11. Протест князей

Одним из самых выдающихся свидетельств в защиту Реформации стал протест князей Германии на государственном сейме в Шпейере в 1529 году. Мужество, вера и решительность этих мужей Божьих отвоевали свободу мысли и совести для грядущих поколений. После этого протеста реформационная церковь стала называться протестантской, его принципы составляют «самую суть протестантизма».
Для Реформации наступили мрачные и грозные дни. Несмотря на Вормсский эдикт, объявивший Лютера вне закона и запрещавший его учение, в стране все более утверждалась религиозная терпимость. Божественное провидение сдерживало силы, борющиеся с истиной. Карл V не раз собирался нанести сокрушительный удар Реформации, но вынужден был отступать. Временами казалось, что неминуемая гибель ждет всех, кто осмеливается сопротивляться Риму, но в самый критический момент на восточной границе появлялась турецкая армия или французский король, а то и сам папа, с завистью смотревший на возрастающее могущество императора, — начиналась война, и, таким образом, среди распрей и волнений Реформация продолжала усиливаться и расширяться.
Наконец папские монархи преодолели взаимную вражду и объединились, чтобы совместно бороться против реформаторов. Государственный сейм, который собрался в 1526 году в Шпейере, предоставил каждой из немецких земель свободу в вопросах религии до созыва Вселенского собора, но едва миновала опасность, вынудившая императора пойти на эту уступку, как уже в 1529 году император созвал второй сейм для подавления ереси. Было решено, что князья попробуют мирным путем противодействовать Реформации, но в случае неудачи Карл был готов обратиться за помощью к мечу.
Приверженцы папы ликовали. Прислав в Шпейер большую делегацию, они и не пытались скрыть своего враждебного отношения к реформаторам и их покровителям. Меланхтон писал: «Мы стали мерзостью и отбросами мира, но Христос умилосердится над Своим бедным народом и спасет его». Князьям-протестантам, приехавшим на сейм, было запрещено даже проповедовать Евангелие в домах, где они остановились. Но жители Шпейера жаждали услышать Слово Божье, и, невзирая на запрет, тысячи людей стекались на богослужения, происходящие в часовне курфюрста Саксонского.
Это ускорило кризис. Император обратился к сейму, требуя отменить постановление о свободе вероисповедания, ссылаясь на то, что оно послужило поводом к многочисленным беспорядкам. Этот произвол вызвал негодование и тревогу князей-протестантов. Один из них заметил: «Христос снова оказался в руках Каиафы и Пилата». Римское духовенство становилось все более агрессивным. Один папист-фанатик сказал: «Турки лучше лютеран, потому что они соблюдают посты, а лютеране этого не делают. Если выбирать между Словом Божьим и старыми заблуждениями Церкви, мы должны отвергнуть первое». Меланхтон писал: «Каждый день Фабер швыряет новыми камнями в нас, вестников Евангелия».
Религиозная веротерпимость была установлена законным путем, и протестантские княжества решили бороться против такого нарушения своих прав. Лютер, согласно Вормсскому эдикту все еще находящийся в государственной опале, не имел права присутствовать в Шпейере, но вместо него поехали его единомышленники и князья, которых Господь вразумил выступить в защиту Своего дела. Благородный Фридрих Саксонский, прежний покровитель Лютера, умер, но вступивший на престол его брат герцог Иоганн приветствовал Реформацию и, стремясь к миру, проявил много энергии и бесстрашия, отстаивая интересы истинной веры.
Священники требовали, чтобы княжества, принявшие Реформацию, безоговорочно подчинились юрисдикции Рима. Реформаторы же хотели получить провозглашенную ранее свободу. Они не могли согласиться с тем, чтобы земли, принявшие с таким воодушевлением Слово Божье, вновь подпали под власть Рима.
В конце концов было предложено компромиссное решение: там, где Реформация еще не утвердилась, Вормсский эдикт оставался в силе, а «там, где народ не подчинился ему и где приведение его в действие чревато восстанием, не производить никаких реформ, не затрагивать в проповедях спорных вопросов; не препятствовать служению мессы и не разрешать католикам переходить в лютеранство». К великой радости папских священников и прелатов, это предложение было одобрено сеймом.
