёг на бок. Было видно, что он чем-то озабочен, в глазах нет-нет, да проскальзывала растерянность.
-Более злопамятных типов, чем наши боги я не видел, а уж повидал я много. Уж кому быть злопамятным, так это вам, людям. Что боги,— никто так не пострадал от Фенрира. Ненавижу это имя!
Карпушка набравшись смелости, спросил, кто такой Фенрир.
-Вот!- вскричал волк, - Люди уже и не помнят, а эти,- волк рявкнул вверх,- всё помнят!
-Это произошло во времена предыдущей расы. Давно, очень давно... Жил тогда некий волк по имени Фенрир; мерзкое животное—представляешь, он вошёл в тесную связь с одной великаншей! Насколько это противоестественно и насколько типично для него, Фенрира. От них пошёл целый выводок волчат и вот один из них, однажды, положил глаз на солнце! И погнался за ним!
В этом месте рассказа волк проглотил комок и скрипнул зубами.
-Ты ведь должен знать, что за тем случилось дальше. Разве среди вас эти байки не ходят? Он проглотил солнце! Подчистую! Так гласит обще удобная, общепринятая сказка, - уже в сторону пробормотал волк. По мере рассказа, зверь впадал в транс. Глаза его закатились, речь стала более напевной и плавной.
-Наступила зима, бури налетели со всех сторон снежные. Начались по всей земле войны; брат убивал брата, перестали уважаться кровные узы. Люди жаждали уничтожить друг друга. А тем временем, волк Фенрир, закованный богами в цепи старательно, порвал оковы и сбежал. Он отряхнулся и затрепетал мир. Ясень Иггдрасиль—ось мира, вывернулся вверх корнями. Горы крошились и трескались, а карлики отчаянно искали вход в свои убежища. Зайцы убивали лис, а мухи гонялись за орлами. Всё перемешалось в этом мире! Земля начала терять свой облик. Люди, брошенные богами, покинули очаги домашние, и род людской постепенно исчезал... Звёзды уплывали в бездну. Вселенная превратилась в печь для обжига. Великан Сурт зажёг костёр и варил на нём похлёбку Хаоса. Все реки и моря поднялись и вышли из берегов. Подобно турам в период брачных и игрищ волны сталкивались друг с другом. Они вздымались и кипели, скрывая под собой тонущую землю. Мама! Да что же это?!
Карпушка заслушавшись упоительным рассказом волка, вздрогнул и отскочил назад.
-А теперь, что теперь? Меня обрекли на постоянную охоту за, невесть откуда размножающимися солнцами! Только съем одно, бац - другое появляется! У меня от этой икры уже несварение! Сколько раз я просил замену, нет—эти упыри, эти вурдалаки на такое не пойдут! И откуда столько тупости?!
-Я уже смирился с этой участью,— но пускай отремонтируют дорогу, по которой я гоняюсь за солнцами! Каждый раз я падаю в одном и том же месте, выпуская всё съеденное мной! И потом, приходиться всякими не мысленными способами забираться наверх и проделывать работу сначала! И ведь я понимаю, как неприятны для мира белые ночи...
-Да мы уже как то привыкли...
-...Что же это за ночь такая— Белая?!
Карпушка кашлянул и робко предположил:
-Но с другой стороны, не падай вы каждый раз в одном и том же месте, то рано или поздно, но вы съедите все солнца и мир погрузиться во тьму. Может, для вас специально оставили такое место, что бы вы, падая, выпускали все солнца назад?
Волк задумался и кивнул:
-В твоих словах есть смысл: конечно же смысл простого смертного, его логика… Но будь я проклят и будь проклята вся моя серость,— в твоих словах есть смысл! А я то думал—откуда они берутся? - да из меня же и берутся!
Карпушка робко спросил, кто такие ваны.
-Ваны есть ваны. Древние боги... Но, дай-ка подумать. Итак! Я глотаю солнце и наступает ночь. Верно?
Карпушка кивнул.
-Но вслед за этим появляется ещё одно солнце, и я его опять ем! Так, так. Я бегаю по этой дороге, как конь, я весь в мыле, и я ем солнца, которые постоянно выползают в разных местах... Солнцестояние—равноденствие... тьфу! И вот я глотаю последнее солнце! Тут же я падаю, стукаюсь о землю и выпускаю всё это добро наружу... Это что же, я должен, собственную рвоту есть?
Волк скосил глаза в сторону Карпушки, тут же отвёл в сторону, вытаращил и привстал на цыпочки.
-Вот это да! Как они меня...— волк отрешённо вздохнул и, не оглядываясь, пошел к скалам,--Придётся опять приниматься за... грязное дело.
Карпушка, немного ошалевший, от обилия узнанного, шёл немного поодаль. Тут, как-то само собой с языка сорвался вопрос:
-Простите, а как вас зовут?
-Фенрир...
Карпушка ойкнул и остановился.
Волк стал карабкаться наверх, по воздуху, но, приподнявшись немного, не выдержал, упал и надолго задумался.
-Как стар я стал, - констатировал он, довольно спокойно факт и посмотрел на Карпушку тяжёлым взглядом. Тот покрылся холодным потом и начал отступать назад. Волк прыгнул и тут же очутился за спиной мальчика.
-Убегаешь?
Карпушка натянуто улыбнулся и повернулся к волку.
-Кто? Я?
-Овца... Ты что же... боишься меня?
-Кого? Вас?
-Ага... Значит, ты не боишься меня?
-Вас?
Карпушка замялся и вдруг выпалил:
-Меня Карпушка звать.
-И что я должен делать? Может мне станцевать для тебя? А может шкуру свою, вот так просто снять и отдать тебе?
-Кому? Мне?
-Хватит придуриваться! - рявкнул Фенрир и облизнулся, - Ты понимаешь, чем грозит отсутствие контроля над солнцем? Сперва будут только белые ночи, а потом, едва они наберут свою силу... Знаешь, что будет, когда будет только день и не будет ночи?
Карпушка пожал плечами.
-Станут красные ночи! Всё сгорит! Всё! Ловко. А ты как считаешь?
-О чем?
-Ладно, забыли. Это я так, о своем.
Фенрир тут же спохватился, принял степенный вид, покрутив шеей. Глубокая морщина прорезала лоб.
-Нельзя этого допустить, ни в коем случае. И ты должен помочь мне.
Карпушка, до этого пребывавший в некотором трансе, в некой прострации от ожидания мучительной смерти, очнулся.
-Я?
-Да, да, ты! Я должен добраться до неба, пробежаться по дороге и...— Фенрир затаился и глаза сверкнули. Облизнувшись, он потёр лапой морду, по-видимому, обдумывая, что бы ещё сказать.
-А как?
-Ты должен принести мне бобовое зерно, - нашёлся вдруг волк.
-Всего-то? Да у нас, их дома...
-Замолчи. Это особое бобовое зерно, его росток вырастает до... неба. Но сперва, ты должен найти Бальдра, бога добра. Это дубина,— сынок Одина и Фригги; его легко узнать—у него такое... благодушно-глуповатое выражение лица,—ещё бы,—добро и глупость, равнозначные вещи.
Карпушка чувствовал, как ноги наливаются свинцом: куда-то идти! Зачем-то идти!
-А почему бы вам самому не сходить за этим зерном?
-Ты что, отказываешься?! - прикрикнул Фенрир.
-Да... я...
Волк обнажил жёлтые клыки в хищной улыбке.
-Мне нельзя. Я псиной воняю. Однажды я покусал Бальдра. Виноват. Я тогда, как будто с цепи сорвался...хм...
-А как вы раньше поднимались? Может, обойдетесь без…
-Для ребенка, причем смертного, (а это особенно важно), ты через чур нахален. Ты не в том положении, что бы требовать от меня отчета и тем более выдвигать условия. Иди за зерном и точка!
-А как мне найти его? - упавшим голосом спросил Карпушка.
-Сейчас, - Фенрир оглянулся и что-то, увидев, направился в сторону. Пройдя немного, оглянулся и свирепо рявкнул:
-Тебе что, особое приглашение нужно?!
Карпушка сорвался с места и резво побежал за волком.
Они подошли к холму, заросшему вереском. Фенрир понюхал воздух и тут, в вящему изумлению мальчика, начал кувыркаться и ёрзать на спине, приминая вереск. Запахло псиной.
-Собирай траву, - скомандовал Фенрир, тяжело дыша и приваливаясь к камню.
Карпушка послушно начал рвать траву, собирая её в охапки. Фенрир тем временем давал инструкции.
-Я тебе нарву своей шерсти, ты совьёшь из неё верёвку. Верёвкой обвяжешь охапки вереска и построишь корабль.
-Ух ты! А парус?!
-Парусом будет...— волк подумал и выпалил: - твоё желание.
-Как это?
-Ты ведь не хочешь, что бы вся твоя деревня была съедена? И прилегающие вокруг деревни то же?
-Боги не допустят...— угрюмо начал Карпушка, но был перебит издевательским смехом.
-Боги?! Боги?! Боги убоги! Работай, давай! Вот тебе шерсть. Просто возьми её в ладони и скручивай. Три сильнее!
Карпушка взял шерсть и стал тереть её между ладоней. Вскоре появился кончик верёвки, которая стала быстро вытягиваться и ложиться петлями на песок.
-Ты должен добраться до пещеры Гнипа, это жилище Хелль,— хозяйки преисподней. У входа сидит Гарм, не бойся его, скажешь, что от меня. Они тебе помогут найти Бальдра. Зло всегда знает, где добро, так же как и добро знает: где зло... По себе знаю...
-Так значит, ты хочешь спасти мир? И я тоже, получается, спасаю мир?
Фенрир сморщился.
-Да а... Уж хочу, так хочу...
-Но раз ты хочешь спасти мир, то тебе, наверное, нечего бояться Бальдра?
-С каких это пор, ты мне «тыкать» стал?
-Извините. Больше не буду,— поспешно проговорил Карпушка.
-Ты не знаешь наших богов, парень. Это, такие мелочные, слепые ничтожества. Уж если они себе что вбили в голову: ничем не выбьешь. А как они любят навешивать ярлыки! Совсем недавно я разговаривал об этом с Локи. Говорят, Локи злодей, коварный шутник: ах, если бы это было так, не сидел бы я сейчас тут... Куда подевались его беззаботность, молодость, веселье... Злодеи! А ведь если разобраться, раз мы такие злодеи, то почему нас до сих пор терпят? Вот ответь, почему?
Карпушка уже стягивал охапки вереска в конструкцию. Мальчик промолчал и пожал плечами.
-Да потому что мы им нужны! Холера их забери! Это что же получается: Зло так жизненно необходимо? А ведь сами говорят об искоренении Зла! Послушали бы вы нынешнего Одина...
-Нынешнего?
-Да это я так... Где же оно, это искоренение? Та работа, на которую меня определили, просто-напросто мелкостное глумление! Зло... А так хочется сказать: «Люди, не преклоняйтесь, а стремитесь к высшему! Вас незаслуженно обделили и определили на низкое положение. Сбросьте это ярмо!». Вот и всё, что хочется сказать. Конечно же, это не нравиться богам! Да им много чего не нравиться. Поневоле задумаешься о природе зла, и где Добро, а где Зло.
Карпушка закончил работу и вересковый корабль, неказистый, и больше похожий на плот, стоял на песке. Фенрир хмыкнул и закончил:
-Короче, мир держится за счёт нас. Эти бездельники только веселятся там, наверху, а мы всю грязную работу делаем, - волк обошёл корабль, - Замечательно! А ну-ка, поднатужимся!
Вдвоём они столкнули корабль на воду. Карпушка взобрался на «палубу» и плот закачался под его тяжестью.
-Возьми жердь и воткни её! - крикнул Фенрир и, мотнув головой, бросил длинную, выкинутую морем на берег ветку.
Карпушка поймал её и воткнул в «палубу».
-А теперь, Карпушка, ты хочешь спасти мир?! Хочешь испытать настоящее приключение, а не его жалкое подобие, и стать—Героем?! Хочешь быть воспеваемым в сагах?!
Дух захватило от подобной перспективы, и Карпушка срывающимся голосом выкрикнул:
-Хочу!
Фенрир хихикнул и продолжил:
-Твоё желание будет вести тебя! Посмотри!
Карпушка обернулся и ахнул: над ним раздувался белый парус.
-Видишь, как всё легко и просто?! Вперёд! К победе! - волк подпрыгнул, увлёкшись собственными призывами, - Запомни, пещера Гнипа. Там стерва живёт,— Хелль и пёс шелудивый—Гарм!
Голос Фенрира доносился всё глуше и тише, а вскоре и совсем пропал вместе с береговой линией. Тут только Карпушка окончательно понял, в какую авантюру влез. Схватившись за голову, он упал на «палубу» и закричал. Но было поздно, только, еле заметные в туманной дымке расстояния верхушки скал, говорили о том, что где-то есть земля.
Фенрир устало опустился на песок и довольно облизнулся, почёсывая лапой за ухом.
-Раз плюнуть! Ну, я выдал! Нет, ну каков дурачок. Зато таким дуракам везет... а не хотелось бы. Бобовое зерно! Это просто классика вдохновения! Эй, Один! Не получишь ты своего... Надеюсь, парень легко умрёт. Милый мальчуган, что ж,— он мне действительно понравился, но... Надо понимать. Устал я, - волк зевнул, - Давненько мне не приходилось так долго разговаривать и, ещё больше, врать.
Волк развалился на песке и уснул. Волны накатывали на берег, отражая облака, бродившие по серому покрывалу Белой ночи.

* * *

Солёные брызги окатывали мальчика, но тот, не замечая их, лежал и размышлял вслух.
-Странно как-то всё это. Либо Фенрир врёт, либо скальды. Куда подевалась Соль? Ведь она должна править конями, впряжёнными в колесницу Солнца. Да и потом... ведь Фенрир должен быть на цепи,— хотя нет!— его же убили во время Рагнарёка! А раз он жив, а раз он не на цепи,— значит он не Фенрир. Ну, а если Фенрир, то значит, весь мир должен трястись! Значит: либо этот волк не Фенрир, либо скальды врут. Либо он Фенрир и мир трясётся, либо он Фенрир, но мир...— Карпушка приподнял голову и осмотрелся, - не трясётся. Постой, постой, - мальчик присел и окинул взором безбрежное, серое пространство, - Если везде обман, то каким образом я попал в эту передрягу? С каких это пор волки стали разговаривать? Значит он Фенрир, а я — лопух.
Карпушка опять повалился на «палубу».
-Но я его тоже ловко провёл: - Кто такие ваны? Кто такой Фенрир? А то я не знаю. Видел бы Рангвик, как надо зубы заговаривать и отвлекать расспросами волков. Смерть смотрела мне в лицо,--напел Карпушка,--И я провёл её за нос...— тут он опять привстал и посмотрел на мерное движение волн. Поняв, что последние слова неуместны в данных обстоятельствах, он замолчал и, уткнувшись в вереск, заплакал.
Ветер раздувал Парус Желания Вернуться Домой и гнал утлое суденышко в серую даль океана. Ведь что бы вернуться домой, необходимо сделать небольшой крюк, именуемый—Большим приключением. И чем сильнее желание вернуться домой, тем больше парус и значит, тем больше Большое приключение.
Влекомое непропорционально большим Парусом Желания Вернуться Домой, вересковая ладья уплывала в серую безбрежность океана.




* * *

Несколько дней и ночей в местечке Стрёумпейдасфьорд не смыкали глаз люди. Несколько дней и ночей шли поиски Карпушки. На третий день поисков, на прибрежной полосе, были обнаружены полустертые волчьи следы, уходящие вглубь суши: вперемежку с ними шли детские следы. Всё встало на свои места, и поиски прекратились.
Скьёрлейф стал безмерно пить эль и перестал следить за хозяйством. Двор постепенно зарастал травой, и крыша дома начала протекать. Ольга одна не могла справиться с хозяйством, но в меру своих сил ещё, что-то пыталась сделать. В бесконечных трудах она пыталась заглушить тоску по сыну, но главное,— она пыталась потушить искорку надежды, что Карпушка ещё живой. Она понимала: глупо на это надеяться. Порой надежда и вера сильно отравляют жизнь своей, кажущейся, бессмыслицей. Вера и надежда мешают трезво оценить реальность, а реальность была такова: Ольга носила под сердцем ребёнка и надо было думать уже о нём, а не о пропавшем Карпушке. Жизнь продолжалась.

ГЛАВА 5

Прекрасны палаты Асгарда. Высоко высоко над землёй простирается Усадьба асов. К Асгарду ведёт мост называемый Биврёст—Трясущаяся дорога. Этот мост ещё называют радугой. Он трёх цветов, он очень прочен, он сделан—нельзя искуснее и хитрее. Мост охраняет живущий рядом ас по имени Хёймдалль.
Сейчас Хёймдаль точил меч о камень. Страж моста был в хорошем настроении. Со стороны Ётунхейма, обиталища великанов, давно уже не было никаких поползновений. Если даже Тор всё чаще околачивался в Асгарде, то, значит, есть основания для спокойного сна, мирного земледелия, а то и для любви. Хёймдалль поднял меч и рассёк им воздух. Попробовав его остроту, вложил в валявшиеся рядом ножны. Подойдя к костру, ас достал из него нечто обугленное. Хёймдалль поморщился и выкинул сгоревший окорок. На плечо аса легла рука.
-Проморгал! Проморгал!
Хёймдалль обернулся и увидел Улля.
-Как ты, незаметно подкрался.—поморщившись, досадливо бросил Хёймдалль. Настроение было испорчено; ведь страж моста обладал прекрасным слухом; он даже слышал, как растёт трава и шерсть на овце. Как же он не услышал подкрадывающегося Улля.
-Как же это я тебя не услышал?--скорее обращаясь к себе, чем к Уллю спросил Хёймдалль.
-А вот послушай,--сказал Улль и отбежав немного назад, осторожно пошёл к стражу,--Что слышно?
Хёймдалль услышал, как растёт трава, но это шёл Улль.
-Понял теперь?
Хёймдалль угрюмо кивнул.
-Это к вопросу установки новых охранных заграждений. Протянуть сети, выкопать ямы, цепи, собаки... и прочее там. Да, Хёймдалль, если я могу стать прорастающей травой, то почему этого не могут сделать и другие, те же великаны, карлики?
-Вот и скажи это асам, когда будет сбор у источника Урд. Чего ты мне говоришь? Мне то что; по мне лучше даже. Уйду на покой, буду овец пасти, рыбу ловить. Какой спрос со старого, оглохшего Хёймдалля? Куда нам, старикам до вас, молодых? Вы же у нас умные, молодые... Копайте ямы, ставьте сети. Стойте у этого... Бив... Биврёста!
Хёймдалль плюнул и отвернувшись сел на камень.
-Хёймдалль, не обижайся. Ну же, дружище,--Улль посмотрел прямо в лицо старика. Тот отвернулся.—Никто тебя не сбрасывает со счетов. Но тебе нужна помощь. Мы тебя все любим, ценим. Ты меня еще на руках носил. Мой отец, славный и могучий Тор, всегда ставил тебя в пример. Да всё, что я умею, я умею благодаря тебе. Ну же, Хёймдалль.
Страж моста был отходчив и не долго сердился.
-А что это у тебя?--спросил он, показывая на сумку, перекинутую через плечо.
-Подарок... Кто-нибудь из первых асов здесь? Видар, Браги... Форсети то же сгодился бы.
-Видар у себя. А почему тебе именно они нужны? Один только что вернулся с охоты...
-Один мне не нужен. Ладно, я пошёл,--сказал подымаясь Улль,--Слушай.
Пасынок Тора начал подыматься по мосту, но хоть убей, Хёймдалль слышал только, как растёт трава и шерсть на спине овцы.

* * *

Видар молча рассматривал «подарок». Улль мерил шагами зал поскрипывая половицами.
-Это ворон.—констатировал Видар и вновь погрузился в глубокомысленное молчание.
-Это всё, что ты можешь сказать?--спросил останавливаясь Улль.
-Это Мунин—Помнящий. Ворон Одина.--добавил Видар и снова замолчал.
-Наконец то.--выдохнул Улль и сел на лавку.
-Где ты его нашёл?
-В Мидгарде. У людей.
-Наверное его туда послал Один...
-А кто же ещё? Один шлёт Мунина и Хугина на рассвете летать над всем миром, что бы к завтраку узнать, что там твориться. Вот только...
-Вот уже несколько дней, как возвращается только один Хугин—Думающий?
-Вот именно. Один затеял какую то игру, а нас не предупредил.
-Это уже не в первый раз. Ворон был мёртв, когда ты его нашёл?
-Мертвее не бывает.
-Праща?
-Скорей всего.
-Бедняга.
-Ты о Мунине или о том, кто с ним сделал такое?
-Тихо. Он идёт.
За дверью послышались рычание, возня и тяжёлая поступь, а вскоре в зал ввалился волк. Унюхав падаль, зверь кинулся к столу, но был отброшен Видаром в сторону.
-Ну, ну, Видар. Не стоит так обращаться с Фреки.
Вслед за волком вошёл Один, одаряя присутствующих лучезарной улыбкой. Улль скривился и отошёл в угол. Вслед за Одином влетел Хугин, а дополнил процессию второй волк,—Гери.
-Строим заговоры?--подмигнул Один и подойдя к окну распахнул его,--Как душно у вас. Я только что с охоты. Мои собачки загнали хорошего оленя, а он, пакостник эдакий, возьми и спрыгни в море.
-Теперь он собственность Ньёрда,--буркнул из угла Улль.
-Ох уж мне этот Ньёрд—бог моря,--отмахнулся Один.
Видар кашлянул и начал выстукивать пальцами дробь по столу.
-Один, ты был у Мимира?
Один криво улыбнулся и остановившись напротив Видара ответил:
-Ну, был.
-Не видно что-то. У тебя по-прежнему два глаза.
-Я был у Мимира.
-Но ты не пил из источника.
-Я раздумал. Зачем? Мудрее Мимира я не стану, он каждый день пьёт из источника; похлёбки делает, компоты... Что мне даст один глоток из источника мудрости? Да и потом... я видел у великана такую богатую коллекцию глаз, что подумал: «Сколько мудрецов развелось на земле». В массе мудрецов, как определить мудрого, а?
-Ты должен...
-Ничего я не должен! Вот ещё,—глаз отдавать за один глоток из источника мудрости! Уже изначально этот поступок говорит о глупости,—глупости не только испившего, но и глупости Мимира. Это его очень хорошо характеризует! Может он и мудр, Мимир, но мне кажется, у него уже не мудрость, а премудрость. Ум за разум заходит. Глаз отдавать, вот ещё! Пусть я не достаточно мудр, зато здоров. Да и не дурак я, если уж брать по большому счёту.
-Послушай меня,--начал Видар,--Один, предшествующий тебе, пожертвовал глазом, ради одного глотка из источника мудрости. Своим поступком ты оскорбляешь память первого Одина.
-Во-первых, Один мог избежать таких жертв: уж с Мимиром он справился бы, а во-вторых, я думаю, что когда Один испил из источника, он потом горько жалел, что отдал глаз какому-то переростку Мимиру. Да вы только вспомните, как погиб Один! Ведь он не заметил опасности с той стороны, с которой был слеп. Мудрость. Всей мудрости Одина не хватило предотвратить гибели асов! Будь он столь мудр, он не допустил бы Рагнарёка.
В зале воцарилось молчание. Даже волки, Гери—Жадный и Фреки—Прожорливый, притихли на полу.
-У меня родилась другая идея. А может провести воду из источника к нам в Асгард, по трубам, для всеобщего, так сказать, пользования? Подвести тихонечко трубу к источнику, предварительно отвлекши Мимира и...
-Да что с тобой, Магни?! Каким мелочным ты стал!--бросил из угла Улль
-Молчи уж, Улль,--презрительно отпарировал Один, -- Не забывай, что ты, всего лишь пасынок Тора, а я—его сын. Потому то меня и назначили Одином,--расправил плечи ас.
-Лучше бы Улль был сыном Тора,--подал голос Видар.
-Ну это уж... ха, ха,--развёл руками Один,--не ко мне претензии, а к папочке.
-Ты куда посылал Мунина?--перевёл разговор в другое русло Видар.
-Мунина?
Видар бросил к ногам Одина ворона.
-Ах, ты ж... бедняга. Кто же его так?
-Может, сперва ответишь на мой вопрос?
Один прошел по залу, после присел на Гери, почёсывая того за ухом. Волк блаженно зажмурился и начал поскуливать.
-А то ты не знаешь, куда я каждое утро посылаю Хугина и Мунина?
-Мунина не видели несколько дней...
-Конечно,--кивнул Один,--Теперь ты сам понимаешь почему. Его убили!
Улль сплюнул:
-Хороший ход.
-Ты что-то сказал, Улль?
Пасынок Тора промолчал.
-Правильно,--одобрил Один и встал,--Необходимо провести расследование этого дела. Кто-то посмел поднять руку на моего ворона?! Сдаётся мне, что тут постарался Локи.
-Хватит на Локи собак вешать,--бросил с вызовом Улль,--Дня не обходиться без того, что бы всё не сваливать на Локи. Новый Локи, я уверен, совсем не тот, что старый.
-Все они... Локи. Утомили вы меня. Ругаетесь. Постоянно чем-то недовольны. А ведь именно мы принесли тогда молот нашего отца Тора. Молот Мьёлльнир: помните это? Между нами говоря, я сам хотел стать Тором, но вы же назначили моего брата, Моди, Тором, а меня—Одином. Так, что давайте прекратим эти бессмысленные свары и займёмся делом.
Один покинул зал хлопнув дверью. Миновав несколько коридоров и залов, он вошёл в Валаскьяльв—крытое серебром жилище. Только там Один дал волю эмоциям.
-Поганцы! Ах, какие... Всё разнюхивают! Ах, поганцы! Но кто смел убить Мунина? Кто?!
Верховный ас метался из угла в угол опрокидывая на пол чаши, подсвечники и прочую серебряную и золотую утварь.
-Какая то козявка срывает все мои планы! Ну, ничего, ничего...
Один уселся на престол Хлидскьяльв и оттуда начал обозревать весь мир.
-Они ещё хотят, что бы я один глаз отдал за глоток мудрости,--бормотал он себе под нос,--Хорош был бы я сейчас, обозревая мир, одним то глазом. Глоток мудрости...
Один снял с полки кувшин и немного отпил из него. Несколько дней назад Один побывал в гостях у Мимира. Мимир тогда варил компот и Один предложил накрыть котёл крышкой, что бы вода быстрее закипела. Пар осел на крышке большими каплями, которые ас не замедлил стряхнуть в припасённый заранее кувшин. Правда пришлось выдержать долгий спор о правомерности подобного поступка, но Один блестяще доказал, что над паром Мимир не властен, так как пар подымается к верху, к небу, а небо, всё-таки, владение асов. Один справедливо полагал, что дистиллированная вода источника мудрости ненамного потеряла в своих свойствах, даже стала чище, избавившись от вредных примесей. Сейчас, ас отпивал дистиллированную влагу мудрости, которая, если честно, ему была совершенно не к чему: достаточно вспомнить, как он её добыл.
-Так, посмотрим на мир. Хорошо видеть всё сверху, но как я узнаю, кто убил Мунина? Да ещё на таком расстоянии. Такое всё мелкое...
Один вспомнил, что в странах Востока изготовляют стекла увеличившие изображение. Он твердо решил послать туда гонца с целью выкрасть магическое стекло, и вставить в окно, что бы легче было наблюдать за миром.
-Мир, как мир. Люди, корабли, города... А это что там?
Его внимание привлекла трагедия на море. Огромный водоворот засасывал чье-то судёнышко в своё жерло. Судёнышко вращалось с бешенной скоростью. Один наблюдал за ним до тех пор, пока голова не закружилась.
-Теперь ты добыча Ньёрда,--молвил ас и вытянувшись в Хлидскьяльве уснул.
Ещё несколько мгновений спустя, хрупкая вересковая ладья исчезла в водовороте.

ГЛАВА 6

На завтрак Карпушка поймал рыбу. Мальчик долго дожидался благоприятного момента, и когда, поблёскивая чешуёй, селёдка проплыла в зоне досягаемости, Карпушка быстрым ударом пронзил её гвоздём. Тут же вытащив добычу, он незамедлительно съел её, сырой и ещё трепещущей.
Карпушка не знал, сколько времени прошло с того момента, как Парус Желания Вернуться Домой поднялся на мачте. Дни и ночи большими бусинами нанизывались на нить пути. Мальчик уже перестал клясть свою глупость и волка, повстречавшегося ему на берегу.
Между нами говоря, не так уж и много времени прошло с момента отплытия. Однако долгое безделье сыграло злую шутку, растянув до немыслимых границ однообразное течение суток. Карпушка готов был поклясться, что вот уже почти год прошёл, как он не видел Стрёумпейдасфьорда. На самом деле, не прошло и двух недель с тех пор: а может и трёх, или больше... Но надо быть снисходительным, ведь дни и ночи относительные понятия. Белая ночь вполне могла сойти за пасмурный день, а пасмурный день—за белую ночь. Да ещё и солнце выкидывало странные номера: вот уже несколько раз Карпушка замечал, что ложась спать, имея солнце по правому борту, он просыпался, имея солнце уже по левому борту. Иногда, оно вдруг оказывалось в голове, а то и в ногах... Особенно сильно он это явление осознал после того, как съел очередную селёдку; Карпушка воочию увидел, как вересковая ладья повернулась в другую сторону и солнце ушло за спину. Карпушку осенила догадка:
-Да ведь меня закручивает!
Вслед за этим воплем, мальчик вскочил и начал метаться по «палубе». Тут же вспомнились рассказы старых моряков о грозной повелительнице морских глубин, великанше Ран и её сети, которой та увлекала на дно корабли. Холодея от ужаса, он вспомнил так же, что пещера великанши Ран находиться совсем неподалёку от Стрёумпейдасфьорда: что -то несколько дней или недель пути; если конечно верить старым морякам. Надо было что то делать и Карпушка, немного подумав, решился осторожно взобраться на мачту и посмотреть «... в даль...».
-Посмотрю-ка я в даль,--вслух подумал мальчик и стал карабкаться на мачту. Увиденное превзошло самые худшие ожидания. Сравнительно близко величаво закручивалась огромная воронка. Странная, пугающая тишина царила над этим страшным местом. Зрелище, открывшееся взору, парализовало волю; всё, на что оказался способным Карпушка, так это ойкнуть и разжать пальцы. Мягкая «палуба» смягчила падение, а сноп солёных искр привёл немного в чувство.
-Ой, ой, ой,--бормотал Карпушка вышагивая взад вперёд по палубе,--Ой, ой, ой... Вот уж занесло меня...
Понимая неизбежность засасывания в водоворот, Карпушка немного успокоился и думал уже не о том, как избежать опасность, а как преодолеть её. Никто не говорил ему, что надо делать в подобных случаях, да наверное, никто этого и не знал. Пережившие подобное приключение ничего уже не могли рассказать... Единственное, что пришло на ум Карпушке, так это побольше набрать воздуха в лёгкие перед самым погружением. Приняв это решение, мальчик начал готовиться к борьбе со стихией. За то небольшое время, что ему осталось, Карпушка обдумывал речь, которой надеялся разжалобить великаншу Ран и убедить отпустить его, если уж не домой, то хотя бы обратно на морскую поверхность.
-Великая! Могучая! Прекрасная...—Карпушка почесал затылок,--А ведь уродина наверное... Прекрасная! Что тебе с такого маленького, слабенького? У меня нет ничего... Правда! Совсем ничего! Я единственный сын у мамы с папой. Мой папа,—калека. Мы всегда чтили тебя великая Ран, и бога моря, Ньёрда,—чтим. Никому, никогда я ничего плохого не делал, а если и делал, то не со зла, а из шалости и по глупости. Но я обещаю, что больше шалить не буду,--Карпушка вспомнил свою проделку с жердью, вставленную в рукава Тура,--Мне столько надо исправить. Я должен попросить прощения у Тура. Я должен получить причитающую мне... эх, порку! А сколько яиц я перевёл, подкладывая их в постель. Ещё по моей вине сломалась часовня. Но ведь для вас же и лучше, что сломалась часовня. Ведь правда? Истинная вера для вас, как ножом по горлу. Разве я не заслуживаю награды..?
-Ты чего там бормочешь?
Карпушка ойкнул и замолчал. Сверху, с мачты, послышалось покашливание. Запрокинув голову, мальчик увидел ворона. Мальчик перевидал немало воронов, но такого большого, черного и блестящего ему доводилось видеть только один раз: за которого он получил трепку от отца и похвалу от проповедника Гуги.
-Я так думаю, тебя затягивает в водоворот.--высказал ворон предположение.
Карпушка почему то не удивился тому, что птица разговаривает. Скорее его удивило то, что он уже не удивляется всем тем странностям, которые с ним стали происходить в последнее время. Такое количество странностей уже начало восприниматься как само собой разумеющееся.
-А вы кто будете?
-Я Хугин—Думающий. Понимаешь ли, я думаю...
-А как вы думаете..?
-Я как раз об этом много думал, но до сих пор не знаю, как я думаю. Процесс мышления...
-Я имею в виду, как вы думаете, что мне надо сделать, что-бы не попасть в водоворот?
Ворон скептически каркнул и прикрыл левый глаз.
-А почему ты не хочешь попадать в водоворот?
-Жить хочется.
-Ну, так живи. Кто тебе мешает?
-Так ведь... водоворот...
-Что водоворот?
-Засасывает.
-Ты даже не знаешь, что там, а уже впадаешь в истерику. Тебе о другом надо беспокоиться.
-О чём?
-О том, что-бы не погибнуть в водовороте, а не о том, как в него не попасть.
Сражённый непогрешимой логикой ворона Карпушка замолчал.
-Это у тебя случайно не гвоздь торчит?--вдруг спросил ворон приглядываясь к предмету, заткнутому за пояс.
-Это мой меч.
Хугин кивнул и моргнул.
-Наверное, ты прав...
-В чём?
-Относительно меча... Так, я вижу, что водоворот всё ближе и потому мне надо лететь. В конце концов, я не рыба.
-Эй, эй!--закричал Карпушка.
-Чего тебе?--спросил ворон подымаясь в воздух.
-Помоги мне!
-Как? А главное: зачем?
-Мне не хочется попадать в водоворот!
-Вполне законное желание; я его, кстати, разделяю, потому и улетаю. Между нами,--ворон посмотрел вокруг и спустился пониже,--я совсем не умею плавать. Только это между нами. Но я так думаю, дальше этого водоворота тайна не выплывет наружу.
Плавно и грациозно, ворон стал подыматься в воздух. Карпушка плюнул ему вслед и стал вновь прокручивать в памяти аргументы для разговора с великаншей Ран. Тут его опять отвлёк голос вернувшегося Хугина.
-Знаешь, я всё-таки решил тебе помочь.
-Наконец-то! Давай!
-Послушай моего мудрого совета, мальчик: набери побольше воздуха в лёгкие. Я думаю, что тебе это здорово пригодиться вначале и ещё... Ты наверное не замечаешь, но твоя посудина уже спускается по боковой стене этой... штуки.
-Это и всё?!
-Никогда не отвергай советы тех, кто старше тебя и, соответственно, мудрее. Задержка, наверное, будет чревата для меня неприятностями. Удачи тебе, малыш.
Провожаемый криками Карпушки, ворон вылетел из огромной воронки и растаял в высоте.
Вересковая ладья по спирали опускалась вниз. Против всякого ожидания, спуск был на редкость долог. Карпушка успел вспомнить всю свою жизнь, мечты, когда далеко внизу появилось сужающееся дно гигантской воронки. «Ой, что будет»—подумал Карпушка и набрав побольше воздуха зажмурился. В следующее мгновение он скрылся под водой.

