Главный экзамен

ГЛАВНЫЙ ЭКЗАМЕН

Шёл застойный-призастойный семьдесят девятый год. Весна. Май. Тёплые солнечные, почти летние дни, а мы сдаём школьные выпускные экзамены.
Наша троица друзей, Юра, Володя и я, договорились перед сочинением собраться в лесочке, который молодо зеленел на окраине деревни, и там вместе готовиться к экзамену, или не готовиться — как получится.[1]
На консультации нам сообщили, что сочинение нужно будет написать на одну из пяти тем по выбору. Три темы будут по изучаемым в школе произведениям художественной литературы и две произвольные, но по указанной на экзамене теме. Так что хотя и казалось, что выбор большой, на самом деле не очень то разойдёшься.

В лесу мы собрались ближе к вечеру. Развели костёр. Младший Юрин брат, Андрей, сбегал за картошкой, хлебом и солью. Напечём картошки, и сидеть можно хоть до утра.
Тепло. Потрескивал костёр. Язычки пламени, едва коснувшись горящих сухих веток, словно обжегшись, подскакивали вверх. Дым разгонял комаров, которые возмущаясь, пищали вокруг.
Быстро обсудив, на какие темы лучше будет писать сочинение, мы стали мечтать: «Вот если бы можно было писать сочинения не на обязательные по программе темы, типа: „Катерина — луч света“, а о чём хочешь. Тогда бы мы могли много о чём рассказать».
— Хотя, — задумавшись, возразил Юра — сейчас, когда уже окончили школу, мы легко можем рассуждать и делать выводы. А в шестом классе, например, ты, Коля, о чём бы написал сочинение — о Незнайке на Луне или о Зверобое и Чингачгуке? Но ведь в принципе это было бы такое же сочинение, что и про Катерину, разница только в том, что эти книжки тебе было интереснее читать.
— Почему?! — как искра из костра выстрелил я. Да ты только вспомни, сколько всего интересного, сколько приключений было в нашей жизни в шестом и седьмом классах! Помнишь, как мы сделали Гранату, а потом ходили испытывать? А как Андрюха первый раз на охоту ходил? А как в большой деревенской луже «паромщиками» работали? А как Володя на мопеде на кривую берёзу заехал? А про лыжную эстафету, как соревновались с соседней улицей? Вспомни, сколько раз мы ездили рыбалку. Много о чём можно было бы тогда рассказать. У каждого в классе были свои приключения, свои истории, и если бы каждый, — ну пусть не каждый, а хотя-бы человек пять-семь вместо традиционных и забитых штампами сочинений рассказали о своих маленьких приключениях, насколько разнообразнее и интереснее стали бы у нас сочинения. Там, глядишь, и учителя литературы в свободное время начали бы сочинять разные рассказы.
— Вот ты вспомнил о Гранате — поймал меня на слове Юра (он был горазд не только на разные выдумки, но и любил подколоть собеседника). Допустим, ты написал бы сочинение о том, как мы делали гранату, — другим какая польза от такого сочинения? Никакой, только вред и искушение.
— Это плохая тема, согласился я. Но ведь много было и других, хороших.
— Ага, сдался! Вот мы и вернулись на круги своя, что легче и лучше всё-таки писать по школьной программе, или о том, как летом помогали маме — не столько с радостью, сколько с огорчением подвёл итог нашим мечтам Юра.
— Эх, мечтать, так мечтать! — подбросил последнюю веточку надежды в угасающий костерок мечты Володя — представляете, мы читаем книжку нашей Валентины Ивановны!..

Костёр догорел. Мы зарыли в горячие угли картошку и сверху набросали новых веток. Огонь снова разгорелся и осветил нашу полянку — уже осветил, потому что подступила ночь.
В ту ночь мы разговаривали, вспоминали и мечтали. Не о будущем мечтали, как обычно пишут в газетных заметках про выпускников, а больше вспоминали о прошлом — об ушедшем беззаботном детстве, — как бы подводя итоги пройденного. А неведомое будущее — оно одновременно и влекло и страшило. Влекло необъятностью, а страшило новыми заботами.
Картошка спеклась, и мы её горячую выкатывали из золы, слегка очищали щепкой, разламывали, посыпали солью и ели: кто с хлебом, а кто и так. Незаметно прошла ночь, тьма съёжилась и перекочевала к западу, а на востоке небо уже развиднелось. Из-за горизонта лениво поднималось большое Солнце. Закрапал дождик, как бы поторапливая нас и напоминая, что сегодня экзамен.
Дома, умывшись, переодевшись, неспешно попив чаю, мы направились в школу. Пошли сдавать свои последние экзамены детства.
- - -

Сдаться, то я сдался, но Юрин вопрос: «Чему доброму научила нас история с гранатой?» — как гвоздь сидел в голове. И тут мелькнул яркий луч прозрения, что всё в своей жизни мы познаём в сравнении. Через сравнение последствий своих и чужих поступков мы познаём добро и зло. Значит, рассказывать нужно не только о добрых и героических делах, но и об ошибках, просчётах и последствиях. После этого рассказ про то, как мы делали, например, ту же Гранату, и к чему это привело, сочинять стало легко и радостно.
Написав сочинение «На абсолютно свободную тему», я отправил его в письмах своим друзьям. А теперь, спустя много лет, решил предать и на ваш суд, уважаемые читатели.
Итак, читайте и вспоминайте свои уроки детства!