Если бы это решение проводилось в жизнь, «Реформация не смогла бы распространяться… в новых местах и упрочиваться… там, где она уже существовала». Свобода слова была бы запрещена, обращение в истинную веру стало бы невозможным. От приверженцев Реформации требовали немедленно подчиниться этим ограничениям и запретам. Надежда для мира, казалось, была почти потеряна. «Восстановление римской иерархии… неизбежно приведет к прежним злоупотреблениям», и сразу будет найден удобный предлог «для полного уничтожения движения, и так уже расшатанного» фанатизмом и раздорами.
Встретившиеся для совещания представители протестантской партии с тревогой и смущением смотрели друг на друга. У всех на устах был один и тот же вопрос: «Что предпринять?» Ответ на этот вопрос имел огромнейшее значение для всего мира. Согласятся ли руководители Реформации принять новый указ? Как легко в этот поистине решающий час реформаторы могли бы убедить себя в необходимости занять неправильную позицию! Сколько благовидных предлогов и справедливых доводов они могли бы найти для того, чтобы оправдать свое подчинение сейму! Лютеранским князьям была гарантирована свобода вероисповедания. Подобная привилегия распространялась и на тех, кто до выхода этого указа уже был на стороне Реформации. Неужели этого им было мало? Скольких опасностей они смогут избежать, если подчинятся новому указу! Какие неведомые бури и грозы ожидают их в случае неподчинения! Может, когда-то в будущем появятся более благоприятные возможности? Давайте изберем мир; примем масличную ветвь, предлагаемую Римом, и залечим раны Германии. Рассуждая подобным образом, реформаторы могли бы принять предложенное сеймом компромиссное решение, что в самом скором времени привело бы к краху их движения.
«К счастью, глубокая вера руководила всеми их действиями, и они обратили самое серьезное внимание на принцип, лежавший в основе этого предложения. В чем же он заключался? Это было право Рима принуждать совесть и запрещать свободу мысли. Но разве им лично и их подданным-протестантам не предоставлялась свобода вероисповедания? Да, как милость, специально оговоренная в соглашении, но не как право. Что же касалось всего остального, оставшегося за рамками договора, то там по-прежнему сохранялся культ власти, совесть людей попиралась, Рим же оставался непогрешимым судьей, которому нужно было подчиняться. Принять предложенный договор значило признать, что свобода вероисповедания допускается только в протестантской Саксонии, а во всем остальном христианском мире свобода мысли и приверженность Реформации являются преступлением и влекут за собой тюрьму и костер. Могли ли они согласиться с тем, что религиозная свобода ограничивается определенной территорией, и тем самым согласиться с тем, что никто больше не сможет принять новую веру? Могли ли они допустить, чтобы там, куда простиралась власть Рима, его господство было увековечено? Могли ли реформаторы считать себя невиновными в крови сотен и тысяч тех, кто в результате этого компромисса расстанутся с жизнью в папских странах? Это означало бы изменить Евангелию и идеалам христианской свободы в самый критический час”. Нет, скорее они “пожертвуют всем: своим положением, состоянием и своей жизнью”.
«Мы отвергаем этот указ, — сказали князья. — В вопросах, касающихся совести, мнение большинства не имеет силы». Депутаты заявили: «Мир, которым наслаждается империя, — результат декрета 1526 года. Отмена этого декрета наполнит Германию волнениями и раздорами. Сейм неправомочен поступать иначе, как только поддерживать религиозную свободу, пока не будет созван собор». Защищать свободу совести — это долг государства, здесь проходит граница его полномочий в религиозных делах. Всякое правительство, пытающееся регулировать духовную жизнь или насаждать религию гражданскими законами, жертвует именно тем принципом, за который так благородно сражались христиане-протестанты.
Паписты решили подавить то, что они именовали «дерзким упрямством». Они предприняли попытку посеять раздор среди защитников Реформации и запугать тех, кто открыто не поддерживал ее. Наконец сейм призвал представителей свободных городов и потребовал от них прямого ответа: согласны ли они с предложенными условиями? Те попросили отсрочки, но напрасно. Когда их призвали к ответу, почти половина городских депутатов присоединилась к реформаторам. Те, кто отказались пожертвовать свободой совести и правом на собственное мнение, хорошо знали, что их ожидают обвинения, осуждение и преследование. Один из делегатов сказал так: «Мы должны или отречься от Слова Божьего, или погибнуть на костре».