ГЛАВА 7

Работа в кузнице кипела. Поддаваемый мехами, жарко полыхал огонь в горне. Два карлика, Брокк и Эйтри, братья—кузнецы, спорили не менее жарко.
-А я говорю, что ничего не выйдет из этой затеи!--кричал Брокк раздувая меха.
-А мне надоело, что каждый раз, как я отлучаюсь, ты начинаешь лениться и огонь в горне слабеет!--кричал в ответ Эйтри.
-Всего то один раз было, а крику-то, а крику!
-И одного было достаточно!
-Ну да, рукоять молота Тора вышла чуть короче; ну так что теперь? Ведь работал!
-Зато этот брак сильно подорвал мою репутацию как мастера!
-Но ведь работал! Неважно как, а важно: что!
-Э, братец. Товарный вид, он тоже кое-что значит. А будь рукоять подлиней у молота Мьёлльнир, так может, он и работал бы лучше.
-Тебе бы всё может, да может! Давно уже забыли все, а Тор, так и такой молот проглотил и не поморщился. Да и чего ты все старое вспоминаешь? Когда это было?!
-Ага, а где теперь Тор?
-Его смерть была неизбежна. Прорицательница Вёлльва давно предсказывала его смерть, как и смерть многих. А Моди, сын Тора и нынешний Тор, доволен молотом. И не забывай, не по моей вине ослабел тогда огонь, это всё проделки Локи, хвала богам, нынешний Локи намного лучше прежнего.
-И всё-таки, для тебя же лучше, если приспособим к этому водяному столбу колесо с лопастями,--не сдавался Эйтри,--Тебе же легче будет. Да и нынешний Один, любитель всяких там, технических задумок. Уж ему то понравиться.
-Да... Один наш, конечно... Для чего мы ему золотые яблоки делали, как полагаешь? Что-то здесь нечистое.
-Это не наше дело, Брокк. Наше дело, себе труд облегчить, заказов слишком много.
-Даже если получиться сделать колесо, я всё равно буду утверждать, что не верю, всяким там механизмам. У меня руки есть.
-Но что бы сделать кресло для Аустри, необходимо гораздо больше жара, чем можешь дать ты, старый дуралей!
-Аустри,--буркнул Брокк,--Продумаешь, важная птица. Какой то там восточный карлик.
-Не просто карлик. Не забывай, что он один из четырёх карликов посаженных Первым Одином по сторонам света.
-Я помню, я всё помню! С тех самых пор помню, как он заказал нам это кресло. Ещё я помню, что раньше этим карликам и шеста было достаточно. Мало ему шеста, кресло подавай! Раньше то, небось, и шестом был доволен! Слишком нежные все стали...
-Так то раньше, сейчас другие времена. Пора уже и о комфорте подумать. Дремучий ты, Брокк. Всё бы тебе в пещере жить, да на костре похлёбку варить.
Вода подёрнулась рябью и из неё вывалилась щука. Стукнув несколько раз хвостом, щука обратилась в карлика.
-Здравствуйте, ребята. Всё ругаетесь?
-Отойди в сторону, Андвари. Не видишь, работаем?
Карлик обошёл стороной горн и, подойдя к водяному столбу, потрогал его рукой. Водяной столп подымался вверх, к раскинувшейся водной глади. Он имел форму конуса, обращённого острым концом вниз. Столп вращался с бешенной скоростью, едва касаясь дна океана. Правильнее было сказать, что это водная спираль, но уже с давних пор, с момента последнего Рагнарека, повелось называть его: Столпом поддерживающим Океан. Между дном и водой простиралось несколько футов свободного пространства. Именно сюда перенесли братья свою кузницу. Здесь было прохладно, что весьма немаловажно для пожилых кузнецов. Правда, приходилось уже сильнее качать меха, дабы держать прежний жар, и Брокк всё чаще начинал уставать.
Андвари присел над колесом с лопастями.
-А что это вы задумали, ребята.
-Отойди от колеса, Андвари,--отогнал того Эйтри,--держи подальше руки от него.
Андвари пожал плечами и насвистывая заглянул в горн.
-Да чего ты везде свой нос суёшь?--возмутился Брокк
-А когда вы мне кольцо сделаете?
-Потом.
-Вы всё время говорите потом, потом,--Андвари почесал живот и зевнул.
-Зевает тут ещё,--сварливо заметил Брокк, оттирая пот со лба.
-Да чего вы все кричите на меня?!--Андвари упёрся кулаками в бока и задрал бороду,--Чего вы?!
-Знай, молчи, и стой тут...—сурово осадил его Эйтри и достал молоток.
-А, чего это вы?!
-Работы много, а тут ты ещё, со своим кольцом. А как оно опять к людям попадёт? Забыл, чем это кончилось?
-Ой, да ладно тебе! Людям только повод дай! Не в кольце дело, а в людях. Они только и делают, что причину для своих свар ищут. А уж как найдут, так и радуются: « Вот, мол, есть причина для войны!».
-Не кричи.
-Так это не я кричу, а люди.
-А ты не кричи,--сурово произнёс Эйтри и ударил по наковальне высекая искры.
-Ну, так что с кольцом?
-Материал нужен...—отводя глаза в сторону произнёс Эйтри и начал прилаживать к колесу последнюю лопасть.
-Так вы ж говорили, что нашли уже.
-Пропал материал.
-Как это пропал? А из другого изготовить нельзя?
-Можно, но это уже не будет Кольцом карлика Андвари.
-Не называй меня карликом.
-А кто ты? Вот мы с Брокком карлики.
-Ага,--оскалился Брокк качая меха.
-И ты карлик. Карлик Андвари,--Эйтри приладил лопасть и довольный работой отошёл в сторону.
-А почему это не будет кольцом карл... Андвари?
-Но ведь, то кольцо обладало, якобы твоим проклятием; как там: « Отныне, это кольцо будет стоить жизни всякому, кто им завладеет...». Что там ещё..?
-Мои сокровища принесут в мир алчность и преступления и никого не сделают они счастливыми,--упавшим голосом закончил Андвари.
-Вот видишь,--назидательно произнёс Эйтри,--А ты говоришь: «...из другого материала».
-Да вы только сделайте, а уж проклятие моё дело.
-Ты слишком высокого мнения о себе, как о волшебнике,--охладил того кузнец,--Сам то, был счастлив с этим кольцом, приумножавшим богатства? По тому, как у тебя его забрали, видно, что проклятие и тебя не минуло стороной. Помоги-ка лучше.
Эйтри взялся за колесо и стал его тащить к столпу. Андвари вздохнул и принялся помогать. Вдвоём они установили колесо на станину и подвели его к бурлящему водному конусу. Лопасти коснулись воды и колесо начало вращаться. Через ременные приводы вращение передалось мехам и те стали качать с бешенной скоростью, болтая из стороны в сторону, вцепившегося в них Брокка.
-Отцепись ты от них, старый дуралей!--прикрикнул на него Эйтри.
-Ну вот ещё! Я не позволю какой-то там штуке, так со мной обращаться!
Последние слова Брокк произнёс на куче металлолома, куда его отбросило сильным броском.
-А!--торжествующе крикнул Эйтри,--Работает! Да ещё как работает! Ну, теперь дело пойдёт. И колечко тебе сделаем,--похлопал он по плечу Андвари,--Ты кстати... принёс? Еды принёс?
Андвари потряс мешочком перед носом кузнеца.
-А чего так мало?
-Эге, мало говоришь. Я побывал на ферме Фрейра. Тебе что-нибудь это говорит?
-Ты украл...
-Ну, не то, что б украл... Лучше сказать: взял. Немного отсыпал из ларца Бальдра. Да они ничего не заметят! Тут на несколько лет еды. Но я вам не дам, пока колечко не сделаете.
-Не нравиться мне такой оборот дела,--начал Брокк, но тут раздался оглушительный треск и колесо, выбитое из станины, покатилось прочь.
-Держись!--крикнул падая Эйтри.
-Беги!--заорал Андвари, роняя мешочек и исчезая за грудой металлолома.
-Ура!--завопил Брокк, и начал отплясывать, тут же придуманный танец.
-Ой...
Колесо с лязгом упало, а карлики обступили потиравшего лоб мальчика. Огромная шишка на голове росла прямо на глазах.
-Ты кто, мальчик?--спросил подступаясь Эйтри.
-Какая у тебя крепкая голова,--завистливо вздохнул Андвари.
-Дай я тебя поцелую, милок!--раскинул руки Брокк,--Я бы не смог так расправиться с этим колесом.
Карпушка, а это был именно он, ошеломлённо озирался по сторонам. Наконец, тормошимый со всех сторон обступившими его карликами, он пришёл в себя и представился:
-Я Карпушка. Сын Скьёрлейфа.
-Как ты прошёл сквозь сеть великанши Ран?--удивлялся Эйтри.—Тебя ведь затянуло водоворотом?
-Да, я попал...
Эйтри задумался и вдруг встревожено затараторил:
-Это что же получается, если он прошёл сквозь сети Ран, то значит, вслед за ним будут и другие к нам проскакивать? От гостей отбою не будет!
-Но зато и сколько хороших вещей к нам перепадёт,--вожделенно предположил Брокк.
-Я пожалуй переберусь к вам, ребята,--начал набиваться в компанию Андвари.
-А если великанша об этом узнает?--Эйтри вытаращил глаза и замолчал.
Все тут же притихли, представляя такую ужасную перспективу.
-Но ведь мы не виноваты,--осторожно произнёс Брокк,--Отдадим ей мальчика, пусть с ним разбирается.
У Карпушки перехватило дыхание от ужаса.
-Вы это серьёзно?! Меня отдавать великанше?!
-Сеть определённо порвана. Ведь ты порвал сеть?
-Не помню... что бы я, что-то рвал. А может, она была раньше порвана?
Эйтри пожал плечами:
-Ну так что? Ты первый, кто проник сюда сквозь сети Ран, тебе и ответ держать.
-А может, никакой и сети не было?!--в отчаянии крикнул Карпушка.
Карлики рассмеялись на такое глупое предположение и начали сжимать мальчика в кольцо.
-Ты не бойся,--успокаивали они его, разматывая верёвку,--Может она тебе ничего и не сделает. Она, знаешь ли, такая переменчивая. Когда на море спокойно, то и она спокойная. Ты не помнишь, какая погода была наверху?
Карпушка припомнил, что перед самым погружением, на море начиналось волнение. Сейчас, там возможно штормит.
-Дяденьки, не делайте этого. Ну, не делайте! Если великанша такая переменчивая, то вдруг и вам не поздоровается. Сейчас на море шторм. На море...—Карпушка посмотрел вверх. Раскинувшийся, океанский простор, своим противоестественным нахождением вызывал головокружение и тошноту. Проводив взглядом проплывавший над головой косяк рыб, смутно различимый в туманной глади, мальчик покачнулся и отвёл взгляд вниз. Карлики уже не делали попыток связать его. Скучковавшись в стороне, они что то обсуждали шёпотом, бурно при этом жестикулируя и переругиваясь. Наконец, они подошли к водяному столпу и начали его осматривать. Немного поколебавшись, Карпушка тоже решил присоединиться к осмотру невиданного природного явления.
-Говорил я тебе: не ставь колесо!--ругался Брокк.
-Не говори ерунды,--огрызался Эйтри,--колесо не могло такого сделать.
Подойдя ближе, Карпушка увидел, что столп дал течь. В довершении всех бед, течь расширялась и струя воды становилась всё толще и толще. Дно постепенно заполнялось водой. Обнаружив это, карлики начали впадать в панику и метаться по кузнице, подымая снопы брызг.
-Надо уносить отсюда ноги! Если великанша узнает...—Эйтри рвал волосы на голове.
-Да она уже знает!
-Угораздило же меня связаться с вами,--стонал Андвари,-- Лучше бы я пошёл к сыновьям Ивальди! О! Ма-ма...
Все проследили за взглядом Андвари и остолбенело замолчали. Рядом с кучей металлолома высилась роща. Не сговариваясь, карлики подошли к деревьям.
-Что б меня разорвало! Это бобы!--первым догадался Эйтри. Наклонившись, он поднял мешочек, валявшийся неподалёку.
-Твой?--обернувшись, спросил он Андвари, и не дождавшись ответа кивнул,--Твой.
Из мешочка выпало бобовое зерно, которое тут же начало прорастать.
-Ты украл бобы Бальдра!--подступился к Андвари Брокк сжимая кулаки. Расстроенный Андвари сел на металлическую болванку и обхватив голову руками заплакал.
-Ну за что мне такая судьба? Почему, меня никто не любит? Уж сколько золота я пожертвовал норнам, дабы они мне подправили судьбу! А всё зря!
-Так тебе и надо,--лишённым всякого сочувствия тоном сказал Эйтри.
-Норны тебя заставляли лезть в ларец Бальдра?--подлил масла в лампаду горя Андвари Брокк, и спрыгнув с кучи металлолома, тут же очутился по пояс в воде.
-Вода!
-Видим,--спокойно ответил Эйтри и погрёб к сундукам, сваленным неподалёку.
Карпушка, дрожа от холода и страха, подобрал брошенный карликом мешочек и высыпал на ладонь оставшиеся бобовые зёрна. Их было три. Как во сне, мальчик положил зерна в карман и забрался на кучу железа. Краем уха он слышал стенания Андвари, ругавшего норн и обвинявшего их в причастности совершённой им кражи; ведь это они уготовили ему такую судьбу; Андвари обвинял их не боле не менее, как в подстрекательстве. Вода прибывала, а бобовые деревья уже превышали рост человека и продолжали расти, с увеличивающейся скоростью.
-Что делать будем?--дёрнул Брокка за рукав Карпушка.
Карлик кивнул на копошащегося в сундуках Эйтри.
-Если он ничего не придумает,—тонуть. Говорил я ему: не доведёт до добра эта затея с колесом.--сердито закончил Брокк и запахнулся поплотнее в куртку.
Эйтри достал из сундука несколько бурдюков. Покопавшись ещё немного, вынул какой-то цилиндрический предмет с ручкой. Всё это он подтащил к железной куче.
-Мы уходим отсюда.
-Как?--фыркнул Брокк и обернувшись, увидел, что Андвари превращается в щуку,--А ещё жаловался, что норны к тебе не милостивы.
Щука разинула пасть и произнесла:
-Поплыву, я. Вы уж не думайте обо мне плохо, но так как я обладаю возможностью спастись, то глупо говорить о какой-то солидарности. Думаю, умей и вы превращаться в рыбу, то поступили точно так же.
Щука подпрыгнула и исчезла в опускающемся потолке океана.
Эйтри, не обращая ни на кого внимания, цилиндрическим предметом накачивал в бурдюки воздух, и объяснял дальнейший план действий.
-Сейчас, мы все сядем на один из бобов, и начнём подыматься вместе с ним. Насколько я знаю, бобы Бальдра могут прорастать аж до неба. Я знаю, что ты скажешь Брокк, ты скажешь, что нам придётся долго находиться под водой и мы задохнёмся. Я смеюсь над твоими словами и говорю: Брокк, ты старый, дремучий, немытый дуралей.
-Я ничего не говорю. Я слушаю.
-Я вам раздаю бурдюки, смотрите, не потеряйте их. В этих бурдюках воздух. Моё изобретение, ты ещё смеялся над ним, Брокк,--Эйтри показал язык брату и продолжил,--Когда совсем станет невмоготу, просто прикладывайтесь к горлышку и делайте глубокий вдох. И так до тех пор, пока не выплывем наружу.
-Ты бы ещё сказал, что это первое испытание мешков.--сердито вставил Брокк.
-Первое,--согласился Эйтри,--но ведь надо когда то начинать. А если у тебя есть другая идея...
-У меня нет идеи!--взорвался Брокк и затряс бородой,--Это у тебя, всё идеи, да идейки! Всё твое колесо...
-Не время говорить об этом, Брокк. И не в колесе дело!
-А я говорю...
-Только один металл мог проделать течь в столпе. Хорошо, что этот недоумок Андвари, ни о чём не догадался.
-О чём он должен был догадаться?!--свирепел Брокк сжимая и разжимая кулаки.
-О материале, из которого было сделано кольцо!--выплюнул Эйтри,--Он здесь!
-Довольно с меня твоих глупостей! Колесо...
И тут, всё вокруг содрогнулось. Карлики замолчали и затравлено посмотрели через плечо.
-Великанша?--шёпотом спросил Брокк. Эйтри кивнул и бросившись в воду поплыл к бобовому дереву. Карпушка и Брокк последовали его примеру. Доплыв до ствола ближайшего дерева, они начали карабкаться вверх. У самой поверхности океана, карлики и мальчик сделали глубокий вдох и погрузились в воду.
Надо ли говорить, насколько холодная была вода, и надо ли говорить, как страшно было Карпушке. Цепко держась за ствол бобового дерева, он поднимался вместе с ним сквозь толщу океана. Его так и норовили стащить мощные порывы течений, вызываемые яростью великанши Ран, а может и самого бога моря Ньёрда. Рыбы метались вокруг, тычась в спину и ноги. Подъём казался бесконечным. Когда уже совсем было невмоготу, Карпушка, следуя рекомендациям Эйтри, прикладывался к горлышку бурдюка, вдыхая кислый, душный и терпкий воздух. Бурдюк так и норовил вырваться из рук; да ещё карлики толкались... Карпушка закрыл глаза и ещё крепче обнял ствол.
Поверхность показалась внезапно. Казалось, что океан вдруг просел и стал ниже прежнего уровня. Крик Эйтри подтвердил это предположение.
-Повезло же нам! А то боюсь, воздуха не хватило бы! Хотя я рассчитывал, что уровень воды упадёт! Как своевременно! Наверное, Столп окончательно развалился.
Карпушка во всю вертел головой. Безумное зрелище представилось его взору. Большая роща росла прямо из океана. Местами, верхушки стволов уже достигали туч, скрываясь в них. Как и предполагал Карпушка, неистовал шторм. Огромные волны поднимались вдогонку, оседлавшим бобовое дерево беглецам. Казалось, океан не хотел мириться с пропажей добычи и всеми силами старался вернуть наглецов в свою темницу. Сполохи молний разгоняли сгустившуюся тьму, а ветер, раздувая одежду и волосы, выкрикивал угрозы. Перекрывая стоявший грохот, Эйтри что то кричал спутникам показывая рукой вниз. Там, на них смотрело чьё то лицо; «Великанша Ран»—догадался Карпушка, ощущая предательскую слабость в руках.
И тут, гулкий голос накрыл с головой:
-А ну, спускайтесь немедленно! Вниз! Пока я сама до вас не добралась!
-Ну вот ещё,--говорил стуча зубами Брокк,--А то мы не знаем, зачем нас зовёшь. А всё ты, со своим колесом!
-Да заткнись ты! Сеть, по-твоему, тоже колесо порвало?
Карпушка попытался вмешаться и утихомирить стариков, но куда там, те продолжали яростно спорить.
-И сеть и Столп порвались по одной причине!--кричал Эйтри,--Похоже, та самая штуковина, которую мы нашли и, как последние тюлени, потеряли, и из которой надо было выковать кольцо Андвари, снова упало к нам.
Неподалёку упало первое дерево, в скоре, вслед за ним последовало второе. Эйтри отвлёкся на это угрожающее зрелище и не надолго замолчал.
-Великанша рубит бобы. Как почувствуете, что наше дерево начинает падать, сразу же перебирайтесь на другое. Нам главное, до неба добраться. В Льёсальвхейме я делал ворота и меня хорошо помнят светлые альвы. Там и укроемся! Так вот,--вернулся опять к спору Эйтри,--Не быть мне кузнецом, если это не магнитная стрелка корабля Нагльфар, сделанного из ногтей мертвецов. Из неё то, и было сделано кольцо Андвари...
-Или стрелка из кольца. Наверняка сыновья Ивальди постарались. Тоже мне, кузнецы,--презрительно отозвался Брокк, едва не свалившись при этом вниз.
-Пожалуй, только Локи и знал, что из чего было сделано. Ведь это его проделка,—сделать корабль Скидбладнир на одном гвозде и подарить это чудо Одину.
-Первый Локи?--перекрикивая порыв ветра спросил Брокк.
-Он самый! Именно этот металл и стал магнитной стрелкой для Нагльфара. Везде, куда бы не шёл Скидбладнир, за ним следовал и Нагльфар, покуда они не встретились на поле Рагнарёка.
-Да уж, прежний Локи был мастак по части коварства,--согласился Брокк,--И что теперь, думаешь, это магнитная стрелка порвала сети и Столп.
-Не иначе! Металла, из которого она сделана, нет в нашем мире. Все, что сделано у нас, разрушает эта стрелка; она отторгается всеми, но будучи отторгнутой—она разрушает...
-А Локи?
-На то он и Локи... Наверное тот, кто у нас её украл, обронил её и...—Эйтри вдруг посмотрел на Карпушку,--Странно.
-Что странно, брат?
-Получается, стрелка упала вместе с этим парнем!--вытянув в сторону Карпушки палец, обвиняюще крикнул кузнец.
Карпушка плохо слышал, о чём говорили карлики, но догадывался,—говорят о нём. По-видимому, ничего хорошего этот разговор не сулил, и мальчик стал подниматься выше.
-Карпушка!
-Иди сюда, Карпушка! Мы тебе ничего плохого не сделаем.
-Придётся лезть за ним.--повернувшись к Брокку сказал Эйтри. Тот кивнул и они начали карабкаться вслед за мальчиком.
Тучи были уже достаточно близко, казалось, протяни руку и вот они. Но и великанша Ран была неподалеку. Вырвав ещё одно дерево, она добралась и до пристанища беглецов. Брокк почти схватил за лодыжку Карпушку, когда дерево затряслось и стало раскачиваться.
-Брокк! Брокк!--заорал Эйтри и бросил в брата бурдюк,--Оставь его! Великанша добралась до нас! Прыгаем на другое дерево!
Порыв ветра донес слова, а с ними и приподнял край Карпушкиной рубахи. Брокк вытягивая шею, вперился глазами в гвоздь.
-Эйтри! Я уже почти схватил его! Я что-то вижу у него за поясом!
Карпушка отпихиваясь ногами от назойливого карлика, продолжал карабкаться вверх. Великанша Ран, порядком уставшая, навалилась всей тяжестью тела на ствол. Сильно накренившись, растение хрустнуло.
-Я прыгаю, Брокк!--завопил Эйтри и тут же очутился на другом дереве.
Оскалившись, Брокк тянулся к Ржавому Гвоздю, заткнутому за пояс мальчика. Одной рукой карлик держался за ствол, другой же, уцепился за одежду Карпушки и, медленно перебирая пальцами, подтягивался всё выше и выше. Карпушка в отчаянии колотил карлика ногой по голове, рыча по-звериному. Внезапно начавшийся пронзительно-холодный дождь, хлестал острыми, как иголки каплями. А внизу ярилась великанша, тряся дерево и раскачивая волны вокруг. Фантастической иллюминацией расцвечивали разыгравшуюся драму молнии. Брокк почти добрался до гвоздя, и когда, в порыве азарта протянул к нему руку, молния ударила в кованные железом башмаки карлика. Кузнеца тряхнуло, он разжал пальцы и сорвался вниз.
-Брокк!--завопил Эйтри,--Бро-о-о-к!!!
Размазывая слёзы и крича, карлик провожал взглядом падающего Брокка. В тоже мгновение, бобовое дерево, на котором остался Карпушка, надломилось, и рухнуло в бушующие воды.
Эйтри ещё долго смотрел вниз, покуда не скрылся в тучах, увлекаемый растущим деревом. Спустя некоторое время, кузнец, взъерошенный и заплаканный, вознёсся в Льёсальвхейм, в Страну светлых альвов, или небесных карликов.
Карпушку ещё долго бросали океанские волны. Обвязавшись вокруг ствола бурдючным ремнём, мальчик быстро замерзал. Разум затмевался, а очнувшись ненадолго, Карпушка по-прежнему видел волны, дождь, молнии... Иногда он видел дом, отца, Рангвика, коптящего мясо и, что то говорившего ему; а временами, откуда то из тумана, выплывал проповедник, дядя Гуги, угощая сладкой лепёшкой. Все эти видения, а может не видения, согревали мальчика, становилось даже тепло и, по-домашнему уютно. Последнее, что видел Карпушка, это маму, укутывавшею его теплым одеялом, прежде чем положить спать в постель.
Шторм постепенно стихал. Волны колыбельной качкой убаюкивали бобовый ствол и потерявшего сознание Карпушку.

ГЛАВА 8

«... Ясень я знаю по имени Иггдрасиль,
дерево, омытое влагою мутною;
росы с него на долы нисходят;
над источником Урд зеленеет он вечно.
Ясень я знаю по имени Иггдрасиль...»

Дыхание ветра подхватило слова, ложась песней на волны, ласкающие берег. Изредка из воды выпрыгивала играясь рыба, но увидев, кто сидит на скалах, тут же спешила спрятаться в глубинах. Сидящий на скалах тоскливо вздыхал, принюхивался вслед нырявшей рыбе, и снова продолжал напевать древнюю сагу. Наконец, шуршание песка возвестило о появлении того, кого ждал Сидящий—Поющий на скалах. Посмотрев вниз, он увидел бредущего по дюнам человека. Тот поднял голову и приветственно махнул рукой.
-Спускайся.
-Сейчас.
И вот они опять вместе, как некогда. Но уже не было прежних игр, не было захватывающего дух бега по волнам, облакам, долинам, горам... И насколько далека и недосягаема была Вальхалла, настолько угнетающим было постоянство изгнания, одиночества, непонимания, терзавших душу безысходностью отчаяния.
-Не понимаю, зачем нужны были такие сложности?--спрашивал пришедший.
-Я растерялся... Поверь мне, я очень спешил, что бы нагнать гонца, но...
-Опять тоже место?
-Да.
Чайка, сорвавшись со скального уступа, разрезала крылом волну и уменьшавшейся точкой, унеслась над океанской гладью.
-Нарви под стать своему отцу.
-Я не могу больше так, брат! Когда же всё это кончиться?! Когда...
Крик перерастающий в вой, лёгкой рукой пробежался по траве. А может это ветер?
-Есть только один способ разоблачения...
-Был?
-А может, и остался. Не стоило так увлекаться, брат.
-Я же говорю,—растерялся. Да что там, я просто ошалел от такого поворота дел. Когда я увидел, ЧТО он держит... И главное—КТО держит!—смешно. А всё-таки во мне пропадает жонглёр.
-И ты послал его на смерть.
Ответом,—плеск, накатывающих волн на берег, на следы ног,—таких разных. Шелест ивы, как невысказанная мысль.
-Зачем, брат?
-Я думал... ведь ты сам сказал: нельзя допустить, что бы гонец принёс Жезл.
-Но я не говорил о пропаже Жезла вообще.
-А что толку? Всё равно, мы бы не смогли владеть им.
-А нам и не нужно владеть.
-Но мы бы не смогли даже взять его! Как?!
Рябью подёрнулась вода в ответ на свернувшую серебром рыбёшку.
-Молчишь. Значит я прав. И как ты думал взять Жезл?
-Я пока ещё не знаю.
-Ты даже и сейчас не знаешь; а тогда?
-Я поначалу хотел не дать долететь гонцу, а уж там... Не знаю! Я уже ничего не знаю.
Руки сжали голову.
-Не следовало его отправлять на смерть. Чем мы тогда лучше Нарви.
-Прости брат, я виноват. Но может, стоит поискать?
-Да, да,--загорелись надеждой глаза,--Действительно. Говоришь, он держал его в руках?
-Да.
-И ничего?
-Да.
-Ну конечно... ведь он ничего не знает, а значит.., а значит...
-Значит...
-Он лицо незаинтересованное.
-Ух ты!
-Так говорил Локи. Брат, прошу тебя, впредь без этих импровизаций.
-Постараюсь.
-Я знаю, тебе трудно удержаться от фиглярства, но...
-Постараюсь. Сказал же... Кстати, я был недавно у норн.
-Ты был у норн?!
-Пробрался,—чего уж там.
-И...
-Как мы и думали.
-Исправления?
-Да ещё какие!—целые страницы вырваны; вместо них вклеены другие, новые, с новыми судьбами.
-Но как, норны не заметили?!
-Так же, как они и меня не заметили.
-И как же?
-Очень просто,—норны постарели. А какой толк от старух.
-Норны постарели... Но почему они..?
-... Не отведали яблок Идун? Ах, эти молодильные яблочки! Это ещё одна новость. Нарви забрал яблочки себе и раздаёт по собственному усмотрению. Норнам, по его усмотрению, яблок не дают. Не далеко то время, когда Нарви возьмет судьбы и в свои руки,—эдакий ас—универсум.
-Какое коварство.
-Более того, он продаёт яблоки Идун людям. Он покупает их яблоками. Даже адепты Истинной Веры, немногие правда,—надо отдать должное,—продались за яблоки. Ну и конечно, опять эти намёки на «детей Локи».
-Нарви... Дай мне только добраться до тебя. Что же теперь делать?
-Ест одна подсказка... Скорее, догадка.
-Говори.
-Уровень Океана падает. Скоро дойдёт и до-сюда.
-Ну и что?
-Неужели у тебя, такого умного, нет никаких мыслей на этот счёт?
-Подожди, подожди: для того, что бы Океан опустился, нужно сломать Столп. Столп! А только один металл на это способен,—металл,—породивший Столп.
-И сети Ран порвались,--как будто невзначай прошелестел голос.
-Понятно. Всё верно. Надо идти; наконец то, что то начинает проясняться. Мы ещё вернёмся в Вальхаллу. Нарви... Мы ещё вернёмся в Вальхаллу!
Ветви склонённой ивы прогнулись, принимая тяжесть крика, но тут же распрямившись, перекинули его ветру, и тот, подхватив лабиринт звуков, понёс его над облаками серпантином солнечных бликов. Братья поднялись и попрощавшись, разошлись в разные стороны. Одному, носившему имя Фенрир, предстояло следить за движением солнца, покуда прекрасная Соль находилась в заточении, но зато второму, носившему имя Локи, время и положение позволяли заняться поисками путей для возвращения в Вальхаллу, поисками, которые уже затянулись на века.

ГЛАВА 9
Растянувшись на медвежьей шкуре, Один силился вспомнить все свои имена и, по возможности добавить к ним новые. На подоконнике сидел Хугин—Думающий, но толку от него было мало, так он только думал, при этом ничего не помня.
-Альфёдр—Всеотец,--перечислял Один загибая пальцы,--Хар—Высокий, Игг—Страшный, Гримнир—Скрывающийся под маской, Харбард—Седая борода. Ещё, если мне не изменяет память, Вальфёдр—Отец павших; а с чего это мне становиться отцом павших, а, Хугин?--обратился он к дремлющему ворону.
-Я так думаю, все, кто пал в бою, твои приёмные сыновья,--зевая каркнул тот.
Один заметно оживился и приподнялся на локте.
-Люди готовы отдавать свои жизни, что бы стать моими приемными детьми. А дочерей там случайно нет?
Ворон молчал, спрятав голову под крыло.
-Конечно же они все в Вальхалле; надо бы осмотр сделать своим... тьфу!—эйнхериям! Язык сломать можно. Займусь как ни будь, я этим хозяйством; опись сделаю, проведу учения... учения обязательно. Один поднялся и, шаркая по шкурам ногами, направился к большой бочке наполненной водой. Немного отпив, он зачерпнул из бочки золотым кувшинчиком и стал поливать цветы, расставленные по комнате. Оранжерея была любимым детищем Одина. Цветы успокаивали, помогали мыслить, настраивали на новые идеи. Некоторые растения были плодовыми, даже такими, которые встречались только в дальних странах, ещё в далекой молодости посещаемые асом, когда государственные заботы не обременяли плечи. Вот, например, томаты, цвета крови, и сами ягоды, как капли... Один с улыбкой вспомнил, что нынешним своим положением обязан именно этой, алой ягоде, и конечно же своим качествам, которых у него не отнять. Сейчас, поливая растения, ас обдумывал план учений. «Для полигона вполне подошла бы какая-нибудь часть света, тот же Китай,--думал Один,--Неплохой шанс установить своё влияние на этой территории». Сильным аргументом в пользу проведения таких учений, служило произрастание на этих землях риса, бамбука, ананасов. Пообещав себе вернуться к этой теме, Один подошёл к столу и раскрыл недавно начатую рукопись о выращивании сорго в северных условиях. Один мечтал в будущем заняться в плотную научной работе и посвятить себя ботанике и растениеводству, но для начала, необходимо было уладить дела в Асгарде; Один стал думать о Мунине—Помнящем, о том несчастии, что случилось с ним. Сейчас ворона сильно не хватало; от Хугина—Думающего, было мало толку, так как он ничего не помнил, а мог только обрабатывать факты и на их основе предлагать полезные идеи. Мунин и Хугин дополняли друг друга, но по одиночке были ничем. Один потрепал Хугина и щёлкнул того по клюву. Ворон каркнул, приоткрыл глаза, отодвинулся в сторонку. За дверью послышались шаги, после, негромкий стук.
-Войдите,--неожиданным фальцетом пропищал Один и, откашлявшись, повторил,--Войдите.
Дверь отворилась и в комнату вошел Форсети—владетель небесных палат Глитнир.
-Здравствуй, Форсети, дружище!--пошел навстречу Один распахивая объятия. Владетель Глитнира сдержанно поклонился, позволяя себя обнять и даже поцеловать.
-Ты чего такой сердитый?--спросил Один приглашая присесть.
-А ты чего такой радостный?--вопросом на вопрос ответил Форсети устраиваясь в кресле и наливая в кубок вина.
-Я всегда такой.
-Наверное, есть причины?--не сводя пристального взгляда с Одина спросил Форсети делая большой глоток.
Один поёжился и наполнив кубок выдул его одним махом. Неприятно беседовать с Форсети, выполнявшим обязанности верховного судьи богов и людей; неприятно и опасно; никогда не знаешь, что на уме у сына Бальдра и Нанны.
-О каких причинах ты говоришь?--наконец промямлил Один, прокручивая в уме возможные оправдания на возможные обвинения.
Неожиданно Форсети наклонился вперёд и положив руку на колено Одина сказал:
-Послушай, Магни,--назвал его первым именем владетель Глитнира,--Мы тебя не узнаём. Сперва думали, может, на тебя так Рагнарёк подействовал, но уже столько времени прошло. Когда ты станешь серьёзней? Верховная власть в твоих руках, не забывай. Пора кончать с забавами и детскими шалостями, а то...
-А то что?
-У источника Урд может опять затрубить рог, и шатры раскинут свой полог.
-Это угрозы? Намёки на перевыборы?
-Зачем же так радикально? Просто, совет завязывать узелки на память. Асы не довольны.
Один поднял брови.
-Да? И чем же?
-Тебе ли не знать?
-А всё-таки?
Форсети закинул ноги на стол откидываясь на спинку; скрестив пальцы на животе посмотрел в потолок.
-Форсети!
-Ты видел, что стало с Океаном?
-Я видел, что уровень немного опустился.
-Ты это называешь немного? Портовые города людей отодвинулись на несколько миль от береговой линии. Новые рифы, о которые сейчас разбиваются корабли. Всё это вызывает хаос, беспокойство, разброд. Люди не знают, стоит ли строить другие города, поближе к морю, а вдруг их зальёт водой, когда Океан поднимется. Мореходство приходит в упадок, а с ним и торговля, а с ней,—и связи, контакты людей. Море вновь, как и вечность назад, разъединило людей.
-Дела людей для меня...—пожал плечами Один.
-А напрасно! Мы несём за них ответственность, ведь мы их создали.
-Их сделал первый Один, вместе со своими братьями—Вили и Ве. Что сейчас об этом говорить.
-Ладно, тебе плевать на людей, но ты оскорбил Ньёрда. Некоторые из его подводных дворов оказались на воздухе. Ньёрд полагает, что ты умышленно оскорбил его.
-Да чем же это?!
-Опусканием Океана. И ещё, великанша Ран скандалит из-за порванной сети; но великаншу можно в расчёт не брать, так ей и надо, за её пиратство; пускай не ловит сетью корабли...
-Да я то здесь при-чём?!-- вскакивая, завопил Один,--Да! Я-то! Здесь! Причём?!
Форсети отхлёбывая из кубка спокойно ждал, когда «Всеотец» кончит бегать по комнате.
-Ты недоглядел,--безапелляционно заявил Форсети и погладил пушистые, пшеничные усы,--А может и сделал это.
-Чего, это?! Это чего?!--останавливаясь напротив, крикнул тому в лицо Один.
-Ведь ты давно уже положил глаз на Столп поддерживающий Океан.
-Ну, так что с того, что положил?
-Ведь ты хотел его использовать для своих технических нужд...
-Для эстетических, для эстетических,--поправил его Один.
-Хорошо, для эстетических. Все помнят твои разглагольствования о том, что стоит перенести столп в Асгард и найти ему более разумное применение, чем поддерживать Океан, который и так никуда не денется.
-Но ведь, Океан и так никуда не делся,--пробормотал под нос Один.
-Ага, вот ты себя и выдал.
-Констатацией факта, что Океан никуда не делся?--иронически спросил Один и отошёл к окну.
Форсети покраснел от смущения и стал накручивать ус на палец.
-Хорошо,--произнёс он,--Но все помнят, что, ты хотел сделать со Столпом.
-Хотел,—заметь,—хотел! С каких это пор судят не за действия, а за желания, к тому же нереализованные...
-Но ведь, Столп исчез.
-Я не могу так!--стукнул кулаком по стене Один,--Единственное обвинение, которое я еще могу понять, так это обвинение в недогляде. Но я не могу за всем уследить! Не могу, будьте вы прокляты! А может, Столп самоликвидировался? А может, это природные процессы?--ляпнул Один и тут же испуганно притих. Форсети смеялся булькающим смехом, притопывая ногой.
-Природные процессы! Во даёт! Процессы! Природа! Ох.—владетель Глитнира оттёр накатившие слёзы,--С каких это пор, боги говорят о природе, как о нечто отдельном от них. Хороший анекдот. Расскажу всем сегодня.
Один не слушал Форсети; внезапная догадка, ошеломила яркой вспышкой, вызывая какую то сухость и терпкость во рту. Но ас ничем не выдал своих чувств и осторожно спросил Форсети:
-Так значит, Столп поломан и сеть Ран порвана?
-Есть такое,--всё ещё не приходя в себя, посмеиваясь ответил Форсети.
-Но ведь, не всяким инструментом можно такое сделать; я бы даже сказал, ни одним, из находящихся в нашем мире, кроме, пожалуй, одного.
Форсети, будто подавившись, смолк, и кивая, немного приподнялся в кресле.
-Локи.
-Локи,--кивнул Один и уже поспешно предположил,--Наверное, Локи.
Форсети встал и направился к двери, но тут же обернувшись, сообщил новость:
-Вылетело из головы... Замечено нарушение традиций пророчества. На острове.
-Поясни.
-Вместо небесного Освободителя явилась целая армия; кого только не было,—и какой то мальчишка, и сделали за Освободителя всю его работу. Интересно то, что на острове выросло бобовое дерево: одно из тех, роща которых выросла в месте поломки Столпа...
-Это становиться интересным.—пробормотал задумчиво Один.
-Освободитель взбешен, ведь остался без награды. Ведунья оказалась не у дел, а как никак, она наш слуга. Мы не можем всех ведунь брать к себе. В Мидгарде им сейчас не сладко: преследования, насмешки, им уже нет никакой работы...
-Ладно, ладно, я понял,--остановил его Один.
-И ещё,--уже на выходе, в дверях обернулся Форсети,--Асы недоумевают по поводу яблок Идун. Зачем?
Верховный ас сорвал цветок и повертев его в руках, произнёс:
-С яблоками особая история. Я не могу тебе всего рассказать, пока. Но надо кончать с анархией, Форсети. Знаешь, в чём трагедия прошлого Рагнарёка? Я скажу тебе в чём,—в отсутствии централизованной власти. Каждый за себя! Много ли имел власти прежний Один, вот скажи—много? В решении некоторых, а то и многих, вопросов просто обходились без него. За его спиной происходили вещи, о которых он даже не подозревал, а когда узнавал, то было, либо поздно, либо возникали такие трудности в решении...
Форсети усмехнулся:
-Что ж, есть правда в твоих словах, но и ты, ненамного лучше. У прежнего Одина авторитет был, и какой авторитет. А у тебя? Может ты и стремишься к чему-то лучшему, но я тебя не в состоянии понять; понять твоих намерений и ещё более, твоих методов.
-Меня не понимают! Да! Но Форсети, ты хоть не отталкивай меня! Мы вместе росли, играли... Помоги мне справиться с этой разболтанностью! К твоему мнению прислушиваются.
-Может, может... По поводу того, что надо кончать с анархией, самостийностью... может ты и прав. Но как это вяжется с изъятием яблок Идун, вот чего не понимаю.
-Во-первых, угроза старости, заставит асов быть более осмотрительными, и, если хочешь, более сговорчивыми...
-Это шантаж, Один!
-А во-вторых,--повысил тон голоса Верховный ас,--на эти яблоки уже позарился Локи,—как не хотелось говорить этого, но вынуждают прямо все! Что такая хрупкая девушка, как Идун против Локи? Это всё, что пока я могу сообщить тебе.
-Один,--посуровел Форсети,--Ты ведёшь одному тебе ведомую игру и ничего не говоришь нам, своим братьям. Мы не знаем, стоит ли тебе верить. Слишком много навешано на Локи, слишком часто ты ссылаешься на него. Я никому не расскажу о нашем разговоре, но... только памятуя наше прошлое, и вообще, не люблю я фискалить. Однако подумай на досуге о своём будущем и что надо сделать, дабы оно не стало настоящим. Не зарывайся Один. Прощай.
Дверь закрылась и Один остался в тягостном одиночестве. Продолжая вертеть цветок, ас просчитывал варианты своей судьбы, но дальше мысли о приближающимся фатальном исходе своего пребывания в Асгарде Один не мог продвинуться в своих размышлениях. С подоконника послышалось покаркивание:
-Я так думаю, надо что то делать, хозяин.
-Да пошёл ты!--Один схватил горшок с одуванчиками и швырнул его в Хугина. Тот увернулся и, взмахнув крыльями, спрыгнул на улицу.
-Угрожать?!--ревел Один и подбежав к бочке с водой окунул в неё голову. Бочка соединялась непосредственно с Океаном, именно через неё великанша Ран делилась частью добычи с Одином. Сейчас Верховный ас истошно орал под водой подымая огромные пузыри и вызывая шторма в прилегающих морях. Это был самый лучший способ для снятия стресса. Никто не слышал криков, только огромные волны, сталкиваясь друг с другом, выбрасывали на берег корабли.
Поймав зубами кита и перекусив тому позвоночник, Один успокоился и отряхиваясь пошёл к дверям. Выйдя из чертога он направился к конюшне. Аура холодного гнева распространялась на много шагов вперёд, распугивая встречавшихся на пути слуг. По дороге Один сопоставлял факты и делал выводы. Для этого ему не требовались Мунин—Помнящий и Хугин—Думающий: «... в отличии от прежнего Одина...»—самодовольно подумал ас. Он вспомнил, что в вересковой ладье, затянутой в водоворот находился мальчик. Вслед за этим был повреждён Столп и порвана сеть Ран, и, выросла бобовая роща... «Думай голова, думай,—шептал про себя Один,—Конечно, это может быть и простым совпадением, но проверить никогда не лишне». Форсети сообщил о вмешательстве мальчика в пророчество. Мальчик! Мальчик затянут в водоворот, и может это совпадение, но Столп сломан и выросла бобовая роща. Вслед за этим бобовое дерево появилось на острове—и там мальчик!
-Мальчик!--подпрыгнул Один, распугивая оленей и волков пасущихся в одном из залов Асгарда. Пинками разгоняя гусей, овец, коров и прочую живность, ас шёл к конюшням, что бы оседлать Слейпнира—Быстро скользящего. Восьминогий конь достался от прежнего Одина и ещё хорошо служил. Уж на него не жалели молодильных яблочек. Однако в конюшне, Одина ждало неприятное известие; небесный Освободитель без спроса брал Слейпнира для своей миссии и полностью загнал его. Конюх в страхе жался к стене и скороговоркой рассказывал:
-Всё яблоки, господин, яблоки Идун, которые вы приказали давать Слейпниру. Нам не сообщили, по какой норме отпускать их... Мы не думали, что от нескольких яблочек с ним такое случиться...
-Несколько яблочек...—прошептал Один смотря под ноги.
-Освободитель,--конюх перевёл дух и дрожащей рукой вытер губы,--Освободитель очень спешил. Он клялся, что ничего страшного не случиться; ведь в пророчестве сказано,—что придёт с неба юноша на жеребёнке...
-Жеребёнке...—как эхо повторил Один наматывая уздечку на кулак.
-Жеребёнке,--кивнул конюх,--Так бы всё ничего, и вроде расстояние небольшое, вот только от яблок, похоже, несварение случилось. Я говорил, надо подождать, нельзя с набитым брюхом скакать куда то, но кто меня послушает, э-эх,--конюх махнул рукой.
Один, багровея от гнева, смотрел на жеребёнка, калачиком свернувшегося у его ног. На губах пузырилась розовая пена, бока тяжело подымались.
-Почему именно Слейпнир? Разве нет других жеребят?--еле сдерживаясь спросил Один.
-Только у Слейпнира восемь ног. И только он, скользящий по воздуху, по воде...
-Хватит.
«Как сговорились все»—сплюнул ас и направился к выходу.
-Убейте его.
-Кого, Слейпнира, или...
-С ИЛИ я сам разберусь. Кто был Освободителем?
-Сын Ньёрда, Фрейр—бог лета и урожая,--упавшим голосом ответил конюх, понимая, что совершает подлость по отношению к Фрейру, а главное—подлость по отношению к себе.
«Этот недоносок—бог лета и урожая,--думал Один,--что ж, придётся назначить на это место другого.
-Слейпнира...—Один сжал кулак.
-Понял, господин,--склонился конюх.
-Потом, навести Хель.
-Господин, прошу вас!--закричал конюх падая на колени,--Ведь не по моей вине!
-А хоть и так, преступление не должно остаться безнаказанным, независимо от того, кто понесёт наказание. Виновен, не виновен, какая разница,--выходя, бормотал Один,--Абсолютно невиновных нет... Каждый в чём-то виноват. Даже Хель—хозяйка преисподней, виновата...
Вернувшись в палаты, Верховный ас вызвал волка Фреки—Прожорливого, и, закрывшись, о чём-то долго с ним беседовал. После, волк покинул Асгард, и его уже видели направлявшимся в Мидгард—мир людей.