В шестом классе уроки физики пробудили в нас прямо разрушительную творческую энергию. Хватит играть в детские игрушки, пора делать что-нибудь взрослое. И под «взрослым» не придумали ничего лучшего, как разные взрывательно-стрелятельные штучки. Этой «эпидемией» в то время болели все мальчишки нашего класса. Чего только и где только мы не взрывали.
В магазинах тогда можно было купить только детские хлопушки, выстреливающие конфетти, бенгальские огни да пистоны, поэтому нам самим приходилось придумывать и делать из подручных средств свои, как мы тогда считали, взрослые игрушки.
Зачем мы это делали?
— Да, просто, чтобы бабахало погромче!

Примерно через полгода, когда «эпидемия» начала угасать, у нас, — троицы друзей, — появилась идея сделать такую штуку, чтобы взрыв был не просто громким, а ещё и с пламенем. В тот же день после уроков мы засели за разработку своего устройства: сначала придумали принципиальную схему, потом нарисовали рабочий эскиз. За три дня сделали свою «Гранату» — так мы её назвали. Осталось только испытать.
В нашей деревне, в доме напротив автобусной остановки жила Федчиха. Она была из той категории женщин, которая, сколько мы помнили, всегда оставалась в одной поре и всегда: и зимой, и летом, ходила в одной одежде. Все звали её Федчихой — не бабушкой Федчихой, а просто Федчихой. С ней и случился трагикомический случай во время наших испытаний.
Чтобы испытать своё изделие, мы пошли на деревенскую свалку, нашли там подходящее место, где рядом с мусорной кучей было надёжное укрытие. Чтобы взрыв и пожар смотрелись эффектней, засунули Гранату под мусор, подожгли фитиль и спрятались за обломком бетонной плиты. Прошло пять секунд, десять, минута — ничего. Посмотрели, а фитиль, он тоже был самодельный, потух в месте перегиба у самого входа внутрь.
Решили бросить в костёр, благо их на свалке всегда много горит. И только спрятались за кучу, смотрим, в сторону нашего костра по тропинке чапает Федчиха — она тут сухие деревяшки подбирала, чтобы зимой было чем печь растапливать. А наша конструкция, зараза, лежит в костре и не взрывается.
Сидим мы за мусорной кучей, и за бабку страшно, и боимся, что только высунемся, наша Граната взорвётся — мало, что камнями да щепками может посечь, ещё и от родителей дома попадёт.
Не дошла Федчиха шагов двадцать или тридцать, Граната как ухнет. Брызги от костра во все стороны, а бабулька как делала шаг, на ходу, словно циркуль повернула на сто восемьдесят градусов и как рванёт со свалки между кучами мусора, ну точно как в мультиках человечки уносятся: др-р-р-р.
Когда всё утихло, мы выбрались из своего укрытия, осмотрели место взрыва и остались довольны результатом своего творчества. Потом пошли домой. Возвращаясь, как вспомним, как бабулька убегала, кто-нибудь из нас как покажет, как она циркулем вертелась или семенила, убегая, так все и прыснем со смеху. Нет, умом то мы отлично понимали, что нельзя смеяться над пожилым человеком, но эмоции не всегда подчиняются уму.
Федчиха пожаловалась на нас директору школы. Тот вызвал родителей, и с тех пор у нас не было доступа к пороху, а после отцовского внушения уже не очень то и хотелось делать что-то взрывательное. Да и не только из-за внушения, у нас у самих пропал интерес к этой теме. В том, что можем сделать, мы убедились, чего ещё больше? Тем более что вскоре мы нашла себе другое увлечение, потом ещё, ещё…
Вот так, дорогие читатели, взрослые и дети, мы изобретали-изобретали, делали-делали и… делов наделали.