Императорский представитель на сейме король Фердинанд понимал, что указ вызовет серьезные разногласия, если не убедить князей принять и поддержать его. Поэтому он употребил все свое искусство, чтобы убедить их, прекрасно зная, что принуждение только придаст им решимости. Он «упрашивал князей принять этот указ, уверяя, что императора это чрезвычайно обрадует”. Но эти верные мужи подчинялись власти, которая выше земных царей, и они спокойно ответили: “Мы повинуемся императору во всем, что может способствовать сохранению мира и прославлению Бога”.
Наконец перед всем сеймом король объявил курфюрсту Саксонии и его сторонникам, что «вскоре этот эдикт выйдет в виде императорского указа, и им остается лишь подчиниться большинству». Сказав это, он оставил собрание, не дав реформаторам никакой возможности для размышления или ответа. «Напрасно они посылали делегацию к королю, умоляя его вернуться». На все их просьбы он отвечал: «Дело решенное, вам необходимо подчиниться».
Сторонники императора не сомневались, что христианские князья будут по-прежнему ставить Священное Писание неизмеримо выше всех человеческих учений и требований. Они знали, что там, где придерживались этого принципа, папство в конечном итоге терпело поражение. Но, подобно тысячам своих современников, «взирающих только на видимое», они обольщались мыслью, что приверженцы императора и папы гораздо сильнее реформаторов и их позиции прочнее. Если бы реформаторы полагались только на помощь людей, то они действительно были бы такими бессильными, какими их считали враги. Но они, несмотря на свою малочисленность, несмотря на немилость Рима, были сильны. Они обратились «от решения сейма к Слову Божьему и от императора Карла — к Иисусу Христу, Царю царей и Господу господствующих».
Поскольку Фердинанд не захотел считаться с убеждениями их совести, князья решили, невзирая на его отсутствие, немедленно представить свой протест на рассмотрение государственного совета. Они составили торжественную декларацию и представили ее сейму:
«Мы заявляем протест перед Богом, нашим Единым Творцом, Защитником, Искупителем и Спасителем, Который однажды будет судить нас, а также и перед всеми людьми и всем живущим, торжественно заявляем, что ни мы, ни наш народ не согласны ни с одним пунктом указа, который противоречит Богу, Его Святому Слову, нашей доброй совести и спасению нашей души.
Как мы можем принять этот указ?! Как согласиться с тем, что, в то время как Всемогущий Господь призывает каждого из нас познать Его, человек лишен права получить это познание о Боге? Только учение, которое согласуется со Словом Божьим, может считаться истинным и верным. Господь запрещает учить иному… Священное Писание должно поясняться другими, более понятными текстами; эта святая Книга, необходимая христианам, доступна для понимания и призвана рассеивать мрак. Благодатью Божьей мы принимаем решение проповедовать только чистое и неповрежденное Его Слово, которое содержится в книгах Ветхого и Нового Завета, не прибавляя к нему никаких человеческих измышлений. Это Слово — единственная истина, надежное правило жизни и основание любого учения, оно никогда не подведет нас и не обманет. Тот, кто стоит на этом основании, вынужден противостоять всем силам ада, но человеческое тщеславие падет пред лицом Божьим.
По этой причине мы отвергаем иго, которое на нас возлагают… В то же время мы надеемся, что его императорское величество отнесется к нам, как и подобает христианину, любящему Бога превыше всего; мы выражаем ему, а также и вам, милостивые государи, свою любовь и покорность, ибо это есть наш прямой и законный долг».
Это произвело глубокое впечатление на сейм. Отвага людей, заявивших такой протест, поразила и смутила многих. Перед ними рисовались картины грозного и неясного будущего. Распри, вражда и кровопролитие казались неизбежными. Но реформаторы, уверенные в справедливости своего дела, полагаясь на руку Всемогущего, были «исполнены мужества и твердости».