ГЛАВА 10

Как из тумана выплывали знакомые с детства образы. Сперва расплывчато, а потом, приобретая всё более чёткие очертания, в поле зрения выросла потолочная балка. На развешанных, длинных нитях сушились грибы, ягоды, растения. Взгляд сфокусировался на вырванном из пространства объекте,—маленькая мышь, собиравшаяся, по-видимому, перекусить. Вот она принюхивается, и беспокойно зыркая по сторонам осторожно, мелкими перебежками, придвигается к ближайшей гирлянде. Внезапно, из невидимой щели возникает большущий таракан. Появление его было таким внезапным, что мышь с перепугу дёрнулась в сторону и свалилась с балки. Не замечая этого, таракан побежал по своим делам, оглаживая пространство вокруг длинными усами. После, наплывы тумана вновь запеленали зрение.
Вторично Карпушка очнулся оттого, что кто-то насыпал ему на лицо земли. Мальчик открыл глаза и увидел, что земля осыпается сверху, с крыши. Вспоминая, что в Стрёумпейдасфьорде тоже многие выкладывают крышу дёрном, на котором могут пастись овцы, Карпушка прикрыл глаза и прислушался к доносившимся откуда то голосам.
-Нет Регин, ты не прав, лекарь у нас славный. Он столько умных слов знает.
-Ха, Тьялви! По мне, так уж лучше, что бы он вообще не разговаривал, а работал.
-Но ведь и слово лечит.
-Да он только до смерти заговаривает. Сиди и думай, что это он такое сказал; что означает... Ты всегда был дурнем, Тьялви, дурнем и останешься.
-Не обзывайся, Регин.--вмешался в разговор женский голос.
-А ты Гевьон, тоже, разинув рот, слушаешь лекаря?--послышался в ответ насмешливый голос: Карпушка уже понял, что это Регин.
-А вот ты сам подумай: прошлой зимой, помню, я так закуталась, так закуталась. Ну, что бы холодно не было. Так мне плохо стало. И лекарь назвал это... Он сказал, что у меня... Не могу вспомнить.Ты был тогда, Тьялви,—вспомни!
-Он это назвал, тепловым ударом.—рассмеявшись подсказал Регин.
-Вот, тепловым ударом.—прочувственным голосом произнесла Гевьон.
-Я ему не верю, давно уже говорил всем. За ним глаз, да глаз нужен. Южанин.
Повисла тишина, прерываемая сопением. Потом кто то, по-видимому Тьялви, сказал:
-Очнулся. Вон, глаза разул.
Карпушка понял, что говорят о нём и сел.
Наверное, это была богатая усадьба, отметил с первого взгляда мальчик. Хотя комната и была одна,—зато большая, а пол,—глиняный. В дальнем углу, ближе к выходу, располагался солидных размеров загон, куда на зиму сгоняли живность. У стен стояли лавки и были даже большие ларцы, на одном из которых лежал сам Карпушка. Неподалёку мальчик увидел крышку в полу, по видимому прикрывавшую погреб. В центре комнаты,—очаг, выложенный, аккуратно пригнанными друг к другу камнями. Над очагом висел котёл, от которого распространялся дурманящий аромат, так по крайне мере показалось Карпушке; у него даже голова закружилась, когда запах коснулся ноздрей. Сама комната, тем не менее, была не высокая, но зато, сверху крышу держали настоящие, пусть даже старые, но балки. Многочисленные жерди не давали осыпаться дёрну. Несколько окошек, затягиваемых в холода бычьими или овечьими пузырями, пропускали в дом яркий свет солнечного дня, а в отверстии, через которое выходит дым, Карпушка видел синее пресинее небо. И повсюду, такой чудесный запах домашнего очага! Накрывающая с головой волна уюта и семьи! Карпушка закрыл глаза и вдохнул полной грудью: «Неужели дом?»--радостно думал он, и, не в силах сдержаться, разразился счастливым смехом. Чья то рука легла на плечо и мальчик, ойкнув, очнулся.
-Эй, эй ты. Тебя как звать?--прямо в лицо ему смотрели два парня и девушка.
-Карпушка.
Девушка фыркнула, прикрываясь фартуком.
-Карпушка?
-Ну, вообще то меня Карлом зовут, а мама—Лапушкой.
-Что такое, Лапушка?
-Ну это...—Карпушка развёл руками показывая нечто, необъятных размеров. Сам он, к греху своему, не знал, что такое Лапушка.
-Нормальное имя.—решительно вставил один из парней, по голосу которого Карпушка узнал Регина,--У тебя самой то, лучше имя?
-Я названа в честь Гевьон, юной девы, которой прислуживают те, кто умирает девственницами.—гордо ответила девушка.
-Нашла чем гордиться.—фыркнул Регин и тут же получил подзатыльник.
Другой парень, по-видимому Тьялви, помог Карпушке подняться и усадил его за стол.
-Я Тьялви.—представился он и подперев голову руками стал разглядывать Карпушку. Вскоре к нему присоединились Регин и Гевьон, усевшись в обнимку на лавку.
Карпушка чувствовал какую то неловкость; не зная, куда деть руки, он сунул их под себя, но и тогда не успокоился; наверное, надо было что то говорить—вот только что—ведь его даже ни о чем не спрашивали.
-Хочешь есть?--вдруг предложил Тьялви.
-Конечно хочет! И чего это мы.—вскочила с места Гевьон.
-Да!
Карпушка тут же спохватился и покраснел: слишком поспешное согласие говорило о невоспитанности и «слабости духа»--как про себя это назвал Карпушка. Но хозяева не увидели тут проявление плохих манер и наполнив чашку мясом, поставили её перед гостем. А ещё положили здоровенный кусок овсяной лепёшки, немного непропечённой, мокрой и слипшийся. Такое райское пиршество оказалось слишком сильным испытанием для нервов и Карпушка, уже не скрывая своего голода и радостных чувств, накинулся на еду.
-Ах ты, бедненький.—всплеснула руками Гевьон и высморкалась в платье. Регин щёлкнул её по носу и стал пихать в бок.
-Да ну тебя, Регин. Отстань.—отталкивая того смеялась девушка.
Карпушка тоже смеялся, набивая желудок мясом.
-А как ваше место называется?--уловив момент спросил он.
-Хваннадальсхнукюр.—бросил Тьялви и присоединившись к Регину, схватил Гевьон за талию опрокидывая её на пол. Возникла небольшая «куча—мала».
-А где это?--продолжал выспрашивать Карпушка не переставая двигать челюстями,--Где находиться?
-Исландия.—ответил из копошащейся массы чей то голос.
-А... Понимаю.—кивнул Карпушка и тут же перестал жевать. Судорожно сглотнув,—переспросил:
-Это Остров? Исландия?
-Ага.—над краем стола показалась голова Регина, а вскоре, и он сам поднялся с пола оправляя одежду,--Хоть ты и моя невеста, а место должна своё знать.—обратился он к смеющейся и раскрасневшийся от борьбы Гевьон.
Карпушка был образованным мальчиком, он знал где Исландия: очень далеко. Так все говорили в Стрёумпейдасфьорде. Как именно далеко он не знал, да это и не нужно было знать: все расстояния для Карпушки измерялись в двух мерах длины: далеко и близко. Исландия была далеко.
-Ты уже наелся?--потряс мальчика за плечо Тьялви,--Ты нас извини за шум, а главное, отцу не говори. Ладно?
-Отцу...—как во сне повторил Карпушка. Раз Исландия далеко от Стрёумпейдасфьорда, то значит—Стрёумпейдасфьорд далеко от Исландии.
-Не хорошо мы поступили, даже не представились.—продолжал Тьялви,--Это моя сестра—Гевьон, а этот недоумок, этот палтус-переросток—Регин, жених моей сестры.
Карпушка кивал, медленно пережёвывая мясо.
-Гевьон, плесни ему отвар из морошки, что-то парень совсем скис.
Дверь распахнулась, и в комнату, внося запах навоза, травы, рыбы и моря, ввалился грузный мужчина. Он скинул с плеча короткое бревно, обтрёпанное волнами о камни, отстегнул короткий меч, и стряхивая с ног комья земли прошёл к столу.
-Оклемался?--обратился он к Карпушке и ласково потрепал его по затылку,--Накормили? Отвар из морошки дали.
-Сейчас. Уже наливаю.—откликнулась их угла Гевьон, зачёрпывая чаркой из деревянной бочки.
-Дядя Гунар, будете есть?--спросил Регин, деревянной черпалкой размешивая в котле.
-А хотя бы и так.—согласился Гунар бухаясь на лавку.
-Задал ты всем забот, сынок.—обратился он к Карпушке и облизав ложку принялся за еду,--Насилу вытащили тебя из воды,—уж больно ты хорошо привязался к стволу... А уж качка была... Плесни мне отвару дочка.
-Сейчас папа.
Гунар ослабил пояс и поковырявшись пальцем в зубах, продолжил:
-Странные вещи ты говорил в бреду. Удивительные. Лихо тебя помотало, лихо. Ну, где там отвар?
Гевьон поставила перед отцом чарку и тот, отпив несколько богатырских глотков, вмиг осушил её. В дверь что то ткнулось, да так сильно, что дом тряхнуло.
-Бычок молодой,—пояснил Гунар,--шалит, глупый. Видать, привязь оборвалась. Тьялви, иди, угомони его. Откуда тебя занесло к нам?--повернулся он опять к Карпушке.
-Стрёумспейдасфьорд. Далеко отсюда.
Гунар задумался напряжённо морща лоб.
-А где это, Стрёумпейдасфьорд? Не припомню что-то, на острове, вроде, таких мест нет... Если только из новых.
-Это не на острове, дяденька.
-Ну, хорошо, а кто ваш конунг?
-Сигурд.
-Сигурд?
Глаза Гунара потемнели и рука дёрнулась в направлении брошенного на лавку меча.
-Так ты, датчанин?
-Нет!--Карпушка растерялся,—не зная кто он, кроме того, что родом из Стрёумпейдасфьорда. Может он и был датчанином, но, судя по реакции Гунара, лучше им не быть. И уже с полной уверенностью повторил,--Нет дяденька, я не датчанин,--добавив для вескость фразу, услышанную где то, от кого то,--Ни в коем случае!
-Твоё счастье, что не датчанин.—протянул Гунар, но тут же улыбнувшись, потрепал мальчика по волосам.
-Наверно, ваш Сигурд не тот Сигурд, который датчанин.
Карпушка тут же согласился с этим предположением. Вошёл Тьялви и весело смеясь, принялся рассказывать, как гонялся за бычком по всей деревне.
-Ай да!--смеялся Гунар хлопая себя по коленям,--Ну даёт! Так значит, ты с материка?--вдруг ни с того ни с сего, спросил он Карпушку.
-Скорей всего... А что такое материк?--мальчик почесал нос и отхлебнул отвару; поморщился.
-Значит с материка, раз не знаешь.—уверенно сказал Гунар,--Вот только с какого: с западного или восточного,—скорее обращаясь к себе произнёс островитянин.
Карпушка почувствовал, что голова начинает потихоньку наливаться свинцом. Не часто приходилось так много думать.
-Скажи, кто у вас там живёт?
-Люди живут.
-Ваши мужчины ходят в походы? Вот твой папа, кто он?
-Воин. У нас все воины.
-Ух, как глазки то у него заблестели.—подал голос Регин.
-А скажи, там у вас, живут такие парни, с перьями на голове? Они ещё раскрашиваются.
-Как это, раскрашиваются? И как это—перья?
-Понятно.—кивнул Гунар и повернувшись к остальным пояснил,--С восточной стороны. Куда ваши воины ходят в походы? На юг? Всякие блестящие штуки привозят? Поселения грабят?
-Привозят...—робко признался Карпушка, предчувствуя не хорошее в этих расспросах.
-Понятно. Морские разбойники. Наши уродливые родичи.
-Шакалы.—опять подал голос Регин.
-Значит ты датчанин.
Карпушка съёжился, бросая исподлобья затравленный взгляд. И тут за него вступилась Гевьон.
-Да вы сдурели совсем! На мальчишку набрасываетесь. Волка нашли! Как не стыдно?! Да хоть трижды датчанин, ну так что теперь? Наш дед, каким разбойником был, что же ты папа, не вспоминаешь об этом?! И странно мне слышать от вас крики по поводу разбоя, когда сами только и делаете, что мечтаете о морских походах. Мечи для кого точите каждый день?!
-Это для защиты...—вякнул Регин, но тут же был осмеян девушкой.
-Не вякай, Регин! Кому ты рассказываешь о защите? А то я не слышала, как ты с лекарем беседовал, всё выпытывал у него слабости южан. Но даже и не мечтай, я тебя никуда не отпущу!
Тяжело дыша, раскрасневшаяся от гнева, Гевьон была похожа на валькирию, и все поневоле залюбовались ею. Регин восхищенно смотрел на неё, открыв рот. Гунар кашлянул несколько раз и смущённо забормотал:
-Ладно тебе, дочка, ладно... Погорячились мы конечно. Просто я подумал, а вдруг он как-то связан с этим конунгом Хёгни, дружком Сигурда—датчанина. Недавно, корабли их проходили рядом с островом Хвальбакюр... Вот я и подумал...
-И напрасно подумал!--оборвала его дочь,--Напрасно! Ты вспомни, чем бредил этот бедняга. Хёгни и близко не валялся.
-Видела бы ты дочь, то бревно, к которому он был привязан. Тут без колдовства не обошлось...
-Ты это уже говорил.
-Да?
-Да и к тому же, видела я это бревно.
Гунар потеребил бороду и собрав крошки со стола отправил их в рот.
-А с другой стороны, правильно, что южан бьют.—сказал Регин и вытащив из Карпушкиной чашки мясо, быстренько начал уминать его.
-Всё коварство идёт от южан.—поддержал Тьялви утверждение и сплюнул на пол,--На редкость, лживый, жадный и коварный народ.
-Очень коварный.—кивнул Регин и вытирая губы прилёг на лавку.
Гунар одобрительно посмеиваясь и приподнявшись, почёсывая живот, произнёс:
-Никто бы из южан не сумел вылезти из таких передряг, в каких побывал этот парень.—Гунар кивнул на Карпушку,--Только северянам дано богами такое мужество...
-... И здоровье.
Это было произнесено высоким, худощавым человеком, стоявшим в дверях. Никто не слышал, как он вошёл и немудрено, ведь стучаться в дверь не принято у открытых и честных северян, которые не знали замков и запоров. Гость нимало не смущаясь, прошёл в дом и остановился напротив Карпушки.
-И здоровье.—повторил он опять,--Здоровья вам не занимать. Как ты?
Мальчик вопросительно посмотрел на него, но тут вмешалась Гевьон:
-О, он в полном порядке! Целую миску умял. Это лекарь, Карпушка. Он тебя выходил. Ты должен поблагодарить лекаря. Его звать Гийом.
-Сэр Гийом.—поправил девушку гость покачиваясь на каблуках.
Регин угрожающе кашлянул, на что Гийом только пожал плечами.
-Задал ты нам хлопот. Рассказывают... про бревно...
-А то ты его не видел.—отозвался Регин.
Карпушка, будто спохватившись, сунул руку в карман и с облегчением обнаружил там бобовые зёрна. В памяти проплыл образ Фенрира и его настоятельную «просьбу» принести бобы.
-... Я, видишь ли, учёный, и мне хотелось бы, послушать твой рассказ о том, что с тобой случилось; для науки весьма полезны такие наблюдения. В бреду ты говорил интересные вещи...
Карпушка прервал лекаря обратившись к Гунару с вопросом:
-У меня ещё гвоздь был. Где он?
Гунар, правивший тетиву на луке задумался и кивнул, вспомнив:
-В сарае кажется... Да, точно. Гвоздь в сарае?--обратился он к присутствующим.
-Это тот, который у него за поясом был? Привязанный?--уточнил Регин,--Если он, то да, в сарае.
-Это мой меч.
-Гм.—Гунар пожал плечами, продолжая свою работу над луком.
-... Поговорить бы нам...—попытался вернуться к прежнему Гийом.
-Потом поговорите.—вмешался Регин,--Пошли с нами, Карпушка: мы тебе деревню покажем.
Гевьон закрыла Регину рукой рот и повернувшись к отцу спросила:
-Мальчик, ведь пока у нас остаётся?
-Угу.—промычал Гунар перекусывая нить.
-Идите, погуляйте и смотрите, к ужину не опоздайте.—отпустила девушка Регина и Карпушку.
-Я с вами пойду.—предложил Тьялви, но был остановлен отцом:
-Ты мне нужен Тьялви. Поможешь с лодкой. А вы идите, идите. Погуляйте.—милостиво разрешил он.
-И я,—откликнулся Гийом,--по дороге и поговорим. Обсудим, кое что...
Едва ступив на порог, Карпушка почувствовал себя нехорошо. Свежий воздух, яркий солнечный свет, синее небо—всё это было слишком для мальчика. Он почувствовал слабость в ногах и тошноту. Едва сдерживая первые позывы к рвоте, Карпушка уцепился одной рукой за дверь, другой—зажал рот. Всё поплыло перед глазами, озаряемое красными вспышками.
-Ты в порядке?--склонился к нему Регин. Карпушка кивнул и оттолкнулся от двери. Во рту стояла горечь,—тяжёлой, вязкой слюной скапливаясь в уголках губ.
-Пройдёт.—безмятежно выговорил Гийом и протянул Карпушке тряпицу. Тот сплюнул и вытерся рукавом.
-Негигиенично.—упрекнул лекарь пряча тряпицу за пазуху.
Постепенно всё приходило в норму: взор прояснился, а слабость в ногах уже не так давала себя знать. Карпушка осмотрелся.
Огромная, изрезанная оврагами и ручьями простиралась долина. Разбросанные местами редкие рощицы оживляли пейзаж, а ярко-зелёный ковёр трав колыхался под лёгким бризом. Вдалеке виднелась скалистая гряда гор увенчанных белыми шапками; солнце высвечивало далёкий ледник. Взгляд Карпушки задержался на дымах, подымавшихся прямо, как показалось мальчику, из земли. Это были горячие источники, которыми так изобилует Исландия. Вдруг, мелкие толчки тронули пятки: Карпушка ойкнул и подпрыгнул. Спутники рассмеялись и успокоили его сообщив, что такое происходит по несколько раз на день. Временами ветер доносил неприятный запах—как будто протухших яиц. Но и это было не страшно, если верить Регину и Гийому. Карпушка пожал плечами и продолжил осмотр.
Деревня была довольно большая. Низкие, крытые дёрном дома сливались вдалеке с равниной. Тон здешнему строительству задавали сильные ветра с моря: высокие дома строить было неразумно,—продувались, а то и сдувались, в зависимости от силы ветра. Серый, вулканический песок, аккуратно насыпанный, размечал, по-видимому, что то вроде улиц. Везде, куда ни кинь взгляд, паслись овцы, охраняемые собаками; попадались и коровы, а так же домашняя птица. На протянутых верёвках сушились сети, бельё, рыба, а из коптилен, бывших практически в каждом хозяйстве, истекал дурманящий запах копчёностей. Деревня располагалась по сторонам небольшой протоки, искусственно углублённой, что бы по ней могли плавать лодки, а то и небольшие корабли. Протока, по всей видимости, соединялась с морем, шум и запах которого доносились издалека. Сейчас протока носила следы катастрофы—в ней полностью отсутствовала вода; на песчанно-скалистом дне, поросшим мелкой ракушкой, сохли многочисленные лодки.
Селение было скрыто со стороны моря наплывами застывшей лавы. Проходившие корабли не могли видеть, кто живёт в этих местах; протока казалось несудоходной, особенно сейчас, а берега не сулили приют и отдохновение от долгого путешествия. Это было на руку жителям Хваннадальсхнукюра в такие жестокие времена, как нынешние; такого понятия, как излишняя осторожность просто не существовало.
Всё это, было так непохоже и в то же время—похоже на Стрёумпейдасфьорд. Сходство объяснялось суровой красотой мест: величием Севера над суетностью Юга.
Первыми поселенцами здесь, по всей вероятности, были монахи-отшельники. Они и сейчас жили тут, мирно соседствуя с язычниками. Неподалёку от дома Гунара, стояла, приткнутая к огромному валуну с вкраплениями обсидиана,—церквушка. Обсидиан играл на солнце и его частенько использовали для поделок и украшений. Рядом с церковью жила местная ведунья. Жила она в хижине, сложенной из грубых, лавовых плит. Священник и ведунья помогали друг другу по хозяйству и разделяли стол, но раз-два в месяц, между ними возникали стычки на религиозной почве, посмотреть на которые сбегалась вся деревня. Словесные прения нередко переходили в потасовку, в которую часто ввязывались и зрители, разделявшие те, или иные убеждения. Но эти «бои» всегда сопровождались смехом и весельем. «Религиозная война» всегда заканчивалась пиршеством и отдыхом. Порой, священник специально приурочивал эти баталии к религиозным праздникам, исподволь приучая людей к ним, когда работать грех.
В целом, места были очень красивыми. Земля дышала теплом: воздух—чистотой и свежестью. Карпушка подставил лицо ласковому, хоть и не жаркому, солнцу, ступил в сторону, и тут же угодил ногой в стелющейся шиповник.
-Осторожней.—немного помешкав предупредил Гийом и вытащив тряпицу, опять протянул её Карпушке.
-Да ладно.—махнул рукой мальчик,--Я уж... как ни будь,—и дёрнув Регина за рукав спросил,--Где сарай?
-Зачем?
-Там мой гвоздь.
Регин повёл прихрамывающего Карпушку к нагромождению камней: это и был сарай. Среди различного хлама нелегко было бы найти гвоздь не валяйся он сверху.
-Здоровенный какой.—прокомментировал находку Регин, а Гийом поддакнул: -Великанский, прямо...
-Это мой меч.—похвастался Карпушка и взмахнув им, сунул себе за пояс,--И единственное, что... что...
-Что связывает тебя с домом.—подсказал Гийом, ловя благодарный взгляд, неожиданно расширившихся, серых, мальчишеских глаз.
Троица пошла по деревне. Встречавшиеся люди здоровались с Регином, с Гийомом, и с любопытством рассматривая Карпушку. Но никто ничего не спрашивал; задавать излишние вопросы считалось неприличным. Стайка детишек вилась в отдалении, позади Карпушки и его спутников. Регин и Гийом обсуждали странное происшествие, случившееся недавно.
-Вот ты учёный Гийом, объясни, с чего бы это Океану так обмелеть... Протока пересохла. И ведь дальше мелеет!
-По всей видимости, произошло опускание уровня Океана. Вполне возможно, что это связано с похолоданием, когда начинают образовываться массы льда, забирая, скажем так—воду.—Гийом с важностью цапли сжал нос двумя пальцами и задумался.
-Но... Тепло ведь.
-Пока тепло. Да и по сравнению с чем тепло? Я бывал в местах где знаешь—зимой жарче, чем у вас летом.
-Чего это ты—«у вас, у вас», говори уж—«у нас». Ведь ты отсюда не выберешься, Гийом. Наша деревня тебя не за тем купила, что бы ты в один прекрасный момент смылся восвояси.
Гийом саркастически рассмеялся и с горечью произнёс:
-Ах, как хорошо, что я не личная собственность, а—общественная.
-Что ж хорошего?
-Меньше смотрят. Я почти свободен.
-Вот видишь, чего тебе жаловаться? Иным рабам, есть чему завидовать.
Карпушке тоже захотелось подключиться к разговору на равных правах, так как он полагал, что имеет все основания для этого: ведь он знал то, чего не знает никто.
-А я знаю, почему Океан опустился.
-Ого.—усмехнулся Регин.
Гийом ничего не сказал, но как-то внутренне насторожился и вроде небрежно, бросил:
-Да ну, правда? Да ты верно, обманываешь.
-Я сам видел!
Гийом посмотрел по сторонам и, склонившись к Карпушке, попросил рассказать, что он видел.
-О! Это такой Столп был там, на дне Океана! Он сломался. Там ещё карлики работали, кузнецы. За ними, ещё великанша гналась, когда мы убегали! Мы уцепились за ствол дерева...
-Ну хватит, хватит.—остановил его смеясь Гийом и повернувшись к Регину спросил,--У тебя есть сердолик?
-А зачем тебе?
-Не мне, а невесте твоей.
-А что у неё такое?
-Да ты всё равно не поймёшь. Это чисто женские дела.
-А ты знаешь женские дела?--насмешливо уточнил Регин.
-Я знаю латынь, а это—кое что.—улыбнулся Гийом,--Feci quod potui, faciant meliora potentes /я сделал, что мог, кто может, пусть сделает лучше/, что означает: не пренебрегай сердоликом, ибо он камень из почки божьей. Древние знали толк в жизни, а уж сердолик для них был дороже золота.
-Не понимаю что-то...
Гийом кивнул.
-Будучи своего рода, телом господним, сердолик представляет Господа здесь, а в данном случае—у тебя. Глупо не воспользоваться таким шансом. Через сердолик, познаешь ты в своей невесте нечто большее, чем женщину—но и увидишь, а если и повезёт, то почувствуешь предметы тебе дорогие и усладу приносящие. Ты только подумай, сколько удовольствия тебе предоставит только одна Гевьон! Есть что то в сердолике...—Гийом пощелкал пальцами и посмотрел на небо.
-Совсем замутил ты меня этим сердоликом.—проворчал Регин, так ничего и не поняв из монолога лекаря,--Зачем так много слов, сказал бы просто: что Гевьон необходим сердолик.
-Сделай из него амулет от наговоров и порчи, хотя это полнейшая чушь.—прошептал в сторону Гийом,--Тебе мать рукой машет: если это конечно твой дом и твоя мать.
-И правда! Заболтались мы совсем. Пошли Карпушка, заскочим ко мне домой, а потом вернёмся к дяде Гунару.
Гийом сжал плечо Карпушки, удерживая при себе.
-Ты можешь идти, Регин. Ничего с мальчиком не станет. Мне, как учёному, хотелось бы расспросить парня о местах, откуда он прибыл; и ещё... так поговорить. Я конечно собственность общины, и не смею настаивать, но ведь, для вашего же блага, давать мне послабления в целях повышения... квалификации.
Регин щёлкнул Карпушку по носу и улыбнувшись побежал в дом.
-К ужину не опаздывай! Смотри у меня!--уже с порога, шутливо погрозил он кулаком и скрылся в доме.
Постояв немного, Гийом ослабил хватку и присев на камень, сорвал травинку и начал её жевать.
-Попал ты в переплёт, малыш...—отбрасывая изжёванный стебелёк произнёс лекарь.
Карпушка потирая плечо расположился рядом на земле, ожидая, что ещё скажет «общественный раб».
-Это очень плохое место. Варварское, грубое... Долгие, холодные зимы, короткое лето; частые землетрясения, да и ещё есть риск извержения вулкана. Чего требовать от местных жителей: они ничего, кроме этих мест и не видели, а вот мне тяжело.—Гийом вздохнул,--Да и тебе наверное. Скучаешь по дому? Карпушка поднял глаза и встретился с таким проникновенно-печальным взглядом, что комок подкатил к горлу и несколько слезинок выступило на ресницах.
-Мы с тобой чужаки здесь, Карпушка. Чу-жа-ки. Мы во враждебном окружении.
Гийом потянулся и встал.
-Хочешь домой?
-Как не хотеть?
-А уж как я хочу. Я вырос среди виноградников, солнца, моря! Видел бы ты, Рим, Венецию, Неаполь, то понимал бы меня. Сколько красоты в этих городах, странах, а какие женщины, Карпушка!—какие женщины! Здешние им не чета. Сколько изящества, гармонии, грации в теле.—Гийом зажмурился и провёл ладонью по своей, небритой щеке,--Только бы прикосновения, одного прикосновения, и ты—на небе. У нас карнавалы устраивают: знаешь, что такое карнавалы? Куда тебе... Веселье, пляски, еда, вино и столько, готовых помочь тебе людей. Ярмарки. Съезжается столько деревенщины богатой. Я жил королём там, на юге. Я много путешествовал: изучал тайны Египта, Востока...
-А как же вас сюда занесло?
Лицо Гийома сморщилось, как от зубной боли.
-Ты вряд ли поймёшь. Это уже дела высокой политики. Понимаешь?
-Нет.
-Я изгнанник, жертва обстоятельств. Тебя отец бил?
-Бывало.
-Поэтому, ты должен понимать чувства, когда бьют безвинного. Тебя за дело били, или как?
-Как, как?
-Ты был виноват в том, за что тебя били?
-А... Вот вы о чём.—Карпушка почесал нос и попытался собраться с мыслями,--Наверное, и было за что наказывать. Хотя, на месте папы, я бы не наказывал. Да он меня и не сильно то драл, да и не часто.
-Неважно Карпушка, сильно, не сильно, не часто—важен сам акт, сам смысл акта.—увидев, что мальчик сильно напрягается в попытке понять, Гийом смолк и снисходительно потрепал его по плечу,--Неважно. В общем, моя судьба—злая мачеха: бьёт почём зря. Пошли-ка со мной.
Пройдя немного, они взобрались на каменистый гребень, отгораживающий деревню от моря, которое значительно отступило от берега, обнажив каменистое дно и оставив местами небольшие лужицы с плескавшейся рыбой, не успевшей уйти с водой. Гийом что-то старательно высматривал. Вот он протянул руку и указал вдаль. Карпушка присмотрелся и увидел, нечто большое, длинное, перекатывавшееся на волнах.
-Это бревно, на котором ты приплыл.—пояснил Гийом.
Теперь уже и Карпушка узнал бобовое дерево, а точнее, его обломок.
-Я брал лодку недавно. Осматривал этот... феномен. Всё указывает на то, что это... Бобовое дерево?--повернулся Гийом к мальчику и пристально посмотрел на него. Карпушка промолчал, покусывая губы.
-Я прав?
Возникла тяжёлая пауза, нарушаемая только дыханием Гийома, да перекатом воды в камнях. Пальцы лекаря мяли тряпицу. Карпушка, с видом, как будто его ничего не касается, набрал горсть камушков и стал бросать их, стараясь достать до воды.
-Это бобовое дерево? Ведь так, Карпушка?
-Да... я. Не знаю. Разве бобы могут вырастать до таких размеров?
Мальчик перевёл взгляд на лекаря и, пожав плечами, улыбнулся.
-Вот я и хотел спросить тебя: как бобы могут вырастать до таких размеров?
Карпушка сомневался, стоит ли рассказывать всё этому человеку. Он не знал, что наговорил в бреду, а упоминание о Столпе расценивал как глупую, неосторожную выходку. Подсознательно, в нём оформилось чувство, что недоговорённость придаст, пожалуй, больше значимости, чем если бы он говорил направо и налево всё, что ему известно. Стоило извлечь выгоду из своей информации.
-Понимаешь, Карпушка, мы должны держаться вместе. Ведь ты и я...
-Чужаки?
-Молодец, запомнил. Если между нами не будет откровенности, то мы ни к чему не придём, так и останемся здесь. А если тобой заинтересуется Хёгни...
-Хёгни?
-Конунг Хёгни: друг конунга Сигурда.—Гийом потёр виски указательными пальцами,--Возможно, что Хёгни тобой уже заинтересовался: уж очень необычны обстоятельства твоего появления. И ещё рассказы эти в бреду. Этот Столп...
-Я обманул вас.—поспешно проговорил Карпушка,--Я, вообще, иногда вру. Мне все так и говорили в Стрёумпейдасфьорде: «Ох, и врун ты, Карпушка».
-А зачем ты врёшь?
-Не знаю. Вру, и всё тут.
-Врёшь, значит.
-Ага, вру.
-Значит, и книги врут.
-Книги?
-Ты не знаешь, что такое книги?
-Знаю.—пренебрежительно бросил Карпушка и повернулся, что бы спуститься, но был остановлен Гийомом.
-А какие они книги, Карпушка?
-У нас их скальдами называют.—осторожно начал мальчик,--Старые...
-Да, есть и старые.—улыбнулся Гийом.
-Му... мудрые.—вдохновлённый попаданием продолжил Карпушка.
-Этого не отнять.
-Седые и бородатые.
-В каком смысле, бородатые? Ты в метафизику ударился?
-А! Вспомнил! Они сбривают бороды, вспомнил.—рассмеялся Карпушка, а с ним смеялся и Гийом.
-Ну всё, хватит.—остановился лекарь и высморкавшись стал спускаться в деревню,--Пошли, я тебе покажу книги.
-Да что я, книг не видел?--упирался мальчик.
-Таких ты не видел. Да ничего я с тобой не сделаю: к ужину успеешь.—предвосхитил попытку ещё одной, веской, отговорки Гийом, и повёл Карпушку в свою хижину.

ГЛАВА 11

В стране великанов, именуемой Ётунхеймом, раскинут город великанов—Утгард. Населявшие его жители, конечно, были очень большими: потому их и называют великанами. Простые люди для них, не больше овцы, и по размерам, и по значимости, а уж что бы разглядеть карликов, для этого им требовалось кое какие приспособления, вроде линзы, под которой сейчас находился Брокк. Незадачливый кузнец, доставленный великаншей Ран, давал показания. Конунг Утгарда—Локи, являвшийся иногда в мир людей под именем Скрюмира, подрезал кинжалом ногти и внимательно слушал «препарат». Ему неинтересны были выводы пленника; он уже и сам сделал нужные заключения из рассказа, и сняв сапоги, приценивался к ногтям на ногах.
-Что скажешь?--повернулся он к жующему барана великану. Того звали Логи, людям он являлся в виде стихии именуемой огонь.
-Кончать его надо.
Брокк задрожал и сжался в комок.
-Ты про эту мелюзгу?--кивнул на него Скрюмир-Локи.
-И про того и про этого.—расширил список жертв Логи и причмокнул, выковыривая мясо в зубах.
Брокк подскочил и заверещал:
-Вы не можете меня убить! Ведь только я могу опознать мальчишку!
-А дело ведь говорит.—посмотрел на Логи конунг и вздрогнул.
-Ты чего?
-Порезался...—конунг слизнул выступившую кровь,--Люблю кровь.
Дверь распахнулась и в палаты, истерично смеясь, вошёл Трюм, ведя на поводу двух псов.
-Слышали новость? Один отмочил шутку! Не знай я, что это Один, то подумал бы на Локи: вполне в его духе.
-Ну что там? Не тяни!--нетерпеливо поторапливали его великаны располагаясь поудобнее в тронах.
-Недавно, пришли к нему асы, и стали требовать яблоки Идун, а он... Ну надо же!--Трюм опять зашёлся смехом.
-Да говори же!
-Дал яблоки, а эти недоумки поломали о них зубы.
Брокк ахнул и сунул кулак в рот.
-Как поломали?--не поняли великаны.
-Если верить слухам, то яблоки были железные! Представляете,—железные! Позолоченные!
-А что асы? Что Один?
-А что Один: он ничего не знает. Говорит: необратимые процессы, скорей всего. Он такую речь закатил; он же образованный. Сказал, что если яблоки долго хранятся в железном ларце, то они и сами становятся железными. Ну, и опять перешёл на Локи, мол, его происки и всё такое... Норн жалко,—вздохнул Трюм,--Стареют. Они сейчас и настоящие, простые яблоки не смогут съесть. А как без норн? Кто будет определять наши судьбы? А главное—асы ему поверили! В такую нелепость поверить! А чего вы не смеётесь? И кто это у вас, под стеклом?
Скрюмир-Локи надел сапог, притопнул ногой и склонившись, коснулся рукой колена Логи.
-Принеси ларец.
Логи понимающе кивнул, встал и пройдя к стене, отодвинул деревянную панель, и вынул из открывшегося углубления, кованный золотом ларец. Подал его конунгу и присел рядом. Скрюмир-Локи открыл крышку и достал яблоко.
-Согласно последнему договору, мы купили эти яблоки у Одина. Заплатили дорогую цену, но чего не сделаешь ради молодости. На, кусни.—протянул он плод Трюму.
-А вы?
-О нас не беспокойся, придёт и наш черёд.
Трюм с сомнением постучал зубами.
-А может, проще будет его надрезать?
-Яблоки Идун нельзя резать.—напомнил Логи,--Пропадет волшебство молодости.
-Ну, я тогда надкушу осторожненько.—произнёс Трюм и вонзил зубы в сочную мякоть.
-Угу.—промычал великан и откусив солидный кусок, проглотил его,--Вроде без обмана.
Скрюмир-Локи покачал головой: его сомнения тут же высказал Логи:
-Если Один над асами так пошутил, то нам уж он мог не хуже сюрприз подсунуть.
-Да нет, всё без обмана, я действительно молодею... – Трюм смолк и немного подумав, закончил,--Только... что то я, уж слишком круто молодею.
Великан молодел на глазах. Сглаживались морщины, седина волос отступала перед смолой воронова крыла: борода осыпалась. Теперь, это был юноша, но процесс омоложения не заканчивался. Лицо Трюма становилось всё более округлым и глупым. Вот уже слабые ножки не держат тела, и среди вороха одежды плачет грудной ребёнок.
-Сколько у него детей?--невозмутимо спросил конунг.
-Законных двенадцать, а не законных...
-Вот он и повесил на шею жены тринадцатого.—резюмировал великан и плеснув вина промочил горло.
-Хороший был воин.
-Хороший. Жаль.
Из под стекла, до слуха великанов донеслись крики. Кузнец, весьма нелепо смотревшийся под линзой, рассказал, как он с Эйтри изготовил на заказ несколько железных яблок.
-Мы не знали, зачем это Одину понадобилось, а теперь понятно.—окончил рассказ Брокк.
-Видал?--обратился Логи к Скрюмиру-Локи.
-Какая разница, кто изготовил. Это не меняет дела.—конунг поставил кубок на стол, распрямил спину и пройдя по залу остановился напротив товарища.
-Тебе предстоит найти мальчишку.
-Найти надо. Но как?
-Возьмёшь с собой это насекомое, он узнает его.
-Понятно, что узнает, но мир такой большой. Где его искать?
-Мальчишке тоже есть надо, а значит разводить огонь. Я думаю, тебе не нужно напоминать, что огонь—твоя дверь в Мидгард.
-Не надо делать из меня дурака.—огрызнулся Логи и поправил меч.
Конунг прищурился и Логи тут же спрятал руки за спину.
-Столько людей разводит огонь.
-А тебе и не надо везде проверять. Мальчишка гуляет на Севере, вот ты Север и прочёсывай.
Скрюмир-Локи достал пергамент и развернул его; это была карта. Великаны склонились над ней и конунг стал водить кривым, бурым пальцем, по материкам и морям.
-Начни с Исландии. Всё-таки, Столп был рядом с ней.
-Большим течением его могло отнести и южнее, к кельтам, бриттам, а то и дальше.
Конунг согласно кивнул и задумался.
-Ладно,--решил он,--Начни с Исландии. Потом проверь противолежащий материк. А уж после посмотри на юге. Если и там нет, то придётся покопаться в Азии.
-Трудности будут. Ведь там сфера других богов. Здесь,--Логи ткнул в противолежащий материк,--Большой медведь, Маниту, Белый олень, Кецалькоатль. Там,--показал на Азию,--Вообще каша: Вишну, Будда, Дао, Аллах... голова пухнет. А на юге сам знаешь.
-Да,--процедил сквозь зубы конунг,--Юг самый сложный. Крест.
-У многих, там, есть свой страж огня. Придётся договариваться.
-Придётся договариваться.—повторил Скрюмир-Локи и свернул карту.
-И ещё, ну найду я мальчишку, а как мне взять..?--Логи развёл руками.
-Эй! Ты! Брокк?
-Брокк, господин! К вашим услугам! Тут у вас мышей много: могу изготовить замечательную крысоловку...
-Заткнись. Скажи, как вы брали Жезл?
-Нам помогала селёдка.
-Селёдка?!
-Он в ней хранился. Селёдка была учёная; мы её хотели вместо щипцов использовать.
Великаны переглянулись и короткая, зловещая улыбка скользнула по губам.
-Значит, можно брать голыми руками того, кто носит, держит Жезл?
-Лучше не брать. Селёдка сама ложилась, куда ей прикажут. Хотя, лучше меня, всё знает Эйтри,—его идейка. Мы держали селёдку в бочке, покуда та не дала течь...
Великаны коротким жестом приказали карлику молчать и налив вина чокнулись и осушили бокалы.
-В дорогу.—сказал подымаясь конунг. Логи отступил назад и влез в кучу, сделанную маленьким Трюмом.
-Тьфу ты! Такой маленький, а навалил то...
-Это у него, от старого Трюма ещё осталось.—рассмеялся Скрюмир-Локи.
-И как только не лопнул! Эй, карлик, полезай в карман! И смотри мне,—попытаешься сбежать...
-Что вы господин, как можно.
Великаны обнялись и вскоре за Логи закрылась дверь. Конунг ещё долго сидел в троне и смотрел, как маленький Трюм ползал среди вороха одежды. Потом, он взял младенца на руки и стал убаюкивать его.
-Подумать только, от одного кусочка такой результат. А кабы он всё яблоко съел? Нет Один, тебе следовало стать Локи... Грамотей-затейник.
Великан замолчал, посмотрел вниз, на младенца и подняв его, в изумлении взирал на огромное, мокрое пятно на своих коленях.
-Не следовало тебе Трюм так много есть перед омоложением.—сокрушённо упрекнул конунг и приказал вызвать жену младенца.

ГЛАВА 12

Шли дни, а может недели. Наблюдая за солнцем, Карпушка сделал вывод, что волк опять приступил к своей нелёгкой работе, а значит бобы ему не нужны,—их можно оставить себе. Мальчик был рад этому. Он влился в семью Гунара, помогал по хозяйству и ждал, когда какой-нибудь кораблю пойдёт на материк. И хотя с момента его прибытия на остров проходило много кораблей с Восточного берега, Гунар не отпускал Карпушку на них. Вполне обоснованно опасаясь, что мальчишку могут просто по пути продать в рабство, он советовал подождать, когда будет снаряжён общинный драккар, возивший на материк солёную рыбу в обмен на товары первой необходимости. Но снаряжение драккара затягивалось: был неудачный год,—небольшой улов и самое главное,—отступившее море посадило корабль на камни, из-за чего повредилось днище. Всё это, отодвигало отплытие на неопределённый срок. Карпушке ничего не оставалось, как смирившись с судьбой жить пока в семействе Гунара.
Людьми они были хорошими. С ранних лет лишившись матери, Тьялви и Гевьон воспитывались отцом.. Незатейливую, деревенскую жизнь можно назвать скучной, но это только на первый взгляд. Постоянные хлопоты по хозяйству, а иногда и борьба со стихией, скучать не давали. Да и потом, где ещё увидишь такие сполохи на небе, такие причудливые скалы, и где ещё земля сама греет, как печка. Юг, с его карнавальной суетностью, отступает перед величием спокойного, созерцательного Севера, скупого на краски, а потому столь чистого, почти прозрачного, а значит,—светлого. Взгляд и мысль не спотыкаются о мишуру, на которую так богат Юг, а следуют в бесконечности, в глубине и в высоте Севера.
Карпушке нравилось у Гунара. Особенно ему нравилась баня, построенная прямо над горячим источником. Будь его воля, Карпушка так бы и проводил все дни в горячей воде. Мальчик пообещал себе, что как только вернётся в Стрёумпейдасфьорд, то попросит отца сделать такую же баню. Плохо, то что у них нет горячих источников, но ничего,—воду можно просто нагревать. Разморенный теплом, окутанный паром, Карпушка частенько засыпал в купальне вечером, после работ на ферме. Рядом с ним отмокали Тьялви и Гевьон; нравы на Севере просты,—мужчинам и женщинам не зазорно было вместе мыться в банях.
Так же у Карпушки появился постоянный собеседник в лице лекаря Гийома. Общинный раб, по-видимому, имел какие то виды на мальчика и постоянно вился вокруг, всё расспрашивая о бобовых деревьях, карликах, великанах, угощая при этом всякими вкусными вещами и показывал интересные штуки, например книги. Однажды он повёл Карпушку к себе и показал их: старые, в кожаных переплётах, местами потрескавшиеся. Толстые страницы шуршали, когда их перелистываешь; краска местами потёрлась и текст был плохо виден. Особенно Карпушке нравились картинки, изображавшие рыцарей, женщин, святых и разных чудовищ. В некоторых книгах, если верить Гийому, встречалось упоминание о Столпе поддерживающим Океан, а так же, вскользь замечалось о слухах, согласно которым были такие бобы, способные прорастать до неба. Правда, тут Гийом допускал сказочный, фольклорный элемент, но... обломок бобового дерева плавал неподалёку. Когда Гийом читал выдержки из книг, Карпушка тихонечко ощупывал карман, где лежали завёрнутые в тряпицу зёрна. Почитав немного, лекарь наливал мальчику травяной отвар и долго беседовал с ним, вызывая на откровенность.
-Думаешь, они быстро починят корабль? Напрасно. Рыбы мало, везти нечего, будут они, ради тебя столько суеты устраивать. Да ещё и этот Хёгни—ввёл налоги на улов. Говорит: что сам будет торговать рыбой, а выручкой, мол, делиться с местными. Чушь!
Хижина Гийома—маленькая и невысокая: хозяину приходилось нагибаться, что-бы не свернуть крышу. Но здесь было на редкость тепло и уютно. Секрет, как выяснилось позднее, был прост; из ближайшего источника лекарь провёл по глиняным трубам отопление. Трубы располагались между стенок и кольцом обвивали хижину. Горячая вода фактически омывала дом со всех сторон. Многие деревенские жители, вдохновлённые этим примером, поступили так же и со своими домами, чем сберегли массу дерева, которого и так немного на острове, для приготовления пищи. Однако и на этом Гийом не остановился: он варил яйца прямо в горячих источниках и конструировал пароварку. Жители внимательно следили за опытами лекаря, готовые, в случае успешного их завершения, установить пароварки в своих хозяйствах. Гийом был в отчаянии. Наделенный пытливым, изобретательным умом, и вдобавок, будучи весьма неплохо образованным, он представлял большую ценность для деревни. Любитель комфорта, общинный раб, постоянно что то придумывал, а его задумки с радостью и готовностью подхватывались всей деревней. Шансов, когда либо уехать отсюда не было никаких,—уж очень берегли его. Ни в чём не нуждаясь, Гийом целыми днями бродил по окрестностям, а то и сидел дома, если не парился в бане.
На материке Гийом промышлял мошенничеством. На этот неблаговидный путь, его поставило отлучение от церкви. Гийом одно время был аббатом, и даже шёл разговор о том, что бы его поставить настоятелем монастыря Монте Кассино, основанного самим св. Бенедиктом. Причиной отлучения послужила невинная шутка, чуть не приведшая к церковной реформе. Однажды, основательно набравшись доброго, церковного вина, Гийом стал рассуждать о странностях, приведших к ношению креста на груди: «Ведь если Спасителя распяли спиной к кресту, то есть, крест у него находился, скажем так—на спине, то и всем нам полагается носить крест на спине»—рассуждал пьяный аббат Гийом. Это была всего лишь шутка, но у неё были слушатели, столь же пьяные, но не наделённые юмором. На одном из Соборов, некоторые сотрапезники Гийома выступили с инициативой реформации, на предмет ношения креста. Гийом не остался дослушивать до конца: зная прекрасно, что за этим последует, он, сославшись на неотложное дело, выскользнул из зала и стал быстро паковаться. Он уже сменил рясу на мирскую одежду, а споры о реформе докатились до Рима. Короткое следствие выявило, от кого исходила инициатива. О своём отлучении, Гийом узнал уже в другом городе, из уст герольда, объявившего об этом на рыночной площади. Будущему общинному рабу пришлось много хлебнуть; быть пиратом, паломником, отшельником, фальшивомонетчиком и даже настоятелем монастыря в Сирии. Там же, обратившись в магометанскую веру, он продал монастырь под крепость и мечеть, успев её до этого всучить евреям под синагогу. С мешком золота, аббат-растрига добрался до Индии, где стал последователем шиваизма. Там же, в Индии, торгуя слонами и женщинами, стал приближённым одного раджи и какое то время пристрастился к опиумокурению. Однажды, находясь в наркотическом бреду, он ухватил их Небытия дыхания Вишну замечательную идею, осознанную им только несколько дней спустя, когда опиумные пары рассеялись, а ножи убийц сверкали на видимом расстоянии. Гийом тогда очнулся в незнакомых покоях, в окружении новых, но столь же прелестных женщин. Как выяснилось, он продал своего раджу в рабство соседнему радже, за что и был обласкан новым господином. Если верить разговорам, он просто оглушил своего прежнего хозяина и отнёс на плече в условленное заранее место. Нести пришлось несколько миль! Смутно припоминалось увещевания визиря, который и натолкнул Гийома на подобный шаг. Опасаясь возмездия родственников проданного раджи, Гийом полностью завязал с опиумокурением и, соблазнив жену и дочь раджи, сбежал на его любимом слоне. За ним отправили погоню, но прекрасно понимая, что преследователи скорей всего будут думать, что беглецы пошли к морю, Гийом направился вглубь Индостана. Там он нарвался на последователей культа Кали. Лишившись женщин, слона и золота, бродяга добрался до восточного берега Индии. Повернув на север, он пересёк Гималаи, где принял тантрический буддизм. Дальше его путь следовал через Среднюю Азию, где он выдавал себя то за дервиша, то за муллу. Репертуар дервишей обогатился прекрасными балладами, сочиненными Гийомом в честь Магомета и Аллаха. Несколько месяцев путешественник рыбачил в Гирканском /Каспийском/ море, одарив степняков открытой им нефтью. С племенами кочевников, вёзших целые повозки огненного зелья, Гийом добрался до земель руссов, где смог провернуть несколько операций с недвижимостью князей, а так же с мёдом, пушниной и оружием. Разорив таким образом несколько хозяйств, Гийом пересёк Понт Эвксинский /Чёрное море/ и через Константинополь добрался до родной Италии, где и был опознан братьями по амвону. Схватили его в Сицилии, во время «чудесного исцеления» мощами св. Лазаря.
Примазываясь к толпе калек, Гийом прикладывался к святым мощам и «исцелялся». Самое поразительное в этом было то, что на первый взгляд Гийому нечего было лечить. Бодрой походкой подходил к мощам здоровый на вид, румяный мужчина, который целовал ларец. Причастившись к святости, он начинал радостно кричать о своём выздоровлении, всех обнимать, попутно срезая кошельки, и лихо отплясывать. Многие недоумевали, но начинали ещё более истово поклоняться мощам, ибо «чудо» было налицо. Непонятное—но чудо. Насколько же страшен был недуг, раз внешне это никак не проявлялось! Конечно же, сразу же объявлялся сбор пожертвований в пользу исцелившегося. Вот так, Гийом и столкнулся лицом к лицу с одним из своих собратьев по сутане, являвшимся к тому же одним из слушателей шуток опального аббата. Победоносное шествие по мощам оборвал истлевший перст св. Лазаря. Гийома посадили в тюрьму, а спустя несколько недель его «освободили» норманны, напавшие на Сицилию. Гийома продали в рабство: так он попал на север, в Данию. Одновременно с ним, в Данию пришло прошение жителей деревни Хваннадальсхнукюр о продаже им образованного человека, желательно лекаря или учителя. Исландия испытывала недостаток в образованных людях и даже, в какой то степени, в культуре, к которой островитяне, не в пример жителям материка, испытывали редкое тяготение. Редко можно было найти дом, где в ларце не лежало хотя бы несколько книг. К прошению прилагалась небольшая сумма и несколько бочек ворвани: коллективный сбор жителей деревни. И вот, Гийом уже на борту общинного драккара, направляется в Исландию, где суждено ему провести несколько лет. Гийом учил местных ребятишек грамоте, врачевал, а так же изобретал. Здесь он стал жить честно. Окружающий быт был настолько незатейлив, что просто лишал возможности приложить полученные ранее навыки. Двери не запирались,—нечего было взламывать, да и взять нечего, а главное—некуда убегать. Именно о бегстве, а ни о чём другом, помышлял все эти годы Гийом.
Разговаривая с Карпушкой, он капле по капле выжал постепенно из него всю историю. И сейчас он обдумывал подходы, как бы эту историю употребить в свою выгоду.
-Здешние жители закостенели, смёрзлись на своём острове. Я их конечно не виню. Тебе налить ещё отвара?—предложил Гийом и протянул Карпушке глиняный стакан,--Уже начинает холодать. Пей, пей...
Гийом накинул себе на плечи плед из овечьей шкуры и продолжил:
-Я тут постоянно воюю с колдуньей.
-С Гаткой?
-А тут только Гатка и является колдуньей. С ней невозможно разговаривать: совершенно необразованная, грубая женщина, под стать священнику. То-то они и снюхались. Мне смешон этот священник. Он давеча мне тут излагал основы учения Церкви. Мне! Аббату! Чуть не ставшему аббатом Монте Кассино!
Гийом замолчал, о чём-то задумавшись. Молчал и Карпушка, разморенный теплом. Ленивая нега разливалась по телу, ни куда не хотелось идти, вот так бы сидеть, полулежать, лежать... молчать и слушать.
-А правду говорят, что на Кузнечной горе дракон живёт?
-Правду.
-А...
И снова тишина, взятая в рамку журчанием воды в глиняных трубах.
-А правда то, что прорицала Гатка?
-Полнейшая чушь. Как можно верить бреду, нажравшейся мухоморов старухи.
-Вот посмотреть бы на дракона.
Гийом вскинул голову, и еле сдерживая блеск глаз, стал улещивать Карпушку.
-Там не только дракон живёт, парень, там Хёгни прячет свои сокровища.
При упоминании о сокровищах дрёму как рукой сеяло. Карпушка приподнялся на локте и стал внимательно слушать.
-Я пытался раз туда забраться. Я сделал такую замечательную вещь! Эх, Карпушка, знал бы ты...
-Мне говорили. Вы сделали шар и надули его дымом. Вы так пытались сбежать.
-Да, проклятье, да! Дымом. Я уже почти улетел с этого острова, но ветром меня закинуло на ледник и протащило до самого вулкана, а там этот подонок Хёгни. Пришлось «подарить» ему шар, а ещё следить за тем, как вылупливается дракон и несколько месяцев выкармливать его.
-Точно, Тьялви как-то упомянул о вас, как о воспитателе дракона. А потом?
-Потом Хёгни вышвырнул меня назад, в деревню; дракон, видите ли, слишком стал ручным и меня чуть ли не за маму держит. Хотя, что греха таить, так оно и было.—вздохнул Гийом.
За окном сгустилась ночь, высыпали звёзды. Тишина окутала деревню, только кое-где волновались овцы и коровы. Изредка собаки переругивались друг с другом; тишиной, на самом деле, это трудно назвать.
-Мне домой пора.—сказал подымаясь Карпушка.
-Тебе действительно пора домой.—произнёс ему в след Гийом и закончил,--В Стрёумпейдасфьорд.
Карпушка застыл в дверях. Склонив голову на грудь, он покачнулся и повернувшись к Гийому сказал:
-Я приду завтра, хорошо? Я... я... пожалуй...
-Ты...—подсказал, вытягиваясь Гийом.
-Приду.—мальчик встряхнул головой и выбежал прочь.