А теперь, в противовес первой, расскажу другую историю из нашего детского творчества. Историю, которая не только нас порадовала своим результатом, но и другим послужила во благо.
Итак, история о том, как мы работали «паромщиками».
Вдохновлённая беспредельным горизонтом наша деревня раскинулась в степи широко, просторно и не количеством домов, не числом жителей, а огородами и расстояниями между улицами. На зиму многие жители у нас снимают с огородов заборы и делают из них полосы снегозадержания, чтобы во время снежных буранов снег накапливался на их участках, а не наметал непроходимые завалы на улицах. Когда приходила весна, тающий под жаркими лучами солнца снег устремлялся звонкими ручейками в низкие места. Так каждый год у нас в деревне между двумя крайними улицами возрождалась большая лужа, призывно блещущая под солнцем на радость окрестным гусям и уткам. Она одна была такая большая, что имела своё название: «Большая лужа».
Пролёты от заборов, которые хозяева на зиму снимали для снегозадержания, в это время стояли посреди огородов без надобности. Видя такое расточительное отношение к ним, Володя с Юрой придумали сделать из них плот, чтобы переправляться через эту лужу. Своей затеей друзья поделились со мной, но я был в эти дни занят — мы с отцом перестилали крышу на доме, поэтому делать плот они пошли вдвоём. Взяв с ближайшего огорода пять пролётов, они собрали из них отличный плот. По-видимому, взяли с разрешения хозяев, потому что взрослые никого не ругали и плот назад не забрали.
Собрать такой плот — минутное дело. Сложили пару пролётов штакетинами навстречу, на них другую пару уложили и сверху ещё пролёт штакетником кверху. Перевязали собранную конструкцию по углам бельевой верёвкой, и плот готов. Можно отправляться в «дальнее плавание» от одной улицы до другой.
Увидеть плот и прокатиться на нём у меня получилось только в субботу, когда мы с папой пошли в баню. В нашей деревне недавно построили новую, большую, с буфетом, в котором можно было купить квас, газированную воду и булочки к напиткам. А иногда буфетчица ставила большой самовар и любой после того, как попарился, мог побаловаться горячим чайком. Но многие из тех, у кого не было своей баньки, предпочитали ходить в старую, маленькую, по-домашнему уютную баню. В ней, пока ждали очереди, между посетителями, кажется, сами собой зарождались беседы и звучали разные весёлые байки. Мой отец тоже любил ходить в старую баню.
И вот идём мы, а лужа уже успела настолько разлиться, что ни с какой стороны не обойдёшь.
«Видно придётся обходить через квартал, почти полкилометра» — как бы размышляя сам с собой, сказал папа. И тут вижу, от другого берега отошёл плот, и кто-то не торопясь стал приближаться к нам. Это Юра, отталкиваясь от дна тонкой жердиной, плыл нам на встречу. Когда «паром» причалил, мы перебрались на нём на другую сторону. Приятно: и на плоту поплавали и, причалив, тут же оказались на улице, за которой, как раз напротив стояла старая баня.
Так мы и «работали» по очереди паромщиками на Большой луже. А иногда и все втроём после уроков спешили покататься на плоту. Иногда желающих прокатиться по луже, набиралась целая ватага. Ожидая своей очереди, с гиканьем и насмешками встречали тех, кто оступится или, хуже того, выпустит из рук палку, которой отталкивался от дна. А если кто свалится в лужу, тут смеха было...
Наш плот стал не только полезным транспортным средством для переправы на другую улицу, но и весёлой весенней забавой для ребят и девчонок из окрестных домов.
Всё-таки приятно осознавать, что сделали добрую вещь. Как сказал герой одной сказки: «Мы строили, строили и наконец, построили! Да здравствуем мы, ура!»
Через месяц снег везде сошёл, даже самые большие сугробы растаяли. Земля подсохла, и на огородах начали сажать овощи. Хозяин штакетника разобрал плот и восстановил свой забор, который будет стоять до следующей зимы. Большая лужа тоже за месяц сильно уменьшилась. Её уже без проблем обходили по краю, вдоль забора, даже тропинку вытоптали.

Вот такой у меня получился ответ на Юрин вопрос: «Чему доброму может научить читателей история с гранатой?» Сама по себе эта история ничему доброму не учит, но если её рассказать в паре с другой, принесшей не только внутреннее удовлетворение создателям, но и пользу, даже радость другим, тогда будет польза. В сравнении мы познаём, насколько греховные дела греховны, и добрые дела добры. Только в сравнении!
- - -

Когда сдавали школьные выпускные экзамены, мы тогда не знали, что в следующий раз собраться втроём вот так, у костра, сможем только через три года, и не весной, а уже ближе к осени. Не знали, что снова так же просидим до утра, и снова будем разговаривать о прожитом и пережитом. Потому что один из нас за это время пройдёт через войну — одну из тех войн, о которых тогда не писали в газетах, но на которых погибали наши солдаты. Позже ветераны этой войны будут носить почётное звание: воин-интернационалист. Второго забросит судьба в дикую пустыню: он будет проходить службу на границе и вернётся домой старшиной погранзаставы. А третий в эти годы будет учиться в техническом ВУЗе в одном из красивейших городов страны, Ленинграде. И в этот раз мы уже не будем горячиться и спорить, а будем слушать друг друга, осознав, что помимо школьных выпускных экзаменов есть ещё один, пожалуй, самый главный экзамен на право называться взрослым человеком. И оценки на этом экзамене выставляют не школьные учителя, а наша последующая жизнь.
А детство, переживаемые нами приключения и испытания были уроками, которые готовили нас к сдаче своего главного экзамена, чтобы быть достойными взрослыми людьми.


[1] Рассказчик и его друзья — вымышленные герои. Но я уверен, что такие ребята не только могли быть, но обязательно жили в те, уже далёкие времена, и жизнь их была не менее богата приключениями, чем у героев моего рассказа.