«Принципы, изложенные в этом знаменитом протесте, составляют самую сущность протестантизма. Этот протест направлен против двух злоупотреблений в вопросах веры: вмешательства светской власти в духовную жизнь человека и произвола духовенства. Протестантизм утверждал превосходство совести над светской властью и превосходство авторитета Слова Божьего над авторитетом Церкви. Не признавая мирской власти в религиозных делах, протестанты вместе с апостолами говорят: ‘Мы должны больше слушаться Бога, нежели человека’. Протестанты возвысили венец Иисуса Христа выше короны Карла V. Все учения, созданные человеком, должны быть подчинены служению истине Божьей”. Протестанты также заявили о своем праве открыто выражать религиозные убеждения. Они желали не только верить и повиноваться, но и проповедовать истины Слова Божьего, отрицая возможность вмешательства в эти дела священников или властей. Протест в Шпейере, явившись торжественным воззванием против религиозной нетерпимости, утверждал право всех людей служить Богу по велению своей совести.
Протест был обнародован. Он остался в памяти тысяч людей, был внесен и в небесные книги, откуда его не сотрет никакая рука. Вся протестантская Германия приняла этот протест как выражение своей веры. Повсюду люди видели в этой декларации начало новой и светлой эры. Один из князей так сказал протестантам в Шпейере: «Пусть Всемогущий, по милости Которого вы можете энергично, свободно и бесстрашно говорить о своей вере, сохранит вашу христианскую непоколебимость до дней вечности».
Если бы Реформация, достигнув определенных успехов, стала приспосабливаться ко времени и обстоятельствам, чтобы таким путем снискать расположение мира, тогда она изменила бы Богу и собственным идеалам и обрекла бы себя на гибель. Опыт этих благородных реформаторов содержит в себе урок для всех грядущих поколений. Средства, которыми пользуется сатана, сражаясь против Бога и Его Слова, не изменились, как и в XVI веке, он по-прежнему борется против того, чтобы человек руководствовался в своей жизни Священным Писанием. В наше время происходит значительное отклонение от принципов и заповедей Писания и ощущается серьезная необходимость вернуться к великому протестантскому принципу — Библия, и только Библия является мерилом веры и долга. Сатана продолжает свою работу, прибегая к любому средству, чтобы уничтожить религиозную свободу. Антихристианская власть, отвергнутая протестантами в Шпейере, теперь с новой силой стремится восстановить утраченное господство. И единственная надежда для протестантов наших дней заключается в непоколебимой преданности Слову Божьему, преданности, которую проявляли реформаторы во время кризиса XVI века.
Когда над протестантами нависла угроза, Всесильный Господь простер Свою руку, чтобы защитить Своих верных детей. Вот один из ярких примеров. «По улицам Шпейера по направлению к Рейну быстро шел Меланхтон вместе со своим другом Симоном Гренаусом. Он торопил своего приятеля быстрее переправиться на другой берег Рейна. Тот был удивлен такой настойчивостью. „Мне явился незнакомый почтенный старец, убеленный сединой, — объяснил Меланхтон, — и поведал, что через самое непродолжительное время Фердинанд отдаст распоряжение арестовать Гренауса“.»
Днем видный папский богослов Фабер выступал с проповедью, в которой нападал на Гренауса. Тот обвинил Фабера в том, что он защищает «отвратительные заблуждения». Фабер скрыл свой гнев, но немедленно отправился к Фердинанду и заручился его согласием на арест надоедливого Гейдельбергского профессора. Меланхтон не сомневался в том, что Бог послал к ним Своего ангела, чтобы предупредить о готовящейся расправе.
«Застыв на берегу Рейна, он ждал, пока воды реки спасут Гренауса от его гонителей. „Наконец-то, — облегченно вскричал Меланхтон, когда увидел его на противоположном берегу. — Наконец-то он вырван из железных челюстей тех, кто жаждал его невинной крови“. Когда Меланхтон возвратился домой, ему сообщили, что в поисках Гренауса офицеры перевернули весь дом».
Реформацию необходимо было возвысить перед великими мира сего. Фердинанд отказался выслушать протестантских князей, но им была предоставлена возможность изложить свои взгляды в присутствии императора и государственной и церковной знати. Стремясь покончить с распрями, терзавшими империю, Карл V спустя год после протеста в Шпейере созвал сейм в Аугсбурге и изъявил желание председательствовать на нем. Туда были приглашены и вожди протестантизма.