ГЛАВА 13

Карпушка едва успел к ужину. Семейство Гунара уже уселось за стол.
-Ну, где же ты пропадаешь?--упрекнула его Гевьон, накладывая овсяную кашу, мясо, и кладя сверху овсяную лепешку.
-А рыба ещё осталась, дочка.—попросил Гунар, облизывая пальцы, покрытые толстым слоем жира.
-Есть немного. Остальное—запасы на зиму.
-Тогда ладно.—Гунар оторвал кусок лепёшки, обмакнул в жир и зачавкал.
-Частенько, что то, ты стал захаживать к лекарю, сынок.—произнёс он проглатывая и причмокивая от удовольствия.
-А что тут.—отозвался Тьялви,--И тот и этот, тоскуют наверное по родине. Я не представляю, как можно лишиться родных мест и жить где-то на краю земли. Я бы наверное не вынес...
-Ерунда.—крякнул Гунар откашливаясь,--Гийому богами было определено жить здесь. Раз мы его купили, значит, так тому и бывать. Вот Карпушка другое дело, хотя, кто его знает: ведь боги и его сюда забросили.
-Всё бы тебе папа—боги, да боги.—упрекнула Гевьон,--Забыл, что наш священник говорит: не боги—но Бог.
-Ну, Бог. Какая разница. Уф.—Гунар откинулся поглаживая живот и отрыгиваясь,--Вот корабль отремонтируем, товару загрузим, и отправишься ты Карпушка...
-Да ладно тебе отец. Сказал бы всю правду. Карпушка,--Тьялви через стол похлопал мальчика по плечу,--Дело в том, Карпушка, что до следующего лета тебе и думать не стоит о том, что бы отсюда уехать.
-?!
-Видишь ли, бревно, к которому ты был привязан, и которое болталось тут по близости, оно... было привязано к кораблю. Или корабль к бревну.—спешно поправился Тьялви.
-Ну?
-Во время последнего шторма, бревно унесло в Океан. А следом за ним и... Теперь у общины нет корабля. Придётся строить новый, но у нас практически нет дерева, его нужно покупать у Хёгни, но он вряд ли пойдёт на это.
-А..?
-Хёгни давно уже хотел лишить деревню корабля и торговлю взять в свои руки. Теперь... сам видишь.
Голова закружилась и красные мухи принялись бить колокольчиками по голове. Карпушка закрыл-открыл глаза. Кровь Скьёрлейфа взбурлила в жилах и выплеснулась в неистовом вопле:
-А какого тюленя вы не отвязали корабль от бре-вна?!!
Гевьон выронила черпак и села на пол. Гунар поперхнулся и вытаращив глаза смотрел на Карпушку, который, испугавшись собственного вопля, затих.
-Ну ты даёшь...—произнёс Тьялви, приглаживая волосы на голове.
-Тьялви, принеси хворостину.—коротко приказал подымаясь Гунар.
Карпушка вскочил, опрокидывая лавку, и прижался к стене. Волны страха накатывали на него, сменяемые валами ярости. Карпушка не понимал, что с ним: хотелось броситься в схватку, в бой; хотелось всё ломать и крушить. Но откуда это незнакомое доселе чувство?!
-Карпушка успокойся. Ну, всыпят тебе немного и всё. Чего ты?--успокаивал Тьялви, выбирая хворостину потолще. И тут началось. Колючая рябь нестерпимого жара поднялась по телу, комната затряслась мелкой дрожью в глазах Карпушки и края её, стали расплывчатыми и, как будто, мозаичными.
-Нет! Бить меня? Какого палтуса? Корабль привязать к бревну!
-Карпушка...
-Незачем хлестать по плечам, если не по чему!
Речь становилась всё более неразборчивой, но не менее громкой. Прерываемая всхлипами и хриплыми криками, она то накатывала, то отступала, обнажая эмоции, накрывающие с головой. Карпушка полностью отдался этой волне, с наслаждением спускаясь на гребне в пропасть, которая рисовалась в воображении. Комната расплывалась в ядовито-зелёную массу: лица Гунара, Тьялви, Гевьон лоснились болотистой жижей, иногда сливаясь в одну бугристую маску. Голоса выстраивались в слова, а слова рассыпались в бурлящую мясную похлёбку.
«Совсем сбрендил парень».
«Ел, ел и на тебе...».
«Напрасно ты папа напугал его хворостиной. Может у них не принято детей наказывать».
«Как это не принято? Везде наказывают. Надо наказывать».
«Так что делать будем. Невозможно разговаривать, когда так кричат».
«Отойдём-ка».
Семья отошла в дальний угол, а потом и вовсе вышла из дома.
-Уф.—облегчённо выдохнул Гунар и сломав хворостину выкинул её за плетень. Из дома продолжали доноситься крики, настолько громкие, что соседи начали выглядывать из окон.
-Что там у тебя, Гунар?
-Тёлка рожает.
-А когда она у тебя успела то?
-Тьфу.—сплюнул Гунар и повернулся к детям,--Ты, Тьялви и ты Гевьон, заскакиваете, прижимаете его к полу и затыкаете рот, а я...
-У меня лучше идея.—перебила его Гевьон,--Вы его держите, а я сбегаю к лекарю.
-Отлично дочка! Умница! Слышал Тьялви? Так и сделаем. Беги за лекарем, дочка.

ГЛАВА 14

Гийом сидел вытянув ноги и следил за песочными часами. Почти час прошёл с тех пор, как Карпушка вышел от него и чуть больше часа, как Гийом подсунул ему отвар, приготовленный по собственному рецепту. Отвар был изготовлен из местных трав, не обладавших той ураганной силой, характерных для южных растений; однако божьи жернова мелют медленно, но верно. Несколько дней Гийом экспериментировал над Карпушкой, опаивая настойками, и каждый раз, он вот так сидел, наблюдая за песочными часами и ждал результатов. Гийом перевернул часы и прислушался к шуму в деревне; может показалось?
-Бобовые зёрна у него в кармане, не быть мне Гийомом.—размышлял лекарь вспоминая, что каждый раз, когда разговор заходил о бобах, Карпушка ощупывал карман,—а это неспроста.
На этот раз общинный раб применил радикальное средство, к которому он до сих пор не прибегал: остатки опия, мизерная порция, сохранённая в долгих скитаниях так, на всякий случай. Гийом полагал, что уж здесь то осечки не будет. Он не знал точно, что станет с мальчиком, но то, что с ним, что-то случится—не сомневался; а там уже дело за импровизацией. Главное заполучить парня хотя бы на одну ночь к себе.
За дверью послышались быстрые шаги и в хижину влетела растрёпанная Гевьон.
-Скорей! Пошли! Карпушка сбрендил!
-Тише, тише девочка. Присядь...
-Некогда сидеть. Пошли со мной.
-Иду, уже иду. Только объясни, что случилось.
Пока Гийом собирался, девушка рассказала, что произошло за ужином.
-Ни с того ни с сего! Я так испугалась! А уж орёт как...
Вскоре Гийом держал на коленях мальчика, оттирая тому лоб и мерил пульс. После буйства, Карпушка впал в состояние тревожной спячки, мечась и выкрикивая изредка обрывки слов, фраз...
-Пульс замедленный, расширенные зрачки, покраснение глазного яблока...—перечислял Гийом бормоча под нос,--Это неизбежное следствие оторванности от дома. Нервное,--пояснил он столпившимся семейству,--Парень скучает. Ваше напоминание о хворостине, возможно, навеяло воспоминание об отце, воспитательные функции которого вы попытались осуществить—а отсюда и этот скачёк.—Гийом постучал себе по лбу.
-Говорила я тебе, папа, не следует его наказывать.
-Эту ночь его нельзя оставлять без внимания. Без квалифицированного внимания.—с ударением произнёс последнюю фразу Гийом.
-Как, как?
-Необходимо, что бы рядом находился знающий, опытный человек, способный помочь...
-Ну, это только ты можешь.—отодвинулся в сторону Гунар, уступая место подымающемуся лекарю.
-Моё нахождение у вас, ночью, поставит в неловкое положение...
-Да нет, что ты...—начала было Гевьон, но тут же осеклась под сердитым взглядом отца.
-Он прав дочка, не забывай, он раб.
-Вот вот.—усмехнулся Гийом потирая руки, и не ясно было—доволен он этим фактом, или нет,--Поэтому я присмотрю за парнем у себя в хижине, а завтра, пожалуй, можете забрать его назад—если конечно самочувствие позволит.
Без всяких уговоров Гунар согласился с лекарем и проводив до крыльца, распрощался с ним, как то по особенному тепло и даже по приятельски.
Уже на улице Гийом столкнулся с Регином. Жених Гевьон по-видимому очень спешил, так как был одет несколько небрежно для начинающих холодов.
-Эй!--окликнул он Гийома,--Что это? Ты куда его?
-Всё в порядке Регин.—успокоил Гунар и пригласил в дом,--Парню плохо стало,—вот лекарь и взял его полечить.
-Да?--Регин с подозрением посмотрел вслед Гийому, взвалившему на свои плечи Карпушку.
Он уже давно с подозрением относился к лекарю. Дело в том, что семья Регина вложила больше всех средств на покупку раба, и поэтому он с особым трепетом относился к общинной собственности, представляемой Гийомом. Регин прекрасно понимал: дай рабу хоть малый шанс, тот немедля смоется, да ещё и натворит дел. Молодой островитянин сам совершал покупку и доверенный Сигурда предупреждал насчёт Гийома. Попытка бегства на воздушном шаре, была яркой иллюстрацией подтверждающей подозрения. Сейчас, лекарь уж что то близко снюхался с Карпушкой; может в этом и не было ничего, но всегда следует быть настороже.
Зайдя в дом и узнав, что случилось, Регин ненадолго успокоился и поболтав немного пошел назад. По пути он решил зайти к Гийому и посмотреть, как обстоят дела. Подходя к хижине общинного раба Регин посмотрел на звёзды и понял, что он значительно дольше провёл время в обществе семьи Гунара чем думал. Трепетная нить рассвета натягивалась на востоке и готова была вот-вот лопнуть. Регин толкнул дверь и вошел в тёплый полумрак хижины. Тлеющий кусок тряпки, плавающий в плошке с китовым жиром, красным глазом смотрел на вошедшего. Осторожно, по стеночке, тот прошёл вперед; похоже никого не было, но тут он услышал короткий стон. Регин вытащил нож и пошёл на звук. Рука ткнулась во что то мягкое; опять стон и жалкое всхлипывание.
-Карпушка? Карпушка, это ты?--теребил нечто Регин, но ответа не последовало. Взвалив тело на плечи он вышел на свежий воздух.
На воздухе мальчику стало лучше, он открыл глаза ошалело осматривая небо. Окончательно придя в себя, Карпушка сел и сунул руку в карман. Пуст.
-Так что же случилось?--допытывал его Регин.
-Гийом сбежал. Он забрал...—Карпушка замялся, но потом всё таки рассказал о пропаже.
-Бобовые зёрна способные порастать до неба.—удивлённо проговорил Регин и застонал,--До самого неба! Неужели это правда.
Карпушка кивнул и пошатываясь встал на ноги. Положил руку на пояс; раскрыл рот и несколько раз глубоко вздохнул.
-Он и гвоздь мой утащил...
-Меч?
-Помоги мне, Регин. Догоним его. Ты справишься.
-Да уж точно! Мы за него столько заплатили, а особенно наша семья! Знаешь... Думаю, мы и вдвоём справимся, будить никого не будем. Ты как?
-Да я что, я ничего. Как ты, так и я.
-Ну вот и замечательно.—Регин мечтал о подвигах, а сейчас подвернулся удачный повод проявить себя охотой на сбежавшего раба, завладевшего в добавок волшебными бобами, в отношении которых у Регина возникли планы.
Нить рассвета лопнула выпуская солнце, а Карпушка и Регин уже мчались во весь дух к сверкающему вдали леднику. Памятуя о сокровищах, про которые рассказывал Гийом, Карпушка предполагал, что именно туда направится беглец. Регин согласился с этим предположением вспомнив, что в своё время Хёгни забрал воздушный шар лекаря, и спрятал его на леднике.

ГЛАВА 15

Гийом решил немного передохнуть и ещё раз осмотреть сокровища Карпушки. Что это именно те бобы, он не сомневался, но вот по поводу гвоздя не возникало никаких идей. Гвоздь он прихватил на всякий случай: ведь если у мальчишки волшебные зёрна, то кто знает, а вдруг и гвоздь непростой.
Ледник был уже близко. Огромные, изрезанные скалы угрожали небу, а между ними, массы льда, отливающие холодным светом в лучах восходящего солнца. Над всем этим царил вулкан, тонкой струйкой дыма окуривающий проплывающие облака. Местами, жёлтую, истерзанную верхушку вулкана покрывал снег и лёд. Наплывы застывшей лавы стекали вниз, образуя замысловатые хребты, расщелины, овраги—казавшиеся необычными постройками, мрачными замками и дворцами. Здесь надо быть осторожным, неровен час, нарвешься на людей Хёгни; но недаром Гийом в свой время обследовал всю округу на много миль. Да и к тому же, ему приходилось даже жить здесь, когда воспитывал дракона. Гийом и с закрытыми глазами смог бы незамеченным подкрасться к вотчине конунга.
Перекусив сушёным мясом, лекарь пошёл дальше и вскоре расположился рядом с обрушившимися валунами перемешанными со льдом.
-Пожалуй здесь.—решил Гийом и вынув одно зерно, бросил его на землю. Зерно тут же стало прорастать. Лекарь присвистнул и стал ждать. Росток вытягиваясь, становился всё толще и крепче, когда он стал достаточно прочным, Гийом обхватил его руками и усевшись на, тут же, выросшую ветку, оторвался от земли. Подъём был недолгим, вскоре показался край каменистого плато. Беглец спрыгнул на небольшой пятачок мха и осмотрелся—вроде спокойно. Хёгни не мог ждать гостей с этой стороны, со стороны отвесных скал. Гийом усмехнулся и вынув из ножен, заброшенных за спину, короткий меч, осторожно двинулся в сторону, где, как ему было известно, находился вход в пещеру. Если бы он посмотрел сейчас вниз, то увидел бы, как Регин и Карпушка приближаются к бобовому дереву, с опаской оглядываясь по сторонам.



* * *

Видели бы жители деревни Хваннадальсхнукюра сейчас Гийома. Им было тогда о чём подумать, в частности о том: кому они доверили своё лечение и образование. Вход в пещеру охраняли два здоровенных стражника. Опытные, поднаторевшие в битвах, убийствах и грабежах парни. Гийом вырос прямо перед ними, и молча, не говоря лишних слов, атаковал. Воины усмехнулись только, увидев тощего лекаря с таким коротким мечом. Дальнейшее было неожиданным и страшным. В долгих путешествиях, особенно по Востоку, Гийом в совершенстве овладел техникой боя. Как молния он скользнул к стражникам и те, едва успев обнажить мечи, тут же были убиты. Бедняги не успели даже крикнуть. Вытерев меч о куртку одного из убитых, Гийом оттащил трупы к расщелине и сбросил. Путь был свободен: сюда вряд ли заглянут в ближайшие несколько часов, так как место считалось спокойным и хорошо защищённым скалистыми обрывами. Гийом ещё раз подумал, кого мог боятся Хёгни: ведь не жителей деревни и прилегающих окрестностей. Конечно, на него все имели зуб, но куда им до головорезов конунга. Единственное, чего мог опасаться Хёгни, так это опасности извне, со стороны моря. Но единственным сильным соперником был только Сигурд, побратим Хёгни. Тут Гийом закусил губу: а побратим ли? Покрутив шеей, он пошёл дальше, вглубь пещеры.
Редкие факелы причудливыми тенями разрисовывали проход, круто спускавшийся вниз. Осторожно ступая по вырубленным ступеням, Гийом прокручивал в уме план пещеры, составленный им, в бытность своего проживания здесь. Неподалёку должен находится загон для дракона, туда сейчас и направлялся беглец. Дракон стерёг сокровища Хёгни и только один друг был у дракона,—Гийом.

* * *

Карпушка и Регин, тяжело дыша, привалились к бобовому стволу.
-Ушёл!--выкрикнул притопнув Карпушка.
-Потише! Здесь могут быть люди Хёгни. Его нам только недоставало. А ведь эта штука растёт.
-Конечно.
-Жаль, кроме ножа у меня ничего нет, ну ладно,—хватайся за ветку. За ним!
Они уцепились за ствол и стали подниматься вверх. Регин был в восторге.
-Надо будет оборвать стручки: уверен—они сильно помогут в предстоящей зиме.
Показался край плато. Регин обратил внимание на примятый мох и понимающе хмыкнул. Вскоре, они уже стояли у входа в пещеру. Под ногами растекалась лужа крови и осторожно, дабы не запачкаться, преследователи обошли её.
-Если это осталось от Гийома, то где же те, кто убил его?--недоумевал Регин.
-А если это сделал Гийом?
-Да ну. Не может быть.—Регин присел и обмакнул палец в кровь. Лизнул.
-Ну что?
-А кто его знает. Но если это сделал Гийом... то работа нам предстоит непростая. Неужели это Гийом сделал? Кто бы мог подумать...
-Лекарь.—саркастически высказался Карпушка и толкнул Регина,--Пошли.
Сейчас Регин жалел, что ввязался в это дело. Следовало, конечно, разбудить всех в деревне, а не искать подвигов. Не хотелось найти подтверждение своим опасениям, столкнувшись с Гийомом.
-Он наверняка пошёл в пещеру.—сказал Карпушка и смело направился вниз. Регин понуро пошёл следом.

* * *

Короткий визг стали, удивлённый хрип, стук о землю обмякшего тела. Гийом перешагнул через стражника и подошёл к клетке. Дракон уже проснулся и стуча хвостом, в немом восторге смотрел на друга.
-Фафнир.—Гийом пролез между прутьев и прижался к чешуйчатой, бугристой голове,--Дружище Фафнир.
Глаза их встретились и оросились слезами. Беспринципный авантюрист, спокойно идущий по головам и не испытывавший ни к кому жалости, Гийом, тем не менее, искренне любил дракона. Может, это была любовь одиночества к одиночеству, к подобию себе же? А может, любовь эстета, очарованного редкостным безобразием. Кто знает! Не знал пожалуй и Гийом. Но он действительно любил дракона, которого растил, воспитывал и которого назвал Фафнир, в честь одного из драконов древних саг. Было в этой любви, что-то родительское. Наверное, это была любовь разрушителя к созданному, такому редкому на своём, отмеченном убийствами и мошенничеством, пути.
Гийом снял засов и выпустил дракона. После, разгрёб его подстилку, открыл люк в полу и застыл, ослеплённый блеском золота.
-Знаешь, Фафнир, в сагах твой тёзка тоже жил на золоте. Правда его убили. Надеюсь, тебя минет сия участь. А, Фафнир?
Дракон постучал хвостом по полу, высунув язык. Гийом достал мешок и начал складывать в него золото и драгоценности.
-Я не буду столь жадным и стараться унести всё. Но мешок надо набрать, Фафнир. Пустим эти сокровища в оборот, ещё больше разбогатеем. Я покажу тебе юг, дружище. Мы побываем с тобой в таких местах! Там тепло, сухо, много еды и прочего добра. Побродяжничаем...
Гийом ссыпал золото в мешок и, полностью доверившись чуткости дракона, спокойно рассказывал о своих замыслах.
-Был такой народ, Фафнир,—греки. Они говорили, что наша земля круглая. Мне всю жизнь хотелось проверить это утверждение. А ты не хочешь проверить?
Ответом было дробное постукивание кончика хвоста, из чего явствовало: дракон не против.
-А потом осядем на каком-нибудь островке. А может и завоюем. Что нам: был бы дворец и прочие удобства, включая рабов и женщин. И тебе дракониху подыщем. Что, Фафнир?
Дракон чавкнул трещоткой и повторил предупреждение.
-Говоришь, кто-то идёт? Быстро сюда, в клетку и прихвати этого мужика.
Схватив стражника, дракон запрыгнул в клетку и усевшись на него, накрыл массой своего тела. Гийом охнул и выскочив наружу, забросам пятна крови на полу соломой. Он едва успел заскочить назад и закинуть засов, когда из-за поворота вышли Карпушка и Регин. Гийом затаил дыхание, спрятавшись за спиной дракона и сжимая меч. Карпушка с Регином стояли в почтительном отдалении, рассматривая дракона.
-Неужели настоящий?--шептал Карпушка.
-А то не видишь?
-Здоровенный...
Гийом, покрываясь потом и бешенством ждал, когда они уйдут. От стояния в неудобной позе, ноги затекли и невыносимо ломило спину. Да и вдобавок дракон «благоухал». Эх, будь они поближе, уж разделался бы с ними! Годы жизни, проведённые на острове, смягчили характер Гийома. Особенно ясно и ожесточённо, он это осознал сейчас: ведь убей он Карпушку ещё там, в хижине, то не стоял бы и не нюхал этой вони.
-Он мне рассказывал про дракона.
-Да. Все в деревне знают, что он воспитывал дракона, покуда его Хёгни не выкинул за кражу.
-А мне говорил, за то, что дракон стал относиться к нему, как к матери...
-Да ты посмотри на него! Да такой и маму родную съест! Нет, Гийом пытался обокрасть Хёгни, залез в сокровищницу. Гийома даже выпороли и хотели казнить, но деревня упросила вернуть им лекаря. Отдать на поруки. Но сейчас то, вряд ли Хёгни отдаст его.
-Он что-нибудь украл из сокровищницы?
-Нет, ничего.
Гийом усмехнулся и посмотрел на меч.
-Ну ладно, пошли.—подтолкнул Карпушку Регин и они скрылись за поворотом коридора.
Ругаясь и отплёвываясь, Гийом выбрался из клетки и укрепил мешок с золотом на спине дракона.
-Ну и вонючка же ты, Фафнир.
Дракон виновато потупился и выбил хвостом очередную дробь.
-Пошли за ними.
Дракон и человек двинулись дальше по пещере, следом за Карпушкой и Регином.


* * *

Коридор вскоре начал подыматься и вывел к свету. Карпушка с Регином осторожно выглянули и рассмотрели на некотором удалении несколько хижин, окружавших большой, построенный из дерева дом. Заострённые гребни скал огораживали площадку, на которой и была раскинута деревня. В скалах просматривался проход, перегороженный воротами с накинутой цепью. Шепотом Регин сообщил, что это и есть деревня Хёгни. Между хижин бродили люди, большей частью вооружённых. Рядами стояли бочки, лари; коптились мясо и рыба, сушилось бельё. Над деревней подымался кузнечный перезвон: ковали наконечники, подковы... В небольшом загоне, ближе к пещере, фыркали лошади, а неподалёку паслись овцы. Тут же, выложена целая стена из бревен; Регин вожделённо вздохнул увидев такое богатство. Гийома нигде не было. Тут Карпушка рассмотрел, что рядом виднеется ещё одна пещера. Осторожно, перебегая от камня к камню, ребята скрылись в темнеющем провале. Выглянувший Гийом успел разглядеть скрывшихся в пещере друзей и потирая руки вернулся назад.
-А сейчас Фафнир, поворачиваем обратно. Детишки вошли в другую пещеру, которая, как мне помниться, параллельна нашей. А значит, они должны вернуться почти туда, откуда и начали своё... последнее путешествие.—зловеще закончил он, проводя пальцем по лезвию.
Вторая пещера была намного уютнее первой: она имела вполне жилой вид. Скорей всего, воины конунга, здесь проводили зиму. Сейчас здесь никого не было, наверное все находились в деревне. Карпушка и Регин шли вдоль заваленных барахлом стен. Чего здесь только не было; оружие, ткани, меха, бочки, лари... Регин тут же выбрал себе короткое копьё и длинный узкий меч. Пройдя ещё немного, они внезапно оказались в просторной зале, в центре которой стояла большая клетка, между прутьев которой, угадывались кровать, стол, сундук и пол, застеленный ковром. Клетка явно была жилой. Спиной к вошедшим, рядом с клеткой сидел мужчина. Снятый меч, небрежно брошенный на стол, был наполовину вытащен из ножен. Друзья решили потихонечку вернуться назад, когда пещера вздрогнула и пол ногами задрожал. Заурядный, привычный толчок, обернулся неожиданными последствиями; с полтолка пещеры сорвался большой камень и упал на край доски, лежавшей на козлах и заменявшей стол. Другой край подпрыгнул и с силой врезал воина снизу в челюсть. Мужчина с криком отлетел в сторону и пока не пришёл в себя, был тут же замотан в валявшиеся повсюду тряпки.
-Надо бежать отсюда. Ну его, Гийома! Его уже точно поймали.—злился Регин, затыкая рот стражника замшевой перчаткой.
-Давай посмотрим, что в клетке.—предложил Карпушка и не дождавшись ответа подбежал к ней. Мальчик посмотрел сквозь прутья и ойкнул. Прямо на него смотрела девушка. Белые, льняные волосы, перетянутые ободком, спускались на плечи. Светло-серые глаза смотрели широко и удивлённо. Девушка была одета в простое, льняное платье до пят, простроченное красной вышивкой на вороте.
-Ух ты! Ты кто?--наконец спросил Карпушка. Девушка надула губки и гордо ответила:
-Я Сьвён—дочь конунга Сигурда, и если ты, мальчик, освободишь меня, мой отец щедро вознаградит тебя.
-Что, значит, освободить?--спросил подходя Регин,--Ты разве в плену?
-А что по твоему: в гостях? В клетке?
-А кто тебя полонил?--не унимался Регин покручивая копьём в руке.
-Побратим моего отца, Хёгни.
Регин присвистнул и отстранился от клетки.
-Влипли мы с тобой Карпушка; если освободим её, нам не поздоровается от Хёгни, а не освободим, придёт Сигурд. И тогда, вместе с Хёгни, он чего доброго и нашу деревню вырежет.
-Быстро вы тут соображаете.—усмехнулась Сьвён,--Только если вы меня освободите, то вас защитит мой отец и вам нечего тогда боятся Хёгни. Хотя...
-Что?
-Мой отец не знает, что я тут.
Девушка устало опустилась на пол и заплакала.
-А как же..?
-Хёгни напал на корабль, на котором я возвращалась из Каледонии. Он никого не оставил в живых. Он хочет жениться на мне, а отец против! И я против! Вытащите меня отсюда.
-Если твой отец не знает, где ты, то кто же нас защитит от Хёгни...
-Ладно вам!--грубо прервал Карпушка и сняв засов выпустил девушку,--Ты знаешь, куда ведёт этот проход?--указал он на один из многочисленных коридоров. Девушка пожала плечами.
-Пойдём сюда.—решил Карпушка и смело двинулся вперёд. Сейчас он чувствовал себя героем, ещё бы—спасти дочь самого конунга, да ведь это такая слава! Эдак глядишь, он и сам станет конунгом, со временем. Мальчик представлял, как он приведёт под руку Сьвён и как Сигурд обнимет его, даст корабль, воинов и свои доспехи. Мальчик уже слышал боевой клич своих воинов: « Аой, Карпушка!». Да, стоило жить! От избытка чувств, мальчик подпрыгнул, и упав на одно колено перед Сьвён, поцеловал ей руку. Дочь конунга была образованной девушкой, воспитанной как-никак при дворе: поэтому она улыбнулась и произнесла:
-Ты будешь моим рыцарем.
-Всем сердцем, прекраснейшая из валькирий!
Регин сплюнул и протолкнувшись, пошёл впереди. Ему было не до смеха. Прекрасно понимая, чем грозит деревне подобный героизм, он клял себя, Карпушку и ещё более—девушку, которой следовало и дальше оставаться в клетке.
Вскоре троица вышла наружу. Солнце уже стояло высоко, скупо делясь теплом. Неподалёку от входа, в воздухе, покачивался воздушный шар, сшитый из пёстрых кусков кож и материй. Карпушка ойкнул и вырвавшись вперёд подбежал к невиданному доселе чуду.
-Тот самый?--спросил он подошедшего Регина. Тот кивнул и зайдя за скалу застыл, тупо уставившись перед собой. Карпушка и Сьвён бросились к нему и оказались перед площадкой, с которой и началось путешествие по пещере. Верхушка бобового дерева утонула в глубине облаков, продолжая расти дальше.
-Можно спуститься на шаре, а можно оседлать дерево.—предложил альтернативу Карпушка и, замолчал, проглотив комок в горле. Из-за камней слева, тяжело топая, вышел дракон, а следом, положив меч на плечо—Гийом.
-А можно остаться здесь, друзья. Значит, дракон и маму родную съел бы, да Регин?--глумливо усмехался лекарь и присмотревшись к девушке воскликнул,--Ба, да это же Сьвён, дочь Сигурда! Вот так удача!
Сьвён спряталась за спинами ребят и ничего не ответила на проявление столь неожиданной радости.
-Ведь ты ещё совсем маленькой девочкой была, когда меня твой папа отправил на этот остров. Как быстро летит время, ты уже такая... дама.—Гийом поцокал языком и быстрым шагом направился к ним.
Регин выставив меч вышел вперед.
-Возвращайся назад, Гийом!--приказал он, дрожа тем не менее, как осиновый лист.
Поражённый Гийом остановился.
-Ты мне приказываешь?
-Да! Возвращайся назад, раб! Я обещаю никому не рассказывать...
-Сомневаюсь, что в ближайшее время, ты вообще сможешь говорить. Тебе холодно, дружок? Ты так дрожишь. Я тебе дам совет, последний: никогда не держи вот так меч. Это не палка.—усмехнулся Гийом и разрезал со свистом воздух голубоватой сталью клинка.
-Отдай мои зёрна Гийом и мой меч,—потребовал Карпушка отступая назад, но загораживая тем не менее собой девушку. Этот неосознанный поступок, был достоин удивления и похвалы. Знай Карпушка, как самоотверженно он поступает, то, конечно же, у него возникло бы много поводов для гордости.
-Бобовые зёрна? Вот эти что ли?--Гийом вытащил тряпицу с завёрнутыми зёрнами и подкинул на руке.
-И гвоздь.
-У тебя слишком много требований Карпушка...
-Странное имя...—пробормотала Сьвён.
-... Чем больше ты будешь жить, тем больше у тебя будет требований, как правило, неудовлетворённых и портящих, хе-хе, жизнь. Это скверно. Лучшее удовлетворение потребностей, это ликвидация их приложения, то есть, потребителя.
Гийом взмахнул мечом и бросился на Регина. Тот успел однако бросить копьё и отскочить в сторону. Копьё, отражённое умелым выпадом улетело вверх и упало далеко за камнями, следом за ним, отзвенев прощальную песню, покатился длинный, тонкий меч. Следующий удар предназначался для Регина, но тут сзади раздался топот и на площадку выскочило несколько человек во главе с невысоким, крепко сбитым воином.
-Ага!--закричал он,--Гийом! Ну, уж теперь, я тебя на поруки не отдам.
Гийом резко обернулся навстречу неожиданно появившемуся противнику, обронив при этом бобовые зёрна, которые незамедлительно подхватил подскочивший Карпушка. На этом он не остановился: выхватив из-за пояса лекаря гвоздь, мальчик что есть силы пнул его под зад. С визгом меч полоснул воздух над головой, успевшего присесть и откатиться назад Карпушки.
-А у нас тут гости!--загремел вожак, вероятно и бывший конунгом Хёгни,--И я здесь вижу прелестную Сьвён, мою невесту!
-А ты Сигурда спросил?--рассмеялся Гийом и внезапным прыжком оказавшись рядом с девушкой, прижал её к себе.
-Пропусти меня, Хёгни! А то зарежу девчонку!
Конунг развёл руками.
-Ну что тут скажешь? Режь. Хоть на тысячу кусков. Отвезу тогда тебя Сигурду. То-то потеха будет в волчьей яме. А за такую услугу, Сигурд мне младшенькую отдаст.
-Да?--Гийом закусил губу,--А ведь я расскажу...
-Чем? Языком, который будет прилагаться отдельно?
Гийом побледнел.
-Разве тебе её не жалко? Ведь убью, Хёгни!--голос лекаря предательски дрогнул, так и норовя перейти на фальцет.
-Странно мне от тебя слышать о жалости. Мне, от тебя! Ты меня удивляешь. Взять его,—кивнул конунг воинам,--И этих прихватите.
-Фафнир!
Мирно дремавший дракон воспрянул и спросонья сбил хвостом всех, кто стоял на площадке.
-Только не меня, ящерица тупая!--взъярился Гийом отлетая назад и выпуская девушку.
Удар был настолько силён, что Карпушку выбросило за скалы в пропасть. В последний момент он сумел зацепиться за уступ и повиснуть, с ужасом ожидая паденья.
Гийом тем временем вскочил на ноги и рубя мечом направо налево не успевших встать воинов, бросился к дракону.
-Летим отсюда, Фафнир! Пошёл!
Фафнир сконфуженно застучал хвостом.
-Что? Тебе крылья подрезали?! Хёгни! Мерзавец!
Сплёвывая кровь и держась за правый бок, конунг поднялся опираясь на меч.
-Драться хочешь?
Гийома распирала ярость, но он понимал, насколько опасна схватка с Хёгни, владевшего клинком ничуть не хуже его. А если стычка затянется, успеют набежать остальные.
-Фафнир! Бежим к этому дереву!
-Вернись Гийом! Будь мужчиной!
-Я мужчина, но не дурак!--откликнулся Гийом и держась за хвост дракона побежал к бобовому дереву. Конунг бросился следом. Уже у самого края, Гийом взобрался на спину Фафнира и они прыгнули на ствол.
-Фафнир, послушай сынок!--тяжело дыша кричал ему в ухо Гийом,--Ты конечно не можешь взлететь, но ты сможешь планировать. Помнишь, как я тебя учил, пока крылья твои были слабенькими?! Помнишь?
Фафнир высунул язык и учащённо задышал.
-Ух ты собачка моя.—потрепал его Гийом,--Сейчас подымимся повыше и прыгай! Ты сможешь, я знаю! Ведь сможешь?!
Дерево вздрогнуло и лекарь посмотрел вниз. Уцепившись за ствол, к ним карабкался конунг. Свирепо оскалившись, Хёгни сжал зубами меч.
-Хёгни, не будь дураком! У тебя нет никаких шансов!
Снизу донеслось рычание. Конунг продолжал карабкаться.
Карпушка продолжал висеть на краю, с ужасом наблюдая, как сползает на кончики пальцев. Но вот сверху появились головы Сьвён и Регина.
-Держись Карпушка! Мы сейчас!
Девушка бросилась к верёвке обмотанной вокруг камня. Быстро отмотав ее, она бросилась назад. На площадке тем временем прибывало воинов, но они все с захватывающим интересом следили за представлением на бобовом дереве. Некоторые последовали за своим конунгом. Один из воинов, держа зажженный факел, предлагал поджечь дерево, но его никто не слушал.
Сьвён подбежала к самому краю пропасти, но тут верёвка натянулась и не пустила дальше.
-Регин, посмотри, что там! Держись Карпушечка, я сейчас...—шептала девушка, балансируя над пропастью уцепившись в верёвку.
Регин пригнувшись побежал по верёвке, по пути прихватив меч. Забежав за скалу, он увидел, что верёвка обмотана вокруг колышка, а другой её конец уходит вверх и привязан к кольцу.
-Нашёл!--крикнул он,--Готовьсь! Не посмотрев даже, за что крепилось кольцо, со всего размаху, с плеча, Регин рубанул по колышку. С таким же успехом он мог перерубить и канат. Раздался истошный вопль и оглянувшись назад, Регин увидел падающую в пропасть Сьвён. Юноша выронил меч и побежал назад. Не успев приблизиться к краю, он в изумлении застыл, с лёту падая на землю. Из пропасти, держась за верёвку, подымались Карпушка и Сьвён. Подняв голову Регин понял в чём дело: в воздухе завис воздушный шар, за кольцо которого и была привязана верёвка. Лёгкий бриз гнал шар на северо-запад. Карпушка и Сьвён поражённо смотрели на удалявшуюся землю и молчали.
Кто-то заметил на площадке шар, и внимание людей переключилось на новую «забаву». Карпушка видел, как один из воинов разбежался и бросил в них факел, который рассеивая искры, пролетел под ногами. И тут, знакомый голос коснулся слуха:
-Вот он господин! Это он!
Казалось сверкнуло ещё одно солнце,—из факела выпрыгнул великан Логи.
-А ну иди сюда мальчишка!--загремел он и рухнул вниз,--Брокк! Откуда это?!! Помогите!!!
Факел падал рядом с Логи и виноватый голос доносился из него.
-Я не хотел этого, господин! Клянусь, не хотел! Вы сами прыгнули! Кто же знал, что здесь такое?
Логи тщётно пытался дотянуться до факела. Провожаемый изумлёнными взглядами дракона, Гийома и Хёгни, он упал на землю и с хлюпом всосанный ею, скрылся из глаз, оставляя рябь на камнях.
Гийом заметил так же внизу столпившихся жителей деревни, а среди них ведунью Гатку.
-Ну да, конечно,--усмехнулся он,--Сегодня же должно свершиться пророчество. А вдруг...—Гийом прижался к спине дракона,--Хотя в пророчестве о великане ничего не говориться… Фафнир, ты готов?
Дракон кивнул и рыкнул. Внезапно всё стихло и гнетущее безмолвие затянуло воздух в напряжённый узел ожидания. И вот...
Небеса разверзлись и поплыли волнами. Из них выскочил восьминогий жеребёнок, неся на спине, несообразно большого всадника. Белый жеребёнок, белый юноша, белый меч.
-Я пришел принести вам свободу!--возвестил всадник. Это и всё, что он успел сказать. Так как в проложенном маршруте отсутствовало дерево, невесть откуда взявшееся, жеребёнок со всего маху врезался в ствол. Толчок был настолько силён, что Фафнир не удержался и свалился вниз, но вывернувшись под немыслимым углом, он распрямил крылья и взмыл вверх. Гийом, чудом удержавшись на спине, теперь радостно вопил размахивая мечом.
Конунгу Хёгни повезло меньше. Он не сорвался, но соскользнул вниз и нацепился штанами за сучок. Он нацепился так основательно, что не мог слезть. Так как штаны были кожаными и крепко сшитыми, их невозможно было порвать. Не мог, крепко насажанный на сучок конунг, подтянуться и вверх. Зацепившийся штанами Хёгни, возносился в небо, а белый, восьминогий жеребёнок Слейпнир, уносил кругами и петлями Освободителя, вымоленного, выпрошенного ведуньей у асов, в целях нанесения сокрушительного удара по Хёгни и, что самое главное, по Истинной Вере. Ошалело Освободитель посмотрел на Карпушку, икнул и скрылся в облаках.
Жители Хваннадальсхнукюра, бурно обсуждая произошедшее, разбрелись по домам.