Реформации угрожала серьезная опасность, но приверженцы ее по-прежнему полагались на волю Божью и обещали оставаться верными Евангелию. Приближенные курфюрста Саксонского уговаривали его не появляться на сейме. «Император, — говорили они, — хочет заманить князей в ловушку. Оказаться в стенах города наедине с таким сильным врагом очень рискованно». Но другие благородные мужи заявили: «Пусть мужество не покидает князей, и дело Божье будет спасено». «Бог не оставит нас», — говорил Лютер. Курфюрст со своей свитой отправился в Аугсбург. Всем были хорошо известны опасности, которые угрожают ему, и многие провожали его с тяжелым сердцем. Но Лютер, сопровождавший курфюрста до Кобурга, поддерживал их слабеющую веру пением псалма, написанного им по случаю их отъезда: «Господь — наша крепость». И эта вдохновенная песнь облегчила бремя тягостных предчувствий и опасений.
Князья, приверженцы Реформации, решили систематизировать свои взгляды, изложить их на бумаге и, подкрепив доказательствами из Священного Писания, представить этот документ сейму. Его составление было поручено Лютеру, Меланхтону и их помощникам. Это исповедание было принято протестантами как символ их веры, и они собрались, чтобы собственноручно расписаться на этом важном документе. Какой серьезный и ответственный момент! Реформаторы стремились отмежеваться от политических вопросов; они понимали, что главная цель Реформации — нести народу Слово Божье. Когда князья-протестанты приготовились подписать выработанный документ, Меланхтон попытался предостеречь их, сказав: “Пусть это сделают богословы и служители церкви, а авторитет великих мира сего мы должны приберечь для других вопросов”. “Да запретит тебе Бог исключать меня из списка! — воскликнул Иоганн Саксонский. — Я готов сделать все, что требует справедливость, и совершенно не беспокоюсь о последствиях. Я желаю пред всеми исповедовать Господа. Для меня крест Иисуса Христа дороже, чем судейские полномочия и мантия курфюрста”. С этими словами он поставил свою подпись. Другой князь, взяв перо, сказал: “Если этого требует честь Господа Иисуса Христа, я готов… отдать мое состояние и жизнь. Я скорее откажусь от своих владений и с одним посохом в руках покину землю моих отцов, — продолжал он, — чем соглашусь принять учение, не отвечающее принципам, изложенным в этом документе”. Вот какова была вера этих неустрашимых мужей Божьих.
Настало время явиться к императору. Восседая на престоле, окруженный курфюрстами и князьями, Карл V принял протестантских реформаторов. Были зачитаны пункты их символа веры. На этом собрании августейших особ были открыто и определенно изложены евангельские истины и указано на папские заблуждения. Не напрасно этот день был назван «одним из величайших дней Реформации и прекраснейшим днем в истории христианства и человечества».
Прошло всего несколько лет с тех пор, как виттенбергский монах стоял один перед национальным советом в Вормсе. Теперь на его месте оказались самые благороднейшие и могущественные князья империи. Лютеру не разрешили приехать в Аугсбург, но он присутствовал там своими словами и молитвами. «Я чрезвычайно рад, — писал он, — что дожил до этого часа, когда имя Христа открыто засвидетельствовано такими знаменитыми исповедниками перед столь блестящим собранием». Так исполнились слова Писания: «Буду говорить об откровениях Твоих пред царями» (Псалтирь 118:46).
Во дни апостола Павла Евангелие, за которое он страдал в темнице, было проповедано перед царями и знатью Рима. История повторилась: то, о чем император запретил говорить с кафедры, проповедовалось во дворце; то, что многие считали недостойным, неподобающим даже для слуг, обрушивалось на головы изумленных вельмож и сановников империи. Коронованные и титулованные особы были слушателями, могущественные князья — проповедниками, а тема проповеди — царственная истина Божья. «С апостольских времен, — говорит писатель, — не было совершено более великой работы и не произносилось более величественного исповедания».
«Все, сказанное лютеранами, есть истина, мы не можем ее отрицать», — заявил папский епископ. «Способны ли вы обоснованными доводами опровергнуть княжеское исповедание?» — спросил другой у доктора Эккена. «Писаниями апостолов и пророков — нет, — раздался ответ, — но сочинениями отцов Церкви и постановлениями соборов — да!» «Понятно, — заметил человек, задавший этот вопрос. — По вашим словам выходит, что лютеране основываются на Писании, а мы — нет».
Некоторые германские князья приняли реформаторскую веру. Сам император объявил, что протестантское исповедание содержит в себе сущую истину. Этот символ веры, переведенный на многие языки, распространился по всей Европе, и миллионы людей последующих поколений принимали его как основание своей религии.