* * *
-Карпушечка, а Карпушечка.
-Чего?
-Как ты думаешь...
Карпушка вспомнил, что ему на этот же вопрос ответил ворон Хугин и рассмеялся.
-А чего смешного?
-Да так, вспомнил...
-А мы куда летим?
-Куда? Неважно. Только бы нас не заметил...
-Кто?
-Заметил...
Лениво помахивая крыльями, к ним летел дракон. Сияющий от счастья Гийом приветственно махал рукой.
-Вот видишь, Фафнир, я же говорил, что у тебя получиться. Теперь осторожненько притормози рядом с ними.
-А может, разойдёмся по хорошему, Гийом?!
-По-хорошему разойтись могу я предложить. Ты не в том положении, что бы ставить мне условия. Но я сейчас на редкость в хорошем настроении. Поэтому, я дарую тебе жизнь.
Карпушка промолчал.
-Ты мне даже спасибо не скажешь? А ведь я за вами. Всё-таки, если бы не ты, Карпушка, то гнить мне и дальше на этом острове. Только с третьей попытки удалось мне сбежать. Когда я воспитывал Фафнира, я чуть не улетел с ледника, но пожадничал,—хотел и золото захватить, что я сейчас и сделал. Я искренне благодарен тебе, Карпушка. Конечно, я вначале заблуждался насчёт тебя, может показаться, что я питал к тебе, недружественные чувства, а может, и зла желал. Но подумай: что мне мешало зарезать тебя в своей хижине этой ночью?
-Ты опоил меня?
Гийом пожал плечами.
-Давай спишем это в область недоразумений. Живи настоящим, ведь ты на свободе. Перебирайтесь ко мне, дети.
Карпушка посмотрел на Гийома. Тот светился таким дружелюбием, искренностью, что мальчик заколебался—не слишком ли он строго судил его. Сьвён, облизнув пересохшие губы, сказала:
-А что Карпушка, давай переберёмся к нему. Вроде не врёт...
-Да уж... Вроде...—покачал головой Карпушка.
-У меня руки затекли... На драконе то удобней.
-Очень удобно, прекрасная дама. Вы уж простите меня за грубость, каюсь—не в себе был. Ужасные условия жизни, дикие нравы, наложили отпечаток. Уж вам то, выросшей при дворе и не понимать.
-Об этом потом поговорим, сударь,—сурово осадила его Сьвён,--Но если вы обещаете быть любезным, то так и быть—отец ничего не узнает. Даю вам слово.
-О, вы так великодушны.—склонился Гийом и обвёл рукой широкую спину дракона,--Прошу! Дамы первые.
Сьвён осторожно, не выпуская верёвку из рук, ступила на голову дракона и перебежав по ней, упала в объятия Гийома. Тот усадил её вперёди себя и тронув Фафнира за ухо, направил его в сторону.
-Эй! Эй! А я!--закричал Карпушка вслед.
-Ах! -- Гийом стукнул себя по голове,--Видишь ли, третьего мой малыш не потянет. Так жаль. Я как-то и не подумал вначале. Встретимся ещё...—говорил Гийом удалясь всё дальше на восток.
Карпушка скрипнул зубами и посмотрел вниз, но земли не увидел. Солнце опускалось и ночь стелила свою постель. На крики уже не было сил. Благо верёвка очень длинная, и Карпушка принялся обматываться ею, как в кокон. Можете поверить,—на редкость тяжёлая работа,—в воздухе обматываться верёвкой. Но мальчику было опасно предаваться отчаянию, вслед за которой неизбежно следует слабость. Желание жить, заставляло делать невероятные акробатические трюки и он сумел, шатко валко, но замотаться в верёвку и даже, спустя какое то время уснуть. Мысли путались и распутывались, отталкивая друг друга,—носились и сбивались в кучи. Уже перед тем, как впасть в забытье, Карпушка вспомнил, что гвоздь при нём и бобовые зёрна всё так же в кармане. После этого он уснул.
Звёзды мерцая смотрелись в океан, обмахиваясь изредка облачной пудрой. Им не было никакого дела до штопанного перештопанного пузыря, плывущего по воздуху и до верёвочного кокона под ним. Суетливый, везде сующий свой нос ветер, решил заняться, незнакомым доселе объектом, а то и пожалуй взять себе в попутчики на северо-запад.

ГЛАВА 16

Осторожно ступая по облакам и стараясь не попадать в дождевые тучи, дабы не промочит ног, Фреки опускался за землю. Остановившись напротив бобового дерева принюхался, слизнул капнувшую слюну и двинулся дальше. Вскоре, мягко прыгнув на траву, он начал обходить скалы, с досадой думая, что осмотр следовало начать с возвышающегося плато. Но это никуда не денется, как и деревня, которую Фреки решил заранее вырезать, если никто не скажет о мальчике. «Не будь я Фреки—Прожорливым, если не сделаю это»,—думал волк обнюхивая воздух. Запах плоти коснулся ноздрей и зверь затрепетал: правда это не было запахом молодости,—духом глубокой древности повеяло от земли, но влекомый голодом и жадностью, волк забыл всякую осторожность и стал разрывать когтями дёрн. Выкопав солидных размеров яму, волк перевёл дыхание и продолжил работу. Вот что-то показалось, на вид мясное, похожее на гигантский палец. Фреки радостно взвыл и вцепился зубами в плоть, но тут земля зашлась волной, и взметнувшаяся рука схватила Фреки за глотку. Сразу же, следом из земли, показалась голова, в которой волк с ужасом узнал Логи. Кряхтя и охая, великан приподнялся и встал на колени, по-прежнему не разжимая мёртвой хватки.
-Я тебя узнал, Фреки—Прожорливый, прихвостень Одина.—сплёвывая землю произнёс Логи. Волку ничего не оставалось, как кивнуть и высунув язык, попытаться лизнуть схватившую его руку.
-Цыц!--прикрикнул на него великан, вставая на ноги. Окинув взором окрестности, он выплюнул булыжник и посмотрел на небо.
-Значит, мальчишка улетел на пузыре... значит...
Волк учащённо задышал и что-то прохрипел.
-Да замолкни ты! Я уже и так догадываюсь, зачем тебя послали. Опоздали мы! А что Один думает об этом мальчишке?--прищурившись, спросил волка великан. Тот вытаращил глаза, всем видом показывая, что знать ничего не знает, а просто делает свою работу.
-Ну и пошёл отсюда.—Логи отшвырнул Фреки, как щенка, в сторону и направился к вулкану. Волк шмякнулся о землю, мяукнул и, поджав хвост, стал карабкаться на небо. Теперь он знал, что мальчишке на острове нет. Вспомнив, что когда он спускался ветер дул на северо-запад, Фреки решил попытать счастья в Гренландии. Где-то в тех местах находилась пещера Гнипа, являвшейся входом в преисподнюю, хозяйкой которой—великанша Хела, ближайший соратник Нового Одина.

ГЛАВА 17
Уже подлетая к Каледонии, Гийом хлопнул себя по лбу и произнёс:
-Плохо я сделал!
Сьвён подняла на него заплаканные глаза и выдавила сквозь рыдания:
-Конечно плохо! Какая же ты змея, Гийом, бросил Карпушку, ведь он для тебя столько...
-Плохо я сделал, что забыл забрать у него оставшиеся бобы и эту железку.—перебил её лекарь и погладил мешок с золотом.
-А Карпушка?!
Гийом рассмеялся и проведя рукой по её льняным волосам, прижал, несмотря на сильное сопротивление, к себе.
-И дался тебе этот мальчишка. Пусть спасибо скажет, что я не убил его.
-Ты и так его убил! Обрёк на смерть.
-Я ему дал шанс, девочка! Шанс! Иные в подлунном мире только и мечтают о том, что бы им предоставили шанс, даже такой! Шанс—это свобода! Он, Карпушка—свободен! И чего ты так надрываешься? Только подумай, что тебя ждёт! Свобода, отец, дом и—трон. Разве стоит какой то там мальчишка трона? Ну, забрали бы мы его, а что дальше? Замуж за него? Я надеюсь, ты не настолько глупа, что бы думать о нём, как о супруге,—это с его то именем, возрастом и, главное—происхождением и положением в обществе.
-У тебя происхождение лучше.—язвительно заметила Сьвён.
Гийом расплылся в широкой улыбке.
-Спасибо милая Сьвён. Ты уже думаешь обо мне, как о своём будущем супруге, раз беспокоишься о моём положении и происхождении,--и не дав её сказать, продолжил,--А ведь я в прошлом был аббатом, да, да,—аббатом. Жил в Италии... Ты хоть знаешь, что такое Италия?! Виноградники, солнце... Страна тепла, света, любви! Я почти был настоятелем Монте Кассино, но я восполнил сей пробел в Сирии, где был настоятелем монастыря, неподалёку от Дамаска. Да кем я только не был! При радже Гуджарата я состоял в доверенных лицах: я был вхож в гарем, не будучи евнухом, правда раджа Аргджана про это ничего не знал... Везде, где бы я не оказывался—высокий пост будто ждал меня! Вот только на острове осечка вышла. Но здесь то думаю, осечки не будет, а, принцесса?--пихнул девушку в бок Гийом и рассмеялся.
-Я всё расскажу отцу.
-Что же ты ему расскажешь? То, что я, отбил тебя у младенца? Или то, что оставил мальчишку, где то там?--махнул неопределённо рукой Гийом,--Все твои слова против меня—дым,—перед фактом твоей доставки домой, заметь—мною. Я—привёз тебя! Что для Сигурда, какой то там мальчишка? Сигурд государственный человек, прежде всего, и он должен думать о преемственности трона. Но даже захвати малыша я с собой, что бы это изменило? Достаточно посмотреть на меня, и на него. Девочка, лучшей пары тебе не сыскать! Ну скажи, кто к тебе сватался? Варвары! Неспособные даже собственного имени написать, варвары! Я один из немногих, самых грамотных людей этой эпохи. Знала бы ты, сколькими языками я владею! А уж мечом владеть—вряд ли кто так сможет, как я. Я не банален, не скучен, оригинален, образован, культурен, остроумен, и как мужчина—поищи равных. Время мечей кончается, дорогуша, наступает время пера; мозги перевешивают мускулы, а если эти мозги с мускулами... ого-го-го... Я ювелир, ты мой бриллиант: ты будешь блистать—поверь мне! Вместе мы горы свернём! Наши знамёна будут реять на стольких землях, что тебе и не снилось! Я завалю тебя сокровищами и славой! Твоё имя станет именем нарицательным...
-Чего?--не поняла Сьвён, стараясь связать в единую, понятную схему монолог Гийома.
-Вот видишь,--назидательно произнёс тот,--Я и говорю: ты мой бриллиант, я твой ювелир. Не думай о мальчишке, знаешь, я почему то думаю, что с ним ничего страшного не случиться: парень производит впечатление везунчика, и потом, ведь я шар накачивал газами исходящими от горячих источников и его должно надолго хватить. Тебе лучше поспать, что бы выглядеть свежей перед отцом.
Гийом погладил голову девушки и отодвинувшись немного назад, положил её на широкую спину дракона.
-Спи, спи принцесса.—ласково шептал бывший общинный раб, рассеяно следя за проплывавшими внизу облаками. Странно, но он испытывал нежность к Сьвён, что даже, в какой то степени настораживало. «Старею,--думал Гийом,--Наверное, действительно пора остепениться; детишек настругать, что бы бегали по... Конечно, остепенятся в хижине пастуха не стоит. За всё то, что я пережил, мне как минимум полагается феод. А Сьвён напрямую открывает путь к нескольким феодам и весьма значительной империи Сигурда. А сюзерен стар...». Представив, как по дворцу бегают дети, Гийом смахнул слезинку и растроганно вздохнул.
Заходящее солнце выпустило из рук красную мантию, накрывшую небо и море. Оранжевые облака, поражаемые стрелами лучей, с безмолвной покорностью принимали на себя вассальную зависимость в поддержании тени Фафнира, несущего на широкой спине уснувших мужчину и девушку.







Ч А С Т Ь В Т О Р А Я

ГЛАВА 1

Грязные, крючковатые пальцы на струнах; безумный взгляд полуслепых глаз, устремлённых вдаль; взлохмаченная, грязно-седая борода. Из под бороды угадывается редкозубый рот, исторгающий звуки, в коих с угадывается песня.

ПЕСНЯ СКАЛЬДА:

«Немногие, после Рагнарёка спасшиеся,
в смятении бродили по дымной Земле.
Молчали асы, великаны в скорби по братиям,
оставшимся на поле битвы последней.
Не зарастали следы схватки великой травой,
чей изумруд, на части расколотой—пожух от огня,
и от крови воителей славных.
Жезл вражды выжег землю войною,
яму сделав глубокой.
И дожди и ручьи мутной влагою хлынув,
Океан породили,
долго в нём корабли не ходили.
В том же месте, где Жезл принял отдохновенье,
Столп возвысился, Океан взяв на плечи.
Между дном и морем, суша, великанши Ран, землёй она зовётся.
Жезл тот, Локи бросил; чёрной зависти ас полон,
ненавистью ко всему живому
он и сам погиб в битве страшной.
Хёймдалль могучий, погубил коварного,
но и сам не спасся от меча злодея.

Не многие, после Рагнарёка спасшиеся,
великой скорбью удручённые,
шли к обломкам ясеня Иггдрасиль,
что бы совет там держать,
как новую жизнь начать.
Из рощи Ходмимира пришли люди уцелевшие,
а было их двое—Лив и Ливтрасир—
Им род людской возродить.

Немногие, после Рагнарёка спасшиеся,
собирались вместе, и шли туда Моди и Магни,
Сыновья Тора, молот отца—Мьёльнир сохранившие
и страшным ветром по миру развеянные, как листья
осенней погодою, когда гагары поют прощальную песню
перед отлётом в земли южные.
И нашёл их сын Локи, Нарви, как и отец,—коварства полный.
Покрыв себя соком ягоды красной,
притворился он раненым,
и слабым. Плакал он,
пожалели его братья,
с собою, в путь долгий взяли.
Обещал показать им Нарви дорогу короткую
и завёл в глушь преисподней,
где сестра его—Хель, распустила волосы
чёрной смоли и похлёбку чародейства варила.
И поставив Моди, Магни меж зеркал серебрянных,
вставши рядом с ними и сестру свою взявши,
совершил колдовство подлый Нарви!
Хитрым змеем в души крался, ядом лести одурманив разум,
поменял обличье Нарви, стал похож на Магни,
Локи сын коварный.
Хель, облик Моди взявши, расставаться не хотела с преисподней,
Потому имеет два обличья—прежней Хель и бедняги Моди,
обративши сына Тора в зверя.
Колдовство обличье поменяло,
Детям Тора—молот Мьёльнир спасшим.
Лишь Ёрмунганд, брат Нарви и сын Локи,
отказался от коварства.
Тором он был ранен и сам убивший Тора,
чудом спасся в битве той.
И хотелось ему ныне мира...»

* * *

Локи сидел на пне и ворошил мечом муравейник. Невзирая ни на что, муравьи упорно продолжали работать: таскать веточки, коконы, а вот небольшой отряд тщётно пытается впихнуть упирающуюся гусеницу в проход. Локи усмехнулся и расширил отверстие пальцем. За спиной послышался шорох травы и Локи вскочив, обернулся с занесённым мечом. Из чащи вышел Улль. Держа лук, с наложенной на тетиву стрелой, он остановился напротив Локи. Тот радушно улыбаясь вложил клинок в ножны. Немного поколебавшись, Улль снял стрелу и опустил её в колчан.
-Я тебя услышал. Почему ты не прибегнул к своей уловке—шуму прорастающей травы?
-Не захотел.—сдержанно ответил Улль.
-Не надо меня опасаться... брат.—неуверенно произнёс Локи и сделал шаг вперёд. Пасынок Тора остался на месте настороженно наблюдая на ним.
-Ведь я не сделал тебе ничего плохого.
-Я уже и не знаю чему верить, Локи. Столько странного происходит в последнее время.
-Тут нет моей вины, клянусь!
-Мне искренне хочется верить... почему-то. Но Один...
-Не говори о нём! Хоть сегодня не слышать этого имени! Извини...—Локи с хрустом сжал пальцы в кулак и понуро опустился на пень.
-Да, не будем говорить о нём. Нынешний Один—какой то странный...
-Ещё бы.—усмехнулся Локи и сорвав травинку, сунул себе в зубы.
-Я хочу поговорить с тобой насчёт саг, распространяемых тобою среди скальдов. Не стоит этого делать. Этим ты подрываешь авторитет...
-Кого? Чей?
-Нас. Асов и... Одина.
Локи рассмеялся и столько сарказма и в то же время боли бурлило в этом смехе, что Улль поневоле сжался, чувствую за собой неведомую ему вину.
-Шила в мешке не утаишь, Улль, а правда—острей любого шила. Тебя Один послал, или Форсети.
-Меня попросили...
-Асы. Как вы ослепли! А ещё—асы.
-Факты...
-Засунь эти факты знаешь куда?! Я тебя и раньше за уши таскал и сейчас в состоянии отодрать, если захочу! Бедный отец, знал бы он. Я уже не тот молодой дурак, как раньше, Улль. Прошло время забав. В наших руках судьбы мира, в наших! А что мы делаем? Как овцы отдаёмся подстригать себя этой мрази!--Локи двинул кулаком по дереву. Ветви закачались обронив несколько листочков.
-Локи!
-Тебе нужны факты, так помоги мне. Где-то на Севере бродит мальчишка, у него на редкость сильный факт. Необходимо найти его.
-Что за мальчишка?
-Карпушкой зовут. В его руках наша судьба, а то и судьба всего мира.
Улль задумался, что-то припоминая.
-Один говорил про мальчишку, которого надо изловить. Он послал волка...
-Фреки? Его Фенрир видел.
Улль кивнул.
-Понятно. Ну, теперь ты видишь?
-Что?
Локи поднялся в прыжке и сказал:
-Мы должны опередить Одина, Улль. Нельзя допустить, что бы мальчишка попал к нему. Поверь мне. Я часто шутил над тобой, в молодости, но сейчас поверь мне! Если я буду не прав, если я обману, то сам покончу с собой. Клятва аса! Отцом клянусь. Тором клянусь! Помоги...
Улль отступил на несколько шагов и прижался к дереву,—столько ярости и безнадёжности было в голосе Локи. А может и правда—помочь Локи? Но ведь тогда—изгнание из Асгарда: помощь Локи чревата серьёзными последствиями. Но сколько боли, неподдельной боли в глазах опального аса, и так хочется верить! Просто хочется верить! Невыносимо жить в постоянных подозрениях, в постоянных оглядках друг на друга, на чье то мнение! А как хочется верить.
-Я помогу тебе... Локи. Локи?
Асы посмотрели под ноги и друг на друга: неуверенная улыбка скользнула по губам и протянутые руки медленно коснулись сперва пальцами, а потом кисти сплелись в крепком рукопожатии.
-Спасибо... брат.
-Прощай, Локи.
Улль исчез в чаще. Локи перешагнул через муравейник и тоже, немного постояв, растворился в зелённом пологе. Легкомысленный бриз, примостившийся на ветке и покачивая головой прокрутивший в памяти разговор асов, дыханием музы спустился в Мидгард и поведал скальду продолжение истории.

«Однако Соль, прекрасная дева,
колесницей солнца повелевая,
и день тот, страшного обмана коней усмиряя
вожжами и волей несгибаемой,
видела, что сделал Нарви и сестра его, Хель.
Ужаснувшись, Соль выпустила вожжи.
Ужаснувшись, и, чтоб не видеть,
дева красная глаза прикрыла.
И упала колесница солнца,
ведь лишилась она воли той,
кто управляла.
Солнце пало на твердыню неба,
на дорогу, по которой скачут асы.
И разбилось солнце на осколки—
не собрать, не соединить их вместе...»

ГЛАВА 2

В верёвочном коконе было довольно тепло; не раз Карпушка вспоминал добрым словом отца, сшившего ему курточку, мехом наружу. Вот только, стала она в последнее время жать под мышками. Тем не менее мальчик пока не замерзал. Вот только сильно мучила жажда, пока однажды не прошёл дождь и, намочив верёвку, не снабдил на короткое время водой. Приходилось правда подолгу сосать верёвку, что бы хоть как то заглушить жажду. Но вскоре наступили совсем тяжёлые времена; в свои права вступила зима. Верёвка покрылась льдом и лёжа в ледяном коконе, мальчик дрожащими, коченеющими руками достал одно бобовое зерно и начал потихоньку есть его, тщательно и долго пережёвывая.
Льдом покрылся так же и пузырь, и теперь он, сначала медленно, а потом, всё ускоряясь, опускался вниз. Когда из-за густых туч показалось море с землёй на горизонте Карпушка обрадовался, но увидев, с какой угрожающей быстротой приближаются скалы, забеспокоился и начал впадать в панический страх. Он и не знал, что лучше: упасть в ледяную воду, или же шмякнутся о землю. Вот уже с некоторых пор из-за отсутствия общения, Карпушка вёл сам с собой диалоги, верх в которых, брал пессимистически настроенный собеседник.
«Неужели я падаю? Ведь этого не может быть!»
«Отчего же не может?--безразлично отзывался оппонент,--Не может быть, что бы ты летал!—вот этого не может быть. Ты не птица и потому возвращайся на землю».
«Но ведь я разобьюсь! А может, утону! И почему так быстро? Неужели нельзя помедленнее?»
«А кто ты такой, что бы выдвигать такие требования? И кому ты их выдвигаешь? Странно слышать такие слова от парня, забравшегося на этот пузырь без спроса, а потом ещё начинающего капризничать».
«Но это не справедливо!»
«Не смешите! О какой справедливости можно говорить, когда не птица, попыталась стать птицей. Скажем так: именно сейчас восторжествует справедливость. И потом, справедливость такая, мокрая, расплывчатая вещь, что не стоит о ней говорить, а то разговор грозит затянуться».
«Но я не хочу разбиваться! Я не хочу тонуть!»
«Сколько людей—столько этого—« не-хочу», и столько же—« хочу». Думается, они уравнивают друг друга, и поэтому всегда получается не так, как—«хочу», и не так, как—«не хочу»».
«Помогите!!!»
Оппонент не успел ответить, потому что Карпушка влетел в снежный сугроб. «Неужели повезло»,—подумал мальчик и взмыл в воздух.
Воздушный шар не оставлял попыток вновь соединиться с небом и полётом. Порыв ветра подхватил его и, приподняв немного, покружил и опять бросил вниз, как надоевшую игрушку.
-Хватит!--выкрикнул Карпушка выплёвывая снег и вновь завис в воздухе. Мальчик принялся в спешке, лихорадочно дёргая руками, выбираться из нагромождения верёвочных узлов и петель. Когда шар снова стал подниматься, прицеливаясь атаковать утёсы, Карпушка сделал последний рывок и выпал на каменистую площадку. Стукнувшись спиной, он ойкнул и на короткое мгновение потерял сознание, а когда пришёл в себя, то увидел, как освобождённый от груза воздушный пузырь, стремительно удаляется вверх и немного в сторону.
-Уф.—выдохнул Карпушка и раскинув руки закрыл глаза.
Несмотря на холод, сон быстро опускался на глаза. Несколько снежинок опустились на лоб, доверительно сообщая о приближающемся снегопаде. Где то хрустнул наст,—вероятно лисица преследовала лемминга, а может заяц умело запутывал следы. Из близкой чащи вышел мускусный бык, пережёвывая жвачку и мотнув несколько раз головой, скрылся за деревьями. Вдалеке, воздух огласился рычанием белого медведя; из-за скал вылетел северный олень и закинув рога чуть ли не на спину, исчез в лесу.

ГЛАВА 3

Карпушка открыл глаза разбуженный толчком. Он тут же отползая в сторону сел, и имел удовольствие лицезреть, как камень, на котором он лежал, поворачивается вокруг оси. Открылся широкий проход. В попытке встать, Карпушка ступил на ледяную проплешину и поскользнувшись, с криком свалился вниз.
-Тьфу, тьфу.—послышалось из темноты прямо под самым ухом. Вслед за этим, рычание и, несколько запоздало, Карпушка почувствовал тяжёлый, плесневелый и немного сладковатый запах, как из могилы. Он провёл рукой и нащупал жёсткую шерсть, холодный и, невероятно большой, но нос, а ещё ниже, круглые, гладкие, длинные,—ой—зубы!
-Кто тут?--спросил голос и немного погодя,--Слезь с моей морды, мошенник!
-Ты с кем разговариваешь, Гарм?--спросили из темноты.
Карпушка вспомнил, что Гармом звали пса, стерегущего пещеру Гнипа.
-Захотелось до-ветру сходить, да и воздухом подышать.А тут на меня кто то упал. Представляешь Боа, лежит прямо на моей морде.
-Да уж—морда у тебя... Прикрой крышку, я свет принесу.
Камень опустился и тут же Карпушку ослепил свет факела.
-Кто там на морде, Боа? Что-то не могу понять...
-Да мальчишка, какой то! Видать, от охотников отбился, хотя одет не по сезону.
Карпушка открыл глаза и увидел склонившегося над ним тролля. То, что это был именно тролль, Карпушка не сомневался, хотя никогда раньше не видел, а только слышал об их существовании, а так же то, что на земле их больше не осталось. Тролль был лохматый, зелёный, нескладный—руки до пола, а здоровенный, как скала! Низкий, покатый лоб, свирепо нависал над близко посаженными к переносице, желтыми глазами. Уши на удивление маленькие и аккуратные,—их даже можно было бы назвать красивыми. Сгребя мальчишку в горсть, Боа понёс его в глубь пещеры, а следом, хромая на все лапы, плёлся Гарм.
-Хозяйка будет довольна,—бормотал пёс,--Плохо сейчас с добычей, приходиться поворовывать, а мне старому—только и красть людей.
-Да хозяйке это надо что ли? --поворчал Боа,--Уж не пойму, кто она—то ли ас, то ли великанша. До сих пор не могу привыкнуть, когда она приходит из Асгарда.
-Да, нелегко нашей хозяйке.—вздохнул Гарм и посмотрев на Карпушку капнул слюной. Мальчик зажмурился и задрожал.
-Да брось ты,—нелегко! Жрёт там, в Асгарде, как медведь, который до мёда дорвался,—уж растолстела как!
-Не любишь ты хозяйку, Боа, я всегда за тобой замечал это.
-Отстань, псина. Ты, конечно же, доложишь ей о мальчишке?
-Как и полагается. Кем бы не стала наша хозяйка, для меня она всегда остаётся Хелль—хозяйкой преисподней.
-Что тебе с того, Гарм? Служишь ей, служишь, а она—от парня только обглоданные кости оставит, вот помяни моё слово,—обглоданные кости!
-О, это да! В последний раз, она мне такие сладенькие косточки подкинула, м-м, объедение! Такие мягкие, сладкие...—Гарм причмокнул и зажмурился.
-Вишнёвые что ли?--усмехнулся Боа, отпирая кованную камнем дверь.
-Обижаешь Боа,—человечьи. Хелль добрая, правильная.—меланхолично закончил Гарм и запутавшись в собственных ногах, упал на пол.
-Совсем стар ты стал,—посочувствовал тролль и помог подняться,--Давай ничего хозяйке не скажем, а парня сами съедим. Всё равно она ничего не узнает, у нас уже несколько полных загонов людей, иные, по несколько лет ждут своей очереди. А мясца тебе не помешало бы.
Беседа о человечине протекала в такой бытовой, дружественной атмосфере, что Карпушка перестал даже дрожать и почувствовал некое сопереживание проблемам тролля и пса. Но вспомнив, что эта бытийность касается так же и его, как возможного завтрака, он тут же покрылся холодным потом и выдавил несколько капель из глаз.
-Я не могу пойти на это, Боа. Я не могу ослушаться хозяйку, с которой вместе рос; я даже старше её... Помню, когда она маленькая была, то...
-То била тебя по голове—знаю,—рассказывал. То-то у тебя, в голове, всё не на месте.
-Как ты не поймёшь, Боа. Это мой долг! Вот ты, ты ведь не можешь выйти на солнечный свет. Так и я не могу.
-Сравнил! На солнце я сразу превращусь в камень! А тут то, взял одного из загончика и никто не заметит. А, Гарм?
-Пришли. Клади его в загон и заноси в книгу.
-Эх, Гарм, Гарм,--вздыхал Боа, бросая Карпушку в загон,--Хозяйка говоришь. Да мне страшно смотреть, как она входит в Гнипа в этих доспехах, с этим молотком, рукавицами и поясом. Раньше она была женщиной, а теперь. А ты знаешь, что такое женщины? Сама нежность! Сама сочность! Ни варить, ни жарить не надо.
-Как тебя звать, малыш?—ласково спросил Гарм
-Карпушка.
-Откуда?
-Из Стрёумпейдасфьорда. Мой отец—Скьёрлейф. Он одноногий. Отпустите меня. Мне Фенрир сказал, что если вам назвать его имя, то вы поможете мне.
-Фенрир? Боа, ты не помнишь такого Фенрира?
-Первого или второго?
-Их даже два?!
-Ну да. Первый, погиб...
-Вспомнил! Рагнарёк!
-Рагнарёк.—кивнул Боа высекая ногтём на камне имя пленника,--А второго ты тоже должен помнить: ты ещё выкидывал его наружу. Он так вопил. Смешно так.
-Это когда Нарви привёл братцев?
-Их самых.
-Какой Фенрир тебе про нас говорил?--повернулся опять к Карпушке Гарм.
-Не знаю. Просто Фенрир.
-Если первый, то мы тебе поможем...
-Первый! Вспомнил, первый!
-Но он умер,--спокойно продолжал пёс не обращая внимания на восклицание,--А ты не выглядишь на столько лет, что бы мог когда либо общаться с этим славным зверем. Значит, остаётся второй Фенрир, но он другого пошиба зверь. Даже странно, как он мог рекомендовать нас, после моих клыков и пинков.
-Но ведь вы выкинули его, может, и меня выкинете?
-Не прослеживаю никакой связи.
-Приятно тебя слушать, Гарм.—умилился Боа,--Под твою медовую речь, да хотя бы одноногого Скьёрлейфа. Чего это я его вспомнил?--удивился тролль, пробегаясь по списку.
-Это папа мой. Он одноногий. Отпустите меня.
-Да я бы—и безного сейчас с удовольствием.—проворчал Боа, вычёркивая из списка Скьёрлейфа.
-Худой совсем. Надо подкормить его.—сказал Гарм и направился к выходу. Обернувшись, он распорядился обогатить рацион мороженой ягодой и вышел.
-Во-во, «еду» кормишь, а сам голодный. Ох, дурень, ну до чего же дурень. Корми вас тут,—ругался тролль, насыпая тем не менее в ясли сырую рыбу, овса и ягод.
-Это на всех.—сказал он и оставив зажженным факел вышел, притворил плотно дверь.
-На всех?--недоумённо пробормотал Карпушка и тут всё понял. Из-под соломы, покрывавшей пол загона, начали выползать ободранные, отощавшие люди и тянуться к яслям. Не обращая никакого внимание на новенького, пленники пещеры быстренько разобрали ворох еды и разбрелись по углам. Карпушка успел выхватить подпорченную камбалу и горсть ягод. Отодвинувшись на середину загона, так как все углы были заняты, он с жадностью накинулся на «тюремный паёк».

* * *

Потянулись долгие, тоскливые и страшные дни заточения, скрашиваемые изредка, «лотереей» разыгрываемой Боа; и тогда один из пленников исчезал из загона.
-Проще из заморозить всех.—ворчал Боа, забирая жертву-приз,--А не переводить на них ягоды. Этот дурень скоро ещё мёдом их кормить станет и отборным мясом. С него станется.
В эти минуты Карпушка ещё глубже зарывался в солому и со страхом следил, как пролетая, плевок тролля и падает «лотерейный шаром» на одно из имён в списке. Сердце сжималось и не верилось, что жребий пал на другого. Тогда Карпушка вздыхал и забывался в тяжёлом, тревожном сне.

ГЛАВА 4

Один вошёл в Валаскьяльв, отбросил в сторону копьё Гугнир, замаскированный под посох странника. После, брезгливо скинув синий, рваный плащ, приказал нагреть себе воды, да побольше, что бы принять ванну.
-В Мидгарде околачивался?--раздался из угла голос. Ас от неожиданности подскочил и резко обернулся. На него смеясь смотрел Тор, держа между ног молот Мьёльнир.
-Фу ты, напугал как.—Один положил руку на сердце и подойдя к горшкам, расставленным на полках, сорвал помидор.
-Зелёный ещё.—сказал Тор и предложил кусок козлятины, обгладываемый им тут же.
-Зато мой.—отозвался Один надкусывая овощ и оборачиваясь на робкий стук,--Входите!
Вошли слуги, сгибаясь под тяжестью здоровенного, металлического чана, наполненного горячей водой. Верховный ас отослал их прочь и быстренько раздевшись погрузился в ванну.
-Что там, в Мидгарде?--поинтересовался Тор, стряхивая крошки с рубахи.
-Да ничего особенного.—Один намылился и погрузившись с головой, тут же вынырнул,--Хороша водичка! Я решил попробовать амплуа нищего старика, как делал мой предшественник, но с существенным отличием.
-И с каким же?
-Как ты помнишь, прежний Один наказывал тех, кто отталкивал его и забывал законы гостеприимства. Я делаю тоже самое, но только испытывая терпение хозяев, скажем так—провоцируя их на то, что бы меня вышвырнули за порог,—ас намылил руки любуясь игрой мышц,--Мне интересно знать, до какой черты способны люди терпеть друг друга. Сколько времени они способны выдержать капризы, истерики, ну и прочее там... Думаю, книгу начать, о долготерпении людей.
-И как длительно долготерпение людей?
-Как я захочу. Пока мне не надоест.
-Ты менее терпелив, чем люди?
-Ох, зачем же приуменьшать... Кинь мне полотенце. Спасибо.—Один вылез из ванной и обмотавшись полотенцем прошлёпал к кровати, оставляя на полу мокрые следы.
-Не люблю этого—«менее», почему бы не сказать: более нетерпелив, чем люди. У асов всё должно быть более чем у людей.
Тор пожал плечами и зевнул.
-А ты, собственно, по делу пришёл, или, так?
-И так и по делу. Меня беспокоит Локи.
-Меня тоже, ну и что. Что-то случилось?
-Он разыскивает мальчишку, который якобы, то ли что-то знает, то ли имеет... Не знаю. Мне сказали, что ты тоже занят этим вопросом.
Один развалясь на подушках сжал пальцы, вырывая клок шерсти из медвежьей шкуры.
-Я занимаюсь этим вопросом,—после долгой паузы наконец сказал он,--Я так думаю, что парень владеет Жезлом, хотя я могу и ошибаться,--скороговоркой поправился ас увидев, как расширились глаза Тора.
-И ты об этом молчал всё время?!
-Тише, тише, братец...
-Какой я тебе братец, дурак?! Совсем вошёл в роль!
-Да заткнись ты! Дура!
Тор смолк и вложив молот за Пояс силы, положил руки на колени.
-Это только предположение. Всякое возможно. Надо проверить! Ясно?!
Тор кивнул и чихнул.
-Парень на редкость неуловим: только его взяли за жабры, и растворился. Где сейчас, неизвестно. Но его ищут! Ясно?!
Опять кивок.
-Можешь съесть ягоду. И не надо истерик! Всё идёт гладко...
-Пока.
-Хорошо, пока. Но я думаю, так и дальше пойдёт. Кто весь план разработал, вспомни? Вот скажи мне прямо сейчас: кто разработал весь план? Да не молчи ты!
-Ты.
-Вот именно. Ни сучка ни задоринки; разве не так? И всё будет хорошо, если без истерик и паники. Доверься разуму.—Один постучал по лбу кулаком.
-Но если Локи доберётся до мальчишки...
-То он ничего не сможет сделать. Жезл ему не по зубам.
-А мальчишке?
-Тут многое не ясно. Мы знаем пока одно—Жезл, недоступный асам, кроме отдельных лиц, безвреден для людей. Но опять повторяю: ничего конкретно утверждать нельзя. Это сугубо область умозаключений, без фактов. Как там девчонка?
-А что девчонка? Сидит девчонка.
-Питается хорошо? Может в чём нужду испытывает?
-Да всё у неё хорошо. Не понимаю, чего ты с ней возишься? Уж, не женится ли, собрался? Давно бы убили...
-Но, но! Я тебя не прошу думать. Знаешь, говорят: одна голова хорошо, а полтора—ещё хуже. Убить. А потом куда её? В преисподнюю? Думаешь, из преисподней не доходят слухи? Послушай,--прищурился зло Один,--почему о твоём хозяйстве я знаю больше и лучше тебя?
-Да потому что я не могу разорваться между тем и этим! То на войну, то за душами присматривай. Зря мы влезли в эту кашу, братец, ох зря. Как хорошо раньше было...
-Тебе хорошо было? А кто мне плакался на судьбу? Тебе ведь всегда всего мало было, вон, живот отъела! А мне каково было? Думаешь легко, с моим умом среди этих недоумков, которые только мечом и умеют работать, а голова, как этот чан!--Один бросил подушку в ванну и та быстро пропиталась водой, медленно опускаясь на дно,--Ну и плакса же ты; тебе бы в куклы играть по-прежнему. Я её такое положение создал, а она...
Один встал и не стеснясь наготы подошёл к Тору, усаживаясь напротив него на корточках.
-Верь мне и всё будет хорошо. Неужели ты думаешь—я остановился на этом? Нет, мы дальше пойдём. Вот только достану мальчишку и...—ас зажмурился, в хищном оскале обнажая крепкие зубы.
-И что тогда?
Один открыл глаза. Расширенные взгляд зрачков прошёл сквозь Тора и спокойный голос прошелестел страшное:
-Ещё один Рагнарёк. Теперь уже последний.

ГЛАВА 5

Грозной тучей плыли по морю драккары. Вырезанные с изощрённым искусством из дерева драконьи головы, раскрыли пасти в безмолвном крике бешенной ярости, обнажая, источённые червями клыки. Полосатые паруса оседали, что бы затем вновь наполниться ветром, несущим сырой туман. Ряды вёсел опускались и подымались под мерный рокот барабанов. Вдоль бортов развешаны круглые щиты, поверх которых мутно блестят шеломы и сталь наконечников.
На носу самого первого драккара, небрежно перекинув плащ венецианского сукна через плечо, стоял Гийом. Будущий зять Сигурда возглавлял экспедицию на Запад, к берегам Гренландии и противолежащей, огромной земли Лабрадор. Поставив на колени Исландию, он по собственной инициативе решил присоединить к владениям конунга ещё несколько десятков миль далёкой земли, тем более что владения Сигурда в недалёком будущем станут вотчиной Гийома. Рядом стоял огненно-рыжий воин, буравя свирепым взглядом серые волны и покачивающиеся на них осколки айсбергов. Время от времени он доставал магнитную стрелку, подвешенную на воловью жилу. Гийом с недовольством смотрел на примитивный компас, обдумывая в будущем сделать коробку для него, а стрелку насадить на деревяшку, что бы плавала. За организационными делами, будущий зять Сигурда как-то забывал о таких мелочах, как компас и треугольный латинский парус, позволявший облегчить работу гребцов и легко ходить галсами против ветра.
-Ну, как?--спрашивал он «штурмана».
-Принять вправо!--крикнул «штурман» впереди стоящему кормчему. Тот послушно кивнул и закрутил валиком рулевого весла.*
-Я пойду, вздремну немного.—сказал Гийом и бодро, по юношески, сбежал вниз. Рыжий показал ему вслед язык и принял дальнейшее командование.
Гийом был чужаком. Во-первых—южанин, во-вторых—грамотный и в -третьих—несерьёзным человек. Правда, все эти недостатки сглаживались за счёт виртуозного и невиданного искусства владения мечом, а также неоспоримых стратегических талантов. Исландия была покорена малой кровью... для завоевателей. А до этого Гийом проявил себя на дипломатическом поприще, так запугав Каледонские кланы, что те сами отдали себя под покровительство датчан. С некоторых пор Гийом исполнял обязанности епископа Дублинского, но не принятый населением страны Эрин /Ирландия/, считался им чисто номинально, что однако нисколько его не угнетало. Епископат никуда не уйдёт, думал Гийом, с такими то военными силами. Ныне он звался не Гийом, а сеньор Гай, что было обусловлено преклонением итальянца перед прежним величием Рима, с которым до смерти хотелось отождествляться.
Гийом укладывался спать, когда с мачты раздался крик наблюдателя. Гийом вскочил и подбежал к левому борту. В направлении, куда указывал наблюдатель, угадывалось нечто тёмное, похожее на скалу. Рыжий озадаченно чесал грудь: ещё мальчишкой он плавал с Лейфом по этим водам, и никаких скал здесь не было; не мог же он сбиться с пути. Но вот скала зашевелилась и начала приближаться к эскадре. Над кораблями растеклась тишина; только плеск воды нарушал обрушившее безмолвие.
-Может... айсберг...—высказал предположение Гийом. Гребцы зашипели на него, осторожно «суша» вёсла.
Скала подошла совсем близко и, миновав эскадру стороной, скрылась в тумане. Теперь все уже видели огромного человека, великана; похожее Гийом наблюдал не так давно на острове, во время своего бегства из рабства. Будущий зять Сигурда вздрогнул, накинул на плечи спавший плащ и приказал двигаться дальше. Обсуждая невиданное, воины вновь взялись за вёсла. Гийом прилёг на шкуры и утопив в сгущавшемся тумане взгляд, стал постепенно засыпать. Тут, серая пелена сгустилась в одном месте и, заколыхавшись лохмотьями, опала по сторонам. Закусив губу, что бы не закричать, Гийом проводил взглядом огромного волка, мелькнувшего в разрыве тумана и исчезнувшего в том же направлении, куда до этого направился великан. Сон был окончательно нарушен: Гийом сел, тупо уставившись на носки своих, своих, расшитых бисером унт.
-Теперь правей, дурья твоя голова, ещё правей!--кричал рыжий. Флагман медленно поворачивал, а за ним повторяла манёвр и вся эскадра. Гийом, сморенный: качкой, несколькими бессонными ночами и подавленный увиденным только что, крепко спал, продолжая при этом сидеть и смотреть, но уже закрытыми глазами, на носки унт. Эскадра, выполнив манёвр, теперь уже уверенно двигалась в направлении, куда до этого проследовали великан Логи и волк Фреки. Туда же показывала и магнитная стрелка рыжего «штурмана».

ГЛАВА 6

Только благодаря счастливому везению Карпушка оставался несъеденым. Жизнь его висела на одном плевке тролля, плевке, бывшего своего рода жребием, определявшим, кому стать на этот раз блюдом. Но «лотерея» разыгрывалась не так часто, по причине долгого отсутствия хозяйки преисподней, а когда она появлялась, то редко была голодной,—если только на «десерт», то и шли пленники. Всё настойчивей Боа уговаривал Гарма поворовывать у хозяйки, и верный пёс, дряхлеющий на глазах, начинал уже колебаться под давлением аргументов тролля, и ещё более—желудка.
У Карпушки появились собеседники. От безделья и бесконечной скуки, в пещере нередко завязывались долгие разговоры, главной темой которых, часто была еда, причём в разных её аспектах. Постепенно эти беседы перетекали во всё более философское русло, ибо философия—дочь фатальности и бездеятельности. Конечно, как и полагается в таком месте, философия «продуктов» являла пример острого, беспросветного пессимизма и обречённости человека не только как пленника пещеры Гнипа, но и всего человечества в целом. Жалко только, что очень часто некоторые вопросы так и остались открытыми, чему способствовало вмешательство Боа. Нередко, тролль даже слушал эти беседы, вворачивая иногда веский довод. Бывало, вся пещера разбивалась на лагеря, отстаивающие ту, или иную точку зрения; споры доходили до того, что пленники забывшись спорили с Боа, который тоже, увлекаясь, развивал свои взгляды, невзирая на, явно зависимое, положение оппонентов.
Карпушка потерял счёт времени, которое отмечалось едой, сном, разговорами... Долгое пребывание в пещере и, соответственно, частые диспуты, пошли своего рода на пользу Карпушке,—он стал думать. Обостряло мышление и постоянное ожидание смерти; однако воображение рисовало замысловатые картины безысходности и суетности своего существования. Чаще, мрачные мысли приходили после приёма в пищу подпорченной рыбы и слипшихся ягод. Однако колесо событий сделало оборот и заставило биться мозг в поисках путей побега.
В тот день, а может ночь, в пещере разгорелся ожесточённый спор о долге перед сюзереном, и вправе ли вассал взваливать ношу присяги, если сюзерен плевать хотел на его нужды и чаяния. В этом споре, с одной стороны участвовал Гарм, с другой, естественно—Боа. Пещера разделилась на два лагеря и дискуссия разгорелась в полный жар. Тролль и Гарм, ставшие во главе противостоящих направлений, вставляли меткие замечания и подсказки выступающим. Боа к тому же наматывал сыромятный ремень на рукоять палицы, которую недавно изготовил из корней дуба, посаженного им несколько столетий назад. Тогда, он натыкал в молодые корни здоровенных гвоздей, наставлял булыжников, и теперь, по прошествии стольких лет, весь этот мусор сросся с древесиной, образуя единую боевую массу. Доводы обоих сторон были убедительны, но вскоре плоть стала брать вверх над духом, и чувство долга начало сдавать свои позиции. Начал сдавать свои позиции и Гарм. Когда Боа спросил, сколько может протянуть долг перед сеньором, когда вместилище долга, то бишь тело, лишено элементарно—питания, пещера погрузилась в тишину. «И что толку с того тела, говорил тролль, которое из-за немощи своей, уже не в состоянии выполнять свой долг, а значит, что толку с такого долга». Выдержав эффектную паузу, Боа спросил Гарма, в состоянии ли он, полноценно служить хозяйке, если на ногах еле держится. Верныё пёс облизнулся: он купился на уловку тролля, затеявшего этот диспут с пленниками специально, для него же. «Даже сами пленники, большая их часть, поддерживают меня,--сказал Боа, и привёл довод опрокинувшие все сомнения Гарма,-- а ведь это не просто праздные люди, это «продукты»! Обрати внимание, сама «еда»--за еду!». Это был действительно сильный довод. Гарм облизнулся и кивнул. Кивок был правильно расценен Боа и набрав слюны для огромного плевка, он повернулся к списку. Над пещерой нависла гробовая тишина. Пленники поняли, что они натворили: теперь эти двое не станут подкармливать ими только хозяйку, теперь,—каждый день будет отмечен кулинарией Боа.
-Карпушка! И ещё, Нун!
-Может, Карпушки достаточно, Боа? Стоит ли забирать Нуна, тем более он только задет немного...
-Э нет! Карпушка и Нун!
Желтая, вязкая слюна стекала по высеченному в камне имени Карпушки, наплывая пузырящимся завитком на имя: Нун. Тролль вразвалочку пошел к загону. Тут, что стало происходить с факелом, укреплённым на стене,—он начал шипеть и разрастаться. Боа, загипнотизированный этим зрелищем, осторожно приблизился к огню и ткнул его палицей. Яркая вспышка озарила пещеру, а невидимый удар отбросил тролля назад. Дубина покатилась по полу и сбила с ног Гарма. Факел рассыпался ворохом искр, из которых поднялся Логи. Боа крякнул, поднял камень и встал напротив великана. В то же время, пёс на удивление ловко перевернулся, вскочил на ноги, и, мгновенно оценив ситуацию, преодолел небольшое пространство, отделявшее его от Боа. Гарм издал так же рычание, привлекшее в пещеру многочисленных гоблинов; Карпушка и не знал, что тут обитают гоблины, да ещё в таком количестве. За исключением призывного рыка пса, все перемещения в пещере произошли в полной тишине. Узники прижались к прутьям и, затаив дыхание, ждали дальнейшего разворота событий. Логи посмотрел на заполнявших пещеру гоблинов, на тролля, Гарма, и, наконец, остановил свой взгляд на Карпушке.
-Отдайте мне этого парня и разойдёмся с миром.—предложил он, указывая рукой на загон. Боа и Гарм даже не посмотрели, на кого показывал великан. Пёс зарычал, а тролль, подкидывая камень в руке, произнёс:
-Ты ступил на чужую территорию, великан. Для тебя же лучше будет убраться отсюда.
-Спокойно! Ведь ваша хозяйка тоже великанша. И потом—преисподняя для всех...
-Мёртвых Логи, мёртвых. Ты можешь вступить во владения Хелль только мёртвым. Устраивает тебя такой вариант?
-А вон те, в загоне, они то живы!
-Пока живы. Это «запасы».
Тут и Гарм ввернул веское слово:
-А насчёт того, что раз Хелль великанша, то значит и мы тебя должны впустить—так это ложь. Прежде всего, Хелль—хозяйка преисподней, а во- вторую—великанша. Понятно?
-Послушайте, я вас прекрасно понимаю: вы выполняете свою работу, но поймите и меня—ведь и я, выполняю свою работу.
-Эта территория находится вне сферы влияния кого бы то ни было: ни асов, ни великанов, ни даже—ванов.
-Отдайте мне этого парня и всё! Я вам за него сотню таких же притащу!
Последний аргумент был веским, стражники заколебались. Увидев это, великан стал увещевать их, обещая, чуть ли не продаться в рабство и даже...
-... Да я сам сяду в ваш загон и первый полезу в котёл...
-Ладно, ладно,--отмахнулся тролль и посмотрел на Гарма. Пёс кивнул и Боа повернулся к Логи,--Мы отдаём тебе...
-Отлично!--выкрикнул великан и бросился к загону, но был остановлен троллем.
-Ты невежлив, Логи. Даже не дослушал до конца.
Предчувствуя нехорошее, великан остановился, сцепив руки на животе.
-Мы отдадим тебе...
-Ага, уже отдадим.
-... Но только тогда, когда здесь будет сотня людей, как ты и обещал. А теперь,--Боа указал рукой, на тлеющий ещё факел.
Логи скрипнул зубами и раздув огонь, стал погружаться в него.
-Я принесу сотню людей, Боа, но на этом наша встреча не закончится.—угрожающе произнёс он оборачиваясь к троллю,--Знали бы вы, кого...
Великан скрылся в огне, как в воде, подняв небольшую рябь и огневорот в пламене. Угловатые красные волны закрутились в спираль воронки, которая, сделав несколько оборотов, тут же разгладилась, и уже ничего не напоминало о визите великана.
-Всем потушить огонь.—приказал тролль,--Впредь огонь разводить только с моего, или Гарма разрешения; в этих случаях выставлять караул,—пояснил он, обращаясь уже к псу. Тот кивнул и пошел к выходу. Поднятые на диспуте вопросы долга разрешились сами собой, теперь пёс опять твёрдо стал на позициях самоотверженного служения. Боа это понял сразу и ему оставалось только пожать плечами и ждать другого, удобного случая, что бы переубедить Гарма.
Гоблины потушили факелы, погрузив пещеру во мрак. Дрожа мелкой дрожью, Карпушка прополз по соломе в угол и тут же уснул. Но, засыпая, он услышал, как кто-то сказал: «Разнести бы эту пещеру вдребезги, что бы этот гаденыш Боа превратился в камень, а Гарма придавило бы вместе с гоблинами и Хелль». Из темноты отозвались с поддержкой этого предложения, добавив от себя выражения, мало относящиеся к проблеме разрушения пещеры. Карпушка вздохнул и подумал: а как разрушить пещеру? Вслед за этим, лоскуты образов начали выкладывать сон; на одном из лоскутов Карпушка разглядел, как на родных, скалистых фьордах растут кусты и деревья, разрушающие постепенно твердый камень.
На несколько дней, Карпушка впал в полную апатию и спячку. Он даже перестал есть. А сны шептали настойчиво: «Нет ничего слабее камня... Слабость камня—в его мнимой твердости. Трава и вода превращают камень в песок...»

ГЛАВА 7

В месте, что зовётся Нотаун или Корабельный двор, как и Асгард расположенном на небе, Ньёрд—бог моря, принял великана Логи. Принял как своего вассала, ведь Ньёрд ещё и к тому же управляет движением ветра, огня и воды. Принял как старший, ведь Ньёрд происходит из рода ванов, самых древних богов, бывших ещё до асов. Смиренно вошёл в Нотаун Логи и не подымая глаз, рассказал всю историю, начиная с момента, когда обвалился Столп. Потом изложил просьбу:
-Мне необходимо сто человек, что бы обменять их на мальчишку. Ты повелеваешь ветрами, водой, сделай так, что бы несколько кораблей прибило прямо к пещере Гнипа.
Всё то время, пока говорил великан, Ньёрд молчал. Когда Логи смолк, Ньёрд ещё долго, что то обдумывал, и наконец произнёс:
-Опасное дело вы затеяли. Ненужное. Лучше оставить парня в покое, всё равно он ничего не знает. Хотя, для спокойствия мира мальчишку лучше убить, но с ним и захоронить этот Жезл. Лучше его так и оставить в пещере, пока не съедят. Даже не знаю, стоит ли помогать тебе...
-Ньёрд—мы нужны друг другу. Мы близки хотя бы тем, что стоим в оппозиции асам. И ещё—мы представляем стихии, ты—вода, я—огонь. Друг без друга, эти стихии не могут существовать.
-Ты ошибаешься, Логи. Взять хотя бы то, что и я представляю огонь, огонь вселенский, а не такой, как ты—костры, факелы, искры... А потом—вода без огня прекрасно существует.
-Вода без огня—лёд!
-Что тоже вода, только в ином качестве. Вода никогда не была порождением огня, наоборот: огонь—порождение воды.
-Как это?
-Вода и различные её проявления рассеяны по вселенной, а по мере необходимости перехода в иное качество, например из твёрдого в жидкое,—создаётся огонь. Огонь обусловлен потребностями воды.—закончил Ньёрд с усмешкой глядя на примолкнувшего великана.
-Не стоит разводить философию, правда, Логи? Ты ещё слишком молод, и будешь всегда молод, покуда жив хоть один из ванов. Вы все, великаны, асы, альвы—дети, детьми и останетесь.
-Так значит, ты мне не поможешь?
-Я этого не говорил. Конечно, нас ванов можно обвинить в равнодушии к проблемам этого мира, но только потому—что это не наш мир. Наш мир так давно погиб... И памятуя те времена, я преисполняюсь сочувствием к вам, но вот только: помоги я и погибнет ещё один, совсем неплохой мир. И так, уже чуть не погиб раз. Но ты вызываешь у меня симпатии, и, трудно поверить, даже доверие. Я помогу.
Ньёрд провёл рукой и с неба упал облачный покров. Логи увидел, как на северо-запад движется несколько драккаров.
-Но хочу тебя предупредить, великан: Боа и Гарм тебя наверняка обманут; чего ещё ждать от слуг Хелы? Они могут потребовать ещё какую-нибудь цену, и будут доить тебя.
-Что мне делать?
-Устрой нападение на Гнипа. Но сперва, я перемещу несколько островов с поселенцами поближе к пещере.
-Зачем такие сложности?
-Для меня это не представляет сложности. Драккары ищут добычу и хорошо, если эта добыча будет поближе к пещере. Тебе надо только ждать. Да, хотел тебя похвалить за то, что ничего не рассказал этим недоумкам, троллю и псу.
-Я понимал—глупо и опасно,—смиренно ответил польщённый Логи,--Что мне делать дальше?
-Дальше... Дальше ломай пещеру!
-Ка-а-ак?
-Посмотри вниз.
Логи посмотрел и увидел...
-Вот это махина!
-Я уже долго за ним наблюдаю, всё думаю; куда бы приспособить. Течением и волнами, эту штуковину бросит на подводную часть пещеры, но и ты должен помочь. Думаю, стены вряд ли выдержат. Корабли засосёт в пещеру, а следом за ними пройдёшь и ты, раз уж из-за отсутствия огня ты не можешь туда попасть. На кораблях больше, чем сто человек. Возникнет свара, суматоха, возможно драка—но эти воины не промах,—они зададут жару гоблинам. В принципе, условия договора будут выполнены: ты им сотню людей, а взамен—мальчишку. Как будет происходить обмен, я думаю, вы не договаривались?
-Ловко!
-Вытаскивай мальчишку, но будь осторожен!
-Знаю, знаю.
-Не касайся его руками. Угрозами, криками, посулами, но выведи его из пещеры.
-Спасибо, Ньёрд! Я верил, что ты поможешь.
-Иди, великан. Плевать мне на твои проблемы; и в ином, и в другом случае, ты бы ушёл с пустыми руками, но Жезл должен... исчезнуть.
Кланяясь и пятясь назад, Логи отходил к дверям, обдумывая про себя, как он ловко провёл Ньёрда и втёрся к нему в доверие. «Жезл должен исчезнуть! Ха! Жди! Старая мокрица, палтус. Если я доставлю мальчишку в Утгард, ты меня уже не достанешь. Придётся тебе разговаривать с моим конунгом, тухлый минтай». Великан так и не понял, что вместе с Жезлом, должен был исчезнуть и он.
Когда за посетителем захлопнулась дверь, Ньёрд откинулся на спинку кресла и беззвучно рассмеялся.
-Ох уж, эти великаны, да и асы не лучше. Дети. У них полностью отсутствует воображение. Представляю, что сделают с Логи, когда он, вот так, явится в пещеру Гнипа. Даже если он выживет, на него ополчаться асы, великаны, а он ничего не сможет сказать в оправдание.
Ньёрд развеял облака и стал наблюдать, как ликующий великан выходит из Нотауна, разговаривая сам с собой.
-Ну и голова же я! Такой план придумать!
Великан присел и стал что то рисовать на песке; Ньёрд приблизил изображение; озарённый богом моря, великан рисовал карту течений, проходящих рядом с пещерой.
-Помниться, там плавало здоровенное бревно,--говорил Логи,--Подтолкнём его немного, а остальное сделают течения и ветры. Пещера сломается и вода хлынет в неё, увлекая корабли. В возникшей свалке я выманю мальчишку. Придумано здорово, давненько мне такие идеи не приходили в голову.
Ньёрд кивнул и запеленал изображение тучами. Любой, кто выходил из Нотауна, кроме особо доверенных слуг, забывал разговор с хозяином морей, приписывая всё сказанное им себе же. Даже если Логи спасётся из этой каши, ему несладко придется; он будет проклят и асами и великанами: такие вещи, как разрушение преисподней—не прощаются. Ньёрд и пальцем теперь не пошевелит; всё состыкуется само собой.
Ребёнком он видел смерть, огонь и гибель расы ванов. Вместе с немногими уцелевшими, он заселил это мир и построил небо, которое должно было защитить землю от осколков прошлого. Не защитило... Ньёрд прекрасно понимал, что может произойти, попади мальчишка в руки великанов ли, асов—не важно. Но он не хотел испытывать искушения и принять участие в разворачивающихся событиях, а ограничился только пассивной ролью. Он просто сделает так, что бы все погибли в пещере, а с ними, под обломками скроется и...
-Жезл должен исчезнуть.—проговорил Ньёрд и сорвав облачный покров, стал опять смотреть на столь прекрасный и захватывающий мир, ставший второй родиной. Возможно, в недалёком будущем, следует ожидать возникновение нового Столпа.
Логи, напевая бравурную песенку, шагал к пещере Гнипа, а позади него крался волк Фреки.

ГЛАВА 8

Карпушка проснулся с криком и задыхаясь вскочил на ноги.
-Ты чего?--спросили из темноты.
-Сон.
-Просто сон?
-Что то приснилось мне...—Карпушка сел и попытался вспомнить,--Мне снилось, что мы все плывём по течению. Я, вы... Нун...
-Нуна забрали...
-Течение? Это и так понятно. Без снов.
-Всё уже определено и надо только довериться течению. Норны пишут твою судьбу, и уже не ты решаешь, а запись в бумаге. А значит и все наши устремления, не более чем набор слов на бумаге.—донёсся из дальнего угла усталый голос.
-А как же борьба, страсть, движение вперёд?
-Впереди идущие—мясо. Жизнь строить—идущим позади. Сзади идущие оцениваю опыт впередиидущих, их ошибки, а потом...
-Да заткнись ты! Слушать противно!
-Кто это говорит?
-Мужчина!
-Каркас обтянутый мясом!
-Хватит ругаться! Нам необходимо быть вместе.
-Зачем?--раздался скептический смешок.
-Счастье людей в том, что они, невзирая на различия, способны держаться вместе. Удивительно, что самой крепкой спайкой для людей является беда.
-Значит, для единения человечества необходимо Зло?
-Я этого не говорил.
-Сказал.
Зашелестела солома, и чей то чавкающий голос сказал:
-Ох, беда, когда в одной камере оказываются миссионеры. Поспать не дадут.
-Вот ты сказал о счастье. А что такое, счастье?
Тишина обронила в темноту паузу. Потом:
-Какой смысл говорит о счастье,—послышалось из дальнего угла,--О счастье может говорить только тот, кто сам способен сделать кого то счастливым. Вот кто-нибудь, здесь, хоть кого-нибудь сделал счастливым? По настоящему счастливым? Что бы это сделать, нужны такие силы... Вот у меня таких нет, и у вас—нет. Мотало меня по свету, пока не попал сюда. Вот и всё моё счастье. Мои враги счастливы, а моя мать? Ведь что бы ей подарить радость, мне необходимо вернуться, но тогда мои недруги будут несчастны. Ох, и будут. Видите, счастье имеет две стороны. А может и правильно всё это.
-А может, есть кто то, или, что то, способное сделать счастливым?—предположил голос над самым ухом Карпушки,--Некий бог, вот у древних была такая Фортуна... А все наши попытки, просто жалкие потуги.
-Для меня сейчас только одно счастье существует: это как выбраться отсюда. Хочется уповать на кого-то, кто вытащит тебя, кто разнесёт эту пещеру, но не на кого. Это место вне сферы влияния каких бы то ни было сил, сами слышали, что сказал Боа. Приходиться рассчитывать только на себя. А мы, друзья слабы для этого. Даже ветру, воде, деревьям требуется время, что бы разрушить камень, а ведь то стихия, а что человек; он был бы равен стихии обладай тем, чем обладают они—временем.
-Вспомнил!
-Кто это так орёт?
-Карпушка.
-Вспомнил! Я видел деревья растущие на скалах, и как камень постепенно разрушается.
-Ну и что? А кричать чего так?
Карпушка лихорадочно думал. Должна же быть какая то идея! Вскочив, он начал ходить по камере, спотыкаясь о протянутые ноги, не обращая внимания на окрики. Есть!
-Столько провалятся здесь! Ну и дурак же я!
-Если что-то придумал, то уже не дурак. Ну, что?!
Карпушка стал рыться в немногочисленных карманах, вытряхивая из них всякую требуху, грязь, скопившуюся за время заточения. Наконец, он вытащил тряпицу с завёрнутым в неё бобовым зерном.
-Либо всё, либо ничего. Это может нас спасти.
-Что это? Не видно...
-Долго объяснять. Лучше раздвиньтесь по углам, а то...мало ли что.
Слова подействовали. Всё стали рассредоточиваться по углам, шебарша соломой и тряпками. Карпушка положил зерно на пол и застыл в ожидании.
-Ну, чего там?
-Сейчас.
Карпушка провел рукой и уткнулся в стремительно растущий побег.
-Действует...—прошептал с дрожью в голосе и уже выкрикнул,--Действует!
-Что? Чего?--посыпалось со всех сторон.
-Тише вы! Только бы Боа не пришёл.
Узники притихли.
Росток пустил корни и начал быстро расти вверх, наливаясь силой и упругостью. Вот его верхушка коснулась потолка, изогнулась и пошла вдоль скалы. Дошла до стены, направилась вниз; кого-то коснулась.
-Меня что-то тронуло!
На него зашикали и опять воцарилась тишина, нарушаемая шелестом растущего бобового дерева.
Росток заполнял пещеру, упираясь в потолок и стены. Узники сбились в один угол с напряжением прислушиваясь, что твориться в темноте. И тут...
-Вы слышали?--прошептал кто то,--Сейчас... вы слышали? И вот ещё...
Стонала и трещала пещера. Сверху посыпались камни, грозя придавить людей.
-Не все уйдут отсюда.—произнесли из под соломы.
-Плевать.—ответил резкий голос,--Уж лучше так, чем в котле.
-Мне придавило руку!
-Иди сюда. Здесь спокойней.--откликнулись из угла.
Дверь в пещеру распахнулась и на пороге, в бледном проёме, появился Боа. В одной руке он держал факел, в другой волка за хвост. Позади стояла Хелль и припадающий на задние лапы Гарм.
-Карпушка!--громогласно объявил тролль и будто кость застряла в горле, когда он увидел, что твориться в пещере. Переплетение веток, листьев, стручков, корней и огромный, извивающийся, дрожащий от напряжения ствол, заполняли зал. Треск и грохот падающих камней, заполняли вместе с пылью пространство. Боа посмотрел на верх и задрожал: на потолке росла белая, светящаяся трещина.
-Я не понял!!!
Сильный толчок покачнул пещеру, и в неё хлынуло море.

ГЛАВА 9

-Земля!
Гийом проснулся, и зябко поёживаясь от сырости, зевая и почесывая грязную голову подошёл к кормчему. Впереди вырисовывалась, тонкая, прерывистая полоска островов. Вёсла ударили с новой силой и корабли пошли быстрее. Гийом положил руку на меч, с тоской вспоминая Фафнира, которого оставил охранять, уже свои, сокровища на острове. Сокровищница была запасным вариантом; жизнь так переменчива, и от Сигурда можно ожидать чего угодно: да и врагов у конунга немало. Фактически, Гийом создавал оппозицию будущему тестю. Исландию можно скорее считать своей землёй, а не Сигурда, а сейчас, прибавятся ещё территории, одна из которых вырисовывалась по курсу. Гийом лелеял в будущем поход на юг, на родину. Помимо этого, он думал об основании рода и причислении себя к лику святых, для чего, как минимум, требовалось обратить в Истинную Веру побольше язычников, что не представлялось сложным для бывшего аббата.
-Переговоры или сразу?--оборвал его мечты рыжий.
Гийом провёл языком по губам.
-Сначала поговорим, Суттунг.—решил он, наблюдая, как на берег выходят люди, сжимая, кто мечи, кто колья. Деревня казалась небольшой, но по мере приближения, это обманчивое впечатление рассеивалось. Скрытые в густом лесу дома, выстраивали значительных размеров колонию. Многочисленные рыбачьи лодки сушились на берегу, а из-за ближайшего мыса вышел длинный неф, с незатейливым украшением на форштевне, изображавшим, что-то вроде, тощего кита. Корабль направился наперерез драккара. С правого борта появился осанистый, и, бритый мужчина. Ухватившись рукой за ванты, он спросил:
-Кто? Куда? Зачем?
-Мы вассалы конунга Сигурда, лаконичный ты мой.—насмешливо ответил Гийом,--Знаете такого?
-И что дальше?
Гийом осклабился.
-Я предлагаю вам признать власть Сигурда. Ваша земля будет под защитой конунга, на сегодняшний момент, самого сильного властелина в Европе.
Суттунг сморщился и посмотрел на Гийома.
-Как проповедник болтаешь. Слушать тошно.
На корабле колонистов всё пришло в движение. Несколько человек встали вряд по борту с натянутыми луками. Бритый заговорил, теперь уже не так лаконично.
-Нам не нужна защита, тем более Сигурда. Он там, а мы—здесь. Платить дань никому не будем: не для того мы уехали от вашего продажного мира. Убирайтесь!
-А мне думается, что вам уже нужна защита.—ответил Гийом.
Два драккара отделились от эскадры и направились к кораблю поселенцев. Остальные двинулись к берегу.
И началась битва, одна из многочисленных битв, на которые было богато смутное время. Викинги действовали как всегда, быстро и жестоко. Десятки глоток вылепили устрашающий шар крика, прокатившийся над местом, где разыгрывалось кровавое действо. Уже не доходя до берега, воины спрыгивали в воду и вброд, отталкивая немногочисленные, подтаявшие льдины, добирались до ожидавших их поселенцев, некоторые из которых прыгали навстречу завоевателям. Вода обагрилась первой кровью. Прикрываясь круглыми, деревянными щитами от сыпавших стрел, выставив мечи, топоры, датчане стремительной волной выплеснулись на берег. Началась резня, столь обычная для таких набегов. Один викинг стоил четверых, а то и пятерых колонистов. Несмотря на значительный перевес в силах, поселенцы медленно отступали к лесу, оставляя на песке убитых и раненых. Вот уже загорелись первые дома, разливая чернильные пятна дымов по воздуху. Битва ещё не утихла, а некоторые из воинов принялись за обычное свое ремесло: грабить и насиловать мечущихся по деревне женщин. Тут же, рядом с окровавленным, но ещё живым супругом и отцом, разрывались на части его жена и дочь. Из последних сил мужчина поднялся на колени и, схватив меч двумя руками, мощным ударом отсёк ногу одному из насильников. Истошно завопив, воин рухнул на колониста и в ослепляющей ярости впился ему в горло зубами; рыча, как загнанный волк, стал пить его кровь. Товарищи, не обращая никакого внимания на сцепившихся, продолжали своё дело, приканчивая в конце женщин сталью.
Несколько поселенцев прорвались назад в деревню и набросились на отставших датчан. Битва локализовалась на двух участках: в деревне и на окраине леса. На берегу обрушились стойки с сетями, и сейчас в них запуталось несколько человек. Двое колонистов бросились туда и стали кольями молотить по копошащейся массе, не разбирая своих и чужих.
Гийом остался на корабле с небольшим отрядом самых отборных воинов. Это была его гвардия,—нововведение Гийома в войсках Сигурда. Справедливо пологая, что резерв никогда не лишний, он ждал, спокойно наблюдая за битвой и жуя чечевицу.
Оборона поселенцев окончательно сдала, их уже полностью оттеснили в лес, когда из-за скал показался ещё один отряд и набросился на разбойников с тыла. Распалённые битвой и опьянённые такой, казалось бы, лёгкой победой, датчане были застигнуты врасплох и многие полегли тут же, так и не поняв, что случилось. Эта же участь постигла тех, кто оставил бой раньше времени, отвлёкшись на грабёж деревни. Отступавшие колонисты, спаявшись боевым кличем, с новой яростью набросились на пиратов. Зажатые в кольцо и порядком уставшие, датчане быстро превращались в дикую стаю бешенных зверей, движимых целью не столько победить, а сколько выжить. Вылазка захлебнулась в крови.
Гийом предполагал подобный ход событий. Он приказал резерву атаковать, а сам пошёл позади, бросившихся на выручку викингов. Обернувшись он увидел, что корабль колонистов уплывает огромным костром, а два драккара спешат на помощь.
Короткая военная удача поселян, развеялась как дым. Взбешенные воины резерва отбросили щиты, и как стая волков набросились на бедных рыбаков. Тут то и стало ясно, что особый отряд Гийома составляли берсеркеры. Ослеплённые священным безумием, они кидались прямо на наконечники, не обращая никакого внимания на раны. Многие имели уже по нескольку стрел, но продолжали драться с не утихающей яростью. На короткое время были забыты насилие и грабёж: только кровь владела помыслами и не важно—своя или чужая, но кровь! Защитники таяли на глазах, некоторые бросали оружие и падая на колени, молили о пощаде, но куда там,—их уничтожали с ещё большей яростью. Видя, что на милость не стоит рассчитывать, уцелевшие жители разбегались прочь, исчезая в лесу.
Один Гийом сохранял спокойствие. Осторожно переступая, что бы не запачкаться кровью, он не спеша обходил побоище. Длинный, узкий, немного изогнутый меч, выкованный по его собственным рисункам оружейниками Сигурда, дарил молниеносную смерть, если кто вставал на пути. Это спокойствие и то, как он легко убивал, внушали даже ещё больший ужас, чем вся ярость датчан. Полностью деморализованные и утратившие последние остатки мужества, колонисты бросили деревню и со всех ног кинулись в чащу. Их не стали преследовать, оставив это на потом. Крик дикого торжества разнёсся в воздухе оглашая весть, о ещё одной, из многочисленных, кровавых побед викингов. Воины разбрелись по деревне, добивая раненых и опустошая запасы еды и пива.
Гийом вышел на относительно чистый участок и подозвал Суттунга.
-Какие потери?
-Семнадцать убитых и почти все ранены: кто легко, кто сильно.
-А у этих?--кивнул Гийом в сторону колонии.
-Наверное, почти все. Много сбежало. Может, погонять оставшихся?
-Короткий отдых сперва, а уж потом... Надо послать часть кораблей вокруг острова и пускай заодно разведают, что на других островах. Тебе не кажется, что здешние жители через чур озлоблены?
-Дрались они сильно.—признал Суттунг.
-Ещё несколько таких битв и нам не с кем будет возвращаться.
-Не все, наверное, здесь такие бешенные. А потом, весть о нашей победе разнесётся по островам.
-Хорошо, если бы так.
-Останешься на берегу или пойдёшь с кораблями?
-Останусь.—немного подумав ответил Гийом,--Прошвырнусь по острову. А ты возьми драккар и отправляйся вокруг.
Суттунг кивнул и пошёл по деревне собирать людей в разведку. Притащили пленника, раненого старика, замотанного в лохмотья. На островитянина вылили ведро воды и поставили на ноги, но тот всё норовил упасть и его так и оставили сидеть на песке. Злость против колонистов быстро утихала, и теперь датчане были настроены очень доброжелательно и сострадательно. Накинув на старика несколько шкур, они вложили ему в руки кружку пива и кусок мяса. Гийом сел напротив него на корточки и подождав, когда старик придёт в себя, принялся допрашивать. Вскоре он узнал, что помимо этой деревни на острове других поселений нет, но есть на других. Люди здесь, преимущественно рыбаки и охотники, все являлись беженцами из, охваченной огнём междоусобных и религиозных войн, Европы. Вот уже много лет, ничего не нарушало покой колоний, до недавнего случая.
-То есть, до нас?--уточнил Гийом и получил отрицательный ответ. Несколько дней назад, все острова переместились в сторону, ближе к северу, сообщил старик, что явилось причиной большого беспокойства, а появление датчан просто взбесило поселян.
-И так нелегко, непонятно, а тут ещё вы,—закончил островитянин и замолчал.
Гийом поднялся и отошёл в сторону. Он вспомнил недоумение Суттунга, по поводу появления незнакомых островов. Тогда Гийом не придал этому значения; мало ли что говорит рыжий «штурман». С таким компасом удивительно, что вообще дошли до земли. «Действительно непонятно,-- думал Гийом,-- острова переместились к северу».
Люди уже грузились на корабли, взвалив на спину награбленное. Сзади подошёл пожилой норманн и спросил, что делать со стариком.
-Да пускай себе живёт.
-Он угрожает.
-Чем?
-Говорит, западная сторона острова почти примыкает к большой земле, а там...—воин замялся.
-Ну, ну.
-Преисподняя.
Гийом рассмеялся и спросил:
-А что ещё говорит про большую землю?
-Говорит, дорога там, начинается от воды и продолжается на берегу. Большая. А неподалёку пещера. Почему все и были злы: ведь рядом, если верить старику, преисподняя. Со страху волком станешь.
-Дорога, это уже интересно.—пробормотал Гийом,--И пещера. Раз есть дорога, значит, была цивилизация. Не исключено, что в пещере может быть что-то интересное: например, сокровища.
-Так что, со стариком...отпустить?
-Да пусть проваливает на все четыре стороны. Скажи всем, что бы грузились на корабли. Деревню оставляем. Посмотрим, что там за дорога и пещера такая.
Через несколько часов корабли скрылись за скалами, оставив пепелище и одиноко плачущего старика. Вскоре из леса стали появляться спасшиеся от набега жители, и крики стенаний поднялись к небу, оглашая весть, что ещё одна резня напоила кровью безвинных землю.

ГЛАВА 10

Теперь Фреки знал, где Карпушка. Являясь представителем Одина, волк полагал, что сумеет договориться с охраной преисподней, а тем более с Хелль. Легко пробежав по дороге, он остановился напротив каменной плиты и поцарапал её когтями. Тут же повернувшись, плита открыла проход, куда волк не преминул проскочить: здесь он был встречен Гармом.
-Неужели я вижу старика Фреки?!--радостно взвыл пёс и завилял хвостом.
-А я и вправду вижу старика Гарма?!--не уступал тому волк, подымая хвост трубой,--Мне необходимо поговорить с Хелль.
-А какие у тебя дела к Хелль?--спросил появляясь Боа.
-Не стану скрывать: Одину требуется мальчишка, который у вас на складе хранится. Один меня наделил особыми полномочиями; я могу касаться парня, а значит...—волк спохватившись смолк.
-Чего вы все, так, за каким то мальчишкой гоняетесь?--недоумевал Боа,--Недавно Логи приходил, готов был сам в котёл лезть, только бы парня отдали. Врал конечно. Ну, раз ты от Одина, что ж, милости просим. Мы проводим тебя к Хелль. А уж там, сам договаривайся.
-Поостерегитесь Логи. Он что -то замышляет против вас. По моему—хочет пещеру ломать.—предостерёг Фреки.
-Пусть только попробует! Входи.—Боа втолкнул волка в покои Хелль. Вскоре, волк уже рассказывал хозяйке преисподней, кто томиться у неё в заточении. Великанша с изумлением взирала на волка и не могла поверить, что удача сама пришла в руки: ведь только недавно состоялся разговор с Одином, и тут, надо же...
-Ну, ребята,--говорила она троллю и псу,--Удружили вы мне. Мальчишку все ищут, а он тут! Впредь сообщайте мне о новых поступлениях! Ты его брал в руки?
-Брал.—ответил Боа и выставил ладони вперёд.
-И ничего?
-Ничего.
-Странно. Наверное, гоблины и люди одного рода. Кто сейчас разберёт. Так вы поняли? О всех поступлениях—сообщать!
-Так мы всегда тебе сообщали, госпожа.—робко вставил Гарм.
-Ты что же, пёс шелудивый, обвиняешь меня в небрежении?--приподнялась Хелль.
-Нет, нет! Что ты! Боа, тролль вонючий!--набросился на того пёс,--Где твои списки?! Почему хозяйка не знает, что у нас на складе?!
-Да есть у меня списки!--защищался, отталкивая пса, Боа.
-На камне! Не будет же госпожа, камни перелистовать! Ведь есть шкуры. И откуда такая любовь к камню?!
Боа забормотал оправдания, сваливая всю вину на свою глупость, а главное, на старость и как следствие, небрежность к своим обязанностям Гарма.
-Ну, всё, хватит!--остановила поток словоизлияний Хелль,--Пойдём, посмотрим, прав ли Фреки. Будешь держать его, Боа, а то, мало ли что.
Боа поняв так, что держать надо Фреки, схватил волка за хвост, в другую руку взяв факел. Хелль усмехнулась, но промолчала: она имела в виду, держать Карпушку, если что,—однако ей очень понравилось, как Боа держал волка. Пропустив их вперёд, великанша пошла следом по коридору.
-Отпусти меня, Боа!--дёргался волк,--Отпусти! Разорву!
-Цыц! Иди и не шипи. Если врёшь, шею тебе сверну.
Волк облизнув морду и клацнув зубами смирился. Вот и кованая дверь. Тролль сбил ногой засов и процессия остановилась на ступенях, ведущих вниз.

ГЛАВА 11

Вдохновлённый «своей» идеей, Логи после долгих усилий подтолкнул огромное, бобовое дерево к скалам. Бревно значительно превышало рост великана, а привязанный корабль болтаясь на верёвке бил по лицу, пока не рассердившись, Логи не перекусил верёвку. Пришлось сильно поднатужиться, что бы подтащить бревно к нужному месту: кабы не сильное течение и прибой, задача вообще была бы не по силам. Но вот, бревно поймало волну и толкаемое великаном, понеслось к утёсам. Краем глаза Логи увидел кучку кораблей неподалёку и завопив, ударил бревном по скале, которая, как он рассчитал, являлась наружной стеной пещеры.
Камни с необыкновенной лёгкостью разлетелись от первого удара. Из провала вылетела гибкая плеть. Извиваясь и раскачиваясь, она поддела великана между ног и разогнувшись подобно пружине, зашвырнула его вглубь суши. Это произошло так стремительно, что только в воздухе Логи осознал: в расчёты вкралась ошибка, и всё идёт не по плану. Сбивая пролетавших в воздухе чаек, великан, размахивая руками, падал вниз крича и ругаясь—что даже шишки осыпались от такого рёва.
-Этого не может быть!!!
Касаясь земли, великан подумал, что такое с ним не впервой.
На кораблях с испугом и изумлением следили сперва за непонятными действиями великана с бревном, а потом, за его, столь же непонятным и стремительным исчезновением. Датчане не успели оценить юмор ситуации, другие заботы охватили их: корабли неудержимо затягивало в огромный пролом.

ГЛАВА 12

Остров был небольшим. Полдня потребовалось на то, что бы обогнуть его и встать в узком проливе, отделявшем остров от большой земли. Из воды поднимались огромные каменные столбы, крытые местами плитами. По мере приближения к берегу, столбы понижались и переходили в широкую дорогу, выложенную мелкой мозаикой, составлявшей хаотичный набор всевозможных цветов и раскрасок. Гийом подумал о странностях развития эстетических вкусов и высадился с небольшим отрядом на берег. Остальным он приказал зайти в маленькую бухточку, которую проплывали незадолго до этого. Отдав последние распоряжения, в которые входили и подготовка к надвигавшемуся шторму, Гийом повернувшись, зашагал следом за своими людьми.
Обнажив мечи, отряд, с опаской озираясь по сторонам, пошёл по дороге, местами изрезанной провалами и трещинами. Гийом пытался представить тех, кто построил эту дорогу. Полуразрушенные столбы в воде, напомнили ему Ирландию, на северо-восточной оконечности которой, возвышаются тысячи столбов, по нескольку метров высотой. Согласно древним сказаниям, то лишь фрагмент древней дороги, построенной великанами, ведшей в незапамятные времена в Каледонию. Теперь, нечто похожее он видел здесь. Куда вела эта дорога в древности? А может, она была частью той, Ирландской, дороги? Дорога великанов... Древние загадки всегда влекли и волновали Гийома своей таинственностью, неразгаданностью. Кто были те, путешествующие по этой дороге, возившие товары? Как они жили, чему радовались: грустили? О чём мечтали? Гийом наклонился и провёл рукой по, чуть присыпанному снегом, пёстрому покрытию: абсолютно гладкое, холодное и, как будто, на самом деле отлитое, а не выложенное, как это показалось вначале. Края мозаики, тоже являлись элементом узора, а может, и являлись таковым. Хаос цветов... Наверное, что бы увидеть здесь что-то, необходимо обладать зрением строителей дороги, или их чувственным восприятием. А может, она и выкладывалась как хаос.
Дорога обрывалась у нагромождения камней, в одном из которых явно угадывалась дверь. Обойдя валуны, Гийом вскарабкался наверх и увидел ещё один булыжник, могущий быть входом. По-видимому, пещера имела несколько дыр, заткнутых камнями. Спрыгнув обратно, Гийом приказал толкать плиту, на которой виднелись царапины, оставленные, вероятно не так давно, чьими то когтями. Камень на удивление легко сдвинулся: от неожиданности, один из воинов, навалившийся особенно сильно плечом, упал в открывшийся проход. Быстро выскочив назад, датчанин пригнулся к земле, выставив вперёд топор.
-Дурной запах, Гай.—обратился он к Гийому. Из провала тянуло сыростью и... мертвечиной. Воины в страхе зашептались и стали пятиться назад. Гийом отнюдь не был суеверен, но и тут почувствовал, как мороз растекается по коже. «Может и вправду... преисподняя»—подумал он, до боли в пальцах сжимая эфес.
-Уходить надо, Гай.—говорил кто то сзади,--Сдаётся мне, что это и есть пещера Гнипа. Такие здоровенные отпечатки не мог оставить простой пёс. Будь я проклят, если это не отпечатки Гарма.
Теперь и Гийом видел огромные отпечатки лап: собачьих лап. «Такая тварь, всё королевство Сигурда вырежет»—предположил уважительно Гийом и шёпотом отдал приказ к отступлению. Все облегчённо вздохнули, а с ними вздохнула и земля, обрушиваясь сама в себя.