Верные слуги Божьи трудились не в одиночку. В то время как «начальства, власти и злые духи поднебесные» объединились для совместной борьбы против них, Господь не забыл Свой народ. Если бы их глаза открылись, они, подобно пророку древности, увидели бы несомненные доказательства Божественного присутствия. Когда слуга Елисея испугался вражеских войск, окруживших их, и решил, что положение безвыходное, пророк воззвал: «Господи! открой ему глаза, чтоб он увидел» (4 Царств 6:17). И вот слуга увидел множество огненных колесниц со всадниками и небесную армию, посланную защитить Божьего человека. Подобным образом охраняли ангелы и реформаторов.
Одним из принципов, которые особенно твердо отстаивал Лютер, было неприменение оружия для защиты Реформации и отказ от помощи светской власти. Он радовался, что немецкие князья стали исповедовать Евангелие, но когда они предложили создать оборонительный союз, заявил, что «только Бог должен защищать евангельское учение… Чем меньше люди станут вмешиваться в это дело, тем очевиднее будет вмешательство Господа. Все предложенные политические меры предосторожности, по его мнению, можно приписать только постыдному страху и греховному недоверию».
Когда могущественные враги объединились, чтобы нанести поражение реформаторской вере, когда казалось, что тысячи мечей обнажены против нее, Лютер писал: «Сатана проявляет свою ярость; безбожные епископы составляют заговоры, нам угрожают войной. Увещевайте народ верой и молитвой храбро сражаться пред престолом Божьим, чтобы наши враги, побежденные Духом Божьим, были вынуждены заключить мир. Наша главная необходимость, наш главный труд — это молитва; пусть люди знают, что они ходят по лезвию меча по причине ярости сатаны, пусть они молятся».
Впоследствии, вспоминая предложение протестантских князей об оборонительном союзе, Лютер говорил, что в этой войне может быть применимо только одно оружие — «меч Духа». Он писал саксонскому курфюрсту: «Мы не можем по совести оправдать этот союз. Мы согласны скорее умереть десять раз, чем видеть, что из-за Евангелия пролилась хотя бы одна капля крови. Наша участь — быть агнцами, которых ведут на заклание. Нужно нести крест Христа. Пусть Ваше высочество не тревожится. Нашими молитвами мы сделаем больше, чем все наши враги своим хвастовством. Только пусть Ваши руки не обагрятся кровью Ваших братьев. Если император потребует, чтобы мы предстали перед его судом, мы готовы это сделать. Вы не можете защитить нашу веру; каждый должен верить, рискуя своей жизнью и подвергаясь опасности».
Из тайного места, где совершались молитвы, исходила сила, которая великим движением Реформации потрясла весь мир. В священном спокойствии слуги Божьи опирались на скалу Его обетований. Во время борьбы в Аугсбурге Лютер «ежедневно три часа посвящал молитве, причем это было самое лучшее время, которое он всегда отводил для занятий». В уединении своей комнаты он изливал душу пред Богом в словах, «полных благоговения, страха и надежды. Он обращался к Богу как к своему Другу». «Я знаю, что Ты — наш Отец и наш Бог, — говорил он, — что Ты рассеешь гонителей детей Твоих, ибо Ты Сам с нами среди опасностей. Это дело Твое, и только потому, что на то была Твоя воля, мы принялись за него. Защити нас, Отче».
Обращаясь к Меланхтону, удрученному бременем тревоги и страха, он писал: «Благодать и мир во Христе. „Во Христе“ — я говорю, а не в мире. Аминь. Мне крайне ненавистно твое чрезмерное беспокойство, которое губит тебя. Если это дело неправое, оставим его, а если оно справедливо, то почему мы должны считать лживыми обетования Того, Кто повелевает нам спать без страха?.. Христос способен завершить справедливое и правое дело. Он жив и царствует на престоле Своем, зачем же нам тогда бояться?»
Бог услышал вопли Своих рабов. Он одарил князей и служителей, защищающих истину против властителей тьмы мира сего, благодатью и мужеством. Господь говорит: «Вот, Я полагаю в Сионе камень краеугольный, избранный, драгоценный; и верующий в Него не постыдится» (1 Петра 2:6). Протестантские реформаторы строили на Христе, и врата ада не могли одолеть их.