* * *
Происходящее дальше, слилось в непрерывный кошмар. Успев проводить взглядом пролетавшего великана, Гийом, цепляясь за камни, быстро выбрался наружу, оставив меч где-то внизу. Едва отдышавшись, он еле успел увернуться от хлестнувшей ветви и упал пластом на камни, поражённо смотря на раскручивавшийся ствол бобового дерева.
-Карпушка?--прошептал он и стал карабкаться к открывшемуся пролому. Перед ним вырос гоблин с занесённой дубиной: но теперь Гийом оправился от первого потрясения; спокойствие убийцы залило разум. Сделав подсечку, тут же, не подымаясь с земли, он сбил гоблина с ног и, перехватив дубину, обрушил ее на голову врага. Вскочив на ноги, Гийом быстро оглянулся и бросившись в сторону, извлёк меч из под придавленного камнем норманна. Повсюду уже разгорались локальные схватки. Из всех щелей, как тараканы лезли гоблины, а вместе с ними, тощие, измученные люди. Заколов ещё нескольких гоблинов, Гийом бросился к дороге, по которой уже убегало несколько человек. Тут из пролома хлынула вода, накрывая всех с головой и вынося кучу обломков от кораблей, людей, великаншу Хелль и Гарма. Следом за ними тащился волк Фреки, волоча за собой, окаменевшего от солнечного света тролля, так и не успевшего разжать пальцы.
-Да что же тут твориться?!--закричал Гийом, уварачиваясь от копья и пинком отбрасывая гоблина.
Продавливая просеку, через лес ковылял Логи, решивший, во что бы то ни стало, довершить начатое. В несколько неуклюжих прыжков он достиг пещеры и тут же наткнулся на кулак Хелль.
-Это ты сделал!--завопила она и дала крепкую оплеуху. Логи перехватил её руку и стукнул лбом по лицу. Зажимая окровавленный нос, великанша отбежала назад и обернулась Тором. Сразу же смекнув в чём дело, Логи наклонился к тлеющему факелу, быстро раздул его и, опустив руку в огонь, пошарил и вытащил секиру. Хелль-Тор и Логи встали друг против друга.
-Так вот значит как,--говорил усмехаясь великан, обходя противника и вращая секирой,--Нетрудно догадаться—кто стал Одином.
-Никто этого не узнает!--выкрикнула Хелль-Тор бросая молот Мьёльнир. Великан с лёгкостью отразил удар и рассмеялся.
-Мало быть похожим на Тора, надо быть Тором, что бы управлять его оружием. Неужели ты это не знала, Хелль?
Хелль-Тор бросилась вперёд и уклонившись от удара секиры, перехватила Логи за талию, подняла и бросила на землю. Великан с хрипом выдохнул и выпустил рукоять.
-Ничего себе.—просипел он и перевернувшись на карачки, пополз прочь.
-Э, нет, Логи! Куда?! Как тебе мой Пояс силы?!
Схватив великана за волосы, она подняла его и стала трясти как шавку.
-Быть Тором, говоришь?! Тором?! Я Тор! И у меня, Пояс силы; пояс Тора! Я Тор!
Логи изловчился и ткнул раскалённым до красна пальцем в глаз. Хелль-Тор взвыла и выпустила великана. Тот прокатился по земле, схватил секиру, и приподнявшись на колено, швырнул её в противника. Сталь вошла в предплечье и левая рука обвисла как плеть.
-Будь ты Тором, не стоять мне сейчас здесь, — сплёвывая кровь, тяжело дыша, проговорил Логи.
Тем временем на дороге и возле неё разгорелась беспощадная резня. Подымались и опускались топоры, мечи, свистели стрелы. Уже не было сил кричать и бой проходил в тишине, обрамленной лязгом стали и предсмертными стонами. Непримиримая вражда гоблинов и людей друг к другу сплелась здесь в узел, развязать который могли только клинки. Фреки тщился вырваться из окаменевших рук Боа, и, хватая пробегавших в зоне досягаемости, людей и гоблинов, рвал их на части. Вода быстро спадала, оставляя после себя хлам и обломки. Над всей этой суетой, гордо возвышалось бобовое дерево, продолжающее расти всё выше и выше. Многие сообразили, что к чему, и уже взбирались по стволу, спасаясь из страшного месива.
Карпушку выкинуло водой, как и всех, но первое время он не в состоянии был ничего сделать, так как поначалу ослеп от дневного света. От голода и свежего воздуха кружилась голова, ноги подкашивались, и Карпушка, опустившись на колени, заплакал, то ли от счастья, то ли ещё от чего-то, неведомого и странного. Над головой взвизгнул меч и по волосам потекла тёплая, вязкая жидкость. Карпушка провёл рукой по щеке и увидел на ладони кровь. На плечо легла рука и голос, который лучше бы никогда больше не слышать произнёс:
-Ну вот, дружище, опять я тебя спасаю.
Карпушка шатаясь встал и столкнулся лицом к лицу с сияющим и радостным Гийомом.
-Как ты изменился... вытянулся, побледнел... Что с тобой случилось?
-Может, подумаешь и спросишь что-нибудь умнее? По твоей же милости попал в эту пещеру.
-А я здесь причём?--удивился Гийом и оттолкнув Карпушку, проткнул насквозь бросившегося сзади гоблина.
-Ты...меня! Оставил одного, на этом пузыре...
-А где он?
-Нет пузыря, — Карпушка переступил через сплетённые в мёртвом объятии тела, и побрёл к бобовому дереву, не обращая никакого внимания на бой вокруг. Гийом нагнал его и пошёл рядом.
-Я с тобой. С тобой безопаснее—ты как заговорённый: все клинки мимо тебя. Кораблей больше нет, остаётся единственное: воспользоваться услугами бобовых. Мне, наверное, нет смысла оправдываться, и время не то и место...Да и всё равно, ты не будешь слушать.
-Не буду. Наслушался ещё на Острове.
-А где твой гвоздь? Ты им так дорожил.
Карпушка молча распахнул ворот длинной, до колен, грязной и рванной рубахи; на груди, привязанный бечевой висел гвоздь.
-Все несчастия мои от этого гвоздя.
-Почему?
-А вот так... думаю...
-Ну, так выкинь его. Или отдай мне.
-Да надо бы...— вяло откликнулся Карпушка и взгромоздившись на ветвь, затих.
Битва откатывалась от пещеры по дороге к морю. Великан Логи и Хелль-Тор, сцепившись в крепком объятии, катались по земле. Сорванный Пояс силы болтался на деревьях, и теперь силы противников были приблизительно равны: у Хелль не действовала левая рука и выжгло левый глаз, но и Логи был значительно помят: сломаны правая нога, несколько рёбер, а грудь рассекала рваная, глубокая рана. Фреки неистовал в мёртвой хватке Боа. Наконец, извернувшись, волк достал зубами хвост и начал перегрызать его, роняя слёзы от боли и злости.
Карпушка и Гийом поднялись на значительную высоту и смотрели сверху на раскинувшийся пейзаж; по всем признакам надвигался шторм; усиливался ветер, а сереющее небо опустилось ниже.
-Когда я в первый раз поднимался на дереве, тоже был шторм,— меланхолично произнёс Карпушка и пожевал губами.
Как плоды, увешивали бобовый ствол люди, пленники пещеры и датчане: среди них затесались также и гоблины, но объединенные общей бедой, подавленные случившимся, люди и гоблины не трогали друг друга, а терпеливо сидели, стояли, висели рядом. Карпушка окинул взглядом беглецов на короткое время задерживаясь на девушке, бывшей прямо над ними. «Должно быть, красивая»,— спокойно предположил он, пытаясь представить её помытой и одетой в чистое, опрятное платье. Гийом тоже обратил на неё внимание.
-Ничего так девка,--оценил он,--Волосы, правда, засалены, грязные — но это поправимо. Эй, прекрасная леди, спускайтесь к нам,—у нас очень удобная ветка! Для узницы она слишком хорошо сохранилась: не сказал бы—что она голодала,--пробормотал он и помахал девушке рукой.
-В другой камере.
-Что в другой камере?
-Её не было в нашей камере,—значит, она была в другой.
-Логично. Какой то ты молчаливый стал в последнее время.
-А ты всё такой же говорливый...
Сверху послышался шорох и Гийом подняв голову, увидел спускавшуюся к ним девушку. Она действительно была мила: кругленькое личико смотрело большими, серыми, с зелёнными искорками, глазами, и казалось—в них навечно запечатлено выражение детского удивления и восторга. Небольшие, розовые губы приоткрывали белые зубы и один, немного выступал вперёд смешным и негрозным клыком. Огненно-рыжие волосы завязаны узлом на затылке. Движения девушки были округлы и изящны, как и сама она—кругленькая и в тоже время—изящная.
-Ваше общество мне кажется более интересным, чем их.—кокетливо произнесла она, указывая глазами на облепивших верхнюю ветвь гоблинов.
-Для меня большая честь принимать такую гостью.—галантно раскланялся Гийом и привстал, вкладывая меч в ножны и протягивая девушке руку,--Я помогу вам...
-Только сами не упадите сударь.
-Ты бы поосторожней, Гийом.—угрюмо пробурчал Карпушка и зевнул,--Всё бы тебе красоваться. А как у тебя с дочерью Сигурда, Сьвён кажется?
-Мы помолвлены.—ответил Гийом и поманил ладошкой спускавшуюся девушку.
В это время волк Фреки перегрыз себе хвост и плача от стыда и злости помочился на каменного тролля. После, понюхав воздух и взвыв, он стал подыматься вверх, капая кровью из огрызка и брызжа слюной бешенства из пасти. Жажда мести и крови захлестнула разум или то, что он него осталось, и красные круги сталкиваясь, плыли перед глазами, мешая трезво оценить ситуацию.
Великаны уже окончательно выдохлись. Перемазавшись в грязи, они ползали, кружа вокруг, и швыряли комьями земли друг в друга.
-Значит—Тор, говоришь, потаскуха?!--кричал рыдая Логи, плюясь в сторону великанши. Та зарычала и ткнулась рукой во влажный нос Гарма. С начала схватки, пёс лежал за камнями, отрешённо и устало наблюдая за происходящим. Хелль-Тор схватила его за уши и притянула к себе.
-Гарм! Пёс шелудивый! Шакал! Ты прячешься?! Я тут воюю, а он..!--дальше договорить она не успела. Воспользовавшись моментом, Логи кинулся на неё и повалив, лёг сверху. Гарм заскулил и отполз назад. Несколько минут великаны так и пролежали, тяжело дыша и сверля друг друга свирепыми взглядами.
-Ну, что ты сейчас сделаешь?--прохрипел Логи и закашлялся в каркающем смехе.
Великанша молча подогнула ноги, исхитрившись, просунула их под навалившегося на неё Логи, и резко выпрямив, отбросила противника в сторону.
-Ну вот ещё!--выкрикнул Логи, обрушиваясь всем телом на бобовое дерево.
Удар был настолько силён, что дерево покачнулось, стряхивая с себя облепивших его людей и гоблинов. Гийом тоже не удержался и соскользнул с ветки, но успел в последний момент уцепиться за неё пальцами.
-Гийом!
Карпушка, удержавшийся на дереве, сорвался с места и проползя вперёд, протянул руку.
-Не могу...—простонал Гийом,--Не могу достать... Верёвку бы какую.
Девушка тоже соскользнула по стволу, но удачно: она просто села верхом на ветку со всего размаха, и скрипнув зубами от боли, удержалась на месте.
Пальцы Гийома побелели от напряжения, однако было ясно, долго ему не продержаться. Карпушка в отчаянии шарил глазами в поисках чего-нибудь такого, что могло заменить верёвку. Наконец он увидел девушку.
-Эй, девчонка! Снимай пояс!
-Чего?
-Пояс свой давай! Человек падает!
Крики немногих оставшихся на дереве отвлекли Карпушку и он посмотрел вниз. Из облаков вынырнул волк с отгрызенным хвостом. Завидев людей, а главное—Карпушку, волк взвыл и стал стремительно подыматься вверх, взъерошивая шерсть на загривке. Гийом скосил глаза и в изумлении открыл рот.
-Это почище моего дракона будет.
-Не разговаривай, а то все силы растеряешь. Ну, где там пояс?!
-Поздно, Карпушка... Мне уже...
-Сейчас! Даю уже!--девушка быстро размотала пояс и начала осторожно карабкаться по ветви.
-Быстрее! Ты!
-Всё. Больше не могу,--прошептал Гийом постепенно соскальзывая,--Прости, если что... Карпушка...
-Держись, Гийом!
-Продержусь малыш... Сейчас... Вот этот, окажется подо мной... Хоть одного, но заберу с собой.
-Нет!
-Есть! Ну, держись тварь!!!
Гийом выпустил ветку и, уже в воздухе успев выхватить меч, упал прямо на Фреки. Волк взвизгнул и закружился на месте, пытаясь достать зубами оседлавшего его Гийома. Тот же, рубил что есть мочи по голове, норовя попасть в глаза и нос. Карпушка затаив дыхание следил за необыкновенной схваткой в воздухе; рядом легла девушка, сжимая так и не понадобившийся, пояс. Наконец Гийому удалось полоснуть зверя по горлу и кровь хлестнула по облаку. Потом ещё удар, и ещё... Отлетело ухо, второе... Карпушка вскрикнул увидев, как Гийом сорвался со спины волка, но успев уцепиться за густую шерсть, человек продолжал битву со зверем. Перерезав сухожилия на передней лапе он вонзил меч между ребер, где и оставил. Гийом сумел вскарабкаться обратно и закинув голову, помахал рукой и прокричал удалявшимся Карпушке с девушкой:
-Хотел уговорить спуститься по-хорошему, а он не захотел! Пришлось наказать! Не поминайте лихом! Эгей, Карпушка!
Захлёбываясь кровью, волк перевернулся и рухнул вниз, увлекая за собой и Гийома. Слезы выступили на глазах, и Карпушка заплакал, как давно уже не плакал. Начавшийся ливень, смешиваясь с дождём горечи и отчаяния, струями стекал по щекам. Ударила молния и прокатившийся гром наполнил слух штормовой песней. Девушка гладила по голове Карпушку и прижав его к себе, нашептывала слова утешения. Тут ей на глаза попался предмет, висевший у него на груди.
-Откуда это у тебя?
Карпушка поднял на неё залитое слезами и дождём лицо и посмотрел на гвоздь. Девушка повторила вопрос.
-Это мой...—Карпушка усмехнулся,--Меч. Будь он проклят.
Девушка откинула прядь рыжих волос и просиявшим взором окинула серую, безоблачную даль. Потом, будто очнувшись произнесла:
-Он и так проклят, но... Какой же ты молодец, Карпушка!--и обняв его, поцеловала в губы.
-Ты чего?!--оттолкнул её, вытираясь, Карпушка,--Да кто ты такая?
Девушка привстала и поклонилась.
-Я Соль, возница колесницы Солнца. Ты спас меня, Карпушка, но ты спас больше, чем меня...
-А яснее нельзя? Соль?!
Карпушка откашлялся и, смущённо потупившись, сделал попытку отползти назад.
-Осторожней! И не надо меня боятся. Карпушка!--Соль всплеснула руками,--Какой же ты молодец!
-Мне бы всё таки, хотелось побольше узнать...
Соль, не переставая улыбаться, покачала головой и рассмеялась.
-Чего смешного нашла... нашли?
-Просто радуюсь... Просто…радуюсь. Ты всё узнаешь. Вот только поднимемся в Льёсальвхейм, и всё узнаешь.
Карпушка лёг на ветвь, тупо уставившись вниз. Они уже поднялись выше грозовых туч и прямо под ними простиралось угрюмое, сизо-серое поле, кромсаемое слепящими зигзагами молний. А где-то там, еще ниже, остался Гийом. При мыли о нём хотелось плакать: почему так? «Странный ты человек был, Гийом,-- думал Карпушка,-- Вроде и подлец, а с другой стороны—герой... Наверное, как и все люди».
Шторм неистовал над телами полёгших в битве людей и гоблинов. Дождь поливал истерзанных, но ещё живых Логи и Хелль. Гарм, так и оставшийся лежать на месте, дышал всё реже и всё менее глубже; время, давшее ему отсрочку в преисподней, теперь предъявило свои права, и пёс медленно издыхал у ног израненной хозяйки. Оставшиеся в живых датчане и пленники пещеры, метались между деревьев, натыкаясь, на таких же бесприютных гоблинов. И тогда вновь сталь роняла искры вместе с молниями, поражавшими землю. Шторм свирепел всё больше, а Карпушка и Соль уже входили по мосту через облачный ров в страну Льёсальвхейм.

ГЛАВА 13

Карпушка наслаждался долгожданным отдыхом. Он часами лежал в горячей ванне, и отъедался за всё то время, что провёл в заточении. Оказывается, некоторые облака можно было есть: причём, утренние облака отличались по вкусу от дневных и вечерних. Облака подкрашенные вечерним закатом были сочнее и как то весомее. Дневные—более сладкие, почти приторные, напоминавшие зефир и мармелад, представление о которых, Карпушка конечно не имел. Зато утренние облака сильно смахивали на мороженое, которое делали в Стрёумпейдасфьорде из молока, льда и мёда, проезжавшие купцы и жонглёры.
Страна светлых альвов или как их ещё называли, небесных карликов, Льёсальвхейм, представляла собой нагромождения хаотично разбросанных белых глыб, в которых, даже при самой незатейливой фантазии, угадывались дворцы, города, замки, мосты, а иногда и звери. Непостоянные в своих пристрастиях, альвы часто меняли формы зданий: со стороны казалось, что это делает ветер.
Карпушка бродил по широким улицам, петлями убегавшими вверх-вниз незаметно перерастая в хрупкие на вид, высокие мосты и башни. Ступени разной высоты и ширины уводили вглубь ослепительно белых гротов, где плескались голубые озёра, бывшие на самом деле небом, лишённым облачного покрова. Конечно же, надо обладать известной сноровкой и большой долей осторожности, что-бы не свалиться в эти озёра-разрывы, а иначе мигом окажешься на земле. Карпушка видел проплывавшие внизу страны, селения, города, пашни, корабли, войны, праздники, а однажды, может просто показалось, но вдали промелькнул Стрёумпейдасфьорд. В тот раз Карпушка закричал и чуть не спрыгнул с витой, ажурной башни: еле успели его перехватить светлые альвы.
Однажды к Карпушке ввалилось два альва, отличающиеся от тех, кто населял Льёсальвхейм. Они бросили мешки на пол и продолжали спор, начатый вероятно задолго до прихода в гости; с радостью Карпушка узнал в них братьев Брокка и Эйтри. Кузнецы вывалили содержимое мешков, бывшее едой, отсутствовавшей в Небесной стране: рыба, мясо, овсяные лепёшки, и несколько бурдюков пива. Карпушка накинулся на это роскошество, так как уже не мог есть только сладкое. Сразу же посыпались воспоминания. Карпушка узнал о злоключениях Брокка и о том, как он сумел сбежать из Утгарда вслед за Логи, выпавшем на острове: оказывается Брокк благоразумно дождался, когда факел окажется на земле и вышел в дверь, открытую великаном. Появление карликов скрасило жизнь Карпушки, начинавшего скучать от вынужденного безделья. Соль исчезла сразу же, как очутилась в Льёсальвхейме: перед уходом, она приказало строго настрого беречь гвоздь и никому его не отдавать. По секрету, Эйтри сообщил, что девушка отправилась собирать осколки Солнца и посетовал на предстоявшую тяжёлую работу по его восстановлению. «Ведь это же, его надо переплавить, потом отливать в специальную форму, а форму тоже надо выковывать» — жаловался Эйтри. Тут и Брокк начал ругаться и настаивать на том, что гораздо проще будет спаять осколки вместе, а не плавить весь этот лом. Между карликами вновь разгорелся ожесточённый спор, переросший затем в крепкий сон от непомерных вливаний пива. Утром братья исчезли: как сообщила служанка, приходила Соль и забрала кузнецов с собой.

* * *
Недолго продолжалось одинокое безделье. Как-то, раскачиваясь в перине, подвешенной на тонких, белых нитях, Карпушка склонил голову и увидел рассматривающего его волка Фенрира. Тот оскалился и проводив взглядом упавшего от неожиданности и ойкнувшего Карпушку, спросил:
-А принёс ли ты мне, бобовые зёрна, что я тебя просил, сорванец?--и тут же разразился гавкающим смехом.
Карпушка встал и резво отпрыгнул в сторону прохода, но там, уже стоял мужчина, одетый в просторную рубаху, перетянутую богато расшитой перевязью. Мужчина отскочил в сторону, пропуская Карпушку.
-Прекрати, Фенрир. Совсем напугал парня.
-Да ладно. Пошутил ведь.
Карпушка встал на значительном расстоянии, готовясь сразу же пуститься наутёк. Внезапно рядом с ним вырос ещё один, держа лук в левой руке. Он остановился рядом, с любопытством уставившись на гвоздь, который Карпушка тут же прикрыл рукой.
-Значит, это и есть тот самый Карпушка?--спросил лучник.
-Эй, тебя Карпушка звать?--окликнул его мужчина в рубахе.
-Карпушка его звать.—зевнул Фенрир и упав на бок, стал взбивать белые хлопья облаков.
Сверху на колеснице спустилась Соль. Белые с золотом кони, позвякивая бубенцами остановились, и девушка спрыгнула в белопенный песок, вздымая молочную пыль. Подбежав к Карпушке, она взяла его за руку и подвела к стоявшей группе.
-Интересно,--удивился волк,--Как это с ней ничего не происходит?
-Она тоже человек. Разве забыл: её отец, человек по имени Мундильфари?
-Наверное, хорошо быть человеком... в определённых обстоятельствах.
-Особенно, когда обстоятельства касаются Жезла.—добавил лучник.
Девушка опустилась на одно колено перед асами, а это были именно они, и представила им Карпушку, которого, дёрнув за руку, заставила тоже опуститься на одно колено. После, она представила Карпушке асов.
-Это славный Улль, Карпушка. Улль—пасынок Тора.
-Улль,--склонился ас, прижимая пальцы ко лбу, а затем к носкам, вышитых жемчугом башмаков.
-Это... не знаю даже, как и сказать,--замялась девушка.
-Называй меня пока Локи,--усмехнулся мужчина в рубахе,--Локи—бог коварства и веселья... злого веселья.
-А мне кажется, что вы не такой уж и коварный.—вдруг произнёс Карпушка.
-Вот! Вот!--вскричал Фенрир,--Я всегда говорил, что люди гораздо проницательнее нас, асов! Я бы Асгард лучше людьми населил, а этих дураков в Мидгард отправил!
-Да ладно тебе, брат,--успокоил его Локи,--В Асгарде на всех людей места не хватит.
-Ну уж Карпушку, я бы точно поселил там.—не сдавался волк и рассмеявшись перевернулся на другой бок,--Меня можешь не представлять, девочка: он меня знает.
-Ты уж прости его, лохматого, — стал извиняться за Фенрира Локи,--Он тогда над тобой шутку проделал: отправил невесть куда...
-И не куда то, а за бобовыми зёрнами. Я и не знал, что Бальдру удалось вывести этот сорт; он всё только мечтал... Вот что значит быть в отрыве от культуры и выполнять, чужую работу,--посмотрел волк в сторону Соль. Девушка склонилась и одарив Фенрира сияющей улыбкой сказала:
-Вы прекрасно поработали, господин. Представляю, как трудно вам было постоянно бегать за этими осколками.
-Да уж,--добродушно проворчал Фенрир,--У меня ещё долго будет стоять этот вкус во рту, а желудок я себе подпортил,—свежина мне не повредит. А уж лежать теперь буду—даже Рагнарёк меня не сдвинет с места. Карпушка, малыш, ты ведь не обижаешься на старого, шелудивого волка, а? Хотя бы ради моих лишаёв—прости клоуна серого. Растерялся я тогда, как увидел, что у тебя в руках. Ну и подумал: надо тебя отправить в Большое приключение, в водоворот, откуда эта штуковина и вынырнула. Не ожидал, что так получиться: Столп сломан...
-Как же он поломался, если был детищем Жезла? - недоумевала Соль.
-Столп был до этого над Жезлом, а когда Жезл вошёл в него, то...— развёл руками Локи.
-Отец погубил собственное чадо — так это называется, — вставил веское слово Улль.
-Так значит, вы хотели меня убить? - спросил прямо Карпушка Фенрира.
-Ну, зачем же так ставить вопрос...
-Но всё-таки, убить?
-Да я уже и не помню,- волк отвёл взгляд и попытался что то насвистеть, но не получилось,--Проклятье на мою серую голову: постоянно забываю, что я волк, и что с моей пастью не получается свистеть, как я это любил делать раньше...
-Значит он хотел меня убить, — спокойно констатировал Карпушка.
-Вот заладил! Скажем так: я хотел отгородить мир, ваш мир, Карпушка, от опасности, которую ты держал за своим поясом...
-В штанах, — фыркнул Улль и тут же получил подзатыльник от Локи.
-Да, всё верно, я думал тогда: ну что ж, одним мальчиком больше, одним меньше—главное,—что бы Жезл сгинул. Тебе трудно понять, ведь ты человек, а мы — асы. Мы несём ответственность за мир, а не вы, люди. Вам, трудно понять асов, а то и невозможно,— не доросли вы до этого...
-Раз так, то я рад — что являюсь человеком, — сказал Карпушка и сжал гвоздь.
Над белой поляной нависла тишина. Асы, потупившись смотрели под ноги, а Соль торжествующе смотрела на них: ведь она тоже человек.
-Ладно,--Локи вздохнул и оправил пояс,--Всё это хорошо: асы, люди, великаны, гоблины, но нам некогда вот так стоять; большое дело ждёт нас. Как у тебя, Соль? Осколки собрали?
-Да господин. Эйтри и Брокк принялись за работу. Пока они его выплавляют, над миром будет стоять Белая ночь—свет кузнечного огня. Я пока свободна, — кокетливо закончила девушка и стряхнула несуществующею пылинку с плеча.
-На Большом сборе ты должна обязательно присутствовать и рассказать, что видела в тот день.
-Конечно господин. Но когда будет Большой сбор?
-Он будет. Думаю, Один уже знает о том, что Жезл у нас. Сейчас его ход. Но этот ход будет последней его проделкой. Один загнан в тупик, ему придётся рисковать и от нас, зависит: развяжет он Последний Рагнарёк или нет
-Ты полагаешь...— приподнялся волк.
-А что ему остаётся? Он рвётся к власти, но для этого ему необходим Рагнарёк.
-Но ведь он сильно рискует; немудрено и самому погибнуть.
-Уверен: он присмотрел себе безопасное местечко.
-Но, ведь мы и сами будем... повинны.
Лицо Локи дрогнуло и зубы обнажились в усмешке.
-Конечно, придя на Сбор, мы спровоцируем Рагнарёк. От нас зависит — быть Гибели богов или не быть. Но мы можем разоблачить Одина.
-А что же мне делать?--спросил заинтригованный Карпушка.
-О, у тебя особая роль, парень. Я предлагаю сейчас сесть за стол, поесть, и объяснить Карпушке его задачу.
Все охотно согласились с предложением Локи и вскоре скрылись в ближайшем гроте, где располагался пиршественный зал.
Оставалось совсем немного времени до Большого Сбора, а значит, и до последнего Рагнарёка.

ГЛАВА 14

Один взбешен. С грохотом летят кадки в цветами, размётаны пух от одеял, клочья шерсти от шкур. Хугин—Думающий, спрятавшись в кустах крыжовника, клевал ягоды и насторожённо наблюдал за хозяином. В углу, поджав хвост, дрожал Гери—Жадный, уже сожалевший о том, что притащил Фреки из Мидгарда. Фреки, еле живой, лежал тут же, истекая кровью, и, тем не менее, следя преданным взглядом за Одином, усиленно пытаясь стучать по полу огрызком.
-Что за бред я слышу! Быть так уделанным человеком, быть обманутым мальчишкой! Какие ничтожества меня окружают! Ни на кого рассчитывать нельзя. Один дурак умудряется нарваться на камень: это же надо суметь, в глуши северной нарваться на камень пущенный из пращи ребенком! Другого приносят ко мне выпотрошенного как селёдку! И эта тухлятина ещё осмеливается смотреть мне в глаза!
Фреки уткнулся в пол и заскулил.
-Все вокруг только и говорят, какой Один злой: да прежний Один тебя бы, собаку, слопал вместе с потрохами, допусти ты хоть малейшую ошибку! А я?! А я разговариваю ещё с тобой!
Один пнул волка под рёбра и упал на перину.
-Значит, Жезл у Магни. Что ж, они сами напрашиваются на Рагнарёк. Я им устрою карнавал. Как там Хелль?
-Дышит, — отозвался Гери.
-Тоже... ещё та. Иметь молот Мьёльнир, Пояс силы и не справиться с Логи...
-Логи умер,— прохрипел Фреки и тут же получил подушкой по голове.
-Я пока с тобой не разговариваю! Умер... Хороша победа, ничего не скажешь; сестра сама скоро... Смешно! А кто будет наблюдать за моей сестрой в преисподней?! Лучше бы молот и пояс я себе оставил. Хелль всегда отличалась бездарностью. Жаль,—Змей отошёл от дел. Трус. Покоя ему захотелось! Пасечник. А ведь толковый был!
В дверь постучали и в зал вошёл Форсети. Осмотрев погром, он осведомился о причине гнева Верховного.
-Причину ищешь?! Всё бы тебе копаться: что, да как! Много причин!
-А ещё спокойней,— холодно осведомился Форсети.
-Созывай Большой Сбор.
-Причина.
Один застонал:
-Локи! Локи, ах—Локи.
-Что Локи?
-У Локи Жезл.
Форсети ахнул и присел на трон.
-Ты уверен?
-Посмотри, что он сделал с беднягой Фреки. Пасся волк на лужайке, на свою беду увидел этого мерзавца, балующегося с Жезлом. Уж и не знаю, как лечить его. А видел бы ты, что Локи сделал с Тором!
-Что же он с ним такое сделал?
Один многозначительно закатил глаза вверх и вздохнул. Форсети ахнул и встав, стал мерить зал шагами.
-И что же теперь делать?
-А ты не слышал? Созывай Большой Сбор! И что бы все пришли.
-И великаны?
Один поднял брови и передразнил писклявым голосом:
-Конечно, Форсети! Я же сказал, Большой Сбор! Доигрались дети в игры! Что, асы мною по-прежнему не довольны? А вы хоть чем-нибудь бываете довольны?! Убирайся!
Владетель Глитнира—Небесных палат засуетился и поспешно выскочил из зала. Вскоре за окнами затрубил призывный рог, созывая всех на Большой Сбор у источника Урд, что течёт под корнями ясеня Иггдрасиль. Ясень представлял ныне, покореженный, расщепленный и иссохший ствол: он так и не смог ожить после Рагнарёка, но продолжал по-прежнему, шатко валко, выполнять роль земной оси.
Один закрыл глаза и откинулся на шкуры. На лбу выступили бисеринки пота, кожа посерела, собираясь морщинами. Губы задрожали и обречено, с ужасом выдохнули:
-Свершилось. Придётся опять мне за дело браться. Теперь я остался один, как и мой отец. Что ж, один раз я уже справился с детьми Тора, и будь я проклят, если не заставлю на этот раз умыться их собственной кровью. Зря я этих деток вообще оставил в живых, ох, зря... Пора начинать: Последний Рагнарёк.

ГЛАВА 15

Разделённые ручьём, друг против друга стояли асы и великаны, пришедшие на Большой Сбор. Знамёна и стяги развевались на ветру, от обилия гербов рябило в глазах, а от стали копий, мечей, топоров, расплескивались слепящие отблески. Под ясенем разбит огромный шатёр Одина. В ветвях ясеня дремлет Мудрый орёл, а между глаз его, чистит перья ястреб Ведрфёльнир, Полинявший от непогоды. Белка Ротатоск, Грызозуб, обмахиваясь хвостом, чешет животик и грызёт орехи, сплёвывая скорлупу на шатёр. Четыре оленя, лениво расположились в редкой тени у самого источника, с любопытством рассматривая собравшихся. Изредка, асы и великаны перебрасываются ничего не значащими фразами, справляясь о погоде, урожае, но постепенно всё это перешло в долгие разговоры, главной темой которых был Большой Сбор. Никто не знал причин, побудивших Одина собрать всех у источника, но почти все догадывались, что главным виновником являлся Локи. Его ждали с минуты на минуту. Наконец, из раскинутой неподалёку рощи вышла группа, сразу же приковавшая к себе внимание. Впереди шёл Локи, по правую руку от него была Соль, по левую—Улль, пасынок Тора. Замыкал шествие волк Фенрир, на широкой спине которого, расположился подросток. Тут же воцарилась тишина. Нимало не смущаясь взглядами, волк рассказывал Карпушке о собравшихся.
-Посмотри Карпушка на этих самодовольных рыб. Это они изгнали нас из Асгарда. Они, главным избрали принцип: верить глазам, а не сердцу. Вон та бабенция, что слева от нас, великанша Скади. Когда асы убили её отца, она прибежала мстить, а эти убогие боги перепугались—и кого!—предложили ей выбрать мужа среди асов. Откупиться хотели. А уж условие её поставили—только вникни—выбирать мужа по ногам, ничего больше не видя. Эта переросток сразу же согласилась, так как надеялась выбрать Бальдра, он же у нас красавчик. Увидев пару ног, отличавшихся необыкновенной красотой, она указала на них—а это были ноги Ньёрда!--Фенрир рассмеялся и облизнувшись продолжал,--Я бы, так ей только ноги и оставил, раз она судит о представителе ног по ногам.
-А что потом?--спросил Карпушка осматривая Скади.
-Разбежались. Она жила в горах, в Трюмхейме, а Ньёрд в Нотауне. Ей не нравился Нотаун, ему—Трюмхейм: хотя, думается мне: они друг другу не нравились, а всё остальное просто для отвода глаз.
-А это кто?--спросил Карпушка, показывая, на сидящую в кресле великаншу,--Важная птица, раз сидит, когда другие стоят?
-Да нет, это Грейп, дочь Гейррёда. Тот великан заманил Тора в ловушку без молота и Пояса силы: думал, справиться с ним. Тор переломал его дочерям, Гьяльп и Грейп спины, а самого Гейррёда убил раскалённым куском железа, который великан в него же и бросил. Настоящий воин и без оружия остаётся воином, но сие, этим дурачкам не понять. Грейп с тех пор и сидит в кресле. Её сестра померла: наверное, отравили служанки, уставшие таскать посуду из под неё. Думаю, такая же участь ждёт и Грейп.
Карпушку забавляли рассказы Фенрира и он спросил о суровом воине, наблюдавшего за ними из под лохматых, насупленных бровей.
-Этот суровый воин? Так он от глупости суров. Вали, сын Одина и Ринд. Ничего не скажешь, отважен и очень метко стреляет—но это и всё, на что он способен. Откровенно говоря, храбростью и меткой стрельбой никого не удивишь ныне. Однако он думает, что этого набора достаточно. У него ум в накаченном прессе и в раздутых непомерно плечах. Мне он больше представляется на цепи, где ни будь у ворот, или вышибалой в корчме—смотрелся бы лучше. Но как ас...—волк поцокал языком.
-А вот Бальдр, красавчик. Уникальный тип: однажды его убили—прежний Локи подстроил—и он отсиделся в преисподней у Хелль. Почему его выпустили обратно, уж и не знаю. Уж и не знаю, что у него с Хелль там было; всякое поговаривают. Красавчик. Я его укусил как-то. Он стал потешаться над нами: надо мной и братом, когда мы пришли к Форсети... А вот и Форсети, владетель небесных палат Глитнир. Он взял на себя обязанности судьи, хотя его об этом никто не просил. Говорят, что все, кто приходит к нему с тяжбой, возвращаются в мире и согласии, но это касается только людей. Попробуй-ка, не согласись с асом! Ты только посмотри на его бороду, а глазищи—а торс то, торс! Мы с братом тоже приходили к нему с тяжбой, так нас к нему не впустили. Так и ушли: «в мире и согласии»...
-Локи!--выкрикнул покрасневший от гнева Форсети,--Заткни пасть своему волку, а не то я сам ему заткну! Не уважаешь собравшихся, так хоть уважай Большой Сбор!
-Замолчи брат.—приказал Локи волку и тот стих, рыкнув на последок на владетеля Глитнир.
Все с любопытством смотрели на Карпушку, но с ещё большим изумлением взирали на Соль, которая пропала с незапамятных времён и которую, если быть честным, немного подзабыли. Однако вопросов не задавали, ожидая Одина и его разъяснений.
Наконец полог шатра откинулся и на поляну вышел Верховный ас. Его приветствовали громкими, но нестройными криками, опускаясь на одно колено. Только Локи остался стоять, с улыбкой рассматривая врага. Один промолчал на подобный знак неуважения и опустился в трон. Асы и великаны поднялись, застыв каменными изваяниями. Вышедшие вперёд герольды протрубили начало Большого Сбора. Один поднялся и скинув расшитый золотом и горностаем плащ, обратился к собравшимся с речью.
-Асы! Великаны! Я не буду долго говорить, ибо не для долгих разговоров собрались мы здесь вместе, впервые после Рагнарёка. Чем это тогда окончилось, помнят все! Многие наши братья остались жить только в нашей памяти, да в хитросплетении легенд и сказаний после той роковой встречи! Я вас собрал затем, что бы раскрыть глаза на цепь загадочных, а может, и страшных событий, тревожащих нас в последнее время. И поныне,—я утверждаю,—и поныне, силы, представляющие зло, строят планы как погубить нас всех, тех немногих, кто уцелел после Рагнарёка и живущих мечтой о спокойной, мирной, а главное—плодотворной жизни! Сеть заговора раскинулась над миром, нашим миром, и миром наших подопечных—людей! Мы должны помнить, что должны нести ответственность за то немногое, что ещё уцелело после катастрофы! И мы не должны допустить её повторения! Я собрал вас затем, что бы объявить вам: ужас прошлого, Жезл вражды, вернулся в мир! Он в руках своего хозяина! Знак Локи, после стольких лет забвения всплыл на поверхность, но теперь его владельцем является сын Локи,—Нарви,—являющимся нынешним Локи!
Ропот поднялся над поляной, и вокруг Локи сразу же образовалось пустое пространство. Один выставил в его сторону палец и продолжал:
-Вполне подстать своему отцу, этот ас, недостойный носить такое почётное звание, решил опять свести нас в смертельной битве: и в ней уже не будет победителей, кроме, пожалуй, одного Локи! Посмотрите на него, рядом с ним Соль, нерадивая девчонка, разбившая Солнце! Где она скрывалась от справедливого наказания?! Кто её укрывал?! Может, Локи? Все так же видят волка Фенрира, бросившего на произвол судьбы осколки светила! Кто теперь следит за небом?! Уж не Локи ли?! Не является ли это частью коварного плана, неведомого нам, но уверен, узнай мы всю правду, содрогнуться от ужаса наши сердца! А может небо в его власти?! Кто знает! Я удивлён, видя рядом с этим отщепенцем Улля! Однако чего ещё ждать от пасынка? Тор, мой отец, приютил его, обогрел, он стал нашим братом, а сейчас—он рядом с Локи! Знал бы отец, какую змею он пригрел! Вы не задавались вопросом: где мой брат, Моди, нынешний Тор? Спросите Локи! Спросите его так же, почему упал уровень Океана и куда пропали яблоки Идун? Каюсь!—какое то время покрывал его, льща себя надеждой, и как вы видите, напрасной—что Локи одумается и вернётся в наше лоно другом, братом!—но не врагом! Я готов был даже принять его вину на себя, умалчивать о его преступлениях и терпеть подозрения, а то и принимать, в свой адрес! А что вышло? Кто вырвал страницы судеб, благодаря кому норны стареют?! Я вижу здесь так же мальчишку. Не тот ли это мальчишка, который вмешался в пророчество на Острове, поставив, тем самым, под сомнение волю богов решать судьбы людей? Не усматривают ли здесь собравшиеся, попытку подрыва авторитета асов и великанов?! Я усматриваю! Этот же мальчишка виновен в смерти Мунина—Помнящего! Какой низостью надо обладать, что бы поднять руку на священную птицу?! Закономерен вопрос: а так ли виновен мальчишка, а может он просто орудие в ловких руках Локи? Но будь я проклят, если даже после стольких подлостей не думал о спасении павшего аса! Да, я был снисходителен, повторяю, я был добр и сердце моё обливалось кровью, а щёки слезами, когда узнавал о новых и всё множащихся преступлениях! Я был готов и дальше смиренно сносить эти поругания, но последний шаг Локи вынуждает меня пойти на крайние меры. Я собрал вас, други! Жезл вражды в руках этого, недоаса, и мы—его заложники! Но други!—мы сильны страшным воспоминанием, оно единит нас! Допустим ли мы Рагнарёк?! Я спрашиваю вас, и готов с покорностью принять любое решение. Я смиренно жду, что разум всё-таки возобладает и вы примете верное решение—быть или не быть Рагнарёку!
Один упал в трон и прикрыв лицо руками, заплакал. Плакали многие. Крики одобрения и грохот мечей о щиты объяли поляну по окончании речи. Вперёд выступил Локи и поднял руку. Все смолкли.
-Многие думают: что уже нечего сказать после такой пламенной и, признаюсь, прекрасной речи, на которые такой мастер наш Один. Но как ас, я требую права на ответное слово! Пусть я в изгнании, но раз меня сюда призвали, значит, я тоже являюсь участником Большого Сбора, пусть даже в качестве обвиняемого! Я спрашиваю тебя, Форсети, имею ли я право на слово? Право, данное мне от рождения!
Форсети вышел в центр поляны.
-Какой бы ты не был ас, но ты — ас! По праву рождения ты можешь говорить! И ты должен нам ответить, и, если возможно, то опровергнуть если не все, то хотя бы часть обвинений. Призываю всех к тишине! Говори!
Локи поклонился, сбросил плащ и встал на него.
-Асы! Великаны! Для вас всех — я Локи, бог коварства. Мы сейчас явились свидетелями красноречия Одина. Конечно же, для вас будет дика мысль, что все те обвинения, предъявленные мне, настолько же справедливы и для Верховного аса: которого все знают и как Магни, сына Тора. Но мне хочется ещё раз напомнить о том, как я вместе с братом пытался доказать наше истинное происхождение и наше право наследование, втоптанное в грязь коварством и завистью! Однако трудно было ожидать доверия в те страшные времена становления после Рагнарёка. Подозрения пустили слишком глубокие корни, а выкорчевывать их, — нам. Мы с братом, были молоды, глупы: всё нам казалось радужным и простым. Мы верили и того же ожидали от вас, асы! Но мы столкнулись с враждой и насмешками. Долгие скитания многому научили, что ж, я не вправе осуждать вас: верю — вы все были потрясены, и просто удивительно, что нас осудили на простое изгнание, а не на более страшное наказание. Я привёл на Сбор Соль, которая могла бы сообщить много интересного, но, как я понимаю, после речи Одина, ей никто не поверит, тем более—что она человек. Поэтому я приведу более веское доказательство своей невиновности в предъявленных мне обвинениях и надеюсь, что именно сегодня, наконец-то восторжествует справедливость, а разум, на который так уповает Один, восторжествует. Я признаю только единственное обвинение Одина, и то, только как факт, а именно—что Жезл у меня. Да, он в какой то степени находиться у меня! Однако посмотрите: разве вы видите его в моих руках?! Где он?! Почему я до сих пор не воспользовался им?! Почему вы не задаёте этого вопроса?! Прозвучало много вопросов, но не был задан главный: почему я до сих пор не воспользовался Жезлом вражды?!
Локи вытянул вперёд руки, показывая пустые ладони.
-Все знают: только Локи может владеть Жезлом: Локи и его потомки. Что собой представляет этот Жезл, не знает никто. Только ваны, пожалуй, и могут рассказать о нём, но и то немногие. Но ваны молчат, и мы ничего не знаем о Жезле. Локи лишь частично разгадал его секрет, но и этого оказалось достаточно. Попав в наш мир, Жезл долгое время принимал различные формы, сея вражду и ложь, а потому неудивительно, что им завладел Локи. Уже тогда он замыслил Рагнарёк, но дабы отвести от себя подозрения, он замыслил страшный план. В стране тёмных альвов, Свартальвхейме, он заказал сыновьям Ивальди сделать золотые волосы для Сив, жены Тора; копьё Гугнир для Одина и... корабль Скидбладнир, который сворачивался как платок, умещаясь в кармане. Все знают это. Но не все знают, что именно этот корабль и стал основой замысла Локи, ведь именно в нём был спрятан Жезл, ставший магнитной стрелкой для Нагльфара, управлял которым великан Хрюм. Как тень, Нагльфар следовал под землёй за Скидбладниром, подступаясь всё ближе и ближе, а потом... два корабля породили Рагнарёк. Соприкосновение двух сил, Тьмы и Света, как молот и наковальня, уничтожило многих наших братьев. Ужаснувшись содеянному, Локи перед смертью признался в своём злодеянии. Даже он—ужаснулся и раскаялся, чего не скажешь о его сыночке Нарви. Вы можете спросить: к чему это я говорю о себе, как о постороннем? Дело в том, что последующие события выявили удивительную вещь, а именно—без всяких последствий для себя, Жезлом могут владеть люди. Не знаю чем это объяснить, может, они могут владеть им, как лица незаинтересованные? Локи предполагал как-то, такой ход развития. Сейчас, дабы не задерживать вас, я представлю нынешнего владельца Жезла. Карпушка!
Карпушка спрыгнул со спины волка и вышел в цент поляны. Фенрир тут же упал на землю, дрожа и взъерошивая шерсть. «Никогда ещё мне не было так плохо»—прошептал волк и закрыл глаза.
-Мунин—Помнящий, нёс Жезл Одину, когда этот парень, совершенно случайно, балуясь, убил его. Я настаиваю на том,--продолжал Локи,--Что бы каждый подошёл к алтарю и попытался взять Жезл.
Карпушка положил гвоздь на полуразрушенный алтарь и встал рядом.
-Форсети! Призываю тебя показать пример. Ведь я должен опровергнуть хоть часть обвинений.
Форсети кашлянул и подошёл к алтарю. Однако стоило ему протянуть руку и взять гвоздь, как смертельная бледность обволокла лицо и дрожь искривила губы. После, на лицо нахлынула краска гнева и вот, владетель Глитнира отскакивает назад и вкладывая меч обратно в ножны, тяжело дыша, возвращается на место.
Другие пытались взять гвоздь, но никто из них не продвинулся дальше Форсети. Локи вышел вперёд, загораживая алтарь, и обратился к Одину.
-Теперь твоя очередь, Верховный: Всеотец ты наш. Мы ждём.
-Это обязательно?--криво улыбнулся Один,--По-моему, и так всё ясно. Действительно, никто из асов, кроме Локи, ну и пожалуй, нашего юного гостя, не может владеть гвоздём. Я так полагаю, что...
Из рядов асов и великанов стали раздаваться возмущенные крики, требовавшие, что бы и Один принял участие в опыте.
-Ну, хорошо.
Один вздохнул и срезая золотым ножичком кожуру с яблока, поднялся с трона. Подойдя к алтарю, он переложил яблоко и нож в левую руку, а правую протянул к гвоздю. Все затаив дыхание следили за тем, что же произойдёт дальше и были сильно разочарованны увидев, что и Один не намного продвинулся в попытке взять гвоздь. Та же бледность, дрожь в теле, потом, краска гнева. Ас даже выронил яблоко и ножик. Вернувшись на трон, Один дрожащей рукой пригладил волосы.
-И чего только не приходиться делать, доказывая, что ты не тюлень.—бормотал он.
Собравшиеся молча посмотрели на Локи.
-Что ты теперь скажешь, Локи?--спросил Форсети,--Мне кажется, всё ясно?
-Ещё бы.—улыбнулся Локи,--Я вот думаю: с чего бы это Одину, так трястись от прикосновения к простому гвоздю. Неужели, самовнушение? Какой слабонервный у нас Всеотец!
-Объяснись, Локи.—потребовал Форсети, недовольно топорща бороду.
-Когда я предлагал Одину снизойти до этой маленькой проверки, Карпушка поменял гвозди и сейчас на алтаре, обычная железка. Я настаиваю, что бы ты, Форсети, взял её.
Владетель Глитнира крякнул и вновь вышел к алтарю.
-Наверное, я поступаю глупо,--сказал он и протянув руку взял гвоздь.
Гул голосов прокатился над поляной. Форсети поднял гвоздь и объявил:
-Это обычный гвоздь! Подтверждаю!--и повернувшись к Одину, потребовал объяснения странного его поступка, в отношении этого предмета.
-Давай Один!--послышались крики,--Хватит дурачиться и нас дурачить! Почему тебя так трясло от простого гвоздя?
Один встал потирая вспотевшие ладони.
-Асы! Великаны! Вы вправе задать этот вопрос! Я и сам поражён случившемуся! Я просто не нахожу объяснений. Может это колдовство Локи?! Нет, нет,--торопливо поправился он,--я не хочу его обвинять и в этой гнусности. Скорее, некая болезнь внутреннего характера. Переживания последних дней, заботы о благе мира, да ещё—и эта речь—отняла столько сил...
Видар перебил его выкрикнув:
-Пусть возьмет настоящий Жезл!
Громкими криками воины поддержали предложение.
-Нет!--Локи выскочил вперёд и расставил руки,--Нельзя ему давать Жезл! Ведь я для того подменил гвоздь, что бы все убедились что Один лжёт! Неужели вы не понимаете!
Но крики собравшихся заглушили его протест. Все требовали дать Одину гвоздь, сжимаемый Карпушкой. Локи стиснув зубы и еле сдерживаясь, дабы не заплакать, махнул рукой и отошёл к волку. Фенрир приоткрыл глаза и всё поняв, с болью посмотрел на Локи. Тот кивнул и сел рядом, обхватив голову руками.
Карпушка положил гвоздь на алтарь. Форсети рискнул проверить его подлинность и потребовал от Одина сойти с трона и взять гвоздь в руки.
Медленно и даже, как то вальяжно, с видом смиренной овечки, Один сошёл с трона и подошёл к алтарю. Так же медленно он взял гвоздь и проследовал обратно к трону. Как громом поражённые застыли асы и великаны. Казалось, сама тишина издала пронзительный визг заложивший перепонки: такое безмолвие повисло над поляной. Даже ветер затих, испуганно прижавшись к ветвям ясеня. Локи плакал.
Один встал и поигрывая гвоздём, победоносно посмотрел на присутствующих. Теперь было видно, как много в нём от Локи: проступили тонкие, хитрые и злобные черты. Взгляд стал тёмным и колким. И хотя он по-прежнему носил облик Магни,—Нарви, так и выпячивался наружу.
-Спасибо, други.—язвительно выговорил он последнее слово,--Спасибо за доверие, которое вы мне оказали, попросив взять эту безделицу. Вот видишь, Магни?—а ты жаловался на недоверие. Ты говорил, Магни, что долгие скитания сделали тебя мудрее: ты ошибаешься. Я сразу раскусил эту проделку с гвоздём, но признаю, замысел неплох: прямо из репертуара моего папочки. Ты почти стал Локи, Магни: это я, тебе говорю. Ты стал умнее всех этих болванов, но не меня. Ты опять купился, Магни, как когда-то купился на трюк с помидором. Други!--возвестил он,--Видит бог, то есть я,—вы сами повинны в Рагнарёке, который сейчас произойдёт! Надо было слушать Магни. Вспомните, о чём он говорил, а ещё вспомните—о чём говорил я! Это всё, всё про меня! Сейчас я объявляю... карнавал! Я брошу Жезл, а вы броситесь друг на друга! И вы это знаете: ба!—какие у вас бледные лица. А не подкрасить ли их кровью? Что-то я разговорился. Надоели вы мне, стадо! К бою!
Нарви бросил гвоздь. Пролетев по воздуху, он вошёл в землю почти у ног Карпушки. И тут, аура ненависти, слепой ярости накрыла сетью собравшихся. С лязгом и визгом, мечи начали освобождаться от оков ножен. Грохот доспехов расстелился по миру от пришедших в движение воинов. С губ уже готов был сорваться боевой клич, когда Карпушка, спокойно наклонился и, вытянув гвоздь из земли, заткнул его себе за пояс. Наваждение спало. Как будто проснувшись, смотрели друг на друга асы и великаны. Ещё не веря произошедшему, они вложили сталь и опустили щиты на землю. Побледневший Нарви, с дрожащими губами стоял на троне.
-Как глупо,--прошептал он,--Как глупо и просто...
И тут, будто искра проскользнула на поляне. Асы, великаны бросились друг к другу в объятия и стали обниматься, кататься по траве как дети. Раскатистый смех распугал оленей и сбил белку Ротатоск с ветки. Буйное веселье охватило воителей. Десятки рук подхватили Магни и вознесли его на трон, сбросив оттуда Нарви. В едином порыве все выхватили мечи и вознеся их, раскололи воздух кличем:
-Один!!! Ойя, Один!!! Один!!!
Суровые, закалённые в битвах воины, рыдали не стесняясь слёз. Магни смотрел на них сверху и ничего не видел: всё плыло перед глазами. Крупные капли наворачивались на глаза и тут же высыхали от жаркого ветра, поднятого боевым кличем:
-Ойя, Один!!! Один!!!
Волной прокатывалось по миру ликование восторжествовавшей справедливости.
Магни-Один поднял руку и все тут же смолкли.
-Спасибо, други! Думаю, произошедшее послужит всем нам уроком! Уроком—судить по поступкам, а не по словам, а главное—не по внешнему виду! Нарви!
Вперёд вытолкнули сына Локи.
-Ты очень последователен в своих устремлениях, быть похожим на отца. Так пусть тебя постигнет судьба Локи. Как и твой отец, ты будешь закован в пещере, где он был заточён. Так же, как и твой отец, ты будешь привязан к трём камням, один из которых упирается в плечи, другой—в поясницу, а третий—под колени. И так же будет висеть над тобой ядовитая змея, что бы яд капал на лицо. Но у Локи была жена, Сигюн: она держала чашку над головой мужа, собирая яд. Есть ли у тебя человек, который спасал бы тебя от яда, Нарви?
Опальный ас молчал.
-Есть ли у тебя друг, который сможет освободить тебя, как и твоего отца?
И опять промолчал опальный ас.
-Даже у Локи, твоего отца, была жена и друзья среди инестых великанов. Даже Локи, твой отец, перед смертью предостерегал всех от Жезла! Кто же ты такой, Нарви? Или, что ты есть, Нарви?
Опальный ас по-прежнему молчал, играя желваками.
-Увести.
Когда Нарви увели, Магни-Один, всё ещё хранивший облик Нарви, возвестил:
-Да не будет больше никогда Рагнарёка! И не будет вражды между нами! А сейчас—будет пир! Всех, и великанов тоже, я прошу подняться в Вальхаллу, где предадимся празднеству воспрянувшей Правды и Истины!
Поляна вскоре опустела. Ротатоск вскарабкалась на дерево и продолжила щелкать орехи, роняя на опустевший, брошенный шатёр скорлупу. Орёл, обладавший великой мудростью задремал, задремал и ястреб Ведрфёльнир между его глаз. Олени, влекомые любопытством, вошли в шатёр и обнаружили там много незнакомой и вкусной пищи. Ещё никогда они не ели копчённого мяса и рыбу, которые им пришли по вкусу.
Начавшийся ужас Рагнарёка рассеялся как утренний туман, когда землю нагревает солнце. Ничего уже не напоминало, о чуть не наступившей, Гибели богов.

ГЛАВА 16

Дуга радуги, оббегая Асгард, исчезала в туманной дымке Мидгарда. Провожать Карпушку вышли почти все асы и великаны. Магни-Один протянул ему руку, но задрожав, тут же отдёрнул.
-Как же вы теперь, господин?
-Можешь называть меня Магни, сынок.
-Как же вы, Магни, так и останетесь в обличии Нарви, а ваш брат—волком.
-За нас можешь не беспокоиться. Нам всего то, разобраться в зеркалах, где было совершено заклятие. Конечно, это потребует времени: но что для нас время?
Карпушка вздохнул.
-Спасибо тебе, малыш,--оскалившись прорычал волк,--Особенно за последнее испытание.
-Какое испытание?
-Думаешь, легко мне было нести тебя на спине к источнику Урд?
-А что? Ах да...
-Моди станет Тором,--пояснил Магни-Один,--Он успешно справился со своим страхом и гневом, а значит—он достоин носить молот Мьёльнир и Пояс Силы. Только великому воину дано не терять разум от гнева. Настоящий воин очень редко вынимает меч, оружием ему служит его воля.
Карпушка кивнул и немного подумав, спросил:
-А как же с яблоками Идун решили?—ведь норны не смогут даже кусочка откусить.
-Надо что-нибудь придумать...
-Я хотел предложить... У нас, у людей, малым детям и старикам, обычно перетирают яблоки в кашицу... и не только яблоки.
-Отличная идея.—улыбнулся Верховный ас,--Вот, опять ты помог нам. В твоих глазах я вижу неразрешённые вопросы.
-Всё думаю: а как же вы не постарели, если яблоки забрал Нарви?
-О, тут всё просто, парень,--влез волк,--Асам частенько приходиться бывать в долгих походах, а прерывать их ради визита к Идун—неразумно. Поэтому, каждый ас хранит у себя несколько яблок. Приходиться правда экономить. Но не обязательно выглядеть на двадцать-тридцать лет: меня так и сорокалетний возраст устраивает.
-Действительно просто...
Карпушка посмотрел вверх и увидел, как из колесницы солнца машет ему рукой Соль.
-Мы тут загулялись, о награде тебе и позабыли.—спохватился вдруг Магни-Один,-- Чего ты хочешь, сынок?
-Да что мне, многого не надо: домой и так возвращаюсь... Может... золотишка какого...
Верховный ас рассмеялся, смеялись и остальные провожавшие.
-Нет парень, золото плохая награда за подвиг. Эй, Браги!
Из рядов выступил покровитель сказителей и скальдов бог Браги.
-Ты знаешь что делать.
Браги поклонился, подмигнул Карпушке и вскочив на коня, исчез в облаке.
-Куда это он?
-Дома узнаешь.
-Ну, я пошёл?
-Прощай, Карпушка.
Карпушка вынул гвоздь и протянул его Магни-Одину.
-Гвоздь, то есть—Жезл, ваш. Он ведь вам нужен.
-Ещё чего! Он теперь твой. Храни его. Скажем так—это твой атрибут.
-Атрибут? Значит—я бог?
Волк фыркнул.
-Ну, какой же ты бог? Просто человек, в чьих руках судьбы мира.
-Я... Я боюсь...
-Не надо бояться, просто храни у себя и передавай по наследству. У вас, у людей, Жезл будет в большей сохранности, чем у нас, асов. Могущество, которым мы обладаем, стирает границы между возможным и невозможным. Вы же, люди, более ограничены в своих действиях...и это ваше благо. Есть вещи, которые вы можете совершать, как и мы, но не совершаете,—для вас эти вещи невозможны. Это дар Первого Одина вам,—людям. Вы больше думаете о будущем, о себе, о мире, даже о нас—богах, чем мы—боги. И менее нас склонны переступить через любовь, честь, долг, чужую жизнь...
-Но ведь переступаем.
-Но через какие страдания. У вас, людей, есть боль в сердце, чего лишены мы, асы.
Ненадолго повисла тишина. Сказанное Магни-Одином мягко погрузилось в Океан души, вызывая приливную волну: Карпушка смахнул накатившую слезу.
-Покуда у тебя этот гвоздь, не опуститься на мир ужас Рагнарёка; помни об этом. Прощай Карпушка. Пусть Парус твой, всегда ловит только попутный ветер.
Карпушка ладонью вытер глаза, повернулся и стал спускаться вниз, по радуге. Сзади он услышал быстрые шаги и голоса Эйтри и Брокка.
-Мы пока составим тебе компанию.
-А вы куда?--спросил оборачиваясь Карпушка и немного приостановился, дожидаясь, пока кузнецы его догонят.
-Пойдём назад, попробуем отремонтировать Столп и вновь примемся за свою работу. А работы много: кузницу восстанавливать, и ещё нам заказали новую земную ось.
-Ось?
-Я хочу приспособить то бобовое дерево, которое поломало пещеру Гнипа. Которое ты посадил. Придётся поработать: это же, его надо как-то суметь в ясень выковать...
-Всё бы тебе менять, да изобретать,--заворчал Брокк,--Оставили бы как есть—бобовое дерево. Чем оно хуже ясеня?
-Ты опять споришь?
-Я не отрицаю твоих достоинств. Ты убедил меня переплавить Солнце, но уж тут, я буду стоять на своём: я требую не усложнять работы, а так и оставить бобовое дерево. Воткнуть его и так оставить. Всё равно никто не заметит.
Карлики как всегда принялись ожесточённо спорить, но Карпушка их уже не слушал: далеко внизу показалась земля и Асгард скрылся в облаках. Далеко внизу море подтачивало скалы и в туманной дымке расстояния угадывался... Стрёумпейдасфьорд.

* * *
Едва ступив на землю, карлики наспех попрощались и исчезли в лесу. Карпушка пошёл по дороге, каждый камень которой, был ему знаком с детства. Узкая, неровная, пыльная лента, поросшая по сторонам вереском, петляла между холмов, выбегая изредка к морю и фьордам. Карпушка всё ускорял шаг и уже не в силах сдержать нетерпения—побежал. Казалось—вот вот выскочит сердце из груди: так оно колотилось. Последний поворот; вот и церквушка. Новая часовенка, радовала блестевшим на солнце колоколом. Всё те же, покосившиеся плетни оград, низкие избушки, местами крытые дёрном, овцы, меланхолично жующие траву. А вот на пригорке, спит, как всегда охмелевший, и, постаревший Тур. Карпушка присмотрелся и увидел жердь в рукавах его рубахи; покуда стоит мир, не переведутся проказники. Рука сжала гвоздь, на острие которого так же судьба и Стрёумпейдасфьорда—а разве найдёшь место прекраснее и роднее, чем Стрёумпейдасфьорд? Карпушка вышел на единственную улицу и застыл в недоумении: пустынно. Где же все жители? Но, пройдя ещё немного, он услышал напевный голос, доносившийся с деревенской площади. Карпушка остановился неподалёку и опершись плечом о бревенчатую стену, смотрел, на собравшихся вместе земляков. Усевшись, кто на чурбаки, а кто прямо на землю, жители Стрёумпейдасфьорда слушали скальда. Карпушка прислушался к словам песни и вздрогнув, опустился на траву.

«...Вынув гвоздь, мечом в руках умелых ставший,
он хозяйку преисподни поразил, с неба ястребом павши.
Из пещеры Гнипа люди, оковы плена коих он разбил спросили:
Кто ты, герой, как имя твоё? Что бы в мире дети помнили.
И ответил герой скромно, но не роняя достоинства:
«Звать Карпушкой меня. Я Карпушка, сын далёкого Севера».

Говорят, следы героя не зарастут травой.
Пыль веков, только пыль, перед ветром Памяти.
Руны могут источиться или стать золой,
Но не Слово, в нашем сердце хранимое вечно...»

Карпушка привстал, на ослабших внезапно ногах, и отступил назад. В голове били колокола и накатывали, перемалывая гальку, волны. Так вот она, награда Одина. Золото, плохая плата за подвиг. Какими сокровищами можно измерить Слово, самое сокровенное сокровище от сердца?
Тут только Карпушка почувствовал, что кто-то теребит его за рукав. Он посмотрел и увидел мальчика.
-Дядя, а вы чего здесь стоите? Шли бы туда, на площадь. Там такие интересные сказки рассказывают!
Карпушка смотрел на мальчика, пытаясь вспомнить, где он уже видел его. Такие знакомые черты лица... Сзади послышались ковыляющие шаги и вдруг:
-Карпушка! Сорванец ты эдакий! Мы с матерью его повсюду ищем, а он тут! Скальдов слушает!
Карпушка и мальчик одновременно повернулись и воскликнули:
-Отец?!
-Папа.
Карпушка посмотрел изумлённо на мальчика, перевёл взгляд на Скьёрлейфа и снова посмотрел на мальчика. Скьёрлейф вытаращил глаза, покачнулся и задыхаясь, выпустил из рук костыль и повалился на землю. Карпушка и мальчик бросились к нему.
-Отец! Чего ты?! Ведь это я, Карпушка.
-Папочка, что с тобой?! Я больше не буду, честно, честно. Слово Карпушки.
Карпушка-старший обнял отца и поднял его с земли. Тот рыдал и шмыгая носом, стучал от волнения костылём. Слезы градом катились по лицу, и так блестели глаза!
-Сынок... Сынок!
-Ну что ты, отец.—Карпушка хлопал его по плечу и не в силах сдержаться, тоже заплакал прижавшись к родной груди.
-Мы уж думали... Вернулся... А мы то: вот и второго—братика твоего, назвали... Карпушка. Сынок...
И падали слёзы, росой вернувшегося, солнечного, тёплого утра.

* * *
Говорят, несколько дней не стихал праздник в Стрёумпейдасфьорде. Пиво и мёд текли ручьями, а на пустыре за деревней, долго ещё лежала гора овечьих и рыбьих костей. Карпушка осип от постоянного пересказа своей истории, но каждый раз просили его повторить снова и снова. Говорят так же, хотя в это мало вериться, что на праздник приезжал сам конунг Гай с молодой женой Сьвён. Ходят слухи, что в прошлом конунгу, тогда ещё только зятю могучего Сигурда, предстояло выдержать битву с волком Фреки. Своим подвигом Гай спас жизнь Карпушки. Думали, что этот мужественный человек погиб, но он спасся, упав в рот великана Логи, отчего тот и задохнулся; некоторые усматривают в этом вмешательство неба, а невежды—колдовства. Но это всё слухи и, скорее всего, лживые. Ведь говорят, что якобы Гай предлагал Карпушке жить во дворце, а Карпушка отказался; кто же станет отказываться от жизни во дворце самого конунга? Конечно же, врут люди.
А ещё врут: мол Карпушка, столько выпил мёда и пива, что стал ухлестывать за девушками и даже танцевать с ними игриво пощипывая, что не пристало герою.
Но то, что праздник длился несколько дней и ночей—истинно, а если кто усомниться в этом, то пусть тому вырвут лживый язык.

ГЛАВА 17

Поздно вечером братья вышли из дому и спустились к морю, посмотреть на приплывших китов. Карпушка-старший и Карпушка-младший сели на песок и в благоговейном молчании смотрели на ровную, как зеркало, серебряную гладь моря. Ночь, пока робко и несмело выкладывала песчинки на темнеющем покрывале. Усталое Солнце не спеша опускалось за горизонт. Вот уже несколько дней, как вернулся прежний уровень воды, а значит, Эйтри и Брокку удалось отремонтировать Столп Поддерживающий Океан. Дыхание ветра коснулось волос Карпушки-старшего и тихий, стелящийся под звёздами голос, прошептал:
-Здравствуй, Карпушка.
-Ёрмунганд?
-Узнал... Приятно.
-Где ты?
-А ты разве меня не видишь?
Карпушка окинул взглядом горизонт, но только безбрежное пространство поглотило в себя его взор. Он увидел мириады звёзд, ткущих полотно Вселенной; миры, мозаикой выстилающие круг мироздания; всё это видел Карпушка, но не видел Мирового Змея.
-Где же ты, Ёрмунганд? Я не вижу.
-Я граница мира, малыш. Увидев меня, увидишь границу. Значит твой мир безграничен.
-Совсем?
-Может, где-то и есть границы твоего мира... может. Мир не становиться больше или меньше сам по себе. Устанавливать размеры ваша привилегия, люди.
-Да, я помню... помню...
-И чем больше твой мир, тем больше—Я; ведь я опоясываю мир. А внутренний мир обширен, необъятен... Ну ладно, пойду я. Неподалёку заметил несколько звёздочек, они мне показались весьма сочными и сытными.
-Ёрмунганд, ты знаешь, что со мной случилось?
-Ещё бы! С первой встречи с тобой я понял: из тебя выйдет толк. Прощай Карпушка.
-Подожди! Ёрмунганд!
-Я здесь, малыш. В твоих глазах я вижу не разрешённые вопросы?
Тут Карпушка увидел, а может, ему просто показалось, что несколько звёзд вытянулись в узкую щель зрачка Мирового Змея.
-Я так и не понял, что же такого совершил. За что такая слава?! Скальды не переставая поют обо мне в селениях, а по дорогам скачут гонцы с вестью обо мне. Но что же я такого совершил?!
На какое то мгновение звёзды накрыла пелена: Карпушка понял, это моргнул Змей. Весь мир отражался в глазах Ёрмунганда! Карпушка ахнул и ухватился за гвоздь, висевший у него на груди.
-Ты ничего не сделал малыш. В этом твоя… слава.
-Но, я же, как говорят, мир спас. Вот только…
-..Только ничего особенного не сделав? Всего то, вытащил гвоздь из земли и не пустил его в дело. А ведь мог. И сейчас можешь: но вот хочешь ли ты этого?
Вдох и выдох последовали вслед за вопросом. Вдох и выдох тишины, а между ними, целая жизнь, целый мир, отражённый в глазах Змея отражённых в глазах Карпушки. И в этих глазах читалось: нет, он не хочет, не может пустить гвоздь—Жезл в дело! А иначе, что будет отражаться в глазах?
-В минуту слабости вы, люди, отдаёте свои мечты, свою ответственность за содеянное богам. Вы наделили богов свойствами, о которых мечтали. Но свойства не существуют сами по себе, как не существуют сами по себе звук и цвет. Звук и цвет свойства тела. У ваших богов нет плоти, нет стержня. Только одни свойства: могучие, страшные…
Змей ненадолго замолчал, задумавшись, а затем продолжил:
-Вслед за свойствами вы отдали богам ответственность, пусть, мол, те, кто могуч да силён решают: где чёрное, а где белое, и пусть несут ответственность за это решение: вот только перед кем? ВЫ ходите под богами, а под кем ходят они? Вы им отдали свободу, но этого им было мало, они захотели обладать Человечностью. Значит, есть что то такое в вас, людях, раз Локи с такой одержимостью возжелал очеловечется.
-Он хотел власти?—безжизненным голосом спросил Карпушка.
-Власти? Наверное…Власти выдумывать богов. Уж ему то богу, как выдумке, не хотеть этого! Когда фантазия верховодит миром, иногда это приводит к хорошему исходу, иногда… Но вот когда фантазия возжелает власти над фантазией… Богу—богово, а Человеку… Человечность, в руках богов ведёт к смерти. Локи не справился с ношей смертных: Совестью, Любовью и…что вы там ещё придумали? Умирая на поле Рагнарёка, Локи предупредил об опасности стать Человеком. В твоих глазах по-прежнему неразрешённые вопросы?
-Да, Ёрмунганд. Так что же нам делать, людям?
-Не отдавать судьбы мира бесплотным фантазиям. Жезл в ваших руках. Пусть он будет напоминанием об ответственности, которую нести вам, а не этим божкам, равнодушно взирающих сверху и во славу которых вы пускаете в ход Жезл. Хотя странно, что я говорю это. Знаешь что, малыш?
-Что, Змей?
-Поменьше слушай меня. Думай о Вечном, смотри на звёзды. Ведь я граница Мира! Видишь?!
И Карпушка увидел. Он увидел, как небо пришло в движение, и как в стремительном круговращении звёзд проступили очертания могучего и стремительного Ёрмунганда, опоясавшего мир в чёткие границы своего тела. Но и тут Карпушка не увидел края мира: ведь за ним, за краем, дальше и дальше, на сколько хватало взгляда мысли, простиралась бесконечность Вселенной и не было ей конца и края.
-Видишь Карпушка?!
-Вижу Змей! Вижу, как ты по-прежнему мал и сколь по-прежнему бесконечен Мир!
Лёгкий, удаляющийся шелест, коснулся слуха бризом слов:
-Прощай, Кар-пуш-ка…
-Прощай Ёрмунганд.
Братья возвращались, когда уже ночь расцветила небо огнями. Карпушка-младший рассказывал о своём разговоре с Мировым Змеем.
-... А я спрашиваю его: «Если вы опоясываете мир, то почему вы такой маленький?». Нет, он конечно большой был, но ведь не настолько, что бы опоясать мир. А он мне, что-то говорить стал про необъятный мир ребёнка... А ты видел сейчас на берегу Змея?
Карпушка-старший потрепал брата по волосам.
-Не видел.
-Не видел?--разочарованно протянул Карпушка-младший,--А я то думал...
-Наверное, он слишком маленький был.
-А может настолько большой, что ты его и не увидел; ведь может такое быть?
-Конечно.
Карпушка-младший вырвался вперёд и запрыгнув на камень посмотрел на звезды.
-Эх! Хотел бы я, как и ты, поднять Парус и на вересковой ладье отправиться в приключение! Уж я бы показал этим великанам! Ведь правда?
-Конечно.—улыбнулся Карпушка-старший и сжал рукой гвоздь, висевший у него на груди.
Вот и дом. Пропустив младшего брата вперёд, Карпушка посмотрел на небо, и ему показалось, что одна из звёзд подмигнула. Магни, Моди, а может, Соль или Улль? Да нет, скорее, просто показалось. Карпушка повернулся, зашёл в дом и прикрыл аккуратно дверь.

Э П И Л О Г

После долгих странствий, так хорошо опуститься в душистую траву, укрытую прохладной тенью дубрав. Закрыв глаза, прислушаться к шелесту крыльев в ветвях и гадать, то ли это, некая птица, то ли ветер, ворочается в листве, устраиваясь на отдых. Нет-нет, да и задумаешься: а может и правда, что в каждом камне, в каждой капле ручья, в каждой волне Океана заключены буквы, выкладывающие историю нашего мира. Наверное, только скальдам, неведомо за какие заслуги и было даровано богами могущество все ведения и все слышания. Какое это всё-таки счастье, листать страницы этой книги и читать, захватывающие воображения саги.
Говорят, в местечке Стрёумпейдасфьорд, до сих пор, с краю деревни, поближе к морю, стоит домик, выбеленный известью и крытый красной черепицей. Там всегда рады гостям; вас встретят, усадят за стол и нальют тёмного, ячменного пива, а в чашку наложат столько рыбы и овсяной каши, что хватит на несколько дней. Хозяева оставят на ночлег, а утром проводят до края деревни и посоветуют, как лучше всего идти, что бы на каждую милю дороги приходилась таверна. Продолжая путь вы наверное, вспомните, что на груди хозяина дома видели странную железку, напоминавшую гвоздь, и тогда, влекомые любопытством, спросите в ближайшей таверне об этом предмете. Хозяин таверны, стоящей на отшибе, почти на отвесной скале, под которой дышит море, роняя солёные брызги, охотно расскажет то, что слышит обычно от заходящих изредка скальдов. За кружкой пива, пересчитывая предложенные монеты, он поведает историю о неком Жезле вражды, погубившем в своё время немало миров, последний из которых, располагался между четвёртой и пятой планетой; ныне там груда обломков. Уже порядком захмелев, хозяин таверны расскажет, как вождь расы неких ванов развеял Жезл на осколки по всему Космосу, но один осколок, странными судьбами, попал в наш мир. Вот хранителем этого осколка и является каждый старший в роду Карпушки. Осколок передаётся по наследству, и пока он находиться на груди своего хозяина, будет мир и не коснётся его дыханье Рагнарёка. Тут хозяин таверны совсем опьянеет /пожилому человеку немного надо/ и понесёт околесицу про Карла и Лапушку, про Одина, Фенрира, Магни, конунга Гийома... Потом, когда он начнёт распространятся о невиданном бобовом дереве, вы поймёте,—что зря потратили свои деньги.
Да... Где-то за поворотом, звучит ожиданием первая нота ещё не спетой саги... Но что-то наверное есть в этой скалистой, и такой неприветливой на вид земле. С чем бы сюда не приходили: с мечом ли, с пером, а то и с Крестом, всё равно вдыхаешь полной грудью этой пьянящий воздух легенд и саг; раздувается Парус, напоённый только попутным ветром. Да и как быть иначе: ведь для того, что бы куда-то придти, надо куда-то идти. Так или иначе, неминуемо придётся писать пером по этим страницам и вкапывать Крест в эту, наполненную сиянием преданий, землю. Может, и нет здесь никакого чуда, но вы только послушайте: ...Следы героя не зарастут травой, а пыль веков, только пыль, перед ветром Памяти, и никаким золотом не оценить Слово, идущее от сердца...
А разве это не Чудо? И, наверное, стоит задуматься в прохладной тени дубрав над тем:
Разве можно поставить Крест на Чудо?





К О Н Е Ц













































Г Л О С С А Р И Й


АЛЬВЫ - карлики, гномы. Есть светлые альвы, населяющие Льёсальвхейм—Небесную страну, а есть тёмные, живущие под землёй в стране Свартальвхейм.

АНДВАРИ - эпизодический персонаж. Жил в водопаде в образе щуки и был несметно богат, так как владел кольцом приумножавшим богатство. Это кольцо у него отобрал Локи. Андвари проклял кольцо: никому кольцо не принесёт счастья, попадут через него в мир алчность и преступления, и отныне, это кольцо будет стоить жизни тому, кто им завладеет.

АСЫ - те же боги, только скандинавские. Всего асов было тринадцать; Один—Верховный ас; Тор—бог грома, которого так же называют Эку-Тор; Бальдр—бог весны; Тюр—бог войны; Браги—бог поэтов и скальдов; Хеймдаль—белый ас, страж богов; Видар—Молчаливый ас; Вали; Улль; Форсети—владетель небесных палат Глитнир, выполняющий обязанности судьи в делах людей и богов; Ньёрд—бог моря, управляет движением ветров, воды и огня. Не ас по рождению, но живёт среди асов; Фрейр—бог лета и урожая; Локи—бог веселья, коварства, лжи. О некоторых из них, более подробно прочитаете ниже.

АСГАРД - уже из названия ясно, что это такое: жилище асов.

АУСТРИ - восточный карлик. На каждый угол небосвода был посажен карлик; Аустри—Восточный, Вестри—Западный, Нордри—Северный и Судри—Южный.

БАЛЬДР - что означает Повелитель. Бог весны. Сын Одина и богини Фригг. Он прекрасен лицом и так светел, что из него исходит сияние. Он самый сладкоречивый и благостный из асов.

БИВРЁСТ - Трясущаяся дорога. Боги построили этот мост от земли до неба. Люди называют его—радуга.

БРАГИ - бог поэтов и скальдов. Славиться мудростью, даром слова и красноречия. Всякий, кто хочет стать поэтом, должен просить его покровительства.

БРОКК - кузнец, брат Эйтри. Они изготовили молот Мьёльнир для Тора, кольцо приумножавшее богатство для Одина и золотого вепря, бегущего по воздуху и воде для Фрейра.


ВИДАР - сын Одина и великанши Грид, прозывается ещё молчаливым асом. Почти так же силён, как и бог грома Тор, и на него уповают боги во всех несчастиях

ВАЛАСКЬЯЛЬВ - крытое серебром жилище Одина.

ВАЛИ - сын Одина и Ринд. Отважен в бою и очень метко стреляет, но глуп

ВАЛЬКИРИИ - воинственные девы-богини. Помогали героям в битвах и уносили души павших в Вальхаллу, где прислуживали им на пирах.

ВАЛЬХАЛЛА - палаты Одина в Асгарде, в которых живут храбрые воины павшие в битвах с врагами. Это дружина Одина, она сражается, умирает и снова воскресает для новых битв.

ВАНЫ - повторим за Фенриром, что это древние боги. Живут во мраке под землёй в стране, зовущейся Ванахейм.

ВЁЛЬВА - пророчица. Поведала Одину и асам о Рагнарёке.

ВИЛИ и ВЕ - братья Одина. Вместе, втроём, они сделали людей из дерева. Один дал им жизнь и душу, Вили—разум и движение, а Ве—облик, речь, слух и зрение.

ГАРДАРИК - Русь. Так её называли в Скандинавии.

ГАРМ - пёс охранающий пещеру Гнипа.

ГЕВЬОН - или Дающая. Юная дева, которой прислуживают те, кто умирает девушками.

ГЕЙРРЕД - великан. Под предлогом забавы с Тором, попытался его убить раскалённым куском железа. Печален истории финал: Гейрред погиб, а его дочерям, Грейп и Гьяльп, Тор переломал спины.

ГЛИТНИР - Небесные палаты.

ГУГНИР- копьё Одина изготовленное сыновьями Ивальди, чёрными альвами. Копьё разило не зная преграды.

ДОРОГА ВЕЛИКАНОВ - действительно, на северо-западе Ирландии находится уникальное природное/?/ явление: тысячи столбов, в несколько метров высоты уходящих в море. Древние легенды говорят, что это всё, что осталось от дороги соединявшей Ирландию и Шотландию. Построили её—великаны.

ДРАККАР - судно викингов. На таких судах совершались смелые походы. Доходили даже до Америки. Парусно-вёсельные суда, украшенные спереди драконьими головами.

ДРУИДЫ - жрецы у древних кельтов Галлии, Британии и Ирландии, выполнявшие также судейские функции. Друиды являлись своего рода посредниками между человеком и природой, которая очень почиталась в те времена. Одного слова друида было достаточно, что бы прекратить войну. Очень миролюбивая и светлая религия, друидизм тем не менее, требовал, иногда, человеческих жертвоприношений.

ЁТУНХЕЙМ - страна великанов.

ЁРМУНГАНД - Мировой Змей. Опоясывает мир. Сын Локи.

ЖОНГЛЁРЫ - не следует путать с цирковыми артистами, которые подбрасывают и ловят одновременно несколько предметов. В средние века, это были актёры, певцы, музыканты и проч. Странствовали по свету и наряду с купцами, менестрелями, миссионерами, являлись связующей нитью между странами, городами.

ИГГДРАСИЛЬ - ясень. Мировая ось.

ИДУН - жена Браги. Кроткая и нежная, богиня вечной молодости. Она хранит в своём ларце волшебные молодильные яблоки. Ларец волшебный: он никогда не пустеет—на месте каждого вынутого яблока в нём появляется новое.

ИСТИННАЯ ВЕРА - речь скорей всего идёт о христианстве.

КАЛЕДОНИЯ - древнее название Шотландии.

КОНУНГ - вождь племени, высший представитель родовой знати, военный предводитель у древних скандинавов. По истории действительно существовал датский король или конунг Сигурд /IX в/, один из могущественных властителей в Европе, но тот ли, о котором повествуется в саге, неизвестно. Это уже на совести скальдов.

ЛИВ и ЛИВТРАСИР - единственные люди спасшиеся от Рагнарёка в лесу Ходмимира. Туманные типы: когда они спят, в мире происходят изменения, сопровождаемые, естественно, катаклизмами. Уж лучше им вообще не спать. Может, намёк на людей вообще и в целом? Уж не хотят ли нам сказать древние: «Не спите—люди».

ЛОГИ - великан. В мир людей является в образе огня. Да он и сам,—огонь.

ЛОКИ - самый колоритный из асов. Противоречивый бог: очень часто асы из-за него попадали в неприятности, но выходи из них опять же благодаря хитрости и ловкости Локи. Коварен, жесток, ловок: сеятель распрь среди людей и богов. В Рагнарёке выступал на стороне великан. Погиб.

МАГНИ и МОДИ - сыновья Тора. Сохранили молот отца Мьёльнир.

МИДГАРД - мир людей.

МИМИР - великан живущий у источника мудрости. Этот источник течёт под корнями ясеня Иггдрасиль, и в нём скрыты знания и мудрость. Одину пришлось пожертвовать глазом ради глотка из источника. «Умный и одним глазом видит больше, чем глупый двумя». /Один/.

МОНТЕ КАССИНО - монастырь основанный св. Бенедиктом около 520 года.

МУНИН - Помнящий. Ворон Одина.

НАГЛЬФАР - корабль изготовленный из ногтей мертвецов: тонкая работа. Правит им великан Хрюм.

НАРВИ - сын Локи и Сигюн.

НОТАУН - жилище бога моря Ньёрда.

НОРНЫ - три девы живущие под ясенем Иггдрасиль. Их зовут Урд—Судьба, Верданди—Становление и Скульд—Долг. Они то и определяют судьбы людей. Каждый день они черпают из источника Урд священную воду и поливают ясень, что бы не засохли, не зачахли его ветви. Кроме этих, главных, норн, есть и другие: они приходят к каждому младенцу, появившемуся на свет, и наделяют его судьбой. Норны бывают добрыми и злыми.

ОДИН - Верховный ас. Самый старший и главный из асов. Добавить больше нечего. Погиб в Рагнарёке от волка Фенрира.

РАГНАРЁК - или Гибель богов. Решительная битва между асами и великанами. Имеет космический характер, и по размаху и по последствиям. Нередко, досужие умы отводят Рагнарёку символическое значение, как битве между силами порядка—асами, и силами Хаоса, или природными силами—великанами.

СКИДБЛАДНИР - корабль изготовленный сыновьями Ивальди. Ему всегда сопутствовал попутный ветер, а сойдя на берег, его можно было свернуть, как платок, умещающийся в кармане.

СКАЛЬДЫ - скандинавские сказители; аналог бардам, менестрелям.

СЛЕЙПНИР - конь о восьми ногах, сын Локи и коня!—Свадильфари. Скользил по небу, воде и земле, и не было ему равных.

СОЛЬ - дочь Мундильфари. Возничая колесницы Солнца. У неё есть так же брат—Мани: он управляет колесницей Месяца. Они столь светлы и прекрасны, что их избрали на эти должности.

СТОЛП ПОДДЕРЖИВАЮЩИЙ ОКЕАН - единственное, что может придти в голову, так это легендарный Мальстрем, гигантский мифический водоворот. А может, вовсе и не мифический?

ТОР - бог грома. Второй после Одина в иерархической лестнице. Обладал атрибутами: молот Мьёльнир, поражающий без промаха; Пояс Силы, название говорит само за себя и железные рукавицы, они необходимы, когда он хватается за молот. Трудвангар—Поля силы, зовутся его владения, а чертог его—Бильскирнир—Неразрушимый. Тор редко бывает в Асгарде, так как дни и ночи сражается на востоке в Ётунхейме с великанами. Но когда асам угрожает опасность, им стоит только произнести его имя и Тор тут же приходит на помощь. Погиб в Рагнарёке.

УЛЛЬ - пасынок Тора. Прекрасно стреляет из лука и ходит на лыжах. Красив и весьма искушён в воинских искусствах. Его хорошо призывать на помощь в единоборствах.

УТГАРД - город великанов.

ФАФНИР - в скандинавской мифологии был человеком, какое то время. Ради золота убил своего отца и приняв облик змея, охранял сокровища. Был убит. Иногда, под Фафниром подразумевается дракон мудрости.

ФЕНРИР - сын Локи и великанши Ангрбода. Страшный зверь. Уж как его не связывали. Убил Одина, но и сам был разорван Видаром, сыном Верховного.

ФОРСЕТИ - владетель небесных палат Глитнир. Судья.

ХЕЛЬ - дочь Локи. Хозяйка преисподней. Не слишком привлекательная особа, и внешне и внутренне.

ХЛИДСКЬЯЛЬВ - престол Одина. С него открывается взору весь мир.

ХОДМИМИР - роща, лес. Там скрылись от катаклизма /Рагнарёка/ два человека: Лив и Ливтрасир.

ЭРИ - так в незапамятные времена называлась Ирландия.


Ж Е З Л В Р А Ж Д Ы

В отношении этого предмета много неясностей. Достаточно сказать, что здесь речь идёт не столько о предмете, а сколько о его фрагменте, занесённым в незапамятные времена в наш мир, если верить конечно легендам. Однако невежливо будет не попытаться хоть как-то пролить свет на этот вопрос. И тут интересным представляется история, рассказанная Александром Герценом. В свою очередь, эту историю ему поведал один комивояжер, который и сам слышал её их чьих то уст. По большому счёту, это даже и не история, а эпизод из практики Ханса Вандиргберга, ювелира из датского города Оденсе.
В 1851 году, к нашему ювелиру пожаловал клиент и попросил изготовить колье. В заказе не было бы ничего необычного, но клиент настаивал на немедленном его исполнении и к тому же присутствовал лично. Необычен был и сам материал, из которого требовалось сделать колье; большой, ржавый гвоздь. Гвоздь казался очень твёрдым, однако, при температуре 72 градуса, он стал мягким и податливым обработке. Особый интерес в рассказе представляет одно место: в какой то момент гвоздь принял форму некоего завитка, похожего на украшение. Опытный глаз Вандиргберга выхватил эту метаморфозу, длившуюся какие то доли секунды. Ювелир утверждал, что это смахивало на элемент какого-то узора, скорее даже,—предмета. К сожалению, Вандиргберг не сумел взять образец металла, представлявшего немалый интерес из-за своей твёрдости и легкоплавкости. Однако ювелир, строго ведущий документацию, записал имя клиента в свой журнал: Керол Капуш.
Вот такой интересный эпизод.
Велись так же поиски Стрёумпейдасфьорда, которые к сожалению ни к чему не привели. Возможно, деревня Карпушки носит собирательный характер. Но вот жители Лофотенских островов /северо-запад Норвегии/ утверждают, что не так давно здесь жило странное семейство, глава которого, носил на груди странный амулет похожий на гвоздь. Действительно, в церковных записях сообщается о семье Капушки, а так же о том, что они были уличены в язычестве и поклонению скандинавскому пантеону. Семья Капушки покинула Лофотенские острова и следы их стёрты безжалостным временем, а то и вовсе—заросли травой.
Однако на основании легенд, саг, а то и просто, слухов, попытаемся разобраться, что собой представляет Жезл вражды. Нет сомнения—это оружие. Оружие погубившее множество миров, последний из которых, находился между четвёртой и пятой планетой нашей системы. Возможно, оно являлось психотропным оружием, достаточно вспомнить, как оно влияло на психику асов, великанов... Неясно, почему оно никак не действовало на людей. Но разгадка этого явления кроется в редких замечаниях Магни, основавшего свои заключения на выводах Локи. Именно ограниченность людей явилась своего рода иммунитетом против воздействия этого оружия. Могущество асов, великанов, ванов стирало грань между возможным и невозможным. Граница, отделявшая нравственность от безнравственности, добро от зла, для них была эфемерна и носила скорее абстрактный характер. Могущество развращает... Конечно, тут много загадок: почему поломался Столп, порвалась сеть великанши Ран: а селёдка спокойно плавала в бочке с гвоздём в животе. Может гвоздь уничтожал свои производные и производные асов и великанов? Интересна версия менестреля Джентри эль Кот’Ич. Он утверждает, что Жезл вражды, или гвоздь находиться в каждом из нас. «Мы все поражены этими осколками, - утверждает этот менестрель родом из Гранадского эмирата, - от нас зависит, быть Рагнарёку или не быть. Сей Жезл, не более чем инстинкты, животные инстинкты, которые мы должны преодолевать; именно в их преодолении выковывается наша воля и... /благодать?/. Такие вещи, как ценность Жизни, не должны сводиться к ничего не значащим словам; можно об этом и не знать, но чувствовать—необходимо. Можно об этом не говорить,—но... /делать?/. Отдавшись потоку, так называемого естества, мы и сами становимся, весьма не приглядным естеством. Люди могут делать то, что делают животные, но ни одно животное не делает того, что может делать Человек. Человек находиться между животным и божественным, он посредине, и потому, его жизненный путь является срединным. Человек не должен впадать в крайность, именно в этом заключено его .../предназначение?/». Далее, Джентри эль Кот’Ич приводит список того, какие поступки отличают человека от животных. Список во многих местах повреждён и практически не поддаётся прочтению. Всё это конечно чистой воды метафизика, не надо забывать, в какую эпоху жил Джентри: набирала силу реконкиста /война испанцев с арабами за возврат испанских земель/. Ценность Жизни была основной темой работ этого менестреля-философа. Его учение носило скорее этический оттенок и носило характер желательности, чем истинности. Уверен, живи Джентри в более раннюю эпоху, когда эмират был на вершине своей славы и могущества, темы его работ были бы несколько иными и не носили, такой, наивно-этический характер.
Итак, вопрос по-прежнему остаётся открытым: что такое, этот Жезл вражды? Где его искать? Есть ли конкретное место нахождение этого предмета? Правда, порою глядя на мир, нет-нет, да подумаешь о словах Джентри эль Кот’Ича: «... в каждом из нас заложен если не Жезл, то его осколок. Человек, ты есть средина—между животным и божественным и Жезл соединяет в тебе эти две... /сущности?/».
Хорошо это, или плохо—не знаю. Но не всегда меч является только орудием разрушения и смерти. Вложенный в ножны меч открывает дорогу к миру и созиданию. Но когда на этот мир падает тень Рагнарёка, то что иное, как не меч, защитит его. Всегда есть место и время не только обнажать меч, но хранить его в ножнах.